Для Верли не имело значения то, что они покупают подержанный фургон, потому что его прежние владельцы хорошо заботились о нём. Они не курили. Плита содержалась в чистоте. Подушки на небольших диванчиках (которые превращались в односпальные кровати) были немного затёртыми, но Верли позаботилась о них, заменив прежние наволочки совершенно новыми. Она повесила занавески, которые сочетались с подушками, и купила ковёр, который сочетался с занавесками. Росс какое-то время ворчал из-за ковра, но Верли считала виниловое покрытие пола фургона немного холодным, а его цвет непривлекательным. Она хотела, чтобы фургон выглядел как можно уютнее.
В конце концов, им предстояло провести в нём не меньше четырёх месяцев.
План Росса был прост. Теперь, когда он оставил свой пост в банке и ушёл на пенсию, он хотел снова посетить все города, в которых раньше работал. Долгие годы он стремился занять высокую должность в управлении, и это было его конечной целью. Росс старательно исполнял свои обязанности, сидя за гроссбухами и разбираясь с дебитом и кредитом. Скромную должность кассира он сменил на место бухгалтера, затем стал руководителем отдела, затем региональным представителем, прежде чем ему удалось занять высокую должность в управлении банка. Во время своего пребывания в Вагга-Вагга[16] он познакомился с Верли и женился на ней. Тогда она работала кассиром в его отделе. Из Вагги они переехали в Мельбурн, затем в Балларат,[17] Брокен-Хилл, Дарвин и Сидней; они прожили в Сиднее двадцать два года, чтобы дать своим детям (Марку, Джоди и Сьюзен) возможность получить первоклассное образование в хороших частных школах.
Они жили в солидном доме, расположенном на тенистой улице Роузвилль, и впервые Верли удалось в полной мере проявить свою домовитость. Она смогла посадить и вырастить великолепный сад, наполненный розами и деревьями с густой листвой. Она отремонтировала кухню, купила мебель из красного дерева — которую усердно отполировала — и нашла себе круг приятных друзей, большинство из которых регулярно посещали церковь. Почти все её подруги были заботливыми матерями с собственными машинами. Сейчас у Сьюзен, старшей дочери Верли, было двое детей; она вышла замуж за врача и теперь жила в Хантерс Хилле.[18] Марк был одним из партнёров крупной адвокатской конторы. Джоди работала в Лондоне. Верли гордилась ими всеми, но сейчас у них была своя жизнь, и она почти не видела их. Поэтому она не стала возражать, когда её муж высказал идею совершить путешествие. На самом деле она с радостью приняла его предложение. Дом на улице Роузвилль был довольно сырой и требовал ухода, который стоил им больших усилий. Соседи менялись; многие старые друзья продали свои дома и переехали на южное побережье или в Голубые горы,[19] освобождая дорогу новым семьям с детьми школьного возраста, которых Верли находила очень шумными. Некоторых людей она не могла понять. Казалось, что сегодня они учили своих детей всему, кроме дисциплины.
Она согласилась с предложением Росса купить фургон для путешествия. Пока Росс сидел над картами, справочниками и атласами дорог из «Ридерз Дайджеста», Верли занялась фургоном, который они приобрели у одного из бывших коллег Росса. Она наполнила шкафы, повесила картины и купила несколько диванных подушек. Вместе с Россом они купили походную плиту, фильтр для воды, портативную видеокамеру. Правда, Сьюзен попыталась отговорить их, указывая на то, что у Верли было повышенное кровяное давление — разве ей следует предпринимать такое долгое и напряжённое путешествие? Но Верли посмеялась над страхами дочери. Эта поездка не будет напряжённой. Это будет чудесная поездка Верли умирала от желания увидеть старые любимые места разыскать друзей, с которыми они давно потеряли контакт, посмотреть на бывшие места работы, сфотографировать дома в которых они с Россом когда-то жили. И конечно, Росс был в своей стихии. Она беспокоилась из-за его выхода на пенсию; как он с этим справится? Но теперь она видела, что беспокоилась напрасно. Планируя маршрут, рассчитывая затраты, предупреждая друзей и заботясь о запасах продовольствия, он был счастлив, как жаворонок.
Конечно, она не знала, что случится потом, когда путешествие закончится. Но она сумеет справиться с трудностями, когда наступит их время. Может быть, Росс тоже решит продать дом. А если он так и поступит, то сложный процесс переезда на южное побережье займёт его на долгое время.
Что бы он ни решил, Верли последует за ним. Она всегда так делала. Долгие годы научили её, что жизнь только в том случае становилась сносной, если все важные решения принимал Росс. Она давно перестала обижаться на его убеждение, что кто зарабатывает деньги, тот устанавливает законы. Будучи мирной, податливой женщиной, она не особенно раздражалась. Вместо этого она лишь тихо занималась своими делами — детьми, домом, садом, разным рукоделием, чтением английских детективов, — высказывая свои жалобы немногим близким подругам. В конце концов, она больше не была легкомысленной молодой особой. Если жизнь и научила её чему-нибудь, так это не ожидать всегда счастливого конца.
Готовясь к путешествию, Верли ещё раз проверила комнатные растения в горшках, которые она закрепила в специальных подставках, чтобы они не упали и не разбились, когда фургон поедет по неровным участкам дороги. Она также взяла своё вязание, шитьё и несколько скромных подарков для старых друзей: металлические статуэтки, отрезы льняной и шёлковой ткани, ароматическое мыло, предметы украшения. Ничего бьющегося. Ничего большого. Именно она настояла на том, чтобы взять портативный телевизор. Росс возражал, но Верли уговорила его. Она знала Росса. Она также знала, с чем ей придётся иметь дело, если он останется без вечерних воскресных выпусков спортивных новостей. Кроме того, им предстоит проводить вместе долгие вечера. Росс не читал книг — только газеты, — и Верли не выносила мысли о том, что ей придётся разговаривать с ним в то прекрасное время суток, которое она любила проводить с чашкой кофе и последним детективом Джеймса.
Телевизор займёт Росса, если он не сможет найти собеседника. Он был довольно беспокойным человеком и любил небольшой шум. Верли была другой; она вырастила троих детей и предпочитала тишину. В этом, как и во многих других аспектах жизни, они существенно отличались.
Например, в Милдуре Верли не стала бы жаловаться на то, что им подали недожаренного цыплёнка. Она бы просто попросила заменить блюдо. Соответственно она бы не устроила такого скандала из-за ошибки, которую Росс обнаружил в счёте, предъявленном ему владельцем автомобильного парка. Казалось, что Росс постоянно искал примеры мошенничества или плохого обслуживания — возможно, это было неизбежным результатом работы в банке. Напротив, Верли не любила конфликты. Она была готова признать себя трусихой в этом отношении. Но как переживал бы Росс, если бы она не выражала своё настроение с такой неохотой?
По-другому и быть не могло.
К счастью, остановка в придорожной гостинице «Коомба» прошла без неприятных инцидентов. Несмотря на тучи мух в помещении магазина и слишком ограниченный выбор мороженого в холодильнике, Росс не нашёл ничего достойного его недовольства. Он заправился, купил себе мятные конфеты «Корнетто» и снисходительно улыбнулся выбору Верли — «Трайпл Трит». Затем они продолжили свой путь, радуясь тому, что на дороге почти не было машин. Машины на дороге означали людей, которые тащились позади их неуклюжего фургона, а это в свою очередь означало людей, рискующих жизнью в попытках обогнать Росса на узкой дороге. Даже если обгон на такой ровной, прямой дороге был не особенно опасным, помимо этого всегда были водители, которые висели у них на хвосте. А Росс страстно ненавидел их. Они приводили его в ужасное настроение.
Верли предпочитала ездить с ним, когда он был спокоен и доволен собой.
— Посмотри, — сказала она почти сразу после того, как они пересекли Пайн-Крик, — кто там впереди? Знаешь, Росс, мне кажется, кому-то нужна помощь.
Серая точка на горизонте по мере приближения приобретала определённую форму. Верли увидела машину, оставленную рядом с дорогой; люди, собравшиеся вокруг неё, сначала напоминали тёмные тени, похожие на муравьёв. Однако, несмотря на то, что Росс начал снижать скорость, вскоре стало очевидно, что им махал какой-то мужчина. Мужчина с маленьким ребёнком.
К тому времени, как они подъехали к серой машине, Верли смогла увидеть, что этот мужчина был высоким, немного худым и уже начинал терять волосы. Мягкое доброжелательное выражение лица делало его похожим на рассеянного профессора. На нём были сандалии, шорты и свободная футболка, а на запястье дорогие часы. Верли обратила внимание на часы, на маленькую девочку, которая держалась за его левую (и очень волосатую) ногу, и на тот факт, что он снял солнечные очки, когда Росс остановил фургон рядом с ним. Этот человек, решила она, не представлял угрозы. Его мягкие голубые глаза и робкая улыбка внушали такое же большое доверие, как и количество членов его семьи.
— У вас всё в порядке? — спросил Росс, и мужчина приблизился к его окну.
— У нас кончился бензин, — сказал он.
— Вот оно что.
— И наш мобильный телефон здесь не работает. Может быть, у вас есть спутниковый телефон?
— Нет. Нам очень жаль.
Затем заговорила жена этого мужчины (по крайней мере, Верли решила, что это была его жена). Она выглядела моложе и энергичнее своего мужа; её ярко-зелёные глаза выделялись на загорелом лице. Она отвела в сторону маленькую девочку и наклонилась, чтобы обратиться к Россу через наполовину открытое окно.
— Вы едете из Коомбы? — спросила она.
— Да, мы там останавливались, — ответил Росс.
— Как давно?
— Как давно мы там были?
— Да.
— Ну. — Росс взглянул на Верли, которая уже открыла рот, чтобы прийти к нему на помощь. Но Россу не требовалась помощь. Он просто собирался с мыслями. — Полагаю, полтора часа назад, — заявил он.
— Да? — Женщина выглядела удивлённой. Она выпрямилась.
Её муж сказал:
— Мы пытались доехать до Коомбы, но, видимо, неправильно рассчитали время. Дорога заняла у нас больше времени, чем мы ожидали. Сегодня утром, около десяти часов, мы выехали из Брокен-Хилла.
— Но вы едете не в том направлении, — прервала его Верли. — Я хочу сказать, сейчас вы едете в Брокен-Хилл.
Сразу же зазвучали торопливые объяснения. Заговорили даже дети — мальчик-подросток и хорошенькая девочка лет десяти, которая выглядела очень мило в розовом летнем платье (как грустно, подумала Верли, что сейчас всё меньше девочек носят платья). Их мать несколько раз хлопнула в ладоши.
— Дети! — прикрикнула она. — Тихо!
Затем она снова заглянула в машину.
— Мы увидели, что у нас осталось мало бензина, — сообщила она Верли, — и повернули назад. Мы надеялись добраться до фермы, расположенной недалеко отсюда.
— Здесь есть ферма? — спросила Верли.
— Ну… Мы видели почтовый ящик.
— Понятно.
— Мы не знаем, как далеко от дороги может находиться дом, — продолжила женщина, но потом запнулась. — Если бы… я хочу сказать, если вы сможете увидеть его… если он расположен не очень далеко.
— Вы не могли бы позвонить и сообщить о нас? Если у них есть телефон? — закончил её муж. — Я понимаю, что не должен просить вас о таком большом одолжении…
— О, нам не придётся этого делать, — решительно сказал Росс. Он говорил вежливо, но Верли чувствовала нетерпение, скрывавшееся за его спокойным, хорошо модулированным голосом. — До Брокен-Хилла совсем недалеко. Мы найдём телефон там.
— Это очень мило с вашей стороны. Просто мы немного обеспокоены из-за детей. — Рассеянный профессор жестом показал на самую маленькую девочку. — Понадобится не менее двух часов, чтобы добраться туда, и столько же, чтобы вернуться назад, а поскольку сейчас уже третий час.
— Нет, нет, — сказал Росс. — Два часа, чтобы доехать до города? Ничего подобного. Нет, самое большое — полчаса.
Члены семьи обменялись многозначительными взглядами. Наконец, отец сказал:
— Понимаете, мы ехали три часа, прежде чем нам пришлось повернуть назад. И мы уехали не очень далеко.
— Но мы только что пересекли Пайн-Крик. Смотрите сюда — Верли, ты не достанешь нам карту?
Верли послушно вытащила карту из бардачка. Она была сложена так, чтобы они могли видеть шоссе Силвер-Сити. Забрав бумажную карту у жены из рук, Росс постучал по толстой красной линии указательным пальцем.
— Вот — видите? — сказал он. — Это дорога, это Коомба, а это Пайн-Крик. Мы пересекли ручей несколько минут назад. А это значит, что мы не больше чем в сорока пяти километрах от Брокен-Хилла.
Рассеянный профессор и его жена столкнулись головами, когда они вместе наклонились к карте. Росс извинился. Он протянул им карту, затем посмотрел в зеркало заднего вида. Верли знала, о чём он думает. Сейчас вся заблудившаяся семья собралась вокруг их машины, а он недостаточно далеко отъехал от проезжей части. Если вдруг сзади появится какой-нибудь автомобиль, может произойти авария.
— Но мы ехали несколько часов, — возразил мальчик, повысив голос. — Как такое может быть, что за всё это время мы не проехали сорока пяти километров?
Его отец нахмурился, изучая карту.
— Этому должно быть объяснение, — начал он, прежде чем Росс прервал его.
— Знаете, вам лучше уйти с дороги, — заметил Росс. — Здесь не особенно много машин, но никогда не знаешь, что может случиться.
— Ах, да! Да, конечно…
— Дети, вернитесь в машину!
— Но мама!
— Я сказала, немедленно сядьте в машину!
— Если хотите, я позвоню в национальную службу помощи автомобилистам, — предложил Росс. — Вы принадлежите к ней?
Последовало непродолжительная дискуссия об этой транспортной организации и о том, в состоянии ли подобные службы оказать помощь тем своим членам, у которых кончился бензин. Росс пообещал, что если им не повезёт, то он позвонит в полицию.
— Возможно, было бы лучше, если бы кто-нибудь поехал вместе с нами, — сказал он. — Вы или ваша жена. Может быть, ещё маленькая девочка.
— О, нет. Спасибо, но мы не хотим расставаться.
— Мы не можем поехать все вместе? — предложил мальчик. Маленькая девочка подергала отца за шорты:
— Можно мне в фургон? — спросила она.
— Нет, дорогой. — Верли повернулась к ним. — Правила дорожного движения запрещают ездить в прицепе.
— Мы не поместимся, — объяснила мать своим отпрыскам. — Не волнуйтесь. Они обязательно позвонят кому-нибудь, и нам помогут.
— Но для этого нам нужно знать ваши имена, — пробормотал Росс. Он достал свою записную книжку и шариковую ручку и записал всю необходимую информацию. Рассеянный профессор оказался Ноэлом Фергюсоном. Его жену звали Линда Фергюсон. Росс записал их адрес и регистрационный номер машины вместе с маркой автомобиля и местом производства. Затем он положил записную книжку в нагрудный карман и отдал ручку Верли, которая спрятала её в своём кошельке.
— Надеюсь, что вам вскоре встретится человек, у которого есть лишний бензин. К сожалению, у нас нет. — Вообще-то, они с Верли обсуждали предложение взять с собой лишнюю канистру бензина, но, в конце концов, он воспротивился. Они всё равно будут держаться главных дорог. А в случае аварии присутствие канистры бензина в фургоне может оказаться опасным. Кроме того, Росс был слишком хорошо организован, чтобы рискнуть и предпринять длительный переезд, не имея доступа к бензину.
— Я не могу понять людей, которые не умеют планировать, — сказал он, когда Фергюсоны остались позади. — Очевидно, этот парень выехал из Брокен-Хилла с почти пустым баком. А теперь он застрял посреди пустыни с женой и тремя маленькими детьми. — Росс покачал головой. — Некоторые люди просто не умеют думать вперёд.
— Но он показался мне довольно милым. Да и вся семья тоже.
— Я не говорю, что они не милые. Я говорю только то, что они почти преступно небрежны. А потом они ждут, чтобы другие вытаскивали их из неприятностей, — как те глупцы, которые пускаются в поход без необходимого снаряжения и которых приходится эвакуировать на самолётах. — Он прищёлкнул языком. — Боюсь, это старая история. Недостаток предусмотрительности.
Верли ничего не ответила. Разумеется, Росс обладал предусмотрительностью в избытке, но не во всех сферах жизни. Он никогда не проявлял достаточно предусмотрительности, когда дело касалось разделения светлых и тёмных вещей во время стирки или предчувствия (и улаживания) конфликтов с детьми.
Она позволила ему высказываться на одну из своих любимых тем ещё несколько минут, прежде чем её внимание привлёк другой предмет. Однако на сей раз это была не машина. На сей раз это был почтовый ящик.
— Посмотри, — сказала она, — это не может быть тот самый почтовый ящик, о котором они говорили?
— Возможно. — Её муж не удостоил его и взглядом.
— Он не очень далеко, правда?
— Да.
— Как ты думаешь, они могли бы дойти до него пешком? Может быть, нам стоит вернуться и сказать им о ящике?
— Верли, — сказал Росс, — то, что почтовый ящик находится недалеко, совсем не означает то, что дом находится близко. Он может быть в нескольких милях от дороги.
— Полагаю, ты прав.
— Кроме того, очень скоро мы будем на месте. Нет никакого смысла отправляться на поиски дома, когда город находится так близко. Это пустая трата времени.
— Полагаю, ты прав, — повторила Верли.
В то же время ей совсем не нравилось то, что они оставили трёх маленьких детей на незнакомой пустынной дороге. Почему-то это не казалось ей правильным решением. Она чувствовала беспокойство.
И она почувствовала себя ещё хуже, когда через несколько километров они проехали мимо пустого грузовика — большого белого грузовика с двумя огромными прицепами, брошенного посреди пустыни.
Это ещё больше удивило её.
— Похоже на то, что скоро у нас кончится бензин, — сказал Грэхем.
Он утверждает очевидное, подумал Крис. Он сам последние пятнадцать минут беспокоился из-за уровня топлива в баке. Он знал, что-то было не так, потому что он рассчитал потребление бензина до последнего миллилитра. У него был такой склад ума, и до сих пор он никогда не подводил его.
— Не могу поверить, что мы ещё не там, — пробормотал он. — Сколько времени? Половина третьего? Мы должны быть уже в городе.
— Мы останавливались у гостиницы, — напомнил ему Грэхем.
— Да, но на сколько? На двадцать минут? На полчаса, самое большее. И мы выехали из Милдуры в десять тридцать…
— В десять тридцать пять.
— Мы уже должны быть на месте, так, Алек? — обратился Грэхем к спасённому шофёру грузовика, который почти ничего не сказал с того момента, как сел на заднее сиденье. Он принял предложение Грэхема выпить немного воды и рассказал — после того, как его спросили, — что он перевозит цемент. Но, видимо, он был немногословным человеком. Или у него было что-то на уме. Крис подозревал последнее. Ему казалось странным то, что Алек продолжал грызть ногти и постоянно выглядывать из окна.
— Да, — наконец сказал Алек, когда «лендровер» остановился на обочине. — Да, сейчас мы должны быть уже там.
— Что ты делаешь? — спросил Грэхем, повернувшись к своему брату. — Почему ты остановился?
— Чтобы залить ещё бензина.
— Но мы почти приехали.
— То же самое мы думали полчаса назад.
— Но это так, Крис. Я проверял по карте. Мы пересекли Пайн-Крик ещё до того, как встретили Алека.
— Да. Хорошо. — Крис выключил двигатель и сложил руки на руле. Он посмотрел вперёд на две невысокие отдалённые горные вершины, терявшиеся в дымке. Насколько он помнил, они назывались Пинакклы.
Но почему они не приближались?
— Алек? — сказал он.
— Да?
— Это Пинакклы? Вон те две вершины прямо перед нами?
— Да.
— Здесь есть какой-нибудь, даже не знаю, какой-нибудь связанный с ними странный оптический обман?
Последовало короткое молчание. Грэхем посмотрел на Криса так, словно у того выросло две головы. Крис повернулся на своём сиденье к Алеку, который опустил взгляд к полу.
— Нет, — сказал Алек.
— О чём вы говорите? — спросил Грэхем своего брата.
— Не знаю, приятель, — сказал Крис, — но мы едем уже около часа, с тех пор как подобрали его, так? И мы не только не приехали в Брокен-Хилл — что должно было произойти уже давно, учитывая скорость, с которой я ехал, — мы нисколько не приблизились даже к этим горам. Я хочу сказать, что они не становятся больше. Ты это заметил, Алек?
— Да, — признался Алек, не отрывая взгляда от пола.
Грэхем повернулся, чтобы рассмотреть Пинакклы.
— Ты шутишь, да? — спросил он.
— А тебе что кажется? — сказал Крис.
— Не знаю. Я не обращал на них внимания.
— Ну а я обращал. Я всегда и на всё обращаю внимание. Следовательно, или я совершенно не умею читать карты, распределять время и рассчитывать потребление топлива, или я нахожусь на другой дороге. Я на другой дороге, Алек?
— Нет, — сказал шофёр грузовика.
— Не обижайся, приятель, но ты всё-таки не папа римский, — заметил Грэхем, обращаясь к своему брату. — Я хочу сказать, что никто не ожидает от тебя полной непогрешимости. Но мы точно не сбились с дороги. Мы пересекли Пайн-Крик — там был дорожный знак.
— Да, а теперь посмотри на карту. Ручей находится не более чем в сорока пяти километрах от Брокен-Хилла Мы должны были приехать в город час назад, Грэхем.
— Ты уверен? Ты уверен, что часы работают?
— Нет. И я также не уверен в работе счётчика топлива. Или спидометра. Но ты считаешь, что они должны работать, так? Ведь это же совершенно новая машина.
Братья Маккензи погрузились в беспокойное молчание. Наконец, Грэхем прервал его.
— Ладно, — заметил он, — мы никуда не приедем, если будем сидеть здесь. Сейчас я залью в бак ещё топлива, мы поедем дальше и посмотрим, что из этого получится. Может быть, мы всего в пяти минутах от города, только ещё не знаем об этом.
— Нет, — неожиданно заговорил Алек. — Нет, это не так.
Братья Маккензи обернулись, чтобы посмотреть на него.
— Мы совсем не в пяти минутах от города, — продолжил Алек. — Мы вообще не приедем туда.
— Что? — сказал Крис.
— В моём Дизельном Псе было почти семьсот литров топлива. С таким количеством я должен был доехать до чёртовой Тибообурры, не говоря уже о Брокен-Хилле. Но я не доехал. — Алек не смотрел им в глаза.
— Где вы меня нашли? — продолжил он хриплым голосом. — Пинакклы казались оттуда точно такими же. И с тех пор они нисколько не приблизились. Я наблюдал. Я проверял. — Он откашлялся. — Здесь явно происходит какая-то чертовщина, если вы этого до сих пор не заметили.
Грэхем и Крис переглянулись. Одна и та же мысль промелькнула у них в голове: он сумасшедший.
— Да, я знаю, — нетерпеливо сказал Алек. — Вы думаете, что я сошёл с ума. Но я вам точно говорю, мы туда не приедем. Мы будем ехать всё дальше и дальше, но нисколько не приблизимся к городу. В конце концов, вы останетесь без топлива. Посреди пустыни. Как я.
— Ну… — Крис осторожно подбирал слова — И что же ты предлагаешь?
— Я предлагаю развернуться и отправиться назад к гостинице.
Грэхем издал приглушённый возглас.
— Что? — сказал он.
— Не знаю, Алек. — Крис старался рассуждать разумно. — Не знаю, настолько ли всё серьёзно.
— Да, — ответил Алек. Его голос казался безжизненным. Он наклонился вперёд и схватил руками подголовники передних сидений. — Всё очень серьёзно. Если вы не вернётесь, то застрянете здесь. Без еды, без воды, без бензина, без всего.
Крис помедлил. Он не мог определить, находился ли Алек под воздействием стимуляторов, или в его словах действительно был смысл. Что-то здесь не укладывалось в разумное объяснение, это было очевидно. Но законы природы гласили, что если ты будешь продолжать ехать вперёд, то ты должен куда-нибудь приехать. Не сделать этого было физически невозможным.
— Хочешь сказать, что на самом деле мы стоим на месте? — спросил Грэхем. — Ты это имеешь в виду? Я же вижу, как движется местность, Алек. Мы проезжаем предметы, понимаешь?
Алек покачал головой.
— Ничего мы не проезжаем, — возразил он.
— Приятель…
— Послушайте, я знаю эту дорогу! — Алек почти кричал. — Я могу проехать по ней с закрытыми глазами! Ничего не меняется! Вокруг всё то же самое! Тот же самый отрезок пути, снова и снова!
Грэхем развёл руками.
— Но Алек, — спокойно сказал он, — разве в пустыне не так?
Алек бросился на своё сиденье с шумным вздохом.
— Вы не понимаете, — простонал он. — Вы не знаете эту местность. Она совсем не похожа на проклятую пустыню Симпсона. Она другая.
Крис мысленно вернулся к бесконечному однообразию пути от Коомбы до ручья Пайн-Крик. Он приподнял брови и посмотрел на Грэхема, который задумчиво почёсывал щёку.
— Ну, я не знаю, — сказал Грэхем. — Что ты думаешь? Он всё-таки местный житель.
— Ты хочешь вернуться в Коомбу? — спросил Крис у своего брата.
— Не особенно.
Крис развернулся и наклонился к свободному проёму между передними сиденьями.
— Алек, — сказал он, — я приму к сведению твоё мнение. Я понимаю, что ты здесь живёшь. Но если ты ничего не имеешь против, мы добавим бензин в бак и посмотрим, как далеко нам удастся продвинуться.
Алек меланхолично покачал головой.
— И если мы не доберёмся до Брокен-Хилла, скажем. — Крис взглянул на часы, — к половине пятого, тогда я соглашусь, что у нас действительно проблемы, и мы повернём назад. Хорошо? Или кого-нибудь остановим. Это тебя устроит?
Алек пожал плечами.
— У нас полно еды, — заметил Грэхем.
— Да. А ещё у нас есть палатки. И походная плита, — добавил Крис. — Так что с нами всё будет в порядке, что бы ни случилось.
Алек вздохнул и посмотрел в окно.
Грэхем вышел из машины, чтобы снять с крыши канистру бензина Крис снова посмотрел на карту.
Было очень жарко.
Человек ждал рядом с телом Маллита. Он прождал почти два часа после того, как изобразил шумный уход. Громко топая тяжёлыми ботинками, кашляя и ругаясь из-за камней, сыпавшихся у него из-под ног, он вскарабкался на вершину каменистой гряды. Он даже прошёл вперёд ещё несколько метров, прежде чем очень тихо снять ботинки и медленно, осторожно вернуться назад. С одной стороны гряды возвышалась небольшая площадка откуда хорошо просматривался вход в таинственную нору. Съёжившись на этом наблюдательном пункте, созданном силами природы, он установил ружьё между колен и начал ждать. Он ждал и ждал. Солнце медленно передвигалось по небу, обжигая своими лучами его шею и плечи, не защищённые одеждой. По его ногам ползали муравьи, они перебирались на руки, в складки одежды, в носки. У него над головой кружились и жужжали мухи, атакуя его глаза и губы, садясь на тёмные пятна крови на его одежде. Он не решался сдувать их, не говоря уже о том, чтобы издавать другие звуки; вместо этого он без особого успеха отмахивался от них руками, думая о том, правильно ли он поступил, застрелив собаку. Труп привлекал тучи мух. Они прилетали отовсюду, жужжа от возбуждения. Раны Маллита уже казались чёрными от мух.
Один или два раза человек чуть не вздохнул и чуть не чихнул. Ему едва удалось сдержаться. Около часа спустя появилась ворона, чтобы рассмотреть дохлую собаку. Одним блестящим чёрным глазом она осторожно наблюдала за её хозяином. Затем прилетела другая ворона потом ещё одна. Но они не приближались к быстро остывающему мясу. Казалось, что они не доверяли человеку и его неподвижному бдению. Они оставались на некотором расстоянии, иногда делая несколько шагов вперёд, иногда удаляясь, но они не переставали следить за ним.
Человек тоже следил — он следил за норой. Он смотрел на покрытый мраком вход до тех пор, пока тот не начинал расплываться перед его глазами, и тогда ему приходилось несколько раз моргнуть и посмотреть в сторону. Иногда его взгляд охватывал горизонт, отмечая положение солнца, длинных теней. Иногда он смотрел на часы и хмурился. Становилось поздно. Слишком поздно. Ему предстояли другие дела.
Ему нужно было вернуться в дом. Помыться. Найти другую одежду. У него был план — тщательно составленный — и этот план будет защищать его до тех пор, пока он правильно выполняет каждый шаг, прежде чем перейти к следующему. Логика и организация помогут ему пройти через это, словно заклинание против сил хаоса, направленных на него, но только не в том случае, если он споткнётся. Не в том случае, если он позволит врагу устанавливать свои правила.
Ему показалось, будто он услышал в норе какой-то звук — негромкий скребущий звук — и он наклонился вперёд, сощурив глаза. Он знал, что ребёнок был там. Он чувствовал это; воздух практически звенел от напряжения, и источником этого напряжения была нора. Но если Натан был там, то он как всегда притворялся. То же самое было дома, когда он прятался в гараже или в корзине для белья, как проклятый таракан. Это был не ребёнок, это был маленький коричневый таракан.
Возможно, это Грейс научила его прятаться. Она знала все колдовские трюки и наверняка пользовалась ими. А этот ребёнок, ребёнок с её кровью — кто знает, на что он способен? Сейчас он затаился. Спрятался под землёй. Они всегда так поступали. Следили. Ждали. Чёрные тени, которые во мраке плели паутину своего колдовства.
Теперь этого не будет. Они больше не испортят ему жизнь. Проклятие снято.
Наконец, ему надоело ждать. Он не мог рисковать и оставаться здесь дольше. Он должен уйти отсюда, прежде чем случится что-нибудь плохое — прежде чем тёмные силы её воли каким-нибудь образом не соединятся вновь. Сейчас она была мертва, но он не доверял ей. Он почти боялся того, что ему не удалось уничтожить её отравляющий дух, несмотря на все свои усилия. Что если он просто освободил его, выпустил его в воздух или в землю? Что если её дух сможет нанести ответный удар своим обычным способом — заставив весь мир ополчиться против него?
Это может произойти, если он не будет держаться своего плана. Его план, его программа действий — это всё, что у него есть. Он создал себе защиту против её колдовства, используя измерения, механизмы, расписания и другие достижения цивилизации, с помощью которых человечеству удалось подчинить себе естественные силы Вселенной. И он победил. Несмотря на все её тайные познания, она одурачена и побеждена.
Потянувшись к своим ботинкам, он надел сначала один, потом второй, резко дёргая за шнурки, словно хотел их оторвать. Его руки с длинными пальцами и узловатыми суставами были костлявыми, забрызганными высохшей кровью. Под ногтями у него тоже была кровь.
Наконец, со стоном облегчения он встал, потягиваясь и разминая мышцы. Он поморщился, когда с первым порывом ветра до него долетел слабый запах разлагающегося мяса. Пока запах был не слишком силён, но скоро он станет невыносимым. Под этим солнцем Маллит начнёт разлагаться мгновенно. Из его внутренностей будет сочиться жидкость, живот вздуется, и по нему начнут ползать черви.
Размышления на эту тему доставили хозяину Маллита некоторое удовлетворение, потому что это было всё, что заслужил Маллит. Внезапно внутри у него вспыхнула горячая ярость, которая подействовала на него, как кровоизлияние — только словно вместо крови по его жилам потекла густая, насыщенная серой лава. Он с силой наступил на голову Маллита, четыре или пять раз, чувствуя, как хрустят мелкие кости. Затем он повернулся, присел и засунул ствол винтовки глубоко в нору.
— Скажи «спокойной ночи», маленький ублюдок! — выплюнул он. Когда он нажал на спусковой крючок, нора взорвалась. Мелькнула вспышка, раздался грохот, и в воздух поднялся столб пыли. Человек засмеялся и снова зарядил ружьё, передёрнув затвор. Вторая пуля заняла место первой. Когда он снова засунул ствол ружья в нору, ему показалось, будто он что-то услышал — слабый стон? Может быть.
Но в ушах у него до сих пор звенело.
Он выстрелил ещё и ещё раз. Он стрелял до тех пор, пока не опустел магазин, потому что у него было много боеприпасов. Очень много. У него даже было ещё одно ружьё — чертовски старая винтовка, которую он забрал у старика. Она выглядит, как ненужный хлам, но она действительно работает, конечно, если ты не полуслепой инвалид. Он не удержался от смеха, когда подумал о том ковыляющем идиоте, который нёс пули в кармане, словно упаковку мятных леденцов. Шаркал своими домашними тапочками.
Подсадная утка.
Человек выпрямился, тяжело дыша. Он посмотрел по сторонам, но увидел только пустынную местность; вороны улетели. Поблизости не было никаких подозрительных облаков пыли. Теперь он снова был спокоен — даже безмятежен — потому что выполнил свою работу. Наконец работа была сделана. Она стоила долгого ожидания — стоила бесконечного, мучительного, удушающего ожидания. И он чувствовал какую-то слабость, какое-то отупение в мыслях… Ну, так и должно быть. Этого следовало ожидать. Это всё равно, что прибежать после марафона или приходить в себя после долгого, тяжёлого заплыва. Разумеется, ты будешь чувствовать головокружение.
Ему захотелось сфотографировать это место, но он не был глуп, что бы ни говорили другие. Он знал, что не следует оставлять себе никаких сувениров. Это не входило в его план. Теперь ему нужно было избавиться от своего ружья и оставить старую винтовку. Он был готов поспорить, что никто не знает об этой развалюхе — теперь, когда её владелец был мёртв. Она из тех вещей, что фермеры находят под своими сараями для стрижки овец и прячут в чуланах. Чертовски старая. Его собственное ружьё не было зарегистрировано на него, так что здесь всё было в порядке. Оно было украдено одним его приятелем. Тот продал его за выпивку.
Ясно? Он знал, что делает. У него всё было под контролем. Теперь он держал под контролем всё — абсолютно всё. Даже эту шлюху, эту стерву, это проклятую, проклятую суку, которая наводила на него порчу. Он вырезал её глаза. Он размазал их по твёрдой земле.
При мысли о ней его чуть не стошнило. Его руки тряслись, когда он начал шарить по карманам в поисках патронов. Но потом он случайно посмотрел на землю и увидел блестящий тоненький ручеёк, который медленно, очень медленно вытекал из норы.
Он казался почти чёрным, но это было не так. Он был насыщенного тёмно-красного цвета.
С удовлетворением человек отвернулся. Он пошёл к дому размеренными шагами, некоторое время подзывая свистом собаку, прежде чем он вспомнил об участи Маллита. Тогда он засмеялся дрожащим пронзительным смехом и стукнул себя по лбу.
Несколько мух последовали за ним. Большинство осталось рядом с собакой, и совсем немногие начали исследовать нору, привлечённые обещанием скорой поживы.