Дорога к вулканам

Глава третья Размножение подозреваемых

На следующее утро они встретились в полупустом зале ожидания городского аэропорта.

– Привет лучшим сотрудникам, – водрузив на фанерное кресло-диванчик объёмную картонную коробку, поздоровался Чак. – Хорошо выглядите. В том плане, что бодры, веселы и полны позитивной энергии. Хвалю.

– Гав, – отведя глаза в сторону, негромко откликнулся Клык, мол: – «И вам, гражданин румынский начальник, не хворать. В том смысле, что гражданин подозреваемый…».

– Доброго утра, босс, – вяло отметился Тим, пребывавший в состоянии лёгкой задумчивости. – А что у вас в коробке?

– Не у меня, а у вас, коллеги. Это – стратегический валютный запас. То есть, полтора десятка бутылок с элитным алкоголем, который в тех краях, куда вы следуете, ценится на вес золота. В Ключах, конечно же, есть магазины, торгующие всяческими алкогольными напитками. Только, в подавляющем большинстве случаев, это местный контрафакт-самопал. То бишь, в посёлок – самыми различными путями – завозится большое количество питьевого спирта, который потом местные умельцы бадяжат-смешивают с разнообразными природными и химическими ингредиентами – в зависимости от имеющейся фантазии. Коньяк, виски, водка, настойки, наливки и даже «Мартини» – всё самопальное. Пробки, этикетки, кольеретки и акцизные марки? Что-то завозят из Петропавловска, что-то печатают на месте с помощью цветных лазерных и струйных принтеров… Забирайте коробочку, короче говоря, и пользуйтесь по своему усмотрению. Сугубо для пользы общего дела, я имею в виду, а не для личного потребления.

– Обижаете, начальник.

– Гав!

– Верю, – насмешливо улыбнулся Мунтяну. – Вот, Брут, держи, – протянул тёмно-синюю пластиковую папку. – Здесь находятся все твои…, пардон, все ваши верительные грамоты: договора аренды, билеты на вертолёт, служебные удостоверения и прочие необходимые документы. Ещё в папку и компьютерный диск вложен – с проектом строящейся дороги. Рекомендую внимательно ознакомиться… А это, так сказать, ваша полковая казна, – извлёк из внутреннего кармана рыжего замшевого пиджака толстую пачку денежных купюр. – Подожди секунду, достану зарплатную ведомость и шариковую ручку. Распишись, пожалуйста, здесь и здесь. Вроде, ничего не забыл… Ах, да, голова садовая. Вот – ключи от гаража, в котором стоят арендованные Томасом снегоход с вездеходом… Ну, всё, орлы островные, удачи. Побежал. Дела. Всех благ. Созвонимся…

Глава камчатского Представительства «Фонда охраны дикой природы» торопливым шагом покинул зал ожидания, чуть не столкнувшись в дверях с невысоким упитанным дядечкой, облачённым в мятый светлый костюм.

– Гав-в-в, – прокомментировал Клык, мол: – «Раскланялись, глядя друг на друга волками лесными… Это, как я понимаю, он и есть – главный инженер «Безымянного геологического треста»?».

– Он самый… Ага, двинулся в нашу сторону. Наверное, желает пообщаться. Что же, поговорим. Не вопрос…

– Здорово, Брут, – поставив на бетонный пол обшарпанный чемодан средних размеров, протянул правую ладонь для рукопожатия Дунаев. – У-у, какая крепкая у тебя ручища. Чуть пальцы мне не сплющил в единое целое… А это, значит, твой пёсик?

– Гав! – педантично уточнил Клык, мол: – «Пёсика, старый перец, ты в зеркале поищи. А я – пёс. Причём, серьёзный, брутальный, зубастый и очень-очень суровый. Так что, мистер очередной подозреваемый, учти, пожалуйста, на будущее…».

– Сразу видно, что смышлёный и очень породистый. Чистокровный хаски? Одобряю. Отличный выбор… Тимофей, соболезную. Уже знаю, что вчера Томаса Грина убили. Сочувствую… Ты только это…

– Что? – выжидательно прищурился Тим.

– На нас не думай. То есть, на работников треста. Мол, решили отомстить за прошлогоднюю кляузу на имя здешнего Губернатора, после которой нас и заставили удлинить строящуюся дорогу почти на одну четверть. Трест здесь не при делах. Клянусь, чем хочешь.

– Хорошо, попробую не думать… А кто, Сан Саныч, мог желать Томасу смерти? Ну, по твоему частному мнению? Так сказать, с высоты прожитых лет и знания здешних реалий?

– Да, кто угодно. В том плане, что, почитай, всё взрослое население Ключей.

– Это как же прикажешь понимать?

– Так, Брут, и понимай, – многозначительно шмыгнул носом Дунаев. – В Ключах всё гражданское население живёт за счёт заезжих туристов, скромных подсобных хозяйств и, в основном, красной рыбы, потому как с работой – труба полная. Половина посёлка эту рыбу добывает (незаконно, конечно же), а другая половина её перерабатывает, приводит в товарный вид и реализует-продаёт на Большую Землю. Ничего экстраординарного, если вдуматься. Каждый выживает – как может. Тем более что в бассейне реки Камчатки располагаются самые крупные рыбные ресурсы полуострова. В нерестовый период здесь появляются практически все виды рыб семейства лососевых: горбуша, кета, нерка, кижуч, чавыча, кунджа. Грех – в условиях повальной и хронической бедности – не воспользоваться этим удобным обстоятельством. С точки зрения местного населения, понятное дело… А инспектор Грин (в свободное от основной работы время), решил эту сложившуюся социально-экологическую систему разрушить и объявил поселковому браконьерству беспощадную войну. То бишь, собрал подробное и объективное досье о местных браконьерских базах, точках и маршрутах, оформил эти сведения в единую бумагу, да и отправил её в Петропавловск-Камчатский. Причём, по самым разным адресам: сразу в несколько губернаторских служб, в Прокуратуру, отдельным скандальным депутатам, относящимся к оппозиции, известным в крае журналистам, ну, и так далее, по расширенному списку… Замять ситуацию не удалось, впрочем, как и избежать скандала. Во-первых, слишком уж много высокопоставленного народа стало обладателями означенного компромата. Во-вторых, сигнал исходил от представителя ЮНЕСКО. Не хухры-мухры, такое трудно проигнорировать… Короче говоря, прошлой осенью в Ключах высадился мощный десант, состоявший из работников правоохранительных органов и слегка разбавленный представителями славного депутатского корпуса и официальной прессы. Ну, оно и завертелось по полной программе: возбуждённые уголовные дела, повальные обыски и аресты, судебные заседания, условные сроки, конфискация готовой продукции, моторных лодок, катеров и орудий лова. В конечном итоге, по моему мнению, годовой доход жителей посёлка сократился раза в два с половиной. Если, конечно, не больше… И за что, спрашивается, обитателям Ключей любить инспектора Грина? Не за что, если смотреть правде в глаза. Сунулся, понимаешь, со своим европейским цивилизованным уставом в кондовый российский монастырь…

– Гав-в-в, – печально помотал ушастой головой Клык, мол: – «Только этого нам и не хватало. Круг подозреваемых расширяется прямо на глазах. Причём, многократно. Блин горелый, как любит выражаться мой брутальный хозяин…». – Гав? – мол: – «А это ещё кто такой двигается к барной стойке? Странный тип. Здорово похож на североамериканского индейца (видел их по телевизору), только без перьев на голове…».

– Действительно, похож, – обернувшись, согласился с псом Тим. – Саныч, а кто это?

По залу ожидания, опираясь на массивный чёрный посох, неторопливо и величественно (и, вместе с тем, с явным трудом), вышагивал высокий сутулый старик, облачённый в живописный наряд. Длинный – почти до колен – бесформенный ярко-бордовый малахай, щедро расшитый разноцветными изысканными узорами и украшенный (почти во всех местах), длинной бежевой бахромой и многочисленными разномастными монетками, подвешенными на тонких нитях-шнурках. Широкие мешковатые штаны, пошитые из чёрной бархатистой ткани. На ногах – классические мокасины из лосиной шкуры. Лоб и щёки пожилого человека (тёмно-тёмно-коричневые), были щедро изрезаны глубокими кривыми морщинами, а длинные чёрные волосы собраны в две толстые косы, перетянутые-перевитые пурпурными лентами, и переброшены на грудь. На горбатом носу красовались пляжные очки с затемнёнными стёклами, а на подбородке наличествовала седенькая бородка «а-ля Дерсу Узала».

– Шаман это, – равнодушно передёрнул плечами Дунаев. – Их нынче много развелось. Коммерция. Туристы, особенно московские и зарубежные, они страсть как падки на всякую пошлую экзотику. А если есть спрос, то и предложения непременно будут. Основной закон современной рыночной экономики… Так вот. Нынче во всех здешних местах, регулярно посещаемых щедрыми туристами, не протолкнуться от ушлой шаманской братии. Танцуют, в бубны бьют, длинные песни – якобы горловые – самозабвенно распевают. И денежку, понятное дело, собирают со всем усердием… Впрочем, данный конкретный шаман – особенный. То бишь, самый настоящий, без дураков…

– Расскажи, Саныч, – попросил Тим. – Кстати, а почему он в чёрных очках? Слепой?

– Нет, просто старенький, глаза слезятся от яркого света: и от солнечного, и от электрического. А по лесам и горам в пасмурный день Костька безо всяких очков разгуливает. Правда, медленно и только с посохом. Потому как старенький уже… Значит, рассказать? Хорошо, попробую. В том смысле, что перерасскажу чужие рассказы, сам-то я не местный, московского, так сказать, розлива… Костька появился в Ключах в далёком 1957-ом году. В мае месяце того года полигон «Кура» принял первую боевую ракету (кажется, Р-7), а в июле и Костька объявился. Пришёл в поселковое отделение милиции, совмещённое в те времена с паспортным столом, продемонстрировал справку «о личности», выданную в чукотском Анадыре (ительменов тогда паспортами не баловали), и попросил зарегистрировать его в качестве оседлого охотника-промысловика, приписанного к Ключам… Вообще-то, так не полагалось. Мол, в каком субъекте страны тебе, представителю конкретного национального меньшинства, «личностную» справку выдали, в том и селись. Там же получай и статус оседлости, дающий право на получение продуктовых и, главное, водочно-табачных талонов. Но Костьку, не смотря на устоявшиеся советские нормы и правила, приписали, всё-таки, к Ключам. И полагающимися талонами одарили сразу на полгода вперёд. Неслыханное, между нами говоря, дело… Почему так случилось? Здесь мнения местных старожилов разделяются. Одни считают, что Костька, будучи сильным гипнотизёром-самоучкой, просто-напросто заморочил доверчивым милиционерам головы. Другие же утверждают, что он уже тогда был законспирированным сотрудником всесильного КГБ… Костька? Ну, это прозвище приклеилось к пришлому ительмену несколько позже, через несколько лет. А тогда, в июле 1957-го, его записали в поселковой Книге учёта как – «Кутхе Атэс». Мол, «Кутхе» – это имя. А «Атэс», наоборот, фамилия. Это уже потом выяснилось, что «Кутхе Атэс», в переводе с ительменского языка, означает – «Скрытный ворон». Или же – «Ворон, скрывающий тайну». Странная история, короче говоря… Как бы там не было, но уже через пару-тройку недель после регистрации Костька установил в Сиреневом распадке крепкий свайный балаган. Это такое летнее жилище ительменов. Сперва в землю вкапывают и фиксируют с помощью тяжёлых камней толстые брёвна, установленные вертикально. Потом, используя торцы этих брёвен в качестве надёжных опор, на высоте метра с небольшим над землёй (подальше от бурых лесных мышей, песцов, тарбаганов и хитрых лисиц), мастерят прямоугольную горизонтальную платформу, на которой и устанавливают пирамидальный шалаш, сплетённый из толстых веток и крытый древесной корой, камышами и пучками трав. Получается – свайный балаган… А Сиреневый распадок – это такая уютная травянистая долина-лощина, расположенная на десять-одиннадцать километров к северу от полигона «Кура» и примерно на столько же километров восточнее относительно вулкана Шивелуча. Хорошее место для охоты, рыбалки и собирательства всяких дикоросов… Осенью Костька и надёжную зимнюю полуземлянку сладил. Как и полагается с бревенчатыми стенами, проконопаченными сухой травой и обложенными дёрном, плоской крышей и очагом, сложенным из специального камня. А после этого зажил нехитрой жизнью обычного ительмена. На мясо добывал камчатского бурого медведя, горных баранов и диких северных оленей, а излишки продавал в Ключах. Шкурки рыжих лисиц, куниц, чернобурок и песцов сдавал в потребкооперацию, вернее, менял на одежду, патроны, муку, соль, сахар, чай, водку, табак и различную хозяйственно-бытовую мелочь. В реках – с мая по сентябрь – промышлял рыбу: чавычу, нерку, кету, горбушу, гольца, кижуча. Летом и осенью собирал на границе лесов и заливных лугов различные грибы-ягоды, а также листья-стебли кипрея (для заварки камчатского чая), сарану (клубневое растение, заменяющее у ительменов картошку), и черемшу. Долгими зимними вечерами плёл циновки, корзинки и снегоступы, свивал из специальных засушенных трав верёвки и нитки… Тихо жил Костька (из непривычного для русского слуха – «Кутхе» и образовалось это прозвище), незаметно и необременительно для окружающих. В Ключах появлялся нечасто. В разговоры вступал неохотно. В гости не ходил и к себе никого не приглашал… А в семидесятые годы ушедшего века по посёлку поползли упорные слухи, мол: – «Не так и прост этот темнолицый Костька. Он же только прикидывается безобидным тихоней, а на самом-то деле является самым натуральным шаманом… Да-да, шаманом! Представляете? Говорят, что уже многие годы к нему в Сиреневый распадок – по поздней осени и ранней весне – регулярно наведываются ительмены из Тигильского района[6]. Целыми семьями, перебравшись через Срединный хребет, приезжают на оленьих и собачьих упряжках. Костька им длинные и заунывные песни – под удары в бубен – поёт. А потом долго рассказывает всякие старинные легенды, сказания и предания. Часы напролёт рассказывает. А тигильские ительмены, дурилки доверчивые, Костьку, приоткрыв рты, внимательно слушают. Более того, потом, дружно прослезившись, руки ему, оборотню коварному, нацеловывают по очереди…». Всё это казалось очень-очень странным и совершенно неправдоподобным. Во-первых, у ительменов в роли шаманов – в девятнадцати случаях их двадцати – выступали пожилые женщины. Во-вторых, бубнами ительменские шаманки (в отличие от чукотских шаманов), никогда не пользовались. В-третьих, преодолеть на оленьих и собачьих упряжках Срединный камчатский хребет было куда как непросто и рискованно… Что же заставляло тигильских ительменов совершать этот трудный путь? Причём, туда-обратно и целыми семьями? Вопросов было много, а ответов – ноль. Делать нечего. Пришлось главному поселковому милиционеру забираться на броню старенького вездехода и лично выезжать в Сиреневый распадок… Вернулся он оттуда рассеянным, задумчивым и молчаливым, а на все вопросы отвечал благостным и однообразным мычанием, мол: – «Всё нормально. Негативная информация не подтвердилась. Никакой Костька и не шаман, а, наоборот, сознательный охотник-промысловик. Более того, он и светлым идеалам социализма не чужд. Так что, болтуны и болтушки, уймитесь. И, главное, помните, что за преднамеренное распространение ложных слухов предусмотрена уголовная ответственность…». И здесь мнения жителей Ключей не совпали. Одни решили, что всему виной, конечно, гипнотизёрские способности замаскированного шамана. Другие же лишь понимающе перемигивались между собой, мол: – «Всем уже давно известно, что Костька плотно и усердно сотрудничает с героическим КГБ, не будь к ночи помянутым…». А потом навалились бестолковые и голодные восьмидесятые. Вернулись талоны на водку, табак, продовольствие и мыло. Началась приснопамятная горбачёвская Перестройка. Развалился некогда могучий СССР. Появились рэкетиры, депутаты и жулики всех мастей… Стало не до всякой ерунды, и про Костьку забыли. Мол, помер, наверное, в своём Сиреневом распадке. Обычное дело по тем Временам мутным и неверным… Но в 1999-ом году, незадолго до наступления нового века, Костька вновь появился в Ключах. Но только теперь не в качестве немытого и нищего охотника-промысловика. Нет-нет. Сегодня господин Кутхе Атэс – всеми уважаемый и успешный бизнесмен. Более того, Президент «Ассоциации шаманов Камчатки». Старенький, конечно, но всех своих собратьев по ремеслу держит в рукавицах ежовых. По точкам расставляет. Сценарии представлений утверждает. Договора на проведение шаманских корпоративных вечеринок подписывает. Отчёты принимает. Финансовые потоки контролирует и распределяет. Ну, и так далее… У Костьки (он и сам себя так часто величает, видимо, с гордыней совсем не дружит), нынче в Ключах солидный офис открыт. Менеджеры в чёрных костюмах там трудятся, девицы длинноногие. Впрочем, сам-то он по-прежнему проживает в Сиреневом распадке, в полном одиночестве. Правда, в комфортабельном сборно-щитовом канадском домике, возведённом на месте ветхого свайного балагана. А офисом руководит, в основном, по спутниковому телефону. Ну, и в Ключи изредка наведывается на маленьком французском вертолёте, которым сам и управляет… Костька позавчера в Петропавловск по вертолётным делам и прилетел. То есть, для прохождения ежегодного ТО. Масло машинное поменять, гидравлику проверить, навигационное оборудование обновить. Натуральный ительменский буржуин, выражаясь по сути… Почему он устроился у барной стойки и не улетает? По той же прозаической причине, что и мы. Сейчас над Центральной Камчатской впадиной завис плотный и высокий туман. Нелётная погода, короче говоря. Ждём, когда распогодится. И мы ждём, и Костька…

«Самый настоящий шаман», действительно, уселся-взобрался на высокий стульчик и, аккуратно прислонив свой чёрный посох к барной стойке, о чём-то оживлённо беседовал с худосочным барменом.

– Гав-в? – предложил Клык.

– Попробуй, конечно, – подумав с минуту, разрешил Тим. – Почему бы, собственно, и нет?

Пёс, ловко лавирую между фанерными креслами-диванчиками, направился к барной стойке.

– Куда это он? – заинтересовался Сан Саныч.

– С шаманом знакомиться. Так, чисто на всякий случай. Вдруг, да и пригодится.

– Шутка такая?

– Я, что же, похож на шутника? – нахмурился Тим. – На какого конкретно? Неужели, на кривляку Евгения Петросяна?

– Нет, не похож, – заверил Дунаев. – Ну, ни капельки. Это я просто так ляпнул. Типа – к слову пришлось. Не обижайся… Ага, твой хаски, слегка помахивая хвостом-кренделем, присел возле барной стойки. Теперь, кажется, тявкает. Или же гавкает… Смотри-ка ты, Костька заинтересовался. Вроде как разговаривает с псом… Точно, общаются. Ну, надо же… А теперь Костька обернулся и машет рукой. Брут, это же он тебя зовёт.

– Схожу, пожалуй, – поднимаясь на ноги, решил Тим. – Пожилой человек, как-никак. Шаман заслуженный. Надо уважить. Точка… Саныч, будь другом. Присмотри за вещичками.

– Присмотрю, конечно. Только ты это…

– Что?

– Поосторожней будь в разговорах.

– Это в каком же смысле?

– А безо всякого смысла, – непонятно вздохнул Дунаев. – Поосторожней, и всё тут. Непрост наш Костька. Ох, как непрост…

– Приветствую, дяденька Ворон, – подойдя к барной стойке, вежливо поздоровался Тим. – Долгих вам лет жизни. И коммерческих успехов, понятное дело.

– Муза нсунск[7], – задумчиво поглаживая ладонью правой руки седую бородку, хриплым голосом проворчал в ответ шаман, после чего попросил: – Посмотри-ка мне в глаза, путник.

– Смотрю.

– Ещё, хр-р-р, смотри.

– Смотрю…

– Ладно, можешь больше не смотреть.

– Спасибо. Меня зовут – «Брут».

– Я знаю. Хр-р-р. Извини, стар уже. Хриплю. Прожитые годы-сволочи клокочут в груди. Клокочут и клокочут без роздыха… Мне Клык о тебе рассказал. Очень смышлёный пёс.

– Я знаю, – улыбнулся Тим.

– Хорошо улыбаешься.

– Хорошо – это как?

– Предлагаю прерваться, – неожиданно предложил Костька. – То есть, переселиться. Хр-р-р… Вон за тот одинокий столик, – указал тёмно-бурым морщинистым пальцем. – Чтобы никто не мешал. И не подслушивал… Ты как, Брут, не боишься серьёзных разговоров? Молодец, путник… Иван Иванович, – обратился к молоденькому худосочному бармену. – Мы переезжаем. Хр-р-р. За самый дальний стол. Туда и мой заказ тащи. Только предварительно умножь его на два. И для пёсика оленьей грудинки настругай в миску. Самой жирной. Всё на мой счёт запиши. Как и всегда. Хр-р-р… Спасибо. Типа – заранее…

Они перебазировались за дальний стол.

– Хорошо – это как? – усаживаясь на массивный табурет, повторил свой вопрос Тим.

– Как молодой и сильный зверь, хр-р-р, – по правой морщинистой щеке шамана пробежала лёгкая судорога. – Но – при этом – ещё умный и справедливый. Я и говорю, мол, хорошее сочетание. Редко, хр-р-р, встречается…

– Польщён. Дяденька Ворон… Ничего, что я вас так называю?

– Ничего. Тебе – можно. Только «дяденьку» опусти. И на «ты» обращайся. Не люблю, хр-р-р, когда вольные люди, не связанные между собой иерархическими и коммерческими отношениями, друг другу «выкают».

– Неудобно как-то, – неуверенно хмыкнул Тим. – Разница в возрасте, как-никак. И жизненный багаж разный.

– Неудобно – с голодным медведем спать в тесном балагане, хр-р-р… Возраст? Ерунда. Время – материя призрачная и неверная. Годы текут как песок сквозь пальцы. Оглянуться не успеешь, как станешь древним стариком. А если повезёт, то и патриархом большого семейства. Отцом, дедушкой, прадедушкой. Хр-р-р. Если, конечно…

– Если, конечно, что?

– Если, хр-р-р, не пристрелят в одной из славных и отвязанных эскапад, – задумчиво всхрапнув, пояснил Ворон. – Глаза-то у тебя, путник проходящий, хорошие. Мол, потенциальный долгожитель. Но, как говорится, наш Мир полон всяких и разных случайностей. Неожиданных, незапланированных, невероятных и – в конечном итоге – фатальных, увы, хр-р-р.… Удивляешься, почему я так говорю? Не смыслу сказанного удивляешься, а форме? Мол, все заслуженные камчатские шаманы прямо-таки обязаны говорить короткими и рублеными фразами? Всё верно. Стереотипы надо уважать. Без них – никуда. Хр-р-р… Заметь, Брут, что у барной стойки я примерно так и говорил – коротко и рублено. А здесь, без посторонних ушей, можно себя и не сдерживать…

– А вот и я! – объявил молодой фальцет, и возле их столика появился худосочный бармен с прямоугольным подносом в руках. – Ваш заказ доставлен. Водочка – два графина по четыреста грамм. Чёрный хлебушек. Черемша солёная. Чавыча с душком. Орляк маринованный. Копчёный китовый язык. Вяленая медвежатина. Оленья грудинка для собаки…

– Гав!

– Пардон, для пса.

– Спасибо, Иван Иванович. Уважил, хр-р-р… Брут, помоги добру молодцу сгрузить угощенья с подноса. Миску Клыка пристрой на полу. И водку разливай по рюмашкам. До краёв, понятное дело. Чтобы жизнь была – как чаша полная…

Тим, выполняя шаманское поручение, размышлял про себя: – «Очередной странный человек повстречался на моём жизненном пути… По внешнему виду, пожалуй, ительмен. По крайней мере, именно так описывают ительменов в Интернете. Высокое переносье, в меру плоское лицо, выступающие полные губы, тёмный цвет лица… Глаза? Типично шаманские. То бишь, узкие, чёрные и неподвижные, словно бездонные древние колодцы… А вот, ухватки и манера говорить… Не знаю, честное слово. Что-то европейское в Вороне ощущается. Или же не европейское? А какое тогда? Непонятно… И ещё одна странность. Шаману, судя по всему, уже далеко за восемьдесят, а в его чёрных волосах-косах нет ни одного седого волоса. Ни единого. Смоль сплошная. А бородка, наоборот, седенькая…

– Ну, за знакомство, – провозгласил тост Костька. – Вздрогнули… Закусывай, Брут, закусывай. Черемшу настоятельно рекомендую. Ох, и ядрёная. Хр-р-р… Ну, путник, обменяемся мироощущениями?

– Обменяемся, не вопрос.

И они обменялись. То есть, поговорили – между дежурными и немудрёными тостами – о всяком и разном. И о высоких материях, и о грубых реалиях сегодняшнего дня…

А когда водка закончилась, и трапеза уверенно подходила к концу, Ворон, загадочно щуря угольно-чёрные глаза и неторопливо перебирая коричневыми пальцами нефритовые чётки, извлечённые из нагрудного кармана малахая, поинтересовался:

– Наверное, путник любопытный, хочешь узнать, кто убил бедолагу Томаса Грина?

– Конечно, хочу, – насторожившись, подтвердил Тим. – И кто же?

– Паланцы.

– Э-э-э…

– Это такая разновидность береговых коряков. Хр-р-р… Проживают на северо-западе полуострова, между посёлком Усть-Вояполка и деревней Лесная.

– Понятно… А за что убили-то?

– За дело, – невозмутимо объявил шаман. – По ранней весне, когда ещё везде лежал наст, инспектор Грин на снегоходе добрался до верховий реки Озёрной. Хр-р-р… А там, в нагромождении скал Срединного хребта, располагалось Капище паланцев – тайное, древнее и заветное… Зачем он разорил Капище? О чём думал? Наверное, о деньгах и славе. Не иначе, хр-р-р… Короче говоря, Томас сложил в рюкзак амулеты, подвешенные к Главному идолу. То есть, сперва срезал ножом, а потом сложил. Самого же идола спилил, обмотал верёвкой, её конец прикрепил к снегоходу и увёз ценный трофей в неизвестном направлении. Подписав, тем самым, собственный смертный приговор. Хр-р-р… Сколько паланцев сейчас проживает на Камчатке? Что-то около шести сотен. И две трети из них – люди вполне даже дееспособные. То есть, способные на убийство…

– Гав-в, – окончательно загрустил Клык, мол: – «Что же за день такой сегодня? Подозреваемые размножаются практически в геометрической прогрессии. Сперва к их перечню добавилось несколько тысяч взрослых жителей посёлка Ключи. А теперь ещё и порядка четырёхсот камчатских аборигенов. Хреновый и неожиданный поворот… И что со всем этим теперь прикажете делать?».