Дорога на Дувр

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Следующим утром. Юстасия, жена Леонарда (которой следовало терпеливо сидеть дома и гадать, когда вернется супруг), завтракает с безобидным молодым человеком, которого зовут Николас. Она из тех, кого называют милашка. Юстасия достаточно близка к тридцати пяти годам, чтобы желать остаться двадцатипятилетней. В настоящий момент она хлопочет вокруг этого дорогого мальчика Николаса. Завтрак практически закончен. Собственно, Николас вытирает рот салфеткой.

ЮСТАСИЯ. Ты поел, дорогой?

НИКОЛАС. Да, спасибо, Юстасия.

ЮСТАСИЯ. Может, еще кусочек гренка?

НИКОЛАС. Нет, спасибо, Юстасия.

ЮСТАСИЯ. Маленький-маленький кусочек, который Юстасия намажет маслом?

НИКОЛАС. Спасибо. Я действительно наелся.

ЮСТАСИЯ. Еще чашечку кофе?

НИКОЛАС (со вздохом). Нет, спасибо, Юстасия.

ЮСТАСИЯ. Может, капельку, которую Юстасия нальет своему Николасу, а потом добавит сахара своими маленькими пальчиками?

НИКОЛАС. Не хочу больше кофе, спасибо.

ЮСТАСИЯ. Значит, сейчас он сядет в удобное кресло, чтобы выкурить свою отвратительную трубку, которую любит куда больше, чем свою Юстасию (НИКОЛАС молча поднимается из-за стола). Он любит трубку больше меня?

НИКОЛАС (с нервным смешком). Разумеется, не любит.

ЮСТАСИЯ. Поцелуй Юстасию, чтобы показать, что не любит.

НИКОЛАС (покорно подчиняется). Ты моя крохотуля.

ЮСТАСИЯ. А теперь дай мне твою трубку (НИКОЛАС с неохотой отдает ей трубку. Юстасия целует ее и возвращает). Вот. И Юстасия больше не думает, что это отвратительная трубка, она сожалеет, что так ее назвала… Ой! (Взгляд Юстасия внезапно падает на блюдо с яблоками).

НИКОЛАС. Что такое?

ЮСТАСИЯ. Николас не съел яблоко!

НИКОЛАС. Нет, нет, спасибо, я не хочу яблока.

ЮСТАСИЯ. Но он должен съесть яблоко! Ему это полезно. Тот, кто ест яблоки, не ходит по врачам. Ты не должен ходить по врачам и огорчать бедную Юстасию.

НИКОЛАС (с трудом сдерживается). Я уже позавтракал.

ЮСТАСИЯ. А если Юстасия почистит яблоко?

НИКОЛАС. Нет, благодарю. Заверяю тебя, я съел все, что хотел.

ЮСТАСИЯ. Уверен?

НИКОЛАС. Абсолютно. Где ты сядешь?

ЮСТАСИЯ (указывает на диван). Николас сядет там, а Юстасия рядом с ним.

НИКОЛАС (без восторга). Хорошо (они садятся).

ЮСТАСИЯ. Юстасия набьет трубку? (Берет трубку).

НИКОЛАС (возвращает трубку себе). Она уже набита (какое-то время они молчат, потом Николас прерывает паузу). Э… Юстасия…

ЮСТАСИЯ. Да, дорогой?

НИКОЛАС. Мы пробыли здесь неделю.

ЮМТАСИЯ. Да, дорогой. Удивительную, удивительную неделю… И сегодня должны покинуть этот милый дом, где мы были так счастливы, и вместе выйти в большой мир.

НИКОЛАС (который ее не слушал). Неделю. За исключением первого дня, мы всегда садились за стол вдвоем.

ЮСТАСИЯ (мечтательно). Вдвоем, Николас.

НИКОЛАС. Четыре раза в день… всего двадцать четыре раза.

ЮСТАСИЯ. Двадцать четыре!

НИКОЛАС. И за каждой трапезой ты, по меньшей мере, четыре раза спрашивала, не хочу ли я съесть или выпить чего-то еще. После того, как я говорил, что больше ничего не хочу. Другими словами, за эту неделю ты заставила меня девяносто шесть раз сказать: «Нет, спасибо, Юстасия», — когда в этом не было никакой необходимости.

ЮСТАСИЯ (обиженно). Николас!

НИКОЛАС (бросает на нее быстрый взгляд и отводит глаза). Тебе двадцать пять. Если все пойдет хорошо, у нас впереди пятьдесят лет совместной жизни. То есть порядка двух с половиной тысяч недель. Умножаем это число на сотню и получаем, что за все годы, которые нам суждено прожить вместе, ты заставишь меня сказать: «Нет, спасибо, Юстасия», — двести пятьдесят тысяч раз безо всякой на то надобности (он раскуривает трубку).

ЮСТАСИЯ (дрожащим от слез голосом). Николас! (Вытирает глаза носовым платком).

НИКОЛАС. Я и подумал, а не можем ли мы прийти к какому-то соглашению? Вот и все.

ЮСТАСИЯ. Ты жестокий! Жестокий! (Она рыдает).

НИКОЛАС (упрямо). Я и подумал, а не можем ли мы прийти к какому-то соглашению?

ЮСТАСИЯ (в крайнем расстройстве). Ох! Ох! Николас! Дорогой мой!

НИКОЛАС, сжав руки в кулаки, смотрит прямо перед собой. Время от времени морщится от ее рыданий. Отчаянно пытается не сдаться, но, конечно же, рыдания Юстасии его добивают.

НИКОЛАС (обнимая ее). Дорогая! Не надо! (Она продолжает рыдать). Ну, хватит, хватит. Я извиняюсь. Николас извиняется. Не следовало мне об этом говорить. Прости меня, дорогая.

ЮСТАСИЯ (между всхлипываниями). Все это лишь потому, что я оч-чень тебя люблю и хочу, чтобы тебе б-было хорошо. И ты д-должен есть.

НИКОЛАС. Да, дорогая, я знаю. Ты такая заботливая.

ЮСТАСИЯ. Спросили любого д-доктора. Он скажет, что ты д-должен есть.

НИКОЛАС. Да, дорогая.

ЮСТАСИЯ. Ты д-должен есть.

НИКОЛАС (смиренно). Да, дорогая.

ЮСТАСИЯ (выпрямляется, вытирает глаза). Жена и нужна для того, чтобы ухаживать за мужем, когда он болен, и следить за тем, чтобы он ел, когда здоров.

НИКОЛАС. Хорошо, дорогая, мы больше не будем об этом говорить.

ЮСТАСИЯ. И когда у тебя случилась эта ужасная простуда, и ты так тяжело заболел, в первый день нашего пребывания здесь, разве не я ухаживала за тобой, Николас, заботилась о тебе и помогала побыстрее выздороветь?

НИКОЛАС. Да, дорогая. И я тебе очень благодарен. Ты такая добрая (морщится от воспоминаний). Слишком добрая.

ЮСТАСИЯ. Нет, не слишком, дорогой. Мне так нравится ухаживать за тобой, что-то для тебя делать, заботиться о тебе, помогать справиться с болезнью. (Задумчиво, сама с собой). Леонард никогда не болел.

НИКОЛАС. Леонард?

ЮСТАСИЯ. Мой муж.

НИКОЛАС. Ох! Никогда не воспринимал его, как Леонарда. Предпочитаю вообще о нем не думать. Никогда его не видел и не хочу о нем говорить.

ЮСТАСИЯ. Да, дорогой. Я тоже не хочу.

НИКОЛАС. Мы приняли решение… (отчаянно) и не отступим от него.

ЮСТАСИЯ (удивленно). Дорогой!

НИКОЛАС. Как честный человек, я… кроме того, теперь ты не можешь вернуться… я увез тебя и… и мы здесь. (Решительно). Мы здесь и пути назад нет.

ЮСТАСИЯ. Дорогой, уж не сожалеешь ли ты?

НИКОЛАС (торопливо). Нет, нет! (Она достает носовой платок). Нет, нет и нет! (Она начинает рыдать). Нет! Нет! (Он почти кричит). Юстасия, послушай! Я тебя люблю! Я не сожалею! Я никогда не был так счастлив, Юстасия! Никогда, никогда не был так счастлив! Или ты не слышишь меня?

ЮСТАСИЯ (бросаясь к нему в объятья). Дорогой!

НИКОЛАС. Успокойся, успокойся!

ЮСТАСИЯ (вытирая глаза). Ох, Николас, ты так меня напугал. На мгновение я подумала, что ты сожалеешь.

НИКОЛАС. Нет, нет.

ЮСТАСИЯ. Мистер Латимер был совершенно прав.

НИКОЛАС (убежденно). Да, да.

ЮСТАСИЯ. Как мало мы знали друг о друге, когда ты попросил меня уйти с тобой!

НИКОЛАС. Как мало!

ЮСТАСИЯ. Но эта неделя показала, какие мы на самом деле.

НИКОЛАС. Показала.

ЮСТАСИЯ. И теперь я чувствую себя в абсолютной безопасности, Николас. Мы готовы к тому, чтобы плечом к плечу выйти в этот мир (и она вновь возвращается к нему в объятья).

НИКОЛАС. Готовы к тому, чтобы выйти в этот мир.

Трубку он держит в правой руке, которой обнимает ЮСТАСИЮ за талию. Ее глаза закрыты, левая рука, обняв его за шею, держит левую руку НИКОЛАСА. Он старается наклонить голову вперед, чтобы поймать мундштук зубами. Несколько попыток заканчиваются неудачно. С каждым разом он все сильнее прижимает ЮСТАСИЮ к себе, и та постанывает от счастья. Наконец, он хватает зубами трубку. И облегченно откидывается на спинку дивана.

ЮСТАСИЯ (все еще с закрытыми глазами). Что такое, дорогой?

НИКОЛАС. Ничего, Юстасия. Просто я счастлив.

Но одним им оставаться недолго, потому что тут же в комнату входит мистер Латимер.

ЛАТИМЕР. Доброе утро, друзья мои, доброе утро.

Они отодвигаются друг от друга. Николас подпрыгивает.

НИКОЛАС. Ох, доброе утро.

ЮСТАСИЯ. Доброе утро.

ЛАТИМЕР. Так вы покидаете меня этим утром и едете дальше?

НИКОЛАС (без энтузиазма). Да.

ЮСТАСИЯ. Мы никогда не забудем этой недели, дорогой мистер Латимер.

ЛАТИМЕР. Так вы простили меня за то, что я попросил вас чуть повременить с отъездом во Францию, чтобы убедиться в прочности своих чувств?

ЮСТАСИЯ. И как же вы были правы! Я только что сказала об этом Николасу. Не так ли, Николас?

НИКОЛАС. Да, минутой раньше. Может, двумя.

ЛАТИМЕР. И теперь вы уверены в себе?

ЮСТАСИЯ. Уверены, очень уверены. Не так ли, Николас.

НИКОЛАС. Абсолютно уверены.

ЛАТИМЕР. Это хорошо (смотрит на часы). Не хочу вас торопить, но, вам, наверное, нужно окончательно собраться. Автомобиль будет здесь через полчаса, и…

ЮСТАСИЯ. Через полчаса? Я должна лететь (вскакивает с дивана).

НИКОЛАС (не двигаясь с места). Да, мы должны лететь.

ЛАТИМЕР (идет к двери с ЮСТАСИЕЙ). Между прочим, вам будет интересно узнать, что вчера вечером ко мне приехали еще два гостя.

ЮСТАСИЯ (останавливаясь). Мистер Латимер! Не может быть! Еще одна пара?

ЛАТИМЕР. Да, еще одна романтическая пара.

ЮСТАСИЯ. Ах, если бы я могла увидеть их до отъезда! Только на минутку! Чтобы сказать, что не нужно бояться этой недели! Чтобы сказать, какой прекрасной будет эта неделя!

ЛАТИМЕР. Вы их увидите. Обещаю, что увидите.

ЮСТАСИЯ. Благодарю вас, дорогой мистер Латимер.

Он доводит ее до двери. Когда возвращается, НИКОЛАС медленно идет ему навстречу.

НИКОЛАС. Вы позволите?

ЛАТИМЕР. Да?

НИКОЛАС (сбивчиво). Я хочу попросить, чтобы вы… я имею в виду… допустим… Потому что, видите ли… я хочу сказать, не то, чтобы я… Разумеется, теперь… (он смотрит на часы и с грустью заканчивает). Полчаса. Что ж, полагаю, нужно готовиться к отъезду (идет к двери).

ЛАТИМЕР (когда НИКОЛАС уже у двери). Э… Николас.

НИКОЛАС. Да?

ЛАТИМЕР. Один момент.

НИКОЛАС (возвращается к нему). Да?

ЛАТИМЕР берет его под руку, оглядывает комнату, чтобы убедиться, что они одни.

ЛАТИМЕР (громким шепотом). Бодритесь!

НИКОЛАС (с надеждой). Да?

ЛАТИМЕР отпускает его руку и отходит, что-то напевая себе под нос. Свет гаснет в глазах НИКОЛАСА, и он в отчаянии пожимает плечами.

НИКОЛАС (шепчет, потеряв последнюю надежду). Ладно, пойду готовиться к отъезду (уходит).

Входит ДОМИНИК и начинает вновь накрывать стол к завтраку.

ЛАТИМЕР. Доброе утро, Доминик.

ДОМИНИК. Доброе утро, сэр. Похоже, утро прекраснейшее.

ЛАТИМЕР. Самое прекрасное, какое только может быть. Я возлагаю на него большие надежды.

ДОМИНИК. Рад это слышать, сэр.

ЛАТИМЕР. Мы должны делать все, что можем, Доминик.

ДОМИНИК. Это единственный для нас путь, не так ли, сэр?

ЛАТИМЕР. Большие надежды, очень большие.

ДОМИНИК (протягивает ему «Таймс»). Газета, сэр.

ЛАТИМЕР. Благодарю (смотрит на первую страницу). Кто-нибудь женится этим утром? Очень многие. Одна, две, три… десять свадеб. Десять. Двадцать счастливых людей, Доминик.

ДОМИНИК. Будем на это надеяться, сэр.

ЛАТИМЕР. Будем на это надеяться… Между прочим, как этим утром его светлость?

ДОМИНИК. Немного подавлен, сэр.

ЛАТИМЕР. А что такое?

ДОМИНИК. Какая-то неувязка с его багажом, сэр. Как я понимаю, налицо чья-то безответственность, сэр.

ЛАТИМЕР. Господи! Он остался без багажа?

ДОМИНИК. Боюсь, что да, сэр.

ЛАТИМЕР. Ай-ай-ай, действительно, чья-то безответственность. Мы можем ему что-нибудь одолжить?

ДОМИНИК. Джозеф предложил ему свою расческу, сэр, свою собственную расческу. Джозеф говорит, что три года тому назад эту расческу ему подарили на день рождения. Но его светлость не согласился ее принять.

ЛАТИМЕР. Джозеф проявил великодушие, учитывая, что это подарок на день рождения.

ДОМИНИК. Да, сэр. К сожалению, к этому утру у Джозефа закончились лезвия для безопасной бритвы. Это очень расстроило его светлость.

ЛАТИМЕР. Что ж, надеюсь, завтрак поднимет ему настроение.

ДОМИНИК. Да, сэр. Прошу за стол, сэр. Завтрак готов.

Входит Анна. Пока для нее все это игра. Она не столь уверена в ЛЕОНАРДЕ, но ЛЕОНАРД сейчас не главное. Дувр далеко, а пока есть возможность позабавиться. Это веселый дом, и это так волнительно — не знать, что будет дальше. Да еще и мистера ЛАТИМЕРА нужно поставить на место.

ЛАТИМЕР (поднимается и идет к ней). Доброе утро, Анна. Надеюсь, вы хорошо спали?

АННА. Очень хорошо, благодарю.

ЛАТИМЕР. Я так рад… Все хорошо, Доминик, можете идти.

ДОМИНИК. Благодарю вас, сэр (уходит).

ЛАТИМЕР. Готовы позавтракать?

АННА. Более чем. Но как же Леонард?

ЛАТИМЕР. Леонард?

АННА. Этим утром я хотела отрепетировать наши будущие завтраки с Леонардом. Я даже придумала, что буду ему говорить.

ЛАТИМЕР (улыбаясь). Вы можете сказать мне.

АННА. Такое говорят только мужу (она садится за стол).

ЛАТИМЕР. Считайте, что это репетиция.

АННА Хорошо… Чай или кофе, дорогой?

ЛАТИМЕР. Нет, нет, так не пойдет. Ты уже должна знать, что я всегда пью кофе, наполовину с молоком и тремя ложками сахара.

АННА. Ну, конечно, как я могла забыть (она наливает кофе).

ЛАТИМЕР (снимает крышки с блюд). Омлет… рыба… печень… бекон?

АННА. Теперь ты забываешь.

ЛАТИМЕР (возвращает крышки на место). Нет, я помню. Гренок и мармелад, не так ли?

АННА. Совершенно верно, дорогой.

ЛАТИМЕР (себе). Я знал, что ей нравится мармелад.

АННА. Твой кофе, дорогой.

ЛАТИМЕР. Спасибо, любовь моя… «Любовь моя» это очень по-семейному.

АННА. Не могу с вами не согласиться. Продолжайте.

ЛАТИМЕР. Э… к сожалению, этим утром я прочитал в газете, в которую заглянул до того, как ты спустилась вниз, драгоценная моя… как вам нравится «драгоценная моя»?

АННА. Восхитительно. Вы действительно никогда не были женаты?

ЛАТИМЕР. Только один раз. Юстасия. Вы не должны забывать про Юстасию.

АННА. Боюсь, забыла. Более того, я даже забыла, что вы — Леонард.

ЛАТИМЕР (кланяясь). Благодарю. Лучшего комплимента нельзя и пожелать.

АННА (смеется, ничего не может с собой поделать). Какой абсурд!

ЛАТИМЕР (копируя ЛЕОНАРДА). Разумеется, я не хочу говорить ничего дурного о Юстасии…

АННА. Дорогой Леонард, я действительно думаю, что мы можем оставить твою первую жену за рамками нашего разговора.

ЛАТИМЕР. Да, ты хочешь перевернуть эту страницу моей жизни. Полагаю, ты считаешь это правильным. И я не могу с тобой не согласиться. Так вот о чем я говорил. Этим утром, к своему огромному сожалению, я прочитал в газете, что Вельзевул, на которого я поставил последнюю рубашку во вчерашнем четвертом забеге на скачках в Ньюмаркете, кстати, и твою последнюю рубашку, дорогая, пришел к финишу последним, через пять минут после того, как остальные лошади закончили дистанцию… как это отвратительно!

АННА. Ах, бедный ты мой!

ЛАТИМЕР. Именно бедный. Мы разорены. Мне придется устраиваться на работу.

АННА. Ты знаешь, чего я жду от тебя, Леонард?

ЛАТИМЕР. Нет, я забыл.

АННА (серьезно). Я хочу видеть тебя лидером Палаты лордов. Ты должен вести за собой людей, произносить пламенные речи.

ЛАТИМЕР. Моя дорогая Анна! Я, конечно, пэр, но совсем не честолюбивый политик.

АННА (со вздохом). А мне так этого хочется, Леонард.

ЛАТИМЕР. Я выполню это твое желание, Анна (кланяется ей, где-то насмешливо, где-то серьезно).

АННА (со смешком). Какой вы забавный. Еще кофе?

ЛАТИМЕР (передает чашку). На что я отвечаю: «С молоком». Вы понимаете, что все это будет повторяться пятьдесят лет?

АННА. Понимаю. И почему нет?

ЛАТИМЕР. Пятьдесят лет. Это серьезно. Но не позволим этой мысли помешать нам наслаждаться сегодняшним завтраком. Вернемся к нашим ролям. Перескажи мне интересный сон, который приснился тебе этой ночью, опиши маленькое происшествие, случившееся этим утром в ванной, поделись яркой мыслью, которая сверкнула у тебя в голове, когда ты одевалась.

АННА (задумчиво). Этой ночью мне приснился очень странный сон.

ЛАТИМЕР. Мне не терпится услышать его, любовь моя.

АННА. Мне снилось, Леонард, что мы вдвоем сбежали из Лондона, заблудились и пришли к какому-то дому, который приняли за отель. Но это был не отель. Мы оказались в неком таинственном доме, который принадлежал некому таинственному мистеру Латимеру.

ЛАТИМЕР. Действительно, очень странный сон. Латимер? Латимер? Нет, раньше никогда о нем не слышал.

АННА. Он сказал нам, что мы — его пленники, что должны остаться в его доме на неделю. Прежде чем сможем продолжить свой путь. Что двери заперты, сад окружен высокой стеной, ворота в сад тоже заперты, покинуть дом нам не удастся и придется провести в этом доме неделю, чтобы понять, подходим ли мы друг другу.

ЛАТИМЕР. Дорогая моя, какой экстраординарный сон!

АННА. Это был всего лишь сон, не так ли?

ЛАТИМЕР. Ну, разумеется! Что такого таинственного в этом доме? Что такого таинственного в этом… э… мистере Латимере? И чтобы кого-то держать пленниками… в нашей респектабельной Англии… Однако!

АННА. Это абсурд, не правда ли?

ЛАТИМЕР. Совершеннейшая нелепица.

АННА (поднимается… теперь пришла пора поквитаться). Я тоже так подумала. (Она подходит к входной двери и поворачивает ручку. К ее изумлению дверь открывается. Но мистер Латимер не должен знать, что она изумлена). Видишь ли, я так подумала. (Она выходит в сад). И ворота тоже открыты. (Она возвращается). Какой же абсурдный приснился мне сон! (Вновь садится за стол).

ЛАТИМЕР. Со снами это обычное дело. Этой ночью я тоже видел абсурдный сон.

АННА. Какой же?

ЛАТИМЕР. Неуютный дом. Отец и дочь, живущие в нем. Отец старый, эгоистичный, погруженный в работу. Дочь предоставлена сама себе. Ее единственный компаньон — книги. О реальном мире она ничего не знает. Мужчина приходит в ее жизнь — первый мужчина. Говорит, что она для него единственная и несравненная. Для дочери это внове. Она ему благодарна, очень благодарна, и страшно гордится тем, что так много для него значит. Он говорит, когда все зашло уже слишком далеко, что женат, говорит о жене, с которой невозможно жить, говорит, что она — его первая настоящая любовь. Предлагает уйти с ним и увидеть мир, которого она не знала. Она идет… Дорогая моя, какими глупыми иногда бывают сны.

АННА. Какой абсурд. (Значит, он знает! Он все знает! Но она не может позволить, чтобы с ней обращались, как с ребенком. Она доведет дело до конца). Когда мы можем сесть в автомобиль?

ЛАТИМЕР. В автомобиль?

АННА. В автомобиль Леонарда.

ЛАТИМЕР. Вы хотите продолжить эту авантюру?

АННА. Почему нет?

ЛАТИМЕР. Дорогая, дорогая! Какая жалость (смотрит на часы). Через двадцать пять минут.

АННА. Очень хорошо, благодарю вас.

ЛАТИМЕР. Мы должны позволить Леонарду позавтракать, раз уж ему сегодня пересекать Пролив. (Он встает). Через двадцать пять минут.

АННА (протягивает руку). Мы еще увидимся.

ЛАТИМЕР (склоняется над ней). Только для того, чтобы пожелать вам счастливого пути.

Она пристально смотрит на него, потом поворачивается и уходит. Он берет газету, садится в кресло, спиной к столу, накрытому к завтраку. Входит Леонард. В грязном, когда-то белом банном халате. Волосы всклочены, на щеках (щеках смуглого мужчины) черная щетина. Из-под халата видны носки. Входит нервно, и на лице читается облегчение, когда он видит, что за столом никого нет. Мистера Латимера он не замечает. По пути к столу останавливается у зеркала, смотрит на свое отражение, пытается убедить себя, что щетина на подбородке не так уж и заметна. Наливает себе кофе, накладывает в тарелку копченой селедки, с жадностью набрасывается на еду.

ЛАТИМЕР. Доброе утро, Леонард.

ЛЕОНАРД (вздрагивая и резко поворачиваясь). Святой Боже! Не знал, что вы здесь.

ЛАТИМЕР. Вы такой голодный… полагаю, спали хорошо?

ЛЕОНАРД. Спали хорошо! Да разве можно хорошо спать на таком сквозняке? И, кстати, что с моим багажом?

ЛАТИМЕР (удивленно). С вашим багажом?

ЛЕОНАРД. Да, его не положили в автомобиль, так говорит ваш слуга… как его… Джозеф.

ЛАТИМЕР. Дорогой мой, мы тотчас же с этим разберемся. Ваш багаж потерялся? Дорогой мой, это крайне неудачное начало медового месяца. Какой же вы невезучий, Леонард. (Входит Доминик). Доминик, что случилось с багажом его светлости?

ДОМИНИК. Джозеф говорит, что это какое-то недоразумение. Налицо чья-то безответственность, сэр.

ЛАТИМЕР. Какой ужас! Багаж не приехал вместе с ним?

ДОМИНИК. Боюсь, что нет, сэр.

ЛАТИМЕР. Да, да, кто-то поступил крайне безответственно. Благодарю вас, Доминик.

Доминик уходит.

ЛАТИМЕР. Потерять багаж! Как это ужасно! (Озабоченно). Мой дорогой Леонард, что с вами?

ЛЕОНАРД (его лицо уже несколько секунд перекошено в попытке чихнуть). Апчхи!

ЛАТИМЕР. В любом случае, я смогу найти вам носовой платок. (Передает платок. Леонард успевает подхватить льющиеся из носа сопли, снова чихает).

ЛЕОНАРД. Благодарю.

ЛАТИМЕР. Пустяки. У вас очень сильная простуда. Вы поступили правильно, не сняв банный халат.

ЛЕОНАРД. Это единственное, что я мог надеть.

ЛАТИМЕР. Но ведь вчера вы приехали в костюме. Я помню коричневый костюм.

ЛЕОНАРД. Этот ваш болван…

ЛАТИМЕР (озабоченно). Вы же не хотите сказать… (Входит ДОМИНИК). Доминик, что случилось с костюмом его светлости?

ДОМИНИК. Из-за вызывающего сожаление недоразумения, сэр, багаж его светлости…

ЛАТИМЕР. Да, да, но я говорю не о его двадцати пяти других костюмах, а о красивом коричневом костюме, в котором он вчера приехал. Должен же он где-то быть. Я его хорошо запомнил. Я даже… (поднимает руку). Один момент, Доминик.

ЛЕОНАРД. Апчхи!

ЛАТИМЕР. Я даже сказал себе: «Какой у Леонарда красивый коричневый костюм». Вы знаете, о чем я, Доминик?

ДОМИНИК. Да, сэр. Я знаю, о каком вы говорите костюме. К сожалению, у Джозефа с ним случилось несчастье.

ЛЕОНАРД (рычит). Чертовская безответственность.

ДОМИНИК. Джозеф принес одежду его светлости после того, как почистил, и держал в руках, когда наклонился над ванной, чтобы проверить температуру воды. Она оказалась столь горячей, что от неожиданности Джозеф выронил одежду из рук, и она упала в ванну.

ЛАТИМЕР. Господи, какая безответственность со стороны Джозефа.

ДОМИНИК. Да, сэр, я уже наложил на него взыскание.

ЛЕОНАРД. За это его нужно расстрелять.

ЛАТИМЕР. Вы совершенно правы, Леонард. Доминик пристрелит Джозефа этим же утром.

ДОМИНИК. Да, сэр.

ЛАТИМЕР. Проследите за тем, чтобы костюм его светлости высушили как можно быстрее.

ДОМИНИК. Да, сэр. Он уже сушится.

ЛАТИМЕР. И высушите костюм, как следует, Доминик. У его светлости сильнейшая простуда, и…

ЛЕОНАРД. Апчхи!

ЛАТИМЕР. Очень сильная. Вы подвержены простудам, Леонард?

ЛЕОНАРД. Это первая за всю мою жизнь.

ЛАТИМЕР. Вы слышите, Доминик? Первая простуда за всю его жизнь.

ДОМИНИК. Да, сэр. Если вы помните, мистер Николас и один из двух других джентльменов, которые спали в той комнате, тоже просыпались с простудой. Такое ощущение, будто с комнатой что-то не так.

ЛЕОНАРД. Насквозь продуваемая сквозняком комната.

ЛАТИМЕР. Дорогой мой! Ну как же вы не сказали мне об этом раньше? С этой комнатой нужно что-то делать, Доминик. И проследите за тем, чтобы следующую ночь его светлость провел в другой комнате.

ДОМИНИК. Да, сэр, будет исполнено, сэр.

Выходит.

ЛАТИМЕР (сочувственно). Мой дорогой друг, я опечален безмерно. Но вам же известна народная мудрость: «Простуду кормят, лихорадку морят голодом». Вы должны есть, есть и есть. (Он пододвигает к Леонарду несколько блюд). Мы должны крепко навалиться на простуду, закормить ее. (Пододвигает новые блюда). И вы правильно сделали, что не побрились. Борода добавляет тепла, путь немного, но добавляет. Но я забыл… может, утеряна и ваша бритва?

ЛЕОНАРД. Чертовски безответственные слуги.

ЛАТИМЕР. Я должен ссудить вам свою.

ЛЕОНАРД (ощупывая подбородок). Буду вам признателен.

ЛАТИМЕР. Тотчас же ее принесу. А вы ешьте. Полумерами с вашей простудой не справиться. Мой бедный друг!

Он поспешно выходит. Но едва Леонард вновь принимается за завтрак, входит Анна.

АННА. Леонард, дорогой мой! (Приглядывается к нему внимательнее). Мой дорогой Леонард.

ЛЕОНАРД (с полным ртом). Доброе утро, Анна.

АННА (холодно). Доброе утро.

ЛЕОНАРД (поднимаясь, с салфеткой в руке). Как ты, этим утром (подходит к ней, вытирая рот).

АННА. Нет, нет, продолжай завтрак (в тревоге). Что с тобой?

У него перекашивается лицо. Он чихает. АННА вздрагивает.

ЛЕОНАРД. Ужасно простудился. Не понимаю, как. Впервые в жизни.

АННА. И часто ты так чихаешь?

ЛЕОНАРД. То и дело.

АННА. Ох! Может, тебе лучше вернуться за стол?

ЛЕОНАРД. Пожалуй, если ты не возражаешь. Сытная еда — средство борьбы с простудой, не так ли?

АННА. О простудах я ничего не знаю… Но ты ешь, ешь.

ЛЕОНАРД (возвращаясь за стол). С твоего разрешения, я продолжу. Ты уже позавтракала?

АННА. Да.

ЛЕОНАРД. Это хорошо (вновь принимаясь за еду). Попробовала эту копченую селедку?

АННА. Нет.

ЛЕОНАРД. Зря. Повар у Латимера отличный. Умеет готовить копченую селедку. А это не так просто, как может показаться.

АННА. Я мало что знаю о приготовлении копченой селедки.

ЛЕОНАРД. Я часто задавался вопросом, ну почему никто не придумал способа готовить копченую селедку без костей (он отправляет в рот изрядный кусок селедки). Учитывая достижения современной науки… (Он замолкает. Анна смотрит на него. Он ничего не говорит, но машет рукой, показывая, что ей нужно отвернуться).

АННА. Это еще зачем? (Он хмурится и продолжает махать рукой. Анна отворачивается). Как скажешь. (Он выплевывает изо рта кости).

ЛЕОНАРД (весело). Все нормально, дорогая… В конце концов, кому нужны все эти кости? Другие рыбы прекрасно без них обходятся (продолжает есть копченую селедку).

АННА. Леонард, когда ты сможешь уделить мне время? Я хочу с тобой поговорить.

ЛЕОНАРД. Дорогая, все мое время — твое.

АННА. Я не хочу, чтобы при этом ты хоть на что-то отвлекался.

ЛЕОНАРД. Говори, дорогая, я слушаю.

АННА (подходит к нему). Мы закончил с… копченой селедкой? (Отодвигает его тарелку). Что ты хочешь еще съесть?

ЛЕОНАРД. Ну… А что бы ты порекомендовала?

АННА (снимает крышку с первого попавшегося блюда). Омлет? Не думаю, что в нем будут кости.

ЛЕОНАРД. А что здесь? (Снимает крышку с другого блюда). Почки? Это почки?

АННА. Они самые.

ЛЕОНАРД. Ты пробовала?

АННА (раздраженно). Они восхитительные. Я не могла от них оторваться (накладывает почки ему в тарелку). Вот. Гренок у тебя есть? Масло? Соль? Чего еще не хватает?

ЛЕОНАРД. Перца.

АННА. Вот перец. Теперь у тебя все есть?

ЛЕОНАРД. Да, благодарю, дорогая (он берется за нож и вилку).

АННА (отбирает их у него и кладет на стол). Прежде чем ты вновь примешься за еду, я хочу тебе кое-что сказать.

ЛЕОНАРД. Ты такая загадочная. Что именно?

АННА. Нет тут ничего загадочного. Все просто и очевидно. Только я хочу, чтобы ты это понял.

ЛЕОНАРД. Что? (Сморкается. Она ждет). Что? (Он все вытирает нос. Она ждет. Наконец, убирает носовой платок в карман). Что?

АННА. Машину подадут через четверть часа.

ЛЕОНАРД. Машину?

АННА. Автомобиль.

ЛЕОНАРД. Какой автомобиль?

АННА. Наш. Точнее, твой.

ЛЕОНАРД. А зачем?

АННА (терпеливо). Дорогой, мы вместе убегаем из Англии, ты и я. Возможно, ты об этом забыл, но, уверяю тебя, так оно и есть. Автомобиль отвезет нас в Дувр, оттуда на пароме мы переберемся в Кале и на поезде поедем на юг Франции. Ты и я, дорогой. Когда ты закончишь завтрак.

ЛЕОНАРД. А как же Латимер?

АННА. Только ты и я, дорогой. Мы вдвоем. Обычный состав. Мистера Латимера мы с собой не возьмем.

ЛЕОНАРД. Моя дорогая Анна, ты, похоже, совершенно забыла, что этот проклятый мистер Латимер собирается держать нас в плену, пока не соблаговолит выпустить. (С достоинством). ФЯ этого не забыл. Сейчас я ем его почки, но он обо мне еще услышит. И узнает, что никому не дозволено вмешиваться в мои дела.

АННА. Тебе что-то приснилось, Леонард? До того, как ты принялся за копченую селедку. Почки и все остальное?

ЛЕОНАРД. Приснилось?

АННА. Машина будет здесь через четверть часа. Почему нет? Это же твоя машина. Это Англия. Это двадцатый век. Мы опоздали на один паром и провели ночь в этом доме. Утром мы продолжаем путь. Почему нет?

ЛЕОНАРД. Ты знаешь, вчера вечером я указал Латимеру, что он несет чушь. Я понимал, иначе и быть не могло. Просто он нас разыгрывал, я все время это чувствовал. Глупая шутка (берет нож и вилку). Дурного вкуса.

АННА. Ты слышал, что я сказала? Машина будет здесь через четверть часа. Я не знаю, сколько времени потребуется тебе (она оглядывает его)… чтобы побриться, одеться, как положено… и причесаться, но, полагаю, ты должен отнестись к этому серьезно. (Мягко). А почки ты сможешь съесть в другой раз.

ЛЕОНАРД. Н… но я не могу ехать в таком виде.

АННА. Именно об этом я и толкую.

ЛЕОНАРД. Во-первых, у меня нет багажа… да и с такой простудой… я не уверен, что…

АННА. Ты потерял багаж?

ЛЕОНАРД. Судя по всему, его оставили…

АННА (зло). Ты позволил этому мистеру Латимеру обвести тебя вокруг пальца. Он унизил тебя, и ты позволил ему унизить меня. Я не терплю унижений, но теперь, когда я говорю, что есть возможность выйти из этого дома с гордо поднятой головой, ты… ты теряешь багаж!

ЛЕОНАРД. Я его не терял. Он просто потерялся.

АННА. И ты подхватил просьуду!

ЛЕОНАРД. Я ее не подхватывал. Она подхватила меня!

АННА. Как же это унизительно! И что ты предлагаешь?

ЛЕОНАРД. Как только появится мой багаж, и я поправлюсь, мы сможем ехать дальше…

АННА. А пока ты будешь пользоваться гостеприимством этого человека.

ЛЕОНАРД. Вынужденно (продолжает наполнять тарелку). Я буду вести доскональный учет всего, что мы тут съедим и выпьем…

АННА. На тарелке у тебя уже три порции почек. Тебе бы лучше это записать.

ЛЕОНАРД (с достоинством). Я еще положил себе и бекона… Не волнуйся, запишу, а как только мы покинем этот дом, пришлю чек за все оказанные нам услуги.

АННА. Понятно. Я выпила кофе, съела гренок и немного мармелада. Примерно столовую ложку. Наверху выпила чашку чая с двумя ломтиками хлеба с маслом. Да, еще дважды приняла ванну. Это тоже услуги, не так ли? Вчера вечером горячую, сегодня утром — холодную. Думаю, это все. За исключением вчерашнего ужина, но ты не дал мне его закончить, поэтому придется сделать скидку. И тебе понадобятся блокнот и карандаш.

ЛЕОНАРД (с упреком). Анна, послушай…

АННА. Ты завтракай, завтракай.

ЛЕОНАРД. Ты ужасно несправедлива, Анна. Как мы можем сейчас уехать? У меня нет даже брюк.

АННА. Только не говори мне, что ты потерял и брюки!

ЛЕОНАРД (обиженно). Это не моя вина. Этот лакей… Как его зовут…

АННА (изумленно). А с чего ты решил, что сумеешь привезти кого-нибудь на Юг Франции? Безо всякой практики? Да если бы тебе пришлось везти свою тетушку в Хаммерсмит, ты бы перепутал автобус или два… и у тебя унесло бы шляпу… так что, думаю, первые два или три раза вы попали бы в Хэмпстид, и твоя тетушка наверняка бы всю дорогу стояла… но в результате, конечно, вы бы добрались до нужного места. Я хочу сказать, стоило бы потренироваться на тетушке… если ей очень нужно было попасть в Хаммерсмит. Но Юг Франции! Мой дрогой Леонард, ты явно переоценил свои силы.

ЛЕОНАРД. Послушай, Анна.

Входит мистер Латимер, приносит кастрюльку с горячей водой, кисточку, безопасную бритву и полотенце.

ЛАТИМЕР. Теперь, Леонард, мы быстро приведем вас в божеский вид. (Ставит все на стол). Ах, Анна! Вы подождете, пока Леонард побреется? Он хотел отрастить бороду перед отъездом на Континент, но я убедил его отказаться от этой затеи. Французского акцента более чем достаточно. (Он берет бритву). Ничего, что вам придется воспользоваться лезвием, которым я брился в среду? Сам я этим утром побрился вторничным.

АННА (елейным голоском). Мистер Латимер, как выяснилось, машина нам вовсе и не требуется.

ЛАТИМЕР. Не требуется?

АННА. В таком состоянии бедному Леонарду не до путешествий. Я надеюсь, что завтра, возможно… но пока, боюсь, нам придется воспользоваться вашим гостеприимством. Мне так жаль.

ЛАТИМЕР. Но для меня такие гости только в радость. Позвольте сказать вашей горничной, чтобы она распаковала вещи?

АННА. НЕ беспокойтесь. Мне нужно только снять шляпу (что она и делает, кокетливо поглядывая на Латимера). Леонард, дорогой, я вернусь через минуту.

Уходит, вскинув подбородок. Чувствуется, что внутри она вся кипит.

ЛАТИМЕР. Леонард, дорогой, принимайтесь за дело.

ЛЕОНАРД (собирает принадлежности для бритья). Благодарю.

ЛАТИМЕР. Но куда вы собрались?

ЛЕОНАРД. Наверх, естественно.

ЛАТИМЕР. А правильно ли это? С вашей-то простудой?

ЛЕОНАД. Черт побери, но я же не могу бриться здесь!

ЛАТИМЕР. Да перестаньте. До церемоний ли, когда на карту поставлена ваша жизнь? Не прошло и пяти минут, как вы жаловались на сквозняк в вашей комнате. А здесь, наоборот, тепло и не дует.

ЛЕОНАРД. Да, в этом что-то есть.

ЛАТИМЕР. В этом все. Разумеется, вы никогда не простужались, поэтому ничего не знаете об этом заболевании, но любой врач скажет вам, как важно при простуде оставаться в одной комнате, где поддерживается постоянная температура. Даже не думайте о том, чтобы пойти наверх.

ЛЕОНАРД (сдаваясь). Ну… хорошо.

ЛАТИМЕР. И это правильно. У вас есть все необходимое. Зеркал тут предостаточно. Какой исторический период вы предпочитаете? Королевы Анны?

ЛЕОНАРД. Благодарю вас.

ЛАТИМЕР. Так приступайте. Не буду вам мешать.

Он уходит. ЛЕОНАРД, встав перед настенным зеркалом, начинает намыливать щеки и подбородок. Едва щеки становятся белыми от пены, входит НИКОЛАС.

НИКОЛАС. Привет.

ЛЕОНАРД (оглядываясь). Привет.

НИКОЛПАС. Бреетесь?

ЛЕОНАРД (раздраженно). А что, черт побери, я, по-вашему, делаю?

НИКОЛАС. Бреетесь. (Садится, Леонард берется за бритву).

ЛЕОНАРД. Апчхи!

НИКОЛАС. Простудились?

ЛЕОНАРД. Очевидно.

НИКОЛАС (сочувственно). Это ужасно, чихать с намыленным лицом.

ЛЕОНАРД. Послушайте, я не искал общения с вами, и мне ни к чему ваши комментарии.

НИКОЛАС. Да, конечно, но в этот дом я попал первым, и не просил вас бриться в прихожей.

ЛЕОНАРД (с достоинством). Есть причины, по которым я вынужден бриться в прихожей.

НИКОЛАС. Не нужно их перечислять. Мне они известны.

ЛЕОНАРД. В каком смысле?

НИКОЛАС. Вы — из той парочки, что прибыла вчера вечером.

ЛЕОНАРД (задумчиво смотрит на него). А вы — из той парочки, которая отбывает сегодня утром.

НИКОЛАС. Вот именно.

ЛЕОНАРД. Но я не понимаю…

НИКОЛАС. Еще не смекнули, что к чему?

ЛЕОНАРД. Не смекнул…

НИКОЛАС. Дело в том, что неделей раньше сложившиеся обстоятельства заставили меня бриться в прихожей.

ЛЕОНАРД. Уж не хотите ли вы сказать…

НИКОЛАС. Хочу.

ЛЕОНАРД. Вы потеряли багаж?

НИКОЛАС. Да.

ЛЕОНАРД. Вы проснулись с простудой?

НИКОЛАС. Да… с ужасной простудой, заставляющей чихать с намыленным лицом.

ЛЕОНАРД (возбужденно). И этот лакей… как там его зовут… уронил вашу одежду в ванну?

НИКОЛАС. Совершенно верно. Чертовски умный парень, этот Латимер.

ЛЕОНАРД. Каков мерзавец!

НИКОЛАС. Ох, нет. Он совершенно прав. Тут многое открывается совсем в другом свете.

ЛЕОНАРД. Я тотчас же ухожу из этого дома… как только побреюсь.

НИКОЛАС. Вы действительно хотите уйти отсюда? (ЛЕОНАРД изумленно таращится на него). Вы же только приехали.

ЛЕОНАРД. О чем вы? Или вам уже не хочется уезжать?

НИКОЛАС. Латимер прав, знаете ли. Тут много открывается совсем в другом свете.

ЛЕОНАРД (бреется). А как же дама?

НИКОЛАС. В этом все и дело.

ЛЕОНАРД. Мой дорогой, как человек чести, вы не можете дать задний ход.

НИКОЛАС. А мог ли человек чести заварить всю эту кашу?

ЛЕОНАРД (не очень понимая, о чем идет речь). Естественного, я не могу высказать компетентного мнения на сей счет.

НИКОЛАС. Не можете… Будьте внимательнее, когда смотрите в зеркало. Освещение здесь не очень, поэтому лучше побриться дважды.

ЛЕОНАРД (сухо). Спасибо. Как бриться, я знаю.

НИКОЛАС. Я лишь делюсь собственным опытом. Вам не обязательно следовать моим советам.

ЛЕОНАРД (критически оглядывая результат бритья). Да, пожалуй, вы правы (вновь намыливает лицо, в процессе останавливается). Забавные существа, эти женщины.

НИКОЛАС. Удивительные.

ЛЕОНАРД. Можно положить жизнь, стараясь их понять. И при этом не продвинуться ни на шаг.

НИКОЛАС. За эту неделю я узнал все, что хотел.

ЛЕОНАРД. Они такие непредсказуемые.

НИКОЛАС. Такие безрассудные.

Леонард. Как там сказал о них поэт?

НИКОЛАС. А как он сказал?

ЛЕОНАРД. Вы знаете, о чем я. Как же там начинается?… «О, женщина, ты в безмятежный час…»

НИКОЛАС. «Мрачна, капризна, чем и угодить не знаешь…»

ЛЕОНАРД. Именно. Как я понимаю…

НИКОЛАС. Правильно понимаете! Получил в полной мере.

ЛЕОНАРД. Но в следующих двух строках он отклонился от истины. «Когда ж чело мое в страданьях хмурит вдруг…» как же там…

НИКОЛАС (с чувством). «Ты — ангел милосердия и друг, лелеешь, утешаешь».

ЛЕОНАРД. Да, и это ложь. Ложь, и ничего больше.

НИКОЛАС. Мой дорогой друг, еще никто не написал более правдивых слов. Только… только этого утешения бывает слишком много.

ЛЕОНАРД. Правдивых? Ерунда.

НИКОЛАС. Судя по всему, вы ничего не знаете о женщинах.

ЛЕОНАРД (негодующе). Я! Ничего не знаю о женщинах!

НИКОЛАС. Вы только что это самое и сказали.

ЛЕОНАРД. Ничего такого я не говорил… Я сказал…

НИКОЛАС. Если бы вы что-нибудь о них знали, то вам было бы известно, что больше всего на свете они любят ухаживать за больными.

ЛЕОНАРД. Ангелы милосердия!

НИКОЛАС. Съешь еще немножко одного, возьми чуточку другого, и как сегодня наша простуда, и…

ЛЕОНАРД. Вы действительно думаете, что женщины так себя ведут?

НИКОЛАС. А, как, по-вашему, они себя ведут?

ЛЕОНАРД. Мой дорогой друг! Давайте возьмем для примера мой случай. У меня жуткая простуда, такое случилось со мной впервые в жизни. Я завтракаю. Не то, чтобы мне хочется есть, но я ем. Потому что это полезно для здоровья. И что происходит?

ЛАТИМЕР входит в комнату, когда ЛЕОНАРД говорит, останавливается и слушает.

ЛАТИМЕР (пытаясь предугадать ответ). Вы съедаете слишком много.

ЛЕОНАРД (сердито). А вот и вы! Вовремя пришли, мистер Латимер. Я намерен тотчас же покинуть ваш дом.

ЛАТИМЕР (удивленно). Но не в таком же виде! Не с мыльной пеной за ухом (ЛЕОНАРД торопливо вытирает пену). И за вторым тоже (ЛЕОНАРД вытирает и там). Теперь все.

ЛЕОНАРД. Тотчас же, сэр.

НИКОЛАС. Вам лучше уехать с нами.

ЛЕОНАРД. Благодарю.

ЛАТИМЕР. Поедете вчетвером? Милая компания.

Входит АННА.

ЛЕОНАРД. Анна, дорогая, мы уезжаем немедленно. Ты готова?

АННА. Но…

ЮСТАСИЯ (за сценой). Ник-о-лас!

ЛЕОНАРД в удивлении поворачивается на голос.

НИКОЛАС (мрачно). Вот он я.

ЮСТАСИЯ. Где ты?

НИКОЛАС. Здесь!

Входит ЮСТАСИЯ.

ЮСТАСИЯ. Ты готов, дорогой? (останавливается, увидев их всех, переводя взгляд с одного на другого. Видит своего мужа). Леонард!

ЛЕОНАРД. Юстасия!

АННА. Юстасия?

Все, за исключением мистера ЛАТИМЕРА, смотрят друг на друга с открытыми ртами. Мистер ЛАТИМЕР берет газету и вроде бы забывает об их присутствии.

АННА (после долгой, долгой паузы). Неужели никто так ничего и не скажет? Мистер Латимер. Пока Леонард о чем-то думает, представьте меня его жене.

ЛАТИМЕР (которого оторвали от передовицы). Прошу меня извинить. Юстасия, это Анна.

АННА. Добрый день (хотя уже не находит в этом дне ничего доброго).

ЮСТАСИЯ. Добрый день (из вежливости).

ЛАТИМЕР. Леонард, это Николас.

НИКОЛАС (кивая). Мы уже познакомились. Даже стали друзьями.

ЛЕОНАРД (негодующе). Я отказываюсь от такой дружбы! Я просто не знал, с кем имею дело. Я… я… Клянусь Богом, я не знаю, что сказать.

НИКОЛАС. Тогда ничего не говорите, старина. Мы все здесь, и давайте этим воспользуемся…

ЛЕОНАРД. А… а… апчхи!

ЮСТАСИЯ (в тревоге). Леонард, ты простудился?

НИКОЛАС. И очень сильно.

АННА (холодно). Когда он закончит завтрак, ему полегчает.

ЛЕОНАРД (обиженно). Я уже закончил. Давным-давно.

АННА. Извини (указывает на полотенце на шее). Я не поняла.

ЛЕОНАРД (снимает полотенце). Я брился.

ЮСТАСИЯ. Но, Леонард, дорогой, я никогда не видела тебя больным.

ЛЕОНАРД. Раньше я никогда и не болел. А сейчас вот болен. Очень болен. И никому до этого нет никакого дела. Всем наплевать. Вот этот Латимер заточил меня в своем доме, и в результате я простудился. А тебя (обвиняющий взгляд на АННУ) совершенно не трогают мои страдания. Вместо того, чтобы посочувствовать, ты насмехалась надо мной из-за завтрака, который мне приходилось есть, чтобы быстрее поправиться. Вы же (НИКОЛАСУ) убежали с моей женой, когда я заболел и не мог оберегать ее, а ты (ЮСТАСИИ) меня удивила. Это все, что я могу сказать. Ты удивила меня, Юстасия. Ты меня удивила. Я не думал, что ты на такое способна.

ЛАТИМЕР. Что ж, можно подвести итоги. Как я понимаю, вам всем стыдно за себя.

ЮСТАСИЯ. Но, Леонард, разве можно выходить из дома с такой простудой? (Подходит к нему, гладит по голове). Ты должен беречь себя… Юстасия позаботится о тебе, и ты поправишься. Бедняжка! У него ужасная, ужасная простуда, и никто о нем не заботится. Мистер Латимер, мне нужна горчица, горячая вода и эвкалипт.

ЛАТИМЕР. Ну, разумеется!

ЛЕОНАРД (АННЕ). Вот видишь! Видишь, что происходит, как только появляется человек, который разбирается в болезнях? Горчица, горячая вода, эвкалипт. Она сразу понимает, что нужно делать.

Входит ДОМИНИК.

ДОМИНИК. Да, сэр?

ЛАТИМЕР. Чуть-чуть горчицы и горячей воды для его светлости.

ЮСТАСИЯ. Не для питья. Чтобы сделать ванночку для ног.

ЛАТИМЕР. Много горчицы и воды.

ДОМИНИК. Да, сэр.

ЮСТАСИЯ. И, если у вас есть настойка эвкалипта…

ДОМИНИК. Да, миледи. Мы найдем настойку эвкалипта для его светлости.

ЛАТИМЕР. Разве мистер Николас не выпил последний пузырек?

ДОМИНИК. Да, сэр.

НИКОЛАС (с чувством). Благодаря настойке и выжил.

ДОМИНИК (ЮСТАСИИ). Что еще может потребоваться его светлости?

НИКОЛАС. Как насчет горчичника?

ЛЕОНАРД. Занимайтесь своими делами.

ЮСТАСИЯ. Нет, больше, думаю, ничего не нужно, благодарю.

НИКОЛАС. Я считаю, это несправедливо. Мне ставили горчичник.

ЛЕОНАРД (на правах мужа). Правда? В этом случае, Юстасия, я определенно не понимаю, почему…

ЛАТИМЕР (ДОМИНИКУ). Два горчичника. Мы ни в чем не должны обделять его светлость.

ДОМИНИК. Да, сэр (уходит).

ЮСТАСИЯ (ЛЕОНАРДУ). А теперь иди сюда, дорогой, держись подальше от двери (уводит его к креслу в углу). Обопрись об меня.

АННА. Разумеется, с простудой можно ходить без посторонней помощи.

НИКОЛАС. Нет, это очень опасно.

ЛАТИМЕР. Николас знает, что говорит.

ЮСТАСИЯ (усаживая ЛЕОНАРДА). Вот так. Тебе удобно, дорогой?

ЛЕОНАРД. Спасибо, Юстасия.

ЮСТИСИЯ. Мы быстро поставим тебя на ноги.

ЛЕОНАРД (сжимает ей руку). Спасибо, Юстасия.

ЛАТИМЕР (после короткой паузы). Что ж, как и сказал Николас: «Мы все здесь и давайте этим воспользуемся». Так что мы будем делать?

АННА. Пожалуйста, без меня. (Она проиграла, но значения это не имеет. Ее волнует только одно: побыстрее покинуть этот ужасный дом). Я сама позабочусь о себе (холодно кланяется и идет к двери на второй этаж). Прошу меня извинить.

Входит Доминик с подносом. На подносе — градусник.

ДОМИНИК. Я подумал, что ее светлости потребуется градусник, чтобы измерить температуру его светлости.

ЮСТИСИЯ. Благодарю. Думаю, температуру нужно измерить прямо сейчас. Нельзя ли отгородить ширмой кресло его светлости?

ДОМИНИК. Разумеется, миледи, лишняя предосторожность не повредит. (Помогает поставить ширму).

ЮСТАСИЯ. И это правильно.

ЛАТИМЕР (НИКОЛАСУ). Вам ставили ширму?

НИКОЛАС. Да, конечно.

ЛАТИМЕР. И измеряли температуру?

НИКОЛАС. Безусловно… Забавно, но поначалу мне это нравилось. Я не про градусник. Про суету.

ЛАТИМЕР. Удивительная это болезнь, простуда. Она, как никакая другая, показывает отношение одного человека к другому, как никакая другая, Николас.

ЮСТАСИЯ (ДОМИНИКУ). Благодарю. Вы можете принести остальное?

ДОМИНИК. Да, как только все будет готово.

ДОМИНИК выходит.

ЮСТАСИЯ (вслед ДОМИНИКУ). Благодарю. (ЛЕОНАРДУ). А теперь, дорогой, под язык (вставляет градусник ему в рот).

ЛЕОНАРД (бормочет). Не думаю, что я…

ЮСТАСИЯ. Нет, дорогой, постарайся не говорить.

Вот тут пора обратить внимание на НИКОЛАСА.

НИКОЛАС (подходя к ЛАТИМЕРУ). Я хочу сказать…

ЛАТИМЕР. Что?

НИКОЛАС (указывая на ширму). Не так громко.

ЛАТИМЕР (шепотом). Что?

НИКОЛАС. Как я вписываюсь в эту идиллию? Будучи человеком чести, не должен ли я… э… Вы меня понимаете? Разумеется, я хочу поступить правильно.

ЛАТИМЕР. Естественно, мой дорогой Николас. Именно этого от вас и ждут.

НИКОЛАС. Я подумал, если мне сейчас исчезнуть, ненавязчиво…

ЛАТИМЕР. Лишь попрощавшись.

НИКОЛАС. Вот это меня и тревожит. Уместно ли будет прощание?

ЛАТИМЕР. Я вас понимаю.

НИКОЛАС. Только не подумайте, что мое отношение к Юстасии изменилось, а чувства угасли.

ЛАТИМЕР. Но вы чувствуете, что в силу сложившихся обстоятельств вам целесообразнее обожать ее на расстоянии.

НИКОЛАС (указывает на ширму). Да. Видите ли, я не подозревал, что они так любят друг друга.

ЛАТИМЕР. Но их любовь может не продлиться вечно.

НИКОЛАС. Именно. Вот почему я и подумал, что мне лучше уйти прямо сейчас.

ЛАТИМЕР. Ох, Николас! Ох, Николас!

НИКОЛАС (чуть оскорбленно). Я не хочу говорить ничего дурного о Юстасии…

ЛАТИМЕР. В этом доме полным полно людей, которые не хотят говорить ничего дурного о Юстасии.

НИКОЛАС. Но, видите ли… смотрите, мисс АННА.

Входит АННА.

ЛАТИМЕР. Анна, как вы вовремя. Николасу нужен ваш совет.

НИКОЛАС. Да замолчите! Не хотим же мы…

АННА (со всем оставшимся в ней достоинством, но она, в конце концов, всего лишь ребенок). Мистер Латимер, я поднялась наверх, чтобы забрать вещи и найти дорогу к ближайшей железнодорожной станции. Но… есть причина, по которой я вынуждена задержаться. Пока вынуждена. Вот я и спустилась, чтобы сказать вам об этом.

ЛАТИМЕР. Вы действительно собирались уехать? (Она кивает). Я так рад, что вы передумали.

АННА (с улыбкой). Есть причины, побудившие меня передумать.

ЛАТИМЕР. Благослови их Бог! Николас, я уверен, она осталась только для того, чтобы помочь вам.

АННА. А что нужно Николасу?

НИКОЛАС. Я вам очень признателен, но дело в том… я хочу сказать, что это один из тех вопросов, на которые человек должен найти ответ сам.

ЛАТИМЕР. То есть он не знает, в праве ли он собрать вещи и найти дорогу к ближайшей железнодорожной станции.

АННА (в ужасе). Ох, нет!

ЛАТИМЕР. Вот и ответ, Николас.

НИКОЛАС (польщенный). Ну… ну… (восхищенно смотрит на АННУ). Возможно, вы правы.

ЮСТАСИЯ (три минуты истекли). Пора (вынимает градусник изо рта ЛЕОНАРДА, выходит из-за ширмы на более освещенное место).

ЛАТИМЕР. Его температура! Самое волнующее событие в истории Палаты лордов! (следом за Юстасией идет к окну).

НИКОЛАС (АННЕ). Вы действительно думаете, что я должен остаться?

АННА. Пожалуйста, мистер Николас. Я хочу, чтобы вы остались.

НИКОЛАС. Хорошо! Тогда я остаюсь!

ЛАТИМЕР (через плечо Юстасии). Тридцать восемь и шесть!

ЛЕОНАРД (высовываясь из-за ширмы). А сколько должно быть?

НИКОЛАС. Тридцать шесть и шесть.

ЛЕОНАРД. Святой Боже! Я умираю!

ЮСТАСИЯ. Всего лишь тридцать шесть и восемь. Чуть выше нормальной, Леонард, но ничего страшного.

ЛАТИМЕР. Тридцать шесть и восемь. Слава Богу! Я бы не простил себе, если б было тридцать восемь и шесть.

НИКОЛАС (подходит к ЛАТИМЕРУ). Хорошо, я готов.

ЮСТАСИЯ (удивленно). Готов? Готов к чему?

ЛАТИМЕР (отвечая за НИКОЛАСА). Готов обговорить ситуацию. Чтобы окончательно разобраться, что к чему.

ЮСТАСИЯ. Конечно же, сейчас многое переменилось, не так ли? Если бы я знала, что Леонард болен… но в последнее время я так редко его видела. И раньше он никогда не болел.

НИКОЛАС. Разумеется, мы должны во всем разобраться.

ДАТИМЕР. Да. Но в настоящий момент Леонард за ширмой, что затрудняет дискуссию. Леонард, не могли бы вы…

ЮСТАСИЯ. Нет, нет, мы не можем пойти на такой риск! Но, если мы чуть передвинем ширму и сядем в том конце комнаты.

ЛАТИМЕР. Восхитительно!

НИКОЛАС (идет первым). Присядьте здесь, мисс Анна, не возражаете?

Они садятся. ЛАТИМЕР — по центру.

ЛАТИМЕР. Вот так! Теперь все в сборе? Да, все. Тогда, с вашего разрешения, леди и джентльмены, позвольте открыть наше собрание короткой речью.

НИКОЛАС. А надо ли?

ЛАТИМЕР. Несомненно.

ЮСТАСИЯ (ЛЕОНАРДУ). Помолчи, дорогой.

ЛЕОНАРД. Я ничего не говорил.

ЮСТАСИЯ. Но собирался.

ЛАТИМЕР. Если я не произносил речь, когда Леонард сидел с градусником во рту, то уж теперь-то он может выслушать меня молча.

ЛЕОНАРД. Ну, я…

ЛАТИМЕР. Постараюсь быть кратким. В силу счастливого стечения обстоятельств, леди и джентльмены, а попросту говоря, благодаря удаче, две убежавшие пары встретились под крышей моего дома. Упоминать имена нет нужды. Вы их все знаете. А теперь я попрошу, я уже заканчиваю речь, Леонард, теперь я попрошу моего благородного друга, который находится справа от меня, рассказать нам, почему он решил бросить любящую жену и уехать на Континент?

ЛЕОНАРД. Ну… я…

ЛАТИМЕР. Естественно, Леонард не хочет говорить ничего дурного о Юстасии. И это делает ему честь. Но хочет ли любящая жена сказать что-нибудь дурное о Леонарде?

ЮСТАСИЯ. Ты забыл меня, Леонард, ты знаешь, что забыл. И когда я так тяжело болела…

ЛЕОНАРД. Дорогая моя, ты всегда болела. В этом и была проблема.

ЛАТИМЕР. А вы никогда не болели, Леонард. В этом тоже была проблема… Вы — бессердечный варвар!

ЮСТАСИЯ (ЛЕОНАРДУ). Помолчи, дорогой.

ЛАТИМЕР. Почему вы хоть иногда не простужались? Почему не появлялись дома со сломанной ногой, потеряв деньги, наконец, произнеся отвратительную речь в Палате лордов? Если Юстасия не могла пожалеть вас, на кого ей оставалось тратить свою жалость, кроме как на себя? (ЮСТИСИИ). Полагаю, он никогда не терял даже зонтика, не так ли?

АННА (чувствуя, что с человеком, который не может найти свои брюки, возможно всякое). Зонтик он терял наверняка.

ЛАТИМЕР. Юстасия, леди и джентльмены, одна из тех нежных женщин, из тех восхитительных женщин… (АННЕ). Остановите меня, если я увлекусь… из тех обожаемых женщин, которые всегда должны о ком-то заботиться или позволять кому-то заботиться о себе. Она не могла заботиться о Леонарде. Леонард не заботился о ней. Отсюда и дорога в Дувр.

ЮСТАСИЯ. Как тонко вы все чувствуете, мистер Латимер.

ЛАТИМЕР. Теперь ваш выход, мой друг Николас. (Качает головой, глядя на него). Ох, Николас, Николас! Ох, Николас!

НИКОЛАС (нервно). Это вы о чем?

ЛАТИМЕР. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас. Продолжайте. Мой юный друг.

НИКОЛАС. Ну… ну… ну… я хочу сказать, ей было…

ЛАТИМЕР. Одиноко.

НИКОЛАС. Именно.

ЛАТИМЕР. Забытая жестоким мужем (ЛЕОНАРД уже открывает рот)… минуточку терпения, Леонард… который дневал и ночевал в Палате лордов, тогда как его бедная жена в одиночестве плакала дома.

НИКОЛАС. Ну…

ЛАТИМЕР. Вот тут и возник доблестный сэр Николас (АННЕ). Это я тоже сочинил в ванне… «Выходит доблестный сэр Николас, достойнейший Оксфорда сын. Сегодня записку он сочинил, в которой на чай ее пригласил».

НИКОЛАС. Ну, видите ли…

ЛАТИМЕР. Я вижу, Николас… потому-то мы все здесь.

АННА. Кроме меня.

ЛАТИМЕР. Насчет вас я высказал предположение, Анна. Не ошибся?

АННА (кратко). Нет.

ЛАТИМЕР. Итак, мы все здесь, и что мы собираемся делать? Мой дом в полном вашем распоряжении, сколько бы времени вы ни захотели тут провести. При этом двери открыты для всех, кто хочет его покинуть. Юстасия?

ЮСТАСИЯ. Мой долг — остаться здесь, ухаживать за мужем.

ЛАТИМЕР. Что ж, с Юстасией все ясно. Анна?

АННА. В силу необходимости я вынуждена остаться… пока.

ЛАТИМЕР. Что ж, и с Анной все ясно. Николас?

НИКОЛАС. Я тоже остаюсь. (Смотрит на АННУ). По собственной воле.

ЛАТИМЕР. Что ж, с Николасом все ясно. Леонард?

(Входит Доминик, за ним — лакеи и горничные, которые несут ванночку для ног, горчицу, горчичники, настойку эвкалипта и прочее). Похоже, и с Леонардом все ясно.