Дорогами Фьелланда (СИ)

Глава 19

Темный лес стоял непроницаемой стеной. Невысокие горы укутали свои каменные спины в зеленые шубы из елок, нахохлились от утренней сырости. Чуть шевельнулись длинные листья папоротника — и на тропу вышел парень в простой охотничьей куртке и мягких кожаных сапогах. Небо уже посветлело, костяной серп луны скрылся за изгибом хребта. Лишь одноглазая Чолбон[2] следила за юношей недобрым взглядом. Тот поспешил пересечь открытое место, скользнув в чащу неприметной серой тенью. Молодой охотник был сьергом, и обычно чувствовал себя в лесу так же непринужденно, как посреди родного поселка. Но сейчас ему было не по себе. Дело, которое он затеял, вряд ли снискало бы одобрение здешних духов.

Ларс, насупившись, вздохнул. Да, никто из его соплеменников не рискнул бы прийти в лес с оружием в эти дни. Ну и что! Он же не для забавы! Он отнесет пойманную дичь старой Ульве, и та спросит у духов-помощников, как ему избежать опасностей на пути к серебряному трону Айстада. А когда он станет королем…

Глаза у охотника заблестели, как всегда, стоило ему погрузиться в эти упоительные мечты. Когда он займет трон (на который, между прочим, имеет безусловное право), он устроит веселую жизнь этим имперцам, этим захватчикам, в недобрые старые времена оттеснившим их, детей Великого Лося, с зеленых равнин на голые, бесплодные острова Хариниеми! Попробовали бы они сами коротать долгие вьюжные ночи, освещая свою каморку плошкой вонючего жира, выращивать тощих овец и ловить рыбу в темной, смертельно холодной воде! Чтобы выжить на Хариниеми, человеку не мешало бы научиться оборачиваться тюленем.

Но ему, Ларсу, сыну коварного предателя Ольгерда, на роду написано все исправить. Он вернет соплеменникам их исконные земли, выстроит им дворы из лучшего дуба; будет у них вдоволь меда, свинины и жирного сыра! Никому больше не придется месяц напролет давиться осточертевшей рыбой!

За этими мыслями Ларс сам не заметил, как добрался до первой ловушки. Духи, видимо, не одобряли его пылких намерений или, что более вероятно, были заняты своими потусторонними делами. Ловушка была пуста. И следующая тоже. На худой конец, можно будет подстрелить какую-нибудь птицу, — уныло размышлял охотник, но в третий раз ему наконец улыбнулась удача. В силках запуталась тушка зайца. Мертвый беляк выглядел смешно и жалко: не до конца перелинявшая шкурка пестрела белыми и серо-бурыми пятнами. Поддавшись минутной жалости, Ларс быстро отрубил ему заднюю лапу, принес ее в жертву местным духам, чтобы невезучий прыгун смог легко возродиться в следующей жизни.

Оглушительный треск, раздавшийся из-за деревьев, заставил его подскочить. Он резко обернулся. Деревья стояли вокруг, как хмурые непреклонные исполины, ни одна ветка не шелохнулась, только покачивался внизу, между толстыми стволами зеленый папоротник. Но жуткий треск ломающегося дерева по-прежнему звенел в ушах. В затихающем отзвуке эха, удалявшемся все глубже в лес, слышалось ворчание разгневанных мусун.[3] Что могло сломать целое дерево?! Ведь даже ветра не было! Ларс сглотнул, вдруг почувствовав себя слабым и ничтожным. В ушах стучало, внезапный страх не давал двинуться с места. Из угрожающе-темной чащи тянуло яростью, силой, жаждой разрушения, и на мгновение охотник поверил, что сейчас оттуда выскочит нечто и бросится на него. Наскоро прошептав заговор от зла, Ларс сложил рукой охраняющий знак, запихнул зайца в мешок и поспешил обратно к лагерю.

К его собственному удивлению, обратный путь прошел благополучно. Ему никто не встретился, кроме дозорных. Почти все женщины с детьми остались в безопасном убежище на севере, где они сейчас пряли шерсть и сушили рыбу, поэтому в лагере было куда тише, чем в обычном сьергском поселке. Только строгая Вейна, жена Матса, которая в такую рань уже возилась возле своего шатра, проводила охотника задумчивым взглядом, но ничего не сказала. По мнению общины, если уж Ларс что-то задумал, остановить его смог бы разве что топор Агды-громовержца.

Шатер шаманки Ульвы был самым высоким, на две ладони выше остальных. Внутри пахло рыбой, костром и — самую малость — чуть затхлым запахом старости. Переступив порог, охотник поморгал, привыкая к темноте. Старуха сгорбилась у огня, похожая на куль из шкур. Спину закрывали неряшливые седые космы, перевитые цветными нитками и мелкими монетками. Она явно ждала меня! — удивился Ларс. Вдоль стен, озаряя рисунки солнца, луны и животных, дрожали свечи в когтистых лапах подсвечников. Ульва не стала бы тратить драгоценный запас свечей просто так!

— Принес-таки? — усмехнулась старуха. На сморщенном лице, похожем на кусок коры, блеснули неожиданно ясные, цепкие глаза.

Ларс на деревянных ногах подошел ближе, протянул ей добычу, стараясь не смотреть по сторонам. Неверный свет очага и свечей превратил внутренность шатра в наслоения коричневых теней. Ларс не дрогнул бы в лесу перед медведем, но беседа с духами — это совсем другое дело! Их тени скользили где-то на краю зрения, чья-то ледяная рука схватила охотника за лодыжку, кто-то подул ему сзади на шею и мерзко захихикал. «Хрен вам, не запугаете», — рассердился Ларс про себя. Вздернул подбородок, расправил плечи.

У шаманки все уже было готово. В мгновение ока заяц был брошен на широкий плоский камень и разделан на части. Порывшись в разных горшочках и плетеных коробочках, Ульва собрала в щепоть табак, веточки, какую-то травяную труху, бросила все это в огонь. По шатру прошелестело, будто ветер пронесся в камышах:

— О, Того, хранитель пламени, укажи мне путь…

Того-мусун, дух огня, вероятно, пребывал в озорном настроении, так как из очага вдруг повалил несуразно-зеленый дым. Ульва раскачивалась туда-сюда с закрытыми глазами, ее дух уже пустился в странствие по волшебной реке Хендекит[4]. Ларс усилием воли подавил дрожь, заставив себя стоять неподвижно, хотя больше всего ему хотелось броситься вон из шатра.

— Да, я вижу… — прошептала Ульва. Глаза ее широко раскрылись, в них загорелись желтые огоньки, как у рыси. Охотника озноб пробрал по спине.

— Ты пойдешь на Айстад, и никто из смертных не сможет тебе помешать, — быстро-быстро шептала шаманка. — Только один… не человек… и не дух. Он не принадлежит ни верхнему миру, ни нижнему. Его время — ночь, его оми[5]… не могу разобрать. Но он волшебник, это точно. Дай мне меч!

Окрик старухи прозвучал неожиданно резко в полутьме шатра, наполненной цветным дымом, смутными тенями и странными запахами. Ларс, зашарив влажной ладонью по поясу, извлек меч из ножен и протянул его шаманке рукоятью вперед. Пламя само потянулось к подарку, украсив клинок алыми отблесками.

— Смотри! — прошипела Ульва, держа меч на вытянутых руках. Ее темные узловатые пальцы были похожи на птичьи когти. Вдруг вспомнилось некстати, что тотемом старухи была сова. — Смотри хорошенько!

Он осторожно приблизился, затаив дыхание. Лезвие меча превратилось в зеркало, и в этом зеркале что-то двигалось. Ларс ожидал узреть скрюченного злого шамана, а увидел большеглазое девичье лицо, словно изваянное из чистого льда, так непохожее на плоские загорелые лица местных девушек, прямой светлый взгляд, растрепанные косы на висках. Позади незнакомки возникла длинная темная морда… «О, вот это точно шаман!» — усмехнулся про себя охотник, но ошибся. Морда оказалась лошадиной. Она боднула хозяйку в плечо, девушка со смехом обернулась, погладила белую полоску у той на носу… Больше Ларс ничего не успел увидеть — один язык пламени из очага взвился так высоко, что чуть не опалил ему нос.

— Запомнил? — спросила Ульва, возвращая ему меч.

Ларс молча кивнул, не желая оскорбить духа в его собственном доме, но внутренне он весь кипел от негодования. Что за шутку сыграл с ним озорник Того? Подсунул ему вместо колдуна какую-то девчонку!

Плевать! — думал он, широким шагом направляясь к озеру. После Ульвиного обряда ужасно хотелось смыть с себя чужие запахи и липкий потусторонний страх. Он пойдет войной на Ольгерда, и ни один шаман не собъет его с пути. Ха! Да если здесь объявится хоть один колдун, он пожалеет, что когда-то родился на свет!

Лошадь звали Моро, что на старом языке означало «забава», и она оправдывала свою кличку на все сто. Эринна замучилась отбиваться от игривой кобылы на каждом привале. Не в первый раз она с грустью вспомнила о своей верной лошадке Лютик, которая, как и хадбандец Аларика, сгинула на севере вместе с принцем Болдром. И все же Ольгерд проявил к ним истинно королевскую щедрость, подобрав им других лошадей из своих конюшен. Когда Эринна непреклонно заявила о своем желании отправиться на поиски пропавшего Валентина, король порекомендовал ей присоединиться к отряду рыцарей, которых он отправил на север, чтобы прояснить некоторые вопросы налогообложения с тамошним наместником. Возглавлял отряд знакомый Эринне угрюмый капитан. Звали его эрл Руот; внешностью и, вероятно, характером он походил на ворчливую ворону, но людьми распоряжался толково. Рыцари должны были сопроводить их отряд до города Намсор, дальше им придется обходиться своими силами. К удивлению принцессы, вместе с Робином (то есть, Кайтоном, поправилась она) в поход увязались оба Дика — Большой и Маленький. А еще с ними отправился Аларик.

Потрепав напоследок по морде озорную кобылу, Эринна посмотрела в сторону лагеря. Со склона, на котором они привязали лошадей, он просматривался отлично. Кайтон с Алариком, кажется, пытались отыскать в сыром лесу что-нибудь пригодное для костра.

— Хоть бы раз нормально поужинал с нами! Взгляни на себя — одни мощи! — подшучивал Кайтон над приятелем. Он попытался подкрасться к волшебнику с тыла, но тот внезапно развернулся и парировал коварный удар подвернувшимся под руку дрыном.

— Ты доживи сначала до моих мощей, — усмехнулся кьяри. Кайтон довольно расхохотался в ответ.

«Сейчас они помучаются еще немного, потом Аларик плюнет и подожжет костер магией», — улыбнулась про себя Эринна. Сопровождавшие их рыцари уже привыкли к его фокусам и даже радовались присутствию в отряде волшебника. Сам-то он не нуждался ни в тепле, ни в горячей пище. Когда он ночью отлучался из лагеря, Эринна подолгу лежала без сна, от всей души надеясь, что ее друг охотится на четвероногую дичь. Но спрашивать боялась. Как говорится, не задавай вопросов, на которые не хочешь знать ответов.

Как она не хотела, чтобы он ехал с ними! Все знали, что сьерги питают к темным магам кьяри застарелую ненависть; ненависть настолько глубокую, что она уже приобрела официальный статус и стала частью их мифологии. Вообще, это было странно, учитывая, какие обширные территории разделяли Ледяные острова и пышущий огнем Лабрис. Насколько она знала, ни один кьяри никогда не забирался так далеко на север. Погода на островах Хариниеми была исключительно нелетной.

Ей живо вспомнился горячий спор, состоявшийся в ее покоях незадолго до отъезда. Вернее, горячилась-то как раз она, Аларик скорее походил на айсберг, случайно заплывший в комнату из Белого моря.

— Ты что, не понимаешь?! Если сьерги тебя обнаружат — нам всем крышка!

— Понимаю и обещаю, что не буду пользоваться волшебством до конца похода. Чем хочешь поклянусь — никаких полетов, никакой магии в присутствии сьергов! Разве что в самом-самом крайнем случае, — подумав, добавил он.

Эринне не хотелось напоминать ему о трагедии, случившейся в степях Дикого Поля. Судя по резко помрачневшему лицу ее друга, он и сам об этом прекрасно помнил.

— Ольгерд обещал отпустить с нами пятерых рыцарей, если ты останешься у него в охране, — выложила она свой козырь.

— Приятно, что он меня так ценит, — слегка поклонился Аларик, и было видно, что от своего решения он не отступится. «Ну что за упрямство!» — подумала Эринна.

— Я просто поверить не могу, что мне в кои-то веки приходится уговаривать тебя остаться на месте! Обычно бывало наоборот!

Всплеснув руками, она отвернулась, кипя от злости. Как же с ним сложно! Стоило ей привыкнуть к его покладистости и ненавязчивой заботе — и вдруг он превращался в неуступчивую каменную скалу, причем в самый сложный момент.

— Ты так волнуешься о Вале, что забываешь о другом пропавшем маге — об Эштоне, — мягко возразил кьяри, имевший, видимо, неиссякаемые запасы терпения. — А ведь Данатор особенно настаивал, чтобы ты разыскала именно его. У меня к нему тоже есть дело, так что нам по пути.

Аларик взял ее за руки, отчего недовольство девушки сразу же растаяло, и улыбнулся. Вот тут бы ей и настоять на своем, тут бы и сказать «нет», но, взглянув ему в глаза, Эринна вдруг растеряла все аргументы. Все дело было в его лице. Мраморная маска, которая пугала ее с той встречи в Зеленом доме, наконец, исчезла. Ее заменила простая человеческая улыбка.

В это время Вал и Винсэ, о которых так беспокоилась Эринна, под конвоем из рыцарей принца Болдра как раз подъезжали к замку Хвитстейн. Этот замок никак нельзя было назвать приветливым местечком. На первый взгляд он казался нагромождением могучих каменных глыб, среди которых возвышалась башня донжона, похожая на обломок клыка. Такую грубую, угрожающего вида постройку могли соорудить разве что пещерные тролли. Однако, когда они подъехали поближе, Вал оценил умелое расположение круглых башен с бойницами и выгодное положение самого замка, способного отразить нападение как с юго-востока, из Айстада, так и с севера, от беспокойных сьергов. Этот замок строил человек понимающий, не понаслышке знакомый с военной стратегией.

Их конвоиры, стерегущие пленников так, что даже вздохнуть нельзя было без спросу, как раз переговаривались о том, что сьерги этой весной ведут себя необычайно тихо. Раньше, как только сходил снег, к замку с севера подступали нестройные орды, полные бурлящей во всех местах тяги к героизму. Воинская доблесть ценилась у сьергов превыше всего, и уж точно превыше здравомыслия. Однако в этом году они что-то притихли, кроме того, на Хариниеми завелся какой-то вожак, сумевший объединить под своей рукой несколько племен. Разумеется, Хемминга с подручными это не могло не беспокоить. Вал же подумал с досадой, что под прикрытием сьерговой атаки им с Винсэ, глядишь, и удалось бы смыться отсюда. Надо же, как не вовремя на этих дикарей снизошла мудрость! Горечь от утерянного волшебства и желчный стыд от собственного бессилия нахлынули с новой силой. Будь у него хоть крупица магии, он сумел бы в безопасности доставить Винсэ в Альтарен, как того и хотел Данатор! Вместо этого он сначала плелся за отрядом Эринны без всякой пользы, а под конец позволил уволочь себя, как мешок с мукой, в этот медвежий угол, где его, скорее всего, прикончат. И поделом!

Их с художником запихнули в тесную комнатушку на самом верху башни, откуда открывался широкий вид на здешний унылый ландшафт: серые скалы, скрюченные деревья да поросшие вереском холмы. Люди Болдра обращались с пленниками без злобы, но с грубоватым презрением, которое ранило еще сильнее.

— Мда, на моей благословенной родине к живописцам испытывают больше почтения, нежели здесь, — иронически хмыкнул Винсэ, окинув взглядом их убогое жилище. И потянулись долгие, бессмысленные дни плена.

Вскоре им, можно сказать, повезло: у коменданта замка обнаружилась вдруг неуемная тяга к искусству, благодаря чему содержание пленников улучшилось: им стали давать хорошее вино к обеду и выводить их на ежедневную прогулку по узкому дворику, стиснутому каменными стенами. К прогулке, правда, прилагался назойливый собеседник в лице упомянутого коменданта, изводивший Винсэ примитивными рассуждениями о разных школах живописи. Вал считал, что его друг был чересчур терпелив, но, может, его это просто развлекало? Как бы там ни было, художник с видимым удовольствием болтал со стражниками, учил их разным хитрым приемчикам с мечом (а вот это, по мнению Вала, точно было лишним!) и все свободное время посвящал портрету Олвен, который ухитрился вывезти из Лостера.

Честно сказать, Вал не понимал, что еще можно было улучшить в этой картине. Лицо Олвен выступало из полотна как живое, на заднем плане кудрявились какие-то кустики (деревья, поправил его Винсэ), а среди подпиравших небо скал прихотливо вилась узкая тропинка.

— Как правило, никто не обращает внимания на фон. А ведь проработка пейзажа в картине крайне важна! — воскликнул художник, блеснув хитрым взглядом. — Один мой знакомый, Сандро из Фьоренце, считает, что если бросить губкой, пропитанной краской, в стену, то на стене останется пятно, в котором любой может увидеть прекрасный пейзаж. Лично я считаю, что если у художника нет одинаково глубокого интереса ко всему, что есть в его картине, — значит, ему не хватает искренности. Как вы полагаете?

Вал был невероятно далек от желания углубляться в ученую беседу. Его сознанием вдруг завладела другая мысль:

— Вы ведь не только художник, маэстро, — сообразил он с внезапно вспыхнувшей надеждой. — Где же ваш технический гений?! Придумайте, черт возьми, как нам выбраться отсюда!

Он в два шага пересек комнату и вцепился в прочную решетку, закрывавшую окно. Там, за перехлестьем железных прутьев, серело безмятежное северное небо. Винсэ смотрел на бывшего мага с сочувствием и пониманием, чуть наклонив седую всклокоченную голову, и был похож на большую добрую цаплю.

— Знаете… — начал он не очень уверенно, — когда-то давно, когда я был молод и горяч, я сцепился с одним заносчивым лордиком… Характер у него был паршивый, но, должен признать, мечом он владел изрядно. Запросто мог разделать меня, как зайца. Во время поединка я вдруг понял, что он не собирался меня убивать. Он хотел искалечить мне руки.

Винсэ немного помолчал, видимо, заново переживая тот случай.

— Мда. В конце концов, я его победил — вероятно, от страха. Но эти несколько секунд были самыми страшными в моей жизни. Я просто хотел сказать, что прекрасно вас понимаю, мой друг.

— Да толку-то! — выдохнул Вал, выплеснув в этих словах всю горечь. — Зачем мне все это?! Зачем мне вообще быть, если я больше не могу… а они ждут от меня… а я… — он сбился, умолк, бессильно стукнул кулаком по стене.

Стене, впрочем, было решительно плевать на его отчаяние, она на своем веку видала и не такое. Несколько песчинок тонкой струйкой стекли на пол — и все. Винсэ успокаивающе поднял руку:

— Терпение, мой друг. Даю слово, что мы выберемся отсюда. Спасение иногда может принимать самые неожиданные формы. Возможно, — тут Винсэ понизил голос, — наше спасение в этой картине. Не зря же я тащил ее от самого Айстада!

Вал резко обернулся, собираясь что-то сказать, но вид у художника был до того хитрый и довольный, что бывший маг поневоле остыл, и его губы сами растянулись в невеселой улыбке.

Глава 20

Люди эрла Руота и сопровождавшие их альтийцы третий день ехали по узкой долине реки Квенны, стараясь держаться ближе к прибрежным скалам. Море глубоко запустило узкие зеленые пальцы в скалистые берега западного Фьелланда, и в глубине каждого фьорда скрывался какой-нибудь городок или деревушка, где уставшие путники могли найти кров и пищу.

Лошадь Эринны легко внесла всадницу на высокий холм, откуда открывался широкий вид на другие холмы, зеленые вблизи и темно-синие у горизонта. Кое-где среди лесов можно было увидеть маленькие заплатки возделанной земли, пастуший хутор или хижину углежога, но вообще-то гор здесь было гораздо больше, чем долин, пригодных для жилья. Весь западный Фьелланд бугрился холмами, словно кто-то смял в кулаке зеленую бархатную скатерть.

— Вон там, смотри, — гора Хеймхэ. Кажется, что близко, да? А на самом деле до нее полдня пути, — сказал Бьорн, один из воинов эрла Руота, подъехавший следом. С этим добродушным светловолосым великаном, чем-то напоминавшим ей Вала, Эринна сдружилась на почве интереса к местным легендам. Будучи наполовину сьергом, Бьорн хорошо знал здешние сказания, а девушке нравилось его расспрашивать.

— Все сьерги — хорошие рассказчики, — улыбался Бьорн. — Я провел детство в поселке моей матери. Долгими зимними ночами, когда даже лед за порогом трещит и стонет от холода, больше нечего делать, кроме как вспоминать наши песни.

Да, дорога через холмы была непростой, зато воздух в горах был упоительно чистым и легким, как перышко; хотелось зажмуриться, впитать в себя аромат цветущих лугов, зеленый запах сосен, всю влагу и свежесть этого весеннего дня. Эринна рассмеялась. Она чувствовала себя непростительно, преступно счастливой. Пусть дело, порученное отцом, было почти провалено, пусть ее тревога за Вала росла с каждым днем, все равно сквозь беспокойство пробивалась уверенность, что в такой чудесный день просто не может случиться ничего дурного.

Внизу между холмами извивалась светлая лента Квенны, чуть в стороне поблескивало гладкое зеркало лесного озера, над которым висел белесый туман.

— Должно быть, русалки с водяными варили пиво этой ночью, вот оно и парит, — усмехнулся Бьорн. — А отсюда начинается царство Семи Сестер, — он широко махнул рукой, указывая на возвышавшиеся слева серые отроги скал. — В их каменьях водится немало чудес, но лучше не говорить о таких вещах среди леса; никто не знает, кто тут сидит под камнями и слушает каждое слово!

Ближайшая скала с острыми, сверкающими на солнце гранями, была похожа на дракона, уткнувшего морду в зеленый ковер лесов. Эринна хотела спросить, нет ли у сьергов какой-нибудь сказки на этот счет, но не успела: топот копыт и звяканье железа возвестили о приближении остального отряда. Среди прочих звуков выделялся раздраженный голос Кайтона, который опять что-то выговаривал одному из Диков. Взяв на службу обоих бывших разбойников, рыцарь вынужденно принял на себя моральную ответственность за их проделки. Эринна только покачала головой. Перевоспитать этих двоих ей представлялось безнадежным делом.

— С чего вы взяли, что они «ничейные»? На них что, написано было?! — бушевал Кайтон.

— Да, — без раздумий соврал Большой Дик, чье умение добывать что-либо значительно превышало грамотность. Другой Дик что-то пробурчал и безуспешно постарался прикрыть полой плаща висевшую у пояса тушку курицы.

Чтобы не путаться в прилагательных, люди Руота стали называть приятелей Дик и Дикон. Маленькому Дику, в качестве компенсации за его… вертикальную ущербность, досталось более длинное имя. Это оказалось так удобно, что вскоре весь отряд только так их и называл. В отличие от Кайтона, остальные рыцари относились к проделкам разбойников вполне снисходительно. Мол, черного кобеля не вымоешь добела. Их отряд не страдал от голода; у них с собой был приличный запас хлеба, лепешек, сушеной оленины, сыра и говяжьей грудинки, а в случае надобности они с удовольствием устроили бы охоту. Но Дик и Дикон с непонятным упорством продолжали промышлять по деревням. «Видать, природа у них такая», — философски вздохнул Бьорн. А Эринна заметила, что рядом с развеселившимися воинами темное лицо их предводителя, эрла Руота, выглядело особенно мрачным. Поначалу она приняла его за необщительного, колючего человека, которого так и хотелось напоить отваром чабреца, чтобы внушить ему немного оптимизма и радости к жизни. Но теперь ее одолевали сомнения. «Нет, дело не просто в дурном характере! — думала Эринна. — Похоже, его что-то тяготит…» Поймав ее взгляд, рыцарь резко дернул за повод своего коня, развернул его и скрылся среди других всадников.

Честно сказать, эрл Руот чувствовал себя не в своей тарелке с тех пор, как приехал в Айстад поддержать мятеж принца Болдра и понял, что опоздал. Его проводили в Лостер, где Ольгерд, к его собственному изумлению, вместо того чтобы бросить его в подземелье, похлопал по плечу, похвалил за разумное хладнокровие и сделал капитаном стражи. Секундная растерянность вкупе с природной осторожностью помешала Руоту выдать свои истинные намерения. Пользуясь новым положением, он навел справки и узнал, что принц спешно покинул город в сопровождении жалкой горстки рыцарей. С ним остались, в основном, вермландские наемники; фьелландским аристократам, похоже, было все равно, кто усидит на троне — дядя или племянник. Мысль, что Болдр считает его, Руота, таким же бесхребетным предателем, жгла раскаленным железом. Но что он мог сделать? Эрл Руот был счастлив, когда король отослал его из столицы, и совсем было изготовился лететь на помощь Болдру, как вдруг Ольгерд навязал ему этих альтийцев. Если с капитанством ему еще могло случайно повезти, то теперь в действиях Ольгерда однозначно усматривался коварный умысел. Этот старый хитрец ничего не делал просто так! Руот отправился в поход с тяжелым сердцем. Душа его рвалась на помощь сюзерену, у которого сейчас каждый человек был на счету, да и альтийская принцесса в качестве заложницы не помешала бы, но… предать доверившуюся тебе женщину — позор для рыцаря. Уже третий день Руот не знал, на что решиться, ехал молча и мрачнел с каждым часом.

К вечеру погода испортилась, что означало близость Тисфьорда. В этом городке у погоды было ровно два состояния: дождь либо шел, либо собирался идти. Жили здесь, в основном, рыбаки: они ловили рыбу, торговали рыбой, в общем, знали о рыбе все. Самым оживленным местом был рыбный рынок, который даже в этот поздний час настойчиво напоминал о себе — густым, въевшимся в камни запахом. Даже серые крыши домов казались похожими на сброшенную рыбью чешую. Над ними сизым облаком клубился дым от каминных труб. Такие города обычно не пользуются любовью путешественников; по правде говоря, Тисфьорд выглядел местом, откуда стоило поскорее уехать. Однако все согласились, что в эту ненастную погоду было бы неплохо найти надежную крышу над головой.

Выбирать особенно не приходилось, в городе имелась всего одна харчевня, и та уже была до краев заполнена народом. Все-таки благодаря дипломатическому искусству Кайтона и изворотливости хозяина, путники вскоре получили теплый угол недалеко от очага, свободный стол и сковороду с жареной треской. Отогревшись у огня, Эринна решила возобновить интересный, прерванный днем разговор:

— Расскажи мне про тех семерых сестер, — попросила она Бьорна. — Здесь-то ты можешь не бояться, что нас подслушает кто-то из подземного народца!

Да уж, гам в харчевне стоял такой, что приходилось кричать собеседнику в ухо.

— Хм, ну ладно. — Бьорн откашлялся, пригладил ладонью пышные усы. — Семь дочерей было у Агды-Громовержца, и отдал он им для нарядов зеленые земли от островов Хариниеми до самой Квенны. Но женщины перессорились между собой, искромсали край земли и смяли ее всю, с тех пор наши края пестрят холмами и узкими фьордами. Тогда разгневался Агда на непокорных дочерей, хлестнул их огненной плетью и превратил их в горы, чтобы они защищали несчастные земли от ледяных ветров с Белого моря. Так и стоят теперь Семь Сестер, семь горных вершин — Тэмму, Хилья, Дуэнте и Даннэ, двое близнецов, Брунни, Гангара и Гальхё — самая старшая и самая злобная из них.

Одно полено в очаге вдруг треснуло и раскололось, взметнулся алый язык пламени, закружились белые хлопья сажи. Отхлебнув еще пива, Бьорн продолжил:

— В их пещерах таится полно всякой нечисти, но люди спокойно живут на их склонах, только к Гальхё никто не смеет приближаться, даже самый отчаянный сьерг без благословения шамана не ступит на ее склон! В чреве этой горы находится путь в нижний мир, на ее камнях растет мертвый лес, белый, как старая кость. Там не водится никакого зверья, только слышен свист черного ветра, да изредка доносится голодный плач утбурда[6]. Но нам с вами не о чем беспокоиться, — поспешно добавил Бьорн, оглядев притихших альтийцев, — наш путь лежит в стороне, старая ведьма не дотянется до нас своими когтями!

— Это радует, — пробормотал Аларик, который довольно насмотрелся на злобных призраков в Лабрисе и совсем не хотел свести знакомство с местными фольклорными элементами, нет уж, хватит с него, спасибо большое!

Их маленькое общество, пришибленное Бьорновыми страшными сказками, постепенно снова оживилось. Северяне шумно спорили о чем-то и дошли уже до пари, причем Дик с Диконом участвовали в этом бардаке наравне со всеми. Эринна что-то шептала на ухо Кайтону, и Аларик, заметив это, поспешно отошел к стойке, чтобы не смущать друзей своим острым кьяринским слухом. Трактирщик, ни о чем не спрашивая, наполнил его кружку; кто-то толкнул его в бок, кто-то похлопал по плечу. Отовсюду доносились обрывки разговоров, звон сдвинутых кружек, иногда — залп дикого хохота. Степень всеобщего дружелюбия достигла той внутренней отметки, когда все люди чувствовали себя заодно. Аларик погрустнел, пиво вдруг показалось ему горьким. Иногда он ощущал свое присутствие, как ледяной сквозняк в теплой комнате, наполненной беспечным смехом и звучанием дружеских голосов.

Он поставил пустую кружку на стойку и вышел в холодную темно-синюю ночь. Вслед ему устремился обеспокоенный взгляд Эринны, но он этого уже не увидел. Когда Аларик шагнул за порог, какая-то тень метнулась от окна харчевни и моментально растворилась в скользком лабиринте узких улочек. Этого он тоже не заметил.

Не в силах больше выносить назойливость коменданта, Вал теперь отказывался от прогулок. Все время, пока Винсэ отсутствовал, волшебник лежал неподвижно в их камере и смотрел прямо перед собой.

Это место его убивало. Медленно, неотвратимо. Давил серый потолок, душили стены, пахнувшие плесенью, старостью, забвением. В голове, казалось, бродил ядовитый туман, и осколком застряла одна мысль: не все ли равно, сейчас или лет через десять?

Серая муть, затянувшая комнату, задрожала и слегка рассеялась, когда хлопнула дверь, и рядом с Валом возник мастер Винсэ, веселый, румяный и преисполненный энергии.

— Так! — художник бесцеремонно присел на кровать, потирая руки. — Дело сделано! Наш друг комендант согласился отправить гонца, чтобы передать картину в руки леди Олвен. Вернее, его человек отвезет картину в Брюнне, а там один торговец шкурами по морю отвезет ее в Айстад. Все улажено!

Он тихо рассмеялся, очень довольный собой:

— Как я его уговаривал! Пришлось проявить чудеса изворотливости, чтобы заставить его согласиться и не показать своего интереса в этом деле!

— Картина действительно прекрасна, — угрюмо отозвался Вал. — Леди Олвен будет рада ее получить.

— Радоваться должны мы, — ответил Винсэ шепотом. — Ручаюсь, как только королева увидит портрет, она сразу же вышлет отряд нам на помощь! Я спрятал в картине одну подсказку, Олвен, с ее острым умом, будет несложно ее разгадать…

Вал только пожал плечами, не желая спорить. Он не очень-то разделял оптимизм своего товарища. Прежде всего, доплывет ли картина до столицы? Даже если Олвен разгадает какой-то там шифр, захочет ли она их выручать? Согласится ли Ольгерд? Все это было слишком зыбко, ненадежно.

Тем временем Винсэ подскочил к столу, плеснул себе вина в бокал. Потом, порывшись по карманам, извлек откуда-то маленький бумажный пакетик с темным порошком, от которого по камере поплыл резкий приторный запах.

— Ну, за успех нашего дела! — воскликнул он, приготовившись высыпать порошок в бокал. Вал еле успел перехватить его руку. Всю его апатию сразу как рукой сняло:

— Вы что, с ума сошли?! От такой дозы вы свалитесь в горячке на неделю!

Он знал, что некоторые творческие люди пользовались порошком скарраты, чтобы придать импульс вдохновению или расширить границы сознания, хотя ни один лекарь не одобрил бы этого медленного самоубийства. Человек, пристрастившийся к скаррате, потом уже не мог от нее отказаться. Но ее употребляли по крупинке, а содержимого пакетика хватило бы, чтобы свалить с ног быка!

Винсэ только пожал плечами:

— Разумеется, это мне и нужно! Как говорится, на королеву надейся, а сам не плошай! Нам тоже придется постараться ради свободы. Как только меня начнет бить озноб — стучите в дверь, требуйте растопить камин. К ночи я стану мокрым, как мышь, — пусть чаще меняют простыни, и не вздумайте сразу их возвращать, они пригодятся нам, чтобы свить веревки! Куда бы их еще спрятать…

— Можно в тюфяк, — предложил Вал, понемногу проникаясь этой безумной идеей. — Судя по всему, он набит свалявшейся соломой. На веревках спать и то будет мягче. А солому мы сожжем в камине. Только, позвольте, роль больного сыграю я! Должна же быть от меня хоть какая-то польза!

— О, не беспокойтесь, вас ждет масса работы! — тихо засмеялся Винсэ и извлек из-под полы теплого кафтана, которым снабдил его комендант, внушительные клещи. Волшебник с изумлением воззрился на них.

— Что это?! Где вы это взяли?

— Позаимствовал у одного парня, который столярничал во дворе. Не волнуйтесь, он ничего не заметил.

Подойдя к двери, Винсэ долго прислушивался, затем принялся внимательно изучать дверные петли. Вернее, гвозди, на которых они держались.

— Полагаю, мы сможем вытащить некоторые из них.

— Дайте я, — шепнул подошедший Вал одними губами. — Но они же заметят!

— Я приготовлю оскоблину из ржавого железа с воском, мы заменим ей гвоздяные головки. Некоторые гвозди, подрезанные, оставим в петлях, чтобы дверь не упала раньше времени. Представляете, какой сюрприз ждет коменданта? — Винсэ снова беззвучно засмеялся.

— Ничего! Они думают, что мы будем смирно ждать своей участи, как овцы на бойне, но не пройдет и месяца, как мы выберемся отсюда, клянусь моим искусством! Держите клещи, мой друг, и молите всех богов, в которых вы верите, чтобы они помогли нам в этом опасном предприятии!

Глава 21

Спустя неделю в гавани Айстада причалила барка, груженая волчьими и лосиными шкурами. Помимо прочего груза, торговец вез длинный сверток, с которым обращался очень бережно. Встретившись в условленном месте с одним старым приятелем, корабельщик передал ему сверток (слегка отдающий шкурным запахом) и, сбыв наконец сомнительный груз, с облегчением устремился в знакомый трактирчик, чтобы смыть с языка вкус морской соли. За последнюю неделю в море он, кажется, просолился насквозь.

«Конечно, пиво у папаши Обри далеко не самое лучшее, — беззаботно размышлял торговец, — зато он не дерет за него три шкуры, а дочка у него так хороша и остра на язык, что без всякого пива захмелеешь».

Распахнув привычным жестом чуть покосившуюся дверь, торговец отметил, что в зальчике с низким потолком стало как-то светлее, и зычно воскликнул с порога:

— Линн! Поди сюда, рыбка моя, я вернулся!

Сверху на лестнице тут же простучали каблучки:

— А, это ты, Арне. — Линн встретила его довольно холодно. — Нет, не тронь меня! Хочешь, чтобы мое платье тоже пропахло шкурами и солью?!

На ней была новая нарядная юбка, высоко поднятые волосы украшали алые ленты. У Арне даже дух захватило, до чего она была хороша.

— Кажется, ваши дела идут неплохо? — спросил он. — Как твой старик?

Сверху донесся звон посуды и чьи-то возбужденные голоса. Там, наверху, явно бушевал шторм, но Линн это почему-то не беспокоило. Арне скептически поднял бровь:

— Постояльцы буянят? Может, помочь?

— Не нужно. Милые бранятся — только тешатся, — девушка пожала плечом, хотя лицо ее омрачилось. Видно, ссора наверху была ей не так безразлична, как она хотела показать. У корабельщика невольно разыгралось любопытство.

Если бы он мог проникнуть взглядом наверх, сквозь дощатый потолок, то увидел бы маленькую опрятную комнату, в которой находились двое. Бледный голубоглазый юноша, еще не совсем оправившийся от раны, и красивая девушка с пшенично-белыми косами замерли, сверля друг друга гневными взглядами:

— Я уже вполне здоров, спасибо тебе! Мне срочно нужно найти… одного человека, и этим я сейчас и собираюсь заняться!

— Никуда ты не пойдешь! Хочешь погубить нас обоих?! Тебе так надоела эта комната, что ты готов перебраться в подвалы Лостера?!

Когда Ивейн несколько дней назад очнулся, он с удивлением увидел знакомые стены убогой гостиницы, кувшин, плошку рядом с кроватью и… свою воплощенную мечту, дремавшую рядом на стуле. Проснувшись от его изумленного вскрика, мечта строго шикнула на него, сноровисто поменяла повязки, не забыв смазать рану целебной мазью (Ивейн при этом багровел от смущения), сунула ему в зубы плошку с водой и приказала выздоравливать. Ее присутствие так его вдохновило, что Ивейн быстро пошел на поправку. Кроме того, хотелось поскорее покончить с унизительными осмотрами. К тому времени, когда он смог передвигаться по комнате, не хватаясь за мебель, он, кроме горячего восхищения, успел проникнуться к девушке искренней благодарностью. Но иногда ее заботливость утомляла.

— Если у тебя есть хоть какой-то здравый смысл… — снова начала Астрид.

Ивейн, не дослушав, скорбно поднял глаза к потолку:

— О, здравый смысл! Знаешь, учителя, боготворившие моего брата, сделали все, чтобы извлечь из меня этот талант. Но потом с грустью признали, что в отношении меня их план полностью провалился.

Годы жизни под присмотром деспотичного братца привили Ивейну следующее правило выживания: «согласись и сделай наоборот». Махнув рукой на разгневанную Астрид, он сделал вид, что смирился, потом дождался, когда девушка отлучится из комнаты, поднял раму и бесшумно выскользнул в окно. Второй этаж старой гостиницы был не слишком высоким. К тому же под окном проходил довольно удобный карниз, да и лазить в окна Ивейну было не привыкать.

Вероятно, подвиги Кайтона Ринеиса были еще свежи в памяти стражников, так как его имя послужило Ивейну отличным пропуском в крепость. К сожалению, солдаты, дежурившие на воротах, не знали, что сэр Ринеис уехал из города еще неделю назад. Помня о своих сомнительных заслугах в Майскую ночь, Ивейн не решился просить аудиенции у Ольгерда, а вместо этого перескочил через невысокий каменный заборчик и с головой окунулся в бледно-розовое марево цветущих ветвей. В замковом саду буйно цвели яблони; отовсюду слышалось деловитое гудение пчел, и голова кружилась от теплого, нежно-сладкого аромата. Ивейн не успел толком оглядеться, как вдруг что-то лягнуло его в спину, и, ткнувшись носом в россыпь палых листьев, он услышал прямо над ухом натуральный звериный рык. Паника вмиг прострелила его от макушки до пяток.

— Стой, Пуш, нельзя! — послышался испуганный вскрик. Кажется, в саду появился кто-то третий.

Перекатившись на спину, Ивейн увидел в двух шагах от себя взъерошенную серую морду с оскаленной пастью и горящими злобой глазами. До этого дня он считал, что «горящие глаза» — это всего лишь фигура речи. Чуть поодаль стояла молодая русоволосая женщина в отделанной мехом накидке, с озабоченным и строгим лицом. Ивейн порядком струхнул. Судя по богатому плащу, перед ним была одна из дам королевы, хотя ее доброе лицо внушало некоторую надежду.

— Кто ты такой? — требовательно спросила дама.

Ивейн изложил ситуацию как можно короче. Присутствие второго слушателя в лице — вернее сказать, морде — мохнатого хищника не способствовало долгим объяснениям. Котяра выпустил его, но сам уселся рядом и не собирался позволять нарушителю подняться с земли. К концу монолога лицо женщины слегка разгладилось, из него исчезла настороженность.

— Пуш! — приказала она коротко, зато таким тоном, что кот, бросив напоследок недовольный взгляд на Ивейна, беспрекословно встал и отступил за спину хозяйки. Ивейн рад был снова оказаться на ногах — сидеть на мокрой земле было чертовски холодно.

— Вы должны знать сэра Ринеиса! — запыхавшись, воскликнул он. — Он прибыл ко двору примерно месяц назад!

— Конечно, я знаю эрла Кайтона Ринеиса. Кстати, вы с ним похожи. Мне жаль, но ты опоздал: твой брат неделю назад покинул Айстад. Почему ты сразу не пришел во дворец?

Это был щекотливый вопрос. Ивейн смутился:

— Когда я прибыл в Айстад, госпожа, боюсь, я вмешался в дела, которые меня не касаются…

Вторую часть его сбивчивой исповеди дама выслушала более благосклонно. На самом деле все мысли Олвен — а это была именно она — крутились вокруг картины, доставленной в замок сегодня утром. Она не сомневалась, что мастеру Винсэ пришлось проявить немалую ловкость, чтобы преподнести ей этот подарок. Наверняка им руководила не только учтивость и желание ее порадовать. Олвен размышляла о том, что ломаная линия холмов на заднем плане картины удивительно напоминала очертания горы Дуэнте, на склоне которой находился замок Хвитстейн, между прочим, принадлежавший принцу Болдру. Даже тропинка, вившаяся на картине среди стилизованных деревьев, была похожа на перевал Серая Лошадь, который проходил рядом с замком. Ольгерд сам подарил племяннику эти земли, когда пытался найти для него сферу деятельности, достаточную, чтобы удовлетворить его честолюбие. Вместе с замком Болдр получал контроль над северными провинциями, а также — обязанность оберегать их от сьергов. Вместо этого он предпочел объединиться с островными дикарями ради того, чтобы сесть на трон. С некоторыми людьми просто невозможно договориться миром.

— Думаю, ты сможешь помочь своему брату, — сказала Олвен, прервав бесконечные оправдания юноши, — а заодно поможешь и мне тоже.

Она сняла с пальца кольцо, на котором блеснула королевская печать. При виде ее рот Ивейна сам собой захлопнулся. Пресветлые боги, да это же сама королева! Он поспешно преклонил колено, но зловредный кот, продолжавший следить за ним краем глаза, не понял его намерений и врезался в парня, как пушистый снаряд, пущенный из катапульты.

На сей раз Ивейн пересчитал камни садовой дорожки спиной и затылком.

— Да чтоб тебя! — взвыл он.

Повинуясь окрику королевы, кот убрался за куст шиповника и шипел оттуда, как масло на раскаленной сковородке. Олвен сама помогла юноше подняться:

— Лучше не делай при нем резких движений, ладно? Значит, так: встречаться с королем тебе сейчас действительно не стоит. И твоей леди тоже.

Ивейн растерянно моргнул. Он был уверен, ни словом не обмолвился об Астрид, но, вероятно, королева была из тех проницательных людей, которые умеют читать между строк и слышать между слов.

— Твой брат вместе с леди Эринной сейчас отправились на север, чтобы найти волшебника Валентина, увезенного Болдром. Возьми этот перстень, он даст тебе право приказывать именем Ольгерда. На дороге к Намсору ты найдешь эрла Руота с отрядом, передай ему приказ отправиться в замок Хвитстейн и освободить обоих пленников!

Олвен старалась говорить как можно увереннее, хотя ее душу терзали смутные страхи. Что сделает Ольгерд, узнав о ее самоуправстве?

«Он бы этого не одобрил, — подумала она с тревогой. — Хотя…»

Да, ее муж ни за что не послал бы отряд рыскать по приграничью в поисках пленников, но теперь, когда их положение точно известно — это совсем другое дело, не так ли?

О том, что сделает с ней Ольгерд, если подаренная картина окажется просто картиной, Олвен предпочитала не думать. Она проводила взглядом энергичного юношу, который вылетел из сада, окрыленный новой надеждой, затем поднялась, кликнула своего верного сторожа и не спеша направилась обратно в свои покои. Нехорошо, если кто-нибудь заметит ее долгое отсутствие.

Глава 22

На следующий день эрл Руот вдруг решил изменить маршрут, и они спустились от прибрежных скал вниз, в долину реки Хендекит. Местность вокруг изменилась. Округлые мохнатые холмы, похожие на медвежьи спины, теперь окружали путников со всех сторон, а выше ветер гнал по небу серые кучевые облака. Они шли в душном лесном сумраке, по засекам, видимым, кажется, лишь одному Бьорну. Тропа была так перевита корнями, что походила на спутанный клубок змей; сосны тесно сплелись нечесаными ветками, кое-где среди хвои висели целые пучки веток — по поверьям сьергов, в них гнездилась лесная нечисть. Пахло водой, талым снегом, отовсюду слышалось журчанье ручьев и ровный гул падающей воды. Когда в лесу встречались просветы, на дальних холмах можно было увидеть белые нити водопадов. На редких полянах — безмятежных солнечных пятнах, покрытых шелковой весенней травой, цвели лютики и кислица, светились звездочки яснотки, скромно синела будра и нежная фиалка. Эринна собрала побеги чесночницы, для приправы к ужину. Сушеное мясо уже порядком приелось.

Они вышли к реке, когда уже завечерело, и долина была похожа на чашу, полную теней. Солнце висело, зацепившись за край горной гряды; вот оно зашло за облако, очертив его край огненной каймой, и тень, которую оно отбросило на полнеба, была похожа на крыло кьяри. Напитанная талыми водами Хендекит гремела и бранилась так, что приходилось кричать друг другу. У самого берега росла храбрая молодая рябина, каким-то чудом зацепившись за мокрые замшелые камни, все ветви ее были увешаны лентами, тряпицами и колокольчиками, дрожавшими от ветра; их нежный перезвон еле-еле слышался сквозь рев воды. Эринна подвела лошадь к реке и остановилась возле деревца. Яростные пенные буруны, опасные темные камни, мелькавшие в воде, запах папоротников и алые пятнышки рябиновых листьев — вокруг нее сплеталась красота, вечная, ледяная и безразличная к людям.

— Переправляться будем завтра! — прокричал ей Бьорн. — Протянем веревки на тот берег! Ночью духи обретают большую силу, чего доброго, утянут нас с переправы к себе в гости!

Эринна уже знала, что пороги Хендекит считаются здесь воротами в мир духов. Оттого и деревце рядом с рекой было увешано приношениями, чтобы задобрить кое-кого. Хендекит — священная река для сьергов, она течет через всю страну и впадает в страшную подземную пещеру в горе Гальхё, горловину ледяного ада, где находятся ворота в Нижний мир.

Она снова посмотрела на пенный водоворот, в котором иногда мелькали ветки, листья, а то и целые коряги. В воображении Эринны эта река никак не связывалась с загробным миром, наоборот, она казалась олицетворением бурлящей неугомонной жизни. Впрочем, сьергам виднее, они здесь у себя дома. Пользуясь тем, что за ней никто не наблюдал, Эринна достала охотничий нож, отпорола кусок тесьмы от подола походной куртки и украдкой привязала к одной из ветвей. Ласково погладила шершавый ствол, прося у здешних сил благословения для тех, кто в пути, и для тех, кто остался дома. Для Вала, где бы он сейчас ни находился. Для Ивейна Ринеиса, которого Кайтон поминал чуть ли не на каждом привале, беспокоясь за непутевого младшего братца. Для Аларика, который, кажется, никогда не покидал ее мыслей.

Эринна догадывалась, зачем кьяри отправился в этот поход, и всем сердцем желала ему удачи. Они никогда не заговаривали о… некоторых возможностях магии. Надежда — это такая пугливая птица, которую можно спугнуть даже неловкой мыслью, не то что словом. Кроме того, их общение в последнее время порядком затрудняла манера Аларика внезапно исчезать, как только Кайтон оказывался поблизости. А уж исчезать кьяри умели как никто. Вот только что был тут — и уже пропал, как задутая в темноте свеча. Это было даже обидно. Словно безродный рыцарь Робин заслуживал доверия Аларика, а барон Кайтон Ринеис — уже нет.

Девушка вздохнула, безмолвно жалуясь рябине на некоторые странности своих друзей. Иногда ей ужасно не хватало подруги. Она много времени проводила среди мужчин, так уж получилось. Отец поручал ей разные дела, иногда слишком деликатные, чтобы их мог выполнить кто-то другой, иногда — опасные, как тогда, в Серентисе. Со временем она научилась держать себя так, чтобы к ней относились с уважением. Но иногда так хотелось свободно поболтать с кем-нибудь, посмеяться над мужчинами и их причудами! Ей было одиноко без Хэлис. Эринна помолилась за нее тоже, пожелав им с Шико новых песен, доброй публики и легкой дороги.

На зеленом мху недалеко от рябины вдруг появилась цепочка вмятин, словно кто-то прошелся по нему неслышными мягкими шагами. Сдвинулся камень, закачались мокрые ветки тальника. Тяжелая шишка слетела с ближайшей ели, раздался короткий обиженный всписк — и все стихло.

Кайтон с Алариком трудились, устраивая над их постелями навес из лапника. Вдруг ледяной порыв ветра приморозил их спины, Аларик бросил охапку еловых веток и огляделся. Прежде всего, нашел взглядом тонкую фигуру Эринны, застывшую в задумчивости на самом берегу реки. Моро, щипавшая траву рядом с хозяйкой, вдруг вскинула голову и заржала.

— Здесь кто-то есть, — сказал кьяри, настороженно всматриваясь в притихший лес.

— Что мне непонятно, — вполголоса отозвался Кайтон, — так это зачем мы вообще сюда приперлись, задери нас медведь!

— Вчерашний охотник рассказал Руоту, что эрл Ларс, вождь сьергов, стоит лагерем в долине Вогэ. Никто не ожидал, что сьерги продвинутся так далеко на юг! Мы попробуем их обойти.

Их обоих удивляло, что фьелландцы, жившие в обособленных долинах, разделенных глухими лесами, тем не менее были прекрасно осведомлены обо всем, что творится вокруг. Слухи разлетались по западному Фьелланду со скоростью свиста. Новости разносили странствующие кузнецы, а также ловцы соколов, которые свободно бродили по стране, числились на королевской службе и, как подозревал Кайтон, кроме прямых обязанностей выполняли также роль соглядатаев.

Барон недоверчиво хмыкнул:

— Да, но если Руот опасается сьергов, почему он не нанял снеккар в ближайшей гавани и не добрался до Намсора морем? Так было бы вернее всего!

— Нас мало, и наше единственное преимущество, если вдруг столкнемся с врагом, — скорость и внезапность. А ползти по фьорду в снеккаре с горсткой воинов — это… хм. Кроме того, нас могут подстеречь корабли сьергов в этих водах.

— Корабли сьергов?! Сразу видно, как плохо ты знаешь здешний народ, мой южный друг. У сьергов нет кораблей. Те жалкие лодчонки, которые они строят из плавника, годятся лишь для охоты на тюленей.

— Кроме того, плывя в снеккаре, мы рискуем упустить Болдра. Он ведь тоже затаился где-то неподалеку. А так, я бы не отказался снова увидеть море. Здешние виды нагоняют тоску: сплошные холмы, холмы, зеленые внизу и с белыми кучами спятившей воды наверху.

— Ты имеешь в виду снег?! — Кайтон расхохотался.

К ним подошла Эринна, ведя в поводу вычищенную, довольную кобылу. Подошел Бьорн, озабоченно бормоча что-то о торвах — болотных великанах с деревянными зубами, и о коварной ведьме Ланьвар, имеющей привычку скакать по ночному лесу на своем волке-людоеде. Разговор о политике увял сам собой. Люди сгрудились у костра, стараясь без крайней надобности не покидать освещенный круг. В чаще что-то стонало и выло, качались сосны — вероятно, это Даннэ, хозяйка лесов, прохаживалась среди них с метлой. Сквозь шум реки слышался вкрадчивый шорох — это гигантский змей Янгар своим телом прокладывал русло очередного горного ручья.

В общем, до самого утра никто не сомкнул глаз.

Эрл Руот, предупредивший своих спутников о появлении сьергов в долине Вогэ, утаил от них одну вещь: к Ларсу присоединился принц Болдр с отрядом наемников и магом Эштоном. Честно сказать, появление этих двоих не вызвало у Ларса особого восторга. Он недолюбливал Болдра, но нуждался в нем, и от этого не любил его еще сильнее.

Он нуждался в принце, так как плохо представлял себе, что их ждет в Айстаде. Когда-то Ларс с наивным невежеством представлял себе столицу в виде кучи хижин, набитых несметными богатствами. Во время их движения на юг его отряд разорил один прибрежный городок, тут-то он и осознал, что фьелландские города устроены несколько сложнее, чем обычный рыбацкий поселок. Вермландцы, явившиеся с Болдром, рассказывали, что людей в Айстаде больше, чем деревьев в лесу, а королевский замок вздымается над городом выше горы Дуэнте. При всем его самомнении Ларс понимал, что нахрапом такую махину не взять.

Сейчас он отводил душу в шатре старой Ульвы, честя на чем свет стоит ненадежных союзников, свалившихся ему на голову. Ларс привык делиться мыслями со старой шаманкой, это было все равно что исповедаться дереву в глухой священной роще, даже, пожалуй, надежнее. Когда нужно, Ульва могла быть молчаливей дерева.

Старуха, помешивая пахучее варево в котле, украдкой наблюдала за воспитанником. Она уже давно, с самого его детства поняла, что за человек был Ларс. Он был «утвальт» — избранный. Такие, как он, движутся впереди истории, в их крови ощущается стремительный бег времени. Такой человек просто обречен на подвиг, и когда-нибудь о нем, без сомнения, сложат висы и саги.

Все это однако не означало, что Ларс обязательно приведет их к счастью и довольству.

— …Да еще чародея с собой притащил! — кипятился он. — Ты ведь не зря предупреждала меня не верить волшебникам!

Темное лицо старухи осталось непроницаемым. Иногда Ларс думал, что морщины старой Ульвы были удачной маской, за которой она скрывала любые чувства. Шаманка отвела спадающую на глаза седую прядь, зазвенели вплетенные в косы обереги.

— Это не тот шаман, которого я видела в пламени, — глухо ответила она. — Чтобы понять этого мага, мне не нужно гадать на перьях. У него нет души. Он тяжелый и гладкий, как камень. Но о камень тоже можно споткнуться.

Из котла поднимался аппетитный пар, напомнивший охотнику о том, что неплохо было бы перекусить. Зыркнув светлым глазом, Ульва постучала жесткой пяткой, обутой в меховой поршень, по утоптанному земляному полу:

— Чувствуешь, какой он холодный и твердый? Ты не найдешь столько шкур, чтобы выстелить ими весь шатер. Но можно сшить из них теплую обувь и больше не беспокоиться о камнях. Не спеши в Айстад. Сперва тебе нужно получить благословение духов. Мы пойдем в Форлатт, в Старое городище.

— Да, но… — Ларс умолк. Эта мысль ему неожиданно понравилась.

Форлатт, заброшенный город, располагался у отрогов горы Гальхё. Из него наверх уходила старинная дорога (вернее сказать, тропа) в древний храм, посвященный главным богам: Агне Громовержцу, Даннэ, хозяйке лесов, первому змею Янгару и коварному Харги, властителю Нижнего мира. Хотя истинный храм Харги располагался ниже по склону горы, где открывался черный зев ледяной Дивьей пещеры. Там над водой всегда висело смрадное белесое марево, Хендекит неудержимо втягивалась в чрево зловещей горы, и в грохоте воды слышался злорадный смех Харговых прислужников. Как правило, в Дивью пещеру допускались только зрелые охотники, пережившие три раза по семь зим. Он, Ларс, будет самым юным, получившим благословение предков из Нижнего мира, и этот подвиг прославит его еще больше!

Принц Болдр в своем шатре тоже, мягко говоря, не лучился оптимизмом:

— Тоже мне, союзники! Стоило нам обговорить условия — как вдруг они снимаются с места, чтобы навестить какую-то забытую богами дыру! Видите ли, чтобы получить благословение духов! А раньше нельзя было это сделать?! Они дождутся, что Данатор двинет отряды на помощь Айстаду! От этого старого интригана всего можно ожидать…

Эштон согласно кивнул. Беглый принц и беглый альтийский маг сидели рядом, грея руки возле жаровни с пылающими углями, и угощались местной ядреной водкой. Эштон задумчиво смотрел в пламя, где при определенном напряжении сил мог увидеть действия и даже помыслы людей, которые его занимали. Болдр просто грелся.

— Досадно, что эти недотепы в Зеленом доме дали себя убить и упустили девчонку! — продолжал ворчать Болдр. — Будь Эринна у нас, ее папаша поумерил бы свою прыть!

Эштон мог бы ответить, что Данатора этим не проймешь, но у него не было причин желать добра Эринне, так что он промолчал. При воспоминании о принцессе, которая притащила в Альтарен колдуна из Лабриса и даже имела наглость натравить его на королевского мага, в душе Эштона поднималась слепая темная злоба.

— Сейчас-то она, наверное, уже на полпути к дому…

— Нет, — отозвался волшебник. Болдр, с удивлением заглянув в его совиные зрачки, в которых отражалось пламя, невольно поежился.

— Нет, она не собирается возвращаться в Альтарен. Она здесь, в этих лесах.

— Оу, правда? Но зачем бы ей… Ах, тролль меня побери! Я понял! — Болдр, расхохотавшись, хлопнул себя по колену. — Все дело в ее приятеле, которого Хемминг сторожит в Хвитстейне, верно? Я уж и забыл о них! Неужели она надеется вытащить их оттуда?

Желтые глаза Эштона опасно сверкнули:

— Принцесса Эринна связалась с грязной магией, силу которой я бы не стал недооценивать, милорд.

Припомнив аккуратную ровную дыру в каменной толще Лостерской крепости, Болдр задумчиво кивнул:

— Пожалуй, я отпишу Хеммингу, чтобы был настороже. Или нет! Пусть отвезет пленников в Форлатт, раз уж мы все равно туда направляемся. Может, в этой обители сьерговых идолищ магия кьяри утратит силу? Лично мне от них не по себе…

Пристроившись на походном столике, Болдр размашисто черкнул несколько строк, запечатал письмо личным перстнем.

— Придется посылать гонца, а у меня и так мало людей. Болт тебе в печенку, Эштон, почему ты не привез с собой парочку виверр? Я слышал, Данатору от них большая польза.

Виверры, шустрые пушистые зверьки с перепончатыми крыльями, доставляли королевскую почту в разные уголки Альты и Гонзы. Эштон несколько раз пытался с ними поладить, но сдался после трех прокушенных пальцев и одного разгрома в своей комнате. Разумеется, он не собирался жаловаться Болдру.

— На севере от них никакой пользы, мой принц, — с достоинством ответил маг. — Виверры — теплолюбивые создания, здесь для них слишком холодно.

— Жаль, жаль… Хотя, с другой стороны, это в какой-то мере защищает нас от шпионов Данатора. Как говорится, там, где глупец страдает от обстоятельств, умный человек видит новые возможности.

И Болдр, обрадованный перспективой поймать в ловушку Эринну и, как он думал, Данатора, высунулся из теплого шатра, чтобы кликнуть гонца в Хвитстейн.

Глава 23

Измученный вынужденным бездельем, Ивейн кинулся в погоню за эрлом Руотом, как кот за мышью. Чтобы наверстать упущенное время, он не поехал проторенной дорогой вдоль побережья, а рванул напрямик сквозь холмы, к неудовольствию сопровождавшей его Астрид. Отношения между спутниками были прохладные. За два дня они миновали полдюжины деревушек: Каменари, Рисан, Горни Кочет… Чем дальше на север, тем чаще поселки имели двойные названия: фьелландское и старое сьергское, и все чаще местные жители притворялись, что вовсе не разбирают языка «этих имперцев».

В деревушке Бычий Брод, название которой на сьергском наречии звучало, как приступ чиха, присыпанный песком (что-то вроде Щчну), Астрид вспылила:

— Ничего не случится, если мы нагоним твоих друзей днем позже! Я хочу вымыться и нормально выспаться, в конце концов! — и она решительно направила коня к самой просторной избе, крытой торфом. На крыше нежно зеленела весенняя травка и нахально паслась белая коза.

Вышедшая на стук хозяйка сначала уперлась, ни в какую не желая пускать их в дом. Под рукой у нее Ивейн заметил топор и начал уже озираться, прикидывая пути отступления, но тут Астрид достала из кошелька серебряную крону. Лицо женщины задрожало от жадности, и она, мелко кланяясь, провела дорогих гостей внутрь.

— Мне нужна комната, — четко и раздельно произнесла Астрид. — Комната, понимаете? И бадья с горячей водой.

— Комнат, да, — закивала женщина. — Крэвет.

— Что?

— Крэвет. Велики брачны крэвет.

Диалог зашел в тупик. Хозяйка монотонно повторяла одно и то же, пока Астрид не завопила, зажав ладонями уши, что она совсем уже ничего не понимает! Тогда Ивейн, согнувшийся от хохота, объяснил ситуацию:

— Ты что, не видишь? Комната здесь всего одна. Зато кровать действительно роскошная. Муж у нашей хозяйки сегодня ночует со стадом, так что она готова на одну ночь уступить постель нам.

— Нам?!

Сверкая глазами, как разъяренная кошка, Астрид взашей вытолкала хохочущего парня из дома.

— Займись лучше лошадьми и до утра не показывайся мне на глаза! — прошипела она.

Потом достала еще одну крону и попросила хозяйку наполнить деревянную бадью горячей водой.

Ивейну было скучно. Он напоил и вычистил лошадей, поболтался по деревне с местными парнями. Что-что, а сходиться с людьми он умел, если, конечно, у них не было хорошеньких сестер. Разжившись молоком, миской каши и какой-то древней лютней, невесть как попавшей в деревню, Ивейн к ночи вернулся на «свой» двор. Там было тихо. Обе лошади дремали в стойле. Хозяйка, должно быть, ушла куда-то, Астрид уже легла. Приоткрытое окно манило уютной темнотой.

Ивейн вздохнул. Как он успел заметить, характер у его девушки-мечты был далеко не пряничный, но странным образом его это не оттолкнуло, только пуще раззадорило. Астрид была равно прекрасна в нежности и в гневе, даже если под языком у нее была сотня колючек, и каждая жалила, как метко пущенный дротик.

Старая лютня, истосковавшаяся по умелым рукам, отозвалась мелодичным печальным аккордом. Ивейну внезапно пришла в голову шальная мысль. В Альтарене ни одна красотка не могла устоять перед песней, исполненной в ее честь! Наскоро прикинув в голове текст, он ударил по струнам и с воодушевлением запел.

Он вознес хвалу пышным косам Астрид и ее глазам, зеленым, как лед, и даже успел добраться до более рискованной второй строфы, как вдруг ему на голову обрушился целый ледяной водопад. Аж дух захватило! Певец, отфыркиваясь, белкой взвился на ноги, струна жалобно тренькнула напоследок и затихла.

— Астрид!

В окне бесшумно возникла девушка, бледная, как призрак. Маленький сердитый призрак с увесистым ковшом в руках.

— Я отыскал лютню специально для тебя, а ты!

— Это не лютня, а кабыз. И если ты не дашь мне выспаться, я… я откушу тебе голову! — с этими словами она развернулась и растворилась в темноте.

— Лучше бы ты ее откусила, чем устраивать мне ледяной душ! — жалобно проворчал он. — Здесь холодно, между прочим!

Из комнаты в ответ — ни звука, ни сочувствия. И что делать? Ивейн шумно встряхнулся, как мокрый пес, плюхнулся обратно на завалинку. Идти опять к деревенским не хотелось. Пойти, что ли, погреться к лошадям, раз Астрид оказалась такой бессердечной?

Некоторое время спустя за углом послышался скрип открываемой двери:

— Эй! — шепотом. — Ты здесь?

Ивейн не заставил себя ждать, мгновенно оказавшись перед крыльцом.

— Я постелила тебе у очага, — прошептала темнота за порогом. — Проходи и ложись.

«И на том спасибо!» — воодушевился он. Из комнаты пахнуло теплом, густым запахом человеческого жилья. В глухой черноте выделялся светлый квадрат окна и алые огоньки углей, мерцающих в очаге.

— С-спасибо, что впустила! А то я уже собирался брать дом штурмом! — пошутил Ивейн, поспешно сбрасывая мокрую одежду и заворачиваясь в одеяло.

— Побереги силы для Хвитстейна! — насмешливо отозвалась темнота. На кровати что-то скрипнуло, прошелестело, вызвав у парня массу фантазий. — Кстати, давно хотела спросить… ну, догоним мы твоего брата с его другом. Вы что, втроем собираетесь штурмовать замок? Серьезно?

Ивейн зевнул. Блаженное тепло растеклось по жилам, погружая его в сонную дремоту.

— Почему втроем? У меня есть коль… знак от короля. Я могу приказывать его именем. Кайтон едет в Намсор с отрядом эрла Руота, и мы потребуем у этого рыцаря, чтобы он повернул на Хвитстейн.

— Эрла… Руота?!

— Ну да, а что? Астрид? Ты спишь?

Астрид лежала, невидяще глядя в темноту. Но ведь эрл Руот — один из самых преданных сторонников Болдра! Неужели Ольгерд нарочно послал их в ловушку? Хотя нет, для нее-то как раз все складывается хорошо. Она снова присоединится к Болдру, возможно, во второй раз им улыбнется удача… Да, но как же Ивейн?

«А что Ивейн? — отозвался у нее в голове чей-то злой расчетливый голос. — Наглый избалованный мальчишка, который смотрит на мир так, словно получил его в подарок! Так ему и надо!»

Потом она вспомнила, как он смотрел на нее, и ей стало горько.

Ивейн, наполовину обсохший, поерзал на жестком полу, закутался поплотнее в тощее одеяло. Сон не шел. Проклятые доски, кажется, собрали на себя все сучки в мире; они впивались в локти, в бока, в спину… Да что ж такое! Ивейн осторожно приподнял голову. С кровати не доносилось ни звука. Даже дыхания не было слышно.

— Астрид? — позвал он на всякий случай. Тишина.

Собрав в ком одеяло, он на цыпочках прокрался к кровати, прилег на самый краешек, стараясь не скрипнуть. Утром Астрид, конечно, разорется, как цапля на болоте, зато сейчас он нормально выспится.

Не успел он устроиться поудобнее, как вдруг горячая ладонь легла ему на плечо и скользнула ниже, махом прогнав и сон, и усталость. Астрид! Ивейн рывком развернулся, нашарил в темноте ее лицо, губы — и ухнул с головой в пьянящий горячечный омут.

В эту ночь в замке Хвитстейн тоже не спали. Винсэ, исхудавший до желтоватой прозрачности после своей поддельной лихорадки, сидел у камина. Вал проверял на прочность веревку, сплетенную из полотняных полос, то и дело поднимая голову и прислушиваясь. Напряжение в их камере в последние дни достигло такого предела, что Вал только диву давался, как это стражники до сих пор ничего не заметили. Вероятно, покладистость Винсэ сбила их с толку. Один раз перед прогулкой он забыл спрятать клещи в тюфяк, оставив их в углу прислоненными к стене. Внезапный ужас заставил его облиться холодным потом, но никто не сказал им ни слова. По возвращении он нашел клещи там же, где оставил.

Как бы там ни было, все было готово. Побег назначили на послезавтра. Каждый седьмой день комендант уезжал из замка в ближайшее селение, что неизбежно сказывалось на усердии стражников. Вал только беспокоился, как его друг перенесет дорогу. Все-таки не следовало ему так увлекаться скарратой!

— Идут! — вдруг прошептал Винсэ, подняв голову. Его тонкий слух уловил эхо далеких шагов в коридоре.

Мгновение — и длинный хвост веревки исчез в тюфяке, поверх которого разлегся Вал с самым безразличным видом. Скрежет ключа продрал ознобом по обнаженным нервам обоих пленников. Кого еще принесло в неурочный час? Дверь распахнулась — на пороге, поигрывая плетью, стоял Черный Хемминг.

В последнее время он редко появлялся в замке. Водворив туда пленников и передав их на попечение коменданта, Хемминг принялся рыскать по окрестностям, как медведь-людоед, выцепляя то незадачливого браконьера, то залетного сьерга, а то и вовсе случайного путника, которого он тут же объявлял соглядатаем Ольгерда и приговаривал к смерти. Своих жертв он притаскивал на замковый двор, и в эти несчастливые дни комендант советовал Винсэ воздержаться от прогулок.

Даже среди стражников находилось мало охотников любоваться на развлечения Хемминга. Комендант про себя называл его «лютожором», сплевывал и складывал пальцы в знак, охраняющий от зла. Однако перечить ему все боялись. Кроме того, Хемминг олицетворял власть принца в этих стенах.

И вот сейчас он черным недобрым предзнаменованием воздвигся в дверях, вглядываясь в полутемную вонючую камеру, а за его плечом маячил комендант, пытаясь что-то втолковать.

— Что значит «болен»? — насмешливо протянул Хемминг. — Раз принц приказал, бегом побежит, куда денется!

Он несильно толкнул плечом дверь, отчего покалеченные петли жалобно взвизгнули. Вал похолодел, а их враг довольно осклабился:

— Эй, Горм! — громыхнул по коридору его рык. — А ну, давай двоих человек сюда! Пусть постоят до утра. Боюсь, как бы не утекли наши гости дорогие, их сьерговы идолища в Форлатте ждут не дождутся…

«Догадался, мерзавец!» — с бессильным отчаянием понял Вал. Проклятый надсмотрщик наверняка засек и странности с дверью, и бугрящийся тюфяк на кровати, просто хотел поиздеваться напоследок, поиграть с чужой надеждой.

И тогда Вал бросился на него. Ударил в переносицу, попытался перехватить руку, но Хемминг оказался неожиданно проворным для такой туши. В ослепившей его ярости Вал не сразу понял, что обожгло его поперек груди, а потом еще раз — накрест. Третий удар плети свалил его на пол, разорвал кожу на стуле. Хемминг, наступая с пустыми и страшными глазами, хлестал его снова и снова, кровь щедро брызнула на камни, зашипела в камине. Кто-то пытался оттащить спятившего «лютожора», Винсэ приподнялся на стуле и упал обратно, кто-то кричал, но этого Вал уже не слышал. Осточертевшая камера, мечущиеся тени, лицо Винсэ, перекошенное от крика, — все опрокинулось у него перед глазами, завертелось, исчезло.

Глава 24

Если бы не случайность да не прохудившаяся фляга Дикона, коварные замыслы эрла Руота могли обойтись Эринне с друзьями гораздо дороже. Проснувшись после очередной ночевки в треклятом лесу, Дикон потянулся к заветному источнику хорошего настроения и обнаружил, что его фляга пуста. Пусть Барон Ринеис кривил губы и насмехался над идиотами, дурманящими себе мозги выпивкой с утра пораньше, Дикон все равно считал, что на трезвую голову вынести эти чащобы было решительно невозможно. С каждым шагом на север лес становился все более волшебным и каким-то угрожающе живым. На каждом отрезке тропы путников сопровождал странный шепот и чьи-то мелкие крадущиеся шажки. Если поднапрячься, можно было почти заметить край зеленого плаща Даннэ, или блеск гнилушечных глаз торва в чащобе, однако стоило подойти ближе, как хитрый болотный выползень прикидывался старым пеньком. Иногда чья-то тень на миг закрывала солнечный свет, но если поднять глаза, взгляд терялся в хаотичном сплетении ветвей. От всех этих чудес голова Дикона ехала креном, как старая телега. Как тут обойтись без глотка крепкой бражки, способной вернуть мозгам неустойчивое равновесие! Дикон разочарованно потряс пустой сосуд и вдруг вспомнил, что у его большого приятеля имелась запасная фляга, притороченная к седлу. Бесшумно лавируя между спящими людьми, разбойник мышью прокрался к тому месту, где они вчера привязали коней.

Возле лошадей стояли двое: эрл Руот и Зигрид, один из его рыцарей. Их тихий разговор заставил Дикона рухнуть в мокрый папоротник и навострить уши. Холодея, он лежал и слушал их некоторое время, чувствуя, как по телу расползается озноб от утренней сырости, а может, и от подслушанных планов. Затем разбойник ужом прополз обратно, устроился рядом со своим лордом и притворился спящим.

Когда все позавтракали и уже собирали пожитки, готовясь снова пуститься в дорогу, Кайтон спокойно заявил:

— Думаю, теперь-то мы точно оставили сьергов позади. И нам нет больше нужды торчать в лесах, тем более что Намсор стоит на побережье, в Хеллефьорде.

Глаза эрла Руота опасно сверкнули. Он выглядел, как человек, наконец решившийся на что-то, и чувствующий облегчение хотя бы от того, что все колебания остались позади.

— Я не иду в Намсор, — раздельно проговорил он. — Я с моими людьми собираюсь присоединиться к законному наследнику, принцу Болдру, и предлагаю вам отправиться с нами добровольно. Ручаюсь, что мой господин сохранит вам жизнь. Возможно, назначит выкуп и поможет вернуться на родину. Что скажете, миледи?

Эринна выпрямилась, так как Руот смотрел прямо на нее. «А Кайтон вовсе не кажется удивленным после такого ошеломляющего заявления», — хладнокровно подумала она. Мгновенно оценив обстановку, девушка заметила, что пятеро рыцарей сгрудились за спиной своего предводителя. Один только Бьорн замер в отдалении и растерянно моргал, опустив руки. Остальные трое куда-то исчезли. Между прочим, Дик с Диконом тоже ухитрились незаметно покинуть застолье. Сговорились с Кайтоном? Какой у них план? Что она должна сейчас сделать? Она не могла даже оглянуться, чтобы обменяться взглядом с друзьями. Аларик стоял за ее плечом, словно превратившись в тень, но эта тень вынуждала шестерых вооруженных рыцарей держаться подальше.

— Это невозможно, — решилась она ответить. — Кроме того, я уже была в плену у Болдра и не рискну снова положиться на его, как бы это получше выразиться, благородство.

— Я почему-то так и думал, — осклабился эрл Руот. — В таком случае, миледи, разойдемся миром и не будем чинить друг другу препятствий.

Кайтон, насмешливо изогнув бровь, хотел было высказаться, но не успел:

— Миром?! — гневно воскликнул Бьорн. — Вы хотите бросить беспомощных чужеземцев в священном лесу и надеетесь избежать возмездия Даннэ?! В таком случае, я остаюсь с ними!

Руот равнодушно пожал плечами:

— Если таково твое желание, то я не буду возражать. Дорогу к лагерю сьергов мы знаем и без тебя.

Эринна с Кайтоном обменялись быстрым, как молния, взглядом. Значит, Болдр успел-таки соединиться со своими сьергскими союзниками! И теперь находится совсем близко от них! «Где Дик и Дикон?!» — без слов спросила Эринна. Но Кайтон, не владеющий навыками телепатии, конечно, не мог ей ответить.

В эту самую минуту Дик с Диконом мирно двигались к стоянке лошадей.

— Ума не приложу, зачем милорду вдруг понадобилась эта кобыла? — удивлялся Большой Дик.

«Вот сейчас и поймешь», — подумал Дикон, заметив возле лошадей троих парней эрла Руота. Он как-то сразу понял, что что те здесь не просто покурить собрались.

— Хороший день сегодня, — криво улыбнулся Зигрид.

— Был, — согласился Дикон. Невозмутимо отвязал Моро, нервно переступавшую ногами, передал повод Дику. Тот, шкурой почуяв приближение неприятностей, незаметно отступил на шаг. Трое рыцарей, положив руки на мечи, придвинулись ближе. Дикон выпрямился, смерив их твердым взглядом. Эх, ведь только вчера они с Зигридом вместе выслеживали оленя! А сегодня он уже враг. Люди Руота, кажется, тоже чувствовали некоторую неловкость. Но отступать не собирались.

— Эй, вы. А ну, от коней отошли оба, — нахмурился здоровяк Олаф.

— А то что? Убьешь нас? — прищурился Дикон.

— Эрл Руот предлагал вашему лорду сдаться принцу. Тот отказался. Так что пеняйте на себя!

Дикон ужом скользнул ему под локоть, метнулся к жеребцу Кайтона. Свистнул меч — и он, вскрикнув, схватился за раненое плечо. Рукав его рубахи мгновенно потемнел от крови. Испуганная Моро с ржанием вскинулась на дыбы, Большой Дик повис на поводьях, пытаясь ее удержать.

Неизвестно, чем бы закончилась эта стычка, но тут послышался треск и из кустов на поляну вывалился Бьорн.

— Стоять всем! — заорал он. — Вы! Забирайте остальных коней и уходите, — махнул он своим.

— Ты это… чего это? За них, что ли? — вылупился на него Олаф.

— Я остаюсь. Я, может, наполовину сьерг, но не подлец! Идите, и пусть Янгар завернет вам дорогу, и да ляжет на вас проклятие Даннэ!

Зигрид, отяжелев взглядом, шагнул к нему, желая зарубить наглеца, но Олаф удержал его за плечо:

— Оставь его, это же Бьорн… Ишь, вылупился, чисто медведь! Хрен с ними, сами сдохнут.

В это время Дик, не обращая более внимания на засобиравшихся рыцарей, усадил раненого товарища спиной к дереву, оторвал полосу от рубахи. Дикон, поморщившись, отнял от раны алую, всю в крови, ладонь.

— Ах ты, леший, — Большой Дик сокрушенно покачал головой.

Бинтуя раненое плечо, он вдруг вспомнил кровавую Майскую ночь, пожары, смешавшиеся с праздничными кострами, звериные маски людей, алчно рыщущих по городу. Дик, при его-то занятиях, никогда не задумывался о ценности человеческой жизни. Такие мысли вовсе не приходили ему в голову. Но даже ему показалось, что в последнее время на эту землю пролилось слишком много крови. Так можно действительно пробудить грозных северных богов, а здесь, в глухой чаще, их присутствие казалось почти осязаемым. Дик невольно поежился:

— Вот скажи, зачем все это? — с досадой сплюнул он. — Только ради того, чтобы усадить чью-то задницу на Серебряный трон?

Дикон, бледный, как смерть, нашел в себе силы улыбнуться:

— Просто Руот, он такой. Он жить не может без драчки. А потом, выбрав свою сторону, прет как бык и уже не может остановиться.

— Да, и сторону все время выбирает неправильную, — подытожил его друг.

Когда они втроем — вернее, вчетвером, если считать Моро, — вернулись на поляну, то застали там Эринну и Аларика с Кайтоном. Эрл Руот уже увел своих людей, бросив бывших попутчиков в чаще без лошадей и почти без припасов. Следовало как можно скорее решить, что делать дальше. При виде бледного, шатавшегося Дикона с перевязанной рукой Эринна нахмурилась, и ее озабоченное лицо потемнело еще больше.

— В этом месте река слишком бурная, — сказал Бьорн. — Нужно пройти еще немного на север. Там можно переправиться и дойти до Намсора. Ну а в городе нанять корабль и вернуться в Айстад.

— И бросить Вала? — почти беззвучно прошептала Эринна. Ответом ей было молчание.

Все понимали, что шесть человек против объединенных сил Болдра и сьергов — это ничто. Даже меньше, чем ничто. Эринна сама это понимала. Но было невыразимо больно знать, что ее друг находился от них в двух-трех дневных переходах, а она ничем, совершенно ничем не могла ему помочь!

— Ну, если на нашей стороне такой могущественный маг, — заметил неунывающий Большой Дик, покосившись в сторону Аларика, — то я, пожалуй, рискнул бы сцепиться с Болдром! Один раз мы уже вырвались из его когтей!

— Даже у магов есть предел силы, — резко осадил его Кайтон. — Давайте трезво оценивать свои возможности!

Кайтон слишком хорошо помнил лужи крови на заднем дворе Зеленого дома и нездешнее лицо Аларика после того побоища. Может, он и одолеет десять-двадцать рыцарей, вот только существо, которое к ним вернется после этого, будет уже не тем Алариком, которого они знали! И, возможно, окажется пострашнее Болдра с Ларсом, вместе взятых… Кайтону показалось, что кьяри с благодарностью взглянул на него.

Ситуацию снова спас Бьорн:

— Хм, дайте подумать. Сейчас для нас главное — добраться до Намсора. Там можно нанять людей. Поверьте, Болдр не всем здесь по душе. И среди сьергов найдется немало отчаянных людей, которые не хотят примкнуть ни к Ларсу, ни к айстадскому принцу.

Все согласились, что лучше всего идти в Намсор и искать там помощи.

Глава 25

Ночь — поистине волшебное время. Доброжелательная темнота милосердно скрывает наши недостатки и придает человеку смелости. По крайней мере, Ивейн, ночью не стеснявшийся в выражении эмоций, на рассвете едва мог набраться смелости бросить взгляд на соседнюю подушку. Астрид с головой закуталась в одеяло, так что виднелось только ухо и кончик пушистой косы. Крадучись, Ивейн выбрался из кровати, собрал одежду и поспешил вон из комнаты, вдруг ощутив настоятельную потребность прогуляться к колодцу и опрокинуть на голову еще один ушат ледяной воды.

Опомнился он только на крыльце. Да что за наваждение! Не в первый раз он просыпается в одной постели с девушкой! Для каждого случая у него находились и шуточки, и подходящее ловкое слово! Почему же сейчас любой жест вызывал мучительную неловкость, а от одного взгляда на розовое ухо, торчащее из-под одеяла, его бросало в жар? Околдовала его северянка, не иначе!

Астрид, дождавшись, когда скрипнула притворившаяся дверь, подняла голову и прислушалась. Она не спала. До самого утра лежала без сна, наблюдая, как сереет небо за окном, как из темноты постепенно выступают очертания сундука, рукомойника и прочей домашней утвари.

Она не знала, что делать. Разум ее словно раздвоился: его рациональная часть убеждала ее выбросить Ивейна из головы и позаботиться о своих интересах. А вторая Астрид, улыбаясь мечтательной шальной улыбкой, умоляла спасти парня — и будь, что будет!

«Один раз я его уже спасла! — сердито возразила Астрид своему нахальному двойнику. — Не хотелось бы, чтобы это вошло в привычку! Ладно, если Руот решит отдать его Болдру, я смогу его защитить!»

«Ты?! Ты не сможешь защитить даже себя!»

Их увлекательный диалог прервал стук хлопнувшей двери. Астрид, пискнув, снова с головой накрылась одеялом. Кто-то потряс ее за плечо:

— Астрид! Ну же, вставай! Слушай, я сейчас переговорил с хозяйкой… хм, почему-то после этой ночи я стал лучше понимать по-сьергски…

«Действительно странно, — с иронией подумала девушка. — Вроде бы этой ночью ты работал не головой». Но остатки природной скромности помешали ей произнести это вслух.

— Ну так вот. Оказалось, в соседнюю деревню приходил лудильщик, принес кучу новостей. Во-первых, в замке Хвитстейн завелось какое-то кровожадное чудовище, от которого стонет вся округа. Хм, надеюсь, он не Валентина имел в виду? Тот хоть и маг, но вроде мирный… Во-вторых, сьерги двинулись на юг. Говорят, будет война! Селяне плачутся, что простому человеку скоро негде будет спастись, разве что уйти в горы к стаббитам и стать кормом для троллей. И наконец, кто-то видел отряд Ольгердовых рыцарей недалеко от деревни! Мы их догнали! Я должен сейчас же его расспросить. Поехали скорее!

— Что? Сейчас?! — Астрид резко села в постели. На колени ей упал букет желтых цветов с резким свежим ароматом.

— Что это? — изумленно спросила она.

— Это… ну… в общем, это тебе. Я тебя там подожду, — ответил Ивейн уже из-за двери.

Астрид растерянно повертела в руках букет… и чихнула.

Когда она, одевшись и более-менее приведя мысли в порядок, выглянула на крыльцо, Ивейн уже сидел в седле. Его конь, отдохнувший за ночь, сразу же резво направился к воротам.

— Стой! Подожди! — отчаянно крикнула Астрид.

— Ну что еще? — Ивейн нетерпеливо натянул поводья, осадив коня. Тот недовольно зафыркал. Оба они, и конь, и всадник, выглядели так, словно готовы были мчаться впереди ветра.

— Я… нет, ничего, — смешалась девушка. — Поехали.

«Хоть бы этот лудильщик успел куда-нибудь испариться!» — подумала она. Потом она сообразит, как им выпутаться из беды. Все, что ей нужно — это небольшая отсрочка.

Дорога заняла около часа. Деревня, куда они приехали, ничем не отличалась от предыдущей. Названия ее Ивейн не запомнил, но на языке сьергов оно звучало как целая свистяще-щелкающая поэма. Те же зеленые склоны, окутанные утренним туманом, говорливые стайки гусей, разбросанные тут и там хижины, крытые дранкой и дерном. Ивейн спросил про лудильщика. Ему указали на жилище старосты — крепкий дом в полтора этажа под остроконечной крышей.

Стоило им войти в горницу — как все надежды Астрид рухнули, рассыпавшись в пыль. Из-за стола им навстречу поднялся высокий угловатый рыцарь в кожаном доспехе. Лицо его было усталым и мрачным, темные волосы неряшливо падали на плечи.

— Какая встреча, — процедил эрл Руот. Смерил взглядом Астрид, потом ее спутника. В его волчьих глазах вспыхнул хищный огонек.

Отряд шел вперед благодаря Бьорну. Тот, казалось, знал в окрестностях каждый камень и порой находил тропу там, где альтийцы в жизни не догадались бы искать. Они двигались по ущелью, вдоль русла ручья, по какой-то неприметной стежке, на которой Кайтон беспрестанно оглядывался, так как ему мерещился тяжелый звериный дух. Их путь был извилист, тропа моталась из стороны в сторону, один раз даже пришлось повернуть в сторону, откуда они вышли. И все же они медленно, но верно продвигались на север. Раненый Дикон ехал верхом на Моро, клевал носом и иногда, кажется, впадал в забытье. Вид его раны Эринне очень не нравился. Привалы старались делать как можно короче, тем более что провизию приходилось экономить. Кайтон с Алариком рассчитывали добыть пропитание охотой, но зверей, видимо, кто-то оповестил об их планах, потому что они исчезли.

На четвертый день даже Бьорн впал в уныние. Каждый шаг по здешним чащобам давался с трудом, их выматывал страх и постоянное предчувствие близкой беды. Ветви покореженных деревьев извивались ужами, древесные грибы казались чудовищными рылами. Казалось, обернись назад — и в лицо тебе кинутся тысячи глаз, когтей, крыльев и рогов. Вместо неба над головой низко висело тускло-сизое, светящееся марево, в котором не видно было солнца. Тропа завела путников в вонючее болото, где из черной жижи торчали космы кривого, заплесневелого леса, заваленного буреломом. Бьорн неудачно оперся на хилую сосну — и от толчка она вдруг обрушилась, выпростав облепленные тиной корневища, а северянин ухнул по пояс в черную гнилую воду.

— Руку! Руку давай! — крикнул Аларик, в одно мгновение оказавшийся рядом.

— Только… не колдуй… здесь…Гальхе…услышит, — выдохнул Бьорн, ухватившись за его руку и с трудом выбираясь на твердую землю.

После такого потрясения всем был необходим отдых, особенно сьергу. Шестеро людей сгрудились на тесном пригорке, где росло несколько разлапистых елок. Лучше всего в этом царстве вечной вони чувствовали себя мох и лишайник: они затянули тропу, облепили старые камни, высоко взобрались по стволам деревьев.

— Это все она… Хозяйка, — прошептал Бьорн, яростно отжимая штаны и не решаясь лишний раз помянуть вслух страшную Гальхе. — Кружит нас по лесу, как слепых кутят, призраками дразнит, заманивает в топь…

Аларик покачал головой. Он тоже ощущал чье-то недоброе присутствие, как злобный взгляд, нацеленный в спину, но подозревал, что к здешним богам это не имеет никакого отношения. Наверняка лорд Файерс, невидимый, таился где-то неподалеку. Подслушивал, выжидал. Строил планы. «Перебьется! — подумал Аларик с внезапной злостью. — Эринну я ему забрать не позволю!» Он нашел девушку взглядом… и увидел, как они с Кайтоном уединились за одной из елей.

Воспользовавшись передышкой, Эринна украдкой поманила Кайтона в сторонку:

— Нам нужно постараться идти быстрее, — сказала она негромко, кивнув в сторону Дикона. — Его рука все хуже и хуже! Не понимаю, почему, порез был глубоким, но чистым…

Она каждый день прилежно перевязывала рану, промывая ее остатками вина и прикладывая целебные травы, но, похоже, в здешних трущобах выздороветь было просто невозможно. Даже воздух здесь был отравлен разложением и смертью.

— Ночью идти не получится, — так же тихо ответил Кайтон. — Тут и днем-то ни зги не видно! И огонь не зажжешь!

Призванный на совещание Бьорн подтвердил, что зажигать факелы на болоте, где из трясины поднимается ядовитый горючий газ, может быть равносильно самоубийству. Эринна поделилась с ним опасениями насчет Дикона, и Бьорн озабоченно нахмурился:

— Если хоронить кого на болоте, главное — пригвоздить тело ко дну острыми кольями, иначе он потом встанет и будет донимать нас всю дорогу.

— Рано нас еще хоронить, — ответил Кайтон, странно посмотрев на сьерга. Равнодушие северян к смерти его поражало. Кажется, они представляли себе смерть как далекое путешествие, куда человека следовало заботливо снарядить, пожелать ему доброго пути и больше не печалиться об ушедшем.

С наступлением темноты все сбились поближе друг к другу. Всем было не по себе, даже Большому Дику, в понимании которого трущобы Гальхе были просто очень большим лесом. Кайтон что-то пробормотал насчет зависти к людям, лишенным воображения. Эринна украдкой смотрела на бледное, осунувшееся лицо Аларика. Он был еще одной причиной ее беспокойства. Как долго кьяри сможет продержаться, не забирая силу у других? В этом омертвелом лесу не было других источников силы, кроме них самих. А вдруг он… «Прекрати! — одернула она себя. — В пустыне под Серентисом ему пришлось еще тяжелее, но он не позволил магии кьяри подчинить свою волю!» Иногда нужно просто решить, веришь ты человеку или нет.

Ночью хозяйка-луна разогнала свирепые тучи, и в небе ярко вспыхнули семь огней — это Большой Лось вышел на тучное звездное пастбище. Звезды холодно смотрели на незваных гостей, и глаза их казались остриями копий, нацеленными вниз, на людей.

В чаще выло волчье, где-то недалеко расхохотались жабы. Удивительно, какое сильное впечатление производит крик, раздавшийся в ночи! Особенно если он внезапно взрывается у тебя за спиной, в месте, где никого не должно быть. Эринна, вздрогнув, оглянулась и схватила дремавшего Кайтона за руку.

— Это просто сова, — сонно пробормотал он.

— Да? А это?!

Из темноты к ним приближалась цепочка отвратительно-зеленых гнилушечных огней. К уже привычным ночным шорохам добавились другие звуки: скрип, постанывание, хлюпанье, словно кто-то с усилием выдирал ноги из трясины. Или корни. Послышался гнусный утробный стон.

— Торвы! — завопил разом проснувшийся Бьорн. — Скорее, хватайте вещи! Уходим!

Поднялась суматоха. Дик уже подсаживал раненого друга на лошадь, Аларик с Кайтоном наспех похватали мешки. Частокол деревьев впереди торчал демоновым городищем, в шаге от себя ничего нельзя было увидеть, сплошь глухая хлюпающая темнота. Еще одна высоченная сосна неподалеку вдруг с шумом ухнула вниз, ломая соседние деревья. Подгоняемые страхом, путники бросились бежать так быстро, как только могли.

За их спинами взревело.

Глава 26

— Ты его не выдашь! — припечатала Астрид.

Эрл Руот только поморщился. Вчера вечером Болдр снова не дал ему выспаться, задержав допоздна с обсуждениями планов осады Айстада, один бредовее другого. У Руота болела голова, и пронзительный голос назойливой девчонки раздражал, как писк комара в ночи. Он откинул полог шатра, жадно глотнув свежего воздуха. Внутрь сразу ворвались гогот и крики: видать, сьергам сегодня повезло на охоте. Значит, снова будут вечером пировать и вялить мясо, а завтра двинутся дальше к этому проклятому Старому городищу, и они с Болдром следом.

Они прибыли в лагерь три дня назад. Принц обрадовался старому соратнику, выделил Руоту с его людьми целый шатер, правда, насквозь провонявший рыбой и прогорклым жиром. На первый взгляд принц казался бодрым и энергичным, но Руот, давно не видевший своего друга, был поражен: Болдр исхудал, дублет болтался на нем, как на вешалке, он беспрестанно кашлял и кутался в тяжелую шубу, подаренную союзниками-сьергами. В ней он был похож на медведя-шатуна, который вскочил не вовремя и теперь не может найти себе места. Его воодушевление казалось наигранным. Тощий желтоглазый колдун, тенью ходивший за принцем, Руоту тоже не понравился. От него за сто шагов несло смертью, хуже, чем от кровожадных северных богов! Что же все-таки делать с мальчишкой?

Если верить Астрид, парень был оруженосцем того самого эрла Кайтона, которого Руот немного не довел до Намсора. Надо же, как тесен мир. Вообще-то Кайтон должен сказать спасибо за то, что его избавили от такого подопечного! Это же чума ходячая, а не человек! Когда Руот в той деревне заявил, что направляется к Болдру, мальчишка подскочил, локтем саданул Олафа, выбил зуб Хиллу и сбежал бы, если бы рассвирепевший Олаф не ухватил его за волосы, да не приложил об косяк. Всю дорогу его везли связанным, и то он два раза чуть не утек. Астрид нянчилась с ним, рыцари ржали, отпуская в адрес «голубков» соленые шуточки. По-хорошему, следовало передать заложника Болдру. Руот сам не понимал, что его останавливало. Вернее, не хотел понимать.

— Как хочешь, — отмахнулся он, лишь бы избавиться от девчонки. — Но учти: за проделки этого наглеца ответишь ты.

Добившись своего, Астрид тут же исчезла. К счастью, молча. Оставшись один, Руот плеснул себе водки — вина здесь не водилось — выпил залпом, пытаясь прогнать неприятные мысли. Те упорно возвращались обратно.

Позавчера, пока он был у принца, в палатку Болдра завалился этот изверг, Хемминг. Притащил двух пленников. Один был похож на мастерового, худой до прозрачности, измученный, в растерзанной одежде. При виде второго пленника Руота передернуло: он был весь покрыт гноящимися незажившими рубцами и не мог стоять на ногах. Его швырнули под ноги принцу.

— Такой-то подарок ты приготовил принцессе? — Болдр брезгливо подвинул тело носком сапога. — Боюсь, ее высочество даже не узнает своего старого друга!

Внезапно в шатер ворвалась белокосая старуха в меховой малице, расшитой бахромой и яркими узорами. Сделала знак рукой — и вошедшие следом двое сьергов подняли пленника, понесли к выходу. Хемминг, что-то рявкнув, заступил им дорогу, но старуха так сверкнула на него страшноватыми светлыми глазами, что тот предпочел спрятаться в тени. Болдр дипломатично сделал вид, что его все устраивает:

— Пусть его хотя бы отмоют, — примирительно сказал он.

«Значит, это те самые люди, ради которых Эринна так стремилась на север», — думал Руот. Тяжелое, муторное чувство снова всколыхнулось внутри. В этот миг он предпочел бы сражаться на стороне альтийцев, чтобы загнать Хеммингу в глотку добрых два локтя стали. Союзничек, чтоб его! Такие только порочат честь рыцарства! Можно вызвать соперника на поединок, но глумиться над пленным — подло!

Если Хемминг сотворил такое с магом, страшно подумать, что он сделает с мальчишкой. Тот заслуживает лучшей награды за свою верность, чем стать игрушкой для изверга, медведь его задери! А еще саднила мысль, что в шатре принца Руот ни словом не упрекнул мерзавца, сдержался, ушел от греха подальше. «Сейчас война, — убеждал он себя. — На войне могут пригодиться даже такие, как Хемминг. Зато потом, когда Болдр надежно укрепится на троне…» — его пальцы сами сжали рукоять меча.

Нет уж, пока здесь ошивается Хемминг, пусть Астрид держит пленника при себе. А если этот бедовый парень снова вытворит чего, она и ответит.

Кусок мяса, истекающего жиром, ломоть хлеба и горсть каких-то початков, сладковатых на вкус — вот и весь обед. Разложив все это на блюде, Астрид покосилась на приоткрытый полог шатра и вздохнула.

По утрам серый туман затапливал низину, и шатры сьергов казались диковинными островами в волнующемся дымчатом море. Но днем солнце заметно припекало, так что большинство обитателей лагеря предпочитали проводить время снаружи, на свежем воздухе. Все, кроме Ивейна. Упрямый мальчишка второй день отказывался выходить наружу, сидел в вонючем шатре, в темноте и духоте, со сьергами общался неохотно, а завидев Астрид, подчеркнуто отворачивался, показывая, что знать ее не желает.

— Когда придем в Форлатт, можешь его не стеречь, — на ломаном фьеле сказала ей Вейна, жена одного из охотников. — Оттуда не сбежишь, пределы священного города охраняют сами боги, — и она очень неприятно улыбнулась.

Вейна оказала Астрид большую услугу, приютив ее в лагере сьергов. Болдр не спешил позаботиться о бывшей союзнице: мол, приехала с Руотом — вот и живи с ним. Он припомнил ей неудачу с похищением Эринны и вообще вел себя неприветливо. Астрид поразилась, как он изменился. Колдун, неизменно сопровождавший принца, злорадно скалил зубы. Ей не хотелось навязываться Руоту, и дело было даже не в женской скромности, просто ей спокойнее было держать Ивейна подальше от его рыцарей. Да и Руот ее едва терпел. Стоило ему увидеть Астрид, как лицо его кривилось, будто от зубной боли. Впрочем, Ивейн теперь относился к ней не лучше. Словно весь мир вдруг решил отвернуться от нее!

Она чувствовала себя опустошенной, потерянной. Все, чего она добивалась — рассыпалось, утекло сквозь пальцы. Не было ни сил, ни желания что-то делать, доказывать, придумывать. Астрид заставила себя встряхнуться. Сейчас, когда благополучие Ивейна зависит от нее, ей нельзя раскисать!

Когда она вошла с блюдом в шатер, пленник смерил ее безразличным холодным взглядом. Молча. Подавив раздражение, Астрид спокойно сказала:

— Я принесла обед.

Снова молчание. Ивейн сидел неподвижно, но даже его поза выражала неприязнь. Видавшая виды куртка нуждалась в починке, отросшие волосы прядями падали на шею, на скуле виднелся синяк и ссадина от латной перчатки — этот «подарок» Ивейну достался от Зигрида в походе, когда тот поймал беглеца во второй раз. Астрид вдруг охватила пронзительная жалость и странная нежность.

— Поешь, — попросила она мягко. — Потом я приготовлю отвар и сделаю примочку на твою рану. Этот Зигрид просто кабан! — она тронула его за плечо, но Ивейн стряхнул ее руку, полыхнул голубыми глазами:

— На Зигрида я не в обиде. Он — рыцарь и должен быть верен своему сюзерену. Впрочем, мне и на тебя обижаться не за что. Ты просто подлая лицемерная шл… — бранное слово чуть не сорвалось у него с языка, но Ивейн все же сдержался, отвернулся к стене. И снова застыл.

Астрид словно плеснули в лицо кипятком. Больно ранило и непроизнесенное слово, и особенно взгляд Ивейна, в котором не было даже ненависти — одно ледяное презрение. Разве она это заслужила?! Она все сделала, чтобы спасти их обоих! Заступалась за него перед рыцарями, врала Руоту, что Ивейн — простой оруженосец, а сама молилась, чтобы никто не углядел явного сходства между ним и Кайтоном! Нянчилась с ним, как с ребенком!

Она резко выдохнула, пытаясь успокоиться, но, Ивейн, видимо, решил сегодня высказаться до конца. Отыграться, так сказать, за долгое молчание:

— Тебя что, приставили следить за мной? Зря. Иди передай своим дружкам, что я все равно сбегу!

Потеряв терпение, Астрид грохнула блюдо об пол:

— Отлично, давай! И в тот же день моя голова будет торчать на копье возле Болдрова шатра, потому что я за тебя поручилась! Думаю, это тебя порадует! Беги же, сделай мне одолжение!

Она резко поднялась и вышла. Как жаль, что у шатра нет двери, которой она могла бы хлопнуть!

Когда Вал открыл глаза, его взгляду предстало полутемное помещение с косым потолком, на котором шевелились причудливые косматые тени от пучков трав, подвешенных к опорам. Повернув голову — почему-то сделать это оказалось очень трудно — он заметил алые пятна догорающих огней в очаге, над которым висел видавший виды котелок. В полосе света, падавшей из приоткрытого полога, который заменял здесь дверь, сидел человек с всклокоченными седыми волосами и что-то вдохновенно черкал на восковой табличке. Винсэ! Вал попытался улыбнуться.

Их собирались отвезти к сьергам, вспомнил он. Помещение было похоже на шатер. Вдоль стен громоздились короба и полки, на которых стояло множество горшочков и склянок, а в воздухе чувствовался невыводимый травяной дух. Похоже, они у травника, или лекаря… шамана? По стенам, разрисованным странными, диковатыми рисунками, скользили отблески магии. Благодаря многолетнему обучению и опыту Вал мог их разглядеть, но призвать их ему было так же невозможно, как удержать воду в решете.

Почему-то сейчас это не вызвало у него горечи.

Последние дни он помнил урывками, его сотрясал то жар, то озноб, и он давно перестал различать, где явь, а где бред. Боль то накатывала приступом, то отступала, она ощетинивалась внутри колючим клубком, не давая вздохнуть, или же взрывалась в голове, так что Вал метался на лежаке, кусая губы. Тогда перед его больным взглядом возникала коричневая морщинистая маска, обрамленная белыми волосами, а на губах появлялась прохлада и терпкий вкус незнакомых трав. И боль отступала.

Сейчас он простодушно радовался тому, что колючий клубок внутри исчез, и он может видеть этот пыльный свет, этот очаг, и Винсэ, с которым, судя по его виду, все было в порядке. Кажется, их пока не скормили местным духам, как ни грозился Хемминг. «Впрочем, Винсэ вполне способен прихватить свою дощечку даже в жертвенную яму, и убедить кровожадного Харги потерпеть, пока он не закончит расчеты».

Вал настолько осмелел, что даже рискнул приподняться на лежаке, но быстро осознал тщетность своих попыток. «Да я слабее младенца! Сколько же я провалялся?!»

Зато его движение привлекло внимание Винсэ, который поднял голову и испустил радостный возглас:

— Очнулся!

Не выпуская из рук драгоценной дощечки, изобретатель подсел к больному, и Вал снова невольно улыбнулся при виде его счастливого лица. Он этого не помнил, но Винсэ всю дорогу пытался, как мог, облегчить его состояние, озабоченно следил за дыханием и украдкой поил друга настойкой скарраты, которая истощала организм, но зато подстегивала слабеющее сердце.

— Я так рад! — воскликнул Винсэ, сжав его руку. Дощечка с расчетами мешала ему, и он недоуменно посмотрел на нее, потом спохватился:

— Я тут кое-что набросал, пока ты был без сознания. Эта штука точно должна полететь! Я назвал ее «винтолет»… хм… хотя название «воздушный винт» здесь тоже подходит.

К сожалению, Вал своей плывущей головой пока что не мог оценить изящество изобретения. Он видел только короткую спираль наверху и нечто непонятное внизу.

— Не сомневаюсь, что оно полетит, — произнес он с трудом.

— Ах, да! Тебе, наверное, нужно что-нибудь? Ульва оставила для тебя лекарство… где же оно? Она будет рада, что ты пришел в себя. Она так и сказала, что это случится сегодня.

Винсэ умолчал, что Ульва вообще-то выразилась по-другому. Вчера, сидя перед очагом, шаманка вопросила о судьбе Вала своих духов-помощников, и когда ее сознание вернулось из запредельного странствия по чужим мирам, она сурово произнесла:

— Твой друг застрял на пороге смерти. Того-мусун так сказал мне: «Пусть этот парень уже определится, туда или сюда. А то сквозит». Завтра этот человек должен выбрать.

От ее слов Винсэ пробрало до костей. Он не знал, чем еще можно помочь, но всю ночь просидел возле постели больного, болтая всякую чепуху, рассказывая что попало о подмеченных им в природе диковинах, о местах, где ему довелось побывать, о людях, с которыми приходилось иметь дело… Под утро он выбился из сил и задремал.

А спустя несколько часов Вал очнулся. И в его глазах Винсэ почудилось что-то новое — азарт, предвкушение, какой-то голодный блеск. Хотя Вал едва мог повернуть голову на подушке, сейчас он казался более живым, чем в замке Хвитстейн в дни плена. Когда Винсэ помог ему напиться из большой кружки, оставленной шаманкой, Вал откашлялся и хрипло сказал:

— Мастер… у меня к вам большая просьба. Возьмете меня к себе учеником?

Глава 27

Ночное болото не хотело выпускать путников из цепких объятий. Валежник хватал их за ноги, обомшелые ветки норовили выцарапать глаза, кочки то и дело проваливались под ногами, а еще под ноги лезла всякая мелкая нечисть, тоже пытавшаяся спастись от болотных великанов. Единственным, кто хоть что-то видел в окружающей черноте, был Аларик, поэтому ему доверили вести нервно взбрыкивающую Моро, на которую сгрузили их нехитрый скарб. Остальные бежали следом практически вслепую. Раненого взял на закорки Большой Дик, так как испуганная лошадь запросто могла его сбросить. Эринна, не сбавляя шага, смахнула упавшую на глаза прядь волос и с трудом перевела дыхание. Только не оглядываться! А торвы настигали: скрежет и хлюпанье раздавались все ближе, зеленые огоньки мелькали уже не только позади, но и сбоку. Рядом тяжело сопел Большой Дик, явно выбившийся из сил. «Нам не выбраться!» — с отчаянием подумала девушка. Кстати, а где Кайтон?! Она с ужасом оглянулась, но сразу заметила его в туманной мгле неподалеку. Кайтон убрал меч в ножны и достал кресало и трут.

— Нет! — вскрикнула Эринна.

— Бегите, бегите вперед! — крикнул он остальным.

Все они хорошо помнили, что им рассказывал Бьорн: однажды одному охотнику, застрявшему на лодке в одной из здешних речушек, вдруг пришло в голову осветить себе путь лучиной. Едва он высек искру — как вокруг полыхнуло да грохнуло, и от несчастного охотника осталась только шапка, а от лодки — жалкие обломки да пузыри на воде.

— Оставь это на крайний случай! — прокричал Аларик, едва удерживая Моро.

— Да крайнее некуда уже! Уходите, быстро!

Аларик бессильно выругался, но спорить действительно было некогда. Ему хотелось прибить Кайтона за неуместный приступ героизма, но чтобы его геройство хотя бы не пропало даром, остальным следовало успеть отбежать подальше. Торвы двигались стремительно, словно под водой. Мерзкий скрип и хлюпанье слышались отовсюду, из темноты вдруг вынырнула когтистая ветка с пятнами гнили, ухватила Большого Дика за капюшон. Тот заорал, так как руки его были заняты раненым товарищем. Аларик на ходу смахнул эту пакость мечом, и она упала на тропу, бессильно скребя ветками-пальцами по взрытому мху. Тут еще Моро, как назло, решила дать волю страху: косила круглым глазом, мотала башкой, так что с мундштука во все стороны летела пена. Бьорн поддерживал Эринну, чуть не падавшую на осклизлой тропе. Они успели отойти примерно на сотню шагов, когда позади раздался грохот, да такой, что небо качнулось. Беглецов швырнуло на землю. Земля всколыхнулась, словно само пространство собралось складками. С бешеным ржанием взвилась на дыбы Моро, готовая унестись прочь со всеми их пожитками.

Небо враз посветлело, подсвеченное рыжеватым пламенем, и в этом неверном свете Бьорн вдруг увидел слева неясные очертания гор.

— Туда! — крикнул он. Крикнул — и тут же закашлялся от удушливой вони. — Спрячемся в предгорьях…болотники туда не полезут! — едва прохрипел он.

Торвам, впрочем, было не до преследования. Они метались по болотищу, как живые факелы. Отвратительный, режущий по нервам скрип сменился гневным воем. Лес стонал, охваченный огнем, в котором умирали и корчились деревья. Поднявшийся ветер нес пепел и запах гари. Один пылающий ком огня бросился прямо на Бьорна, но не добежал, рассыпался горячими угольями. Моро словно взбесилась, и Аларик смог ее успокоить, только набросив свой плащ ей на голову. Задыхаясь в дыму, они ускорили шаг. Идти стало легче, земля уже не грозила ежеминутно уйти из-под ног. Эринна то и дело оглядывалась, ее щеки блестели, мокрые от слез.

Когда мягкая, пружинящая моховая подстилка под ногами сменилась каменистой тропой, Аларик передал поводья Бьорну:

— На, держи. Отведи их повыше. Я скоро вернусь.

У него даже сомнений не было, что можно поступить иначе. Однако Бьорн неодобрительно взглянул на него, и в лице его ясно читалось: и Кайтона не спасешь, и сам сгинешь. Аларик так же молча глазами показал ему на Эринну: мол, не вздумай отпустить ее следом, даже если придется привязать ее к дереву. Девушка прерывисто вздохнула, но ни словом не возразила против его затеи. Жаль, лица ее в темноте было не разглядеть. Отойдя на пару шагов, он вдруг услышал:

— Подожди! — Эринна торопливо стянула с себя плащ, полила его водой из фляги, протянула ему. Аларик и забыл, что свой плащ он «подарил» напуганной лошади.

— Спасибо.

Укрывшись до самых глаз, он поспешил обратно — в почерневший, обугленный лес.

Сырое, осклизлое болото не горело — оно тлело, выделяя ядовитый смрад. Мертвые деревья, раньше белевшие при свете звезд, как старая кость, теперь торчали уродилвыми черными обломками. Удушливый дым ел глаза, забивал горло. Найти кого-то в этой чумной серой мгле было решительно невозможно. «Никакой магии!» — вспомнил Аларик свое обещание. Ладно, никакой… разве что чуть-чуть.

С магией дело пошло лучше. Стоило ему протянуть тонкую поисковую нить в сумрачную чащу, как человек нашелся почти сразу. Кайтон лежал недалеко от него, за вывороченным комелем. Аларик добежал в два шага. Отбросил в сторону трухлявое бревно, придавившее рыцарю ноги, перевернул тяжело обвисшее тело. Лицо Кайтона почернело от пепла, волосы здорово опалило, на лбу алел свежий ожог. Но он был жив! Аларика охватило облегчение. Должно быть, рыцаря спас кожаный доспех. Или просто везение. Или то, что он догадался откатиться за дерево.

Аларик смутно сознавал, что к чистой радости от спасения друга у него примешивалась эгоистичное удовольствие от того, что ему не придется снова быть черным вестником для Эринны. Словно бы спасение Кайтона отчасти искупало его вину в гибели Тиллерина. Впрочем, сейчас некогда было копаться в своих чувствах. Он достал из-за пазухи флакончик с целебным зельем и успел влить несколько капель Кайтону в рот, как вдруг в нос ему ударила болотная гниль, руки обхватили сзади коряжистые ветви-лапы, а над ухом разверзлась смрадная осклизлая пасть, полная зубов-гнилушек.

Удар, подсечка. Извернувшись ужом, Аларик ударил одновременно головой и ногой. Сухой треск, вой. Жесткая плеть сдавила ему шею, так что глазах потемнело. Он рванулся, высвободил руку, нож привычно скользнул в ладонь. Торв взревел, когда лезвие вонзилось ему в глаз. Аларик, содрогаясь от отвращения, дернул другую руку, и сила сама сорвалась с его пальцев. Случайно. Торв осел, превратившись в неопрятную кучу трухи и косматых веток. Желтый уцелевший глаз его медленно погас, страшная пасть стала просто дуплом, вокруг которого рассыпались белесые пятна плесени. Жуткое зрелище.

Согнувшись, Аларик шумно перевел дух, пытаясь прийти в себя. Судя по следам, обгорелый, полумертвый торв из последних сил полз к Кайтону, желая напоследок полакомиться человеческим мясом, а тут вдруг появился кьяри и лишил его добычи. «Вовремя я подоспел!» — подумал он и вдруг замер.

«Вовремя… — зашелестело вокруг. Чей-то смешок, прикосновение, шепот. Аларик дико оглянулся. — Он еще жив…отдай его нам…мы голодны…ты такой же, ты понимаешь…»

Между мертвыми деревьями закружился ветер, взметнув клочья белой сажи. Удар кьяри пробудил старое колдовство этого леса. Аларик почувствовал, как заледенел мгновенно взмокший лоб. Теперь он сполна прочувствовал магию здешних мест — уродливую, искаженную, голодную. Очнувшись, она жадно рыскала цепкими щупальцами тумана, пытаясь его отыскать. Кажется, его приняли за своего. От этой мысли у него рот наполнился желчью.

Аларик замер, боясь даже пошевелиться, пока потусторонний шепот не стих. Тут Кайтон застонал и открыл глаза. Похоже, увиденное его не вдохновило, так как он бессильно откинул голову, решив, видимо, помирать дальше.

— Ну уж нет! — тряхнул его Аларик. — Вставай! Надо убираться отсюда, и поскорее!

После нескольких неудачных попыток ему кое-как удалось утвердить Кайтона на ногах. Опираясь на плечо Аларика, тот сделал шаг и болезненно охнул:

— Ах, чтоб тебя! Опять правая! Этой ноге просто не везет в последнее время!

— Ничего, потихоньку…

— Ну и вонища здесь!

— Надо же, а до моего прихода ты спокойно дрых и не чуял ничего! — поддел его Аларик, желая хоть как-то встряхнуть. В этом жутком местечке им отчаянно не хватало оптимизма.

Идти пришлось очень медленно. Кайтон, почти повиснув на его плече, едва переставлял ноги. Треск обугленных веток, хрустевших под ногами, казался оглушающе громким. Лес недобро затих, каждый порыв ветра нес волны жара, белесые хлопья сажи кружились, как мотыльки. Но главным препятствием был едкий дым, застилавший глаза, и удушливая гарь.

— Надо было Дикона отправить на это дело, — откашлявшись, заметил Аларик.

Кайтон возмущенно выпрямился:

— Зачем, чтобы он сдох здесь? Он и так ранен!

— Зато, если бы он выжил, я легко дотащил бы его обратно. Он гораздо мельче тебя. Но ты прав, такое дело проще сделать самому, чем приказывать своим людям.

— Это так. Я принял их обоих на службу, значит, они могут рассчитывать на мою защиту.

— В этом вы с Эринной похожи… Ты ее любишь?

Контуженной голове Кайтона этот вопрос не показался неуместным. Он честно задумался. В жизни ему встречалось немало красивых девушек. Взять хотя бы Линн, трактирщицу, — до чего же хороша, стрекоза! С женщинами Кайтон был щедр, снисходителен и расставался без сожаления. Но такие девушки, как Эринна, будили в нем другие желания. Кроме горячечного жара плотской любви, ему хотелось вдруг — утешения, хотелось встретить человека, с которым можно разделить все радости и горести этого дурацкого мира. Представляя Эринну в каминном зале Шанора, он даже вздыхал — какой она была бы помощницей, какой прекрасной хозяйкой для его земель! Увы, как только он увидел ее рядом с Алариком, то сразу понял, что со своими желаниями безнадежно опоздал. А идиот, бредущий рядом, отчего-то этого упорно не замечал!

— Она тебя тоже любит, — сказал Аларик, и в его голосе Кайтону почудилось запредельное спокойствие человека, готового сделать шаг из окна. Рыцарь не выдержал:

— Божья нога, как же вы меня достали оба! Слушай, когда мы доберемся до наших, просто обними ее и посмотри ей в лицо. И если после этого ты не прозреешь, значит, магия бьет по мозгам куда сильнее, чем я предполагал!

Некоторое время Аларик шел молча, видимо, переваривая услышанное. Кайтон все не мог успокоиться:

— Ну и разговор у нас получился — прямо как в балладах, которые обожают придворные дамы! Теперь бы еще нужно, чтобы ты оказался потерянным братом-близнецом Эринны, и тогда из нас двоих ей придется выбрать меня.

— Нет, братом не получится, — возразил Аларик с самым серьезным видом. — Возраст не тот. Разве что дедом!

Их хохот гармонично вписался в безумную обстановку этой сумасшедшей ночи. Однако, как только они добрались до предгорий, веселье мгновенно иссякло. Нет, вся компания была на месте. Чутье кьяри вывело их с Кайтоном прямехонько туда, где друзья остановились отдохнуть. Вот только отдыхали они своеобразно: Бьорн лежал на земле, Дик с Диконом замерли, прислонившись к скале, а Эринна стояла очень прямо, и в бок ей упиралось острие копья, которое держал какой-то коротышка в лохмотьях. Аларик весь подобрался перед прыжком, но его обостренные чувства вовремя отметили ряд обстоятельств: мельтешение за камнями со всех сторон, отблески пламени на копьях, скрип взведенного самострела… Окружающие горы просто кишели смутными тенями, вооруженными всякими острыми предметами.

— Кажется, мы попались, — подытожил Кайтон.

На исходе той же ночи сьерги вышли к Форлатту, или Старому городищу. Мрачная громада горы Гальхе вздымалась перед отрядом, как хребет невиданного дракона. Когда-то лес покрывал ее зеленым мохнатым ковром сверху донизу, но он давно умер, и остовы деревьев теперь белели под луной, как рыбьи кости, лишенные коры и хвои. У ее подножия горы темнел городской вал, ощерившись уцелевшими столбами; каменную арку ворот поддерживали два идола, выточенные из черного обсидиана. Они бесстрастно проводили взглядом притихшую колонну людей.

Форлатт — мертвый город, тайный и страшный. Давным-давно здесь кипела жизнь, в жертвенных ямах перед идолами постоянно курился дым, а каменные блюда были полны зерна и монет. Но потом на северные земли пришли воины бывшей Империи, и сьергам пришлось отступить. Город был заброшен, идолы разбиты, тропа к храму Семи Богов, расположенному высоко на склоне Гальхе, исчезла под слоем камней. На все это угрюмо взирал с высоты Хевлатонна — огромный утес с плоской вершиной, вздымавшийся над храмом. Когда-то сьерги верили, что Хевлатонна — это ступень, по которой Агда-Громовержец спускается на землю к своим детям. В некоторых краях эта вера не иссякла до сих пор. Люди ушли, но здешние боги остались. Истинным храмом Форлатта была Дивья пещера, один из входов в которую находился на площади, в глубине городища. В пасть этой пещеры падали воды реки Хендекит, оттуда иногда доносилось стылое дыхание Харги и слышался злорадный хохот и подвывание прислуживающих ему демонов.

Завоеватели-фьелы тоже не задержались в этих краях. Их пугали гримасы Харговых слуг, блазнившие из-за каждого дерева, пугал голодный вой по ночам. Кто-то даже видел белокосую растрепанную ведьму, мчавшуюся верхом на огромном волке — беспощадную Ланьвар, а за ней по пятам стелились вечно голодные серые тени, похожие на хищные клочья тумана.

Вереница людей тихо втянулась в каменные ворота. Все вдруг сделались так молчаливы, что слышно было лишь ворчание Хендекит, позвякиванье упряжи и скрип повозок, нагруженных всяким скарбом. Принц Болдр со своими людьми и пленниками замыкал шествие. Эрл Руот напряженно вглядывался в пустые глаза древних идолов; ему не нравилось это место, чудилось сонное дыхание чуждых богов, каждую минуту готовых проснуться. Он подивился про себя, что ровная просторная площадка перед Дивьей пещерой оставалась чистой: на ней не лезла молодая поросль, и всякий камнепад обходил ее стороной.

Перед этой площадкой Ларс спешился. Стоило ему ступить на тропу, выложенную неровными булыжниками, которая вела к пещере, как прозвучал отдаленный гром, и где-то за лесом на юго-востоке поднялось рыжеватое зарево. Толпа сьергов, следующая за своим вожаком, заволновалась, загудела, словно осиное гнездо, в которое ткнули палкой. Особенно старался старик в головном уборе, украшенном лосиными рогами: он потрясал посохом и что-то громко кричал.

— Не знаю уж, что там произошло, но сьерги считают, будто Ларса благословил сам Агда-Громовержец, — перевел Эштон, как всегда тенью следовавший за принцем.

Болдр нахмурился. Ларс тем временем, выйдя на середину площадки, раскинул руки и проговорил-пропел что-то на своем языке, видимо, традиционное обращение к духам. Руот с интересом ждал, что они ответят. На этот раз духи обошлись без впечатляющих демонстраций, только из пещеры вырвалось облачко белесого смрадного тумана. Но сьерги были рады и этому: толпа снова разразилась приветственными криками.

Неожиданно для Руота вперед выступил принц Болдр. Он тоже произнес несколько слов по сьергски, после которых на площади ненадолго воцарилась ошеломленная тишина. Затем некоторые охотники что-то возбужденно закричали, другие возмущенно зашикали, но большинство помалкивали и на их лицах, разом посуровевших, читалась настороженность.

— Что он сказал? — спросил Руот у Эштона, пересилив свою неприязнь к колдуну.

— Его Милость сказал, что, желая доказать свою преданность союзникам и чистоту помыслов, он готов отправиться в пещеру вместе с Ларсом и тоже испросить благословения духов.

— Что?! Да это безумие!

Руот беспомощно наблюдал, как Болдр твердым шагом подошел к Ларсу, и как оба предводителя в знак дружбы обменялись личным оружием: принц подарил сьергу кинжал в богатых ножнах, обильно украшенных самоцветами, а тот ему — длинный охотничий нож.

— Это просто сумасшествие! — рискнул возразить Руот позднее, когда они с Болдром остались вдвоем в палатке принца. Вернее, втроем: треклятый колдун, к сожалению, никуда не делся, сидел в углу, отравляя воздух своим присутствием.

Сьерги разбили лагерь в городище и теперь, судя по шуму, готовили очередное пиршество. Как понял Руот, нельзя было завалиться в священную пещеру прямо так, с порога — нет, этому предшествовал целый ритуал, включавший в себя шаманские танцы, песни и жертвоприношения. В лучшем случае Болдр с Ларсом отправятся в гости к духам послезавтра утром. Может быть, поэтому Болдр не казался взволнованным.

— Ларс в этой пещере будет чувствовать себя как дома! По рассказам соплеменников, ему там знаком каждый поворот, даже если сам он там никогда не бывал! — настаивал Руот, хотя понимал, что с Болдром в его нынешнем состоянии спорить опасно. Но принц — не та фигура, которой можно пожертвовать ради красивого жеста! Прикажи ему Болдр — он бы с радостью отправился в пасть Харги вместо него!

Принц мимоходом снисходительно похлопал его по плечу, прошел к сундуку, на котором стоял поднос, налил в три кубка местного вонючего пойла, которое рыцарь уже успел возненавидеть.

— Зря волнуешься, Руот. Я не боюсь здешних призраков. Боги давно ушли, остались только идолы, которыми пугают стариков и детей. Кроме того, Эштон предсказал мне удачу!

— Да, — веско отозвался Эштон. — Наши боги сильнее. Они дадут Его Милости победу.

— Вот! Слушай, что говорит господин колдун! В его словах есть здравое зерно.

Руот с сомнением покачал головой. С его точки зрения, Эштон давно пересек грань здравого смысла и углубился в опасные лабиринты по ту сторону рассудка.

Болдр, выглянув из шатра наружу, презрительно скривился:

— Ты только посмотри на них. Это же просто стадо. А стаду нужен вожак, причем вожак должен быть один. Так пусть им станет тот, кто послезавтра выйдет из пещеры живым.

В словах Болдра не слышалось и тени сомнения насчет того, кем будет этот человек.

Глава 28

Бьорн рассказал им потом, что странные карлики, захватившие их, назывались стаббитами. Про них говорили, что они живут в камнях, молятся камням, и душа их — камень. Вокруг этого тайного племени ходила масса невероятных слухов, один другого страшнее. Сьерги вели с ними торговлю: продавали соленую и вяленую рыбу, рыбий клей, в сезон нереста — икру. Взамен же брали железо, медь и зеленые апатиты. Торговля происходила своеобразно: стаббиты ночью оставляли свои товары на торжище, а следующей ночью возвращались и забирали продукты рыбного промысла. Мало кто видел живьем хоть одного горного жителя, но все соглашались, что такая встреча ничем хорошим закончиться не могла.

Шестерых пленников согнали в кучу, отобрали оружие и погнали вверх по каменистой тропе, подгоняя их копьями и острыми палками. Глухую темноту ночи сменили синие чернильные сумерки. Стаббиты возбужденно гомонили на своем языке, перекрикиваясь гортанными голосами. Их было невообразимо много; каждый крупный камень, валявшийся у дороги, при приближении пленников вдруг встряхивался, превращаясь в бурно жестикулирующее косматое существо. Эринна заметила, что Аларик с Кайтоном тоскливо переглянулись, и предостерегающе покачала головой. Сбежать по дороге нечего было и думать! Каждый отдельный стаббит не казался серьезным противником: ростом едва ли ей по плечо, в грязной одежде из криво сшитых шкур, вооруженный легким копьем или просто заостренной палкой. Но их было столько, что горный склон весь шевелился, словно живое море.

Когда они подошли к скале, идущий впереди карлик, ничем не отличавшийся от собратьев, кроме красной головной повязки, остановился и испустил дикий вопль, потрясая копьем. Каменная плита выше человеческого роста дрогнула и со скрежетом отползла в сторону, вызвав осыпь мелких камней.

— Странно, что она в пыль не рассыпалась от такого ора, — пробурчал Кайтон.

Большой Дик выразился короче и более емко. Было ясно, что горные карлики владели колдовством, так что шансы на спасение еще уменьшились. Небо на востоке порозовело, первые рассветные лучи позолотили кромку деревьев. Возле расщелины Эринна задержалась — очень хотелось хоть на секунду увидеть солнце. Казалось, она не видела его уже целую вечность! Но стаббиты вдруг всполошились, загомонили еще пуще. Со всех сторон ее окружили маленькие остроносые лица, искаженные от гнева. «Боятся света!» — сообразила она. Пленников буквально втолкнули внутрь, и плита с тем же скрежетом задвинулась обратно, отрезав их от наступающего дня.

Внутри было гулко и душно. Они оказались в штольне, уходившей куда-то вглубь горы. На стенах в гнездах торчали гнилушки или, может, куски камня, мерцающего тусклым светом. Он отбрасывал на лица людей желто-зеленые тени, придавая всем жутковатый, слегка потусторонний вид. «Как насчет факелов?» — спросила Эринна. Бьорн коротко пояснил, что рудничный газ, который поднимается из выработок, бывает еще опаснее болотного. Штольню пересекали поперечные коридоры, некоторые из них были также освещены странными гнилушками, в других клубилась чернота. Поначалу Эринна пробовала считать повороты, но потом сбилась и бросила это дело. Да, чтобы выбраться из этого лабиринта, им придется постараться! Наконец, их притащили в какую-то каморку и заперли дверь.

Эринна, вздохнув, опустилась на лавку, потерла пальцами переносицу. От тусклого света у нее разболелись глаза, болел ушибленный палец на ноге. Пройденные коридоры были полны трещин, выбоин и других сюрпризов такого рода. Стаббиты привычно скользили по ним, как по воздуху, зато неопытный гость рисковал переломать себе конечности. Кайтон тоже уселся, осторожно пристроив больную ногу. Дикон просто сполз по стене на пол, прислонясь к ней затылком. «Команда калек!»

— Что будем делать? — безрадостно спросила она. Как сбежать из каменного муравейника, кишащего злобными карликами? — Вернее, что стаббиты сделают с нами? Как думаешь, Бьорн?

Бьорн не успел ответить, так как дверь снова распахнулась. Внутрь протиснулся карлик с двумя мисками в руках. В одной лежало несколько вяленых рыбешек, в другой — светлые початки, вполне приятные на вид и запах. Следом другой стаббит тащил объемистый глиняный кувшин. Еще трое заявились, видимо, просто за компанию или из любопытства. Они рассматривали пленников, бормоча что-то на своем птичьем языке. Полноватый рыжеволосый карлик с блестящей серьгой в ухе вдруг ухватил Эринну за прядь волос, бормоча «галлан, галлан», — и тут же отлетел в угол, отброшенный ударом Аларика.

— «Галлан» означает «золото», — запоздало перевел Бьорн.

Стайка карликов мгновенно сбилась в кучу, ощетинившись копьями и обретя сходство с разозленным ежом. На их верещание в комнату прибежали еще несколько стаббитов. Аларик гневно выпрямился.

— Стойте! — воскликнула Эринна, прежде чем конфликт перешел в более острую фазу. — Я подарю ему прядь волос, пусть только даст мне нож, чтобы ее отрезать.

Она втайне надеялась, что карлик, получив желаемое, забудет про нож, оставив его ей. Не тут-то было: стаббит ухватил и то, и другое, жадно вцепился в золотистую прядь, да еще алчно поглядывал на голову альтийки, показывая, что не прочь бы получить остальное. Его приятели сами вытурили наглеца из каморки.

— Неосмотрительно, — нахмурился Кайтон, когда дверь за стаббитами захлопнулась. — Они здесь все колдуны. Могут навлечь беду.

— Предрассудки, — блеснул глазами Аларик. — Хороший колдун может напакостить тебе, не взяв ни реснички, и к тому же находясь от тебя за десять лиг.

— О, перестаньте! — вмешалась Эринна. Ей не нравилось, когда Аларик вспоминал о волшебстве. На его лице сразу появлялось виноватое выражение, словно он хотел извиниться за все предыдущие сто лет жизни. Аларик с Кайтоном сидели друг напротив друга, стоявшая на столе «гнилушка» в плошке причудливо подсвечивала снизу их лица, резко обозначив скулы. Оба грязные и взъерошенные после пробежки по болоту, перемазанные пеплом и черной жижей, они сами походили на зловещих горных демонов.

— Подвиньте мне лучше ту миску, — попросила она. — Хм, что это? — Небольшой початок желтоватого цвета по вкусу был похож на незрелую дыню. — Бьорн, это точно съедобно?

— Какая разница, чем набить свое брюхо, если сам вскоре отправишься на корм троллям? — тоскливо прошептал молчавший до сих пор сьерг. Он смотрел в стену, и в глазах его была пустота.

— Ну, это мы еще посмотрим, кто кем пообедает, — возразил Кайтон. Бьорн понуро качал головой.

— Это же стаббиты. Видели их штольни? Им самим такое никогда не сотворить. Но они кормят горы свежей кровью, и те на время дают им свою силу. Камнелюдов. Троллей. — Бьорн дико огляделся. — Здесь любой валун может обернуться и пожрать тебя. Я слышал об этом. Правда, надеялся, что сам погибну более достойной смертью.

Все невольно оглянулись по сторонам. В крошечной каморке ничего не было, кроме засаленного стола и пары скамей. «Гнилушка» на столе давала ровно столько света, чтобы наполнить угрозой каждую тень. Эринне показалось, что стены медленно сдвигаются, наступают. «Чертов Бьорн! — подумала она с досадой. — Только паники нам сейчас не хватало!»

Они не знали, сколько им пришлось просидеть в этом каменном мешке. Здесь, под горой, терялось всякое представление о времени. Никто их больше не беспокоил, только один раз зашли еще двое стаббитов, направляясь прямо к Дикону. На их пути воздвигся Большой Дик, и Эринна тоже протестующе вскочила:

— Что вы хотите сделать?!

Бьорн, рассмотрев, что у них в руках, удержал ее за руку:

— Оставьте, миледи. Это хорошее лекарство.

Стаббиты размотали повязку, приложили к ране нечто, похожее на смесь паутины с плесенью, «Даже не промыли!» — ахнула про себя Эринна, снова замотали опухшее плечо Дикона грязным бинтом и удалились. Все это они проделали молча, напрочь игнорируя остальных пленников. Вопрос Эринны «Что вы собираетесь с нами сделать?» тоже канул в пустоту.

Подавив яростный вздох, девушка снова упала на лавку.

— Не беспокойтесь, — сказал Бьорн. — Я видел, как похожее средство применяли знахарки у нас в деревне, и вполне успешно. Тем более, что завтра нас все равно…

— Пожалуйста, только не начинай опять! — взмолилась она. Кайтон незаметно улыбнулся.

Эринна все на свете отдала бы сейчас за ведро воды. Ужасно хотелось умыться, и рану Дикона давно следовало бы промыть, даже если завтра раненое плечо станет для него наименьшей проблемой. Должна же быть здесь вода? В кувшине, принесенном тюремщиками, плескалось слабое пиво. На стук в дверь им никто не ответил.

«Гнилушка» светила все тусклее, иногда начиная моргать, и наконец погасла окончательно. Комнату, как колпаком, накрыло глухой чернотой. С трудом отогнав страшные видения о пещерных троллях, Эринна прислонилась к надежному плечу Аларика и ухитрилась даже задремать. Лучше бы она этого не делала! Ей приснилось, что она убегает от толпы карликов по бесконечным тесным коридорам, похожим друг на друга, как отражения в зеркале. Наконец, ей удалось забиться в какой-то угол, закрывшись тяжеленной железной дверью, но карлики сразу же начали долбить ее и ломать с ужасным скрежетом. Эринна, вздрогнув, проснулась.

Скрежет действительно исходил от двери. На сей раз их навестил колдун в красной повязке, тот, который умел двигать камни, со своей свитой. Освещенная парой «гнилушек», их компания показалась Эринне живым воплощением ее кошмара. Пленников грубо стали подталкивать к выходу.

— Куда вы нас ведете? — резко спросил Кайтон.

Красная Повязка выдал ответную тираду, в которой можно было разобрать слова «тролли», «встреча» и «честь», а потом неприятно улыбнулся. Его черные зубы блестели, как осколки обсидиана.

Им снова пришлось преодолеть длинную вереницу коридоров, прежде чем они оказались снаружи. На этот раз они вышли с другой стороны: их взгляду предстала горная гряда, плывущая вершинами в облаках, и узкий хребет, соединяющий склон их горы с соседней. Уже вечерело, небо приобрело лилово-синий оттенок, долина внизу погрузилась в темноту. Вдоль горизонта чернела зубчатая кромка леса.

Хотя солнце уже село, их глазам понадобилось время, чтобы заново привыкнуть к яркому свету. Эринна чуть не захлебнулась ветром — после затхлого воздуха пещеры он показался ей сладким, как мед. Следующий за ней карлик нетерпеливым тычком подтолкнул девушку к тропинке, бегущей вдоль хребта. Пленники и их конвоиры растянулись цепочкой, возглавлял которую стаббит в красной повязке. Кайтон все пытался выяснить у Бьорна, какую участь им уготовили горные колдуны: «Нам окажут честь увидеть троллей? Или наоборот? Они будут иметь честь поужинать нами?» Тот мрачно ответил: «Сейчас сам все увидишь».

Основу пейзажа здесь составляли камни. Камни, скалы, скопища валунов, вероятно, принесенные ледником в незапамятные времена, когда он, собравшись с силами, грузно перевалил через хребет. Несколько чахлых кустарников ухитрились прорасти в расщелинах скал, и ветер полоскал их бессильно висящие корни. Ступив на тропу, Эринна вдруг увидела среди камней яркое пятно — гроздь нежных малиновых колокольчиков на длинном стебле. Каким чудом эта красота сумела выжить здесь? Это было как обещание надежды.

Ветер наверху был силен. Он налетал внезапно, рвал в клочья воздух, трепал людей за одежду, грозя скинуть их с узкого гребня. Сделав вид, что споткнулась, Эринна, упав на колено, незаметно подняла обломок камня с острым краем и спрятала в ладони. Она не собиралась сдаваться. И с оружием, пусть даже таким примитивным, чувствовала себя куда спокойнее.

Вдруг тропа сделала поворот, и бредущий позади Эринны Бьорн сдавленно выдохнул:

— Вот оно! Лик Харги! Смотрите!

Эринна подняла глаза и даже остановилась в изумлении. Склон соседней горы предстал теперь под другим углом, и на нем явственно обозначились грубые человеческие черты, словно кто-то быстрыми ударами долота вырубил в скале массивный нос, резкие скулы и глубокие впадины глазниц. Узкая расселина была похожа на растянутый в крике рот.

Долго любоваться первобытной скульптурой им не дали: стаббиты заторопились, забормотали по-своему, подталкивая пленников в сторону расселины. Из скалы вдруг вычленились две массивные фигуры в полтора человеческих роста, грузно потопали навстречу. Их каменные мышцы угрожающе бугрились. Бьорн обреченно прошептал: «Тролли…»

Вид этих существ вызвал у Эринны вихрь воспоминаний: пустыня, заброшенный город, просторная площадь, наполовину занесенная песком, Белая башня, пронзающая облака… И ее волшебные стражи. Охваченная внезапным озарением, она полоснула себя по ладони осколком камня и шагнула вперед.

В следующий миг ее словно снесло ветром и впечатало в скалу. В дюйме от своего носа она увидела разгневанное лицо Аларика, а где-то позади слышался яростный рев тролля. Брызнула каменная крошка. Аларик, подхватив Эринну, мгновенно откатился дальше. Промахнувшись по верткой мишени, тролль вместо того, чтобы размозжить им головы, врезал в нос каменному Харги. Испуганный вздох стаббитов слился с грохотом катящихся вниз камней.

— Мда, симпатичнее он от этого не стал, — пошутил Кайтон.

— Зачем ты к нему полезла! — прошипел кьяри Эринне.

— Ох, прости! Но он так похож на…

— На стража Башни. Я тоже так подумал. Однако, если маги Серентиса как-то сумели подчинить себе камнелюдов в Пустыне, то воспитанием этих тварей явно никто не занимался.

Положение было не ахти. Люди были куда проворнее каменных громил, но убежать от них по склону горы, где в произвольном порядке чередовались обрывы, завалы и трещины, нечего было и думать. Тропу на горном хребте перегораживала толпа карликов. Напуганные свершившимся святотатством, они сбились в кучу и перешептывались, показывая пальцами на Аларика. Тролль-демоноборец, метнув в кьяри еще пару валунов, разъярился пуще прежнего и теперь пытался просто схватить его каменной лапищей. Второй тролль подбирался с другой стороны. Единственным путем отступления была пещера.

— Делать нечего! — воскликнул Кайтон. — В пещеру! Дик! Скорее!

Они поспешили уйти подальше от входа, но быстро убедились, что их никто не преследовал. Стоило им пересечь порог — и все звуки, как и дневной свет, оборвались, иссякли. Они снова оказались заперты в тишине и темноте. Это живо напомнило Эринне прошлый раз, когда стаббиты затащили их в гору. Мелькнула страшная мысль — а вдруг она умерла в ту ночь на болоте, попала в ледяной сьергский ад и теперь обречена вечно скитаться из одной отвратительной пещеры в другую. Кто-то, невидимый в темноте, осторожно взял ее за руку. «Аларик!» Сердце Эринны узнало его раньше, чем успел подключиться растерянный разум. Он сжал ее пальцы — и темнота пещеры словно отступила, растеряв большую часть своей жути.

Глава 29

С появлением сьергов Старое городище ожило, как проснувшийся по весне муравейник. Уже сутки здесь не гасли костры и кипела бурная деятельность: снаряжали двух храбрецов, готовых встретиться с духами в Дивьей пещере. Сьерги были уверены, что эту пещеру облюбовал для себя Харги, устроив в ней ворота в свое ледяное подземное царство. А как известно, в землях Харги все живое оборачивается своей противоположностью: небо там как туман, а земля — как пар, и все, что здесь здорово и прочно — там становится болезнью и гнилью. Поэтому Болдра с Ларсом обрядили в ветхие рваные рубахи, которые, по понятиям сьергов, в Дивьей пещере должны были заменить самый крепкий доспех. Эти лохмотья были украшены рунами, специально предназначенными, чтобы спрятать живых людей от зоркого глаза Харги.

С раннего утра по площадке перед Пещерой металась уйма народу. Ларса с Болдром выпроваживали в мир мертвых очень обстоятельно, не торопясь. Их окурили дымом священного боярышника (Болдр при этом звучно расчихался), сотню раз напомнили, что с собой нельзя брать никакого оружия и живого огня; сунули каждому в руку по тусклой лампе из «калста» — рыхлого, пористого камня, который за огромную цену выменивали у стаббитов. Он обладал свойством светиться в темноте. Наконец, спев им напоследок несколько заунывных песен, и окурив еще разок дымом на всякий случай, шаманы подвели обоих вождей к черневшему в горе отверстию пещеры.

Болдр старался держаться независимо, хотя здешние ритуалы производили гнетущее впечатление. Темный зев пещеры вдруг показался ему дырой в горнило, в недра подземного ада, откуда изливалась холодная, чужая сила. Казалось, сделай шаг — и она захлестнет тебя, смоет, растворит в себе. Якобы оправляя рубаху, Болдр украдкой стиснул камешек, висевший на шнурке на шее, который получил от Эштона. Все суеверные страхи — к демонам. Нужно сосредоточиться. Каждый шаг в этом вонючем каменном мешке станет для него ступенью на пути к Серебряному трону.

Пещера встретила их ледяным холодом и приглушенными звуками, от которых кровь стыла в жилах. Калстовые лампы, засветившись мягким зеленоватым светом, выхватывали из темноты отдельные куски: странные рисунки, нацарапанные на стенах, кучку высохших костей у подножия каменного идола, метущиеяся тени под потолком. Болдр споткнулся, чуть не выронил лампу и решил теперь смотреть только под ноги. Пещера не могла похвастать ровностью пола.

Когда первый подземный зал остался позади, темнота еще больше сгустилась. Где-то недалеко шумела река. Болдр поднял лампу повыше: калст позволял осветить лишь маленькое пространство, не дальше длины меча. Поэтому стена, выросшая перед ними, оказалась для него неожиданностью. Присмотревшись, он понял, что в ней имеется множество проходов. Они бесстрастно смотрели черными провалами на двух пришельцев. В отличие от Болдра, Ларс не казался удивленным.

— Разделимся, — предложил он. — С духами надлежит разговаривать один на один.

Болдр с готовностью согласился. Он выбрал коридор справа, вход в который был наполовину завален огромной кучей камней. Ларс без возражений исчез в другой расселине.

Коридор, в которой он ступил, показался Болдру огромной каменной глоткой. Ледяные сосульки, свисавшие с потолка, были похожи на обломки зубов хтонического чудовища. К счастью, долго ему здесь бродить не придется. Потоптавшись немного для виду, Болдр прокрался к выходу и присмотрел себе укрытие за грудой камней, защищенное нависающим гребнем скалы. Оставил там лампу. Потом сорвал с шеи подаренный Эштоном камень и зашвырнул в коридор, а сам метнулся в безопасное место.

Раздался грохот, который сотряс стены, эхом прокатился по пещере и по Болдровым нервам. Он не ожидал от амулета такой мощи! Маги могли вызывать огонь, но обычно их сила, заключенная в волшебные предметы, значительно слабела. С потолка пещеры сорвались несколько сосулек, разбились вдребезги, хрустальные осколки разлетелись по всему полу. К счастью, крыша его убежища была достаточно надежной. Болдр позволил себе помечтать, как одна из таких сосулек вонзается в череп Ларса, но вообще-то он не слишком обольщался.

Отодвинувшись подальше в тень и замотав лампу подаренной рубахой, Болдр застыл в ожидании. Долго ждать не пришлось: прозвучало эхо осторожных шагов, заплясали по камням зеленоватые тени. Кто-то прошел совсем рядом. Остановился, хмыкнул. Пробормотал: «Пусть все будет по воле Харги».

Сидя тихо, стараясь даже не дышать, принц не мог удержаться от усмешки. Значит, по воле Харги, да? Что ж, потом они вместе с северным демоном посмеются над легковерным сьергом. Он подождал еще немного. Затем выбрался из укрытия и осторожно двинулся следом, стараясь не шуметь и не упустить из виду колеблющийся слабый огонек.

Эринна зябко повела плечами. Тяжелое, ледяное дыхание земли вымораживало душу. Они уже долго брели под землей и, казалось, чем дальше забирались вглубь горы, тем холоднее она становилась. Аларик не хотел зажигать света, чтобы не привлечь чьего-то ненужного внимания. Хищников им пока не встретилось, хотя постоянно мерещилось чье-то скользкое присутствие, и иногда из темноты доносились странные шорохи и вздохи, заставлявшие их замирать на месте. Шли ощупью, придерживаясь правой стены и осторожно пробуя дорогу, на которой в изобилии валялись колючие осколки камней, а иногда попадались трещины — к счастью, шириной не больше шага. Пахло здесь, как в погребе; стена на ощупь была ледяной и влажной.

До бугристого потолка можно было дотянуться рукой. Время от времени слышались приглушенные проклятия Большого Дика, задевавшего головой каменный свод. Спустя много-много шагов и два привала непроницаемая темнота вокруг стала более просторной, а потолок резко ушел вверх. Аларик не выдержал, зажег «светляк» — и тот, трепеща, поднялся в воздух, слабо осветив ледяные потеки на стенах, ледяные столбы, вздымавшиеся справа и слева, острые сосульки, свисавшие с потолка. И камни, и стены были покрыты игольчатой ледяной пылью. Эта изморозь заиграла, заискрилась в неверном свете магического огня, рассыпая по стенам тысячи блесток. «Светляк» поднялся еще выше и тени, отбрасываемые им на стены, причудливо задвигались, рисуя то чьи-то страшные рыла, то хищно выгнувшихся невиданных тварей. Завидев их, Бьорн шумно втянул в себя воздух.

Впереди пещера разветвлялась: один коридор вел куда-то наверх, другой — вниз. В обоих насмешливо клубилась темнота.

— Ну, что выберем? — спросил Кайтон.

— Нет! — воскликнул Бьорн. — Дальше нельзя! Я понял, что это за место! Дивья пещера! Слышите?

Все послушно насторожились. Вокруг царила обморочная, оцепенелая тишина, только где-то вдалеке слышался монотонный гул.

— Если постараться, можно различить вечную песню Хендекит, которую она поет, низвергаясь в подземное царство. Это песня забвения. Никто из слышавших ее больше никогда не увидит солнца…

«Бедняга! Последние передряги его доконали!» — с жалостью подумала Эринна. Похоже, Бьорну-сказочнику в последние дни пришлось слишком тесно пообщаться с местными фольклорными элементами, и это фатально сказалось на его образе мыслей.

Кайтон тоже вздохнул:

— Что-то у тебя, старина, на редкость паршивое настроение уже который день. Мы бродим здесь давно и все еще живы, тролли остались позади, и волшебная это пещера или нет, а из нее должен быть выход!

— Только вожди, получившие благословение шаманов и духов-помощников, могут выйти живыми из обители Харги!

— Ну, хотя бы попробуем. Не возвращаться же к тем злобным коротышкам, — саркастически заметил Кайтон. — Вот только какой коридор выбрать?

— Возможно, нам придется проверить оба хода, — заметил Аларик.

— Давайте начнем с верхнего! — предложил Большой Дик. Его поддержал Дикон — кстати, заметно повеселевший после манипуляций стаббитских лекарей.

— Так неохота снова зарываться в землю! Думаю, верхний коридор быстрее выведет нас на поверхность!

Словно боясь, что друзья примутся его отговаривать, Большой Дик резво направился вперед. «Светляк» Аларика дернулся и поплыл над его головой, худо-бедно подсвечивая дорогу. Подъем оказался довольно крутым. Коридор иногда поворачивал, и скоро Большой Дик скрылся из виду, оставив товарищей в темноте. Лишь издалека доносился топот его грузных шагов. Аларик пожалел, что не может зажечь второй светляк — и на один-то сил едва хватало.

— Дик! Не спеши! — крикнул Кайтон.

«Спеши… спеши…» — передразнило его эхо на разные голоса. Рыцарь даже передернулся.

— Кричать в пещерах опасно, — тихо заметила Эринна.

— Особенно в этой, — поддержал ее Дикон, стараясь не отставать от остальных.

— Эй, сюда! — проорал издалека Большой Дик, напрочь игнорируя все правила безопасности. — Здесь лестница! Я проверю!

Они как могли ускорили шаг, задыхаясь в темноте и тесноте. Коридор расширился и неожиданно привел их в другой зал, неизмеримо высокий, стены и потолок которого терялись во мраке. Гул реки словно приблизился, где-то недалеко шумела вода. Прямо на их пути возвышалась крутая неровная скала, в которой были выбиты каменные ступени. Большой Дик поднялся уже футов на двадцать и пыхтел, взбираясь все выше.

— Я посмотрю, куда она ведет! — крикнул он сверху.

В его голосе слышалось радостное возбуждение. Наверное, пещера здорово действовала ему на нервы. Аларик мысленно согласился. Здесь за каждым углом мерещилась опасность. Темнота, эхо и сьергские сказки здорово подстегивали воображение. Очень хотелось поскорее убраться отсюда, или хотя бы развести костер размером с дом.

— Только не кричи там! — проорал в ответ Кайтон. — Это опасно!

Дик, распластавшись по скале, упорно лез все выше. Ступени были крутыми, но довольно широкими, так что продвигался он довольно быстро. Остальные напряженно следили за едва заметной фигуркой, подсвеченной зеленоватым светом.

Вдруг «светляк» вспыхнул так ярко, словно новая родившаяся звезда. «С чего бы это?!» — успел удивиться Аларик. Дик наверху оступился, повис на руках. Все перестали дышать.

— Ерунда! — послышался бодрый крик. — Просто скользкая попалась! — Дик вцепился в камень и выволок себя на ступень. Ухватился за удобный выступ, торчавший рядом с лестницей.

— Просили же — не кричать, — пробормотал Дикон, кусая губы и не сводя глаз с товарища.

Это оказался не выступ, а рычаг.

Ярко пылавший «светляк» четко высветил момент, когда «выступ» вдруг подался под рукой человека, а на лестницу сверху обрушилась груда камней.

Эринна зажмурилась. Страшный стук, с которым упало тело, был оглушающе громким. Его не смог заглушить даже грохот катящихся валунов. До конца жизни он будет стоять у нее в ушах! Потом грохот сменился тихим шорохом — и наконец упала тишина.

Все застыли в оцепенении. Где-то недалеко все так же журчала река.

В черноте, клубившейся под потолком, куда не добрался Дик, что-то прошелестело, рассыпалось злорадным смешком.

— Дик, — прошептал Дикон. — Ди-ик! — он бросился к своему другу, упал рядом, не обращая внимания, что его колени и руки купаются в крови. В мерцающем колдовском свете кровь казалась черной. После гибели Дика «светляк» словно угас. Он скорбно висел за плечом своего хозяина, еле-еле разгоняя сумрак.

— О боги, — Эринна присела рядом с Диконом и обняла его. Уткнувшись ей в плечо, он разрыдался, как ребенок.

— Я же говорил, — прошептал Бьорн омертвелым голосом, лишенным каких-либо эмоций. — Слышите, как смеется Харги? Здесь его царство — царство тьмы. Мы все обречены. Тьма высосет нам глаза, оморочит разум… — он схватил себя за волосы и резко дернул.

Послышался резкий звук — и Бьорн, охнув, схватился за щеку.

— Хватит, — зло сказал Кайтон. — Не Харги подстроил ловушку на лестнице. Обычное, вполне человеческое коварство.

— Ловушка и «гремучий газ», — хмуро подтвердил Аларик. — Мне следовало сразу догадаться, когда «светляк» вдруг вспыхнул ярче. «Гремучий газ» легче воздуха, он скапливается наверху, в полостях и карманах. Значит, там нет выхода. Тупик.

— К сожалению, это знание далось нам слишком дорого, — Кайтон посмотрел на тело, на Дикона, оледеневшего от горя, на горестно шепчущую Эринну. — Нет ли отсюда других выходов?

Он решительно направился в ту сторону, где шумела вода, и Аларик поспешно направил «светляк» за ним следом. Вовремя. Сделав еще два шага, Кайтон взмахнул руками, едва удержав равновесие.

— Здесь трещина! — негромко воскликнул он.

Аларик подошел ближе, Эринна тоже поднялась. Вдоль всей стены тянулся длинный черный провал. Снизу оттуда доносился шум воды.

— Смотрите, какие здесь гладкие стены! И пол, — обратила внимание Эринна.

— Значит, иногда вода поднимается довольно высоко, — озабоченно сказал Аларик, заглядывая в трещину.

— И это еще верхний коридор, — напомнил Кайтон. На лицах у всех отразилась одна и та же мысль.

— Знаете что, — решил Аларик, — другой ход первым проверю я.

— Нет! — вскинулась Эринна.

— Да. Во-первых, я вижу в темноте лучше вас. Во-вторых, если вдруг коридор зальет… или там приготовлены другие ловушки… в случае чего, я хотя бы смогу подняться в воздух.

— Точно? — Эринна подозрительно прищурилась.

— Конечно, — уверенно соврал он.

— Но прежде чем мы еще куда-то пойдем, нам нужно его похоронить, — глухо сказал Кайтон.

Второй ход оказался гораздо теснее первого и с каждым шагом сужался все больше. Сначала Аларик пробирался через него, пригнувшись, но вскоре пришлось ползти. Колени и руки сразу же онемели от ледяной воды, сочившейся из стен. «Если мне встретится какой-нибудь хищник, я не смогу даже отбиться!» Но гораздо больше его пугала возможность попросту застрять здесь. Друзьям долго придется ждать, пока он похудеет! Он полз, а проход все сужался, острые камни впивались в бока и в спину. Еще вопрос, пролезет ли здесь Кайтон, с его-то плечищами! Ну, выберется как-нибудь. А вот Бьорна наверняка придется проталкивать.

Аларик с горечью подумал, как бы матерился Большой Дик при виде этой крысиной норы.

Но Дику не придется проходить через это испытание. Его положили в расселине убившей его скалы, тщательно завалив отверстие камнями. Кайтон надеялся, что вода туда не доберется. Бьорн с сомнением качал головой, но молчал, и уже за это Аларик был ему благодарен. Дикон сидел возле могилы дольше всех, шевелил губами, то ли читая молитву, то ли проклиная кого-то. Эти двое дружили с самого детства. Как он будет теперь один? Когда Аларик уходил, все были очень подавлены. А Кайтон отвел его в сторону и пригрозил достать из-под земли, если он вздумает зря рисковать. «Если проход сузится еще немного, ему действительно придется сделать это!» — подумал кьяри, протискиваясь в тесную щель.

Аларик уже готов был всерьез запаниковать, когда извилистая нора, наконец, расширилась и вывела его на каменную галерею, с которой открывался вид на просторный зал. Выбравшись, он с облегчением сел и прислонился к стене, растирая озябшие руки и колени. Внизу, в центре зала простиралось прозрачное круглое озеро, с берегами, спекшимися в стекло. Воздух здесь слабо светился. Уродливые ледяные и каменные наросты были похожи на диковинных горгулий, замерших в неподвижности. Некоторые из них выглядели довольно грозно. Одна из статуй вдруг шевельнулась.

Аларика прошиб холодный пот, но в следующий миг он сообразил, что «ожившая статуя» была человеком. Это был крепкий, светловолосый мужчина, одетый в какие-то лохмотья. Как он попал в пещеру? Еще один пленник стаббитов? Человек шел по краю освещенного круга, его тень мелькала между ледяными фигурами. А следом за ним — кьяри пригнулся ниже, прячась за каменной балюстрадой, — кралась еще одна тень, явно старавшаяся остаться незамеченной. Присмотревшись, Аларик чуть не ахнул. Принц Болдр?! Вот светловолосый остановился (кьяри затаил дыхание), Болдр скользнул ближе, отводя руку для удара. Что у него там? Нож?

Нащупав под рукой булыжник, Аларик метнул его как можно дальше. Эхо от падения гулко разлетелось под сводами зала, светловолосый резко обернулся — и спустя мгновение уже стоял в боевой стойке с кинжалом в руке.

— Узнаю фьела, — растянул он губы в улыбке. — Вечно вы нападаете с тыла.

— Неужели ты думал, что я позволю какому-то грязному сьергу сесть на Серебряный трон? — осклабился принц.

Аларик, безмолвный зритель этой сцены, начал кое-что понимать. Он вспомнил, что сьерги отправляли своих военных вождей в священную пещеру, чтобы те заручились одобрением покойных предков. Перед серьезным походом такая предосторожность была нелишней. Значит, светловолосый парень — тот самый Ларс, про которого Эринна рассказывала на мысе Молде. Болдр, очевидно, увязался с ним за компанию. Судя по тому, как энергично он размахивал ножом, намерения у него были точно недобрые. Поединок внизу набирал обороты. Аларику, в общем, была безразлична судьба Ларса, но вот Болдра он с удовольствием скинул бы с этой галереи, причем трижды: за Эринну, за Вала и за Винсэ.

Тут Аларик увидел, что Болдр сделал обманный выпад, а потом резко ударил ножом слева. Ларс успел парировать, но его богато украшенный кинжал вдруг сломался. Сьерг ловко отскочил в сторону, быстрый, как охотничий кот.

— Не повезло, — ощерился Болдр. Его соперник, пригнувшись, напряженно следил за каждым его движением.

Удар, перекат. В следующие минуты Болдр нападал, стремительно, как гадюка, но Ларс неизменно оказывался быстрее. Хотя уворачивался не всегда удачно, даже издали Аларику было видно, что правый рукав его рубахи постепенно намокал от крови, а поперек груди алела полоса. В очередной раз Ларс поднялся с камнем в руке, на что Болдр презрительно расхохотался, отступив к озеру. Его расчет был понятен: измотать противника, дождаться, когда он ослабеет от потери крови, а потом добить.

Аларик начал подумывать, не вмешаться ли. Он не расслышал, что ответил сьерг на издевательский смех. Но камень из его руки вдруг упал на песок, что-то блеснуло в воздухе, и Болдр, согнувшись, схватился руками за рукоять ножа, торчавшую у него из живота.

— Я никогда не доверял подаркам фьелов, — сказал Ларс.

Болдр поднял голову. Выражение его узкого, дерганого лица было так ужасно, что Аларик содрогнулся. «Боги, он будет сниться мне по ночам». Принц еще немного покачался на берегу, а потом с плеском обрушился на дно. По озеру прошла легкая рябь. Вскоре тишину в пещере нарушало только хриплое дыхание Ларса. Тело Болдра неопрятной кучей просвечивало сквозь чистейшую воду.

Аларик решил, что сьерг теперь уберется восвояси или, возможно, отправится дальше по своим делам. Вместо этого, скинув рубаху и перевязав рану на правой руке, он принялся стягивать с ног меховые сапоги. А потом осторожно ступил в воду.

Мысли у кьяри лихорадочно заработали. Ларс пришел в зал с той стороны. Значит, там есть выход! С телом Болдра ему придется порядком повозиться, принц хоть и отощал в последние дни, все же весил прилично. Разговор с духами тоже должен занять немало времени. Возможно, им с друзьями удастся ускользнуть, пока Ларс будет медитировать в пещере! Нужно скорее звать остальных!

Аларик так воодушевился, что обратный путь показался ему в два раза короче. Он, крадучись, пробежал по галерее, пробкой ввинтился в тесный туннель, махом преодолел каменные осыпи, изобилующие колючими осколками…

Эринна встретила его первой. Налетела горячим вихрем, в котором все смешалось — руки, волосы, слезы, тихий смех. От ее отчаянного шепота будто растаяла глухая темнота пещеры, утекли прочь с досадливым шипением голодные призраки, отвернулись строгие чужие боги. Осторожно прижимая ее к себе, чувствуя под ладонями ее худые лопатки, как крылья, Аларик на миг действительно почувствовал себя так, словно вернулся домой из долгого опасного похода. Он сглотнул и сказал совсем не то, что хотел:

— Там есть выход, я покажу. Пойдем к остальным.

Удобно устроившись на крыше полуразвалившейся землянки, Руот с тревогой ждал возвращения Болдра. Сутки, отведенные обоим вождям на путешествие в загробный мир, были на исходе. Над лесом разгорался закат, и его тревожный красный свет разбавлял прозрачную синеву. От нечего делать Руот наблюдал, как коротали время сьерги. Среди них было двое шаманов, которые жгли костры и танцевали вокруг них, завывая, подпрыгивая и потрясая бубнами. Иногда они подбрасывали что-то в огонь, и тогда пламя с треском взвивалось вверх белыми искрами. Другие сьерги, чьи лица были закрыты белыми берестяными личинами, копали новые жертвенные ямы, подносили к кострищам сухие дрова. Всем распоряжалась та белокосая старуха, которую Руот впервые встретил в шатре принца, да еще старик властного вида, шапку которого венчали внушительные лосиные рога. «Интересно, как у него шея выдерживает такую тяжесть?» Руот старался развлечь себя посторонними мыслями, но чем ближе подходил назначенный срок, тем он больше нервничал. Сьерги тоже посматривали на черневшее отверстие пещеры. За весь день оттуда лишь дважды вырвалось облачко белесого, на редкость вонючего газа. «Должно быть, этот их Харги изволил вздохнуть. Или, может, пер…» — Руот поспешно отбросил скабрезную мысль. Не стоит гневить местных духов, особенно когда Болдр находится там, внутри!

Когда на пороге пещеры показалась чья-то тень, Руот весь обратился в зрение. На свет вышел мужчина — вернее, совсем юноша — бледный, темноволосый и донельзя худой. Руоту показалось, что его фигуру очерчивает странный свет. Толпа, загудевшая и прихлынувшая было к площадке, молча замерла в изумлении. Из-за спины юноши выступили еще несколько фигур: трое мужчин и одна женщина. Стройная, длинные светлые косы, знакомое тонкое лицо — да это же Эринна! От неожиданности Руот чуть не свалился с крыши. Он никак не мог взять в толк, каким образом Эринна со свитой, которую он бросил в лесах Даннэ, вдруг оказалась здесь, в Форлатте. В его мысли невольно закрался суеверный страх и смутное недоброе предчувствие.

Аларику и его спутникам понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя после темноты и тесноты пещеры. Выбравшись наружу, они оказались на выступе перед просторной площадью, на которой собралась целая толпа людей довольно-таки странного вида. Хотя по сравнению со стаббитами сьерги выглядели почти нормально. В своих косматых одеждах из шкур они были похожи на зверей или, скорее, на оборотней, не до конца определившихся, какую ипостась им выбрать. Ежу было понятно, что сьерги ждали не их: толпа сначала прихлынула к площадке, потом зашумела, как взволнованное море. В интонациях людей слышался и восторг, и угроза.

— Я не понял, они нас приветствуют или хотят убить? — тихо спросил Кайтон у Бьорна.

— Сам еще не разобрался.

Толпа скандировала что-то, потрясая топорами и копьями. Вдруг вперед вышла старуха в длинном кожухе, похожая на встрепанную росомаху, обернулась к толпе, раскинув руки:

— Матэнэн! Матэнэн!

— «Матэнэн» означает «пища духов», шепотом пояснил Бьорн.

— А это хорошо или плохо?

Следующим выступил крепкий, рослый старик, на голове которого топырились огромные рога. Кайтон даже поморгал, думая, что глаза сыграли с ним дурную шутку, прежде чем с облегчением понял, что это всего лишь головной убор.

— Старейшина, — шепнул Бьорн. — Лось — тотем сьергов. Их высокочтимый предок.

— Что ж, это многое объясняет.

«Не зря сьерги имеют репутацию людей, редко думающих на пару дней вперед!» — подумал Кайтон. Как известно, лоси не могут похвастать сообразительностью среди животных. Кроме того, они плохо слышат, не обладают нюхом и впадают в бешенство каждую весну. Портрет сьергов выходил совсем неутешительным. И надо же было попасть в плен именно к ним! Как говорится, из огня да в полымя!

К ним на выступ легко взбежали несколько мужчин в белых масках, вооруженных короткими копьями. Они не осмеливались тронуть «матэнэн», но решительно перекрыли проход к пещере. Кайтон, зорко наблюдавший за толпой, вдруг застонал и привалился спиной к камню.

— Что с тобой? — всполошилась Эринна. — Тебя ранили?!

— Ка-а-йтон! — раздался чей-то ликующий вопль. Сквозь толпу, как камень из пращи, пронесся какой-то парень, взлетел на выступ, сдавил Кайтона в объятьях, потом ткнул кулаком в больное плечо и, наконец, обнял:

— Наконец-то я тебя нашел! Я так рад! Как ты?

— Скажите, что я сплю, и мне снится кошмар, — неживым голосом произнес рыцарь. — Ты как здесь оказался, чучело?

— Это мой брат! — пояснил Ивейн слегка обалдевшим охранникам в белых масках.

«О, идиот!» — в панике подумала Астрид, выбежавшая на площадь за ним следом. Она опоздала. За секунду до ее появления все уже было непоправимо. Она видела, как вздрогнул Руот, впившись в лицо Ивейна своим волчьим взглядом, как Хемминг, тоже присутствовавший на площади, толкнул в бок одного из своих дружков и ухмыльнулся. «Сейчас еще Болдр явится из пещеры, увидит обоих братцев — и все окончательно рухнет!» — с отчаянием подумала она.

Из пещеры между тем действительно вышел еще один человек, волочивший за собой какой-то груз. Это оказался Ларс, который вынес на свет тело принца Болдра.

На площадь снова легла тишина, гораздо тишинее той, предыдущей тишины.

— Духи гор сказали свое слово! — возвестил Ларс. Было видно, что он умел говорить перед людьми. — Вождь фьелов оскорбил служителей Харги, и тот покарал его!

Некоторое время толпа ошеломленно молчала. А потом взорвалась оглушительным криком.

Глава 30

Светлую весеннюю ночь незаметно сменил такой же серенький рассвет. Эрл Руот устало потер ладонями лицо, измятое бессонницей. В глаза ему словно сыпанули песком, плечи ныли под кольчугой, голова от усталости гудела, как колокол, и решительно отказывалась соображать. А подумать было над чем.

Всю ночь он был занят устройством похоронной церемонии. К утру принц Болдр достойно покоился в погребальной барке, украшенной разноцветными коврами, с мечом в сложенных руках. Сегодня она отправится в последнее плавание по реке Хендекит, и он, Руот, должен будет сам поднести к ней факел. Охотники сьергов с рассветом отправились в лес, чтобы принести достаточно дичи для богатого пира.

В один день все так ужасно переменилось. Эх, запереться бы сейчас в шатре и послать всех к Харги, будь он неладен! Но не выйдет. Наверняка сегодня заявятся растерянные фьелландцы, так же, как и он, потерявшие вчера сюзерена. Что он им скажет? Кому теперь служить?

Вчера Руот отвел душу, когда лично помог сьергам препроводить в подвал этого проходимца Эштона. Будь он настоящим чародеем, не допустил бы смерти принца! Шарлатан, подлец! Не моргнув глазом, Руот подтвердил, что Эштон оморочил принца своими заклинаниями и лишил его рассудка. Ларс был доволен, по какой-то причине он не терпел колдунов.

Руот как в воду глядел. Не прошло и часа, как к нему явился Фальстер, предводитель одного из наемных отрядов. Этот начал издалека. Долго ходил вокруг да около, прежде чем перешел к делу:

— Ольгерд все равно считает нас изменниками. Почему бы не послужить королю Ларсу? Для отважных людей в его дружине сыщется немало работы, а серебра у сьергов пока хватает…

«И ты надеешься получить его еще больше, когда сьерги лавиной хлынут на прибрежные города», — подумал Руот.

Фальстер принес еще одну новость. Кажется, Хемминг с дружками вознамерился бежать прошлой ночью и погиб страшной смертью. Руоту было нисколько его не жаль. Но следовало взять на заметку, что некие тайные силы действительно строго охраняют заповедный город.

Он постарался дать Фальстеру как можно более уклончивый ответ и облегченно вздохнул, выпроводив его вон. «Королю» Ларсу, это же надо! Руот едва сдержался. За неделю пребывания в лагере он успел присмотреться к этому мальчишке. Прямой, как стрела, непоколебимо уверенный в своей избранности — и вместе с тем ревностно оберегающий свое положение, подозрительный до крайности. Прямодушный — на первый взгляд. Но вчера ночью даже в свете факелов было видно, как он неловко держит и старается беречь правую руку. Что произошло в пещере между ним и Болдром? И ведь не спросишь… Нет, признать Ларса королем — это все равно что ткнуть факелом в набитый соломой амбар и надеяться, что вовремя выпавший дождь погасит огонь. Слишком он любит играть с удачей.

В шатер приходили и другие наемники, так что к концу дня Руот превзошел самого себя в искусстве уклончивости. Многие обращались к нему за советом, его слово имело вес. Он не лебезил перед Ольгердом, в походах проявлял разумную осторожность и обычно оставался в выигрыше, берег своих людей. Многие были не прочь принести ему вассальную клятву.

Чтобы избежать неожиданностей, эрл Руот послал Зигрида, у которого голова варила не только по праздникам, побродить среди отрядов, послушать, каковы их настроения и планы. Вместе с ним отправил Олафа — для поддержки, а заодно для контраста, чтобы оттенить Зигридову сообразительность. Оба вернулись к вечеру с интересными новостями. Как он и полагал, не все фьелландцы жаждали посадить на Серебряный трон дикаря-сьерга. Некоторые даже шептались, что было бы неплохо освободить из плена альтийскую принцессу и податься на службу к Данатору. Руот на это только головой покачал. Он был наслышан о хитроумном альтийском монархе. Предложить свой меч Данатору — это все равно что спутаться с Харги!

Неизвестно, какую участь сьерги уготовили Эринне и ее друзьям. Похоже, северяне считали их то ли призраками, то ли колдунами из нижнего мира. Ну, один-то из них точно был колдуном, это Руот знал наверняка. Но Ларсу докладывать не спешил.

Итак, Болдр с Хеммингом мертвы, Эштон под стражей, половина наемников на стороне сьергов, еще горстка мечтает сбежать в Альту. А что делать ему, Руоту?

Из котелка поднимался до боли знакомый аромат: боярышник, шиповник, береника, «кошачьи лапки»… Вал глубоко вздохнул. Эти травы Эринна заваривала, когда лечила его после их похождений в Серентисе. Сейчас она снова сидела у очага, сноровисто разбирая травы и часто оглядываясь, словно желая убедиться, что он действительно тут. Вал смотрел и глазам не верил.

Когда друзья так неожиданно возникли на пороге, он от изумления даже поднялся с постели и прошел несколько шагов, прежде чем упал на руки Аларику.

— Но как?! Как вы нас нашли? — без конца спрашивал он.

— Долгая история, — поморщился Кайтон. — Чтобы добраться сюда, пришлось порядком поплутать в здешних лесах и даже побродить по пещерам. Это был нелегкий поход. Мы потеряли одного человека…

— Кого? — встрепенулся Вал.

— Ты его не знаешь, это был один из моих старых друзей. Эринна, а где сейчас Дикон?

— У шаманки Ульвы, — отозвалась девушка с улыбкой. — Она была рада заполучить еще одного больного!

Вал молча переводил взгляд с одного товарища на другого. Ему казалось, что он прожил вдали от них целую жизнь! Аларик еще больше осунулся и старался держаться в тени. В Эринне проявилась какая-то мечтательная нежность, чего раньше не было заметно. Захолустный рыцарь Робин внезапно оказался знатным бароном из рода Ринеисов. Ладно, положим, у Вала и раньше были сомнения на его счет. Но кроме того, у Робина… то есть, у Кайтона вдруг объявился брат — молодой энергичный юноша, похожий на рыцаря как отражение в воде. Сходство было бы еще большим, если бы Кайтону скинуть лет десять и стереть вечную нахмуренную складку между бровей. От этих новостей просто голова шла кругом!

— В конце концов, Аларик вывел нас из пещеры — и вот мы здесь, — закончил Кайтон.

— Правда, я не ожидал встретить на выходе толпу сьергов, которые таращились на меня, как на покойника, — усмехнулся кьяри.

Вал невольно рассмеялся:

— Значит, они ждали Ларса, а появился ты? Теперь понятно, отчего Ларс при виде тебя ярится так, словно ему бешеного кота в порты зашили! По обычаям сьергов, кто первым выйдет из пещеры в день посвящения, тот и достоин быть военным вождем! Будь осторожен. Ты перешел ему дорогу, и он тебе этого не простит!

Лицо Аларика приобрело странное выражение:

— Но это же случайность!

— А Ларсу без разницы. Такой уж у него характер! Ларс всегда и во всем должен быть первым — в этом смысл его жизни. Иначе он просто взорвется.

— Я пока не понял, гости мы здесь или пленники, — выразил Кайтон общее беспокойство. — Вроде бы никто нас особенно не охраняет…

— Здесь это не обязательно, — вмешался Винсэ. — Вы не знали, что Хемминг со своими людьми позавчера пытался бежать? А волчий вой ночью никто не слышал?

Они переглянулись. Эринна и Аларик покачали головой.

— Спали все, как убитые, — за всех ответил Кайтон. — После пещеры-то!

— Вчера утром охотники сьергов нашли Хемминга в лесу. Вернее, то, что осталось от его отряда. Говорят, следы волчьего пиршества растянулись на добрую сотню шагов. Нас сьерги сразу предупредили: сделаешь хоть шаг за городище — станешь добычей Ланьвар и ее волков-людоедов. Там, за стенами Форлатта, ее охотничьи угодья.

Все примолкли. Судя по взглядам, брошенным украдкой, кое-кто действительно вынашивал планы побега, которые теперь следовало в корне пересмотреть.

— Знаете, а меня королева тоже отправила вам на помощь, — застенчиво улыбнулся Ивейн. — Жаль, она не знала, что эрл Руот — из числа сторонников Болдра. Когда она получила ту картину…

— Ага! — обрадовался Винсэ. — Я знал! Я не сомневался, что она догадается!

Кайтон бросил на него не слишком приветливый взгляд. Да уж, если бы не затея Винсэ с картиной, его брат сидел бы сейчас в безопасности в Айстаде! Хотя Ивейн тоже хорош! Мало его в детстве пороли!

Вал уже приготовился спасать своего Мастера от рыцарского гнева, но вдруг за порогом послышался шум, и в шатер влетел щуплый человечек с приятным умным лицом и большими плутовскими глазами. Одной рукой он придерживал раненое плечо. Всполошенно оглядев собравшихся, он заметил Эринну, радостно вспыхнул и бросился к очагу:

— Миледи! Умоляю, спасите меня от этой ведьмы!

— Тсс! Дикон, прояви уважение к нашим хозяевам! — одернула его девушка.

— Пока нас не скормили каким-нибудь идолам, — вполголоса добавил Кайтон.

— Но она хотела сунуть мне в постель змею!

— Мне это не повредило, — вмешался Вал, уже знакомый с методами лечения сьергских шаманов. — Змеи Ульвы — потомки великого Янгара, они могут зашептать и вытянуть твою болезнь.

— Лучше уж помереть от раны, чем от яда! — возмутился Дикон, но тут же умолк и спрятался за Эринну, когда «ведьма» собственной персоной появилась на пороге. На лице Ульвы отразилось некоторое сомнение и недовольство. Возможно, ее удивило, что ее небольшой шатер стал пристанищем для такого количества чужаков. Шепнув что-то одному из сопровождавших ее сьергов, шаманка внимательно обвела всех глазами.

— Нам приготовили отдельное жилище в городе, — перевел ее слова беловолосый гигант, которого звали Бьорн. Вал не помнил, чтобы они встречались в Айстаде. — Охрана проводит нас туда.

Все принялись поспешно собираться. Эринна осторожно перелила готовое зелье во флягу. Винсэ засуетился, собирая по углам детали своего «воздушного винта» и восковые таблички с чертежами. Друг за другом они двинулись к выходу, но когда Аларик взялся за полог шатра, сморщенная старушечья рука вдруг преградила ему путь:

— Прошу тебя, останься, — сказала Ульва. — Мы хотим с тобой поговорить.

Над очагом еще витал запах лечебных трав, который с некоторых пор всегда напоминал Аларику об Эринне. Это было как теплый дружеский привет в чужом доме, со стен которого на него испытующе смотрели незнакомые божества — странные и дикие. Горбатая рысь с двумя хвостами, рыба с львиными лапами, изогнутые когти, круглые глаза, страшноватые морды… Аларик поспешно отвернулся к очагу. Старуха, похожая на меховой куль, подбросила в огонь сухих веток, подсыпала щепоть какого-то зелья, отчего из очага повалил цветной дым. С непривычки у него запершило в горле, глаза заслезились.

— Значит, вот ты какой — чужой шаман, рожденный бесплодной пустыней, где земля суха и горяча, как жаровня… Зачем ты пришел в священный город?

Ульва обошла вокруг, не сводя с него острых, пристальных глаз. В полутьме шатра они светились, как у кошки. Подол ее теплого одеяния, обшитый бахромой и меховыми хвостиками, подметал пол. Под взглядом старухи Аларик чувствовал себя так, будто с него слой за слоем снимали сначала одежду, а потом и кожу. Не самое приятное ощущение.

— Это получилось случайно.

Он очень постарался, чтобы его голос не дрогнул.

— Ты думаешь, можно «случайно» выйти из чрева Гальхе? — в голосе старухи явственно послышался смешок. — О, нет. Духи привели тебя. Хм. Значит, ты всерьез готов отказаться от силы? Готов изменить свою жизнь, даже свою суть… ради любви? — теперь насмешка слышалась еще отчетливей.

— Ради любви, пожалуй, нет, — ответил Аларик, незаметно отстранившись. От старухи остро пахло лесным зверем. — Но ради другого человека — да.

— Не жаль будет расстаться с ними? — спросила шаманка, глядя ему за спину, словно могла разглядеть его крылья. — Вижу, что нет. И правильно, не жалей! Будут у тебя другие, свои, не дареные! Если, конечно, доживешь.

Обнадежив его этим заявлением, она отвернулась к огню. Казалось, они мирно беседовали: старуха что-то монотонно бормотала, языки пламени ластились к ее ладоням. Дым от очага обволакивал, туманил голову. Аларик вдруг почувствовал себя необычайно легким и каким-то пустым.

— Так легко быть слугой, — донеслось до него издалека, — и так сложно — свободным. Один видит в тебе друга — и ты становишься другом. Она смотрит на тебя, как на героя — и ты становишься героем. Не будь отражением, мальчик! Тебе придется научиться собирать себя заново. Придется научиться быть. Ладно, иди.

Аларик, вздрогнув, очнулся. Что, правда? Его отпускают? Ульва утомленно махнула рукой, мол, иди-иди. Поспешно выбравшись из душного шатра на свободу, он хватнул полной грудью свежего воздуха, сам не веря своему счастью. В лагере, как всегда, кипела жизнь. День был прозрачен и чист: слепила синева, на склонах Гальхе серебрился зачарованный лес. Ноги сами понесли Аларика подальше от жилища шаманки. Светлые боги, и эту женщину все племя чтит за мудрость? Старуха показалась ему совершенно безумной.

Нужно было найти и успокоить друзей, но у него оставалось еще одно дело. Он достал и взвесил на ладони тяжелый ключ, который передал ему Руот после похорон Болдра:

— Ты же сам чародей, — тихо проговорил рыцарь, — значит, лучше сумеешь за ним присмотреть. — И ушел, только плащ стелился за его тяжелыми шагами.

Ключ был от подвала, в котором держали Эштона, бывшего королевского мага. Аларик слышал, как Руот заявил всем, что Эштон своими чарами помутил разум айстадского принца. Хотя лично он полагал, что эти двое безумцев, одержимых властью, просто нашли друг друга. Понятно, что Руот хотел сбросить с себя лишнюю обузу. «Вот ваш альтийский колдун, делайте с ним, что хотите».

По совести, ключ следовало передать Эринне. Но вдруг она решит немедленно казнить мага-изменника? Или отвезти его в цепях в Альтарен? Проблема в том, что никто, кроме Эштона, не мог помочь Аларику обрести новую жизнь.

«Я отдам ей ключ, — подумал он, оправдываясь перед собой. — Только позже. Сначала я сам с ним поговорю».

Глава 31

Эринна давно приметила, что там, где мелькала русоволосая голова Ивейна, вскоре обязательно появлялось озабоченное личико Астрид. Нельзя было не заметить, как трогательно девушка заботилась об Ивейне, как деликатно пыталась оградить его от подначек Руотовых рыцарей. Но стоило этим двоим оказаться рядом — и в воздухе тут же собиралась гроза. Они то перебрасывались ядовитыми замечаниями, то подчеркнуто игнорировали друг друга.

Поговорив с Ивейном, Эринне не составило труда вытянуть из него подробности его приключений. Конечно, история была преподнесена ей в несколько измененном, приукрашенном варианте, но богатый опыт позволил принцессе установить истину. В конце концов, у нее тоже имелся младший брат. Узнав подоплеку его отношений с Астрид, Эринна неожиданно разозлилась. Как дети, честное слово! Подумаешь — оказаться по разные стороны в дворцовых интригах! Тоже мне, препятствие для любви! Что они вообще знают о препятствиях, балбесы! Чем впустую терять время, лелея свои обиды, лучше бы попытались выслушать друг друга!

Эринна всегда придерживалась мнения, что вмешиваться в чужую жизнь — крайне неблагодарное занятие, но ей очень хотелось сделать что-нибудь хорошее для Кайтона. С тех пор как они попали в Форлатт, его одолевала хандра, и она смутно подозревала, что была одной из причин его дурного настроения.

Для начала она выбрала момент, когда рядом с ней, кроме Ивейна, больше никого не было. Они вдвоем сидели у костра, от которого шел густой смолистый дух. Эринна готовила чай, а юный рыцарь постигал сложную науку чистки кольчуги. Эту работенку ему подкинул эрл Руот. Ивейн недовольно ворчал, Эринна улыбалась украдкой, мысленно соглашаясь с Руотом, что труд будет мальчишке только на пользу.

Неподалеку мелькнуло светлое платье Астрид. О, наконец-то! Эринна заранее пригласила девчонку составить ей компанию. Эта вредина, как всегда, презрительно поморщилась при виде Ивейна, который принялся еще яростнее тереть кольчужные звенья. Астрид демонстративно уселась подальше от него — и тут заметила две кружки с чаем, исходящие паром, на небольшом чурбачке. Девушка побледнела. «Ага, испугалась? — усмехнулась про себя Эринна. — То ли еще будет!»

При всех ее недостатках гордости северянке было не занимать. Вместо того чтобы повиниться в прошлых грехах, она спокойно взяла свою кружку и отхлебнула. Но почти сразу поставила обратно, схватилась за горло и зашлась кашлем.

— Что, неприятно? — строго спросила принцесса. — А каково было Олвен, ты не подумала? А я? У меня после твоей отравы голова три дня на куски раскалывалась!

Побагровевшая Астрид не могла ответить, согнувшись в приступе кашля. Ивейн, отшвырнув кольчугу прочь, вмиг оказался рядом, обнял ее, погладил по волосам. Эринна стиснула губы, чтобы не рассмеяться. «Ну вот, всю нашу холодность сразу как ветром сдуло!»

— Что вы наделали?! — обернулся он, яростно блеснув голубыми глазищами. — Астрид, милая… Скорее воды! Я позову Ульву! — он вскочил быстро, как рысь, готовый мчаться и спасать.

— Сядь! — Эринна толкнула его на бревно. — Не помрет она. Там и зелья-то чуть. Куда меньше, чем она Олвен подсыпала, — кивнула она она Астрид.

Гневно прищурившись, Ивейн схватил кружку девушки и тоже сделал крупный глоток. Некоторое время задумчиво созерцал угли в костре, потом скривился. Теперь кашляли оба.

— О, так даже лучше, — обрадовалась Эринна. — Итак, говорить вы теперь оба не можете, так что послушайте меня.

Сначала она обернулась к юноше:

— Ивейн, Астрид ужасно сожалеет, что по недомыслию впуталась в дела, которые выше ее разумения, да еще втянула в них тебя. Она боится, что ты ее ни за что не простишь, и готова слушаться тебя и заботиться о тебе всю жизнь, лишь бы эта оплошность была забыта.

Астрид что-то прохрипела, но ее слова утонули в очередном приступе кашля.

— Астрид, Ивейн так хотел быть в твоих глазах храбрым рыцарем, что нынешнее подневольное положение ему как ножом по сердцу. Пощади его самолюбие! Он тебя обожает и будет носить на руках, если ты дашь ему хоть малейшую возможность!

Двое юнцов с багровыми физиономиями возмущенно посмотрели на Эринну, потом сконфуженно переглянулись — и покраснели еще больше, даже уши запылали.

— Согласны? Ну и отлично! — принцесса хлопнула в ладоши. — Вы пока отдохните тут, а я поищу Кайтона. Да, и вот это выпейте, — она протянула им вторую кружку. — Сразу полегчает.

Кажется, эти двое даже не заметили ее ухода. Эринна старалась сохранять суровый вид, пока не скрылась из виду, но потом, прислонившись к стенке чьего-то шатра, безудержно расхохоталась. Что ж, если после провала нынешней миссии отец с позором отошлет ее из дворца, она вполне может примерить работу свахи.

В землянке, которую им отвели для жилья, Кайтон был один. Он лежал на топчане, закинув руки за голову, и задумчиво созерцал замшелые потолочные балки. Неизвестно, что интересного он рассчитывал там увидеть. Завидев Эринну, рыцарь поспешно поднялся и оправил одежду.

— Я пришла поговорить о брачном договоре, — с ходу заявила она, боясь, что решительность ей изменит.

— О, — Кайтон, казалось, смутился, — а разве… в смысле, при чем тут я?

— Это касается твоего брата, — поспешно добавила Эринна, сообразив, что он мог неверно истолковать ее фразу. Будь проклят ее бестолковый язык! Иногда ей казалось, что они втроем запутались в паутине из неверно истолкованных слов и поступков, притом чем больше они старались не ранить друг друга, тем сложнее все запутывалось. Кайтон был ей очень дорог. Его своеобразная красота давно перестала ее пугать. Но Аларик… Когда она обняла его в пещере, то собственной кожей чувствовала каждую его ссадину, каждую рану. И если бы он тогда не вернулся — отправилась бы следом. Удушливая смерть в какой-нибудь подземной расселине — просто чепуха в сравнении со страхом остаться здесь одной, без него. Без него этот мир был бессмысленно, раздражающе пуст.

— В общем, Ивейн собрался жениться.

— Правда? — в голосе Кайтона слышалось неподдельное изумление.

— На Астрид, воспитаннице Ольгерда.

— Серьезно?! — теперь к изумлению добавилась радость.

Эринна недоверчиво посмотрела на друга. Вообще-то она ждала возражений. В последние дни Кайтон был на редкость угрюм. Зато теперь его настроение улучшалось прямо на глазах.

— Ты не шутишь? — Кайтон шагнул к ней, глаза его радостно блестели. — Быть не может! Ура! Да здравствует свобода!

Эринна тоже не могла удержаться от улыбки:

— Радуешься освобождению от братских обязанностей?

— Еще бы! Конец моим волнениям! Рядом с такой женой, как Астрид, у Ивейна не останется времени, чтобы творить глупости! Да она и не позволит. Я свободен! Свободен!

Подхватив Эринну, он закружил ее по комнате. Потом вдруг осекся и резко отпустил. Она оглянулась.

Разумеется, Аларик выбрал именно этот момент, чтобы появиться на пороге. На лице его витало печально-задумчивое выражение. «О нет!» — мысленно простонала Эринна. Ну почему она вечно оказывается в двусмысленно-неловком положении?

— Мой брат женится! — выпалил Кайтон, на всякий случай отступая подальше от девушки.

— Думаю, Ольгерд будет не против, — кивнул Аларик.

— Я, пожалуй, пойду, — сказал Кайтон, незаметно отступая к двери. — Такое счастье нужно хорошенько осмыслить!

— Нет, останься, пожалуйста, — удержал его Аларик. — Я как раз хотел поговорить с вами обоими. И Вала это касается тоже. Он сейчас придет.

Все трое, выслушав рассказ Аларика о визите к пленному чародею, погрузились в раздумья.

— Эштон сказал, что мог бы мне помочь. Ритуал можно провести в здешнем храме, где магические потоки помогут ему собрать достаточно сил. Он фактически обещал сделать это… в обмен на свою свободу.

— Согласен, — подумав, ответил Вал.

— Согласен, — сказал Кайтон, — при условии, что мы с Валом будем присутствовать. Этот Эштон скользкий, как жаба. Кто-нибудь должен за ним присмотреть.

— Эринна? — спросил Аларик, едва решаясь взглянуть на нее.

Ему было мучительно стыдно. Когда-то он обещал, что не попросит ничего, что могло бы повредить ее чести. Теперь он фактически заставил ее выбирать между ним и долгом перед ее отцом.

Эринну, как оказалось, занимали совсем другие мысли:

— Это ведь может быть опасно, — прошептала она еле слышно. Подняла глаза — и для Аларика остальные собеседники и убогое пространство землянки словно канули в небытие. Все исчезло, кроме ее лица, нежно светившегося в полутьме.

— Если ты собираешься сделать это ради нас с тобой… — голос Эринны окреп, в нем послышался вызов: — Знаешь, я люблю тебя, и буду любить, даже если ты останешься темным магом еще на сто лет!

Аларик молча сжал ее руки в своих, а Кайтон смущенно поднялся:

— Мне, право, неловко, но так и хочется сказать «наконец-то!», — пробормотал он и предпринял стратегическое отступление к сундуку, чтобы налить всем клюквенного морса, за неимением лучшего. Местную водку, по его мнению, можно было использовать только для чистки сапог.

Глядя девушке в глаза, Аларик отрицательно покачал головой:

— Я думал об этом после разговора с Ульвой. Нет, это не только для тебя. Я не могу больше оставаться кьяри.

— Тогда я согласна, — тихо кивнула она. И, спохватившись, добавила: — Только при условии, что Эштон никогда не появится в окрестностях Серентиса! — на один миг в ней снова проснулся дипломат и советник Данатора.

— Раз мы так единодушны, предлагаю перейти к практическим вопросам, — сказал Кайтон, прихлебывая морс. — Храм ночью не охраняется, проникнуть туда будет несложно. Досадно, что ночи здесь такие светлые! Учтите, что завтра-послезавтра сьерги собираются выступить в поход, и пленников, то есть нас, скорее всего, потащат с собой!

— Значит, у нас остается только сегодняшняя ночь.

— Сделаем так…

Четыре головы сблизились над чурбаком, заменявшим в землянке стол. Снаружи серая тень, неслышная и почти невидимая в сумерках, крадучись, сползла с худой крыши и исчезла в зарослях бурьяна позади землянки. Качнулись метелки травы, что-то прошуршало — и все стихло.

То, что сьерги довольно почтительно обращались с «матэнэн» и не запирали пленников в колодки, вовсе не значило, что они оставляли их без присмотра.

Глава 32

Северная прозрачная ночь не погружала во мрак окружающие предметы, но лишала их цвета и жизни. Все в ее свете казалось призрачным, нереальным: четкие тени от шатров и палаток, частокол высохших мертвых сосен на окраине городища, узкая крутая тропа к храму, обильно заваленная камнями. Кое-где из-под них проступали древние ступени, истертые до гладкости. Висевший в небе месяц, кривым когтем зацепившийся за небосвод, подсвечивал пятерым путникам дорогу, черные тени скользили перед ними по тропе.

Им легко удалось вытащить Эштона из поруба и пробраться вглубь городища, где позади пещеры начинался путь к храму. Всю ночь напролет перед обсидиановыми воротами Форлатта тлели костры и дежурили часовые, но они должны были защищать лагерь от тьмы, которая могла просочиться из леса, а не следить за обитателями города.

Аларик, Эринна, Эштон и Кайтон с Валом, глаз не спускавшие с пленного мага, спешно поднимались по тропе. Они старались идти тихо, чтобы ни один камень не выскользнул из-под ноги и не наделал шума. Вскоре перед ними поднялась каменная махина храма. Сейчас он сплошной непроницаемо-темной массой нависал над их головами, но Аларик внимательно изучил его еще днем и запомнил, где удобнее пройти к воротам.

Нижняя часть храма представляла собой массивный куб из темного камня, на котором громоздилась шестистенная постройка чуть меньшего размера. Наконец, венчал все сооружение каменный округлый купол, неплохо сохранившийся, несмотря на древний возраст. В каждой из шести стен имелось по узкому окну.

Когда они добрались до деревянных ворот, Аларик со всеми предосторожностями зажег «светляк», и на источенном дереве стал виден полустертый рисунок — дерево с изогнутыми ветвями. Некоторым из присутствующих он разительно напомнил картину на шестом ярусе Башни в Серентисе, открывающую тайный проход к Зеркалу. Кьяри царапнуло недоброе предчувствие.

Внутри царила темнота. Узкие лучи света от шести окон падали вниз, как лезвия мечей, и почти не позволяли разглядеть внутренность храма. Пахло зверьем, должно быть, в отсутствие людей помещение облюбовали дикие обитатели гор. Эштон, подняв руки, резко развел ладони — и в нишах сами собой вспыхнули каменные факелы, загорелись тревожным зеленоватым светом. Еще одно резкое движение — и сосновые иголки вместе с прочим сором взвихрило, размело по углам, обнажив гладкий каменный пол с выбитым в середине кругом. Неизвестно, пытался Эштон произвести впечатление или просто не желал тратить время на обычную уборку. В любом случае это выглядело эффектно.

— Стань в центре, — приказал маг Аларику. — А ты, — обернулся он к принцессе, — поклянись, что выполнишь свое обещание!

Эринна подошла ближе. Бледная, прямая, в мечущемся колдовском свете она казалась бесплотной, словно тень. Аларик послал ей ободряющую улыбку, хотя сам с каждой минутой чувствовал себя все хуже. Стены давили, кривлянье пламени в факелах казалось ехидной насмешкой, предчувствие опасности все усиливалось и гулко стучало в ушах.

— Клянусь, — взволнованно сказала девушка, — что ни я, ни мой отец не станем преследовать тебя, если ты выполнишь просьбу Аларика и ничем не навредишь ни ему, ни нашей стране!

Послышалась серия резких, отрывистых звуков — колдун смеялся:

— Хорошенькое уточнение! Ты хочешь, чтобы я избавил его от магии кьяри, ухитрившись не причинить ему боли?

— Довольно! — перебил его Аларик. — Делай, что собирался!

В глазах у него расплывалось. Мелькнуло испуганное лицо Эринны и решительное — Кайтона, стоящего у нее за спиной. Вал, закусив губы, занял позицию у дверей, явно решив не выпускать Эштона до тех пор, пока тот не исполнит обещание.

— Забрать твою силу? — осклабился Эштон. — С удовольствием!

«Он вовсе не собирается мне помогать!» — прострелила мысль. Как это часто бывает, озарение пришло слишком поздно. Маг хищно протянул скрюченную руку — и кьяри показалось, что на его многострадальную голову обрушился весь храмовый купол. Застонал, засвистел ветер, пламя факелов жадно потянулось к нему. Когда темнота перед глазами чуть рассеялась, Аларик обнаружил себя на коленях в центре круга, пол перед его лицом был усеян темными пятнами, а в ушах стоял чей-то крик. Подняв голову, он подумал, что колдовство Эштона разбудило древних духов, и они явились взглянуть, кто посмел нарушить их вековой сон: по храму метались косматые чудовища в белых масках.

Потом Аларик сообразил, что это были сьерги, прислужники шаманов.

Кайтона с Валом быстро скрутили, Эштон вообще не сопротивлялся. На его длинном лице блуждала странная, отсутствующая улыбка. Аларика тоже вздернули на ноги. Сьергам пришлось его удерживать, так как сам он стоять не мог. Люди в берестяных масках расступились, и на середину выступил Ларс — довольный, как кот, над которым пролился мышиный дождь. Он с холодной усмешкой отметил жалкое состояние Аларика, безразлично скользнул взглядом по остальным пленникам.

— Вы посмели осквернить храм, — веско произнес он. — Значит, духи получат свою пищу сегодня. Тащите их на площадь.

Громилы-охранники в берестяных масках, ворча и перекликаясь между собой, потянулись в узкие ворота.

Все произошедшее в храме запомнилось ему одной болезненной вспышкой. Казалось, они провели там лишь несколько минут, но когда Аларика выволокли наружу, он увидел, что ночь уже успела истаять. Стеклянную прозрачность ночного неба сменил грязный клубившийся туман. Спускаться в этом тумане по крутой горной тропе было той еще задачкой, особенно для того, кто не очень твердо держался на ногах.

Он нарочно старался замедлить шаг, лихорадочно обдумывая пути к спасению. Их не было. Надо же было так влипнуть! Да еще Кайтона с Валом впутал в это дерьмо! А главное — Эринну! Нет, хоть в лепешку разбейся, но он должен их вытащить!

На площади уже собралась толпа. Охотники злобно поглядывали на чужаков, осмелившихся проникнуть в заповедную обитель, но сквозь гневное ворчание у многих проглядывало возбужденное нетерпение. Аларик быстро понял, в чем дело. По обычаю перед походом полагалось принести духам искупительную жертву, и чаще всего в этой роли выступала парочка козлов, которых закалывали под священным кустом боярышника. Сегодня козлам повезло. Многие охотники с удовольствием восприняли идею заменить животных осквернителями храма. Давно уже ни одно сьергское племя не позволяло себе таких развлечений!

— Эти чужаки, — звучно разнесся над площадью голос Ларса, — посмели нарушить покой спящих богов. Они пришли с оружием в место, где священные уста говорят с нашими мудрецами словами вечности! Не мне говорить вам, какая беда из-за этого может случиться! А этого, — он ткнул рукой в Аларика, — мы вообще застали в центре священного круга, где он проводил свой мерзкий ритуал!

— Хорошо, — согласился кьяри. — Я виноват, я и отвечу. Отпусти остальных.

— Четверо лучше, чем один, — безразлично пожал плечами Ларс. — Пусть духи получат больше пищи.

Четверо?! А как насчет Эштона? Аларик поискал его глазами. Колдун стоял поодаль, прячась за спинами охотников. Его почему-то не привлекли к ответственности за причинение беспокойства здешним богам. «Наверное, он нас и выдал», — со злостью подумал кьяри. Вот же подлец, сожри его Харги! Ладно. Сейчас главное — тянуть время.

— Ты не можешь обвинить меня в оскорблении богов, так как сам прежде осквернил Дивью пещеру, истинный храм Харги, явившись туда с оружием! — парировал Аларик.

Судя по тому, как дернулось лицо Ларса и притихли остальные сьерги, это был хороший удар. Стало так тихо, что было слышно, как где-то внизу, скрытая туманом, монотонно шумит Хендекит.

— Это ложь! — поспешно выкрикнул Ларс.

— Ложь?! Я видел ваш бой с Болдром собственными глазами!

Ага, теперь и Руот со своими людьми придвинулся поближе. Аларик заметил, что с одной стороны среди мохнатых кожухов сьергов заблестели доспехи фьелландских рыцарей. Люди зашевелились. Утро становилось все интереснее.

— Замолчи, колдун! Или я вырву твой поганый язык! — Ларс нервно оглянулся на Ульву. В этом движении было что-то паническое. Старуха мягко покачала головой, смерив обоих спорщиков безмятежным взглядом:

— Он не колдун. В нем нет никакой скверны. Пусть решат сами боги. Дайте ему меч!

Ларс был явно не в восторге от такой перспективы, но возражать шаманке не смел. Аларик приободрился, хотя длинный сьергский меч показался его ослабевшей руке тяжелым, как кузнечный молот. Но это был шанс! Ларс ведь тоже ранен! Нужно лишь продержаться какое-то время. Может быть, убив его, проклятый сьерг удовлетворится этим и оставит остальных в покое.

Ларс перехватил оружие в левую руку и нанес первый удар. Свистнул меч — и Аларик едва успел отскочить в сторону, чтобы ему не отпластали руку вместе с плечом. Потом отступил еще раз. И еще. О том, чтобы перейти в атаку, нечего было и думать! Ларс двигался ловко, как лесной кот, и жалил со всех сторон, как шмель. Хоть он был не в лучшей форме, но его-то ночью не били по голове заклинаниями и не тянули из него душу магическими крючьями! Их мечи крестили туман, разжиженный серым светом предрассветного неба. Из-под ног разлетался песок и мелкие камни. На какой-то миг лицо сьерга оказалось совсем рядом, и Аларик поразился пустой ненависти, горящей в его блестящих, как ложки, глазах. Ненависть таилась в тумане, ползала вокруг них черными клочьями. «Убей!» — послышался шепот. Совсем как тогда, в зачарованном лесу, где он добил раненого торва. Но сейчас этот шепот звучал совсем слабо, неуверенно. Голодная магия кьяри больше не могла его отыскать. «Потому что она больше не имеет надо мной власти!»

Значит, ритуал в храме все-таки был не зря?

Воодушевление придало ему сил. Аларик с силой отбросил противника прочь, со звоном отбив его меч. Сьерг на миг растерялся. Этот момент нельзя было упустить! В следующий витой удар Аларик вложил всю душу, зная, что это — последний. Меч Ларса, вылетев из его руки, упал на землю. Быстро, не давая противнику опомниться, Аларик схватил оба меча, вонзил их глубоко в песок и чуть не повис на них, пошатнувшись от нахлынувшей слабости. Пот заливал ему глаза.

— Все… кончено! — сказал он, еле переводя дыхание. — Я выиграл. Значит, я невиновен.

Люди на площади молчали. Ларс, потерявший равновесие, медленно поднимался на ноги. Нижняя губа его вдруг обиженно дрогнула, совсем по-детски. Потом его лицо отяжелело, наливаясь гневом.

«Лучше бы я его добил», — мелькнуло у Аларика запоздалое сожаление. Он внезапно понял, что Ларс скорее простил бы ему собственное убийство, чем это унизительное поражение.

— Ты! — завопил сьерг. — Ты… ты, наверное, сам Харги, явившийся сюда из бездны!

Аларик дернулся, но кто-то сзади успел схватить его за локти. Двое охотников.

— Он победил с помощью колдовства! — проорал Ларс, обводя широким жестом своих сородичей. — Бросьте его в Хендекит, пусть проваливает к демонам!

Ларс махнул рукой в дальний конец площади. За сгустившимся туманом там ничего не было видно. Река шумела где-то далеко внизу, исчезая в толще горы. Аларик прикинул, что даже если он упадет в нее живым, быстрое течение и острые камни быстро довершат дело.

Ульва, резко вскочив, прокричала что-то по-сьергски. Ларс только осклабился в ответ:

— Если он чародей, то сумеет вернуться к Харги целым и невредимым. Если же он человек, то пусть духи примут его жертву. Тогда остальных чужаков мы отпустим.

Глава 33

Эринна стояла ни жива ни мертва. Все происходящее на площади казалось дурным сном, от которого очень хотелось проснуться. Поединок? Они что, с ума сошли?! Он же едва держится на ногах, какое там драться! Каждый удар меча отдавался в ее груди острой болью. Смотреть она не могла. Только когда все стихло, осмелилась поднять глаза. Аларик стоял спиной к ней, опираясь на рукояти обоих мечей. Тогда она вдруг обнаружила, что снова может дышать.

Тесная шумная толпа вокруг, горячее сопение стражника над ухом, смрадное отверстие пещеры, плывущий где-то высоко в тумане утес Хевлатонна — все завертелось вокруг нее, слилось в одну утомительную круговерть. Эринна шумно вздохнула, пытаясь совладать с собой. Он жив! Мир потихоньку начал приобретать какой-то смысл.

Как оказалось, ненадолго. Когда Ларс язвительно выплюнул свое предложение, когда Аларик с деланным безразличием оглянулся, намеренно не встречаясь с ней взглядом, когда двое сьергов потащили его к краю пропасти, она вдруг с пронзительной ясностью поняла, что на этот раз никакого чудесного спасения не будет.

Он не станет использовать свои крылья или другие хитрости, чтобы выбраться из этой переделки. Просто позволит себя убить. Надеясь, что Ларс их отпустит.

Тогда она рванулась изо всех сил:

— Стойте! — крикнула, не узнавая своего голоса. — Не смейте его трогать!

Ларс медленно обернулся. Глаза у него были как у змеи.

— Только попробуйте, — задыхаясь от бессилия, повторила Эринна, — и тогда…

В этот момент площадь накрыла черная тень.

— Это кьяри! — раздался придушенный возглас кого-то из рыцарей.

Положим, кьяри в воздухе появился всего один. Но и этого было более чем достаточно. Секундной растерянности сьергов хватило Кайтону, чтобы стряхнуть с себя обоих стражников. Миг — и их мечи уже были у него в руках. Свистнуло, блеснуло — и руки, державшие Эринну, вдруг разжались. Вцепившийся в нее сьерг булькнул кровью, осел на враз почерневшую землю.

— Держи! — Кайтон бросил ей один меч. Глаза у него были бешеные.

Все вдруг завертелось очень быстро. Вокруг полыхнула, занялась битва: лязг рыцарских мечей смешался с бранью и ревом сьергов. Охотники, рассыпавшись по укрытиям, схватились за луки. Наемники крючьями натягивали самострелы, заряжая их тяжелыми болтами. Мелко сеялся над головой кровяной дождь. Рыцарей было куда меньше, чем сьергов, но им повезло: большие клееные сьергские луки были хороши для охоты в редколесье, но мало подходили для уличной драки. Сьерги тоже быстро поняли это, побросали луки и схватились за копья и ножи.

Аларик, снова разжившись мечом, тоже бил, колол и рассекал, отбиваясь от наседавших со всех сторон врагов. На площади творился кошмар: не битва, а какое-то дикое, чудовищное камлание, оно кружило людей, смешивало в единый общий рев крики, хрипы и стоны. Сражение расширилось, забурлило между шатрами, откуда вскоре послышался треск и потянуло дымом. Над этим безумным кровавым пиром Аларику слышался торжествующий смех Харги. Да уж, духи Форлатта в этом году получили богатую жертву!

Он видел, как Вал схватил за шиворот двух повисших на нем сьергов и стукнул их лбами. Видел, как Руот старается пробиться к Эринне, и сам кинулся в ту же сторону, расчищая себе дорогу мечом. Краем глаза зацепил Эштона, который, склонясь к плечу одного из охотников, что-то нашептывал ему. «Где Кайтон?» — паникой прострелила мысль, но он сразу же увидел рыцаря неподалеку. Сьерг рядом с Эштоном вскинул копье. «Кайтон, слева!» — прокричал Аларик, понимая, что уже не успеет, да и вряд ли друг услышит его в окружающем хаосе. Рыцарь, правда, обернулся, и лицо его застыло.

Копье со свистом пролетело в локте от Аларика, сзади послышался тихий возглас. Он дико оглянулся — и Эринна лентой стекла к его ногам. Куртка на ее груди резко потемнела от крови.

Он не мог осознать случившееся, даже когда подхватил ее на руки, даже когда Кайтон, пробившийся к ним, орал ему прямо в ухо: «Унеси, унеси ее отсюда!» Ужас и осознание непоправимости случившегося оглушали, лишали сил.

Над их головами с шелестом пронесся меч, только тогда Аларик очнулся. Площадь вокруг них превратилась в кровавую кашу; туман смешался с черным дымом и смрадным дыханием пещеры, огонь жадно пожирал стоявшие поблизости шатры. И над всем этим адом парил в облаках громадный утес Хевлатонна, бесстрастно наблюдая за происходящим.

«Туда!» — решил Аларик. Утес не был абсолютно неприступен, к нему от храма вела крутая, обрывистая тропа. Но забраться туда можно только по одному, а уж такое наступление он сумеет сдержать. «Я больше не позволю прикоснуться к ней ни одному сьергу».

Развернуть крылья оказалось неожиданно тяжело. Кажется, от непомерного усилия что-то лопнуло у него в груди. «В прошлый раз я нес ее на руках пятьдесят лиг, а сейчас едва могу подняться на пятьсот локтей!» Когда Аларик со своей ношей опустился на камни, в глазах у него плавали цветные круги, а руки дрожали.

— Эринна!

Он торопливо расстегнул ее куртку, путаясь в скользких от крови застежках. Похолодел, увидев глубокую уродливую рану поперек ключицы. Зажал ее ладонью, бормоча все заклинания, какие мог вспомнить, хотя понимал, что ни магия, ни человеческое искусство здесь не помогут. Слишком поздно. Лицо девушки было серым, как камень, губы сжаты в нитку, волосы трепетали на ветру, как перья подстреленной птицы. Он мысленно взмолился, чтобы боги избавили ее от боли.

Аларик даже не шелохнулся, когда сзади на них упала тень, и запыхавшийся голос за его спиной произнес:

— К счастью, я успел вовремя! Возьми.

Перед его глазами возник знакомый кинжал с темным лезвием и серебряной рукоятью. Ритуальный.

— Ну же, скорее! Мы еще успеем провести обряд!

— Нет.

Рука с кинжалом медленно опустилась. Наверное, Файерс был удивлен. Аларику было все равно. Только досадно немного, что их с Эринной драгоценные минуты придется потратить на пустые объяснения. Не так уж много времени им удалось провести вдвоем!

— Ты отказываешься подарить ей вечную жизнь? — никак не мог успокоиться Файерс.

— Жизнь! — Аларик хотел рассмеяться, но у него вырвался скорее стон. — Ты шутишь?! Да во всем мире нет никого мертвее нас! Мы как мухи, застывшие в янтаре! Лабрис дарит нам магию, но взамен отбирает все остальное: жажду нового, сопереживание, возможность измениться — решительно все! Нет, я не вернусь с тобой и ее тебе не отдам. Уходи.

Он хотел еще добавить, что подарить душу Эринны Лабрису — это все равно что взять горсть чистейшей родниковой воды и вылить ее в один из зловонных, пахнувших серой источников, из тех, что встречались в ущельях. Источнику-то хоть бы хны. А Эринну Лабрис просто убьет. Вернее, будет убивать ее вечно.

Но что толку спорить? Аларик закрыл глаза. Ему необязательно было смотреть на нее, чтобы видеть. Он чувствовал ладонью, как бьется ее пульс — все тише и слабее. Пока она еще здесь, он останется с ней.

В дикой кутерьме на площади эрла Руота и Дикона вдруг вынесло навстречу друг другу. Оба яростно ощерились. Дикон припомнил и рану, полученную им от Зигрида, и похороны Большого Дика в пещере. Руоту, должно быть, тоже вспомнилось что-то свое. Оба готовы были броситься друг на друга, когда неподалеку вдруг мелькнул край коричневого плаща.

— Это Эштон, задери меня медведь!

— Подлый колдун!

— Он уйдет!

Двое бывших противников немедленно превратились в союзников и бросились в погоню за чародеем. Эштон метался по площади, как заяц. Он проскочил между горящими шатрами и почти добрался до оплывшего вала крепостной стены, как вдруг из-за щелястого частокола вынырнула тощая фигурка с мечом в одной руке и кинжалом в другой. Отступив, Эштон бросился к склону горы, но тут сверху из-за камня выступил эрл Руот с суровым лицом, будто воплощенное возмездие. Беглый маг попятился. Эти двое отрезали ему все пути отступления. Кроме одного. Он кинулся в пещеру.

Когда Руот с Диконом сгоряча влетели в каменный зал, разбудив древнее эхо, они успели увидеть мелькнувшую впереди зеленую вспышку. Чей-то слабый вскрик смешался с злорадным хохотом, гулко прозвучавшим словно из Бездны. Громкое эхо заметалось под сводами зала, потом постепенно затихло, растворилось, исчезло.

Не долго думая, рыцарь и бывший разбойник поспешили обратно к светлеющему провалу в стене.

— Это наверняка был сам Харги, — прошептал Дикон, пальцы которого непроизвольно сложились в охраняющий знак.

— Чтоб ему подавиться, — сплюнул Руот.

Когда они выбрались из пещеры, перед их глазами предстала развороченная площадь. Картина была страшной. Однако кровавое безумие, охватившее людей, уже схлынуло. Грязный, серый туман почти развеялся. Дикон видел, как Кайтон, вооруженный двумя мечами, что-то втолковывал старику с лосиными рогами на голове. Рядом с ними стояла маленькая белокосая шаманка. Уцелевшие фьелландские наемники и сьерги угрюмо поглядывали друг на друга с разных концов площади, но хотя бы перестали убивать.

Сделав несколько шагов, эрл Руот, болезненно охнув, вдруг захромал, сошел с тропы, присел на первый подвернувшийся камень. Во время поспешного отступления из пещеры он повредил лодыжку и теперь, морщась, потирал сапог.

— Знаешь, — сказал он идущему следом разбойнику, — возможно, если бы кто-то убил меня, он оказал бы мне услугу.

Дикон настороженно присел рядом. Подумал. Потом решительно вогнал меч в ножны. Ответил он не сразу:

— В тот день, когда вы забрали наших лошадей, и Зигрид ранил меня в руку, мой друг сказал мне, что на эту землю пролилось слишком много крови. Я с ним согласен. Хватит уже.

Глава 34

Ленивое солнце неспешно поднялось в небо, распугав туман и позолотив ломаную линию гор. Файерс, стоя на утесе и глядя на две безжизненные фигуры, усиленно размышлял о своем. Мда, похоже, двух учеников ему никак не заполучить. Придется выбирать. Можно отшвырнуть Аларика — он сейчас слабее котенка — и самому провести ритуал над Эринной. Данатор будет ему благодарен… наверное. С этим человеком никогда не знаешь наверняка! Можно оттащить Аларика от девчонки и убраться с ним в Лабрис. Со временем он ее забудет, конечно. Все вернется в привычную колею: интриги и козни, многоступенчатые планы, тихое непримиримое соперничество кланов, ставшее частью их образа жизни, — все будет катиться по кругу дальше и дальше.

Ему давно это наскучило.

Глядя на своего ученика… нет, бывшего ученика, склонившегося над девушкой, Файерс болезненно поморщился. Мальчишке все-таки удалось его зацепить. «Как мухи в янтаре», да? В этом была доля истины. Почему, несмотря на многовековой опыт и собранные знания ни одному из кьяри ни разу не удалось совершить чего-то невероятного, потрясающего, такого, что из ряда вон? Чего им недоставало — вдохновения, горячности, страсти?

Солнце, поднявшись еще выше, заблестело в волосах Аларика, сгладило печаль на двух застывших юных лицах. Словно пожелало окутать их благословением, сотканным из чистого света. Файерс вздохнул. Долгая жизнь имеет свои преимущества и недостатки. Когда твоя память хранит столько наслоений прошлого, нетрудно вообразить себе будущее. Будущее вставало перед ним простое и бесхитростное, как камень. И такое же унылое.

Повертев в руках кинжал, он резко размахнулся и зашвырнул его подальше. Будет подарок для Хендекит. Затем расстегнул застежки плаща, позволил ветру сорвать его и унести прочь, чтобы не мешал. Там, куда он вскоре отправится, плащ ему будет не нужен. Стянув перчатки, размял озябшие пальцы.

«Ну, за дело». Его вдруг охватила бесшабашная веселость. Все должно иметь начало и конец. Так почему бы не совершить напоследок единственное, чего ему никогда не удавалось за сотни лет?

Почему бы не попробовать хоть раз совершить чудо.

Аларик очнулся от боли. Такое часто случалось с ним в первые годы обучения, когда слабое человеческое тело пыталось приспособиться к проходящим сквозь него мощным магическим потокам. В такие дни даже просто открыть глаза было подвигом. «Где же я так наколдовался?» — поморщился он с досадой и вдруг вспомнил. Эринна! Все хвори вмиг были отметены в сторону. Подскочив, он лихорадочно схватил девушку за руку, и на один страшный миг все вокруг стало серым, когда ему показалось, что она умерла. К счастью, тут вовремя подоспел его разум, и Аларик заметил тихое дыхание девушки. Легкий румянец также говорил о том, что она просто спит. Он сглотнул, пытаясь успокоить взбунтовавшееся сердце, и вдруг замер. Сердце! Его собственное сердце билось не так, как обычно. Оно будто снова стало… живым.

Он не успел толком осознать это. Наверное, он слишком сильно стиснул руку Эринны, так как она пошевелилась, что-то пробормотала сквозь сон и проснулась. Ее улыбка была похожа на рассвет после невыносимо долгой ночи.

— У тебя… другие глаза, — сказала она.

С его помощью ей удалось сесть и даже подняться на ноги. Куртка Эринны вся заскорузла от крови, но на теле не осталось и следа от страшной раны. Чудо! Что здесь произошло?

Он дико оглянулся — и сразу заметил плащ, застрявший в кустарнике. Очень знакомый плащ из темного бархата, богато отделанный серебряной нитью. Файерс, любивший щегольскую одежду, только такие и носил. Недавний разговор постепенно проступил в памяти, как буквы на старом истертом пергаменте.

Взяв плащ, Аларик набросил его на плечи Эринне. Ее рваная куртка была неважной защитой от утреннего холодного тумана и ветра.

— Это лорд Файерс, верно? — спросила она, заглядывая ему в лицо. — Он спас нас. А сам…

Аларик, не в силах ответить, отошел к краю обрыва. Его одолевали противоречивые чувства: счастье — от чудесного спасения Эринны и собственного исцеления, боль — от потери учителя, беспокойство — за оставшихся внизу друзей. И все эмоции были необычно острыми, яркими, новыми. Словно долгие годы он воспринимал этот мир сквозь плотную пелену, а теперь она вдруг упала.

Оступившись, он ухватился за камень, неудачно скользнув ладонью по острой грани. С недоумением рассмотрел ссадину с выступившими каплями крови. Попробовал толкнуть валун — тот даже не шелохнулся. Вот вам еще одна новость: ни клыков, ни крыльев, ни сверхъестественной силы.

— Кажется, мне нужно привыкнуть к тому, чтобы быть человеком, — пробормотал он.

Эринна, неслышно подойдя сзади, положила ему руку на плечо. Они вместе смотрели вниз. Форлатт весь затянуло дымом, но там было тихо. Должно быть, битва закончилась. А они даже не знали, кто победил.

Потом Эринна обвела взглядом голый утес, и печаль в ее взгляде сменила легкая озабоченность:

— Даже не представляю, как мы отсюда выберемся…

— С той стороны есть тропа.

Они обошли плоскую вершину по периметру. Тропа представляла собой извилистую трещину в скале, по которой достаточно ловкий человек мог бы взобраться наверх. Но спуститься без веревки было невозможно.

Покачав головой, Эринна улыбнулась:

— Еще не жалеешь о крыльях?

Аларик беспечно махнул рукой. После всего, что им пришлось пережить, эта проблема казалась сущей ерундой:

— Не хочу сейчас даже думать об этом. В конце концов, там внизу бродит технический гений в лице Вала с Винсэ, и, надеюсь, они сумеют о нас позаботиться.

Его всецело захватила другая мысль. Они здесь вдвоем, и наконец-то он может ее поцеловать, не боясь ранить ее — в прямом или переносном смысле. Он осторожно привлек девушку к себе, словно давая ей время передумать — вдруг захочет отстраниться? Но она его не оттолкнула, придвинулась ближе, мягко провела пальцами и ладонью по его лицу. Так, будто хотела запомнить их получше.

Это ощущение тоже было невероятно, ошеломительно новым.

Мягкий кокон тишины вокруг них вдруг нарушило негромкое надоедливое жужжание, которое постепенно приближалось. Двое неохотно расцепили руки. К ним по воздуху приближалось нечто, напоминавшее гнездо из палок с матерчатым винтом наверху. Оно поднялось еще выше, зависло в воздухе, а затем порывом ветра его отнесло в колючий куст янтарника, зацепившийся за край утеса.

— Я, я достану! — первой спохватилась Эринна.

— Подожди!

Вместе они с трудом извлекли эту странную штуку из куста. Аларик ожидал найти записку, но в «летучем гнезде» нашлись более полезные вещи: моток веревки, судя по всему, связанной из старых простыней, и фляга с водой. И то, и другое пришлось очень кстати. Передав флягу Эринне, Аларик обвязал веревкой ствол деревца, низкорослого и кривого, но крепко запустившего корни в утес.

— «Винтолет» нужно будет взять с собой, — размышляла девушка. — Иначе Винсэ полезет за ним сюда! Надо же, у него все-таки получилось!

Аларик подергал веревку, проверяя ее на прочность:

— На всякий случай я пойду первым, — озабоченно сказал он. — Потом спустишь мне на веревке эту штуку и спустишься сама. Ты готова?

— Да, — сияя глазами, ответила Эринна.

На середине тропы им встретились Кайтон с Диконом, которые, пыхтя, взбирались наверх. При виде друзей Кайтон просиял:

— Мы хотели подняться к вам, но Винсэ настоял на том, чтобы использовать его механизм!

— Как видишь, эта штука действительно нам помогла, — ответил Аларик, который бережно нес покосившееся «летучее гнездо», стараясь не повредить его еще больше. — Что внизу?

— Пока все тихо. Нужно похоронить убитых и заняться ранеными. Наемники держатся Руота, а он на нашей стороне. Все будет зависеть от нового военного вождя, которого выберут сьерги. Может быть, снова будет война.

— А Ларс?

— Убит.

— Что ж, не могу сказать, что жалею об этом.

Аларик не предполагал, что решение сьергов коснется его лично. Ближе к вечеру в их шатер явилась целая процессия. Возглавлял ее старик с лосиными рогами, который торжественно протянул ему длинный меч в потертых кожаных ножнах. За плечом старика маячила шаманка Ульва.

— Что это? — сначала он подумал, что подобревшие сьерги, желая загладить конфликт, решили преподнести ему подарок по случаю его «второго рождения».

— Они хотят, чтобы их войско возглавил ты, — объяснил Бьорн, уже привыкший к роли толмача.

Это известие, мягко говоря, выбило его из колеи.

— Как?! Но я не могу!

— Конечно, можешь, — ответила Ульва. — Духи испытывали тебя трижды: в чреве Гальхе, на языке Харги и на стопе Агды. Ты справился три раза, значит, справишься и дальше. Духи не посылают нам непосильных дел.

Аларик молчал, ошеломленный происходящим. «Язык Харги» — это, вероятно, площадка перед пещерой, где ему пришлось биться на мечах. А «стопа Агды»? Утес? О каких испытаниях говорит эта старуха?

Их разговор привлек внимание Эринны, которая неподалеку занималась ранеными. Почти половина отряда сидела и лежала под тентами, совершенно неспособная воевать, к немалому беспокойству Руота. И все они требовали ее внимания. Если бы не помощь Вала и Астрид, Эринна совсем бы сбилась с ног.

— Если ты согласишься, это поможет сьергам заключить мир с Айстадом, — заметила она. — Северу очень нужен мир.

Благодаря отцу, Эринна быстрее других ориентировалась в дипломатических тонкостях.

— А ведь верно, — поддержал ее Кайтон.

И Аларик согласился. Первым же его решением было — отменить военный поход.

— Я сам отправлюсь в Айстад к Ольгерду, — заявил он. — Думаю, с помощью переговоров мы добьемся гораздо большего.

Не все охотники были рады такому решению. Некоторые горячие головы огорчились, что им не представится случая проявить свою удаль и поживиться добычей. Но авторитет военного вождя был непререкаем, к тому же последняя стычка убедила сьергов, что сражаться с фьелландцами — это вам не белок в лесу сшибать. «Лосиный» старик (которого вообще-то звали Вис) распорядился отправить с Алариком четверых самых отчаянных парней:

— Им будет полезно повидать свет, — сказал он. — Кроме того, в Айстаде они будут твоими глазами, ушами, а также ногами, если понадобится передать нам весть.

Аларик критически осмотрел свою новую свиту — четыре пары пудовых кулаков, четыре пары горящих глаз, исполненных энтузиазма — и подумал, что его человеческая жизнь начинается как-то слишком бурно.

— Быстрее всего можно добраться до Айстада морем, через Намсор, — сказал Кайтон, делая какие-то пометки на карте.

— Что, Ивейн уже считает дни до отъезда? — поддразнила его Эринна.

— Не столько он, сколько я!

— Намсор! Как долго мы туда шли! Даже не верится, что мы все-таки туда попадем!

Тем не менее они действительно благополучно добрались до Намсора спустя пять дней после этого разговора. Там они нашли подходящий корабль и отправились в Айстад, ко двору Ольгерда.

«…Я, Аларик, клянусь верно служить королю Ольгерду, и если я нарушу эту клятву, пусть доблести мои будут забыты, имя покрыто позором, и позор мой станет известен всему рыцарству…»

Слова старой клятвы гулко разлетались по Красному залу, который на своем веку повидал немало таких церемоний. Король благосклонно кивнул, и Аларик, поднявшись с колен, прежде всего поискал взглядом друзей. Темноволосая голова Кайтона, как обычно, возвышалась над блестящей толпой придворных, шелестящих бархатом и шелками, а его сияющую улыбку можно было разглядеть из противоположного конца зала. Эринна стояла рядом с ним, похожая на тонкий прямой луч, и от лица ее словно струился нежный свет. Астрид с Ивейном были заняты друг другом. Остальные тоже были здесь: Вал, Винсэ, Бьорн и Дикон — все, кто разделил с ним трудности этого долгого похода.

Хитроумный Ольгерд предложил ему стать его рыцарем, чтобы оказать честь сьергам и вместе с тем взять их под свою руку вместо того, чтобы враждовать с ними. Аларик согласился, особенно когда король намекнул, что в некоторых вопросах Данатор охотнее будет иметь дело с северным эрлом, чем с выходцем из Лабриса, лишенным силы. Кроме того, Ольгерд пожаловал новому рыцарю замок Хвитстейн, ранее принадлежавший Болдру, и обширные земли к северу от него. Аларик, разумеется, понимал, что это не столько щедрый подарок, сколько огромный кусок работы, который хитрый король переложил на его плечи. Но теперь он сможет дать сьергам новые земли, приструнить некоторых баронов…

— Я сейчас же этим займусь, — заверил он короля.

— Да, но не слишком усердствуй, — Ольгерд почти дружески, уже без церемоний, похлопал его по плечу, отвел в сторону. — Побереги себя для будущих дел. Может статься так, что нам понадобится регент…

Аларик, поперхнувшись, закашлялся. К этому он точно не был готов!

— Я уже стар, а она так молода, — прочувствованно сказал Ольгерд, глядя на Олвен, которая, как всегда, сидела в окружении своих дам. Узорчатая накидка скрывала ее располневшую фигуру. — Моему сыну очень пригодится верный человек, такой же скорый на руку, как ты в Майскую ночь, а главное — счастливый в браке, чтобы у него не возникло желания сделаться «постельным королем» с помощью Олвен.

Тут Аларик обнаружил еще одну особенность человеческой натуры — оказывается, людям свойственно неудержимо краснеть от смущения. Если ему придется обитать в хищном болоте придворных интриг, с этим нужно будет что-то делать. Он поспешил быстрее откланяться, пока ему не поручили еще что-нибудь.

— Ну что, из одной кабалы — сразу в другую? — широко улыбнулся Кайтон, когда король отпустил Аларика, и тот вернулся к друзьям. Я так понимаю, теперь у вас с Эринной и дня свободного не будет. Но может, вы все же выберете недельку, чтобы навестить нас с Диконом в Шаноре? Нам пора возвращаться домой…