Дорогами мечты

Глава 11

— Я получила письмо от Бобби, — сообщила Фиона следующим вечером, как только сестра оставила ее наедине с Фредом.

— Как раз вовремя, — проворчал он и уже собрался спросить, о чем же написал этот стервец, как вспомнил — она не может прочитать его. Как же Фиона догадалась, что послание от Бобби?

Фиона, казалось, прочла его мысли:

— Сестра, которая принесла письмо, сказала, что на нем штемпель Парижа. Я спросила, не слишком ли тонок почерк, не загибается ли он к концу каждой строки. Между прочим, это признак пессимистической натуры. Когда она ответила, что так и есть, я поняла, что оно от Бобби. Вы не прочтете мне, Фред?

Она вытащила голубой авиаконверт из-под подушки.

— Вы уверены? Вы хотите, чтобы я это сделал? Может, будет лучше, если письмо прочтет кто-нибудь совершенно посторонний?..

— Я предпочитаю вас…

Она разорвала конверт и вручила ему тонкий тетрадный листок.

Совсем не в восторге от этого поручения, Фред принялся громко читать вслух:

— «Дорогая Фиона, я знаю, что обошелся с тобой ужасно, но я ничего не мог поделать с собой. К этому времени кто-нибудь уже расскажет тебе о нас с Линдой. Я не горжусь тем, что должен признаться, — мы уже любили друг друга, когда состоялась наша с тобой помолвка. Это длинная история, Фиона, и я совсем не умаляю твоих достоинств, когда говорю, что не думаю, будто ты когда-нибудь смиришься с этим.

Благодаря твоей бесконечной щедрости в любви, ты никогда не поймешь такую девушку, как Линда, которая признаваясь, что мужчина ей небезразличен, в то же время вынуждала его жениться на другой ради денег. Я уже немного рассказывал тебе о Линде, как ей приходилось бороться в этой жизни. Она не была готова к тому, чтобы рядом с ней находился крепкий и бодрый, но бесполезный мужчина. Но потом, как это часто бывает в кино, несмотря на ее прекрасную работу в фильме „Осторожная леди“, она почти год была не у дел. Ее маленький капитал испарился. Ей пришлось неделями довольствоваться одним чаем с хлебом. Я случайно столкнулся с ней на улице, по иронии судьбы, Фиона, в день нашей с тобой помолвки! Но она даже не намекнула, в каком отчаянном положении находится. Она с восторгом рассказывала о куче предложений разных продюсеров. Но горькая правда в том, что на следующее утро у нее должно было состояться прослушивание, а у нее не нашлось ни одной пары целых чулок. Ты, наверное, читала в газетах, что случилось потом. Мне оставалось только одно — помчаться к ней на квартиру и выслушать из ее уст всю эту несчастную историю.

Вот так все и случилось. Впервые за то время, что я знал и любил Линду, я оказался сильнее, чем она. Принимать решение должен был я. Я настоял на том, чтобы она отправилась в Париж вместе со мной. К своему стыду, должен признаться, мне пришлось потратить некоторую сумму из тех денег, которыми ты меня снабдила. Но я исполнен решимости найти работу как можно скорее, чтобы заработать на жизнь для себя и моей жены».

— Благие намерения! — буркнул Фред.

— Это все? — спросила Фиона.

— Не совсем. «Всем своим сердцем я желаю тебе счастья и благодарю тебя за твою бесконечную доброту ко мне. Бобби». Тут еще есть постскриптум: «Я надеюсь, что твой отдых в клинике пойдет тебе на пользу». — Фред снова засунул письмо в конверт. — Вот. — Он вложил конверт ей в руки.

Бледные губы Фионы дрожали. Помолчав, она горько заметила:

— Почему мужчины, которых я любила, никогда не любили меня до конца? Сначала Пэдди, потом Поль, другие, о ком ты не знаешь, а теперь Бобби! Я устала, Фред, клянусь, я устала делать их счастливыми. Я даю им все, что они хотят…

— А может, Фиона, ты слишком много просишь взамен? — рискнул спросить Фред.

— Я никогда ни о чем не просила!

— Кроме их мужской гордости. Это слишком важно для мужчины, но немногие женщины понимают их чувства. Может, я сделаю тебе больно, но именно в эту минуту я меньше всего ненавижу Бобби Ивса.

— Потому что он заставил меня страдать? — Она положила письмо Бобби на столик рядом с кроватью. — Я знаю, ты всегда считал, что у меня все слишком хорошо. Ты всегда… так презирал меня, Фред.

— Это неправда. Что я действительно отвергал в тебе, это то, как трагически ты растрачиваешь себя, все свои прекрасные качества и красоту. Ты, Фиона, обладаешь всеми достоинствами, чтобы быть большим, чем очередной космополиткой, отличающейся от остальных лишь количеством денег. Легко тебе живется или нет, я не знаю, но могу предположить, что с самого рождения ты имела все, чтобы твоя жизнь стала действительно беззаботной.

— Ты хорошо помнишь свою мать? — спросила она мрачно.

— Не очень, — признался Фред, не понимая, к чему клонит Фиона. — Она просто всегда была рядом, чтобы накормить меня, когда я был голоден, и вымыть грязные коленки. Мне кажется, самым ярким впечатлением осталось то, как я негодовал, когда она пришла за мной в школу и поцеловала меня прямо на глазах у всех детей. Ничего более унизительного нельзя было представить для молодого человека шести лет.

— Я была ненамного старше, когда поняла, что моя мать ненавидела меня практически с первого дня моей жизни. Ведь мой отец оставил все свои деньги мне, а не ей. В день моего рождения, мне исполнилось шесть лет, все дети называли меня наследницей. Я не знала, что это значит, но детским чутьем поняла — это ставит меня особняком от остальных. Затем постепенно я осознавала силу денег, особенно моих денег, — горькая торжествующая улыбка тронула ее губы. — Мать и Джо, мой отчим, например, не осмеливались сказать мне «нет» из страха, вдруг я пожалуюсь бабушке, что со мной плохо обращаются, и они потеряют деньги, которые мои опекуны выделили на мое содержание. Мой отец специально оговорил в своем завещании, что эти деньги могут быть выплачены любому другому подходящему человеку, который будет заботиться обо мне, в случае если моя мать будет признана недостойной этой чести. За бабушкой, его матерью, оставалось решающее слово.

— Я не слишком знаком с американскими законами, но не думаю, что параграф в завещании, отрицающий права матери на своего ребенка, может быть признан законным, — запротестовал Фред.

— Разумеется, нет, — вздохнула женщина, — но отец оговорил в завещании, что деньги, выделенные на мое воспитание, будут выплачиваться только тому лицу, или лицам, которых одобрят бабушка и опекуны. Они не могли принудить мою мать отказаться от меня, но они в любой момент могли отобрать у нее деньги и сами оплачивать все мои расходы.

— И ты знала — и спекулировала на этом?

— Кажется, да. Мои деньги казались мне моим единственным оружием. То же самое происходило в школе. Все девочки были так милы со мной, потому что у меня было больше конфет, больше нарядов, чем у них. Я поняла, что нужно больше дарить для того, чтобы стать популярной.

— Это делало тебя счастливой? — с вызовом спросил Фред.

— Иногда. Но уже тогда у меня появились мои «настроения».

— Твои «настроения»?

Фред, настроивший себя выслушать жалобы «бедной маленькой богачки», вдруг понял, что всерьез заинтересован.

— Они начали появляться по мере того, как я теряла все, что составляет самое главное в жизни. Я считала себя самым одиноким существом в мире. Я была похожа на Мидаса в женском обличье, который понял, что золото нельзя есть, а быть постоянно голодным вовсе не весело.

— Поэтому ты выскочила замуж за своего шофера? — быстро сказал Фред. — И что ты вообразила это сможет тебе дать?

— Любовь, счастье…

— Эти понятия не всегда синонимы, Фиона.

Она проигнорировала его слова:

— Все было так чудесно поначалу — ощущать, что ты в состоянии дать тому, кто тебе небезразличен и у кого почти ничего нет, все, что он пожелает. Я до сих пор не понимаю, что случилось между Пэдди и мной. Правда не понимаю.

— Может, ты просто разлюбила его?

Фиона удрученно вздохнула:

— Это может быть причиной самоубийства?

Ну, вот мы и добрались, подумал Фред. Вслух же он спросил:

— Так вот о чем ты думаешь. Что смерть твоего первого мужа не была случайной?

— Я не знаю. — Она неопределенно взмахнула руками. — Когда на меня находят мои «настроения», я чувствую себя такой виноватой, словно это я вывела из строя его машину. Но все говорили, что он неправильно рассчитал расстояние, это могло случиться даже с таким опытным водителем, как он. Они вынесли вердикт «несчастный случай», и никто не пытался его оспаривать.

— Тогда почему ты пытаешься это делать?

— Я не знаю. Я не знаю. — Она взволнованно теребила пододеяльник. — Мы поссорились перед тем, как он ушел. Но мы и так часто ссорились.

— Тогда почему бы тебе не принять заключение коронера?

— Я так и делаю, за исключением тех моментов, когда у меня «настроение». Потом я начинаю вспоминать последние месяцы перед смертью Пэдди. Он был несчастлив, а я так старалась сделать его жизнь лучше. Но как раз перед встречей со смертью — до того, как выйти за дверь, он сказал: «Когда я был твоим шофером, зарабатывающим пятьдесят баксов в неделю, я был счастливым человеком, потому что у меня было самоуважение. Это последнее, что можно купить на твои доллары, — или почти последнее. Без самоуважения мужчина не может существовать».

— Значит, он не мог принять твоего богатства. Но зачем сильному и здоровому мужчине с отличной профессией направлять автомобиль на дерево, когда он мог просто уйти от тебя и устроиться на другую работу! Мне это не кажется убедительным, Фиона, — уверенно заявил Фред.

— Он как-то сказал мне, что хотя я так разбрасываюсь своими деньгами, но понятия не имею, как нужно давать, — продолжала Фиона несчастным голосом.

Фред кое-что начал понимать в «настроениях» Пэдди. Он и сам решил, едва они познакомились, что Фиона, несмотря на крайнюю щедрость, с какой она рассыпала свои немеренные богатства, была лишена щедрости души.

— Фиона, — задумчиво произнес он, — ты хоть раз сделала что-нибудь для других такое, что делало их счастливыми, но тебе лично причинило боль? Ты когда-нибудь жертвовала чем-то во имя любви? Ты была очень, очень храброй, когда решила подвергнуть себя операции, не открывая своего секрета Бобби. Ты сказала, что не хотела беспокоить его. Но только, Фиона, скажи, это полная правда? Ты когда-нибудь задумывалась о его самоуважении? Что он почувствует, когда выяснит, что ты не настолько доверяешь ему, чтобы разделить с ним такой груз, а предпочитаешь нести его в одиночестве, без его помощи? Неужели тебе никогда не приходило в голову, что до конца своей жизни он будет тайно приглядываться к тебе, по легким переменам твоего настроения пытаясь определить, что ты скрываешь от него на этот раз? Для обычного порядочного мужчины и так тяжело думать, что женщина, которую он любит, может купить ему все гуртом, поставив только свое имя на чеке. Но обнаружить, что она не достаточно уважает его, чтобы обратиться к нему за поддержкой в трудную минуту, — это может быть убийственно для его души.

— Теперь Бобби это безразлично, — уныло заметила Фиона.

— Я говорю о том, что могло быть. А вот еще кое-что. Ты этого не замечала, Фиона. Почему, как ты думаешь, он сбежал с Линдой Пейн — актрисой без единого гроша за душой, которой пришлось красть чулки в магазине, чтобы отправиться на очередное прослушивание?

— Он любил ее, без сомнения. Так он сказал в своем письме.

— Он сказал, что они давно любили друг друга. Но он был готов перешагнуть через эту любовь и жениться на тебе. Что же заставило его изменить решение? Я скажу тебе. Потому что Линда Пейн была не просто девушкой, которую он любил. Она находилась в еще более стесненных обстоятельствах, чем он сам. Она нуждалась в его поддержке. Я сейчас не о деньгах говорю. Если бы речь шла только о них, он бы с легкостью выдал ей нужную сумму из тех денег, которыми ты так щедро осыпала его. Нет, Фиона, здесь все гораздо серьезнее. Когда Бобби впервые встретился с Линдой, она была восходящей старлеткой, которая, как он писал тебе, не собиралась выходить замуж за человека, который стал бы жить на ее зарплату. Поэтому, уверясь в ее полном благополучии, он стал оглядываться кругом, пытаясь сделать свою собственную жизнь немного комфортнее. А ты, Фиона, была его легкой жертвой. Но внезапно картина изменилась. Линда в отчаянии, нуждается в утешении и любви — в тех вещах, которые нельзя купить за деньги, но которые он может дать ей. Ты следишь за ходом моих мыслей?

— Полагаю, что да, — пробормотала она. — Продолжай.

— Я почти закончил. Это просто очередное подтверждение основополагающего закона жизни — слабый тянется к еще более слабому. Разоренный и по уши в долгах, Бобби откормился за твой счет. Теперь Линда, не просто разоренная, но еще и с разрушенной карьерой и с клеймом воровки, потянулась к Бобби. Все очень просто. На самом деле, — заключил Фред, — рискуя смертельно тебя обидеть, я вынужден признать, что никогда так не уважал достопочтенного Бобби Ивса, как сейчас. Хотя и отвергая его методы, я не могу не признать, что, женившись на Линде Пейн, он совершил единственный стоящий поступок в своей бестолковой и бесполезной жизни.

— Но что будет со мной? — вскричала Фиона в приступе жалости к самой себе. — Я люблю Бобби. Я так много хотела сделать для него!

— Разве ты не благодарна ему за единственный благородный поступок, который он совершил по отношению к тебе? Ведь твой Бобби избавил тебя от крайнего унижения знать, что на тебе женятся ради денег, будучи в любовной связи с другой девушкой?

— Теперь ты скажешь, что я удачно избавилась от Поля, когда он предпочел развестись со мной, но не дал мне потратить и цента, чтобы превратить его мрачное шато в пригодное для жилья место, — пожаловалась Фиона. — И это несмотря на то, что я так ужасно любила его! Я после нашего разрыва чуть не сошла с ума. У меня был серьезный нервный срыв… — Фиона чуть не всхлипывала.

— Если бы ты так ужасно любила его, то постаралась бы каким-то образом уважительно отнестись к его гордости за свое родовое гнездо и смогла бы жить там без своих американских душей, холодильников и всего остального!

— Почему ему не пойти мне на уступки? — надула она губки.

— Наверное, потому, что он недостаточно сильно любил тебя, Фиона, — твердо ответил Фред. — Ты же знаешь поговорку — мерой любви является то, от чего ты сможешь отказаться во имя ее.

— Они все были так похожи — мужчины, за которых я выходила замуж, кого я любила. Они всегда выдвигали между нами какое-то препятствие — у Пэдди была глупая ирландская гордость; у Поля — шато, а теперь Бобби бросает меня ради обычной необразованной актриски. — Она подавила рыдания, но Фред по-прежнему не щадил гордую и совсем неискушенную в вопросах любви денежную леди.

— Тебе некого винить, кроме себя самой. Ты бросала к их ногам свои деньги и все, что можно было купить на них! А ведь у тебя необычное, красивое лицо, чудесная фигура, сверхъестественное обаяние. Я хочу кое-что сказать тебе, Фиона. До того, как я встретился с тобой, я считал тебя самой надменной молодой женщиной этого города. Но после нашего знакомства я понял — трудно найти еще кого-то с таким тяжелым комплексом неполноценности.

— Чепуха, — обрезала гордая миллионерша.

— Тогда иди и демонстрируй свои Богом данные тебе дары вместо презренного металла своего отца.

— Ты кое-что забыл, — усмехнулась она. — Мой последний Божий дар может оказаться слепотой.

— Я не забыл. Но, даже допуская эту возможность, ты по-прежнему остаешься очень красивой женщиной, очень милой и храброй.

Она сердито, с вызовом спросила:

— Ты бы женился на девушке, пусть красивой, милой и храброй, но слепой?

— Конечно. Если бы я любил ее. — Фред ни секунды не колебался. — Может, ты и попала в крутой переплет. Мы пока не знаем. Но только подумай: на свете тысячи людей, которым приходится намного хуже, чем тебе.

— В том числе мужчины, чьи возлюбленные ушли из жизни.

— Давай не будем переходить на личности.

Фред почувствовал, как кровь отхлынула от лица, когда он вспомнил, как по дороге сюда вчера спрашивал себя, согласился бы он отдать свое зрение, если таким способом можно было бы вернуть назад Лиз! Ему легко читать проповеди Фионе. Ведь не он лежал здесь на кровати, не зная, доведется ли увидеть еще раз золотое и пурпурное великолепие заката, серебряную луну, окунающуюся в чернильное море!

Вошла сестра и объявила, что обед для Фионы подадут с минуты на минуту. Фред мгновенно поднялся.

— Я приду завтра, Фиона, — пообещал он. — И буду приходить каждый день, пока ты не запретишь.

Он пожал ей руку, но на этот раз не поцеловал ее.

Фиона прошла через муки кормления и приготовления ее ко сну, после чего с облегчением вздохнула, когда сестра наконец оставила ее одну. Она потянулась к столу за письмом Бобби, пытаясь точно вспомнить те слова, которые были там написаны. Когда она выйдет из оцепенения, ее поглотит поток горя. Но с той минуты, когда Фред впервые упомянул о том, что Бобби собирается жениться на Линде Пейн, словно вся кровь вытекла из ее сердца и оно превратилось в маленький, твердый бесполезный комочек, не способный что-либо чувствовать.

После того как Фред ушел от нее прошлым вечером, она смогла вызвать в себе ощутимый гнев на Бобби. Только и это чувство было каким-то отстраненным, словно его испытал кто-то другой, с кем Бобби обошелся не лучшим образом.

Затем Фиона попыталась рассуждать здраво, признавая неоспоримость доводов Фреда о том, что если она будет по-прежнему держать окружающих в неведении об истинных причинах своего пребывания в больнице, они могут подумать, будто она скрывается здесь после того, как Бобби ее бросил. Пусть лучше они жалеют ее, хоть ей и ненавистна эта мысль, из-за ее глаз, чем из-за разбитого сердца!

Фиона уже собралась позвать директрису и попросить ее снять узы секретности, когда вдруг поняла, что история ее болезни плюс известие о побеге Бобби будут хорошими заголовками для любой газеты. Американская наследница привыкла, что все ее поступки тут же находили отражение в прессе. Она подарит это известие Фреду, решила Фиона. Она даст ему шанс, чтобы ее история впервые появилась в «Морнинг сан» до того, как о ней узнают все агентства новостей.

Но сейчас Фиона злилась на него за то, что он так грубо обошелся с ней сегодня вечером, что уже сожалела о вчерашнем решении. Какой же Фред жестокий, нечувствительный мужчина! Ни единого слова сочувствия. Фактически он принял сторону Бобби.

А его жестокие, несправедливые обвинения! «Подумать только, я рассказывала ему вещи, о которых никому прежде не говорила, даже Полю. — Рыдания подступили к горлу. — Как я могла считать его единственным человеком, кому можно доверить мрачные сомнения о смерти Пэдди и рассказать о тех страданиях, что причиняют мне „настроения“! Фред может говорить все, что ему вздумается. Я сделала это ради Бобби. Я не думала о себе, когда притворялась, что приезжаю сюда для того, чтобы несколько дней отдохнуть. Я всегда терпеть не могла причинять боль тем, кого люблю».

Только теперь Фиона начала понимать, как ей придется тяжело, когда его не будет рядом. Он всегда так заботливо пытался угодить ей! Не для кого теперь ходить по роскошным магазинам.

Даже если она и не ослепнет, ее будущее пусто. Только в одном Фиона уверена — больше не будет такой глупой, чтобы влюбиться еще раз! Она попробует найти совершенно новые впечатления. Совершит путешествие на спине мула по Андам, предложит свои услуги больницам для прокаженных, будет путешествовать вокруг света на грузовом судне.

А что, если она больше не сможет видеть?

Холод страха пронзил ее тело. Строго повинуясь своему решению не задумываться о том, что с ней будет, до того, как произойдет операция, Фиона до сих пор не разрешала себе представлять, что значит жить слепой. Но больше она не будет изображать страуса!

Собрав все свое мужество, молодая женщина припомнила дни, когда она не могла даже выпить воды без посторонней помощи. Одно за другим она припоминала то, что любила делать больше всего, — танцевать, ездить верхом, водить мощные машины, посещать театры и кино, выбирать одежду. Она всегда предпочитала смотреть на хорошие картины, чем слушать симфонический концерт, полюбив книги в раннем детстве, она терпеть не могла, когда ей читали вслух.

Мне ничего не остается, абсолютно ничего, подытожила Фиона.

Ее охватила паника от понимания, что она не сможет даже отличить пузырек со снотворным от других лекарств, если вдруг решит, что это единственный выход. Она будет осуждена на жизнь мертвеца, станет объектом жалости до конца дней своих.

Ей также пришло на ум, что наконец она столкнулась с тем, против чего бессильны ее деньги. За все доллары в мире она не сможет вернуть себе зрение!