— Я сяду, если ты не против, — сказал Сайлас натянуто.
Он напряженной походкой подошел к койке и опустился на матрас так, словно болела каждая кость в его теле. Дрожащими руками он медленно застегнул рубашку, укрывая себя от ее взгляда.
И пока Сайлас застегивался на пуговицы, в голове Иви мелькали отрывки воспоминаний: он — плохо питается; он — раздевается не до конца в моменты их близости; внезапный прилив энергии после кормления; его нужда вернуться домой до рассвета; тот факт, что он не материализовывался, а перемещался на машине.
Но в те мгновения было сложно все сопоставить.
В углу комнаты, возле медной лампы и картины старых мастеров с изображением вазы с цветами, стояло шелковое кресло с подлокотниками, и Иви пересекла комнату и устроилась на сидении, не доверяя своей способности устоять на ногах.
Равно как и он.
Но по иным причинам.
— Излишне говорить, — пробормотал он, — что мой предстоящий отъезд будет совсем не в Старый свет.
Опустив руки, Иви откинула голову назад. В глазах не было слез, и она радовалась тому, что всегда реагировала на патовые ситуации без лишних истерик и всплеска эмоций.
Она вытерла губы, хотя они и так были сухими, как песок.
— Я… — Она прокашлялась. — Значит, я ходила в твой дом, да?
На самом деле, она хотела узнать, что с ним, черт возьми, такое, но требовать эту информацию — значит нарушать его право на соблюдение личных границ… особенно учитывая тот факт, что она была в униформе и при исполнении рабочих обязанностей.
— Прости, — сказал Сайлас, уставившись на свои руки. — Я не должен был скрывать информацию о своем состоянии.
— Все нормально.
— Неправда.
Ладно, не нормально, — подумала Иви. Но, учитывая, насколько он болен?
Злиться на него из-за того, что он не признался в том, что он…
Она не могла произнести это слово, даже в мыслях.
А потом до нее дошло.
— Мой номер телефона. Я ведь никогда не давала его тебе. Я никогда… я просто ответила на твой звонок. И я не называла свой адрес. Как я могла упустить это?
С другой стороны, она была ошарашена тем, что в ее жизни появился кто-то вроде него. Потерявшись в фантазиях, она упустила реальность, маячившую на поверхности.
Похоже, это было справедливо и по отношению к остальным догадкам, которые она проморгала.
Сайлас сделал глубокий вдох и, содрогаясь, выдохнул.
— Когда ты пришла на собеседование в ту ночь, я не собирался нанимать личную медсестру. Притчард — моя домоправительница — настаивала наряду с медиками. Но я чувствовал, что таким образом я сдамся. Перееду в хоспис раньше времени. — Он пожал плечами. — Ну, это последний этап. Кто-то приходит к тебе домой, подключает и отключает от оборудования, вводит препараты и ждет точку невозврата. Я прошел через это со своим отцом. Я помню, каково это.
Иви закрыла глаза. Она-то думала, что пришла в тот дом для встречи со стариком.
Ошибка.
И, Боже, его отец тоже умер? От той же болезни? — гадала она.
А Сайлас продолжил:
— Притчард спорила со мной, поэтому я решил спуститься лично и попросить тебя уйти. Она последовала за мной, и ты не увидела нас. Ты разглядывала картину с изображением моей прапрабабушки. И было что-то… я не могу объяснить. Было в тебе что-то особенное. Думаю, Притчард уловила это, и не успел я сообразить, как она вызвалась лично поговорить с тобой и попросить уйти.
— Я знаю, она меня не одобрила. Она сказала, что я слишком молода.
— Мне она сказала то же самое. — Сайлас покачал головой. — Так или иначе, ты ушла, но задержалась на крыльце, чтобы позвонить. Я выглядывал из окна в столовую и услышал сквозь стекло, что ты собираешься встретиться с кем-то в сигарном баре. Я решил пойти и посмотреть на тебя, потому что… честно говоря, на тот момент я не покидал дом в течение двух с половиной месяцев. Думаю, ты дала мне железную мотивацию. Я сбежал, сел в машину, и это было так приятно — заняться чем-нибудь. Я открыл люк и включил отопление на полную мощность, и просто наслаждался свободой. Добравшись до центра, я собирался проехать мимо, но обнаружил свободное место для парковки прямо перед баром.
Когда он замолчал, Иви вспомнила энтузиазм Рубиз в тот вечер.
— Ты наблюдал за нами, а потом подошел.
— А дальше ты знаешь, что было. — Он нахмурился. — Я бы позвонил тебе или написал сегодня ночью. Я хотел, но когда меня госпитализировали, у меня не было при себе телефона.
Вполне конкретная часть ее личности нуждалась в диагнозе, названии противника, с которым он сражался.
— Я должна спросить. Прости, но я обязана.
— Летаргия Крейна, — ответил он на Древнем Языке.
Иви закрыла глаза, упав духом.
Это был смертный приговор. Вампирское аутоиммунное заболевание, схожее с волчанкой и васкулитом, свойственным людям. Эта болезнь поражает все органы, начиная от сердца и легких, и заканчивая желудком, печенью и почками, механизмы самозащиты организма принимают собственное тело за врага. Эта болезнь встречается только у мужской половины вампирского населения, и долгий период времени она может пребывать в состоянии спячки, и больной даже не будет подозревать о смертельной угрозе.
Иви не понимала, что провоцировало возникновение Летаргии Крейна, но знала одно: как только болезнь переходила в активную стадию, какое-то время сохранялся хронический характер развития, воспалительные и разрушительные процессы сдерживались с помощью стероидов и других лекарств, подавляющих иммунную систему. Но по мере развития? Процесс становится необратимым и неизбежным.
Остается лишь облегчить симптоматику путем оперативного вмешательства и увеличивать дозу болеутоляющих.
Это была страшная смерть.
— Ты позволишь взглянуть на свою медицинскую карточку? — спросила Иви.
— Это ничем не поможет.
— Может — да. Может — нет. Но, по крайней мере, я буду понимать, что происходит.
— Слушай, Иви, я должен попросить прощения. Не только за свою ложь, а за то, что вообще появился в твоей жизни. Я не имел право заводить отношения с кем бы то ни было. Я просто… — Он обратил на нее свои бледные глаза. — Благодаря тебе я чувствовал себя живым. С тобой я словно обретал иллюзию шанса на будущее… по крайней мере в те мгновения, когда мы были вместе. И дело не в том, что ты стала для меня своего рода отвлечением. Иви, есть в тебе что-то особенное. Я понял это при первой встрече.
— Я хочу увидеть твою карточку.
— Я не хочу быть твоим пациентом. — Сайлас сделал еще один глубокий вдох. — И, думаю, лучше нам на этом попрощаться. Конец уже близок, и происходящее уже становится нелицеприятным…
— Я тебя не оставлю.
Сайлас замолчал. Потом продолжил.
— Я не могу просить тебя об этом.
— И не проси, — ответила она скучающим тоном. — И сделай нам обоим одолжение, прекрати строить из себя великомученика. Мне не нужна твоя защита, ясно? Я взрослая женщина и могу сама принимать решения, что делать, с кем и для кого.
— А если я не хочу, чтобы ты видела меня таким? Хочешь сказать, что у меня нет права голоса? — Он вскинул руки. — Без обид, но меня ждет полная потеря контроля над собой и это офигеть как бесит. Прояви хоть каплю милосердия и позволь мне сохранить достоинство и запомнить тебя… и нас… такими, какими мы были то короткое время, проведенное вместе. Вполне вероятно, что только это поможет мне пережить предстоящее.
В это мгновение в палату вбежала медсестра. Она сильно удивилась, увидев Иви, но потом сосредоточилась на Сайласе.
— Простите, но я опоздала с уколом на четыре утра.
— Я сама все сделаю. — Иви поднялась на ноги. — Этим шприцом в твоей руке?
Медсестра попеременно посмотрела на нее и Сайласа.
— Эм… простите, но…
— Я займусь уходом за ним.
Когда Иви протянула руку и направила на женщину непреклонный взгляд, Сайлас выругался.
— Нет, не займешься. Ты скажешь мне «прощай», и мы запомним…
Иви резко повернулась к нему.
— Без обид, но заткнись уже.
Было сложно сказать, кто испытал больший шок — Сайлас или медсестра. Но Иви не шутила и уж точно не собиралась никому доверять уход за ним.
— Дай мне шприц и доступ к его медицинской карте. Скажи старшей медсестре, чтобы добавила меня.
— Простите, — возразила медсестра, — но вы не уполномочены…
— Я — его личная медсестра. Только что наняли. Я сообщу своему куратору. И я останусь с ним до тех пор, пока не придет время для выписки.
Брови медсестры взлетели высоко, почти до линии волос.
— Эм, господин?
Иви посмотрела через плечо.
— Сайлас, послушай меня. Я люблю тебя. Мне плевать, что мы знаем друг друга десять минут, что ты умираешь или не хочешь видеть меня в качестве своей медсестры. Вот что я знаю наверняка. Во-первых, это — моя работа. Это дело моей жизни и я чертовски хороша в этом. Во-вторых, если ты думаешь, что я доверю заботу о тебе хоть кому-нибудь на этой планете, то ты сошел с ума. И в-третьих, если у тебя есть претензии, тебе же хуже. Я возьму это на себя и точка. Если хочешь уволить меня, тебе придется вытащить меня брыкающуюся и кричащую, и сдается мне, что на это у тебя нет сил.
Сайлас моргнул. А потом, прокашлявшись, посмотрел на медсестру.
— Эм… я думаю, моя… э-э… она… займется мной.
Медсестра кивнула.
— Как пожелаете, господин. — Она повернулась к Иви. — Я немедленно получу разрешение и также распечатаю вам график для введения лекарств. Это — кортизол. На самом деле, стоило вернуть морфий, но пациент настаивает на другом лекарстве и выписке.
Когда женщина покинула палату, Иви подошла к кровати.
Сайлас посмотрел на нее.
— Ты только что признала, что любишь меня?
— Да. Признала. А сейчас я буду совсем романтичной и попрошу нагнуться, чтобы я смогла воткнуть шприц в твою задницу.
Повисла пауза. А потом Сайлас запрокинул голову и рассмеялся в своей восхитительной манере, и от глубокого, раскатистого звука к глазам подступили слезы, но Иви отказалась им потакать. Встряхнувшись, она положила руку ему на плечо.
— Так-то лучше, — сказала она с улыбкой.
Но легкий настрой надолго не задержался.
Отойдя от смеха, Сайлас снова стал серьезным.
— Иви, я люблю тебя. Правда, люблю. И если я должен умереть, чтобы заслужить тебя, то, что ж, возможность познакомиться с тобой стоит жизни. Я просто… мне жаль, что все так закончится.
Он обхватил ее талию руками и устроил голову у нее на груди, напротив сердца.
Обняв его в ответ, Иви погладила его по спине, чувствуя, как ее накрывает печаль, которая вышибает почву из-под ног.
— Все будет хорошо, — прошептала она.
И этой фразой она уровняла их счет по части лжи.