Дорогие мои мальчишки

Глава 5. Утро делового человека

— Капка!

Капка не шевелился.

— Капка, время уже…

Он не отзывался. Ему было не до того. Он ничего не слышал. Лёшка Дульков был перед ним, долговязый Лёшка, по прозвищу Ходуля, и его следовало проучить раз и навсегда, чтобы знал, чтобы помнил. Да, раз и навсегда!

— Но, но, легче! Не имеешь права физически! — сказал Лёшка, отодвигаясь.

— А дело делать на шаляй-валяй у тебя есть право? Манкировать у тебя откуда право взялось? Я тебя отучу манкировать!

Манкировать — это было новое модное словечко у мальчиков Рыбачьего Затона.

— Я не манкирую, — сказал Лёшка. — Сами брак даёте, а Дульков отвечает. Тоже не разговор.

— Нет, ты скажи, совесть у тебя имеется? По твоей милости мы с самолёта на паровоз перешли. А сейчас нас на велосипед пересаживают, на общий смех. Так и до улитки недалеко!

— Можешь словами высказываться, а насчёт рук это оставь, говорю. Ну, слышь, Бутырев?..

Капка ударил левой. Он был левша, и это было его преимуществом в драке. Противник не ожидал удара с этой стороны. Ходуля покачнулся и сказал:

— Не имеешь полного права! Попробуй только ещё раз!

Капка попробовал ещё раз. Хорошо ударил, сильно ударил. Все видели: он маленький, а не боится длинного.

— Капка, время! — кричала ему в ухо сестра Рима и тормошила его.

Он не слышал, он ничего не слышал. Он расправлялся с Лёшкой, этим лодырем Лёшкой, этим всем надоевшим, всё дело портившим Лёшкой.

— Что, получил? Нá ещё! Мало? На! Будешь? Прими за это! Сыт?

Он услышал, что сестра подсказывает что-то насчёт времени.

Да, такое время, а этот Лёшка срамит всех ребят. И вот вчера они ещё были на щите в первой графе, на самолёте, а сегодня уже по вине Лёшки еле держатся на паровозе, а того и гляди, их перенесут в пятую графу, под велосипед.

— Капитон, довольно тебе, хватит спать! Время уже.

— А ну тебя, Римка, вот пристала!.. Уйди. Мм… Вот как встану, да…

Всё стало уплывать куда-то вбок, порвалось, как в кино, когда происходит обрыв ленты.

Капка открыл один глаз. Над ним склонилась старшая сестра Рима.

— Уйди, Римка, уйди ты!.. Всегда ты доглядеть толком не даёшь! Видишь, человеку снится чего-то, можешь обождать!

Капка со злостью посмотрел на сестру одним глазом и попробовал открыть второй. Но глаз не открывался. Вот ещё неприятность! Это всё вчерашняя история. Конечно, это он подстроил, Лёшка. Парни со Свищевки сами бы не полезли. Да, дело было совсем не так, как сейчас приснилось. Ещё бы: он был один, а их трое.

Капка отвернулся от сестры и украдкой пощупал глаз. Эге, вот так гуля! Здорово запух. Наверно, заметно будет. Глаз медленно приоткрывался, словно и на свет смотреть не хотел. И верно, мало хорошего на свете, товарищи, особенно если вас так стукнуть.

— Мойся, Капка, да садись поешь, я сейчас лепёшек дам. С вечера тесто ставила.

— Некогда мне твоих лепёшек дожидаться, и так чуть не проспал. Говорил, вовремя буди! — Капка старался не поворачиваться к сестре правой скулой.

Рима ушла в сени. Он вскочил с отцовской кровати, вытащил из-под матраца аккуратно сложенные, чтобы прогладились за ночь, брюки, пошёл умылся. Глаз не то чтобы болел, но ныл легонько.

Проснулась маленькая Нюшка, села на кровати:

— Я уже поспала… Рима, а лепёшки будешь печь? Мне сколько дашь?

— Иди умойся сперва! — крикнула из сеней сестра.

— А почему Капка не умывался?

— А я умылся.

— Ну да, а у самого под глазом чёрное совсем.

— Нюшка, битой будешь, предупреждаю! — пригрозил вполголоса Капка.

— Не мылся, не мылся!

— Да раз не отмывается, — проворчал Капка. — Это кислотой попало.

Вошла с чайником Рима.

— Капка, глаз-то, вот так да! Это как же?

— Сказал, кажется, ясно: кислота. Ну, мне идти время.

— Глаз-то смотрит? — озабоченно спросила Рима, заглядывая в лицо брату.

Капка прищурил здоровый глаз и посмотрел ушибленным.

— Глядит. Полная видимость.

— Ты хоть в зеркало взгляни, какая у тебя видимость!

— Некогда мне по зеркалам смотреть, это твоё занятие главное.

— Да, а у самого вон что я вчера подобрала, из кармана выпало.

Капка увидел в руках у сестры маленькое зеркальце-книжку. Он подскочил к Риме:

— Дай сюда сейчас же и запомни на всю свою жизнь, что хватать его никто тебя не просит. Учти это для твоей же пользы.

— Ну, с левой ноги встал! — сказала Рима.

Капка промолчал. Он налил в кружку кипятку и стал сердито макать туда пригорелый сухарь. Маленькая Нюшка, торопясь, напяливала на себя платьице, путалась в рукавах, никак не могла выпростать голову и, зная, что брат спешит уйти, тыкалась изнутри в материю, лезла с вопросами:

— Капка, а когда ты мне фырчалку, чтобы сама крутилась, починишь? Ты обещал.

— Ладно, сделаю. Погоди.

— Нюшка, — послышался из сеней голос Римы, — ты в тесте ковырялась? Кто же это у меня разворочал всё тут?

— Рима, я правда не лазила, ей-правду, не лазила! — заспешила Нюшка, выбравшаяся наконец головой из ворота.

— Это, может, я, — признался Капка, уткнувшись в кружку.

— Кто же тебя звал туда лазить?

— Это я ночью на глаз лепёшки клал вроде примочки. Горело очень. Я клал сперва тряпку мокрую, а она больно быстро сохнет; а тесто хорошо: долго сырое. Я хотел обратно потом в квашню, да заснул.

— И не совестно тебе? Муки и так нет, а он…

— Чего ты привязываешься сегодня ко мне всё утро! — рассердился Капка. Он был не в духе. — Уйду вот от вас в общежитие, и существуйте тут одни без меня. Не дадут человеку поесть толком! — Капка, нагнувшись, собрался было утереть рот углом скатерти, но Рима выдернула её из-под рук. — Обойдусь без твоих лепёшек, не помру.

Он встал и большими пальцами обеих рук заправил складки гимнастёрки под пояс назад, поправил пряжку с буквами «РУ».

— Капка, — попросила Рима, — ты поколи дров мне, а я воды наношу. Постираться хочу сегодня. Да, ещё тётя Глаша вчера примус принесла. Иголка застряла, а у тебя магнит есть. И от Маркеловых костыль притащили. К ним сын вернулся, перекладинка отскочила. Ты почини, Капа.

— Ладно, вечером, как с работы приду, сделаю. Ну, где дрова? Давай колун, да живей, а то опоздаю.

Рима разжигала чурки, сложенные на шестке под маленьким таганком. Она чиркнула зажигалкой, из-под пальца метнулись остренькие искры, похожие на раскалённые гвоздочки. Щепки были сырые, не разгорались.

— Стой, дай-ка сюда, — сказал Капка, увидев зажигалку. — Это ты откуда взяла?

— Лёшка дал, Дульков.

— Так, — промолвил Капка и положил зажигалку в карман.

— Капитон! Это, кажется, не тебе подарили.

— Ты-ы-ы, — с уничтожающим презрением проговорил Капка, — привадила долговязого! Надо иметь всё-таки понятие, у кого берёшь!

— Не знаю я всех ваших делов.

— «Делов»! Семилетку кончаешь, а говорить, как правильно, не знаешь.

— Ну дел, всё равно.

— Нет, не всё равно. Он в Затоне у нас медь ворует, на базаре чиркалками торгует. Гнус он, спекулянт вредный, а ты его приваживаешь.

— Ну, и не твоя забота!

Капка, который был уже в сенях, вернулся, медленно подошёл к сестре. Маленький, плечистый, он смотрел на красивую рослую сестру снизу.

— А чья же ещё забота? Скажи! Ну? Отец что наказывал, когда уезжал? Ты это помни. А с сурпризом этим простись.

Он вынул из кармана зажигалку, пальцем провернул колёсико, зажёг, плюнул на огонь, повертел перед лицом Римы и сердито сунул в карман.

Вскоре со двора послышались глухие удары. Это Капка колол дрова. Дрова попались сырые, суковатые, осина. Колун застревал, поленья разваливались нехотя, со скрипом. Но Капка, рассадив с размаху толстый чурбак, вогнав клин колуна по самую середину, по-мужичьи ухая, ловко разваливал самые кряжистые и упрямые поленья.

Но вот дрова переколоты. Нюшка подобрала приглянувшиеся ей щепочки.

— Рима, я пошёл.

И Капка, надев фуражку и шинель, перепоясавшись поверх хлястика кушаком с латунной бляшкой, отправился в Затон на свой Судоремонтный.