Дорогой Джим

ЧАСТЬ ВТОРАЯ СЛЕД ВОЛКА

Палец Найалла, запнувшись о слово «могила», так и застрял там надолго. Чувствовал он себя так, словно пьет тягучее, черное вино — пьет и не может остановиться.

Кровь тяжелыми, неровными толчками стучала у него в висках — читать дальше не было сил… Растерявшись, парень никак не мог понять, на каком эпизоде из истории Фионы остановиться — поднести его к свету, чтобы получше рассмотреть. Что-то не давало ему покоя. Что тут самое важное, гадал Найалл. Возможно, ее встреча с Джимом? Нет, в такое как раз поверить легче всего. Любовная интрижка, которая разом перевернула всю ее жизнь?

Может, ему нужно задуматься над той страшной смертью, которую девушка приняла вместе с сестрой — и теткой — всего в четверти мили от того места, где сам Найалл в тот день разбирал почту?

Он так и не мог решить, что выбрать, за что зацепиться. Никак не связанные между собой образы кружились в его мозгу, реальные и выдуманные, в которых волки и люди, затянутые в черную кожу, гнались за женщинами, волокли их, кричащих, задыхающихся от ужаса, в чащу леса.

Парень снова осторожно потрогал последнюю страницу — и вздрогнул. Ему вдруг показалось, что Джим, как живой восстав из этого дневника, коснулся пальцем его небритой щеки — чтобы убедить в том, что он не плод воображения умирающей Фионы. Но больше всего Найалла потрясло другое — вплоть до самой последней страницы рука девушки ни разу не дрогнула… ни одно из нацарапанных ею слов не расплылось под капнувшей на него слезой. Нет, рука Фионы до самого конца была тверда — как дуло пистолета в руке убийцы. Внизу, под последней строкой, рукой Фионы была подведена жирная черта — словно задернули занавес. Но что это значило, ломал себе голову Найалл… Где второй дневник? Куда должен был отец Мэллой «бросить цветы»?

Больше всего на свете он сейчас жалел о том, что не может сесть и спокойно обсудить все это с Фионой. Ему еще никогда не доводилось встречать такую девушку — девушку, которая не стеснялась признать собственную вину и беспомощность, и это при том, что душа ее была словно выкована из какой-то редкой, еще неизвестной людям хромированной стали!

Интересно, смогли бы они стать друзьями, гадал Найалл. Нет, вряд ли — скорее всего, она даже не обратила бы на него внимания… как и все другие девушки, с которыми он делал робкие попытки познакомиться. Пару дней назад ему случилось проходить по Стрэнд-стрит мимо «дома убийцы», как уже успели прозвать его местные. Теперь он знал точно, где именно Фиона нанесла тетке смертельный удар лопатой, который хоть и не снес той голову, но тем не менее уложил ее в могилу. Найалл отнюдь не собирался идти на кладбище, чтобы там, встав на колени возле могилы Фионы, дать ей сентиментальную клятву отправиться посмотреть пирамиды — поскольку догадывался, что сама Фиона, вероятнее всего, подняла бы его на смех или обозвала бы идиотом, которому делать нечего, кроме как тратить время на покойников.

Тогда что ему делать?

Найалл рассеянно повертел дневник в руках — только теперь он делал это осторожно, как будто чужие мысли, до отказа заполнившие записную книжку, при неосторожном обращении могли пролиться на пол. Что теперь делать? Отнести дневник в полицию? Он живо представил себе, как будет сидеть в участке, пока один из дежурных сержантов станет допрашивать его, когда выяснится, что он нарушил закон, потому что не имел права забирать домой важнейшую улику. Он даже представил себе этого сержанта, жирного, с заплывшими глазами и пухлыми, как сосиски, пальцами. А Найалл будет глупо улыбаться в ответ, разыгрывая из себя доброго самаритянина, — до той минуты, пока тот же самый сержант не выяснит, что он и есть Найалл Френсис Клири, единственный сын Мартина и Сары Клири, которому когда-то давно едва удалось избежать обвинения в попытке физического насилия.

И что из того, что все это случилось, когда ему было всего пятнадцать и он стоял, прижавшись спиной к стене школы, пока чокнутый Ларри и его вечный прихлебатель и добровольный помощник Чарли швырялись в него камнями и обзывали его мать «чертовой уродиной» только за то, что она, хромая, опиралась на палку?! Что с того, что родители Чарли и Ларри согласились не доводить дело до суда, ведь отец Найалла ходил к ним и униженно кланялся и просил за сына — даже пообещал целый год бесплатно чинить им водопровод? Они никогда потом не говорили об этом между собой. Но с того дня, когда мать, поставив перед ним тарелку с ужином, спрашивала, вкусно ли, Найалл всякий раз слышал в ее голосе слезы благодарности.

Конечно, копы обязательно выслушают его, разве нет? Проклятье, пусть только попробуют не выслушать!

Но разгадка того, что случилось с Рошин и Ифе, спрятана где-то в Каслтаунбире, в церкви Пресвятого Сердца… Интересно, служит ли там еще отец Мэллой? Найалл, закрыв глаза, попытался угадать, кому же все-таки удалось ускользнуть из дома Мойры Уэлш? Кто спасся? Может, Ифе? Но если так, тогда почему ее не нашли? Впрочем, возможно, это была неустрашимая Эвви, явившаяся незадолго до того, как опустился занавес, и ушедшая раньше других? Или, может быть, бедняга Финбар, перестав рыдать, бросился на поиски, но так и не смог найти Фиону? Трудно представить, чтобы это была скептически настроенная Брона — разве что, устав лизать начальству задницу, она решила наконец сделать то, что требует от нее служебный долг. Отыскав в столе широкую резинку, Найалл скрепил ею рассыпающийся дневник и сунул его в рюкзак. Нет, он оставит его у себя, пусть эта записная книжка, которой совсем недавно касалась рука умирающей Фионы, укажет ему верное направление, пусть она придаст ему мужества!

Это была тайна, раскрыть которую предстоит Найаллу.

Трынь!

Еще даже не взяв трубку, парень уже заранее знал, кто звонит, — испуганно затрепыхавшееся сердце подсказало ему это еще до того, как в трубке раздался повелительный голос мистера Райчудури.

— Уже половина десятого, а вы все еще не на работе, — недовольным тоном проскрипел старший почтмейстер, о котором Найалл и думать забыл с той минуты, как открыл дневник и начал читать. — Как прикажете это понимать? Вы при смерти? Или в ваш дом ночью забрались грабители и унесли все имеющиеся у вас часы? Потому что я рассчитывал, что вы появитесь к восьми. Так что же случилось, мистер Клири? Прошу вас, просветите меня.

Господи Иисусе! Найалл затравленно глянул в окно — солнце уже высоко поднялось над подъемными кранами, которые пригнали сюда, судя по всему, чтобы превратить Нам в истинный рай для яппи. Оскар, бросив в сторону хозяина недовольный взгляд, шмыгнул на кухню — словно свидетель, спешащий поскорее убраться с места происшествия. Огненно-рыжий с черными полосками хвост кота, прежде чем исчезнуть за дверью, хлестнул Найалла по ногам — просто чтобы напомнить ему, кто тут главный.

— Очень извиняюсь, мистер Райчудури.

— Насколько я понимаю, это означает, что у вас нет ни холеры, ни какой-то другой смертельной болезни? И что вы пренебрегли своими служебными обязанностями вовсе не потому, что какие-то террористы взяли вас в заложники?

— Я просто читал книгу, сэр, — пробормотал Найалл, украдкой проведя пальцами по шероховатому переплету. Стараясь не слышать в трубке воплей возмущенного начальника, он попытался представить себе, что мысленно беседует с Фионой.

— Поскольку у меня нет ни малейших сомнений, что это всего лишь жалкая попытка скрыть тот факт, что вы опять занимались своей мазней, мистер Клири, то, будучи старшим руководителем почтового ведомства в Малахайде, я не вижу другого выхода, кроме как уволить вас. Надеюсь, вы не сочтете, что я поступаю с вами слишком жестоко или действую без всяких на то оснований? — В голосе мистера Райчудури теперь слышалась истинное страдание — словно у часового, после трех предупреждений вынужденного в конце концов спустить курок. Назвать его суровым наставником? Нет, это было бы слишком банально. Просто он был рожден командовать — а ему, как на грех, попадались неуклюжие новобранцы вроде Найалла, которые вечно подводили его.

Найалл услышал, как аристократический нос мистера Райчудури фыркнул, словно стараясь выдохнуть все разочарование, скопившееся за два года его, Найалла, службы.

— Все в порядке, мистер Райчудури, — бодро проговорил он. — Вы совершенно правы. Я действительно оказался не на высоте.

— Я позабочусь, чтобы вы получили свой чек не позднее чем через пять рабочих дней, — уже почти отеческим тоном пообещал его теперь уже бывший начальник. — Удачи вам, мистер Клири, при необходимости не стесняйтесь обращаться за рекомендацией. — В трубке ненадолго повисло молчание. Потом старый вояка вдруг ни с того ни с сего добавил: — Вы позволите мне высказать одно наблюдение? Конечно, вы можете отказаться, но…

— Напротив — сгораю от любопытства, сэр, — проговорил Найалл, краем глаза наблюдая, как Оскар раздирает когтями коробку с лимонным печеньем, которую он купил для себя. Зеленые глаза кота хищно сверкнули, напомнив ему, чтобы не совал нос в чужие дела.

— У меня как-то был учитель, которого картинки просто завораживали, — начал мистер Райчудури. Снова мысленно перенесясь за много миль отсюда, достойный наследник славы бенгальского полка задушевным голосом продолжал: — Со временем даже его жена и дети потеряли для него всякий интерес. И вот однажды, оказавшись на рыночной площади, он увидел изображение Вишну в виде божества, покоящегося на поверхности вечного моря, а множество миров, просочившись сквозь его кожу, образовывали вселенную. Но позволить себе купить ее он не смог — не хватило денег. Тогда он купил бумагу и разноцветные чернила и просиживал перед картиной день и ночь, пытаясь скопировать это великолепие во всех деталях. Шли дни, дожди сменялись засухой. Учитель начал кашлять — но продолжал упорно рисовать. Жена и дочери умоляли его вернуться домой, но он их не слушал. — Мистер Райчудури многозначительно кашлянул, давая понять, что сейчас начинается самое интересное. — И вот, мистер Клири, как-то ночью мой учитель умер — умер прямо на улице, изнеможение и пневмония свели его в могилу. Его семья осталась без средств к существованию и только по милости Божьей не была выброшена на улицу. Надеюсь, вы понимаете, к чему я клоню?

Найалл, чувствуя, как злость на этого самодура, вышвырнувшего его с работы, вот-вот избавит его от всяких угрызений совести, все же благоразумно проглотил ответ, уже висевший на самом кончике его языка.

— Сказать по правде, сэр, нет — не имею ни малейшего понятия.

Голос в трубке сменился тяжким вздохом — точно бравый офицер понял наконец, что все это время метал бисер перед свиньями.

— Не стоит тратить жизнь на мертвые картинки, мистер Клири, — проговорил он, прищелкнув языком, — в точности как мать, огорченная тупостью своего отпрыска. — Потому что ничем хорошим это не кончится.

Мистер Райчудури повесил трубку, оставив Найалла размышлять о том, что старый почтмейстер, в сущности, прав. Потому что его воображением и впрямь завладела картина: чудовищных размеров волк кружит вокруг трех испуганных женщин, а те, сжимая в руках ножи, пригнулись к земле, словно дожидаясь момента, когда можно будет пустить их в ход. Спохватившись, он вдруг ясно понял, что просто обязан написать эту сцену. А иначе все эти образы, теснящиеся у него в мозгу, попросту сведут его с ума.

Поспешно сунув в рюкзак несколько футболок, Найалл подхватил Оскара на руки и отволок в соседнюю квартиру, где упросил двух студенток, будущих биологов, приглядеть за котом пару дней, пока его не будет в городе. Прежде чем Алекс с Дженнифер захлопнули за ним дверь, Найалл еще успел перехватить последний укоризненный взгляд кошачьих глаз, словно говоривший: «Ну, куда бы ты ни собрался, надеюсь, ты свернешь себе шею!»

Чем дальше на запад мчался поезд, тем все более живым выглядел волк.

Успев на первую электричку, Найалл пристроился возле окна. Вагон был практически пуст, так что компанию ему составляли только забытый кем-то чемодан да какая-то девчушка, дремавшая в углу с наушниками в ушах. Пару раз куснув прихваченный из дома сандвич, Найалл уставился в окно, гадая, насколько ему хватит сотни евро, отложенных когда-то на черный день.

Как только покосившиеся сельские домишки исчезли вдали, сменившись каменными изгородями и насквозь вымокшими под дождем полями, Найалл вытащил из рюкзака блокнот, в котором обычно делал наброски, и машинально принялся рисовать. Он сам удивился, когда с листа на него вдруг немигающим, настороженным взглядом уставился чудовищный зверь. Мерное покачивание поезда и перестук колес куда-то исчезли, и Найалл, забыв обо всем, с головой погрузился в свое занятие — в точности как предрекал ему мистер Райчудури. Вскоре помимо глаз на листе появились густая серая шерсть, а вслед за нею и узкая пасть, в которой угрожающе сверкали клыки.

Найалл так увлекся, что даже не слышал, как металлический голос объявил следующую остановку, Терлс, а затем и конечную станцию — Корк. Между тем вокруг волка постепенно вырос лес, густой и непроходимый, с деревьями, которые, если приложить ухо к листку, казалось, шепчут, предупреждая о неведомых и страшных чудовищах, скрывающихся в его чаще. Найалл уже почти дорисовал замок с черными воротами посреди внушительной стены, когда ему случилось снова бросить взгляд на волка. Лапы получились достаточно удачно, но все-таки не совсем так, как хотелось художнику. Во всем его облике, в позе было что-то неестественное, но вот что именно ему не нравилось, Найалл никак не мог понять. Вдруг ему пришло в голову, что ощущение исходящей от зверя угрозы кроется не в том, чтобы максимально точно передать его физический облик, а в необходимости ощутить биение сердца огромного хищника, дать возможность зрителю почувствовать инстинктивный страх жертвы. Найалл со вздохом откинулся назад и отложил карандаш. Волк по-прежнему смахивал на огромного пса, возможно, лишь чуть более опасного. Девушка проснулась и, смерив попутчика равнодушным взглядом, отвернулась к стене и попыталась снова уснуть. Стали разносить чай. Найалл, сложив листок, сунул его в папку с рисунками. Он был вынужден признать, что почти ничего не знает ни об опасности, ни о зле, ни о многих странных и чудовищных событиях, о которых говорилось в дневнике Фионы. Так что если он намерен довести до конца свое предприятие, ему следует вспомнить совет, данный старшим почтмейстером. Из громкоговорителя вновь раздался голос, невозмутимо объявивший:

«Доброе утро, леди и джентльмены. Следующая остановка — Лимерик-Джанкшн. Пересадка на Лимерик, Эннис и Трэли. Конечная остановка — Корк».

Найалл, доев остатки сандвича, снова уставился в окно. Перед ним, за запыленным стеклом, расстилались поля, мягко закруглявшиеся к горизонту, где сплошной стеной чернели деревья. Что было за ними, Найалл не мог различить.

В первый раз с той самой минуты, когда он нашел дневник Фионы и добровольно, повинуясь внезапному импульсу, взял на себя роль его хранителя, в нем проснулся страх.

К тому времени, когда Найалл поймал попутку, водитель которой согласился подбросить почти его до того места, куда он хотел попасть, уже совсем стемнело. В любом случае ни одного автобуса из Корка до самого Каслтаунбира до шести часов вечера не было, так что Найалл довольно долго клацал зубами на вокзале под ледяным дождем, размышляя, стоит ли его затея того, чтобы так мучиться. Сам Корк, расстилавшийся позади железнодорожных путей, словно якорем, цеплявшим станцию Кент к остальной части города, показался ему вымершим — просто унылым нагромождением серых бетонных блоков, которое можно встретить в любом уголке земного шара.

Водители такси, прикрываясь от дождя, пробегали мимо него, торопясь к пабу. В их взглядах читалось презрение — еще один безденежный путешественник. Найалл не обижался — в сущности, так оно и было. Робко помахав им рукой, он гадал, случалось ли Джиму испытывать то же самое тоскливое чувство, будто все вокруг чуждо ему, — и в конце концов решил, что вряд ли. К этому времени Джим наверняка уболтал бы какую-нибудь дамочку и нежился бы сейчас в теплой постели — вместо того чтобы мокнуть под дождем.

Мимо пронесся какой-то юнец на мотоцикле — заметив уныло сгорбившегося Найалла, он притормозил и слегка повернулся в его сторону.

— Куда едешь?

— Куда-нибудь поближе к Каслтаунбиру, — ответил Найалл. Внутренний голос, встрепенувшись, зашептал ему в ухо, что, возможно, стоит остаться — и никуда не ездить… как бы потом не пожалеть об этом. Но кроссовки Найалла уже расползались. Он простоял тут битых пять часов — и до сих пор ни один человек не поинтересовался, куда ему нужно.

За щитком блеснули зубы. Ослепленный ярким светом фар Найалл увидел, как парень, смутный силуэт которого едва угадывался в темноте, коротко кивнул.

— Ладно, приятель. Тогда запрыгивай — ну, если не собираешься пустить тут корни.

Найалл поспешно уселся позади — и, моментально пожалев об этом, обхватил парня за талию. Желтый мотоцикл, подпрыгивая на ухабах и виляя во все стороны, карабкался вверх по склону холма с оглушительным ревом, от которого сотрясались стены тянувшихся вдоль дороги домов. Найалл, почувствовав, как содержимое желудка рванулось наверх, сцепил зубы.

Щурясь от дождевых брызг, Найалл уткнулся носом в потертую кожаную куртку — судя по хрупкому телосложению, его спасителем оказался парнишка несколькими годами моложе его самого. Окостеневшие пальцы скользили по мокрой коже — перепугавшись, что на очередном крутом повороте он вылетит из седла, Найалл заорал, чтобы тот сбросил скорость. Но парнишка то ли не слышал, то ли просто решив подшутить над незадачливым спутником, вместо этого еще прибавил скорость.

— Какого хрена тебе понадобилось у нас в Беаре? — прокричал мотоциклист, круто вильнув влево, чтобы избежать столкновения с грузовиком, ехавшим прямо по разделительной полосе. — Тут же тоска зеленая, приятель. Что тут делать — только пить да клеить евробабенок, больше ничего. А сам-то ты кто будешь? Какой-нибудь писатель небось? Или любитель путешествовать на своих двоих?

— Я работаю на почте, — проорал в ответ Найалл, едва не откусив при этом язык. Зубы у него клацали, как кастаньеты.

— С чем тебя и поздравляю! — расхохотался парнишка, выровняв мотоцикл. Дорога пошла под уклон, внизу блеснуло море. — Никогда еще не видел, чтобы почтальоны разносили почту в такую собачью погодку, как сейчас. Ну ты и крут, скажу я тебе! — Дождь понемногу перестал, превратившись в густой туман, грязно-белые клубы его липли к земле, словно облака, заплутавшие в темноте и перепутавшие небо с землей. Оглушительный рык мотоцикла поглотил остаток фразы — парнишка в шлеме газанул, выжимая из своего «железного коня» последние силы, и вцепившийся в мотоциклиста Найалл обреченно закрыл глаза, смирившись со своей судьбой.

Так они ехали около часа. Найалл уже всерьез подумывал о том, чтобы спрыгнуть на ходу, но потом отказался от этой мысли. На такой скорости это была бы верная смерть. Чем дальше они забирали на запад, тем страшнее ему делалось — дорога раскручивалась, словно пружина, и Найалл, зажмурившись, мертвой хваткой вцепился в парня. Мелькнул исхлестанный дождем щит с надписью «БЭНТРИ — Бианнтрай». Найалл, очнувшись, похлопал мотоциклиста по плечу, втайне надеясь на то, что тот наконец оставит в покое рукоятку газа. К его немалому изумлению, оглушительный рев мотоцикла оборвался, заскрежетал гравий, и они резко остановились возле развилки. Найалл, мысленно перекрестившись, неуклюже сполз на землю и, попытавшись выдавить из себя улыбку, с благодарностью протянул своему спасителю руку. Мокрые ветки сосен раскачивались у него над головой, словно исполинские «дворники».

Парнишка, подняв щиток шлема, весело подмигнул.

И тут оказалось, что лихой мотоциклист, из-за которого они пару раз едва не убились на скользкой дороге, девушка — на первый взгляд не старше восемнадцати лет.

— Спасибо вам огромное, — пробормотал Найалл. — Но, думаю, дальше уж я пешком…

— На здоровье, — кивнула девица, взглядом давая понять, что она думает о типах вроде него. — Вы еще ничего — продержались дольше других, — хихикнула она. — И зарубите себе на носу: на такой дороге, как эта, если увидите впереди фары, прыгайте на землю еще до того, как услышите шум двигателя, ясно? А иначе вас размажет по дороге — вы и глазом не успеете моргнуть. И тогда вам крышка, согласны?

— Спасибо.

Склонив голову на плечо, девушка разглядывала топтавшуюся возле нее жалкую фигуру своего случайного попутчика, чьи длинные спутанные волосы и потертые джинсы мало напоминали привычную форму почтальона. — Кстати, напомните, чего это вас занесло в Беару? Вы что-то говорили, да я не расслышала.

— А я и не говорил, — пробормотал Найалл. С тоской разглядывая пустынную дорогу, он мысленно прикидывал, много ли у него шансов, что кто-то остановится, чтобы его подвезти. — Разыскиваю одного человека.

— Тогда советую поторопиться, — опустив щиток, девушка решительно крутанула рукоятку, и мотоцикл послушно взревел. Она добавила что-то еще, но фраза так и растаяла в воздухе, когда девушка, лихо развернувшись, исчезла за поворотом, оставив после себя облачко едкого дыма. Найалл постоял какое-то время, глядя ей вслед и прислушиваясь к стихающему вдалеке рыку мотоцикла. Наконец он замер окончательно, теперь Найалл не слышал ничего, кроме шороха дождя. Ему оставалось не меньше тридцати миль. Парень с грустью оглядел кроссовки — одна из них, окончательно расклеившись, смахивала на открывшую от удивления рот саламандру, из пасти которой, словно язык, торчал черный носок. Откуда-то из-за скал снова донеслось эхо — судя по всему, сумасшедшая девица на мотоцикле пришпорила своего «скакуна». А потом все стихло, и Найалла обступила тишина.

— Предупреждаю — в призраков я не верю, — объявил Найалл, обращаясь к деревьям. Кого он пытался убедить, себя или их, было неважно, потому что сам он не поверил ни единому своему слову.

Единственный, кто приветствовал Найалла, когда он наконец дотащился до Каслтаунбира, был памятник боевикам ИРА, тот самый, о котором упоминалось в дневнике Фионы.

Он узнал его с первого взгляда — и догадался, что находится неподалеку от центра города. Найалл окинул взглядом пустую площадь и решил, что занимавшийся серенький рассвет не сделал ее ни на грош привлекательнее. По мере того как слабые солнечные лучи робко и безуспешно пытались продраться сквозь хмурую завесу облаков, его план докопаться до правды в деле об убийстве сестер Уэлш с каждой минутой выглядел все более безнадежным. Угрюмая фигура, застывшая в центре каменного креста, с повернутым влево лицом и с патронташем через плечо, сжимала в руках трофейную английскую винтовку «ли-энфилд» с таким видом, словно только и ждала приказа пустить ее в ход. Гранитные глаза неприветливо разглядывали Найалла.

И бар, и кафе под названием «Спинакер» в дальнем конце площади были еще закрыты. Какая-то довольно жалкого вида вывеска, сорванная ветром, тыкалась в бамперы машин на стоянке, словно слепой пес. Жалюзи на окнах пабов О'Хэнлона и Мак-Сорли были опущены, однако глухие звуки голосов, пробивающиеся из-за толстых стен, придали Найаллу смелости — он решил войти и убедиться самолично, открыты ли они. Какого черта, в самом деле, оглядев себя, возмутился Найалл. В конце концов, я промок до костей, умираю от голода, и мне позарез нужно переодеться во что-то сухое! А еще мне нужно решить, что делать дальше. Так чего же я жду?

Вывернувший невесть откуда грузовик едва не поставил точку в его путешествии — успевший в последнюю минуту отпрыгнуть в сторону Найалл сообразил, что был на волосок от гибели. Латунный молоток, звякнув, возвестил о его появлении, и нервы Найалла болезненно отозвались на этот звук.

Остановившись на пороге, он какое-то время молча озирался по сторонам.

Слева от него тянулись полки с банками с чаем, коробками с крекерами и конфетами — и Найалл сначала подумал, уж не ошиблась ли Фиона, когда описывала, как впервые услышала тут рассказ Джима о проклятом принце Оуэне. Но стоило ему только сделать пару шагов в глубь комнаты, как он понял, что внутри бар гораздо меньше, чем кажется с первого взгляда. Узкую барную стойку отделяла от бакалейной лавочки открытая дверь, а сцены как таковой не было вообще. Устроившись возле задней двери рядом с туалетами, Джим мог видеть каждого из посетителей бара. Вероятно, в этом и была его цель: гипнотизировать их взглядом, как поступает змея со своей беззащитной жертвой… А уж потом оставалось только выбирать из тех, у кого не хватило ума вовремя отвести глаза в сторону.

Модели парусников без мачт и оснастки были развешаны по стенам вперемешку с якорями. Повсюду красовались пожелтевшие от времени вырезки из газет со статьями, живописующими прелести здешних мест. Господи… Во рту у Найалла мгновенно пересохло. Он вдруг понял, что умирает с голоду, — последнее, что он съел, был пакетик с чипсами в поезде, и парень успел позабыть их вкус задолго до того, как впереди показались очертания Каслтаунбира. Но бармена и след простыл — Найалл, беспомощно вытянув шею, заглянул в темную кухню в надежде обнаружить там хоть какие-то признаки жизни.

— Что-то желаете, да? — проговорил низкий, невозмутимый голос у него за спиной.

Подскочив от неожиданности, Найалл поспешно оглянулся — и вначале не увидел никого. Только заметил, что рядом с дверью, через которую он вошел, имеется крохотный закуток, что-то вроде деревянной кабинки — в свое время его мать рассказывала, что там, откуда она родом, такие использовали свахи. Может, и эта служила тем же целям, промелькнуло у Найалла в голове. Правда, сейчас оттуда торчала голова, по виду которой трудно было предположить, что ее обладатель кровно заинтересован в соединении любящих сердец. Ничем не примечательная плоская физиономия, зубы почти не видны из-за мясистого нароста, когда-то, по-видимому, бывшего верхней губой, а из-за неумеренного потребления пива со временем превратившегося в нечто вроде уродливого козырька надо ртом, мешающего мужчине нормально говорить. Найалл осторожно приблизился — и заметил, что его собеседник в любовном гнездышке не один. Еще одна пара покрасневших, обветренных лап сжимала пинтовую кружку пива, в корявых пальцах дымила сгоревшая почти до самого фильтра сигарета.

— Хотел попросить пинту, — кашлянув, ответил Найалл, твердо решив стоять насмерть. Может, он и выглядит как бродяга, хорохорился он, но без борьбы не сдастся. Не зря же он выдержал целых два года под прицелом рачьих глаз незабвенного мистера Райчудури! Правда, тот, второй тип, выглядел пострашнее — он что-то шепнул девушке за загородкой. Что за черт, растерянно подумал Найалл.

Первый мужчина, поднявшись на ноги со звуком, который издает старый диван, если плюхнуться на него с размаху, какое-то время невозмутимо разглядывал Найалла. Потом зашел за барную стойку, нацедил полкружки пива, подождал, пока осядет пена, и наполнил ее до краев. Заскорузлые пальцы с жалкими остатками ногтей поставили кружку перед Найаллом тем привычным жестом, в котором не чувствовалось ни враждебности, ни подчеркнутого дружелюбия. Однако вместо того чтобы вернуться на прежнее место, мужчина остался стоять за стойкой — дожидаясь, когда его юный клиент сделает первый глоток, он внимательно, но без навязчивости разглядывал Найалла.

— Порыбачить приехали, как я понимаю? — спросил он, переглянувшись со своим собеседником, не спешившим выбраться из любовного гнездышка. — Рановато что-то. Погодка нынче не ах — лодки возвращаются полупустые. — Темно-карие глаза мужчины, встретившись со взглядом Найалла, угадали ответ еще до того, как тот успел сбивчиво изложить загодя состряпанное объяснение.

— Не совсем, — смущенно пробормотал Найалл, лихорадочно пытаясь придумать подходящий ответ и чувствуя, как воцарившееся в комнате молчание обволакивает его, словно плотное облако тумана. Его детство прошло в небольшом городке вроде этого под названием Киннити, в графстве Оффали, и он знал, что первый ответ приезжего накрепко въедается в память и потом всегда сверяется с тем, что вы беспечно рассказываете окружающим. В городишках наподобие этого неуклюжую ложь распознают мгновенно, а умелую — всего лишь чуть позже. Найалл уже подумывал, не рассказать ли правду, но, заметив скользнувшую по губам бармена усмешку, решил, что не стоит. — Приехал кое с кем повидаться, — небрежно бросил он.

— Вот, значит, как? — понимающе кивнул мужчина, продемонстрировав два ряда белоснежных зубов, словно вышедших из рук какого-нибудь дорогого дантиста с Беверли-Хиллз. Найалл ни на мгновение не усомнился, что они вставные. А настоящие, скорее всего, валялись в углу какого-нибудь другого бара, куда их небрежно смели веником после драки. Мужчина за стойкой нетерпеливо переступил с ноги на ногу — видимо, ему не терпелось поскорее присоединиться к своему собеседнику. — Может, я их знаю? Как их зовут-то — тех, к кому вы приехали?

— Они не из города, — пробормотал Найалл, отбив неуклюжую попытку мужчины вытянуть из него правду. Потом уткнулся в кружку и, сделав большой глоток, зажмурился, наслаждаясь разлившимся по желудку теплом. Ну, раз уж все пошло сикось-накось и этот идиот хренов мечтает устроить спектакль, с неожиданной лихостью решил он, то будет ему спектакль. — Собственно говоря, их всего трое. Мои приятельницы… давнишние, скажем так. Договорился пересечься с одной из них. Классные девчонки, понимаете?

Что он делает, черт подери?! Кто тянул его за язык? Впрочем, слишком поздно — слово, как говорится, не воробей. Краем глаза Найалл заметил, как второй мужчина, до этой минуты сидевший молча, встал и неторопливо направился к барной стойке, — и машинально сжал кулаки, когда тот остановился в двух шагах от него. На лицо мужчины Найалл не смотрел — взгляд юноши намертво прилип к его башмакам. Судя по всему, дорогие, от-кутюр, когда-то любовно сшитые вручную и явно не знавшие ни дождя, ни снега, сейчас они выглядели изношенными, украшавшие их крохотные латунные подковки уныло позвякивали, точно старые ключи в кармане. Повязанный на шее галстук, пропотевший и засаленный, казался грязно-серым — хотя когда-то, вероятно, отливал роскошной синевой.

— Трое, говорите? — переспросил мужчина абсолютно безжизненным голосом, заставив Найалла оторваться от созерцания его туфель и повнимательнее взглянуть ему в лицо. Наверное, в молодости мужчина был красив — на вид ему казалось не больше тридцати пяти, но избороздившие лицо морщины делали его старше. Темные мешки под глазами выдавали в нем человека, которого жизнь, порядком попинав, вышвырнула на обочину, да так и оставила там… Что таилось в его взгляде, Найалл не мог угадать — жалкая полоска света, пробравшаяся в комнату через открытую дверь, исчезла, когда та захлопнулась. Колокольчик чуть слышно звякнул.

— Да, трое, — храбро соврал Найалл, стараясь не выдать себя. Мужчина за стойкой качнулся. Э-э-э, старик… похоже, дело плохо, промелькнуло в голове у Найалла. Волна адреналина разлилась по крови, ударила ему в голову — сейчас ему сам черт был не брат. — Не думаю, что они уже приехали. Они велели ждать их тут — сказали, что появятся к открытию.

— Да? Ну, выходит, повезло тебе, парень, потому как мы с прошлого вечера не закрывались, — проворчал бармен, поставив свежую пинту перед Найаллом. Вторую такую же кружку он подтолкнул в сторону мужчины с пустым взглядом.

— А как их зовут-то? — поинтересовался мужчина с засаленным галстуком, в голосе его неожиданно появились умоляющие нотки. Приоткрыв рот, он воззрился на Найалла с таким видом, будто вся его жизнь зависела от того, что тот скажет, — и это почему-то страшно напугало Найалла. Он уже мысленно прикидывал, кому первому лучше врезать, если парню за стойкой вздумается вытащить бейсбольную биту или что у них там принято держать на всякий случай. — Пожалуйста, — настаивал мужчина. — Видите ли… у меня тоже когда-то в городе были три знакомые девушки. — Голос его вдруг угас, и бедняга вновь тупо уставился на кружку. — Забавные коленца иной раз выкидывает жизнь. Да, забавные…

— Спокойно, Финбар, — вдруг с неожиданной мягкостью в голосе перебил мужчина за стойкой. А потом бросил на Найалла взгляд, которым ясно дал понять, что тип в потрепанных туфлях от Гуччи, может, и выглядит странно, но с головой у парня все в порядке. — Ты ведь спрашиваешь об этом у всех, кто заглядывает сюда. А этот юноша уже уходит, — добавил он, послав ошеломленному Найаллу еще одну белозубую голливудскую улыбку, заготовленную специально для тех идиотов, которые являются в город, не удосужившись даже придумать приличную байку.

— Спасибо за пиво, — кивнув, Найалл вскинул на плечо насквозь промокший рюкзак и двинулся к двери. Что-то в этом опустившемся мужике с засаленным галстуком показалось ему смутно знакомым… но память молчала. Чувствуя, как взгляды обоих мужчин буравят ему спину, Найалл прошел мимо пустой клетушки — и тут вдруг что-то вспыхнуло у него в мозгу. Только сейчас он сообразил, что Фиона с сестрами в свое время один раз сидели именно там, где еще пару минут назад мусолил окурок тип с потухшим взглядом — и было это в тот день, когда они ждали выступления Джима.

На этом озарения не закончились — едва оказавшись на узкой улочке, Найалл вдруг понял, кто на самом деле этот опустившийся тип. И мысленно дал себе пинка — за то, что не догадался об этом раньше.

Нет, сердце Финбара разбила не измена Фионы, а ее смерть. То, как она ушла из жизни, сломило его окончательно.

Между тем поверхность моря у самого берега посветлела и засверкала, как серебро, но Каслтаунбир не спешил просыпаться. Лицо боевика ИРА даже на расстоянии казалось таким же хмурым и неулыбчивым, как и прежде. Вывеску, бившуюся о машины на стоянке, наконец сорвало на землю, и порыв ветра, подхватив щит, потащил его к пристани, где жалобно дребезжали оставленные кем-то велосипеды. Найалл подставил лицо солнцу, встававшему из-за острова Беара, потом принялся карабкаться на покрытый мхом утес. Он уже подумывал о том, чтобы свернуть на ближайшую улочку, отыскать укромную скамейку да вздремнуть часок-другой, как вдруг увидел синюю патрульную машину, неторопливо двигавшуюся по улице. Сидевшая за рулем молодая женщина в форме опустила голову на грудь, уткнув подбородок в воротник. Внезапно Найалл вспомнил, что чуть раньше заметил на дороге щит. Что же там было написано? Что-то по-ирландски… кажется, гостиница.

Найалл чувствовал, что так толком и не пришел в себя после той бешеной гонки на мотоцикле. Город с любопытством провожал его подслеповатыми глазами окон. «Что я скажу, когда кому-то снова придет в голову спросить, что привело меня сюда?» — гадал Найалл. И с удивлением обнаружил, что сам не знает ответа на этот вопрос.

Женщина, нарезавшая толстыми ломтями лососину к завтраку, который собиралась подать постояльцам, выглянула в окно, чтобы полюбоваться рассветом, и машинально отложила в сторону нож.

Унылая фигура, вынырнув из-за угла, двинулась по дорожке к ее дому, за спиной у юноши болтался рюкзак. Лицо его показалось ей смутно знакомым. Женщина была уверена, что уже видела его на дороге пару часов назад — юноша устало брел в направлении города. Было еще довольно темно, но она хорошо разглядела костлявые плечи и выдающийся вперед подбородок, к тому же молодой человек заметно сутулился. Тогда она быстро забыла о нем, решив, что наверняка это один из обкуренных парней, которые съезжаются сюда со всего света, чтобы оттянуться под свою проклятую музыку, а потом, не в силах доползти до дому, сворачиваются клубочком среди ее розовых кустов.

Звякнул колокольчик у дверей — женщина, нахмурившись, обернулась. Проклятый бродяга торчал у нее под дверью — она хорошо видела через стеклянную, точно прихваченную морозцем дверь его темный силуэт — парень шаркал ногами по коврику. Точно, бездомный, возмутилась она.

Вся жизнь Лауры Кримминс прошла в современном доме на берегу океана, в той же самой разноуровневой квартире, где она когда-то появилась на свет. Это была крепко сбитая, мужеподобная особа неопределенного возраста, могучим плечам которой мог позавидовать иной мужчина. Белоснежные волосы ее, коротко постриженные, плотно прилегали к голове, словно серебристый шлем. Лаура обращалась со своими постояльцами как строгая, но заботливая мать — и в результате ни один из них ни разу не заметил, что у нее частенько глаза на мокром месте. Кларк, ее муж, умер уже много лет назад, когда ему едва исполнилось тридцать восемь, так что Лаура давно уже овладела искусством отвечать улыбкой на сочувственные взгляды других женщин, провожавшие ее, когда она шла вдоль полок супермаркета. Вытерев нож, она сунула его в карман и только тогда направилась к двери. Отец Мэллой наверняка назвал бы эту ситуацию «возможностью сделать доброе дело». В глубине души Лаура была согласна — действительно, почему нет? Однако если незнакомец ей не приглянется — а соседи в один голос утверждали, что для нее лицо все равно что открытая книга, — она мигом выдворит его за порог. После той истории с Джимом нужно смотреть в оба, кого впускаешь в дом.

— Свободная комната найдется? — раздался из-за двери жалобный голос, и Лаура моментально прониклась к парнишке сочувствием. Очень юный, совсем еще мальчик, бедняжка… и один ботинок каши просит, умилилась Лаура.

— Входите, мой мальчик, — проговорила она, дружески положив руку ему на плечо, и тут же почувствовала, что парень промок насквозь. Похоже, история повторяется, уныло подумала она, с опозданием припомнив, что дала себе слово не связываться с подобными типами. Но несмотря на свою идиотскую футболку с изображением какой-то придурочной мартышки, паренек выглядел таким несчастным, что у нее защемило сердце. — Промок до костей… ах, бедняжка, — по-матерински посетовала она. — Ну-ка, живенько ступайте в девятый номер и сразу же в душ. А я принесу вам все сухое и оставлю за дверью, договорились? И никаких возражений, молодой человек! — ворчливо добавила она.

Найалл благодарно улыбнулся и молча закивал. Возможно, в легендах о неприветливости и подозрительности здешних уроженцев не больше правды, чем во всех этих байках о единорогах, по сей день населяющих окрестные леса?

— Ох… вот уж спасибо так спасибо! — растроганно прошептал он, прошмыгнув в дом. Потом обернулся и смущенно уставился на свою благодетельницу — сунул руку в карман потертых джинсов, вероятно пытаясь отыскать оставшиеся деньги, сочувственно решила Лаура. — Э… сколько с меня?

Лаура, насупившись, разглядывала мокрые волосы и беспечную улыбку юноши. Ему явно хотелось понравиться ей — но сквозь это желание смутно проглядывало что-то неуловимое… смахивающее на защитный барьер, только сделанный из такого материала, о котором она понятия не имела. Похоже, он что-то скрывает, но… Парнишка закрылся, как устрица. Ни лестью, ни чем-то другим его не проймешь — Лаура была уверена в этом. Но что бы ни пытался скрыть этот паренек, ему и в голову не придет среди ночи открыть дверь в ее комнату, на которую она самолично прибила дощечку с надписью «СЛУЖЕБНОЕ ПОМЕЩЕНИЕ», чтобы перерезать ей горло, пока она спит. Волосы, конечно, длинноваты, засомневалась она, придирчиво разглядывая его. Но, похоже, ей попался крепкий орешек.

— Ну, скажем, тридцать евро в сутки, включая и завтрак. Пойдет? — предложила она, нащупав в кармане холодную сталь ножа.

— Замечательно! — Обрадованный Найалл понесся к себе в комнату. Но потом снова остановился и повернулся к Лауре.

— Что-нибудь еще? — всполошилась хозяйка отеля. Лицо у парнишки было такое, словно кто-то прошелся по его могиле.

— Наверное, это звучит странно, но… вам никогда не доводилось слышать о девушке, которая разъезжает на черном мотоцикле? Она здорово гоняет… лихо так, знаете. В общем, рисковая девчонка.

Лаура, подняв к глаза к потолку, словно рассчитывая найти там ответ, покачала головой.

— Ммм… нет. Что-то никого такого не припомню, — по губам женщины скользнула улыбка. — Твоя подружка, да? Что — может, приготовить для нее комнату рядом с твоей?

— Нет-нет… так, случайная знакомая, — с извиняющимся видом замахав руками, пробормотал Найалл. — Еще раз большое спасибо. Тогда до завтра.

Лаура смотрела, как он зашел в свою комнату и плотно прикрыл дверь. Заперев входную дверь, она машинально обмакнула пальцы в чашу со святой водой, висевшей на стене под изображением Девы Марии. Черные мотоциклы… никогда о таких не слышала, подумала она, покачивая головой. И все-таки… все возможно. Лаура осенила себя крестом.

Нет, она не сомневалась в порядочности своего нового постояльца. Но нутром чувствовала, что парнишка скрывает какую-то тайну. Что-то его гложет, покачала головой Лаура. И что-то подсказывало ей, что тайна эта темная.

Не успел Найалл усесться за письменный стол, как почувствовал, что мыслями его вновь завладел Джим.

Вытащив из рюкзака пластиковую папку, где лежал его драгоценный блокнот для набросков, он вынул из нее чистый лист. Дневник Фионы уже лежал открытый на постели рядом с ним: в тех местах, где встречались непонятные ему пометки, которые он еще не успел расшифровать, или замечания, которые, как он чувствовал, могут подсказать ему, как могла закончиться эта история, лежали закладки. Например, кое-где на полях дневника стояли крестики, встречались и подчеркнутые девушкой слова, однако никакой связи с тем, что он уже прочел, Найалл пока не заметил — во всяком случае, смысл этих пометок пока ускользал от него.

На одной из страниц дневника ему попалась нарисованная рукой Фионы карта, где названия некоторых городков были отмечены крестиками, тогда как возле других их не было: так, например, возле Каслтаунбира их значилось целых два, тогда как возле Дримлига — всего один. Найалл предположил, что тут речь идет об убийствах: в Каслтаунбире были убиты двое — Сара Мак-Доннел и Томо, в то время как в окрестностях Дримлига значился только один убитый — та самая вдова по фамилии Холланд. Возле Эдригойла, Эйриса и Бэнтри крестиков не было. Зато названия почти всех окрестных городков пестрели вопросительными знаками — словно смерть на мотоцикле, странствуя в здешних местах, могла подкрасться к кому угодно, козе или овце, школьнику или хорошенькой девушке… И Фиона, зная об этом, намекала, что стоило бы покопаться в прошлом. Найалл отсутствием воображения никогда не страдал, однако сейчас его грызли сомнения. Уж слишком безупречно все выглядело. И как ни хотелось ему верить, что запертая в доме тетки Фиона до последнего дня находилась в здравом уме, все же, читая торопливо изложенную в дневнике ее версию событий, Найалл понимал, что такое, скорее всего, вряд ли возможно… Но ведь убийца, этот волк, все-таки существовал, разве нет?

Нет, Джим не просто похвастался, что забил Томо до смерти молотком, этим дело не ограничилось, во всяком случае, так подсказывал Найаллу здравый смысл. Он вновь принялся перелистывать исповедь Фионы, пока не отыскал те места в дневнике, где она описывала, как он занимался любовью или в чем проявлялась темная сторона его души — и ее рассказ вновь выглядел на диво логичным. Найалл мог поклясться, что чувствует присутствие Джима… Он даже оглянулся — на мгновение ему показалось, что seanchai, прильнув к окну, дохнул на него, после чего вывел на затуманенном стекле свое имя. Найалл поспешно вернулся к последней странице. «Мы — убийцы…» Фиона писала, что они дали клятву убить его — но как такое возможно? Неужели у них троих было время выполнить свою клятву — еще до того, как тетушка Мойра, вмешавшись, поставила на их планах крест?

В самой глубине его души вдруг будто шевельнулось что-то… по всему его телу, от кончиков пальцев на ногах до макушки пробежала дрожь — первый раз он почувствовал нечто подобное в ту ночь, на почте, когда в его руки попал дневник. Странное, почти болезненное ощущение в голове, внутри черепа, — как будто образы, теснившиеся там, скреблись, пытаясь вырваться на свободу.

Рука Найалла, словно сама собой, схватив карандаш, потянулась к чистому листу бумаги.

Спустя пару минут возникла рука в черной кожаной куртке, а за нею — мужчина… Полуоткрыв рот, он как будто тянулся к кому-то невидимому. Пальцы получились немного длиннее, чем хотелось Найаллу, однако они вполне соответствовали стройным, мускулистым ногам, привыкшим к долгому бегу… под синей джинсовой тканью угадывались литые мышцы. Как ни странно, глаза Джима появились на листе в самую последнюю очередь — на взгляд Найалла, они вышли слишком уж пустыми и невыразительными. Раздосадованный, он попытался придать им сходство с волчьими — но так вышло еще хуже, лицо Джима теперь смахивало на одного из героев дешевеньких японских комиксов в стиле «анимэ». Оставив на время Джима в покое, Найалл схватил отточенный карандаш, решив пока попробовать изобразить его жертву, когда вдруг дверь у него за спиной неожиданно распахнулась и кто-то без стука вошел в комнату.

— Как подумала, что ты тут, возможно, валяешься с пневмонией, так…

Миссис Кримминс, недоговорив, осталась стоять с открытым ртом. Найалл поспешно прикрыл незаконченный рисунок дневником — однако было уже слишком поздно. Во взгляде хозяйке промелькнуло что-то неуловимое — мелькнуло и исчезло, — а улыбка словно примерзла к губам. Похоже, она успела разглядеть набросок того, что настойчиво кружилось в мозгу Найалла, не давая ему покоя. Найалл сцепил зубы — никому, только, может быть, самому знаменитому в Штатах художнику из числа тех, кто рисует комиксы, прославленному Тодду Сэйлсу, он не мог позволить подобной дерзости!

— Спасибо, миссис Кримминс, — сухо проговорил он, увидев у нее в руках стопку сухой одежды: — Вы очень добры.

Хозяйка молча положила на стул пару мужских джинсов, свитер, куртку, поставила возле постели пару почти совсем новых башмаков, после чего молча вытерла совершенно сухие руки концом фартука, словно пыталась стереть всякий след, который могли оставить на ее коже эти вещи.

— Не за что, юноша, не за что… — Глаза ее вновь потеплели — миссис Кримминс старательно делала вид, что ничего не заметила. — Завтра утречком спуститесь позавтракать?

— Да, конечно. В половине девятого — нормально?

— Конечно. Значит, яйца и лососина в половине девятого, дорогуша, — повторила своим певучим голосом миссис Кримминс, вновь превратившись в приветливую хозяйку гостиницы, повернулась и выскользнула из комнаты, бесшумно прикрыв за собой дверь.

Какое-то время Найалл сидел, чувствуя себя так, словно мать застукала его с порнографическим журналом в руках.

Потом отодвинул в сторону дневник и принялся разглядывать незаконченный карандашный набросок. Как обычно, все получилось совсем не так, как ему хотелось. И дело не только в волке, над которым он безуспешно бился столько дней подряд. Если вы не в состоянии даже представить себе, как выглядит преследуемая им жертва, как можно рассчитывать передать на бумаге ту жажду крови, которая терзает хищника?! Встав, Найалл запер дверь и снова уселся за стол. Миссис Кримминс, возможно, приняла его за какого-нибудь художника-извращенца, но теперь уже ничего не поделаешь. Склонившись над столом, Найалл попытался представить себе ощущения жертвы в тот момент, когда пальцы Джима сжимаются у нее на горле и она чувствует, как жизнь понемногу покидает ее. Ему вспомнилась пропавшая сережка Сары Мак-Доннел, ее безжизненная, мертвая нога. «Как дела, леди?» — поинтересовался сказочник, усмехнувшись, прежде чем перейти к делу. И миссис Холланд — если ее убийцей был Джим — вряд ли испытывала в тот момент особе желание пококетничать.

И тут у него вдруг начало получаться…

Под карандашом Найалла на листке возле сжимающихся рук Джима стало появляться смутное очертание женской фигуры.

Сначала на бумаге возникли плечи женщины, слегка повернутые на бегу, потом появилась узкая спина, бедра, ноги, молотившие воздух, когда она отбивалась от рук убийцы. Почему меня так тянет к этому, растерянно спрашивал себя Найалл. Ответ пришел сам собой — парень даже подумать не успел, а он уже смотрел на него с бумажного листа широко открытыми голубыми глазами. Набросок моментально стал живым — хищник и его беспомощная жертва сплелись в страшном танце смерти.

Но даже при том, что волк на рисунке на этот раз принял человеческое обличье, Найалл по-прежнему не был удовлетворен. Глаза убийцы опять вышли не так, как ему хотелось. Раздосадованный юноша стер их ластиком и принялся рисовать снова, стараясь на этот раз придать им хищный блеск, чтобы их выражение не шло вразрез с позой убийцы. Потом добавил темных теней, чтобы скрыть под ними остальную часть лица. Дерьмо! Ощущение исходящей от Джима угрозы моментально пропало, лицо стало каким-то сонным. Злясь на самого себя, Найалл отшвырнул карандаш. Опять не вышло! Может, для того, чтобы изобразить на бумаге зло, нужно вначале увидеть его в плоти и крови?

Единственная смерть, которую видел Найалл, случилась много лет назад — когда живший от него через улицу маленький Дэнни Игэн угодил под автобус. Им обоим тогда было лет одиннадцать, не больше — Дэнни как раз выбежал из его дома, где они играли вдвоем. Мать Найалла еще успела крикнуть ему вдогонку, чтобы не перебегал улицу — но ее голос перекрыл визг тормозов и отчаянный крик. Стоя во дворе, Найалл мог видеть торчавшие из-под автобуса босые ноги Дэнни, на одной еще была сандалия. Они казались восковыми.

В тот же самый вечер, чувствуя себя каким-то упырем, Найалл воровато взял карандаш и бумагу, зажег карманный фонарик и с головой забрался под одеяло. Взрослые говорили о «трагедии», об «оборванной молодой жизни», но эти слова почему-то не будили никакого отзвука в его душе — ничего, кроме томительного, сосущего ощущения нереальности того, что произошло практически у него на глазах.

Водя карандашом по бумаге, маленький Найалл вдруг почувствовал, что происходит нечто такое, чего он и сейчас толком не мог понять. Перед его глазами вдруг появилась пара сандалий, которая неожиданно для него самого внезапно превратилась в настоящие ноги… а следом за ними возникло и безжизненное мальчишеское тело. Он вдруг ощутил, как ледяные пальцы страха стиснули ему горло — а за страхом пришло и ощущение потери. Дэнни, самый лучший его друг, мертв! К тому времени, как он закончил рисунок, дорисовав громаду автобуса, придавившую к земле тело Дэнни, добавив для убедительности в уголке фигурку полицейского, Найалл уже рыдал так, что перепуганные родители примчались из своей комнаты посмотреть, что случилось.

Это было настоящее волшебство… только роль волшебной палочки сыграли карандаш и бумага. И с тех пор все остальное в представлении Найалла существовало исключительно в двух измерениях.

Встав из-за стола, он подошел к окну — солнце, вскарабкавшись высоко над островом Беара, вновь превратило его в ничем не примечательную ловушку для мирных туристов. Нигде не таились волки — даже те, что носят потертые джинсы. Никому не угрожала опасность. Возможно, он совершил ошибку, приехав сюда, подумал Найалл. Упав на постель, он покачался на ней, пробуя пружины. Завтра, решил Найалл, он пустится на поиски следов, оставленных волком, и начнет со школы. Очень может быть, пришло ему в голову, что Фиона оставила после себя нечто такое, о чем ей и в голову не пришло упомянуть в своем дневнике.

Через минуту Найалл уже спал. Во сне черные ворота замка распахнулись, и целая армия всадников вырвалась в этот мир. Но единственным оружием каждого была лишь улыбка воина — самая страшная из всех, на которые способно человеческое существо.

— Кто вы такой?

Голос, словно возникший из ниоткуда, был холодным, как ледяной душ, и примерно таким же приятным. Найалл стоял в пустом классе начальной школы Пресвятого Сердца, до этого он успел уже оглядеть по меньшей мере восемнадцать учительских столов и сейчас держал в руках старый потрепанный экземпляр книги «Утерянные сокровища фараонов», когда ему вдруг так грубо напомнили, что он не один. Парень поднял голову и слегка поежился, почувствовав на себе взгляд, недвусмысленно давший понять, что на этот вопрос ему придется ответить.

— Вы, наверное, мистер Бринн? — предположила девочка, вытянувшись по стойке «смирно». — Тогда, выходит, за этот месяц вы у нас третий учитель, которого прислали на замену.

Найалл заметил и вычищенные до зеркального блеска туфли и перепачканные мелом пальцы — можно было не сомневаться, кто перед ним.

— А ты, должно быть, Мэри Кэтрин? — спросил он, стараясь согнать с лица улыбку, чтобы она, упаси Бог, не приняла его за уличного торговца сластями.

Поправив заколку в волосах, девочка оглядела его с головы до ног. На лице ее было написано сомнение.

— Возможно, — уклончиво пробормотала она, бросив быстрый взгляд через плечо на открытую дверь. — Я обычно прихожу пораньше — посмотреть, хорошо ли вытерта доска и не нужно ли принести мел. — Вдруг глаза ее сузились, превратившись в две щелки, взгляд стал подозрительным. — А где же ваши книги?

— Я… решил сначала посмотреть, что вы сейчас проходите, — поспешно соврал Найалл. Ответ прозвучал бойко — но недостаточно быстро, чтобы этот уникальный ребенок ему поверил. Судя по лицу девочки, первое, что пришло ей в голову, была мысль об очередном убийстве, на этот раз в школьном коридоре. Найалл зажмурился, моментально сообразив, что в лучшем случае его обвинят в насильственном вторжении или попытке кражи со взломом. — Как это неудобно, когда учителя постоянно меняются, верно? Сколько их у вас было после мисс Уэлш — трое? Кстати, она тебе нравилась?

Мэри Кэтрин молча уселась за свою парту в первом ряду — в паре дюймов от учительского стола. Руки она сложила поверх внушительной стопки учебников, которой позавидовала бы любая библиотека. При упоминании Фионы в лице ее что-то дрогнуло, в глазах появилась грусть, с которой люди обычно вспоминают давно умерших родственников.

— Да, она была ничего, — пробормотала девочка, — правда, пока не появился этот тип, Джим. А потом у нее вдруг крышу сорвало. Говорят, их с сестрами прикончила родная тетка, но моя мама считает, что не все так просто. — В первый раз за все время с начала их разговора настороженность ушла из глаз Мэри Кэтрин, и они стали по-детски любопытными. — А вы знали мисс Уэлш, да? Ну, я имею в виду — не по работе?

— Немного. Мы познакомились в Дублине, — взгляд Найалла помимо его воли метнулся к двери. Оставалось надеяться, что девочка ничего не заметила. До звонка оставалось минуты две, а ему так и не удалось обнаружить никаких новых улик. Отсюда он прямиком отправится на поиски отца Мэллоя — значит, придется придумать благовидный предлог, чтобы завладеть дневником Рошин, если, конечно, он существует. — Ты не знаешь, она тут ничего не оставляла? Ну, может, записную книжку или блокнот… что-то такое, куда записывала, что вы проходили на уроке?

Даже слабый проблеск надежды на то, что удастся обнаружить оставленный Фионой «клад» — записную книжку с упоминанием самых громких городских сплетен — мгновенно растаял, когда девочка, разом утратив к нему всякий интерес, принялась молча копаться в своих учебниках. Вытащив тетрадь в розовой твердой обложке, сплошь облепленную стикерами, она с гордостью продемонстрировала ее Найаллу.

— Я сама все записываю — это мисс Уэлш нас научила, — объявила Мэри Кэтрин с довольной улыбкой кошки, которая налакалась сметаны. — И даже то, о чем сама она забыла, — а такое случалось сплошь и рядом, стоило ей только увидеть его.

Найалл, взяв протянутую ему тетрадку, пробежал глазами сделанный аккуратным почерком длинный перечень пропущенных уроков, весь в разноцветных пометках. О том, что ему так хотелось узнать, тут, увы, не было ни слова. Как Джиму удалось уничтожить все следы — учитывая, сколько людей замешаны в этой истории, расстроился Найалл. Нет, видимо, в поисках последней главы надо было идти прямиком к отцу Мэллою. Похоже, дымовая завеса, которую оставил после себя Джим, стала действовать и на него, лишив остатков здравого смысла, разозлился Найалл.

— А этот тип, Джим… — делая вид, что с живым интересом изучает записи Мэри Кэтрин, с напускной небрежностью бросил он. — Он тоже умер… внезапно?

Гордое выражение лица Мэри Кэтрин исчезло, точно стертое тряпкой, а улыбка на губах стала более злобной и отвратительной, чем летняя буря.

— Все в наших местах знают, что случилось с ним, — пробормотала она, разглядывая плохо сидевшую куртку Найалла, и презрительно сморщила нос, будто увидев дохлую крысу. — Если вы дружили с мисс Уэлш, то почему вы спрашиваете?

— Ну… э-э-э… мы были не так уж близки, — запинаясь, пробормотал Найалл. Под этим проницательным взглядом он чувствовал себя точно насаженный на крючок червяк, которого вот-вот закинут в океан. Металлические нотки в инквизиторском голосе Мэри Кэтрин внушали ему ужас. Встав, девочка молча забрала у него из рук тетрадку.

Зазвонил школьный звонок. Интересно, а где остальные ученики, внезапно спохватился Найалл. Ни шума в коридоре, ни топота ног — почему-то это ему очень не понравилось.

— А вы действительно мистер Бринн? — осведомилась девочка, сверля его подозрительным взглядом. Да, голова у нее неплохо работает, подумал Найалл.

— А я этого никогда и не утверждал, — бросил он, дружелюбно улыбнувшись. Улыбка осталась без внимания. — Прости, но я не учитель.

Девочка, выпрямилась, горделиво расправив плечи, — точь-в-точь королева Шеба на троне, собирающаяся вынести приговор поверженным врагам.

— А я вам и не поверила бы. Ну а теперь посмотрим, что на это скажет директор. — Выпустив последнюю стрелу, Мэри Кэтрин вышла из класса, оставив Найалла наедине с покойными фараонами Фионы.

Пальцы Броны, помедлив немного, перевернули удостоверение личности с пометкой «Почтовое ведомство», которое предъявил ей длинноволосый молодой человек.

— Ну, надеюсь, вы тут не по поводу кражи почтовых марок? — со вздохом проговорила она. — И чем же вы занимаетесь, юноша? Забавы ради пугаете детей? А может, вы вообще эксгибиционист?[24] — Оба они сидели в патрульной машине, которую Брона унаследовала, когда сержант Мерфи, ее прежняя «тень», ушел на покой. За окном на почтительном расстоянии маячила миссис Гэйтли, школьная директриса — скрестив на груди руки, она с опаской поглядывала на Найалла. И конечно, Мэри Кэтрин тоже была тут — стоя возле директрисы, она откровенно наслаждалась спектаклем, по всей видимости уже заранее предвкушая арест.

— Ничего подобного я не делал!

Брона перехватила взгляд Мэри Кэтрин.

— Да — во всяком случае, насколько я слышала. Так чем вы тут занимаетесь?

— Ищу одного человека.

— Вы всем это говорите. И ни слова больше, верно? А бедняга Финбар просто с ума сходит каждый раз, стоит ему увидеть в пабе незнакомого человека. Знаю я вас! Приезжаете, разнюхиваете — решили, что раскопаете потрясающую новость, а потом сорвете знатный куш, да? Решили тиснуть статейку «Как это все началось», угадала? — Брона поджала губы с таким видом, будто у нее руки чесались выпороть его ремнем. — Шныряете по городу с того самого дня, как погибли Фиона и Рошин. Кровосос поганый, вот вы кто! — Брона, сморщившись от омерзения, порылась в рюкзаке Найалла. Судя по выражению ее лица, можно было подумать, он набит собачьим дерьмом. — Старые футболки, трусы, чистые носки. Наполовину съеденный шоколадный батончик. — Она с удивлением уставилась на него. — А фотокамера где? Оставили у Лауры? Решили, что она вас выдаст? Никакого стыда у людей нет! Ну ни на грош!

— Я не журналист, — попытался возразить Найалл, с тревогой глядя в окно — толпа родителей, прослышав о случившемся, окружила машину с таким видом, будто готовилась растерзать его в клочья. — Я…

«Я — кто?» — спохватился парень. Ему и в голову не приходило, что дело может кончиться этим. Я — вор и обманщик, бездельник, отрывающий честных людей от дела. И если я не придумаю, как выкрутиться, то, похоже, очень скоро составлю компанию тому китайцу, о котором писала Фиона…

Брона приоткрыла рот — по глазам ее было видно, что она готова поверить ему, — однако кое-какие сомнения у нее еще оставались.

— Ну и кто же вы? Небось один из этих новоявленных святош, которые валом валят в город, чтобы избавить нас от «поселившегося тут зла»? Поверьте, юноша, тут я и без вас управлюсь. Вот так-то.

— Нет-нет, я обычный почтовый служащий в городе, где умерли эти девушки, — признался наконец Найалл, сделав глубокий вдох, чтобы не так дрожали руки. — Сразу после того, как это случилось, одна из них, Фиона, отправила по почте свой дневник. Он оказался в корзине с неотправленными письмами… ну, и попал ко мне в руки. Я прочитал его. Только там больше вопросов, чем ответов. Из-за этого я и приехал сюда.

А родители продолжали стекаться на школьный двор. Один из папаш, взвесив в руке клюшку для ирландского хоккея на траве, уставился на Найалла с кровожадным блеском в глазах. Мэри Кэтрин услужливо указала ему пальцем на машину. Видишь, папочка, какой плохой дядя, читалось в ее глазах. Ах ты, маленькая ведьма, возмутился Найалл. Ждать оставалось уже недолго.

Но, к его изумлению, Брона завела машину и выехала со двора, помахав на прощание явно разочарованной таким поворотом событий толпе. Лицо девушки окаменело — такие лица бывают у людей, еще не пришедших в себя после шока от потери близкого человека. Последнее, что увидел Найалл, — невозмутимое личико маленькой Мэри Кэтрин. Думаешь, сбежал, да? — было написано на нем. Не рассчитывай — город у нас маленький, рано или поздно мой папа тебя найдет!

— Об этом мы еще поговорим, — проговорила Брона, явно уже не стараясь походить на крутого киношного копа, которым в свое время любовалась по телевизору.

Налетел ветер, по густому ковру травы, покрывавшему склоны Каха-Маунтинз, прошла рябь. Пасущиеся на склонах овцы, подняв головы, посмотрели на них без особого интереса.

Найалл, сгорбившись на пассажирском сиденье патрульной машины, в полном смятении слушал, как Брона проверяет его слова, позвонив единственному человеку, кто мог подтвердить, что парень не врет. Даже с того места, где он сидел, был отчетливо слышен рокотавший в трубке голос — похоже, новобранец вновь разочаровал своего бывшего «командира», с тоской подумал он.

Ухмыльнувшись, Брона повернулась к Найаллу.

— Он говорит, что разочарован — выдавать себя за служащего почты, да еще после того, как тебя уволили… Такого он от тебя не ожидал.

— А я и не утверждал, что я сейчас там работаю, — буркнул Найалл.

Брона подняла палец, приказывая ему помолчать, — голос в трубке снова забормотал что-то неразборчивое.

— А теперь он говорит, что ты, мол, опять не послушался, хотя он тебя и предупреждал, — прошептала она. — Говорит, что уверен — ты опять увлекся своими дурацкими картинками. Ничего не понимаю… о чем это он?

— Зато я понимаю. — Найалл с тоской уставился на щиплющих траву овец. Мысли его вновь вернулись к волку… только теперь образы волка и Джима настолько переплелись между собой, что перед его мысленным взором появилось существо, в котором от зверя было столько же, сколько и от человека.

— Спасибо огромное, мистер Райчудури, — поблагодарила Брона. Сунув телефон в карман, она шикнула на обступивших машину овец, потом перевела взгляд на море. — Знаешь, я ведь подвела ее, — негромко проговорила она. — Когда-то она была моей лучшей подругой — Фиона, я имею в виду, — и она пришла ко мне за помощью. И Рошин тоже. Но я не захотела им помочь. А сейчас уже слишком поздно.

— Возможно, нет. — Найалл сунул руку в карман. Он и глазом не успел моргнуть, как Брона, навалившись на него, сунула ему в лицо газовый баллончик.

— Постой! Я только хотел тебе кое-что показать! — завопил Найалл за секунду до того, как струя газа ударила ему в глаза. Медленным движением он вытащил из кармана потрепанный дневник Фионы и осторожно протянул его Броне. — Видишь? Я просто не мог… не мог сидеть сложа руки, когда он лежал передо мной — ведь я знал, что Фиону убили! Не мог — и все! Мне очень жаль, что так вышло. Но я уже зашел слишком далеко, чтобы волноваться из-за того, что меня сунут в кутузку за бродяжничество. — Он смутился — глаза Броны налились слезами. Она осторожно взяла в руки записную книжку, нерешительно открыла ее, торопливо перелистала несколько страниц, словно они обжигали ей пальцы. — Она была твоей подругой, я знаю, — снова заговорил Найалл, бережно выбирая слова. — Но, прочитав дневник, я тоже немного узнал ее. По-своему, конечно.

Оба долго молчали. Слышно было только, как ветер, посвистывая, бьется в окно машины. Внизу, в заливе, два рыболовецких траулера поспешно разворачивались, сражаясь со встречным ветром.

— Спасибо, что показал мне… правда спасибо, — немного успокоившись, прошептала Брона. — Но ты так и не объяснил, зачем приехал сюда. И что ты делал в школе, кстати, тоже. А родители школьников потребуют от меня ответа. И очень скоро, можешь мне поверить.

— Ну, так скажи им, что я — бывший парень Фионы, приехал из Дублина, — раздраженно буркнул Найалл. — Понимаешь, я хочу выяснить, что же все-таки произошло в том доме… и здесь тоже. Что случилось с Ифе… Куда она подевалась. И с Джимом.

Лицо Броны потемнело, взгляд стал отчужденным — и это вдруг почему-то напугало Найалла куда больше, чем ее гнев.

— Мы здесь больше не говорим о нем, — процедила она. — И ты тоже не должен.

— Неужели? А как насчет Джули Холланд из Дримлига? Вынесли вердикт, что она умерла, поскользнувшись на банановой кожуре, и закрыли дело — так, что ли?

Пальцы Броны снова стиснули баллончик с газом.

— Ты… — прохрипела она. — Ты хоть понимаешь, черт возьми, что ты мелешь?!

— Где-то в городе существует еще один дневник, — заорал Найалл — так оглушительно, что овцы, шарахнувшись, бросились врассыпную. — Твоя подруга Фиона сама пишет, что Рошин тоже вела дневник! Понятия не имею, как ей это удалось, но Рошин переслала его отцу Мэллою… правда, не знаю, получил ли он его…

Брона, схватив Найалла за воротник, с силой встряхнула его.

— Слышал о жестокости полицейских, Найалл? — прошипела она. — Так вот, учти, я могу переломать тебе руки, а потом бросить тут и уехать. — В глазах Найалла мелькнул страх. Выдохнув, Брона выпустила его воротник и даже слегка поправила.

— Черт возьми, совсем забыл… — пробормотал Найалл, сердце у него колотилось так, что едва не выпрыгивало из груди. — Ты ж всегда хотела походить на киношного копа.

Брона, пошарив в бардачке в поисках сигарет и не обнаружив пачки, сердито фыркнула.

— Заткнись! — буркнула она. — Я неделями занимаюсь тем, что гоняю из города журналюг и всяких идиотов — охотников за сувенирами. Все они первым делом прутся к отцу Мэллою — а все потому, что одна дублинская газетенка имела глупость упомянуть название нашей церкви. — Брона постучала кулаком по стеклу, чтобы отпугнуть сгрудившихся возле машины овец. — Проблема в том, что наш дорогой отец Мэллой умер месяц назад, упокой, Господи, его душу. И если кто-то что-то ему послал, я это найду. После его смерти я и кое-кто из учениц Фионы убирались у него в доме. Но люди вроде тебя продолжают ехать сюда. Все ищут «правду», видишь ли. Верно?

— Если ты имеешь в виду правду о том, что Фиона с сестрами сделали с Джимом, то да, — не колеблясь ни минуты, ответил Найалл. — И о том, сколько людей действительно были убиты — я хочу сказать, не считая нашего приятеля Томо. — Он почувствовал, что лицо у него горит, как накануне, когда бармен, схватившись за биту, собирался вышибить из него дух. Какого черта! За кого она его принимает?! Разве он не доказал уже, что явился сюда с самыми добрыми намерениями? — Но ведь ты ничего не хочешь знать, верно? А Сара Мак-Доннел? А та, другая девушка из Кенмара — та самая, про которую Рошин слушала по радио? Как насчет них? А что случилось с Ифе? Ее тоже убили — как Фиону с Рошин? Где мне ее искать — на кладбище? Может, подскажешь?

Брона молча повернула ключ в замке зажигания. Подбородок ее вновь уткнулся в воротник форменной куртки. Когда она заговорила, от прежнего дружелюбия в ее голосе не осталось и следа. Не глядя на Найалла, она сунула ему дневник Фионы с таким видом, словно боялась заразиться.

— Я бы пошла на похороны Фионы с Рошин, но, к сожалению, узнала уже слишком поздно… Их уже похоронили. Я убила несколько недель, пытаясь найти почтальона, который их нашел. Да что я тебе рассказываю… разве ты в состоянии понять, каково это — жить тут с тех пор, как все это случилось! Жить в городе, где на одной из улиц по-прежнему стоит «дом убийцы Мойры».

— Десмонд, — подсказал Найалл. Ему вспомнилась сгорбленная фигура старика. Груз вины, который он нес на своих плечах, превратил его в плачущего мальчугана. — После всего этого он словно в воду канул.

— Угу. Так что в следующий раз хорошенько подумай, прежде чем ворошить то, о чем люди хотели бы навсегда забыть, — в сердцах бросила Брона.

Найалл сделал вид, что не услышал угрозы в ее голосе. Порыв ветра бросил в окно соленые капли, слегка прибил на дороге пыль.

— Он мертв, я угадал? Джим, я имею в виду. Просто скажи — это так?

Брона, протянув руку, схватилась за ручку двери возле пассажирского сиденья и толчком распахнула ее.

— Неважно, — отрезала она. И толчком выпихнула Найалла из машины. — Здесь, у нас, воспоминания умирают мучительнее, чем люди, понял?

Парень рухнул в траву. Овцы, словно по ним пальнули дробью, брызнули в разные стороны. Порывшись в кармане, Найалл нащупал обратный билет и подумал, что имеет полное право вернуться домой и навсегда забыть об этой истории. Оскар? Коту наверняка все равно, вернется хозяин или нет. Глядя на опускавшееся за горизонт солнце, он вдруг понял, что не сможет оставить все как есть. И если поторопится, то сможет найти улики, которые подскажут ему, где может быть дневник Рошин — несмотря на весь тот вздор, что наговорила ему Брона.

Где-то, куда отец Мэллой сможет положить на него цветы… так, кажется, написала Фиона?

Пришло время поискать на кладбище.

Подобрав рюкзак, Найалл зашагал по дороге.

Что-то с этими огнями было не так…

Найалл предпочел вернуться в Каслтаунбир другой дорогой — просто на всякий случай, вдруг Брона караулит его, решил он. Дождь наконец перестал моросить, так что он двинулся в сторону города напрямик, через холмы, ориентируясь по еще не успевшему скрыться за горизонт солнцу.

Смеркалось быстро, острые отроги скал торчали из земли, точно чьи-то окостеневшие от холода серые руки, и Найалл, пару раз стукнувшись о них в темноте, сильно расшиб костяшки пальцев.

Наверное, поэтому он был так удивлен, когда вышел на проселочную дорогу и внезапно увидел нечто такое, что на первый взгляд смахивало на тысячи свечей, украсивших праздничный пирог какого-нибудь великана, — целое море огней вдруг выступило из темноты и надвинулось на него. Казалось, весь склон холма охвачен пламенем — но не было ни дыма, ни запаха гари. Огни горели ровно, выхватывая из темноты смутные очертания чего-то такого, что на расстоянии было трудно разобрать. Насколько Найалл помнил, об этом месте ни разу не упоминалось в дневнике Фионы — сориентировавшись, он сообразил, что находится к северу от города, на дороге, что вела в сторону Эйриса.

Добравшись до конца длинной живой изгороди, парень уткнулся в каменную стену — изъеденная временем, исхлестанная дождями каменная кладка казалась древней как мир. Огни, горевшие голодным, темно-багровым светом, кромсали напитанный влагой воздух — над ними повисло облако, которое, казалось, дышит, словно живое. Пальцы Найалла нащупали заржавленную калитку. Он слегка толкнул ее — калитка оказалась заперта. Он неловко попытался заглянуть через нее — и тут же замер как вкопанный.

Вот они. Письма. Известковая глыба была усыпана белыми клочками бумаги… кто-то порвал их — но остатки писем еще не успело унести ветром. Слабого мигания мобильника оказалось достаточно, чтобы разобрать надпись, — это старое кладбище Святого Финнеаса, кто бы он там ни был, этот святой. Окинув взглядом дорогу и не обнаружив ни души, Найалл принялся карабкаться на стену, осторожно выбирая, куда поставить ногу.

Оступившись, он кубарем скатился вниз, рухнул на землю по другую сторону стены и сморщился, почувствовав, как что-то горячее потекло по его руке. Слабо звякнуло разбившееся стекло. Найалл поднес пальцы к глазам, потом осторожно понюхал — пахло свечным воском. Потом огляделся по сторонам — повсюду, сколько хватало глаз, в красных стеклянных стаканчиках горели тысячи свечей, земля была сплошь покрыта ими, точно ковром. Кто расставил их здесь? Найалл не знал. Многие надгробия, которые он мог различить в темноте, были перевернуты — зато другие, ухоженные, выглядели словно воинский мемориал. То, что он видел перед собой, было частью внешнего кольца, окружавшего то место, откуда исходило наиболее яркое свечение. Напоминавшее террасу кладбище уступами спускалось вниз, и там, чуть дальше, в самой низкой его части багрово-красное свечение было настолько ярким, что окружавшие погост деревья мерцали в темноте, точно янтарные угли.

— Кто здесь?

Сердитый и в то же время испуганный голос, судя по всему, принадлежал молодой женщине. Найалл, вжавшись спиной в живую изгородь, с трудом различил почти сливавшуюся с темнотой женскую фигурку, распростертую на могильной плите. Он молчал. Так и не дождавшись ответа, девушка встала, сердито отбросила назад длинные волосы и принялась копать.

— Это ты, Шимус? Снова явился, чтобы воровать наши священные дары, да? Учти, на этот раз предупреждать не буду, так что пеняй на себя!

Интересно, сколько ей лет, гадал про себя Найалл, с трудом пытаясь втиснуться между двумя завалившимся надгробиями, и решил, что вряд ли больше шестнадцати. Чистый голосок незнакомки звучал твердо — в нем не чувствовалось ни сомнений, ни колебаний, а такая уверенность присуща только истинно верующим. Место, где он стоял, оказалось слишком низко, чтобы он мог различить в темноте черты ее лица. Между тем девушка вернулась к могиле, усевшись на надгробную плиту в позе лотоса.

Минутой позже клубившееся над кладбищем багровое облако прорезал какой-то странный, напоминающий пение, звук. Встрепенувшись, Найалл осторожно выбрался из-за надгробия и на цыпочках подкрался поближе. Подобравшись достаточно, чтобы почувствовать в воздухе аромат пачулей, который исходил от неизвестной певицы, он присел на корточки. Теперь он мог не только видеть, но и слышать ее. Но едва парень разобрал первые слова, как по спине у него поползли мурашки.

Это были песнопения, восхваляющие добродетели того, на чьей могиле сидела девушка.

— Да будут благословенны твои глаза… самые красивые во всем мире! Добрее тебя нет никого на свете… благословенно будь твое сердце! Благороднее тебя нет — благословенно будь все, что ты делал! Ты — самый…

— …самый страшный чокнутый маньяк во всем Корке, гореть тебе вечно в аду за это!

Звук голоса Найалла заставил девушку взвиться в воздух. Подскочив, она обернулась и оказалась нос к носу с длинноволосым незнакомцем, который поднялся из-под земли, — точь-в-точь воскресший Лазарь из могилы.

— Кто… Вы не имеете права быть здесь! — взвизгнула она.

— Имею — как вы и любой другой, думается мне.

— Вы кто — турист? Явились сюда, поливаете грязью имя порядочного человека, который и ответить вам не может! — Девушка наполовину была скрыта темнотой, но Найалл слышал, как она часто и неровно втягивает воздух сквозь стиснутые зубы. Ему внезапно стало неуютно.

Обойдя ее, он уставился на надпись, высеченную на могильном камне.

Ни упоминания Господа — ничего. Легко было представить, что даже сама мысль о том, чтобы устроить этому ублюдку более-менее достойное погребение, вызвала в городке небольшую революцию. Но то, что Найалл увидел здесь, ошеломило его. Море свечей, резные деревянные четки и еще что-то, весьма смахивающее на человеческий череп с вырезанным на лбу изображением сердца, сплошным ковром устилали землю вокруг могилы. Огрызки гниющих фруктов, полупустые бутылки виски и сотни… нет, тысячи написанных от руки записок, говоривших о благоговении, которое кто-то до сих пор испытывал к этому месту. Девушка припала к холодной плите. Ай да старина Джим! Даже мертвый, с изумлением подумал Найалл, подонок притягивает их к себе.

— Не думаю, что женщины, имевшие несчастье столкнуться с ним, согласятся с вами, — проговорил Найалл, не отрывая взгляда от опущенных рук девушки. Ему вдруг вспомнилась картинка, промелькнувшая в его мозгу, когда он трясся в поезде, — залитое кровью тело волка, в ярости искромсанное ножами, — и он на всякий случай осторожно отодвинулся в сторону.

— Это вы о тех, кто убил его, чтобы выглядеть героинями в глазах всего города? — злобно выплюнула девушка. — Заманили его подальше, чтобы никто не видел, как они сделают свое черное дело! А после оставили истекать кровью… словно какую-то собаку! — Все ее худенькое тело содрогалось от гнева.

— Так им в конце концов удалось это сделать? Я имею в виду — сестрам Уэлш?

Скрестив руки на груди, девушка какое-то время разглядывала Найалла. Пара свечей, испустив тихое шипение, потухла. Найаллу показалось, что в ее глазах блеснула искорка интереса.

— Так это вы — тот самый тип, что вломился сегодня в школу, верно? Ну конечно, как это я сразу не догадалась? — Отступив на пару шагов, она оказалась в самом центре круга света, отбрасываемого расставленными поверх надгробия свечами, — только сейчас Найалл, разглядев ее, сообразил, что девушке не больше четырнадцати. Глаза, смотревшие на него с мужеподобного лица, казалось, искали ответа — вот и хорошо, решил Найалл, слегка приободрившись. Пару минут назад он готов был поклясться, что она вцепится ему в горло. — Выходит, вы отыскали первый дневник, да? Так это правда? Можно его посмотреть? Пожалуйста!

Найалл опасливо отодвинулся — и внезапно оказался на самом краю верхнего уступа. Внизу, под ногами, была кромешная темнота. Трудно было понять, высоко ли ему придется падать, если он сорвется. А уж что с ним будет потом, оставалось только гадать.

— Тогда, получается, вы видели дневник Рошин? — в свою очередь спросил он. — Значит, он существует?

Девчушка протянула руку — словно хотела коснуться Найалла, чтобы убедиться, что он действительно существо из плоти и крови, а не какой-то призрак из кошмара, вызванный ее воображением, который вот-вот растворится в воздухе.

— Сама я его не видела, — прошептала девушка. Тоненькую шейку ее обвивало ожерелье из сухих цветов ириса. Почему-то это напугало Найалла больше, чем все остальное. — Но старая миссис Кейн говорит, отец Мэллой получил его незадолго до смерти. Никто не знает, где сейчас этот дневник. Он пропал! — Глаза ее блеснули. — Пропал, — сдавленно повторила она. — Все пропало…

— А твои… э-э-э… родители знают, что ты здесь, совсем одна… и все такое? — спросил Найалл, краем глаза поймав какой-то отблеск, скользнувший по вершинам деревьев и скрывшийся в темноте. Это было похоже на вспышку фар. — Думаю, они волнуются.

Девчушка не ответила — ее взгляд был устремлен куда-то в пустоту поверх плеча Найалла. Потом лицо ее вдруг стало сконфуженным — наверное, «кавалерия» прибыла чуть раньше, чем она рассчитывала, решил Найалл. Или вообще неожиданно.

— Им тут тоже нечего делать! — запальчиво бросила она, сжав кулаки, словно уже заранее приготовилась кинуться в драку.

Найалл, обернувшись, заметил несколько лучей света, плясавших на дороге как раз под каменной стеной — лучи метались из стороны в сторону. Глухое бормотание мужских голосов заставило его похолодеть. Кровь ударила Найаллу в голову. Путь к отступлению был отрезан. Найалл растерянно уставился в темноту под ногами, сознавая, что выхода у него нет, особенно если там, среди его преследователей, отец Мэри Кэтрин вместе с доброй половиной родительско-попечительского совета.

— Берегись, детка, — бросил он. А потом повернулся и шагнул в темноту.

Найалл прыгнул что было сил. Зажмурившись, он летел вниз, каждую минуту ожидая удара.

Ба-бах! Миновав несколько террас, Найалл с размаху приземлился на мягкую землю. Правда, при ударе он сильно расшиб лодыжку, но перелома, похоже, не было, во всяком случае, он мог по-прежнему двигать ногой. Втянув носом воздух, Найалл почувствовал запах свежей глины и от души возблагодарил Небеса за непрекращающийся дождь. Прямо над ним смутно выступали из темноты какие-то фигуры — его преследователи, топчась на выступе, водили фонариками из стороны в сторону — видимо, еще не потеряли надежду его отыскать. Черные силуэты, подсвеченные сзади багрово-красным светом свечей, смахивающих на адское пламя, выглядели как живое воплощение чьего-то кошмара.

— Вон он! — вдруг оглушительно заорал один из мужчин. — Во-он там!

Найалл поскользнулся, но страх прибавил ему прыти, и он, не оглядываясь, дунул во все лопатки. Несмотря на боль в лодыжке, он мчался так, что ему позавидовал бы олимпийский чемпион. Нога, которую он подвернул, с каждым шагом болела все сильнее, казалось, ее режут тупым ножом, но Найалл не останавливался. Последнее, что парень успел услышать, прежде чем исчез за холмом и сияние свечей скрылось в темноте, был умоляющий, истерический плач девушки. Он пронесся над кладбищем, словно вой издыхающей собаки.

— Вернись! — кричала она. — Отдай мне дневник! Слышишь? Верни-и-и-и-и-и-ись!

Еще не успев проснуться, Найалл услышал, как кто-то настойчиво шепчет ему в ухо. Детский голосок разорвал беспокойный сон, в котором Найалла преследовала девушка с внешностью хиппи, — бормоча какие-то заклинания, она возвращала мертвых к жизни.

— Проснитесь, мистер почтальон.

Найалл рывком сел и, помотав головой, проснулся окончательно. Было по-прежнему темно, и все, что он мог различить, — его же собственные насквозь мокрые ботинки. Он даже сам не помнил, как провалился в сон. Господи… сколько же он провалялся здесь, под спасительным козырьком поросшей мхом скалы? Его снова захлестнула паника — Найалл испуганно шарил глазами по сторонам, каждую минуту ожидая увидеть толпу рассвирепевших родителей с фонарями, готовых линчевать его на месте. Наверняка уже и веревку намылили, чтобы вздернуть его, с тоской подумал он. Но все было тихо, только где-то в кустах шуршала невидимая зверушка. Непонятно по какой причине снова вспомнив предостережение мистера Райчудури, Найалл неожиданно разозлился — проклятье, старый ворчун снова оказался прав! Интересно, сколько лет протянул тот учитель, о котором он ему рассказывал — тот самый, что, сидя на рыночной площади, год за годом пытался передать великолепие увиденной им картины.

— Сюда!

От ужаса Найалл взвился, словно подброшенный пружиной. Так это был не сон! Лодыжка, которую он подвернул, мигом напомнила о себе острой болью, и Найалл, мучительно взвыв, рухнул, вновь приземлившись на свой многострадальный зад. Этот голос, который ему послышался, он…

— Расслабьтесь, — хихикнул возле его уха ехидный детский голосок. — Они сейчас рыщут вдоль берега, это далеко отсюда. Но скоро они вернутся.

— Кто?!

Из-за дерева выскользнула детская фигурка. Это оказалась девочка. Черный прорезиненный плащ и сапоги, в которые она была одета, были размера на два больше, чем ей нужно, — наверное, стащила у матери, решил Найалл. Капюшон она натянула до подбородка, но Найаллу хватило одного взгляда, чтобы узнать честолюбивую шестиклассницу, одну из учениц Фионы.

Мэри Кэтрин с улыбкой присела возле него на корточки.

— Явилась помочь охотникам настичь жертву, да? — с горькой насмешкой выдавил он.

— Нет. Просто у вас есть кое-что такое, что мне нужно. Может, сторгуемся? Только не делайте вид, что не понимаете, о чем я говорю. — Вытащив из кармана плаща чудовищно огромный старый фонарь, она демонстративно положила палец на кнопку «Вкл.» и усмехнулась. — И учтите: мой папаша и остальные среагируют на него быстрее, чем на телефонный звонок! Они там все глаза проглядели, разыскивая вас. Уж очень им хочется глянуть на незнакомого парня, который долго-долго пробыл наедине с единственной дочкой мистера Кремина. Держу пари, горячая будет встреча!

Найалл затравленно оглянулся — узенькие лучики света, шарившие по дороге, явно были значительно ближе, чем минуту назад. Судя по всему, преследователи совещались, в какой стороне искать. Достаточно вспышки фонарика Мэри Кэтрин, и через мгновение они будут здесь.

Девочка, не обращая на него внимания, порылась в школьном рюкзаке, который висел у нее на груди. В ее руке оказался простой конверт из коричневой бумаги — выглядел он так, словно долгое время валялся в сточной канаве.

— Ну, что, по рукам? — спросила она. Странички записной книжки, которую она вытащила из конверта, заскорузли и покоробились, казалось, она вот-вот рассыплется на глазах. — Я уже сняла с него копию, так что он мне больше не нужен. Но зато мне нужна первая часть. Дневник мисс Уэлш. Покажите мне его.

Девочка наклонилась так низко, что Найалл машинально заглянул в широко раскрытые голубые глаза — ни жалости, ни даже намека на сомнение, ничего — одно ледяное упорство! Вздохнув, он сунул руку в задний карман брюк, нащупал шершавую обложку и покорно сунул его в руки Мэри Кэтрин.

— А кто была та девушка возле могилы? — не утерпел он.

Ужасное дитя невозмутимо пожало плечами.

— Кто ее знает? Они все время таскаются на кладбище — а смотритель гоняет их оттуда. Иной раз так обкурятся, что дым из ушей идет! — По губам ее скользнула хитрая улыбка. — Но мой папаша твердит, чтобы я опасалась незнакомых мужчин вроде тебя, а не каких-то полудохлых хиппи!

— И что, по мнению твоего отца, я пытался сделать с тобой в классе?

— Включите воображение! — коварно хихикнула Мэри Кэтрин. — После Джима родители теперь глаз с нас не спускают. Только сунься — мало не покажется.

— Маленькая ведьма.

Свободной рукой девочка сделала небрежный жест.

— Лучше бы спасибо сказали, что вообще отдала вам дневник Рошин. Могла бы этого не делать — загнала бы кому-то из журналистов. Их в городе до сих пор полным-полно.

— Как он к тебе-то попал?

Мэри Кэтрин улыбнулась.

Слева от Найалла снова замелькали огоньки, только теперь его преследователи явно чувствовали себя увереннее. Медленно, но неотвратимо они карабкались вверх по склону холма… к нему.

— После того как умер отец Мэллой, я помогала убираться у него, в доме священника, я имею в виду, — объяснила она. — А конверт… он просто лежал там, и все. Его экономка, миссис Кейн, даже не заметила, как я его взяла. Некоторые страницы отсутствуют. Должно быть, он какое-то время провалялся в мусорном баке под дождем. — Она вытянула шею, и луч фонаря задел ее макушку. — Все! Времени больше нет. Так что скажете — по рукам?

Найалл со вздохом протянул ей дневник Фионы. Она отдала ему тот, что держала в руке.

— И не вздумайте сидеть здесь, — предупредила Мэри Кэтрин, похоже, искренне озабоченная его безопасностью. Привстав, девочка указала на север, туда, где длинная гряда холмов тянулась к Эйрису. — Только не идите по дороге. Держитесь от нее в стороне. Пройдете полчаса — увидите брошенный коттедж. И не бойтесь. Я никому про вас не скажу. Обещаю.

Лодыжка болела адски, но страх, добавив адреналина, гнал Найалла вперед. Парень машинально провел ладонью по дневнику Рошин — на ощупь он мало чем отличался от дневника Фионы, разве что пострадал сильнее, вероятно, от непогоды. Первая страница превратилась в какую-то бесформенную массу, так что разобрать, что там написано, было уже невозможно.

— Но почему ты мне его отдаешь?

Девочка нахмурилась, словно ничего глупее в жизни не слышала.

— Потому что мисс Уэлш всегда говорила, что с незнакомыми людьми нужно вести себя по-хорошему, — наставительно проговорила она и через мгновение растаяла в темноте, оставив Найалла одного под дождем с новым сокровищем в руках.

Он прошагал через поля не меньше часа, прежде чем уперся в каменную стену.

Что там, за ней, разобрать было невозможно — набухшие дождем тучи провисли до самой земли, укрыв собой близлежащие холмы, серый туман извивался между ними, словно кольца каких-то омерзительных змей. Спотыкаясь в темноте, Найалл побрел вперед, направляясь туда, где, как ему казалось, виднелась дверь. Легкий толчок, слабый скрип — и он внутри. Пальцы Найалла нащупали выключатель, — увы, тот не работал. Потом он наткнулся на что-то мягкое и застыл, давая глазам привыкнуть к темноте. Что это — диван… стул? Нагнувшись, Найалл провел рукой — что бы это ни было, оно оказалось сухим. Где-то над головой капала вода — наверное, прохудилась крыша. Ногу Найалла жгло, как огнем. Однако любопытство было сильнее боли.

Включив мобильник, он поднес светящийся экран к лежащей на коленях тетради. Не увидят ли слабый синеватый свет его преследователи? Опустив телефон к самому полу, Найалл разглядел высохший крысиный помет и клочки изгрызенной бумаги. Похоже, тут уже довольно давно никто не жил. Сунув телефон обратно в карман, Найалл повернул голову туда, где, как ему казалось, должно было быть окно. Там царила кромешная тьма. Кажется, от погони удалось оторваться. Может, Мэри Кэтрин направила отца в противоположную сторону, к вершине холма? Как бы там ни было, какой-никакой свет у него был — значит, есть возможность заглянуть в дневник. На экране мобильника оставались еще три деления, а ждать рассвета было недолго.

— Ну же, поведай мне свою тайну, Рошин, — прошептал Найалл, открывая первую страницу.