Дорогой мести

Глава 1 Мальчишеская мечта

Джон достиг прекрасного возраста – ему стукнуло четырнадцать. В это время мальчишки обычно обладают силой и стремлениями взрослых при полном отсутствии ответственности. Но Джон Таннер вот уже несколько лет вел себя как вполне надежный человек. Если быть точным, то с восьми. Он колол щепки для растопки, мыл и вытирал посуду, помогал стирать белье по понедельникам, скреб полы и следил за чистотой окон. Его тетушка жила тем, что содержала пансион, и, если бы не помощь маленького Джона, ей пришлось бы нанять опытного слугу.

Она обычно подчеркивала, что таким образом он зарабатывает себе на хлеб, на учение и крышу над головой. Сознание этого наполняло мальчишку гордостью, хотя от тяжелого физического труда у его рта залегла горькая складка, а взгляд стал пристальнее, чем у других детей его возраста. Только после полудня по воскресеньям да в немногие часы каникул Джон выкраивал время, чтобы выйти во двор позади дома и поиграть в индейцев.

Эта игра была его страстью, поскольку в те дни с Запада проникали захватывающие рассказы тех, кому довелось столкнуться с равнинными индейцами. Одежды из бизоньих и бобровых шкур рекой лились из далекого дикого зеленого моря прерий. А однажды Джон своими глазами увидел четырех индейцев в их полной боевой раскраске, промаршировавших в рекламном шоу по улицам Нью-Йорка.

«Неприлично так выставлять себя напоказ», – прокомментировала тот случай тетя Мэгги. Тем не менее это дало воображению мальчика крылья, способные унести в страну заветных мечтаний, и не только по ночам, когда он лежал с открытыми глазами, всматриваясь в темноту, но и средь бела дня, во время небольших передышек от работы. Если он на минуту отвлекался от мытья посуды или на мгновение, опершись о черенок лопаты, замирал, копая землю на заднем дворе, чтобы разбить огород, ему тут же рисовались картины безбрежных прерий, бегущие табуны огромных бизонов и нагоняющие их, скачущие во весь опор краснокожие всадники.

Джон думал об этих далеких местах не то чтобы с надеждой, а как ребенок может мечтать о волшебной стране из сказок «Тысячи и одной ночи», хотя буквально впитал их в свою плоть и кровь.

Задний двор был большим. Он простирался на весь квартал, занимая все свободное место до следующей улицы. Когда-нибудь его застроят, но в ту пору двор зарос кустарником, молодыми деревцами и казался Джону Таннеру достаточно диким, что ему и нужно было для игр. Высокий дощатый забор создавал относительное уединение и защиту от посторонних глаз, если не считать окон соседнего дома, но большую часть времени в течение дня они были закрыты ставнями.

Одежда мальчишки, очень простая, состояла из старых брюк, которые он собственноручно ушил, чтобы они облегали ноги, как обтягивающие штаны из оленьей кожи, толстых носков с пришитой к ним кожаной подошвой, наподобие мокасин, и головного убора из больших петушиных перьев, выкрашенных чернилами в желтый, красный и ярко-алый цвета. Оружием служили самодельный лук с несколькими стрелами, сделанными с большим терпением, вместо томагавка – старинный топор, а палка с плодом пекана заменяла шишковатую военную дубинку. Кроме того, у Джона был выброшенный мясником нож с наполовину сломанным лезвием. Оставшуюся часть лезвия он сделал с помощью точильного камня острым как бритва. Поскольку оно было из отличной шеффилдской стали, то стало самым настоящим оружием, и, когда Джон Таннер думал о нем, сердце его радостно ускоряло биение.

Большую часть свободного времени мальчик проводил с ножом, тренируясь в бросках, и так в этом преуспел, что с расстояния двадцати футов почти без промаха попадал в тонкий ствол молодого деревца.

Конечно же Джон был доволен своей ловкостью и меткостью. Даже осмеливался, достигнув такого мастерства, считать себя настоящим обитателем равнин или гор.

У него было много времени на тренировку, но он все равно бесконечно практиковался – либо на заднем дворе, либо просто мысленно: множество раз целился из деревянного ружья, тысячи раз вонзал острый нож в сердце врага и постоянно представлял себе, что снимает скальпы, скачет на диких мустангах, побеждает в сотнях войн.

Но когда мальчуган на мгновение оставлял игру и отдыхал, до него доносились звуки реальной жизни природы – хлопанье крыльев и посвистывание птиц, а весной – настоящее птичье пение. Тогда Джонни подкрадывался к пернатому певцу с такой осторожностью, будто силился поймать не только птицу, но и ее радостную песенку.

Так он прожил с тетушкой Мэгги шесть лет. А потом приехал его отец, и все переменилось.

Мальчик не много слышал об отце, потому что, когда упоминал о нем, на лице тетушки Мэгги появлялось скорбное выражение. О родителях он знал только то, что мама умерла вскоре после его рождения, а отец последние десять лет, путешествуя, вел полную приключений жизнь торговца. Время от времени он присылал им деньги, но всегда не слишком много, поэтому появление его самого удивило и Джонни, и тетю Мэгги.

Внешне отец был здорово похож на сына. Гилберт Таннер оказался среднего роста, крепким и подвижным, с добрыми серо-зелеными глазами и каштановыми волосами, но на Востоке, откуда он приехал, они выгорели и стали желто-коричневыми. Лицо тоже было покрыто загаром и отмечено страданиями.

Однако двое родственников были удивлены не столько его внешностью, сколько – богатством.

Гилберт Таннер был одет скромно, но как настоящий состоятельный джентльмен. В руках он держал трость, которой владел так, что тростник казался почти настоящим скипетром, а шейный платок, доходящий почти до подбородка, придавал его манерам некое высокомерие.

С ним вместе прибыло шесть огромных сундуков! Вместе с дорожными сумками и мешками, которые тоже входили в багаж, они заполнили весь чердак пансиона от одной стены до другой.

Отец приехал вечером. И они просидели, разговаривая с ним, до полуночи.

– Мэгги, – сказал он тетушке Джона, – высели всех своих жильцов, да как можно поскорее. Верни им плату за этот месяц и выстави вон. И тогда мы немного подновим наш старый дом. Корпус, похоже, еще крепкий, а вот каюты нужно перестроить, да и верхнюю палубу, по-моему, тоже не мешает заменить.

Мэгги сидела, сложив красные натруженные руки на коленях.

– Гилберт, – произнесла она, – что это значит? Ты разбогател, Гилберт?

Брат задумчиво посмотрел на нее, и вид у него был такой, словно он что-то подсчитывает.

– Да, – отозвался наконец, – я богат. Думаю, теперь можно так сказать. Ведь деньги еще не отменили в этом мире. Ты теперь больше не будешь работать, моя дорогая. Ты свое отработала, и за себя, и за моего мальчика.

– Он не был мне в тягость. Он был мне в радость. Он мне хорошо помогал, – проговорила тетушка Мэгги со слезами на глазах.

Гилберт поднял руку, призывая ее к молчанию, и пояснил:

– Я хочу, чтобы вы забыли все эти годы. Я постараюсь дать вам счастье, которое поможет вам о них забыть. Что касается меня, то я этого никогда не забуду. – Затем обратился к Джону: – Ты простишь меня, сынок?

Джонни Таннер зарделся. Ему никогда не приходило в голову, что он вправе требовать что-то у отца. Даже и не снилось, что он может его за что-то осуждать. Поэтому сейчас мальчик покраснел и в отчаянии уставился в пол.

Однако уже на следующий день он увидел свет небес. Отец повез его в центр города и одел с головы до ног в лучшую одежду.

– Сойдет и это, пока портной над тобой как следует не потрудится, – заметил Гилберт Таннер. – А теперь расскажи, что тебя больше всего интересует.

– Индейцы, – выпалил сын и покраснел.

Отец бросил на него косой взгляд, неожиданно ставший холодным, пристальным и критичным. Потом спросил:

– Ты имеешь в виду краснокожих, верно?

– Да, – подтвердил Джон.

– Ты хочешь снимать скальпы, я полагаю, и иметь табун пони?

Джон посмотрел на него с сожалением. Доверие мальчика можно завоевать, но не насильно.

– У меня самого были такие же мечты, – сообщил отец.

– Знаешь, – признался Джон, – я тоже немножко об этом подумываю.

– Самый лучший способ скоротать зимний вечерок, – поддержал его Гилберт Таннер. – Полагаю, у тебя есть ружье, мой мальчик?

– О нет! Конечно же нет.

– Никогда не пробовал стрелять?

– Стрелял, и довольно много. Тетушка Мэгги давала мне время от времени деньги на день рождения, на Рождество и так далее. Я ходил в городской тир и стрелял по мишеням.

– Тебе нравится стрелять?

– Больше всего на свете.

– У тебя будет ружье, и не одно, – заявил отец. – И лошади тоже. Положись на меня! Ружье, пистолеты и все, что ты захочешь. Составь список. Теперь у тебя будет новая жизнь, Джонни.

И эта жизнь началась в тот же день. Они вернулись домой с парой мелкокалиберных ружей и парой легких пистолетов.

– Это для начала, – заметил Гилберт Таннер. – Потом получишь кое-что получше.

Получше? Когда мальчик смотрел на блестящий металл оружия, лежащего на его кровати, то чувствовал себя словно в раю. Он гладил ружья и пистолеты и просто был в них влюблен. А Гилберт Таннер наблюдал за ним с грустной улыбкой.

В тот же вечер после ужина тетушка Мэгги сразу же отправилась спать из-за головной боли. Все происходящее слишком ее взволновало. Днем она то принималась плакать, то смеялась или хихикала, ее била дрожь.

Джон сидел на краешке стула и наблюдал за отцом, расположившимся в противоположном углу гостиной. Гилберт Таннер держал спину очень прямо, словно кавалерист, но не из-за нервного возбуждения, а по привычке, как человек, привыкший командовать другими людьми. Джону было непросто смотреть в его умные серо-зеленые глаза, но, время от времени улыбаясь, он это выдерживал. Ему хотелось найти слова, чтобы выразить свою благодарность за поток подарков, которых, по его мнению, было достаточно, чтобы осчастливить его на всю жизнь. Но слова не шли на ум. В горле стоял ком.

– Тебе что больше понравилось, ружья или пистолеты? – спросил отец.

– Пистолеты, – не задумываясь ответил мальчик.

Отец слегка приподнял бровь.

– Наверное, я не прав, – покаянно пробормотал мальчик.

– Ну, – откликнулся Гилберт Таннер, – пистолеты – вещь очень неплохая. Особенно если ты собираешься брать на абордаж пиратское судно или останавливать богачей ночью на большой дороге. Конечно, для этого пистолеты сгодятся. – Тень веселой улыбки скользнула по его лицу, и он добавил: – В противном случае, думаю, ружье гораздо полезнее.

– Я об этом не задумывался, – признался Джон. – Но знаешь, если придется сражаться с индейцами, то пара пистолетов…

Он заставил себя замолчать, прикрыв рот ладонью. Глаза его округлились, взгляд остановился. Мальчуган понял, что свалял дурака. Но его отец только согласно кивнул.

– Я тебя прекрасно понимаю, – заявил он. – Пистолеты предназначены для стрельбы с близкого расстояния. Но с этим им все равно не сравниться.

– С чем? – не понял мальчик.

– Вот с этим, – ответил отец и откуда-то из-под полы вытащил нечто, очень похожее на пистолет, за тем небольшим исключением, что у основания его дула был какой-то странный стальной цилиндр.

– Эта небольшая штучка янки стреляет ровно шесть раз без перезарядки. Ты сможешь уложить сразу шесть индейцев, Джон. Не успеешь и глазом моргнуть, как получишь шесть трупов. Как тебе это нравится?