Вариации на тему: IX. Разговор перед рассветом

— Лазарус, — промолвил компьютер, — а вам спать не хочется?

— Не подкалывай меня, дорогуша. У меня были тысячи бессонных ночей, но я все еще тут. Человек никогда не перережет себе глотку после бессонной ночи, если за ним есть кому приглядеть. Минерва, ты составила мне неплохую компанию.

— Благодарю вас, Лазарус.

— Это правда, девочка. Если я усну — великолепно. Если нет, незачем сообщать Иштар. Все равно ничего не получится; она затеет снимать с меня всякие диаграммы и графики — разве не так?

— Боюсь, что так, Лазарус.

— Ты это прекрасно знаешь. А посему у меня есть прекрасное основание вести себя как ангелочек, не забывать мыть уши и поскорее закончить реювенализацию, чтобы вновь обрести личное уединение, — это необходимо людям не менее чем общество себе подобных. Можно свести человека с ума, лишив его того или другого. Вот почему я и решил соорудить «Мезон Лонг» — чтобы у моих ребят было побольше личного времени, а ведь они даже не знали, что нуждаются в нем.

— Я не поняла, Лазарус. Я отметила только, что у них стало больше времени для «эроса», и поняла, что это хорошо. Какие еще выводы следовало мне сделать из приведенных данных?

— Никаких, потому что всех данных я тебе не выдал. Даже десятой доли. Просто дал общий очерк тех сорока лет, в течение которых я знал их, и описал кое-какие — но не все — сложности. Например, не упомянул о том, как Джо отрубил голову человеку.

— Вы не говорили об этом.

— Дело-то было пустяковое и особого внимания не стоило. Молодая кровь… Как-то вечерком один тип попытался заставить их поделиться с ним своим капиталом. А у Ллиты на правой руке сидел Джо-Аарон. Она кормила его или собиралась этим заняться и не смогла дотянуться до револьвера, который лежал у кассы; она не умела стрелять, и у нее хватило ума не пытаться в подобной обстановке. Скорее всего этот дурак просто не знал, что Джо всего лишь вышел в другую комнату.

И как раз в тот момент, когда этот флибустьер от социализма начал собирать дневную выручку, является Джо с резаком — ну и занавес. Интересно отметить одно: в сложившейся ситуации Джо действовал быстро и точно, хотя я уверен, что кроме тех драк, которые мы с ним вели на «Либби», он в рукопашных участия не принимал. Прочее Джо сделал тоже правильно: отрезал голову, выкинул тело на улицу, чтобы подобрали либо дружки, либо мусорщики, а затем выставил трофей перед закусочной на пике, предназначенной для подобных объектов. Потом закрыл ставни и вымыл все помещение. Возможно, потом его рвало: ведь у Джо такое мягкое сердце. Но ставлю семь к одному, что Ллиту даже не подташнивало.

Городской комитет общественной безопасности присудил Джо обыкновенную в подобных случаях премию. Уличный комитет объявил складчину и добавил к ней кое-что, ведь дело заслуживало особого внимания — нож против пистолета. Хорошая была реклама для «Кухни Эстель», но в общем-то не чересчур большое значение имела, за исключением того, что ребятам достались лишние деньги, которые помогли выплатить долг и, вне сомнения, окончили путь свой в моем кармане. Об этом небольшом приключении я узнал не сразу — тогда меня не было в Нью-Канаверале. Я забежал в «Кухню Эстель», как раз когда голову убрали — мухи, знаешь ли, — и Джо должен был заменить ее пластиковым муляжом, так требовал уличный комитет. Но я говорил о личном времени.

Когда я выбирал помещение для «Мезон Лонг», то постарался учесть, что семья растет: трое отпрысков в наличии и один в перспективе. Перекроив свое время, они получили возможность отдохнуть и друг от друга. Как ни приятно заниматься любовью, тем не менее, когда ты действительно устал, неплохо выспаться одному, а новый образ жизни не только допускал это, но делал необходимым, поскольку теперь ежедневно у них было свободное время.

Я позаботился о комнате, где они могли побыть без детей, а также подумал о другой проблеме, о которой Ллита, вероятно, не размышляла, а Джо не думал вовсе. Минерва, знаешь ли ты, что такое «инцест»?

— Инцест, — ответил компьютер, — это юридический термин, а не биологический. Брачный союз между персонами, которым закон запрещает жениться. Подобный акт запретен сам по себе; дело не в том, какое потомство принесет этот союз. Запрет широко варьируется между культурами и обычно, но не всегда, основывается на степени единокровности.

— Правильно говоришь — «не всегда». Существуют культуры, которые позволяют кузенам жениться, что влечет за собой генетический риск, но они же запрещают человеку жениться на вдове своего брата, в чем риска меньше, чем в первом союзе. Когда я был молод, в каждом штате существовал свой закон. Если ты пересекал невидимую линию — границу, — буквально в пятидесяти футах суть закона изменялась на противоположную. В других же местах и в другие времена разрешались сразу оба союза. Или же запрещались. Бесконечные правила, множество определений одного понятия — и никакой логики. Минерва, насколько я помню. Семейства Говарда впервые в истории отвергли юридический подход и определили инцест исключительно через потенциальный генетический вред.

— Это согласуется с тем, что внесено в мою память, — согласилась Минерва. — Говардовский генетик мог воспротивиться союзу между двумя людьми, не имеющими общих предков, и в то же время не возражать против брака родных сестер и братьев. В каждом случае ответ определялся анализом генетической карты.

— Да, безусловно. А теперь оставим генетику и поговорим о табу. Инцест, хотя под ним может подразумеваться все, что угодно, чаще всего подразумевает сестер и братьев, родителей и детей. Ллита и Джо представляли собой уникальный случай: с культурной точки зрения они были сестрой и братом, однако генетически не были связаны вовсе… или, по крайней мере, не более чем два незнакомца.

И вот возникла проблема второго поколения. Поскольку на Единогласии существовало табу на брак между родными братьями и сестрами, я велел Ллите и Джо запомнить, что они никому не должны проговориться о том, что видят друг в друге сестру и брата.

Ну хорошо, пока все шло потихоньку. Они делали так, как я им велел, и никто даже не думал на них коситься. Наконец наступает ночь, когда мы обдумывали проект «Мезон Лонг»… Моему крестному сыну тринадцать — ему уже интересно, а его сестре одиннадцать — и ей начинает быть интересно. Дети одних родителей — тут и генетический риск, и нарушение табу. Любой, кто разводил щенят или воспитывал детей, знает, что мальчишка способен воспылать чувством к своей сестрице точно так же, как к любой девчонке на улице, но к сестре ему подобраться куда проще.

А рыжеволосая кроха Либби была этакой феечкой в свои одиннадцать, настолько очаровательно сексуальной, что даже я ощущал это. Она вот-вот должна была дорасти до такого возраста, когда каждый бычок на пастбище, завидев ее, начинал бы бить копытом и фыркать.

Когда человек сбрасывает камень с горы, может ли он не думать о том, что начнется обвал? Четырнадцать лет назад я отпустил на волю двух рабов… потому что пояс девственности на девушке оскорблял мое представление о человеческом достоинстве. Неужели мне теперь следует попытаться надеть нечто подобное на дочь этого самого раба? В общем, в жизни мы ходим по кругу! Что мне оставалось делать, Минерва! Я толкнул первый камень.

— Лазарус, я — машина.

— Хампф! Ты хочешь сказать, что людские концепции и представления о моральной ответственности недоступны машинам? Дорогуша, хотелось бы мне, чтобы ты была нормальной девчонкой, с натуральным задом, по которому можно хорошенько шлепнуть. Я бы так и сделал. В твоей памяти заключено больше опыта, чем в любом существе из плоти и крови. Перестань вилять.

— Лазарус, человек не может принять на себя безграничную ответственность. Он сойдет с ума от непереносимого груза беспредельной вины. Вы были вправе дать совет родителям Либби. Но при чем тут ответственность? Ведь вы не были обязаны делать даже этого…

— М-м-м. Ты права, дорогуша, просто жутко, как часто ты бываешь права. Но я неисправим. Четырнадцать лет назад я повернулся спиной к двоим щенкам, если так можно выразиться, и лишь благодаря удаче, а не точной оценке, все обошлось. И вот мы снова очутились в той же самой ситуации, но теперь исход мог оказаться трагическим. Дорогуша, я не думал ни о какой «морали» — просто я привык не причинять людям боли невзначай. Я не стал бы вопить, если бы дети играли в «доктора», «делали ребенка» — или как там подростки зовут свои эксперименты? Просто мне не хотелось, чтобы мой крестник наградил кроху Либби дефективным ребенком. Короче, я влез в это дело и начал прямо с их родителей. Позволь добавить, что Ллита и Джо разбирались в генетике, как свинья в политике. На борту «Либби» свои заботы я держал при себе и никогда потом не обсуждал с ними этих вопросов. Невзирая на значительные успехи, достигнутые ими в качестве свободных человеческих созданий, в большом числе вопросов Ллита и Джо были просто невежественны — а разве могло быть иначе? Я обучил их чтению, письму, арифметике и нескольким практическим вопросам. После прибытия на Единогласие их все время подгонял кнут необходимости, так что времени восполнять пробелы в образовании просто не оставалось.

Хуже того — будучи иммигрантами, они не усвоили местных табу на инцест. Ребята знали о них, потому что я предупреждал, но сие предубеждение не было вдолблено с детства. На Благословенной табу на инцест были несколько иными, но они не относились к домашним животным, то есть к рабам, которые размножались в соответствии с волей владельца или управлялись сами, как могли. А моим-то двум ребятам высочайшие авторитеты — их мать и священник — сообщили, что они являются «племенной парой». Поэтому здесь не могло быть ничего неправильного, запретного или греховного. На Единогласии об их отношениях следовало помалкивать, потому что местным обитателям запрет на подобные браки просто был вбит в голову.

Конечно-конечно, я должен был обо всем подумать заранее! Но, Минерва, у меня же имелись и другие обязанности. Я не мог все эти годы исполнять обязанности ангела-хранителя Ллиты и Джо. У меня была жена, мои собственные дети, наемные работники и пара тысяч гектаров сельских земель, да еще столько же девственного розового леса… Жил я слишком далеко, даже несмотря на то что имел высокоорбитальный джамп-багги. Иштар, Гамадриада и в некоторой степени даже Галахад считают меня в известной мере сверхчеловеком — просто потому, что я прожил долгую жизнь. А я не сверхчеловек; я состою из тех же плоти и крови и многие годы был столь же погружен в собственные проблемы, как Ллита и Джо в свои. Небесная Гавань не свалилась на меня с небес.

Короче, наконец мы покончили с ресторанными делами, я достал подарки, которые прислала Лаура их детям, восхитился самыми новыми фотографиями ребят, показал им снимки Лауры и моих детей. Выполняя этот древний ритуал, я все думал о ней, о фее, конечно. Длиннорукий и длинноногий Джо-Аарон был уже не тем маленьким мальчиком, которого я помнил по последнему визиту. Либби была примерно на год младше нашей старшенькой, а возраст Джо-Аарона я знал до секунды, и это значило, что ему тогда было примерно столько, сколько и мне, когда меня почти тысячу лет назад едва не застукали на девчонке в церкви на колокольне.

Мой крестник уже не был ребенком. Он сделался юношей, и пара шаров служила ему не просто для украшения. Если он уже не успел опробовать их, то, безусловно, нервничал и обдумывал, как это сделать. В голове моей мелькали возможные варианты, как в памяти умирающего картинки прошлой жизни. Кстати, это неправда. Но я справился с собой и проявил тонкость. И дипломатию. Я сказал: «Джо, а кого ты запираешь на ночь? Либби? Или этого молодого волчонка?»

Машина хихикнула.

— Ничего себе дипломатия.

— А как еще сказать, дорогуша? Они явно были удивлены. Когда я выразился пояснее, Ллита вознегодовала. Как это так — лишить ее детей общества друг друга? Тем более что они спят вместе с самого младенчества, к тому же у них просто не хватает места. Или я хочу предложить ей спать вместе с Либби, а Джо-Аарону — с Джо? Если так, пусть я забуду об этом. Минерва, люди в основном ничего не понимают в науках, а генетика числится последней в списке. К этому времени со дня смерти Грегора Менделя миновало целых двенадцать столетий, но тем не менее люди по-прежнему доверяли бабьим сказкам… Как и теперь, должен добавить.

Итак, я приступил к объяснениям, понимая, что Ллита и Джо не глупы, а просто невежественны. Она немедленно набросилась на меня. Да-да, Аарон, конечно. Я уже думала о том, что Либби может захотеть выйти замуж за Джо-Аарона, — а она, безусловно, захочет. И я знаю, что здесь, на Единогласии, на подобные вещи смотрят косо. Но глупо разрушать счастье детей из-за суеверия. Поэтому, если это случится, мы решили, что им придется перебраться в Коломбо или по крайней мере в Кингстон. Там они смогут поменять фамилии и пожениться, и никто не станет их укорять. Нам, конечно, не хотелось бы, чтобы они жили от нас так далеко, но мы не станем мешать их счастью.

— Она любила их, — проговорила Минерва.

— Да, любила, дорогуша, в соответствии с точным определением этого слова. Для Ллиты благополучие и счастье детей значили больше, чем ее собственные. Поэтому я и попытался ей объяснить, почему табу на брак брата и сестры не является суеверием, что подобный союз представляет собой реальную опасность, несмотря на то что в их случае все оказалось в порядке.

Сложнее всего было объяснить причины. Начинать прямо со сложностей генетики, объяснять их людям, не знающим даже элементарной биологии, все равно что пытаться ознакомить с понятиями многомерной матричной алгебры человека, который снимает ботинки, чтобы сосчитать до двадцати.

Джо подчинился моему авторитету. Но Ллита относилась к тому сорту людей, которые всегда должны знать все «почему», иначе она ограничивалась ласковой упрямой улыбкой и, соглашаясь со мной на словах, поступала так, как и намеревалась поступить с самого начала. Ллита была смышленой — выше среднего уровня, однако при этом страдала от демократического недостатка: ей казалось, что ее личное мнение не хуже любого другого; тогда как Джо был подвержен аристократической болезни: он принимал мнение авторитета. Я не знаю, какое из сих заблуждений более патетично, споткнуться можно так и этак. Однако в этом отношении я вполне понимал Ллиту и знал, что ее необходимо убедить.

Минерва, как уместить суть исследований, проводившихся тысячу лет, в час разговора? Ллита даже не представляла, что организм ее воспроизводит яйца, то есть яйцеклетки. Напротив, она была убеждена, что это не так: ведь за свою жизнь она приготовила тысячи яиц — вареных, жареных, взболтанных и так далее. Но она слушала, а я выбивался из сил, имея в своем распоряжении лишь карандаш и бумагу, тогда как необходима была обучающая машина генетического института.

Но я держался, рисовал схемы, жутким образом усложнял очень сложные вопросы и наконец решил, что они усвоили представление о генах, хромосомах, редукции хромосом, парных генах, доминантах, рецессивах и то, что от плохих генов получаются недоразвитые дети. А о дефективных младенцах, слава Фригг со всеми ее бесчисленными именами, Ллита слыхала с самого нежного возраста, слушая сплетни старших рабынь. Тут она перестала улыбаться.

Я спросил, играют ли они в карты. Без особой надежды, поскольку у них не было времени для подобных занятий. Но Ллита принесла из детской пару колод. Карты были самыми обычными, из тех, что использовались тогда на Единогласии: пятьдесят шесть карт четырех мастей; черви и бубны красные, трефы и пики черные. В каждой масти были короли, и с их помощью я изобразил старинную случайную ситуацию, используемую в азах генетики и в игре «Давайте сделаем здорового младенца», в которую играют дети здесь, на Секундусе, и которая объясняет им все задолго до того, как они повзрослеют настолько, чтобы вступать в половые отношения.

Я сказал: «Ллита, черные карты — рецессивные, красные карты — доминантные; бубны и трефы идут от матери, а черви и пики достаются от отца. Черный туз — это смертоносный ген, вызывающий рождение мертвого ребенка; черная дама дает нам „голубого“ младенца — ну, такого, когда нужна операция, чтобы он остался в живых, — и так далее». Минерва, я установил правила для определения возможности усиления плохого гена, и для брата с сестрой она оказалась в четыре раза выше, чем для неродственников. Я объяснил им, почему так происходит, а потом заставил их записать результаты двадцати раскладов при каждой степени родства во всех сочетаниях или комбинациях.

Минерва, моя аналогия была не столь хороша, как в детсадовской игре «Сделаем здорового ребенка», но с помощью двух колод с различными черными мастями я сумел проиллюстрировать влияние степени единокровия. Ллита сперва заинтересовалась, потом начала мрачнеть всякий раз, как только новый расклад карт заставлял черную масть усиливать черную.

Она раскладывала карты по правилам для брата и сестры, и дважды туз треф сочетался с тузом пик, суля младенцу смерть. Тут она остановилась, побледнела и взглянула на нас. «Аарон, — медленно сказала она с ужасом, — неужели мы должны запихнуть Либби в пояс невинности? Ой, нет!»

Я мягко сказал ей, что все не так уж и плохо. Никуда кроху Либби не надо запихивать — следует просто сделать так, чтобы дети не могли пожениться и чтобы Джо-Аарону не удалось сделать сестре ребенка даже случайно. Короче, не беспокойся, дорогая!

— Лазарус, — произнес компьютер, — а могу я спросить: каким образом вы плутовали во время этих карточных игр?

— Почему ты так решила, Минерва?

— Беру назад свой вопрос, Лазарус.

— Конечно же, я жулил всеми известными мне способами. Я ведь говорил тебе, что им некогда было играть в карты, а вот мне приходилось иметь дело с каждым видом колод и играть по самым разным правилам. Минерва, свой первый нефтяной колодец я получил от парня, который напрасно решил воспользоваться в игре краплеными картами. Дорогуша, Ллиту нужно было убедить, но сперва ее следовало напугать. Я использовал все возможные способы: передергивал, перевертывал, манипулировал с колодой прямо у них перед носом. На сей раз я играл не на деньги — я просто должен был их убедить, что инбридинг годится для животных, а не для их обожаемых детей. И я добился этого.

(Опущено.)

…здесь, Ллита, твоя спальня, то есть твоя и Джо. Комната Либби примыкает к вашей, а Джо-Аарон обитает дальше по коридору. Как вы устроитесь потом, зависит от того, кто у вас родится — мальчик или девочка, — и от того, сколько детей у вас будет и когда появятся новые. Но оставлять колыбель в комнате Либби надолго нельзя — вы можете временно пользоваться этим предлогом, чтобы приглядывать за ней.

Но это лишь предосторожность: кошку не следует оставлять рядом с жарким. Подростки ловко обходят подобные мероприятия. Никто еще не сумел помешать девочке лечь на спину, если она решила, что ее время настало. А вот когда она решит — вопрос. Поэтому необходимо, чтобы дети спали в отдельных постелях. Ну а потом придется проследить, чтобы Либби не ошиблась, принимая решение. Кстати, что-нибудь может помешать ей отправиться со мной в Небесную Гавань в гости к Паттикейк? Теперь насчет Джо-Аарона. Джо, сумеешь обойтись без него какое-то время? У нас много комнат, дорогие мои, и Либби может обитать вместе с Паттикейк, а Джо-Аарона мы поместим вместе с Джорджем и Вудро, чтобы он поучил их манерам.

Ллита сказала что-то о том, что Лауре придется нелегко, Минерва, я нагрубил ей. Лаура обожает детей, дорогуша, она обогнала тебя на одного, хотя начала рожать на год позже. Она не занимается домом, а только руководит прислугой и перетруждаться ей никогда еще не приходилось. Более того, она мечтает, чтобы все вы нанесли ей визит, и я от души поддерживаю ее. Однако пока не нашелся покупатель для вашей закусочной, вам не до гостей. Но Либби и Джо-Аарон пусть едут немедленно: я хочу растолковать им, что такое инбридинг, на примере животных и поучить генетике.

Минерва, подобные опыты я начал для того, чтобы объяснить своим собственным отпрыскам генетические закономерности, результаты тщательно регистрировал, уродов фотографировал. Ты управляешь планетой, 90% населения которой принадлежит к Семьям, а оставшаяся смешанная часть в основном следует обычаям говардианцев, и поэтому не знаешь, что в неговардовских культурах подобные предметы детям не преподают, даже там, где вопросы секса от них не скрывают.

Планета Единогласие большей частью была заселена маложивущими, на ней обитали лишь несколько тысяч говардианцев, и, чтобы избежать трений, мы не афишировали своего присутствия, однако оно не могло долго оставаться тайной — на планете была клиника Говарда. Но мы жили в Небесной Гавани, за морями, за лесами, вдалеке от ближайшего большого города, и могли воспитывать своих детей по говардовским правилам. Так мы и делали. Когда я был ребенком, взрослые на моей родине старались заставить своих детей поверить в то, что секса не существует, — попробуй-ка поверить! Но что касается тех маленьких сорванцов, которых мы с Лаурой воспитали… Людского соития они не видели — во всяком случае я так думаю, поскольку в таких делах свидетелей не люблю. Однако они видели, как это делают животные; ведь мы разводили живность и вели записи. Двое старших, Паттикейк и Джордж, видели рождение нашего младшенького. Лаура сама пригласила их присутствовать при родах. Я весьма одобряю подобное, Минерва, но никогда не настаивал; полагаю, что женщина, занятая своими делами, не должна от них отвлекаться. Впрочем, в натуре Лауры присутствовал эксгибиционизм.

Во всяком случае наши дети умели рассуждать о хромосомной редукции, достоинствах и недостатках кровного воспроизведения столь же грамотно, как в свое время мы, мальчишки-сверстники, — о коммерческих сериалах.

— Простите, Лазарус, что означает последний термин?

— О, ничего существенного. Созданный индустрией зрелищ суррогат, которым увлекались ребята. И забудь его, дорогая, не стоит попусту загромождать память. Я собирался продолжить… Так вот, мне пришлось узнать у Джо и Ллиты, искушены ли Джо-Аарон и Либби в сексуальных вопросах. На Единогласии практиковались разнообразные подходы, и я хотел знать, с чего начинать; особенно потому, что моя старшая, Паттикейк, одновременно достигла и двенадцатилетнего возраста, и менархэ, чем с удовольствием хвасталась.

Оказалось, что Либби и Джо-Аарон были грамотными, но на невежественный манер, и намеревались повторить историю своих родителей. В одном они опережали моих ребят: совокупление они видели с самого рождения, по крайней мере до тех пор, пока «Кухня Эстель» не переехала в верхнюю часть города. Об этом следовало бы догадаться, вспомнив тесные жилые комнатенки первоначального их помещения.

(7200 слов опущено.)

Лаура рассердилась на меня и потребовала, чтобы я не говорил с ними, пока не успокоюсь. Она сказала, что Паттикейк почти столько же лет, сколько Джо-Аарону, что все можно считать игрой, поскольку после менархэ Паттикейк бесплодна четыре года, что, в конце концов, Паттикейк была сверху.

Минерва, я не стал бы шлепать ребят, кто бы из них ни был сверху. Умом я понимал, что Лаура права, и вынужден был согласиться с тем, что отцы чересчур ревниво относятся к дочерям. Я был доволен, что Лаура сумела добиться откровенности от обоих таким образом, что они не старались скрыть от нее что-либо, не испугались, когда она их, так сказать, застукала. Джо-Аарон, быть может, и испугался, но Паттикейк просто сказала: «Мам, а ведь ты не постучала».

(Опущено.)

Так мы обменялись сыновьями: Джо-Аарон полюбил сельскую жизнь и уже не покидал нас, а Джордж обнаружил извращенную наклонность к городской жизни, поэтому Джо взял его к себе и воспитал из него повара. Джордж спал с Элизабет, то есть с Либби. Я забыл, сколько продолжались их взаимоотношения, прежде чем они решили родить ребенка и поженились. Двойная свадьба, все четверо молодых так и остались близкими людьми.

Но, решая собственные дела, Джо-Аарон попутно решил и мою проблему. Нужно было что-то делать с Небесной Гаванью. К тому времени Лаура уже решила покинуть меня, а все мои сыновья от нее тем или иным способом отправились следом за дикими гусями; на планете остался один Джордж. Дочери повыходили замуж, а среди зятьев фермеров не было. Тогда-то Джо-Аарон и сделался моим управляющим и последние десять лет, которые я провел в Небесной Гавани, практически распоряжался поместьем.

Я сумел бы добиться компромисса и с Роджером Сперлингом, но он попытался завладеть поместьем. А раз так, то половину его я отдал Паттикейк, а другую продал моему зятю Джо-Аарону под залог, а потом дисконтировал бумажонку в банке и купил куда лучший корабль, чем сумел бы осилить, отдай я половину Роджеру и Лауре. Аналогичным образом — полупродал-полуподарил — Либби и Джорджу свою долю «Мезон Лонг». Либби переменила имя на Эстель Элизабет Шеффилд-Лонг, стало быть, и здесь проявилась наследственность, что порадовало и меня, и ее родителей. Все было хорошо. Когда я улетал, даже Лаура снизошла и поцеловала меня на прощание.

— Лазарус, я не понимаю одного. Вы сказали, что не поощряете женитьбы между говардианцами и эфемерами. И все же разрешили двоим своим детям найти половину за пределами Семьи.

— Даю поправку, Минерва: детям не разрешают жениться; они делают это сами, в удобное время и с подходящим партнером.

— Поправка принята, Лазарус.

— Вернемся назад… к той ночи, когда я вмешался в отношения Либби и Джо-Аарона. Тогда я передал Ллите и Джо все, что работорговец вручил мне в качестве доказательства их происхождения, даже счет на покупку, предложив или уничтожить, или надежно запереть бумаги. Среди них находилась серия фотографий, иллюстрирующих рост детей от года к году. Последняя была снята наверняка как раз перед тем, как я купил их, и они подтвердили это. На снимке рядом стояли двое: юноша и девушка в поясе невинности.

Джо взглянул на фотографию и проговорил: «Что за парочка шутов! Сестрица, мы прошли долгий путь… благодаря капитану».

«Конечно, — согласилась она и принялась разглядывать снимок. — Брат, а ты не замечаешь кое-чего?» «Чего?» — спросил он и посмотрел снова.

Аарон заметил. «Братец, сними шорты, — попросила она и начала расстегивать саронг. — Давай встанем возле стены, не в той позе, в которой мы предстаем перед клиентом, а так, как нас ставили, чтобы сделать эти фотографии». Она передала мне снимок, и они встали у стены лицом ко мне.

Минерва, за четырнадцать лет они не переменились. Ллита родила троих и была беременна уже четвертый раз. Они работали до упаду, но выглядели такими же, как в тот день, когда я увидел их впервые… в точности, как на последнем снимке, которым завершалась их юность — между восемнадцатью и двадцатью годами, если считать по-земному. Но им было уже за тридцать. Тридцать пять земных лет, если верить записям, сделанным на Благословенной.

Минерва, добавлю один факт. Когда я видел их в последний раз, им было уже за шестьдесят по земному летоисчислению, точнее, шестьдесят три, если верить тем самым отчетам. Но ни у одного из них не было седых волос, у обоих сохранились все зубы, а Ллита вновь была беременна.

— Мутантные говардианцы, Лазарус?

Старик пожал плечами.

— В этом термине подразумевается вопрос, дорогая. За достаточно долгий срок каждый из тысячи генов в любой плоти и крови претерпевает мутации. Но по правилам фонда персона, не внесенная в генеалогию Семейств, может быть зарегистрирована как говардианец-новичок лишь в том случае, если существуют доказательства, что все четверо ее дедов и бабок дожили хотя бы до ста лет. Это правило оставило бы за чертой меня, не будь я рожден в одном из Семейств. Но, с другой стороны, возраст, в котором я прошел свою первую реювенализацию, был слишком велик даже для говардианского генетического эксперимента. Сегодня они заявляют, что обнаружили в двенадцатой хромосомной паре генный комплекс, который определяет долголетие, словно заводит часы. Если так, кто завел мои часы? Гильгамеш? «Мутация» — это не объяснение; это попросту название, данное факту.

Быть может, кто-то из естественных долгожителей, не обязательно говардианец, посетил Благословенную. Все натуралы вечно движутся, изменяют имена, красят волосы; так было всегда и даже до начала истории. Но, Минерва, ты помнишь один странный и неприятный инцидент из моей жизни, когда я был рабом на Благословенной…

(Опущено.)

…итак, проще всего предположить, что Ллита и Джо были моими собственными потомками.

Загрузка...