Примечания

1

Служилые люди Ртищевы нередко поминались в документах юго-западной Руси XVI века как ее защитники от наступления католического Запада.

2

Федор — от Theos — бог и dor — дар.

3

Сорок — старинная русская мера. Москва делилась на сороки, в числе которых был и Сретенский.

5

«Секта людей божьих» или «христовщина» — «хлыстовщина» — одна из мистических сект, распространившихся в России со второй половины XVII века.

6

История Брянчанинова и Чихачева описана в повести Н. С. Лескова «Инженеры-бессребреники». Душевная драма одного из последователей, Николая Фермора, послужила основой «Записок доктора Крупова» Герцену.

7

Рукописи не сохранились и не были опубликованы.

8

Позднее один из замечательных героев Севастополя, впоследствии герой Шипки.

9

А. Погорельский (А. А. Перовский) — известный в первой половине XIX века автор сборника новелл «Двойник, или Мои вечера в Малороссии», впоследствии получил более широкую известность как автор сказки «Черная курица, или Жители подземного города», которую он написал для племянника своего Алеши, будущего знаменитого поэта А. К. Толстого.

10

Это мнение в свое время послужило одним из главнейших аргументов декабристов в пользу необходимости свержения монархии «немца» Александра I (вспомним хотя бы такую агитационную песню: «Царь наш — немец прусский, носит мундир узкий...»); эти же настроения вполне разделял и революционный демократ Герцен: «В немецких офицерах и чиновниках правительство русское находит именно то, что ему нужно: правильность и бесстрастность машины, прибавьте полное равнодушие к участи управляемых, глубочайшее презрение к народу, полное незнание национального характера — и вы поймете, почему народ ненавидит немцев и почему наше правительство так любит их» («О развитии революционных идей в России»).

11

В это время большинству, в том числе и Достоевскому, был известен лишь этот вариант.

12

«Крепостное право — это иго, едва ли менее жестокое, нежели татаро-монгольское, было уделом только русского человека: каждый дворянин, кто бы он ни был по своей национальности — англичанин, француз, немец, итальянец, так же как татарин, армянин, индеец, может иметь крепостных при исключительном условии, чтобы они были русскими. Если бы какой-нибудь американец прибыл в Россию негром-рабом, то, ступив на русскую почву, невольник станет свободным. Таким образом, рабство является привилегией лишь русских людей». Эти строки из письма декабриста Николая Тургенева, заочно приговоренного к смертной казни, в значительной мере отражают общую революционно-патриотическую настроенность декабристов в целом.

13

Поучительна дальнейшая его судьба. Один из случайно арестованных и потом выпущенных из крепости, учитель истории Белецкий, рассказывал, что однажды «встретил Антонелли на Адмиралтейском бульваре и, будучи им приветствован как знакомый, по своему горячему характеру... ударил его и указал на него прохожим как на доносчика, за что и был вновь арестован и сослан на житье в Вологду».

С. Тхоржевский в книге «Жизнь и раздумья Александра Пальма» писал: «В сентябре военный министр князь Чернышев направил графу Перовскому послание с пометой «весьма секретно»: «Государь император по представлению вашего сиятельства... всемилостивейше соизволил повелеть:

...Чиновника Антонелли произвести в следующий чин и выдать ему при этом в единовременное пособие негласным образом тысячу пятьсот рублей серебром, но с тем, чтобы сии награды даны были этому чиновнику под другим благовидным предлогом, отнюдь не упоминая о секретном деле, которое было поводом настоящего представления вашего сиятельства». Липранди попросил директора департамента, где служил Антонелли, предоставить этому молодому человеку место помощника столоначальника. Но в департаменте ни один из столоначальников не изъявил согласия принять Антонелли в свой «стол». Граф Орлов доносил в докладе царю, что Антонелли «сделался жертвою своего усердия... лишился прежних своих доходов...», обретя славу шпиона. В конце концов Антонелли вынужден был уехать в Ковно, где, вероятно, еще не знали о его способностях.

14

«Дубельт умнее всех трех отделений... Исхудалое лицо его, оттененное длинными светлыми усами, усталый взгляд, особенно рытвины на щеках и на лбу ясно свидетельствовали, что много страстей боролось в этой груди, прежде чем голубой мундир победил», — писал о нем Герцен в «Былом и думах».

15

В результате вышел рассказ, опубликованный через восемь лет под названием «Маленький герой».

16

Киргизами в то время неправильно называли народы нынешнего Казахстана.

17

Достоевский имеет в виду и восемь месяцев заключения в Петропавловке.

18

Так подписывал свои первые произведения Л. Н. Толстой.

19

Мухтар Ауззов писал: «Достоевский советует Чокану выступить с «просвещенным ходатайством» за свой народ... В этих заботливых думах Достоевского о Степи, о долге первого просвещенного сына этой Степи, сказалась светлая, благородная роль передовой русской интеллигенции в судьбе народов России... Нам бесконечно дорого сознавать, что великий русский писатель Ф. М. Достоевский говорил о своих думах и чаяниях с лучшими представителями казахского народа, что он мыслил будущее этого народа связанным с русским народом».

20

Именно эту сущность реформы особо подчеркивал В. И. Ленин: «Крестьянская реформа, — писал он, — была проводимой крепостниками буржуазной реформой. Это был шаг по пути превращения России в буржуазную монархию. Содержание крепостной реформы было буржуазное... И после 61-го года развитие капитализма в России пошло с такой быстротой, что в несколько десятилетий совершились превращения, занявшие в некоторых странах Европы целые века» (Соч., изд. 4-е, т. 17, с. 93—101).

21

И на эту сторону результатов реформы В. И. Ленин обращал особое внимание: «Содержание крестьянской реформы было буржуазным, — продолжим только что цитированную мысль В. И. Ленина, — и это содержание выступало наружу тем сильнее, чем меньше урезывались крестьянские земли, чем полнее отделялись они от помещичьих, чем ниже был размер дани крепостникам (т. е. «выкупа»), чем свободнее от влияния и от давления устраивались крестьяне... Поскольку он (крестьянин. — Ю. С.)становился под власть денег, попадал в условия товарного производства, оказывался в зависимости от нарождавшегося капитала».

22

М. А. Антонович, как отмечают советские исследователи, действительно вульгаризировал материалистические воззрения Чернышевского, исповедуя «физиологический материализм» Бюхнера и Молешотта.

23

Как показало время, успех этот не был случайным или быстротечным. Так, например, Герцен в 1864 году писал: «...эта эпоха оставила нам одну страшную книгу... которая всегда будет красоваться над выходом из мрачного царствования Николая, как надпись Данте над входом в ад: это «Мертвый дом» Достоевского, страшное повествование, автор которого, вероятно, и сам не подозревал, что, рисуя своей закованной рукой образы сотоварищей-каторжников, он создал из описания нравов одной сибирской тюрьмы фрески в духе «Буонаротти». Лев Толстой в 1880 году: «...читал «Мертвый дом». Я много забыл, перечитал и не знаю лучше книги изо всей новой литературы...»; В. И. Ленин говорил В. Бонч-Бруевичу: «Записки из мертвого дома» являются непревзойденным произведением русской и мировой литературы, так замечательно отобразившим не только каторгу, но и «Мертвый дом», в котором жил русский народ при царях из дома Романовых».

24

Н. А. Тучкова-Огарева писала о П. В. Павлове: «Это была умная, даровитая личность, но, вероятно, надломленная... в разговоре он производил тяжелое впечатление психически больного».

25

Сам Тургенев был весьма благодарен Достоевскому за отзыв. «Базарова совершенно поняли только два человека — Достоевский и Боткин», — писал он.

26

В. И. Ленин писал об этом времени: «При таких условиях самый осторожный и трезвый политик должен был признать революционный взрыв вполне возможным и крестьянское восстание — опасностью весьма серьезной» (Полн. собр. соч., т. 5, с. 27).

27

Военный министр Д. А. Милютин в письме от 1 октября 1861 года к брату Н. А. Милютину, недавнему помощнику министра внутренних дел, писал: «Ты уехал отсюда недалеко, но ты удивился бы, если б теперь возвратился, быстрым успехам, которые делает у нас в России оппозиционная или даже, можно сказать, революционная партия... Трудно сказать, к чему все это приведет нас... Правительственная основа поколеблена, все убеждены в бессилии правительства, в тупости и неспособности лиц, составляющих это правительство».

28

Чернышевский действительно не разделял заговорщической программы «Молодой России», составленной П. Г. Заичневским, программы, скорее близкой по духу Бакунину и Нечаеву. «Зовите Русь к топору!» Чернышевского и «К топору!» Заичневского родственны лишь по форме: у первого это образное выражение, под которым понимается именно народная, прежде всего крестьянская, революция, у второго — вполне буквальный призыв, обращенный прежде всего к образованной молодежи. Чернышевский отказался даже принять присланные ему экземпляры прокламации. По некоторым сведениям, после посещения Достоевского Чернышевский действительно просил Слепцова съездить в Москву к Заичневскому с тем, чтобы тот нашел способ смягчить впечатление, произведенное его прокламацией. Сам Чернышевский готовил прокламацию «Предостережение», которая должна была исправить крайности «Молодой России», однако этой прокламации уже не суждено было появиться.

29

На отношении, составленном председателем следственной комиссии князем А. Ф. Голицыным, в котором указывалось на вредное направление запрещенных цензурой статей о пожарах, министр внутренних дел П. А. Валуев написал: «Я доводил до высочайшего сведения о содержании его отзыва и о моем по сему предмету мнении. Государь император изволил разрешить не прекращать издание журнала «Время» ныне, но с тем, чтобы за ним имелось надлежащее наблюдение».

30

«Вчера был Достоевский, — писал Герцен Огареву. — Он наивный, не совсем ясный, но очень милый человек. Верит с энтузиазмом в русский народ». Об усилившемся после встречи интересе Достоевского к Герцену, о влиянии идей и оценок последнего на публицистику Достоевского написано много. В гораздо меньшей степени учитывается и обратная перспектива — интерес Герцена к творчеству Достоевского, его влияние на публицистику самого Герцена, что, безусловно, чрезвычайно важно. Поэтому считаю необходимым указать хотя бы на статью Н. Г. Розенблюм «Петербургские пожары 1862 г. и Достоевский» («Литературное наследство», т. 86), в которой, в частности, говорится: «Петербургские пожары не могли не быть затронуты в их беседах. Достоевский только что был свидетелем их, Герцена в них обвиняли. Не мог выпасть из их бесед и вопрос о прокламации «Молодая Россия», о которой Герцен подробно писал вскоре после отъезда из Лондона Достоевского... Характерно сходство некоторых высказываний Герцена с заявлениями редакции «Времени»... Мнение Герцена, что прокламация «вовсе не русская, это одна из вариаций на тему западного социализма, метафизика французской революции», не схоже ли с мнением Достоевского, что прокламацию напечатали, «не справившись даже хорошо с иностранными книжками, откудова они все выкрали и бездарно перековеркали...»? Неужели все эти совпадения дело случая, а не результат бесед Герцена с Достоевским?»

31

Так, например, в письме к лицейскому товарищу И. В. Павлову Салтыков-Щедрин писал: «Признаюсь, я сильно гну в сторону славянофилов и нахожу, что в наши дни трудно держаться иного направления. В нем одном есть нечто похожее на твердую почву, в нем одном есть залог здорового развития...»

32

«Когда вся орава русских либералов отхлынула от Герцена, — писал В. И. Ленин, — за защиту Польши, когда все «образованное общество» отвернулось от «Колокола», Герцен не смутился. Он продолжал отстаивать свободу Польши и бичевать усмирителей, палачей, вешателей Александра II. Герцен спас честь русской демократии» (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 21, с. 260).

33

Ультрамонтанство — воинствующее направление в католичестве, добивавшееся права на неограниченную власть папы римского как в религиозной, так и в светской областях жизни. Победа ультрамонтанства на Ватиканском соборе 1870 года привела к признанию папы «непогрешимым».

34

Думается, наиболее объективная оценка принадлежит Герцену, отметившему, что журнал «Время»... редактируемый выдающимся писателем Достоевским, мучеником, только что возвратившимся с каторги, напечатал по поводу Польши несколько гуманных слов». Нужно заметить, что это было, по существу, единственное сочувственное выступление, и притом в подцензурной печати.

35

При первой же возможности в «Дневнике писателя за 1873 год» Достоевский действительно горячо и обстоятельно разоблачил попытку выставить его пасквилянтом Чернышевского.

36

Как известно, вожди революционного пролетариата К. Маркс и Ф. Энгельс отказались от участия в этом, по существу, левацко-анархическом по содержанию, не имевшем ничего общего с теорией марксизма конгрессе и не однажды решительно заявляли о своем принципиальном неприятии его лозунгов и основных положений. «Я удивлен..., — писал, например, К. Маркс О. Верморелю, — тем, что Вы приветствуете Лигу мира. Ведь это же (я имею в виду Конгресс мира) — трусость в действии. Пусть они протестуют в Берлине и Париже, а если они слишком трусливы для этого, то пусть не обманывают публику двусмысленными, бесплодными и высокопарными демонстрациями»; «Ты знаешь, — писал он же Ф. Энгельсу, — что я высказался в Генеральном Совете против присоединения к болтунам...»

37

Замысел этот не был реализован, однако идея «Жития» частично претворилась, значительно преобразованная, в последующих романах Достоевского «Бесы», «Подросток», «Братья Карамазовы».

38

Известно, сколь принципиально и решительно осудили бакунинско-нечаевскую программу К. Маркс и Ф. Энгельс. «Эти всеразрушительные анархисты, — писали они в труде «Альянс социалистической демократии и международное товарищество рабочих», — которые хотят все привести в состояние аморфности, чтобы установить анархию в области нравственности, доводят до крайности буржуазную безнравственность». В ответ на упреки в том, что будто бы полемика К. Маркса и Ф. Энгельса с бакунистами может бросить тень на общее революционное движение в то время, как расхождения эти, мол, частные, К. Маркс и Ф. Энгельс со всей определенностью заявили: «Организация тайного общества с единственной целью подчинить европейское рабочее движение скрытой диктатуре нескольких авантюристов, подлости, совершенные с этой целью, особенно Нечаевым в России, — вот о чем идет речь в книге и утверждать, что все ее содержание сводится к частным фактам, — мягко выражаясь, безответственно» (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 13, ч. 2, с. 623; т. 18, с. 521).

39

В 1872 году швейцарские власти выдали Нечаева царскому правительству, и он был приговорен к каторжным работам на 20 лет. Во время пребывания в Петропавловской крепости он сумел привлечь на свою сторону охрану и уже подготовил новый побег, который, однако, ему все же не удалось совершить. Умер в 1882 году.

40

А. Герцен, Г. Лопатин, Н. Михайловский, В. Засулич и многие другие представители революционного движения в России осудили нечаевщину.

41

К. Маркс и Ф. Энгельс осудили «инквизиторские приемы», «апологию политического убийства» Бакунина — Нечаева, определив их программу как «прекрасный образчик казарменного коммунизма» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 18, с. 412, 414).

42

Нужно сказать, что и Бакунин даже засомневался: не шпион ли Нечаев? «Нечаев... либо русский агент-провокатор, либо, во всяком случае, действовал как таковой», — писал и Энгельс (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 33, с. 332).

43

Конечно, Ф. М. Достоевский догадывался, да и немало тому получал свидетельства уже и при жизни, что пользуется у многих своих великих современников любовью и почтением. И все-таки нетрудно представить, сколько бы душевных сил прибавилось у него, знай он хоть чуть более о том, как воспринимаются плоды его труда. «В жизни нашей, то есть моей и жены, — писал, например, тот же П. М. Третьяков И. Н. Крамскому в ответ на его восторженный отзыв о писателе, — Достоевский имел важное значение. Я лично так благоговейно чтил его, так поклонялся ему, что даже из-за этих чувств все откладывал личное знакомство с ним, хотя повод к тому имел в 1872 году. Это, помимо великого писателя, был глубоко русский человек, пламенно чтивший свое отечество, несмотря на все его язвы. Это был не только апостол, как верно Вы его назвали, это был пророк, это был всему доброму учитель, это была наша общественная совесть...»

44

Это был, по его собственному признанию, молодой Г. В. Плеханов.

45

Эта горькая запись, относящаяся не столько лично к Н. И. Страхову, сколько к типу литератора, продающего идеал за «пироги жизни», в конце концов дорого обошлась самому Достоевскому: разбирая после смерти писателя его бумаги, Страхов наткнулся и на эту его «минутную» характеристику. И тут же вслед пишет письмо к Л. Н. Толстому (прямой расчет: после смерти адресата его письмо наверняка станет предметом общественной гласности). Страхов здесь не только отрекается от того доброго, что он только что напечатал о Достоевском, но и говорит о своем друге совершенно противоположное, почти буквально перенося на Достоевского ту характеристику, которую прочитал о себе в этой записи, но расширив и «разработав» подробности...

46

Анна Григорьевна уже после смерти Достоевского познакомилась и подружилась с Л. Н. Толстым. Однажды она рассказала ему об этом случае и о том, как Федор Михайлович страдал от того, что незнаком с ним и не может с ним поговорить.

«— Неужели? И ваш муж был на той лекции? — воскликнул Толстой. — Зачем же Николай Николаевич мне об этом не сказал? Как мне жаль! Достоевский был для меня дорогой человек и, может быть, единственный, которого я мог бы спросить о многом и который бы мне на многое мог ответить» — так передает ответ Толстого в своих воспоминаниях А. Г. Достоевская.

47

Речь идет о теориях утопического социализма. С идеями научного социализма Достоевский, по существу, не был знаком, те же отдельные труды, которые он знал, и те, о которых слышал по пересказам друзей, он рассматривал сквозь призму все того же социализма утопического. Что касается таких «болезней» (по определению К. Маркса) развития социалистической теории и практики, как анархизм, терроризм и т. д., то их Достоевский, как о том наглядно свидетельствует и его роман «Бесы», вообще отделял от социализма.

48

Сейчас — Колонный зал Дома союзов.

49

«...и вам, дай бог, от его нездорового и подавляющего влияния поскорее освободиться», — уговаривал К. Н. Леонтьев близкого ему по духу и мысли писателя и публициста В. В. Розанова, который действительно обожал Ф. М. Достоевского, разыскал стареющую Аполлинарию Суслову и, будучи более чем на двадцать лет моложе ее, женился на ней еще при жизни Федора Михайловича (в 1880 году). Но наиболее резкие отзывы о «Братьях Карамазовых» появились в печати уже после смерти Ф. М. Достоевского: статья «Жестокий талант», принадлежащая перу Н. Михайловского, «Мистико-аскетический роман» — М. Антоновича и др.

50

«Братья Карамазовы» сделались настольной книгой Л. Н. Толстого, и, даже уходя из Ясной Поляны «в мир», оставив все и навсегда, он берет с собой в свой последний путь Библию и «Братьев Карамазовых»...

Загрузка...