Глава 15

Арду праздновали освобождение с неистовой радостью. Да и в самом деле, было чему радоваться.

Лумби, в частности, отыскала обоих своих родителей живыми и здоровыми – насколько это возможно после стольких недель вонючего ужаса невольничьего барака. Родители ее, Эррис и Уйс, были изумлены появлением Лумби. Они считали ее давно погибшей в северных лесах, сожранной чудовищными пуджиш. Поначалу Эррис даже решила, что Лумби – это призрак, и потребовалась некоторая настойчивость, чтобы переубедить пожилую женщину.

Вокруг костра, сложенного из брусьев частокола и досок невольничьих бараков, плясали арду. Они уже успели наесться, распотрошив найденные продовольственные запасы работорговцев. Затем кто-то обнаружил ящик бренди, и некоторые мужчины под воздействием спиртного пришли в ярость. Они разрубили на куски тела работорговцев и бросили их в огонь.

Базил стал причиной одновременно поклонения и озабоченности, как и полагается лесному богу. Раз и навсегда всем стало ясно, что он не имеет отношения к диким опасным пуджиш, и вокруг него уже собралась группка взволнованных ребятишек. Женщины в знак благодарности принесли дракону пищу, которую он с радостью поглотил.

Он восседал на бревне, Экатор в ножнах лежал у его ног. Сияющие личики маленьких арду забавляли гиганта. Дракон сосредоточенно размышлял о странных извращениях в человеческом мире. Оказывается, существует хвостатый народ. Похоже, они прекрасно себя чувствуют рядом с драконом-виверном, который, в свою очередь, очень хорошо знаком с бесхвостым типом людей. Хвостатые люди были порабощены. Это понятие было наиболее сложным для восприятия дракона. Правда, теперь – увидев своими глазами, как это происходит на самом деле, когда людей, словно домашних животных, запирают в сарай, скованных цепью, – он стал лучше разбираться в подобных вещах. Конечно, ни одному дракону не придет в голову сделать рабом другого. У какого виверна найдется время на это хлопотное дело? Кому вообще все это нужно? В одиночестве рыщет дракон по побережью и прибрежным водам. В одиночестве хватает то, что найдет, и съедает на месте. В одиночестве засыпает, удовлетворенный, и просыпается под шум прибоя.

Увы! Поэзия дикой жизни была известна Базилу только по легендам. Для него не существовало другой судьбы, кроме военной службы в армии, противостоящей Великому Врагу. С тех пор как он вылупился из яйца, его готовили только к войне. Поначалу Великий Враг был для него только бесплотным образом, словами из устава, но потом он на собственной шкуре понял, что сражение с Врагом – его святая обязанность. Он видел, что сделал враг с Пурпурно-Зеленым с Кривой горы, диким летающим драконом, который стал другом Базила и коллегой по Сто девятому марнерийскому драконьему эскадрону. Базилу приходилось биться с чудовищными порождениями врага – троллями, бесами и даже с гигантскими людоедами, – и он убивал их во множестве. Поначалу, зная все лишь в теории, он воевал только потому, что так было нужно. Но чем дальше, тем очевиднее становилась для него причина союза людей и драконов: мир, который стремился создать Великий Враг, не оставлял места для драконов. Все они должны были стать материалом для производства уродов, противоестественных порождений смертельной магии. Вот потому-то теперь он добровольно дрался в легионах. Его большая любовь, Высокие Крылья, зеленая дракониха, назвала его когда-то «рабом», но раньше он толком не понимал этого слова. Он служил в легионах и выполнял приказы. Разве это делало его рабом? Вопрос этот иногда обсуждался в среде драконов, природная склонность к одиночной охоте и крайний индивидуализм которых очень осложняли жизнь новичкам, только привыкавшим к дисциплине. Базил не считал себя рабом. За свою службу он принимал участие в битвах самого разного масштаба. И всегда он понимал, зачем и почему отдаются конкретные приказы в бою, и еще он знал, какую большую роль играет дисциплина легионов в победе над любыми врагами. И хотя формально добровольцев среди вивернов не было, за исключением разве Пурпурно-Зеленого, все они были добровольцами по духу. Они всегда готовы были поднять меч на врагов Света. Еще раз обдумав все это, Базил сердито отверг идею зеленой драконихи о том, что он раб. Он – боевой дракон, и горе тому, кто встанет на его пути.

Арду, конечно, и не подозревали об этом внутреннем диалоге. Они просто со священным страхом дарили ему поклонение и горячую пищу. Не было случая, чтобы виверн отказывался от последнего.

В свою очередь Релкин был принят далеко не так хорошо. Похоже, всеобщее недоверие к бесхвостым было непреодолимым. После множества косых взглядов арду, ищущих, на ком бы выместить зло, Релкин отступил к собственному небольшому костерку, который он развел за спиной Базила. Он обыскал одну из самых маленьких палаток работорговцев, расположенную совсем близко от него. Ее бывшие жильцы, убегая, разбили каркас домика, и он рухнул. Релкин сумел извлечь из-под обломков пару хороших кожаных ремней, длинный нож и топорик и удобный прочный вещевой мешок. Арду забрали все остальное.

Лежа теперь под тентом, защищавшим его от дождя, Релкин тоже размышлял – о странностях человеческой натуры. Неблагодарность арду должна была бы потрясти его и обидеть; но после долгих лет службы в легионах ничего такого не произошло. Люди всегда живут в соответствии со своими привычками и через призму этих привычек рассматривают любые события. Релкин подивился тому, как он огрубел за свою долгую военную службу. Стал ли он циником? Несмотря на свое относительно спокойное и счастливое детство, Релкин из Куоша видел войну во всех ее формах и проявлениях. Многие ужасы прошли перед его глазами, его уши слышали немало предсмертных криков. Он был свидетелем всевозможных несправедливостей, на которые только способны люди. Так что он всегда предполагал худшее. Может, он все же стал циником?

И тут он осадил себя. Ведь он видел немало и хорошего. Люди клана Ваттель, например, – ведь они чудеса творили во время великого нашествия. Простые пастухи, они пришли по призыву своего вождя и вступили в бой, защищая Аргонат. В общем-то все солдаты легионов были нормальными хорошими людьми. Просто все люди склонны совершать неблаговидные поступки, не следует забывать об этом, но всегда существует весомая причина плохого поведения. Эти вот арду, скажем. Они были ввергнуты в ад, они перенесли плен, издевательства и заключение в этих кошмарных бараках. И все их несчастья произошли от бесхвостых. Неудивительно, что они пытаются отыграться на ком-нибудь за свои страдания.

Релкин подобрал остатки каши, заел ее куском пресного трофейного хлеба. День был долгим. Поэтому мальчик выбросил из головы все мысли об арду и работорговцах и крепко заснул, давным-давно овладев солдатской способностью спать все равно где и когда.

Сны, посетившие его, упоминания не заслуживают.

Проснувшись утром, он обнаружил, что дождь выродился в мелкую морось. Выбравшись из палатки, Релкин решил более тщательно обследовать барки, которые они захватили. По его плану отряду надлежало как можно быстрее двинуться вниз по реке, наперехват работорговцам, промышлявшим на других участках системы лесных рек. В месте соединения рукавов с основным руслом реки, если поторопиться, можно устроить засаду на работорговцев и освободить новых арду.

Лагерь был уже отчасти приведен в порядок. Частокол был повален, брусья пошли на топливо. Ненавистные бараки – полностью разрушены. Вонючие открытые уборные – засыпаны свежей землей. Люди по возможности разобрались по семейным кланам. И над всем лагерем висел неумолчный говор женщин, которые и организовали работу.

Мужчины группами стояли у центрального костра. У многих глаза еще были красны после вчерашнего бренди. Все они были раздражены и искали, на ком сорвать это раздражение.

Вид бесхвостого – хотя все узнали Релкина – исторг рев из их глоток. Проходя мимо, Релкин тихонько присвистнул про себя. Он просто чувствовал, как взгляды жгут ему спину. Но ничего другого не оставалось, как только заниматься своими делами. Арду придется пересилить себя. Ведь они собираются работать вместе.

Неожиданно рослый молодой человек по имени Джасп загородил дракониру дорогу. Глаза Джаспа полнились ненавистью. Ноздри его дрожали. Релкин почувствовал запах спиртного. От юнца исходила физически ощутимая угроза. Релкин плохо понял, чего от него хотят, за исключением основного факта: молодой человек пытается его оскорбить, потому что недоволен его отношениями с Лумби.

– Ты не понимаешь, – повторил несколько раз Релкин, тщательно выговаривая слова арду.

Релкин, собственно, и сам-то не очень понимал, как и почему это произошло – разве что он был очень одинок, как и Лумби, и они почувствовали вдруг сильное физическое влечение.

Потом он попытался пройти дальше. Последнее, чем ему хотелось бы заниматься, – это устраивать драку с молодцом, широким, словно дверь, и обладающим рельефной, как у скульптуры, мускулатурой. Им следовало бы разойтись. Трудно назвать развлечением драку на кулачках с противником вдвое большей весовой категории.

Юный арду положил ему руку на плечо, останавливая. Релкин вздохнул про себя. С другой стороны, не может же он отказаться от боя, если его ему навязывают.

Релкин чуть сдвинулся в сторону, выворачиваясь из-под руки. Вокруг них уже собирались другие арду, глаза их горели, они жаждали какого-нибудь происшествия, которое смыло бы с них ужасное чувство унижения и злобы.

Юнец выкрикнул что-то нечленораздельное и с размаху ударил Релкина по лицу – от такого удара слетела бы голова, попади парень в цель. Релкин ускользнул в сторону, слегка повернувшись на носках. Молодец бросился на него. Релкин отошел, но оружия не обнажил, хотя кинжал был при нем. Молодой человек споткнулся и упал на колени. Зрители разразились хриплыми смешками.

Юнец злобно оскалился, согнулся, поднял дубинку и перешел в яростную атаку. Релкин выхватил кинжал и встал на изготовку. Дубина взметнулась, в тот же момент Релкин увернулся и левой рукой ударил противника в солнечное сплетение.

Тот и не почувствовал его удара. Релкин едва не упал на четвереньки, отрывая вцепившуюся в плечо руку противника. Юный арду снова кинулся на бесхвостого, подбадриваемый криками разгоряченных соплеменников, собравшихся вокруг.

Релкин легко увернулся от следующего взмаха дубинки и дал юнцу промеж ног, вложив в удар всю силу, на которую оказался способен.

Это сработало, и арду согнулся пополам, задыхаясь от боли. Не колеблясь, Релкин продолжил поединок, уже не нарушая общепринятых правил. Следующий его удар пришелся мальчишке по голове сбоку и уложил его на месте.

Тут же Релкин отскочил и спрятал кинжал, отчего испытал огромное облегчение. Кровопролитие было бы гибельным.

Кипящая смесь эмоций выражалась на лицах, окружавших его. С одной стороны, здесь присутствовало и уважение – юнец был силен и неистов, а Релкин уложил его без лишней суеты. Но с другой стороны, злость и ненависть к бесхвостым не уступали позиций.

– Я – не один из них, – медленно проговорил Релкин, показывая в сторону палаток работорговцев, – я пришел из далека-далека, из-за дальних гор на востоке. Из-за большой воды.

Они взирали на драконира в угрюмой злобе и непонимании. Для многих из них все бесхвостые были одинаковы, и они ненавидели всех с равной силой. Другие же были менее ожесточены. Но Релкин по-прежнему чувствовал напряжение момента: одно неосторожное слово – и его разорвут на клочки.

Он посмотрел на упавшего юношу. Потом наклонился и пощупал для надежности пульс. Он не собирался бить насмерть, но при ударах в голову ни в чем нельзя быть уверенным. На запястье упавшего билась тонкая жилка. Парень был жив.

Арду взирали на чужака злобно и подозрительно. И тут голос дракона перекрыл ропот толпы:

– Где мальчик Релкин?

– Здесь я. – Релкин поразился чутью виверна – тот явился как раз вовремя.

– Что ты делаешь?

– Ну, я тут уложил этого парня, когда он пошел на меня с дубинкой. Он возмутился, ну, по поводу Лумби, ты знаешь.

– Потому что ты оплодотворил яйца?

– Да, в общем так.

– Было бы интересно посмотреть на потомство, которое произведет Лумби. Мои-то оба крылатые. Я был удивлен этим. Мне казалось, что по крайней мере один-то из них мог бы родиться таким же виверном, как я.

– И какого черта тогда ты делал бы? Уволился из легионов и вернулся бы в Куош домашней скотиной?

– Никогда!

– В любом случае хватит об этом. Эти ребята по мне так просто спятили, а нам с ними еще работать и работать, если мы собираемся освободить остальных арду.

– Мы освободим их. Больше никаких рабов. Дракон ненавидит тех, кто захватывает рабов. Экатор тоже их ненавидит.

Релкин подумал про себя, что подобное известие заставило бы многих работорговцев оставить свое занятие.

– Н-да, если будет возможность, мы сообщим им об этом факте. Но сначала нам нужно удержать арду от убийства меня.

– Они хотят убить мальчика?

– Ну ты посмотри на них. Как ты думаешь?

Базил оглядел кружок разгоряченных лесных людей:

– Мм-м-м-м…

Он выпрямился во весь рост и навис над арду. В глазах их появился знакомый уже священный ужас, чувство, близко граничащее у некоторых с драконьим столбняком. Перед ними был лесной бог в действии. И еще они видели перед мысленным взором эту невозможную полосу стали, которая с легкостью разрубала работорговцев на кусочки.

Затем, тщательно выговаривая слова языка арду, очень медленно, с драконьим акцентом и произношением, Базил объявил:

– Это мой мальчик. Он не враг. Он мой уже много лет. У него не было времени становиться работорговцем.

Вытаращив глаза, арду в молчаливом изумлении внимали этим словам. Лесной бог говорил на их языке, и достаточно ясно. Он требовал оставить все мысли об убийстве бесхвостого. С некоторым сожалением арду смирились.

Релкин решил закрепить свои позиции, воспользовавшись этой драматической сменой настроений:

– Слушайте меня. Нам нужно сделать много работы. Есть еще другие невольничьи лагеря. Теперь пришли дожди. Работорговцы уходят вниз по течению. Нам нужно использовать эти лодки, чтобы перехватить уходящих и освободить арду.

– Как мы это сделаем? – подал голос какой-то седой ветеран с массивными мускулами и заметным животиком.

– Спустимся по реке. Придем туда, где все реки соединяются с главной. Дождемся, пока не пройдут работорговцы. Потом пойдем за ними вслед и нападем ночью. Убьем работорговцев. Освободим арду.

Он почувствовал, как широкая волна одобрения прокатилась по толпе арду. Но вслед за ней подошла волна подозрений. Как раньше Иуунс и Юнс, бесхвостому попросту не доверяли.

– Ты хочешь идти вниз по реке? На юг? – спросил другой старик.

– Спасать остальных арду. Есть еще много таких лагерей, как этот. Нам нужно остановить работорговцев, где только сможем.

– Юг – это куда уходят работорговцы.

– Я знаю. Но я – не работорговец. Я хочу освободить арду.

Удостоят ли они его своим доверием? Дрожь нерешительности прошла по хвостатым телам. Двое мужчин помогли подняться на ноги несчастному Джаспу.

– Смотрите. Я иду к баркам. Идите со мной. Нам нужно переделать еще кучу всего. Я вам уже говорил.

Релкин осторожно тронулся в путь. Базил вразвалку пошел следом. Они не оглядывались.

Арду осмотрелись по сторонам, а потом пошли к реке. Они, кажется, поверили бесхвостому. Кроме всего прочего, он ведь был собственностью лесного бога.

Загрузка...