Дракон Нерождённый

Глава 5

День 17 месяца окетеба (X) года 1650 Этой Эпохи, небеса над Седым морем.

Больше к людям он не совался, летел на восток, держась береговой линии; ночевал тоже на берегу, стараясь находить защищённые от взглядов места. Суровые тренировки сделали Обадайю неприхотливым и хватким, он умел выживать.

Остались позади земли Ривена, Марахога, заканчивалась береговая линия Архаддира, и вот уже по правую руку простирались земли великого княжества Соломея. Теперь он летел над водами государства, принадлежавшего к Папской Области. Бояться волшебников больше не стоило, пришла пора бояться монахов ордена Петра. А ещё, как говорили, чудовищ, лютующих повсюду и катормарского мора.

Обадайя держал путь в столицу княжества, великий город Алиостр. Некогда он служил сердцем Гроганской империи, которая в рассвете мощи властвовала над всем миром. Те времена прошли безвозвратно, однако, Алиостр всё ещё являлся самым большим, богатым и неприступным портом западного мира.

Погода стала быстро портиться, это очень хорошо замечаешь, находясь высоко над землёй. Не успел Оби опомниться, не успел опуститься, как его окружили духи штормового ветра. Они схватили юношу, закружили, забросали из стороны в сторону, меняя землю и небеса местами. Но волшебник не выпал из седла, только крепче сжал бока торгаста коленями, прижался к облачной гриве и закрыл глаза.

Когда сверкала молния, он слеп сквозь сомкнутые веки, а когда тучи раскалывал гром, всё его тело прошивала боль, – так нещадно трясло. Наконец, в ушах лопнули барабанные перепонки, гром притих. Охваченный ветром, мокрый от дождя, ослепший, Оби метался посреди шторма, надеясь только на то, что земля ещё далеко.

Вспышки стали реже, он открыл глаза и увидел, что торгаст летит прямиком в море. Отстав от шеи, Оби напряг все мышцы, натянул поводья и заставил скакуна уйти из вертикали в горизонталь. Тут же вокруг выросли волны. Вихри создавали из морской воды исполинов в бурунных шапках, ревущих и рокочущих не тише самого грома. Чудо спасало Обадайю от гибели, он бросал скакуна то вправо, то влево, пытался взлететь выше, но ветер не позволял, будто с умыслом толкая обратно. Мир был серым, тусклым, кружащая в воздухе влага слепила, но вот, впереди проявился силуэт. Нечто огромное и чёрное, выделяющееся на фоне грохочущей мглы.

«Суша», – взмолился Оби, – «Господи, пусть это будет суша!»

И в тот час Господь-Кузнец, должно быть, услышал его. Из туманной пелены яснее проступили черты огромных скал и берег у их подножья. Обадайя направил торгаста вниз, а когда копыта ступили на мокрые камни, едва не упал от усталости. Он пробудил Второе Дыхание и только тогда поднялся. Надо было торопиться, – эти чары не давали свежих сил, только подстёгивали резервы организма; если переусердствовать с ними, то в один момент просто упадёшь мёртвый.

Он нашёл в скалах трещину, грот, достаточно далеко от воды. Десяток светящихся мотыльков осветили стены, внутри было пусто, если не считать песка и гнилых водорослей. Первым делом Обадайя применил Исцеление, отчего буйство стихии стало намного лучше слышно. Он даже вздрогнул от неожиданности. Затем осмотрелся, достал из сумки книгу заклинаний и с первого раза смог просушить одежду. Теперь холода можно было не бояться, – плащ хранил всё необходимое тепло.

Юный волшебник сел на землю, достал из сумки сухарей, пиалу варёного риса с изюмом и баклагу воды, промыл уши от крови. Прозвучала молитва, трапеза была короткой, но сытной. Привалившись к стене, он погрузился в состояние полудрёмы, а потом незаметно уснул.

За грохотом бури Оби не услышал осторожных шагов, а когда сон прервался, открыл глаза и увидел у противоположной стены Улву. Она была мокрой и дрожала.

– О Боже, проясни очи мои, изгони мороки…

– Мочой глаза промой, доходимец паршивый, – простучала зубами дева.

– Улва! – Оби вскочил. – Господи…

– Хватит призывать своего беззубого божка! Огонь разведи!

Вместо этого он, однако, попытался высушить её одежду, но не получилось, – заклинание подвело четыре раза подряд. Тогда юноша кое-как вытянул из одежды влагу и поспешил наружу, в бурю. Он бегал вдоль линии прибоя, окатываемый ледяной водой, собирал плавник, а вернувшись, и его высушил; со второго раза создал пламя и вот, занялся костёр.

– Что ты здесь делаешь?! Как ты сюда попала?!

Улва стала снимать одежду: шерстяной плащ, куртка на волчьем меху, шерстяные штаны и укороченные сапоги; несмотря на старания Оби, всё это осталось сыроватым и холодило кожу. Спохватившись, он тоже стал раздеваться. Вскоре они грелись спиной к спине, обсыхала одежда, разложенная на камнях, два торгаста стояли поодаль.

– Улва, как ты…

– Хватит повторять, доходимец. Я летела за тобой.

– Но как?!

Она зарычала.

– На уж поверь, было нелегко! Преследовать в небе, – совсем не то же, что преследовать на земле. Лететь за тобой, искать убежище там, где ищешь ты, и всё это, чтобы ты не заметил.

– Но зачем?

– А зачем ты летишь так далеко?!

– Улва…

– Столица Ривена в другой стороне и гораздо ближе. Я знаю, у меня был учитель из этих земель, пре-пода-вал гео-графи-ю. Ты ослушался этого седого козла и сбежал! Никому ничего не сказал! Что это значит? Что ты задумал?

– Улва, послушай, ты не должна быть здесь!

– Значит, нас таких уже двое, – зло, но рассудительно ответила орийка. – А ну рассказывай!

Воительница ждала ответов, но он молчал и это злило. Вот она почувствовала его прерывистую дрожь, обернулась и увидела, что голова Обадайи опущена, а широкие плечи трясутся. Коснувшись его лица, Улва вскочила.

– Лучше бы это была дождевая вода, а не слёзы!

Он пытался сдерживаться, но плакал, плечи вздрагивали всё заметнее. Улва не знала, что делать. На Оре мужчины тоже, бывало, плакали, и воительницы хирда говорили, что в таком случае глупого мужика приводит в чувство хорошая оплеуха. Обадайя был непробиваемый, когда держал щит, лупи его хоть топором, хоть мечом, но сейчас… казалось, оплеуха убьёт этого слезливого слабака. Девушка опустилась на колени, попыталась приладиться так, иначе, она не умела этого всего, не умела быть… мягкой. Потому что на Оре мягкость – значит слабость, а слабые умирают рано.

Объятье вышло неловким, но это оказалось тем, в чём нуждался юноша. Потом он рассказал ей всё, поведал о той ночи, когда что-то овладело учителем и Оби чуть не погиб; как с небес явился ангел, оградивший от опасности. Как юноша получил миссию.

– Крылатый человек пришёл с неба и сказал тебе, что ты особенный?

– Ангелы – не люди. Я видел существо в длинных одеждах и сияющей броне, белый капюшон скрывал его лицо, но над головой пылали нимбы, а за плечами было шесть крыл, сотканных из чистейшего света… он назвался Ундариэлем, Эхом Молота, Гласом Господним. Спас меня и приказал исполнять Замысел Господа-Кузнеца. – Обадайя всё ещё дрожал, невидящие глаза прикипели взглядом к одной точке, слёзы иссякли. – Ему нужно орудие в мире смертных, и почему-то выбор пал на меня, недостойного…

– Крылатый человек пришёл с неба и сказал тебе, что ты особенный, – повторила Улва, не понимая, где ошиблась.

Он улыбнулся, совсем чуть-чуть, но от этого на душе у неё полегчало.

«Дурак», – думала орийка, – «думаешь, что удержишь щит надо всем миром, а на самом деле слабый, мягкий».

– Значит, магом ты не станешь. А кем тогда?

– Кем пожелает меня видеть Он.

– Опять! – От её крика в гроте родилось эхо. – О бестолковый олений пердёж! Сначала твоей жизнью командовал мой дурной старый отец, а теперь ты решил вручить её в руки… кого? Невидимого бога, посылающего крылатых людей?! Ты сам-то не хочешь решать?!

– Все мы во власти Его, даже если не осознаём…

– Сколько рёбер тебе не жалко? Могу сломать все, ты же исцелишься? – Когда у неё заканчивались слова, Улва всегда переходила на язык кулаков. А обычных слов у неё никогда не было много.

На это Оби лишь шмыгнул носом.

– Как только смогу, продолжу путь, мне нужно в Алиостр, – там начнётся служение. Если я этого не сделаю, очень много душ будет утрачено, что недопустимо. Такова моя миссия.

Она собралась с силами.

– Тогда я с тобой. Сюда дошла и дальше пойду.

– Тебе нельзя.

– Крылатый люди запретили?

– Нет, но это совсем другой мир. Женщина-воин, язычница…

– И мальчишка со слезливыми глазками. Ты мне указывать не будешь, сама решу.

– Улва, – он посмотрел очень пристально, – я всё отдал бы, чтобы остаться дома. Хоть ты воплоти мою мечту, лети назад, живи и будь счастлива.

Она больно щёлкнула его по носу.

– Я с тобой.

– Но почему? Это только моя миссия…

– Потому что ты мягкий и слабый, а я сильная и упорная. Смирись, ведь этому учит твой никчёмный бог, верно? Смирению, – усмехнулась орийка.

А ещё она верила, что была лучше своего отца и не могла бросить любимого человека, но этого из Улвы не вытянули бы даже раскалённые клещи.

– Вытри сопли, доходимец, и давай уже накорми чем-нибудь, я отощала, пока гонялась за тобой.

Буря лютовала весь день и часть ночи, только под утро следующего дня пастухи туч разогнали свои отары. Обадайя вышел из грота очень рано, оглядел пляж, заполненный водорослями и плавником, обернулся и обомлел.

– Улва, погляди на это!

– Солнце? Да, яркое, – она вышла наружу, щурясь, – наконец-то! Думала, не увижу больше никогда…

Она проследила его взгляд и задрала голову, присела от удивления.

На высоких чёрных скалах, давших им приют, зиждились огромные чёрные же стены; полуразрушенные башни, барбаканы и парапеты с тысячами зубцов.

– Посмотрим сверху, – решил Обадайя.

Вместе они поднялись в небо на торгастах, так высокого, что смогли увидеть очертания небольшого острова целиком. Стало ясно, что не на скалах стояла крепость, а на горе, которую кто-то когда-то стесал, чтобы построить стены. Крепость была старой и явно заброшенной, с высоты открывалось множество следов разрухи, но большинство построек ещё держались. В самой середине каменного плато виднелось нечто странное. Кто-то вырубил там совершенно огромный карьер, круглую ступенчатую чашу; в её теле на разных уровнях зияли провалы пещер, уводивших во тьму.

Обадайя жестом показал, что надо спускаться и направил торгаста первый. Лишь оказавшись на самом дне карьера люди поняли, настолько же огромным тот был. Счёт пещерам шёл на десятки.

– Я знаю, где мы, – сказал юноша вдруг, – это Гнездовье.

– И? – нахмурилась Улва.

– Прости, – он улыбнулся виновато, – в этой крепости династия Гроганов держала своих драконов.

– Гроганы, – северянка напрягла память, – драконьи всадники? Те, что ещё присылали к нашим берегам свои чёрные корабли?

– Именно. Сарос Гроган завоевал целый мир благодаря драконам. Спустя поколения сила его потомков стала иссякать, они теряли власть над королями неба, пока один, Рискан Отец Драконов, не породил бастардов…

– Это слово я знаю! «Уб-люд-ки»!

– Э… да. Рискан породил множество бастардов, и все они обладали толикой власти над драконами. Он создал армию из незаконнорождённых, посадил их на драконов и ещё многие поколения эта армия держала Валемар в повиновении. И в ужасе, разумеется, тоже. Здесь, в Гнездовье был их дом, здесь бастарды становились воинами. А эти пещеры, – входы в глубокие катакомбы. Внутри очень много отдельных залов, – логовищ, где спали драконы между походами. Эта крепость… она помнит времена и помнит деяния.

Улва огляделась, сплюнула.

– И что, теперь такая громадина просто никому не нужна?

– Нет. Остров маленький, ни пищи, ни воды здесь не раздобыть, а из-за подводных скал невозможно построить порт. Никому не нужный кусок истории.

Границы карьера и чёрные стены, возвышавшиеся над ними, давили своей старой тяжеловесностью.

– Давай осмотримся, – предложила она. – Может, сокровища какие найдём.

– Слишком много времени прошло. Но посмотреть стоит.

Опускаться в подземелья драконьих логовищ не стали, наверняка коррозия поспособствовала затоплению. Вместо этого они ступили под своды пустой крепости и впервые за, быть может, века, она услышала человеческие голоса. Мотыльки разгоняли тьму, проявляли запустение и грязь; голые каменные стены были влажными, местами виднелись остатки фресок и красивых мозаик, уничтоженных морской сыростью. Распались ржой петли и решётки, превратились в пыль двери, обрушились многие лестницы и в полах зияли дыры. От крыш мало что осталось, но стены всё ещё держали удар времени.

– Когда её строили, империя всё ещё преследовала магов.

– И зачем бы мне это знать? – Топор, который Улва отцепила от седла и носила с надеждой, теперь покоился на плече. Видимо, в крепости действительно никого не было.

– Просто, без магии строить так размашисто всегда было тяжело. Но когда создавали Гнездовье, его стены поливали драконьим огнём.

– Чтобы они были такими чёрными?

– Чтобы камни сплавились воедино, стали неразрушимы. Нет уже ни единого Грогана, их бастарды давно исчезли, драконы не слушаются никого из смертных, а стены всё стоят.

– Ха! И всё зря! Зачем строить на века, если всё равно…

– Гроганцы считали свою империю вечной. Они подумать не могли, что когда-то ей придёт конец.

– Доходимцы, – злорадно оскалилась орийка. – Их уже нет, а мы ещё здесь. Мы, – дочери Оры!

– Не поспоришь.

Вместе они обошли не одно помещения, видели запустение в кладовых, в больших залах, везде. Преодолев очередную лестницу, двое поднялись в овальную залу, чью крышу поддерживали многочисленные колонны. Половину стен занимал хорошо сохранившийся каменный горельеф; в другой зияли ростовые окна, выходившие на прибрежные скалы. Они прошли бы дальше, как проходили другие помещения, если бы не особенность, на которую указала дева-воительница.

– Погляди-ка…

Под окнами, сквозь которые проникало солнце, прямо на полу лежал человеческий скелет. На нём остались следы древнего доспеха, какие-то заклёпки и позолоченная проволока, а под ним виднелся плащ, каким-то чудом не истлевший за время. При жизни этот человек обладал завидным ростом и шириной плеч; массивные ладони лежали на грудной клетке, пальцы обхватывали эфес меча.

Улва подошла к останкам и принялась разглядывать его.

– Какой красивый… ни единого изъяна!

Оби приблизился тоже, оглядел старые кости и клинок: длинный, прямой, обоюдоострый, сверкающий посреди вековечного сора. Его перекрестье казалось золотым и было выполнено в виде пары драконьих голов, расходящихся в стороны. Глаза драконов сверкали жёлтыми бриллиантами, а в середине находился третий бриллиант, также жёлтый, но крупный, с тёмным инклюзом, напоминающим кошачий зрачок. Ножен не было видно.

– Не стоит, – сказал Обадайя, когда Улва потянулась к оружию. – Он пришёл сюда, чтобы умереть в этом месте, лёг и упокоился. Не нарушай его последнюю волю.

– А то что?

– Я расстроюсь.

Она скорчила издевательскую гримасу, но меча не тронула.

Юный волшебник приблизился к горельефу. Время хорошо поработало над каменными фигурами, смазало очертания, но сюжет был хрестоматийным для прошлой эпохи. Фигура с копьём и короной, парящей над головой, – Сарос Гроган; силуэты с длинными шеями, крыльями и хвостами за его спиной, – драконы; а многие иные, корчащиеся в противоположной части горельефа, – волшебники, проклятое семя, те, кто едва не разрушил Валемар до основания своей алчбой.

Улве было скучно, оно шаркала по зале, перекладывала топор с плеча на плечо, искоса поглядывала на юношу.

– Если нельзя забрать единственное сокровище, то и делать здесь больше нечего, – проворчала она, – не осматривать же эту громадину целиком, верно? Эй? Верно? Оби?

Юноша стоял с прикрытыми глазами, вороные брови сошлись на переносице, всё тело напряглось, он чувствовал приближение…

– Зачем так спешить? – раздалось за их спинами.

Северянка развернулась тот же час, волшебник обернулся неспешно, уже зная, что увидит: всякий сор, грязь, всё, что нанёс ветер через окна, поднималось вихрем в середине помещения. Из этого лепилась высокая и широкоплечая фигура, она обрела чёткий абрис и покрылась тёмными одеждами. Князь Пекла Агларемнон явился, облачённый в хитон и гиматий, его лицо казалось прекрасным, но верх черепа зиял краями оплавленного стекла, изнутри било синее пламя. Глаза были закрыты.

– Улва, не надо…

Но орийка уже бросилась в бой очертя голову. Лезвие топора свистнуло, метя гиганту в бок, оказалось в хватке чёрных, словно обугленных пальцев. Не успело сердце ударить раз, как сталь распалась ржой, а по рукояти поползла гниль. Павший ангел ухмыльнулся. Взрычав, Улва отпустила топорище и обнажила короткий меч.

– Ты не очень умная, правда? – Агларемнон улыбнулся широко и открыто. – Отец не зря называет тебя Куницей.

Он не смог бы придумать ничего лучше, если хотел вызвать в ней бешенство. Но напасть повторно воительница не успела, – замерла как статуя.

– Отпусти её!

– Тише, тише, мой милый избранник, этой жалкой язычнице ничто не грозит. Вообще-то, я о ней забочусь. Пусть постоит, послушает…

– Именем…

– НЕТ, – голос Агларемнона прокатился по всему Гнездовью, достиг даже самого глубокого подземелья и спугнул стаи чаек, гнездившихся на скалах, – нет. Я в своём праве.

Юноша сделался суровым, поистине суровым и грозным, будто не проливал слёз над тяжёлой долей совсем недавно. В его глазах сверкала божественная искра, а слова приобретали небывалый вес:

– Опять хочешь искушать меня?

– «Хочу»? Я не делаю ничего по своей воле. Да и что за искус ты нашёл в моих благих пожеланиях?

Огромная чёрная фигура с пылающей головой надвигалась. Князь Пекла не шёл, он скользил, полы хитона тонули в клубах пыли.

– Счастливая жизнь в любимом доме, служение другим людям, покой и чистота духа. Разве это искус? Повернись назад, не губи себя.

– Изыди! – твёрдо приказал Обадайя.

– Ах… – широкие плечи опустились, падший ангел поник. – Я сделал всё, что мог, но мотылька, летящего на огонь, не переубедить, верно?

Искры в глазах юноши стали ярче, они сулили угрозу… нет, кару.

– Что ж.

Улва отмерла и упала на четвереньки, её тут же стошнило.

– Прости за топор, язычница, – сказал падший, пряча руки за спину, – но не расстраивайся, возьми меч, ибо ты имеешь на него право. Этот мертвец – твой дальний предок по мужской линии. И плащаницу тоже возьми, она нетленная. Там, куда ты отправишься, эти вещи пригодятся.

Фигура исчезла, распался столб грязи; Оби поспешил к девушке. Он возложил на неё ладони и прочитал молитву. Присутствие демонической сущности такого порядка могло убивать само по себе, а выжившие были обречены страдать от последствий до конца своих жизней. Он очистил Улву, отошёл и стряхнул с рук остатки духовной скверны.

– Сейчас полегчает, дыши глубже. Вот фляжка, спокойно.

– Кто… был… этот… олений…

– Очень сильный злой дух, – постарался объяснить юноша. – Когда-то он был «человеком с крыльями», как ты говоришь, но предал Господа и пал в Пекло. Уже второй раз пытается совратить меня с пути истинного. Вот так, мелкими глотками.

Она поднялась не без помощи, пошатывалась сначала, но силы быстро возвращались.

– Пора уходить, мы действительно потеряли время.

Улва огляделась, увидела блеск металла.

– Он сломал мой топор, сучий потрох… можно?

Пожалуй, впервые она смотрела на него не с раздражением или снисхождением, не со скрытой жалостью, а с уважением. Орийка бросилась в бой прежде чем успела испугаться, так у неё было заведено, однако, лишившись власти над собственным телом, прочувствовала всю глубину неестественного, всепожирающего ужаса, исходившего от «огненноглавого». А Оби… он не испугался ничуть, наоборот, заставил бояться себя. Улва поняла, что очень многого ещё не понимала в нём.

– Или не надо?

Он опустил голову, задумался, пожал плечами:

– Демоны лживы, веры им нет никакой, но я вижу ясно, – в этом клинке и в плаще под костями есть частица божественной благодати. Как это связано с учителем и тобой мне…

Лучезарное касание снизошло на его макушку, взгляд Оби стал будто сонным, веки затрепетали, но продлилось это недолго.

– Ох, – юноша пошатнулся, тут же оправился, – вот как…

– Что с тобой?

– Чертоги Небесного Горна послали весть: это мощи святого Грегора, Улва. Он был канонизирован около полутора тысяч лет назад, ещё во времена Войн Веры, когда империя пала, а культ Господа-Кузнеца только завоёвывал Вестеррайх. Ныне его помнят лишь древние книги, однако, тогда с его именем на устах шли в бой.

– Он был хороший воин? – Блеск меча всё сильнее притягивал взгляд Улвы.

– Можно сказать и так. Лучший полководец среди амлотиан, а сражаться его учил сам святой равноапостольный Иоанн Воитель. Ещё он убивал в поединках драконов.

Она вздохнула с благоговением.

– Убивал, – повторил Оби твёрдо, – и при жизни его звали Грегориусом Драконоглазым.