Драконослов (СИ)

Глава 21, в которой герои отказываются от транспортного средства в пользу собственных ног

Третий день нашего путешествия прошёл куда спокойнее предыдущих. Виль, осознав свои возросшие способности, обеспечила нам два почти часовых перелёта, а Кэт разгрузила «Стрекозу» настолько, что мы уверенно держали скорость под полтораста километров в час — несмотря на заметный вес дополнительных припасов — и пролетели едва ли не больше, чем за оба предыдущих дня вместе взятых. Четвёртый день стал для «Стрекозы» последним: первый перелёт получился всего около сорока минут, а после обеда и отдыха мотор просто не завёлся. Десять минут бесплодных попыток его раскрутить «с помощью лома и какой-то матери» вполне предсказуемо завершились неприятным хрустом внутри агрегата и погнутым пропеллером.

Сказать, что я был расстроен — это сильно преуменьшить. С другой стороны, «Стрекоза» послужила нам выше всяких похвал, вдвое перевыполнив мой прогноз про «три перелёта максимум». По нашим оценкам, от домика Виль нас отделяло около полутысячи километров, и можно было не бояться никакой погони, в которую я, честно говоря, не очень-то и верил. До побережья моря, куда я всё ещё очень хотел добраться, оставалось примерно столько же, и лес уже заметно отличался от того, к которому я успел привыкнуть за этот год — более зелёный и живой, почти тропический, каким я его представлял по рекламным плакатам турагентств.

Увидев моё искреннее расстройство, женщины сначала опешили, а потом явно собрались меня утешать, но я только отмахнулся.

— Не обращайте внимания, я просто с детства мечтал полетать, а получилось только теперь, да и то недолго и слишком целенаправленно. Но это ерунда, было бы куда хуже, если бы мотор отказал в воздухе. Так что она у нас умница, даже сломалась вовремя! — И я ласково похлопал «Стрекозу» по крылу. — Теперь мы её разберём, сделаем тачку и дальше пойдём пешком. Я хочу выйти к побережью — море я тоже люблю, да и климат там должен быть лучше, чем прямо в лесу. Тропические леса — штука специфическая и опасная, а я про них мало что знаю. Кэт, ты как насчёт тропического леса?

— Море — это правильно. — Голос Кэт был ровным и уверенным. — Лес — это хорошо, но это не тот место, которое мы ищем. Нужно идти дальше.

Виль только передёрнула плечами: она абсолютно не понимала, как может нравиться такое количество воды сразу — за время нашего путешествия я уже успел все уши ей прожужжать, как на море хорошо и здорово… Только не для другр, да… Думаю, Ку-тян её горячо поддержит, хотя пока молчит, явно думая о чём-то своём.

На разбор «Стрекозы» ушло неожиданно много времени — Кэт категорически настояла не выкидывать лишние детали и вообще не делать с аппаратом ничего необратимого. Сколько в этом было предвидения, а сколько — банального желания сохранить хотя бы призрачный шанс полетать ещё — я разбираться не стал, мне и самому было жалко ломать птичку. Тем более, что если снять телегу и сделать нормальную подвесную, можно будет летать и без мотора, в одиночном варианте, хотя для меня, например, крыло будет порядком велико и управиться с ним смогу только в спокойную погоду… Ладно, если доживём — разберёмся, сейчас о другом думать надо.

Снять и свернуть крыло по уже проверенной схеме оказалось мало: почти восьмиметровой длины тюк в лесу был практически нетранспортабелен, но цельная труба консоли просто не разбиралась… По крайней мере, так думал я. Виль же просто закатала купол, как рукав, и обе балки вдруг разделились пополам идеально ровным разрезом — хоть смотрись, как в зеркало.

— А потом сварим их обратно и уберём дефекты, это несложно. — Пояснила она в ответ на мой очень удивлённый взгляд. — Что? Все другр умеют работать с металлом, просто надо много сил, поэтому обычно используют или накопители, или нормальную кузницу.

— А ты теперь и без накопителя можешь справиться…

— С трудом. Соединить с трудом, а вот разделить — легко. Но если я стану сильнее ещё хотя бы вдвое — то и соединить смогу без проблем.

Кэт на наш разговор не обратила особого внимания, опять приняв тот бесстрастный и отрешённый вид, какой у неё бывал во время видений. Мы же методично разобрали телегу практически до состояния «болты и трубы», а потом из этого конструктора собрали что-то вроде узкой, меньше метра шириной, двуколки с одноколёсным прицепом — пригодился карданный подвес крыла. Я подумал, что такая «змея» легче пройдёт по лесу, а кардан не даст прицепу опрокинуться.

Все оставшиеся детали и припасы переложили внутрь, почти вдвое укоротившийся тюк с крылом — на прицеп, и решительно потопали дальше на запад.

Катить нашу импровизированную повозку оказалось занятием нудным, утомительным и требующим внимания: многочисленные кочки и корни, вступив в сговор с не дающими двигаться хоть сколько-то прямолинейно деревьями, так и норовили опрокинуть наш вынужденно высокий и потому неустойчивый транспорт, весящий к тому же далеко за два центнера — почти центнер самой «Стрекозы» и полтора центнера припасов и имущества, которое не разобрали по рюкзакам. Я был уверен, что «всё своё ношу с собой» — это только мой хомяк, но и Кэт, и Куросакура, и даже Виль нашли немало вещей, которые «удобнее иметь всегда под рукой». Кто бы спорил — роль тягловой силы досталась мне и Виль, как самому бесполезному и самой сильной соответственно.

Вообще, несмотря на жуткую физкультурную запущенность, я и до попадания был неплохим ходоком — маленький приз за большой вес — теперь же, после года довольно активной жизни без всяких лифтов, зато с многочисленными лестницами и регулярными серьёзными тренировками, я вполне уверенно тянул свою половину оба дневных перехода, а после них активно помогал ставить лагерь, пока шедшие до того налегке Кэт и Ку-тян бегали (реально бегом, блин!) на охоту.

Несмотря на все старания, в первый день мы прошли не больше двадцати километров, а с поправкой на постоянные обходы, думаю, по прямой набралось бы едва десять. Но постепенно мы освоились с неуклюжей тележкой, привыкли высматривать более-менее ровный путь на пару десятков шагов вперёд, и каждый день приближал нас к цели на добрых двадцать — двадцать пять вёрст.

Наша диета претерпела разительные изменения по сравнению с жизнью в лесном домике: всякие корнеплоды, овощи, каши, крупы и прочие фрукты исчезли из рациона почти полностью, даже в роли приправ использовались дикорастущие травы, сорванные на ходу — их место уверенно заняли мясо, птица и, по утрам, если рядом была речка и мой «телевизор» не оказывался пустым — рыба. Кэтлин с Куросакурой этой перемене откровенно и не скрываясь радовались, я, по вполне понятным причинам, к ним присоединился, но ведь и Виль тоже с удовольствием перешла на мясо. На мой вопрос она объяснила, что долго питаться одним мясом, конечно, вредно, но всё равно вкусно, просто растительную пищу в нужных клану количествах производить проще, чем животную, особенно при наличии грибных ферм, эффективно перерабатывающих «лишнюю» биомассу в необходимые белки.

С охотой и рыбалкой нам чаще везло, чем нет, так что иногда мы даже пополняли несомый с собой «совсем резервный» запас, а в особо «урожайных» местах ставили лагерь на два дня. В первую же такую стоянку Виль беспощадно выгнала Кэтлин и Куросакуру строить шалаш. Видимо, влияние Кэт и в этом пошло на пользу Виль, во всяком случае, она не боялась, не зажималась, и ей не было больно — даже наоборот! Я, конечно, далеко не Казанова, но настолько в женщинах разобраться успел.

Глава 22, полная сюрпризов, открытий и превозмогания

Всё шло слишком гладко — мелкие неприятности, вроде опрокинувшейся или застрявшей тачки не в счёт — и я постоянно ждал подвоха, следуя завету капитана Зелёного. Однако день сменялся ночью, ночь — снова днём, а проблем всё не было. Я с подозрением косился на Кэт, но, вопреки моим опасениям, с каждым днём так и сквозившие во всех её словах и движениях иезуитская изворотливость и своекорыстие отходили на второй план, сменяясь пусть и по-прежнему эгоцентричной, но открытой, можно сказать «честной», прямолинейностью.

И всё-таки я дождался своего сюрприза, правда, как и положено сюрпризу, с другой стороны. На пятнадцатый день нашего путешествия, спустя двенадцать дней после того, как «Стрекоза» отказалась взлетать, вечером ко мне подошла необычно серьёзная Куросакура.

— Учитель, прими меня в свою гвардию. — На самом деле, слово было немного другое, что-то вроде «малая дружина» — личный отряд вождя племени, редко более десятка бойцов, но зато самых-самых и абсолютно преданных командиру.

— Но… Разве ты не собираешься вернуться к своему народу, когда закончишь обучение? Если, конечно, мне ещё осталось чему тебя учить. — Невесело хмыкнул я.

— Потом, когда состарюсь — может быть, и вернусь. Возьму пару деток потолковее, и тоже их чему-нибудь научу. А до тех пор — нет, не собираюсь. — Ответ Куросакуры был быстрым и уверенным, она явно успела обдумать этот вопрос со многих сторон. — А учиться всегда есть чему. Ничему не учатся только дураки и покойники… Впрочем, обычно первые очень быстро становятся вторыми. — Я в ответ только хмыкнул, а Куросакура опустилась на одно колено и твёрдо произнесла: — Я клянусь в верности вашему учению!

— Хорошо! — Произнёс я, ощутив, как меня окутала волна тепла, уже привычно покалывающая магией, и на правой руке зашевелилась Печать Разума. Буквально тут же к нам прибежали Виль — очень-очень решительная — и Кэт — несколько удивлённая.

— Совершенно не о чем беспокоиться! — Немедленно заверил их я. — Куросакура просто решила вступить в мою личную гвардию, чтобы продолжить обучение уже в этом качестве. Ничего более! — Виль заметно расслабилась, а Кэт удовлетворённо кивнула.

— И второй вопрос, командир. — Снова заговорила Куросакура. — Разреши мне взять Кэтлин в жёны.

Я поперхнулся. Остальные, по-моему, тоже.

— А-а-а… Ы? — Я попытался компенсировать некоторую нечёткость формулировок жестами, но, по-моему, получилось не лучше. Но меня все поняли правильно.

— Мы… Очень много времени провели вместе… когда охотились… и когда спали в шалаше рядом… Это… Часто вызывает изменение… — Куросакуре явно с трудом давались даже настолько обтекаемые формулировки, но я всё равно понял.

— То есть, ты теперь не Ку-тян, а Куро-кун[32]? — В лоб спросил я, пребывая уже где-то за гранью не только простого удивления, но и полного офигения, не сказать ещё хуже. Но, похоже, слова оказались как нельзя более удачными, ибо Куросакура просветлела… просветлел, блин! — теперь заново привыкать! — и решительно закивал головой.

— Да, командир, именно так! — С явным облегчением, что всё сформулировал «старший по званию», да ещё и во вполне приличных выражениях. — Куро-кун!

Небольшой паузы мне хватило, чтобы собрать в кучку разбежавшиеся было мысли.

— Ладно, понятно. Возвращаясь к вопросу женитьбы. Вы оба, хоть и служите теперь мне — свободные люди, я вам командир и начальник, тебе поменьше, Кэт — побольше, но не более того, и в вашу личную жизнь лезть не намерен — у меня своя жена есть. — Я демонстративно обнял Виль за талию, в ответ она прижалась ко мне. — Так что договаривайтесь сами, я заранее одобряю любое ваше решение. Кэтлин?

— Как скажет мастер, мне всё равно. — Голос Кэт остался спокойным и равнодушным… Вообще, последнее время она всё меньше напоминала себя прежнюю, какой она была в первый день нашего знакомства — хитрой, изворотливой и целеустремлённой, вместо этого став бесстрастной до равнодушия и какой-то безынициативной, пока не поступало конкретное указание что-то сделать…

— Кэт, но ведь это же твоя личная жизнь, неужели тебе действительно всё равно? — Удивлённо переспросил я, но ответила мне… ответил, блин! Куросакура.

— Печать Разума. Когда она давала тебе клятву верности — она перестаралась, и вот результат: печать почти полностью подавила её собственную волю. А скоро подавит совсем. А в обмен она получила то, чего желала больше всего — личное могущество… распорядиться которым самостоятельно теперь не сможет.

— Это из-за того, что… я так поздно согласилась? — Как-то неуверенно и виновато спросила Виль.

— И что, с этим ничего нельзя сделать? — Практически одновременно с Виль спросил я.

— Нет. Что-то подобное произошло бы в любом случае. — По-прежнему равнодушно ответила Кэт. — Печать служения всегда берёт свою цену, но редко кто способен угадать её заранее. Но печать можно изменить: если мастер изменит печать — изменится и договор… И тоже непредсказуемо.

— Как можно изменить печать? — Спросил я, по истории Кэт уже догадываясь об ответе… и он мне заранее не нравился.

— Огнём. Самый простой и самый надёжный способ. — Кэт пожала плечами с видом «искренне ваш, К.О.» — всё-таки, какие-то эмоции у неё ещё остались. По моему тяжёлому вздоху Виль догадалась, что я собрался сделать и уже приготовилась возмущаться, но я только погладил её по руке.

— А куда деваться, Виль? Неси анестетик и что там у нас есть от ожогов. Ку… росаскура, ты поможешь? — Повернулся я к новоиспечённому жениху. Тот в ответ только решительно кивнул.

Через пару минут мы уже внимательно рассматривали трёхцветную — теперь — печать на моей правой руке, едва проглядывающую сквозь толстый слой обезболивающей мази, щедро наложенной женой. По сравнению с прошлым изменением печать увеличилась незначительно, и теперь напоминала квадрат со слегка срезанными углами… Кроме одного, срезанного гораздо сильнее остальных трёх — как раз напротив красного. Красный угол расположился, ожидаемо, между чёрным и зелёным, больше всего напоминая красного осьминога, прижавшегося головой к центральному чёрно-зелёному ядру и запустившего туда несколько щупальцев, остальные сложным открытым узором плотно уложив в своём углу. «Только синего не хватает» — хмыкнул я про себя и вернулся к предстоящему делу.

— Смотри, Куро-кун: вот эти две петли — самые большие и толстые. Если их аккуратно разрезать вот так и вот так — получится четыре почти разомкнутых хвоста. Ещё бы хорошо вот эту петлю, она тоже толстая, но внутри другой и в стороне от этих двух, а мне что-то не очень хочется усложнять… — Я опять тяжело вздохнул. Ну вот не люблю я всяческий героизм, а куда деваться? Воистину, «если не я — то кто?», да и Кэт, при всех своих недостатках, нам всё же скорее помогла, чем нет… А долг — он платежом красен, да… — Ну что, сможешь, или есть идеи получше? Тогда приступай! Джинн — это хорошо, но живой человек — лучше! — И я покрепче ухватил правую руку левой.

Куросакура аккуратно зажёг небольшой красный огонёк на кончике когтя и медленно сжал его до ярко-белой точки не больше толщины волоса, а потом очень осторожно опустил к началу намеченной линии.

Собственно, ожидаемой боли я почти и не почувствовал — лекарства другр действовали на меня хорошо, и были весьма эффективными… да и с дозировкой Виль не пожадничала. Что я почувствовал — это рывки и пульсацию магии, которая, оказывается, успела во мне укорениться, а теперь мучительно корчилась в безжалостном огне… Впрочем, судя по тому, как Кэт вцепилась в свою руку — ей досталось как бы не больше моего, да и Виль свою ладонь тоже поглаживала не просто так. Судя по стиснутым челюстям и злому прищуру — досталось и Куросакуре, но он решительно вёл линию дальше, не останавливаясь и не отвлекаясь, формируя на моей коже аккуратный шрам ожога, буквально в миллиметр-полтора шириной.

— Всё! — Выдохнул он, закончив линию.

— Не всё. Теперь вторая линия. Соберись, я знаю, что ты сможешь, а ты знаешь, ради чего это делаешь. Начатое дело наполовину испорчено — так что вперёд! Проверим наше кондзё[33]!

Вторая линия пошла гораздо легче первой — магия, взбудораженная вмешательством, «расплескалась», если так можно выразиться, далеко за пределы области воздействия, тем самым заметно снизив интенсивность неприятных ощущений… от магии — боль именно от огня чувствовалась теперь сильнее, но всё равно терпимо.

Закончив вторую линию, Куросакура буквально отвалился вбок и решительно воткнул всю правую руку по локоть во влажную землю. Кэт с интересом и удивлением разглядывала собственную печать, медленно менявшуюся под стать моей копии. Выражение на её лице становилось всё более живым и… коварным, наверное, трудно подобрать верные слова… На краткий миг я даже пожалел, что не согласился остановиться на одной линии… и что вообще ввязался в эту авантюру: так бы велел Кэт выйти за Куросакуру и стать хорошей женой — и все были бы довольны… Тем временем, тихо шипя сквозь зубы что-то нелицеприятное в адрес всех алефси вообще и одной конкретной «тощей сволочи» в частности, Виль обрабатывала мой ожог заживляющей мазью и накладывала какие-то листья и бинты. Почти сразу же руку стало дёргать, как иногда бывает, когда глубокий порез наконец-то начинает нормально заживать, а я расслабленно откинулся на ствол дерева, под которым мы сидели.

— Спасибо, мастер! Ты дал мне новую душу! — Кэт, поразительно напомнив мне нашу самую первую встречу, встала на одно колено, протянув ко мне левую руку, на которой, поверх сплошного ожога, проступил небольшой узор из тонких белых линий, едва заметных на фоне белых же шрамов. Узкая полоса в мелкую сеточку, пересекающая круг с мелкозубчатым краем. Клавиатура поверх шестерёнки. «И что это сейчас было?» — подумал я, глядя на такую же, только гораздо более заметную печать на собственной левой руке… И на руке Виль, как раз завязавшей последний бинт.

Глава 23 — и снова взгляд со стороны

— Итак, что мы имеем в сухом остатке? — Голос Главы Архивов был скрипуч сверх обыкновения.

— Если совсем кратко — много вопросов и почти никаких ответов. — После небольшой паузы задумчиво резюмировал Глава Безопасности. — А если подробнее… Излагаю по порядку. Декаду назад мы рассмотрели действия Николая Петрова и его жены во время нападения ледяных тварей, сочли их оправданными и уместными, и постановили дать ему статус специалиста, а Вильгельмине — полную амнистию. А теперь — новости. Курьер, с которым отправили официальное письмо, обнаружил, что дом уже некоторое время заперт и законсервирован, и вызвал моих дознавателей. Они уточнили срок — от четырёх до шести суток — и обнаружили в доме записку Вильгельмины, в которой приводятся занятные факты о жизни араманди, предлагается «пригласить в гости на зиму нескольких старых магов» для защиты от ледяных тварей и невнятно упоминаются «обстоятельства чрезвычайной силы, требующие немедленно отправляться на запад»…

— А что за интересные факты? — Перебил коллегу Глава Архивов.

— Вот полный текст записки, специально сделал копии. Оригинал передам в Архив, когда с ним закончат работать специалисты. — Вольфганг Герхард протянул коллегам два листа бумаги. — Вкратце — все араманди владеют магией огня, чем сильнее маг — тем хуже контроль, меньше продолжительность жизни и ниже статус. Зимой в пустыне мало еды, и от самых сильных магов избавляются в первую очередь, хотя в остальное время именно они составляют главную ударную силу племени — я полагаю, Вильгельмине не рассказали некоторые существенные подробности. Не знаю, что заставило их так спешить, но они улетели на мотодельтаплане, который в принципе не способен взять достаточное количество припасов. Судя по следам взлёта, аппарат был перегружен почти на центнер — немного больше, чем когда они вылетали отсюда. К сожалению, мы не знаем, чего и сколько было запасено в доме, и потому не можем составить полный список того, что они взяли с собой. Они точно забрали часть полученных перед отбытием инструментов, но не все. Дознаватели всё ещё работают, но не думаю, что они смогут много добавить к уже найденному — взаимное наложение следов разных стихий сильно затрудняет магическое сканирование, особенно следы Николая.

— А что не так со следами этого одарённого юноши? — Глава Архивов снова перебил коллегу, краем глаза продолжая изучать текст записки.

— Если кратко — его след сильно размывает другие, весьма долго держится, но становится неразборчивым необычайно быстро. Я выделил людей на изучение этого феномена, но доложить им пока нечего.

— Вот как… Да, продолжайте, пожалуйста, я вас перебил… — Интонации самого старого из советников, казалось, были холоднее, чем напавшие зимой твари.

— Эм. Собственно, это всё. — Глава Безопасности прочистил внезапно пересохшее горло. — Последовать за ними мы не можем — даже лучшим нашим пилотам до Николая ещё очень далеко, да и времени прошло слишком много. Магический поиск внятных результатов тоже не дал: общее направление на запад, дистанция примерно пятьсот километров, с большим разбросом по обоим параметрам, и за последние дни положение почти не изменилось. Как я уже сказал, присутствие Николая размывает магический след. Это не считая того, что на воздухе следов вообще не остаётся.

— Что вы собираетесь делать? И какие вам нужны ресурсы? — Глава Порядка, как всегда, больше интересовался прикладными вопросами, нежели абстрактными рассуждениями.

— Делать? Всё необходимое уже делается, а так я предлагаю последовать совету Вильгельмины. Пригласить на зиму нескольких старых магов араманди — скажем, человек десять, смотря как к этому отнесётся посол. С точки зрения отражения атаки лучше бы больше, припасов у нас много, и жилья свободного тоже… К сожалению… — Советники тяжело вздохнули. Нападение ледяных тварей очень сильно ослабило клан, и хотя о слиянии, вопреки упорным слухам, речи не шло, ещё одно такое нападение клан мог и не пережить — даже с посторонней помощью. Предложенное Николаем многожёнство, официально озвученное Советом и принятое кланом куда теплее, чем можно было ожидать, должно улучшить ситуацию лишь в перспективе, а результат нужен уже сейчас. Впрочем, в сочетании с другим полезным знанием, с подачи Вильгельмины немедленно разошедшимся среди женской части клана и теперь медленно впитывавшимся в головы мужчин, повод для некоторого оптимизма был: одной из причин, побудивших Главу Порядка поддержать поощрение четы Петровых-Эдельштайнбергшлосс, стала неожиданно ранняя беременность его супруги.

Глава 24 — новый дом и другие новости

До самого моря мы всё-таки не дошли. На двадцать второй день пешего похода мы вышли из леса к очень мелкому и очень солёному озеру необычного красновато-жёлтого оттенка, в которое впадала извилистая, но довольно полноводная река, регулярно попадавшаяся нам по пути и снабжавшая рыбой и свежей водой. Озеро тянулось на юго-запад до самого горизонта, а на севере в паре километров от дельты зеленела гряда пологих холмов. К югу от озера земля была почти безжизненной, и Куросакура сказал, что, скорее всего, это и есть северо-западный угол её родной пустыни.

Дойти до холмов, а потом и перебраться через них удалось сравнительно легко: солёный песок был ровным, и хотя колёса нашего транспорта в нём немного вязли, двигаться было всё равно проще, чем по лесу. Самым сложным местом стала переправа через бесчисленные рукава и протоки, на которые рассыпалась река прежде, чем стать озером, но глубина нигде не превысила и полуметра, так что даже Куросакура прошёл не слишком-то ругаясь.

За холмами, являвшимися природной границей между двумя мирами, расстилалась зелёная, особенно по контрасту с противоположной стороной, степь, где за следующей грядой холмов проглядывала серебряная нитка ещё одной реки, беспрепятственно текущей на запад, сколько хватало глаз.

С вершины самого высокого холма, обдуваемые сильным и ровным ветром, мы оглядывали окрестности, как первые европейцы, сошедшие на берег только что открытой Америки. Спускавшийся с гор и вытянувшийся широким языком вдоль двух рек лес на востоке. Бескрайняя степь на севере. Гряда холмов, уходящая на запад до самого моря, едва-едва, но всё же виднеющегося на горизонте и удивительно синего. Болезненно-рыжее озеро, широко раскинувшееся на юго-запад и слегка загибающееся к югу, параллельно берегу моря. Жёлтая пустыня, начинающаяся от озера и уходящая на юг и юго-восток — даже на вид жаркая и сухая.

Странное это было место, странное, но какое-то своё, как будто мы жили здесь всю жизнь, но забыли, а теперь вернулись и вспомнили. Даже не оглядываясь на остальных я точно знал, что они испытывают те же чувства, и что именно здесь мы и поселимся.

Ещё раз оглядев холм и окрестности мы, как будто заранее репетировали, разгрузили тачку и поставили палатку. Всё так же без слов понимая друг друга, мы разметили место под два будущих дома — на самой вершине для Кэт и Ку, и чуть в стороне, в седловине, на выходе более каменистого грунта — для нас с Виль. На южном склоне Кэт и Виль запланировали что-то вроде лесополосы для защиты от возможно неприятного ветра из пустыни, а на северном и в перспективе — дальше, до второй гряды — поля и огороды. Жену немного смущало, что здесь — не привычная ей долина в горах, но она была уверена, что всё получится: семена у неё самые лучшие, а климат здесь точно не хуже.

Наше молчаливое взаимопонимание продлилось лишь до вечера, но даже за эти несколько часов мы успели разбить и обустроить полноценный долговременный лагерь. Наутро Кэт с Куросакурой отправились разведывать окрестности — в основном на восток, ради охоты и строевого леса, а мы с Виль продолжили работу в лагере. Используя её бесценный опыт по обустройству лесного домика, мы смогли избежать многих ошибок и сберечь порядком времени и сил.

К концу третьего сезона мы достроили оба дома, разбили огород и поля под посадки, пересадили из леса несколько деревьев и кустарников, слегка украсив вид на мёртвое озеро, как и запланировали с самого начала, и вообще наладили быт.

Море, о котором я так долго мечтал, было километрах в пятнадцати вниз по реке — не настолько близко, чтобы «сбегать вечером окунуться», но и не настолько далеко, чтобы каждый поход превращался в самостоятельное приключение, тем более, гораздо более близкое озеро оказалось очень тёплым (ибо мелкое) и ужасно солёным — насколько, что держало на плаву даже Виль.

Охота, ожидаемо, довольно быстро стала не такой продуктивной, как во время путешествия, да и нормальный урожай будет не раньше, чем через год, даже с магической подпиткой, но рыбы в реке водилось с избытком, и мы не голодали, что было очень кстати, так как и Виль, и Кэт обнаружили, что беременны — причём практически одновременно, вскоре после нашего прибытия. Мою жену эта новость обрадовала, а вот для Кэт стала настоящим потрясением: не то чтобы старшие алефси не могли иметь детей — просто этого не случалось уже много веков.

Мы же с Куросакурой спешно усваивали всё, что нам рассказывала Виль о беременности и родах: никаких врачей и клиник поблизости не наблюдалось, а «живородящийся» ребёнок — это не яйцо, которое можно просто оставить на два сезона в инкубаторе, и потом растить хоть и очень мелкого, но вполне самостоятельного малыша, так что кроме нас справляться с этой задачей было некому.

Виль и Кэт хором убеждали меня, что всё будет хорошо, но я всё равно волновался. У Кэт это был уже шестой ребёнок и, по её словам, несмотря на столь хрупкое телосложение, проблем с родами у алефси не бывает в принципе, а беременность не настолько долгая, чтобы доставить неудобства даже на самых поздних сроках, всего три сезона — дескать, высшая раса совершенна во всём — опять к ней вернулось своеобычное высокомерие… впрочем, сдобренное изрядной признательностью за возвращённую свободу воли оно было вполне терпимо. У другр об осложнениях не слышали вовсе, хотя беременность и была куда длиннее (полных пять сезонов — пятьдесят недель, почти полный земной год!).

Тем не менее, мы с моим верным самураем за первые декады четвёртого сезона сильно сблизились на почве общего несколько нервного ожидания будущей радости, когда Кэт, в обычной для таких случаев бесстрастной манере, сделала очередное предсказание:

— К нам идут враги. Они придут с севера и будут здесь на рассвете в первый день нового года.

Глава 25, в которой ожидаемое противостояние превращается в неожиданную встречу

Они пришли на рассвете — как и Кэт когда-то. Предупреждённые ею, мы ждали их на склоне — я впереди, Куросакура справа, а уже заметно пузатые Виль и Кэт — за нашими спинами.

— Kathleen Anna «the Traitor» O'Brien, the murderer! You will die today as we came for your life![34] — Три алефси стояли метрах в сорока перед нами… точнее, молодая пара, она с мечом, он — с луком, и даже с такого расстояния выглядящий древним старик с длинным посохом — очевидно, маг. Пристально глядя на него, Кэт одними губами прошептала «Шаман», но мы услышали.

— Kathleen Anna «the Arrowhead» O'Brien is under my hand. I, the Dragon, demand thy leave, lest you want me to wage the war against you, your guilds, and your people.[35] — Пафос! Больше пафоса — у алефси к нему слабость. В тот момент я действительно был готов пойти на геноцид, и это почувствовали все — даже Кэт стало не по себе.

Они смотрели на нас и я чувствовал их страх: перед ними стояли четверо, но предвидение воспринимало лишь троих — я выпадал напрочь, и для них это было дико и странно, как реки, текущие вспять, как камни, падающие вверх… На некоторое время ситуация застыла в неподвижности, а затем у лучника не выдержали нервы: одним слитным плавным движением он выхватил стрелу и выстрелил в меня. Кэт уже давно была женой Куросакуры и носила его ребёнка, но воздух, подвижный и переменчивый, был по-прежнему со мной. Я шагнул вперёд и вниз по склону, вскинул левую руку и поймал стрелу пальцами. Виль, моя любимая надёжная Виль тоже со мной, щедро делясь несокрушимой мощью камня. С громким треском стрела сломалась в моём кулаке. Куросакура поклялся мне в верности и стал другом. Волна огненно-весёлой ярости омыла меня, и обломки стрелы пеплом осыпались на землю.

Я знал, что не смогу одолеть всех троих — не хватало воды, а без неё неуравновешенный огонь сожжёт меня раньше, чем я справлюсь с ними… но этого и не требовалось. Разворот, выпад копьём… сорок метров — слишком далеко для удара? Лучник тоже так думал и упал с пробитым горлом, не успев удивиться. Я перевёл копьё на мечницу, но следующим атаковал маг. Вал добела раскалённого пламени, едва не задев мечницу, расширяясь с каждым шагом покатился вверх по холму. Мах пяткой копья — и Кэт ставит защиту, самую простую, ученическую, но она выдерживает, расплёскивая пламя вверх и в стороны. Мах остриём — и с её руки срывается волшебная стрела — тоже всего лишь ученическая стрелка. И я вижу, как в ужасе расширяются глаза мага за миг до того, как все его защиты не выдерживают одна за другой, а его самого… точнее, огарки оторванных конечностей, отбрасывает далеко назад.

Снова навожу копьё на мечницу и повторяю:

— Lest you want me to wage the war against your guilds and your people…

— I, Mary Fiona O'Brien, knee before thee and obey to thy will.[36] — В голосе Мэри явственно слышались слёзы.

Не знаю, что это сейчас было, но сил у меня не осталось вообще никаких — даже стоять получалось с трудом и только опираясь на копьё.

— Rise, my daughter. You saw the power he gave me. So go and tell them all: the Dragon came in peace.[37] — Это Кэт продолжила диалог. Дочка? Интересный поворот! Теперь понятно, почему она замешкалась с атакой.

Всё так же опираясь на копьё, я стоял и смотрел, пока крохотная фигурка не скрылась за следующей грядой холмов в паре километров к северу. Затем воздух, огонь и камень медленно покинули меня, и темнота забытья приняла в свои ласковые объятия.

Глава 26, в которой пока ничего неожиданного не происходит

Пробуждение было ужасным — болело всё. Руки, ноги, спина, живот… даже глаза и уши — хотя, казалось бы, уши-то почему? Но вот болели. Впрочем, как только я попытался пошевелиться — рядом немедленно обнаружилась Виль, нарисовала на мне несколько рун очередным зельем — и боль стала стремительно уходить, осталась только невообразимая усталость, как будто я сначала целую смену вагоны грузил, а потом по-джедайски гидравлический пресс остановить пытался… в смысле — используя силу. Я уже собрался было порадоваться, что вообще жив, как вдруг меня пробила жуткая мысль: я-то ведь был всего лишь проводником!

— Виль, ты как? Как себя чувствуешь? — Говорить было трудно, скорее я это не то прохрипел, не то прошептал, но она меня поняла.

— Да нормально всё, нормально! И у меня, и у Кэт, и у Куросакуры тоже. Не переживай. Лучше поспи, до утра ещё пол-ночи осталось.

Идея мне понравилась…

— Стоп, как пол-ночи? — Впрочем, в окно уже радостно светил новый день, рядом — никого, и я, скрипя, как несмазанная телега, потащил себя умываться и вообще приходить в порядок. Усталость… ну, бывало и хуже. Боль… тоже терпимо. А значит что? Правильно — вперёд, на подвиги! Впрочем, успел я только кое-как встать с кровати и доковылять до двери, как в комнату ворвалась встревоженная жена.

— И куда ты пополз? Тебе спать надо! Отдыхать и лечиться!

— … А что вчера было? — Не сразу собрал я мысли в кучку. Супруга ласково улыбнулась.

— Только не вчера, а третьего дня. А так всё замечательно — мы победили, и кэтина дочка ушла к своим. Думаю, в обозримом будущем проблем от алефси не будет. Звучит как глупая шутка: от алефси — и не будет проблем! Кэт их как следует напугала, её магия и вправду стала очень сильной… И это место — оно само нам помогает, как будто хочет, чтобы мы тут жили… И когда только пришли и начали всё строить, и когда пришли эти… Только тебе нельзя столько магии через себя пропускать, тем более — сразу разной!

— Воды не хватало, с ней было бы проще.

— Какой ещё воды? — Не поняла супруга.

— Ну… Вчера… в смысле, когда эти пришли, я очень чётко почувствовал: земля и воздух друг друга уравновешивают, а огонь уравновесить нечем. Если недолго — то не опасно… но только если недолго.

Некоторое время она смотрела на меня очень странно, а потом сообразила:

— А, нерис! Только их же уже много веков никто не видел…

— Ну да, они. — Согласился я. — А что не видели — значит, как-нибудь иначе выкрутимся.

Собственно строительные работы мы закончили уже некоторое время назад — Вильгельмина с лёгкостью придала нужную форму выкопанным валунам, из которых сложили первые этажи обоих зданий, а Кэтлин существенно облегчила (в прямом смысле слова) доставку из леса подходящих стволов, из которых сложили вторые этажи и хозяйственные постройки. Сложности возникли с внутренней отделкой помещений — ни кора, ни занозы ни у кого энтузиазма не вызывали, а подождать, как предложила Кэт, «лет десять-пятнадцать» пока вырастут привычные ей живые дома, мы не могли. Так что пришлось браться за импровизированные рубанки и вручную строгать доски для финишной отделки — занятие не особо утомительное, но однообразное, а учитывая потребные объёмы — так и вовсе удручающее.

Тем не менее, от так и не наступившей зимы (почти экватор же!) и осадков защита уже была, и по мере изготовления и применения материала появлялось всё больше жилого и уютного пространства. В первую очередь, понятное дело, мы оборудовали детские — к тому времени уже выяснилось, что и у Кэт, и у Виль будут мальчики, так что на очереди был выбор имён. Огород, видимо, воодушевлённый отсутствием снега, цвёл и плодоносил практически непрерывно и вперемешку — Виль поначалу пыталась с помощью Кэт этот процесс как-то контролировать, но потом махнула рукой и просто собирала «что поспело». Я старательно осваивал рыбную ловлю в полупромышленных масштабах — сетью из кое-как сооружённой по когда-то слышанным байкам долблёнки, а Куросакура очень переживал, что не может достойно помочь. Впрочем, без дела и он не сидел. Близилось весеннее равноденствие — «лишние дни» дважды в год отмечали все народы, правда, немного по-разному — а вместе с ним и роды у Кэт.

Беременность сделала Виль ещё спокойнее, чем раньше — я бы даже сказал, практически индифферентной, но это было не совсем так. Просто внешние события её крайне мало трогали, всё её внимание было отдано собирающейся скоро появиться на свет новой жизни. Кэт же напротив, радостно бегала повсюду, как неугомонная маленькая девчонка — что выглядело одновременно и потешно, и жутковато, учитывая сочетание большого живота и общего её крайне тонкого телосложения.

Сосредоточившись на внутренних переживаниях — ну или просто привыкнув — Виль стала спокойнее относиться и к Кэт. Раньше их отношения были… крайне интенсивными, за неимением лучшего слова — не раз и не два они ссорились мало не до драки, через пять минут мирились и со слезами на глазах клялись в вечной любви — чтобы ещё через минуту снова разругаться в дым из-за какой-нибудь ерунды, вроде «на что больше похоже вон то облако, на дерево или на рыбу» (при том, что Кэт могла это облако вовсе развеять в десять секунд). Теперь же их обеих присутствие друг друга нисколько не напрягало, и Виль даже обмолвилась, что если бы не предсказание — стоило бы остаться в старом домике. Я благоразумно не стал ей ни о чём напоминать, тем не менее, задумался о возможности связаться с кланом: в конце концов, официально нас никто не изгонял, мы сами ушли, и если вдруг решим вернуться — ну, не прямо в Эдельштайнбергшлосс, всё-таки, срок изгнания у Виль ещё не прошёл, а хотя бы в её домик — препятствий нам чинить не будут от слова «совсем»…. ну, может, спросят, где и зачем бродили, но и только.

Однако вопрос почты я из головы так и не смог выкинуть, и сколько ни вертел так и сяк — ничего путного не получалось. Единственный достаточно быстрый транспорт — «Стрекоза» — по-прежнему находилась в ангаре в полуразобранном виде. Для переделки под одного пилота-человека требовались куда более сложные инструменты, чем были у нас (сделать их было можно, но на это требовалось много времени). В принципе, управляя ветром, Кэт могла бы и долететь в одиночку… только этот вариант даже рассматривать глупо — другр её просто убьют, как только увидят, я уж не говорю про беременность и близкие роды. Возможно, Куросакура, чьи магические способности тоже выросли — пусть и не в несколько раз, как у женщин, зато без ущерба для столь важного в обществе араманди контроля — тоже смог бы долететь, время от времени создавая себе термики, и набирая на них высоту, но отрывать его от жены в такой момент… а уж тем более после рождения ребёнка! Малыша назвали Ичиро Гералт Смелый — первое имя дал Куросакура, второе — Кэт, а фамилию они стребовали с меня: собственной у Куросакуры не было, несмотря на все заслуги, а использовать фамилию рода он отказался.

Мне и самому, честно говоря, никуда лететь не хотелось: работа руками по обустройству собственного дома и хозяйства, ежеутренние и ежевечерние выходы на лодке на реку — собрать улов и поставить сеть заново, неторопливые разговоры с домочадцами за ужином обо всём сразу и ни о чём конкретно (свою колоду я отдал Кэтлин, ибо понимал остальных без проблем, а если надо было сказать что-то сразу всем — брал первую попавшуюся)…. Спокойная размеренная жизнь, оставляющая в душе тёплое чувство правильности.

Наверное, я бы опять впал в своеобычное созерцательно-отстранённое состояние (ага, не надо чинить то, что не сломалось), но судьба решила иначе: вскоре после рождения Ичиро Виль стало нездоровиться.

Учитывая общее хорошее здоровье другр вообще и обширные медицинские познания моей супруги в частности, это было как минимум странно. Тем не менее, каждое утро она вставала с изрядным трудом и чуть ли не слышимым скрипом. Помог с разгадкой изрядно удививший меня случай: я застал Виль грызущей кусочек гранита с явно видимым отвращением на лице.

— Это ты чего, оголодала? — Не нашёл я, что и спросить, когда справился с управлением.

— Полезно… — Вздохнула жена, покосилась на предмет обсуждения и, передёрнувшись, отложила камешек в сторону. — Я специально спрашивала и много раз видела, что беременные красный гранит грызут, аж слюной капают от удовольствия! Нужны минералы, чтобы у ребёнка кости правильно формировались и крепкие были, а я эту пакость видеть уже не могу, аж тошнит уже!

— Ну так и не ешь, раз тошнит! — Удивился я. — В том мире у нас много разных баек ходит про разные странности, на которые беременных тянет… в основном, конечно, солёное… — Я хмыкнул, припомнив некоторые истории, рассказанные родственниками и знакомыми, и попытался вспомнить что-нибудь более серьёзное. — Просто так много солёного есть вредно, но во время беременности врачи, как правило, в диету не вмешиваются, если нет совсем уж сильных перекосов… вроде бы…

— Перекосы… — Задумчиво произнесла Виль и посмотрела на злополучный камешек с таким пристальным интересом, что я на его месте постарался бы провалиться сквозь стол и дальше, в подвал. — Осложнения… — Ещё задумчивее произнесла Виль. — А ведь сходится… Но ведь беременность же… Не сходится!

Я не очень понимал, что у неё сходится и не сходится, а потому прямо спросил:

— Что с чем сходится или не сходится? Я в медицине — как свинья в апельсинах… разве что открытый перелом от закрытого отличу.

— Симптомы сходятся. Если бы не беременность — я бы сказала, что у меня классическое отложение солей, но при беременности его просто не может быть, всё уходит плоду, наоборот, чаще бывают проблемы с зубами и хрупкостью костей! — Казалось, что жена искренне возмущена «неправильным» поведением собственного организма, и это выглядело бы очень мило, если бы не серьёзность ситуации.

— Слушай, а у вас часто полукровки рождаются? — Уцепился я за единственное очевидное отличие. — Может, в этом дело?

— Вообще не было, откуда бы? — Очень удивилась жена, даже забыв на время о собственном самочувствии. — Никогда ещё такого не было, чтобы кто-то жену чужого племени взял… да и как они жили бы… — Виль осеклась, посмотрела в сторону дома Куросакуры и Кэт, и развивать тему не стала.

Расспросы счастливых родителей ситуацию прояснили не сильно: у алефси диагностика была почти не развита — благодаря предвидению медицинская помощь им требовалась крайне редко, да и то пациенты, как правило, сами знали, что им поможет, у араманди же «беременность» была весьма короткой — они же яйцекладущие. Однако, все сошлись на мысли, что с камушками надо завязывать, раз организм не принимает, и что-то делать с симптомами. От стандартных процедур Виль отказалась с негодованием: могут навредить плоду, а других она не знала.

Несколько дней мы все ломали головы, что можно придумать, наблюдая крайне медленное улучшение состояния моей жены, но никаких идей так и вымучили. Помогла нам моя детская любовь к плаванию, абсолютно чуждая и Куросакуре, и Виль, лишь Кэт относилась к нему более-менее спокойно, хоть и не разделяла.

— И как тебе только охота в эту мокреть лезть! — В очередной раз сетовала супруга, глядя на мою непросохшую после купания шевелюру.

— А что такого? — Слегка подначил я её. — Ты же ходишь в баню! И даже с удовольствием!

— Ну, баня! — Заспорила жена. — Баня — это другое! В баню даже араманди ходят! Помыться, расслабиться, прогреться, пропотеть…

Добавление ежедневных походов в парилку на самочувствии Виль сказалось положительно, но прогресс всё равно оставался слишком медленным. И причина была банальной: чтобы разрабатывать разболевшиеся суставы и выводить накопившиеся вредные вещества, нужно активно двигаться, но с больными суставами двигаться тяжело — и получается замкнутый круг. Можно, конечно, воззвать к обычно действенному для другр аргументу «надо», но… мучить собственную жену, даже ради её же пользы, мне очень не хотелось… и через какое-то время я всё-таки вспомнил: «движение без нагрузки», слышанное довольно давно от шапочного знакомого, престарелая бабушка которого дважды в неделю ходила в бассейн — именно ради суставов.

Виль вполне предсказуемо лезть в воду отказалась наотрез. Да, баня — это хорошо, да, мыться — это правильно. Но окунаться в воду? Прям как в том анекдоте про лебедей… Тем не менее, после недели уговоров она согласилась попробовать. Вода в жёлтом озере была невероятно солёной, видимо, наравне с Мёртвым морем — во всяком случае, оказалась достаточно плотной, чтобы держать мою супругу на плаву. Новые и необычные ощущения довольно скоро преодолели её антипатию (чай, не араманди — не думаю, что мне бы удалось затащить в озеро Куросакуру, кроме как прямым приказом… и то сомневаюсь), и она проводила в воде заметно больше, чем с тяжёлым вздохом назначенные самой себе «минимум пятнадцать минут ежедневно, лучше — двадцать». Я, со своей стороны, пытался научить её плавать — без особого, впрочем, успеха, но, по крайней мере, она перестала бояться зайти глубже, чем по пояс, и бултыхалась весьма энергично.

Избыток соли в воде меня порядком напрягал, и после многочисленных диагностических заклинаний мы остановились на сорокапятиминутных сеансах — как раз перед парилкой. Нельзя сказать, что жене сразу же стало заметно лучше… или хотя бы стало заметно быстрее улучшаться её состояние — полного восстановления следовало ожидать не ранее родов, скорее даже порядком позже, ведь заботы о малыше неизбежно будут съедать и так невеликое наше свободное время… Я с новой силой задумался о возобновлении контактов с родственниками.