Драконья кровь

Глава 8

Дураков не стоит спасать.

Так говорил Дерри, но все равно спасал. Со мной вот возился, хотя все вокруг говорили, что это он зря, что я – озлобленная и неблагодарная, что никогда-то не оценю того, что он для меня делает.

Правы были. Отчасти.

Тогда я и вправду была далека от понимания. И озлобленности хватало. И обиды. И затрещинами приходилось со мною разговаривать, потому что других слов я не понимала. И пробовала Дерри на прочность раз за разом, стремясь самой себе доказать, что нужна ему не больше, чем другим.

А он терпел. Спасал дуру.

И когда Томас вдруг бухнулся на колени, угодив ладонями в старое кострище, я отложила удочку. Прикинула, что если позову на помощь, может, кто и услышит, но вряд ли. До города – минут десять бегом. На себе я его не дотащу, даже если постараюсь.

А я постараюсь.

Я не оставлю его одного на этом берегу, где бродит безумец, подаривший мне чужую голову и розу, подозреваю, тоже не свою. Я не хочу, чтобы и Томас лишился головы. Или исчез, как тот маг, которого не нашли, хотя город наш федералы перетряхнули, как старуха старое покрывало.

Тараканов и тех на учет поставили.

– Эй… – Я сползла с камня.

Если бы он застонал. Закричал.

Вообще подал бы знак, что ему плохо, я бы… я бы придумала что-нибудь. Обязательно. Но он просто сидел, вперившись невидящим взглядом в кострище. И только губы вяло шевелились, будто Томас разговаривал с кем-то, кого я не видела.

– Дураков спасать не стоит, – повторила я, присаживаясь рядом.

Песок мокрый, и здесь он имеет отвратное обыкновение намертво прилипать к одежде. Потом не выстирать, не выполоскать, хоть ты десять раз воду меняй. А стирать я ненавижу.

– Эй… – Я взяла Томаса за руку и сжала. – Очнись, что ли?

Он не пошевелился.

А сердце его скачет, того и гляди захлебнется. И в глазах его появились красные нити сосудов. И ощущение, что еще немного – и нити эти лопнут. Ладно если только в глазах, но вдруг и те, которые в голове? И тогда он умрет.

– Очнись! – Я потрясла его за плечи.

Отвесила пощечину, от которой его голова только дернулась, а губа лопнула.

– Да очнись же…

Он медленно повернул голову ко мне. Из треснувшей губы бежала кровь. Томас слизнул ее, моргнул и, резко подавшись вперед, схватил меня.

Очнулся. Или… не до конца.

Сердце его все еще колотилось, а в левом глазу расползалось алое пятно, будто туман поднимался. Губы растянулись в улыбке. А рука медленно коснулась моего лица. Шершавые пальцы поползли от подбородка, замерли на губах, обрисовав их контур. Тронули нос. Слегка царапнули щеку.

– Уна… – Он выдохнул мое имя.

А я… я наклонилась и впилась губами в его губы.

Это было, черт возьми, совершенно неправильно. И вообще, дураков не стоит спасать, особенно тех, кто дважды наступает на одни и те же грабли.

Его кровь, в отличие от драконьей, была горькой. И сладкой.

И капля ее, которую я слизала, растеклась по языку малиновым вареньем. Я же поняла, что просто не могу отступить. Не сейчас. Не здесь.

Я буду собирать эти капли. И ловить его дыхание. Я подстрою свое собственное, поделюсь теплом и жизнью, которой ему не хватает. Я положу руку на его грудь, не для того, чтобы оттолкнуть, а желая успокоить разбушевавшееся сердце. И скажу, что жду его.

Женщины ведь умеют ждать, верно? А он услышит. И поверит. Вернется, где бы он ни был, и тогда, возможно, я рискну повторить… Или нет?

Томас резко выдохнул. И снова сгреб меня. Прижал к себе. Он держал крепко и в то же время осторожно. Он смотрел на меня. Просто смотрел и улыбался.

Видел? Что именно видел?

– Так… – голос вдруг сел, – и будем стоять, да?

– Да, – ответил он, не собираясь разжимать руки. – Если отпущу, ты уйдешь. А я не хочу, чтобы ты уходила.

Куда уйду?

Я этого болезного здесь точно не брошу. До города доведу, найду целителя, знаю, что их тоже приехала пара человек, и пусть уже разбираются.

– Я тебе губу разбила, – призналась и коснулась этой губы, кровь из которой больше не шла. А Томас поймал мои пальцы губами. – Боялась, что не очнешься…

– Спасибо.

– За что?

– За все. – Он отстранился. И сел. Отряхнул руки. Осмотрел себя. Хмыкнул так, выразительно. Ну да, мы оба хороши – в песке и еще водоросль его ботинки обвила, точно море спешило предъявить свои права. – Знаешь… я почти уверен, что той ночью мы отправились в усадьбу Эшби. Он сам нас пригласил. Мы… ушли. А потом Берта нашли на берегу. И мать, оказывается, думала, что это я его убил. И отец…

Он замолчал, чтобы через пару минут добавить:

– И я сам. Я тоже так думал.

Мокрая прядь волос прилипла к моей щеке, и Томас убрал ее. А потом спрятал руку за спину. Застеснялся прикосновения. Или не хотел больше ко мне прикасаться? Тогда почему он глаз с меня не спускает. А я… я смотрю. И молчу.

И стоим, два дурака на берегу старого моря, которое на своем веку повидало многое. И теперь оно летит, гонит волну за волной, обдает нас ледяными брызгами, словно подгоняет.

– Ты…

– И возможно, что они правы. Я не думаю, что хотел кого-то убить, тем более Берта… я просто допускаю мысль, что…

Я наклонилась, желая одного: чтобы он наконец заткнулся. И поцеловала его снова.

Просто чтобы вспомнить вкус крови. Той, которая как малиновое варенье на языке.

Находиться рядом с Николасом Эшби было душно. Именно.

Милдред ухватилась за это ощущение тяжелого спертого воздуха, который обволакивает влажной пленкой, заставляя дышать чаще, глубже и все равно задыхаться.

– Прошу прощения. – Ник слегка склонил голову и глаза прикрыл. А пожилая леди, державшая его за руку, укоризненно поджала губы.

– Вы не вовремя, – сказала она.

– Бывает. – Лука разглядывал ее, такую невероятно хрупкую, но в то же время сильную, если она не просто выносила присутствие Эшби.

Она ему… сочувствовала? Определенно. У сочувствия запах ванили, той, которую мешают с молоком, нагревая, пока аромат не раскроется.

Эшби открыл глаза, потер их, устало махнул рукой.

– Надеюсь, вы с хорошими новостями.

– Смотря для кого.

Лука уставился на леди, но та спокойно выдержала взгляд и только погрозила худеньким пальцем. И Лука смутился.

Определенно.

– Говорите уже… – Ник опустился на стул.

Детский. Старый. Фанера покрылась трещинами, и их старательно закрашивали, каждый год другим цветом. Местами краска облезла, обнажая предыдущие слои, и стул казался радужным.

– Здесь?

– Почему бы и нет. И да, мисс Уильямс останется. Мне не хотелось бы потом пересказывать. Я устал говорить… в последние дни я только и делаю, что говорю. Представляете, мне запретили покидать город. А у меня пациенты.

– А у нас маг пропал, – тон в тон ответил Лука.

– Если я буду сидеть здесь, он найдется?

Это было произнесено без издевки. И все-таки… нет, не найдется, потому что мага нет в городе. Он где-то в горах, где живут драконы, где вьются контрабандистские тропы, по которым опасный груз идет на земли айоха, а потом обратно.

Там, в горах, наверняка сыщется уединенная пещера, а может, и не одна. Не слишком далеко. Маг тяжелый, да и остальные жертвы наверняка не так чтобы легки. Чучельник силен, но настолько ли, чтобы пару миль тащить на плечах другого человека?

– Я не трогал вашего мага, – устало произнес Эшби. – Той ночью я был дома. С женой.

– Которая вряд ли сумеет подтвердить ваше алиби.

– Вряд ли.

– Да и дом достаточно велик, вы же понимаете…

– Понимаю.

Лука покачал ладонью ближайший стул, но сесть не решился. Посмотрел на Милдред, будто ожидая подсказки. А она… она пыталась зацепиться за чужие эмоции.

Бесполезно.

Эшби был. И его не было. Вот он сидит, сложив руки на парте, сгорбившись, потому что и стул, и парта слишком малы. А если закрыть глаза, то Эшби исчезает.

Лука остается.

Милдред слышит его тревогу и сомнения. Как и раздражение хрупкой леди, которой они с Лукой категорически не нравятся. А вот Ник… Ник – совсем другое дело.

Он хороший мальчик. Ему просто не повезло с родителями.

С этой леди нужно будет поговорить. После. Когда они останутся вдвоем. В присутствии мужчин женщины куда менее разговорчивы. И зацепить их сложнее.

А она нужна. Она ведь давно в городке этом, успела вырастить многих. И знакома не только с детьми, но и с их родителями. И сотрудничать будет, если убедить ее, что Милдред не враг, что не желает зла ее обожаемому Николасу.

– Но если я до сих пор на свободе, то у вас по-прежнему ничего нет. – Ник заговорил первым. И руки вытянул, накрывая парту.

– Вроде того… и нет. – Лука чувствовал себя неловко.

Ему было тесно в этом классе, среди мебели, которая рядом с ним казалась игрушечной.

– Вашу знакомую на самом деле звали Марта. Марта Брат. Она же Нэнси Шепард. И Клара Мидголл. Оливия Суэнвик… тридцать три года.

– Сколько?

– Тридцать три. Исполнилось на момент исчезновения. – Лука вытащил из кармана копию снимка. – Она?

Ник кивнул.

– Вот… сирота. Выросла в Далласе, в приемной семье, откуда сбежала в возрасте пятнадцати лет. Бродяжничала. Впервые попалась на воровстве, но судья пожалел.

Ему не верят.

Ник смотрит на фото. И на Луку. И снова на фото. Девушка на нем мила и прелестна.

– Подрабатывала и проституцией. То есть сопровождением. Числилась в моделях, но после того, как попыталась обворовать клиента, оказалась на улице. Впрочем, быстро нашла себе покровителя. Затем еще одного…

Светлое лицо с мягкими чертами. Светлые локоны. Огромные глаза.

Взгляд удивленно-восторженный, который никак не вяжется с характерным фоном. Снимки делали в участке, и вряд ли фотограф старался, но женщина все одно выглядела невероятно юной.

– В очередной раз попалась, когда влезла в чужие бумаги, и едва не лишилась головы. Важные люди не любят, когда их планы нарушают.

– Быть того не может.

– Она и вправду училась на курсах медсестер. И дело знала. Думаю, после неприятной истории девица решила залечь на дно, уехала в другой штат, сменила имя и образ. И познакомилась с вами.

Ник провел ладонями по лицу.

А Милдред обратила внимание, что ощущения вернулись – той самой тяжести, что упала на плечи и вот-вот раздавит ее, бестолковую.

Эшби злится? Определенно.

И понятно. Ему и вправду симпатична была эта девушка.

– Рекомендации, стало быть, подделка?

– Подделка, – согласился Лука. – Подделывать подписи она умела. А проверять вы не стали?

– Нет… найти кого-то, кто согласится жить в нашей глуши, непросто. Особой квалификации не требуется. Просто быть рядом. Ворочать. Протирать. Мыть. Обычная черная работа.

За которую Эшби готов был платить.

– Почему вы не взяли кого-то из местных? – Милдред выбрала стол у окна. Оно выходило на школьный двор, пустой и пыльный. – Неужели никому не нужны были деньги?

– Нужны, но… Зои считали проклятой. Боялись, что проклятие перейдет на них. Что я переведу проклятие на ту, кто согласится. Был… неприятный случай. В самом начале. Я пригласил одну женщину, из местных…

– Темные люди, склонные к суевериям, – спокойно заметила мисс Уильямс.

– Взял просто помогать миссис Фильчер. Той было тяжело с Зои. Агна проработала у нас два месяца. И я был вполне доволен. Я даже стал платить больше. Это огромное облегчение – знать, что в доме есть человек, на которого можно положиться.

– Она пропала?

– Упала. Ночью. С лестницы. Несчастный случай. – Ник поморщился. – Но такое совпадение не могло остаться незамеченным…

– С лестницы?

– С лестницы. – Ник сцепил пальцы. До хруста. – Это старинная лестница. Она довольно крутая, а ступеньки узкие. И камень, из которого она сделана, отполирован до блеска. В доме как раз проводили уборку, поэтому ковры сняли.

Совпадения случаются. И порой весьма удивительные, в которые поверить непросто.

– Эту смерть расследовали.

– Шериф? – уточнил Лука.

– Да. И да, Маккорнак предан нашей семье, но это не значит, что он стал бы закрывать глаза на убийство.

Стал бы. И Ник тоже это понимает.

– После этого… несчастья в дом соглашались пойти лишь люди специфического толка, с которыми бы я сам не рискнул иметь дело. Поэтому пришлось искать… альтернативу.

– Никто из ваших сиделок не задерживался надолго.

Ник поморщился, а небо на плечах Милдред стало тяжелее.

– Изначально я не возражал против визитов в город. Я понимал, что нормальным людям тяжело переносить уединение. Что общение необходимо, а в доме особо и не с кем… миссис Фильчер всецело занята Зои. Ма Спок имеет дурное обыкновение ставить себя выше. Мне же просто некогда.

– Им рассказывали всякую чушь. Про драконов и девственниц, которых им скармливают, – вмешалась мисс Уильямс.

Она встала и ровным шагом подошла к доске, смахнула пыльной тряпкой остатки мела, не столько потому, что доска нуждалась в ее внимании, сколько из стремления себя занять.

– Сперва, конечно, это кажется именно тем, чем и является, – глупостью. Но когда эту глупость повторяют снова и снова, раз за разом… когда люди, которые в остальном кажутся вполне адекватными, нашептывают, что дом проклят, и хозяин его, и его супруга, и даже кошки…

– Кошек у меня нет, – уточнил Эшби.

– Поэтому и нет, что прокляты. – Мисс Уильямс стряхнула тряпку. – Когда тебе постоянно повторяют, что, оставшись в этом доме, ты непременно умрешь, то поневоле возникают сомнения. А сомнения перерастают в уверенность. Наш разум устроен так, что мы с легкостью создаем себе чудовищ.

– Больше полугода никто не выдерживал.

– А к старым историям добавились новые, про пропавших без вести сиделок. – Мисс Уильямс аккуратно сложила тряпку, повесив ее на особый крючок. – Хотя многие после писали Нику, выражая сожаление, что были столь… неосмотрительно суеверны.

– Я платил очень хорошую зарплату.

– И не только. Ник весьма добрый хозяин. И рекомендации давал отменные, несмотря на… обстоятельства…

– То есть других пропавших нет?

– Не знаю, – Ник покачал головой. – Не возьмусь сказать, но… кто-то да, писал. Дважды ко мне обращались из агентства с просьбой подтвердить рекомендацию.

И значит, женщины устраивались на новое место. То есть были вполне себе живы.

– С Келли мы договорились, что она приедет после Рождества.

– Это такая темненькая? – Мисс Уильямс взялась перекладывать мел в коробке. – Она показалась мне весьма здравомыслящей женщиной.

– Да. И сестру привезти обещала, так что закрою обе смены. Сейчас я запрещаю сиделкам покидать дом. Поймите, я устал оказываться в ситуации, когда меня ставят в известность, что больше не хотят работать. Ни за двойную, ни за тройную цену. И когда я вынужден бросать все, отправляться в Тампеску и искать кого-то, кто может быть рядом с Зои.

Он положил руки ладонями вниз. Длинные ровные пальцы. Сильные. Он ведь хирург, и, по отзывам, весьма неплохой.

– Почему вы просто не подыщете ей место в больнице? Разве так не было бы проще?

Ник закрыл глаза.

Небо навалилось всей тяжестью, того и гляди раздавит.

Милдред пришлось сделать над собой усилие. Дышать. Вдох. И выдох. Расслабиться. Сопротивление бесполезно, но разум гибок. Выдержит.

– Было бы, – глухо ответил Ник. – И я пытался… смотрел… я выбрал несколько клиник. Я мог бы купить каждую. Или построить отдельное крыло, где все было бы ориентировано под нужды Зои. Но когда я в первый раз заговорил об этом, миссис Фильчер сказала, что я просто хочу избавиться от нее. Что… я клялся в любви, а разве это любовь?

Милдред понятия не имела, что такое любовь. Наверное, к счастью.

– То есть возражала она?

– Да.

– А вы…

– Решил, что не хочу спорить. И да, в ее словах была своя правда. К тому же Зои становилось легче… иногда. Я еще надеялся, что… она поправится.

Ложь. Как когтем по стеклу. И от этой лжи перехватывает дыхание. А Эшби поворачивается и смотрит долгим тяжелым взглядом, под которым Милдред ощущает себя ничтожной.

Ей хочется спрятаться. Залезть под парту. Свернуться калачиком и закрыть уши и глаза. Сидеть не шевелясь, дыша через раз в надежде, что это чудовище уйдет.

– Извините. – Губы чудовища растягиваются в улыбке. – Иногда мне тяжело контролировать это.

– Это? – Лука делает всего шаг, и ладони его ложатся на плечи Милдред. Прикосновение возвращает ей уверенность в себе. Пусть страх не уходит, но Милдред хотя бы может справиться с ним.

А колени дрожат. И руки. Она сжимает кулаки, пытаясь скрыть эту дрожь.

– Родовая особенность. Скажем так… мой род обладает весьма своеобразной магией, которая появилась из слияния крови белого мага и айоха. Я не берусь сказать, что здесь правда, а что фантазия, но… некоторые вещи столь очевидны, что игнорировать их сложно. Я не менталист. Не в том плане, что способен прочесть другого. Но вот воздействовать вполне могу, и происходит это вне зависимости от моего желания. Отчасти поэтому и предпочитаю вести уединенный образ жизни. Меньше проблем создает… Так, значит, та девушка… Марта… она действительно исчезла?

– Вероятнее всего.

Низкий голос Луки пробирал до костей. И уносил чужое воздействие.

– Последнее место, где удалось отыскать ее след, – ваш дом. Она попала в него из больницы в Тампеске, куда больше не возвращалась.

Кивок.

– Украшение она бы не забыла, верно? Если ей важны были деньги, то украшение с сапфиром она бы не оставила. Да и сама… я ведь ни о чем не догадывался.

Чудовище расплылось в кривоватой улыбке.

– Меня редко пытаются обмануть. Она мне была симпатична… просто симпатична… и должна была понять это. А если она имела дело с мужчинами, то знала, как перевести симпатию в нечто большее.

И куда более выгодное.

Достаточно ли этого, чтобы убить? Чудовище, оно ведь есть, оно прячется внутри милого паренька. Оно… могло ли узнать то, что ему рассказывают сейчас? И оскорбиться? Убить?

Оставив при этом нить, которая связывает его с жертвой? Ладно остальные, но про Марту Брат не знал никто. К чему вытаскивать на свет божий еще и эту историю? Ведь достаточно было просто спрятать украшение. Уна ведь не забыла отдать его.

Она не хотела отдавать. И промолчала бы, что вообще видела.

– Да. – Ник все-таки солгал, что не умеет слышать других людей, иначе почему он уставился на Милдред пожелтевшими глазами? – Мой предок убил бы за такое. Но я – не он.