Драконья справедливость

14

Моросило весь день. Мелкий холодный дождь и копыта коней превратили дорогу в сплошную жижу. Все заседатели ареопага, начиная с госпожи Саффиан, все клерки и слуги были с головы до ног забросаны липкой грязью. Поезд двигался без остановок и все равно прибыл на место с большим опозданием.

Проехав под высоченной аркой, Лайам стер грязь с лица и, удивленно моргнув, натянул повод. Лошадь, идущая сзади, ткнулась мордой в круп Даймонда. Лайам двинул вперед своего усталого скакуна и огляделся.

Со всех сторон к поезду ареопага спешила стража, свет пламени факелов отбрасывал длинные тени, выхватывая из темноты ряды то ли колонн, то ли столбов, подпиравших гигантскую шатровую крышу. Порывы ветра трепали натянутую между внешними столбами холстину, местами порванную и пропускавшую дождь. Всадники инстинктивно посылали коней к центру двора, стараясь убраться подальше от изводившей их целый день непогоды. Один лишь Лайам застыл неподалеку от въезда, с изумлением осматривая невероятное сооружение.

— Ну и громадина, совсем как торквейская парящая лестница, — сказал он Фануилу, прибавив мысленно: «Только та не под кровлей!» Он посмотрел на всадников, сбившихся в кучу, они являли собой нечто вроде островка на озерной глади, где свободно мог разместиться еще десяток таких островков. Крытый приют для двух сотен конников! Лайам восхищенно присвистнул. «Я такого еще нигде не видал!»

«Торквейская лестница интересней, она парит с помощью магии», — напомнил ему — и совершенно некстати — дракончик.

Слишком уставший, чтобы искать подходящую фразу, способную поставить уродца на место, Лайам просто покачал головой и спешился, поморщившись от хлюпанья в сапогах. Расторопный сынок конюха, вынырнув словно бы ниоткуда, принял поводья с готовностью, которой, похоже, были нипочем ни дорожная грязь, ни тяготы путешествия в непогоду. Он поклонился и пообещал немедленно доставить господину багаж.

В дальней стене двора, из которой ребрами выдавались каменные строения, виднелись двери. Одна была приоткрыта, пропуская свет, суливший тепло. Возле нее стояли вдова Саффиан с квестором Проуном, в окружении лиц, встречающих ареопаг. Лайам поспешил туда, сунув Фануила под мышку. По пути он прикидывал, как бы повежливее кому-нибудь намекнуть, что ему просто необходима горячая ванна.

— А вот и квестор Ренфорд, — сказала вдова. — Наш новый товарищ. — Она стала поочередно называть имена встречающих. — Госпожа Тарпея, наместница герцога в Кроссрод-Фэ, отец Энге, здешний искатель теней, и квестор Казотта.

Лайам, не выдавая своего удивления, сначала поклонился наместнице — широколицей приземистой женщине лет сорока, с гривой невероятно густых светлых волос. Отец Энге, высокий и тощий, как жердь, дернул себя за длинную бороду, и голова его склонилась в поклоне.

— Почти чародей, с вашего позволения, — добавил он. — Добро пожаловать в Кроссрод-Фэ.

— Добро пожаловать, — сказала Тарпея.

— Добро пожаловать, квестор Ренфорд, — произнесла и присевшая в реверансе Казотта, когда Лайам к ней повернулся. Когда она выпрямилась, он тут же позабыл о дорожных невзгодах. Казотта была прелестным созданием — одних с ним лет или чуть помоложе — с очаровательной белозубой улыбкой и каштановыми, свободно струящимися по плечам волосами.

— Благодарю, — выдохнул он, стараясь сдержать свою идиотскую и не повинующуюся его воле улыбку. — Я бесконечно счастлив здесь оказаться.

Отец Энге коротко хохотнул. Ему почему-то все это показалось забавным.

Часом позже Лайам ужинал в обществе новых знакомых, представляя собой всех членов ареопага. Вымытый, переодетый в сухое, он словно бы заново народился на свет. И Проун, и вдова Саффиан настолько устали, что предпочли поскорее улечься спать. Вдова вежливо извинилась, квестор тоже пробурчал что-то похожее на извинения и тут же потребовал, чтобы его одежду вычистили и высушили к утру.

— Я ни на ком не видел столько атласа и серебра, — сказал отец Энге, толкая локтем Казотту. — А эти разрезы! Он всегда был модником, но все-таки не таким. Как видно, теперь у него появились деньжата! Он что, получил наследство, любезный квестор?

— Не знаю, — ответил Лайам, — я с ним всего с неделю знаком.

Казотта обменялась улыбками с Энге.

— При более близком знакомстве он вам не покажется лучше.

— Хватит, — проворчала наместница. — Квестор Проун — такой же чиновник, как мы, и заслуживает уважения. — Молодая женщина покорно склонила голову, признавая справедливость упрека. Лайама это движение умилило.

Этот ужин, уступая по роскошеству убранства и количеству яств пирам, задававшимся ареопагу Куспинианом, явно превосходил их в другом отношении. Собравшиеся сидели тесным кружком, отрезая поочередно мясо от ляжки оленя, и болтали на разные темы. Лайам чувствовал тут себя не заезжим официальным лицом, а, скорее, гостем в незнакомом семействе. Ему пришлись по душе и шумливая (несколько странноватая, правда) веселость отца Энге, и материнские нотки в голосе хозяйки застолья. «А на коллегу Казотту просто приятно смотреть…» Гостя ни на секунду не оставляли в покое. Его тормошили, его забрасывали вопросами. Что делается в Уоринсфорде? Оправился ли наконец Саузварк? От чего ему следовало оправиться? Разумеется, от явления новой богини. Потом, к концу трапезы, всем захотелось узнать, как проходит работа суда и в какой мере участвует в ней новый квестор. Услыхав, что Лайаму поручили вести дознания по особо тяжким делам, отец Энге с Казоттой расхохотались.

— Ох, как, наверное, злится на вас наш любезнейший Проун! — тощий искатель теней накрутил на палец конец бороды и со счастливым видом принялся ее дергать.

— Еще бы — при таких шелках да при атласе, — звонко прощебетала Казотта, — никому не придется по вкусу копаться в рутинных делах!

Наместница осуждающе посмотрела на весельчаков и повернулась к гостю.

— Понимаете, — извиняющимся тоном сказала она, — раз уж так вышло, что госпожа Саффиан возглавила ареопаг, все ожидали, что ее место займет квестор Проун.

Вспомнив, что говорила по поводу его назначения вдова, Лайам неловко пожал плечами.

— Особо тяжкие случаи поручены мне, поскольку их не так уж и много. С меньшим количеством дел человеку без опыта справиться легче.

— Легче? — удивилась Казотта, потом рассмеялась. — Легче! Как же! Держите карман! Мастер Акрасий никогда не сказал бы такого. Он относился к этим делам с огромным вниманием, как к самой трудной части судейской работы! О нет, квестор Ренфорд, запомните: вам отданы эти дела потому, что наш толстый мошенник…

Тарнея хлопнула ладонью по столу так, что подпрыгнули кружки.

— Все, хватит болтать! — Молодая женщина тут же смолкла, изобразив на лице серьезность. — Ужин окончен. Попридержите свои языки! Отец Энге, покажите квестору Ренфорду его комнату.

Наместница походила сейчас на рассерженную мамашу, пытающуюся приструнить расшалившихся отпрысков, а вовсе не на начальницу, дающую нагоняй своим подчиненным. Хотя Казотта потупилась, а искатель теней, засуетившись, вскочил, вид у обоих был не особенно виноватый. Лайам поблагодарил всех за приятно проведенное время, поклонился и пошел следом за Энге.

Ночью дождь прекратился, и первые лучи солнца, упав на лицо Лайама, пробудили его. Он выбрался из постели и подошел к окну. И увидел лес, уходящий в холмы. Солнце освещало сейчас только верхушки деревьев. Мокрые и сверкающие, они служили прибежищем для множества птиц, весело перекликающихся друг с другом.

Его комната — почти келья (с голыми каменными стенами и полом, узкой постелью и столиком для умывания) — находилась на третьем этаже похожего на казарму строения, в том торце его, каким оно сращивалось с толщей стены. Высунувшись из окна, Лайам присвистнул. Его изумили размеры стены — она тянулась ярдов на сто к северу и ярдов на двадцать (до закругления) к югу. Он постоял пару минут и пошел одеваться.

Слуги, наверное, трудились всю ночь, ибо одежда, которую он отдал им вечером, была вычищена и аккуратно сложена на умывальном столике. Лайам выбрал синюю шерстяную тунику и плотные брюки серого цвета. Затем он позвал Фануила.

— Пойдем погуляем.

Дракончик охотно засеменил рядом с хозяином по длинному коридору. Лайам шагал вдоль нескончаемых окон, пока не нашел спуск во двор. Стражники убирали холстину, защищавшую крытый плац от ветра и непогоды, и окрестности стали видны. На юге темнел все тот же лес, на западе грязной лентой среди зелени рощиц тянулась дорога. А севернее раскинулась огромная площадь. Там, наверное, и проходили ярмарки, знаменитые на весь Таралон.

Отец Энге, провожая Лайама к отведенной ему комнатушке, успел рассказать кое-что об истории этих мест. Около пятисот лет назад здесь по велению Аурика Великого возвели казармы для королевского легиона. Позднее, когда легион был распущен и королевская власть ослабела, эти казармы отошли к герцогам Южного Тира. Те стали держать в них гарнизон раз в десять меньший, а остальное пространство отдали торговому люду. Сухопарый искатель теней скорбно покачал головой и заявил, что копошащиеся тут ныне вояки и купчики подобны детишкам, играющим в гробнице гигантов.

Лайам пересек крытый двор и вышел на площадь, в центре которой возвышалась чаша фонтана. За ней — на дальнем краю вымощенного камнем пространства — виднелось еще что-то вроде ряда казарм, объединенных общей стеной. Порыв ветерка донес до Лайама аромат свежего хлеба. Он встрепенулся и зашагал по каменным плитам, выщербленным и окантованным мхом. Фонтан, который ему пришлось обогнуть, также сильно порос мхом и почти развалился.

«Однако для пяти пролетевших веков все это выглядит очень неплохо».

«Да, мастер», — откликнулся Фануил.

Справа от казарм к толще стены примыкал каменный подиум, обнесенный аркадой. Лайаму захотелось его осмотреть, но желание перекусить было сильнее.

«Наверное, именно там стояли отцы-командиры, обращаясь к своим легионерам, проводя смотры, отдавая приказы…»

«Крепость из всего этого никудышная», — охладил его пыл Фануил.

«Тут не было крепости. Тут располагались только казармы. Опорная база королевского легиона. Оборонные сооружения возводились на побережье. Внутри страны царило спокойствие. Таралонцы в те времена не грызлись, как псы».

Запах хлеба усилился. Лайам вплотную приблизился к тому, что и становилось собственно ярмаркой, когда начинался торговый сезон. Между казармами все было перегорожено, заставлено ларьками, киосками и прочими будками, пригодными для хранения товаров. Сейчас большая часть этих строений была заколочена досками, а меньшая вообще пустовала. Правда, люди уже тут сновали, разгребая завалы и готовясь к наплыву гостей, а какой-то предприимчивый пекарь вытаскивал из печи, не угасавшей, наверное, со времен легиона, горячие хлебы. Лайам купил у него сдобную булку и, заметив, с какой опаской окружающие посматривают на Фануила, предпочел вернуться к фонтану. Там он уселся на бортик пустующего бассейна и с аппетитом умял восхитительно вкусную сдобу.

Он порадовался, что прихватил с собой ящичек для письма — в надежде найти где-нибудь незанятый стол. Отчет, обещанный им председательнице ареопага, ему хотелось составить с особым тщанием и в условиях максимально комфортных. Однако после вчерашнего ливня на солнышке было так хорошо, что Лайам решил обойтись без удобств и углубился в работу. Часом позже на него набрела госпожа Саффиан. Лайам, привалившись спиной к расколотой чаше фонтана и положив на колени ящичек, сосредоточенно грыз перо.

— Доброе утро, квестор Ренфорд. Лайам вздрогнул от неожиданности, потом неуклюже — сражаясь с выскальзывающими из рук бумагами, ящичком и пером — встал и поклонился.

— Нам не хватало вас на утреннем совещании, — в тоне женщины звучал явный упрек. Черное платье, загнутый острый нос… «Ворона, — подумал он, вылитая ворона!»

— На совещании?

— Ну, разумеется… С утра перед разбирательствами мы всегда обсуждаем очередные дела и встающие перед ареопагом проблемы. Поскольку нехватка времени — постоянная наша болезнь, такие совещания обычно совмещаются с завтраком. Так было в Уоринсфорде, так будет и впредь. Мы ожидали вас, но вы не явились.

— Но… — Лайам был несколько удивлен, — я предположил, что раз уж уголовные дела здесь не рассматриваются, то вам от меня прок небольшой, и потому решил заняться отчетом по делу Каммера. — Для убедительности он тряхнул своей писаниной.

Вдова с подозрением уставилась на бумаги, затем кивнула.

— Я буду весьма польщена, если на очередном совещании вы соблаговолите примкнуть к нашему обществу.

— Как прикажете, госпожа председательница. — Он поклонился, а когда поднял взгляд, та уже шла прочь. Широкие юбки ее развевал утренний ветерок.

Лайам какое-то время сидел у фонтана, пытаясь сосредоточиться, но работа не шла. Визит вдовы Саффиан сбил его с мысли. Солнышко пригревало, из ближайшего перелеска доносилось веселое пение птиц, но обещающий быть погожим денек радовал мало.

«Она вечно ко мне придирается, — пожаловался он Фануилу. — Что я, бездельник какой-нибудь? Или филон? Ей просто хочется показать, кто тут главный!»

Дракончик лежал у его ног. Он сонно приоткрыл один глаз и глянул на своего господина.

«Ты же не знал о совещании. За что же тебя винить?»

«Знал или не знал — ей наплевать. Она сделала мне выговор даже за то, что я захотел ознакомиться с отчетом по Дипенмуру заранее. Я, видишь ли, слишком давлю на ее драгоценного Проуна».

Лайам хорошо понимал, кто подогревает недовольство вдовы, и понимал также, что ничего не может с этим поделать. Толстый квестор слишком уж глубоко пустил корни в этом суде, его слово было куда весомее слов новичка. Лайам ткнул пальцем в лежащий перед ним черновик.

«Для нее не резон даже это! А скажи, разве Проун вычислил Каммера? Или Куспиниан? Или она себе приписывает эту заслугу? Так кто же тогда тут работает, а кто отдыхает, ответь?»

Дракончик не стал отвечать, хотя, конечно, и мог бы. Лайам вздохнул и обратился мыслями к дипенмурскому делу. Оно казалось ему куда более головоломным, чем оба уоринсфордских, и отчет по нему… ох уж этот отчет! Если дипенмурский эдил не прибавит к своему сочинению каких-то веских деталей, то вряд ли Лайаму удастся с ним разобраться. «А если ты в нем не разберешься — остальные и подавно не смогут». Он не был слишком высокого мнения о себе, просто ему теперь мало верилось в сыскные таланты квестора Проуна и проницательность госпожи Саффиан.

Наконец-то он понял, какой удар нанесла ареопагу кончина Акрасия Саффиана. Как видно, основная тяжесть судейской работы лежала только на нем. В голове его прозвучали слова Куспиниана, обращенные к вовсе не кажущейся безутешной вдове: «Мы глубоко оплакиваем кончину вашего супруга. А бандиты Южного Тира пляшут от радости, услыхав эту весть!»

С мрачным видом засунув бумаги в ящик, Лайам встал. Пожалуй, надо пройтись.

В лесу бушевала весна. Тенькали птицы, шелестел ветерок, попискивали невидимые зверюшки. Фануил то взмывал к верхушкам деревьев, распугивая стайки скворцов, то скользил черной тенью к земле, гоняясь за зайцами. Дважды Лайам натыкался на группки оленей, они шарахались от него и уходили большими скачками в чащу.

Лес завораживал, и Лайам за временем не следил. Он вспомнил о нем, только выбравшись на большую дорогу, подходящую к бывшей базе легионеров с северной стороны.

«Хорошо погуляли», — улыбнулся Лайам дракончику, когда вдали завиднелись крыши казарм, и ноги его тут же отяжелели, как гири. Он вдруг понял, что ему очень не хочется возвращаться к делам. «Работа в радость, когда тебя ценят…»

«Если мастеру ничего от меня не нужно, я бы еще полетал».

«Валяй, — отозвался уныло Лайам. — Только не трогай герцогских зайцев».

Фануил снялся с его плеча и скрылся в лесу, а Лайам одиноко побрел по дороге. Судя по солнцу, было уже далеко за полдень, и хочешь не хочешь, а объяснительную следовало дописать.

По южному тракту к казармам подтянулся небольшой караван. Лайаму отчаянно захотелось подойти к этим людям, узнать, откуда они приехали и что привезли, но отчет о гибели Каммера еще не был дописан, и чувство долга погнало его в свою комнатушку.

Прогулка все же проветрила ему голову, и даже настолько, что он без труда завершил черновой вариант отчета и принялся переписывать его набело, когда в дверь постучали. Шагнувший в комнату отец Энге имел весьма воинственный вид.

— Я пришел потребовать от вас объяснений, — заявил он, завивая свою бороду в кольца. — Ну, то, что председательница ареопага не уделяет нам, сирым, внимания, нас не очень-то удручает. Это ладно, это можно бы потерпеть. Но вы-то, сударь! Вы-то с чего так взъелись на бедных провинциалов? Изволили пропустить завтрак, кинув нас на съедение Проуну, а теперь хотите проигнорировать и обед! Госпожа Саффиан с первым квестором соизволили уединиться, но вам-то с какой стати торчать в этой камере одному? Или мы вас чем-то прогневали? Или существуют иные причины, вслух о которых люди воспитанные не говорят? Да, наши манеры несколько простоваты, я понимаю, но все-таки от нас не воняет. По крайней мере, от меня лично уж точно ничем не несет. От Тарпеи с Казоттой — бывает, особенно после суток бешеной скачки, но от меня никогда не пахнет, честное слово. Я прямо цветочек благоуханный! Короче, идете вы со мной или нет?

Лайам сдвинул бумаги в сторону.

— Иду. От вас, кажется, и вправду не пахнет.

Не переставая болтать, искатель теней потащил его по запутанным переходам.

— Если дело не в запахе, то в чем же тогда? А, понимаю — в Казотте! Неудивительно, что она вас пугает! Грубая, неотесанная, чавкает, когда ест! Правда, она похожа на медвежонка из цирка? И к тому же — страшно уродлива. Держитесь от нее подальше, мой друг! — Он нес эту чушь, уже подходя к столу, за которым сидели Тарпея с Казоттой. — Ах, дорогуша, я лишь намекнул квестору Ренфорду, что ему следует вести себя с вами поосторожнее. Ну, да ведь это совсем и не тайна, что базарные торговки прячут от вас свои крынки — у них молоко киснет, когда вы проходите мимо…

— Валяйте-валяйте, — сказала Казотта, снисходительно улыбаясь. Затем она посмотрела на Лайама. — Я хочу заключить с вами сделку, квестор. Если вы не поверите этому выжившему из ума проходимцу, я не стану верить тому, что болтают о вас.

— Что до меня, то я люблю простоквашу, — сказал Лайам, усаживаясь и придвигаясь вместе со стулом к столу.

Энге присвистнул и хватил кулаком по ладони.

— Он галантен? Вы слыхали, Тарпея? Он еще и галантен!

— Цыц, — шикнула хозяйка застолья, но искатель теней словно не слышал ее.

— Отвечайте же, кто возводит напраслину на такого галантного квестора? — возбужденно вскричал он. — Какой нахал смеет чернить его имя?

— Будто вы сами не знаете? — Казотта окинула сотрапезников насмешливым взглядом. — Некто в шелках и атласе отвел меня сегодня в сторонку и около четверти часа втолковывал мне кое-что. Оказывается, любезнейший квестор, вы у нас недоучка, а плюс к тому выскочка и зазнайка и скользкий во всех отношениях тип. Ну, сознавайтесь, правда ли это?

Лайам беспомощно развел руками.

— Ровно настолько, насколько то, что я вижу, совпадает со словами отца Энге о вас, — проговорил он достаточно ровным тоном, мысленно насылая на Проуна рой разъяренных ос.

Второй комплимент дошел не сразу, но когда он дошел, Казотта покраснела и молча кивнула, а Энге снова присвистнул и ткнул ее локтем в бок.

— Слыхала? — спросил он. — Нет, ты слыхала?

— Мы все тут не глухие, — ответила за Казотту Тарпея. — Давайте займемся едой. Перемывать косточки за чьей-то спиной — занятие не из лучших.

Она пустила по кругу кувшин с вином и, когда он вернулся к ней, облегченно вздохнула.

— Отлично. Вы видели нынешний караван?

Да, его видели все, и разговор пошел о грядущем торговом сезоне. Лайам помалкивал, он всегда больше любил слушать, чем говорить. К тому же ему любопытно было узнать, в какой цене здесь товары.

— Говорят, завтра приедет и Каллум! — отец Энге многозначительно посмотрел на Казотту. Та рассмеялась, захлопав в ладоши.

— Лонс Каллум? Какое счастье! Я так люблю танцевать!

— Это торговец из Кэрнавона, — пояснила Тарпея, перехватив вопросительный взгляд гостя. — Он всегда возит с собой музыкантов.

— Не самых, конечно, лучших, — подхватила Казотта, — но они будут играть всю ночь! Ах, квестор Ренфорд, нам так повезло!

Лайам изобразил на лице оживление. Он был не слишком хорошим танцором, но предпочел о том умолчать.

«Как знать, — думал он, глядя на белозубую улыбку соседки, — вдруг у меня на ногах вырастут крылья».

После обеда все вернулись к делам, а Лайам решил прогуляться, поскольку дел на остаток дня у него не было практически никаких. Смеркалось, с холмов потянуло холодом, на небе проступали звезды. Лайам, сунув руки под мышки, брел через площадь, там и нашел его Фануил.

— Хорошо полетал? — спросил Лайам, становясь на одно колено, чтобы погладить уродца.

«В лесу полно сов. Это очень злобные твари».

— Злобные, говоришь? Но, думаю, не злее кое-кого из людей.

Он мысленно пересказал дракончику, что за его спиной вытворяет Проун.

«Он не любит тебя».

— Не любит?! Да он меня ненавидит! Он считает, что я обманом пролез на его место. Очень мне было нужно туда пролезать!

«Но ты все же пролез».

Возразить было нечего, и Лайам пожал плечами.

— Ты не знаешь случайно какого-нибудь заклинания, способного превратить осла в голубка?

«Таких заклинаний не существует, — после краткого размышления ответил дракончик. — В голубиную стаю — пожалуйста, правда, в очень большую стаю. С общей массой, равной массе осла. Но при чем же тут Проун?»

Лайам, расхохотавшись, встал.

— Ладно, забыли.

Прогулка продолжилась. И человек, и дракончик молчали. В темноте раздавалось лишь цоканье коготков.

«Если он говорит такое Казотте, человеку, в общем-то, постороннему, то одному небу ведомо, что он наговаривает госпоже Саффиан!» Почему-то Лайаму не хотелось, чтобы вдова составила о нем превратное мнение, и это казалось странным ему самому. Какая разница, ценят его по достоинству или нет? Он ведь не собирается оставаться в составе ареопага. Вот если бы Проун куда-нибудь делся, тогда…

«Ты, милый мой, просто гордец, — сказал он себе наконец, — а гордецы чаще всего спотыкаются потому, что забывают поглядывать под ноги. Надо спрятать гордыню в карман и работать».

Лайам встряхнулся и решил начать новую жизнь. Пора доказать кое-кому, что и он может быть и вдумчивым, и серьезным. Надо, в конце концов, обретать вес и солидность. И перво-наперво — закончить отчет, потом обдумать документы по Дипенмуру, а завтра… завтра следует вовремя явиться на утреннее совещание…

— Идем, — сказал он Фануилу. — Нам надо пораньше лечь.

Единственным освещением казарменных коридоров были редкие свечи, и Лайам с Фануилом долго блуждали по лабиринтам запутанных переходов, пока, наконец, вдали не мелькнула фигура в атласном халате и красном ночном колпаке. Поскольку квесторов ареопага поселили в соседних комнатах, Лайам даже обрадовался тому, что толстяк попался ему на глаза.

«Пусть он изрядная скотина и клеветник, но ориентир из него хороший».

На следующее утро Лайам поднялся рано и в отличном расположении духа спустился в комнату, отведенную для завтраков ареопага. Ему даже пришлось подождать появления остальных заседателей, но он не провел это время без толку, а внимательно перечитал свой отчет и составил в уме список вопросов, которые следовало задать вдове Саффиан. Когда совещание началось, Лайам выбросил из головы посторонние мысли и стал внимательно вслушиваться в слова толстого квестора, стараясь не обращать внимания на его напыщенный тон.

«Боги, понятно, почему он так рвется соскочить с этого места! Разбираться со всем тем, о чем он сейчас говорит, — сплошная морока!»

Внимательно выслушав Проуна и сделав по поводу сказанного ряд замечаний, вдова Саффиан объявила совещание завершенным. Лайам выждал, пока все уйдут, затем подошел к черной даме и положил перед ней бумаги.

— Вот отчет, который вы мне поручили составить, госпожа председательница.

Женщина просмотрела пару страниц, словно желая убедиться, что ее не обманывают, затем кивнула.

— Ну, хорошо. Позже я с этим ознакомлюсь поближе. — Она убрала отчет в сумку. — Вы хорошо поработали, квестор. Благодарю вас.

— Если бы вы сочли возможным уделить мне какое-то время — после дневного заседания, например, — я хотел бы, сударыня, задать вам несколько вопросов по Дипенмуру.

Поколебавшись, вдова Саффиан жестом указала ему на стул.

— Я могу это сделать прямо сейчас. Что вас смущает?

— Благодарю, сударыня, — Лайам поклонился и сел. — Должен признаться, я озадачен многим. Во-первых, из отчета, составленного, как я понимаю, дипенмурским эдилом, совершенно неясно, обвиняются ли жрец и ведьма в причастности к пропаже детей. Во-вторых, там упоминаются какие-то ключи от пещеры, но у кого они обнаружены и что из себя представляет эта пещера, также невозможно понять. Кроме того…

Женщина вскинула руку.

— Минутку-минутку. Разве отчет этого не проясняет?

— Прошу прощения, нет. И, как вы понимаете, возникает проблема…

— Я не читала отчета, — перебила она, — и плохо знакома с сутью вопроса. Знаю лишь, что в окрестностях Дипенмура прошлой зимой случилось что-то очень уж мерзкое — тут же, вдобавок, обросшее грязными слухами. Покойный председатель ареопага очень обеспокоился и решил провести дознание лично. Он много беседовал с дипенмурским эдилом, но я не присутствовала при этих беседах.

Лайам открыл было рот, но тут же закрыл, ограничившись лишь коротким:

— Мгм.

Вдова Саффиан продолжала, словно бы не расслышав скептической нотки в этом маловразумительном отклике на ее пояснения.

— Я понимаю, что это весьма тонкое дело. И вести его следует деликатно. Священнослужитель и служащая управы впрямую, вроде бы, не обвиняются, но находятся на подозрении — а это не шутки. Граф Райс дважды приезжал в Дипенмур. Муж говорил с ним, но записей не оставил. Отчет, находящийся у вас, — единственное, на что мы можем сейчас опереться. Продолжайте его изучать, а я… — Она помолчала и вдруг всплеснула руками, словно ей в голову пришла мысль, способная все разрешить. — Я запрошу у квестора Проуна копию этого документа и просмотрю ее как можно скорее. И тогда мы еще раз поговорим. Хорошо?

— Да, госпожа председательница. Благодарю вас.

— Вот и отлично! — Вдова встала. — Встретимся на заседании.

Лайам вежливо поклонился, но взгляд, которым он проводил спешащую к двери госпожу Саффиан, не выражал особенного почтения.

Времени до заседания оставалось достаточно, и Лайам посвятил его осмотру древних казарм. Они поражали своей добротностью и размахом. Восхищение вызывали и конюшня на две тысячи лошадей, оснащенная затейливым переплетением труб и желобов, служащих для подачи воды и корма в каждое стойло, и гулкая огромная оружейная, которой позавидовал бы арсенал Альекира. Плитки в банях выцвели и потрескались, мозаика сохранилась фрагментами, но дежурный стражник сказал, что отопительная система в порядке и что три раза в неделю ее запускают, чтобы согреть воду в центральном бассейне и гарнизонной парной.

Однако полдень уже близился, и Лайам решил, что пора вернуться к себе. Переодевшись в чистый костюм, он приказал коридорному проводить его в зал заседаний суда.