Дротнинг

ГЛАВА ПЯТАЯ

Кому искать, кому бежать

Ночью Забаве не спалось. Лишь под утро она провалилась в тревожную дрему — но тут на другом конце поместья пропел петух.

Крик его, приглушенный дерном на крыше, прозвучал в опочивальне тихо, чуть слышно. Однако Забава этот крик услышала и вскочила. Кинулась умываться, одеваться — все в темноте, на ощупь…

Неждана, лежавшая без сна на другом краю ложа, поднялась вслед за Забавой. Пошла в угол для умывания, не разжигая света, тоже взялась за кувшин.

— Спала бы еще, — вполголоса обронила Забава, уже затягивая шнурки на сапогах.

— Мне нынче не до сна, — прошептала в ответ Неждана. И плеснула себе в лицо водой.

— А так выйду, хоть вслед тебе гляну, Твердятишна. Да попрошу Мокошь-матушку, чтобы помогла нам сегодня.

Как на битву провожает, мелькнуло у Забавы. И опять по батюшке называет. Стало быть — тревожится. А ведь здесь, в Хааленсваге, Неждана уже начала кликать ее по имени…

Она подавила вздох. Затем схватила накидку, отодвинула засов на двери и выглянула наружу.

Тьму за порогом рассеивал светильник, стоявший на полке в самом конце прохода. За ночь тюлений жир в нем почти выгорел, но дрожащий язычок пламени высвечивал достаточно, чтобы понять — ее никто не караулил. В опочивальне, куда ушли Болли с отцом, было тихо. В двух других опочивальнях тоже…

И Забава метнулась к выходу.

Между длинными облаками, что исполосовали небо на востоке, еще только начали разгораться ручьи розового сияния, когда Сванхильд вышла из главного дома. И быстро зашагала, почти побежала к воротам поместья. Вслед за ней из двери появилась Нида…

Харальд, лежавший на крыше главного дома, коснулся плеча Свальда.

— Вижу, — тихо выдохнул брат, тоже растянувшийся на скате, поросшем травой.

Затем конунг с ярлом замерли, глядя на беглых жен. Те дошли до ворот — где

Сванхильд зачем-то обняла Ниду. А потом торопливо зашагала по дороге, уходившей в сторону мелких, каменистых полей.

— Это у них так принято? — проворчал Свальд. — Друг дружку обнимать, отбившись от мужних рук?

— Спросишь у своей, как увидишь, — прошептал Харальд. — Мне другое не нравится…

— Что именно? — буркнул Свальд, глядя на Ниду, стоявшую в воротах.

— Сванхильд могла уйти из поместья тайно, — уронил Харальд. — Могла надеть цепь еще в опочивальне. И тайком перелезть через ограду — чтобы я побегал потом по Хааленсваге, выискивая ее следы. Но она ушла через ворота. Напоказ. Хотя могла бы догадаться, что я не оставлю дом, где она спит, без присмотра.

— Может, Сванхильд сама хочет, чтобы ты ее нашел, — заметил негромко Свальд. — Передумала за ночь, вот и оставила след.

Харальд усмехнулся, не сводя глаз с крохотной фигурки на дороге. Возразил:

— Нет. Тут дело касается и твоей жены — так что Сванхильд просто так не уступит. Я о другом думаю… в первый раз я отыскал Сванхильд без всяких собак. Один, в темноте, по следу. Если она вспомнит об этом, то догадается — или уже догадалась, что нюх у меня получше, чем у людей.

Свальд пожал плечами.

— Что с того…

— Как сказала Кейлев, с ней сейчас нелегко, — перебил его Харальд. — Если он прав, то Сванхильд не будет прятаться по лесам и оврагам. А вернется назад, в Хааленсваге. Наденет цепь и придет обратно тем же путем, что ушла. Здесь, в поместье, полно ее следов, тут на каждом углу пахнет новой хозяйкой. Она затаится у меня под носом…

— Тебя это словно забавляет, — негромко заметил Свальд.

Харальд снова усмехнулся. Вполголоса бросил:

— Я сегодня сыграю с ней в хнефатафль, брат. Если выиграю, то к вечеру она опять будет моей, причем выполняя свое же слово. Как тут не забавляться?

Свальд помрачнел. Подумал, глядя в сторону Ниды, замершей в распахнутых воротах — а эта просто сказала нет…

Ничего, решил ярл, стискивая зубы. К ночи Сванхильд будет занята с Харальдом. Вот тогда и настанет время снова поговорить с Нидой. Но уже по-другому!

Травяные крыши Хааленсваге, увенчанные резными головами диковинных зверей, наконец исчезли из виду. И Забава, еще немного пройдя по дороге, спрыгнула в первую же канавку, что промыли вешние воды. Пригнулась, хотя рядом никого не было. Как знать, вдруг Харальд еще и видит дальше обычного человека?

Ничего, пронеслось в уме у Забавы, пока она вытаскивала из-под одежды узелок с цепью. Самый хитрый лис на своей же хитрости ловится…

Она торопливо затянула на шее завязки цепи, сделанные из кожи, похожей на змеиную. Следом глянула на руку — и не увидела ее. Потом быстро зашагала по дну канавки, не выбираясь на дорогу.

До обеда многое надо было успеть.

Жизнь в поместье текла своим чередом.

Нида, постояв в воротах, вернулась к главному дому. Снова выскочила, неся в охапке какое-то тряпье, и побежала к бане. Затем из главного дома вышли Кейлев с Болли. Старик рявкнул, озираясь:

— Сванхильд! Нида!

Ему никто не ответил, и оба мужика поспешно зашагали в сторону кухни. После них раб-пастух выгнал за ворота коровье стадо. Немолодая рабыня повела на выпас овец с козами, хромой парнишка — шестерку невысоких лошадок, которых в поместье держали для полевых работ.

А Харальд продолжал лежать на травянистом скате крыши. Смотрел на ворота, безмолвно желая время от времени — хочу увидеть Сванхильд. Или Забаву из Ладоги…

Ее, одним словом!

Но ничего не происходило. То ли драконья сила не помогала с теми, кого не видело око, то ли именно в тот миг, когда он произносил эти слова про себя — Сванхильд у ворот не было.

Растянувшийся рядом Свальд, отследив взглядом ушедшую Ниду, перекатился на спину. Потом запахнул полы плаща из тонкой некрашеной шерсти и захрапел. Даже дождик, начавший накрапывать перед обедом, ярла не разбудил.

Но стоило Харальду прикоснуться к плечу Свальда, как тот сразу проснулся. Уже садясь, разлепил опухшие веки, пристально глянул на брата…

А Харальд встал. Повернулся туда, где за тучами пряталось солнце, подумал — сначала надо проверить поместье. Вдруг Сванхильд на самом деле спряталась здесь? Как-никак, вернуться она могла не только через ворота!

В следующий миг небо над его головой уже качнулось. Змей вытянулся в струнку над правым плечом — и взметнулся ветер, поднимая Харальда над крышей.

Накрапывавший дождь тут же ливанул сильней, посек лицо мелкой капелью. Выцвели тучи, повисли над землей снежными сугробами. А потом небо глянуло на него одним огромным белесым глазом…

Внизу, на скате крыши, сверкнула оставленная секира. Следом полыхнуло алым лицо Свальда, запрокинутое к небу. Между домами поместья, теперь густо-серыми, загорелись красными метками фигурки людей. Знакомо затрещал ворот рубахи…

А по коже Харальда, дымно клубясь, потекла чернота.

Он поднимался вверх до тех пор, пока поместье не стало походить на расстеленный под ним широченный плащ. Затем подумал — хватит. И повис в небе. Проговорил шипяще, глядя вниз:

— В десяти шагах от того места, где спряталась сейчас Сванхильд Кейлевсдоттир, или Забава из Ладоги — пусть прорастет береза. В рост человека, не меньше!

Змей над плечом, зашипев, тут же дернулся вправо. И его развернуло в воздухе. Харальд, не отрываясь, смотрел на мелкие дома. Но выглядело поместье так же, как перед этим. Нигде не взметнулась крона дерева, нигде ничего не появилось…

Для верности он еще немного выждал. Потом сделал над Хааленсваге пару кругов, повторяя все те же слова.

И снова — ничего.

Хотя силы у него были. Шевелились в плоти невидимыми змеями, распирали все тело уверенной, злой мощью. Даже шрам на брюхе от этого сладко зудел. Силы были…

Не было только Сванхильд!

Эта мысль налетела, стегнув наотмашь, и Харальд рванулся вниз. Приземлился на скате, подхватил секиру. Затем кубарем скатился с крыши и метнулся к воротам.

Свальд, не говоря ни слова, побежал следом.

Сзади, от пятачка перед лестницей, что-то крикнул Кейлев, наконец-то увидевший своего конунга. Но Харальд не ответил и не остановился.

Внутри сейчас кипела ярость пополам с азартом. Времени на поиски осталось не так много — от обеда до заката. Если он найдет Сванхильд, то она ляжет на его ложе сама, без принуждения, без угроз. Ради этого стоило побегать…

В ушах по-разбойному свистнул ветер. Время от времени две колеи, пробитые в каменистой земле, уходили из-под ног, и Харальд просто летел над дорогой, распластавшись в долгом прыжке. Смотрел на бегу туда, где в последний раз видел крохотный силуэт Сванхильд — на далекий поворот дороги, уходившей к лесу.

Добежав до него, Харальд остановился. Присел, оперся о землю одной рукой, и резко пригнулся. Лицо, теперь походившее на черную морду, повисло в ладони от колеи. Харальд втянул ноздрями воздух…

И быстро двинулся, перебираясь правее. Растянул в ухмылке тонкие черные губы.

Ее запах остался тут.

С этого места Харальд уже не бежал, а шел, через каждые три шага останавливаясь и наклоняясь над дорогой. Запах Сванхильд, свежий, отдающий рябиновой корой и сушеными яблоками, вел его за собой.

Через некоторое время Харальда догнал Свальд. Проворчал, быстро выдыхая:

— Стало быть, она все-таки не стала прятаться в поместье?

— Нет, — глуховато уронил Харальд. — Ничего, найду.

Он снова наклонился. А когда выпрямился, вдруг подумал — но ведь можно и по- другому…

На то, чтобы оттолкнуться от дороги и снова взлететь, у него ушло не больше мгновенья. Харальд крутнулся, оказавшись в воздухе. Прошипел:

— Пусть земля, на которую ступала Сванхильд, окрасится красным!

По колее мгновенно пролегла цепочка красных пятнышек. В пяти шагах от Свальда она свернула вправо, в неглубокую канавку. Прошлась по ее дну кривой чертой, перетекла на край дальнего поля…

А потом устремилась обратно к поместью — нитью земляничин, в стороне от дороги.

Стало быть, Сванхильд все-таки вернулась в Хааленсваге?

К поместью Забава вышла кружным путем. Прошагала, задыхаясь от спешки, по полям, добралась до невысокой, ей по грудь, стены. Перебралась на ту сторону, ступив ногой в щель между неровными камнями…

Неподалеку стояла баня — и Забава метнулась к ней. Потопталась перед дверью, затем кинулась к сараям. Покрутилась между ними, оставляя следы на тот случай, если Харальд будет искать ее нюхом, а не драконьим даром.

Лишь у псарни Забава задержалась. Крысеныш, с вечера сидевший взаперти, почуял хозяйку, когда она проходила мимо. Сразу залаял, заскребся внутри…

— Потерпи, — прошептала Забава.

А следом, не удержавшись, шагнула к двери псарни. И вдруг вспомнила, как Харальд когда-то привел ее сюда, чтобы подарить щенка. Сам его выбрал — для полонянки из чужих краев, привезенной ему на потеху.

Дышать почему-то стало тяжело. И ладонь сама собой коснулась двери, словно цепляясь за воспоминания…

Но затем пальцы сжались в кулак. Да так, что ногти скребнули по доскам.

На дары Харальд всегда был щедр, с горечью подумала Забава. От щенка до драккара — ничего не жалел. И баб, что были до нее, одевал в шелка и золото. Только потом, когда они умирали, золото возвращалось в его сундук. Тот самый, что стоял в хозяйской опочивальне — наготове для следующей бабы.

У него всегда все было наготове для следующей…

Забава сердито пригнула голову — но все-таки вздохнула. И пообещала псу, уже отступая от двери:

— Неждана зайдет попозже. Накормит тебя и воды даст. Завтра побегаешь вволю, Крысеныш.

А потом Забава зашагала дальше. Обошла вокруг мужского дома, запутывая следы, оттуда направилась на зады поместья, к пустой овчарне. Вошла в нее — и сразу кинулась в дальний угол.

Под охапкой прошлогоднего сена, небрежно брошенной в углу, валялись старые опорки (сапоги без верхней части) одной из здешних рабынь. А еще лежало скрученное в узел тряпье. Все это заботливо припрятала здесь Неждана, уже после того, как овец угнали на пастбище…

Забава, раскидав по сену вещи из узла, скинула с себя все до нитки. Затем торопливо переоделась в чужую одежду, горько пахнущую кислым потом и старой солониной. Замотала голову грязной тряпицей, найденной в тряпье. Сняла сапоги, сунула ногу в разношенный опорок…

И сразу ощутила, как болтается в нем ступня.

Как бы с ноги не слетела обувка-то, тревожно подумала Забава. Да еще на ходу. Вдруг увидит кто?

Она напихала в опорки сена, обулась. Покончив с переодеванием, связала в узел все снятое. И, прихватив узел с собой, побежала к лестнице, спускавшейся во фьорд.

На пятачке у неглубокой расщелины, откуда начиналась ступени, стояли воины из хирда Харальда. Забава, невидимой тенью скользнув рядом с ними, расслышала их разговор. Мужики обсуждали, найдет ли конунг свою жену до заката. Лишь один считал, что не отыщет. Но говорил этот единственный мужик лениво, с ухмылкой, словно потешаясь.

Посмотрим, упрямо подумала Забава. Следом покружилась вокруг воинов и зашагала к главному залу.

Ближе к обеду тут пройдет не один десяток мужиков из хирда Харальда, мелькнуло у Забавы на ходу Их сапоги сотрут с земли все запахи. Затопчут все следы. Даже если Харальд сможет унюхать знакомый запах сквозь чужую обувку, здесь он ее потеряет…

Она свернула влево за шаг до дверей зала. Потом заторопилась к обрывистым скалам, которыми заканчивалось поместье с той стороны. Но проходя мимо кухни, вдруг уловила запах мясной похлебки — и живот у нее сразу подвело от голода. Даже дитенок внутри возбужденно шевельнулся.

Сама виновата, пристыжено решила Забава, быстро погладив округлость живота. Надо было вчера, после всего сказанного, раздобыть себе еды. Хоть кусок хлеба из-за стола утащить!

Вот только Харальд на пиру следил за ней краем глаза. Не кусочничать же на глазах у него?

Забава ускорила шаг, торопясь уйти от запахов. Подумала, разворачиваясь туда, где на краю поместья бил родник — лишь бы все вышло. Только бы Неждана поджидала ее там, где условлено…

Опрокинутые на бок бочки, расставленные по краю неглубокой расщелины, Забава разглядела еще издали.

Кадки были те самые, засольные, которые она вчера осматривала. Из первой торчал бабий зад, укрытый серым подолом — какая-то рабыня, встав на колени, терла стенки изнутри. Еще одна баба окатывала водой соседнюю бочку.

А у третьей бочки, самой большой из всех, что имелись в поместье, стояла Неждана. По подолу у колен протянулась мокрая полоса — похоже, тоже успела слазить в бочку да помыть.

Забава, дойдя до расщелины, бросила взгляд на родник. Вода, пробивавшаяся внизу из скал, плескалась в чаше из валунов, потом текла по дну расщелины — и тонкой лентой срывалась с ее края. Летела к фьорду, распустив по ветру хвост из серебристых капель.

И взгляд Забавы тоже скользнул от родника к фьорду. Следом ее уколола тревожная мысль — лишь бы Харальд отца о помощи не попросил. Впрочем, вряд ли Мировой Змей денно и нощно следит за бабами на скалах…

Она торопливо обошла расщелину, подступила к Неждане сзади, со спины. И прикоснулась к ее плечу.

В ответ Неждана чуть заметно кивнула. Но оборачиваться не стала. Громко приказала:

— Заканчивай, Свисса. Грюна, принеси воды. Поможешь Свиссе ополоснуть стенки — и покатим бочки к коптильне. Я не могу торчать здесь до обеда, у меня есть и другие дела.

Словно соглашаясь с ней, с неба вдруг начал накрапывать дождик. Грюна, ловко ступая по деревянной лесенке, уходившей в расщелину, спустилась за водой.

А Забава, пригнувшись, нырнула в большую бочку, рядом с которой стояла Неждана. Села внутри так, что немалых размеров днище оказалось по левую руку от нее. Ноги согнула, потом уперлась спиной и ступнями в округлые стенки бочки.

Узел с одеждой Забава примостила меж раздвинутых колен. Потом завозилась, пытаясь натянуть накидку пониже. Уж больно мокрыми да холодными казались на ощупь стенки бочки.

Но куцая накидка, взятая у одной из рабынь, прикрыла лишь поясницу. И Забава уж в который раз подумала, что осенью, когда шерсть у овец подрастет, надо будет справить здешним бабам одежку потеплей. Холсты, что лежали в кладовой Хааленсваге, и шерсть с весенней стрижки ушли в уплату двум мужикам, присматривавшим за поместьем зимой…

Голова Грюны мелькнула над краем расщелины, и Забава изготовилась. Уперлась в доски еще и ладонями, подумала быстро — может, воткнуть в стенку нож, чтобы держаться за него, когда бочка покатится? Все удобней…

Слишком рискованно, решила она тут же. И замерла, затаив дыхание.

Над близким морем кричали чайки, рядом слышался плеск воды. Накрапывал дождик, капли его постукивали по дощатому своду над головой, нагоняя тревогу…

Грюна со Свиссой наконец ополоснули последнюю кадку, и Неждана сразу приказала:

— Свисса, Грюна, покатите свои бочки за мной. За ведрами и крышками вернемся потом. Не отставайте!

Затем Неждана налегла на дощатый свод, под которым затаилась Забава. Бочка вздрогнула — и с шумом покатилась по камням.

Первый оборот дался Забаве легко. На короткий миг, когда бочка неспешно повернулась, и она словно нырнула головой вниз — ее охватило странное ощущение. Какое бывало в детстве, когда прыгнешь с обрывчика в Ладогу.

Но уже пятый оборот принес ей приступ тошноты. И Забава внезапно обрадовалась тому, что с утра ничего не ела. Подумала, сглатывая слюну — ладно хоть дите непростое. Лечит и бережет. Носи она обычного ребятенка, наверно, родила бы прямо здесь. Хоть и рано еще, шестой месяц только сроку…

Забава прерывисто вздохнула, еще крепче уперлась в доски. К тому времени, когда бочка докатилась до кухни, руки и ноги у нее начали подрагивать от усталости.

И все же Забава держалась. Упиралась в доски изо всех сил, даже умудрялась посматривать наружу. Правда, на то, чтобы вглядываться в лица людей, мелькавших в стороне, сил уже не хватало.

Бочки наконец докатились до коптильни, сложенной из дерна и укрытой травяной крышей. Потом рабыни вместе с Нежданой по очереди закатили бочки внутрь. Поставили их в ряд у земляной стены и вышли.

Забава, как только дверь коптильни захлопнулась, осторожно приподнялась. Уселась на днище, сложив ноги калачиком, уперлась затылком в стенку бочки — и глубоко задышала, отгоняя тошноту.

Она почти пришла в себя, когда Неждана вернулась вместе с одной из рабынь, чтобы прикрыть бочки крышками. Над головой у Забавы грохотнул дощатый круг, ложась в паз, продолбленный в досках.

А потом снова хлопнула дверь. И скрипнул снаружи в петлях засов.

Забава осталась одна. Разворошила узел со своей одеждой, но переодеваться не стала. Часть подоткнула под себя, остальным укрылась.

Затем она замерла, глядя во тьму — и размышляя.

Удастся ли ей задуманное? Асвейг сказала, что сила Харальда не берет там, где не видит его око. Та же Фрейя, засев в теле Труди, спаслась от Харальда, просто спрятавшись за частоколом крепости. Конечно, он тогда не Фрейю искал, а богов победить пытался…

Вот Фрейя и уцелела, безрадостно мелькнуло у Забавы.

Она обхватила себя руками, отгоняя недобрые воспоминания. Подумала — нынче вся надежда на мою догадку. Получается, чтобы найти кого-то с помощью драконьей силы, Харальду нужно увидеть то место, где засел спрятавшийся. Но она-то спряталась не в коптильне…

Она спряталась в бочке.

Цепь из красных пятнышек, горевших там, где прошлась Сванхильд, исчезла перед самым поместьем. Харальд, взмыв повыше, гулко уронил:

— Пусть земля окрасится красным в том месте, где сегодня ступала Сванхильд!

Нить из алых земляничин снова сверкнула внизу — призывно, ярко. Перепрыгнула через ограду, запетляла между сараями…

И Харальд рванулся вниз зверем, идущим по следу. Потом заскользил над землей на высоте человеческого роста, ощущая, как шевелятся в теле щупальца силы.

Свальд давно отстал, затерявшись где-то в полях. Но Харальду сейчас было не до него. Он охотился на собственную жену.

Пару раз цепь красных бусин снова пропадала — потому что перед этим сараи заслоняли следы Сванхильд от драконьего взгляда. И приходилось взлетать повыше, чтобы повторить нужные слова.

Это Харальда забавляло. Неужто Сванхильд и впрямь решила, что может скрыться от него, зайцем попетляв по поместью? Стоило ли тратить на это время? Могла бы сразу убежать подальше от Хааленсваге. Ведь понятно, что спрячется она не здесь…

Зато быстрей отыщется, решил Харальд, пролетая над травяными крышами.

Цепочка красных отпечатков, прогулявшись между сараями, коснулась входа в псарню. Затем алым ожерельем окружила мужской дом — и протянулась к овчарне. Вынырнула оттуда, скользнула в сторону лестницы…

А там вдруг оборвалась. Но опять появилась — уже по левую руку от зала для пиров. Потекла смазанными точками по краю скал. Устремилась к роднику…

И пропала уже окончательно.

Куда она могла деться, изумленно подумал Харальд.

До кромки скал, обрывавшейся в пропасть, где плескался фьорд, далековато. Сванхильд, с ее силенками, не допрыгнуть. Да и зачем ей это? Теперь у девчонки есть все — свобода, родичи, свой дом. Не хватает лишь мужа, чтобы уберегал от бед.

И сам он не стал брать Сванхильд силой. Вместо этого честно посватался, а потом склонил голову перед ее желаньем…

Харальд, недовольно оскалившись, ринулся вниз. Приземлился на краю расщелины, где бил родник, огляделся.

Мир для него переливался сейчас серыми тонами — и на пепельных складках камней мазками алой крови мерцали следы Сванхильд. Но казались при этом полустертыми, словно по ним кто-то прошелся. От задов кухни до этого места отпечатки ее ног тоже были смазанными…

Видно, со следами как с запахами, мелькнуло у Харальда. Потоптались сверху и перебили. Не зря алые метки исчезли перед главным домом. Понятно, кто в этом виноват- его люди, шагая в зал для пиров, на своих сапогах унесли землю, которой касалась Сванхильд. Там все понятно…

Но кто мог затоптать ее следы здесь, у расщелины?

Харальд резко пригнул голову, вглядываясь в цепь алых отпечатков.

Следы обрывались внезапно. Последний из них будто срезали наполовину, оставив лишь метку от пятки. Дальше выбоины на скалах казались на удивленье глубокими. А тени в них сгущались до темно-серого, словно из неровностей кто-то выгреб землю, давным-давно нанесенную сюда ветрами — и поросшую невысокой травой.

Может, Сванхильд украли бергризеры, вдруг резанула Харальда недобрая мысль.

И он впился взглядом в край расщелины, пытаясь вспомнить, как выглядели здешние камни прежде. Потом шагнул к последнему красному следу. Присел на одно колено, сгреб землю из выбоины на скалах — справа от себя, там, где тени не были такими резкими.

Ухватить удалось лишь мелкую горсть, перемешанную с травой. Черные когти скребнули по скале, выдрав из нее пару камушков…

В следующий миг Харальд уже вскинул перед собой кулак с землей. Прошипел:

— Лети туда, куда утащили Сванхильд!

Он разжал пятерню — но ничего не вышло. Земля вперемешку с травой просто осыпалась, и камушки звонко цокнули по скалам.

Попробую иначе, угрюмо решил Харальд. Затем пригнулся и втянул ноздрями воздух над последней алой отметиной.

Смазанный отпечаток пятки почему-то пах чужой бабой, немного сеном — а еще щелоком. Харальд свел на переносице брови, похожие на два ряда мелких черных зубьев. И, потянувшись дальше, принюхался к камням в двух пядях от следа Сванхильд.

По ноздрям сразу резануло сладковатой вонью щелока. Словно здесь вычистили из выбоин на скалах всю землю, а потом плеснули на них неразведенным зольным настоем…

Харальд рывком выпрямился, немного взлетев над скалами. Подумал внезапно, уже опускаясь и выпрямляясь в полный рост — Нида. Щелок, выметенная земля, все отдает бабьей рукой. Но сделала это не Сванхильд, иначе тут остались бы ее следы.

Нида! Лишь она могла счистить землю со скал. Сделать все, чтобы игра в прятки затянулась до заката. Глупая баба размечталась о том, как уйдет от Свальда. И Сванхильд, одиноко кукующая в Хааленсваге, ей выгодней, чем замужняя…

Придется с ней поговорить, зло решил Харальд, обводя взглядом крыши поместья. Отказать ему Нида не имеет права — тот, кто дал рабыне свободу, всегда волен ее забрать. Что до Свальда, то он получит свою бабу в дар уже после всего. Будет покорная, как брат и мечтал…

И Харальд вдруг ощутил, как внутри темной, холодной пеной вскипает ненависть. Над плечом переливчато зашипел змей.

Эта клятая баба помешала ему добраться до Сванхильд!

Неждана все сделала так, как велела Забава. Отослала рабынь, с которыми мыла бочки, в дальний перелесок за рябиновыми ветвями. Потом с двумя другими рабынями ополоснула еще три бочки — и откатила их к навесу, где замачивали шкуры для выделки.

А затем Неждана уже по своей воле вернулась к роднику. Настороженно огляделась, достала из принесенного корыта метелку и соскребла с камней землю. Вычистила по кругу все выбоины, по которым могла пройтись Забава, прежде чем сесть в бочку.

Подмогну чуток Твердятишне, думала Неждана, стоя на коленях и сгребая землю пополам с травой в корыто. Чтобы никаких следов не осталось — ни Забавы, ни той самой бочки. Чтобы конунг не сразу догадался, кого да о чем спрашивать! Глядишь, время до заката и пройдет…

Потом Неждана окатила щелоком из ведра оголившиеся скалы и убежала. Землю высыпала в стороне за оградой, а следом кинулась выполнять последний из наказов Забавы — спрятаться, как только все сделает.

Но уже шагая от сараев к главному дому, Неждана вдруг заметила взлетающего в небо Харальда. Застыла, потрясенно разглядывая силуэт в облаках. Затем метнулась поближе к главному дому и затаилась за углом сарая.

Ждала Неждана до тех пор, пока Харальд не упал камнем на крышу главного дома. Проводила взглядом его да Свальда, бегущих к воротам, огляделась — не видит ли кто? И опрометью кинулась ко входу на хозяйскую половину.

В опочивальню, которую прошлой ночью делила с Забавой, Неждана влетела вспугнутой птицей. И с разбегу забилась под кровать. Одернула покрывало, чтобы свисало до пола. Следом потихоньку забилась в самый дальний угол, чуть не оцарапав нос о доски широкого ложа. Замерла там, вспоминая увиденное…

Уж ничего человеческого в нем не осталось, мелькнуло у Нежданы. Вместо лица морда драконья. Сам черен, а шея раздулась так, что плеч почти не видно. Как с таким Забаве Твердятишне жить? Да на ложе его ложиться? Обнимет — удушит, поцелует — кожу с лица зубами сдерет!

Она содрогнулась. И взмолилась Мокоши-матушке, чтобы уберегла от бед ее с Забавой. Да чтобы закат наступил поскорее. Но в какой-то миг подумала со страхом — вряд ли конунг уплывет отсюда без Забавы, даже если не отыщет ее. Разве такого зверя от добычи отгонишь?

А следом вдруг напомнила о себе ночь, проведенная без сна. Неждана быстро зевнула. Уже плавая между сном и явью, с сожалением подумала — я здесь в тепле, в натопленном доме, а Забава на холоде сидит, в мокрой бочке…

Затем Неждана уснула.

Клятая баба нашлась не сразу.

Харальд, взлетев повыше, приказал следам Ниды засветиться синим. И тут же увидел, как поместье опутали едва заметные цепочки синих точек, сверху похожие на неровную сеть. В паре мест, на краю скал и возле овчарни, синие стежки прошлись совсем рядом с красными, оставленными Сванхильд.

Но за ограду синие отметины не выходили — значит, Нида осталась в Хааленсваге.

И Харальд, рванувшись вниз, полетел над поместьем. На всякий случай останавливался перед каждым строеньем, в которое заходила Нида. Бросал торопливо:

— Если Сванхильд, или Забава из Ладоги, спряталась здесь, то пусть дверь слетит с петель!

Но створки оставались на месте.

То и дело Харальду попадались люди. Рабыни улепетывали, мужики, замерев на месте, смотрели с жадным любопытством. Кое-кто хватался за висевшие на шеях крохотные драконьи головы — отлитые из серебра, добытого в Упсале, в знак того, что они служат в хирдах Ёрмунгардсона.

И дважды Харальд натыкался на Свальда. Тот пытался бежать следом, но всякий раз отставал.

Солнце, спрятавшееся за облаками, меж тем клонилось к западу. Харальд чуял это нутром, даже не видя солнечных лучей — все небо казалось ему сейчас одним огромным белесым глазом, без проблесков и теней…

Злоба, мерзлой пеной подрагивавшая внутри, от этого лишь росла.

А потом синие отметины привели его к хозяйской половине. И Харальд, приземлившись перед дверью, огляделся.

Лишь одна цепочка следов на земле переливалась алым — Сванхильд, уйдя отсюда утром, уже не вернулась. Зато синих нитей было целых шесть.

И ушла, и вернулась, холодно решил Харальд. Затем пнул дверь. Та с грохотом улетела в конец прохода, а он метнулся к опочивальне, куда уходили синие следы. Дернул еще одну створку, выдирая ее из косяка — и сразу понял, куда спряталась баба…

Под кровать.

В следующее мгновенье Харальд уже очутился у широкого ложа. Ухватился за переднюю спинку, рванул, опрокидывая кровать к другой стенке. Следом уставился в лицо Ниды, светившееся сейчас нежно-алым.

Та встала, прижимаясь к стенке и часто дыша.

— Давно не виделись, рабыня по имени Нида, — шипяще проговорил Харальд. — Заявляю на тебя свое право, как прежний хозяин. Скажешь сразу, где спряталась Сванхильд, и я тебя не трону. Просто подарю Свальду. Но если упрешься, то я сделаю из тебя покорную тварь. Лишу воли и части разума. Потом ты расскажешь мне все, что я спрошу. А после ляжешь не только под Свальда — под любого, на кого укажу…

Вот и все, с ужасом подумала Неждана.

Двумя ножами резал ее взгляд Харальдов — пара люто-серебряных глаз. Сумрачный свет, падавший от входа, тек по левому плечу и раздутой шее конунга, оставляя в тени змея справа.

Впрочем, тот сам светился — редкими проблесками серебра на коже и голубовато¬серебряными глазами. Изгибался в полумраке так, словно вот-вот ужалит…

— Откуда мне знать, где спряталась Кейлевсдоттир? — быстро проговорила Неждана, от страха путаясь в словах. — Я утром простилась с ней у ворот — и больше ее не видела. Днем на кухне хлопотала, потом с рабынями бочки мыла. С Эйной и Кейлой. Спроси у них, конунг Харальд, они тебе все подтвердят. Сейчас прилечь хотела, но услышала, как кто-то выбил дверь. И полезла от испуга под…

— Не торопись, — шипяще оборвал ее Харальд. — Договоришь позже. Причем скажешь уже правду. Как только станешь покорной.

Конунг шагнул к Неждане, и она мгновенно осознала, что все кончено. Сказать — что предать, а промолчать…

Все равно предать, только позже. Да еще самой стать незнамо чем!

Где-то в проходе послышались быстрые шаги. Но у Нежданы надежды на это не было. Знала — сейчас ей даже Свальд не поможет. Скорей обрадуется, что непокорной бабе укорот дадут. Ворон ворону глаз не выклюет…

Руки Харальда тисками обхватили лицо, и у Нежданы от ужаса вдруг подкосились колени. Она, заледенев, выдохнула:

— А Кейлевсдоттир ты тоже сделаешь покорной тварью, конунг Харальд? Если она откажется с тобой лечь… ведь не хочет Сванхильд с тобой жить! Противен ты ей!

Змеюка над плечом у Харальда зло зашипела.

Все, обречено подумала Неждана. И зажмурилась изо всех сил.

Болли, напившись эля, вечерами рассказывал кое-что — о том, как конунг Харальд теперь допрашивает пленников. А еще упоминал о странной бабе, которую отловили в упсальской крепости после штурма. По слухам, той бабе конунг тоже посмотрел в глаза…

Противен ты ей, эхом отозвалось в уме у Харальда.

Но вчера она от меня не отворачивалась, торопливо подумал он. Но тут же безмолвно возразил — одно дело на пиру рядом сесть, другое в постель лечь. Обнять, как мужа. Приласкать…

А следом в опочивальню влетел Свальд. С порога поспешно заявил:

— Харальд, я слышал отсюда голос Ниды. Ты случайно не спутал мою бабу с твоей?

Хоть этому помогу, оцепенело и до странности безразлично вдруг подумал Харальд.

Бросил, уже отпуская Ниду и разворачиваясь:

— Уйди, Свальд. Мне нужно поговорить с моей рабыней. Свое право на нее, как прежний хозяин, я уже заявил. То, за что ты ценишь эту бабу, я постараюсь не трогать. Так, помну сверху, не раздвигая ног. Да в глаза ей посмотрю. Будет как шелковая. Хочешь, тебя потешит, хочешь — других…

Свальд надсадно выдохнул. Сказал с хрипотцой:

— Баб, что стелются передо мной как шелковые, и без того навалом. Хоть драккарами вози. Не трожь Ниду, Харальд. Хочешь ей что-то сказать — говори мне. Как положено в наших краях. Она моя жена, мне и отвечать!

— Рабыня не может быть женой свободного, — прошипел Харальд. — Тем более женой ярла.

Он чуть подлетел над полом. Внутри снова запузырилась ледяная злоба — и Харальд тягуче продолжил:

— Ты ведь сам хотел, чтобы Нида стала послушной…

— Но не так, — резко ответил Свальд. — Я помню ту бабу в Упсале, которой ты посмотрел в глаза. Такой мне не надо.

— Значит, возьмешь в жены другую, — свистяще выдохнул Харальд. — Но теперь Нида снова стала моей рабыней, и я в своем праве. Она знает, где спряталась Сванхильд, однако молчит. Ничего, я это из нее вытрясу. Потом продам, если ты ее не захочешь…

Тонко свистнула сталь меча, покидая ножны.

Вот и все, холодно подумал Харальд. За такое Нида многое простит Свальду. И все, что понадобилось — это без уверток сказать всю правду. Да пожестче.

Правда, теперь уже не получится найти Сванхильд так быстро, как хотелось. Но пусть хоть кто-то сегодня будет счастлив. Сванхильд, похоже, он и впрямь противен. Развелась, отказала, когда посватался, потом спряталась на совесть…

— Зову тебя на хольмганг, брат, — сипло уронил Свальд. — Драться будем за право на эту бабу. Выйдем? Здесь для боя темновато.

— Тебе все равно не выжить, — проговорил Харальд, еще выше поднимаясь над полом.

Голос его отозвался под потолком перекатами грома.

— Не тебе сражаться со мной, Свальд. Человечек… на две ноги ради тебя я не опущусь. Драться буду как есть. На лету!

— Даже боги смертны, — буркнул Свальд. — Так ты идешь или мне дотащить тебя до двери?

Он его убьет, с ужасом подумала Нида.

В уме у нее метались обрывки мыслей — Свальд заступился… пошел против зверя? До смерти биться будет?

— Нет! — крикнула она. — Уходи, Свальд! Это дело между мной и конунгом…

— У моей бабы не может быть дел с другими мужиками, — хрипло бросил Свальд. — Да еще таких, куда мне соваться нельзя! И не смей указывать мужу, что делать. Я жду, Харальд!

Не то сказала, потрясенно осознала Неждана. А потом кинулась к Свальду, проскользнув мимо черной фигуры, повисшей в паре локтей над полом. Сама не знала, зачем бежала — то ли Свальда обнять, то ли рядом встать, то ли собой заслонить…

Но Свальд стремительно шагнул в сторону. Тут же левой рукой вцепился в плечо Нежданы — словно клещами его стиснул. И вышвырнул ее из опочивальни. Да так, что она налетела боком на стенку в проходе. На глазах от боли тут же выступили слезы…

— Впрочем, если ты хочешь, можем подраться и здесь, — громко заявил Свальд, уже разворачиваясь спиной к дверному проему. — Но помни, Харальд — если ты потом объявишь своей рабыней вдову убитого родича, люди этого не поймут. За тобой шли до конца, потому что во многом ты был честней богов. Не высасывал жизнь из свободных воинов, бился с врагами, пленным не мстил. И ради забавы баб своих же людей не позорил!

— За мной шли ради богатой добычи, — прошипел черный силуэт под потолком опочивальни.

Свальд шагнул назад, к порогу, загородив выход. Быстро ответил:

— Одно другому не мешает. Но если я погибну, отнесись к моей вдове с уважением, брат…

— Я беременна, — бросила вдруг Неждана, цепляясь за стенку в проходе.

Хоть теперь скажу, убито подумала она, смаргивая слезы. Свальду это не повредит — и к драке с летучим зверем не подтолкнет. Он уже сам ввязался в эту драку. Так пусть хоть узнает…

— Может, рожу сына. — Неждана всхлипнула. — Назову его, как захочешь. Только имя скажи…

— Дура! — внезапно рявкнул Свальд, по-прежнему загораживая спиной выход из опочивальни. — Чего раньше молчала? Я же со всей силы тебя швырнул!

Неждана утерла слезы тыльной стороной ладони. Пробормотала прерывисто:

— Дура Свальдсон… хорошее имя. Только парню с ним будет нелегко. Придется бегать с хольмганга на хольмганг. Может, передумаешь?

Черный силуэт в опочивальне вдруг издал долгое гулкое «ха». И поплыл к Свальду. Небрежно прошипел на ходу:

— Она твоя. Дарю тебе ее навсегда, брат. Хочешь, называй эту бабу рабыней, хочешь — женой. Только присмотри за тем, чтобы она до заката не совалась во двор. Иначе снова полезет не в свое дело… или попадется мне на глаза. Посторонись.

Свальд торопливо отступил назад, в проход между опочивальнями. Одной рукой — вторая была занята мечом — схватил тихо плакавшую Неждану за локоть. Осторожно потянул в сторону, подальше от входной двери. И тут же встал перед ней.

Черный силуэт с двумя головами выплыл из опочивальни. Сверкнул двумя парами глаз и вылетел во двор.

Придется пойти кружным путем, подумал Харальд, скользя вдоль стены главного дома. Нужно опросить всех, кто мог что-то видеть или слышать. Своих воинов, здешних рабынь. Про эти бочки надо бы узнать…

— Кейлев! — рявкнул он на лету, глянув в сторону пятачка перед лестницей. — Болли! Свейн!

А следом у него мелькнуло — может, все-таки удастся найти Сванхильд до заката. Только как быть с другим? Дело не только в женитьбе на Труди. Простила же его девчонка, когда он потешился с ее сестрой Крэсив? И не зря Нида сказала то, что сказала. Скорей всего, Сванхильд просто не хочет делить ложе с двухголовым. Уродство не все переносят, некоторым бывает даже тошно смотреть…

Найду, приласкаю и увижу, как глянет в ответ, угрюмо решил Харальд. Затем опустился на землю, потому что Болли и Свейн уже подбегали к нему.

Когда Харальд вылетел в дверной проем, Свальд медленно вложил меч в ножны.

За спиной у него шмыгала носом Нида. И у Свальда вдруг мелькнуло — высказать бы ей все. Мало того, что сама сбежала, так еще утаила, что в тягости. Собралась оставить дитя безродным, лишив честного имени отца. А судя по тому, что сказал брат, вдобавок помогла Сванхильд с ее затеей. Выходит, Нида встала между Харальдом и его бабой. Но…

Но в крови уже закипало желание. И Свальд рывком развернулся. Сдернул с головы Ниды серый плат, завязанный под подбородком.

Грубая шерсть тут же зацепилась за мозоли от меча, и он брезгливо стряхнул тряпицу с руки. Уставился на Ниду.

Темные пряди, выбившиеся из кос, ручьями облепили ее лицо — точеное, с высокими скулами. Серые глаза туманно блеснули. Расширившиеся зрачки казались сейчас бездонными.

— Ты не должна ходить в рабских обносках, — пробормотал Свальд, запуская пальцы в темные волосы. — Я привез с собой шелка из Упсалы. Целый сундук набил дарами. Для тебя, Нида.

— Рабыням шелка не дарят, — приглушенно ответила она.

Сказала тихо, но строптиво. А следом две слабые бабьи ладони уперлись Свальду в грудь.

— Будешь сильно напрягаться, повредишь щенку, — быстро предупредил Свальд, притягивая к себе голову Ниды.

И ладони тут же отдернулись. А Свальд, склоняясь над ее губами, неярко пунцовевшими в полумраке, деловито спросил:

— Живот не болит? После того, как я тебя швырнул?

— Нет, — выдохнула Нида. — Бок только… но это пройдет.

— Вот и ладно, — проворчал он.

А потом коснулся губ Ниды. Соль от слез пощекотала ему язык, вскружила голову, сбив дыхание…

Только Нида на поцелуй не ответила.

Вроде радоваться надо, растерянно подумала Неждана, с трудом дыша заложенным от слез носом. Сама худшей участи избежала. И тайну Забавы конунгу не выдала. К тому же Свальд остался жив.

Только как быть с тем, что эти двое, конунг со Свальдом, поклялись уйти отсюда гостями — а вместо этого объявили ее рабыней?

Свальд оторвался от губ Ниды. Протянул, ухмыльнувшись:

— Я когда-то до зубовного скрипа хотел, чтобы ты стала моей рабыней…

— Вот и дождался, — выпалила Нида.

А следом безрадостно вздохнула. Веки у нее были опухшими от слез, губы — от его поцелуя.

— Теперь натешишься вволю, — уже сурово заявила она.

И тут же сдавленно всхлипнула.

Свальд едва заметно качнул головой. Пробормотал, глядя ей в глаза:

— Будь все как прежде, я бы продал тебе твою свободу. За ласки. И ты угождала бы мне до утренней зари. Да не одну ночь. Но теперь… теперь я твою свободу хочу обменять на твою обиду. Забудь то, что было в Упсале, Нида. Вернись ко мне женой. Стань хозяйкой Веллинхелла. Даже не буду говорить, сколько конунговых дочек о таком мечтают…

Нида сбивчиво фыркнула. Заметила подрагивающим голосом:

— Они мечтают, а ты о них вспоминаешь?

Свальд досадливо поморщился. Затем предупредил:

— Сейчас на руки возьму.

Нида глянула изумленно — а в следующее мгновенье Свальд уже подхватил ее на руки. Хотел сделать это неспешно, чтобы не испугать беременную бабу, но вышло все равно по- разбойничьи, быстро…

Нида, приглушенно охнув, ухватилась за его плечо. А Свальд уже зашагал по проходу, радуясь тому, что он здесь широкий. Как раз баб таскать. Дошел до опочивальни напротив хозяйской — той, в которой прежде ночевал Харальд. И распахнул дверь, подцепив ручку кончиками пальцев. Пробурчал, ставя Ниду на ноги:

— До заката мне велено за тобой присматривать. Сама тряпье скинешь или помочь?

Неждана, услышав такое, отступила. Торопливо заявила:

— Не время теперь для потехи, Свальд. Конунг в ярости. Вдруг он найдет Сванхильд и…

— Ничего ей Харальд не сделает, — уже хрипло бросил Свальд, скидывая плащ. — Вот тебе мог бы. Расскажешь потом, что натворила? Сейчас все равно не признаешься, верно? Будешь молчать, пока Сванхильд не отыщется.

Он нырнул обратно в проход — и вернулся со светильником, который одна из рабынь до обеда успела заправить маслом. Поставил его на полку, следом задвинул засов на двери.

Неждана сделала еще один шаг назад. Сказала потерянно:

— Разве можно сегодня о таком думать?

Туго щелкнула пряжка ремня, громыхнул меч, упав на пол.

— А почему нет? — Свальд, поглядывая на нее, быстро стянул рубаху — Я тебя больше месяца в руках не держал, вот и… ты мне лучше другое скажи. С кем я сейчас буду тешиться- с женой или с рабыней? Ты согласна обменять свою обиду на свободу, или нет?

Неждана помедлила. Вспомнила вдруг, как Свальд на нее замахнулся — и как свистнул рядом с плечом ремень. Да свой страх в тот миг, и девку, оказавшуюся потом Бреггой…

— Ты ведь с ней спал? — спросила она, хотя ответ знала наперед. — Там, в Упсале, с этой Бреггой?

Свальд недовольно дыхнул. Пробурчал, берясь за сапоги:

— Отвечу один раз — и больше об этом говорить не стану. Да, было дело. Но я этому не рад. В голове, когда пытаюсь вспомнить, с чего все началось, какая-то околесица. И я ту околесицу даже вспоминать не хочу. Однако саму Бреггу я не забуду. Будет мне урок — от улыбчивых девок держаться подальше. От неулыбчивых тоже. А тебе я скажу вот что…

Он выпрямился, оставшись в одних штанах. Заявил:

— Я не знаю, что будет с Харальдом, если он не получит назад свою Сванхильд. Она — его якорь в нашем Мидгарде. И без нее первая же большая буря может унести Харальда в открытое море. Каким он после этого станет — неизвестно. Ты понимаешь, о чем я?

Неждана быстро кивнула. Следом припомнила черную фигуру в темной опочивальне, две пары голубовато-серебряных глаз — и по коже дыхнуло морозом.

— Но у меня свой якорь, — вполголоса сказал Свальд, глядя ей в глаза. — Ты. Понятно, что я не взлечу и не отращу на спине змею, как Харальд. Но озвереть могу. Уже начал это делать. Пока не приплыл сюда, по ночам задыхался от злости — потому что упустил бабу, без которой не в радость ни добыча, ни победа. Без тебя мои зимовья станут тоскливыми. Ночи будут холодными, даже если я притащу на свое ложе десяток баб…

— Как бы не подломилось ложе-то, — вполголоса заметила Неждана.

Свальд ухмыльнулся.

— А за меня ты не тревожишься? Вдруг не сдюжу?

Неждана молча качнула головой, и Свальд криво улыбнулся. Потом размашисто зашагал к ней. Стиснул плечи Нежданы, пробормотал:

— Ты мне нужна, Нида. Как якорь драккару. Иначе я стану злым конунгом из Веллинхела. Начну топить свою тоску в эле и девках. Но что проку в других бабах, когда нет тебя?

Он замолчал. Неждана тоже безмолвствовала, не зная, что сказать. Что с ней бывало редко…

— Хоть обними, — внезапно бросил Свальд.

Однако рук с ее плеч не убрал, словно боялся отпустить. И Неждана неуверенно потянулась к нему.

Просто прикоснулась. Не обняла.

Живот у Свальда был неровным от тугих жил. Жаром обдал ее ладони — и чутко дрогнул под пальцами. Неждана, погладив его, нащупала шрам, оставшийся от меча Гейрульфа.

Этот рубец еще не сгладился, а Свальд уже в новую драку полез, мелькнуло у нее. Опять защитил ее от родича — теперь уже от брата, обернувшегося чудищем. Может, после такого он и перед бабами чужими сумеет устоять?

Она вдруг вывернулась из-под рук Свальда. Кинулась к широкому ложу, остановилась, чуть не ударившись об него коленом — и торопливо сбросила с плеч накидку.

— Так жена или рабыня? — хрипло спросил сзади Свальд.

— Жена! — выпалила Неждана, уже хватаясь за подол.

А следом рванула платье вверх — вместе с рубахой, стаскивая через голову. Отшвырнула одежку на сундук, оставшись в тонких штанах и сапогах. Да еще нож на груди болтался, подвешенный на кожаном шнурке…

— Стой, — вдруг приказал ей Свальд.

И Неждана замерла. Сразу встревожено посмотрела на дверь, прикрыв оголенную грудь ладонями.

Но Свальд, отмахав три шага, внезапно оказался рядом. Ухватил ее руки, откинул в стороны. Сказал сдавленно, садясь на ложе:

— В штанах, с ножом… — Он притянул Неждану к себе. Спросил хоть и с хрипотцой, однако насмешливо: — А ты знаешь, что у нас не любят мужской одежды на бабах? За такое с женой и расстаться могут.

— Так холодно же, — пробормотала Неждана, очутившись меж расставленных колен Свальда. — Ваши бабы тоже носят штаны в холода, я видела.

— Только мужьям это не показывают, — неровно заявил Свальд.

Потом рванул узлы у Нежданы на поясе. Руки у него подрагивали, последнюю из тесемок Свальд просто оборвал. Проговорил, спуская с Нежданы штаны — и ладонями придавив ей бедра поверх ткани:

— Наши бабы, забежав домой, штаны сразу скидывают. Чтобы муж не увидел… а почему твой живот еще не округлился?

— Так срок маленький, — вполголоса ответила Неждана. — То ли два месяца, то ли три. Сама пока не знаю.

Свальд, кивнув, пригнулся. Щетина на его подбородке остро кольнула кожу Нежданы — а следом он поцеловал ее живот возле пупка. Языком прошелся, и у Нежданы внутри потекла жаркая волна…

От горла до бедер. Аукнулась тяжестью между ног, сердечным стуком в ушах и нытьем в сосках.

Она, задохнувшись, содрала с шеи ножны. Швырнула их на ложе, к изголовью. Рукоять брякнула о спинку, и Свальд быстро вскинул голову. Спросил с хрипотцой:

— Поближе к руке кладешь? Боишься меня?

— Да привыкла так делать, пока по лесам бегала, — растерянно уронила Неждана.

Ну как ему все объяснить, мелькнуло у нее. Столько всего случилось за последнее

время. Теперь спать с ножом под рукой было спокойнее…

Свальд глухо хмыкнул. И жадно отласкал ей грудь — поцелуями, безжалостными до звона в ушах, до нежной боли в животе. Напоследок ласково лизнул один из сосков, нывших после его губ, и тут же потянул Неждану вниз. К ложу.

— Сапоги… — пропыхтела она, упершись.

Затем попыталась присесть, чтобы распустить кожаные ремешки на обувке.

Но Свальд ей этого не позволил. Снова притиснул к себе, уткнувшись щетинистым подбородком в ложбинку между грудей. Уронил, неровно выдыхая:

— Сам сниму.

Потом он бережно завалил Неждану на постель. Встал, отловил ее ногу за щиколотку, задрал вверх — и она уже вынужденно вскинула вторую ногу. Свела колени вместе, лежа перед ним голышом. Смущенно подумала, глядя на Свальда — а штаны-то развязанные у него под носом болтаются. Стыдоба…

И почему Свальд сказал, что за такое здешних баб бросают? К слову пришлось, или намекнул, что пора ей отвыкать от мужских ухваток, которых набралась без него?

Свальд, стоя в полный рост, быстро развязал кожаные тесемки. Губы у него при этом чуть поддергивались, между ними поблескивали крепкие зубы. Неждана еще успела подумать — а я-то в свадебную ночь разувала его, стоя на коленках…

Но следом все мысли вылетели у Нежданы из головы. Свальд стащил с ее ног сапоги вместе со штанами — и одним текучим движением улегся рядом. Сначала впился поцелуем в шею, потом потянулся к губам Нежданы. Раздвинул их нетерпеливо…

Но даже так, в спешке, поцелуй Свальда вышел таким требовательным, а ласка языка была такой жгучей, что Неждана задохнулась. Вдавила затылок в постель, и Свальд, уловив ее движение, сразу оторвался от губ. Торопливо склонился над животом, поцеловал наметившуюся там округлость уже по-другому — мягко, невесомо…

Точно провел по коже лоскутком влажного шелка.

А затем Свальд погладил холмик между ногами Нежданы. Перебрал пальцами лепестки женской плоти, тут же чуть приподнялся, стягивая с себя штаны…

И вошел в Неждану. Вздрогнул при этом, с трудом сдерживаясь, чтобы не вонзиться разом, грубо, жестко. Откинулся назад, нависнув над ней, чтобы не придавить. Качнулся в первый раз неспешно, хоть и с дрожью. Во второй раз — уже быстрей.

А на третий раз Неждана тихо охнула. Сама стиснула его коленями, выгнулась, встречая толчки налитой плоти. И дальше вздыхала судорожно от каждого рывка. Хваталась за руки Свальда, покрытые белесым пухом от запястий до локтей. Дотягивалась до его плеч, спутано удивляясь тому, как он красив.

Лопатки ее скользили по грубому покрывалу. Но Неждане это сейчас казалось лаской — будто кто-то легко царапал спину. Сердце частило, Свальд двигался все быстрей, его хриплых выдохов она уже не слышала…

И кончилось все сладкой, медовой судорогой между ног. Мир для Нежданы потемнел, ложе качнулось внизу огромной колыбелью. Больше не было ничего, осталось лишь чистое наслаждение, затопившее тело, расплавившее все слова, что мелькали в уме, все обрывки мыслей…

Через несколько мгновений рядом со стоном вытянулся Свальд. Отдышался, затем вскинул руку — и накрыл грудь Нежданы растопыренной пятерней. Пробормотал, не шевелясь:

— Долго я тебя возвращал, но это того стоило.

Она слабо моргнула, соглашаясь. А чуть погодя рука Свальда придавила грудь Нежданы уже посильней.

— Ничего нет лучше, чем завалиться под бок к своей бабе, — вполголоса сказал он. — Особенно после победы. Сплаваешь со мной в Упсалу, Нида? Мне нужно вернуться в те края за добычей. Сюда мы приплыли, побросав все… помчались за вами, как мальчишки, баб не видевшие.

Губы Нежданы невольно изогнулись в легкой усмешке. И она выдохнула:

— Сожалею, что отвлекла доблестного ярла от его добычи…

— Сожалела бы, так осталась бы в Упсале. — Свальд вдруг повернулся на бок. Навис над Нежданой, уронил: — Зато я не упустил свою главную добычу. Золото можно добыть опять, но ту, что хочешь, из нового похода не привезешь… ты проголодалась? Я тебя сейчас запру и схожу на кухню. Прикажу принести сюда еды. Да велю мужикам, чтобы подняли с драккара мой сундук. Может, ты хоть платок себе смастеришь до отплытия. Чтобы не ходить в рабских тряпках с головы до ног!

Неждана молча опустила ресницы, соглашаясь сразу со всем — и с тем, что голодна, и с тем, что отрезать лоскут на платок всегда успеет. Затем, не утерпев, спросила:

— А почему ты сразу не заговорил о дарах, Свальд? Вчера на причале или за столом, на пиру?

Свальд вскинул брови.

— Что, и приняла бы?

Неждана, помедлив, едва заметно качнула головой. Подумала — нет.

За дары здесь положено отдаривать. А ей, кроме себя, предложить нечего…

— Значит, я все сделал правильно, — неровно сказал Свальд. — Не стал проверять тебя. И себя не стал испытывать. Я не могу слишком долго утираться от плевков, Нида. Да еще бабьих. Не в упрек тебе сказано, а для науки. Ты иногда не понимаешь, чем рискуешь.

Может, потому, что ты не из наших краев?

Да меня и на родине за отказ не погладили бы по головке, подумала Неждана. Как же хорошо, что Свальд не стал кричать о дарах с самого начала…

Свальд тем временем склонился пониже. Заявил с ухмылкой:

— Зато теперь самое время. И ты дары примешь, и дарить уже есть за что. Видно, что ждала. Хотела моих ласк, только не признаешься в этом даже себе!

Голос его прозвучал так довольно, что Неждана, поддавшись порыву, выдохнула:

— Это я с перепугу, Свальд. Как глянула на конунга, так сразу ноги подкосились. Вот и начала искать, к кому бы прислониться. Кого бы обнять…

— Врешь, — перебил Свальд, уже почти касаясь ее губ. — С перепугу ты в нос бьешь. А обнимаешь лишь тогда, когда сама захочешь!

А следом он поцеловал Неждану. Затем вскинул голову, сожалеюще скривился — и рывком встал. Зашагал по опочивальне, на ходу подбирая вещи и одеваясь.

Неждана, не отводя от него взгляда, перекатилась на бок. Натянула на себя край покрывала, прикусила нижнюю губу, чтобы не расплыться в глуповатой, счастливой улыбке…

— Но штаны можешь носить, — вдруг бросил Свальд.

И застегнул ремень. Добавил строго:

— Только чтобы из шелка были. Не как у мужиков!

Неждана мигом представила себя в шелковых штанах, расшитых цветами — чтоб не как у мужиков. И, не выдержав, засмеялась. Свальд сверкнул в ответ улыбкой, потом вышел. Заложил наружный засов и торопливо зашагал по проходу.

А Неждана, оставшись одна, снова вспомнила про Забаву. Подумала смущено — я здесь со Свальдом тешусь, пока она сидит там в коптильне. В темноте, в холоде…

Лишь бы у нее все было хорошо, тут же промелькнуло у Нежданы. Только бы конунг не озверел окончательно, не найдя Забаву до заката!

Ей вдруг стало страшно. И Неждана, вскочив, кинулась одеваться. Решила, уже натягивая сапоги — надо уговорить Свальда, чтобы не сидел в опочивальне до вечера. Пусть лучше приглядит за конунгом.

Может, Свальд хоть словом, да сумеет успокоить Харальда?

В бочке было холодно. Ноги у Забавы быстро затекли, и она, как могла, их разминала. Потом снова замирала, обняв колени и сжавшись в комок.

Скорей бы закат, стучало у Забавы в уме. Плохо, что в эту пору, в этих краях — он долгий. Все тянется и тянется, а следом приходит ночь, сотканная из сумерек вместо ночной мглы…

Забава не знала, сколько времени просидела так, ежась от холода и перебирая ногами в тесном чреве бочки. Рот у нее давно пересох, живот подвело от голода — до тошноты, до сосущей пустоты внутри.

Потом пришла новая напасть. Голова внезапно закружилась. Да так сильно, что Забаве показалось, будто бочка покачивается — неспешно, мягко, как на волнах. И вместо легкого душка копченостей, витавшего в коптильне, ей вдруг почудился кисловатый дух перегретых камней. Такой, какой идет от каменки в бане.

Но прошло все разом, вмиг. Исчезло зыбкое ощущение того, что бочка раскачивается. Тут же перестало сосать под ложечкой, пропала сухость во рту — и тошнота отступила. Даже зябкий озноб внезапно прошел. Забаве стало тепло…

А следом по бочке постучали. Коротко, громко. И дыхание у Забавы осеклось.

Ведь тихо было, всполошено подумала она. Дверь в коптильню не скрипела, внутрь никто не заходил. Даже свет из щелей над головой, из-под неплотно прикрытой бочковой крышки — не пробивался.

Неужто Харальд все-таки выследил ее? Он, конечно, мог подлететь по воздуху, в темноте, не касаясь земляного пола…

Но даже Харальду пришлось бы сначала открыть дверь!

— Вылезай, Кейлевсдоттир, — сказал кто-то за стенкой бочки.

И Забава вздрогнула. Голос был грудной, женский. Вроде незнакомый, но будивший что- то в памяти.

— Ты меня знаешь, Кейлевсдоттир, — заявила невидимая баба. — Мы с тобой уже встречались — на берегу замерзшего Россваттена, перед тем, как ты разрушила мост Биврест. Я пришла, чтобы помочь тебе.

Это же Сигюн, с изумлением подумала Забава.

Но почему жена Локи здесь? Может, боги опять вернулись? Или с Харальдом что-то случилось?

От последней мысли Забава обмерла. Тут же резко встала, отбросив тряпье, которым укрывалась. Скинула с бочки крышку — та упала с грохотом, слишком громким для земляного пола…

И в глаза Забаве сразу же блеснул свет. Только что вспыхнувший, блеклый, желтоватый.

Вокруг был камень. Нависал сверху неровными, заглаженными сосульками, бугрился внизу россыпью валунов. Один из камней в стороне неярко светился…

А в шаге от бочки стояла Сигюн.

Сияние, текшее от камня, высвечивало ее лишь с одной стороны. Лицо оставалось в тени. Волосы у Сигюн были по-прежнему снежно-белыми. И как прежде, струились длинным плащом до пят.

— Я тебе многим обязана, Кейлевсдоттир, — ровно проговорила Сигюн.

Смотрела она прямо на Забаву. Так, словно видела ее, несмотря на цепь.

— Ты как-то ночью разрушила Биврест — а к утру мой муж освободился. До рассвета Тор должен был влить новую силу в змею, что висела над лицом Локи. Но Тор не пришел. И мне больше не надо держать чашу для яда…

Голос Сигюн переменился. Стал мягче, породив под сводами пещеры шелестящее эхо.

— Но за мое добро Локи пообещал мне великую верность. Не будет у него других баб, пока я дышу. Не всем достается такая награда. Бывает, что жена многое вытерпит ради мужа — а он в благодарность заводит себе новую жену. Так поступили с тобой…

— Там было колдовство, — едва слышно прошептала Забава.

— Верно, колдовство, — мягко согласилась Сигюн. — Но верно и то, что Харальд засмотрелся на Труди, как только ее увидел. Зазевался в первое мгновенье — и в следующий миг Фрейя его околдовала. А ведь ты тоже держала чашу над мужем. Только берегла Харальда не от яда, а от бед, что несла ему кровь отца и деда.

Забава безмолвно шевельнула губами. Подумала вдруг беспомощно — до чего ж больно. Уж сколько времени прошло, а все равно режет…

Она вскинула брови, заморгала, отгоняя слезы. Следом пробормотала:

— Что это за место? Как… Кто меня сюда притащил?

Голос ее прозвучал хрипловато, даже сурово — из-за того, что в носу уже хлюпало.

— Ты в пещере под землей, — уронила Сигюн. — Сюда тебя перенесли бергризеры. По моей просьбе.

И Забава тут же вспомнила рассказ Асвейг. После Йорингарда ведьм тоже утащили под землю и держали в пещере…

— Харальд уже шел к коптильне, когда бергризеры уволокли твою бочку под землю, — продолжала Сигюн. — И ты простила бы его, Кейлевсдоттир. Рано или поздно. Ты уже столько всего прощала Харальду — то, что тебя украли ради него, то, что досталась ему не по своей воле, баб всяких… простила бы и Труди. Но что будет лет через двадцать?

Сигюн сделала паузу. Забава стояла молча, вцепившись в края бочки.

— К тому времени твое лицо покроется морщинами, — уверенно предрекла Сигюн. — Однако Харальд, в отличие от тебя, не постареет. Он не человек, в нем течет кровь Ёрмунгарда. А через двадцать лет подрастут новые Труди. Которые будут мелькать перед Харальдом на пирах, на торжищах… и он будет знать, что ты его все равно простишь. Как прощала всегда!

Забава моргнула, ощутив, как к глазам снова подступают злые слезы. Потом сбивчиво выдохнула:

— Наклони бочку… прошу тебя. Вылезти хочу.

Сигюн быстро ухватилась за кадку. Потянула, опрокидывая ее на камни. Забава, присев, дождалась, пока бочка коснется валунов. Затем вылезла наружу и выпрямилась в полный рост.

— Ты все правильно задумала, Сванхильд, — тихо сказала Сигюн, подходя поближе. — С самого начала. Если ты проучишь Харальда, он и через двадцать лет будет об этом помнить. Будет знать, что ты не простишь ему измену. Но Харальд дракон — и без моей помощи тебе от него не скрыться. Поэтому я здесь. Пойдем со мной. Поживешь гостьей в моем доме, в Йотунхейме, где я приму тебя с почетом. А Харальд пусть пока подумает, как тебя вернуть. Пусть поймет, как плохо ему без тебя!

Сигюн смолкла. Тут же улыбнулась, показав ряд белых зубов, и протянула руку.

— Пойдем, Сванхильд! За жену ярла Свальда не беспокойся, Локи приведет ее в Йотунхейм вслед за тобой. Твоего отца с братом мы тоже заберем, этим же вечером.

Пойдем!

Снова бегство, как-то отстраненно подумала Забава, глядя в лицо Сигюн. И вроде все правильно сказано — нельзя прощать бесконечно. Даже Харальда — нельзя. Он и за столом в Хааленсваге сидел хозяином. Посмеивался, вместо того, чтобы за Труди повиниться. Но…

Сигюн продолжала улыбаться. Рука ее замерла в воздухе, открытой ладонью вверх.

— Нет, — вдруг выпалила Забава.

И отступила, чуть не поскользнувшись на валуне. Спросила быстро, встав меж камней:

— Локи тут? Пусть покажется.

— С чего ты взяла, что мой муж здесь? — уронила Сигюн, озадаченно приподняв одну бровь. Ровную, белую, как снег.

Забава, глядя ей в лицо, промолчала. Подумала — может, и не угадала…

Но уж больно быстро отступили жажда, голод и тошнота, как только Сигюн появилась здесь. Словно дитенок в ее животе зачерпнул силу у кого-то из богов. К тому же Сигюн заявила, что Локи вслед за ними приведет в Йотунхейм Неждану. Стало быть, Локи знает, куда отправилась жена. Но он вряд ли отпустил бы Сигюн одну — в другой мир, да еще по такому делу.

А скрываться от чужого взгляда Локи умеет. При нужде он и обличье может себе поменять…

Эта мысль пролетела в уме у Забавы яркой искрой, высветив вдруг то, о чем она не задумывалась прежде. И потрясенная Забава выпалила:

— Я тут припомнила… ведь кто-то изменил лица ведьмам, которых утащили из Йорингарда. Да так, что потом их никто не узнал. А Локи умеет изменять свое обличье. И, наверно, чужое? Если он может заколдовать себя, то других и подавно…

Забава осеклась — а Сигюн опустила руку. Сказала заботливо:

— У тебя путаются мысли, Сванхильд. Может, тебе не хватает воздуха? Ты, случаем, не задыхаешься? В пещерах бергризеров с этим вечно беда. В них, бывало, даже умирали от удушья!

Уж не угроза ли это, молча подумала Забава.

А следом в уме у нее закружились догадки. Дочерей Гунира из Йорингарда уволокли в пещеру под землю — как ее саму. Потом им поменяли лица. Неужто Локи был замешан в том деле? Но в чем была его выгода?

Может, и баба, что стоит рядом — не Сигюн, а Локи в бабьем обличье? И он снова что-то затеял? Потому и помог ей сбежать от Харальда?

Мне бы подумать об этом прежде, внезапно промелькнуло у Забавы. Подумать, а не верить россказням Локи о их великой благодарности, его и Сигюн…

— Я тебе родня, Сванхильд, — мягко заявила Сигюн тем временем. — Мы породнились через дитя, которое ты носишь в животе. К тому же я многим тебе обязана. Пойдем со мной. Только так ты выйдешь отсюда.

И предупредила, и пригрозила, осознала Забава.

Ей вдруг стало страшно, да так, что дыхание сбилось. А может, в пещере и впрямь не хватало воздуха?

В животе неожиданно шевельнулся ребенок, и Забава судорожно придавила тело поверх зажившего шрама. Подумала умоляюще — пробудись, дитятко!

Но ничего не вышло. Цвета не изменились, сил в теле не прибавилось. Неужто Локи не было в пещере? Или он не замышлял против нее зла? А может, для родителя лжи все, что он задумал, было добром?

— Отпусти меня, — отрывисто попросила Забава, глядя жене Локи в глаза. — Прошу тебя, Сигюн. Скажи бергризерам, чтобы вернули меня назад, в Хааленсваге. Раз уж мы родня — отпусти! Вспомни то, что я сделала для твоего мужа!

Сигюн отвела взгляд. Сказала негромко, глядя в сторону:

— Нет. Ты сама хотела спрятаться от Харальда. Теперь все знают, что ты готова была бежать от него хоть на край света, хоть за край… только бы оказаться подальше от Харальда. Ты сама это начала, Сванхильд. Я лишь закончу. Но я не тороплюсь. Посиди, подумай. Начнешь задыхаться — кричи. Я уведу тебя отсюда. И помни, что сила твоего сына против меня бесполезна. Я ведь не богиня, Кейлевсдоттир. Я такая же смертная баба, как ты!

Она договорила, а потом свет погас. Что-то прошуршало по камням — и наступила тишина.

Забава, выждав пару мгновений, бессильно осела на камни.

Харальд, подумала она с ужасом, часто дыша и глядя в темноту. Где ты, Харальд? Плох ли, хорош ли — а он защитил бы. Не ее саму, так хоть дитя. Все его силы теперь при нем…

Ребенок в чреве снова шевельнулся. И Забава, накрыв обеими руками живот, запрокинула голову. Выронила тоскливо:

— Харальд…

Слово расплескалось под сводами пещеры хрипловатым эхом.

Солнце уже наполовину закатилось за море, когда Харальд подошел к коптильне.

Он не был уверен, что идет по нужному следу. Рабыни, опрошенные Кейлевом, рассказали о бочках, которые они откатили от родника к навесу. Но там Харальд никого не нашел — и запаха Сванхильд не почуял. Пришлось облазить все скалы на краю поместья, обнюхивая их шаг за шагом.

И уже перед самым закатом Харальд наткнулся на еще одну дорожку отметин — почти замытую дождем, едва заметно пахнувшую досками, щелоком и рыбой. Похоже, тут, вдали от навеса для выделки шкур, прокатили еще какие-то бочки…

Отметины довели его до коптильни. Туда Харальд ворвался, в спешке снеся дверь с петель. Сразу метнулся к двум бочкам, стоявшим у стены — и, скинув с них крышки, пошарил внутри рукой. Даже обнюхал на всякий случай.

Сванхильд в бочках не было. От дощатых стенок тянуло чужими бабами — но не запахом Сванхильд, пусть и изменившимся после овчарни. Он опять ее не нашел, а день уже угасал…

И разъяренный Харальд, скользнув взглядом по земляному полу, вылетел наружу. Взмыл в небо, посмотрел на полосу заката, догоравшего над морем. На Свальда, шагавшего к нему от скал.

А в следующий миг Харальду почему-то вспомнилась земля за бочками — в коптильне, у самой стены. И пара борозд на ней, сливавшихся в небольшую вмятину, заметную даже в полумраке.

И тут же на ум Харальду пришло то, что случилось в Йорингарде. Само вынырнуло из памяти — опочивальня без половиц, мертвый Гунир, торчавший из камня, застывшего легкими волнами…

Он рванулся назад, в коптильню. С лету врезал по бочкам — те отлетели в дальний угол, осыпавшись там грудой разломанных досок. По коптильне стрельнуло щепой, несколько деревяшек клюнули его в шею и спину. Но Харальд, даже не заметив этого, приземлился возле борозд. Прошипел, припав на одно колено:

— Если тут побывали бергризеры — пусть откроется ход, по которому они ушли!

Борозды дрогнули, в них заворочались гладкие, словно обкатанные морскими волнами

булыжники. Вмятина в земляном полу стала глубже, породив в земле легкую судорогу…

Змей над плечом, скрутившись в кольцо, недовольно зашипел. И Харальд, не меняя позы, подлетел над полом. Но булыжники в земле тут же перестали шевелиться. Яма за это время углубилась на ладонь, не больше.

Выходит, бергризеры тут все-таки побывали, с ненавистью подумал Харальд.

Но зачем, мелькнуло у него следом. Неужто приходили за Сванхильд? А была ли она здесь? С другой стороны, за кем еще им приходить? Не за бочкой же? И уж точно не за рабыней из поместья…

Харальд вдруг осознал, что слишком долго не дышит. Заставил себя сделать хриплый вдох, потом вылетел из коптильни. Чуть не столкнулся с подошедшим Свальдом — и рявкнул, зависнув над братом:

— Где Нида? На хозяйской половине?

Свальд угрюмо набычился.

— Ты обещал…

— Я не трону твою бабу, — зло прохрипел в ответ Харальд, приподнимаясь повыше. — Лишь спрошу. Не скажешь? Да и Хель с тобой!

Свальд еще что-то крикнул, но Харальд его уже не слушал. Взмыл над поместьем, вычертил в потемневшем небе высокую дугу — и камнем упал на землю перед хозяйской половиной. Потом громадной птицей нырнул в пустой дверной проем.

В конце прохода виднелась запертая дверь, одна на всю хозяйскую половину. Харальд, подлетев, взялся было за засов — но рука дрогнула, и он просто снес дверь с петель. Затем ворвался внутрь.

Жена Свальда, сидевшая на сундуке в трех шагах от входа, торопливо вскочила. Глянула испуганно и почему-то удивленно…

Я дал Свальду слово, что не трону ее, вдруг пролетело в уме у Харальда. И мысли, путавшиеся от тревоги, злобы и ненависти, чуть прояснились.

— Я проиграл, Нида, — прошипел Харальд. — Я это признаю. Солнце уже зашло. И Сванхильд отныне заживет без меня, как свободная безмужняя баба. Но прежде чем уплыть я кое-что спрошу. Там, в коптильне, стоят две бочки. Только две, Нида…

Свальдова баба в лице не изменилась, но глаза у нее расширились.

Похоже, угадал, быстро подумал Харальд. И уронил все также шипяще:

— Земля рядом с этими бочками перепахана… словно там кого-то утащили под землю.

Подбавлю-ка жара, мелькнуло у него.

— Там из земли торчит край бабьего платка, — солгал Харальд. — Когда я уплыву, передай это Сванхильд. Ей, как хозяйке, положено знать, что в коптильне у нее творятся странные дела.

А потом он смолк, дожидаясь ответа. Хотя загривок уже вовсю кололо ледяными иглами от дурного предчувствия. Мир опять переливался серым, и лицо Ниды стремительно заливало красным…

Что ж делать-то, с ужасом подумала Неждана, уставившись на черный подбородок Харальда — чтобы не смотреть в его серебряные глаза.

Что, если с Забавой Твердятишной и впрямь случилась беда? В горах, по слухам, остались воргамор. Да и те, кто утащил девок Гунира под землю, живут где-то здесь в горах. А если Харальд уплывет — кто тогда поможет Твердятишне? Кто ее спасет, на свет белый выведет?

И придавленная этой мыслью, Неждана внезапно выпалила:

— Неужто только две бочки? Должно быть три. Ты погоди уплывать, конунг Харальд…

— Так Сванхильд спряталась от меня в коптильне, — прошипел Харальд.

Уже не спрашивая — утверждая. Нида едва заметно кивнула, и он, развернувшись, поднырнул под дверную притолоку.

Что делать, подумал Харальд, летя по проходу.

Раскапывать ход под землю, каждый раз углубляясь только на ладонь — слишком долго. Как бы ни был силен взгляд дракона, но он властен лишь над тем, что на виду. Сванхильд это поняла, потому и спряталась в бочку…

Где она теперь, мелькнуло у Харальда. Бергризеры покорны Локи — значит, он замешан в этом деле. Хоть и клялся недавно, что больше не подойдет к жене внука.

И все-таки — где Сванхильд? Сидит сейчас в пещере под землей, как ведьмы когда-то, или Локи утащил ее в Йотунхейм?

Харальд, вылетев из главного дома, метнулся в сторону коптильни. На лету подумал с ненавистью — но зачем Локи полез к Сванхильд во второй раз? Хочет заманить внука- дракона обратно в Йотунхейм, и скоро явится с приглашением? Или…

Или Локи нужна именно Сванхильд, стрельнуло вдруг у Харальда. Нужна из-за Рагнарека. Тогда надо самому прорываться в Йотунхейм. Но сил для такого полета может не хватить — а времени на поход нет.

И тут же у Харальда проскользнула на удивление бесстрастная мысль — но можно убить людей в Хааленсваге. Добавить к ним тех, кто живет в округе, поохотиться на местных. А потом посмотреть в небо и пожелать увидеть путь к Йотунхейму. Полететь по нему. Сделать это не ради себя, но ради Сванхильд и сына…

Над плечом жадно, радостно зашипел змей. И Харальд вдруг остановился, неподвижно повиснув в воздухе.

Кем я стал, холодно подумал он, глядя в небо, уже ночное — но казавшееся ему сейчас блекло-серым. Прежде брал как жертву чужих, теперь готов и своих…

Затем Харальд снова заставил себя вздохнуть. Прошептал:

— Сванхильд. Если ты где-то в пещере, дай себя увидеть. Прошу…

Небо равнодушно переливалось серыми всполохами. Внизу, возле главного дома, мерцали красные огоньки. Один из них торопливо плыл к хозяйской половине.

И Харальд, утонув в ярости, вздохнул уже резко, судорожно, до хруста в груди. Следом рявкнул:

— Если Сванхильд дышит сейчас воздухом Мидгарда, как я, пусть встанет у меня перед глазами!

И наважденьем, грезой — Харальду вдруг померещилось ее лицо. Высвеченное тусклыми желтоватыми бликами, с плотно сжатыми губами. Золотистые брови были нахмурены, и смотрела Сванхильд так, словно пыталась скрыть страх. Позади виднелись камни…

В следующий миг ее лицо пропало. А Харальд снова вздохнул. Подумал ликующе — она тут.

Тут!

Он рванулся вниз, приземлился позади красного силуэта, спешившего к хозяйской половине. Рявкнул:

— Свальд!

И довольно оскалился, когда силуэт обернулся. Опять угадал? Впрочем, кто еще сейчас рванется к хозяйской половине…

Свальд подбежал торопливо. За несколько шагов выпалил:

— Где Нида? Ты ее не…

— Я не тронул твою бабу, — прошипел Харальд. — Оставил в опочивальне. Но двери там уже нет, могла уйти. Найди ее, Свальд. И уводи всех в море. Здешних тоже прихвати. Да побыстрей!

— Ты что-то узнал? — напряженно спросил Свальд.

— Сванхильд забрали бергризеры, — бросил Харальд, уже отрываясь от земли.

Приказал сверху: — Поторопись!

Свальд тут же развернулся и побежал вдоль стены главного дома. А Харальд подлетел к пятачку возле лестницы. Глянул на алые силуэты внизу. Его люди, столпившись перед главным домом, ждали известий о том, как закончилась охота конунга на бывшую жену…

— На драккар! — крикнул Харальд. — Ждите ярла!

Он пронесся над их головами и свернул к краю скал, за которым шумело море. Остановился возле невысокой ограды, окружавшей поместье. Затем посмотрел влево.

По далекой лестнице уже тек красный ручеек, люди спускались к драккару.

Успеют уйти, решил Харальд. Теперь главное — правильно подобрать слова.

Он посмотрел на край скал, поднимавшийся перед ним. Уронил негромко:

— Тай, как снег по весне…

Небо отозвалось глухим звоном.

— Без жара, без огня, — медленно проговорил Харальд. — Но теки в море. Норы под землей, в скалах, в горах, в ущельях… не заливай!

Скалы, на которые он уставился, начали торопливо оседать.

Темно-серые складки скал, на которые он смотрел, промялись и начали торопливо оседать.

А затем, заглушая грохот прибоя, послышался шорох текущего камня. Он звучал все громче и громче, перерастая в гул, схожий с ревом горной лавины.

Скалы стекали в море. Падали с высоты холодными водопадами, невидимыми в темноте…

Надо будет, расплавлю все — отсюда и до моря на той стороне, зло решил Харальд.

Потом он взлетел повыше. Снова набрал полную грудь воздуха, отыскал взглядом серый холмик коптильни. Рявкнул:

— Тай, как снег по весне, без огня и без жара. Но теки прямо в море!

Рев каменной лавины стал еще громче.

Главное, не проморгать Сванхильд, подумал Харальд. Не просмотреть огонек, который может блеснуть в камне. Прежде она светилась красным, как люди…

Но свет ее был чище прочих, вдруг мелькнуло у него. И Харальд оскалился, набирая в грудь воздух для нового крика.

От Хааленсваге к этому времени осталась лишь половина главного дома с кухней. По ту сторону руин, где-то далеко в поле, мелькали мутно-розовые отметины. Похоже, кто-то догадался открыть сараи, и скотина убежала, почуяв недоброе…

Забава на камне просидела недолго. Встала, прикусив губу, чтобы не расплакаться — и решила обойти пещеру.

В то, что бергризеры оставили здесь лазейку, она не верила. Но сидеть, без конца размышляя о том, какую хитрость замыслил Локи, было тяжко. От этого становилось все страшней — до дрожи, до ледяного холода в груди. И Харальд вспоминался все чаще…

Забава, выставив перед собой руки, пошла вперед. Ступала осторожно, нащупывая ногой щели меж валунов. Потом в темноте наткнулась на стену пещеры, и побрела вдоль нее, рукой проверяя все выступы.

Но мало-помалу дыхание у нее участилось. Воздух начал казаться спертым, на висках проступила холодная испарина. И Забава остановилась. Подумала измученно, прижавшись щекой к бугристому камню у правого плеча — а пещера-то замурована. Верно Сигюн сказала здесь и задохнуться можно.

Значит, пора звать жену Локи. Пусть неизвестно, что будет в Йотунхейме, о котором она говорила — но там все же есть надежда. Не станет Локи губить правнука, не зверь он…

Или это ловушка для Харальда?

Забава еще крепче прижалась к холодному каменному выступу. Щека заныла, зато мысли прояснились от холода, что шел от стены пещеры.

Может, Локи за мое возвращение потребует награды, пролетело в уме у Забавы. К примеру, захочет, чтобы Харальд что-то отдал. Или сделал то, на что иначе не пошел бы…

Выходит она принесет Харальду беду?

Забава облизала губы, опять начавшие пересыхать. Следом опустилась на камень под стеной пещеры. Решила, одышливо вздыхая — подожду еще немного. Хоть чуть-чуть. Если уж приносить беду Харальду, так хоть без спешки…

Но через несколько мгновений Забаве вдруг задышалось легче. И тут же засиял один из валунов — слева, шагах в десяти. Высветил стоявшую там женщину, бледную, с длинной гривой светлых волос. На снежно-белом подоле колюче сверкнула белая же вышивка, узором и блеском похожая на иней.

Опять пришла, подумала Забава. Торопится? Или боится не дождаться зова?

А потом к ней вернулось удушье. Навалилось с новой силой…

— Пойдем со мной, Сванхильд, — быстро проговорила Сигюн.

И пошла по камням так, словно плыла по их верхушкам. Обронила на ходу:

— Воздух кончается. Ты ведь не хочешь зла своему ребенку? Или собралась умереть тут вместе с ним?

Забава молча встала. На всякий случай шагнула в сторону, держась за стенку пещеры — и уходя подальше от Сигюн. Затем спросила, перемежая слова частыми вздохами:

— Это из-за Харальда? Тебе и Локи что-то нужно от него, потому и…

Сигюн на ходу улыбнулась. Мягко, немного с жалостью.

Не то, торопливо подумала Забава. Она жалеет, значит тут что-то другое, пострашней и похуже. Сигюн и на Россватене ее жалела, отправляя на лед к богам. Даже прощенья тогда попросила…

Забава снова попятилась.

А в следующий миг Сигюн вдруг быстро провела ладонью по своему платью. Чуть пониже живота, от одного бедра к другому.

И снежно-белая вышивка, сверкавшая на подоле, скрутилась в белесый жгут, утекавший под женскую ладонь. Сигюн стремительно взмахнула рукой, жгут распустился в сеть…

Забава еще успела метнуться в сторону. Но оступилась, упала — и сеть спеленала ее от пояса до пят. По руке, которую Забава выставила перед собой, хлестнуло болью.

Только времени на то, чтобы охать, не было. И Забава, извернувшись, села меж камней.

Ушибленная правая рука отчаянно ныла, поэтому к ножу Забава потянулась левой рукой. Выхватила клинок из ножен, спрятанных за воротом рубахи, тут же резанула сеть, словно прилипшую к одежде. Второпях задела бедро кончиком лезвия…

Но тонкие белесые нити не поддались. Совсем как на озере Россватен, когда сеть, наброшенную на нее, не смог разрезать даже меч Свальда.

Сигюн тем временем остановилась совсем близко, в паре шагов. И Забава, судорожно выдохнув, рывком подтянула колени к животу. Выставила перед грудью нож, затравленно подумала — как так-то? Ведь родня же! Правда, для Сигюн она и прежде была лишь оружием против богов…

— А ты изменилась, — бросила жена Локи. — Что, волчье житье сказалось?

Затем Сигюн нагнулась и подобрала крупный булыжник. Сказала спокойно:

— Брось нож, иначе я швырну камень. И целиться буду в живот. Хочешь потерять дитя? Без него ты ничто, девка со славянских берегов. Но если будешь послушной, то Рагнарек родится. Делай, что я говорю, и услышишь его первый крик. Клянусь тебе жизнью моего сына!

А что будет потом, с ужасом подумала Забава, задыхаясь и стискивая рукоять ножа. Что случится с дитем после его первого крика? Спрашивать бесполезно, Сигюн, если уж замыслила зло, не признается…

Выходит, Сигюн и впрямь обычная баба? Которая делает все по своей воле, не по указке Локи? Иначе сила Рагнарека уже пробудилась бы!

Забаву вдруг захлестнуло отчаяние. И ненависть, горькая, загнанная.

Но следом у нее мелькнуло — а ведь мне опять полегчало с приходом Сигюн. Словно дитя зачерпнуло силу у бога. В прошлый раз исчезли жажда, голод и тошнота. Сейчас стало легче дышать. Правда, ненадолго. Но воздух-то в пещере спертый, неведомо сколько простоявший под землей.

К тому же простая баба вряд ли способна ходить между мирами. Одно дело шастать из края в край — тут Сигюн могли помочь бергризеры. Однако уйти из этого мира в Йотунхейм, это дело другое…

— Брось нож, — вдруг резко приказала Сигюн, уставшая ждать.

А затем вскинула булыжник к плечу, изготовившись для броска.

И наверно, в прежние времена Забава дрогнула бы. Но сейчас поверх ее страха за дитя словно намерзла ледяная корка — из отчаяния пополам с ненавистью. Она лишь отвела руку с ножом в сторону, показывая, что вот-вот его бросит…

В уме у Забавы меж тем сверкнуло — это Локи привел сюда Сигюн. Молча, не отдавая приказа, чтобы все свершилось не по его воле. А потом Локи спрятался. Может, засел в пещере по соседству, может, еще где. Но он вернется, чтобы забрать Сигюн. Как бы их ловушку обратить в свою…

Смогу ли, тут же подумала Забава — с тревогой и сомнением.

В ответ изнутри плеснуло безнадежным отчаянием. Иного выхода нет. С сетью на ногах от брошенного камня не увернуться…

И Забава, вдруг озлившись на свою трусость, отшвырнула нож в сторону. Безвольно опустила руки, потом скривилась так, словно вот-вот заплачет.

Вышло легко, потому что сейчас ей хотелось выть от страха за дитя.

Сигюн, едва нож звякнул о камни, шагнула вперед. Велела как-то обыденно, не выпуская из руки булыжник:

— Ноги вытяни.

Потащит волоком, словно куль, осознала Забава. Как Неждана тащила узлы с тряпьем, уходя с Локи из Упсалы. Пара шагов, и Сигюн с ношей окажется в Йотунхейме…

Забава, хрипло выдохнув, разогнула колени. Сигюн тут же ухватилась за конец сети, лежавший на камнях. Отбросила булыжник, выпрямляясь — и точно знак этим подала. Тусклый свет, заливавший пещеру, сразу погас.

А в следующий миг Забаве вдруг стало легче дышать. И она торопливо сунула ушибленную руку в щель меж двух валунов, торчавших справа. Сеть натянулась, вздергивая ее ноги в воздух…

Но Забава уже повернулась, вдавливая ноющее плечо в щель. Для верности еще прижала левой рукой локоть правой, защемленной меж камней. Похолодела в ожидании еще большей боли, приказала себе, сцепив зубы — надо сдюжить! Стерпеть!

Сигюн шагнула.

И сеть дернулась, увлекая Забаву за собой. В плече что-то хрустнуло, она от боли задохнулась, рука плетью скользнула по камням…

Но почти тут же в теле радостно, щекочуще заплескалась сила. Не своя, заемная — зачерпнутая дитем из Локи. Мгновенно исчезла боль в руке. И тьма в пещере разом посветлела, оборачиваясь серым сумраком.

А там, где стояла Сигюн, загорелись два силуэта. Мужской и женский, синий и красный, рука об руку…

Человек и бог.

Вокруг них колыхалась странная молочная дымка, сквозь которую смутно проступал то ли высокий терем, то ли гора — Йотунхейм? Мир, куда Сигюн с Локи успели добраться, а их ноша еще нет. Правда, дымка уже дотянулась до колен Забавы, спеленутых сетью, висевших в воздухе. Осталось немного…

И Забава, глядя на Сигюн с Локи, крикнула изо всех сил:

— Этим двум быть там, а мне — рядом с Харальдом!

Ей еще много чего хотелось добавить. И пожелать, чтобы Локи с Сигюн больше шагу не могли ступить из своего Йотунхейма, и чтобы с ними случилось все то, что они уготовили для ее сына.

Только времени было мало, а потому желать следовало главного. Ей и так повезло — на одно мгновенье все сошлось. И вред матери Рагнарека был причинен, и случилось это по воле Локи, уводившего жену с ее ношей в Йотунхейм…

Сигюн, мерцавшая красным, торопливо рванула сеть к себе. Но было уже поздно. В лицо Забаве вдруг ударил ветер, холодный и свежий после спертого воздуха пещеры. А вокруг распахнулось небо, темное, почти черное, мерцавшее россыпями звезд.

И на этом черном, прямо напротив глаз Забавы, горели две серебряно-голубые звезды. Сбоку, чуть повыше — еще пара огоньков чуть поменьше…

Только опоры под ногами не было. В следующий миг Забава ухнула вниз.

Харальд висел в темном небе.

Уже исчез лес, в котором он год назад убил рыжеволосую рабыню — уплыл в море вместе с размягченным камнем. И не было больше Хааленсваге. Где-то впереди, в отдалении, перемигивались розовые огоньки — лесная живность бежала, пытаясь спастись.

Тут рядом есть селение, мелькнуло у Харальда. Надо бы слетать, предупредить, чтобы уходили. Правда, это его задержит…

Но Сванхильд потом спросит, что здесь было, вдруг подумал он.

А следом Харальд повел взглядом, отыскивая то самое селенье. И уже собрался лететь туда, когда прямо перед ним возникла женщина.

Она появилась из ниоткуда, сверкнув на черном шелке неба нежно-алым сиянием. По хрупким плечам, горевшим красным, по лицу с припухлыми губами и огромными глазами текли холодные синие всполохи…

Сванхильд, с изумлением понял Харальд.

А затем она полетела вниз. И он, ощутив, как брюхо ему ледяной пятерней сжал ужас, ринулся за ней следом. Поймал у самой земли, сгреб в охапку…

Сванхильд вцепилась в него обеими руками. Тут же ткнулась подбородком в плечо — и задышала так, что грудь заходила ходуном.

Синие блики, мерцавшие на ее макушке, стремительно угасали.

Над плечом зло дернулся змей, которого Сванхильд задела ладонью. А Харальда неожиданно обожгло желанием. Хотя умом он понимал, что Сванхильд ухватилась за него только со страху. Однако шею точно судорогой свело — так захотелось дотянуться до ее губ. Мягких, припухлых. И Харальд уже повел головой…

Но остановился.

Напугаю еще больше, мелькнуло у него. К тому же морда сейчас драконья, задубелая — обдерет ей лицо не хуже куска акульей кожи. И зубы во рту с трудом помещаются. Оцарапают…

В следующий миг Харальд отвернулся. Взмыл повыше. Прошипел, крутнувшись в воздухе — чтобы пройтись взглядом по округе, не задев при этом Сванхильд:

— Хватит. Пусть камень будет камнем, земля землей. А зелени на месте расти!

Темные потоки, катившиеся по ложу из тающего гранита, вдруг застыли. Каменный гул

резко стих, наступила тишина.

Затем Сванхильд выдохнула:

— Харальд?

— Я, — ответил он.

На душе у него было легко. Отыскалась, живая, здесь, у него в руках! И Харальд глуховато проворчал, косясь в сторону Сванхильд — но приспустив при этом веки, чтобы не обжечь ее взглядом:

— Прости, что поймал. Ты, конечно, теперь баба свободная, незамужняя. Вольна лететь куда захочешь! С меня вергельд за то, что помешал полету…

Харальд, счастливо подумала Забава. И шутки его, мрачноватые!

Она уже успела попрощаться с жизнью. Пока падала, пыталась выкрикнуть новое

пожелание — очутиться в Хааленсваге. Но воздух бил в лицо, раздувая щеки, и вместо слов вышел невнятный крик.

А потом в спину врезались две ручищи. Подхватили под лопатками и пониже поясницы словно ребенка, притиснули к темному телу, сливавшемуся с небом — и Забава опять увидела две серебряно-голубые звезды. Но теперь они горели не напротив, а над ней. Да еще под руку подвернулась змеюка над плечом спасителя. И все стало ясно. Спрашивала она больше для порядка…

Ей почему-то хотелось плакать. Только не плакалось. А дрожащие губы сами собой растянулись в улыбке.

На его слова Сванхильд ответила не сразу. Сначала издала странный звук — то ли всхлипнула, то ли засмеялась. Потом вскинула голову. Посмотрела на Харальда в упор, объявила с хрипотцой:

— Вместо вергельда я хочу поговорить с тобой, Харальд. Обо всем. И о том, что случилось со мной, и о том, что было с тобой в Упсале.

Наконец-то, обрадовано подумал Харальд. Затем двинул рукой, приподнимая повыше бедра Сванхильд — чтобы не ощутила, как настойчиво он ее желает. Уронил:

— Разговор выйдет долгим, а ты целый день ничего не ела…

И не пила, благодарно подумала Забава.

Пальцы руки, заброшенной на шею Харальда, немного саднило. Но отдернуть ладонь Забава не решалась. Уж больно страшно было осознавать, что она висит в небе — где ее удерживают лишь руки Харальда. А во мраке, далеко внизу, прячется земля.

Знать бы еще, что там за место, мелькнуло у Забавы. И зачем Харальд сюда прилетел, что за гул здесь недавно стоял? Как далеко отсюда Хааленсваге?

Но начинать расспросы прямо в воздухе Забава не хотела. Ощущенье пустой бездны, зиявшей внизу, словно перышком щекотало ей хребет…

И щекотало непрестанно.

Погожу до земли, решила она.

— Но неподалеку есть место, где мы сможем перекусить, — закончил Харальд. — Заодно и поговорим. Только в полете тебе будет холодно…

Он вдруг запнулся. Следом чуть насмешливо бросил:

— Дротнинг.

И подумал — возразит или нет?

— Потерплю, — чуть неровно пробормотала Сванхильд.

Прозвучало так, словно она ответила на все сразу. И на его слова, и на мыслишку, что проскочила у него в уме.

Затем Сванхильд глубоко вздохнула. Харальду этот вздох показался невеселым.

Ничего, уверенно решил он. Ты еще будешь вздыхать по-другому, дротнинг…

А потом Харальд завалился на левое плечо. Скользнул по воздуху, направляясь к рыбачьей деревушке, что стояла севернее исчезнувшего Хааленсваге.

К селению на берегу небольшого фьорда Харальд подлетел со стороны гор. Выбрал самый крупный из десятка домов, и приземлился возле навеса, под которым пряталась входная дверь. Прошипел, уже ставя Сванхильд на ноги:

— Тихо.

Она замерла, дрожа от холода и зябко обхватив себя руками. А Харальд, избегая смотреть в небо, подумал — пора возвращаться.

Чисто-алое сияние Сванхильд тут же начало меркнуть. Сам Харальд задышал чаще, ощущая, как усыхает шея, становясь все меньше в обхвате. Мир перед глазами потемнел, серые тени торопливо растаяли в ночном мраке…

Над плечом печально зашипела тварь, точно прощаясь с его драконьей сущностью. Помягчела кожа, и спину над поясницей змеиным языком погладила секира, заткнутая за пояс.

Еще пару мгновений Харальд потратил на то, чтобы запихать под рваную рубаху змея. Подумал зло — сиди там, и чтоб не звука!

Тварь обиженно заелозила по лопатке, но к вороту рубахи не сунулась. Харальд отловил в темноте руку Сванхильд и потянул ее под навес. Осторожно постучал кулаком в дверь.

Чуть погодя мужской голос изнутри крикнул:

— Кто там?

— Харальд из Хааленсваге, — громко бросил Харальд. — Я помню тебя, Хакон Кетильсон. Вспомни и ты меня….

За толстой створкой приглушенно забормотали. Потом дверь распахнулась. В проеме стоял худой мужик, с залысинами на светлых волосах, стянутых сзади. В одной руке держал меч, в другой — светильник.

— И впрямь Харальд из Хааленсваге, — удивленно проговорил мужик.

В глаза Харальду он глянул быстро — и тут же отвел взгляд. Покосился на Сванхильд, продолжил:

— Давно я тебя не видел. Говорят, ты нынче стал конунгом? Эй, жена, готовь стол…

— Помню, прежде ты засевал поля на южном берегу Скроммы, Хакон, — оборвал хозяина Харальд. — Этой ночью там прошла лавина из горячего камня. Но если ты примешь меня достойно, то в конце лета я пришлю сюда кнорр с зерном. Для всех, кто потерял посевы за Скроммой.

Мужик одно мгновенье огорошено молчал, уставившись Харальду под подбородок — чтобы не смотреть в серебряно-голубые глаза. В следующий миг из-за спины хозяина выглянула заспанная жена. Сочная, пышнотелая, хоть и не молодая.

И Хакон словно очнулся. Отступил назад, тесня жену плечом, предложил:

— Войди в мой дом, конунг Харальд. Окажи мне честь, разделив со мной…

— Я замерз, — снова оборвал его Харальд. — Завтра утром я с радостью разделю с тобой и хлеб, и эль, Хакон. Если захочешь расскажу, как сходил в Упсалу. И о том, как этой ночью чудом спасся от лавины. Но сейчас я хочу согреться возле горячих камней.

Хакон, прищурившись, снова глянул на Сванхильд. Тут же крикнул:

— Эйрик, запали каменку в бане! Да воды натаскай, если там нет!

Он смолк, а Харальд негромко добавил:

— Еще прикажи отнести нам в предбанник поднос с едой. И неношеную бабью одежду. Все, что бабе положено, от нижней рубахи до плаща. Я заплачу за тряпки золотом, как только придет мой драккар. А рыбакам, что выйдут в море утром, передай — если увидят на корабельном носу дракона в серебре, пусть крикнут, что конунг Харальд сейчас в Мервике, у Хакона. Того, кто принесет мне добрую весть, я награжу.

— Я передам это всем нашим, — отозвался хозяин. — И одежду для бабы дам. Для тебя, конунг Харальд, тоже найдется рубаха. Для сна постелю вам у очага…

— Нет, мы ляжем в бане, — спокойно возразил Харальд. — Пришли нам пару покрывал в предбанник. Доброй ночи, Хакон. Завтра поговорим.

Мужик коротенько шагнул, подступив к самому порогу. Быстро попросил:

— Хоть скажи, что там за лавина была, конунг Харальд. А то недавно собаки выли, у дверей гавкали. Зато сейчас, когда ты пришел, даже не залаяли…

Выходит, псы почуяли беду, подумал Харальд.

— Бергризеры прокопали в горах слишком много дыр, — ответил он, безжалостно перекраивая правду. — И скалы у подножия гор расплавились от жара их подземных печей. Камень размяк и потек к морю….

Рядом порывисто вздохнула Сванхильд. Но удержалась, не стала прямо здесь спрашивать о Хааленсваге.

И Харальд продолжил:

— Мы с Кейлевсдоттир искали возле гор место для нового имения… поэтому заметили волну из раскаленного камня сразу после заката. И успели спастись. В следующий раз, Хакон, если собаки вдруг завоют без причины, вспомни эту ночь. Бергризеры в горах по- прежнему есть. Мало ли что случится?

Харальд договорил и потянул Сванхильд в сторону. Зашагал вдоль длинной стены, обложенной дерном, направляясь к бане на задах.

Хозяин, не двигаясь с места, пару мгновений потрясенно молчал. Потом шагнул за порог. Из-за его спины выскочил такой же худой, как сам Хакон, парнишка — Эйрик. Задержался у навеса, с любопытством ожидая, что еще интересного скажут старшие…

— Там точно все кончилось? — крикнул хозяин, глядя в ту сторону, куда ушел Харальд. — Сюда не доберется?

— Все успокоилось, — уронил Харальд на ходу. — Лавина из камня докатилась до реки, а там встала. Она уже начала остывать, когда я перебрался на другой берег Скроммы. Можешь спасть спокойно, Хакон. Сюда беда не доберется.

Мужик надсадно выдохнул. Затем проворчал, разворачиваясь:

— Эйрик, ты еще здесь? Я тебе что велел? Ингрид, беги в погреб. Принеси эля покрепче, окорок, зрелый сыр да черемшу. Потом заглянешь в свои сундуки…

Эйрик сорвался с места. В темноте обогнал незваных гостей и понесся к бане.

— Что с Хааленсваге? — тихо спросила Забава едва поспевая за Харальдом. — Что за лавина, откуда? И почему ты был…

— Потом, — оборвал ее Харальд. — Поговорим за закрытой дверью. Не бойся, люди из Хааленсваге живы. Я приказал Свальду забрать всех на драккар. Они отплыли перед тем, как все началось.

— Спасибо, — пробормотала Забава.

Потом зашагала молча, чуть горбясь.

Как только Харальд довел Сванхильд до бани, навстречу им, держа ведра, выскочил Эйрик. Сказал, блеснув белками глаз:

— Я огонь разжег. А ты видел бергризеров, конунг Харальд?

— Видел, — буркнул Харальд. — Только не вздумай искать бергризеров в горах. Еще ногу подвернешь, и самого уже не найдут…

— Я не дурак, — рассудительно заявил Эйрик.

Позади него, из распахнутой двери предбанника, падал слабый свет. Лицо парнишки пряталось в тени. Только на макушке переливались пшеничными бликами всклокоченные пряди, выбившиеся из тонкой косицы.

— Я в горы не собираюсь. Возьми меня в свой хирд, конунг Харальд! Я уже встретил свою четырнадцатую весну. Еще немного, и буду староват для первого похода!

Сванхильд после слов парнишки стиснула Харальду ладонь.

Неужто и этого Эйрика жалеет с ухмылкой подумал Харальд. А ведь малец рвется в поход не от бедности. И наверняка против воли отца…

— Мужику, который умеет держать меч, и в сорок лет не поздно в первый поход сходить, — бросил Харальд. — Но учти одно, Эйрик — в походе за невыполненный приказ любой ярл тебя или убьет, или оставит одного на чужом берегу. А ты, как я вижу, даже наказы своего отца выполнять не любишь?

Мальчишка сердито звякнул ведрами и убежал. Харальд тут же подтолкнул застывшую Сванхильд к порогу бани. Подумал нетерпеливо — наконец-то…

Перед предбанником Забава опять вспомнила о Труди. И в уме беспокойно пролетело — а с ней Харальд тоже в баню ходил?

Но боли в груди, как бывало прежде после мыслей о Труди, Забава не ощутила. Словно меж ней нынешней и этими воспоминаниями пролег овражек. На дне которого залегло все пережитое этой ночью — удушье в пещере, рука на изломе меж камней, Сигюн с Локи, полет в пустоту…

В следующий миг ладонь Харальда легла Забаве на спину. И подтолкнула, заставив сделать шаг.

Сванхильд, войдя, шагнула к лавке по левую руку. Потом развернулась, быстро попросила:

— Расскажи про лавину. Что там с Хааленсваге? Что было, пока я…

Она осеклась. Но не отступила, когда Харальд прикрыл дверь и шагнул к ней. Правда, глянула так, будто в бой собралась. Причем последний, смертный.

Придется снова приучать ее к себе, подумал Харальд. Следом уронил, вытаскивая секиру из-за пояса:

— Я выследил тебя до коптильни, Сванхильд… Забава. Там нашел следы бергризеров. И понял, что тебя утащили под землю. Отправил людей в море, а сам решил перевернуть все, но найти тебя. Поэтому я велел камню течь, как вода. И он потек лавиной…

Из-за ворота рубахи вынырнула головка змея. Харальд, не глядя, пришлепнул его открытой ладонью. Подумал — сгинь! Сиди за спиной тихо, иначе ремнем к спине пристегну…

Потом он снова прижмурил глаза и покосился на Сванхильд.

Она смотрела изумленно. И совсем как в прежние времена, губы у нее приоткрылись. Заманчиво, так, что у Харальда дыханье в груди сперло…

Где там Хакон с подносом, хмуро подумал он. Следом тихо сказал:

— Искал я полночи, и теперь у меня для тебя две вести. Хааленсваге больше нет. Скалы, на которых стоял твой дом, утекли в море. А вместе с ним исчезли поля, леса… и еще много чего утекло. Но есть и хорошая новость. Я не нашел тебя до заката, Сванхильд. Так что ты выиграла. Я на тебе не женюсь.

Может, теперь ей полегчает, пролетело в уме у Харальда. На одну ночь всякой бабе решиться легче, чем на долгую жизнь. А то смотрит так, словно из благодарности за спасение — да со страху — решила отдаться двухголовому. Всю свою волю в кулак собрала, как на бой изготовилась…

В следующий миг лицо Сванхильд стало каким-то потерянным. Ресницы дрогнули, синие глаза потемнели.

И Харальд вдруг усомнился в том, что рассчитал все верно. Но промолчал. Решил — посмотрю, что из этого выйдет. Может, в другой раз, прежде чем упрямиться, Сванхильд вспомнит эту ночь и его слова?

А может, она сама попросит на ней жениться, внезапно сверкнуло в уме у Харальда. И он чуть не улыбнулся. Пришлось даже брови на переносице свести, чтобы выглядеть построже.

Расхотел, значит, опустошенно подумала Забава.

Видать, притомился ее замуж звать. Кончилось у Харальда терпенье!

И радость, плескавшаяся внутри после спасения, сразу поугасла. Она вдруг ощутила, насколько устала. Спина заныла, на пересохших губах засаднила корочка…

Забава молча шагнула в сторону. Хотела обойти Харальда — но он загородил путь. Попросил спокойно, прищурившись так, что серебряные глаза исчезли под веками:

— Расскажи, где была, Сванхильд. Про бергризеров я уже знаю. Но приказы им отдает Локи. Он опять к тебе приходил? Предлагал помочь, спрятав от меня понадежнее?

И ведь не скажешь, что Харальд неправ, печально мелькнуло у Забавы. Сначала Локи увел ее из Упсалы, потом Сигюн, его жена, заявила, что хочет помочь, укрыв в Йотунхейме..

Забава судорожно вздохнула. Пробормотала:

— Сейчас попью и расскажу.

Харальд тут же сделал два шага назад — и загородил спиной дверь во двор.

Зачем, устало подумала Забава. Неужто боится побега? Но ведь сама с ним в баню пришла…

Она молча переступила порог парной. Зачерпнула воды из котла, вделанного в каменку под которой весело трещало пламя. Ополоснула ковш, снова его наполнила — и подняла повыше. Затем поймала пересохшими губами потекшую струю.

Вода в котле успела нагреться, но все равно отдавала родниковой свежестью. Или ей так показалось после целого дня, проведенных без питья?

Пара струек потекла по шее. Одежда на груди подмокла, но Забаве сейчас было не до того.

Харальд тоже перешагнул порог парной. Посмотрел на Сванхильд, стоявшую к нему спиной, уже не щурясь.

Дротнинг видно по повадкам, мелькнуло у него. Пьет жадно, значит, горло пересохло. Но губами к банной посудине все равно не приложилась.

А следом он опять подумал, зло и нетерпеливо — где там Хакон с едой и тряпками? Сейчас бы замкнуть предбанник на засов, да содрать с нее эти тряпки…

Забава, пока пила, согрелась. От каменки шел жар, и кожа под нижней рубахой сразу зачесалась.

А еще — запах. Одежда, в которую она переоделась в Хааленсваге, в печном жару еще сильней запахла прогорклым салом и чужим потом.

Расскажу, что должна, и помоюсь, решила Забава твердо. А Харальд пусть что хочет, то и делает!

Она вернула ковш на скамью, с которой его взяла. Потом пошла к двери, глядя на стоявшего там Харальда.

И он снова молча уступил ей дорогу.

— Бергризеры утащили меня под землю, — тихо проговорила Забава, уже перешагнув порог.

Затем прикрыла дверь в парную, чтобы жар не уходил. Продолжила, развернувшись:

— Я спряталась от тебя в бочку. Но ты это уже знаешь, раз выследил меня до коптильни. Вот в бочке меня и уволокли. Потом пришла Сигюн…

Она рассказывала негромко, без передышки. Выложила все без утайки, вплоть до слов Сигюн.

Харальд слушал молча. Под скулами у него пару раз катнулись желваки — а когда Забава дошла до удушья в пещере, из-за Харальдова плеча выглянул змей. Приглушенно зашипел, обнажив два ряда мелких зубов.

Неужели понял что-то, с сомнением подумала Забава, глянув на змеюку. Или просто учуял злобу Харальда, оттого и расшипелся?

Она уже почти закончила свой рассказ, когда Харальд вдруг бросил:

— Тихо, сюда идут.

И быстро развернулся к двери, заталкивая змея под разодранный ворот рубахи.

Хозяева явились, решила Забава. Затем шагнула, собираясь обойти Харальда — и заслонить его на тот случай, если змей вылезет.

Однако Харальд, не оборачиваясь, выставил руку. Оттолкнул ее назад, буркнул:

— Стой за спиной. Мало ли кто…

Но это оказались хозяева. Причем пришли все трое, разом. Хакон притащил узлы с одеждой и покрывалами, его жена поставила на лавку поднос с едой и огромный кувшин с элем. Последним заскочил Эйрик. Занес полные ведра, с готовностью предложил:

— Если надо, я…

— Ступай, — проворчал Харальд, даже не дослушав его. — Не хватит, сам схожу. Ключ у вас пробивается перед оградой с севера, верно?

Парнишка кивнул. Следом спросил с надеждой в голосе:

— Так ты возьмешь меня в хирд, конунг…

— Если об этом попросит твой отец, — отрезал Харальд.

И заложил засов на двери, как только надувшийся Эйрик ушел. Повернулся к Забаве, предложил неожиданно мягко:

— Сядь, дротнинг. Раздели со мной хлеб и эль.

— Я не дротнинг, — выпалила Забава.

Сказанное прозвучало слишком резко, и она пристыжено подумала — не заслужил Харальд такого рыка. Он ее от смерти спас, а что до замужества…

Сама пожелала в прятки поиграть. Вот и сыграла!

— Ты, понятно, привык меня так называть, — торопливо добавила Забава. — Но простой бабе ни к чему привыкать к таким словам. Об одном прошу…

Она споткнулась, потому что Харальд вдруг засмеялся. Тихо, шипяще. Следом уронил:

— Не дослушал… так о чем ты просишь, Кейлевсдоттир?

— Позволь мне жить в твоем доме, — твердо объявила Забава.

В уме у нее пролетело — и что смешного я сказала?

Но спрашивать об этом Забава не стала. Еще тверже продолжила:

— В твоем доме и прежде жили бабы, которым ты обещал защиту и кров. Рагнхильд, сестры ее, Нида. Вот и я прошу тебя об этом. Мне носить дитя еще три месяца. Кейлев может принять меня в своем доме, но…

— В наложницы пойдешь? — перебил ее Харальд. И предупредил: — Иначе не приму.

Послушаю, что скажет, с угрюмым весельем подумал Харальд, глядя в лицо Сванхильд — не особо радостное, но все же спокойное. Поспокойней, чем раньше, когда она только вошла сюда.

Может, догадается потребовать крова в уплату за Хааленсваге? Хотя требовать для себя, да еще от того, кто ее спас — это не про Сванхильд…

Забава помедлила.

Я ведь сама захотела к нему вернуться, вдруг подумала она. И в пещере все о Харальде вспоминала. А когда он появился в Хааленсваге, от его руки на запястье дыханье оборвалось…

Что с того, что Харальд на ней не женится? Да и какая из нее дротнинг? Говорят же — не в свои сани не садись!

Забава глубоко вздохнула. Следом проговорила, глядя в прижмуренные глаза Харальда:

— Другую бабу рядом с тобой видеть я не хочу. Уже знаю, что не выдержу. Но пока ты не женат… и до тех пор, пока не найдешь себе кого-нибудь… я буду твоей наложницей, конунг Харальд.

— Как все повернулось-то, — негромко бросил он в ответ. — Сначала женой не хотела стать, а теперь согласна быть наложницей.

Голос Харальда прозвучал ровно, без насмешки. И в словах ничего, кроме правды, не было. Но Забава все равно ощутила, как к глазам подступают слезы.

— Согласись я тогда, сейчас была бы несчастливой женой, — прошептала она, шмыгнув носом. — А теперь буду хоть и наложницей, но счастливой.

— С двухголовым? — проворчал Харальд.

Затем двинулся. Вроде и не шагнул, но оказался совсем близко.

— Да хоть с трех… — Забава вскинула голову, чтобы смотреть ему прямо в лицо.

Набухшие на глазах слезы просочились в нос, и она задышала ртом. Договорила, разделяя слова короткими вздохами:

— Хоть с трехголовым. Главное, чтобы одна из тех голов была твоей…

А потом Забава все-таки не сдержалась, и шмыгнула носом. Пробормотала:

— Я с тобой когда-то всех счастливей была. Всех баб на свете радостней. Мне бы хоть кусочек той радости сейчас в руки…

Слезы потекли уже вольно, остановить их Забава не могла. И торопливо отвернулась.

Харальд вскинул руку. Коснулся потрепанного платка, прятавшего ее волосы — и чудом не улетевшего во время падения. Сдернул тряпицу к шее, сказал, уже разворачивая Забаву к себе:

— Запомни свои слова, дротнинг. И всякий раз, как захочешь снова сбежать, вспоминай их. А теперь я опять спрошу. Ты станешь моей женой?

Передумал, значит, обессилено подумала Забава, глядя на него снизу вверх и ладонями размазывая по щекам слезы. Или он с самого начала хитрил? Хотел послушать, что ему ответят?

Ответа можно и не ждать, мелькнуло у Харальда, пока он смотрел на плачущую Сванхильд.

Золотистые волосы потемнели и топорщились у нее за ушами облачками коротких прядей, чуть вьющихся на концах. Синие глаза от слез сияли ярче сапфиров, губы алели, напоминая сияние самой же Сванхильд — горевшее для него, когда он оборачивался драконом….

В следующий миг Харальд ее вдруг обнял.

И Забава еще успела вспомнить, что пахнет так, словно десять дней не мылась — а потом одна из ладоней Харальда легла на ее затылок. Она ощутила прикосновение губ, твердых, накрывших ее рот, точно тяжелая печать. Движение Харальдова языка, погладившего небо, тут же отозвалось сладким, жарким нытьем между ног…

Губы Сванхильд были нежней малины, что лопается под рукой, не давая себя собрать. Мелкий язык трепетал лоскутком шелка — и задрожал листком на ветру, когда он впился в рот Сванхильд поглубже.

А сзади по плечу елозил змей. Шипел тихо, придавлено, точно и до него дошло, что слаще мягкой и слабой женщины по имени Сванхильд нет…

Потом Харальд все-таки вспомнил том, что она голодна. И о том, что ее рассказ следовало дослушать. Заставил себя оторваться от вспухших, подрагивавших губ, пробормотал, тяжело выдыхая:

— Ты не договорила. Так как ты заставила силу Рагнарека проснуться?

Сванхильд прижалась к его щеке — но дотянулась лишь лбом. Сбивчиво ответила:

— Засунула руку меж камней, когда свет погас. Правую, которую ушибла, когда падала.

Следом Сигюн дернула за сеть, тьма посерела… и я их увидела, обоих.

Локи светился синим, Сигюн красным. За ними марево полоскалось, и дом просвечивал, высокий. А может, гора. Я крикнула, чтобы они там были, а мне возле тебя оказаться. И очутилась в небе, где ты…

Сванхильд смолкла. Вскинула голову, ладонью быстро утерла недосохшие слезы.

— Что у тебя с рукой? — севшим голосом спросил Харальд.

Руку она повредила всерьез, мелькнуло у него. Иначе сила Рагнарека не пробудилась бы. Может, сломала, а может, выдернула из сустава. Но стерпела. Сама сообразила, сама на это пошла…

Повидаться бы сейчас с Локи, вымороженно подумал Харальд. И накрыл ладонью правое плечо Сванхильд. Ощупал, нажимая где слабо, где посильней. Спросил сипло:

— Что случилось с рукой, когда Сигюн рванула сеть?

Сванхильд, прежде чем ответить, покосилась на его ладонь. Помолчала.

— В плече хрустнуло, — призналась она наконец. И быстро добавила: — Но дитя все залечило. Боль сразу прошла, теперь лишь ноет слегка. Изредка…

Она нахмурилась — то ли припомнила пережитую боль, то ли его пальцы надавили слишком сильно. Но тут же вскинула золотистые брови, глянула смущенно. Сказала:

— Знать бы еще, зачем Сигюн с Локи хотели утащить меня в Йотунхейм…

Харальд не ответил.

Ладонь его уже добралась до запястья Сванхильд. Кости у нее были целы. Только в плече рука казалась чуть разболтанной — похоже, рывок Сигюн выломал ее из сустава. Может, и падение в этом помогло. Но от прикосновений Сванхильд не дергалась, и под его пальцами верх округлой косточки в плече отступил несильно.

Однако руку все равно надо беречь, мелькнуло у Харальда. Зажило, скорей всего, наспех. Как схватилось, так и срослось. Саму Сванхильд тоже следовало поберечь, и уже давно…

Он пропустил сквозь кулак ее тонкую ладонь — снова ощутив, как тяжелеет тело и вздуваются жилы на животе от желания. Потом молча подтолкнул Сванхильд к лавке, на которой стоял поднос с едой.

Эль по чашам Харальд разлил сам — опередив Сванхильд, потянувшуюся к кувшину. Сунул одну из чаш ей в руку, следом взялся за ножны на своем ремне. Скинул петельку, крепившую рукоять ножа, напластал окорок ломтями…

И все это — косясь на Сванхильд из-под опущенных век. Та уже схватилась за хлебец из овсяной и ржаной муки. Надкусила с хрустом.

Оголодала, молча подумал Харальд. Затем велел, садясь по другую сторону подноса:

— Мясо бери. Вон, клюкву моченую попробуй. Ягода к ягоде, видно, что по морозу собирали.

— Я немножко, — пробормотала Сванхильд, бросив на него сияющий взгляд синих глаз.

И торопливо зачерпнула краем хлебца темно-красные ягоды. Пояснила:

— Чтобы в бане, с голодухи, плохо не стало. Я потом еще поем.

Она пригубила эля, снова радостно захрустела хлебцем. Смотрела на него открыто, словно и не боялась наткнуться на взгляд, жегший серебром. Следом, не утерпев, все-таки выбрала из кусков окорока тот, у которого сбоку торчала косточка. Ухватилась за нее, осторожно куснула…

Птаха малая, молча подумал Харальд, глядя на Сванхильд. И ощутил вдруг, как губы разъезжаются в улыбке. Малая, глупая — чуть не угодила из жен в наложницы. Зато с богами схватилась, Локи подловила, не побоявшись боли, не пожалев себя…

Харальд поспешно заел улыбку луковицей черемши. Нарочно выбрал ту, что покрупней. Подумал уже строго — то-то и оно, что Сванхильд себя не жалеет. А пора бы!

Потом он проглотил кусок окорока — прокопченного, подсоленного, обвалянного в травах. Бросил:

— Хочу кое-что сказать. О том, зачем Локи хотел утащить тебя в Йотунхейм…

Рука Сванхильд с ломтем мяса тут же опустилась. Счастливое выражение с лица ушло. Точно спряталась прежняя девчонка, радовавшаяся всякой малости — а ее место заступила дротнинг, успевшая побывать в волчьей шкуре. Сванхильд вскинула подбородок, глянула с прищуром, приглушив блеск глаз ресницами.

— Во всем этом, — спокойно проговорил Харальд, — я с самого начала упустил одно. А ведь мог бы догадаться. И предупредить тебя, когда приплыл в Хааленсваге. Сказать, что отныне тебе нужно быть возле меня…

— Ты не смог бы, — негромко возразила Сванхильд. — Ты хотел поговорить наедине, но я отказалась.

Она положила недоеденный кусок на край подноса, глядя ему в лицо. Харальд шевельнул бровями, проворчал:

— Но согласилась бы, намекни я, что речь идет о сыне. Не ищи мне оправданий, дротнинг. Я мог шепнуть тебе пару слов на лестнице. Или за столом. То, до чего я лишь сейчас додумался, стучало мне в борт, как бревно в половодье… Рагнарек означает Рок богов. Но Локи тоже бог. Значит, Рагнарек грозит ему той же бедой, что и владыкам Асгарда.

Он смолк, уставившись на губы Сванхильд, изумленно приоткрывшиеся после сказанного. Красиво так, зовуще. До жаркой тяжести в теле пониже его ремня…

Спохватился Харальд лишь через пару мгновений. Быстро проговорил:

— Я знаю, что владыки Асгарда уже не смогут прийти в наш мир после того, как Рагнарек родится. Неизвестно, как новорожденный сосунок их остановит, но это было предсказано. Конечно, на деле асы уже сейчас не могут явиться в Мидгард. Из-за тебя. Ты разрушила Биврест, уничтожила повозку Тора…

И ожерелья Брисингамен у асов больше нет, вскользь подумал Харальд. Следом объявил:

— Похоже, то, чего боялись асы, опасно и для Локи. Может, этот мир закроется для него, как только Рагнарек родится. А может, он потеряет силу, придя сюда. И тогда во власти Локи останется лишь Йотунхейм. Разгуляться в Асгарде ему не дадут, у асов еще есть силы. Правда, где-то возле Асгарда находится мир по имени Утгард. Но там, как я слышал, хозяйничают асы.

— А ты? — вдруг выдохнула Сванхильд. — Что будет с тобой, когда дите родится? Ты тоже не человек!

Глаза у нее расширились, синие глаза влажно блеснули.

— Ничего со мной не будет, — отрезал Харальд. — Я из мира в мир летать не собираюсь.

Хоть и хочется слетать в Йотунхейм, мелькнуло у него. А затем Харальд угрюмо

подумал — что, если после рождения сына я и в этом мире летать не смогу…

Сказано же — Рок Богов. Значит, для богов тут не будет места. Останутся какие-то кусочки волшебства, навроде той капли магии, что помогает жрецу из храма Одина посылать в Асгард силу жертв. Но тот, кто взлетит в небо, выпив жизнь из других, может и не вернуться.

Рок Богов. И его тоже, раз он бог.

Шрам на животе вдруг похолодел, напомнив полосу стали, приложенную к коже. Над плечом яростно зашипел змей. Подался вперед, глядя на Сванхильд. Харальд, не поворачивая головы, взмахнул рукой, врезал по оскаленной пасти…

И ухмыльнулся — не сдержался, хотя было не до смеха. Но уж больно виновато Сванхильд глянула на змея. Даже губы, припухшие после поцелуя, дрогнули так, словно и ей перепало от той оплеухи.

— На всякий случай я вообще не буду летать, — объявил Харальд следом. — Даже в нашем мире.

Сванхильд должна это знать, решил он. Чтобы не беспокоилась, отчего это муж не летает. Чтобы другим рты затыкала, если спрашивать начнут. Теперь она это сможет, похоже…

Сванхильд на мгновенье сжала губы, опустила глаза. И снова посмотрела на него. Сказала серьезно:

— Спасибо, Харальд. Знаю, что ради дитя… я тебе этого не забуду!

— То ли поблагодарила, то ли пригрозила, — проворчал Харальд.

Сванхильд смутилась. Раскрыла рот, чтобы ответить, но он быстро обронил:

— Ты даже оговариваешься потешно, дротнинг. Только благодарить меня ни к чему. Я это сделаю ради себя самого. И это к лучшему. Я прожил немало лет, просто ходя по земле. Прожил хорошо, как положено честному воину. Дрался, побеждал, крепости брал… тебя вот получил в дар. Дальше будет не хуже. Я об этом позабочусь.

Харальд смолк.

Пусть я не взлечу и не приму жертву, но у меня будешь ты, решил он, глядя на Сванхильд из-под опущенных век. И сын. А еще будут походы, в которых можно будет драться наравне с людьми.

Харальд смолк.

У меня будешь ты, решил он, глядя на Сванхильд из-под опущенных век. И сын. И походы, в которых можно будет драться наравне с людьми. В том, чтобы убивать их в драконьем обличье, мало чести…

— Что было бы, уйди я в Йотунхем? — торопливо спросила Сванхильд. — Сигюн обещала, что я услышу первый крик ребенка. Только не сказала, где это случится…

— Не в Йотунхейме, это точно, — уронил Харальд.

И подался к ней. Проговорил шипяще:

— На месте Локи я увел бы тебя в Асгард, Сванхильд. В какое-нибудь укромное место, где асы тебя не заметят. Локи когда-то жил в мире богов, у него там могло остаться тайное логово. И ходить по мирам он умеет. К тому же есть Сигюн, которая все делает по своей воле, не по божьей… Локи с женой могли привести тебя в Асгард перед самыми родами, чтобы Рагнарек появился на свет в мире асов. После этого Локи получил бы власть над Утгардом, сохранил для себя Мидгард — и отплатил бы асам за все. Только трус не мстит никогда…

— Но мне еще три месяца до сроку, — тихо сказала Сванхильд.

Харальд пригнул голову. Заметил:

— Есть всякие зелья. Даже мне об этом известно. Сигюн могла подлить их тебе в питье. Она человек, сила Рагнарека после такого не проснулась бы. И мой сын мог родился живым даже на таком сроке, он не человечье дитя. Потом вы оба остались бы в Асгарде. А я не смог бы пробиться в мир, где родился Рагнарек.

Он замолчал. Змей над плечом как-то сожалеюще зашипел, и Харальд люто подумал — заткнись, или сам сдеру тебя со спины!

Сванхильд сидела бледная. Губы у нее были плотно сжаты, но глаза оставались сухими.

Я ее перепугал, осознал Харальд. Затем встал и шагнул к Сванхильд. Бросил:

— Пошли мыться, дротнинг. Ты перекусила, я все сказал… самое время погреться у камней.

Сванхильд молча поднялась. Харальд тут же обнял ее. Обхватил под лопатками и ягодицами, потянулся к припухшим губам…

— А как же Ёрмунгард? — вдруг спросила Сванхильд.

И Харальд замер.

Неизвестно, принимал ли Мировой Змей божью печать, мелькнуло у него. В последнем разговоре, что случился у них по пути в Йорингард, Змей сказал, что не помнит об этом. Он полжизни прожил с помраченным разумом, и в памяти у него осталось немногое. Но от жертв Ёрмунгарду всегда становилось лучше. Он сам говорил, что после них начинает мыслить ясней. Выходит, все-таки бог? Но сможет ли он обойтись без жертв? Змей слишком далеко ушел от людского обличья…

— Я не знаю, что будет с Ёрмунгардом, — откровенно признался Харальд. — Он, как ты сказала, тоже не человек.

— Хоть бы отец у тебя остался, — с непонятной тоской обронила Сванхильд.

И вздохнула. Прижалась к его плечу — к левому, с другой стороны от змея.

Пробормотала:

— Значит, всем, кто творит волшебство в нашем мире, грозит смерть, как только мое дитя родится?

— Воргамор, думаю, выживут, — пробормотал Харальд, прижав покрепче одну из ягодиц Сванхильд. Весь округлый холмик уместился под его ладонью, и он совсем как прежде подумал — кормить надо больше…

А следом Харальд улыбнулся. Хорошо иметь бабу, от одного прикосновения к которой мысли текут как прежде. И в основном о потехе…

— Колдуны и разная сошка помельче тоже могут уцелеть, — объявил он, косясь на Сванхильд. — Рагнарек опасен только богам Севера. Насчет богов из других краев не знаю, о них в предсказании ничего не сказано. Между прочим, если бы Сигюн удалось увести тебя в Йотунхейм, а потом в Асгард, то предсказание о Рагнареке сбылось бы. Смерть асов, гибель Асгарда. Ты их спасла, дротнинг.

Сванхильд вскинула голову, задумчиво глянула на него. Потом спросила:

— А ты не можешь обратить Ёрмунгарда в колдуна? И хоть, но так спасти…

— Вряд ли мне такое под силу, — проворчал Харальд.

Но в уме у него мелькнуло — интересно, можно ли снять божью печать? Глянуть и пожелать. Только где ее искать, эту печать, на громадном теле Ёрмунгарда?

И в этот миг Сванхильд вдруг неуверенно обронила:

— Может, ты и себя изменишь. Чтобы сохранить немного силы, не боясь беды. Пусть сейчас послабее станешь…

Голос угас ее на последнем слове.

Нет, осознала Забава. Харальд должен оставаться таким, как есть, до тех пор, пока не родится дитя. До последнего мгновенья, чтобы уберечь сына от Локи. Для этого нужно все, о чем рассказала когда-то Асвейг — драконий взгляд и драконья сила…

Харальд молча качнул головой. Потом подтянул Забаву повыше, так что ноги повисли над полом. И поцеловал въедливо, жгуче, со змеиной лаской языка.

По телу ее тут же потек тяжелый жар. Колко прошелся по соскам, вдавленным в грудь Харальда, горячими всплесками затопил живот. Бедра дрогнули, и Забаве внезапно захотелось обвиться вокруг Харальда лозой. Даже стыдно стало. Еще вчера бежать от него хотела, а нынче готова висеть, раздвинув ноги…

Но поцелуй оборвался слишком быстро, одарив Забаву сожалением — и холодком на ноющих, влажных губах. А Харальд уже поставил ее на пол. Подтолкнул к двери парной, приказал:

— Разденешься там. Здесь прохладно.

Затем он развернулся. Подхватил секиру, прислоненную к лавке, и сдернул с крюка моток сети.

Опасается, что бергризеры наведаются да заберут, решила Забава, переступая порог парной.

Дрова в каменке к этому времени успели прогореть до багровых углей. Забава сразу повернулась, чтобы принести поленьев, сложенных в углу предбанника — но Харальд ее опередил. Прислонил секиру к стенке и нырнул обратно в дверь. Потом с грохотом сбросил перед каменкой охапку поленьев. Присел, начал по одному подкидывать их на угли…

Под драной рубахой на его плечах заворочались бугры. Змей вскинулся, заворожено уставившись на каменку.

Все как прежде, вдруг мелькнуло в уме у Забавы, стоявшей за спиной Харальда. Он печется о ней, словно о дите малом. И враги пока есть, их житье будет неспокойным до конца срока. Как прежде…

Эта мысль прилетела, обожгла — и Забава торопливо рванула узел на платке. Стянула его с шеи, следом принялась скидывать одежду. Когда Харальд обернулся, на ней осталась только нижняя рубаха.

Сванхильд отчаянно блеснула синими глазами и рывком содрала с себя серую тряпку, укрывавшую ее до щиколоток. Кожа на свету блеснула сливками, яркие отсветы от разгоравшегося пламени потекли по налитой груди — облизывая рыжими языками две ровные чаши. Бледно-розовые ягоды сосков будто созрели за то время, что Харальд ее не видел. Стали ярче, набухли, и вокруг них залегли вишневые тени…

В следующий миг Сванхильд нагнулась, чтобы стащить с ног сапоги.

Харальд смотрел на нее, прижмурив глаза — а руки уже сдирали одежду. Разделся он в мгновенье ока. Шагнул к Сванхильд, желая лишь одного — завалить на лавку, развести ей колени…

Но Сванхильд увернулась и схватилась за лавку, стоявшую напротив каменки. Отодвинула ее от стены, выпалила:

— Садись! Сначала я тебя отмою. От всего, что было…

— Да уж не раз мылся, — прошипел Харальд, уставившись на нее.

Его мужское копье уже вовсю торчало, и по шраму на животе текли жаркие струйки. Тело свело, так хотелось отловить да вжаться…

Однако Сванхильд упрямо отступила за лавку. Хоть и поджала скорбно губы, скользнув взглядом по его животу. Выдохнула, не удержавшись:

— А шрам-то какой!

— Памятка от Одина, — пробурчал Харальд, весь покрываясь потом.

Можно и согласиться, внезапно пролетело у него в уме. Пусть она начнет. А уж он закончит…

И Харальд резко шагнул клавке. Сел, оседлав скамью, распорядился, глядя на Сванхильд из-под опущенных век:

— Начинай!

Над плечом опять едва слышно зашипел змей, но Харальду сейчас было не до него.

Сванхильд уже ухватилась за ведро с разведенным щелоком. Нагнулась, берясь за дужку, и ягодицы оттопырились…

Могла бы и спиной встать, сожалеюще подумал Харальд. Хоть посмотрел бы!

А следом Сванхильд закрутилась по парной. Поставила ведро с щелоком возле скамьи, ополоснула ушат и набрала в него воды из котла. Подобрала с пола его рваную рубаху, полила щелоком, обдала водой…

И наконец-то встала рядом.

Он прикрыл глаза, когда Сванхильд плеснула ему на голову щелоком. Потом слабые пальцы взъерошили его пегие волосы. Расчесали старательно, перетирая каждую прядь, оттуда скользнули к ушам. Прошлись по лицу. Сванхильд снова полила его щелоком, плечи терла уже рубахой…

А Харальд вдруг лихорадочно вздохнул, осознав, что задыхается. И ему не хватает воздуха, того самого воздуха, который совсем недавно, в небе, не был нужен. В уме мелькнуло насмешливо — так и будет тереть до самого низа? Как бы копье напополам не разорвало…

И Харальд резко шагнул к лавке. Сел, оседлав скамью, распорядился, глядя на Сванхильд из-под опущенных век:

— Начинай!

Над плечом опять едва слышно зашипел змей, но Харальду сейчас было не до него. Сванхильд уже ухватилась за ведро с разведенным щелоком. Нагнулась, берясь за дужку, и ягодицы оттопырились…

Могла бы и спиной встать, сожалеюще подумал Харальд. Хоть посмотрел бы!

А следом Сванхильд закрутилась по парной. Поставила ведро с щелоком возле скамьи, ополоснула ушат и набрала в него воды из котла. Подобрала с пола его рваную рубаху, полила щелоком, обдала водой…

И наконец-то встала рядом.

Харальд пригнул голову, когда Сванхильд плеснула на него щелоком из ковша. Следом ее пальцы коснулись пегих волос. Перетерли все пряди, оттуда скользнули к ушам, прошлись по лицу. И Сванхильд, полив щелоком уже плечи, начала их тереть скомканной рубахой.

А он вдруг осознал, что задыхается. Что не хватает воздуха, того самого, который в небе был не нужен. В уме насмешливо мелькнуло — так и будет тереть до самого низа? Как бы копье напополам не разорвалось…

Но Сванхильд, пройдясь тряпкой по груди, схватилась за его руку. Домыла до пальцев и замерла. Харальд, заметив, куда она смотрит, подумал — осмелится или нет?

Погляжу, стрельнуло у него.

За змеюку пора браться, решила Забава, стоя слева от Харальда. С этой стороны все помыла, по спине и хребту прошлась…

Однако змей над правым плечом Харальда тихо шипел — то ли злился, то ли предупреждал, чтобы не совалась. И недобро скалил зубы.

Может, попросить Харальда, чтобы придержал змеюку, пролетело в уме у Забавы. Но бедной твари один раз уже досталось из-за нее. К тому же Харальд, случись что, обязательно вступится…

И Забава размашисто плеснула щелоком на скомканную рубаху. Обошла лавку, сведя на переносице брови. Не для змея хмурилась — для себя, чтобы поуверенней шагать.

Она подступила к Харальду справа, примериваясь, как бы половчей ухватить змеиную шею под разинутой пастью. Но внезапно вспомнила ночь в Йорингарде, когда в их опочивальню подсунули змею, сорванную со спины Харальда. Та змеюка походила на эту, однако была густо расписана серебром. И сразу обвилась вокруг ее ноги…

Забава помедлила, решаясь. А следом положила руку на Харальдово плечо. Змей тут же навис над ее запястьем. Дернулся зло, повернул морду к Харальду.

Но тот не повел и бровью. Сидел неподвижно, прикрыв глаза. И змей, осмелев, быстро обвился вокруг запястья Забавы. Вскинул морду над ее предплечьем, зашипел еще громче.

Ну хоть не цапнул, мелькнуло у Забавы. Потом она осторожно прошлась тряпкой по змеиному туловищу. Терла несильно, косясь на морду с голубовато-серебряными глазами — почти такими же, как у Харальда. Только зрачок в них был иным, дышал, то сжимаясь в точку, то оборачиваясь щелью. И боль в висках от взгляда змеюки не ворочалась.

А затем, уж совсем осмелев, Забава отвела руку за Харальдову спину. Змеиное туловище натянулось, и она прихватила его тряпкой у самого основания, возле Харапьдовой лопатки. Все также бережно провела скомканной рубахой снизу вверх. Руку приподняла, ощутив, как скользит по запястью змеиное обручье…

Все, одурманено подумал Харальд.

Тварь счастливо шипела за плечом, пока он сидел пнем, чувствуя, как пульсирует ниже пояса давящая боль. Тряпка мягко елозила по змеиному туловищу, мытье Сванхильд уже обернулось лаской — но ласкала она не там, где нужно.

И Харальд, резко дернув плечом, правой рукой обхватил Сванхильд за пояс. Ладонь левой, сложив лодочкой, стремительно подсунул под ее холмик, поросший золотистыми завитками — словно птицу поймал. Завитки щекотнули мозолистую кожу, и под указательным пальцем тут же промялась женская плоть. Раздалась, пропуская…

Сванхильд дернулась, но было поздно. Правая рука Харальда стиснула ее обручем. Змей поспешно убрался за плечо, и Харальд прошипел:

— Не наигралась, дротнинг?

Она уперлась ему в плечо, глянула на руку у себя между ног — и смутилась. Торопливо возразила:

— Я следы смыть хочу! Сам знаешь, чьих поцелуев… и тебе все равно надо помыться!

— Тех следов уже нет, — глухо пробормотал Харальд, притягивая Сванхильд к себе.

Женская потаенка, прижатая его ладонью, была пьяняще нежной. На палец наделась шелковым живым кольцом..

Сванхильд, по-прежнему упиравшаяся, вдруг запрокинула голову. Втянула воздух, растерянно косясь на него.

— В тот день, когда ты ушла на драккар, — выдохнул Харальд, — я помылся. Натер себе кожу в бане до красноты.

Рядом с его подбородком вздрагивал сосок. Чуть пригнуться, и он отловил бы ягоду губами…

— Но если хочешь, я помоюсь снова, — хрипло бросил Харальд.

И отдернул левую ладонь, торопливо погладив напоследок холмик в золотистых кудряшках. Затем подхватил Сванхильд как ребенка — под мышки. Приподнял, усадил перед собой и сразу опрокинул спиной на лавку.

Сванхильд трепыхнулась под его руками, попыталась дотянуться до груди, чтобы оттолкнуть — но ничего не вышло. И она уперлась пяткой ему в бедро. Обвинила сбивчиво:

— Ты не мыться собрался!

— Это почему же? — Харальд отловил ее согнутую ногу за щиколотку. — Я сейчас и себя, и тебя помою. Разом.

Он перекинул ногу Сванхильд через свое колено. Схватил ковш, плававший в ведре со щелоком, быстро плеснул себе на грудь. Прошелся растопыренной пятерней по животу, по шраму — и предупредил Сванхильд:

— Глаза закрой.

— Ты мне еще про Упсалу не рассказал, — без особой надежды проговорила она.

Но ресницы опустила. Руки вскинула так, что ладони замерли в воздухе по обе стороны от округлого, вздернутого живота. Словно готовилась закрыться от удара или поймать что-то…

Харальд, глядя на нее, зачерпнул полный ковш разведенного щелока. Полил на лоб Сванхильд, затем тонкой струйкой прошелся по ее телу. По шее, груди, животу. По бедрам.

Покончив с этим, он швырнул ковш в ведро и склонился над Сванхильд. Копье тут же ткнулось в ее подросший живот, завитки щекотно погладили кожу под твердым, словно каменным навершием. Харальд сипло выдохнул, двинулся, чтобы это продлить…

Сванхильд распахнула глаза. Правда, глянула уже не возмущенно, а затуманено.

— Закрой, — попросил Харальд, торопливо прищурившись. — Дай хоть сейчас насмотрюсь. А то зарюсь украдкой, как на чужую бабу.

И Сванхильд зажмурилась. Приоткрыла рот, словно хотела что-то сказать — однако удержалась, промолчала.

Вот и ладно, подумал Харальд, разглядывая ее в упор.

Короткие волосы Сванхильд слиплись от щелока — и посверкивали темным золотом там, где на них падали отсветы пламени. Губы отливали алым, но кожа была бледной, а под скулами залегли измученные тени. Под ресницами затаилась синева…

Он прошелся кончиками пальцами по ее лицу. Бережно, легко. Следом обхватил тонкую шею. Погладил плечи, помеченные синеватыми жилками — и чуть не застонал, примяв обеими руками груди. Соски ткнулись в ладони так, будто выпрашивали ласку.

Надо держаться, мелькнуло у Харальда. Сначала нужно размазать по ее коже щелок.

Но как давно он с ней не был…

Сванхильд вдруг шевельнулась. И терпенью Харальда пришел конец.

Он резко перегнулся в сторону, подхватил ушат. Щедро плеснул водой на Сванхильд. Затем вскинул ушат над головой и окатил себя тем, что осталось. Снова пригнулся. Ртом накрыл одну из ее грудей, рукой — холмик между ног…

Впился, перекатывая и давя языком сосок. Пальцами отыскал бусину под складками женской плоти. Размашисто ее погладил, затуманено осознавая, что слишком торопится, слишком давит, слишком, слишком, слишком…

Но руки Сванхильд вдруг легли ему на затылок. Одна ладонь прижала голову, другая скользнула по хребту, по левому плечу, пощекотав ему кожу ногтями. И Харальду сразу стало легче. Значит, не все так плохо?

Где-то наверху переливчато зашипел вскинувшийся змей. Колени Сванхильд с дрожью прижались к бокам Харальда. Маленькие пятки ткнулись ему в бедра, сладко дрогнули на них…

И копье Харальда, притиснутое к животу Сванхильд, зло дернулось в ответ. Заныло еще сильней. В следующий миг он выпрямился. Двумя руками погладил ее разведенные ноги, раскладывая их по своим бедрам. Прохрипел:

— Что-то будет не так — кричи. По роже меня бей!

Сванхильд кивнула, припухшие губы дрогнули в намеке на улыбку. А Харальд молча обхватил ее бедра. Подгреб снизу ягодицы, приподнял легкое тело, навершием копья отыскивая вход меж складок. Надавил, с трудом сдерживаясь…

Сванхильд выдохнула, прогибаясь. И Харальд двинулся.

Тело ее изнутри было упруго-мягким — но после каждого движения шелковое кольцо входа становилось чуть туже. Стискивало его копье трепетно, с мелкой дрожью. И под конец Харальд уже не соображал, что делает. Лишь надеялся, что Сванхильд не больно от его рывков.

А потом Харальда затопило наслаждение. Полыхнуло внутри победно и ярко, скручивая тело жестче, чем боль — и оставляя во рту медовый привкус.

Он еще раз, уже напоследок, втиснулся в Сванхильд, забирая у нее последние крохи удовольствия. Тут же сгорбился, губами прихватил сосок, который не успел поцеловать. Впился в набухшую бусину, и вдруг ощутил судорогу в теле Сванхильд. Частую, сладкую, перехватившую его копье шелковой лентой…

Дыханье у Харальда сразу участилось. И в уме пролетело — похоже, отдых будет недолгим.

Затем он замер, склонившись над Сванхильд. Дождался, когда она обмякнет, и лишь тогда позволил ее ягодицам коснуться скамьи.

Забава даже не подозревала, что так по нему соскучилась. Смотрела на Харальда из- под ресниц, задыхаясь от его толчков — а глаз отвести не могла. Хоть и следовало бы.

Он горбился, двигаясь. Лицо было сосредоточенным, из-под верхней губы поблескивал ряд зубов. Ледяным серебром горели глаза — но в них Забава старалась не смотреть. А над плечом Харальда, осеняя его открытой пастью, сбивчиво шипел змей…

И Забава плыла в реке горячего удовольствия, ощущая тяжелую хватку рук Харальда, крепость его плоти, рывками входившей в нее. Потом зажмурилась, вздрогнув от блаженного биения в теле. Удивилась — так жарко? так быстро? — и вытянулась на скамье. Улыбнулась, не открывая глаз, чувствуя сразу все: наслаждение, усталость, странную легкость…

Харальд, отцеловав Забаве грудь, ткнулся в ее плечо. Но через несколько мгновений буркнул:

— Ты хотела знать, что было в Упсале. Покончим с этим сейчас.

Затем он заговорил, быстро и скупо описывая то, что случилось в последнем походе — путь к богатейшему городу шведов, бой с Одином, снег посреди весны, встречу с богами возле реки, собственное беспамятство и багровый туман.

— Это не было для меня потехой, — медленно, словно нехотя добавил Харальд под конец.

И потерся щетинистым подбородком о плечо Забавы.

— Меня одолела не Труди. Дочкой Гунира в те дни управляла Фрейя, богиня Асгарда. Сидела в ее теле, как когда-то в твоей сестре, в Кресив. Это Фрейя добралась до меня после драки с богами. Добавила к колдовству воргамор свою силу и мою слабость… следом опутала мне разум багровым туманом. Я даже имя твое боялся вспомнить, потому что после него становился глупей сосунка. Знал, что есть слова, а какие, где…

Харальд смолк. Руки, вцепившиеся в скамью по обе стороны от локтей Забавы, напряглись.

Вот как, с горечью подумала Забава.

Выходит, она была не права. И Сигюн соврала. Не мог Харальд заглядываться на Труди после раны, оставившей такой шрам. Это от ран поменьше он оправлялся быстро. А тут отметина через весь живот, в палец шириной. Корявая, точно лезвие еще и прокручивали в теле. Удивительно, как Харальд вообще выжил, у здешних даже боги смертны…

Правда, про жену он потом не вспоминал.

Но он не мог, мелькнуло у Забавы. Иначе без разума бы остался.

Это у нее над душой никто не стоял — околдовали да отпустили. А с него, получается, глаз не сводили. И багровым туманом все мысли выжигали, как каленым железом. Не по совести она меряет, а по себе, да только сама через такое не прошла…

Забава резко вздохнула и обняла Харальда. Прижала к себе крупную пегую голову, придавила другой рукой его спину пониже лопатки — справа, под змеем. Уже открыла рот, чтобы повиниться, но Харальд неожиданно проворчал:

— Не надо меня жалеть. Это была война. Первый бой я выиграл, второй проиграл. Так бывает. А потом пришла ты. Спасла и не простила… однако я смотрю на все по-другому, Сванхильд. Если бы тебя одолели силой, я поджарил бы на медленном огне того, кто это сделал. Но не стал бы винить тебя. И держал бы изо всех сил, звал на свое ложе… ждал, когда ты опять придешь ко мне. Потому что вот это…

Харальд смолк. Чуть сдвинулся вбок, потянулся к золотистым кудряшкам под ее животом. Пальцами добрался до бусинки под складками женской плоти, погладил уже неспешно, скользко. Бросил:

— Это только тело. Я его ценю, потому что в нем живешь ты. Но тебя я ценю не за тело, Сванхильд. А за другое. За то, как ты смотришь. За то, что говоришь. Даже за глупую доброту, не знающую берегов — хотя надо бы знать. За ум без хитрости, за смелость без выгоды. Тебе ни к чему не бояться юных девок…

— Я не боюсь, — негромко возразила Сванхильд. — Уже нет. Хоть и помню слова Сигюн. Но я сама к тебе вернулась, и никому тебя не уступлю. Никаким девкам, Харальд. Это тоже бой. В следующий раз я не сбегу.

Харальд чуть не расхохотался. Вскинул голову, посмотрел в упор, благо Сванхильд сама зажмурилась. Усмехнулся молча.

Без моей помощи ты этот бой проиграешь за пару дней, пролетело у него в уме. Впрочем, хватит ей драться…

— Дослушай сначала, — уронил Харальд, нависая над Сванхильд. — До рождения сына у нас есть время. Мне нужно лишь посмотреть на тебя и пожелать. И я это сделаю, Сванхильд. Ты проживешь столько же, сколько отпущено мне самому от рожденья. Без морщин, без седины, со всеми зубами. Вот и все. Так что можешь забыть о подрастающих Труди. Кстати, ты мне до сих пор не ответила. Так ты пойдешь за меня замуж?

Сванхильд снова открыла рот, хотела что-то сказать — но Харальд быстро добавил:

— Только спать мы все равно будем вместе. До конца твоего срока, на тот случай, если Локи опять пришлет за тобой кого-нибудь. И днем придется ходить рука об руку…

— Лучше плечом к плечу, — пробормотала Сванхильд.

Харальд с ухмылкой придавил ладонью одну из ее грудей.

— Опять беспокоишься, что обо мне скажут мои люди, дротнинг? Упсала взята, а удачливому прощают многое. И змея над плечом, и бабу, что ходит за ним по пятам. Может, я даже прикую тебя к себе цепью. Но золотой, все-таки жена конунга. Тебе браслет на руку или на ногу?

Сванхильд улыбнулась — как-то измученно, с дрожью. Следом выпалила, поглядывая на него из-под ресниц:

— Я буду твоей женой. И прости. Я по себе твою беду мерила, не знала…

Харальд, не дав договорить, накрыл ее губы ртом. Почуял в поцелуе солоноватый привкус слез — и обхватил легкое тело, округлившееся в поясе. Следом выпрямился, не выпуская Сванхильд из объятий. Заявил, оторвавшись от ее губ:

— Все прошло, Сванхильд. К тому же твое упрямство нам помогло. Локи мог выбрать другое время, чтобы похитить тебя, мог придумать что-то похитрей, чем Сигюн с сетью. Но ты сбежала, и он не устоял… решил этим попользоваться. Твоя простота опасней коварства, я это запомню. Но мы теперь предупреждены, и ты ко мне вернулась сама. Мне не за что тебя прощать.

Сванхильд, жмурясь как котенок, задумчиво кивнула. Затем просунула руку между их телами и погладила его шрам. Осторожно, медленно.

— Ниже, — хрипловато пробормотал Харальд, уже начиная понемногу задыхаться.

И сам вжался животом в ее ладонь.

Сванхильд замерла. Потом, не открывая глаз, потянулась ниже. Дрогнули мягкие губы, расходясь в чуть лукавой улыбке…

Но Харальд эту улыбку стер, раздвинув ей губы поцелуем.