Распрощавшись с родителями, Гермиона и Гарри шагнули в поезд. Держась за руки, они совершенно не расцеплялись, двигаясь в сторону своего купе, когда взгляд девочки зацепился за хорошо знакомую ей фигурку. Выглядевшая не от мира сего беловолосая молчаливо плакала, губы ее двигались, что-то шепча. Гермиона остановилась, затаскивая Гарри в купе.
— Здравствуй, Луна, — улыбнулась кудрявая девочка той, кто выжил в Малфой-маноре через много лет.
— Истинные… — прошептала Луна, вглядываясь в лицо Гермионы, переводя затем взгляд на Гарри. — Вы меня знаете, — констатировала она.
— Мы тебя знаем, — кивнул Гарри, вспоминая все произошедшее с ними. — Как ты?
— Мама так хотела проводить меня в Хогвартс, — проговорила девочка, лицо которой, казалось, шло волнами, как-то неуловимо меняясь. — Я поехала, а мамы нет…
Из глаз Луны покатились слезы, Гермиона безотчетно потянулась к ней, желая помочь, успокоить и тут… Развернулись белые крылья, укрывая плачущую беловолосую девочку, поезд ощутимо встряхнуло. Гермиона испуганно отпрянула, поднялись ее крылья…
— Что это? — пораженно воскликнул Гарри, сразу же прижимая вскрикнувшую любимую к себе и закрывая своими крыльями от всего мира.
На месте Лены обнаружилась женщина, удивительно на беловолосую девочку похожая, и сама Луна, только ставшая визуально младше. Женщина медленно распрямилась, оглядываясь вокруг. Она увидела Гермиону и Гарри, глаза ее расширились, рот приоткрылся, будто желая выплюнуть первое слово, но в этот момент стоявшая рядом с ней девочка вдруг отчаянно заревела, как совсем маленькая. Женщина схватила ребенка, прижимая к себе.
— Спасибо вам, Истинные! — произнесла она.
— Кто вы? — спросила Гермиона, которой из-за крыльев любимого было очень плохо видно происходящее.
— Меня зовут Пандора, — успокаивая плачущую девочку, проговорила женщина. — Я проводила ритуал, сливший меня с дочерью, и только ваша сила смогла…
— Вы вернули мне маму! — выкрикнула беловолосая девочка. — Я… Я… Вы! Вернули! Маму!
— Семья Лавгуд, и я лично, в неоплатном долгу перед вами, Истинные! — с жаром произнесла женщина, не сдерживая слез. Она взяла, уже довольно большую для такого, дочь на руки, распрощалась и исчезла.
— Ничего себе… — прошептала успокоившаяся Гермиона. — Мы и такое можем?
— Лучше об этом никому не говорить, — покачал головой Гарри, запирая купе. Видеть сейчас Рона он совсем не хотел.
— Мы никому не скажем, — кивнула девочка, расслабляясь в объятиях мальчика. — Вот что имел в виду мсье Франц, когда говорил, что нам никакая магия не страшна.
— Надо ему сообщить об этом, — деловито произнес мальчик, подавая магию в кольцо.
Как ни странно, но в купе никто не ломился. Гарри быстро переговорил со вздохнувшим французом, после чего спокойно устроился рядом с Гермионой. Произошедшее с Лавгуд он уже выбросил из головы. Теперь его беспокоила только школа, так как там было много недоброжелателей, насколько мальчик помнил прошлые годы.
— Все-таки, получается, что наши крылья могут многое… — проговорила думавшая о произошедшем девочка. — Зато у Луны есть мама.
— Я думаю, что мы можем сделать что-то хорошее, только когда хотим помочь всей душой, — заметил Гарри. — Ведь ты же хотела?
— Хотела, — кивнула Гермиона. — Она была такой потерянной, ее так жалко стало…
— Мы не умеем выпускать крылья по своему желанию, — сообщил ей мальчик. — Значит, все зависит от нашей души. Ну и нечего об этом думать, давай лучше поспи, я чувствую, что тебе хочется.
— Да, как-то усталость навалилась, — согласилась с ним девочка, укладываясь на кресла, превращенные Гарри в какое-то подобие лежанки.
— Спи, родная, — погладил ее мальчик. — Все будет у нас хорошо.
Небольшой переполох в Хогвартсе вызвало исчезновение имени Луны Лавгуд из списка. Подумав, что забыла вписать девочку, Минерва МакГонагалл, проверявшая списки, взялась за зачарованное перо. Но что-то не вышло — стоило написать фамилию и перо рассыпалось, напоследок одарив женщину болезненной молнией. Это могло случиться, если она бы пыталась вписать имя мертвого человека. «Неужели девочка не выдержала отсутствия матери?» — с неприсущей ей жалостью подумала профессор. Вздохнув, она принялась читать дальше.
Пандора Лавгуд вместе с вцепившейся в нее дочерью аппарировала домой даже без помощи палочки. Она была очень недовольна тем, как муж позаботился о дочери, поэтому принялась выводить оного из депрессии — водой и подзатыльником. Подзатыльник сработал лучше, поэтому дальше ошалевший от вида живой любимой мужчина думал над своим поведением, внимая разъяренной женщине.
— Мамочка, не бей папочку… — попросила опять ставшая девятилетней ее дочь, из памяти которой стерлись два страшных для ребенка года, но Пандора-то помнила.
— Не буду больше, маленькая моя, — погладила ее Пандора. — Ксено, вот объясни мне, как ты мог?
— Для меня будто пропал весь мир… — попытался объяснить мужчина, и вот тут миссис Лавгуд задумалась.
— Ну-ка… — произнесла она, схватив мужа одной рукой, а дочь другой.
Пандора отправилась в Мунго, где целители вначале слегка ошалели — о гибели женщины там помнили, а потом быстро-быстро забегали, обнаружив следы каких-то чар у мистера Лавгуда. Спустя два часа были целитель Джавис, лично занявшийся этим случаем, вызвал аврорат.
— На мистера Лавгуда были наложены чары, сводившие его с ума, — сообщил ошарашенным от вида вроде бы погибшей миссис Лавгуд аврорам целитель. — Вот магический отпечаток.
Отпечаток был аврорам хорошо известен — совсем недавно старший группы допрашивал мистера Уизли, а снятие магического отпечатка было стандартной процедурой.
— Уизли, — констатировал не подумавший о последствиях аврор.
— Я их уничтожу, — прошипела Пандора, сообразившая, зачем это было сделано — Уизли нарожали мальчиков, Луна была девочкой, и рыжие вряд ли стали бы ждать магического совершеннолетия девочки.
Поняли это и авроры, поэтому спустя почти час, ушедший на то, чтобы успокоить миссис Лавгуд, старшие Уизли оказались в допросной. Справедливо предположивший, что Лавгудами дело не ограничивалось, следователь задавали очень неудобные вопросы. Статус рыжего семейства был таковым, что открывшееся было прямой дорогой в Азкабан.
— В пятнадцать родила бы, ничего б не случилось, — пожала плечами миссис Уизли. Веритасерум не давал ей возможности солгать. Признавшись в подобных планах, женщина уже обеспечивала себе место в Азкабане, потому что мисс Лавгуд такие ранние роды вряд ли пережила.
— Что вы планировали в отношении мистера Поттера? — поинтересовался аврор для очистки совести.
— Джинни будет подливать ему Амортенцию, а Ронни — грязнокровке, но по трети дозы, — объяснила женщина. — Годам к шестнадцати наступит любовь, проверенный способ!
— Зачем вам магглорожденная? — это было уже очень интересно с точки зрения следователя, особенно если учесть, что девочка, как он знал, стала Истинной.
— На нее можно перевести клеймо и очиститься, — рассказала миссис Уизли.
Проблема была именно в том, что мисс Грейнджер и мистер Поттер были Истинными, поэтому планы Уизли относились не к «шалостям», на которые британские маги всегда смотрели спокойно, а уже к «преступлению против Магии», что обеспечивало очень неприятные последствия. Если бы не статус молодых людей, их проблемы вряд ли кого-нибудь заинтересовали, даже несмотря на… Несмотря на нарушение закона об использовании подобных зелий в отношении детей.
Мистер и миссис Уизли были арестованы с такой формулировкой, что за их защиту в трезвом уме никто бы и не взялся. День первого сентября оказался абсолютно сумасшедшим. Что интересно — никто не пытался обвинить миссис Лавгуд в некромантии, хотя это было бы самой логичной мыслью, но именно она в голову никому не пришла. Видимо, связываться с разъяренной женщиной просто не рискнули.
***
Снизивший скорость поезд разбудил Гермиону, сразу же ласково улыбнувшуюся Гарри. Мальчик смотрел на нее, борясь с желанием спрятать свою самую важную в жизни девочку ото всех. За последнее время желание защитить только выросло, хоть отчета себе в том Гарри и не отдавал.
Поезд остановился, мальчик протянул руку Гермионе, помогая ей подняться. В чем-то ему было интересно, как пройдет год, потому что мсье Франц уверил их обоих в том, что драться с василиском не придется. У них с собой были учебники обычной школы, что гарантировало отсутствие скуки, потому что изучать им в Хогвартсе было нечего. Гермиона сладко потянулась, накинула мантию и двинулась на выход. Ей было немного страшно — не разлучат ли с Гарри, потому что его отсутствие девочка переносила очень тяжело.
К ним никто не подходил, только слизеринцы смотрели издали с какими-то странными выражениями лиц, но Гермиона на них внимания не обращала, а для Гарри существовала только она. Он только отметил краем глаза, что дернувшийся было Малфой остался на месте, правда, что это значит, мальчику было непонятно.
Входя в Большой зал, Гермиона рассматривала его с точки зрения своей памяти, все больше понимая — она не хочет здесь быть. Гарри только вздохнул, почувствовав ее настроение и прижал к себе, усмехнувшись в ответ на возмущенный взгляд профессора МакГонагалл. Щадить чувства женщина, столько раз фактически предававшей весь факультет, да и его самого, Гарри не желал.
— Близнецов нет, — заметила Гермиона, оглядев стол факультета. — А вот Рон и Джинни есть.
— Ну и хорошо, что нет, — сообщил ей в ответ мальчик. — Меньше «шуточек» будет, да и жертв всяко меньше.
— А Рон на тебя волком смотрит, — хмыкнула девочка. — Давай отсядем от него?
— Давай, — согласился Гарри.
— Шрамоголовый урод… — услышал он бурчание рыжего, проходя мимо.
Теперь Гарри понимал, как же глуп был, простив предавшего его Рона на четвертом курсе. Теперь он знал, что Уизли его предавал далеко не один раз, поэтому и шансов тому давать больше не хотел. Джинни, на первый взгляд, ничего ни в какой тетрадке не писала.
— Надо от квиддича отказаться, — заметил Гарри. — Чтобы ты за меня не волновалась.
На эту фразу Гермиона честно попыталась мурлыкнуть, так была ей приятна забота мальчика. Поулыбавшись друг другу, они прослушали традиционные объявления директора, выглядевшего совершенно задерганным, и уже хотели приступить к еде, когда мимо них прошел младший из сыновей Уизли, сильно толкнув Гарри локтем. От этого стол даже слегка содрогнулся, а отвлекшаяся Гермиона не увидела, что произошло с ее бокалом, поэтому, убедившись в том, что с любимым все в порядке, она отпила сока. Точнее, попыталась.
— А-а-а-а-а! — громко закричал Рональд, падая на пол и начав извиваться. К нему направилась профессор МакГонагалл.
— Мистер Уизли! — воскликнула она. — Что вы творите? Немедленно прекратите!
— Больно! Больно! — закричал шестой Уизли, заставив нахмурившуюся женщину махнуть палочкой.
— Интересно, что произошло? — поинтересовалась Гермиона, все еще держа бокал в руке.
— Кажется, я знаю, — вздохнул Гарри, вспомнив, о чем говорила ему любимая в тот, последний раз. — Проверь-ка сок…
— Ой… — девочка активировала кольцо-концентратор, прошептав формулу проверки и побледнела. — Амортенция… концентрированная, почти яд…
— Помнишь, что мсье Франц о зельях говорил? — спросил ее мальчик и, увидев кивок, продолжил: — Ну вот… Видимо, отомстить хотел.
— Но за что?! — Гермиона была такой подлостью поражена в самое сердце.
На эту фразу Гарри только вздохнул. Стремление Рона действовать под влиянием момента, он хорошо изучил в прошлых жизнях, потому счел вопрос риторическим. А доставленному в Больничное крыло мистеру Уизли было совсем нехорошо, так как в нем выгорала сама суть магии. Пожелав отравить и подчинить носителя истинной любви, мальчик совершил преступление против самой сути мира. А магия вторых шансов не дает. Мучавшийся от боли мистер Уизли в Мунго отправлен не был, так как директору очень не хотелось за него платить. Именно поэтому помощи он так и не дождался.