— Росс, ведь это…
— Замолчи и поцелуй меня.
— Но…
Росс ухмыльнулся.
— Сегодня вечером я вытерпел всю эту респектабельность, все эти манеры, и теперь мне надо чего-то настоящего, из прежних времен, чего-то такого, что напомнило бы о моей порочной молодости.
— Так вот почему ты затащил меня на стог сена, вместо того чтобы пригласить в уютную, хорошо обставленную спальню!
— Знаешь, заниматься любовью в стоге сена — это совсем другое, особенное дело. Верно?
— Тебе лучше знать, — сказала Лидия с насмешливой строгостью. — Ты уже не раз таскал меня сюда среди дня. И я всегда боялась, как бы дети не застукали нас, играя в прятки.
Росс рассмеялся, расстегивая пуговицы у нее на груди.
— А это только больше возбуждает. Лидия провела рукой по темным волосам мужа и приподняла его голову, чтобы лучше видеть лицо.
— Но мне незачем сильнее возбуждаться, когда я занимаюсь с тобой любовью, ведь и так…
— Подобный разговор, леди, может вызвать массу проблем, — предупредил Росс низким вибрирующим голосом.
— Знаешь, эта дикость в тебе мне нравится, — прошептала Лидия. — Жилка Санни Кларка все еще жива. Кому это лучше знать, как не мне? Ты мой человек вне закона, и я люблю тебя. Какая разница, под каким именем ты живешь.
Глаза его, обращенные к ней, светились изумрудным огнем. Чувства, отражавшиеся на лице женщины, были так же неуправляемы, как и его чувства.
— Я люблю тебя.
— Ты не охладел ко мне за все годы совместной жизни? — Она позволяла ему делать все, что он хотел, с ее грудью, а Росс знал, от чего Лидия испытывает самое большое наслаждение. Он взял соски в рот.
— Росс! Росс! Росс! — И она упала ему на грудь, испытывая сладостный восторг.
Он тоже чуть не умер, но лишь для того, чтобы обновиться, освежиться и снова возродиться. Лидия неизменно возвращала ему столько, сколько получала.
Они тихо лежали, учащенно дыша и прислушиваясь к песне цикад. Лидия расстегнула его рубашку и поиграла волосками на груди. Они бормотали друг другу слова любви, целовались так, как целуются любовники, очень близкие и преданные друг другу. Наконец они заговорили более осмысленно.
— Кажется, Бэннер в порядке. Как думаешь? Росс вздохнул и привлек Лидию к себе.
— Думаю, да. Она умница. И упрямая, как все женщины. Нужен кто-то, у кого характер покрепче, чем у Грейди Шелдона, чтобы справиться с Бэннер.
Лидия усмехнулась и дернула за волосок на груди Росса.
— Но ты разве не беспокоился о ней? Ну хоть немного?
— Беспокоился, конечно. Я не могу свыкнуться с мыслью, что наша девочка уже не ребенок. Бэннер — женщина и должна прочно стоять на ногах. Она сама теперь отвечает за свои решения. Меня это пугает. Слишком импульсивна наша дочь. Легче позволить Ли что-то решать, к тому же он мальчик. А вот Бэннер мне хочется защищать. — Он уперся подбородком в макушку Лидии. — Я люблю обоих наших детей так сильно, что боюсь за них.
Лидия крепко закрыла глаза. Она знала, о каких родительских опасениях говорит муж. Каждый раз, когда Ли и Бэннер были не рядом с ней, отчаяние охватывало ее. Она всегда боялась, что, может быть, в последний раз видит их. Такие ощущения, конечно, глупые, но они понятны всем родителям.
Высвободившись, Лидия посмотрела на Росса.
— Может, мы не так тревожились бы за детей, если бы мы… если бы я могла иметь их еще.
Ну вот опять, снова.
Росс взглянул на жену. Он все еще считал это лицо самым красивым из всех, какие видел в жизни. Оно не смазливое, но в нем много жизни, характера, духовности. Ее глаза цвета хереса светились умом, это глаза личности. Росс впитывал каждую черточку любимого лица, смотрел на каскад разметавшихся волос и распухшие от поцелуев губы.
— Лидия, ты давала мне такое счастье все эти двадцать лет! Я даже не думал, что это бывает. Я говорил тебе, мне не важно, сколько у нас детей.
Лидия задумчиво опустила глаза.
— Да, ты говорил. Надеюсь, это так и есть.
— Так и есть. Я бы ничего не хотел изменить в нашей жизни с того дня, как мы уехали из Джефферсона вместе с Мозесом и ребенком.
— Я так рада, что у тебя уже был Ли. И благодарю Бога за то, что он дал нам Бэннер. Но как бы я хотела иметь много детей от тебя! Мне очень, очень жаль. Росс.
Об этом они говорили с давних пор, много раз. Лидия никак не могла смириться с тем, что так и не забеременела после рождения Бэннер. Росс постоянно просил ее не переживать, успокоиться. Он не чувствовал себя обделенным. Росс любил Ли, рожденного от другой женщины, но воспитанного Лидией. Он любил Бэннер, дочь, созданную им вместе с Лидией. Это было что-то особенное.
Росс хотел, чтобы печальное выражение исчезло с лица Лидии навсегда. Но понимал: оно все равно вернется. И он делал то, что мог, снова и снова успокаивал жену.
Росс нащупал ее грудь, полную и теплую, нашел сосок и стал крутить его большим пальцем, пока тот не затвердел.
— Нам не о чем жалеть, Лидия, — ласково сказал он. — Ты постоянно доставляла мне удовольствие. И так было всегда. — Росс прижался губами к ее груди. Лидия видела, как усы окружили ее сосок, а губы прихватили его.
Лидия закрыла глаза, выдохнула несколько раз его имя и подумала: может быть, она несет наказание за то, что любит Росса больше, чем Бога. Муж перевернул ее на спину и накрыл своим телом. Он снова пришел в возбуждение, и Лидия снова жаждала его. Росс приподнялся и одним сильным рывком вошел в нее.
Бэннер вырывала шпильки, распуская в темноте волосы. Она боролась с каждой шпилькой, они цеплялись, как рыболовные крючки, и стоило ей освободить одну, она тотчас бросала ее в повозку. Девушка была страшно возбуждена.
— Черт побери, что ты делаешь?
— Распускаю волосы.
— Почему?
— Потому что не могу больше этого выносить.
— А в чем дело?
Она затрясла головой, волосы разлетелись во все стороны. Шелковый локон коснулся лица Джейка, но он отмахнулся от него.
— Прекрати!
— У меня голова болит от всего этого. Я хочу, чтобы ее продуло ветром. И вообще это не твое дело.
Джейк скрипнул зубами и уставился на круп лошади, тащившей повозку.
— Хорошо, сиди спокойно, а то вывалишься и сломаешь шею.
Бэннер кипела. Слишком возбужденная, она не находила себе места и вся ощетинилась от злости. В детстве Бэннер обычно толкала Ли головой в живот, чтобы начать ссору, когда злилась на него. Этого хотелось ей и сейчас. Она жаждала драки и готова была ухватиться за любой промах Джейка.
Но он ничего такого не делал, просто управлял повозкой и курил свою чертову сигару. Наверняка все его мысли вьются вокруг той соплячки, Доры Ли. Бэннер не могла забыть момент, когда они возвращались к гостям.
Дора Ли посмотрела на нее злорадно и очень многозначительно. Джейк что-то шепнул Ли и Мике, и те расхохотались. Без сомнения, он сказал им что-то возмутительное и непристойное. Бэннер с радостью поколотила бы их всех.
Однако она танцевала, смеялась, притворяясь, будто от души веселится, а по правде говоря, никогда еще не была такой злой и несчастной. Стоило представить себе — Джейк целует Дору Ли точно так же, как и ее, и отравленное жало ревности пронзало Бэннер. Яд проникал во все клетки, превращая душу во что-то черное и маслянистое. Даже до того, как Джейк приехал на ее свадьбу, Бэннер ревновала, если он проводил время с другими людьми. Сейчас ревность разрослась до невообразимых размеров, но она ничего не могла с собой поделать.
— Тебе понравился вечер? — отрывисто спросила Бэннер. Если бы она не нарушила напряженного молчания, то наверняка треснула бы, как ореховая скорлупа.
— Угу, — пробормотал Джейк, глядя вперед.
— Ну конечно, понравился, еще бы. Ты наверняка хорошо провел время, судя по тому, как выхаживал перед всеми женщинами. — Бэннер откинула назад голову, выгнула шею и посмотрела на звезды, изображая всем своим видом беззаботность. — Я тоже. Люблю танцевать. Ноги завтра будут болеть от танцев! — Ей хотелось напомнить Джейку, что недостатка в партнерах не было.
— Ты можешь попарить их, если болят.
— Попарю. — Черт побери этот его холодный тон! — Думаю, Доре Ли тоже придется попарить ноги.
— Вот как?
Бэннер невесело рассмеялась, потом коротко и раздраженно выдохнула:
— Ха! — Это вышло у нее с натугой. — Этой девице все равно, с кем танцевать, лишь бы это был мужчина.
— Правда? — Он перекинул сигару из одного угла рта в другой.
Бэннер очень хотелось вырвать ее изо рта Джейка, но она не посмела.
— Весь город знает про ее отношение к мужчинам.
— Гм, — задумчиво произнес Джейк. — А я думал, она хорошая.
— Хорошая! Конечно, ты так думал.
— Так я и думал.
— Не жалеешь, что везешь домой меня? Уверена, ты предпочел бы провожать Дору Ли.
Джек молча пожал плечами, но с таким видом, который только подлил масла в огонь.
— Я видела, как вы вместе ускользнули. Ну и что? Она такая, как о ней говорят? — И, не дожидаясь ответа, продолжала:
— Убеждена, так и есть. Я видела эту глупую улыбочку на ее физиономии, когда вы возвращались. Ну просто стыд! — Бэннер покачала головой. — Не сомневаюсь, ты целовал ее. Не говоря уж про все остальное. Ты ведь ее трогал, да? Я слышала, она позволяет… Ну, я даже не могу это произнести. — Бэннер снова откинула голову. — Она непристойно грудастая. И еще гордится этим! И вся эта ее детская пухлость, которая еще не прошла… Наверное, на тебя произвела впечатление ее фигура. Она тебе что-нибудь показывала?
Джейк затянулся сигарой, медленно выпустил колечки дыма, потом швырнул ее в реку, когда повозка въехала на мост.
— Если я целуюсь, то никогда про это не говорю, Бэннер. — Он уставился на нее своими проницательными голубыми глазами. — И ты особенно должна бы этому радоваться.
Если бы Джейк ударил ее, она не была бы так поражена, обижена, ранена. Бэннер озадаченно уставилась на него. Весь воздух словно вышел из ее тела. А с ним и воинственный дух. Бэннер отвернулась, не в силах больше смотреть на него.
Джейк выругался про себя. Он тоже кипел от ревности. И тут же ему передалось настроение Бэннер. Казалось, повозка вспыхнет огнем, если они оба потеряют над собой контроль. Подавив собственные чувства, Джейк позволил ей высказаться. Он ненавидел себя за то, что ему пришлось сделать. Но проявил жестокость из добрых побуждений.
Но может, он был слишком жесток? Может, ему следовало обнять ее и извиниться? Может, он должен просто…
Нет, Джей. Если ты обнимешь ее, твои добрые намерения полетят к черту.
Волосы Бэннер были такие темные, такие соблазнительные в ночи. Ему нравилось чувствовать щекой их шелковистое прикосновение. Когда Бэннер нет рядом, он скучает по ее запаху. Она такая прелестная в своем нарядном платье, ее грудь под кокеткой такая зовущая в серебристом свете луны.
Джейк уверял себя, что его нежность к Бэннер — это нежность дяди к племяннице, но аргумент был слишком неубедительным. Его чувства совсем иные, чем те, которые бывают при таком родстве. Не хватало к его грехам прибавить грех кровосмешения.
Нет, Джейк. Не прикасайся к ней. Вы уже совершили глупость. Причем она поплатилась за это. Не веди себя снова как дурак.
Когда повозка въехала во двор, Бэннер выскочила, торопясь поскорее и подальше убраться от него. Сердце Джейка разрывалось, когда он смотрел, как девушка, гордо выпрямившись, шла к двери. Джейк понимал, она слишком унижена, и не мог оставить ее вот так, ничего не сказав.
— Бэннер!
Она остановилась, слегка склонив голову, но потом снова вздернула ее и обернулась с вызывающим видом.
— Да?
— Мне не стоило это говорить.
— Но это ведь правда, не так ли?
Взгляд Джейка перескакивал с одного предмета на другой, только бы не смотреть на нее, не позволить себе увидеть страдания Бэннер. Однако он знал: ради безопасности нельзя облегчать ее муки. И все же Джейк не спешил пожелать ей доброй ночи, оттягивая этот момент.
— Росс рассказал мне об одном посреднике в Форт-Уэрте. Этот человек мог бы подобрать нам небольшое стадо коров по сходной цене. Что скажешь?
Но Бэннер не хотела говорить о коровах. Она собиралась спросить, почему Джейк Лэнгстон так ненавидит ее. Он на самом деле ее ненавидит? Презирает за то, что она с ним сделала? Может, смеется над неуклюжими попытками заманить его в брак?
— Делай, как сам считаешь нужным. Ты у меня старший рабочий.
— Понятно. — Джейк смущенно крутил поводья. — Пожалуй, поеду на днях в Форт-Уэрт и повидаюсь с ним.
— Поезжай, если надо. Он кивнул.
— Ну ладно, спокойной ночи.
Пожалуйста, Бэннер, не смотри на меня так. Мне хочется обнять тебя, но я не могу.
— Спокойной ночи.
Джейк, почему ты наказываешь меня за грех, совершенный нами обоими? Не надо меня так сильно ненавидеть за это.
— Запрись как следует, слышишь? Я помню, какая ты сладкая, Бэннер. Я хочу тебя. Но я не могу, не могу, не могу.
— Запру. Спокойной ночи.
Ты был такой милый той ночью. Такой нежный, заботливый. Почему сейчас ты суровый и грозный?
Бэннер вошла в темный дом и закрыла за собой дверь. Джейк дождался, пока загорится свет в ее спальне, а потом потащил повозку в сарай.
— О Боже!
Три полена с грохотом выпали из рук Бэннер на землю. Одна рука метнулась к губам, чтобы не вырвался крик. Другая легла на живот.
— Что ты тут делаешь?
Из темноты вышел Грейди Шелдон и нерешительно шагнул к ней.
— Как ты, Бэннер? — спросил он заискивающим тоном. Девушка оправилась от шока, хотя тревога не оставила ее. Джейк и ковбои работали далеко от дома. Она была одна в доме и ходила за дровами, сложенными за сараем. Сейчас Бэннер испугалась бы любого мужчину, поджидавшего ее на крыльце. И уж тем более этого.
Но она подавила свой страх, его вытеснила злость — подумать только, какая наглость! Бэннер наклонилась за упавшими дровами, а выпрямившись, посмотрела на него с полным безразличием.
— Как я, Грейди? А тебе-то что? И вообще, какая наглость — явиться сюда! Если не уберешься через десять секунд, я тебя пристрелю.
Бэннер направилась мимо него к двери, но он схватил ее за руку и заставил остановиться.
— Бэннер, пожалуйста. Мне надо с тобой поговорить.
— А мне не надо. Проваливай отсюда и никогда больше не появляйся.
— Ты слышала о моей… моей жене?
Она бросила дрова на крыльцо и одарила его уничтожающим взглядом. Ванда и Догги Бернсы сгорели в огне. Это событие, случившееся на следующий день после приема в доме Коулменов, потрясло город. Джейк рассказал ей все, вернувшись из поездки в Ларсен. Это произошло две недели назад.
— Мне жаль, Грейди. Такая трагическая смерть. Но это не имеет ко мне никакого отношения.
— Имеет, Бэннер, — сказал он взволнованно. — Я хочу с тобой поговорить. Объяснить. У меня никогда не было ни единого шанса объясниться с тобой. Ведь это нечестно, правда?
— Нечестно то, что ты сделал, Грейди. А теперь извини меня. Мне надо готовить ужин. — Бэннер вошла в дом и повернулась, чтобы закрыть дверь. Но прежде чем это сделать, сказала:
— Не хочу больше тебя видеть. Никогда.
Грейди привязал свою лошадь на другой стороне загона. Поэтому Бэннер не заметила ее, пересекая двор. Сейчас из окна гостиной она наблюдала, как Грейди уезжает. И только теперь поняла, что сильно дрожит. Вытирая мокрые руки о штаны, Бэннер пошла на кухню готовить ужин.
Она решила не говорить Джейку о визите Грейди. Он только разозлится, и все. После того приема они вполне сносно уживались друг с другом. Правда, Джейк, закончив ужин, уезжал в город. Бэннер не хотела думать, куда он ездит и зачем. В салун? К Доре Ли? Однако она никогда не могла уснуть до его возвращения.
Появление Грейди могло нарушить мирное сосуществование и разжечь ярость Джейка, поэтому незачем ему говорить. Бэннер была уверена: у Грейди не хватит духу вернуться.
Но он вернулся. На следующий день, примерно в то же время. Бэннер подумала, а не специально ли Грейди подгадывает, выяснив, когда она остается в доме одна? Ведь мужчины работают далеко отсюда. На этот раз он постучал в заднюю дверь. Бэннер открыла дверь и увидела Грейди Шелдона с букетом цветов.
Она уставилась на цветы, но не потянулась к ним.
— Я запретила тебе приезжать.
— А можно мне войти?
— Нет. Уходи, Грейди. Я думала, что сказала все ясно… — Бэннер, пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Она внимательно посмотрела на него. Грейди изменился. Лицо его уже не было по-мальчишески красивым, вызывающе чистым, открытым и честным. Появились усталые складки вокруг рта и тени под глазами. Он выглядел измученным. Перемены, конечно, не слишком явные, но вполне очевидные.
Сердце Бэннер сдавила жалость. Наверное, Грейди страдал так же сильно, как она? Хотя это невозможно. Мужчины обычно выходят из таких скандалов без потерь. Лидия говорила ей.
Может от жалости, может, потому, что она больше не боялась его, Бэннер разрешила ему войти. Грейди робко переступил порог. Она не предложила ему сесть. Он неловко держал в руках цветы, потом положил букет на стол.
— Бэннер, я знаю, ты должна ненавидеть меня.
— У меня нет к тебе ненависти. И вообще никаких чувств. Все, что было раньше, умерло в тот момент, когда я узнала о твоем предательстве.
Грейди уставился на свои ботинки. Черт побери, сегодня ему не хотелось изображать кротость, мягкость или покаяние. Он вообще хотел бы послать ко всем чертям этих Коулменов. Но они ему могли здорово пригодиться. Две последние недели в его жизни были самыми худшими.
Вначале Грейди делал вид, что он в шоке из-за пожара, погубившего Борисов. Потом выдержал испытание следствием. Пожар и связанная с этим смерть — привычное дело, но Грейди не нравились подозрительные взгляды шерифа и горожан.
Грейди Шелдону нужны союзники, такие могущественные, как Коулмены. И если бы ему удалось восстановить отношения с ними, город снова принял бы его. Бизнес Грейди все еще процветал, потому что он владел единственной в окрестностях деревообрабатывающей фабрикой и складом стройматериалов. Но уважение людей он потерял, в их глазах читал презрение.
И потом, черт побери, Грейди хотел заполучить те акры леса, которые принадлежали теперь Бэннер Коулмен, и ради этого он готов был унижаться перед ней. Нужно явиться к ней сломленным, женщинам нравится прощать мужчин. Они не могут устоять, когда чувствуют себя выше. Бэннер Коулмен не исключение. Грейди Шелдон мог поклясться в этом.
— Бэннер, то, что случилось в церкви, ужасно. Мне было так плохо, я больше страдал из-за тебя, чем из-за себя. Я понимал, каково тебе это пережить и что ты будешь думать обо мне.
— Ты опозорил меня и мою семью перед всеми.
— Знаю.
— Не думаю, что могу скоро обо всем забыть и тем более простить, Грейди.
— Но надеюсь, со временем сможешь, — после того как я хоть что-то объясню насчет Ванды.
— Не хочу ничего слышать. Уходи.
— Пожалуйста, Бэннер. Ну пожалуйста, выслушай меня. — Грейди облизнул губы и шагнул вперед, с мольбой протягивая к ней руки. — Я ужасно чувствую себя из-за ее смерти, из-за ребенка, и вообще… Я будто приговоренный к пожизненному заключению, которого внезапно освободили. Поверь: такая девица, как Ванда, для меня никогда ничего не значила.
— Так ты же с ней занимался любовью! — воскликнула Бэннер.
Грейди опустил голову.
— Знаю, знаю. Но поверь, с тех пор я жалею о каждом своем вздохе. Я был с ней один раз, Бэннер. Клянусь. Только один раз, — лгал он. — И это не было любовью, это что-то совершенно другое. Вряд ли я отец ребенка. Молю Бога, чтобы это оказался не я. Но нет никакой возможности доказать!
— Все это не важно. Главное, ты предал меня и любовь, в которой клялся.
— Я понимаю, тебе тяжело как женщине, как леди, понять такого рода страсть. — Грейди опустил глаза и поэтому не видел, как побледнела Бэннер. — Иногда такое случается. Прежде чем поймешь, что произошло, уже приходится сожалеть о случившемся.
Когда Грейди рискнул поднять голову и посмотреть, какое впечатление производит его признание, Бэннер уже отвернулась к окну.
— Это произошло так быстро, — поспешно продолжал он, полагая, что Бэннер молчит, размышляя над его словами. — Я поехал к ним купить немного виски. Она была дома одна. Она… Она… ну, ты можешь представить себе, как нескромно она вела себя. А я как раз возвращался после встречи с тобой. Я так ужасно хотел тебя. И когда Ванда… ну… Ну, я вообразил на несколько минут, будто целую тебя. Она не останавливалась, Бэннер, продолжала и продолжала, трогала меня. Мне не следует говорить с тобой о подобных вещах, я понимаю, но она трогала меня в интимных местах, понимаешь, и говорила мне такое, что…
— Пожалуйста, — прошептала Бэннер, ухватившись пальцами за край полки так сильно, что они заныли. — Прекрати.
Как издевка звучали теперь в ушах собственные слова Бэннер, когда она умоляла Джейка взять ее. Она умоляла, уговаривала, подбадривала, произнося все, что только могла придумать в тот момент. Бэннер даже дошла до того, что напомнила ему о его любви к ее матери. Обжигающие слезы ослепили девушку. Боже, неудивительно, что Джейк относится к ней с таким же презрением, как Грейди к своей проститутке.
— Бэннер, будь ты мужчиной, ты поняла бы меня. Когда дело доходит до определенной точки, пути назад нет. Мужчина теряет над собой власть. Я после этого ненавидел себя. Не мог поверить, что я это сделал. Клянусь, я не трогал Ванду и никакую другую женщину после нее. Я всегда хотел только тебя. Я люблю тебя.
Бэннер вытерла слезы. Настроение Грейди поднялось, он думал, что она плачет из-за него. Но Бэннер повернулась к нему и спросила:
— А чего ты хочешь от меня? Зачем ты пришел?
— Я хочу вернуть тебя. Хочу, чтобы мы поженились.
— Это невозможно.
Он упрямо замотал головой:
— Нет, возможно. Возможно, если ты простишь меня. Бэннер, умоляю тебя. Я сделал ошибку. Одну несчастную ошибку. Это был самый ужасный миг в моей жизни. Пожалуйста, не заставляй расплачиваться за него вечно. Обещай мне подумать. Я не могу жить без тебя. Я слишком сильно тебя люблю.
Бэннер изумилась, что слова Грейди Шелдона кажутся ей такими пустыми. А ведь несколько недель назад она думала, что любит его так же сильно, как он ее. Но любила ли она Грейди на самом деле? И что сейчас чувствует? Только жалость. А любовь? С каждой минутой это слово представлялось Бэннер все более бессмысленным. Оно применимо к совсем разным чувствам, наверное, потому, что люди не придумали другого всеобъемлющего слова.
И кто она такая, чтобы судить Грейди за его падение, когда сама пала не менее низко, чем он? Грейди предал ее любовь, да. Но разве Бэннер не предавала тех, кто ее любит? Родителей? Ма? Ли? Мику? И самого Джейка?
Джейк. В него она влюблена. И это надо признать.
Она любила Джейка всю жизнь. Это счастливое бурлящее чувство выплескивалось на поверхность, переливалось через край всякий раз, когда Бэннер видела его. Но это была естественная любовь, которую можно выражать открыто.
Но эта любовь — совсем другая. Она не принесла ей ничего, кроме несчастья. Такую любовь прячут. От нее нельзя ликовать.
Грейди предлагал ей выход. Выйдя за него замуж, она станет жить — ну если не счастливо, то по крайней мере снова жить. Она освободится от борьбы, рвущей ее сердце на части. Надо бы подумать о предложении Грейди. Он, конечно, уже не прежний щеголь, уверенный в себе и своем будущем. Позор его поступка еще долго будет преследовать его. Его извинения, похоже, искренни, но сможет ли она снова поверить ему?
Словно читая ее мысли, Грейди сказал:
— Я понимаю, ты не веришь мне. Но все, что я сказал, правда, Бэннер. Я обожаю тебя. Ты мне так нужна!
Бэннер подумала: а захочет ли Грейди взять ее в жены, узнав, что она больше не девственница? Если Грейди изменился, то и она изменилась. О, еще больше. Нет уже прежней веселой Бэннер Коулмен, которой когда-то Грейди сделал предложение. Ее больше не существует.
— Сомневаюсь, что мы сможем вернуться к прошлому… Грейди поднял руку:
— Не отвечай мне сейчас. Просто подумай об этом. Бэннер вдруг ощутила страшную усталость, такую, что боялась упасть. Ей хотелось, чтобы он поскорее ушел.
— Я подумаю. Мне нужно время.
— Понимаю. — Грейди набрался мужества, взял ее руку, поднес к губам и нежно поцеловал. Потом рука безжизненно упала. — Я не отступлюсь, Бэннер, пока ты не скажешь «да». — Он повернулся и вышел.
Бэннер опустилась на стул, закрыла лицо руками и расплакалась. После приема у родителей и ужасного дня, который предшествовал ему, она не позволяла себе плакать из упрямства. А теперь слезы горячим соленым потоком хлынули из глаз.
Какой простой была бы ее жизнь, если бы свадьба состоялась! Она была бы счастлива и никогда бы не узнала, как Грейди развлекался с Вандой Берне и с кем-то еще. Они с Джейком остались бы друзьями. Между ними не было бы никакой вражды. Ну как только она додумалась пойти к нему в сарай в ту ночь?
Услышав шаги Джейка во дворе, Бэннер резко вскинула голову. Коротко постучав, он открыл дверь и окликнул ее. Она отвернулась, но Джейк успел заметить следы слез.
— Что случилось? Что?
— Ничего.
— Ты плачешь. — Он быстро пересек кухню, зазвенев шпорами, и опустился перед ней на колени. — Плачешь, не обманывай.
Джейк сдвинул назад шляпу, и прядь светлых волос упала на лоб. Сердце ее переполнилось любовью, и лицо запылало.
— О Джейк!
И вдруг он обнял ее, а Бэннер уткнулась ему лицом между шеей и плечом. Воротник его тут же промок от ее слез.
Джейк зарылся лицом ей в волосы и притянул к себе. Он не отстранял Бэннер до тех пор, пока она не выплакалась и рыдания не сменились тихими всхлипываниями, приглушенными его шейным платком.
Только после этого Джейк отстранил от себя Бэннер и посмотрел ей в лицо.
— Ты скажешь, что случилось?
— Не поверишь. Сенная лихорадка. Он посмотрел на цветы.
— У тебя никогда не было ее в детстве.
— Откуда тебе знать? Ты всегда куда-то уезжал и бросал меня.
Взгляд его остановился на губах Бэннер, произносящих эти упреки, и тогда Джейк поднес руку ко рту и стащил сильными белыми зубами кожаную перчатку, не сводя глаз с ее губ.
— Прости. Каждый раз, покидая тебя, я так или Иначе приношу тебе боль. Прости, Бэннер. — Джейк притронулся к ее щеке. Другой рукой он обнял девушку за талию и привлек к себе. Ее грудь прижалась к его груди. Джейк наклонился и поцеловал Бэннер.
Затрепетав, она обняла его, ее руки сошлись у него на спине; казалось, она сцепила пальцы вокруг твердой колонны.
— Кто учил тебя целоваться, Бэннер? — спросил Джейк.
— Ты.
— Я не так учил. Открой рот.
— Я не хочу, чтобы ты подумал, будто я такая же проститутка, как Уоткинс, или потаскушка вроде Доры Ли.
— О, ради Бога! — вздохнул он. — Поцелуй меня как следует.
У Бэннер не было выбора. Язык Джейка протиснулся между ее губами, и они раздвинулись. Он наклонил ее голову набок решительно и уверенно, язык проник глубже, касаясь неба, тыльной стороны зубов, заскользил по губам. Это возбуждало Бэннер невероятно.
Но Джейк не прекратил ласки, даже отпустив ее губы. Она доверчиво прильнула к нему, такая слабая, такая нежная, и он слизнул остатки слез с ее век, коснулся кончика носа языком и словно рассыпал поцелуи по заплаканным щекам. Как хорошо, и как волнует! Замечательно!
— Почему ты плакала, Бэннер?
— Я же сказала тебе, сенная лихорадка. Джейк запустил пальцы в ее волосы, приподнял их и прихватил мочку уха зубами. Бэннер вскрикнула, а он улыбнулся.
— Так если у тебя сенная лихорадка, зачем же ты собирала цветы?
— А я их не собирала.
— Откуда же они?
— Грейди принес.
Джейк резко поднял голову и долго смотрел на нее в упор. Потом снял шляпу, непонятным образом удержавшуюся на голове во время их объятий, и ударил ею несколько раз по бедру, подняв облачко пыли.
— Надеюсь, я не так понял.
— Грейди принес их мне, — повторила Бэннер, и лицо Джейка ей совсем не понравилось.
— Грейди Шелдон? — Сердечный тон, каким он произнес это, предательски выдавал его напряжение. Бэннер встала.
— Да, Грейди Шелдон.
И тут Джейк взорвался. Он швырнул шляпу на вешалку у двери. Вышло удачно: она повисла на крючке с первого раза. Джейк стоял перед Бэннер, уперев кулаки в бедра.
— Ты позволила ему войти?
Его поза и лицо говорили Бэннер, что он о ней сейчас думает: дура, каких поискать. Бэннер стало нехорошо, — А почему бы и нет? — Она пошла к раковине и без всякой необходимости начала яростно накачивать в нее воду.
— Почему бы и нет? — заорал Джейк так, что задрожали стекла в окнах.
— Почему бы и нет? Если помнишь, я когда-то собиралась выйти за него замуж.
— Да, помню. — Джейк подошел к ней, стащил вторую перчатку и кинул на стол к первой. — Я помню также, как в него стреляли и проделали ему дырку в плече в день твоей свадьбы за то, что он обрюхатил какую-то девку.
Бэннер быстро повернулась.
— Ты так старомодно выражаешься, — заметила она с сарказмом.
— И о чем ты думаешь, впуская его в дом? Теперь, когда Джейк указал ей на это, Бэннер поняла, насколько глупо себя вела. Ли говорил, что в церкви Росс угрожал убить Грейди. А человек, такой гордый, как Грейди, не мог забыть этой угрозы. Вдруг он приходил сюда мстить, а не искать прощения? О нет. Но даже усомнившись в том, что ей стоило впускать Грейди, Бэннер не призналась в этом Джейку. Она посмотрела на него холодно и отчужденно.
— Он извинялся и просил меня выйти за него замуж. Джейк уставился на нее, не веря ни ушам, ни глазам. Наконец покачал головой и безжалостно расхохотался.
— Надеюсь, ты не обдумываешь это предложение?
— Может, и обдумываю.
Глаза Джейка угрожающе сощурились. Он не доверял Шелдону, считая слишком странным пожар, в котором погибли Ванда и ее отец. Уж очень много совпадений, и как начался пожар, никто не мог объяснить до сих пор. Джейк возненавидел этого сукина сына, как только увидел его в церкви. Он тут же понял, что Шелдон не тот человек, который нужен Бэннер. Джейк терпеть не мог изворотливых, раболепствующих, амбициозных ублюдков вроде Шелдона.
— Этот недоносок угрожал тебе?
— Нет.
— А что он сказал?
— Это мое дело.
— Не хитри со мной, мисс Коулмен. Росе убьет Шелдона, если узнает, что тот приблизился к тебе.
— Полагаю, ты сейчас же полетишь в Ривер-Бенд и доложишь.
Его обветренное лицо выразило презрение.
— Я не доносчик, Бэннер. А ты не ребенок.
— Это верно. Я не ребенок. И вольна принимать цветы от любого мужчины, если захочу. А ты старший рабочий на Плам-Крик. Я советуюсь с тобой по делам ранчо, но пока не попрошу твоего совета по личным делам, держи свои советы при себе.
Джейк не знал, что разумнее — задушить ее или поцеловать. Но он был настолько не в себе, что не мог решиться ни на то, ни на другое. Схватив свои перчатки, Джейк сорвал шляпу с крючка и вылетел за дверь. Шпоры его зазвенели, когда он тяжелой походкой шел по утоптанной земле. И в ритм шагам произносил ругательства.
Испорченная дрянь. Она не понимает, что хорошо и что плохо. Не понимает, что он хочет лишь защитить ее от скользких типов вроде Шелдона или соблазнителей вроде Рэнди.
И черт побери, как она могла целовать его, когда эти проклятые шелдоновские цветы лежали рядом на столе?
Да какого черта? Почему это должно волновать его? Джейк не понимал. Он обещал Россу присмотреть за ней. Хорошо. Но он же не виноват, если Бэннер снова заводит шашни с этим дерьмовым Шелдоном? Черт побери, нет, он не сможет присмотреть за ней. Если Бэннер вляпается во что-то, значит, именно этого она и заслуживает.
Но Джейк знал, что убьет Грейди Шелдона, прежде чем тот посмеет коснуться Бэннер Коулмен. И это так же неотвратимо, как завтрашний восход солнца.