Друри Лейн (омнибус)

Сцена 1 Морг

2 февраля, 21.30

Глубоководный траулер «Лавиния Ди» вызывал ассоциации с плывущим бульдогом. Возвращаясь после долгого плавания в Атлантике, траулер с важным видом миновал Сэнди-Хук, огрызнулся на Форт-Хэнкок и направился в Лоуэр-Бей, пятная клочками пены синюю воду залива. В трюме лежал скудный улов, палубу покрывал мусор, а экипаж проклинал капитана, море, рыбу, пасмурное небо и унылый берег Стейтен-Айленда по левому борту. Бутылка переходила из рук в руки. Люди ежились под непромокаемыми плащами.

Здоровенный парень, рассеянно наблюдавший за бегущими волнами, внезапно выпучил глаза и закричал. Экипаж уставился в направлении его указательного пальца. В сотне ярдов от траулера на волнах залива покачивался темный предмет, подозрительно напоминающий мертвое человеческое тело.

Услышав команду «Лево руля!», матрос, стоящий у штурвала, крепко выругавшись, повиновался. «Лавиния Ди», скрипя всеми суставами, неуклюже повернула налево и начала описывать круги, постепенно приближаясь к загадочному предмету. Возбужденный экипаж шарил баграми по соленому воздуху, пытаясь добраться до самой причудливой рыбы сегодняшнего улова.

Спустя пятнадцать минут на скользкой палубе в луже зловонной воды лежало бесформенное тело, которое, судя по его состоянию, было брошено в морские глубины много недель тому назад. Теперь члены экипажа стояли молча, уперев руки в бока и расставив ноги. Никто не прикасался к находке.

Именно так, с запахом рыбы и соленого ветра в ноздрях, начал Йорк Хэттер свое последнее путешествие. Похоронными дрогами ему служил грязный траулер, носильщиками гроба — грубые небритые мужчины с рыбьей чешуей, прилипшей к одежде, реквиемом — негромкие проклятия моряков и свист ветра в Нэрроузе. Наконец «Лавиния Ди» пришвартовалась у маленького причала возле Бэттери. Капитан хриплым голосом выкрикнул сообщение о непредвиденном грузе, портовые служащие закивали, бросая быстрые взгляды на грязную палубу, в тесных офисах зазвонили телефоны. Йорк Хэттер недолго лежал под брезентом. Подъехал фургон «скорой помощи», мужчины в белом уложили мокрый груз на носилки, и под погребальное пение сирены Йорк Хэттер направился по нижнему Бродвею в морг.

Судьба его была странной и таинственной.

21 декабря, за четыре дня до Рождества прошлого года, старой Эмили Хэттер сообщили, что ее муж пропал. Он попросту незаметно вышел из кирпичного дома Хэттеров на Вашингтон-сквер рано утром, ни с кем не попрощавшись.

Никаких следов передвижений старика обнаружить не удалось. Миссис Хэттер не могла объяснить исчезновение мужа. Бюро поиска гражданских лиц выдвинуло теорию, что Хэттера похитили и удерживают ради выкупа. Но эта версия была отброшена, поскольку состоятельное семейство старика не получило никаких известий от гипотетических похитителей. Другие теории были предложены газетами. Одна из них утверждала, что старик убит, поскольку там, где замешаны Хэттеры, возможно решительно все. Семья упорно это отрицала — Йорк Хэттер был безобидным маленьким человечком, имевшим мало друзей и, насколько известно, ни одного врага. Другая газета, вероятно основываясь на причудливой истории клана Хэттеров, выражала мнение, что он просто сбежал от своей властной супруги, эксцентричных, утомительных отпрысков и прочих действующих на нервы домочадцев. Однако эта версия тоже зашаталась, когда полиция указала, что его личный банковский счет остался нетронутым. Благодаря этому факту отчаянная догадка о «таинственной женщине» умерла, не родившись. Старая Эмили Хэттер, возмущенная подобным предположением, заявила, что ее мужу шестьдесят семь лет, а это едва ли тот возраст, когда мужчина оставляет дом, семью и состояние в погоне за блуждающим огоньком любви. После пяти недель безрезультатных поисков полиция пришла к единому выводу — самоубийство. И похоже, она оказалась права.

Инспектор Тамм из отдела убийств нью-йоркского управления полиции вполне достойно заменил священника на похоронах Йорка Хэттера. Это был крупный мужчина с массивной, но отнюдь не пустой головой, безобразным лицом, седеющими волосами, сломанным носом, приплюснутыми ушами и длинными руками и ногами. Он походил на боксера-тяжеловеса — костяшки его пальцев покрылись мозолями от многочисленных ударов, нанесенных преступникам. От него исходило ощущение солидности и надежности. Инспектор был опытным и честным полицейским, состарившимся на службе.

Теперешнее дело не казалось особенно сложным. Исчезновение, безуспешные поиски, находка порядком обглоданного рыбами трупа, множество признаков, способствующих идентификации… Но поскольку ходили разговоры об убийстве, инспектор считал своим долгом досконально во всем разобраться.

Доктор Шиллинг, судмедэксперт округа Нью-Йорк, подал знак ассистенту, и обнаженное тело переложили с прозекторского стола на каталку. После этого коренастая тевтонская фигура Шиллинга принялась производить ритуалы перед умывальником — он долго мыл пухлые маленькие руки, тщательно дезинфицировал и вытирал их, потом достал обгрызенную зубочистку из слоновой кости и начал столь же тщательно исследовать свои зубы. Инспектор облегченно вздохнул — работа зубочисткой означала, что дело сделано и пришло время для разговора.

Они направились следом за каталкой в мертвецкую. Никто не произносил ни слова. Когда тело Йорка Хэттера положили на плиту, ассистент повернулся с вопрошающим видом. Но доктор Шиллинг покачал головой, давая понять, что отправлять труп в хранилище еще рано.

— Ну, док?

Медэксперт отложил зубочистку.

— Случай абсолютно ясный, Тамм. Человек умер почти сразу же после того, как попал в воду. Об этом свидетельствуют легкие.

— Вы имеете в виду, что он сразу захлебнулся?

— Nein[70]. Он не захлебнулся. Он умер от отравления.

Инспектор Тамм нахмурился, глядя на плиту.

— Значит, это убийство, док, и мы были не правы. Записка могла быть подложной.

Маленькие глазки доктора Шиллинга блеснули под старомодными очками в золотой оправе. Грязная серая шляпа нелепо торчала на лысой голове.

— Вы на редкость простодушны, Тамм. Отравление не обязательно убийство… Ja[71], в его организме остались следы синильной кислоты. Ну и что? Он просто стоял у борта судна, проглотил кислоту и упал или прыгнул в воду. Разве это убийство, Тамм? Самоубийство — и вы были правы.

— Великолепно! Значит, его убила синильная кислота, а умер он, как только попал в воду?

Доктор Шиллинг склонился над плитой — вид у него был сонный, как всегда.

— Убийство исключено. Нет никаких следов насилия. Ушибы костей и царапины на коже, несомненно, вызваны столкновением трупа с подводными препятствиями. Остальное доделали рыбы.

— Они хорошо потрудились — лицо абсолютно неузнаваемо. Но почему мы не нашли его раньше? Тело не могло плавать пять недель, верно?

— Вы слепец! Все ясно как день!

Медэксперт шагнул в сторону, подобрал мокрое пальто, снятое с трупа, и указал на большую дыру в ткани на спине.

— Рыбий укус? Ба! Эта дыра проделана чем-то большим и острым. Тело зацепилось за какую-то корягу под водой, Тамм. Потом его освободил прилив или шторм два дня назад. Неудивительно, что вы пять недель не могли его обнаружить.

— Место находки подтверждает вашу версию, — задумчиво промолвил инспектор. — Он проглотил яд. Прыгнул за борт, скажем, с парома на Стейтен-Айленд и поплыл через Нэрроуз… Где его вещи? Я бы хотел еще раз на них взглянуть.

Тамм и Шиллинг подошли к столу, на котором лежало несколько предметов: бумаги, настолько промокшие, что от них не было никакого толку, трубка из эрики, промокший коробок спичек, кольцо с ключами, бумажник с несколькими купюрами, горсть мелочи, массивный перстень-печатка, снятый с левой руки мертвеца, с инициалами «И. Х.».

Но инспектора интересовал лишь один спасенный предмет — водонепроницаемый кисет с сухим табаком, в котором обнаружили не пострадавший от соленой воды клочок бумаги. Тамм развернул его во второй раз — послание было написано несмываемыми чернилами, четким, как типографский шрифт, почерком и состояло из двух фраз:

— Коротко и ясно, — заметил доктор Шиллинг. — Этот человек мне по душе. «Я совершаю самоубийство, будучи в здравом уме». Больше ничего не требуется. Целый роман в одной фразе, Тамм.

— Перестаньте, не то я заплачу, — проворчал инспектор. — Вон идет старая леди. Я просил ее прийти для опознания тела. — Он схватил простыню, лежащую у плиты, и быстро накрыл ею труп.

Доктор Шиллинг издал немецкое восклицание и шагнул в сторону.

В мертвецкую вошла молчаливая группа, состоящая из женщины и троих мужчин. Не вызывало никакого удивления, что женщина шагает впереди, — при взгляде на нее становилось очевидным, что она рождена для того, чтобы держать поводья. Старуха выглядела твердой, как окаменевшее дерево. У нее были седые волосы, пиратский крючковатый нос и голубые глаза, холодные и немигающие, как у сарыча. Тяжелый подбородок никогда не опускался в знак подчинения… Такой была миссис Эмили Хэттер, известная двум поколениям читателей газет как «сказочно богатая, эксцентричная психопатка с Вашингтон-сквер, обладающая железной волей». Ей было шестьдесят три года, но выглядела она на десять лет старше. Ее одежда вышла из моды, еще когда Вудро Вильсон приносил президентскую присягу.

Взгляд женщины был прикован к плите с ее задрапированным грузом. Она приближалась к ней медленной и тяжелой поступью рока. Инспектор заметил, как идущий позади высокий и нервный блондин, удивительно похожий на миссис Хэттер, попытался протестовать, но женщина отмахнулась от него, подошла к плите, подняла простыню и устремила на изуродованное лицо немигающие глаза.

Инспектор Тамм не мешал ей удовлетворять эмоциональные фантазии. Понаблюдав за ее лицом, он перенес внимание на стоящих рядом мужчин. В высоком нервном блондине лет тридцати Тамм узнал Конрада Хэттера — единственного сына Йорка и Эмили Хэттер. Лицо Конрада было хищным, как у матери, но в то же время безвольным, пресыщенным и носившим явные следы беспутной жизни. Бросив взгляд на мертвеца, он уставился в пол, слегка притопывая правой ногой.

Рядом стояли двое пожилых мужчин, с которыми Тамм также познакомился, расследуя исчезновение Йорка Хэттера. Одним был семейный врач, доктор Мерриэм, высокий седовласый человек лет семидесяти, с худыми сутулыми плечами. Он не проявлял признаков отвращения, разглядывай мертвое лицо, хотя ему явно было не по себе — инспектор приписал эту реакцию длительному знакомству с покойным. Его компаньон, высокий, тощий и прямой как жердь, внешне казался наиболее странным членом группы. Это был капитан Триветт — ушедший на покой владелец грузового судна и старый друг Хэттеров. Инспектор Тамм, к своему стыду, впервые заметил, что из правой штанины синих брюк капитана торчит кончик деревянной ноги. Казалось, Триветт пытается вытолкнуть застрявший в горле ком. Он положил сморщенную загорелую руку на плечо миссис Хэттер, словно стараясь ее утешить, но старуха одним резким движением стряхнула ее. Триветт покраснел и шагнул назад.

Женщина впервые оторвала взгляд от трупа.

— Это… Я не уверена, инспектор.

Тамм вынул руки из карманов пальто и откашлялся.

— Естественно, миссис Хэттер, вы не можете быть уверены. Лицо слишком изуродовано… Взгляните на одежду и вещи.

Старуха кивнула и последовала за Таммом к стулу, на котором лежала мокрая одежда, облизывая тонкие красные губы, как кошка после сытного завтрака, — это было единственным проявлением эмоций. Доктор Мерриэм молча занял ее место у плиты, отодвинув Конрада Хэттера и капитана Триветта, и поднял простыню. Доктор Шиллинг наблюдал за ним с профессиональным скептицизмом.

— Одежда принадлежит Йорку. Эти вещи были на нем в тот день, когда он исчез, — сказала старуха.

— А теперь, миссис Хэттер, взгляните на эти предметы. — Инспектор подвел женщину к столу. Она подобрала перстень-печатку, скользя ледяными глазами по трубке, бумажнику, кольцу с ключами…

— Перстень Йорка, — сухо произнесла старуха. — Я подарила его ему… А это что? — Она резким движением схватила записку и прочитала ее, потом, сразу успокоившись, кивнула почти равнодушно. — Почерк, несомненно, Йорка.

Конрад Хэттер склонился над столом — его глаза беспокойно перебегали с одного предмета на другой. Он тоже казался взволнованным посланием мертвеца.

— Значит, это все-таки самоубийство, — пробормотал Конрад, порывшись во внутреннем кармане и достав какие-то бумаги. — Я не думал, что старому дураку хватит духу…

— Образцы его почерка? — осведомился инспектор.

Блондин передал ему бумаги, и Тамм склонился над ними. Миссис Хэттер, больше не взглянув ни на тело мужа, ни на его вещи, начала обматывать шарфом тощую шею.

— Почерк, безусловно, его, — пробормотал инспектор. — О'кей, думаю, это решает дело. — Тем не менее он спрятал в карман записку и другие образцы почерка, после чего посмотрел на плиту. Доктор Мерриэм только что накрыл тело простыней. — Что скажете, доктор? Вы знаете, как выглядел Йорк Хэттер. Это он?

— По-моему, да, — ответил старик, не глядя на Тамма.

— Мужчина лет шестидесяти, — неожиданно заговорил доктор Шиллинг. — Маленькие руки и ноги. Очень старый обрубок аппендикса. Лет шесть-семь назад перенес операцию — вероятно, по поводу камней в желчном пузыре. Эти данные соответствуют, доктор?

— Да. Я сам удалил ему аппендикс восемнадцать лет назад. Другая операция — камень в печени. Не слишком серьезный случай. Оперировал Робинс из клиники Джона Хопкинса… Да, это Йорк Хэттер.

— Конрад, сделай приготовления к похоронам, — распорядилась старуха. — Только без лишнего шума. Краткое объявление в газетах, никаких цветов. Займись этим сразу же. — Она направилась к двери. Капитан Триветт смущенно поплелся следом. Конрад Хэттер что-то пробормотал, очевидно выражая согласие.

— Одну минуту, миссис Хэттер, — сказал инспектор Тамм.

Старая леди остановилась и сердито повернулась к нему.

— Не так быстро. Почему ваш муж покончил с собой?

— Я думаю… — начал блондин.

— Конрад! — Он съежился, как побитый пес. Старуха подошла к инспектору так близко, что он ощутил кисловатый запах ее дыхания. — Что вам нужно? — осведомилась она. — Вы ведь не сомневаетесь, что мой муж покончил жизнь самоубийством?

— Конечно нет, — отозвался удивленный Тамм.

— Тогда дело закрыто, Я не желаю, чтобы кто-то из вас беспокоил меня снова. — Старуха снова двинулась к выходу, сопровождаемая капитаном Триветтом, чье лицо выражало явное облегчение. Конрад судорожно глотнул и последовал за ними. Тощие плечи доктора Мерриэма опустились еще ниже — он также молча удалился.

— Ну, сэр, — ухмыльнулся доктор Шиллинг, — вас здорово поставили на место! Gott[72], ну и женщина! — Он задвинул плиту в нишу хранилища.

Инспектор Тамм коротко выругался и вышел. На улице молодой человек с блестящими глазами схватил его за руку и зашагал рядом с ним.

— Добрый вечер, инспектор! Я слышал, вы нашли тело Хэттера?

— Чертова ведьма! — буркнул Тамм.

— Да, — весело подтвердил репортер. — Только что видел, как она вышла. Ну и челюсть — что у твоего Демпси![73] Я знаю, инспектор, что вы здесь не просто так. Что носится в воздухе?

— Ничего. Отпустите мою руку, вы, молодой бабуин!

— Не надо злиться, инспектор… Могу я написать, что вы подозреваете нечистую игру?

Тамм сунул руки в карманы и свирепо уставился на своего инквизитора:

— Если вы это сделаете, я вам все кости переломаю! Неужели ваша братия никогда не бывает удовлетворена? Говорят вам, это самоубийство! Тело опознано. А теперь убирайтесь, пока не получили хорошего пинка в зад!

Инспектор остановил такси. Репортер задумчиво смотрел ему вслед.

Со стороны Второй авеню к репортеру подбежал запыхавшийся мужчина:

— Привет, Джек! Есть что-то новенькое о Хэттерах? Видел старую ведьму?

Собеседник Тамма пожал плечами, провожая взглядом такси инспектора.

— На первый вопрос отвечаю: может быть. На второй — да, но ничего не узнал толком. Как бы то ни было, наклевывается недурная история с продолжением… — Он вздохнул. — Ну, убийство это или нет, могу только поблагодарить Бога за то, что он послал нам этих Безумных Хэттеров.

Сцена 2 Дом Хэттеров

Воскресенье, 10 апреля, 14.30

Безумные Хэттеры…[74] Много лет назад, в период, изобилующий новостями о семействе Хэттер, один не лишенный воображения репортер окрестил их так, вдохновившись «Алисой в Стране чудес». Возможно, это была неудачная гипербола. Они не были и наполовину так безумны, как бессмертный Шляпник, и даже на миллиардную долю так очаровательны. Соседи по Вашингтон-сквер шепотом именовали их «скверной публикой». И хотя Хэттеры были одной из старейших семей на этой площади, они всегда оставались на дюйм в стороне от респектабельности Гринвич-Виллидж[75].

Тем не менее фамилия укоренилась там, и кто-либо из Хэттеров постоянно фигурировал в новостях. Если это был не блондин Конрад, пытающийся разнести вдребезги бар во время очередной попойки, то Барбара, возглавляющая новый поэтический котильон или устраивающая пышный прием для литературных критиков, либо Джилл, младшая из троих детей Йорка и Эмили, — красивая, извращенная, чующая алчными ноздрями любую сенсацию. Ходили туманные слухи об ее экскурсии в страну опиума, пьяных уик-эндах в Адирондакских горах, а каждые два месяца с удручающей монотонностью появлялись сообщения о помолвке Джилл с сыном супербогатых родителей.

Однако, несмотря на всю их дикость, эксцентричность и непредсказуемость, никто из них не смог превзойти «достижений» их матери. Проведя девические годы более бурно, чем даже ее младшая дочь Джилл, Эмили, повзрослев, стала властной и несокрушимой, как Борджиа[76]. Для нее не существовало чересчур «высшего» общества, куда бы она не могла проникнуть, а для ее азартного и проницательного ума — слишком изощренных и рискованных биржевых манипуляций. Несколько раз возникали сплетни, будто Эмили здорово обожгла пальцы в кострах Уолл-стрит, что ее огромное личное состояние, унаследованное от длинной вереницы богатых и бережливых голландских бюргеров, истаивает, как масло, в пламени многочисленных спекуляций. Никто, даже поверенные Эмили, не знали точных размеров этого состояния, но с началом эры таблоидов, ворвавшейся в послевоенный Нью-Йорк, ее именовали то «богатейшей женщиной Америки» (что не соответствовало действительности), то находящейся на грани нищеты (что также было чистым вымыслом).

Благодаря прошлому и настоящему, семье и собственным достижениям, Эмили была одновременно проклятием и находкой для прессы. Газетчики считали ее злобной ведьмой, но любили ее, потому что, как выразился один редактор, «там, где миссис Хэттер, всегда сенсации».

Задолго до того, как Йорк Хэттер угодил в ледяные воды Лоуэр-Бей, неоднократно предсказывалось, что в один прекрасный день он покончит с собой, поскольку человеческая плоть, облекающая столь честную душу, не может терпеть так долго. Почти четыре десятилетия беднягу хлестали, как собаку, и погоняли, как лошадь. Под безжалостной плетью языка своей супруги он съеживался, терял индивидуальность, превращался в жалкую тень, терзаемую сначала страхом, затем отчаянием и, наконец, безнадежностью. Его трагедия заключалась в том, что, будучи нормальным человеческим существом, обладающим разумом и чувствами, он оказался прикованным к алчному, безумному и ядовитому окружению.

Йорк всегда был только «мужем Эмили Хэттер» — по крайней мере, со времени их свадьбы тридцать семь лет назад в Нью-Йорке, когда грифоны считались последним словом в орнаментике, а узорчатая обивка была непременной принадлежностью мебели гостиных. Со дня их возвращения в дом на Вашингтон-сквер — разумеется, принадлежащий Эмили — Йорк Хэттер знал свою судьбу. Но тогда он был молод и, вероятно, боролся против властной и злобной воли своей супруги. Возможно, он напоминал ей, что она скандально развелась с первым мужем, Томом Кэмпионом, при весьма таинственных обстоятельствах, что она обязана ему, своему второму мужу, отказом от диких выходок, шокировавших Нью-Йорк с дней ее юности. Если так, то это решило его участь и погубило многообещающую карьеру, ибо Эмили Хэттер, не терпевшая неповиновения, не могла оставить подобное безнаказанным.

Йорк Хэттер был химиком, молодым и бедным, но его исследованиям предсказывали грандиозный успех. Во время женитьбы он экспериментировал с коллоидами[77] в направлении, о котором и не помышляла поздневикторианская химия. Но коллоиды, карьера, репутация пали под яростными атаками жены. С годами Йорк становился все более мрачным и в итоге удовольствовался жалким подобием лаборатории, которую Эмили позволила оборудовать в его же собственных апартаментах. Он закрывался в ней, как в раковине, полностью зависимый от щедрости богатой супруги (о чем та постоянно ему напоминала), будучи отцом ее порочного потомства, но имеющим над ним не большую власть, чем горничная.

Барбара была старшей из детей Хэттеров и наиболее человечной из них. Старая дева тридцати шести лет, высокая, худая и светловолосая, она была добродушной, что выгодно отличало ее от брата и сестры. Из всех троих только Барбара унаследовала отцовские качества. В то же время она не избежала ненормальности, которая неуклонно следовала по пятам ее матери, но в ее случае эта ненормальность граничила с гениальностью, проявляя себя в поэзии. Барбара считалась одной из лучших современных поэтесс — в литературных кругах ее именовали анархисткой с душой Прометея[78], интеллектуалкой с божественным даром пения. Автор многочисленных сборников загадочных, если не блистательных стихотворений, она, с ее печальными и мудрыми зелеными глазами, слыла Дельфийским оракулом[79] нью-йоркской интеллигенции.

Младший брат Барбары, Конрад, не обладал артистическим даром, способным компенсировать его ненормальность. Он был копией матери в брюках. Его вышибли из трех университетов за дикие и злобные выходки. Дважды он попадал под суд за нарушение обещания жениться, а однажды, сидя за рулем своего родстера, задавил пешехода и был спасен только благодаря щедрым взяткам адвокатам матери жертвы. Неоднократно Конрад, когда его дурная кровь смешивалась с алкоголем, вымещал плохое настроение на безобидных барменах, заработав в результате сломанный нос (тщательно перемоделированный пластическим хирургом), трещину в ключице и бессчетное количество синяков и шрамов.

Но и ему пришлось столкнуться с несокрушимым барьером материнской воли. Старая леди вытянула его из грязи, принудив заняться бизнесом в партнерстве с добросовестным и вполне достойным молодым человеком по имени Джон Гормли. Впрочем, это не отвратило Конрада от злачных мест — он достаточно часто в них появлялся, полагаясь на твердую руку партнера в сохранении их брокерского предприятия.

В период относительного просветления Конрад познакомился и вступил в брак. Разумеется, женитьба не повлияла на его тягу к безумствам. Вынужденная жить в доме Хэттеров, угнетаемая властной старухой, презираемая и игнорируемая супругом, Марта, кроткая молодая женщина одного возраста с Конрадом, вскоре осознала всю степень своей беды. Ее пикантное личико приобрело постоянное выражение страха. Подобно своему свекру, Йорку Хэттеру, она была потерянной душой в аду.

Двое детей — тринадцатилетний Джеки и четырехлетний Билли — доставляли бедной Марте не слишком много радости. Джеки был шустрым пареньком с диким и буйным нравом, наделенным даром изобретения злобных и изощренных пакостей, который служил источником постоянных огорчений не только для матери, но и для обеих тетушек, дедушки и бабушки. Малыш Билли следовал примеру брата, поэтому и без того жалкое существование Марты превратилось в тяжкую битву за спасение детей от губительной домашней атмосферы.

Что касается двадцатипятилетней Джилл Хэттер, то, как говорила Барбара, «она вечная дебютантка, живущая только ради острых ощущений. Джилл самая порочная женщина, какую я когда-либо знала, — вдвойне порочная, так как не выполняет того, что обещают ее алые губки и соблазнительные позы. Она Калипсо[80] без блеска — абсолютно никчемное создание». Джилл постоянно экспериментировала с мужчинами и с тем, что она именовала «Жизнью с большой буквы». Короче говоря, Джилл Хэттер была достойной младшей копией своей матери.

Это описание может показаться полным безумием — с властной старой каргой во главе, измученным Йорком, доведенным до самоубийства, гениальной Барбарой, плейбоем Конрадом, насквозь порочной Джилл, запуганной Мартой и двоими несчастными детьми, — но оно не является таковым. Ибо в доме обитало еще одно существо, настолько необычное, трагическое и жалкое, что причуды остальных рядом с ним выглядели нормой.

Это существо звали Луиза Кэмпион, потому что она хотя и была дочерью Эмили, но отцом ее был не Йорк Хэттер, а первый муж Эмили, Том Кэмпион. Ей было сорок лет. Она была маленькой, пухлой и абсолютно невосприимчивой к творящемуся вокруг нее бедламу, обладала мягким и терпеливым характером и никогда ни на что не жаловалась. И тем не менее она пользовалась наибольшей известностью среди членов семейства — известностью, которая неустанно преследовала ее.

Ибо рожденная от брака Эмили и Тома Кэмпиона Луиза пришла в этот мир безнадежно слепой, немой и с зачатками глухоты, которая, по прогнозам врачей, должна была неуклонно прогрессировать.

Предсказания медиков исполнились с безжалостной точностью. На свой восемнадцатый день рождения, словно в качестве подарка от богов тьмы, которые, казалось, управляли ее судьбой, Луиза Кэмпион оглохла полностью.

Для человека менее твердого духом это несчастье могло бы стать роковым. В возрасте, когда другие девушки открывали для себя мир страстей, Луиза очутилась на необитаемой планете — в мире, лишенном звуков, цветов и образов. Последний мост, связывавший ее с жизнью — слух, — обрушился. Возврата не было — во всем, что касалось основных чувств, она была практически мертва.

Тем не менее в характере Луизы было нечто железное — возможно, единственное благо, унаследованное от сеющей зло матери, — позволившее ей воспринимать обрушившиеся на нее беды спокойно и мужественно. Если она и понимала их причину, то никогда на нее не указывала.

Не вызывало сомнений, что виновницей несчастий дочери была мать. Правда, когда Луиза только родилась, ходили слухи, что все дело в дурной крови ее отца, Тома Кэмпиона. Но когда Кэмпион и Эмили развелись, а Эмили, снова выйдя замуж, произвела на свет троих Безумных Хэттеров, все поняли, что это ее вина, тем более что у Кэмпиона, как выяснилось, был абсолютно нормальный сын от первого брака. Пресса забыла Кэмпиона, который умер через несколько лет после развода с Эмили при таинственных обстоятельствах, его сын исчез, а Эмили, вцепившись мертвой хваткой в злополучного Йорка Хэттера, забрала увечный плод своего первого брака в наследственный дом на Вашингтон-сквер, которому после многих лет дурной славы было суждено стать сценой такой ужасной трагедии, что все происшедшее ранее казалось лишь прелюдией к драме.

Собственно, пьеса началась спустя чуть более двух месяцев после того, как тело Йорка Хэттера выловили из залива. Начало выглядело достаточно невинно. В обязанности миссис Арбакл, кухарки и экономки миссис Хэттер, входило готовить эгног[81] для Луизы Кэмпион каждый день после ленча. Со стороны старой леди это было чистой воды причудой — Луиза, если не считать слабоватого сердца, пребывала в хорошей физической форме и, будучи достаточно упитанной в сорокалетнем возрасте, едва ли нуждалась в белковой диете. Но требования миссис Хэттер не подлежали возражениям, о чем постоянно напоминали миссис Арбакл, и Луиза ежедневно после ленча спускалась в столовую на первом этаже, где послушно потягивала материнский нектар. Это было давним обычаем, что следует запомнить.

Миссис Арбакл всегда ставила высокий стакан в юго-западном углу стола в двух дюймах от края, где Луиза могла находить, поднимать и осушать его так же легко, как если бы она была зрячей.

В день трагедии — вернее, почти что трагедии — солнечным апрельским воскресеньем все шло как обычно… до определенного момента. В двадцать минут третьего — инспектор Тамм впоследствии постарался установить точное время — миссис Арбакл приготовила напиток в кухне на задней стороне дома (из ингредиентов, которые она с вызовом предъявила во время расследования), отнесла его в столовую, поставила на стол в юго-восточном углу на расстоянии двух дюймов от края, после чего вернулась в кухню. По ее словам, в столовой не было никого и никто туда не входил, пока она ставила эгног на стол.

Куда труднее было установить, что произошло впоследствии, — показания не отличались четкостью. В период всеобщего возбуждения ничье восприятие не было достаточно острым, чтобы фиксировать точные впечатления. Около половины третьего в сопровождении старой леди Луиза спустилась в столовую. Они задержались в дверях. Барбара Хэттер, поэтесса, следовала за ними по пятам и сразу почувствовала, что что-то не так, хотя не могла объяснить почему. В тот же момент в коридоре появилась Марта, жена Конрада, и спросила: «Где Джеки? Он опять топтал цветы в саду». Она тоже нерешительно остановилась в дверях.

В столовую заглянул и пятый персонаж, сосредоточившись на центральной фигуре. Это был старый одноногий моряк, капитан Триветт, сосед Хэттеров, который два месяца назад сопровождал старую леди и Конрада в морг на печальную процедуру опознания. Триветт появился во второй двери, ведущей не в главный коридор, а в смежную со столовой библиотеку.

То, что представилось их глазам, само по себе не вызывало беспокойства. Они увидели одинокую фигурку тринадцатилетнего Джеки Хэттера, старшего сына Марты, который держал стакан с эгногом, уставясь на него. Резкий взгляд старой леди стал еще резче; она открыла рот, собираясь что-то сказать. Джеки виновато обернулся и увидел зрителей. Его личико сморщилось, в диковатых глазах мелькнула озорная решимость, он поднес стакан к губам и быстро глотнул кремовую жидкость.

Далее начался сумбур. Когда бабушка Джеки устремилась вперед и шлепнула внука по руке с криком «Ты знаешь, что это напиток тети Луизы, паршивец! Сколько раз бабушка Эмили говорила тебе, чтобы ты не трогал ее вещи!», Джеки уронил стакан с выражением крайнего изумления на плутоватой физиономии. Стакан упал на пол и разбился, а содержимое расплескалось по красному линолеуму столовой. Потом мальчик громко выкрикнул, прижав ко рту испачканные в садовой земле руки. Все застыли как вкопанные, осознав, что это не озорство, а результат острой боли. Худощавое тело Джеки судорожно подергивалось, дыхание стало тяжелым и неровным, лицо приобрело синеватый оттенок. Внезапно он рухнул на пол, продолжая кричать. Марта с воплем подбежала к нему, опустилась на колени, бросила взгляд на искаженное лицо сына и потеряла сознание.

Крики переполошили весь дом. В столовую вбежали миссис Арбакл и ее муж Джордж — слуга и шофер, Вирджиния — тощая старая служанка, Конрад Хэттер, растрепанный и краснолицый после утреннего возлияния. Всеми забытая Луиза беспомощно стояла в дверях. Словно ощутив шестым чувством, что что-то не так, она, спотыкаясь, шагнула вперед, нащупала руку старой леди и с отчаянием вцепилась в нее.

Как и следовало ожидать, миссис Хэттер первой оправилась от шока, вызванного приступом Джеки и обмороком Марты. Она быстро подошла к мальчику, чье лицо стало пурпурным, оттолкнув по пути неподвижное тело невестки, приподняла голову Джеки, заставила его разжать челюсти и засунула ему в горло костлявый палец, немедленно вызвав кашель и рвоту.

— Арбакл! — крикнула старуха. — Немедленно позвоните доктору Мерриэму!

Джордж Арбакл выбежал из столовой. Миссис Хэттер повторила процедуру первой помощи с тем же результатом. Остальные, за исключением капитана Триветта, казались парализованными. Они молча глазели на старую леди и корчащегося мальчика. Но капитан Триветт, кивком выразив одобрение спартанским мерам миссис Хэттер, заковылял к глухонемой и слепой женщине. Почувствовав его прикосновение к своему мягкому плечу, Луиза как будто узнала его — она нашла его ладонь и вложила в нее свою.

Но самая показательная часть драмы началась незаметно. Принадлежащий маленькому Билли косолапый щенок с пятнистыми ушами вошел в столовую. Увидев расплескавшийся по линолеуму эгног, он яростно тявкнул и зарылся носиком в жидкость. Внезапно служанка Вирджиния закричала, указывая на щенка, который упал на пол, конвульсивно подергивая четырьмя лапками. Потом он затих. Было очевидно, что больше ему не удастся попробовать эгног.

Доктор Мерриэм, живущий по соседству, прибыл через пять минут. Не тратя время на ошеломленных Хэттеров, пожилой врач бросил взгляд на мертвое животное и корчащегося в приступах рвоты мальчика. Его губы плотно сжались.

— Конрад, помогите мне отнести Джеки наверх.

Испуганный Конрад, успевший протрезветь, поднял сына и вынес его из комнаты. Доктор Мерриэм последовал за ним, на ходу открывая саквояж.

Барбара Хэттер опустилась на колени и начала массировать вялые руки Марты. Миссис Хэттер молчала — морщины на ее лице казались высеченными в камне.

В комнату с сонным видом, завернувшись в кимоно, вплыла Джилл Хэттер.

— Что, черт возьми, случилось на этот раз? — зевнув, осведомилась она. — Я видела, как старый костоправ шел наверх с Конни, который нес мальчишку… — Ее глаза расширились при виде неподвижного щенка, расплескавшегося эгнога и лежащей в обмороке Марты. — В чем дело?.. — Когда никто не удостоил ее ответом, она опустилась на стул, уставясь на мертвенно-бледное лицо невестки.

В столовую вошла высокая крепкая женщина средних лет в крахмальном белом фартуке. Это была мисс Смит, сиделка Луизы, которая, как она позже сказала инспектору Тамму, читала в своей спальне наверху. Мисс Смит с первого взгляда оценила ситуацию, и на ее честном лице мелькнуло нечто вроде страха. Она перевела взгляд с миссис Хэттер, стоящей неподвижно, как монумент, на Луизу, дрожащую всем телом рядом с капитаном Триветтом, потом со вздохом отодвинула Барбару, встала на колени и начала с профессиональной резкостью приводить в чувство Марту.

Никто не произнес ни слова. Как по команде, все повернулись к старой леди. Но лицо миссис Хэттер было непроницаемым — обняв дрожащие плечи Луизы, она наблюдала за проворными движениями мисс Смит. На лестнице послышались тяжелые шаги доктора Мерриэма. Он медленно вошел, поставил саквояж, посмотрел на начавшую приходить в себя Марту, кивнул и обратился к старухе:

— Джеки вне опасности — благодаря вам, миссис Хэттер. Удивительное присутствие духа! Он проглотил недостаточно большую дозу, чтобы умереть, но рвота, несомненно, предотвратила серьезное осложнение. А теперь с ним все будет в порядке.

Миссис Хэттер величаво кивнула, с холодным интересом разглядывая врача, в чьем голосе почувствовала нечто смертоносное. Но доктор Мерриэм отвернулся, обследовал мертвого щенка, понюхал жидкость на полу, набрал немного во флакон, закрыл его пробкой и спрятал в саквояж, потом поднялся и что-то шепнул на ухо миссис Смит. Сиделка кивнула и вышла из комнаты — остальные услышали, как она поднимается в детскую, где Джеки стонал на своей кровати.

Склонившись над Мартой, доктор Мерриэм помог ей встать, и кроткая маленькая женщина со странным, отнюдь не кротким выражением лица вышла из столовой и последовала за мисс Смит в детскую.

Проходя мимо мужа, она не сказала ни слова. Конрад подошел к стулу и сел. Словно ожидая этого, старая миссис Хэттер постучала по столу. Все вздрогнули, кроме Луизы, которая теснее прижалась к матери.

— Теперь мы можем в этом разобраться, — заговорила старая леди. — Доктор Мерриэм, что такого было в эгноге, из-за чего отравился щенок?

— Стрихнин, — ответил врач.

— Яд? Так я и думала. — Миссис Хэттер окинула домочадцев злобным взглядом, — казалось, она выросла на несколько дюймов. — Я доберусь до сути дела, вы, неблагодарные свиньи!

Барбара со вздохом положила точеные пальцы на спинку стула и прислонилась к ней.

— Эгног предназначался Луизе, — продолжала ее мать. — Она пьет стакан этого напитка каждый день в одно и то же время, в одном и том же месте. Вам всем это известно. Кто-то из вас добавил яд в напиток после того, как миссис Арбакл поставила его на стол, и до того, как этот юный шалопай вошел сюда и схватил стакан, прекрасно зная, что он приготовлен для Луизы!

— Пожалуйста, мама… — начала Барбара.

— Заткнись! Жадность Джеки спасла жизнь Луизе, едва не погубив его самого. Бедняжка Луиза спасена, но факт остается фактом — кто-то пытался ее отравить. — Миссис Хэттер прижала слепую глухонемую женщину к груди. Луиза издавала невнятные хнычущие звуки. — Ну-ну, дорогая, — успокаивающим тоном произнесла старая леди, как будто дочь могла ее слышать, и погладила Луизу по голове. Потом ее голос стал пронзительным: — Кто отравил эгног?

— Не будь мелодраматичной, мама, — фыркнула Джилл.

— Ты говоришь чепуху, — неуверенно начал Конрад. — Кому из нас могло понадобиться…

— Кому? Всем вам! Вы все ненавидите мою бедную больную Лу… — Ее руки обвились вокруг Луизы. — Ну? Отвечайте! Кто это сделал?

— Миссис Хэттер… — заговорил доктор Мерриэм.

Гнев на лице старухи сменило подозрение.

— Когда мне понадобится ваше мнение, доктор, я спрошу его. Не вмешивайтесь!

— Боюсь, это невозможно, — холодно отозвался врач.

Старая леди прищурилась:

— Что вы имеете в виду?

— То, — ответил доктор Мерриэм, — что долг для меня прежде всего. Это уголовное преступление, миссис Хэттер, и у меня нет выбора. — Он направился в угол комнаты, где на тумбочке стоял телефон.

Лицо старухи стало пурпурным, как недавно у Джеки. Оттолкнув Луизу, она метнулась вперед, схватила доктора Мерриэма за плечо и начала его трясти.

— Вы этого не сделаете! — кричала она. — Не суйте нос в чужие дела, Мерриэм! Неужели вам мало огласки?

Не обращая внимания на проклятия, сыпавшиеся на его седую голову, врач спокойно снял трубку и позвонил в Главное полицейское управление.

Сцена 1 «Гамлет»

Воскресенье, 17 апреля, 12.30

Вначале, думал инспектор Тамм, Бог создал небо и землю, отлично при этом поработав, особенно когда дошел до реки Гудзон в округе Уэстчестер, в нескольких милях от Нью-Йорка.

Славный инспектор едва ли пребывал в религиозном или эстетическом настроении, поскольку нес на своих широких плечах тяжкое бремя официальной ответственности, но, даже будучи поглощенным сугубо земными делами, он не мог оставаться равнодушным к красотам пейзажа.

Автомобиль, казалось, взбирался по узкой извилистой дороге к небу. Впереди маячили сказочные видения зубчатых стен, крепостных валов и шпилей, обрамленных зеленой листвой и увенчанных бело-голубыми облаками. Далеко внизу мерцала голубая лента Гудзона, усеянная белыми точками суденышек. Инспектор жадно набирал в легкие воздух, напоенный ароматами хвои и цветов, яркое солнце согревало его, а прохладный апрельский ветерок ерошил седые волосы. Несмотря на все преступления, такой вид заставляет человека радоваться жизни, думал Тамм. Это был его шестой визит в «Гамлет» — невероятную резиденцию мистера Друри Лейна, которая с каждым разом нравилась ему все больше и больше.

Остановившись у знакомого мостика — аванпоста поместья Друри Лейна, — инспектор весело махнул рукой часовому — румяному старичку, расплывшемуся в улыбке.

— Привет! — крикнул Тамм. — Надеюсь, мистер Лейн дома в это прекрасное воскресенье?

— Да, сэр, — пискнул смотритель моста. — Проезжайте, инспектор. Мистер Друри говорит, что вы всегда желанный гость. — Приковыляв к мосту, он открыл скрипучие ворота и указал на маленькую деревянную эстакаду.

Инспектор удовлетворенно вздохнул и нажал на акселератор. Территория была хорошо ему знакома — аккуратная гравиевая дорога, зеленая роща и внезапно открывшееся пространство перед замком. Сам замок служил кульминацией не только цепочки крутых утесов, возвышавшихся на сотни футов над Гудзоном, но и вдохновения мистера Друри Лейна.

Его замысел был осмеян критиками, архитектура подверглась уничижительному фырканью молодых людей, недавно окончивших Массачусетский технологический институт, на чьих чертежных досках красовались проекты бетонных крепостей со стальными шпилями высотой в милю. Самого автора именовали старомодным чудаком, ходячим анахронизмом и напыщенным фигляром — последнее определение было дано театральным критиком новой школы, для которого любой драматург ранее Юджина О'Нила[83] и любой актер ранее Лесли Хауарда[84] был «ничтожеством», «архаизмом» и «венским шницелем».

И тем не менее поместье существовало — с его обширными ухоженными садами, аккуратными тисами, елизаветинской деревней, состоящей из островерхих коттеджей и мощеных аллей, рвом с водой, подъемным мостом и, главное, самим замком. Это был кусочек доброй старой Англии XVI века — идеальная декорация для джентльмена на покое, живущего среди реликтов своего прошлого — прошлого, которое было посвящено увековечению бессмертных драм и принесло упомянутому джентльмену огромное состояние, великую славу и столь же безмерное счастье.

Таким было жилище мистера Друри Лейна — покинувшего свой трон императора актеров. И как бы ни относились к нему нью-йоркские сверхрациональные олухи, думал инспектор Тамм, когда другой старик распахнул перед ним железную дверь в высокой каменной стене, окружающей поместье, здесь царили красота, мир и покой, столь желанные после суетливой атмосферы города.

Внезапно инспектор нажал на тормоз, и автомобиль со скрипом остановился. Футах в двадцати с левой стороны возникло удивительное видение — тюльпановый сад, в центре которого усмехался каменный Ариэль[85], разбрызгивающий воду. Однако внимание инспектора привлекло существо, склонившееся над чашей фонтана, чья коричневая узловатая рука плескалась в воде. Несмотря на давнее знакомство с мистером Друри Лейном и его окружением, Тамм никогда не мог справиться с ощущением нереальности при взгляде на похожего на гнома старика — сморщенного, лысого, с бакенбардами, горбом на спине и в кожаном фартуке, превращающем его в карикатуру на кузнеца. Древний горбун поднял голову, и его маленькие глазки сверкнули.

— Эй, Куоси! — окликнул инспектор. — Что вы делаете?

Куоси, служивший главным реликтом прошлого Друри Лейна, поскольку в течение сорока лет был его гримером и парикмахером, положил короткие руки на кривые бедра.

— Наблюдаю за золотыми рыбками, — серьезно ответил он скрипучим старческим голосом. — Вы ведь этого понять не можете, поскольку здесь посторонний, мистер Тамм.

Инспектор вылез из машины, зевнул и потянулся.

— Что верно, то верно. Как поживает старик?

Рука Куоси, словно змея, метнулась вперед и выхватила из воды извивающуюся рыбешку.

— Красивый цвет, — заметил он. — Вы имеете в виду мистера Друри? Очень хорошо. — Внезапно он стал сердитым. — Старик! Он моложе вас, инспектор Тамм, и вы отлично это знаете. Мистеру Друри шестьдесят, но он бегает как кролик и может обогнать вас, а сегодня утром проплыл целых четыре мили — брр! — в ледяном озере. Могли бы вы это повторить?

— Ну, может, и нет, — с усмешкой согласился инспектор, обходя клумбу с тюльпанами. — Где он?

Золотая рыбка перестала отбиваться, и горбун почти с сожалением бросил ее в фонтан.

— Подстригает бирючину. Мистер Друри, как и все садоводы, любит…

Но инспектор прошел мимо старика, потрепав на ходу горб. Куоси фыркнул и сунул в воду обе руки.

Тамм раздвинул аккуратно подстриженную бирючину, из-за которой доносились щелканье ножниц и приятный глубокий голос Лейна, прошел между кустами и улыбнулся высокому стройному мужчине в вельветовом костюме, окруженному группой садовников.

— Мистер Друри Лейн собственной персоной! — воскликнул Тамм, протягивая руку. — Ну и ну! Неужели вы никогда не состаритесь?

— Инспектор! — радостно отозвался Лейн. — Какой приятный сюрприз! Господи, как я рад вас видеть! — Он бросил тяжелые ножницы и стиснул руку Тамма. — Как вы меня нашли? Люди обычно странствуют по «Гамлету» часами, прежде чем находят хозяина и повелителя.

— Куоси, — объяснил инспектор, опускаясь на траву. — Он сейчас у фонтана.

— Держу пари, терзает золотых рыбок, — усмехнулся Лейн, садясь рядом с Таммом. — Вы отяжелели, инспектор, — заметил он, окинув критическим взглядом массивную фигуру гостя. — Вам нужно больше заниматься собой. Я бы сказал, вы поправились на десять фунтов с нашей последней встречи.

— Вы чертовски правы, — вздохнул Тамм. — Сожалею, что не могу вернуть комплимент. Вы выглядите стройным, как скрипка.

Он разглядывал собеседника не без доли зависти. Лейн был высоким, поджарым и пружинистым. Если бы не седой затылок, ему можно было бы дать скорее сорок, чем шестьдесят лет, а его чеканные черты казались удивительно молодыми. Глубокие серо-зеленые глаза также отнюдь не были старческими. Из-под загнутого воротничка белой рубашки высовывалась крепкая бронзовая шея. Безмятежное неподвижное лицо, тем не менее способное к быстрым движениям, принадлежало мужчине в расцвете сил. Даже голос — звучный, музыкальный, но в случае надобности становящийся разящим, как рапира, — который нес многочисленным зрителям едва ли не открытую чувственность, бросал вызов годам.

— Мне кажется, инспектор, — подмигнув, промолвил Друри Лейн, — ваша долгая поездка из Нью-Йорка вдохновлена не только желанием навестить друга. Этот вывод элементарен, поскольку вы пренебрегали мною всю зиму — фактически после кульминации дела Лонгстрита[86]. Что происходит в вашем столь занятом уме? — Проницательные глаза не отрывались от губ инспектора. Актер стал абсолютно глухим, что вынудило его покинуть сцену. Но с его сверхъестественной способностью приспосабливаться к новым ситуациям он быстро овладел искусством чтения по губам, приобретя в нем такой опыт, что большинство собеседников оставались неосведомленными о его глухоте.

Тамм казался смущенным.

— Я бы так не сказал, мистер Лейн… Но в Нью-Йорке действительно происходит нечто ставящее нас в тупик. Мы подумали, что вам было бы интересно попробовать силы…

— Преступление, — задумчиво промолвил актер. — Часом, не дело Хэттеров?

Лицо инспектора прояснилось.

— Значит, вы читали о нем в газетах! Да, речь идет о Безумных Хэттерах. Попытка отравить дочь старой леди от первого брака — Луизу Кэмпион.

— Глухую, немую и слепую. — Лейн выглядел серьезным. — Она меня особенно интересует, инспектор. Поразительный пример способности человека подниматься выше физических недостатков… Конечно, вы не добились успеха?

— Да, — проворчал Тамм, выдергивая из земли пучок травы. Красота окружающего пейзажа мигом утратила для него все свое очарование. — Мы загнаны в угол. Нет ни одной зацепки.

Лейн внимательно смотрел на него.

— Я читал все, что писали газеты, — сказал он, — хотя, вероятно, некоторые детали были искажены, а о некоторых и вовсе не сообщалось. Тем не менее я кое-что знаю о семье, истории с отравленным эгногом, детской жадности, едва не приведшей к трагедии, и прочих основных фактах… — Актер вскочил на ноги. — Как насчет ленча, инспектор?

Тамм почесал подбородок.

— Ну… Я не слишком голоден…

— Чепуха! — Лейн потянул Тамма за руку, и инспектор с удивлением обнаружил, что его массивную фигуру приподняли с травы. — Пошли, не упрямьтесь. Перекусим и обсудим вашу проблему за кружками холодного пива. Конечно, вы любите пиво?

Тамм поднялся, чувствуя жажду.

— Не сказал бы, что очень, но и не сказал бы, что не люблю.

— Так я и думал, люди все одинаковы. И хочется и колется. Может быть, удастся убедить Фальстафа[87] — моего маленького мажордома — угостить нас несколькими каплями, скажем, трехзвездочного мартеля…

— Да неужто? — с энтузиазмом воскликнул инспектор. — Вот теперь вы говорите дело, мистер Лейн!

Актер зашагал по обсаженной тюльпанами дорожке, усмехаясь про себя при виде выпученных глаз гостя. Они приближались к феодальной деревне, окружающей замок. Ее низкие красные крыши, узкие мощеные улочки, шпили и фронтоны выглядели очаровательно. Инспектор ошеломленно моргал. Ему стало легче, только когда появились несколько мужчин и женщин в современной одежде. Хотя он неоднократно посещал «Гамлет», но в деревне был впервые. Они задержались у невысокого коричневого дома с вывеской.

— Вы слышали о таверне «Русалка» — излюбленном месте встреч Шекспира, Бена Джонсона[88], Рэли[89], Франсиса Бомонта[90] и других?

Румяный толстячок в белоснежном фартуке поспешил им навстречу.

— Вроде бы да, — с сомнением ответил инспектор. — В Лондоне, где эти ребята устраивали попойки.

— Совершенно верно. На Бред-стрит в Чипсайде — возле Фрайди-стрит. Это, — продолжал мистер Друри Лейн с вежливым кивком, — точная копия бессмертной таверны, инспектор. Давайте войдем.

Тамм проследовал за хозяином. Комната с балками на потолке была наполнена дымом, болтовней и запахом доброго крепкого эля. Инспектор одобрительно кивнул:

— Если парни триста-четыреста лет назад предпочитали подобные места, то я их понимаю, мистер Лейн.

— Помните моего несравненного Фальстафа? — спросил Лейн, похлопав толстячка по лысине.

— Еще бы!

Фальстаф с усмешкой поклонился:

— Большую кружку, мистер Друри?

— Да, и еще одну для инспектора Тамма, а также бутылку бренди и еды повкуснее. Пошли, инспектор.

Актер зашагал по переполненному помещению, кивая и улыбаясь обедающим. Они нашли свободный угол и сели на длинные сиденья, похожие на церковные скамьи. Фальстаф лично наблюдал за приготовлением ленча и сам его подал. Тамм, тяжело вздохнув, зарылся безобразным носом в пенящуюся кружку.

— А теперь, инспектор, — сказал Лейн, когда Тамм прожевал последний кусок и отдал последнюю дань бутылке с бренди, — расскажите о вашей проблеме.

— Вся беда в том, — пожаловался Тамм, — что рассказывать почти нечего. Если вы просматриваете газеты, то знаете немногим меньше меня. Вы читали о муже старой леди, покончившем с собой пару месяцев назад?

— Да. Все газеты сообщали о самоубийстве Йорка Хэттера. Расскажите, что произошло, когда вы прибыли на место преступления.

— Ну… — Тамм откинулся на высокую спинку сиденья. — Прежде всего я попытался установить точное время, когда стрихнин добавили в эгног. Кухарка миссис Арбакл поставила стакан на стол в столовой около двадцати пяти минут третьего, а минут через пять-десять туда вошла миссис Хэттер вместе со своей слепой дочерью, обнаружив, что сорванец Джеки крадет напиток, предназначенный для его тети. Немного, верно?

— Да, — кивнул Лейн. — Судя по сопутствующим обстоятельствам, как вы, безусловно, указали репортерам, любой имел возможность отравить питье. Вы спросили мальчика о точном времени, когда он вошел в столовую?

— Конечно, но вы же знаете детей. Что от них можно ожидать? Джеки сказал, что вошел туда перед бабушкой и тетей Луизой. И нам не удалось установить, кто мог проскользнуть в столовую до него.

— Понятно. Мальчик полностью поправился?

— Еще как! — фыркнул инспектор. — Чтобы его прикончить, мало одной порции яда. Это отродье хочется задушить собственными руками! Он заявил, что не хотел красть эгног и сам не знает, почему выпил его. «Бабушка Эмили меня напугала, и я случайно глотнул». Жаль, что он не глотнул побольше!

— Вряд ли, инспектор, вы в точности походили в детстве на маленького лорда Фаунтлероя[91], — усмехнулся Лейн. — Где находились другие в тот период, когда эгног, очевидно, был отравлен? Газеты об этом не сообщали.

— Ну, сэр, с этим, как и следовало ожидать, вышла путаница. Капитан Триветт читал газету в соседней комнате — библиотеке, — но говорит, что ничего не слышал. Джилл Хэттер лежала в постели наверху, в своей спальне, толком не проснувшись. В половине третьего, обратите внимание!

— Вероятно, молодая леди провела ночь за кутежом, — сухо заметил Лейн. — А остальные?

Тамм мрачно уставился на пустой стакан из-под бренди.

— Луиза обычно дремлет после ленча. Она и старая леди занимают общую спальню наверху. Миссис Хэттер, которая была в саду, поднялась, разбудила Луизу, и обе ровно в полтретьего спустились в столовую. Конрад — сын старухи — шатался взад-вперед по переулку с восточной стороны дома и курил. Он сказал, что у него болела голова — очевидно, с похмелья — и ему захотелось подышать свежим воздухом. Девушка, которая пишет стихи, Барбара Хэттер — вроде бы единственное человеческое существо во всей компании, приятная и неглупая молодая леди, — работала в своем кабинете наверху. Мисс Смит, сиделка Луизы, чья спальня рядом с ее и выходит окнами на восток в переулок, говорит, что была у себя и читала воскресную газету.

— А другие?

— Мелкая рыбешка. Миссис Арбакл в кухне в задней части дома убирала после ленча со служанкой Вирджинией. Джордж Арбакл, ее муж, мыл машину в гараже. Это все. Выглядит безнадежно, не так ли?

Лейн кивнул, не сводя глаз с губ инспектора.

— Ваш одноногий капитан Триветт, — заговорил он наконец. — Интересная личность. Каким образом он вписывается в картину, инспектор? Что он делал в доме в половине третьего в воскресенье?

— Он старый морской волк на покое, — объяснил Тамм. — Много лет живет по соседству с Хэттерами — купил дом, выйдя в отставку. Мы его проверили, не беспокойтесь. Триветт проплавал в море тридцать лет на своем грузовом судне, однажды во время шторма в Южной Атлантике его сбило волной, и он сломал ногу в двух местах. Первый помощник так скверно над ней поработал, что ее пришлось ампутировать.

— Но вы не ответили на мой вопрос, инспектор, — мягко напомнил Лейн. — Как он оказался в доме?

— Дайте мне шанс это сделать, — проворчал Тамм. — Прошу прощения. Я чувствовал себя великолепно, пока вы не напомнили мне об этой истории… Триветт постоянно бывал в доме Хэттеров. Говорят, он был единственным настоящим другом Йорка Хэттера — полагаю, двух стариков сближало одиночество. Насколько я понял, Триветт очень тяжело воспринял исчезновение и самоубийство Хэттера, но не прекратил свои визиты. Он очень привязался к Луизе Кэмпион — возможно, потому, что она так терпеливо сносит свои ужасные недуги, он ведь тоже остался без ноги…

— Вполне вероятно. Ощущение собственной физической неполноценности часто объединяет людей. Значит, славный капитан всего лишь ожидал случая выразить уважение Луизе Кэмпион?

— Вроде бы да. Он навещает ее каждый день. Они отлично ладят, и даже старая ведьма это одобряет — она только рада, что хоть кто-то уделяет внимание бедняжке, в отличие от остальных членов семьи. Триветт пришел около двух; миссис Арбакл сказала ему, что Луиза дремлет наверху, и он отправился в библиотеку ждать ее.

— Как же они общаются, инспектор? Ведь бедная женщина не может ни слышать, ни видеть, ни говорить.

— Они нашли какой-то способ. Ведь Луиза оглохла только в восемнадцать лет, и ее успели научить многому. Хотя Триветт в основном просто сидит и держит ее за руку. Она к нему тоже очень привязана.

— Да, трогательная история! Теперь, инспектор, насчет самого яда. Вы пытались отследить источник стрихнина?

Тамм печально усмехнулся:

— Пытались, но безуспешно. Дело в том, что Йорк Хэттер никогда не терял любви к химии — как я понимаю, в молодости он считался одним из крупных исследователей в этой области. Ему оборудовали лабораторию в его спальне, и он проводил там целые дни.

— Спасаясь от малоприятного окружения. Понятно. И стрихнин взяли в лаборатории?

Тамм пожал плечами:

— Думаю, да. Но и тут мы уперлись в стену. После исчезновения Хэттера старая леди держала лабораторию запертой, запретив всем входить туда. Нечто вроде монумента в память о муже. Она хотела сохранить лабораторию в том же состоянии, в каком ее покинул Хэттер, — особенно после того, когда два месяца назад обнаружили его труп. Единственный ключ от двери она хранила у себя, а на окнах там железные решетки. Ну, как только я услышал о лаборатории, то отправился туда и…

— Вы взяли ключ у миссис Хэттер?

— Да.

— И вы уверены, что она все время держала его при себе?

— Так она утверждает. Как бы то ни было, мы нашли таблетки стрихнина в пузырьке на одной из полок, поэтому решили, что яд взяли оттуда — легче бросить в эгног таблетку, чем возиться с порошком или жидкостью. Но как, черт возьми, преступник попал в лабораторию?

Лейн ответил не сразу. Он поманил к себе Фальстафа.

— Наполни кружки… Это риторический вопрос, инспектор. Окна с железными решетками — должно быть, Хэттер ревностно охранял свое убежище, — дверь заперта, а единственный ключ все время у миссис Хэттер. Хм… Не обязательно искать фантастическое объяснение. Существует такая вещь, как восковой отпечаток.

— Не воображайте, что мы об этом не подумали, — проворчал Тамм. — По-моему, мистер Лейн, есть три возможных объяснения. Первое: отравитель мог украсть стрихнин из лаборатории до исчезновения Йорка Хэттера, когда комната была открыта и доступна каждому, и сохранить яд до прошлого воскресенья…

— Изобретательно, — прокомментировал Лейн. — Продолжайте, инспектор.

— Второе: кто-то, как вы предполагаете, снял восковой отпечаток с замка, изготовил ключ, приобретя таким образом доступ в лабораторию, и заполучил яд перед попыткой убийства.

— Или задолго до того.

— И третье: яд добыли из другого источника. — Тамм взял у Фальстафа полную до краев кружку и жадно осушил ее. — Превосходно — я имею в виду пиво. Ну, мы сделали, что могли. Теория с ключом — мы навели справки во всех слесарных мастерских и скобяных лавках — пока ничего не дала. Мы продолжаем поиски внешнего источника, но тоже без успехов. Вот как обстоит дело сегодня.

Лейн задумчиво побарабанил по столу. «Русалка» опустела — они остались почти вдвоем.

— А вам приходило в голову, — заговорил он после паузы, — что эгног могли отравить прежде, чем миссис Арбакл принесла его в столовую?

— Матерь Божья, мистер Лейн, за кого вы меня принимаете? — возмутился инспектор. — Конечно, приходило. Мы обследовали кухню, но не нашли никаких следов стрихнина или отравителя. Правда, миссис Арбакл выходила на пару минут в буфетную. А служанка Вирджиния еще раньше выходила убрать в гостиной. Так что любой мог прокрасться в кухню и отравить напиток в их отсутствие.

— Начинаю понимать ваши затруднения, — печально улыбнулся Лейн. — Больше в доме Хэттеров никого не было?

— Насколько я знаю, ни души. Но входная дверь была не заперта, поэтому кто угодно мог проскользнуть в дом и выйти незаметно, О ежедневной порции эгнога в столовой в половине третьего знали все знакомые Хэттеров.

— Как я понял, в доме во время отравления не было одного обитателя — Эдгара Перри, воспитателя двоих детей Конрада Хэттера. Вы проверили его?

— Досконально. Воскресенье у Перри выходной день, и он, по его словам, утром отправился на длительную прогулку в Центральный парк, вернувшись в дом, когда я уже был там.

— Как он воспринял новость о попытке отравления?

— Казался удивленным и обеспокоенным. Не мог предложить никаких объяснений.

Улыбка исчезла с чеканного лица актера, а брови сдвинулись.

— Похоже, мы движемся в тумане. А мотив? Разгадка может скрываться там.

Инспектор Тамм застонал, как стонет сильный человек, когда его сила сталкивается с непреодолимым препятствием.

— У каждого из них мог быть мотив! Все Хэттеры — психи, кроме, может быть, поэтессы Барбары, но и она по-своему чокнулась на своих стихах. Понимаете, вся жизнь миссис Хэттер посвящена слепой и глухонемой дочке. Она сторожит ее, как тигрица-мать. Спит в той же комнате, практически кормит ее, помогает одеваться — одним словом, старается облегчить ей жизнь. Это единственная человеческая черта у старой ведьмы.

— И разумеется, другие дети ревнуют, — пробормотал Лейн. — Естественно. Они страстные, необузданные, их агрессивные инстинкты не сдерживают моральные соображения… Да, начинаю видеть возможности…

— Я вижу их уже неделю, — огрызнулся инспектор. — Внимание старой леди к Луизе так настойчиво, что остальные дети выходят из себя. Сомневаюсь, что дело в любви к дорогой мамочке, — скорее в гордости и упрямстве. К тому же не забывайте, что Луиза приходится им всего лишь единоутробной сестрой.

— Это вносит существенную разницу, — согласился Лейн.

— Это вносит все разницы в мире. Например, младшая, Джилл, вообще не желает иметь ничего общего с Луизой — заявляет, что ее присутствие создает в доме мрачную атмосферу и что друзья не желают к ней приходить, так как при виде Луизы им становится не по себе. Бедняжка ни в чем не виновата, но для Джилл это не имеет никакого значения. Эх, была бы она моей дочерью!.. — Тамм громко шлепнул себя по бедру. — Конрад ведет себя так же — постоянно пристает к матери, чтобы та отправила Луизу в какую-нибудь лечебницу, чтобы несчастная не путалась под ногами и не мешала им вести нормальную жизнь. — Инспектор усмехнулся. — Для этого субъекта нормальная жизнь — ящик контрабандного спиртного под столом и по девочке из мюзик-холла на каждом колене!

— А Барбара Хэттер?

— Она — другое дело. — Похоже, у инспектора Тамма развилась сильная привязанность к поэтессе. Он глотнул пива, облизнул губы и горячо отозвался на вопрошающий взгляд актера. — Барбара чудесная женщина, мистер Лейн! Вполне разумная. Если она и не любит глухонемую, то, по словам остальных, жалеет ее, пытается пробудить в ней интерес к жизни — короче говоря, ведет себя как настоящая женщина с сердцем в груди.

— Ваше сердце она, во всяком случае, завоевала. — Лейн поднялся. — Пошли, инспектор. Подышим воздухом.

Тамм встал, ослабил ремень и вышел вместе с актером на маленькую улочку. Они зашагали назад к садам. Лейн погрузился в раздумье, его глаза затуманились, а рот плотно сжался. Тамм молча шел рядом.

— Насколько я понимаю, Конрад и его жена не слишком ладят, — заговорил актер, опускаясь на скамейку. — Садитесь, инспектор.

Тамм повиновался, как человек, уставший думать.

— Живут как кошка с собакой. Марта Хэттер говорила мне, что собирается забрать детей из этого кошмарного дома, как только сможет. Я узнал кое-что интересное о ней от мисс Смит, сиделки Луизы. Пару недель назад Марта поцапалась со старой леди. Вроде бы миссис Хэттер шлепала детей, а Марта назвала ее злобной старой каргой и сказала, что желает ей смерти, — знаете, как ведут себя женщины, когда выходят из себя. Они едва в волосы друг другу не вцепились. Мисс Смит увела из комнаты мальчиков — оба перепугались до смерти… Марта кроткая, как овечка, но если ее разозлить… Мне жаль, что ей приходится жить в этой психушке. Я бы не хотел, чтобы мои дети росли в такой обстановке.

— А миссис Хэттер — состоятельная женщина, — пробормотал Лейн, словно не поняв смысла монолога Тамма. — Возможно, мотивом служат деньги… — Он становился мрачнее с каждой минутой.

Снова наступило молчание. В саду было прохладно; из деревушки доносились звуки смеха. Инспектор скрестил руки на груди, наблюдая за лицом актера. То, что он увидел, вероятно, разочаровало его, так как он проворчал:

— Ну, мистер Лейн, каков вердикт? Видите хоть немного света?

Друри Лейн вздохнул, печально улыбнулся и покачал головой:

— К сожалению, инспектор, я не сверхчеловек.

— Вы имеете в виду, что…

— Я имею в виду, что у меня нет никаких идей относительно того, кто отравил эгног. Нет даже перспективной теории. Для плодотворных гипотез недостаточно фактов.

Тамм помрачнел. Он ожидал и опасался подобного ответа.

— А какие-нибудь рекомендации?

Лейн пожал плечами:

— Только одно предупреждение. Отравитель всегда останется таковым. Несомненно, будет еще одно покушение на Луизу Кэмпион. Конечно, не сразу, а когда отравитель сочтет себя в безопасности…

— Мы сделаем все, чтобы это предотвратить, — не слишком уверенно заявил инспектор.

Старый актер неожиданно поднялся во весь рост, Тамм смотрел на него с удивлением. Лицо Лейна было бесстрастным — четкий признак того, что в его голове забрезжила идея.

— Как я понял, инспектор, доктор Мерриэм взял образец эгнога из лужи на линолеуме столовой?

Тамм кивнул, с любопытством глядя на актера.

— А медэксперт проанализировал образец?

— Ах, вы об этом! — Инспектор расслабился. — Да, доктор Шиллинг протестировал его в лаборатории.

— И представил рапорт о своем анализе?

— Что вас гложет? — удивился Тамм. — Тут нет ничего таинственного. Конечно, он доложил о результате.

— И сообщил, что в эгноге содержалась летальная доза яда?

Инспектор фыркнул.

— Летальная? По словам дока, в напитке было достаточно яда, чтобы прикончить целую дюжину женщин.

Обстановка разрядилась. Лицо Лейна приняло обычное приятное выражение, но Тамм увидел в серо-зеленых глазах легкое разочарование.

— Все, что я могу предложить в качестве скудной награды за ваше долгое путешествие, инспектор, — сказал мистер Друри Лейн, — это внимательно наблюдать за Безумными Хэттерами.

Сцена 2 Спальня Луизы

Воскресенье, 5 июня, 10.00

Поначалу дело Хэттеров развивалось медленно. Преступления и события не следовали одно за другим, стуча роковым молотком. Но в самой этой медлительности ощущалось нечто неумолимое, как ход колесницы Джаггернаута[92].

Столь неторопливая эволюция казалась многозначительной, хотя тогда еще никто, включая мистера Друри Лейна, не приближался к истине. Исчезновение Йорка Хэттера в декабре, обнаружение его мертвого тела в феврале, попытка отравить слепую и глухонемую женщину в апреле, а потом, менее чем через два месяца, солнечным июньским воскресеньем…

Лейн, пребывающий в своем убежище над Гудзоном, забыл о деле Хэттеров и визите инспектора Тамма. Газеты постепенно утрачивали интерес к попытке отравления, покуда воспоминания об инциденте окончательно не исчезли с их страниц. Несмотря на добросовестные усилия инспектора, не было открыто абсолютно ничего указывающего на какую-либо конкретную персону, как на отравителя. Возбуждение спадало, и полиция расслабилась. Но вот наступило 5 июня.

Мистера Друри Лейна известили о случившемся по телефону. Он лежал на крыше замка, подставив солнцу нагое тело, когда старый Куоси, запыхавшись, поднялся по кривой лестнице башни.

— Звонит инспектор Тамм, мистер Друри! — проскрипел горбун. — Он… он…

Встревоженный актер быстро сел.

— В чем дело, Куоси?

— Он говорит, — пропыхтел старик, — будто что-то произошло в доме Хэттеров.

Лейн склонил вперед загорелое тело и приподнялся на корточки.

— Значит, это наконец случилось, — медленно произнес он. — Когда? Кто? Что сказал инспектор?

Куоси вытер вспотевший лоб.

— Он не сказал… Он орал в трубку. На меня еще никогда в жизни так не…

— Куоси! — Лейн встал. — Говори быстро!

— Да, мистер Друри. Он сказал, чтобы вы немедленно ехали в дом Хэттеров на Вашингтон-сквер. До вашего прибытия все оставят нетронутым.

Лейн уже спускался по лестнице.

Через два часа черный лимузин Лейна, ведомый усмехающимся молодым человеком, которого актер называл Дромио[93] — он был верен привычке давать прислуге шекспировские имена, — лавировал среди транспорта на Пятой авеню. Когда они пересекли трамвайные рельсы на Восьмой улице, Лейн увидел большую толпу в парке на Вашингтон-сквер, разгоняемую полицией и препятствующую проезду через арку. Двое полицейских на мотоциклах остановили Дромио.

— Проезд запрещен! — крикнул один из них. — Разворачивайтесь и объезжайте площадь!

К ним подбежал толстый краснолицый сержант:

— Машина мистера Лейна? Инспектор Тамм велел пропустить вас. О'кей, ребята! Им разрешено проехать.

Дромио свернул за угол на Уэйверли-Плейс. Полицейские кордоны отсекали северную сторону площади между Пятой авеню и Макдугал-стрит. Аллеи парка с другой стороны улицы были набиты зеваками; репортеры и фотографы сновали туда-сюда, как муравьи. Повсюду виднелись полицейские и детективы в штатском.

Дромио остановил лимузин перед трехэтажным старомодным домом из красного кирпича с плотно занавешенными окнами, фризом на крыше и высоким каменным крыльцом с железными перилами по обеим сторонам, оканчивающимися двумя чугунными львицами, позеленевшими от возраста. На крыльце толпились детективы. Широкая белая дверь была распахнута, открывая вид с тротуара на маленький вестибюль.

Лейн медленно вылез из лимузина. На нем были легкий парусиновый костюм, соломенная шляпа, белые туфли, а в руке он держал трость из ротанга. Посмотрев на крыльцо, актер вздохнул и начал подниматься по ступенькам. Какой-то мужчина высунулся из вестибюля:

— Мистер Лейн? Сюда, пожалуйста. Инспектор Тамм ждет вас.

Инспектор с мрачным багровым лицом встретил Лейна внутри. С обеих сторон широкого коридора виднелись закрытые двери. В центре находилась старомодная лестница орехового дерева, ведущая на верхние этажи. По контрасту с бурлящей улицей в доме было тихо, как в могиле. Не было видно никого, даже полицейских.

— Ну, — трагическим голосом заговорил инспектор Тамм, — это случилось. — Казалось, он не находит слов для более пространного комментария.

— Луиза Кэмпион? — спросил Лейн. Вопрос выглядел сугубо риторическим. Кто мог пострадать, кроме Луизы, на чью жизнь покушались два месяца тому назад?

— Нет, — буркнул инспектор.

Изумление Лейна было почти комичным.

— Не Луиза Кэмпион! — воскликнул он. — Тогда кто…

— Старая леди. Она убита.

Они смотрели друг на друга в холодном коридоре, испытывая полнейшее недоумение.

— Миссис Хэттер, — в третий раз повторил Лейн. — Это странно, инспектор. Как будто кто-то питает убийственные намерения в отношении всей семьи Хэттер, а не одного ее представителя.

Тамм нетерпеливо шагнул к лестнице.

— Вы так полагаете?

— Я всего лишь размышляю вслух, — отозвался Лейн. — Очевидно, вы со мной не согласны. — Они начали подниматься по ступенькам.

— Не то чтобы не согласен, — сказал инспектор. — Я просто не знаю, что думать.

— Яд?

— Нет. По крайней мере, не похоже. Но вы увидите сами.

Поднявшись, они остановились в длинном коридоре. С обеих сторон находились закрытые двери, и у каждой стоял полицейский.

— Это спальни, инспектор?

Тамм кивнул и двинулся вдоль деревянных перил лестничной площадки. Внезапно он застыл, напрягшись, и Лейн остановился вместе с ним. Один из полицейских, прислонившийся к двери в северо-западном углу коридора, ойкнул и пошатнулся, когда дверь позади него открылась.

Инспектор расслабился.

— Чертовы мальчишки! — проворчал он. — Хоган, неужели вы не можете проследить, чтобы эти отродья оставались в детской?

— Да, сэр, — пропыхтел Хоган.

Мальчик проскользнул между его мясистыми ногами и с гиканьем понесся по коридору. Хоган едва успел восстановить равновесие, как еще один, совсем маленький, мальчик повторил маневр брата и побежал следом за ним. Полицейский метнулся вперед, за ним с криком устремилась испуганная женщина:

— Джеки! Билли! Дети, вам же говорили, что вы не должны…

— Марта Хэттер? — прошептал Лейн. Женщина была хорошенькой, но ее красота увядала, а вокруг глаз виднелись морщинки. Тамм кивнул, мрачно наблюдая за суетой.

Хоган отважно сцепился с тринадцатилетним Джеки, который вопил и лягался. Марта Хэттер схватила младшего сына, а тот, следуя примеру брата, пинал Хогана в лодыжки. Все четверо участников битвы скрылись в детской, но, судя по крикам, доносящимся из-за двери, сражение всего лишь переместилось в пространстве.

— А это, — с горечью произнес инспектор Тамм, — образчик того, что творится в доме Безумных Хэттеров. Эти чертенята превратили нашу жизнь в нескончаемый ад… Ну, вот мы и пришли, мистер Лейн.

Прямо напротив лестницы, менее чем в пяти футах от угла восточной стены коридора, находилась слегка приоткрытая дверь. Тамм распахнул ее и шагнул в сторону. Лейн остановился в проеме; в его глазах блестел охотничий азарт. Спальня была почти квадратной. Напротив двери находились два эркерных окна, выходящие в сад с северной, задней стороны дома. Дверь в восточной стене, рядом с окнами, по словам инспектора, вела в ванную. Справа от дверного проема, в котором стояли Лейн и Тамм, помещался длинный и глубокий стенной шкаф, объясняющий, почему коридор сужался к востоку, — часть его поглощалась шкафом и соседней комнатой.

Лейн увидел две кровати, стоящие параллельно, спинками к правой стене, и разделяемые ночным столиком примерно в двух футах от каждой. К изголовью ближайшей к двери кровати был прикреплен маленький ночник; возле другой кровати лампа отсутствовала. В центре левой стены, напротив кроватей, находился большой старомодный камин, выглядевший заброшенным, несмотря на инструменты, висящие на полочке. Окинув быстрым взглядом обстановку, Лейн снова посмотрел на кровати.

— Мертва, как прошлогодняя макрель, — буркнул инспектор Тамм, прислонясь к дверному косяку. — Выглядит очаровательно, не так ли?

На кровати с лампой лежала миссис Хэттер. Циничный комментарий Тамма едва ли требовался — старая леди скрючилась среди скомканных простыней; стеклянные глаза были открыты; на багровом лице набухли вены, на лбу виднелись кровавые следы, исчезающие в растрепанных желтоватых с сединой волосах.

Лейн озадаченно покосился на них и перенес внимание на другую кровать, тоже находящуюся в беспорядке.

— Это кровать Луизы Кэмпион?

Тамм кивнул:

— Да, но сейчас ее перевели отсюда. Луизу нашли рано утром лежащей на полу без сознания.

Шелковистые седые брови Лейна слегка приподнялись.

— На нее напали?

— Не думаю. Расскажу вам об этом позже. Она в соседней комнате — спальне мисс Смит. Сиделка заботится о ней.

— Значит, с мисс Кэмпион все в порядке?

Тамм усмехнулся:

— Забавно, не так ли? Судя по прошлым событиям, казалось, что кто-то в этом доме охотится за глухонемой. Но с ней все в порядке, а прикончили старую леди.

Позади в коридоре послышались шаги, и двое мужчин быстро повернулись. Лицо Лейна просветлело.

— Мистер Бруно! Какая приятная встреча!

Они обменялись рукопожатиями. Уолтер Бруно, прокурор округа Нью-Йорк, был крепким мужчиной среднего роста, с аскетичным лицом и в очках без оправы. Он выглядел усталым.

— Рад вас видеть, мистер Лейн. Кажется, мы встречаемся, только когда кого-то отправляют в ад.

— Это исключительно ваша вина. Как и инспектор Тамм, вы пренебрегали мною всю зиму. Давно вы здесь?

— Полчаса. Что вы об этом думаете?

— Пока еще ничего. — Глаза актера скользнули по комнате смерти. — Что именно произошло?

Окружной прокурор прислонился к косяку.

— Я только что видел мисс Кэмпион. Жалкое создание. Тело обнаружила в шесть утра мисс Смит — она спит в соседней комнате, выходящей в сад позади и в переулок на восточной стороне…

— Вы уже изучили порядки в доме, мистер Бруно? — улыбнулся Лейн.

Прокурор пожал плечами:

— Это может оказаться важным. Обычно Луиза встает очень рано, поэтому мисс Смит поднимается в шесть и идет сюда посмотреть, не нужно ли ей чего. Миссис Хэттер она обнаружила мертвой в кровати, а Луиза лежала на полу, между своей кроватью и камином, головой к камину, а ногами в промежутке между кроватями. Сейчас я вам покажу. — Он шагнул в комнату, но Лейн остановил его.

— Пожалуй, я могу это представить. Я также думаю, что чем меньше мы будем расхаживать по комнате, тем лучше. Пожалуйста, продолжайте.

Бруно с любопытством посмотрел на него:

— А, вы имеете в виду следы ног! Ну, мисс Смит сразу увидела, что старуха мертва, и подумала, что Луиза мертва тоже. Сиделка закричала — все-таки она женщина, — разбудив Барбару и Конрада Хэттер. Они прибежали сюда, поняли ситуацию с первого взгляда и, ничего не трогая…

— Вы в этом уверены?

— Ну, они следили друг за другом, так что нам приходится им верить… Ничего не трогая, они убедились, что миссис Хэттер мертва. Тело уже окоченело. Однако Луиза была только в обмороке, поэтому они унесли ее в комнату мисс Смит. Конрад позвонил доктору Мерриэму, семейному врачу, и в полицию — с тех пор сюда никого не впускали.

— Мерриэм подтвердил, что миссис Хэттер мертва, и отправился в комнату сиделки позаботиться о глухонемой, — добавил инспектор. — Он все еще там. Пока что мы не могли с ней побеседовать — насколько это вообще возможно.

Лейн задумчиво кивнул.

— В каком виде обнаружили мисс Кэмпион? Опишите точно, мистер Бруно.

— Женщина лежала лицом вниз. Доктор сказал, что она в обмороке. У нее на лбу шишка, и Мерриэм считает, что, падая, она ударилась лбом о пол. Сейчас Луиза очнулась, но толком еще не пришла в себя. Вопрос в том, знает ли она, что произошло с ее матерью, — Мерриэм пока запрещает нам рассказывать ей о случившемся.

— Труп уже обследовали?

— Нет, если не считать первоначального осмотра Мерриэма, который, как я понял, был весьма поверхностным, — ответил Бруно. — Мы ждем медэксперта, но Шиллинг, как всегда, копается.

Лейн вздохнул. Потом он повернулся и посмотрел на зеленый ковер с коротким ворсом, покрывающий пол спальни. Там виднелись беловатые следы ног, начинающиеся из участка между двумя кроватями, где не были видны Лейну, наиболее четко отпечатавшиеся на ковре в ногах кровати мертвой женщины и постепенно тускнеющие, приближаясь к двери в коридор.

Шагнув в комнату, Лейн обошел следы и остановился напротив промежутка между кроватями, чтобы обследовать его. Теперь он видел, что следы тянутся от рассыпанного по ковру белого порошка. Происхождение порошка недолго оставалось тайной. Большая круглая картонная коробка с белым тальком, теперь почти пустая, лежала в изножье кровати Луизы Кэмпион, — судя по надписи, порошок предназначался для ванны. Весь участок ковра между кроватями был им усыпан.

Тщательно избегая касания следов и порошка, Лейн протиснулся в промежуток, чтобы получше рассмотреть ночной столик и пол. Было очевидно, что коробка лежала на краю столика, так как на нем остались белые пятна и следы, а кольцо порошка в углу указывало место, где находилась коробка, прежде чем упасть. В нескольких дюймах позади порошкового кольца на деревянной столешнице виднелась свежая вмятина, как будто в это место с силой ударила острая грань.

— Я бы сказал, — заметил Лейн, — что крышка держалась свободно и упала, когда коробка опрокинулась. — Наклонившись, он подобрал с пола крышку от коробки с порошком. — Конечно, вы все это видели?

Тамм и Бруно устало кивнули. На белой картонной крышке возле ободка виднелось несколько тонких параллельных красных линий.

— Кровь, — сказал инспектор.

Там, где находились кровавые полоски, крышка была смята, как будто предмет, оставивший их, с силой ударил и по краю крышки. Лейн кивнул:

— Сомнений нет, джентльмены. Очевидно, коробку с порошком сбросил со стола удар, оставивший следы на столе и на крышке, и она упала на ковер в изножье кровати мисс Кэмпион, рассыпав по нему порошок. — Он положил крышку на прежнее место, не переставая шарить взглядом по комнате.

Лейн решил в первую очередь обследовать следы ног. В толстом слое порошка, рассыпавшегося между кроватями, было несколько следов на расстоянии около четырех дюймов друг от друга, идущих от изголовья кровати мертвой женщины в направлении стены с камином. Почти у края усыпанного порошком участка виднелись два четких отпечатка носков обуви; далее следы поворачивали к двери, причем расстояние между ними увеличивалось.

— Это доказывает, — пробормотал Лейн, — что оставивший следы пустился бегом.

Бегущие следы были оставлены порошком, прилипшим к подошвам, на той части ковра, которая не была усыпана порошком.

Лейн поднял взгляд:

— Похоже, вам повезло, инспектор. Это мужские следы.

— Может быть, повезло, а может быть, и нет, — проворчал Тамм. — Не нравится мне вид этих отпечатков. Слишком уж это легко! Как бы то ни было, мы измерили четкие следы — они оставлены обувью размера семь с половиной, восемь или восемь с половиной, с узкими носами и стоптанными каблуками. Мои люди ищут в доме такую пару.

— Это действительно может все упростить. — Лейн повернулся к участку между кроватями. — Значит, мисс Кэмпион нашли лежащей в изножье ее кровати, возле участка, куда просыпался порошок, почти в том месте, где мужские следы меняют направление?

— Да. Обратите внимание, что она оставила и свои следы в порошке.

Лейн кивнул — в тальке виднелись следы босых женских ног, ведущих туда, где упала Луиза Кэмпион. Они начинались у того места кровати глухонемой, где одеяло было отброшено.

— Полагаю, нет сомнения, что это ее следы?

— Ни малейшего, — ответил Бруно. — Они, безусловно, принадлежат Луизе Кэмпион. Их происхождение достаточно легко реконструировать. Она встала и пошла к изножью кровати. Но там произошло что-то, из-за чего она потеряла сознание.

Друри Лейн наморщил лоб, — казалось, его что-то беспокоит. Он осторожно подошел к изголовью кровати миссис Хэттер и склонился над мертвой женщиной. Его внимание привлекли странные отметины на ее лбу. Они состояли из нескольких глубоких и тонких вертикальных линий, параллельных, но различной длины. Следы не тянулись поперек всего лба — они начинались на полпути между бровями и линией седых волос, исчезая в них. Кровь сочилась из этих странных линий. Взгляд Лейна устремился на ковер под ночным столиком, словно в поисках подтверждения, и он кивнул. Из-под столика высовывалась старая мандолина, лежащая струнами кверху.

Лейн осмотрел мандолину, потом повернулся к двум коллегам. Окружной прокурор Бруно кисло улыбался.

— Вы нашли оружие, — сказал он.

— Да, — тихо произнес Лейн. — В нижней части стальных струн видна кровь. — Одна из струн лопнула, а остальные были ржавыми, как будто на мандолине не играли давным-давно, но алые следы свежей крови виднелись достаточно четко.

Лейн поднял инструмент, отметив, что он лежал на просыпавшемся порошке, в котором остались отпечатки. В нижней части мандолины имелась царапина, по длине и форме подозрительно похожая на вмятину в крышке стола.

— Как вам нравится такое орудие убийства, мистер Лейн, — ухмыльнулся инспектор Тамм. — Мандолина, надо же! В следующий раз они используют лилии!

— Весьма оригинально, — сухо согласился актер. — Выходит, миссис Хэттер ударили по лбу лицевой стороной мандолины… Важен не столько выбор оружия, джентльмены, сколько то, что, судя по глубине царапин, оно едва ли было настолько эффективным, чтобы вызвать смерть само по себе. Да, действительно странно… Пожалуй, пора обратиться к доктору Шиллингу.

Он положил мандолину на ковер и снова перенес внимание на ночной столик, но не увидел там ничего зловещего — ваза с фруктами (на стороне близкой к кровати глухонемой), часы, следы опрокинутой коробки с порошком, два тяжелых книгодержателя, обрамляющих старую Библию, и ваза с увядшими цветами.

В вазе с фруктами лежали яблоко, банан, гроздь раннего винограда, апельсин и три груши.

Доктор Лео Шиллинг, главный судмедэксперт округа Нью-Йорк, едва ли был эмоциональным человеком. Многочисленные трупы, отмечавшие его служебную карьеру как маркеры, — самоубийцы, убитые, неопознанные лица, жертвы экспериментов, наркоманы и прочие, встретившие свою кончину при подозрительных обстоятельствах, — естественно, очерствили его сердце. Он презирал слово «тошнота», а его нервы были такими же крепкими, как орудующие скальпелем пальцы. Сослуживцы часто подозревали, что под жесткой официальной оболочкой бьется мягкое сердце, однако никто не мог этого доказать.

Войдя в последнее место отдыха миссис Эмили Хэттер, доктор Шиллинг рассеянно кивнул окружному прокурору, пробормотал нечто неразборчивое мистеру Друри Лейну, окинул оценивающим взглядом спальню, не преминув отметить белесые следы ног на ковре, и бросил саквояж на кровать, где, к ужасу мистера Друри Лейна, он со стуком приземлился на окоченевшие ноги старухи.

— Можно ходить по следам? — спросил доктор Шиллинг.

— Да, — ответил инспектор. — Все уже сфотографировали. И позвольте заметить, док, что вы могли бы быть порасторопнее. Прошло два с половиной часа с тех пор, как я сообщил…

— Es ist eine alte Geschichte, doch bleibt sie immer neu, — усмехнулся пузатый доктор. — Как говорил Гейне, это старая история, которая всегда остается новой…[94]

Не волнуйтесь, инспектор, у мертвых леди терпения достаточно. — Шиллинг сдвинул вперед старую шляпу — он был лысым как колено и не любил это демонстрировать, — обошел кровать, пройдясь при этом по всем следам, и приступил к работе.

Усмешка исчезла с его пухлого лица, а глаза под старомодными золотыми очками стали внимательными. Лейн видел, как он скривил губы при виде вертикальных отметин на лбу мертвой женщины и кивнул при взгляде на мандолину. Затем доктор начал тщательно ощупывать седую голову мускулистыми руками и раздвигать волосы. Что-то явно было не так, поскольку его лицо напряглось, и он, отбросив скомканное одеяло, произвел краткий осмотр тела. Медэксперт выглядел все более озадаченным: пробормотав несколько раз «Der Teufel!»[95] он покачал головой и повернулся к остальным.

— Где личный врач этой женщины?

Инспектор Тамм вышел из спальни и через две минуты вернулся вместе с доктором Мерриэмом. Оба медика формально приветствовали друг друга, словно дуэлянты, потом доктор Мерриэм обошел вокруг кровати, и они вдвоем склонились над трупом, завернув тонкую ночную рубашку и тихо переговариваясь. Тем временем мисс Смит, сиделка Луизы Кэмпион, быстро вошла в комнату, схватила вазу с фруктами и тут же вышла. Тамм, Бруно и Лейн молча наблюдали за происходящим. Наконец врачи выпрямились. На благообразном лице Мерриэма отражалось беспокойство, а медэксперт снова поправил шляпу.

— Каков вердикт, док? — спросил окружной прокурор.

Доктор Шиллинг скорчил гримасу:

— Женщина умерла не от удара мандолиной. — При этом Друри Лейн удовлетворенно кивнул. — Доктор Мерриэм и я пришли к выводу, что удар мог только оглушить ее.

— Что же тогда ее убило? — осведомился инспектор Тамм.

— Ах, инспектор, вы, как всегда, торопитесь, — с раздражением сказал доктор Шиллинг. — О чем вы беспокоитесь? Мандолина вызвала смерть, хотя и косвенно. Как? Причинив сильный нервный шок. Почему? Потому что ей было шестьдесят три года, и доктор Мерриэм говорит, что у нее было больное сердце. Nicht wahr, Herr Doktor?[96]

— Понятно. — Инспектор облегченно вздохнул. — Кто-то огрел ее по голове, шок от удара вызвал сердечный приступ, и старуха окочурилась. Таким образом, она практически умерла во сне!

— Не думаю, — возразил Друри Лейн. — Напротив, инспектор, она явно не спала.

Оба медика кивнули одновременно.

— По трем причинам. Первая: ее глаза широко открыты, и в них застыл ужас. Вторая: обратите внимание на уникальное выражение ее лица. — Это было еще мягко сказано — искаженные черты Эмили Хэттер выражали боль и крайнее удивление. — Даже руки почти стиснуты в кулаки… Третья не столь очевидная.

Подойдя к кровати, Лейн указал на кровавые следы струн мандолины на холодном лбу.

— Расположение этих следов доказывает, что миссис Хэттер сидела в кровати, когда ее ударили!

— Откуда вы знаете? — спросил инспектор.

— Это очень просто. Если бы она спала во время удара — лежала на спине, как лежит сейчас, — следы стальных струн находились бы не только на верхней половине лба, но и на нижней, а также на носу и, может быть, даже на губах. Но так как следы ограничены верхом лба, миссис Хэттер, должно быть, пребывала в сидячем или полусидячем положении. В таком случае напрашивается вывод, что она не спала.

— Очень умно с вашей стороны, сэр, — сказал доктор Мерриэм. Он стоял неподвижно, нервно сплетая длинные белые пальцы.

— Скорее элементарно. Когда, по-вашему, умерла миссис Хэттер, доктор Шиллинг?

Медэксперт достал из жилетного кармана зубочистку из слоновой кости и начал ковырять ею между зубами.

— Часов шесть назад — около четырех утра. — Лейн кивнул.

— Может оказаться важным, доктор, где именно стоял убийца, нанося удар. Вы в состоянии это определить?

Доктор Шиллинг задумчиво покосился на кровать:

— Думаю, что да. Убийца стоял между двумя кроватями — судя по положению тела и наклону следов на лбу. Как по-вашему, доктор Мерриэм?

Старый врач вздрогнул.

— Э-э… я согласен, — быстро ответил он.

Инспектор Тамм раздраженно почесал массивный подбородок.

— Меня беспокоит эта чертова история с мандолиной… Больное у нее было сердце или нет, мог ли удар мандолиной убить ее? Ведь если кто-то намерен совершить убийство, он выбирает орудие, которое способно это проделать.

— В этом сомнений быть не может, Тамм, — сказал медэксперт. — Очень сильный удар даже таким сравнительно легким орудием, как мандолина, мог убить женщину в таком возрасте и физическом состоянии. Но удар был довольно слабый.

— На теле нет других следов насилия? — спросил Лейн.

— Нет.

— Как насчет яда? — осведомился окружной прокурор. — Есть какие-нибудь признаки?

— Признаков нет, — осторожно ответил доктор Шиллинг. — Но с другой стороны… я немедленно произведу вскрытие.

— Держу пари на ваши немецкие башмаки, что произведете, — отозвался инспектор Тамм. — Просто чтобы убедиться, что никто в этом доме больше не орудует ядом. Не могу понять это дело! Сначала кто-то пытается отравить глухонемую, а теперь кто-то приканчивает старую ведьму. Я собираюсь поискать яд.

Глаза Бруно блеснули.

— Конечно, это убийство, даже если непосредственной причиной смерти был не сам удар, а шок от него. Ясно одно — было намерение убить.

— Тогда почему удар был таким слабым, мистер Бруно? — сухо спросил Лейн.

Прокурор пожал плечами.

— И почему, — продолжал старый актер, — убийца выбрал такое нелепое орудие — мандолину? Если он собирался убить миссис Хэттер ударом по голове, к чему выбирать мандолину, когда в комнате имеются куда более тяжелые орудия?

— Господи, я об этом не подумал! — пробормотал Тамм, когда Лейн указал на полку с инструментами, висящую у камина, и на массивные книгодержатели на ночном столике у кровати.

Лейн прошелся по комнате, заложив руки за спину. Доктор Шиллинг начинал проявлять признаки нетерпения; доктор Мерриэм по-прежнему стоял неподвижно, как солдат на смотре; окружной прокурор и инспектор выглядели все более обеспокоенными.

— Между прочим, — заговорил наконец Лейн, — мандолину взяли в этой спальне?

— Нет, — ответил инспектор. — Из стеклянной витрины в библиотеке внизу. Старая леди хранила ее там после самоубийства Йорка Хэттера — одна из вдовьих причуд. Мандолина принадлежала Хэттеру… Если подумать…

Рука Друри Лейна взметнулась, призывая к молчанию, а глаза прищурились. Доктор Шиллинг натягивал покрывало на мертвую женщину. При этом маленький предмет, блеснув в лучах солнца, проникающих сквозь окна, выпал из складки одеяла на усыпанный порошком ковер. Лейн метнулся к нему и подобрал его с пола. Это был пустой шприц.

Все столпились вокруг актера, понимая важность находки. Лейн, осторожно держа шприц за кончик поршня, понюхал иглу и поднес инструмент к свету.

Доктор Шиллинг бесцеремонно взял у него шприц и отошел к одному из окон вместе с доктором Мерриэмом.

— Пустой шприц, — пробормотал медэксперт. — Что означает цифра 6 на нем? И осадок — может быть…

— Да? — энергично осведомился Лейн.

Доктор Шиллинг пожал плечами:

— Я должен это проанализировать.

— На теле нет следов инъекций? — допытывался актер.

— Нет.

Внезапно Лейн выпрямился, сверкнув серо-зелеными глазами. Челюсть Тамма отвисла, ибо актер бросился к двери с криком:

— Сиделка… комната…

Все устремились за ним.

Спальня миссис Смит примыкала к комнате смерти. Глазам вошедших представилось достаточно мирное зрелище. На кровати с открытыми незрячими глазами лежала Луиза Кэмпион. Пожилая сиделка поместилась рядом на стуле, гладя лоб глухонемой. Луиза машинально отрывала виноградины от грозди в ее руке и жевала их безо всякого аппетита. На столике у кровати стояла ваза с фруктами, которую мисс Смит забрала из соседней комнаты несколько минут назад.

Друри Лейн не тратил слов. Он метнулся к кровати и выхватил гроздь винограда из руки Луизы, заставив мисс Смит вскочить на ноги с испуганным криком, а женщину на кровати быстро сесть с выражением страха на обычно безмятежном лице. Луиза начала скулить, как животное, ее рука, покрывшаяся гусиной кожей, нашла руку сиделки и вцепилась в нее.

— Сколько она съела? — крикнул Лейн.

Сиделка побледнела.

— Как вы меня напугали! Одну гроздь.

— Доктор Мерриэм, с ней все в порядке?

Врач поспешил к кровати, и женщина, почувствовав на лбу его руку, перестала хныкать.

— Вроде бы да, — медленно произнес доктор Мерриэм.

Друри Лейн вытер лоб носовым платком — его руки заметно дрожали.

— Я боялся, что мы опоздаем, — хрипло произнес он.

Инспектор Тамм сжал кулачища и шагнул вперед, свирепо глядя на вазу с фруктами.

— Яд?

Все посмотрели на вазу, в которой лежали яблоко, банан, апельсин и три груши.

— Да. — Теперь голос Лейна звучал спокойно. — Я в этом уверен. И эти факты, джентльмены, меняют всю конфигурацию дела.

— Что вы… — ошеломленно начал Бруно, но Лейн рассеянно махнул рукой, словно не желая вдаваться в объяснения. Он внимательно смотрел на Луизу Кэмпион. Под успокаивающими движениями доктора Мерриэма, поглаживающего ей пальцы, она расслабилась и теперь лежала неподвижно. Сорок лет изолированного существования не наложили отпечаток на ее лицо, которое было почти привлекательным — с миниатюрным вздернутым носом и приятным изгибом губ.

— Бедное создание, — пробормотал Лейн. — Интересно, о чем она думает… — Он повернулся к сиделке: — Несколько минут назад вы взяли эту вазу с ночного столика в соседней спальне. Фрукты обычно находятся в той комнате?

— Да, сэр, — нервно отозвалась мисс Смит. — Луиза обожает фрукты. Ваза с ними всегда стоит на ночном столике.

— У мисс Кэмпион есть какие-нибудь предпочтения в области фруктов?

— Нет. Она любит всякие.

— Понятно. — Лейн казался озадаченным. — А миссис Хэттер когда-нибудь ела фрукты из этой вазы? — спросил он наконец.

— Только иногда.

— Не регулярно?

— Нет, сэр.

— И она тоже любила всякие фрукты, мисс Смит? — Он задал вопрос спокойно, но Бруно и Тамм расслышали в его голосе напряженную нотку.

Очевидно, ее различила и мисс Смит.

— Странный вопрос, — медленно отозвалась она. — Нет, сэр, миссис Хэттер ненавидела груши и никогда их не ела.

— Великолепно! И все в доме знали о ее нелюбви к грушам.

— Да, это годами служило семейной шуткой.

Актер казался удовлетворенным. Он кивнул несколько раз, удостоил мисс Смит дружелюбным взглядом и, подойдя к столу у кровати сиделки, посмотрел на вазу с фруктами из комнаты Луизы Кэмпион.

— Она ненавидела груши, — пробормотал Лейн. — Запомните это, инспектор. Думаю, эти груши следует изучить подробно.

Две из трех груш в вазе были безупречными — золотистыми, спелыми, твердыми. А третья… Лейн с любопытством вертел ее в руке. Она начала гнить, кожура была покрыта бурыми влажными пятнами. С негромким возгласом актер поднес грушу к правому глазу на расстоянии трех дюймов.

— Так я и думал, — пробормотал он и повернулся к доктору Шиллингу, протягивая ему три груши. — Взгляните, доктор. Если я не ошибаюсь, кожура испорченной груши пострадала от уколов иглой.

— Яд! — одновременно воскликнули Тамм и Бруно.

— Не стоит загадывать вперед, но думаю, что да. Для большей уверенности, доктор, подвергните анализу все три груши. Дайте мне знать, вызвано ли повреждение плода наличием яда и какого именно яда, или же груша начала гнить до того, как была отравлена.

— Jawohl[97], — сказал медэксперт и вышел из комнаты, неся три груши с такой осторожностью, словно это были драгоценности.

— Но если яд был в груше, а старая леди не ела груш… — начал инспектор Тамм.

— Значит, убийство миссис Хэттер было несчастным случаем, не запланированным заранее, а отравленная груша предназначалась для этой бедной женщины, — закончил Бруно.

— Правильно! — воскликнул инспектор. — Убийца пробрался в комнату, вонзил шприц в грушу, но старая леди проснулась. Возможно, она узнала отравителя — вспомните выражение ее лица. Тогда он огрел ее мандолиной, и она умерла!

— Да, мы начали продвигаться. Отравленная груша, несомненно, дело рук того же, кто отравил эгног два месяца назад.

Мистер Друри Лейн хранил молчание, задумчиво сдвинув брови. Мисс Смит выглядела ошеломленной. Что касается Луизы Кэмпион, которая не ведала о том, что закон только что признал ее жертвой едва не состоявшегося второго покушения, то она цеплялась за пальцы доктора Мерриэма с упорством, порожденным слепотой и отчаянием.

Сцена 3 Библиотека

Воскресенье, 5 июня, 11.10

Далее последовало нечто вроде интермедии. Люди сновали по дому, кто-то докладывал инспектору Тамму, что ни на шприце, ни на мандолине не обнаружено никаких отпечатков пальцев, а доктор Шиллинг наблюдал, как выносят тело.

Среди этой суеты мистер Друри Лейн стоял спокойно и с задумчивым видом, большей частью глядя на безмятежное лицо Луизы Кэмпион, словно в поисках разгадки тайны. Он едва слышал замечание окружного прокурора Бруно, что, поскольку никаких отпечатков нигде не нашли, убийца, должно быть, действовал в перчатках.

Наконец было восстановлено подобие порядка — доктор Шиллинг удалился вместе с телом, а инспектор закрыл дверь комнаты мисс Смит.

— Мисс Кэмпион уже рассказали о случившемся? — сразу же спросил Лейн.

Мисс Смит покачала головой.

— Я подумал, что лучше подождать, пока… — начал доктор Мерриэм.

— Сейчас нет опасности для ее здоровья?

Врач поджал тонкие губы.

— Это явится шоком, а у нее слабое сердце. Но так как ей все равно придется рассказать…

— А каким образом с ней контактируют?

Мисс Смит молча подошла к кровати, порылась под подушкой и выпрямилась, держа в руке странный прибор. Он состоял из панели с углублениями, похожей на абак[98], и большой коробки. Женщина сняла крышку — в коробке оказалось множество маленьких металлических блоков, напоминающих домино, в каждом из которых имелся выступ, вставляющийся в углубления панели. Лицевые стороны блоков были усеяны крупными рельефными точками, расположенными в разнообразном причудливом порядке.

— Алфавит Брайля?[99] — спросил Лейн.

— Да, — вздохнула мисс Смит. — Каждый блок соответствует букве в алфавите Брайля. Прибор сконструирован специально для Луизы. Она повсюду носит его с собой.

Для помощи не посвященным в этот язык слепых каждый блок, помимо точек, был снабжен плоской белой английской буквой — аналогом буквы, представляемой блоком.

— Изобретательно, — одобрил Лейн. — Если вы не возражаете, мисс Смит… — Мягко отодвинув сиделку, он взял доску и блоки и посмотрел на Луизу Кэмпион.

Все чувствовали, что наступает критический момент. Что откроет это странное существо? То, что она уже ощущала возникшее напряжение, было очевидно. Ее красивые белые пальцы пребывали в постоянном движении, и Лейн с внутренней дрожью осознал, что они были антеннами жука, ищущими объяснений. Голова беспокойно вертелась из стороны в сторону, усиливая сходство женщины с насекомым. В слепых глазах темнели большие, но тусклые зрачки. Внешне Луиза представляла собой приятное зрелище — пухленькая, ростом не более четырех футов и пяти дюймов, с глянцевыми каштановыми волосами и здоровым цветом лица. Но наблюдавшие за ней обращали внимание не на это, а на рыбьи глаза, невыразительные, почти безжизненные черты, дергающиеся пальцы…

— Она выглядит возбужденной, — пробормотал инспектор Тамм. — Посмотрите на ее пальцы — меня от них дрожь пробирает.

Мисс Смит покачала головой:

— Это не нервы. Она говорит — задает вопросы.

— Говорит? — воскликнул окружной прокурор.

— Конечно, — сказал Лейн. — Это ручной язык глухонемых, мистер Бруно. Что она старается просигналить, мисс Смит?

Толстая сиделка внезапно задрожала.

— Я… я больше не могу этого выносить, — хрипло произнесла она. — Луиза повторяет: «Что случилось? Где мама? Почему вы не отвечаете? Что случилось? Где мама?»

Друри Лейн вздохнул и взял руки Луизы в свои сильные руки. Ее ноздри дрогнули, словно она пыталась определить подошедшего по запаху. Это выглядело жутко. Но прикосновение Лейна, а может быть, слабая аура, ощутимая всеми животными, но которую не чувствует большинство людей, по-видимому, придали ей уверенности — она расслабилась и освободила руки.

«Что случилось? Где мама? Кто вы?» Лейн быстро достал из коробки несколько блоков, составил серию слов и положил доску на колени Луизы, которая сразу вцепилась в нее. Пальцы заскользили по поверхности металлических блоков.

«Я друг, — гласило сообщение. — Я хочу вам помочь. Но я должен сообщить вам нечто неприятное. Вам понадобится мужество».

Из горла женщины вырвался жалобный булькающий звук. Инспектор Тамм заморгал и отвернулся. Доктор Мерриэм неподвижно стоял позади глухонемой. Потом Луиза Кэмпион вздохнула, и ее руки снова начали двигаться. Мисс Смит устало переводила:

«Да, я буду храброй. Что случилось?»

Пальцы Лейна нырнули в коробку и начали составлять слова.

«Ваша жизнь настоящий подвиг. Так держать! Произошла страшная трагедия. Прошлой ночью ваша мать была убита».

Мечущиеся над доской руки конвульсивно дернулись и упали, рассыпав по полу маленькие металлические блоки. Женщина потеряла сознание.

— Выйдите! — крикнул доктор Мерриэм, когда все устремились к Луизе. — Мы с мисс Смит справимся вдвоем.

Присутствующие остановились, глядя, как врач с усилием поднял со стула обмякшее тело Луизы, и нехотя двинулись к двери.

— Вы отвечаете за мисс Кэмпион, — предупредил врача инспектор Тамм. — Не оставляйте ее ни на миг.

— Я не буду отвечать ни за что, если вы не уберетесь.

Трое мужчин повиновались, Лейн вышел последним. Он бесшумно закрыл за собой дверь и остановился, задумавшись, потом прижал пальцы к вискам, покачал головой, опустил руки и последовал вниз за окружным прокурором и инспектором.

Библиотека Хэттеров примыкала к столовой. В старой комнате пахло кожей. В основном в шкафах хранилась научная литература и поэзия. Обстановка была комфортабельной, и Лейн с одобрительным вздохом опустился в старое кресло. Тамм и Бруно тоже сели, и все трое молча посмотрели друг на друга. Тишину нарушало только тяжелое дыхание инспектора.

— Ну, ребята, — заговорил он наконец, — вот это задача!

— Во всяком случае, интересная задача, инспектор, — отозвался Лейн, вытянув длинные ноги. — Между прочим, Луиза Кэмпион знает, что два месяца назад кто-то покушался на ее жизнь?

— Нет. И незачем ей рассказывать. Бедняжке и без того приходится туго.

— Да, конечно. Это было бы жестоко.

Актер внезапно встал и пересек комнату, чтобы обследовать пьедестал, поддерживающий пустую стеклянную витрину.

— Полагаю, здесь хранилась мандолина?

Тамм кивнул.

— Отпечатков пальцев тут тоже нет, — мрачно добавил он.

— Знаете, — сказал Бруно, — эта история с отравленной грушей — если она действительно отравлена — сильно упрощает дело.

— По крайней мере, нам известно, что убийца охотится за Луизой, — буркнул Тамм. — Ну, давайте работать.

Он поднялся и направился к двери в коридор.

— Эй, Мошер! — окликнул инспектор. — Приведите сюда для разговора Барбару Хэттер.

Лейн вернулся к креслу.

Барбара Хэттер во плоти выглядела куда приятнее, чем на публикуемых фотографиях. На снимках ее точеные черты казались резкими, в то время как в жизни она была очень женственной, несмотря на худобу, однако фотографы предпочитали это игнорировать. Высокая и царственная, Барбара двигалась с почти ритмичной грацией. Казалось, она светится изнутри, и это пламя придает тепло каждому ее жесту. Поэтесса явно обладала не только высоким интеллектом, но и тонкими чувствами.

Барбара кивнула инспектору Тамму и окружному прокурору. При виде Лейна ее глаза расширились.

— Мистер Лейн! — заговорила она глубоким спокойным голосом. — Вы тоже копаетесь в выгребной яме нашей личной жизни?

Актер покраснел.

— Поделом мне, мисс Хэттер. К несчастью, я любопытен. — Он пожал плечами. — Почему бы вам не сесть? У нас есть несколько вопросов. — Лейна не удивило, что она знала его в лицо и назвала по фамилии при первой встрече, — люди делали это постоянно.

Барбара села, насмешливо изогнув брови.

— Ну, я готова, — сказала она со вздохом. — Спрашивайте.

— Мисс Хэттер, — начал Тамм, — расскажите мне все, что вы знаете о прошлой ночи.

— Очень мало, инспектор. Я вернулась около двух — была на скучной вечеринке в доме моего издателя. Присутствующие там джентльмены забыли о хороших манерах или выпили слишком много — в любом случае я пришла домой одна. Всюду было тихо. Моя комната, как вам известно, находится напротив комнаты матери и выходит окнами в парк. Я уверена, что двери всех спален наверху были закрыты… Так как я устала, то сразу легла спать и проснулась в шесть утра от криков мисс Смит. Это все.

— Хм! — Инспектор нахмурился.

— Согласна, — устало улыбнулась Барбара, — что мое повествование было не слишком блестящим.

Она обернулась к Друри Лейну, словно ожидая его вопроса. Он последовал, но, казалось, был неожиданным, так как Барбара удивленно уставилась на актера.

— Мисс Хэттер, когда вы и ваш брат Конрад вбежали утром в комнату вашей матери, никто из вас не проходил между двумя кроватями?

— Нет, мистер Лейн. Мы сразу увидели, что мама мертва. Поднимая Луизу с пола, мы старались не наступать на следы ног, ведущие к двери, и не ходить между кроватями.

— Вы уверены, что ваш брат этого не делал?

— Абсолютно.

Бруно поднялся и начал шагать взад-вперед перед Барбарой. Она терпеливо ожидала.

— Мисс Хэттер, я буду говорить откровенно. Вы женщина значительно выше среднего интеллекта и должны сознавать… э-э… аномальность поведения некоторых членов вашей семьи и сожалеть о ней. Я прошу вас отбросить на секунду семейную лояльность. — Он сделал паузу, глядя на спокойное лицо девушки, и поспешно добавил, очевидно понимая тщетность вопроса: — Естественно, вы не обязаны отвечать, если не хотите. Но если у вас имеется какое-нибудь объяснение попытки отравления два месяца назад, мы бы хотели его услышать.

— Что вы имеете в виду, мой дорогой мистер Бруно? — осведомилась Барбара. — Вы намекаете, что я знаю, кто убил мою мать?

— Нет-нет — просто какую-нибудь теорию…

— У меня нет никаких теорий. — Она разглядывала свои длинные белые пальцы. — Общеизвестно, мистер Бруно, что моя мать была невыносимым тираном. Полагаю, многие часто испытывали желание причинить ей вред. Но убийство… — Барбара поежилась. — Не знаю. Это кажется невероятным. Лишить человека жизни…

— Значит, — спокойно заговорил инспектор Тамм, — вы убеждены, что кто-то хотел убить вашу мать?

Девушка сверкнула глазами.

— К чему вы клоните, инспектор? Раз ее убили, я, естественно, полагаю, что у кого-то было намерение… О! — Она ухватилась за спинку стула. — Вы имеете в виду, что это была… ужасная ошибка?

— Совершенно верно, мисс Хэттер, — ответил Бруно. — Мы убеждены, что вашу мать убили, так сказать, под влиянием момента. Убийца собирался разделаться не с ней, а с вашей единоутробной сестрой Луизой.

— Но почему, — мягко добавил Друри Лейн, — кто-то хотел повредить этому несчастному увечному созданию, мисс Хэттер?

Барбара прикрыла рукой глаза и застыла. Когда она убрала руку, ее лицо было изможденным.

— Бедная Луиза… — Барбара устремила невидящий взгляд на пьедестал у противоположной стены. — Всегда оказывается жертвой… — Ее губы плотно сжались. — Как вы сказали, мистер Бруно, соображения о семейных узах должны быть отброшены. Тот, кто хотел повредить этому беспомощному существу, не заслуживает ни капли сожаления. — Она повернулась к актеру: — Должна признаться, мистер Лейн, что, за исключением моей матери и меня, моя семья всегда ненавидела Луизу. Человеку свойственно стремление раздавить искалеченное насекомое… О, это слишком ужасно!

— Да-да, — поспешно сказал окружной прокурор. — Это правда, что все, принадлежавшее Йорку Хэттеру, является табу в этом доме?

Барбара подперла подбородок ладонью.

— Да. Моя мать уважает память о моем отце куда более ревностно, чем уважала его самого. — Она помолчала, очевидно предаваясь неприятным воспоминаниям, так как на ее лице отразилась горечь. — Мама пыталась компенсировать тиранию по отношению к папе, заставляя нас поклоняться его памяти, освящая все, что ему принадлежало. Думаю, в последние месяцы она начала сознавать… — Девушка уставилась на ковер, не окончив фразу.

— Так мы никуда не придем, — проворчал Тамм. — Почему ваш отец покончил с собой?

Лицо Барбары исказила боль.

— Почему? — повторила она. — Почему человек совершает самоубийство, когда его лишают интереса к жизни, превращая в духовного парию? Бедным папой постоянно помыкали. Он не имел права голоса в собственном доме. Дети презирали и игнорировали его. Но мама, несмотря на свою жестокость, его по-своему любила. Насколько я понимаю, в молодости папа был красивым мужчиной. Думаю, она тиранила его, считая, что он, как и все, кто слабее ее, нуждается в подобном обращении. — Барбара вздохнула. — Вместо того чтобы поддержать папу, она давила на него. Он стал отшельником, почти призраком. Кроме нашего соседа, капитана Триветта, у отца не было друзей. И даже капитан не мог пробудить его от апатии. Кажется, я говорю слишком много…

— Напротив, мисс Хэттер, — отозвался Лейн. — Вы очень толково рассуждаете о важных вещах. Распространялось ли табу вашей матери на мандолину и лабораторию вашего отца?

— Все мамины распоряжения всегда неукоснительно исполнялись, мистер Лейн, — ответила Барбара. — Могу поклясться, что никому и в голову не приходило прикоснуться к мандолине или войти в лабораторию… Хотя кто-то, очевидно, это сделал.

— Когда вы последний раз видели мандолину в этой стеклянной витрине? — осведомился инспектор.

— Вчера во второй половине дня.

— Это единственный музыкальный инструмент в доме? — энергично спросил Бруно, как будто его внезапно осенило вдохновение.

Лейн резко взглянул на него, а Барбара казалась удивленной.

— Да, — ответила она. — Хотя какое имеет значение… Впрочем, это не мое дело. Мы не музыкальная семья. Любимым композитором мамы был Соуза[100], а отцовская мандолина была реликтом его университетских дней… Раньше у нас был рояль с завитушками и позолотой — рококо девяностых годов, — но мама выбросила его несколько лет назад.

— Выбросила? — Бруно был озадачен.

— Понимаете, Луиза не могла наслаждаться музыкой…

Бруно нахмурился. Инспектор Тамм достал из кармана ключ:

— Узнаете его?

Барбара послушно изучила ключ.

— От американского замка, не так ли? Не знаю. Они все похожи.

— Это ключ от лаборатории вашего отца. Мы нашли его среди вещей вашей матери.

— Понятно.

— Это единственный ключ от лаборатории?

— Думаю, да. Я знаю, что мама после самоубийства папы хранила его у себя.

Тамм вернул ключ в карман.

— Это согласуется с нашими сведениями. Нам понадобится заглянуть в лабораторию.

— Вы часто посещали лабораторию отца, мисс Хэттер? — с любопытством спросил Бруно.

Ее лицо оживилось.

— Да, мистер Бруно. Я была одной из поклоняющихся научным богам в святилище отца. Его эксперименты увлекали меня, хотя я никогда не могла их понять. Я часто проводила время с отцом наверху. В лаборатории он был счастлив — жил настоящей жизнью. — Она выглядела задумчивой. — Марта, моя невестка, тоже симпатизировала папе. И конечно, капитан Триветт. А остальные…

— Значит, вы не разбираетесь в химии? — недовольно спросил инспектор.

Барбара улыбнулась:

— Ну-ну, инспектор. Яд? Любой может прочитать этикетки. Нет, меня едва ли можно назвать знатоком химии.

— Насколько мне известно, — заметил Друри Лейн, — вы компенсируете недостаток научных знаний поэтическим гением, мисс Хэттер. Вы и мистер Хэттер являли собой любопытную картину — Евтерпа[101] у ног Науки…

— Чушь собачья, — четко произнес Тамм.

— О, несомненно, — улыбнулся Лейн. — Но целью моих слов было не только желание продемонстрировать знания в области античной мифологии, инспектор… Я бы хотел знать, мисс Хэттер, сидела ли когда-нибудь Наука у ног Евтерпы.

— А я бы хотел, чтобы это перевели на американский язык, — огрызнулся Тамм.

— Мистер Лейн спрашивает, — слегка покраснев, объяснила Барбара, — интересовался ли отец моей работой, как я интересовалась его. Да, мистер Лейн. Папа искренне восхищался — боюсь, не столько моей поэзией, сколько материальными успехами. Мои стихи его нередко озадачивали…

— Как и меня, мисс Хэттер, — с легким поклоном сказал Лейн. — А мистер Хэттер когда-нибудь пробовал писать?

— Едва ли. Правда, однажды он попробовал силы в беллетристике, но, по-моему, из этого ничего не вышло. Папа не мог ничем заниматься очень долго, кроме, конечно, его вечных экспериментов с ретортами, горелками и химикалиями.

— Ну, — воинственно произнес инспектор, — если с этим покончено, я хотел бы вернуться к делу. У нас мало времени, мистер Лейн… Прошлой ночью вы пришли домой последней, мисс Хэттер?

— Право, не знаю. Я забыла ключ — у всех нас собственные ключи, — поэтому позвонила из вестибюля. Звонок связан с комнатами Арбаклов на чердачном этаже. Джордж Арбакл спустился минут через пять и впустил меня. Я сразу поднялась. Арбакл остался внизу. Возможно, он знает, была ли я последней.

— Каким образом у вас не оказалось ключа? Вы положили его не туда или потеряли?

— Вас видно насквозь, инспектор, — вздохнула Барбара. — Нет, ключ не был ни потерян, ни украден. Я просто забыла его, как уже сказала. Он был в другой сумке в моей комнате — я проверила, прежде чем легла слать.

— У вас есть еще вопросы? — осведомился Тамм у Бруно после долгой паузы.

Окружной прокурор покачал головой.

— А у вас, мистер Лейн?

— После того как вы меня осадили, инспектор, нет, — печально улыбнулся актер.

Тамм усмехнулся, что могло выражать извинение.

— Тогда это все, мисс Хэттер. Пожалуйста, не покидайте дом.

— Конечно, — устало отозвалась Барбара. Она встала и вышла из комнаты.

Тамм придержал дверь, глядя ей вслед.

— Как бы я ни говорил с ней, она превосходная женщина, — пробормотал он и расправил плечи. — Ну, теперь можно заняться психами. Мошер, приведите сюда Арбаклов.

Детектив вышел. Тамм закрыл дверь, просунул за пояс большой палец и сел.

— Психами? — переспросил Бруно. — Арбаклы показались мне вполне нормальными.

— Черта с два, — фыркнул инспектор. — Они только с виду нормальные, а по сути наверняка психи. Каждый, кто живет в этом доме, псих. Я сам чувствую, что начинаю сходить с ума.

Арбаклы скорее походили на брата и сестру, чем на мужа и жену. Оба были высокими крепкими людьми среднего возраста, с грубыми чертами лица, шероховатой кожей с крупными порами, угрюмыми и неулыбчивыми, словно гнетущая атмосфера дома давила и на них.

Миссис Арбакл явно нервничала.

— Вчера вечером мы с Джорджем легли спать в одиннадцать, — сказала она. — Мы мирные люди и ничего об этом не знаем.

— И вы оба спали до утра? — спросил инспектор.

— Нет. Около двух часов ночи раздался звонок. Джордж встал, надел штаны и рубашку и спустился.

Тамм мрачно кивнул — возможно, он ожидал лжи.

— Минут через десять он вернулся и сказал: «Это Барбара — она забыла ключи». Потом мы снова легли и ничего не слышали до утра.

Джордж Арбакл кивнул косматой головой:

— Истинная правда. Мы ничего не знаем об этом.

— Говорите, когда к вам обращаются, — проворчал Тамм. — А теперь…

— Миссис Арбакл, — неожиданно сказал Лейн.

Служанка посмотрела на него с чисто женским любопытством.

— Оставляли ли фрукты на ночном столике в комнате миссис Хэттер каждый день?

— Да. Их любит Луиза Кэмпион, — ответила миссис Арбакл.

— Сейчас наверху ваза с фруктами. Когда их купили?

— Вчера. Я всегда наполняю вазу свежими фруктами. Так хотела миссис Хэттер.

— Мисс Кэмпион любит всякие фрукты?

— Да.

— Да, сэр, — мрачно подсказал инспектор Тамм.

— Да, сэр.

— И миссис Хэттер тоже любила всякие фрукты?

— Ну… она ненавидела груши и никогда их не ела. В доме над этим смеялись.

Мистер Друри Лейн бросил многозначительный взгляд на инспектора Тамма и окружного прокурора.

— Где вы покупаете фрукты, миссис Арбакл? — продолжал он дружелюбным тоном.

— В магазине Саттона на Юниверсити-Плейс. Их доставляют свежими каждый день.

— Кто-нибудь, кроме мисс Кэмпион, ест эти фрукты?

Женщина уставилась на него:

— Странный вопрос. Все едят фрукты. Я всегда делаю заказ на всю семью.

— Хмм. А кто-нибудь ел груши из заказа, доставленного вчера?

На лице служанки отразилось подозрение, — казалось, вопросы о фруктах действуют ей на нервы.

— Да! — огрызнулась она.

— Сэр, — снова поправил инспектор.

— Да… сэр. Я сама съела одну — и что из того?

— Ничего, миссис Арбакл, уверяю вас, — успокаивающим тоном произнес Лейн. — Значит, вы съели одну грушу. А кто-нибудь еще?

— Мальчишки, Джеки и Билли, взяли по груше, — отозвалась умиротворенная кухарка. — И по банану — они едят как черти.

— И никаких дурных последствий, — заметил окружной прокурор.

— Когда вчерашние фрукты принесли в комнату мисс Кэмпион? — тем же тоном спросил Лейн.

— Во второй половине дня — после ленча… сэр.

— Все фрукты были свежими?

— Да, сэр. Две штуки оставались с позавчерашнего дня, но я их убрала и положила свежие. Луиза очень привередлива насчет еды и питья, особенно насчет фруктов. Она не станет есть перезрелые.

Друри Лейн вздрогнул и открыл рот, собираясь что-то сказать, но передумал. Женщина тупо глазела на него; ее муж, стоя рядом, переминался с ноги на ногу, почесывал подбородок и выглядел смущенным. Инспектора и Бруно, казалось, озадачила реакция Лейна, они внимательно наблюдали за ним.

— Вы в этом уверены?

— Конечно, уверена.

Лейн вздохнул:

— Сколько груш вы положили в вазу вчера, миссис Арбакл?

— Две.

— Что? — воскликнул инспектор. — Но мы нашли… — Он посмотрел на Бруно, а тот — на Лейна.

— Вы можете в этом поклясться, миссис Арбакл? — Голос актера звучал невозмутимо.

— Поклясться? Чего ради? Если я говорю, что груш было две, значит, так оно и есть.

— Разумеется. Вы сами отнесли вазу наверх?

— Я всегда это делаю.

Лейн улыбнулся, махнул рукой и сел с задумчивым видом.

— Скажите, Арбакл, — заговорил инспектор, — Барбара Хэттер пришла домой последней прошлой ночью?

Шофер-слуга вздрогнул и облизнул губы.

— Э-э… не знаю, сэр. Впустив мисс Хэттер, я только сделал обычный обход — проверил, заперты ли окна и двери, запер входную дверь и поднялся к себе. Так что я не знаю, кто пришел, а кто нет.

— А как насчет полуподвала?

— Им не пользуются, — ответил Арбакл с большей уверенностью. — Его заколотили сзади и спереди много лет назад.

Инспектор подошел к двери, высунул голову и крикнул:

— Пинкуссон!

— Да, шеф? — хрипло отозвался детектив.

— Спуститесь к полуподвалу и посмотрите, все ли там в порядке.

Тамм закрыл дверь и вернулся. Бруно обратился к Арбаклу:

— Почему вы так тщательно проверяли двери и окна в два часа ночи?

Арбакл виновато усмехнулся:

— Привычка, сэр. Жена всегда говорит мне, чтобы я был с этим повнимательнее, так как мисс Кэмпион боится грабителей. Я все проверил перед сном, но решил сделать это еще раз для большей уверенности.

— Все окна и двери были закрыты и заперты в два часа? — осведомился Тамм.

— Да, сэр, наглухо.

— Как давно вы оба здесь работаете?

— На прошлый Великий пост исполнилось восемь лет, — ответила миссис Арбакл.

— Ну, — сказал Тамм, — пожалуй, это все. У вас есть еще вопросы, мистер Лейн?

Актер, откинувшись в кресле, посмотрел на экономку и ее мужа.

— Семье Хэттер было трудно прислуживать?

Джордж Арбакл почти оживился.

— Трудно, — фыркнул он, — не то слово, сэр. Они все чокнутые.

— Им нелегко угодить, — мрачно добавила миссис Арбакл.

— Тогда почему вы оставались у них восемь лет?

— Тут нет никаких тайн, — отмахнулась миссис Арбакл. — Потому что жалованье было очень хорошим. Кто бы не остался на нашем месте?

Лейн казался разочарованным.

— Кто-нибудь из вас видел вчера мандолину в этой стеклянной витрине?

Мистер и миссис Арбакл посмотрели друг на друга и покачали головой.

— Не припоминаем, — ответил Арбакл.

— Благодарю вас, — сказал Друри Лейн, и инспектор отпустил супругов.

Служанка Вирджиния — никто не подумал спросить ее фамилию — была тощей старой девой с лошадиной физиономией, ломающей руки и готовой в любой момент заплакать. Она служила у Хэттеров пять лет, и ей нравились работа и жалованье. Что до остального, то она вчера вечером рано легла спать, поэтому ничего не видела, не слышала и не знает. Ее быстро выпроводили.

Детектив Пинкуссон вернулся в библиотеку — на его лице было написано отвращение.

— В полуподвале делать нечего, шеф. Он выглядит так, словно туда не входили несколько лет, — пыль толщиной в дюйм.

— В дюйм? — недоверчиво переспросил инспектор.

— Ну, может, поменьше. К дверям и окнам не прикасались. В грязи не видно следов ног.

— Избавьтесь от привычки преувеличивать, — проворчал инспектор. — В один прекрасный день вы сделаете чертовски большую гору из чертовски маленькой мыши, и это плохо кончится. О'кей, Пинк.

Когда детектив удалился, вошел полицейский и отдал честь.

— Что вам нужно? — буркнул Тамм.

— У дома двое мужчин, — сообщил полицейский. — Хотят войти. Говорят, что один из них семейный адвокат, а другой — партнер Конрада Хэттера. Впустить их, инспектор?

— Болван! — огрызнулся Тамм. — Я жду этих птичек все утро. Конечно, впустить!

Вместе с вновь прибывшими в библиотеку вошла драма с привкусом комедии. Эти двое мужчин, хотя и абсолютно разного типа, могли быть друзьями, но присутствие Джилл Хэттер уничтожало всякий намек на дружбу. Джилл, чье красивое лицо уже было тронуто под глазами и около носа следами бурной жизни, очевидно, встретила посетителей в коридоре и вошла, держа обоих за руки, переводя печальный взгляд с одного на другого и принимая соболезнования со вздымающейся грудью и опущенными уголками рта.

Лейн, Тамм и Бруно молча наблюдали за сценой. Молодая женщина являла собой воплощенное кокетство, которое ощущалось в каждом ее телодвижении, словно обещающем сексуальные радости. Она хладнокровно использовала смерть матери, чтобы привлечь обоих мужчин ближе к себе и сильнее противопоставить их друг другу. Друри Лейн решил про себя, что этой особы следует остерегаться.

В то же время было очевидно, что Джилл Хэттер испугана. Ее глаза покраснели от бессонницы и страха. Внезапно, как будто впервые осознав присутствие зрителей, она отпустила руки мужчин и начала пудрить нос.

Лица мужчин приобрели чопорное, официальное выражение. Едва ли можно представить менее схожих людей. Честер Бигелоу, семейный поверенный, был солидного роста, но рядом с Джоном Гормли, деловым партнером Конрада Хэттера, он выглядел тщедушным. Бигелоу был брюнетом, с маленькими усиками и синеватым подбородком; Гормли — блондином, с кое-где видневшейся на спешно выбритом лице рыжеватой щетиной. Движения Бигелоу были быстрыми и решительными, а у Гормли — медленными и тщательными. В лице адвоката ощущались проницательность и даже хитрость, а лицо Гормли было серьезным и печальным. К тому же высокий блондин был минимум на десять лет моложе своего соперника.

— Вы хотели поговорить со мной, инспектор Тамм? — тоненьким голоском спросила Джилл.

— Не сейчас, — отозвался Тамм, — но раз уж вы здесь… Садитесь. — Он представил Джилл, Бигелоу и Гормли окружному прокурору и Друри Лейну. Джилл опустилась на стул, стараясь выглядеть маленькой и беспомощной. Адвокат и брокер предпочли стоять. — Итак, мисс Хэттер, где вы были прошлой ночью?

Джилл медленно повернулась к брокеру:

— Я была с Джоном… мистером Гормли.

— Где именно?

— Мы пошли в театр, а потом на вечеринку.

— В котором часу вы вернулись домой?

— Очень рано, инспектор. В пять утра.

Джон Гормли покраснел, а Честер Бигелоу показал в усмешке маленькие аккуратные зубы.

— Гормли проводил вас домой? А, Гормли?

Брокер начал говорить, но Джилл прервала его:

— Нет, инспектор. Вышло… довольно неловко. — Она застенчиво устремила взгляд на ковер. — Понимаете, к часу ночи я немного опьянела и поссорилась с мистером Гормли — он решил позаботиться о моих моральных устоях…

— Джилл… — Гормли покраснел, как его галстук.

— Мистер Гормли так разозлился, что бросил меня самым свинским образом, — продолжала Джилл. — Я помню только, как пила паршивый джин, общалась с каким-то потным толстяком, а потом бродила по улицам в вечернем платье, распевая во весь голос. Полицейский остановил меня и посадил в машину. Такой приятный молодой человек — большой, сильный, с вьющимися каштановыми волосами…

— Я знаю, как выглядит полицейский, — прервал инспектор неуместные излияния. — Продолжайте.

— Домой я вернулась протрезвевшей. Уже рассвело. На площади было так свежо и приятно, инспектор. Я люблю рассветы…

— Не сомневаюсь, что вы видели их неоднократно. Продолжайте, мисс Хэттер. Мы не можем тратить на вас весь день.

Джон Гормли побагровел, стиснул кулаки и зашагал взад-вперед по ковру. Выражение лица Бигелоу было загадочным.

— Это все, инспектор. — Джилл снова опустила взгляд.

— Вот как? — Мускулы Тамма напряглись под рукавами пиджака — он был великолепен в своем презрении. — Ладно, мисс Хэттер. Ответьте на несколько вопросов. Когда вы вернулись, входная дверь была заперта?

— Дайте подумать… Кажется, да. Мне понадобилось несколько минут, чтобы управиться с чертовым ключом!

— Вы видели или слышали что-то необычное, когда шли в свою спальню? Что-нибудь привлекло ваше внимание?

— Нет, инспектор.

— Вы не заметили, была дверь спальни вашей матери открыта или закрыта?

— Закрыта. Я вошла к себе, разделась, плюхнулась на кровать и тут же заснула. Меня разбудила утренняя суматоха.

— Этого достаточно. Теперь вы, Гормли. Куда вы отправились, расставшись с мисс Хэттер в час ночи?

Избегая невинного вопрошающего взгляда Джилл, Гормли пробормотал:

— Я бродил по городу. Вечеринка была на Семьдесят шестой улице, а я живу на углу Седьмой авеню и Пятнадцатой улицы, поэтому пришел домой, когда уже светало.

— Хм… Сколько времени вы и Хэттер были партнерами?

— Три года.

— А как давно вы знаете Хэттеров?

— Со времен колледжа. Мы с Конрадом делили комнату в общежитии, и тогда я познакомился с его семьей.

— Помню, как я впервые увидела тебя, Джон, — проворковала Джилл. — Я была совсем маленькой девчушкой.

— Прекратите болтовню, — проворчал инспектор и обратился к адвокату: — Насколько я понимаю, Бигелоу, ваша фирма вела все дела миссис Хэттер. У старой леди были деловые враги?

— Вы знаете не хуже меня, инспектор, — вежливо ответил адвокат, — что миссис Хэттер была… э-э… довольно странной женщиной. Необычной во всех отношениях. Враги? Разумеется. У всех дельцов на Уолл-стрит есть враги. Но я бы не сказал, что кто-то ненавидел ее настолько сильно, чтобы совершить убийство.

— Тогда каковы ваши предположения относительно этой истории?

Бигелоу поджал губы.

— К моему большому сожалению, я не имею ни малейшего понятия о причинах трагедии. Как и о том, кто пытался отравить мисс Кэмпион два месяца назад, что я, по-моему, вам говорил.

— Это ни к чему не приведет, инспектор, — нетерпеливо вмешался окружной прокурор. — Мистер Бигелоу, миссис Хэттер оставила завещание?

— Разумеется.

— В нем есть что-то необычное.

— И да и нет. Я…

В дверь постучали. Инспектор пересек комнату и приоткрыл дверь на пару дюймов.

— А, Мошер. В чем дело?

Мошер что-то прошептал.

— Нет! — твердо заявил инспектор, потом неожиданно усмехнулся и захлопнул дверь перед носом Мошера. Подойдя к прокурору, он шепнул ему что-то, и лицо Бруно стало непроницаемым.

— Мистер Бигелоу, когда вы намерены официально прочитать завещание наследникам миссис Хэттер? — спросил Бруно.

— Во вторник в два часа дня, после похорон.

— Отлично. Тогда мы услышим детали. Думаю, это все…

— Одну минуту, мистер Бруно. — Друри Лейн повернулся к Джилл Хэттер: — Когда вы последний раз видели мандолину, которая хранилась в этой комнате, мисс Хэттер?

— Мандолину? Вчера вечером после обеда — перед тем, как я ушла из дому с Джоном.

— А когда вы последний раз были в лаборатории вашего отца?

— В комнате, где Йорк возился со своими вонючими химикалиями? — Джилл пожала плечами. — Несколько месяцев тому назад. Мне это место не нравилось, а Йорк не любил, когда я туда заходила. Знаете, отец и дочь уважают личную жизнь друг друга и так далее.

— Понятно. — Лейн не улыбнулся. — А вы посещали лабораторию наверху после исчезновения мистера Хэттера?

— Нет.

Лейн кивнул:

— Благодарю вас.

— Это все, — буркнул инспектор Тамм.

Двое мужчин и девушка быстро вышли. В коридоре Честер Бигелоу взял Джилл за локоть, и она улыбнулась ему. Джон Гормли, сдвинув брови, наблюдал, как они входят в гостиную. Потом он начал бродить по коридору под равнодушными взглядами детективов. Трое мужчин в библиотеке посмотрели друг на друга. Слова казались излишними. Инспектор Тамм подошел к двери и послал детектива за сиделкой Луизы Кэмпион.

Беседа с мисс Смит неожиданно выявила несколько интересных пунктов. Толстая сиделка скрывала под профессиональной мантией женскую хрупкость и, начав отвечать на вопросы быстро и четко, под конец опроса разволновалась. Мисс Смит не помнила, видела ли она вчера мандолину в витрине. Была ли она наряду с покойной миссис Хэттер наиболее частой посетительницей спальни Луизы Кэмпион? Да. Не видела ли она когда-нибудь в комнате Луизы мандолину? (Это был вопрос Друри Лейна.) Нет, мандолина находилась в витрине после исчезновения Йорка Хэттера и, насколько знала мисс Смит, никогда ее не покидала.

Лейн. Кто-нибудь, кроме миссис Хэттер, когда-либо ел фрукты из вазы мисс Кэмпион?

Мисс Смит. Нет, сэр. Остальные избегали комнаты Луизы, и никому из них в голову бы не пришло, после запрета миссис Хэттер, взять что-нибудь, принадлежащее бедняжке. Конечно, дети иногда пробирались туда и крали одно или два яблока, но это случалось редко, так как миссис Хэттер была с ними очень сурова, а когда это случилось в последний раз, недели три назад, выпорола Джеки и накричала на Билли. Джеки вопил что было сил, его мать снова поссорилась с миссис Хэттер, и вышел жуткий скандал. Такое происходило не в первый раз — миссис Хэттер (я имею в виду Марту) женщина кроткая, но выходит из себя, когда пробуждаются ее материнские инстинкты, и постоянно ссорится со свекровью из-за того, кто должен наказывать ее детей… Прошу прощения, сэр, я отвлеклась.

— Нет-нет, мисс Смит, нам очень интересно.

Окружной прокурор Бруно. Мисс Смит, вы видели вазу с фруктами на ночном столике вчера вечером?

Мисс Смит. Да, сэр.

— Она содержала те же фрукты, что и сегодня?

— Думаю, да.

Инспектор Тамм. Когда вы последний раз видели миссис Хэттер?

Мисс Смит (начиная проявлять нервозность). Прошлой ночью около половины двенадцатого.

— Расскажите нам об этом.

— Миссис Хэттер обычно сама обслуживала Луизу перед сном, но я все же зашла в спальню и застала ее уже в кровати. Я потрепала ее по щеке и воспользовалась доской, чтобы спросить, нужно ли ей что-нибудь. Она знаком ответила, что нет.

— Понятно. Продолжайте.

— Потом я спросила, хочет ли она фрукты, и повернулась к вазе. Она сказала, что нет.

Лейн (медленно). Значит, вы видели вазу?

— Да.

— Сколько в ней было груш?

Мисс Смит (с тревогой в свиных глазках). Прошлой ночью их было только две, а сегодня утром — три. Раньше я не обращала на это внимания…

— Вы уверены, мисс Смит? Это крайне важно.

Мисс Смит (горячо). Да, сэр. Груш было две — я могу поклясться.

— Была ли одна из них испорченной?

— Испорченной? Нет, сэр. Обе выглядели свежими.

— Благодарю вас, мисс Смит.

Инспектор Тамм (ворчливо). Какое это имеет… Ладно. Что делала все это время миссис Хэттер?

— Она была одета в старый халат и собиралась ложиться. Миссис Хэттер… ну, вы знаете, что делают женщины перед сном.

— Еще бы. Я женатый человек. Как вела себя старая леди?

— Сердилась, ворчала — но это было в порядке вещей. Она только что приняла ванну и была даже в лучшем настроении, чем обычно.

— Значит, вот как коробка с порошком для ванны оказалась на столе!

— Нет, сэр. Порошок всегда там находится. Бедняжка Луиза любит приятные запахи, и ей нравится запах талька — она всегда им пудрится.

— Вы заметили на столе коробку?

— Да, сэр.

— Она была открыта?

— Нет, сэр, крышка находилась на месте.

— Крышка плотно закрывала коробку?

— По-моему, нет.

Друри Лейн улыбнулся, а инспектор Тамм признал эту маленькую победу сердитым кивком.

Окружной прокурор Бруно. Мисс Смит, вы дипломированная медсестра?

— Да, сэр.

— Сколько времени вы работаете у миссис Хэттер?

— Четыре года. О, я знаю, что это неслыханный срок для ухода за одной пациенткой, но я старею, жалованье здесь отличное, да и работа легкая, сэр, а кроме того, я очень полюбила бедняжку Луизу. Мои профессиональные способности здесь не слишком требуются — я скорее компаньонка Луизы, чем сиделка. Обычно я остаюсь с ней в дневное время, а миссис Хэттер ухаживала за ней по ночам.

— Пожалуйста, не будьте такой многословной, мисс Смит. Что вы делали, покинув спальню Луизы прошлой ночью?

— Просто пошла в свою комнату и легла спать.

— Вы слышали что-нибудь ночью?

Мисс Смит (покраснев). Нет, сэр. Я крепко сплю.

Инспектор Тамм (окинув критическим взглядом фигуру мисс Смит). Оно и видно. У вас есть предположения насчет того, кто мог хотеть отравить вашу глухонемую пациентку?

Мисс Смит (быстро моргая). Нет.

— Вы хорошо знали Йорка Хэттера?

Мисс Смит (с облегчением). Да, сэр. Он был тихим маленьким человечком под каблуком у миссис Хэттер.

— Вы знакомы с его исследовательской работой в области химии?

— Немного. Казалось, он чувствовал, что моя профессия связывает нас в какой-то мере.

— Вы когда-нибудь бывали в его лаборатории?

— Несколько раз. Однажды мистер Хэттер пригласил меня понаблюдать за экспериментом с сывороткой на морских свинках — он делал им инъекции. Очень интересно и познавательно. Помню, один известный врач, у которого я однажды…

Лейн. Полагаю, в вашем медицинском несессере имеется шприц?

— Да, сэр, даже два. Один для больших инъекций, другой для малых.

— Оба до сих пор у вас? Один из них не могли украсть из несессера?

— Нет, сэр! Я заглянула в несессер несколько минут назад, узнав, что в комнате Луизы нашли шприц, — доктор Шиллинг держал его, когда вошел в комнату, — подумав, что кто-то украл один из моих. Но оба были на месте.

— А вы можете предположить, откуда взялся шприц, найденный в комнате миссис Хэттер?

— Ну, я знаю, что несколько штук есть в лаборатории наверху…

Тамм и Бруно (одновременно). Ага!

— …потому что мистер Хэттер пользовался ими во время опытов.

— И сколько у него было шприцев?

— Право, не знаю. Но у него в стальном шкафу была картотека всего находящегося в лаборатории, и там, безусловно, указано количество шприцев.

— Входите, мистер Перри, — произнес инспектор Тамм льстивым тоном голодного паука. — Мы хотим побеседовать с вами.

Эдгар Перри задержался в дверях. Сразу чувствовалось, что он принадлежит к типу людей, которые колеблются перед каждым шагом. Высокий и худощавый мужчина лет сорока пяти, он походил на ученого. Красивое, чисто выбритое лицо было аскетическим и одновременно чувственным. Он выглядел моложе своих лет — как отметил Друри Лейн, иллюзию в основном создавали глубина и блеск глаз. Перри медленно вошел в комнату и опустился на стул, указанный инспектором.

— Насколько я понимаю, вы воспитатель мальчиков? — с любезной улыбкой спросил Лейн.

— Да-да, — хрипловатым голосом отозвался Перри. — Э-э… что вам от меня нужно, инспектор Тамм?

— Ничего особенного, — ответил инспектор. — Просто хотелось бы немного поговорить.

Они сидели, глядя друг на друга. Перри нервничал — он облизывал губы и уставился на ковер, осознав обвиняющую природу устремленных на него взглядов… Да, он знает, что к мандолине не разрешалось прикасаться. Нет, он никогда не был в лаборатории Йорка Хэттера. Он не имел особой склонности к науке, а кроме того, распоряжение миссис Хэттер на этот счет было строгим. Он начал работать в доме Хэттеров спустя неделю после Нового года — прежний воспитатель детей Конрада Хэттера уволился после ссоры с Мартой, когда та застала его бьющим Джеки за то, что мальчишка пытался утопить кошку в ванне.

— А вы ладите с мальчишками? — спросил инспектор.

— Вполне, — ответил Перри. — Хотя они временами бывают трудными, я выработал систему поощрений и наказаний, которая оказалась успешной.

— Держу пари, вам нелегко здесь работать, — сказал инспектор.

— Иногда, — признался Перри. — Мальчики бывают дикими, и боюсь, — пожалуйста, поймите, это не в смысле критики, — их родители далеко не идеальные воспитатели.

— Особенно отец, — заметил Тамм.

— Ну… возможно, он не лучший пример для своих детей, — согласился Перри. — Иногда мне приходится трудновато, но я нуждаюсь в деньгах, а жалованье здесь отличное. Несколько раз, — доверительно сообщил он, — я пытался уволиться, но…

Он смущенно умолк.

— Но — что, мистер Перри? — подбодрил его Лейн.

— Достоинства некоторых обитателей дома компенсируют недостатки других, — ответил молодой человек, прочистив горло. — Я имею в виду мисс Хэттер — мисс Барбару Хэттер, к которой… к чьей замечательной поэзии я испытываю глубочайшее восхищение.

— Ну да, — сказал Лейн. — Преклонение перед талантом. Как вы объясняете, мистер Перри, странные вещи, происходящие в этом доме?

Перри покраснел, но его голос стал тверже.

— У меня нет никаких объяснений, сэр. Но в одном я абсолютно уверен. Как бы ни были замешаны в этом другие, Барбара Хэттер никогда бы не опустилась до преступления. Она слишком умна, слишком прекрасна…

— Уверен, что она была бы польщена вашими оценками, — прервал окружной прокурор. — Скажите, мистер Перри, как часто вы отлучаетесь из дому — конечно, вы живете здесь?

— Да, в комнате на третьем — чердачном — этаже. Я редко бываю свободен от своих обязанностей — только один раз брал отпуск на пять дней в апреле. По воскресеньям у меня выходной, и я куда-нибудь отправляюсь.

— В одиночестве?

Перри закусил губу.

— Не всегда. Несколько раз мисс Хэттер была так любезна, что составляла мне компанию.

— Понятно. Где вы были прошлой ночью?

— Я рано удалился в свою комнату и читал около часа, а потом лег спать. О случившемся я узнал только сегодня утром.

— Естественно.

Последовала пауза. Перри ерзал на стуле. Взгляд инспектора стал мрачным. Знает ли Перри, что Луиза Кэмпион любит фрукты и ваза с ними всегда стоит на ее ночном столике? Да, знает, ну и что из этого? Знает ли он, какие фрукты не любила миссис Хэттер? Пожатие плечами — и снова молчание.

— Вы сказали, мистер Перри, — дружелюбно заговорил Друри Лейн, — что впервые пришли в этот дом в начале января. Следовательно, вы никогда не встречали Йорка Хэттера?

— Нет. Я мало слышал о нем, и в основном от Бар… от мисс Хэттер.

— Вы помните попытку отравить мисс Кэмпион два месяца назад?

— Да-да. Ужасная история. Дом ходил ходуном, когда я вернулся во второй половине дня. Естественно, я был шокирован.

— Насколько хорошо вы знаете мисс Кэмпион?

Лицо Перри прояснилось.

— Достаточно хорошо, сэр. Поразительная личность! Конечно, мой интерес к ней сугубо объективный — она представляет собой любопытную научную проблему. Уверен, что она узнает меня и доверяет мне.

Лейн выглядел задумчивым.

— Только что вы сказали, мистер Перри, что не интересуетесь наукой. Следовательно, у вас едва ли есть значительное научное образование. Вы незнакомы, например, с патологией?

Тамм и Бруно обменялись озадаченными взглядами. Но Перри кивнул:

— Понимаю, куда вы клоните. Очевидно, ваша теория состоит в том, что в прошлом семьи Хэттер должна быть какая-то фундаментальная патологическая причина, объясняющая их отклонения от нормы?

— Браво, мистер Перри! — улыбнулся Лейн. — И вы согласны со мной?

— Я не врач и не психолог, — чопорно отозвался воспитатель. — Могу лишь признать, что они выходят за грань нормы.

Тамм тяжело поднялся:

— Давайте покончим с этим. Как вы получили работу?

— Мистер Конрад Хэттер дал объявление, что ищет воспитателя. Я предложил свою кандидатуру вместе с некоторыми другими и был выбран.

— Значит, у вас имелись рекомендации?

— Да.

— Они еще при вас?

— Э-э… да.

— Я бы хотел взглянуть на них.

Перри моргнул, потом встал и быстро вышел из библиотеки.

— Здесь что-то не так, — сказал инспектор, когда дверь за ним закрылась. — Наконец-то мы на что-то наткнулись, Бруно.

— О чем вы, инспектор? — улыбаясь, спросил Лейн. — Вы имеете в виду Перри? Признаю, что помимо некоторых четких указаний на роман я не…

— Нет, я не имею в виду Перри. Подождите, и увидите сами.

Перри вернулся с продолговатым конвертом. Инспектор достал из него лист плотной бумаги и тщательно его обследовал. Это было краткое рекомендательное письмо, сообщающее, что мистер Эдгар Перри удовлетворительно исполнял свои обязанности как частный воспитатель детей нижеподписавшегося, и ни разу не проявил некомпетентности. Внизу стояли подпись «Джеймс Лиггетт» и адрес на Парк-авеню.

— О'кей, — слегка рассеянно произнес Тамм, возвращая письмо. — Оставайтесь в пределах досягаемости, мистер Перри. Пока это все.

Перри облегченно вздохнул, сунул письмо в карман и быстро вышел.

— А теперь, — сказал инспектор, потирая ручищи, — займемся грязной работой.

Он подошел к двери.

— Пинк! Приведите сюда Конрада Хэттера.

Все долгие разговоры, все утомительные вопросы, все сомнения и неопределенности вроде бы указывали на это. И хотя в действительности все было не так, даже мистер Друри Лейн ощутил ускорение пульса при звуках ликования в голосе инспектора Тамма.

Разговор с представителем мужской половины семейства Хэттер начался вполне обычно. Конрад Хэттер спокойно вошел в библиотеку, явно сдерживая свои эмоции. Высокий мужчина с резкими чертами лица шагал осторожно, как слепой, и держал свою голову неподвижно, словно паралитик. Лоб его был влажен. Однако едва он успел сесть, как иллюзия покоя рассыпалась в прах. Дверь библиотеки распахнулась, в коридоре послышалась возня, и в комнату ворвался Джеки Хэттер, издавая индейские кличи. За ним следовала косолапая фигурка его младшего брата Билли. Грязная правая рука Джеки сжимала игрушечный томагавк, а ручонки Билли были неумело связаны за спиной. Инспектор выпучил глаза.

Вслед за детьми в библиотеку вбежала Марта Хэттер — ее усталое лицо было сердитым. Никто из троих не обращал ни малейшего внимания на находящихся в комнате. Марта поймала Джеки позади стула Лейна и дала ему затрещину. Мальчик бросил томагавк, просвистевший в опасной близости от головы маленького Билли, и оглушительно завопил.

— Джеки! Что за ужасный ребенок! — крикнула Марта. — Я ведь запретила тебе играть так с Билли.

Услышав свое имя, Билли начал хныкать.

— Ради бога, миссис Хэттер! — рявкнул инспектор. — Неужели вы не можете присмотреть за вашими детьми? Уберите их отсюда!

В комнату, запыхавшись, вбежала миссис Арбакл, за которой маячил полицейский Хоган. Джеки бросил на преследователей дикий взгляд, прежде чем они кинулись на него, и с явным удовольствием лягнул Хогана в ногу. Какой-то момент не было видно ничего, кроме молотящих рук и красных лиц. Конрад Хэттер приподнялся со стула, теряя самообладание. Его светлые глаза блеснули злобой.

— Убери отсюда свое отродье, дура! — крикнул он жене.

Вздрогнув, та отпустила руку Билли и покраснела до корней волос.

Миссис Арбакл и Хогану удалось вывести мальчиков из комнаты.

— Ну, — заговорил окружной прокурор, зажигая сигарету дрожащими пальцами, — искренне надеюсь, что подобное не повторится… Может, мы позволим миссис Хэттер остаться, инспектор?

Тамм колебался. Лейн неожиданно встал, в его глазах мелькнула жалость.

— Сядьте и успокойтесь, миссис Хэттер, — мягко произнес он. — Бояться нечего. Мы не собираемся причинить вам вред.

Белая как мел женщина опустилась на стул, глядя на профиль мужа. Конрад, казалось, сожалел о своей вспышке — он опустил голову и что-то бормотал себе под нос. Лейн спокойно отошел в угол.

Важная информация поступила сразу же. И муж и жена видели мандолину в стеклянной витрине вчера вечером. Но Конрад помог установить существенный факт. Вернувшись домой в половине второго ночи, он задержался в библиотеке, чтобы выпить перед сном.

— В этой комнате бар, полный выпивки, — объяснил он, указывая на шкафчик в стиле буль[102]. Тогда он и увидел мандолину в витрине, где она всегда находилась.

Инспектор Тамм удовлетворенно кивнул.

— Превосходно, — обратился он к Бруно. — Это позволяет сузить промежуток времени. Кто бы ни взял мандолину из витрины, он сделал это непосредственно перед убийством. Где вы были прошлой ночью, мистер Хэттер?

— Уходил по делу, — ответил он.

Марта Хэттер плотно сжала бледные губы, не сводя глаз с лица мужа. Он не смотрел на нее.

— По делу в час ночи? — усмехнулся инспектор. — Ну, не стану вас порицать. Что вы делали, выйдя из библиотеки?

— Слушайте! — неожиданно рявкнул Конрад. — На что, черт возьми, вы намекаете? Если я сказал «по делу», значит, так оно и было!

— Не сомневаюсь, — отозвался Тамм. — Ну так куда вы пошли из библиотеки, мистер Хэттер?

— Наверх, в спальню, — буркнул Конрад, чей гнев испарился так же быстро, как вспыхнул. — Моя жена спала. Ночью я ничего не слышал — после выпивки спал как убитый.

— Благодарю вас, мистер Хэттер, — вежливо сказал Тамм.

Окружной прокурор подавил усмешку, а Лейн с любопытством посмотрел на инспектора, снова напомнившего ему голодного паука. Тамм обратился к Марте. Ее история была краткой. Она уложила детей в постель в детской в десять часов, вышла прогуляться в парк, вернулась незадолго до одиннадцати и вскоре легла спать. Нет, она не слышала, как пришел муж, — у них разные постели, а она спала крепко, так как дневные выходки детей ее утомили.

Инспектор неторопливо продолжал — раздражение, накопившиеся во время предыдущих опросов, полностью улетучилось. Он добродушно задавал рутинные вопросы и выслушивал неинформативные ответы. Вроде бы никто не входил в лабораторию после того, как ее опечатала миссис Хэттер. Оба супруга хорошо знали об обычае ставить вазу с фруктами на ночной столик Луизы и об отвращении старой миссис Хэттер к грушам.

Но вирус в крови Конрада Хэттера не мог долго не давать о себе знать. Инспектор задал несколько вопросов о Йорке Хэттере. Конрад выглядел раздосадованным, но пожал плечами.

— Мой старик был странным типом — почти чокнутым.

Марта метнула на мужа сердитый взгляд:

— Беднягу просто затравили до смерти, Конрад, а ты и пальцем не пошевелил, чтобы спасти его!

Гнев Конрада вспыхнул снова — вены на его шее напряглись, как канаты.

— Не лезь не в свое дело, паршивая шлюха!

Последовало ошеломленное молчание. Даже инспектор был шокирован и глухо заворчал.

— Следите за своим языком, Хэттер, — холодно сказал Бруно. — Это дело — мое и инспектора Тамма. Сядьте!

Конрад сел, хлопая веками.

— А теперь поговорите с нами, Хэттер, — продолжал Бруно. — У вас есть какое-нибудь объяснение попыткам лишить жизни вашу единоутробную сестру, Луизу Кэмпион?

— Попыткам? О чем вы?

— Именно попыткам. Мы убеждены, что гибель вашей матери была случайностью. Подлинной целью ночного визита было отравление груши, предназначенной для мисс Кэмпион!

Конрад тупо разинул рот. Марта протирала усталые глаза. Когда она опустила руки, ее лицо выражало ужас и отвращение.

— Луиза… — пробормотал Конрад. — Случайность… Право, не знаю, что сказать…

Друри Лейн вздохнул.

Момент наступил. Инспектор Тамм направился к двери библиотеки так внезапно, что Марта Хэттер прижала руки к груди. Остановившись у двери, он повернулся и сказал:

— Вы были одним из первых, кто увидел тело вашей матери и ее комнату этим утром — вы, ваша сестра Барбара и мисс Смит.

— Да, — отозвался Конрад.

— Вы заметили следы ног в порошке талька на зеленом ковре?

— Я смутно помню. Я был взволнован.

— Взволнованы, а? Значит, следы вы заметили. Ну-ну. — Инспектор открыл дверь и крикнул: — Мошер!

Детектив, который что-то прошептал Тамму во время опроса Джилл Хэттер, Бигелоу и Гормли, послушно шагнул в комнату. Он тяжело дышал и держал левую руку за спиной.

— Вы говорите, — сказал Тамм, тщательно закрывая дверь, — что смутно помните отпечатки?

Подозрение, страх и гнев смешались на лице Конрада. Он вскочил на ноги с криком:

— Да, говорю!

— Отлично, — ухмыльнулся Тамм. — Мошер, покажите джентльмену, что обнаружили ребята.

Детектив извлек левую руку из-за спины с проворством фокусника. Лейн печально кивнул — его предположения оправдались. В руке Мошера была пара белых парусиновых туфель — очевидно, мужских, несмотря на острые носы. Туфли были стоптанными, грязными и пожелтевшими от возраста. Конрад молча глазел на них. Марта поднялась, держась за подлокотник стула, бледная и напряженная.

— Вы когда-нибудь видели их раньше? — осведомился Тамм.

— Я… Да, это мои старые туфли, — запинаясь, ответил Конрад.

— Где вы их храните, мистер Хэттер?

— В стенном шкафу моей спальни наверху.

— Когда вы надевали их последний раз?

— Прошлым летом. — Конрад медленно повернулся к жене и произнес сдавленным голосом: — Я же велел тебе выбросить их.

Марта облизнула белые губы.

— Я забыла.

— Ну-ну, мистер Хэттер, — сказал инспектор, — не впадайте в ярость снова. Знаете, почему я показываю вам эти туфли?

— Нет.

— Не знаете. Тогда я вам объясню. — Тамм шагнул вперед, и притворное дружелюбие исчезло с его лица. — Вас может заинтересовать, Хэттер, что подошвы и каблуки этой пары ваших туфель в точности совпадают со следами, оставленными на ковре убийцей вашей матери!

Марта издала слабый крик и прикрыла ладонью рот, словно проявив нескромность. Конрад быстро заморгал, — очевидно, это у него в привычке, подумал Лейн. Он был ошеломлен — остатки его интеллекта таяли в парах алкоголя…

— Ну и что, — заговорил он. — Это не единственная в мире пара туфель такого размера и формы…

— Верно, — согласился Тамм, — но это единственная пара в доме, Хэттер, которая не только в точности совпадает со следами убийцы, но и содержит на подошвах и каблуках крупицы порошка, который рассыпали в спальне!

Сцена 4 Спальня Луизы

Воскресенье, 5 июня, 12.50

— Вы действительно думаете… — с сомнением начал окружной прокурор, когда инспектор отправил двигающегося как во сне Конрада Хэттера под охраной в его комнату.

— Я намерен прекратить думать, — огрызнулся Тамм, — и начать действовать. Эти туфли выглядят чертовски убедительно.

— Пожалуйста, инспектор. — Друри Лейн шагнул вперед и взял у Тамма грязные белые парусиновые туфли. Они были старыми, поношенными и со стоптанными каблуками. В подошве левой туфли была маленькая дырка. — Эта туфля соответствует отпечатку левой ноги на ковре?

— Конечно, — усмехнулся Тамм. — Когда Мошер сообщил мне, что ребята обнаружили в стенном шкафу Хэттера, я сам сверил туфли с отпечатками.

— Но вы, разумеется, не собираетесь этим ограничиться? — спросил Лейн.

— Что вы имеете в виду?

— Мне кажется, инспектор, — отозвался Лейн, задумчиво взвешивая в руке правую туфлю, — что вам следует отдать ее на анализ.

— На анализ?

— Смотрите. — Лейн поднял правую туфлю. Спереди виднелись пятна от какой-то жидкости.

— Хм! — пробормотал Тамм. — Вы думаете…

Лейн широко улыбнулся:

— В данном случае, инспектор, я тоже предлагаю действия. На вашем месте я бы немедленно послал эту туфлю доктору Шиллингу для обследования пятен. Возможно, они оставлены той же жидкостью, которая содержалась в шприце. Если так… — Он пожал плечами. — Боюсь, подтверждение того, что отравитель надевал эти туфли, будет выглядеть скверно для мистера Хэттера.

Почувствовав в голосе Лейна намек на насмешку, Тамм резко взглянул на него. Но лицо актера было серьезным.

— Мистер Лейн прав, — сказал Бруно.

Поколебавшись, инспектор забрал туфли у Лейна, подошел к двери и подозвал детектива.

— Срочно отправить Шиллингу, — приказал он.

Детектив кивнул и унес туфли. В этот момент в дверях появилась толстая фигура мисс Смит.

— Луиза чувствует себя гораздо лучше, инспектор, — сказала она. — Доктор Мерриэм говорит, что вы можете повидать ее. Она хочет что-то вам сообщить.

Поднимаясь по лестнице к спальне Луизы, Бруно пробормотал:

— Что, черт возьми, она может сообщить нам?

— Полагаю, какую-то странную идею, — проворчал инспектор. — В любом случае свидетель из нее никудышный. Ну и дело! Свидетель убийства оказывается глухим, немым и слепым! С таким же успехом она могла быть мертвой!

— Я бы не был в этом так уверен, инспектор, — возразил Лейн. — Мисс Кэмпион не совсем потеряна для общения. У человека существует пять чувств.

— Да, но… — Губы Тамма беззвучно зашевелились, и Лейн, умеющий читать по ним, увидел, что инспектор не без труда перечисляет пять чувств.

— Конечно, если бы Луиза опознала в убийце Конрада… — задумчиво промолвил окружной прокурор. — В конце концов, она не спала во время убийства — на это указывают отпечатки ее босых ног на ковре, — а судя по тому месту, где Луиза упала в обморок, и обращенным к нему следам ног преступника, она могла прикоснуться…

— Тонко подмечено, мистер Бруно, — сухо сказал Лейн.

Дверь в спальню напротив лестницы теперь была открыта. Трое мужчин вошли в комнату.

Исчезновение мертвого тела изменило атмосферу спальни, несмотря на то что белесые следы все еще виднелись на ковре, а постельное белье было смято. Солнце проникало в окна, и в его лучах плясали мошки. Луиза Кэмпион сидела в кресле-качалке с дальней стороны своей кровати, ее лицо было, как обычно, пустым, а голова слегка склонилась набок, словно она напрягала отсутствующий слух. Кресло медленно и ритмично покачивалось. Доктор Мерриэм стоял у окна, заложив руки за спину и глядя на сад внизу. Мисс Смит стояла у другого окна в оборонительной позе. Капитан Триветт, склонившись над креслом Луизы, поглаживал ее по щеке — на его красном лице было написано беспокойство.

При появлении троих мужчин все выпрямились, кроме Луизы, которая прекратила раскачиваться, как только шершавая рука капитана Триветта перестала поглаживать ее лицо. Ее голова инстинктивно повернулась к двери, и, хотя слепые глаза оставались лишенными выражения, приятные черты лица стали осмысленными, а пальцы начали двигаться.

— Привет, капитан, — поздоровался инспектор. — Жаль, что встречаю вас снова при печальных обстоятельствах. Капитан Триветт — окружной прокурор Бруно, мистер Лейн.

— Рад познакомиться, — отозвался капитан хриплым голосом морского волка. — Ужасная история! Я только что услышал новости и пришел посмотреть, держится ли Луиза на плаву.

— С ней все в порядке, — заверил Тамм. — Она храбрая малышка. — Он потрепал Луизу по щеке, но она отпрянула с быстротой насекомого, быстро шевеля пальцами.

«Кто это?»

Мисс Смит вздохнула и, склонившись над доской с похожими на домино блоками на коленях Луизы, составила ответ:

«Полиция».

Луиза медленно кивнула; ее пухлое тело напряглось, под глазами виднелись круги, пальцы задвигались снова.

«Я должна кое-что сообщить вам, что может оказаться важным».

— Выглядит она достаточно серьезно, — пробормотал Тамм. Он разложил на доске блоки в другом порядке.

«Расскажите нам все».

Луиза Кэмпион снова кивнула, ее пальцы заскользили над металлическими точками, и складка ее губ стала мрачной. Она подняла руки и начала повествование.

История, которую рассказала Луиза через посредничество мисс Смит, выглядела следующим образом. Она и миссис Хэттер удалились в свою спальню в половине одиннадцатого вечера. Луиза разделась, и мать уложила ее в кровать. Она помнит, что легла без четверти одиннадцать, так как знаками спросила у матери, который час. Когда Луиза лежала с панелью Брайля на коленях, миссис Хэттер сообщила ей, что собирается принять ванну. Больше она не общалась с матерью до без четверти час, когда миссис Хэттер вернулась из ванной и снова завязала разговор по системе Брайля. Хотя беседа была незначительной — мать и дочь обсуждали проблему новой летней одежды для Луизы, — ей было не по себе…

В этот момент мистер Друри Лейн прервал рассказ, спросив с помощью панели:

«Почему вам было не по себе?»

Луиза жалобно покачала головой, и ее пальцы дрогнули.

«Не знаю. Это было просто чувство».

В ответ Лейн мягко сжал ее руку.

Во время дружелюбной беседы о летнем гардеробе миссис Хэттер припудривалась после ванны. Луиза знала это, так как ощущала запах порошка, которым пользовались она и ее мать и который всегда стоял на ночном столике между кроватями. В это время мисс Смит вошла в спальню — Луиза почувствовала ее прикосновение ко лбу, а сиделка спросила, хочет ли она фрукты. Луиза ответила, что нет.

Лейн снова остановил рассказ, сжав пальцы Луизы.

— Мисс Смит, когда вы вошли в спальню, миссис Хэттер еще пудрилась?

Мисс Смит. Нет, сэр, думаю, она как раз закончила, так как надевала халат, а коробка с порошком стояла на столе, как я говорила, со свободно держащейся крышкой.

Лейн. Вы заметили, просыпался ли тальк на ковер между кроватями?

Мисс Смит. Ковер был чистый.

Луиза продолжила повествование. Спустя несколько минут после ухода мисс Смит — точное время она не знает — миссис Хэттер легла в постель, как обычно пожелав дочери доброй ночи. Луиза была уверена, что мать находилась в кровати, так как через минуту, повинуясь необъяснимому импульсу, выбралась из постели и снова поцеловала мать, а та ласково потрепала ее по щеке. Потом Луиза вернулась в свою постель и приготовилась спать.

— Ваша мать не высказывала прошлой ночью каких-либо опасений? — прервал инспектор Тамм.

«Нет. Она казалась спокойной и ласковой, как обычно».

«Что случилось потом?» — сложил Тамм фразу на панели.

Руки Луизы задрожали. Доктор Мерриэм с беспокойством наблюдал за ней.

— Возможно, вам лучше немного подождать, инспектор. Она слегка расстроена.

Капитан Триветт погладил Луизу по голове, а она стиснула его руку. Старик покраснел и быстро освободил руку. Луиза казалась успокоившейся и возобновила рассказ, решительно сжав губы.

Спала она, как всегда, с перерывами и понятия не имеет, сколько прошло времени. Внезапно Луиза проснулась, окутанная мантией безмолвия, но напрягая все чувства. Что разбудило ее, она не знала, но поняла, что в комнате рядом с ее кроватью находится нечто постороннее…

— Что именно? — осведомился Бруно.

Пальцы Луизы затрепетали.

«Не знаю. Не могу объяснить».

Доктор Мерриэм выпрямился и вздохнул.

— Должен добавить, что Луиза всегда была слегка экстрасенсом — это естественная компенсация тех чувств, которыми она не обладала. Ее интуиция постоянно пребывала в сверхактивном состоянии.

— Мы понимаем, — отозвался Друри Лейн.

Врач кивнул:

— Ей свойственно некое шестое чувство, способное улавливать легкую вибрацию, ауру движущегося тела, шаги…

Луиза быстро продолжала. Она чувствовала, что находящееся рядом с кроватью не должно там быть, и испытывала конвульсивное желание закричать.

Открыв рот, Луиза издала сдавленное мяуканье, настолько не похожее на человеческий звук, что у всех по коже забегали мурашки. Зрелище пухлой маленькой женщины, издающей крик испуганного животного, было поистине ужасным.

Луиза закрыла рот и продолжила как ни в чем не бывало.

Естественно, она не могла ничего слышать, так как с восемнадцати лет пребывала в беззвучном мире, но интуиция подавала тревожный сигнал. А затем она вновь почуяла запах порошка. Это казалось настолько бессмысленным, что встревожило ее еще сильнее. Тальк! Может быть, это всего лишь мать? Но инстинкт подсказывал ей, что это не так. В комнате находился кто-то опасный.

Луиза решила слезть с кровати и отойти как можно дальше от угрозы. Импульс пуститься бегом не покидал ее.

Лейн опять сжал пальцы женщины, и она остановилась. Подойдя к кровати Луизы, он надавил на нее рукой. Пружины протестующе скрипнули, и Лейн кивнул.

— Несомненно, убийца слышал, как мисс Кэмпион поднялась с кровати.

Он снова сжал ее руку, и она продолжила рассказ.

Луиза соскользнула с постели со стороны кровати матери. Подойдя босиком по ковру к краю кровати миссис Хэттер, она выпрямилась и протянула руку.

Внезапно Луиза поднялась с качалки и уверенно двинулась вокруг кровати. Очевидно, она чувствовала, что ее описательные возможности неадекватны и что иллюстрация сделает повествование более четким. С удивительной серьезностью — как ребенок, поглощенный игрой, — Луиза, полностью одетая, легла на кровать и начала демонстрировать пантомимой свои движения прошлой ночью. Она бесшумно села, склонив голову набок, как будто могла прислушиваться, потом опустила ноги на пол, соскользнула с жалобно скрипящей кровати и начала красться вдоль нее, согнувшись вдвое и ощупывая рукой матрас. У изножья Луиза выпрямилась, повернулась спиной к своей кровати, а лицом к кровати матери и протянула правую руку…

Все молча наблюдали. Луиза заново переживала ужасный момент — ее страх и напряжение передавались остальным. Лейн едва дышал, его глаза, поблескивающие из-под опущенных век, были устремлены на Луизу…

Ее правая рука, несгибаемая, как стальной брусок, была вытянута параллельно полу. Взгляд Лейна упал на точку ковра между кончиками пальцев женщины.

Вздохнув, Луиза расслабилась и опустила руку, потом снова начала говорить знаками. Мисс Смит с трудом успевала переводить.

Вскоре после того, как Луиза вытянула правую руку, по ее пальцам скользнуло что-то мягкое. Она нащупала нос, а потом щеку…

— Нос и щеку! — воскликнул инспектор. — Господи, вот это удача! Дайте мне поговорить с ней…

— Нет причины так возбуждаться, инспектор, — сказал Лейн. — Если позволите, я бы хотел, чтобы мисс Кэмпион повторила свою иллюстрацию.

Он взял панель и объяснил ей свое желание. Луиза устало провела рукой по лбу, но кивнула, вернулась к кровати и каждым наклоном головы и тела, каждым жестом рук в точности повторила предыдущую мизансцену!

— Великолепно! — пробормотал Лейн. — Действительно удача, джентльмены. Мисс Кэмпион, подобно многим слепым, обладает фотографической памятью на физические движения. Это нам очень поможет!

Его слова озадачили Бруно и Тамма, но он не стал их просвещать, однако необычное выражение лица свидетельствовало, что даже актер, тренированный сценой контролировать лицевые мышцы, не может сдерживать свою реакцию на какое-то поразительное открытие.

— Не понимаю… — раздраженно начал окружной прокурор.

Черты лица Лейна застыли, словно по волшебству, а голос стал спокойным.

— Боюсь, я был мелодраматичен. Пожалуйста, обратите внимание на точку, в которой остановилась мисс Кэмпион. Она стоит там же, где стояла прошлой ночью, — ее туфли почти до дюйма совпадают с отпечатками босых ног у изножья ее кровати. Что же мы видим напротив нее? Остановившиеся следы убийцы. Очевидно, он стоял на участке, покрытом рассыпавшимся тальком, в момент контакта с пальцами мисс Кэмпион, ибо в этом месте следы особенно четкие, как будто убийца застыл, ощутив во мраке эти призрачные пальцы.

Инспектор Тамм почесал массивный подбородок.

— Ладно, но что в этом необычного? Мы с самого начала все это предполагали. Не понимаю… Секунду назад вы вроде бы…

— Я предлагаю, — быстро прервал Лейн, — чтобы мисс Кэмпион продолжила рассказ.

— Погодите, — сказал инспектор. — Не так поспешно, мистер Лейн. Думаю, я понял, что вас поразило. — Он повернулся к Бруно: — Благодаря положению рук этой женщины в тот момент, когда они коснулись лица убийцы, мы можем установить его рост! — Тамм с торжеством посмотрел на Лейна.

Лицо окружного прокурора помрачнело.

— Хорошая идея, если вы сможете ее осуществить, — язвительно произнес он. — Но вы не сможете.

— Почему?

— Ну-ну, джентльмены, — нетерпеливо вмешался Лейн. — Давайте продолжим.

— Одну минуту, мистер Лейн, — холодно сказал Бруно. — Вы говорите, Тамм, что можете реконструировать рост убийцы, благодаря тому факту, что протянутая рука мисс Кэмпион коснулась его щеки. Да, можете, если убийца стоял прямо, когда это произошло!

— Но…

— Фактически, — быстро продолжал Бруно, — у нас есть все основания предполагать, что убийца пригнулся, когда мисс Кэмпион притронулась к нему. По следам ног очевидно, что он только что отошел от изголовья кровати миссис Хэттер, убив ее, и направлялся к выходу из комнаты. Убийца мог услышать, как предположил мистер Лейн, скрип кровати мисс Кэмпион, и инстинкт пригнуться подействовал моментально. — Прокурор улыбнулся. — Вот в чем ваша проблема, Тамм. Как вы собираетесь определить степень наклона убийцы? Вы должны знать ее точно, чтобы определить его рост.

— Ладно, — покраснев, буркнул Тамм. — Не сыпьте мне соль на рану. — Он покосился на Лейна. — Но если я знаю мистера Лейна, что-то недавно ударило его, как тонна кирпичей. Если это не рост убийцы, то что же?

— Право, инспектор, — пробормотал Лейн, — бы заставляете меня краснеть за мое искусство. Неужели я произвел на вас такое впечатление? — Он сжал руку Луизы, которая сразу же продолжила рассказ.

Все произошло очень быстро. Шок, материализация из вечной тьмы твердого тела, реализация во плоти и крови ее бесформенных страхов вызвали обморочное состояние. Луиза с ужасом осознала, что теряет сознание и ее колени подгибаются. Падая, она сильно ударилась головой о пол и больше ничего не помнит до тех пор, пока ее не привели в чувство рано утром…

Руки Луизы опустились, плечи поникли, и она вернулась к качалке. Капитан Триветт снова потрепал ее по щеке. Она устало прижалась к его ладони.

Мистер Друри Лейн вопрошающе посмотрел на двух компаньонов. Оба выглядели озадаченными. Вздохнув, он подошел к креслу Луизы.

«Вы кое-что упустили. Какую именно щеку ощутили ваши пальцы?»

Изумление на миг вытеснило усталость с лица женины. «Разве я об этом не упомянула?» — читали они в ее чертах. Затем пальцы зашевелились опять, и мисс Смит перевела с дрожью в голосе: «Это была гладкая мягкая щека». Если бы позади него разорвалась бомба, инспектор Тамм не мог быть сильнее ошарашен. Его тяжелая челюсть отвисла, а глаза уставились на неподвижные пальцы Луизы Кэмпион, как будто он не верил ни им, ни своим ушам. Окружной прокурор недоверчиво смотрел на сиделку.

— Вы уверены, мисс Смит, что перевели правильно? — спросил он.

— Именно это она и сказала, сэр, — нервно отозвалась мисс Смит.

Инспектор Тамм тряхнул головой, как боксер после сильного удара, — его обычная реакция на удивление, — и сердито уставился на Луизу.

— Гладкая и мягкая? — воскликнул он. — Быть не может! Ведь щека Конрада Хэттера…

— Значит, это была щека не Конрада Хэттера, — спокойно сказал Друри Лейн. — К чему цепляться за предвзятое мнение? В конце концов, если показания мисс Кэмпион достойны доверия, нам придется пересмотреть наши данные. Мы знаем, что убийца прошлой ночью надевал туфли Конрада, но ошибочно предполагать, как делали вы и мистер Бруно, что их надевал непременно сам Конрад.

— Вы, как всегда, правы, — пробормотал Бруно.

Но Тамм, как бульдог, на которого он походил, не желал так легко признать свое поражение. Скрипнув зубами, он рявкнул на сиделку:

— Используйте это чертово домино и спросите ее, уверена ли она в своих словах и насколько гладкой была щека!

Мисс Смит испуганно повиновалась. Пальцы Луизы энергично забегали по панели. Она кивнула, и ее руки вновь произнесли:

«Я не ошиблась. Щека была очень гладкой и мягкой».

— Похоже, она достаточно уверена, — пробормотал инспектор. — Спросите, не могла ли это быть щека ее единоутробного брата Конрада.

«Нет, не могла. Я уверена, что это была не мужская щека».

— Ладно, — вздохнул инспектор. — Мы вынуждены ей верить. Значит, это был не Конрад и не мужчина. Теперь нам остается искать женщину.

— Она, должно быть, надела туфли Конрада Хэттера, чтобы оставить ложный след, — заметил окружной прокурор. — Это означает, что порошок специально рассыпали на ковер. Убийца знал, что туфли оставят отпечатки, и что мы будем искать соответствующую им пару.

— Вы так думаете, мистер Бруно? — спросил Лейн.

Прокурор нахмурился.

— Нет, я не стараюсь выглядеть умником, — с беспокойством добавил актер. — Во всем этом есть нечто очень странное.

— Что тут странного? — осведомился Тамм. — Бруно все объяснил.

— К сожалению, далеко не все, инспектор. — Лейн манипулировал металлическими буквами Брайля, составляя вопрос:

«Не могла эта щека принадлежать вашей матери?»

«Нет, нет, нет! — сразу последовал протестующий ответ. — У мамы было морщинистое лицо, а щека была гладкой».

Лейн печально улыбнулся. Во всем, что сообщало это удивительное существо, ощущалась правда. Тамм мерил комнату слоновьими шагами, а Бруно выглядел задумчивым. Капитан Триветт, доктор Мерриэм и мисс Смит стояли неподвижно. Лицо Лейна стало решительным. Он снова составил слова:

«Подумайте как следует. Вы не помните что-нибудь еще?»

Прочитав вопрос, Луиза заколебалась и откинулась на спинку качалки. Ее голова раскачивалась из стороны в сторону, словно ловя ускользающее воспоминание.

— У нее что-то вертится в голове! — воскликнул Лейн, изучая пустое лицо. — Нужно только подтолкнуть ее!

— Но что именно? — откликнулся Тамм. — Мы узнали все, на что могли надеяться…

— Нет, — возразил Лейн. — Мы имеем дело со свидетелем, у которого атрофированы два из пяти чувств. Единственные контакты Луизы с внешним миром — вкус, осязание и обоняние. Любые реакции, которые могли возникнуть у свидетеля с помощью трех оставшихся чувств, — наши единственные ключи к разгадке.

— Я никогда не думал об этом с такой точки зрения, — задумчиво промолвил Бруно. — И она уже предоставила нам один ключ с помощью осязания. Возможно…

— Вот именно, мистер Бруно. Надеяться на ключ с помощью вкуса тщетно. Но обоняние — другое дело. У нас есть все причины верить… Если бы она была животным — например, собакой, — способным передавать чувственные впечатления, как просто бы это было! Тем не менее ее обонятельные нервы, вероятно, гиперчувствительны…

— Вы абсолютно правы, мистер Лейн, — тихо сказал доктор Мерриэм. — В медицине было немало диспутов о проблеме компенсации чувственных впечатлений. И Луиза Кэмпион — великолепное решение этой проблемы. Нервы в кончиках ее пальцев, вкусовые нервы языка и обонятельные носа развиты необычайно остро.

— Все это прекрасно, — начал инспектор, — но я…

— Терпение, — прервал Лейн. — Возможно, мы идем по необычному следу. Мы обсуждаем обоняние. Она ведь сразу почувствовала запах рассыпавшегося талька. Не исключено… — Он быстро наклонился и переложил металлические блоки на панели Брайля:

«Вы ощущали какой-нибудь запах, кроме запаха порошка? Подумайте».

Когда пальцы Луизы блуждали по блокам на панели, лицо ее приняло одновременно торжествующее и озадаченное выражение, а ноздри начали раздуваться. Она явно пыталась ухватиться за какое-то воспоминание. Внезапно она издала пронзительное мяуканье, очевидно свидетельствующее о возбуждении. Ее пальцы быстро задвигались.

Мисс Смит разинула рот, глядя на эти движения.

— Трудно поверить, что она знает, что говорит…

— Да? — возбужденно воскликнул окружной прокурор.

— Луиза утверждает, — продолжала сиделка неуверенно, — что когда она коснулась лица и стала терять сознание, то почуяла…

— Ну? — вскричал Друри Лейн, чьи блестящие глаза не отрывались от губ мисс Смит. — Что она почуяла?

Сиделка нервно хихикнула.

— Ну… возникло ощущение, что рядом что-то вроде мороженого или сладкого пирога.

Все уставились на мисс Смит. Даже доктор Мерриэм и капитан Триветт казались ошарашенными. Окружной прокурор беззвучно повторял слова, как будто не верил своим ушам. Тамм свирепо нахмурился.

Напряженная улыбка исчезла с лица Лейна. Он явно был озадачен.

— Мороженое или сладкий пирог, — медленно повторил он. — Очень странно.

— Вот вам ваша сверхчувствительность! — скверно ухмыльнулся Тамм. — Она не только глухонемая и слепая, но и унаследовала психозы семейки ее матери. Мороженое или пирог! Это какой-то фарс.

— Это может оказаться не таким безумным, как звучит, инспектор. Почему она подумала о мороженом или пироге? Между этими лакомствами едва ли есть что-то общее, кроме приятного вкуса… Думаю, она куда разумнее, чем вы думаете.

Лейн передвинул металлические буквы.

«Вы говорите «мороженое или пирог». В это трудно поверить. Может быть, пудра или кольдкрем?»

Пальцы Луизы вновь забегали по панели.

«Нет. Не пудра и не кольдкрем. Это пахло как пирожное или мороженое, только сильнее».

«Запах был сладкий, не так ли?»

«Да. Приторно-сладкий».

— Приторно-сладкий… — Покачав головой, Лейн составил очередной вопрос: «Возможно, это был цветок?»

Луиза колебалась, наморщив нос, словно пыталась уловить давно исчезнувший запах.

«Да, цветок. Редкая разновидность орхидеи. Капитан Триветт подарил ее мне. Но я не уверена…»

Взгляд стариковских голубых глаз капитана Триветта стал ошеломленным. Его обветренное лицо приобрело цвет седельной кожи.

— Ну, капитан? — осведомился Тамм. — Вы в состоянии помочь?

— Неужели она помнит? — отозвался моряк надтреснутым голосом. — Ведь это было почти семь лет назад. Мой друг Коркоран — капитан грузового судна «Тринидад» — привез эту орхидею из Южной Америки…

— Семь лет назад! — воскликнул окружной прокурор. — Долгий срок, чтобы помнить запах.

— Луиза — удивительное создание, — сказал капитан.

— Орхидея, — задумчиво промолвил Лейн. — Все более и более странно. Не помните, капитан, что это была за разновидность?

— Понятия не имею, — честно признался старый моряк. — Какая-то редкость.

— Хм… — Лейн снова повернулся к панели.

«Запах принадлежал именно этой разновидности орхидеи?»

«Да. Я люблю цветы и никогда не забываю их запахи. А запах той орхидеи я чувствовала только один раз».

— Великая садоводческая тайна, — заметил Лейн с претензией на беспечность. Но его взгляд был серьезным, а нога нервно постукивала по полу. Остальные наблюдали за ним с беспомощным и усталым видом. Внезапно его лицо прояснилось, и он хлопнул себя по лбу. — Ну конечно! Я пренебрег самым очевидным вопросом! — Актер снова занялся металлическими буквами.

«Вы сказали «мороженое». Какое именно? Шоколадное? Клубничное? Банановое? Ореховое?»

То, что вопрос попал в цель, было настолько очевидно, что даже инспектор Тамм, чье настроение не отличалось дружелюбием, с восхищением посмотрел на актера. Как только Луиза с помощью пальцев прочла вопрос Лейна, ее лицо посветлело, она кивнула, как птичка, несколько раз и ответила на языке знаков:

«Теперь я знаю. Не клубничное, не шоколадное, не банановое и не ореховое. Ванильное!»

Она сидела на краю качалки, ее слепые глаза были туманными, но лицо умоляло о похвале. Капитан Триветт погладил ее по голове.

— Ванильное! — воскликнули остальные.

Пальцы забегали вновь.

«Это не обязательно было мороженое, пирог, орхидея или что-то конкретное. Но я уверена, что пахло ванилью».

Лейн вздохнул и нахмурился. Теперь пальцы Луизы двигались так быстро, что мисс Смит с трудом успевала переводить — ей приходилось просить Луизу повторять жесты. Наконец она повернулась к остальным.

«Пожалуйста, пусть это поможет. Я хочу помочь».

— Рискните держать пари на что угодно, леди, — мрачно произнес инспектор, подойдя к двери спальни, — что это поможет.

Доктор Мерриэм склонился над дрожащей Луизой и положил руку на ее запястье. Потом он кивнул, потрепал ее по щеке и выпрямился. Капитан Триветт по неведомой причине выглядел гордым.

Тамм открыл дверь и крикнул:

— Пинк! Мошер! Кто-нибудь! Немедленно приведите кухарку!

Сначала миссис Арбакл держалась агрессивно. Шок, вызванный появлением полиции, уже миновал. Она, пыхтя, поднялась по лестнице, остановилась на площадке, что-то бормоча себе под нос, потом шагнула в комнату смерти и сердито уставилась на инспектора:

— Ну? Что вам теперь нужно? — Тамм не тратил времени зря.

— Что вы пекли вчера?

— Пекла? Господи! — Они смотрели друг на друга, как два бойцовых петуха. — Зачем вам это знать?

— Увиливаете от ответа, а? — зловещим тоном произнес Тамм. — Пекли вы вчера что-нибудь или нет?

— Не помню, — фыркнула миссис Арбакл. — Нет, не пекла.

— Не пекли. Хм! — Инспектор выпятил подбородок. — Вы пользуетесь ванилью для вашей стряпни?

Экономка смотрела на него как на слабоумного.

— Ванилью? Конечно, пользуюсь. По-вашему, в моей буфетной ванили нет?

Инспектор повернулся к окружному прокурору и подмигнул:

— Она пользуется ванилью, Бруно… Скажите, миссис Арбакл, вчера вы использовали ваниль для какой-либо цели?

Миссис Арбакл шагнула к двери.

— Я не стану стоять и смотреть, как из меня делают дуру! Больше я не буду отвечать на ваши нелепые вопросы!

— Миссис Арбакл! — рявкнул инспектор.

Женщина нехотя повернулась:

— Не пользовалась я ванилью! Вы собираетесь учить меня вести хозяйство?

— Сбавьте тон, — посоветовал Тамм. — Сейчас у вас на кухне или в буфетной имеется ваниль?

— Да, новая бутылка. Три дня назад у меня кончилась ваниль, и я заказала бутылку в магазине Саттона. Я еще не успела ее открыть.

— Как это может быть, миссис Арбакл? — мягко осведомился Лейн. — Согласно моим сведениям, вы каждый день готовите эгног для мисс Кэмпион.

— Ну и при чем тут это?

— Когда я был мальчиком, эгног обязательно содержал ваниль.

Экономка вскинула голову:

— Ну и что это доказывает? В моем эгноге содержится тертый мускатный орех. Это что, преступление?

Тамм высунул голову в коридор:

— Пинк!

— Да?

— Спуститесь с этой мисс в кухню и принесите все, что пахнет ванилью. — Тамм указал пальцем на дверь. — Пошевеливайтесь, миссис Арбакл.

Во время ожидания никто не произнес ни слова. Тамм ходил взад-вперед, заложив руки за спину и фальшиво насвистывая. Мысли Бруно блуждали где-то далеко — он выглядел скучающим. Луиза сидела спокойно — позади нее стояли неподвижные фигуры мисс Смит, доктора Мерриэма и капитана Триветта. Лейн смотрел в окно на пустынный сад.

Через десять минут миссис Арбакл и ее эскорт поднялись по ступенькам. Пинкуссон нес маленькую плоскую бутылку, завернутую в бумагу.

— На кухне много запахов, — усмехнулся детектив, — но ванилью пахла только эта бутылка. Я не открывал ее, шеф.

Тамм взял бутылку у Пинкуссона. На ней красовалась этикетка «Экстракт ванили»; печать и обертка казались нетронутыми. Он передал бутылку Бруно, который равнодушно обследовал ее и вернул назад. Лейн не отходил от окна.

— Что вы сделали со старой бутылкой, миссис Арбакл? — спросил Тамм.

— Выбросила ее в мусор три дня назад, — ответила кухарка.

— Тогда она была пустой?

— Да.

— Когда в бутылке находилась ваниль, вы не обнаруживали, что какая-то часть ее исчезла?

— Откуда мне знать? По-вашему, у меня на счету каждая капля?

— Меня бы это не удивило, — отозвался инспектор. Он сорвал обертку и печать, откупорил бутылку и поднес ее к носу. Сильный запах ванили медленно распространялся в воздухе спальни — в содержимом бутылки не было никакого сомнения. Она была полной и до сих пор непочатой.

Луиза Кэмпион шевельнулась; ее ноздри расширились. Громко втянув воздух носом, она повернулась к бутылке, как пчела, чующая мед издалека. Ее пальцы ожили.

— Она говорит, что это тот самый запах! — возбужденно воскликнула мисс Смит.

— В самом деле? — пробормотал мистер Друри Лейн, повернувшись и наблюдая за губами сиделки. Он подошел вперед и составил на панели вопрос:

«Запах был таким же сильным, как сейчас?»

«Не совсем. Прошлой ночью он был слабее».

Лейн кивнул.

— Есть в доме какое-нибудь мороженое, миссис Арбакл?

— Нет, сэр.

— А вчера было?

— Тоже нет. Мороженого не было всю неделю.

— Непонятно, — промолвил Лейн. Его глаза блестели, как всегда, лицо было молодым и свежим, но в нем ощущалась усталость, словно его утомили мысли. — Инспектор, было бы разумно собрать здесь всех обитателей дома. А тем временем, миссис Арбакл, пожалуйста, соберите и принесите в эту комнату всю выпечку и прочие сладости, находящиеся в доме.

— Пинк, пойдите с ней — на всякий случай, — буркнул Тамм.

Комната быстро наполнилась. Пришли Барбара, Джилл, Конрад, Марта, Джордж Арбакл, служанка Вирджиния, Эдгар Перри, даже Честер Бигелоу и Джон Гормли, упорно остававшиеся в доме. Конрад казался ошеломленным и тупо смотрел на стоящего рядом с ним полицейского. Остальные выглядели подавленными. Инспектор Тамм и окружной прокурор Бруно были мрачны. Лейн стоял неподвижно. Дети, как обычно, цеплялись к взрослым, шумели и бегали по комнате. На сей раз на них никто не обращал внимания.

Миссис Арбакл и Пинкуссон сгибались под горой сладких пирогов и коробок с конфетами. Кухарка положила свою ношу на кровать Луизы и вытерла платком морщинистую шею. Пинкуссон с отвращением бросил груз на стул и вышел.

— У кого-нибудь из вас, леди и джентльмены, имеются сладости в личных апартаментах? — серьезно осведомился Лейн.

— У меня, — ответила Джилл Хэттер. — Как всегда.

— Пожалуйста, принесите их, мисс Хэттер.

Джилл вышла из комнаты и вскоре вернулась с большой прямоугольной коробкой, на которой виднелись слова «Пять фунтов». При виде этого набора сладостей, достойного Гаргантюа, светлая кожа Джона Гормли приобрела кирпичный оттенок. Он усмехнулся, переминаясь с ноги на ногу.

Под удивленными взглядами зрителей мистер Друри Лейн приступил к необычной процедуре. Он сложил все коробки стопкой на стуле и стал открывать их по очереди. Коробок было пять: одна содержала засахаренный арахис, другая — шоколадные конфеты с фруктовой начинкой, третья — карамель, четвертая — горький шоколад, а пятая, которую принесла Джилл, — изысканный набор глазированных орехов и фруктов.

Лейн наугад выбрал несколько образцов из пяти коробок, надкусил их и передал Луизе Кэмпион. Маленький Билли пожирал сладости алчным взглядом, а Джеки стоял на одной ноге, заинтригованный таинственным процессом.

Луиза Кэмпион покачала головой:

«Нет. Ни одна из них. Я не ошибалась. Это была не конфета, а ваниль».

— Либо эти сладости вовсе не содержат ванили, — заметил Лейн, — либо она присутствует в таком малом количестве, что неощутима. — Он повернулся к миссис Арбакл: — Какие из этих пирогов пекли вы сами?

Экономка указала на три.

— Вы добавляли в них ваниль?

— Нет.

— Другие были куплены?

— Да, сэр.

Лейн дал несколько кусочков каждого из купленных пирогов глухонемой женщине. Она снова покачала головой.

Мисс Смит вздохнула, наблюдая за пальцами Луизы.

«Нет. Я не чувствую ванили».

Лейн положил пироги на кровать и задумался.

— Что означает эта ерунда? — осведомился адвокат Бигелоу.

— Прошу прощения, — рассеянно отозвался Лейн. — Мисс Кэмпион прошлой ночью оказалась лицом к лицу с убийцей миссис Хэттер. Она уверена, что в момент контакта почуяла сильный запах ванили, предположительно исходивший от убийцы. Естественно, мы пытаемся разгадать эту маленькую тайну, которая может привести к большому открытию и величайшему успеху.

— Ваниль! — с удивлением повторила Барбара Хэттер. — Звучит не слишком правдоподобно, мистер Лейн. Тем не менее это правда — Луиза обладает сверхъестественной чувственной памятью. Я уверена…

— Луиза чокнутая, — заявила Джилл. — Половину она выдумывает. У нее слишком развито воображение.

— Джилл, — с упреком сказала Барбара.

Джилл вскинула голову, но умолкла.

Внезапно послышалось шарканье ног, и, повернувшись, все увидели Джеки Хэттера, который проворно, как обезьяна, прыгнул на кровать Луизы и запустил руки в коробки с конфетами. Маленький Билли с восторженным воплем последовал его примеру. Оба быстро набивали рты сладостями.

Марта бросилась к ним с истерическим криком:

— Господи, Джеки, тебя стошнит! Билли, прекрати немедленно, иначе мама тебя отшлепает! — Она стала вырывать у них из рук конфеты.

— Я хочу конфету, которую дядя Джон дал мне вчера! — завопил Билли.

— Что такое? — Инспектор Тамм метнулся вперед и грубо приподнял упрямый подбородок мальчика. — Какую конфету дядя Джон дал тебе вчера?

Даже в благодушном настроении Тамм едва ли был джентльменом, способным внушить доверие маленьким мальчикам, а в теперешнем состоянии он попросту вызывал ужас. Билли уставился на приплюснутый нос инспектора и с воплем зарылся головкой в материнскую юбку.

— Ваше поведение в высшей степени дипломатично, инспектор, — заметил Лейн, отодвигая Тамма в сторону. — Подобной тактикой вы можете напугать даже сержанта морской пехоты… Не бойся, — обратился он к Билли, присев на корточки и ободряюще положив руку ему на плечо. — Никто тебя не обидит.

Тамм фыркнул. Но через две минуты Билли уже был в объятиях Лейна, улыбаясь сквозь слезы и беседуя о конфетах, игрушках, червяках, ковбоях и индейцах. Он подтвердил, что дядя Джон вчера угостил его конфетами.

— И меня тоже! — крикнул Джеки, дергая Лейна за рукав.

— Вот как? И что же это были за конфеты, Билли?

— С лакрицей, — сказал Джек.

— С лакришей, — прошепелявил Билли. — Шелый пакет.

Лейн посмотрел на Джона Гормли, который сердито потирал затылок.

— Это правда, мистер Гормли?

— Конечно, правда! — раздраженно отозвался Гормли. — Надеюсь, вы не предполагаете, что конфеты были отравлены? Я пришел к мисс Хэттер и принес ей эту пятифунтовую коробку, а зная, как мальчики любят лакрицу, принес им несколько конфет, вот и все.

— Я ничего не предполагаю, мистер Гормли, — мягко произнес Лейн. — И это ничего не значит, так как лакрица не имеет запаха ванили. В то же время нельзя ничем пренебрегать. Почему вас выводят из себя простейшие вопросы? — Он снова склонился к Билли: — Кто-нибудь еще давал тебе вчера конфеты?

Билли уставился на него — вопрос был явно за пределами его понимания.

Джеки топнул ногой по ковру и осведомился пронзительным голосом:

— Почему вы не спрашиваете меня? Я могу ответить.

— Очень хорошо, мастер Джеки. Я спрашиваю вас.

— Никто нам не давал конфет, кроме дяди Джона.

— Превосходно. — Лейн вложил горсть шоколадных конфет в грязные руки мальчиков и отпустил их вместе с матерью. — Это все, инспектор.

Тамм махнул рукой, выпроваживая компанию из спальни.

Лейн заметил, что воспитатель Эдгар Перри успел подойти к Барбаре, и оба начали тихо переговариваться, спускаясь по лестнице.

Когда порог переступал Конрад Хэттер в сопровождении полицейского, Тамм неожиданно окликнул:

— Подождите минуту, Хэттер.

Конрад нервно повернулся:

— В чем дело теперь? — Он был испуган — вся его воинственность улетучилась.

— Позвольте мисс Кэмпион ощупать ваше лицо.

— Ощупать мое лицо?!

— Но вы же знаете, Тамм, что она… — запротестовал Бруно.

— Мне плевать, — упрямо заявил инспектор. — Я хочу быть уверенным. Мисс Смит, попросите ее ощупать щеку мистера Хэттера.

Сиделка молча повиновалась. Конрад, бледный и напряженный, склонился над качалкой, а мисс Смит положила ладонь Луизы на его чисто выбритое лицо. Луиза провела по нему рукой и покачала головой. Ее пальцы зашевелились.

— Она говорит, что щека была гораздо мягче, — перевела мисс Смит. — Это была щека не мистера Хэттера, а женщины.

Конрад ошеломленно выпрямился.

— О'кей, — проворчал Тамм. — Можете свободно передвигаться по дому, Хэттер, но не покидайте его. Полицейский, присматривайте за ним.

Конрад удалился в сопровождении своего стража.

— Хорошенькая получается путаница, не так ли, мистер Лейн? — Тамм обернулся в поисках актера, но Лейн исчез.

Он ускользнул из спальни с простой целью — охоты за запахом. Актер переходил из комнаты в комнату, с этажа на этаж, обследуя спальни, ванные комнаты, пустые помещения, кладовые, но не находил ничего. Его чеканный нос был настороже. Лейн обнюхивал все, к чему мог прикоснуться: духи, косметику, вазы с цветами, даже надушенное женское белье. Наконец он спустился в сад, где провел пятнадцать минут, нюхая цветы, но нигде не обнаружил «приторно-сладкий» запах ванили, который учуяла Луиза Кэмпион. Когда Лейн присоединился к Тамму и Бруно в комнате смерти наверху, доктор Мерриэм уже ушел, а капитан Триветт вел немую беседу с Луизой с помощью системы Брайля.

— Где вы были? — спросил Тамм.

— Шел по следу запаха.

— Не знал, что запахи оставляют следы. Ха! — Никто не засмеялся, и Тамм смущенно почесал подбородок. — Полагаю, ничего не нашли?

Лейн покачал головой:

— Ну, меня это не удивляет. Утром дом обыскали сверху донизу, но не обнаружили ничего важного.

— Похоже, у нас на руках очередное безнадежное дело, — заметил Бруно.

— Может быть, — отозвался Тамм. — Но после ленча я собираюсь заглянуть в лабораторию. Я был там два месяца назад, и вполне возможно, что…

— Ах да, лаборатория, — задумчиво промолвил мистер Друри Лейн.

Сцена 5 Лаборатория

Воскресенье, 5 июня, 14.30

Во время приготовления ленча для инспектора Тамма, окружного прокурора Бруно и мистера Друри Лейна миссис Арбакл все еще была агрессивно настроена. Трапеза протекала в столовой и большей частью в угрюмом молчании. Мрачный колорит усиливали топанье тяжелых башмаков миссис Арбакл, время от времени входящей в столовую, и стук тарелок, которые ставила на стол костлявая служанка Вирджиния. Один раз миссис Арбакл, ни к кому конкретно не обращаясь, пожаловалась на беспорядок в кухне, где питались многочисленные джентльмены из полиции. Но даже инспектор Тамм не прореагировал на ее сварливый тон — он был слишком поглощен разжевыванием жесткой отбивной и печальными мыслями.

— Хорошо, — заговорил Бруно после пятиминутной паузы. — Итак, убийца — женщина, поскольку в этом убеждают показания Луизы по поводу щеки. Убийство старой леди было непреднамеренным. Преступница в панике ударила ее по голове, когда та проснулась во время отравления груши. Но кто эта преступница? Я не вижу ни малейшего проблеска в этом направлении.

— И что означает история с ванилью? — проворчал Тамм, с отвращением бросив нож и вилку.

— Да… Между тем я чувствую, что, решив эту проблему, мы сразу приблизимся к правде.

— Хмм, — произнес Друри Лейн, продолжая жевать.

— Если бы не эта чертова щека, — буркнул инспектор, — я бы не сомневался, что убийца Конрад Хэттер.

— Забудьте о нем, — сказал Бруно. — Кто-то пытается его оклеветать.

Вошел детектив с запечатанным конвертом:

— Только что принес посыльный от доктора Шиллинга, сэр.

— Рапорт! — воскликнул Лейн, роняя вилку и нож. — Прочтите вслух, инспектор.

Тамм вскрыл конверт.

— Давайте посмотрим. Это касается отравления… — Он начал читать:

— Ну, — заметил Тамм, — это проясняет историю с туфлей и теорию отравленной груши. Сулема, а?.. Мне кажется… Давайте поднимемся в лабораторию.

Друри Лейн промолчал. Трое мужчин, не допив кофе, вышли из столовой. В дверях они столкнулись с мрачной миссис Арбакл, держащей поднос, на котором стоял стакан с густой желтой жидкостью. Лейн посмотрел на часы — было ровно половина третьего.

По пути наверх Лейн взял у инспектора рапорт, внимательно прочитал его и вернул без комментариев.

На спальном этаже было тихо. На миг они задержались на лестничной площадке. Потом дверь комнаты мисс Смит открылась, и сиделка шагнула в коридор, ведя за собой Луизу Кэмпион. Несмотря на трагедию и нарушение порядка, обычай сохранялся — глухая, немая и слепая женщина, пройдя мимо троих мужчин, направилась в столовую за ежедневной порцией эгнога. Капитан Триветт и доктор Мерриэм уже давно ушли. Массивная фигура детектива Мошера прислонилась к наружной стороне стенного шкафа комнаты смерти. Спокойно покуривая, Мошер не упускал из виду двери, ведущие во все комнаты на этаже.

— Пинк! — рявкнул инспектор.

Детектив Пинкуссон взбежал по ступенькам.

— Вы и Мошер дежурите на этом этаже, ясно? Сменяйте друг друга. Никто не должен входить в спальню старой леди. Если таких попыток не будет, никого не беспокойте — просто смотрите в оба.

Пинкуссон кивнул и спустился по лестнице.

Порывшись в жилетном кармане, инспектор достал ключ от лаборатории Йорка Хэттера, который он обнаружил среди вещей убитой женщины. Он задумчиво взвесил его в руке, затем направился к двери лаборатории. Бруно и Лейн последовали за ним.

Тамм не сразу отпер дверь. Вместо этого он присел на корточки и заглянул в замочную скважину. Что-то буркнув, он вынул из еще одного кармана тонкий проволочный зонд, просунул его в скважину и начал делать вращательные движения. Наконец удовлетворившись, он вытащил зонд и обследовал его. Зонд был чистым.

Поднявшись, инспектор спрятал зонд.

— Странно, — озадаченно произнес он. — Я не сомневался, что мы найдем в замке следы воска. Это бы подтвердило теорию, что кто-то сделал восковой отпечаток замочной скважины и изготовил дубликат ключа. Но воска здесь нет.

— Не столь важно! — встрепенулся Бруно. — Либо после снятия воскового отпечатка скважину почистили, либо отравитель позаимствовал на время ключ миссис Хэттер, сделал дубликат и потихоньку вернул оригинал. Теперь мы этого уже никогда не узнаем.

— Рассуждения нас ни к чему не приведут, инспектор, — нетерпеливо вмешался Друри Лейн. — Откройте дверь.

Тамм вставил в замок ключ — он подходил идеально, но поворачивался с трудом, потому что механизм заржавел, словно им давно не пользовались. Смахнув каплю пота с кончика носа, инспектор со скрипом повернул ключ. Послышался щелчок, и Тамм, ухватившись за ручку, толкнул дверь. Она, как и замок, протестующе скрипнула — петли тоже заржавели.

Когда дверь открылась, Лейн положил руку на локоть инспектора.

— Ну? — проворчал Тамм.

Лейн указал на деревянный пол за порогом. Его покрывал ровный слой пыли. Наклонившись, актер провел пальцем по полу.

— Нет никаких признаков того, что ваш мародер пользовался этим входом, инспектор, — сказал он. — Слой пыли нетронут, и, судя по толщине, он скопился за много недель.

— То же самое я видел два месяца назад, — отозвался Тамм, — хотя пыли было не так много. Преступник не мог перепрыгнуть через нее — пыль занимает добрых шесть футов. Странно!

Они стояли в дверях и осматривали комнату, не входя в нее. Как сказал инспектор, по обширному участку перед дверью не ступала ничья нога — пыль покрывала его, как серовато-коричневый бархат. Но футах в шести от двери слой пыли становился неровным — в нем виднелись следы ног. Все они были стертыми, как будто ступавший старался не оставлять ни одного отпечатка, поддающегося идентификации.

— Чертовски осторожный тип, — заметил Тамм. — Подождите минутку. Я хочу посмотреть, нет ли у столов хотя бы одного отпечатка, который мы могли бы сфотографировать.

Он шагнул в комнату, безжалостно давя ботинками двенадцатого размера девственную пыль, и начал шарить в истоптанном районе. При этом его лицо становилось все мрачнее.

— Просто невероятно! Ни одного четкого следа. Ладно, входите — этому полу уже невозможно повредить.

Окружной прокурор нерешительно вошел в лабораторию, но Лейн продолжал стоять на пороге, изучая помещение. Оно имело одинаковую форму с соседней комнатой смерти. Два окна в стене напротив стены, смежной с коридором, выходили в сад позади дома. Но в отличие от окон соседней комнаты их прикрывали толстые железные решетки с просветами не более трех дюймов.

Между окнами находилась простая железная кровать, а угол западной и садовой стен занимал туалетный стол. Оба предмета мебели покрывала пыль. Справа от двери в коридор стоял старый письменный стол-бюро с убирающейся крышкой, а в углу, слева от платяного шкафа, — маленький стальной шкафчик для документов. Половину западной стены занимали полки с бутылками и банками. Нижние полки закрывали дверцы. Под прямым углом к полкам стояли два прямоугольных рабочих стола с пыльными ретортами, пробирками на подставках, бунзеновскими горелками[103], кранами, электрическим аппаратом и прочим лабораторным оборудованием, которое казалось исчерпывающим даже неопытному глазу Лейна. Два стола располагались параллельно друг другу — пространство между ними было достаточно широким, чтобы позволять ученому работать за обоими, поворачиваясь от одного к другому.

В восточной стене, напротив полок и под прямым углом к столам, находился большой камин — точно такой же, как в соседней комнате смерти. Между кроватью и камином помешалась маленькая рабочая скамья, обожженная химикалиями. Беспорядочно стояли несколько стульев, трехногий табурет с круглым сиденьем находился перед полками.

Мистер Друри Лейн шагнул через порог, закрыл дверь и пересек комнату. За шестифутовым участком нетронутой пыли повсюду виднелись стертые следы ног. Было очевидно, что кто-то часто посещал лабораторию после смерти Йорка Хэттера и первоначального расследования инспектора Тамма и, судя по отсутствию четких отпечатков, намеренно стирал следы.

— Это результат неоднократных визитов, — заметил инспектор. — Но как убийца проникала сюда? — Подойдя к окнам, он ухватился за решетки и потянул их к себе изо всех сил. Вмонтированные в бетон решетки оставались неподвижными. Тамм внимательно обследовал бетон и решетки, тщетно надеясь, что некоторые из них могут оказаться фальшивыми и иметь какое-то приспособление для отпирания. Не добившись успеха, он обследовал подоконники и карнизы снаружи окон. Но хотя карнизы были достаточно широкими, следов на них не было, а пыль на подоконниках оставалась неприкосновенной.

Покачав головой, Тамм направился к камину, перед которым также находилось много стертых отпечатков ног. Камин был сравнительно чистым, но отнюдь не бутафорским. Поколебавшись, инспектор нагнулся, просунул голову в очаг и быстро вытянул ее назад с удовлетворенным видом.

— Что там такое? — спросил Бруно.

— Глупо с моей стороны не подумать об этом раньше, — отозвался Тамм. — Посмотрев в дымоход, можно увидеть небо! А в стенках имеются острые выступы — очевидно, остались со времен трубочистов. Бьюсь об заклад, что именно так… — Внезапно его лицо вытянулось.

— Что именно так наша леди входила в лабораторию, инспектор? — осведомился Лейн. — Ваше честное лицо не в состоянии скрыть ваши мысли. Вы собирались сказать, что гипотетическая отравительница проникала сюда через дымоход. Это притянуто за уши. Хотя сообщник-мужчина мог использовать такой способ.

— В наши дни девушки могут проделывать то же, что и мужчины, — проворчал Тамм. — Но это идея — их могло быть двое. — Он посмотрел на Бруно. — Черт возьми, это снова указывает на Конрада Хэттера! Луиза Кэмпион могла прикоснуться к лицу женщины, но именно Конрад огрел старуху по башке и оставил следы!

— Это я и имел в виду, Тамм, как только мистер Лейн предположил наличие сообщника, — кивнул Бруно. — Да, мысль неплохая…

— Пожалуйста, джентльмены, не вкладывайте слова мне в рот, — остановил их Лейн. — Я ничего не предполагал, а всего лишь указал на логическую возможность. Инспектор, дымоход достаточно широк, чтобы позволить взрослому мужчине спуститься по нему с крыши?

— Взгляните сами, мистер Лейн. Вы же не калека, — недовольно буркнул Тамм.

— Я поверю вам на слово.

— Конечно, он достаточно широк! Я бы мог проделать это сам, а мои плечи узкими не назовешь.

Лейн кивнул и подошел к западной стене обследовать полки. Открытых полок было пять, и каждая разделялась на три секции. Все бутылки и банки на полках имели одинаковые размер и ширину, а также были снабжены этикетками, на которых чернилами было обозначено содержимое с химической формулой и номером. На некоторых виднелась дополнительная полоска красной бумаги с надписью «ЯД».

— Йорк Хэттер обладал педантичным умом, — заметил Лейн.

— Да, — отозвался Бруно, — но это ничего не значит.

Актер молча пожал плечами.

Было очевидно, что бутылки и банки располагались строго по номерам. Бутылка с номером один стояла в верхнем левом углу левой секции верхней полки. Рядом помещалась бутылка с номером два, затем банка с номером три и так далее. Свободных мест не было — в каждой секции находилось двадцать бутылок и банок; всего их было триста.

— Здесь кое-что интересное. — Лейн указал на бутылку в центре первой секции верхней полки с этикеткой «№ 9: C21H22N2O2 (стрихнин)» и красной полоской со словом «ЯД». Бутылка содержала белые кристаллические таблетки и была наполнена лишь до середины. Но Лейна, казалось, интересовала не столько она, сколько пыль у ее основания. Было очевидно, что бутылку недавно снимали с полки. — В эгноге обнаружили стрихнин?

— Да, — ответил Тамм. — Я же говорил вам, что мы нашли стрихнин в лаборатории после попытки отравления два месяца назад.

— Бутылка стояла там же, где теперь?

— Да.

— И пыль под ней была стерта, как сейчас?

Тамм подошел к полке и посмотрел на пыль.

— Да, именно так. Пыли было мало, но достаточно, чтобы я это запомнил. Обследовав бутылку, я поставил ее точно на то же место.

Лейн снова повернулся к полкам. Его взгляд переместился на вторую полку сверху. На краю, под бутылкой с номером шестьдесят девять, оказалось овальное пятно, словно от кончика пальца. Внутри находилась бесцветная жидкость, а надпись гласила: «№ 69: HNO3 (азотная кислота). ЯД».

— Странно, — удивленно пробормотал Лейн. — Вы помните пятно под бутылкой с азотной кислотой, инспектор?

Тамм посмотрел на указанное место:

— Да. Оно было там два месяца назад.

— Хм! А на бутылке имелись отпечатки пальцев?

— Нет. Тот, кто воспользовался ее содержимым, был в перчатках. Хотя мы не обнаружили никаких следов азотной кислоты. Может, Хэттер применял ее для экспериментов, надевая резиновые перчатки.

— Это не объясняет пятно, — сухо заметил Лейн, скользя взглядом по полкам.

— Ищете сулему? — спросил окружной прокурор. — Если мы найдем ее здесь, учитывая рапорт Шиллинга о присутствии сулемы в груше…

— В лаборатории обширный запас химикалий, — промолвил актер. — Вот она, мистер Бруно. — Он указал на восьмую бутылку в правой секции центральной, третьей полки с надписью: «№ 168: сулема. ЯД».

Бутылка была неполной, а пыль под ней — стертой. Тамм взял сосуд за горлышко и окинул взглядом.

— Отпечатков нет. Снова перчатки. — Он встряхнул бутылку, нахмурился и поставил ее на место. — Конечно, сулему для груши взяли отсюда. В этой лаборатории полный ассортимент для отравителя!

— А какой яд, по словам Шиллинга, нашли в организме Йорка Хэттера, когда его выудили из Лоуэр-Бей?

— Синильную кислоту, — ответил Лейн. — Вот она.

Яд, который принял Йорк Хэттер, прежде чем прыгнуть за борт, находился в бутылке номер пятьдесят семь, в правой секции верхней полки. Как и другие обследованные бутылки, она была снабжена надписью «ЯД». Отсутствовало солидное количество бесцветной жидкости, а на стекле виднелось несколько отпечатков пальцев. Пыль под бутылкой была нетронута.

— Отпечатки Йорка Хэттера. Мы проверили их после первой попытки отравления Луизы Кэмпион.

— Но каким образом, инспектор, вы получили образцы отпечатков Хэттера? — осведомился Лейн. — К тому времени его уже похоронили, а я сомневаюсь, что вы снимали у него отпечатки в морге.

— Вы ничего не упускаете, — усмехнулся Тамм. — Нет, мы не снимали отпечатки с тела, так как кожа пальцев была разъедена и все петли и узоры исчезли. Нам пришлось прийти сюда и обшаривать мебель. Мы нашли много отпечатков, и они совпали с отпечатками на бутылке с синильной кислотой.

— Мебель, вот как? — пробормотал Лейн. — Простите, инспектор, я задал глупый вопрос.

— Несомненно, Хэттер наполнил флакон синильной кислотой из этой бутылки, — сказал Бруно, — а потом принял яд и утопился. С тех пор бутылку не трогали.

Мистер Друри Лейн казался загипнотизированным полками. Он неоднократно осматривал все пятнадцать секций. Дважды его взгляд возвращался к пятну на краю полки, где стояла бутылка с азотной кислотой. Подойдя ближе, он стал осматривать края полок, и его лицо прояснилось. На краю центральной секции второй полки, под бутылкой номер девяносто с надписью «Серная кислота», виднелось такое же овальное пятно.

— Два пятна, — задумчиво произнес актер, блеснув серо-зелеными глазами. — Инспектор, это пятно было здесь, когда вы впервые обследовали лабораторию?

Тамм посмотрел на пятно:

— Нет. Ну и что из того?

— Мне кажется, — дружелюбно отозвался Лейн, — что все, отсутствовавшее здесь два месяца назад, представляет интерес.

Он осторожно поднял бутылку, отметив, что кольцо пыли, в котором она стояла, имело четкие очертания. Актер поднял взгляд, и возбуждение на его лице сменилось сомнением. Постояв в нерешительности, он повернулся и начал бродить по комнате, мрачнея с каждым шагом. Однако полки притягивали его как магнит. Снова подойдя к ним, Лейн посмотрел на нижнюю закрытую полку, распахнул две широкие дверцы и заглянул внутрь… Ничего интересного: коробки, банки, пакеты с химикалиями, пробирки, маленький электрический холодильник и другие электроприборы. Что-то раздраженно пробормотав, Лейн закрыл дверцы и подошел к письменному столу-бюро у двери. Крышка была опущена, и он поднял ее.

— Сюда тоже следовало бы заглянуть, инспектор.

— Мы это сделали, когда тело Тамма обнаружили у Сэнди-Хук, мистер Лейн. Там не было ничего примечательного. Личные и научные бумаги, книги, заметки о химических опытах…

Лейн посмотрел внутрь. Содержимое было в беспорядке.

— Все как в прошлый раз, — сказал инспектор.

Пожав плечами, Лейн опустил крышку и подошел к стальному шкафчику.

— Сюда мы тоже заглядывали, — терпеливо сказал Тамм, но Лейн, выдвинув стальной ящик, стал рыться в нем, пока не нашел опись содержимого позади объемистых папок с данными об экспериментах.

— Ах да, шприц, — пробормотал окружной прокурор.

Лейн кивнул:

— В описи указаны двенадцать шприцев, мистер Бруно. Любопытно… Вот они. — Он отложил список и поднял из ящика большой кожаный футляр. Бруно и Тамм заглядывали ему через плечо. На крышке футляра были вытиснены золотом инициалы «Й.Х.». Лейн открыл футляр. Внутри, в аккуратных выемках на пурпурной бархатной подкладке, лежали одиннадцать шприцев разных размеров. Одна из выемок пустовала.

— Черт возьми! — выругался Тамм. — Шиллинг забрал этот шприц.

— Едва ли стоит посылать за ним, инспектор, — сказал Лейн. — Помните, на шприце, который мы обнаружили в кровати миссис Хэттер, был номер шесть? Еще один пример методичного ума Йорка Хэттера.

Он провел ногтем по пустой выемке. На всех выемках имелись черные полоски с белым номером. Пустая выемка была отмечена номером шесть.

— Если я правильно помню, — продолжал актер, — размер выемки соответствует размеру шприца. Да, шприц, который потом наполнили сулемой, взяли из этого футляра. А здесь, — добавил он, наклонившись и выпрямившись с еще одним кожаным футляром гораздо меньшего объема, — если я не ошибаюсь, иглы для инъекций… Да. Одна игла отсутствует, так как в описи указаны восемнадцать, а здесь только семнадцать. — Вздохнув, Лейн вернул оба футляра в ящик и начал рыться в папках. Записи, эксперименты, данные на будущее… Одна из папок в самостоятельном отделении была пуста.

Лейн закрыл шкафчик. Стоящий позади Тамм издал резкий возглас, и актер быстро повернулся. Инспектор стоял на коленях в пыли, почти невидимый за одним из массивных рабочих столов.

— Что там такое? — спросил Бруно, обойдя стол вместе с Лейном. — Нашли что-нибудь?

— Ну, — Тамм выпрямился, — это показалось тайной, но только на один момент. Посмотрите сюда.

Проследив за его пальцем, они увидели причину возгласа. Между двумя рабочими столами, ближе к камину, чем к полкам, в пыли на полу виднелись три аккуратных маленьких круглых пятна. Они располагались треугольником, будучи равноудаленными друг от друга. При внимательном рассмотрении Лейн увидел, что пятна тоже покрывала пыль, но куда более тонким слоем.

— Сначала я подумал о чем-то важном, но это всего лишь табурет.

— Ах да, — задумчиво промолвил Лейн. — Табурет. Я забыл о нем.

Инспектор поднял маленький трехногий табурет, стоявший перед средними секциями полок, и поставил его ножками на пятна.

— Как видите, все просто. Сначала табурет стоял здесь, но его передвинули.

Но Лейн внимательно смотрел на сиденье табурета. Оно было покрыто пятнами и царапинами, а пыль лежала на нем лишь местами.

— Когда вы обследовали лабораторию два месяца назад, инспектор, — спросил Лейн, — табурет стоял там же, где теперь? Я имею в виду, его трогали или передвигали после первого обследования?

— Будь я проклят, если знаю.

Актер отвернулся.

— Думаю, это все.

— Рад, что вы удовлетворены, — проворчал окружной прокурор. — Я не могу разглядеть ни голову, ни хвост.

Друри Лейн не ответил. Рассеянно пожав руки Бруно и Тамму, он пробормотал, что должен возвращаться в «Гамлет», и шагнул из лаборатории. Его лицо было усталым, а плечи поникшими, когда он, спустившись, взял в прихожей шляпу и трость и вышел из дома.

— Похоже, он в таком же тупике, как я, — буркнул инспектор. Отправив детектива на крышу охранять дымоход, он запер дверь лаборатории, попрощался с Бруно, который с унылым видом отправился назад в свой офис, и зашагал вниз.

Стоящий в коридоре детектив Пинкуссон удрученно посасывал большой палец.

Сцена 6 Дом Хэттеров

Понедельник, 6 июня, 2.00

С уходом Друри Лейна и Бруно инспектор Тамм утратил значительную часть своей агрессивности. Наедине с собой он стал почти человечным. Конечно, переполнявшее его чувство поражения вкупе с воспоминаниями об обеспокоенном выражении лица Лейна и отчаянии на лице Бруно не способствовало веселому настроению, в котором Тамм редко пребывал даже в лучшие времена. Вздохнув, инспектор расположился в большом кресле, покуривая сигару, которую он нашел в коробке в библиотеке, получая сугубо негативные рапорты подчиненных и наблюдая за унылыми передвижениями Хэттеров по дому, — короче говоря, ведя себя как обычно весьма занятой человек, внезапно обнаруживший, что ему нечего делать.

В доме сохранялась непривычная тишина, то и дело нарушаемая пронзительными воплями Джеки и Билли, играющими наверху, в детской. Один раз Джон Гормли, беспокойно бродивший по саду, предстал перед инспектором. Высокий блондин был в дурном настроении — он хотел поговорить с Конрадом Хэттером, но чертов коп наверху не впустил его в комнату Конрада, поэтому он желал знать, что намерен делать по этому поводу инспектор. Тамм осторожно приподнял веки, обследовал кончик своей сигары и злобно ответил, что не намерен делать ровным счетом ничего. Хэттер находится в своей комнате под стражей и будет там оставаться, а мистер Гормли может убираться к дьяволу.

Мистер Гормли побагровел, явно собираясь сделать несколько неосмотрительных комментариев, но в этот момент в библиотеку вошли Джилл Хэттер и адвокат Бигелоу. Гормли прикусил язык. Джилл и Бигелоу переговаривались интимным полушепотом. Глаза Гормли полыхнули огнем, и, не дожидаясь разрешения инспектора, он выбежал из комнаты и из дома, en route[104] сильно ударив по плечу Бигелоу. Этот прощальный салют едва ли порадовал адвоката, который оборвал очередную нежную фразу и громко произнес: «Уф!»

— Ну и скотина! — воскликнула Джилл.

Инспектор мрачно ухмыльнулся. Спустя несколько минут Бигелоу попрощался с Джилл, которая внезапно стала сердитой, повторил инспектору свое намерение огласить завещание миссис Хэттер наследникам во вторник после похорон и поспешно удалился. Джилл фыркнула и стала приглаживать платье. Поймав взгляд инспектора, она ослепительно улыбнулась и отправилась наверх.

День тянулся медленно. Миссис Арбакл, прервав ничегонеделание, затеяла перебранку с одним из дежурных детективов. Джеки с воплями ворвался в библиотеку, застыл на миг при виде инспектора и тут же выбежал. Один раз мимо проскользнули Барбара Хэттер и воспитатель Эдгар Перри, поглощенные беседой.

Тамм снова вздохнул, чувствуя желание умереть. Зазвонил телефон, и он снял трубку. Окружной прокурор интересовался новостями. Ответив, что новостей нет, инспектор положил трубку, жуя остатки сигары. Вскоре он нахлобучил шляпу, поднялся и направился к двери в прихожую.

— Уходите, шеф? — спросил детектив.

Подумав, Тамм покачал головой и вернулся в библиотеку ждать, сам не зная чего. Достав из бара плоскую коричневую бутылку, он вытащил пробку и поднес к губам горлышко. Раздалось приятное бульканье. Наконец инспектор поставил бутылку на стол рядом с креслом, закрыл бар и со вздохом сел.

В пять часов телефон зазвонил снова. На сей раз это был медэксперт доктор Шиллинг. Взгляд инспектора прояснился.

— Ну, док?

— Закончил работу, — устало проскрипел доктор Шиллинг. — Первоначальная причина смерти остается в силе. Gott sei dank![105] Удар мандолиной по лбу был не настолько сильным, чтобы убить старуху, хотя, вероятно, оглушил ее. Но шок вызвал сердечный приступ — и капут! Возможно, этому способствовало и крайнее возбуждение. Пока, герр инспектор, черт бы вас побрал!

Тамм швырнул трубку на рычаг и нахмурился.

В семь в столовой подали ужин. Инспектор разделил трапезу с Хэттерами. Конрад был молчалив и краснолиц — он пил всю вторую половину дня, поэтому уныло жевал, не поднимая глаз от тарелки, и вскоре удалился в свою временную камеру, сопровождаемый полицейским. Марта выглядела подавленной — инспектор видел боль в ее усталых глазах, страх, когда она смотрела на мужа, и любовь, когда она поворачивалась к двоим детям, которые, как обычно, шумели и ерзали и которым приходилось делать замечание каждые две минуты. Барбара тихо переговаривалась с Эдгаром Перри, который казался заново родившимся — его глаза сияли, и он обсуждал с Барбарой современную поэзию, словно последняя являлась главной страстью всей его жизни. Джилл мрачно ковыряла вилкой в еде. Миссис Арбакл руководила обслуживанием, как строгая надзирательница. Служанка Вирджиния топала ногами и стучала тарелками. Тамм с подозрением наблюдал за ними. Он поднялся из-за стола последним.

После ужина, постукивая деревянной ногой, пришел старый капитан Триветт, вежливо приветствовал Тамма и сразу поднялся в комнату мисс Смит, где сиделка присутствовала при одинокой трапезе Луизы Кэмпион. Проведя там полчаса, Триветт потихоньку удалился.

Конрад притащился в библиотеку, бросил сердитый взгляд на инспектора и направился к бару. Марта уложила обоих мальчиков в детской и закрылась в своей спальне. Джилл также ушла к себе, поскольку ей запретили покидать дом. Барбара Хэттер писала стихи наверху. Вскоре в библиотеку вошел Перри и сказал, что если он не нужен сегодня вечером, то пойдет спать, так как очень устал. Тамм угрюмо махнул рукой, и воспитатель поднялся в свою спальню на чердачном этаже.

Постепенно звуки замерли. Тамм все глубже погружался в летаргию отчаяния — он даже не шевельнулся, когда Конрад вышел из библиотеки и заковылял наверх. В половине двенадцатого один из детективов вошел и устало опустился на стул.

— Ну? — зевнув, осведомился Тамм.

— С ключом ничего не удалось выяснить. Ребята пытались отследить дубликат, который, как вы говорили, могли изготовить. Но ни в одной мастерской этого не подтвердили. Мы обшарили весь город.

— Ладно, — вздохнул Тамм. — Я знаю, как она пробиралась в лабораторию. Идите домой, Фрэнк, и постарайтесь поспать.

Детектив удалился. Ровно в полночь инспектор встал с кресла и поднялся на второй этаж. Детектив Пинкуссон по-прежнему посасывал большой палец.

— Что-нибудь произошло, Пинк?

— Ничего.

— Идите домой. Мошер пришел сменить вас.

Детектив Пинкуссон охотно повиновался. Быстро спускаясь по лестнице, он едва не сбил с ног поднимающегося ему навстречу Мошера, который, отсалютовав, занял его место на спальном этаже.

Инспектор поднялся на чердачный этаж. Там царила тишина, все двери были закрыты, а свет горел только в комнате Арбаклов, но тут же погас при приближении Тамма. Вскарабкавшись по чердачной лестнице, инспектор открыл люк и шагнул на крышу. Луч фонарика сразу же погас, и Тамм услышал негромкие шаги.

— Все в порядке, Джонни? — спросил он.

— В полном порядке, инспектор. Весь день на крыше никто не появлялся.

— Побудь здесь еще пару минут, я пришлю Краузе сменить тебя. А утром возвращайся.

Инспектор поднял крышку люка и спустился на первый этаж. Отправив на крышу сменщика, он вернулся в библиотеку, со стоном опустился в кресло, печально посмотрел на пустую коричневую бутылку, выключил настольную лампу и погрузился в сон.

Инспектор так и не узнал, когда он впервые почувствовал, что что-то не так. Он помнил, что ерзал во сне, зарываясь глубже в подушки кресла, но понятия не имел, когда это произошло. Вероятно, в час ночи.

Но в одном Тамм был уверен. Ровно в два он проснулся, как будто у него в ухе зазвонил будильник, и выпрямился, напрягая слух. Что-то его разбудило, но он не понимал, что именно. Звук, шум, крик? Но вскоре это повторилось — издалека донесся хриплый и возбужденный мужской голос:

— Пожар!

Инспектор вскочил с кресла, словно оно было утыкано булавками, и выбежал в коридор. При тусклом свете он увидел дым, ползущий по лестнице сверху. Детектив Мошер присел на корточки на лестничной площадке, крича во все горло. В воздухе ощущался едкий запах дыма.

Не тратя время на вопросы, инспектор взбежал по ступенькам. Густой желтый дым просачивался сквозь щели двери, ведущей в лабораторию Йорка Хэттера.

— Вызывайте пожарных, Мошер! — крикнул Тамм, обыскивая собственные карманы в поисках ключа.

Мошер, спотыкаясь, спустился по лестнице, растолкав трех дежурных детективов. Инспектор, бормоча ругательства, вставил ключ в замочную скважину, повернул его, открыл и тут же захлопнул дверь, спасаясь от клубов зловонного дыма и языков пламени. Несколько секунд он стоял, озираясь, как загнанный волк. Из дверей высовывались головы, отовсюду слышались испуганные голоса и кашель.

— Где огнетушитель? — рявкнул Тамм.

В коридор выбежала Барбара Хэттер:

— Боже мой, инспектор, у нас нет огнетушителя!.. Марта… дети…

Коридор превратился в дымный ад, заполненный мечущимися фигурами. Из щелей двери лаборатории показалось пламя. Марта Хэттер в шелковом пеньюаре с криком побежала в детскую и вскоре появилась с двумя мальчиками. Билли вопил от страха, а притихший Джеки цеплялся за руку матери. Все трое побежали вниз по лестнице.

— Немедленно убирайтесь отсюда! — загремел Тамм. — Не задерживайтесь! Эти химикалии могут взорваться… — Его голос утонул в ответных криках.

Джилл Хэттер с белым перекошенным лицом, казалось, едва плелась по коридору. Конрад оттолкнул ее и побежал к лестнице. Эдгар Перри в пижаме сбежал по ступенькам с чердачного этажа, подхватил Барбару, которая, надышавшись дымом, опустилась на пол, взвалил ее на плечо и стремглав кинулся вниз. Все задыхались и кашляли; из глаз текли слезы. Детектив, дежуривший на крыше, появился на лестнице, толкая перед собой Арбаклов и Вирджинию. Как во сне, инспектор, выливающий ведра воды у закрытой двери, услышал вой сирен…

Скрип тормозов возвестил о прибытии техники. Пожарные начали крепить шланги и протаскивать их через переулки к саду позади дома. Здесь пламя вырывалось из зарешеченных окон, к которым приставили лестницы. Доблестные бойцы с огнем несколькими ударами топоров разбили не успевшее расплавиться стекло, и потоки воды устремились сквозь решетки в комнату…

Тамм, растрепанный, грязный, с красными глазами, стоял на тротуаре снаружи, пересчитывая кое-как одетых обитателей дома. Вроде все здесь… Нет, не все!

Лицо инспектора исказил ужас. Он ворвался в дом, бегом поднялся на спальный этаж, спотыкаясь о мокрые шланги, и устремился к комнате мисс Смит. Детектив Мошер следовал за ним по пятам. Открыв дверь ногой, Тамм вбежал в комнату сиделки. Мисс Смит, в белой ночной сорочке, лежала на полу без сознания, а Луиза Кэмпион, дрожа, склонилась над ней, раздувая ноздри от едкого запаха. Тамм и Мошер с трудом вытащили обеих женщин из дома…

И вовремя. Когда они спускались по каменным ступенькам крыльца, в окнах лаборатории полыхнула вспышка, за которой последовал оглушительный грохот. Ошеломленное молчание сменилось хриплыми криками пожарных, застигнутых взрывом…

Случилось неизбежное — какие-то химикалии в лаборатории взорвались от соприкосновения с огнем. Группа на тротуаре тупо глазела на дом. Прибыла «скорая помощь». На носилках пронесли раненого пожарного.

Через два часа пожар потушили. Когда отъехала последняя машина, начало светать. Хэттеры и прочие обитатели дома, которых приютил капитан Триветт, устало поплелись в старый особняк. Сам капитан в халате и пижаме, стуча деревянной ногой по тротуару, помогал пришедшей в себя мисс Смит возиться с Луизой Кэмпион, которая впала от испуга в истерическое состояние. Доктор Мерриэм, вызванный по телефону, готовил успокоительное.

Лаборатория была разгромлена. Дверь разнесло взрывом, железные решетки на окнах вылетели из углублений, куда были вмонтированы. Большая часть бутылок на полках свалилась на пол и разбилась вдребезги. Кровать, туалетный и письменный столы сильно обгорели; стекло пробирок, реторт и электроприборов расплавилось. Остальная часть этажа, как ни странно, почти не пострадала.

Тамм, с лицом похожим на серую маску, собрал обитателей дома в библиотеке и столовой. Детективы были настороже. Не слышалось ни шуток, ни ворчанья. Все сидели подавленные, тупо глядя друг на друга.

Подойдя к телефону, инспектор позвонил в Главное полицейское управление, поговорил с окружным прокурором Бруно и комиссаром Бербиджем, а потом заказал междугородный разговор с «Гамлетом» в Лейнклиффе, штат Нью-Йорк. Связь установили далеко не сразу, но Тамм ждал с поразительным для него терпением. Услышав наконец ворчливый скрипучий голос старого Куоси, горбатого слуги Друри Лейна, он быстро поведал о ночных событиях. Лейн, которому глухота не позволяла беседовать по телефону, стоял рядом с Куоси и читал по его губам то, что передавал инспектор.

— Мистер Друри спрашивает, — проскрипел старик горбун, когда Тамм умолк, — знаете ли вы, как возник пожар.

— Нет. Скажите ему, что дымоход на крыше был под постоянным наблюдением, окна заперты изнутри, а мой подчиненный Мошер всю ночь наблюдал за дверью в лабораторию.

Инспектор услышал, как Куоси повторил сообщение, а потом невнятный голос Лейна:

— Он спрашивает, уверены ли вы, инспектор.

— Господи, конечно уверен! Это меня и озадачивает. Как поджигатель мог проникнуть в лабораторию?

Последовала пауза. Тамм ожидал, напрягая слух.

— Мистер Друри хочет знать, — заговорил наконец Куоси, — пытался ли кто-нибудь попасть в лабораторию после пожара и взрыва.

— Нет! — огрызнулся Тамм. — Я лично проследил за этим.

— Тогда он просит оставить там кого-нибудь из ваших людей вместе с пожарным. Мистер Друри приедет утром. Он говорит, что теперь знает, как это произошло…

— Вот как? — сердито сказал инспектор. — Значит, он гораздо умнее меня… Спросите, ожидал ли он этого пожара.

— Нет, — ответил Куоси после очередной паузы. — Мистер Друри говорит, что это стало для него абсолютной неожиданностью. Он не может этого понять.

— Слава богу, что ему хоть что-то непонятно, — буркнул Тамм. — Ладно, скажите ему, чтобы приехал пораньше.

Собираясь положить трубку, он услышал, как Лейн сказал Куоси:

— Так должно быть. Все указывает на это… И все же, Куоси, это невозможно!

Сцена 1 Лаборатория

Понедельник, 6 июня, 9.20

Мистер Друри Лейн стоял посреди разгромленной лаборатории, окидывая ее острым взглядом. Инспектор Тамм успел смыть сажу и грязь с лица и почистить костюм, но его глаза были сонными и налитыми кровью, а настроение — хуже некуда. Детектива Мошера сменил Пинкуссон, сидящий на уцелевшем стуле и дружески беседующий с пожарным.

Полки удержались на стенах, но были закопченными и мокрыми. За исключением чудом не разбившихся бутылок на нижних полках, секции пустовали, а их содержимое валялось на полу в виде тысяч осколков стекла. От остатков химикалий благоразумно избавились.

— Химическая бригада удалила все опасные вещества, — сказал Тамм. — Ее шеф вовсю ругал начальника отряда пожарных. Хорошо, что пожар быстро потушили. Хотя Хэттер укрепил стены лаборатории, весь дом мог взлететь на воздух. Нас застигли врасплох, как любителей. Куоси сказал по телефону, что вы знаете, каким образом поджигатель проник в лабораторию. Признаюсь, для меня это тайна за семью замками.

— Тут нет ничего изощренного, инспектор, — отозвался Друри Лейн. — По-моему, ответ более чем прост. Мог поджигатель войти в лабораторию через единственную дверь?

— Конечно нет. Мошер — один из самых надежных моих людей — клянется, что никто и близко не подходил к двери прошлой ночью.

— Я ему верю. Таким образом, дверь исключается. Перейдем к окнам. Они снабжены железными решетками, которые, как вы сами указали вчера, когда мы обследовали комнату, вполне надежны. Логика подсказывает, что, несмотря на решетки, поджигатель, подкравшись по карнизу снаружи и открыв окно, мог бросить в комнату горящую бумагу и устроить пожар…

— Я же говорил вам, что это невозможно, — сердито прервал инспектор. — Окна были заперты изнутри. Нет никаких признаков взлома, а стекла были целы, когда пожарные вошли сюда перед взрывом. Значит, окна тоже отпадают.

— Совершенно верно. Я всего лишь перечисляю теории. Если окна исключаются, что остается?

— Дымоход, — ответил Тамм, — но он отпадает также. Один из моих людей дежурил на крыше весь вчерашний день, так что никто не мог пробраться через трубу в дымоход и оставаться там до ночи. А в полночь его сменил другой детектив, который утверждает, что никто не поднимался на крышу. Вот так!

— Вы думаете, что загнали меня в тупик, — усмехнулся Лейн. — Все три возможных входа находились под охраной. Но поджигатель смог не только войти в лабораторию, но и выйти отсюда, инспектор… Позвольте задать вам вопрос. Вы обследовали эти стены?

— Так вот что у вас на уме — скользящая панель! — воскликнул Тамм. — Это не пойдет, мистер Лейн. Стены, пол и потолок крепки как скала. Я сам в этом убедился.

Серо-зеленые глаза актера блеснули.

— Превосходно, инспектор! Это устраняет мои последние сомнения.

Тамм уставился на него:

— Вы порете чушь! Это делает ситуацию невероятной!

— Отнюдь, — улыбнулся Лейн. — Так как поджигатель никоим образом не мог войти через дверь или окна, а стены, пол и потолок достаточно крепки, остается только одна возможность, которая становится фактом.

Тамм сдвинул брови.

— Вы имеете в виду дымоход? Но я же объяснил…

— Не дымоход, инспектор. — Лейн стал серьезным. — Вы забываете об очаге.

— Не забываю. Естественно, очаг выходит в комнату. Но как можно проникнуть туда, если не через дымоход?

— Именно об этом я спросил себя.

Лейн подошел к камину.

— Если ваши люди не лгут, и в комнате нет скользящей панели, то я могу сообщить вам секрет этого камина, даже не обследуя его.

— Секрет?

— Вы помните, какая комната соседствует с этой со стороны камина?

— Комната Луизы Кэмпион, где произошло убийство.

— Вот именно. А вы помните, что находится по другую сторону этого камина в комнате мисс Кэмпион?

Челюсть инспектора отвисла.

— Еще один камин! — воскликнул он. — Другой очаг прямо позади этого!

Наклонившись, Тамм пробрался под каминной полкой к задней стене очага. Когда он выпрямился, его голова и плечи исчезли из поля зрения. Лейн слышал тяжелое дыхание инспектора и царапанье его руки.

— Вы правы! — крикнул Тамм. — У обоих каминов один дымоход! Кирпичная стена оканчивается футах в шести от пола!

Друри Лейн облегченно вздохнул. Ему не пришлось даже пачкать одежду.

Уныния инспектора как не бывало. Он хлопал Лейна по спине, усмехался во всю ширь своей безобразной физиономии, выкрикивал приказы подчиненным, столкнул Пинкуссона со стула и угостил пожарного сигарой. Его глаза возбужденно сверкали.

Секрет камина был сама простота. Оба очага — в лаборатории и в комнате Луизы Кэмпион — располагались «спиной» друг другу, с двух сторон одной стены. Они имели не только общий дымоход, но и только одну плотную перегородку из огнеупорного кирпича высотой около шести футов, чей верх оставался невидимым в обеих комнатах, так как полки каминов находились всего в пяти футах от пола. Выше перегородок находился общий дымоход, через который дым в обоих каминах поднимался к трубе.

— Все ясно, — бодро заявил инспектор. — Кто угодно мог проникнуть в лабораторию в любое время, либо из комнаты смерти, перебравшись через перегородку, либо с крыши, используя опоры для рук и ног в дымоходе. Прошлой ночью поджигатель, очевидно, прошел через комнату Луизы. Неудивительно, что Мошер не видел никого входящего в лабораторию из коридора, а другой детектив — влезающего через трубу на крыше.

— Верно, — согласился Лейн. — И ваш визитер удалился таким же путем. Но каким образом таинственный поджигатель смог войти в комнату мисс Кэмпион, чтобы пробраться через камин в лабораторию? Ведь Мошер всю ночь наблюдал и за той дверью.

Лицо Тамма вытянулось.

— Об этом я не подумал… Ну конечно! Через карниз или по пожарной лестнице!

Подойдя к разбитым окнам, они выглянули наружу. Двухфутовый карниз тянулся вдоль окон с задней стороны всего спального этажа, давая возможность проникнуть в любую комнату со стороны сада. Две длинные и узкие пожарные лестницы имели площадки у спального этажа, одна из которых обеспечивала выход из лаборатории и детской, а другая — из комнаты смерти и комнаты мисс Смит. Лестницы тянулись мимо окон с чердачного этажа в сад. Лейн посмотрел на Тамма, и оба кивнули.

Двое мужчин перешли из лаборатории в комнату смерти. Они проверили окна, которые были не заперты и легко поднимались. Вернувшись в лабораторию, Лейн опустился на стул и со вздохом закинул ногу на ногу.

— Все достаточно очевидно. Практически любой мог проникнуть в лабораторию прошлой ночью, зная секрет каминов с общим дымоходом.

Тамм кивнул без особого энтузиазма.

— Вы расспросили обитателей дома об их передвижениях?

— Да, но что толку? Вы же не думаете, что поджигатель выдаст себя. — Инспектор яростно жевал украденную сигару. — Любой на чердачном этаже мог это сделать, что бы они ни говорили. А что касается спального этажа, то, за исключением Джилл и Барбары Хэттер, все имели доступ к карнизу и пожарным лестницам. Хотя спальня Конрада и его жены находится в передней стороне этажа, любой из них мог выбраться на карниз или на лестницу, пройдя через детскую мимо спящих мальчишек. При этом им было бы незачем выходить в коридор, где дежурил Мошер, так как в их спальне и детской общая ванная.

— Ну а что говорят они сами?

— Они не могут подтвердить алиби друг друга. Конрад заявляет, что пошел наверх около половины двенадцатого. Это верно — я сам видел, как он выходил из библиотеки в это время, а Мошер видел его входящим в спальню. По словам Конрада, он сразу лег. Марта Хэттер весь вечер провела в своей комнате, но говорит, что заснула и не слышала, как пришел муж.

— А обе мисс Хэттер?

— Они вне подозрений, так как не могли выбраться ни на карниз, ни на пожарные лестницы.

— И все-таки что они говорят?

— Джилл бродила по саду и вернулась в свою комнату около часу ночи — Мошер это подтверждает. Барбара пошла к себе около одиннадцати. Ни одну из них не видели покидающей свою комнату… Мошер вообще не заметил никакой подозрительной деятельности — никто не открывал дверь и не выходил из спальни. Память у него хорошая — я сам его тренировал.

— Конечно, — заметил Лейн, — мы можем ошибаться. Пожар мог начаться от спонтанного возгорания.

— Хотел бы я в это поверить, — мрачно отозвался Тамм. — Но эксперты из пожарного департамента обследовали лабораторию и пришли к выводу, что имел место поджог. Да, сэр. Кто-то чиркнул спичками и зажег что-то между кроватью и рабочим столом возле окон. Спички нашли — вполне обычные, как на кухне внизу.

— А взрыв?

— Это тоже не было несчастным случаем. Химики обнаружили на одном из рабочих столов осколки бутылки, где находился бисульфид углерода — вещество, которое взрывается от перегрева. Конечно, ее мог оставить там Йорк Хэттер — но я не помню бутылок на столах. А вы?

— Тоже не помню. Бутылку взяли с одной из полок?

— Да. На одном из осколков сохранился кусочек этикетки.

— В таком случае Йорк Хэттер не мог оставить бутылку на столе — я помню, что на полках не было ни одного пустого места. Нет, кто-то намеренно снял бутылку с полки и поставил ее на стол, зная, что при пожаре она взорвется.

— Это уже что-то, — промолвил Тамм. — По крайней мере, наш противник начал действовать в открытую. Давайте спустимся, мистер Лейн… У меня появилась идея.

Они спустились на первый этаж, и инспектор послал за миссис Арбакл. Кухарка заметно утратила свою воинственность. Казалось, пожар выжег изрядное количество крахмала в ее чопорном облачении.

— Вы звали меня, мистер Тамм? — неуверенно спросила она.

— Да. Кто в доме занимается стиркой?

— Стиркой? Я. Каждую неделю я увязываю белье в тюки и отправляю их в прачечную на Восьмой улице.

— Отлично! Теперь слушайте внимательно. Помните ли вы, чтобы чье-нибудь белье последние несколько месяцев было особенно грязным? Испачканным сажей, угольной пылью, может быть, рваным?

— Позвольте поздравить вас, инспектор, — сказал Лейн. — Вдохновенная мысль!

— Спасибо! — сухо отозвался Тамм. — Они меня иногда посещают — особенно когда вас нет рядом. Вы лишаете меня вдохновения… Ну, миссис Арбакл?

— Нет, сэр, не припоминаю, — испуганно ответила женщина.

— Странно, — пробормотал Тамм.

— Может быть, и нет, — заметил Лейн. — Давно не разводили огонь в каминах наверху, миссис Арбакл?

— Не знаю. Я вообще об этом не слышала. — Тамм подозвал детектива.

— Приведите сюда сиделку.

Мисс Смит была в саду, заботясь о своей расстроенной подопечной. Она вошла, нервно улыбаясь.

— Миссис Хэттер никогда не пользовалась своим камином, — ответила мисс Смит. — По крайней мере, с тех пор, как я здесь. Насколько я знаю, мистер Хэттер тоже не использовал камин.

— Удача для нее, — мрачно буркнул инспектор. — Таким образом на ее одежду не попала угольная пыль, а если и попала, то не в таком количестве, чтобы привлечь внимание… Что вы уставились, мисс Смит? Это все!

Сиделка быстро удалилась, тряся полной грудью, как корова выменем.

— Вы постоянно отзываетесь о нашем противнике в женском роде, — сказал Лейн. — Вас не удивляет, что женщина могла спускаться по дымоходу или перелезать через шестифутовую кирпичную стенку?

— Я и сам не знаю, что меня удивляет, а что нет, мистер Лейн, — в отчаянии ответил Тамм. — Мне казалось, мы сможем выйти на чей-нибудь след с помощью испачканного белья. Это не сработало.

— Но вы не ответили на мой вопрос, инспектор, — улыбнулся Лейн.

— Значит, это был сообщник-мужчина! Откуда мне знать? Но сейчас меня беспокоит другое. — Его усталый взгляд стал хитрым. — Зачем вообще было устраивать пожар? Вы об этом думали, мистер Лейн?

— Если бы мы знали это, мой дорогой инспектор, то, вероятно, знали бы все. Эта проблема не дает мне покоя с тех пор, как вы позвонили в «Гамлет».

— Ну и что вы о ней думаете?

— Вот что. — Лейн поднялся и начал взад-вперед ходить по библиотеке. — Был ли пожар спланирован с целью уничтожить что-то в лаборатории? Но лабораторию уже обыскала полиция, и поджигатель должен был знать об этом. Не упустили ли мы этот предмет при вчерашнем обследовании? Не был ли он слишком большим, чтобы поджигатель мог забрать его с собой? — Актер пожал плечами. — Признаю, что на этот счет я в полном тумане. Но ни одна из упомянутых мною возможностей не кажется мне правдоподобной.

— Звучит сомнительно, — согласился инспектор. — Может, это был обманный ход, а, мистер Лейн?

— Но зачем? — воскликнул актер. — Если это был обманный ход, то с целью отвлечь внимание от чего-то еще, что должно было произойти, — divertissement, a ruse de guerre[107], ложная атака. Но, насколько мы знаем, больше ничего не произошло. — Он покачал головой. — Логика подсказывает мне, что поджигателю в последний момент что-то помешало осуществить свое гипотетическое намерение. Возможно, пожар начался слишком быстро, и его охватила паника… Не знаю, инспектор.

Тамм задумчиво посасывал нижнюю губу, а Лейн продолжал мерить шагами комнату.

— Нашел! — воскликнул инспектор, вскакивая на ноги. — Пожар и взрыв задумали с целью скрыть кражу еще одного яда!

— Не возбуждайтесь, инспектор, — устало произнес Лейн. — Я уже думал об этой возможности и отверг ее. С какой стати отравителю опасаться, что полиция инвентаризирует мельчайшие дозы химикалий в лаборатории? Бутылку с ядом могли украсть прошлой ночью, и никто бы этого не заметил. В пожаре и взрыве не было бы никакой надобности. Кроме того, отравитель неоднократно посещал лабораторию, судя по многочисленным следам ног в пыли. Если он обладал даром предвидения — а он должен был им обладать, ибо эти преступления во многих отношениях сверхъестественны, — то запасся бы нужным количеством яда, покуда имел неограниченный доступ в лабораторию, а не стал бы рисковать, когда комната находилась под наблюдением… Нет, инспектор, дело в чем-то другом, и это «другое» преступает границы здравого смысла. — Актер сделал паузу и медленно добавил: — Иногда мне кажется, что в этом не было вообще никакого смысла.

— Бред, — кивнул Тамм. — Вот что случается, когда расследуешь преступление, где все подозреваемые — чокнутые. Смысл! Мотив! Логика! Тьфу! — Он махнул рукой. — Мне почти хочется, чтобы комиссар забрал у меня это дело.

Они вышли в коридор, и Лейн взял шляпу и трость у Джорджа Арбакла, который подал их ему с жалкой угодливостью, напоминающей недавнее поведение его жены.

— Прежде чем я уйду, инспектор, — заговорил Лейн, когда они задержались в прихожей, — хочу предупредить вас о возможности еще одной попытки отравления.

Тамм кивнул:

— Я об этом думал.

— В конце концов, мы имеем дело с отравителем, которого дважды постигла неудача. Мы должны ожидать и предотвратить третью попытку.

— Я вызову кого-нибудь из офиса дока Шиллинга проверять еду и питье, прежде чем их будут подавать, — сказал Тамм. — Для такой работы Шиллинг обычно использует смышленого молодого врача — доктора Дабина. От него ничего не ускользнет. Поставлю его дежурить в кухне. — Он протянул руку. — До свидания, мистер Лейн.

Актер пожал руку Тамму.

— До свидания, инспектор.

Лейн подошел к двери, но вернулся. Некоторое время он и Тамм молча смотрели друг на друга.

— Думаю, инспектор, — заговорил наконец актер, — я должен сообщить вам и мистеру Бруно мои взгляды на определенные аспекты дела…

— Да? — энергично отозвался Тамм, сразу оживившись.

Но Лейн покачал головой:

— Лучше всего это сделать завтра, после оглашения завещания. Желаю удачи! — Повернувшись на каблуках, он вышел из дома.

Сцена 2 Сад

Понедельник, 6 июня, 16.00

Если бы инспектор Тамм был психологом или не был столь озабочен, Безумные Хэттеры в тот день могли бы явиться любопытным объектом для изучения. Так как им было запрещено покидать дом, они слонялись по нему, как потерянные, подбирая и кладя на место вещи, и по возможности избегая друг друга. Джилл и Конрад весь день цапались по малейшему поводу. Марта держала детей при себе, ругая и шлепая их, вздрагивая при виде Конрада и бросая на его бледное напряженное лицо такие свирепые взгляды, что даже мальчики замечали это и задавали вопросы.

Инспектор становился все более раздражительным при мысли о полной бесперспективности всех имеющихся зацепок. Ему не давало покоя чувство, что в голове у Друри Лейна имеются какие-то конкретные идеи. Однако актер казался нерешительным и встревоженным. Инспектор не мог этого понять. Дважды во второй половине дня он порывался звонить в «Гамлет» и каждый раз в последний момент убирал руку с телефона, сознавая, что ему не о чем спрашивать и нечего сказать.

Постепенно его воображением завладел дымоход, и он забыл о Лейне. Инспектор поднялся в лабораторию и лично измерил кирпичную перегородку, убедившись, что взрослый мужчина мог перелезть через нее без усилий… Даже его могучие плечи легко пролезали в дымоход. Он выполз назад в лабораторию и велел Пинкуссону собрать все семейство.

Хэттеры приходили один за другим, почти не проявляя интереса к продолжению расследования. Быстрота событий и шок, вызванный пожаром, притупили их способность удивляться. Когда все собрались, инспектор начал задавать вопросы, цели которых никто явно не понимал. Они отвечали машинально. Перейдя к каминам, но ловко избегая упоминать о существовании прохода, он убедился, что либо преступник — замечательный актер, либо все говорят правду. Тамм надеялся запутать кого-то в паутине лжи, но, закончив опрос, не узнал почти ничего нового.

Отпустив семейство, Тамм плюхнулся в кресло и стал размышлять о своих ошибках.

— Инспектор.

Подняв взгляд, он увидел перед собой воспитателя Перри.

— Что вам нужно, мистер? — проворчал Тамм.

— Разрешение взять выходной, — быстро ответил Перри. — Понимаете, инспектор, воскресенье у меня обычно свободный день, но так как мне не позволили покинуть дом, а я нуждаюсь в свежем воздухе…

Он неловко переминался с ноги на ногу, но в его глубоких глазах мелькали гневные искры, и сердитый ответ замер на устах Тамма.

— Сожалею, Перри, — отозвался инспектор куда более любезно, чем намеревался, — но это невозможно. Пока мы не доберемся до сути дела, всем придется оставаться вблизи дома.

Искры погасли, плечи поникли, и Перри молча вышел из библиотеки в коридор, а оттуда в сад. При виде пасмурного неба он заколебался, но, заметив Барбару Хэттер, сидящую с книгой под большим зонтиком, быстро зашагал по траве…

День тянулся удручающе медленно. В отсутствии событий ощущалось нечто неестественное, внушающее чувство безнадежности и одновременно неизбежности, словно все было спланировано заранее и приближалось к неотвратимой кульминации. Но к какой именно?

Во второй половине дня пришел капитан Триветт и поднялся по лестнице нанести ежедневный визит Луизе, отдыхающей в комнате мисс Смит. Полицейский доложил о приходе адвоката Бигелоу, очевидно навещающего Джилл Хэттер. Гормли не появлялся.

В четыре часа, когда Тамм грыз ногти в библиотеке, туда быстро вошел один из его наиболее надежных людей. Инспектор сразу оживился. Пошептавшись с подчиненным, он вскочил на ноги, велел детективу стоять у подножия лестницы и поднялся на чердачный этаж.

Тамм знал дорогу. Две двери сзади вели в спальни служанки Вирджинии и Эдгара Перри. Комната в северо-восточном углу пустовала, а через ванную оттуда можно было пройти в кладовую в юго-восточном углу. Главной комнатой на южной стороне была большая кладовая с примыкающей к ней ванной, в дни викторианской славы дома Хэттеров служившая спальней для гостей. Всю западную сторону этажа занимали Арбаклы.

Инспектор без колебаний пересек коридор и повернул дверную ручку спальни Эдгара Перри. Она была не заперта, и Тамм быстро вошел, закрыв за собой дверь и подбежав к одному из окон, выходящих в сад. Перри сидел под зонтиком, оживленно беседуя с Барбарой. Инспектор с удовлетворением приступил к работе.

Комната была аккуратной, как и ее обитатель. Высокая кровать, стол с ящиками, ковер, стул и большой книжный шкаф составляли ее обстановку. Все находилось на своем месте.

Инспектор Тамм тщательно и методично начал обыскивать комнату. Особенно его интересовало содержимое ящиков стола Перри, но там не оказалось ничего существенного, и он занялся маленьким стенным шкафом, без зазрения совести роясь в карманах каждого предмета одежды. Потом инспектор поднял ковер и матрас кровати, затем начал перелистывать страницы книг, одновременно обследуя пространства между томами. Результат обыска нулевой.

Вернув каждый предмет на прежнее место, Тамм снова подошел к окну. Перри по-прежнему был поглощен разговором с Барбарой. Под деревом сидела Джилл Хэттер, строя глазки Честеру Бигелоу.

Спустившись, инспектор прошел в сад через заднюю часть дома. В небе слышались раскаты грома, а по зонтику начал барабанить дождь, но ни Барбара, ни Перри, казалось, не замечали этого. Однако Бигелоу и Джилл, прекратив беседу при виде Тамма, воспользовались дождем в качестве предлога для возвращения в дом. Проходя мимо инспектора, Бигелоу нервно кивнул, а Джилл бросила на него сердитый взгляд.

Заложив руки за спину и благодушно усмехаясь грозовому небу, Тамм направился по траве к зонтику.

— Но, мой дорогой мистер Перри… — говорила Барбара своим глубоким голосом.

— Я настаиваю, что метафизике нет места в поэзии, — заявил Перри, хлопая по черному переплету тонкой книги на садовом столике между ними. Тамм разглядел название, «Неудачный концерт», и имя автора, «Барбара Хэттер». — О, ваши стихи прекрасны — в них есть изысканный поэтический лоск и богатое воображение…

— Лоск? — засмеялась Барбара. — Спасибо. По крайней мере, это честная критика. Приятно поговорить с кем-то, кто не льстит тебе.

Перри покраснел, как школьник, и какой-то момент не мог найти слов. Оба не замечали инспектора, разглядывающего их, стоя под дождем.

— Возьмем третью строфу вашей поэмы «Уранит», которая начинается со слов: «Горы нависали, как на фреске…»

— Прошу прощения, — заговорил инспектор Тамм.

Они обернулись, и Перри неуклюже поднялся, все еще держа руку на книге.

— Идет дождь, инспектор, — с улыбкой сказала Барбара. — Присоединяйтесь к нам под зонтиком.

— Пожалуй, я пойду, — промямлил Перри.

— Не торопитесь, мистер Перри, — усмехнулся инспектор, опускаясь на стул. — Я как раз хотел поговорить с вами.

— Тогда пойду я, — заявила Барбара.

— В этом нет надобности, — любезно отозвался Тамм. — Это всего лишь мелочь — исключительно для проформы. Садитесь, Перри. Ужасная погода, верно?

Свет поэзии, озарявший лицо воспитателя, сразу погас. Перри весь напрягся. Он выглядел внезапно постаревшим, и Барбара старалась не смотреть на него. Под зонтом стало темно и сыро.

— Речь идет о вашем бывшем работодателе, — продолжал инспектор тем же добродушным тоном.

— Да? — хрипло отозвался Перри.

— Насколько хорошо вы знали Джеймса Лиггетта, который дал вам письменную рекомендацию?

— Насколько хорошо?.. — Воспитатель запнулся. — Ну… насколько можно ожидать… учитывая обстоятельства.

— Понятно. — Тамм улыбнулся. — Это был глупый вопрос. Сколько времени вы работали на него, обучая его детей?

Перри конвульсивно вздрогнул и застыл на стуле, как неопытный всадник.

— Вижу, вы узнали… — с трудом вымолвил он.

— Конечно, узнали, — кивнул Тамм, продолжая улыбаться. — Бесполезно пытаться что-либо скрыть от полиции, Перри. Было детской игрой выяснить, что никакой Джеймс Лиггетт никогда не проживал по адресу на Парк-авеню, упомянутому в вашей рекомендации. Мне даже обидно, что вы думали, будто меня можно одурачить такой уловкой…

— Ради бога, перестаньте! — крикнул Перри. — Хотите меня арестовать? Так сделайте это и не мучайте меня больше!

Усмешка исчезла с губ инспектора. Он выпрямился на стуле:

— Выкладывайте, Перри. Мне нужна правда.

Барбара Хэттер не мигая уставилась на обложку своей книги.

— Хорошо, — устало сказал воспитатель. — Я знаю, что поступил глупо. Мне не повезло, что я оказался замешанным в расследовании убийства. Да, инспектор, я подделал рекомендацию.

— Мы, — поправила Барбара.

Перри подскочил, словно не веря своим ушам. Инспектор прищурился:

— Что вы имеете в виду, мисс Хэттер? При сложившихся обстоятельствах это серьезное правонарушение.

— Я имею в виду то, что сказала, — ответила Барбара. — Я знала мистера Перри до того, как он пришел сюда. Он очень нуждался в работе и… отказывался от финансовой помощи. Зная своего брата Конрада, я убедила его подделать рекомендацию. Это моя вина.

— Хм! — задумчиво произнес инспектор, качая головой, как Кролик. — Понимаю. Вам повезло с таким преданным другом, мистер Перри.

Воспитатель, белый, как платье Барбары, нервно дергал отворот пиджака.

— Значит, у вас нет подлинных рекомендаций?

Перри прочистил пересохшее горло.

— Я… среди моих знакомых нет известных людей… Мне нужна была работа, инспектор… Жалованье было щедрым, к тому же возможность находиться рядом с мисс Хэттер, чья поэзия всегда, меня вдохновляла… Одним словом, уловка сработала.

Тамм переводил взгляд со смущенного Перри на Барбару.

— О'кей, — вздохнул он. — Если у вас не было надежных рекомендаций, Перри, то кто может поручиться за вас?

Барбара неожиданно поднялась.

— Разве моего поручительства не достаточно, инспектор Тамм? — Ее зеленые глаза стали ледяными.

— Разумеется, мисс Хэттер. Но я должен делать свою работу. Итак?

Перри теребил книгу.

— По правде говоря, я раньше никогда не работал воспитателем, поэтому не имею никаких профессиональных рекомендаций.

— Интересно, — промолвил инспектор. — А как насчет личных рекомендаций — помимо мисс Хэттер?

— Я никто, — пробормотал Перри. — У меня нет друзей.

— Вы странный тип, Перри, — усмехнулся Тамм. — Прожить столько лет и не иметь двух человек, которые могли бы за вас поручиться! Это напоминает мне историю с парнем, который обратился в бюро натурализации за документами о гражданстве после пяти лет проживания в США. Когда ему сказали, что необходимо свидетельство двух американских граждан, он ответил, что у него нет таких знакомых. Судья отказал ему в просьбе, заявив, что раз он мог прожить в этой стране пять лет… — Тамм печально покачал головой. — Ладно, не буду вас утомлять. Какой колледж вы посещали, мистер Перри? Из какой вы семьи? Откуда родом? Сколько времени прожили в Нью-Йорке?

— По-моему, вы занимаетесь ерундой, инспектор Тамм, — холодно сказала Барбара Хэттер. — Мистер Перри не совершил никакого преступления. А если совершил, почему вы не предъявляете ему обвинение? Я запрещаю вам отвечать, мистер Перри. Это зашло слишком далеко! — Выбравшись из-под зонта, она взяла воспитателя за руку и, не обращая внимания на дождь, повела его по лужайке к дому. Перри шел как во сне. Никто из них не оборачивался.

Инспектор долго курил под дождем, глядя на дверь, за которой скрылись поэтесса и Перри. В его глазах светилась злорадная усмешка. Потом он вернулся в дом и позвал детектива.

Сцена 3 Библиотека

Вторник, 7 июня, 13.00

Во вторник, 7 июня, у нью-йоркских газетчиков был насыщенный день по случаю двух важных событий — похорон убитой Эмили Хэттер и оглашения завещания.

Тело миссис Хэттер отправили из морга в похоронное бюро и набальзамировали перед проводами к месту окончательного успокоения. Все это происходило с вечера понедельника до утра вторника, и к половине одиннадцатого процессия отправилась на лонг-айлендское кладбище. Хэттеры, как и следовало ожидать, выглядели не слишком впечатленными торжественностью процедуры — их нетрадиционные взгляды на жизнь и смерть предотвращали слезы и прочие внешние проявления скорби. За исключением Барбары, все подозревали друг друга и молчали всю дорогу до Лонг-Айленда. Детям, которые не пожелали оставаться дома, это казалось чем-то вроде пикника — матери приходилось постоянно одергивать их, поэтому, когда группа добралась до кладбища, Марта была усталой, разгоряченной и раздраженной.

Мистер Друри Лейн присутствовал на церемонии по своим причинам. Он сосредоточил внимание на Хэттерах, предоставив задачу удержания крепости инспектору и окружному прокурору, оставшимся в доме. Актер был молчаливым наблюдателем, поглощенным самими Хэттерами, их историей, привычками, поведением, жестами, разговорами и взаимоотношениями.

Группа репортеров следовала за процессией до самого кладбища. Щелкали камеры, строчили карандаши, потные молодые люди предпринимали героические усилия пробиться к семейству, окруженному полицейским кордоном с того момента, как они прошли в ворота кладбища, и до того, как они добрались до красной ямы, где предстояло упокоиться останкам миссис Хэттер. Конрад Хэттер, пьяный и назойливый, переходил от одной группы к другой, приставая ко всем по очереди, покуда Барбара не взяла его за руку и не отвела в сторону.

Это была странная церемония. Избранный круг интеллигенции, друзей и знакомых поэтессы прибыл выразить уважение не столько памяти мертвой женщины, сколько горю живой. Могилу окружали люди, известные в мире искусства.

Джилл Хэттер представляла разношерстная толпа молодых и пожилых джентльменов, подобающе одетых и более стремящихся поймать взгляд Джилл или пожать ей руку, чем наблюдать за похоронным церемониалом.

Для прессы, как уже говорилось, это был знаменательный день. Игнорируя Эдгара Перри, Арбаклов и служанку, корреспонденты фотографировали Луизу Кэмпион и ее сиделку, мисс Смит. Некоторые репортеры женского пола писали о «трагической пустоте» лица Луизы, о «слезах, которые потекли по ее щекам, когда комья земли начали стучать о гроб матери, как будто она могла их слышать, и каждый стук отзывался в ее сердце».

Мистер Друри Лейн подмечал все с сочувствием и пристальным вниманием на лице, словно врач, прослушивающий пациента.

Вся компания последовала за Хэттерами назад в город. В семейных автомобилях росло нервное напряжение, не имеющее ничего общего с недавними похоронами. Честер Бигелоу все утро держался таинственно. Конрад с пьяной настойчивостью пытался что-нибудь из него вытянуть, но Бигелоу только качал головой.

— До оглашения завещания я ничего не могу сообщить, мистер Хэттер.

Джон Гормли, партнер Конрада, грубо оттащил его в сторону.

Капитан Триветт, одетый в черное, вышел из машины перед домом Хэттеров, помог Луизе сойти на тротуар, пожал ей руку и, повернувшись, зашагал к своему дому. Честер Бигелоу крикнул ему вслед, чтобы он остался, и старик снова подошел к Луизе. Гормли остался без приглашения — его взгляд упорно следовал за Джилл.

Через полчаса после возвращения молодой ассистент адвоката позвал всех в библиотеку. Лейн, стоя рядом с инспектором Таммом и Бруно, внимательно наблюдал за собирающимся кланом. Детей отправили играть в сад под присмотром одного из детективов, освободив тем самым Марту Хэттер, которая сидела неподвижно, положив руки на колени. Мисс Смит с панелью и алфавитом Брайля наготове стояла возле стула Луизы Кэмпион.

Внешне Хэттеры — высокие и крепкие — выглядели достаточно внушительно; Марта, в которой не текла кровь Хэттеров, и Луиза были ниже остальных и приблизительно одного роста. Нескрываемое нетерпение Джилл и Конрада как можно скорее услышать завещание убитой матери резко контрастировало с подавленностью Марты и обликом Луизы, выражением лица походившей на живой труп.

— Пожалуйста, не прерывайте меня, — быстро начал Бигелоу. — Завещание в некоторых отношениях весьма странное, но я прошу не делать комментариев до окончания чтения. Для начала объясню, что все условия основаны на приблизительно установленном размере состояния — миллионе долларов после уплаты долгов. В действительности состояние превышает миллион, но приблизительная сумма необходима с целью упростить распределение наследства, как будет ясно в дальнейшем. — Взяв у ассистента пространный документ, он расправил плечи и начал громко читать вслух завещание Эмили Хэттер.

С первой же фразы завещание приобрело зловещий оттенок. Подтвердив, что она пребывает в здравом уме, миссис Хэттер заявляла, что ее главная цель — гарантировать уход за Луизой Кэмпион после смерти завещательницы, если упомянутая Луиза будет жива во время оглашения документа.

Барбаре Хэттер, как старшему ребенку Эмили и Йорка Хэттер, предлагалось принять ответственность за будущую заботу о беспомощной женщине. Если Барбара письменно выразит согласие обеспечивать физическое, душевное и моральное благосостояние Луизы до конца дней, состояние распределяется следующим образом: Луиза, Барбара и Конрад получают по триста тысяч долларов (наследство Луизы остается под опекой Барбары), а Джилл — сто тысяч.

После смерти Луизы ее состояние, находящееся под опекой, должно быть поровну распределено между троими детьми Хэттеров — по сто тысяч каждому. Это ни в коей мере не затрагивает первоначальное наследство Барбары, Конрада или Джилл.

Бигелоу сделал паузу, чтобы перевести дыхание, а Джилл сердито крикнула:

— Как вам это нравится! Почему я получаю меньше?..

— Пожалуйста, не прерывайте, мисс Хэттер, — с достоинством остановил ее адвокат. — Это ускорит дело.

Джилл фыркнула и откинулась назад, злобно озираясь, Бигелоу продолжал со вздохом облегчения.

Если Барбара откажется принять на себя ответственность за заботу о Луизе, говорилось далее, Конрад, как следующий по старшинству, получает привилегию взять это бремя на себя. В случае отказа Барбары и согласия Конрада распределение будет выглядеть так: Луиза, Конрад и Джилл получают по триста тысяч (опекуном наследства Луизы становится Конрад), а Барбара — пятьдесят тысяч.

Оставшиеся пятьдесят тысяч долларов следует использовать для создания учреждения, именуемого «Дом глухих, немых и слепых имени Луизы Кэмпион». Далее следовало подробное описание процедуры.

После смерти Луизы ее триста тысяч будут распределены между Конрадом и Джилл: Конрад получит двести тысяч, а Джилл — сто. Барбаре не достанется ничего.

Последовала долгая пауза, во время которой глаза всех устремились на поэтессу. Она расслабилась на своем стуле, глядя на Честера Бигелоу; выражение ее лица не изменилось. Конрад уставился на нее — его взгляд выдавал его мелкую душонку.

— Хорошая картинка для вас, — шепнул Бруно Лейну, который прочитал слова по губам и печально улыбнулся. — Чтение завещания всегда выявляет подлинную человеческую натуру. Посмотрите на Хэттера — в его глазах убийство. Что бы ни случилось дальше, мистер Лейн, я уверен, что без драки не обойдется. Завещание совершенно безумное.

Бигелоу продолжал, облизнув губы. Если Конрад в свою очередь откажется принять ответственность за заботу о Луизе, состояние распределится так: Барбара и Конрад получат по пятьдесят тысяч, Джилл — сто, «Дом глухих, немых и слепых имени Луизы Кэмпион» — двести пятьдесят, а сама Луиза — пятьсот.

Послышались возгласы. Пятьсот тысяч долларов! Все кидали беглые взгляды на потенциальную наследницу этого состояния, но видели всего лишь маленькую пухлую женщину, безмятежно взирающую на стену.

Голос Бигелоу вернул их к действительности.

— «…Сумма в пятьсот тысяч долларов будет оставлена Луизе под опекой капитана Илая Триветта, который, я знаю, охотно примет ответственность за заботу о моей несчастной дочери Луизе Кэмпион. В случае, если Барбара и Конрад откажутся от такой ответственности, я завещаю вышеупомянутому капитану Триветту сумму в пятьдесят тысяч долларов за его хлопоты, если он согласится заботиться о Луизе. Моей дочери Джилл выбор не предоставляется.

В этом последнем случае, — продолжал адвокат, — после смерти Луизы сумма в сто тысяч долларов из ее полумиллиона отойдет Джилл в качестве дополнительного наследства, а оставшиеся четыреста тысяч должны быть прибавлены к двумстам пятидесяти тысячам, оставленным на учреждение «Дома»…»

Молчание было настолько напряженным, что Бигелоу продолжил слегка дрожащим голосом, не отрывая глаз от документа.

Мистеру и миссис Джордж Арбакл и мисс Энджеле Смит, сиделке, независимо от обстоятельств, завещаются суммы в две с половиной тысячи долларов в благодарность за преданную службу. Если мисс Энджела Смит согласится остаться сиделкой и компаньонкой Луизы Кэмпион после кончины завещательницы, следует установить фонд, из которого она будет получать семьдесят пять долларов в неделю во время продолжения службы. Наконец, служанке Вирджинии завещается сумма в пятьсот долларов…

Бигелоу положил документ и сел. Его ассистент быстро поднялся и раздал наследникам копии завещания.

Несколько минут все молчали. Конрад Хэттер вертел документ в руках, уставясь мутными глазами на отпечатанные строчки. Хорошенькие губки Джилл кривились в злобной гримасе, а красивые глаза исподтишка косились на Луизу Кэмпион. Мисс Смит придвинулась ближе к своей подопечной.

Внезапно у Конрада вырвался яростный вопль. Вскочив со стула, он швырнул завещание на пол и шагнул к Честеру Бигелоу с таким угрожающим видом, что адвокат резко поднялся со стула. Тамм подошел к Конраду и схватил его за руку гранитными пальцами.

— Держите себя в руках, болван! — рявкнул он.

Красное лицо Конрада стало розовым, затем серым, а взгляд — осмысленным. Повернувшись к Барбаре, он прошептал:

— Что ты собираешься с этим… с ней делать, а, Бэбс?

Все облегченно вздохнули. Барбара молча поднялась, прошла мимо брата, как будто его не существовало вовсе, склонилась над стулом Луизы, потрепала ее по щеке, после чего, попросив извинения, удалилась. Конрад тупо смотрел ей вслед.

Затем пришла очередь Джилл.

— Нас оставили ни с чем! — взвизгнула она. — Черт бы побрал душу нашей матери! — Одним прыжком Джилл оказалась возле стула Луизы. — И тебя заодно, бревно ты бессловесное! — добавила она и выбежала из библиотеки.

Марта смотрела на Хэттеров с молчаливым презрением. Мисс Смит нервно манипулировала алфавитом Брайля, передавая Луизе условия завещания.

Когда в комнате остались только Бигелоу и его ассистент, окружной прокурор Бруно спросил у Лейна:

— Ну и что вы теперь о них думаете?

— Они не только безумны, но и злобны, мистер Бруно. Настолько злобны, что, как я подозреваю, это не их вина.

— Что вы имеете в виду?

— То, что зло у них в крови. Это врожденный наследственный порок. Корнем зла, очевидно, являлась миссис Хэттер — об этом свидетельствует Луиза Кэмпион, самая несчастная жертва из всех.

— Жертва и одновременно победитель, — мрачно заметил Бруно. — Что бы ни случилось, она ничего не теряет. Кругленькая сумма досталась беспомощной калеке.

— Слишком кругленькая, — проворчал инспектор. — За ней придется наблюдать, как за монетным двором США.

Бигелоу возился с замком своего портфеля, а его ассистент хлопотал у стола.

— Мистер Бигелоу, как давно написано завещание? — спросил Лейн.

— Миссис Хэттер поручила мне составить для нее новое завещание на следующий день после находки в заливе тела Йорка Хэттера.

— А каковы были условия старого завещания?

— Йорк Хэттер получал все состояние с единственным условием, что он будет заботиться о Луизе Кэмпион до конца ее дней. После смерти Йорка Хэттера его состояние подлежало разделу согласно его же завещанию. — Бигелоу подобрал портфель. — В сравнении с новым завещанием это был простой документ. Миссис Хэттер выражала уверенность, что ее муж обеспечит будущее Луизы, если та его переживет.

— А семья знала условия первого завещания?

— Да. Миссис Хэттер также говорила мне, что, если Луиза умрет раньше ее, она намерена разделить состояние поровну между Барбарой, Джилл и Конрадом.

— Благодарю вас.

Со вздохом облегчения Бигелоу покинул библиотеку — ассистент тащился за ним, как щенок.

— Луиза, Луиза! — с раздражением произнес Тамм. — Вечно одна Луиза. Она центр этого урагана. Ее прикончат, если мы не будем вести дела осмотрительно.

— Каково ваше мнение об этом деле, мистер Лейн? — осведомился окружной прокурор. — По словам Тамма, вы сказали вчера, что хотите сегодня подать нам какие-то идеи.

Мистер Друри Лейн описал дугу ротанговой тростью.

— Хотел, — отозвался он; его лицо было серьезным и напряженным, — но сейчас предпочитаю этого не делать. Я не в состоянии здесь думать — атмосфера слишком беспокойная.

Инспектор невежливо фыркнул — его нервы были на пределе.

— Сожалею, инспектор. Я начинаю чувствовать как Гектор[108] в «Троиле и Крессиде» — «бездарно и глупо»[109], как говорил сам Шекспир — хотя не о своей неудачной пьесе. «Скромное сомненье есть мудрости маяк»[110], — говорит Гектор, и сегодня я склонен с ним согласиться. — Он вздохнул. — Я возвращаюсь в «Гамлет», чтобы постараться разрешить мои сомнения… Как долго вы намерены осаждать эту злосчастную Трою, инспектор?

— Пока не обзаведусь деревянным конем[111], — проворчал Тамм, неожиданно блеснув эрудицией. — Будь я проклят, если знаю, что делать. В мэрии начинают задавать вопросы. А я знаю лишь то, что у меня есть одна нить.

— В самом деле?

— Перри.

Лейн прищурился:

— Перри? Что именно?

— Пока ничего. Но вероятно, скоро кое-что появится. Мистер Эдгар Перри — ставлю доллар, что это не его настоящее имя, — подделал рекомендации, чтобы устроиться сюда.

Лейн казался искренне расстроенным. Окружной прокурор склонился вперед.

— Мы можем задержать его на этом основании, Тамм, — сказал он.

— Не стоит спешить. Барбара Хэттер выступила в его защиту — заявила, что сама все подстроила, так как Конрад требовал надежных рекомендаций, а у Перри не было никаких. Чушь! Но нам приходится верить ей на слово. Самое интересное, что у него не было никаких рекомендаций, и он не желает говорить о своем прошлом.

— Поэтому вы наводите о нем справки, — медленно произнес Лейн. — Вполне разумно, инспектор. Очевидно, вы думаете, что мисс Хэттер знает о Перри не больше нашего.

— Верно, — усмехнулся Тамм. — Она славная девушка, но парень явно ей нравится, а девушки готовы на все, когда влюблены.

Окружной прокурор казался задумчивым.

— Значит, вы отвергли теории насчет Конрада?

Тамм пожал плечами:

— Отвергать нечего. Эти отпечатки ног на ковре пришлись уж слишком кстати — если только у него не было женщины-сообщника. А тут еще история с женской щекой… Короче говоря, я собираюсь заняться Перри. Думаю, завтра у меня появятся новости.

— Великолепно, инспектор. — Лейн застегивал парусиновый пиджак. — Может быть, вы нанесете визит в «Гамлет» завтра во второй половине дня? Расскажете мне все о деле Перри, и я…

— Больно далеко тащиться, — буркнул Тамм.

— Это всего лишь предложение, инспектор. Так вы приедете?

— Мы приедем, — быстро ответил Бруно.

— Отлично. Надеюсь, вы не ослабите бдительность, инспектор. Внимательно наблюдайте за домом, а особенно за лабораторией.

— В кухне дежурит эксперт по ядам, которого прислал док Шиллинг, — проворчал Тамм. — Иногда, мистер Лейн, мне кажется, что вы…

Но что бы ни собирался сказать инспектор под влиянием дурного настроения, цели это не достигло. Ибо мистер Друри Лейн улыбнулся, помахал рукой и вышел.

Тамм в отчаянии хрустнул костяшками пальцев. Было бесполезно обращаться к человеку, который становится глухим, как только поворачивается к вам спиной.

Сцена 4 «Гамлет»

Среда, 8 июня, 15.00

Среда выдалась ясной, но холодной. Округ Гудзон напоминал зимнее море — свист и вой ветра сквозь густую листву звучали поистине океанически. Деревья были июньскими, а воздух — ноябрьским.

Пассажиры полицейского автомобиля миновали крутой подъем, железный мост, гравиевую дорогу и садовую аллею в полном молчании. Ни окружному прокурору Бруно, ни инспектору Тамму не хотелось говорить. Старый Куоси с его гротескным горбом встретил их у дверей с железными засовами и проводил через главный холл с гигантской люстрой, рыцарями в латах и огромными масками Комедии и Трагедии к маленькому лифту, скрытому в дальней стене. После короткого подъема они шагнули в личные апартаменты мистера Друри Лейна.

Старый актер в коричневом вельветовом пиджаке стоял прямо, как штык, перед трепещущим пламенем камина. Даже при колеблющемся свете гости заметили беспокойство, запечатлевшееся на его лице. Друри Лейн выглядел изможденным и не похожим на себя, но приветствовал их с обычной вежливостью, дернул шнур звонка, велел маленькому Фальстафу подать кофе и ликеры, отослал Куоси, фыркающего как старый пес, и устроился у огня.

— Сначала выслушаем ваши новости, инспектор, если они есть.

— Есть, и немало. Мы расследовали прошлое Перри. Ни за что не догадаетесь, кто он и как его настоящее имя.

— Я не провидец, инспектор, — улыбнулся Лейн. — Надеюсь, он не пропавший дофин?[112]

— Кто-кто? Слушайте, мистер Лейн, это серьезно, — проворчал Тамм. — Настоящее имя Эдгара Перри — Эдгар Кэмпион!

Какое-то мгновение Лейн оставался неподвижным.

— Эдгар Кэмпион, — повторил он наконец. — Неужели сын первого мужа миссис Хэттер?

— Да! Когда Эмили Хэттер вышла замуж за ныне покойного Тома Кэмпиона, у него был сын Эдгар от первого брака. Таким образом, Эдгар является единокровным братом Луизы Кэмпион — у них один отец, но разные матери.

— Хм!

— Мне непонятно, — сказал окружной прокурор, — почему Кэмпион или Перри должен был выдать себя за воспитателя и обосноваться в доме Хэттеров. Тамм говорит, что получить работу ему помогла Барбара Хэттер…

— Чепуха, — прервал инспектор. — Я знал это с самого начала. Барбара не была знакома с ним до его поступления на работу — я выяснил. Более того, она наверняка не знает, кто он на самом деле. Девушка влюблена в него!

— А миссис Хэттер знала, что Эдгар Перри — ее пасынок? — задумчиво спросил Лейн.

— Откуда она могла знать, если он сам ей не рассказал? Перри было всего шесть лет, когда его отец и Эмили развелись. Она не могла узнать его в сорокачетырехлетнем мужчине.

— Вы говорили с ним?

— Он держит язык за зубами, черт бы его побрал.

— Тамм поместил его под арест, — сказал Бруно.

Лейн весь напрягся, но затем расслабился и покачал головой:

— Это было опрометчиво, мой дорогой инспектор. На каком основании вы можете его задерживать?

— Вам это не по душе, а, мистер Лейн? — Тамм мрачно усмехнулся. — Не беспокойтесь об основаниях — я предъявил ему официальное обвинение. Он слишком перспективный подозреваемый, чтобы оставлять его на свободе.

— По-вашему, он убил миссис Хэттер? — сухо осведомился Лейн.

Инспектор пожал плечами:

— Может, да, а может, и нет. Вероятно, нет, потому что я не могу найти ни мотива, ни доказательств. Но он что-то знает, помяните мои слова. Человек просто так не скрывает свою личность, чтобы получить работу в доме, где потом происходит убийство.

— А как же быть с гладкой щекой, инспектор?

— Мы ведь никогда не исключали возможность сообщника, верно? Или глухонемая ошиблась.

— Ну-ну, — нетерпеливо сказал окружной прокурор. — Мы проделали долгое путешествие из города не для того, чтобы выслушивать ваше мнение, Тамм. Что у вас на уме, мистер Лейн?

Актер долго молчал. В течение паузы был вызван Фальстаф с подносом, и Тамм утопил часть дурного настроения в чашке горячего черного кофе.

— Я размышлял об этой проблеме, джентльмены, — заговорил Лейн, когда Фальстаф удалился, — с прошлого воскресенья, и результаты моих размышлений были весьма… скажем, обескураживающими.

— Что вы имеете в виду? — спросил Тамм.

— Некоторые моменты абсолютно ясны — как, к примеру, в деле Лонгстрита.

— Вы хотите сказать, что докопались до истины? — оживился Бруно.

— Нет-нет. — Лейн снова помолчал. — Не поймите меня превратно. Я далек от разгадки, потому что другие факты выглядят не только сомнительными, но и странными. — Его голос перешел почти в шепот. Поднявшись, он начал ходить по коврику у камина. — Не могу выразить вам, джентльмены, как я расстроен. Я начинаю сомневаться в том, о чем свидетельствуют четыре оставшихся у меня чувства.

Двое посетителей ошеломленно посмотрели друг на друга.

— Тем не менее, я принял решение. Я вижу две четкие нити и намерен ими заняться, поскольку этого еще не сделали.

— Что это за нити, которыми до сих пор не занимались? — раздраженно осведомился инспектор.

Лейн не улыбнулся и не прекратил ходьбу.

— Во-первых, запах ванили. Он меня озадачивает. У меня есть одна теория, и я собираюсь ее проверить. Если боги мне улыбнутся… — Актер пожал плечами. — Другую нить я пока предпочитаю не упоминать. Она выглядит невероятной и в то же время логичной… — Лейн быстро продолжал, не давая собеседникам шанса задать вопросы: — Скажите, инспектор, что вы в целом думаете об этом деле? Мы можем быть откровенны друг с другом, а обмен мнениями иногда достигает большего, чем независимые умозаключения.

— Кто бы говорил, — ухмыльнулся Тамм. — Кое-что для меня очевидно. Убийца проскользнул в спальню ночью с субботы на воскресенье, намереваясь отравить грушу, которую, как он знал, Луиза должна была съесть утром. Когда отравитель находился в комнате, миссис Хэттер проснулась, подняла шум, и он в панике ударил ее по голове, возможно не собираясь убивать, а всего лишь желая заткнуть ей рот. Думаю, смерть старой ведьмы была несчастным случаем. Бруно со мной согласен, и я не вижу причин в этом сомневаться.

— Иными словами, — пробормотал Друри Лейн, — вы и мистер Бруно считаете, что убийство миссис Хэттер не было преднамеренным, а произошло в силу непредвиденных обстоятельств?

— Верно, — кивнул Тамм.

— Я полностью согласен, — добавил Бруно.

— В таком случае, джентльмены, вы оба ошибаетесь.

— Что вы имеете в виду? — ошеломленно спросил Бруно.

— Вот что. Я не сомневаюсь, что убийство миссис Хэттер было преднамеренным, что убийца наметил ее в качестве жертвы, прежде чем шагнул в спальню, и что Луизу Кэмпион никогда не собирались отравлять!

Слушатели молча ожидали объяснений.

— Начнем с самой Луизы Кэмпион, — продолжал Лейн, садясь у камина и глотнув ликер. — Каковы внешние факты? Судя по шприцу и отравленной груше, сулема предназначалась для Луизы — она любила фрукты, в то время как миссис Хэттер не питала к ним особого пристрастия, а груши попросту ненавидела. Казалось бы, отравленная груша свидетельствует, что убийца намеренно выбрал плод, который, как он знал, съест Луиза, но никак не миссис Хэттер. Это указывает, что его целью было покушение на жизнь Луизы. Теорию подкрепляет то, что два месяца назад на нее уже покушались.

— Именно так мне и кажется, сэр, — сказал Тамм. — А если вы можете доказать обратное, то вы куда умнее меня.

— Могу, инспектор, — спокойно отозвался Лейн. — Пожалуйста, слушайте внимательно. Если убийца ожидал, что Луиза Кэмпион съест отравленную грушу, то вы оба правы. Но так ли это?

— Конечно так, — недоуменно ответил Бруно.

— Сожалею, что вынужден вам противоречить, но это не так по следующим причинам. Убийца, являлся он членом семьи или нет, был хорошо знаком с распорядком дома. Он знал, что Луиза ежедневно в половине третьего пьет эгног в столовой. Он знал секрет дымохода и каминов, связывающих лабораторию и спальню, очевидно неизвестный остальным. Он знал, где хранится мандолина. Он был знаком с лабораторией и содержимым шкафов. Следовательно, убийца располагал всеми сведениями, необходимыми для осуществления его плана. Но если так, он должен был знать, что Луиза весьма привередлива в еде и питье и, следовательно, не станет есть испорченный или перезрелый фрукт. Впрочем, его никто не стал бы есть, когда в той же вазе лежали такие же абсолютно свежие фрукты. Согласно анализу доктора Шиллинга, груша испортилась еще до того, как в нее ввели сулему. Таким образом, убийца намеренно отравил испорченную грушу. Вам этот факт не кажется странным, джентльмены?

Разумеется, вы можете возразить, что это была случайность — что в темной спальне убийца, сам того не зная, выбрал гнилую грушу. Это не вполне убедительно, так как испорченный плод легко определить на ощупь — пальцы скользнут по гнилой кожуре. Но если вы настаиваете на этой теории, я могу ее опровергнуть. Миссис Арбакл заявила, что положила в вазу только две груши перед ночью убийства, и мисс Смит в половине двенадцатого этой ночи видела в вазе лишь две груши, и обе были свежими и спелыми. Однако наутро после преступления мы обнаружили в вазе три груши. Вывод: третью, испорченную грушу подложил убийца. Это доказывает, что яд в испорченную грушу ввели намеренно, ее принес в спальню и отравил сам преступник.

Но зачем ему приносить на место преступления испорченный плод, зная, что намеченная жертва не станет его есть, поскольку в вазе лежат такие же свежие? Единственный возможный ответ: он вообще не желал, чтобы Луиза ела отравленную грушу, и я готов ручаться своей репутацией, что так оно и было!

Слушатели молчали.

— Иными словами, — продолжал Лейн, — вы оба не правы, предполагая, что убийца считал, будто Луиза Кэмпион съест отравленную грушу. Он знал, что она этого не сделает, и так как должен был знать, что миссис Хэттер вообще не ест груш, то весь инцидент с отравленным плодом следует рассматривать как уловку преступника с целью заставить полицию поверить, что намеченной жертвой была Луиза.

— Одну минуту, — прервал инспектор. — Если, как вы утверждаете, Луиза Кэмпион не стала бы есть гнилой фрукт, каким же образом убийца мог ожидать, что мнимая попытка отравления вообще будет обнаружена?

— Хороший вопрос, Тамм, — одобрил окружной прокурор.

— Потому что, каков бы ни был его мотив, — продолжал инспектор, — уловка была бы бесполезной, если бы кто-нибудь ее не обнаружил. Понимаете, о чем я?

— Понимаю, — спокойно ответил Лейн. — Толковое замечание, инспектор. Вы утверждаете, что, если бы полиция не обнаружила в груше яд, в отравлении не было бы никакого смысла, так как никто бы не подумал, что преступник пытался отравить Луизу, а именно такого эффекта он и добивался. Есть три способа, с помощью которых преступник мог рассчитывать, что попытка отравления станет известна полиции — при условии, что убийство миссис Хэттер было не преднамеренным, а случайным. Первый: оставить шприц в комнате, что он и сделал. Это должно было возбудить подозрение и повлечь за собой расследование, так как попытка отравления уже имела место два месяца тому назад. Возможная гипотеза, но более достоверно, что отравитель уронил шприц в панике. Второй способ: намеренно подложить в вазу третью, отравленную грушу, когда несколько человек знало, что их должно быть только две. Но это тоже маловероятно — лишнюю грушу могли вовсе не заметить. И третий способ — самый вероятный из трех: под каким-нибудь предлогом привлечь внимание к испорченной груше.

Тамм и Бруно кивнули.

Лейн покачал головой:

— Но если убийство миссис Хэттер не было случайным, если его спланировали таким образом, чтобы оно произошло одновременно с ложной попыткой отравления, то в этих трех способах не было никакой надобности. Ибо наш противник знал заранее, что отравленную грушу обнаружат, и мог позволить событиям развиваться естественным образом. Полиция сочла бы, что целью преступника было отравить Луизу и что миссис Хэттер погибла случайно, а убийца таким образом достиг бы своей подлинной цели — устранить миссис Хэттер и заставить полицию искать человека, у которого имелся мотив для убийства Луизы, сбросив со счета убийство старой леди.

— Будь я проклят, — пробормотал инспектор. — Уж слишком это умно, чтобы быть правдой.

— Но это правда, инспектор. Вспомните, что еще до того, как мы нашли на кровати шприц, вы заметили, что нужно произвести обыск, дабы убедиться, что ничего не было отравлено, работая на основании прецедента двухмесячной давности. Это доказывает, что убийца в точности предвидел реакцию полиции. Даже если бы мы не обнаружили шприц — который, я уверен, был оставлен случайно — и нашли бы только две груши, вы бы, по всей вероятности, придерживались версии об отравлении.

— Это верно, Тамм, — согласился окружной прокурор.

Лейн вытянул длинные ноги, глядя в огонь.

— Как же доказать, что убийство миссис Хэттер было спланировано заранее, а не совершено под влиянием момента? Один факт абсолютно очевиден. Мандолина, использованная как орудие убийства, хранилась не в спальне, а в стеклянной витрине в библиотеке, являясь табу для всех. Конрад Хэттер видел ее в витрине в половине второго ночи — за два с половиной часа до того, как она лишила жизни миссис Хэттер, — а вечером ее видели там и другие. Следовательно, убийца, проживал он в доме или нет, должен был специально зайти за ней перед визитом в спальню…

— Что вы имеете в виду? — прервал Бруно, сдвинув брови.

Лейн вздохнул:

— Если убийца — один из обитателей дома, он должен был спуститься за мандолиной со второго или с чердачного этажа. Если же нет… Он не мог войти в дом с нижнего этажа, так как все двери и окна были заперты, — значит, ему пришлось подняться по пожарной лестнице минимум до второго этажа или на крышу и проникнуть внутрь через дымоход. В любом случае поход вниз за мандолиной был необходим…

— А если, — возразил Бруно, — это был кто-то из обитателей дома, который подобрал мандолину по пути наверх? Ведь мы знаем, что кое-кто вернулся домой поздно.

— Даже если так, — улыбнулся Лейн, — разве это не означает план, заранее предусматривающий использование мандолины?

— О'кей, — кивнул Тамм. — Продолжайте.

— Следовательно, убийца принес мандолину в спальню с определенной целью. Какой могла быть эта цель, джентльмены? Давайте проанализируем возможности. Во-первых, старую мандолину могли принести в спальню с намерением использовать ее в качестве музыкального инструмента…

Инспектор фыркнул, а Бруно покачал головой.

— Это настолько нелепо, что даже не нуждается в обсуждении. Во-вторых, мандолину могли принести с целью оставить ложную улику, кого-то обвиняющую. Но кого? С мандолиной ассоциировалось только одно лицо — ее владелец, Йорк Хэттер. Но Йорк Хэттер мертв. Значит, наше второе предположение также ошибочно…

— Погодите, — медленно произнес Тамм. — Не так быстро. Нельзя исключить, что преступник не был уверен в смерти Йорка Хэттера или пытался внушить нам, что он не мертв, на основании не вполне удовлетворительного опознания тела. Что вы на это скажете?

— Скажу браво, инспектор, — усмехнулся Лейн. — Весьма изобретательная мысль. Но я уверен, что могу опровергнуть даже отдаленную ее вероятность. Со стороны убийцы это было бы глупой выходкой по двум причинам. Первая: могла бы полиция поверить, что Йорк Хэттер оставил столь очевидную улику против себя? Разумеется, нет — полиция сразу поняла бы, что это подтасовка. Вторая причина: зачем использовать такой причудливый предмет, как мандолина, который менее всего ассоциируется с пролитием крови? Полиция тем более догадалась бы, что его подбросили с целью навлечь подозрения на Хэттера. Нет, инспектор, убийца никак не мог преследовать подобную цель. Странное использование мандолины логически вытекало из его плана.

— Продолжайте, мистер Лейн. — Окружной прокурор метнул раздраженный взгляд на своего коллегу. — Что за нелепые мысли приходят вам в голову, Тамм!

— Не браните инспектора, мистер Бруно, — сказал Лейн. — Он абсолютно прав, приводя притянутые за уши и даже вовсе невероятные возможности. Логика не знает иных законов, кроме своих собственных. Итак, если мандолину не принесли в спальню в качестве музыкального инструмента или ложной улики против Йорка Хэттера, какую еще цель мог преследовать убийца? Более чем разумную — использовать ее как оружие.

— Чертовски странное оружие, — буркнул Тамм. — Эта мысль застряла у меня в голове с самого начала.

— Едва ли могу порицать вас за это, инспектор, — вздохнул Лейн. — Оружие и впрямь странное, и когда мы доберемся до истины… — Актер сделал паузу — его лицо стало печальным. Потом он выпрямился и продолжил: — Так как сейчас мы не можем ответить на этот вопрос, давайте на время забудем о нем. В данный момент важно то, что мандолину принесли в спальню в качестве оружия.

— Если так, — заметил Бруно, — то ее целью с самого начала являлось убийство или причинение физического вреда.

— Вовсе нет, — возразил Тамм, прежде чем Лейн успел ответить. — Откуда вы знаете, что ее не принесли для защиты, а не как орудие для нападения на старую ведьму?

— Тоже верно, — пробормотал Бруно.

— Нет, — покачал головой Лейн. — Неверно. Предположим, инспектор, убийца всего лишь предвидел возможную необходимость заставить замолчать миссис Хэттер или даже Луизу, пока он будет отравлять грушу — то есть защищать себя. Но нам известно, что он был хорошо знаком с этой спальней и что в ней находилось не менее полудюжины предметов, куда более пригодных в качестве оружия, — железные инструменты, висящие над камином, два тяжелых книгодержателя на ночном столике у кровати жертвы, — любым из которых можно было нанести гораздо более эффективный удар, чем сравнительно легкой мандолиной. Если убийца проделал специальный поход вниз за оружием, чье использование было чисто гипотетическим, то он предпринял беспричинные хлопоты, так как на месте планируемого преступления имелись куда более подходящие орудия. Поэтому логика диктует, что мандолину взяли как орудие нападения, а не защиты. Не для того, чтобы она находилась под рукой в случае надобности, а чтобы воспользоваться ею наверняка. Заметьте: именно мандолину, а не какое-либо другое орудие.

— Теперь понимаю, — сказал Тамм. — Продолжайте, мистер Лейн.

— Если убийца принес мандолину с целью нападения, то на кого именно? На Луизу Кэмпион? Безусловно, нет — я уже указывал, что отравленная груша была всего лишь ложным следом: преступник не намеревался отравлять Луизу. А если он не хотел лишать ее жизни с помощью отравленной груши, зачем ему делать это, ударяя ее по голове столь странным оружием? Нет, мандолину не намеревались использовать против Луизы Кэмпион. Тогда против кого? Только против миссис Хэттер. Именно это я и пытаюсь доказать, джентльмены, — в намерения преступника входило не отравление Луизы Кэмпион, а убийство Эмили Хэттер.

Актер вытянул ноги поближе к огню.

— У меня устало горло. Пребывание на покое действует расслабляюще… Если вы рассмотрите взаимосвязь упомянутых мною фактов, то увидите, какой четкой становится цепочка умозаключений. Во-первых, ложный след обычно служит дымовой завесой, скрывающей подлинную цель. Во-вторых, попытка отравления Луизы как раз и является таким ложным следом. В-третьих, несмотря на это, оружие было намеренно принесено преступником. В-четвертых, миссис Хэттер была единственным лицом, против которого могли иметь намерение использовать это оружие.

Последовала пауза, во время которой окружной прокурор и инспектор Тамм смотрели друг на друга со смешанным выражением восхищения и озадаченности. Причем на лице Бруно присутствовали и более сложные эмоции. Бросив взгляд на Тамма, он устремил его на пол.

Инспектор держался более уверенно.

— Звучит похоже на правду, мистер Лейн, хотя мне и не хочется это признавать. Мы с самого начала шли по ложному следу. Это меняет всю структуру расследования. Теперь нам придется искать мотив не против Луизы Кэмпион, а против миссис Хэттер.

Лейн кивнул, но его лицо не выражало ни торжества, ни даже удовлетворения. Несмотря на убедительность приведенных им доводов, его, казалось, разъедала язва сомнения. Он выглядел мрачным, наблюдая из-под шелковистых бровей за окружным прокурором.

Инспектор ничего не замечал — он был занят донесением своих мыслей до окружающих.

— Мотив против старой леди. Эта история с завещанием… Черт возьми, они все что-то приобретают от смерти старой перечницы… Ну и куда это нас приводит? Никуда! Если на то пошло, все что-то приобрели бы и от смерти Луизы — либо деньги, либо удовлетворение от сведения с ней счетов… Интересно, что решит Барбара Хэттер по поводу опеки над Луизой?

— Да-да, — пробормотал Лейн. — Прошу прощения, инспектор, боюсь, что, хотя мои глаза регистрировали ваши слова, мой ум был не настолько внимателен… Есть более насущная проблема. С оглашением завещания и смертью завещательницы притворные попытки отравления Луизы могут стать реальными покушениями, поскольку ее смерть облагодетельствует их всех.

Тамм вздрогнул.

— Господи, я об этом не подумал! — простонал он. — Но у нас нет никакого способа узнать, кто есть кто. Если бы Луизу прикончили, это не обязательно означало бы, что бедняжку убил тот, кто убил ее мать. Любой, не имеющий ничего общего с двумя попытками отравления и убийством, теперь запросто может посягнуть на жизнь Луизы, будучи уверен, что полиция припишет это убийце миссис Хэттер. Ну и неразбериха!

— Согласен с вами, инспектор. Следует не только охранять мисс Кэмпион днем и ночью, но и держать под постоянным наблюдением все семейство Хэттер и немедленно убрать из лаборатории весь запас ядов.

— Нет! — возразил Тамм. — Мы будем присматривать за лабораторией, но яды останутся там, — возможно, кто-нибудь попытается стянуть бутылочку.

Бруно посмотрел на Друри Лейна, который сразу напрягся, словно ожидая удара.

— Ну, я все обдумал, мистер Лейн… — начал окружной прокурор.

— И к какому выводу пришли? — бесстрастно осведомился Лейн.

Бруно усмехнулся:

— Не хочется опровергать ваш изящный анализ, но боюсь, я вынужден это сделать. Все ваши рассуждения основаны на том, что убийца и отравитель — одно и то же лицо… — Актер тут же расслабился и облегченно вздохнул. — Ранее мы уже обсуждали возможность, что это два разных человека, которые в ночь убийства поработали индивидуально в разное время…

— Да-да.

— Правда, — продолжал Бруно, махнув рукой, — это оставляет необъясненным мотив отравителя. Но предположим, он хотел всего лишь напугать бедную женщину и выставить ее из дома с помощью притворных покушений. Такой мотив мог быть у нескольких лиц, которые не решились бы на убийство. Поэтому я и говорю, что вы не приняли в расчет возможность наличия двух преступников — теорию, согласно которой убийца миссис Хэттер не имел ничего общего с попытками отравления.

— Той ночью и два месяца назад, — добавил Тамм, явно удивленный проницательностью Бруно. — Это проделывает здоровую дырку в вашем анализе, мистер Лейн!

Минуту актер сидел молча, а потом двое гостей с удивлением услышали его тихий смех.

— Я думал, это очевидно, мистер Бруно, — сказал он.

— Очевидно? — воскликнули оба.

— Конечно.

— О чем вы?

Лейн усмехнулся:

— Моя ошибка в том, что я не удосужился указать вам на то, что выглядело для меня очевидным все время. Такой вопрос вполне естествен для вашего изощренного юридического ума, мистер Бруно. Опровержение в последнюю минуту!

— Я бы хотел услышать ваши объяснения, — спокойно сказал Бруно.

— Услышите. — Лейн уставился на огонь в камине. — Итак, вы хотите знать, почему я предполагаю, что убийца и отравитель — одно и то же лицо. Ответ заключается в следующем: я не предполагаю, я знаю это и могу предъявить математическое доказательство.

— Это чрезмерное требование, — сказал инспектор Тамм.

— Я открыт для убеждения в своей неправоте, — промолвил окружной прокурор.

— Возможно, как «слеза из кротких женских глаз»[113], — улыбнулся Лейн, — мой аргумент окажется слишком убедительным… Начну с того, что большая его часть написана на полу спальни.

— На полу спальни? — переспросил Тамм.

— Фи, инспектор! Меня удивляет ваша недогадливость. Надеюсь, вы согласитесь, что, если в этом замешаны двое, они должны были прийти в спальню в разное время, поскольку руководствовались различными мотивами — отравить грушу и убить миссис Хэттер?

Двое мужчин кивнули.

— Отлично. В каком же порядке они посетили комнату?

Тамм и Бруно посмотрели друг на друга. Бруно пожал плечами:

— Не вижу, каким образом это можно определить.

Лейн покачал головой:

— Вашему ходу мыслей не хватает логики, мистер Бруно. Чтобы поместить отравленную грушу на ночном столике, где мы ее нашли, отравитель должен был стоять между кроватями. Чтобы убить миссис Хэттер, убийца должен был стоять там же, как указал доктор Шиллинг. Следовательно, оба, если их было двое, прошли по одному и тому же участку ковра, находящемуся между кроватями. Тем не менее в рассыпанном на этом участке тальке имелась только одна серия отпечатков ног, не считая следов Луизы.

Если порошок рассыпал первый визитер, должно быть две серии отпечатков — одна, оставленная первым посетителем, а другая — вторым, пришедшим после ухода первого. Но серия лишь одна. Это означает, что порошок рассыпал второй визитер, который и оставил следы на ковре.

В таком случае возникает проблема — кем был второй посетитель. Следы в порошке оставлены туфлями, которые мы обнаружили. На носок правой туфли расплескалась жидкость; по словам медэксперта, это была сулема — яд, которым отравили грушу и который нашли в шприце. Следовательно, второй визитер, рассыпавший порошок и оставивший в нем следы, был отравителем, а если посетителей было двое, то первый был убийцей. Вы следите за ходом моих рассуждений?

Слушатели кивнули.

— Что же может рассказать о первом визитере мандолина — использованное им оружие? То, что именно мандолиной он опрокинул коробку с тальком на ночном столике. Каким образом? На крышке коробки остались кровавые полосы, которые могли появиться там только при контакте с окровавленными струнами мандолины. Позади следа на столике, где стояла коробка, прежде чем ее опрокинули, мы нашли свежую вмятину, сделанную какой-то острой гранью. Судя по виду и местоположению, эта вмятина была проделана краем мандолины, ударившимся о столик, — это подтверждает царапина на одной из сторон мандолины, соответствующая вмятине. Следовательно, при ударе о стол струны мандолины коснулись крышки и опрокинули коробку.

Мандолина не падает сама по себе. Удар, перевернувший коробку, был следствием удара, нанесенного по голове миссис Хэттер рядом со столиком. Я всего лишь повторяю то, что мы установили, обследуя место преступления.

Лейн склонился вперед и поднял указательный палец.

— Ранее мы установили, что коробку опрокинул визитер номер два — отравитель. Но теперь получается, что ее опрокинул первый посетитель — убийца. Непреодолимое противоречие! — Актер улыбнулся. — Другой способ заявить о том же самом. Мы обнаружили, что мандолина лежала на рассыпавшемся тальке, — таким образом, она упала, когда порошок уже был на полу. Поскольку при первоначальном анализе мы предполагали, что тальк рассыпал отравитель, это означает, что убийца должен был прийти вторым. Но в таком случае где его следы — ведь в порошке остались только отпечатки ног отравителя?

Отсутствие следов убийцы показывает, что второго посетителя попросту не было — иными словами, убийца, как самостоятельный персонаж, не существует. Вот почему я, как вы выразились, «предполагал» с самого начала, что отравитель и убийца — одно и то же лицо!

Сцена 5 Морг

Четверг, 9 июня, 10.30

Мистер Друри Лейн поднялся по ступенькам к двери мрачного старого городского морга с выжидательным видом. Войдя внутрь, он осведомился о медэксперте, докторе Лео Шиллинге. Вскоре его проводили в прозекторскую. Наморщив нос от сильного запаха дезинфицирующих средств, актер задержался в дверях. Круглая маленькая фигурка доктора Шиллинга склонилась над столом: медэксперт исследовал органы высохшего трупа. Полный светловолосый мужчина средних лет равнодушно наблюдал за процедурой, сидя на стуле.

— Входите, мистер Лейн, — пригласил доктор Шиллинг, не отрываясь от своей мрачной работы. — Wunderlich[114], Инголлс, как хорошо сохранилась поджелудочная железа… Садитесь, мистер Лейн. Познакомьтесь с доктором Инголлсом, нашим токсикологом. Скоро я закончу с этим трупом.

— Токсиколог? — переспросил Лейн, обмениваясь рукопожатием с толстым блондином. — Удивительное совпадение.

— В каком смысле? — отозвался доктор Инголлс.

— Мистер Лейн — человек известный, — сказал медэксперт. — Вы наверняка видели его имя в газетах, Инголлс. Его визит — отличная реклама.

— Хм… — неопределенно произнес токсиколог.

Доктор Шиллинг позвал служителей, которые увезли труп на каталке.

— Теперь мы можем поговорить.

Он стянул резиновые перчатки и направился к раковине в углу комнаты.

— Что привело вас в морг, мистер Лейн?

— Весьма необычная и, боюсь, тщетная затея. Я пытаюсь отследить запах.

Доктор Инголлс поднял брови:

— Запах, дорогой сэр?

Медэксперт усмехнулся, моя руки:

— Вы пришли как раз в нужное место, мистер Лейн. Морг способен предоставить самые пикантные запахи.

— Но едва ли именно тот, который я ищу, доктор Шиллинг, — улыбнулся Лейн. — Он сладкий и приятный, вроде бы не связанный с преступлением, но все же может сыграть важную роль в раскрытии убийства.

— Что это за запах? — спросил доктор Инголлс. — Возможно, я сумею вам помочь.

— Это запах ванили.

— Ванили? — повторил доктор Шиллинг. — Значит, вы столкнулись с запахом ванили в деле Хэттеров, мистер Лейн? Должен сказать, это странно.

— Луиза Кэмпион утверждает, что в момент контакта с убийцей она ощутила «приторно-сладкий» аромат, в котором с помощью эксперимента позднее распознала запах ванили, — терпеливо объяснил Лейн. — У вас есть какие-нибудь предположения?

— Косметика, кондитерские изделия, духи, кулинария, — быстро перечислил Инголлс. — И еще куча других, столь же малоинтересных.

Лейн махнул рукой:

— Естественно, мы их исключили. Я пытался проверить обычные источники, помимо упомянутых вами — мороженое, конфеты, экстракты и так далее, — но безрезультатно.

— Цветы? — предположил медэксперт.

Лейн покачал головой:

— Единственный след в этом направлении — разновидность орхидеи, обладающая ванильным ароматом. Но это не имеет смысла, и мы не обнаружили никаких признаков растения. Я подумал, что вы, доктор Шиллинг, благодаря вашим знаниям, сможете предложить другой источник — нечто более гармонирующее с преступлением.

Медики обменялись взглядами, и доктор Инголлс пожал плечами.

— Как насчет химикалий? — спросил доктор Шиллинг. — Мне кажется…

— Поэтому я здесь, дорогой доктор, — улыбнулся Лейн. — Я наконец подумал о том же. Естественно, вначале я не рассматривал ваниль с химической точки зрения, очень уж это далекие понятия, а кроме того, мои знания в области науки крайне скудны. Существует ли яд, доктор Инголлс, который пахнет ванилью?

Токсиколог покачал головой:

— Не могу припомнить ничего подобного. Безусловно, это не обычный токсин или даже токсикоид.

— Сама по себе ваниль не обладает медицинской ценностью, — задумчиво промолвил доктор Шиллинг. — Иногда ее используют как ароматический стимулятор в случаях истерии или нервного возбуждения, но…

Внезапно доктор Инголлс расхохотался, хлопнул себя по толстому бедру, подошел к столику в углу и что-то написал на клочке бумаги.

— Макмерти! — крикнул он.

Вошел служитель.

— Передайте это Скотту.

Служитель быстро вышел, а токсиколог снова усмехнулся.

— Подождите, — сказал он. — Думаю, я кое-что вспомнил.

Медэксперт выглядел обиженным.

— Знаете, доктор Шиллинг, — сказал Лейн, опускаясь на стул, словно результат вдохновения доктора Инголлса его нисколько не интересовал, — я проклинал себя за то, что не понюхал каждую бутылку в лаборатории Йорка Хэттера.

— Ах да, лаборатория. Вы могли обнаружить это там.

— По крайней мере, такой шанс был. Но когда я подумал об этом, момент был упущен — пожар уничтожил лабораторию, и большинство бутылок разбилось. — Актер вздохнул. — Но опись Хэттера цела и невредима, поэтому я бы попросил вас, доктор Инголлс, отправиться туда со мной и проверить все фигурирующие в ней вещества. В такой работе от меня, естественно, нет никакой пользы.

— Не думаю, что эта процедура окажется необходимой, мистер Лейн, — ответил токсиколог.

— Искренне надеюсь, что нет.

Служитель вернулся с маленькой белой баночкой. Лейн быстро поднялся, когда доктор Инголлс отвинтил алюминиевую крышку, понюхал содержимое и протянул баночку актеру. Она была наполнена безобидным на вид веществом цвета меда. Лейн поднес ее к носу.

— Думаю, — спокойно сказал он, — вы оказали нам величайшую услугу, доктор Инголлс. Безусловно, это запах ванили. Что здесь за вещество?

Токсиколог зажег сигарету.

— Оно называется «Перуанский бальзам», мистер Лейн, и самое удивительное то, что вы можете найти его в любой аптеке и тысячах домов.

— «Перуанский бальзам»?

— Да. Широко используемая вязкая жидкость, применяемая в основном в лосьонах и мазях. Между прочим, абсолютно безвредная.

— В лосьонах и мазях? С какой целью?

Доктор Шиллинг хлопнул себя по лбу.

— Himmel![115] — с отвращением воскликнул он. — Что я за болван! Я должен был вспомнить, хотя прошли годы с тех пор, когда я с этим сталкивался. «Перуанский бальзам» используют как основу для лосьонов и мазей, применяемых при некоторых кожных заболеваниях. Весьма распространенное средство.

Лейн нахмурился:

— Кожные заболевания… Странно. Его используют в чистом виде?

— Ja, иногда. Но главным образом с другими ингредиентами.

— Каким образом это вам поможет? — с любопытством спросил доктор Инголлс.

— Признаюсь, что в данный момент… — Друри Лейн сел и пару минут молча размышлял. Когда он поднял взгляд, в нем светилось сомнение. — Доктор Шиллинг, было ли что-нибудь не так с кожей миссис Хэттер? Вы делали вскрытие и должны были это заметить.

— Вы лаете не на то дерево, — тут же отозвался медэксперт. — Кожа миссис Хэттер была в полном порядке, как и ее внутренние органы, за исключением сердца.

— Значит, вы не обнаружили никаких признаков внутренних заболеваний? — медленно осведомился Лейн, как будто ответ Шиллинга пробудил в нем забытую струну.

Доктор Шиллинг выглядел озадаченным.

— Вскрытие не обнаружило никаких патологических состояний. Что конкретно вы имеете в виду?

Лейн внимательно смотрел на него. Медэксперт задумчиво прищурился:

— Понятно. Нет, мистер Лейн, поверхностное обследование ничего не показало. Но я и не искал ничего подобного. Интересно…

Мистер Друри Лейн пожал руки обоим врачам и вышел из прозекторской. Доктор Шиллинг посмотрел ему вслед, потом пожал плечами и сказал токсикологу:

— Странный тип, верно, Инголлс?

Сцена 6 Кабинет доктора Мерриэма

Четверг, 9 июня, 11.45

Через двадцать минут автомобиль подъехал к старому трехэтажному дому на Одиннадцатой улице между Пятой и Шестой авеню в тихом аристократическом районе в нескольких кварталах от Таймс-сквер. Мистер Друри Лейн вышел из машины и посмотрел на аккуратную черно-белую табличку в окне первого этажа:

Поднявшись на крыльцо, он позвонил в дверь, которую открыла горничная-негритянка в униформе.

— Я бы хотел видеть доктора Мерриэма.

— Сюда, сэр. — Горничная проводила его в приемную, где ожидала дюжина пациентов. Лейн занял стул у окна, терпеливо ожидая своей очереди.

Спустя час к нему подошла медсестра:

— Вам не назначен прием, не так ли?

Лейн достал футляр с карточками.

— Нет. Но думаю, доктор Мерриэм меня примет.

Он протянул сестре одну из своих личных карточек, и ее глаза расширились. Она быстро скрылась за раздвижными дверями и вскоре вернулась вместе со старым доктором Мерриэмом, облаченным в сверкающий белизной халат.

— Почему вы не сообщили о вашем приходе раньше, мистер Лейн? — воскликнул врач. — Сестра сказала, что вы сидите здесь уже час. Входите.

Лейн последовал за доктором Мерриэмом в просторный старомодный кабинет, за которым находилась смотровая.

— Садитесь, мистер Лейн. Что привело вас сюда? Вы неважно себя чувствуете?

— Это не личный визит, доктор, — усмехнулся актер. — Мое здоровье, как всегда, в полном порядке. Единственный признак старческого слабоумия — привычка хвастаться моими успехами в плавании.

— Можете идти, мисс Фултон, — сказал доктор Мерриэм.

Сестра вышла, закрыв за собой раздвижные двери.

— Итак, мистер Лейн? — Несмотря на дружелюбный тон, врач умело давал понять, что ему дорога каждая минута.

Лейн стиснул руками набалдашник трости.

— Доктор Мерриэм, вы когда-нибудь прописывали кому-нибудь из семьи Хэттер или связанных с этой семьей препарат ванили?

— Хм! — Врач откинулся на спинку вращающегося кресла. — Все еще идете по следу ванильного запаха? Нет, не прописывал.

— Вы уверены, доктор? Возможно, вы не помните. Например, в случае истерии или нервного возбуждения?

— Нет! — Пальцы доктора Мерриэма рисовали узоры на лежащем перед ним блокноте.

— Тогда, полагаю, вы ответите на следующий вопрос. Кто из Хэттеров получал от вас, вероятно в течение последних месяцев, рецепт на лекарство от заболеваний кожи, содержащее в качестве ингредиента «Перуанский бальзам»?

Мерриэм конвульсивно вздрогнул, его лицо покраснело.

— Это абсолютно невоз… — Он оборвал себя на полуслове, встал и сердито добавил: — Я отказываюсь отвечать на вопросы, касающиеся моих пациентов, мистер Лейн!

— Но вы уже ответили, доктор, — мягко произнес Лейн. — Очевидно, это был Йорк Хэттер?

Старый врач стоял неподвижно, уставясь на блокнот.

— Да, — наконец ответил он. — Это был Йорк. Около девяти месяцев назад он пришел ко мне с жалобой на сыпь на запястьях. Ничего серьезного, но он казался очень обеспокоенным. Я прописал ему мазь, содержащую «Перуанский бальзам». По какой-то причине Йорк настаивал на том, чтобы я никому об этом не рассказывал, даже его семье. «Перуанский бальзам»… Мне следовало подумать о нем.

— Да, — сухо сказал Лейн. — Если бы вы это сделали, мы были бы избавлены от многих хлопот. Йорк Хэттер не приходил к вам снова?

— Из-за сыпи — нет. Он консультировался со мной… по другим поводам. Однажды я спросил его о коже. Йорк ответил, что сыпь периодически возобновляется и тогда он пользуется прописанной мною мазью. Думаю, он сам составлял рецепты — у него была степень фармацевта — и сам перевязывал руки.

— Вот как?

Доктор Мерриэм выглядел раздосадованным.

— Ну, Йорк говорил, что однажды его невестка Марта вошла, когда он накладывал мазь, и ему пришлось рассказать ей о неприятностях с руками. После этого она иногда помогала ему делать перевязки.

— Интересно, — пробормотал Лейн. — Значит, в отношениях между Хэттером и Мартой не было никаких проблем?

— Очевидно. По его словам, только ей во всем доме он мог спокойно доверить свой секрет.

— Хм… В каком-то смысле Йорк Хэттер и Марта были единственными посторонними, проживающими тогда в доме. — Сделав паузу, Лейн осведомился: — Какова была причина кожного заболевания Хэттера, доктор?

— Состояние крови. — Врач быстро моргнул. — Право же, мистер Лейн…

— Вы не согласились бы дать мне копию первоначального рецепта?

— Конечно да, — с явным облегчением отозвался Мерриэм. Достав рецептурный бланк, он начал писать на нем толстой ручкой, такой же старомодной, как весь его кабинет. Когда он закончил, Лейн взял рецепт и прочитал его.

— Надеюсь, здесь нет ничего ядовитого?

— Разумеется!

— Всего лишь вопрос на всякий случай, доктор, — успокоил его Лейн, пряча рецепт в бумажник. — А теперь, если вы позволите мне взглянуть на медицинскую карту Йорка Хэттера…

— Что?! — Доктор Мерриэм снова заморгал и побагровел. — На медицинскую карту? Это возмутительно! Просить меня раскрыть интимные подробности, касающиеся моего пациента… В жизни не слышал ничего подобного!

— Доктор Мерриэм, давайте постараемся понять друг друга. Я высоко ценю вашу позицию. Но вам известно, что я присутствую здесь как полномочный представитель закона и моя единственная цель — разоблачить убийцу.

— Да, но я не могу…

— А если произойдут новые убийства? В ваших силах помочь полиции, возможно, вы располагаете неизвестными нам важными фактами.

— Я не могу этого сделать, — пробормотал врач. — Это противоречит медицинской этике.

— К черту медицинскую этику! — Улыбка сбежала с лица Лейна. — Сказать вам подлинную причину? Думаете, я не только глух, но и слеп?

В глазах старика мелькнула тревога, которую он попытался скрыть, опустив испещренные прожилками веки.

— О чем вы… что вы имеете в виду? — запинаясь, спросил он.

— Вы отказываетесь сообщить мне истории болезней Хэттеров, так как боитесь, что я обнаружу патологический скелет в их шкафу.

Веки доктора Мерриэма оставались опушенными. Лейн расслабился и снова улыбнулся, но его улыбка была не торжествующей, а печальной.

— Право, доктор, все совершенно очевидно. Почему Луиза Кэмпион родилась слепой, немой и предрасположенной к глухоте?

Врач побледнел.

— Почему Барбара Хэттер гениальна? Почему Конрад Хэттер подвержен маниакальным приступам гнева, почему он пьет и распутничает? Почему внешне очаровательная Джилл Хэттер по натуре злобная гарпия?..

— Ради бога, остановитесь! — воскликнул доктор Мерриэм. — Я так давно знаю их — видел, как они растут, боролся за их право жить, как достойные человеческие существа…

— Понимаю, доктор, — кивнул Лейн. — Вы прославляете спартанские добродетели вашей профессии. В то же время человечность диктует героические меры. Как говорит Клавдий, «сильную болезнь врачуют сильнодействующим средством»[116].

Доктор Мерриэм съежился в кресле.

— Я понимаю, — продолжал Лейн, — почему они полубезумны, эксцентричны, почему бедняга Йорк Хэттер покончил с собой. Конечно, корнем всех бед была Эмили Хэттер. Не сомневаюсь, что она явилась причиной смерти своего первого мужа, Томаса Кэмпиона, заразив его, прежде чем он осознал опасность; разумеется, далее она заразила и второго мужа, Йорка Хэттера, и передала зловредный микроб детям и внукам… Сейчас мы должны посмотреть фактам в глаза, доктор, и временно забыть об этических соображениях. При вскрытии миссис Хэттер доктор Шиллинг не обнаружил никаких следов заболевания, поэтому я полагаю, что вы добились положительных результатов?

— Когда было уже слишком поздно, чтобы спасти остальных. — Мерриэм со вздохом поднялся и подошел к шкафу в углу кабинета. Отперев его, он достал несколько медицинских карт, молча передал их Лейну и снова сел, бледный и потрясенный, не издавая ни звука, покуда Лейн изучал записи.

Они были весьма обширными, но обладали сходными чертами. Читая, Лейн время от времени кивал, а его гладкое моложавое лицо становилось все более печальным. История болезни миссис Хэттер прослеживала ее состояние за последние тридцать лет — с того времени, когда доктор Мерриэм приступил к лечению, а Луиза Кэмпион, Барбара и Конрад Хэттер уже родились, — и вплоть до смерти. Впечатление было угнетающим — Лейн, нахмурившись, отложил карту и перешел к истории болезни Йорка Хэттера. Здесь сведения были менее подробными, и, пробежав их глазами, Лейн сосредоточился на последней записи, датированной месяцем, предшествующим дате исчезновения Хэттера в прошлом году:

«Возраст — 67 лет. Вес — 155 фунтов (нормальный). Рост — 5 футов 5 дюймов. Кровяное давление — 190. Состояние сердца — плохое. Кожа — чистая. Реакция Вассермана — положительная».

Последняя запись в карте Луизы Кэмпион, которую Лейн изучил следом, датировалась 14 мая текущего года:

«Возраст — 40 лет. Вес — 148 фунтов (избыточный). Рост — 5 футов 4 дюйма. Глаза, уши, гортань — безнадежно? Прогрессирующий невроз. Реакция Вассермана — отрицательная. Следить за сердцем! Диета № 114».

Последний визит Конрада Хэттера к доктору Мерриэму состоялся, согласно его медкарте, 18 апреля прошлого года:

«Возраст — 31 год. Вес — 175 фунтов (избыточный). Рост — 5 футов 10 дюймов. Общее состояние — неудовлетворительное, хуже, чем во время предыдущего визита. Плохая печень. Ярко выраженный алкоголизм. Реакция Вассермана — отрицательная. Предписан спокойный образ жизни, хотя это бесполезно».

Барбара Хэттер, судя по последней записи в карте, посетила доктора Мерриэма в начале прошлого декабря:

«Возраст — 36 лет. Вес — 127 фунтов (недостаточный). Рост — 5 футов 7 дюймов. Прогрессирующая анемия. Общее состояние — удовлетворительное. Реакция Вассермана — отрицательная. Брак должен помочь».

Джилл Хэттер, 24 февраля текущего года:

«Возраст — 25 лет. Вес — 135 фунтов (слегка недостаточный). Рост — 5 футов 5,5 дюйма. Состояние — истощенное. Попробовать тонизирующее. Начинающаяся тахикардия? Слабый алкоголизм. Абсцесс правого нижнего зуба мудрости. Реакция Вассермана — отрицательная».

Джеки Хэттер, 1 мая текущего года:

«Возраст — 13 лет. Вес — 80 фунтов. Рост — 4 фута 8 дюймов. Замедленное половое созревание. Аномальная психика. Реакция Вассермана — отрицательная».

Билли Хэттер, 1 мая текущего года:

«Возраст — 4 года. Вес — 32 фунта. Рост — 2 фута 10 дюймов. Сердце и легкие в отличном состоянии. Выглядит крепким и нормальным во всех отношениях. Продолжать наблюдение».

— Весьма печально, — заметил Друри Лейн, возвращая карты доктору Мерриэму. — Вижу, у вас нет медицинской карты Марты Хэттер.

— Нет, — подтвердил Мерриэм. — Она наблюдалась у другого врача и никогда не обращалась ко мне, хотя приводила детей для периодического обследования.

— Значит, она знает?..

— Да. Неудивительно, что она ненавидит и презирает своего мужа. — Очевидно, разговор стал для Мерриэма невыносимым — он поднялся, решительно выпятив подбородок и вынудив Лейна тоже встать и взять шляпу.

— У вас имеется какая-нибудь теория, касающаяся попыток отравления Луизы Кэмпион и убийства миссис Хэттер, доктор?

— Меня бы не удивило, если бы вы обнаружили, что убийца и отравитель — кто-то из семейства Хэттер.

Мерриэм подошел к двери.

— Возможно, вам удастся поймать, судить и приговорить виновного, мистер Лейн. Но я скажу вам вот что. — Они посмотрели друг другу в глаза. — Ни один ученый или просто здравомыслящий человек не сочтет любого из Хэттеров морально ответственным за преступление. Их мозг травмирован ужасной наследственностью. И все они плохо кончат.

— Искренне надеюсь, что нет, — сказал Друри Лейн и откланялся.

Сцена 7 Дом Хэттеров

Четверг, 9 июня, 15.00

Следующие два часа Лейн провел в одиночестве. Он был зол на самого себя. Почему он принимает это дело так близко к сердцу? В конце концов, его долг — если таковой вообще имеется — служить закону. Но может быть, справедливость требует от него большего?..

Лейн продолжал распекать себя, пока Дромио вез его в клуб «Фрайарс». Совесть не давала ему покоя. Даже сидя за ленчем в излюбленном уголке клуба и машинально отвечая на приветствия друзей, знакомых и коллег по театру, он никак не мог обрести душевного равновесия. Во время еды лицо Лейна вытягивалось все сильнее. Баранина по-английски сегодня казалась невкусной. После ленча, словно мотылек, притягиваемый огнем, Друри Лейн велел Дромио отвезти его в дом Хэттеров.

В доме было спокойно, за что актер вознес молчаливую благодарность. Когда он прошел через прихожую в холл, то наткнулся на туповатую физиономию Джорджа Арбакла.

— Инспектор Тамм здесь?

— Наверху, в комнате мистера Перри.

— Попросите его зайти в лабораторию.

Лейн задумчиво поднялся по лестнице. Дверь лаборатории была открыта, детектив Мошер развалился на скамье у окна.

В дверях появился расплющенный нос инспектора. Мошер тут же вскочил, но Тамм отмахнулся от него, с беспокойством наблюдая за Лейном, который рылся в шкафу с документами. Вскоре он выпрямился, держа в руке картотеку содержащихся в лаборатории химикалий.

— Одну минуту, инспектор.

Лейн сел на обгоревший вращающийся стул у письменного стола-бюро и начал изучать картотеку, быстро переходя от одной карточки к другой. Дойдя до тридцатой карточки, он издал негромкий возглас. Тамм заглянул ему через плечо. На карточке стоял номер 30, а под ним виднелась надпись «Агар-агар»[117]. Однако надпись была зачеркнута чернилами, а ниже ее было написано: «Перуанский бальзам».

— Что, черт возьми, это значит? — осведомился Тамм.

— Терпение, инспектор.

Лейн встал и направился в угол комнаты, куда вымели после взрыва стеклянные осколки. Он начал рыться в них, обследуя наименее пострадавшие бутылки и банки. Не добившись успеха, актер подошел к обгорелым полкам и устремил взгляд на среднюю секцию верхней из них. Там не осталось ни одной бутылки и банки. Кивнув, он вернулся к куче осколков, отобрал несколько целых бутылок и банок и аккуратно поставил их в центре средней верхней секции.

— Отлично, — сказал Лейн, отряхивая руки от пыли. — А теперь, инспектор, могу я послать Мошера с поручением?

— Конечно.

— Мошер, приведите Марту Хэттер.

Детектив поднялся и вышел из лаборатории.

Вскоре он вернулся вместе с Мартой, закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной в позе судебного пристава.

Марта Хаттер стояла перед Таммом и Лейном, неуверенно изучая их лица. Она выглядела еще более жалкой, чем обычно: под глазами темнели пурпурные тени, нос был сморщен, губы сжаты, лицо бледно и одутловато.

— Пожалуйста, садитесь, миссис Хэттер, — вежливо сказал Лейн. — Нам нужна небольшая информация… Насколько я понимаю, ваш свекор страдал кожным заболеванием?

Марта вздрогнула и опустилась на вращающийся стул.

— Да, это правда. Откуда вы знаете? Я думала, никто…

— Вы думали, что об этом не знал никто, кроме вас, Йорка Хэттера и доктора Мерриэма. Вы помогали мистеру Хэттеру накладывать мазь и перевязывать руки?

— Какого черта… — начал Тамм.

— Прошу прощения, инспектор… Ну, миссис Хэттер?

— Да. Иногда он просил меня помочь ему.

— Как называлась мазь?

— Право, не помню.

— Вы знаете, где мистер Хэттер хранил ее?

— Да. В одной из банок…

Поднявшись, Марта подошла к полкам, остановилась перед средней секцией, встала на цыпочки и сняла одну из банок, которые Лейн поставил на верхнюю полку. Актер заметил, что она выбрала банку в самом центре секции.

Марта протянула ему банку, но он покачал головой.

— Пожалуйста, отвинтите крышку и понюхайте содержимое, миссис Хэттер.

Она повиновалась и тут же воскликнула:

— Это не та мазь! Она выглядела как мед и пахла… — Оборвав фразу, Марта закусила губу. На ее лице появилось выражение ужаса. Она уронила банку, которая покатилась по полу.

— Ну? — резко осведомился Тамм. — Как же пахла мазь?

Женщина покачала головой, как механическая кукла:

— Я… не помню.

— Как ваниль, миссис Хэттер? — мягко произнес Лейн.

Марта испуганно попятилась, не сводя глаз с актера. Вздохнув, он похлопал ее по руке, подал знак Мошеру отойти и распахнул дверь. Она вышла медленным шагом, словно сомнамбула.

— Значит, ванилью пахла мазь для лечения кожи! — воскликнул Тамм. — Вот это удача!

Друри Лейн подошел к камину и повернулся спиной к решетке.

— Да, — задумчиво промолвил он. — Похоже, мы наконец обнаружили источник запаха, о котором упоминала мисс Кэмпион, инспектор.

Тамм возбужденно ходил взад-вперед, обращаясь скорее к самому себе, чем к Лейну:

— Отлично! Если подумать, то эта история с Перри… Ваниль и мазь… Что скажете, мистер Лейн?

— Скажу, что вы зря арестовали мистера Перри, инспектор, — улыбнулся актер.

— Я и сам начинаю так думать. — Тамм хитро прищурился. — И похоже, начинаю видеть белый свет.

— Что вы имеете в виду? — резко спросил Лейн.

— Ну нет, — усмехнулся инспектор. — Вы сделали свою подачу, мистер Лейн, а теперь моя очередь. Пока я не стану ничего рассказывать, но впервые в этом чертовом деле у меня появилась возможность…

Лейн внимательно смотрел на него.

— Вы сформулировали теорию?

— В каком-то смысле. Меня осенило вдохновение.

Тамм подошел к двери.

— Мошер, вы и Пинк отвечаете за это помещение, понятно? — Он бросил взгляд на заколоченные окна. — Не покидайте его ни на секунду!

— О'кей, инспектор.

— Если оплошаете, отберу у вас значок. Вы идете со мной, мистер Лейн?

— Не знаю, куда вы собираетесь, инспектор, но думаю, что нет… Между прочим, пока вы не ушли, посмотрите, нет ли рулетки?

Тамм остановился у двери.

— Рулетки? Зачем она вам понадобилась? — Достав из жилетного кармана складную линейку, он протянул ее Лейну.

Актер с улыбкой взял линейку, снова подошел к полкам и измерил расстояние между нижним краем верхней полки и верхним краем полки, находящейся под ней.

— Хм… Шесть дюймов… А толщина полки — дюйм… Отлично! — Погладив подбородок, он с видом мрачного удовлетворения сложил линейку и вернул ее Тамму.

— Вчера вы говорили о двух нитях, — напомнил инспектор. — Первой был запах ванили, а это — вторая?

— Что? О, вы имеете в виду измерение? Едва ли. — Лейн рассеянно покачал головой. — Я все еще разматываю первую нить.

Поколебавшись, Тамм решил не настаивать и удалился.

Выйдя из лаборатории следом за ним, Лейн заглянул в соседнюю спальню мисс Смит. Она была пуста. Пройдя дальше по коридору, он остановился у двери в юго-восточном углу и постучал. Никто не отозвался. Актер спустился по лестнице, никого не встретив, и вышел через заднюю дверь в сад. Несмотря на холодный воздух, мисс Смит сидела, читая книгу, под большим зонтом рядом с Луизой Кэмпион, которая дремала в шезлонге. Рядом на траве присели на корточки Джеки и Билли, сосредоточенно наблюдая за муравейником.

— Мисс Смит, — сказал Лейн, — не знаете, где я мог бы найти мисс Барбару Хэттер?

— О! — Сиделка уронила книгу. — Простите, вы меня напугали. Думаю, мисс Хэттер ушла с разрешения инспектора, но я не знаю, куда и когда она вернется.

— Понятно. — Почувствовав, что его дергают за штанину, Лейн посмотрел вниз.

Маленький Билли тянул вверх розовое личико, громко требуя:

— Дай конфетку, дай конфетку!

— Привет, Билли, — поздоровался Лейн.

— Бэбс пошла в тюрьму навестить мистера Перри! — крикнул тринадцатилетний Джеки, потянув к себе ротанговую трость актера.

— Вполне возможно, — фыркнула мисс Смит.

Осторожно освободив штанину и трость, Лейн, пребывавший в неподходящем настроении для игр, направился по аллее вокруг дома к Уэйверли-Плейс. У обочины, где стояла его машина, и ждал Дромио, он огляделся вокруг и сел в автомобиль.

Сцена 8 Кабинет Барбары

Пятница, 10 июня, 11.00

Чреватое грозой спокойствие сохранялось в жилище Безумных Хэттеров и следующим утром, когда мистер Друри Лейн вернулся туда. Инспектора в доме не было — по словам Арбаклов, он не появлялся там после вчерашнего ухода во второй половине дня.

— Мисс Барбара дома, — мрачно ответила миссис Арбакл на вопрос Лейна. — Она позавтракала в своей комнате и еще не спускалась, хотя уже одиннадцать.

— Пожалуйста, спросите, могу ли я повидать ее.

Миссис Арбакл выразительно подняла брови, но послушно заковыляла вверх по лестнице.

— Мисс Барбара говорит, чтобы вы поднимались, — сообщила она, вернувшись.

Лейн застал поэтессу в комнате, куда тщетно стучал вчера. Она курила сигарету в длинном жадеитовом мундштуке, положив ноги на подоконник.

— Входите и, пожалуйста, простите мое déshabillé[118].

— Оно очаровательно.

Барбара была одета в шелковый оранжевый халат, ее золотистые волосы опускались на плечи.

— Не обращайте внимания на беспорядок, мистер Лейн, — улыбнулась она. — Я весьма неряшливая особа и еще не успела прибраться. Возможно, нам лучше перейти в мой кабинет.

Она направилась сквозь полураздвинутые портьеры в крошечную смежную комнатушку, где находились письменный стол, стул, книжные полки и пишущая машинка.

— Я все утро писала, — объяснила Барбара. — Садитесь на стул, мистер Лейн. Я присяду на стол.

— Благодарю вас. Очаровательный кабинет, мисс Хэттер, и именно такой, каким я его представлял.

— Правда? — Она засмеялась. — Люди говорят ужасные вещи об этом доме и обо мне. Что в моей спальне якобы зеркальные стены, пол и потолок, что я каждую неделю меняю любовников, что я вовсе бесполая, что я выпиваю три кварты черного кофе и галлон джина в день… В действительности, как могут видеть ваши проницательные глаза, мистер Лейн, я весьма заурядная личность. Поэтесса, лишенная пороков, несмотря на слухи.

Лейн вздохнул:

— Мисс Хэттер, я пришел, чтобы задать вам очень странный вопрос.

— В самом деле? — Спокойствие и безмятежность исчезли. — Какой именно, мистер Лейн? — Барбара подобрала остро заточенный карандаш и начала рисовать бессмысленные узоры на столе.

— При нашей первой встрече во время вашей беседы с инспектором Таммом, окружным прокурором Бруно и мной вы упомянули кое-что, что по непонятной причине застряло у меня в голове. Я уже давно намеревался расспросить вас об этом подробнее, мисс Хэттер.

— Да?

Лейн посмотрел ей в глаза:

— Ваш отец некогда писал детективную историю?

Барбара изумленно уставилась на него — сигарета едва не выпала у нее изо рта. Лейн сразу увидел, что ее изумление искреннее, словно она с испугом ожидала совсем другого вопроса.

— Просто удивительно, мистер Лейн! Вы совсем как добрый старый Шерлок в книгах, которыми я зачитывалась в детстве… Да, папа писал детектив. Но как вы узнали?

Друри Лейн снова вздохнул.

— Значит, я был прав, — медленно произнес он. Его глаза наполнились печалью, которую актер постарался скрыть, отведя взгляд. — Тогда вы говорили, что ваш отец пробовал силы в беллетристике. Что касается моего вопроса, определенные факты указывали на эту крайне существенную возможность.

Барбара погасила сигарету.

— Боюсь, я не вполне понимаю. Но я верю вам, мистер Лейн… В начале прошлой осени папа спросил у меня, не могу ли я порекомендовать хорошего литературного агента. Я предложила своего собственного и спросила, неужели он что-то пишет?

Она сделала паузу.

— Пожалуйста, продолжайте.

— Сначала папа смущался, но я настаивала, и наконец, когда я обещала хранить это в тайне, он признался, что задумал детективный роман.

— Задумал? — быстро переспросил Лейн.

— Так он сказал. Папа только набрасывал свои идеи. Ему казалось, что получается неплохо, и он хотел проконсультироваться с кем-нибудь сведущим в этой области, есть ли шансы опубликовать книгу, когда она будет закончена.

— Понятно. А он сказал что-нибудь еще, мисс Хэттер?

— Нет. Меня это не слишком заинтересовало, мистер Лейн, и теперь я этого стыжусь. — Барбара посмотрела на свой карандаш. — Хотя меня позабавил внезапный творческий порыв отца, который всегда проявлял сугубо научные склонности. Больше я об этом не слышала.

— А вы упоминали кому-нибудь о разговоре с отцом?

Она покачала головой:

— Я даже не вспоминала об этом, пока вы не задали мне вопрос.

— Ваш отец просил никому ничего не рассказывать, но, может быть, он сам сообщил об этом вашей матери или кому-то еще?

— Уверена, что нет. В противном случае я бы знала. — Барбара вздохнула. — Джилл и Конрад стали бы насмехаться над папой в общих разговорах, а маме он, безусловно, ничего не рассказывал.

— Почему вы так уверены?

Барбара сжала кулак и посмотрела на него в упор.

— Потому что папа и мама уже много лет почти не разговаривали друг с другом, мистер Лейн, — тихо отозвалась она.

— Понимаю. Прошу прощения… Вы когда-нибудь видели рукопись?

— Нет. Я не верю, что рукопись существовала — всего лишь набросок плана, как я говорила.

— А у вас есть предположения, где он мог его хранить?

Барбара беспомощно пожала плечами:

— Никаких — разве только в своей парацельсовской[119] лаборатории.

— А в чем состояла сама идея?

— Не знаю. Папа мне не рассказывал.

— Мистер Хэттер консультировался с вашим агентом?

— Уверена, что нет.

— Почему вы так думаете?

— Я спрашивала своего агента, обращался ли к нему папа, и он ответил, что нет.

Лейн поднялся.

— Вы мне очень помогли, мисс Хэттер. Благодарю вас.

Сцена 9 Лаборатория

Пятница, 10 июня, 15.30

Спустя несколько часов, когда в доме было пусто, мистер Лейн потихоньку поднялся по лестнице на чердачный этаж, а оттуда к люку и выбрался на скользкую крышу. Детектив в плаще и с зонтиком над головой ежился, прислонясь к трубе. Лейн вежливо приветствовал его и, не обращая внимания на дождь, заглянул в отверстие трубы. Он ничего не увидел, хотя знал, что с фонарем мог бы разглядеть верх перегородки между комнатой смерти и лабораторией. Махнув рукой детективу, он спустился назад через люк.

На втором этаже Лейн задержался и огляделся вокруг. Двери всех спален были закрыты, а коридор пуст. Он быстро повернул дверную ручку и вошел в лабораторию. Детектив Мошер оторвался от газеты.

— Будь я проклят, если это не мистер Лейн! — дружелюбно сказал он. — Рад, что вы пришли. Это самая паршивая работа, какую мне когда-либо поручали.

— Безусловно, — пробормотал Лейн, скользя взглядом по комнате.

— Приятно увидеть человеческое лицо, — доверительно продолжал Мошер. — Здесь тихо, как в могиле.

— В самом деле… Мошер, вы можете кое-что для меня сделать? Вернее, для вашего коллеги на крыше.

— Для Краузе? — озадаченно спросил Мошер.

— Кажется, его так зовут. Пожалуйста, присоединитесь к нему. Похоже, он отчаянно нуждается в компании.

Мошер переминался с ноги на ногу.

— Ну, не знаю, мистер Лейн. Шеф строго-настрого приказал мне не покидать эту комнату.

— Я освобождаю вас от всякой ответственности, Мошер, — нетерпеливо сказал Лейн. — Пожалуйста, поднимитесь на крышу и будьте внимательны. Я не хочу, чтобы мне помешали. Если кто-нибудь попытается выбраться на крышу, гоните его.

— Ладно, мистер Лейн, — с сомнением отозвался Мошер и вышел из лаборатории.

Серо-зеленые глаза Лейна блеснули. Он последовал за Мошером в коридор, подождал, когда тот скроется наверху, потом открыл дверь комнаты смерти и шагнул внутрь. Комната была пуста. Лейн быстро подошел к окнам, выходящим в сад, убедился, что они закрыты и заперты, вернулся к двери, установил защелку, выбежал в коридор, захлопнул дверь и попробовал ее открыть. Дверь была заперта. Тогда он вбежал в лабораторию, запер дверь на задвижку, сбросил пиджак, засучил рукава и принялся за работу.

Сначала его внимание привлек камин. Лейн потрогал полку, просунул голову под каменную арку, потом шагнул назад и огляделся. Письменный стол-бюро с убирающейся крышкой и туалетный стол сильно обгорели. Стальной шкаф с документами он уже осматривал.

Наклонившись, Лейн прошел под внешней стеной камина и выпрямился перед почерневшей кирпичной перегородкой, доходившей ему почти до макушки, хотя актер был ростом в шесть с небольшим футов. Достав из жилетного кармана фонарик, он скользнул лучом по кирпичам, но, очевидно, ничего не обнаружил. Тем не менее Лейн простучал каждый кирпич, но все держались крепко. Убедившись, что по крайней мере со стороны лаборатории в перегородке искать нечего, он снова выпрямился, измерил ее взглядом и определил, что она не является непреодолимой даже для пожилого джентльмена. Положив фонарик на верхушку перегородки, Лейн ухватился за ее край, подтянулся и с удивительным для шестидесятилетнего мужчины проворством перелез на сторону спальни. Его мускулы были эластичными, как у молодого человека. Перебираясь через стену, он ощутил на голове и щеках капли дождя, проникающие сквозь дымоход.

Лейн обследовал противоположную сторону перегородки с тем же результатом. Нахмурившись, он снова подтянулся и сел на перегородку верхом, как на лошадь. Почти сразу же лицо его прояснилось, ибо примерно футом выше перегородки в стене дымохода один из кирпичей слегка торчал вперед, а известка вокруг него осыпалась. Ухватившись за кирпич, Лейн потянул его к себе, но едва не потерял равновесие и не упал на пол, так как кирпич легко выскочил из гнезда. Аккуратно положив его на перегородку, актер посветил фонариком в темное прямоугольное отверстие. В явно расширенном углублении что-то белело.

Пальцы Лейна скользнули внутрь и вытащили пачку желтоватой, покрытой сажей бумаги, сложенной в несколько раз. Сунув ее в карман брюк, актер продолжал исследовать отверстие. В луче фонарика что-то блеснуло. Просунув пальцы поглубже, он извлек маленькую пробирку, плотно закрытую пробкой. Этикетка на пробирке отсутствовала, а внутри находилась беловатая жидкость. В углублении лежала пипетка, но Лейн не стал ее трогать. Не возвращая кирпич на место, он спрыгнул с перегородки на сторону лаборатории, взял сверху пробирку, наклонился и вылез из камина.

Его глаза сверкали холодным зеленым светом. Мрачный и грязный, он сунул пробирку в карман сброшенного пиджака, подошел к одному из обгорелых рабочих столов, достал из кармана брюк пачку бумаги и развернул ее. Она содержала несколько листов тонкой дешевой бумаги, покрытых аккуратным почерком. Лейн начал читать.

Позднее Лейн подчеркивал, что это был знаменательный момент в расследовании дела Хэттеров. Но по выражению его лица во время чтения рукописи казалось, что он скорее подавлен, чем возбужден своим открытием. Иногда Лейн мрачно кивал, как бы подтверждая уже сделанный вывод, а один раз удивленно приподнял брови. Закончив чтение, он какое-то время сидел неподвижно, словно стараясь обмануть время и отодвинуть неумолимо приближающуюся трагедию, но потом нашел карандаш и бумагу и начал быстро писать, тщательно копируя прочитанный текст. Выполнив эту задачу, актер поднялся, спрятал оригинал и копию в карманы брюк, надел пиджак, стряхнул грязь с брюк, открыл дверь лаборатории и выглянул в коридор. Там было по-прежнему пусто.

Лейн молча ожидал, пока не услышал шаги внизу. Подойдя к лестнице, он увидел миссис Арбакл, идущую по направлению к кухне.

— Миссис Арбакл, — негромко окликнул Лейн.

Женщина вздрогнула и посмотрела вверх:

— А, это вы, сэр! Я не знала, что вы еще здесь.

— Не будете ли вы так любезны принести мне из кухни булочку и стакан молока? — вежливо попросил актер.

Экономка угрюмо кивнула и скрылась из вида. Вскоре она вернулась с подносом, на котором находились сдобная булочка и чашка с молоком, поднялась по лестнице и передала Лейну поднос через перила.

— Молока мало. Не удалось набрать даже полную чашку.

— Этого вполне достаточно, благодарю вас. — Лейн взял чашку и начал медленно потягивать молоко. Но как только миссис Арбакл спустилась на первый этаж и исчезла в коридоре, он поспешил в лабораторию, снова закрыв дверь на задвижку.

Теперь Лейн точно знал, чего хочет. Поставив поднос на рабочий стол, он начал шарить на нижней полке, которая, благодаря закрытым дверцам и близости к полу, пострадала меньше. Вскоре Лейн выпрямился с пробиркой и пробкой — точными дубликатами обнаруженных в тайнике дымохода. Вымыв пробирку водой из-под крана, он налил в нее количество молока, соответствующее количеству белой жидкости в пробирке из тайника.

Убедившись, что пробирки выглядят одинаково, Лейн вставил пробку в пробирку с молоком, вылил остатки содержимого чашки в раковину умывальника, пролез в камин, взобрался на перегородку и положил пробирку с молоком в тайник, не трогая пипетку, потом вернул туда оригинал рукописи, сложив его в несколько раз, поставил на место кирпич, спустился с перегородки и вылез из камина, с отвращением отряхивая руки.

Внезапно, словно вспомнив что-то, Лейн отпер дверь лаборатории и перебрался через перегородку камина в спальню. Отперев дверь, он вышел в коридор и вернулся в лабораторию через незапертую дверь.

— Мошер! — окликнул актер, просунув голову в камин. Холодные капли дождя падали на его разгоряченное лицо.

— Да, мистер Лейн? — отозвался детектив.

Лейн посмотрел вверх и увидел его лицо в отверстии трубы.

— Спускайтесь немедленно. Краузе пусть остается на крыше.

— Хорошо! — Лицо исчезло, и вскоре Мошер вошел в лабораторию. Его костюм был мокрым, но он улыбался. — Нашли, что искали?

— Это не важно, Мошер. — Лейн стоял в центре комнаты. — Никто не пытался пробраться на крышу и к трубе?

— Никто, мистер Лейн. — Детектив выпучил глаза, увидев, как правая рука Лейна появилась из-за спины и поднесла ко рту сдобную булочку. Актер начал задумчиво жевать ее, словно в этом доме, напоминающем обиталище семейства Борджиа, не существовало такой вещи, как яд.

Однако левая рука Лейна оставалась в кармане пиджака, сжимая пробирку с белой жидкостью.

Сцена 1 Главное полицейское управление

Пятница, 10 июня, 17.00

Когда в тот сырой и холодный июньский день мистер Друри Лейн вышел из дома Хэттеров, он выглядел постаревшим на десять лет. Если бы инспектор Тамм видел его в тот момент, то непременно поинтересовался бы, почему Лейн, очевидно находясь на грани успеха, кажется куда более расстроенным, чем сталкиваясь с постоянными неудачами. Это было не похоже на него. Актер выглядел сорокалетним только потому, что рано научился владеть собой и справляться с огорчениями. Однако теперь вся его безмятежность исчезла. Сев в машину, он устало велел Дромио ехать в полицейское управление и откинулся на подушки. Всю дорогу до большого серого здания на Сентр-стрит выражение глубокой печали, тяжкой ответственности и трагического осознания чего-то крайне важного не сходило с его лица.

Однако, поднявшись по ступенькам к дверям Главного полицейского управления, он превратился в прежнего Друри Лейна, приятного, вежливого, невозмутимого и уверенного в себе. Дежурный лейтенант узнал актера и послал сержанта проводить его в кабинет инспектора Тамма.

По-видимому, день выдался гнетущим не только для Лейна, ибо он застал инспектора неподвижно сидящим на вращающемся стуле и мрачно уставившимся на потухшую сигару, которую держал в руке. При виде актера на безобразной физиономии Тамма промелькнуло нечто вроде удовольствия. Он вскочил и стиснул руки гостя.

— Чертовски рад вас видеть! Есть новости, мистер Лейн? Здесь хуже, чем в морге.

Лейн кивнул и опустился на стул.

— Новости, безусловно, заинтересуют вас и мистера Бруно.

— Неужели? — воскликнул Тамм. — Только не говорите, что вы узнали… — Он оборвал фразу и с подозрением посмотрел на актера. — Вы ведь не шли по следу Перри, верно?

— По следу Перри? — Лейн нахмурился. — Боюсь, я не вполне понимаю.

— Это уже легче. — Инспектор сунул в рот потухшую сигару и стал задумчиво ее жевать. — На сей раз мы раскопали кое-что существенное. Вы ведь знаете, что вчера я отпустил Перри. Барбара Хэттер подняла шум, наняла знаменитого адвоката и так далее… Но вреда от этого не будет, так как за ним наблюдают.

— По какой причине? Вам все еще кажется, инспектор, что Эдгар Перри связан с этими преступлениями?

— А вы как думаете? Не забывайте, что его настоящая фамилия Кэмпион, что он единокровный брат Луизы и что его отец был первым мужем Эмили Хэттер. Когда я выложил ему все, ему пришлось это подтвердить, но об остальном он молчит как рыба. Однако я копнул глубже, и как вы думаете, что я обнаружил?

— Не имею ни малейшего понятия, — улыбнулся Лейн.

— Что Том Кэмпион, отец Перри и первый муж старой ведьмы, умер от…

Инспектор не договорил. Улыбка исчезла с лица Друри Лейна, а его серо-зеленые глаза блеснули.

— Так вы это знали, — проворчал Тамм.

— Не благодаря расследованию, инспектор. Но в глубине души я был в этом уверен. — Лейн откинулся на спинку стула. — Понимаю вашу точку зрения. Мистер Эдгар Перри-Кэмпион теперь один из главных подозреваемых, не так ли?

— Ну а почему бы и нет? — сердито отозвался Тамм. — Эмили была ответственна за смерть его папаши — правда, косвенно и, очевидно, непреднамеренно. Но она убила его так же, как если бы пырнула ножом. Теперь у нас есть мотив, мистер Лейн.

— Какой именно?

— Вы же светский человек! Когда чей-то отец умирает, зараженный мачехой, я могу понять, если сын хочет отомстить за него, даже если опасному предприятию приходится посвятить всю жизнь.

— Элементарная психология, инспектор, диктует подобный вывод при таких жестоких обстоятельствах. — Лейн задумался. — Понимаю вашу проблему. У Перри имеются мотив, возможность и интеллект, чтобы придумать столь умный план. Но у вас нет доказательств.

— В том-то и дело.

— В то же время, — продолжал Лейн. — я не могу представить себе Эдгара Перри человеком действия. План — куда ни шло. Но мне кажется, что в последний момент он бы проявил слабость и отшатнулся от насилия.

— Для меня это слишком изощрённо, — фыркнул инспектор. — Мы всего лишь копы, мистер Лейн, и не заботимся о том, что человек мог бы сделать. Нас больше беспокоят факты, показывающие, что он уже сделал.

— Должен возразить вам, инспектор, — спокойно сказал Лейн. — Человеческое поведение всего лишь результат человеческой психологии. Вы застали мистера Эдгара Перри-Кэмпиона пытающимся покончить жизнь самоубийством?

— Самоубийством? Конечно нет! Чего ради ему делать такую глупость? Если бы его поймали с поличным…

Лейн покачал головой:

— Нет, инспектор. Если бы Эдгар Перри совершил убийство, он бы сразу покончил с собой. Помните Гамлета? Нерешительный, склонный к переменчивым эмоциям человек, но все же достаточно умный, чтобы составить план. Гамлет колеблется, разрываясь между самоистязанием и самообличением, покуда интрига и насилие кипят вокруг. Но, переходя к действию, он впадает в безумие и быстро убивает себя. — Лейн печально улыбнулся. — Ваш подозреваемый, инспектор, похож на Гамлета, который разыгрывает драму до конца четвертого акта. В пятом акте приходит пора действовать, и картина сразу меняется.

— Ладно, — махнул рукой Тамм. — Что вы думаете обо всем деле?

Лейн внезапно усмехнулся:

— Я думаю, что вы играете втемную, инспектор. Чего ради вы снова заинтересовались Перри? Мне казалось, вы отвергли эту теорию в пользу осенившего вас вдохновения, которым вы не стали со мной делиться.

Тамм выглядел глуповато.

— Я ничего не говорил о вдохновении. Конечно, я навел кое-какие справки, но… — Он внимательно посмотрел на актера. — Вы не ответили на мой вопрос, мистер Лейн.

Теперь пришла очередь Лейна залезть в скорлупу. Улыбка снова исчезла, а лицо приняло усталое выражение.

— Сказать по правде, инспектор, я не знаю, что и думать.

— Вы имеете в виду, что оказались в тупике?

— Я имею в виду, что сейчас не время принимать отчаянные меры.

— А-а… Ну, мы вполне доверяем вам, мистер Лейн. В прошлом году, в деле Лонгстрита, вы доказали вашу способность раскрывать тайны. — Тамм почесал подбородок и добавил не без смущения: — В некотором отношении мы с Бруно полагаемся на вас.

Лейн поднялся со стула и начал мерить шагами комнату.

— Пожалуйста, не полагайтесь на меня ни в каком отношении. — Он выглядел таким расстроенным, что челюсть инспектора отвисла. — Продолжайте, как будто я вовсе не участвовал в этом деле. Работайте над собственными теориями…

Лицо Тамма помрачнело.

— Ну, если вы так настроены…

— Ваше вчерашнее вдохновение не дало результатов?

Во взгляде Тамма продолжало светиться подозрение.

— Я повидал Мерриэма…

— Отлично! — быстро сказал Лейн. — И он сообщил вам…

— Только то, что я уже слышал от вас, — нехотя отозвался Тамм. — Насчет мази с запахом ванили, которой Йорк Хэттер лечил руки. Значит, вы тоже говорили с доком?

— Да, конечно. — Лейн внезапно сел и прикрыл глаза рукой.

Тамм озадаченно посмотрел на него, потом пожал плечами.

— Вы сказали, — заговорил он с показным дружелюбием, — что у вас есть новости для Бруно и меня. Какие?

Лейн поднял голову:

— Я собираюсь сообщить вам очень важную информацию, инспектор. Прошу только обещать не спрашивать у меня, где я ее раздобыл.

— Выкладывайте, — буркнул Тамм.

Лейн заговорил, тщательно подбирая каждое слово:

— Прежде чем Йорк Хэттер исчез, он составлял план романа.

— Романа? — Тамм уставился на него. — Какого?

— Детективного романа, инспектор, который он надеялся когда-нибудь написать и опубликовать.

Некоторое время Тамм смотрел на Лейна как загипнотизированный — на его нижней губе с трудом балансировала сигара, а на правом виске пульсировала жилка. Потом он вскочил со стула, словно его катапультировали.

— Детективный роман! — Сигара упала на пол. — Черт побери, вот это новость!

— Да, — кивнул Лейн. — План истории об убийстве и расследовании… Но это не все.

Тамм с трудом оторвал от Лейна остекленевший взгляд и тряхнул головой, пытаясь сосредоточиться.

— Не все?

— Место действия и персонажи задуманного Йорком Хэттером романа реальны.

— В каком смысле?

— Он заимствовал их непосредственно из собственной семьи.

Массивное тело инспектора дернулось, как от удара током.

— Быть не может! — хрипло произнес он. — Это была бы слишком большая удача…

— Неудивительно, что вас заинтересовало столь примечательное обстоятельство, инспектор. Человек создает сюжет, в котором фигурируют отравление и убийство. Потом события начинают происходить в реальности, в его собственном доме, в точности совпадая с вымышленным сюжетом романа!

Тамм присвистнул.

— Вы хотите сказать, что все происшедшее в доме Хэттеров — две попытки отравить Луизу, убийство миссис Хэттер, пожар и взрыв — сочинено Хэттером и записано на бумаге как сюжет предполагаемого романа? Невероятно! Никогда не слышал ни о чем подобном!

— Тем не менее это так, инспектор. — Лейн поднялся, сжимая набалдашник трости. В его глазах светилось безнадежное отчаяние. Тамм бродил по комнате, как дикий зверь, бормоча себе под нос; его мозг бешено функционировал… Подойдя к двери, Лейн остановился. В его движениях отсутствовала обычная четкая координация, всегда прямая спина горбилась, плечи поникли.

Инспектор также остановился.

— Погодите минутку! Вы просили меня не задавать вопросов. Полагаю, если вы что-то утаиваете, на то есть причины, и я не стану допытываться. Но скажите только одно. В каждой детективной истории есть преступник. Кого Йорк Хэттер сделал преступником в своем романе, если он использовал в качестве персонажей собственное семейство? Кто бы ни был преступником в задуманном сюжете, он наверняка не может оказаться им в реальной жизни — это слишком опасно.

Лейн задумался, держась за ручку двери.

— Да, — сказал он наконец. — Вы, безусловно, имеете право это знать… Преступником в романе Йорка Хэттера был сам Йорк Хэттер.

Сцена 2 «Гамлет»

Пятница, 10 июня, 21.00

Даже пребывание в «Гамлете», обычно самом безмятежном и умиротворяющем душу убежище, тем вечером не спасало положения. Дождь не желал прекращаться, а холод проникал сквозь одежду, вызывая гусиную кожу. Возвышающийся над Гудзоном на вершинах скал замок выглядел в серых складках тумана и под клубящимися наверху тучами подобно призрачным руинам, нарисованным пером Эдгара По.

Старый Куоси развел поистине титанический огонь в огромном камине личных апартаментов Лейна. В помещении стало тепло, и актер после простого обеда растянулся на меховом коврике перед камином и закрыл глаза. Пламя щекотало веки. Древний горбун ковылял по комнате, испуганно наблюдая за хозяином. Не выдержав, он подошел к коврику и притронулся к руке Лейна. Серо-зеленые глаза тотчас же открылись.

— Что-нибудь не так, мистер Друри? Вам нехорошо?

— Со мной все в порядке.

Куоси отошел в угол и опустился на стул, не сводя глаз с неподвижной фигуры, распростертой перед камином. Спустя час, в девять вечера, фигура шевельнулась и поднялась.

— Куоси.

— Да, мистер Друри? — Старик тут же вскочил, словно пес, которого окликнул хозяин.

— Я иду в кабинет и не хочу, чтобы меня беспокоили. Понятно?

— Да, мистер Друри.

— Если Фриц Хофф или Кропоткин будут искать меня, чтобы поговорить о пьесе, скажи, что я лег спать. Увижусь с ними утром.

— Хорошо, мистер Друри.

Лейн легонько подтолкнул старика к двери. Куоси нехотя удалился. Актер запер за ним и направился в смежную комнату — кабинет. Подойдя к письменному столу резного орехового дерева, он включил настольную лампу, выдвинул ящик и достал пачку бумаг — скопированный текст рукописи Хэттера, обнаруженной им в дымоходе. Опустившись в кожаное кресло у стола, Лейн разложил листы перед собой и начал читать. В тишине и полумраке слова, казалось, обретали новое значение…

«ПЛАН ДЕТЕКТИВНОГО РОМАНА

Название (предположительное): «Тайна ванильного убийства».

Автор: использовать псевдоним. Мисс Терри? Х. Йорк? Луис Пастор?[121]

Место действия: Нью-Йорк. Грамерси-парк? Дом, похожий на мой.

Время: настоящее.

Прием: писать от первого лица. Преступник — я сам.

Действующие лица

Йорк (Игрек) — преступник, муж жертвы.

Эмили — жертва, старуха, тиран. (Как в действительности.)

Луиза — глухая, немая и слепая дочь. (Не падчерица Игрека — это подкрепит мотив.)

Конрад — женатый сын.

Марта — его жена. (Детей нет — они не необходимы.)

Барбара — старшая дочь Игрека и Эмили. Сохранить как писательницу. Психологическая подозреваемая?

Джилл — младшая дочь Игрека и Эмили.

Триветт — одноногий сосед, влюблен в Луизу. (Притянуто за уши?)

Гормли — деловой партнер сына.

Второстепенные персонажи

Сиделка Луизы, кухарка, шофер, служанка, семейный врач, семейный адвокат, ухажер Джилл?

Примечание!!! Придумать вымышленные имена для всех вышеупомянутых!!!

ПЕРВОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ

Попытка отравления Луизы. Факт: по установившейся традиции кухарка готовит для Луизы стакан эгнога и оставляет его на столе в столовой ежедневно в 14.30.

Подробности. В определенный день Игрек (преступник) ждет, пока кухарка не поставит эгног на стол, затем, когда никто не видит, проскальзывает в столовую, добавляет в стакан с эгногом стрихнин и возвращается в соседнюю библиотеку.

Игрек взял три таблетки стрихнина из бутылки № 9 на полке в его химической лаборатории. Никто об этом не знает.

Игрек ждет в библиотеке, пока Луиза не придет выпить эгног.

Когда Луиза направляется в столовую. Игрек выходит из библиотеки. Прежде чем Луиза успевает выпить отравленный эгног, Игрек входит в столовую, забирает у нее стакан, говорит, что с напитком что-то не так, и делает глоток.

Ему сразу же становится плохо. (Игрек устраивает так, что остальные находятся поблизости и в дальнейшем будут выступать в качестве подозреваемых).

Примечание. Это заставляет всех думать, что Луизу пытается отравить не Игрек, а кто-то другой, так как отравитель не стал бы глотать собственноручно добавленный яд. Происшествие спасает Луизу от настоящего отравления — очень важно для сюжета!

ВТОРОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ

Вторая «попытка» отравить Луизу, во время которой убита старая Эмили, жена Игрека. Это происходит спустя семь недель после первой попытки.

Подробности. Около четырех часов ночи, когда все спят, а Луиза и Эмили находятся в своей спальне (мать и дочь спят в одной комнате на параллельно поставленных кроватях), Игрек совершает второе преступление.

На сей раз идея состоит в том, чтобы отравить грушу и положить ее в вазу с фруктами на ночном столике между кроватями Луизы и старухи. Использована груша, так как все знают, что старая Эмили никогда их не ест. Отравление груши наведет на мысль, что Луизу снова пытались отравить, но Луиза не станет есть грушу, так как Игрек, зная, что она никогда не ест перезрелые фрукты, специально выбирает (возможно, крадет из кухни) и приносит в комнату испорченную грушу, куда вводит шприцем сулему, взятую из бутылки № 168 в лаборатории.

Шприц Игрек берет из стального шкафа в лаборатории, где хранится целый запас.

Перед тем как пойти в спальню Луизы, Игрек крадет пару старых белых летних туфель Конрада. Наполняя шприц сулемой в лаборатории, он намеренно проливает на одну из туфель Конрада несколько капель яда.

Действие. Игрек пробирается в спальню Луизы и Эмили, подходит к ночному столику и кладет отравленную грушу в вазу с фруктами. Потом ударяет Эмили по голове тупым инструментом и убивает ее. Все будет выглядеть так, словно Эмили убили по ошибке, так как она проснулась среди ночи и убийце пришлось заставить ее замолчать.

Примечание. Убийство Эмили — главная цель всего плана. Попытки отравить Луизу совершены с целью внушить полиции мысль, будто она — намеченная жертва. Поэтому полиция будет подозревать только тех, кто мог хотеть убить Луизу, а не Эмили. В романе Игрек будет очень дружелюбен с Луизой, поэтому его не заподозрят.

Объяснение ложного следа. Игрек специально проливает сулему на туфлю Конрада. Выйдя из спальни, он возвращает обувь в стенной шкаф Конрада. Полиция находит туфлю с ядом на ней и начинает подозревать Конрада, который, как всем известно, ненавидит Луизу.

Ключ, который приводит полицию к правильному решению. Когда Игрек убивает Эмили, слепая, глухая и немая Луиза просыпается и узнает запах ванили от «Перуанского бальзама» на руках Игрека. Она сообщает об этом полиции, главный детектив идет по следу и узнает, что запах ванили мог исходить только от Игрека.

ПОЖАР

На следующую ночь после убийства Игрек устраивает пожар в лаборатории (где он спит). Сначала он оставляет на одном из столов бутылку с бисульфидом углерода (из бутылки № 256), который взрывается от сильного жара, затем поджигает свою кровать.

Цель пожара. Пожар и последующий взрыв будут выглядеть так, словно кто-то покушается и на жизнь Игрека. Это добавит еще один ложный след и заставит Игрека выглядеть невиновным.

ТРЕТЬЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ

Спустя две недели после убийства Игрек совершает еще одну попытку «отравить» Луизу. На сей раз он использует яд под названием физостигмин — белую жидкость из бутылки № 220 на полке в лаборатории, — добавив пятнадцать капель из пипетки в стакан простокваши, которую Луиза выпивает каждый вечер через час после обеда. Игрек снова привлекает внимание к чему-то неправильному в простокваше и не дает Луизе выпить отраву.

Смерть Луизы снова не является его целью. Третья попытка отравления после смерти старухи должна продолжать убеждать полицию, что убийца по-прежнему хочет избавиться от Луизы, дабы полиция искала тех, кто имеет мотивы против нее, а не против Эмили.

Общие примечания

1. Помнить, что Игрек все время носит перчатки, поэтому не оставляет отпечатков пальцев ни во время одного из преступлений.

2. Разработать побочные линии.

3. Разработать линию, как главный детектив в конце концов узнает правду.

4. Мотив Игрека: ненависть к Эмили — она разрушила его карьеру и здоровье, постоянно угнетала и подавляла его… Достаточно убедительно для настоящего преступления!

Последнее замечание, не относящееся к делу и полное горечи, в рукописи было вычеркнуто, но оставалось читаемым (Лейн в точности скопировал и его). План завершали еще два примечания:

5. Замаскировать персонажей настолько, чтобы они выглядели вымышленными. Если не использовать подлинных имен, нет причин, по которым читатели могли бы узнать семью. Возможно, перенести действие в какой-нибудь другой город — например, Чикаго или Сан-Франциско.

6. Какова личность главного детектива? Возможно, врач, чтобы обыграть запах ванили и химикалий? Друг Игрека? Не полицейский-интеллектуал, пользующийся дедуктивным методом Эллери Квина, возможно внешне походящий на Шерлока Холмса или Пуаро… Ввести в расследование лабораторию… Разработать ключ с помощью номеров на бутылках. Это не должно быть трудным».

Лейн устало отложил копию аморфного плана детективного романа Йорка Хэттера и закрыл лицо руками, глубоко задумавшись. В течение пятнадцати минут тишину нарушало только его дыхание. Наконец он выпрямился и посмотрел через стол на календарь, шевеля губами. Две недели… Лейн взял карандаш и подчеркнул дату 18 июня.

Сцена 3 Морг

Суббота, 11 июня, 11.00

Привыкший к самоанализу и анализу окружающего мира, Лейн тем не менее не мог найти рациональное объяснение охватывающей его тревоге. Она давила ему на затылок, как свинцовая гиря.

И все же Лейн не мог остановиться. Дело должно быть доведено до конца, каким бы горьким он ни был. А потом… Он чувствовал, как его желудок сжимается в спазме боли и страха.

Была суббота, солнце сияло над рекой. Выйдя из «линкольна», Лейн поднялся по выщербленным ступенькам к входу в морг. Зачем? Почему не признать, что он занялся делом, слишком жестоким для человека с чувствительной натурой? На вершине своей театральной карьеры его осыпали не только похвалами, но и поношениями, именуя то «лучшим актером в мире», то «старой рухлядью, бормочущей побитого молью Шекспира в век технического прогресса». Лейн принимал аплодисменты и насмешки с достоинством, приличествующим артисту, который знает себе цену. Что бы ни говорили критики, это не могло поколебать его уверенности в том, что он стремится к благородной цели. Почему же он не остановился на этом? Преследовать и карать зло — занятие для людей вроде Тамма и Бруно. Но абсолютного зла не существует — даже Сатана ранее был ангелом. Есть только невежественные и порочные люди или жертвы жестокой судьбы…

Мускулистые ноги несли его по ступенькам морга вверх, упрямо отказываясь реагировать на сумятицу в голове.

Лейн нашел доктора Инголлса в лаборатории на втором этаже, читающим лекцию студентам-медикам. Он молча ждал, считывая фразы по губам Инголлса и наблюдая за уверенными движениями его рук.

Когда студенты удалились, Инголлс снял резиновые перчатки и сердечно пожал руку актеру.

— Рад вас видеть, мистер Лейн. Еще одна маленькая проблема с уликой при помощи обоняния?

Мистер Друри Лейн окинул взглядом опустевшую лабораторию. Что он делает в этой цитадели науки с ее ретортами, электродами и стеклянными колбами, наполненными химикалиями? Все равно ему не удастся очистить мир от зла…

— Можете сообщить мне какую-нибудь информацию, доктор, о яде под названием физостигмин? — спросил Лейн.

— Физостигмин? Разумеется! — просиял токсиколог. — Как раз по нашей части! Это белый, безвкусный, токсичный алкалоид — смертельный яд, добываемый из калабарских бобов.

— Калабарских бобов?

— Physostigma venenosum. Ядовитый плод африканской лианы из семейства бобовых, — объяснил доктор Инголлс. — Применяется в медицине для лечения нервных расстройств, столбняка, эпилепсии и так далее. Физостигмин используют для уничтожения крыс. Хотите видеть образец?

— Это едва ли необходимо, доктор. — Лейн достал из кармана завернутый предмет, удалил бумагу и подкладку, продемонстрировав закупоренную пробкой пробирку с белой жидкостью, обнаруженную им в тайнике дымохода. — Это физостигмин?

— Хм… — Инголлс поднес пробирку к свету. — Выглядит похоже. Одну минуту, мистер Лейн, я произведу пару тестов.

Токсиколог работал молча — Лейн наблюдал за ним.

— Несомненно, это физостигмин, мистер Лейн, — сказал наконец Инголлс. — Где вы его взяли?

— В доме Хэттеров, — рассеянно ответил Лейн. Вынув бумажник, он извлек оттуда сложенный листок бумаги. — Это дубликат рецепта, доктор Инголлс. Пожалуйста, взгляните на него.

Токсиколог взял рецепт.

— «Перуанский бальзам»… Понятно! Что вы хотите знать об этом рецепте, мистер Лейн?

— Он законный?

— Абсолютно. Эта мазь используется для лечения кожных заболеваний…

— Благодарю вас. — Лейн не стал забирать рецепт. — Не могли бы вы кое-что сделать для меня, доктор?

— Что именно?

— Проследите, чтобы эту пробирку отправили в Главное полицейское управление от моего имени и присовокупили к другим вещественным доказательством по делу Хэттеров.

— Хорошо.

— Это крайне важно для расследования… Благодарю за любезность, доктор.

Лейн пожал руку Инголлсу и повернулся к двери. Токсиколог озадаченно смотрел ему вслед.

Сцена 4 Кабинет инспектора Тамма

Четверг, 16 июня, 10.00

Казалось, на этом событиям суждено было закончиться. Дело, которое началось с попытки насилия, после демонстрации преступной активности внезапно застопорилось, словно натолкнувшись на непреодолимое препятствие и рухнув наземь, чтобы больше не подняться.

Это был мучительный период. В течение шести дней после визита Лейна в лабораторию доктора Инголлса не происходило буквально ничего. Инспектор Тамм оказался в тупике и метался из стороны в сторону в поисках выхода. Обитатели дома Хэттеров вернулись к своему рутинному эксцентричному образу жизни, едва сдерживаемому беспомощной полицией. Как выразилась одна из газет, «Безумные Хэттеры, похоже, выйдут из последней эскапады целыми и невредимыми. Это еще один мрачный пример растущей тенденции в американской преступности. Выходить сухим из воды, совершив убийство, кажется, становится модным как среди гангстеров, так и среди обычных граждан».

Дело оставалось без движения до утра четверга, следовательно, чуть менее двух недель спустя после убийства миссис Хэттер мистер Друри Лейн решил нанести визит в Главное полицейское управление.

Инспектор Тамм приветствовал Лейна, как пес хозяина в надежде на прогулку.

— Где вы пропадали? — воскликнул он. — Я никогда в жизни не был так рад видеть кого-то! Что скажете хорошего?

Лейн пожал плечами. В уголках его рта виднелись решительные складки, но выглядел он по-прежнему мрачным.

— В эти дни мне трудно найти хорошие слова, инспектор.

— Тьфу! Старая история, — проворчал Тамм, созерцая шрам на тыльной стороне ладони. — Никто ничего не знает.

— Насколько я понимаю, ваши достижения скудны?

— Еще спрашиваете! — огрызнулся Тамм. — Я все время ломал себе голову над историей с детективным романом. Она казалась мне самой важной нитью в деле. И куда это меня привело? — Риторический вопрос не требовал ответа, но инспектор тем не менее дал его: — Абсолютно никуда!

— А куда, по-вашему, это должно было вас привести? — спокойно осведомился Лейн.

— Я имел право надеяться, что к убийце! Но будь я проклят, если смог хоть что-то из этого вытянуть. Я устал от всей чертовой неразберихи! — Тамм немного успокоился. — Хотя какой смысл жаловаться… Позвольте рассказать вам, как я себе это представляю.

— Говорите.

— Йорк Хэттер пишет детективный роман или, как вы сказали, его план, основывая сюжет на членах своей семьи, своем доме и так далее. Не слишком свежо, а? Но признаю, что у него был чертовски интересный материал!

— Боюсь, я вынужден обвинить мистера Хэттера в недооценке материала, — заметил Лейн. — Он не подозревал и половины возможностей, инспектор. Если бы он знал…

— Но он не знал, — прервал Тамм. — Поэтому он обдумывает свой план, и ему в голову приходит оригинальная идея: «Я напишу роман от первого лица и сделаю себя преступником!»

— Действительно оригинально, инспектор.

— Да, если вы увлекаетесь такой чепухой. Теперь смотрите! Когда Йорк Хэттер откинул копыта — что он наверняка не предполагал сделать, замышляя свой роман, — кто-то находит его план и использует его для совершения настоящего убийства…

— Совершенно верно…

— Черта с два! — крикнул Тамм. — Хотя это выглядит многообещающе, но ровным счетом ничего не значит! Из этого можно вытянуть лишь то, что кто-то использовал идею Йорка Хэттера как подсказку. Это мог быть кто угодно!

— По-моему, вы недооцениваете возможности, — промолвил Лейн.

— Что вы имеете в виду?

— Не важно.

— Ну, очевидно, у вас мозги работают лучше, чем у меня, — проворчал инспектор. — На мой взгляд, именно поэтому преступление выглядит таким дурацким. Следовать плану детективной истории! — Он достал носовой платок и громко высморкался. — Но это поможет нам в одном. Многое в этом преступлении кажется необъяснимым. Полагаю, мы можем возложить вину за это на безумный замысел Хэттера.

Лейн промолчал.

— Есть еще кое-что. — Тамм сделал паузу, разглядывая свой ноготь. — Когда вы на прошлой неделе рассказали мне о плане детективного романа, я решил уважать ваше требование не задавать вопросы. Мы с Бруно придерживаемся высокого мнения о ваших способностях и признаем, что у вас в голове есть что-то — не знаю, что именно, — чего нет ни у меня, ни у него. Иначе мы бы не позволили постороннему действовать настолько самостоятельно.

— Очень вам признателен, инспектор, — пробормотал Лейн.

— Но я не совсем туп, — продолжал Тамм. — И вы не можете ожидать, что мое терпение будет длиться вечно. Вы могли узнать о плане романа только тремя способами. Во-первых, откопать его где-то, что кажется невероятным, так как мы обыскали дом сверху донизу. Во-вторых, получить информацию от самого убийцы, что отпадает по очевидным причинам. И в-третьих, просто догадаться о его существовании. Но если так, то каким образом вы узнали, что Йорк Хэттер фигурирует в плане в качестве преступника? Выходит, это тоже отпадает. Признаюсь, что я полностью озадачен, и мне это не нравится!

Друри Лейн вздохнул. Боль в его глазах противоречила раздражению в голосе.

— С сожалением должен сказать, инспектор, что ваша логика хромает. Но я не могу обсуждать это с вами. — Помолчав, он добавил: — В то же время я обязан дать вам объяснения.

Лейн встал и начал мерить шагами комнату.

— Инспектор, это, безусловно, самое уникальное преступление, с каким вам только приходилось сталкиваться. Заинтересовавшись криминологией в начале прошлого года, я прочитал множество отчетов о старых делах, дотошно вникал в дела текущего периода и вообще старался получить как можно больше информации по этому предмету. Поверьте, за всю историю расследования уголовных дел не было зафиксировано более сложного и необычного преступления.

— Вполне возможно, — ворчливо согласился Тамм.

— Вы не можете понимать всю его сложность, — покачал головой Лейн. — Речь идет не только о проблеме преступления и наказания. Среди элементов дела патология, аномальная психология, проблемы социологии и этики… — Он закусил губу. — Давайте прекратим этот бесполезный разговор. В доме Хэттеров произошли какие-нибудь события?

— Там все по-прежнему. Выглядит так, будто все зло выдохлось.

— Не заблуждайтесь, — резко сказал Лейн. — Оно не выдохлось. Это целая бездна вражды и ненависти. Больше не было попыток отравления?

— Нет. Доктор Дабин — эксперт, дежурящий в доме, — проверяет каждый кусочек пиши и каждую каплю напитков. На повторение нет никаких шансов.

— Барбара Хэттер приняла решение насчет Луизы Кэмпион?

— Еще нет. Конрад подбивает бедную девушку отказаться, — конечно, Барбара видит его насквозь. Знаете, что этому сукиному сыну хватило наглости предложить?

— Что?

— Конрад сказал, что, если Барбара откажется от опеки над Луизой, он откажется тоже, и тогда они вдвоем оспорят завещание, ведь старый капитан Триветт наверняка примет на себя эту работу! Великодушный братец! Если Барбара согласится, он обведет ее вокруг пальца и сам выразит желание заботиться о Луизе. В конце концов, от контроля над тремястами тысячами баксов отмахнуться нелегко.

— А остальные?

— Джилл Хэттер снова шляется по вечеринкам и продолжает ругать покойную мамашу на чем свет стоит. Опять держит на поводке Гормли и дала отставку Бигелоу — к счастью для него. Хотя он так не считает — бедняга от отчаяния всю неделю не появлялся в доме. Вот и все. Не слишком обнадеживает, верно?

Глаза Лейна блеснули.

— Луиза Кэмпион все еще спит в комнате мисс Смит?

— Нет, вернулась в свою спальню — после того, как там убрали. Мисс Смит спит рядом с ней, в кровати старой леди. Не думал, что ей хватит на это духу.

Лейн прекратил шагать и посмотрел на Тамма.

— А вот мне не хватает духу снова проэксплуатировать ваше терпение и добродушие, инспектор.

Тамм поднялся, встав лицом к лицу с актером — широкоплечий, массивный человек с безобразным лицом напротив высокого, стройного и моложавого мужчины.

— Не понимаю вас.

— Я вынужден снова попросить вас сделать кое-что для меня, не спрашивая о причине.

— Смотря что.

— Ваши люди все еще дежурят в доме Хэттеров и рядом с ним?

— Да. Ну и что из этого?

Лейн ответил не сразу. Он внимательно изучал лицо инспектора, а его собственное лицо приняло по-детски умоляющее выражение.

— Я хочу, — медленно произнес он, — чтобы вы убрали всех полицейских и детективов из дома Хэттеров.

Хотя инспектор Тамм привык к причудам мистера Друри Лейна, он едва ли был подготовлен к подобной просьбе.

— Что?! — рявкнул он. — Оставить место абсолютно неохраняемым?

— Да, — подтвердил Лейн. — Абсолютно неохраняемым. Это необходимо.

— И доктора Дабина тоже убрать? Вы сами не знаете, о чем просите. Это же предоставит отравителю свободу действий!

— Как раз этого я и добиваюсь.

— Но мы не можем так поступить! Ведь таким образом мы будем напрашиваться на очередное покушение!

Лейн кивнул:

— Вы ухватили самую суть идеи, инспектор.

— Все равно кто-то должен оставаться на территории, чтобы прищучить ублюдка!

— Кто-то останется.

Тамм выглядел удивленным, словно внезапно усомнился в здравом рассудке актера.

— Но ведь вы только что сказали, что не хотите нашего присутствия.

— Совершенно верно.

— В таком случае…

— Там буду я.

— О! — Голос Тамма изменился. Он устремил на Лейна задумчивый взгляд. — Понимаю. Старый трюк. Но ведь они знают, что вы один из нас.

— Поэтому я буду присутствовать в качестве кого-то другого.

— Кого они знают и кто не вызовет у них подозрений, — пробормотал Тамм. — Неплохо придумано, мистер Лейн. Если только вы сумеете их одурачить. В конце концов, это не театр и не детективный роман. Думаете, вы сможете так хорошо загримироваться, что…

— Попробую рискнуть, — ответил Лейн. — Куоси — гений. Его искусство блистательно, потому что избегает чрезмерностей. А мне не впервые придется играть роль, — с горечью добавил он. — Но мы теряем драгоценное время, инспектор. Вы согласны выполнить мою просьбу или нет?

— Ладно, — с сомнением отозвался Тамм. — Думаю, это не повредит, если вы будете осторожны. Нам все равно пришлось бы скоро убрать ребят… О'кей. Каков ваш план?

— Где сейчас Эдгар Перри?

— Вернулся в дом Хэттеров. Мы освободили его, но велели оставаться там до окончания расследования.

— Немедленно вызовите мистера Перри снова под предлогом очередного допроса и скажите, чтобы он пришел сюда как можно скорее.

Часом позже Эдгар Перри уже сидел в кабинете Тамма, нервно переводя взгляд с Лейна на инспектора. Актер уже не казался расстроенным — он выглядел спокойным, хотя и настороженным. Лейн окинул воспитателя фотографическим взглядом, словно измеряя внешние черты и запоминая все детали поведения. Тамм сидел рядом, нахмурив брови.

— Мистер Перри, — заговорил наконец Лейн, — вы можете оказать неоценимую услугу полиции.

— Да? — В глазах Перри появился испуг.

— Необходимо убрать всех полицейских из дома Хэттеров.

Перри казался удивленным и обрадованным.

— В самом деле? — воскликнул он.

— Да. В то же время мы должны иметь на территории своего человека на случай неприятностей. — Радость на лице воспитателя вновь сменилась страхом. — Кого-то, кто сможет свободно передвигаться по дому, не вызывая подозрения у его обитателей. Понимаете?

— Да…

— Ясно, что полицейский для этого не подходит, — продолжал Лейн. — Предлагаю, мистер Перри, с вашего позволения, занять ваше место в доме Хэттеров.

Перри быстро заморгал:

— Мое место? Мне не вполне понятно…

— У меня служит один из лучших в мире гримеров. Я выбрал вас, так как вы единственный из проживающих в доме, подходящий по физическим данным для моего перевоплощения. Мы примерно одного роста и веса, да и ваши черты лица не так уж отличаются от моих. По крайней мере, Куоси сможет продублировать их на мне.

— Да, ведь вы актер, — пробормотал Перри.

— Вы согласны?

Перри ответил не сразу.

— Ну…

— Лучше соглашайтесь, — мрачно вставил инспектор Тамм. — Ваши штаны в этой истории не совсем чистые, Кэмпион.

В глазах воспитателя вспыхнул гнев и тут же погас. Его плечи поникли.

— Хорошо, — кивнул он. — Я согласен.

Сцена 5 «Гамлет»

Пятница, 17 июня, вторая половина дня

Утром инспектор Тамм прибыл в «Гамлет» в маленьком черном автомобиле вместе с Перри, объяснив, что Хэттеры полагают, будто воспитателя будут допрашивать весь день, и тут же уехал.

Лейн, находясь на своей территории, не торопил события. Он бродил с воспитателем по поместью, весело болтая о своих садах, книгах, театре — обо всем, кроме Хэттеров. Перри, поддавшись чарам обстановки, глубоко вдыхал ароматный воздух, посетил таверну «Русалка», почтительно обследовал первое издание Шекспира, находящееся под стеклом в библиотеке, знакомился с обитателями дома, осматривал театр, обсуждал современную драму с русским режиссером Кропоткиным и казался другим человеком.

Лейн, выступая в роли гида, все утро не сводил глаз с лица, фигуры и рук гостя. Он изучал повадки и мимику Перри, то, как он шевелит губами, его осанку, походку, жесты. За ленчем актер наблюдал за тем, как воспитатель ест. Куоси держался поблизости, внимательно разглядывая голову Перри, а потом исчез, что-то возбужденно бормоча себе под нос.

Во второй половине они продолжили осмотр территории, но Лейн искусно переводил разговор на самого Перри, выясняя его вкусы, предубеждения, идеи, сущность интеллектуальных контактов с Барбарой Хэттер, отношения с другими обитателями дома, проблемы воспитания двоих детей. Перри снова оживился, упомянул, где искать нужные книги, рассказал о своих методах обучения обоих мальчиков и о повседневной жизни в доме Хэттеров.

Вечером после обеда двое мужчин удалились в маленькую лабораторию Куоси. Она не походила ни на что, когда-либо виденное Перри. Несмотря на современную аппаратуру, от комнаты исходил аромат древности. Лаборатория напоминала средневековую камеру пыток. На стене висела полка, где помещались модели голов всех рас — монгольской, европейской, негроидной — со всевозможными выражениями лиц. Другие стены были увешаны париками — седыми, черными, каштановыми, рыжими, курчавыми, гладкими, напомаженными. На рабочих столах находился широчайший ассортимент порошков, пигментов, кремов, красок, паст и маленьких металлических инструментов. Помимо этого, в комнате имелись аппарат, похожий на швейную машинку, большое многостворчатое зеркало, огромная лампа и черные занавеси… Как только Перри шагнул через порог, его оживленность исчезла, сменившись страхом и неуверенностью. Казалось, комната подавляла его, возвращая к реальности, ибо он умолк, а его движения стали нервными. Лейн наблюдал за ним с внезапным беспокойством. Перри бродил по комнате — его гротескно увеличенная тень двигалась вместе с ним по пустой стене.

— Пожалуйста, разденьтесь, мистер Перри, — проскрипел Куоси, приспосабливая парик к деревянной модели.

Перри молча повиновался. Лейн быстро сбросил свою одежду и облачился в одежду воспитателя. Благодаря сходству фигуры новая одежда полностью подошла ему.

Ежившийся Перри закутался в халат.

Куоси продолжал суетиться. К счастью, необходимость лицевого грима была минимальной. Лейн уселся на странной формы стул перед зеркалами, и старый горбун принялся за работу. Его узловатые пальцы двигались с невероятным проворством. Легкие изменения носа и бровей, несколько тампонов, преобразующих очертания щек и челюсти, окраска бровей… Подав знак Перри сесть на скамью, Куоси быстро изучил форму его головы и прическу, надел парик на голову Лейна и достал ножницы…

Через два часа трансформация была полной. Друри Лейн встал, а глаза Перри испуганно расширились. Ему казалось, будто он смотрит на самого себя. Лейн открыл рот, и Перри услышал собственный голос, сопровождаемый идентичными движениями губ…

— Господи! — внезапно воскликнул Перри; его лицо покраснело и исказилось. — Нет! Я не могу этого позволить!

Маска упала, и Лейн появился вновь — в его глазах светилась тревога.

— Что вы имеете в виду? — спокойно осведомился он.

— Вы слишком похожи! Я не могу допустить этого… — Перри опустился на скамью, его плечи дрожали. — Я не могу обманывать Барбару…

— Вам кажется, что я могу себя выдать? — спросил Лейн с жалостью во взгляде.

— Да-да! Она поймет, что меня заставили… Но я не желаю… — Воспитатель вскочил на ноги, выпятив подбородок. — Если вы попытаетесь выдать себя за меня, мистер Лейн, мне придется прибегнуть к насилию. Я не позволю вам обманывать женщину… — он судорожно глотнул, — которую я люблю. Пожалуйста, верните мою одежду.

Перри сорвал халат и решительно шагнул к Лейну. Куоси, наблюдавший за происходящим разинув рот, издал предупреждающий крик, схватил со стола большие ножницы и прыгнул вперед, как обезьяна.

Лейн преградил ему дорогу и похлопал его по плечу.

— Нет, Куоси… Вы абсолютно правы, мистер Перри. Будете моим гостем до утра.

— Прошу прощения… — пролепетал воспитатель. — Я не хотел угрожать…

— Я утратил чувство объективности, — продолжал актер. — Если не посвящать мисс Хэттер в наш план… Закрой рот, Куоси. — Он с трудом снял парик и передал его старому горбуну. — Храни его как воспоминание о моей глупости и галантности этого джентльмена. — Лейн улыбнулся. — Хотите посетить мой театр, мистер Перри? Кропоткин репетирует в костюмах нашу новую пьесу.

Когда Перри переоделся и удалился в театр Лейна, сопровождаемый Фальстафом, актер сбросил маску безмятежности.

— Быстро, Куоси! Позвони инспектору Тамму!

Встревоженный горбун подошел к стене и схватил костлявой рукой трубку скрытого в ней телефона. Лейн нетерпеливо шагал позади него.

— Быстрее, старик! Нельзя терять времени.

Но инспектора в управлении не оказалось.

— Позвони ему домой.

Трубку взяла жена Тамма, которая сказала, что инспектор задремал в кресле и ей не хочется его будить.

— Звонят от мистера Лейна! — в отчаянии проскрипел Куоси. — Это важно!

Ритмичный храп, долетавший до ушей горбуна, внезапно прекратился, и в трубке послышался знакомый ворчливый голос Тамма.

— Спроси инспектора, покинули ли уже его люди дом Хэттеров.

Куоси передал вопрос.

— Он говорит, что нет. Они должны уйти вечером, после вашего прибытия.

— Отлично! Скажи инспектору Тамму, что я передумал. Никакого перевоплощения в Перри не будет. Пусть его люди остаются в доме до завтрашнего утра. Но когда я прибуду незадолго до полудня, они должны сразу удалиться.

Рычание Тамма заставило трубку вибрировать.

— Инспектор хочет знать почему, — доложил старый горбун.

— Сейчас я не могу объяснить. Передай инспектору мои наилучшие пожелания и повесь трубку.

Забыв о том, что расхаживает по комнате в спортивном нижнем белье, Друри Лейн приказал старику:

— А теперь позвони домой доктору Мерриэму. Найдешь его телефон в нью-йоркском справочнике.

Куоси послюнявил палец и начал листать страницы.

— Мер… Мер… Й. Мерриэм, доктор медицины. Это он?

— Да. Поскорее!

Куоси набрал номер. В трубке послышался женский голос.

— Доктора Мерриэма, пожалуйста, — проскрипел горбун. — Звонят от мистера Друри Лейна.

Услышав ответ, он разочарованно наморщил лоб:

— Она говорит, что его нет дома. Уехал из города на уик-энд.

— На уик-энд? — переспросил Лейн. — Возможно, это к лучшему… Поблагодари леди, Калибан[122], и повесь трубку.

— Что теперь? — ворчливо осведомился Куоси.

— Полагаю, — ответил Друри Лейн с задумчивой улыбкой, — у меня имеется идея получше.

Сцена 6 Комната смерти

Суббота, 18 июня, 20.20

В субботу за несколько минут до полудня лимузин мистера Друри Лейна остановился перед домом Хэттеров и высадил на тротуар актера и Эдгара Перри. Воспитатель был бледен, но решителен — всю дорогу от Лейнклиффа он хранил молчание. Лейн его не беспокоил.

Дверь открыл детектив.

— Доброе утро, мистер Лейн. Так вы вернулись, Перри? — спросил он, подмигнув актеру.

Перри, не ответив, быстро зашагал по коридору и исчез на лестнице.

Лейн прошел в кухню, вскоре появился снова и направился в библиотеку. Конрад Хэттер сидел за столом и что-то писал.

— Я слышал, мистер Хэттер, — дружелюбно заговорил Лейн, — что ваши неприятности подошли к концу.

— В каком смысле? — Конрад поднял голову.

Под его глазами темнели круги.

— Мне сообщили, — продолжал Лейн, садясь, — что этим утром контроль будет снят. Полиция покидает дом.

— Давно пора, — проворчал Конрад. — Все равно от них никакого толку. Они так же далеки от того, чтобы узнать, кто убил мою мать, как две недели назад.

Лейн поморщился:

— Все мы не безупречны… А вот и они. Доброе утро, Мошер.

— Здравствуйте, мистер Лейн, — пробасил детектив Мошер, входя в библиотеку слоновьим шагом. — Мы уходим, мистер Хэттер.

— Мистер Лейн уже сообщил мне.

— Приказ инспектора. Я и остальные ребята отбываем ровно в полдень. Сожалею, мистер Хэттер.

— Сожалеете? — Конрад встал и потянулся. — Скатертью дорога! Наконец у нас будет покой.

— И уединение, — добавил раздраженный голос.

В комнату вошла Джилл Хэттер.

— Слава богу, Конни! Для разнообразия мы останемся без присмотра.

Четверо мужчин, дежуривших в доме — Мошер, Пинкуссон, Краузе и молодой брюнет, доктор Дабин — эксперт по ядам, которому поручили проверять пищу, — собрались в дверях.

— Пошли, ребята, — сказал Пинкуссон, — а то я опоздаю на свидание. Ха-ха! — Его раскатистый смех сотряс стены. Внезапно он умолк и уставился на стул, где сидел Лейн. Актер откинулся на спинку с закрытыми глазами и белым как мел лицом — он явно был без сознания. — Он вдруг напрягся, побагровел и отключился, — испуганно сказал Пинкуссон.

Доктор Дабин подбежал к стулу, опустился на колени, расстегнул воротник Лейна и приложил ухо к его груди.

— Воды, — тихо потребовал он. — И виски. Немедленно.

Джилл прижалась к стене, выпучив глаза. Конрад что-то пробормотал и достал из бара бутылку виски. Один из детективов побежал в кухню и вернулся, неся графин с водой. Доктор Дабин открыл рот Лейна и влил ему в горло изрядное количество виски. Детектив выплеснул содержимое графина в лицо актеру. Эффект был моментальный. Лейн открыл глаза, стал дико вращать ими и закашлялся, когда виски обожгло ему пищевод.

— Болван! — закричал доктор Дабин. — Вы хотите убить его? Лучше помогите мне… Мистер Хэттер, куда мы можем его уложить? Это сердечный приступ.

— Вы уверены, что это не яд? — испуганно спросила Джилл.

Барбара, Марта, двое детей и миссис Арбакл сбежались на шум.

— Господи! — воскликнула Барбара. — Что случилось с мистером Лейном?

— Кто-нибудь в состоянии мне помочь? — пропыхтел доктор Дабин, стараясь поднять со стула обмякшее тело актера.

Из коридора послышался крик, и рыжеволосый Дромио ворвался в библиотеку, растолкав стоящих в дверях…

Через пятнадцать минут суета прекратилась. Доктор Дабин и Дромио отнесли Лейна в комнату для гостей на втором этаже. Три детектива не знали, что им делать. Не получив указаний, они вышли из дома, предоставив Лейна и Хэттеров их судьбе. В конце концов, сердечные приступы не попадали в категорию убийств. Остальные собрались у закрытой двери комнаты для гостей, из-за которой не доносилось ни звука. Внезапно дверь открылась, и рыжая голова Дромио высунулась в коридор.

— Доктор говорит, чтобы вы убирались отсюда и прекратили шуметь! — Дверь захлопнулась вновь.

Все медленно разошлись. Через полчаса доктор Дабин спустился по лестнице.

— Ему необходим полный покой и отдых, — сообщил он. — Ничего серьезного, но день-два ему лучше оставаться в постели. Пожалуйста, не беспокойте его. С ним его шофер — он о нем позаботится. Я вернусь завтра — к тому времени ему станет лучше.

В половине восьмого вечера мистер Друри Лейн начал осуществлять то, что сделало возможным его «сердечный приступ». В соответствии с распоряжениями доктора Дабина никто не приближался к комнате «больного». Правда, Барбара Хэттер тайком позвонила в приемную доктора Мерриэма, чтобы заручиться согласием на его услуги — возможно, побуждаемая каким-то смутным беспокойством, — но, узнав, что врача нет в городе, не делала дальнейших попыток вмешательства. Дромио, устроившийся за закрытой дверью с сигарой и журналом, которые предусмотрительно сунул в карман, относился к временному заключению куда более терпимо, чем его хозяин, судя по напряжению на лице последнего.

В шесть вечера Барбара велела миссис Арбакл отнести в комнату для гостей поднос с легким ужином.

Дромио принял его с чисто гэльской[123] галантностью, сообщил, что мистер Лейн отдыхает, и закрыл дверь перед носом кухарки. Вскоре после этого мисс Смит, решив, что к этому ее обязывает профессия, постучала в дверь и спросила, не может ли она быть чем-нибудь полезной. Дромио обсуждал с ней эту проблему пять минут, по истечении которых она получила вежливый отказ и удалилась, качая головой.

В половине восьмого Друри Лейн поднялся с кровати, пошептался с Дромио и встал рядом с дверью. Дромио открыл ее и выглянул в коридор. Он был пуст. Шофер медленно вышел, закрыв дверь за собой. Дверь комнаты мисс Смит была открыта, но там никого не оказалось. Двери лаборатории и детской были закрыты, а дверь спальни Луизы Кэмпион — распахнута настежь, и Дромио, убедившись, что в ней никого нет, быстро вернулся в комнату для гостей. Спустя минуту Друри Лейн на цыпочках вышел в коридор, быстро направился в комнату смерти, без колебаний открыл дверцу стенного шкафа, скользнул внутрь и прикрыл дверцу, оставив шелку, позволяющую ему видеть спальню. В комнате, коридоре и на всем этаже не слышалось ни звука. В спальне быстро темнело, а воздух в стенном шкафу был спертый. Тем не менее Лейн поглубже зарылся в висящую в шкафу женскую одежду, сделал глубокий вдох и приготовился к долгому бдению.

Шли минуты. Иногда Дромио, притаившийся за дверью комнаты для гостей, слышал голоса из коридора и снизу, но до Лейна не доходили даже эти звуки. Он пребывал в полной темноте. Никто не входил в комнату, где он прятался.

Без десяти восемь, как определил Лейн по светящемуся циферблату своих часов, начались первые признаки какой-то деятельности. Повинуясь первобытному инстинкту, он весь напрягся. В комнате внезапно зажегся свет — выключатель находился справа от двери и слева от стенного шкафа вне поля зрения Лейна, который не видел вошедшего. Но он недолго оставался в сомнении. Показалась полная фигура мисс Смит, сиделка прошла по ковру и свернула в промежуток между двумя кроватями. При свете Лейн видел, что комната тщательно подметена и проветрена, а все следы преступления удалены.

Подойдя к ночному столику, мисс Смит подобрала панель и алфавит Брайля, которыми пользовалась Луиза Кэмпион. Когда она повернулась, Лейн увидел ее лицо. Женщина выглядела усталой, ее высокая грудь тяжело вздымалась. Больше ни к чему не прикасаясь, она двинулась к двери. Вскоре свет погас. Лейн расслабился и вытер влажный лоб.

В пять минут девятого комнату посетил второй визитер. Свет снова зажегся, и Лейн увидел высокую сутулую фигуру миссис Арбакл, идущую по ковру. Женщина тяжело дышала, очевидно после подъема по лестнице. Она несла поднос со стаканом простокваши и тарелкой с печеньем. Поставив поднос на ночной столик, экономка потерла затылок и вышла из комнаты. Лейн вознес беззвучную благодарственную молитву богам всех эпох за то, что она забыла выключить свет.

Ровно через четыре минуты штора на одном из окон напротив, до сих пор абсолютно неподвижная, слегка шевельнулась. Актер слегка расширил щель в шкафу и устремил взгляд на окно. Внезапно штора взметнулась, и он разглядел фигуру, притаившуюся на карнизе за окном, тянущимся вдоль наружной стены второго этажа и нависающим над садом. Подождав несколько секунд, фигура легко спрыгнула в комнату. Рама окна, ранее закрытого, теперь была поднята доверху.

Фигура сразу же двинулась в сторону двери, исчезнув из поля зрения Лейна. Но актер не сомневался, что посетитель всего лишь закрыл дверь комнаты, так как фигура сразу появилась снова, а свет остался включенным. Слегка наклонившись, фигура скрылась вновь. Лейн ждал с колотящимся сердцем. Через несколько секунд визитер вернулся, неся пробирку с белой жидкостью и пипетку, которые Лейн оставил в тайнике дымохода. Посетитель быстро подошел к ночному столику, протянув руку к стакану с простоквашей. Лейн затаил дыхание… После минутного колебания пробка была вынута из пробирки и ее содержимое вылито в стакан, оставленный миссис Арбакл.

Шаг к окну, быстрый взгляд в сад, прыжок через подоконник — и окно со шторой тут же опустились. Лейн заметил, что визитер опустил штору не до самого конца. Вздохнув, он вытянул ноги, но его лицо оставалось напряженным. Весь инцидент занял не более трех минут. Светящийся циферблат показывал восемь минут девятого.

Штора больше не шевелилась. Лейн снова вытер лоб — пот струился по его телу под одеждой.

В четверть девятого в поле зрения возникли сразу две фигуры — Луизы Кэмпион, идущей медленно, но уверенно, и следующей за ней мисс Смит. Луиза без колебаний направилась к своей кровати, села на нее, закинула ногу на ногу, машинально, словно подчиняясь ежевечерней рутине, протянула руку к ночному столику и взяла стакан с простоквашей. Мисс Смит устало улыбнулась, потрепала ее по щеке и двинулась направо — в ванную, как понял актер, помня географию комнаты. Он наблюдал не за Луизой, а за окном, сквозь которое скрылся недавний посетитель. Когда Луиза поднесла стакан к губам, Лейн увидел призрачное лицо, прижавшееся к оконному стеклу в промежутке, не прикрытом шторой. Оно было напряженным и бледным.

С никогда не меняющимся спокойным и безмятежным выражением лица Луиза выпила простоквашу, поставила стакан, встала и начала расстегивать платье.

Лейн мог поклясться, что на лице за окном отразилось удивление, сменившееся разочарованием, после чего оно скрылось из вида.

Покуда мисс Смит все еще плескалась в ванной, актер осторожно выбрался из стенного шкафа и на цыпочках вышел из комнаты. Луиза Кэмпион даже не повернула голову в его сторону.

Сцена 7 Лаборатория

Воскресенье, 19 июня, вторая половина дня

В воскресенье утром мистер Друри Лейн чувствовал себя гораздо лучше. Тем не менее Дромио передал Барбаре Хэттер — единственному обитателю дома, которого, казалось, это заботило, — что мистер Друри большую часть дня проведет за отдыхом в комнате для гостей; не будет ли мисс Хэттер так любезна проследить, чтобы его не беспокоили?

Мисс Хэттер была так любезна, и мистера Друри не беспокоили.

В одиннадцать пришел доктор Дабин, который закрылся с «пациентом», спустя десять минут он сообщил, что «больной» поправляется после приступа, и удалился.

Вскоре после полудня Лейн снова провел тайное расследование. Даже если бы он был болен по-настоящему, то едва ли мог бы выглядеть хуже. После бессонной ночи лицо его было изможденным. Дромио подал сигнал, и Лейн быстро выскользнул в коридор. Однако на сей раз он направился не в комнату смерти, а в лабораторию, где снова вошел в стенной шкаф с одеждой слева от двери, оставив дверцу чуть приоткрытой, и приготовился ждать.

Внешне это выглядело безумной и напрасной затеей. Актер скорчился в темной душной каморке, замер, едва дыша и не сводя глаз со щели, поскольку слух не мог служить ему подспорьем. Часы следовали один за другим, но никто в лабораторию не входил.

День тянулся бесконечно. Несмотря на полные отчаяния мысли, Лейн ни на миг не ослаблял бдительность. Наконец в четыре часа испытание подошло к концу.

Со стороны невидимой сквозь щель двери промелькнула фигура ночного визитера. Разумеется, Лейн не слышал, как дверь открылась и закрылась. Он приник глазом к щели — усталости как не бывало.

Фигура сразу же направилась налево к полкам, остановившись так близко от Лейна, что он мог видеть вздымающуюся от учащенного дыхания грудь. Рука метнулась к нижней открытой полке и взяла одну из остававшихся там бутылок. Лейн увидел красную этикетку с белыми буквами: «ЯД». Окинув взглядом комнату, визитер проследовал к куче мусора, выметенного в левый угол у окна, и нашел неповрежденный пустой пузырек. Не задерживаясь, чтобы вымыть его под краном, он наполнил пузырек ядом из бутылки с полки, закупорил его, поставил бутылку на прежнее место и осторожно двинулся на цыпочках в сторону Лейна. На секунду актер заглянул в горящие глаза…

Просидев в шкафу еще несколько минут. Лейн поднялся и шагнул в лабораторию. Дверь была закрыта, а посетитель исчез. Актер не стал подходить к полкам, чтобы посмотреть, какой яд взял визитер. Некоторое время он стоял неподвижно, как старик, придавленный грузом тяжкой ответственности. Потом он вышел из комнаты и последовал за визитером.

Вечер

В полицейском управлении было тихо. Рабочий день закончился, и, за исключением ночных дежурных, в коридорах никого не было. Окружной прокурор Бруно вошел в комнату, к двери которой была прикреплена табличка с именем инспектора Тамма. Инспектор сидел за столом, разглядывая при свете настольной лампы фотографии преступников, доставленные из архива.

— Ну, Тамм? — осведомился Бруно.

Инспектор даже не поднял взгляд.

— Что «ну»?

— У вас есть известия от Лейна?

— Ни единого слова.

— Меня это беспокоит. — Бруно нахмурился. — С вашей стороны, Тамм, было чистым безумием позволять такое. Это может привести к трагическим последствиям. Убрать из дома охрану…

— Отстаньте от меня с вашим habeas corpus[124], — проворчал Тамм. — Что нам терять? Лейн, похоже, знает, что делает, а у нас нет ни одной идеи. — Он отодвинул фотографии в сторону и зевнул. — Лейн, как всегда, будет держать язык за зубами, пока не уверится полностью. Оставьте его в покое.

Бруно покачал головой:

— Все же мне это кажется неразумным. Если что-то пойдет не так…

Маленькие глазки Тамма свирепо блеснули.

— Неужели мне мало хлопот и без стариковской болтовни?.. — Внезапно он закусил губу. Один из телефонов на столе зазвонил. Бруно весь напрягся, а Тамм схватил трубку.

— Алло! — хрипло сказал он.

Слушая собеседника, инспектор мрачнел все сильнее. Его лицо наливалось кровью. Потом он молча швырнул трубку на рычаг и устремился к двери. Бруно последовал за ним.

Сцена 8 Столовая

Воскресенье, 19 июня, 19.00

Во второй половине дня мистер Друри Лейн ходил по дому, слегка улыбаясь и вовлекая в беседу его обитателей. Гормли пришел рано, и актер какое-то время болтал с ним о пустяках. Капитан Триветт был в саду с Луизой Кэмпион и мисс Смит. Остальные бродили туда-сюда, словно не могли ни на чем сосредоточиться и все еще побаивались друг друга.

Лейн ни разу не присел. Он постоянно двигался, наблюдая за происходящим…

Вечером, без четверти семь, ему удалось незаметно подать сигнал своему шоферу. Дромио тут же подошел к нему, после краткого разговора шепотом вышел из дома и вернулся через пять минут, ухмыляясь.

Ровно в семь Лейн сидел в углу столовой с благодушной улыбкой на лице. Стол накрыли к обеду, и обитатели дома один за другим входили все тем же боязливым шагом. В этот момент в дом ворвался инспектор Тамм, сопровождаемый окружным прокурором Бруно и группой детективов.

Улыбка исчезла с лица Лейна, когда он поднялся поздороваться с Таммом и Бруно. Несколько секунд никто не двигался: Луиза и мисс Смит уже сидели за столом, Марта Хэттер и дети как раз садились, Барбара входила в столовую одновременно с Таммом через другую дверь, а Конрад был в библиотеке, где, как увидел инспектор, предавался обычному занятию — то есть выпивке. Джилл отсутствовала, но капитан Триветт и Джон Гормли были в столовой, стоя позади стула Луизы.

Когда Лейн пробормотал «А, инспектор…», все расслабились и продолжили рассаживаться вокруг стола.

Тамм проворчал приветствие и вместе с Бруно шагнул к Лейну, после чего трое мужчин удалились в угол.

Никто не обращал на них внимания — сидящие за столом разворачивали салфетки, в комнате появились миссис Арбакл и служанка Вирджиния с нагруженным подносом…

— Ваш человек позвонил мне, — обратился инспектор к Лейну, — и сказал, что вы потерпели неудачу.

— Это так? — спросил Бруно.

— Да, — ответил Лейн. — Я сдаюсь, джентльмены. Эксперимент… не увенчался успехом.

Тамм и Бруно молча смотрели на него.

— Больше я ничего не могу сделать, — продолжал Лейн, устремив мучительный взгляд на что-то позади плеча Тамма. — Я возвращаюсь в «Гамлет», но не хотел уходить, пока вы снова не поместите в доме ваших людей для охраны Хэттеров…

— Значит, вы проиграли? — осведомился Тамм.

— Боюсь, что да. Сегодня у меня еще оставалась надежда, но сейчас… — Лейн пожал плечами и криво усмехнулся. — Начинаю думать, инспектор, что я переоценил свои таланты. Очевидно, в деле Лонгстрита в прошлом году мне просто повезло.

Бруно вздохнул:

— Бесполезно плакать над пролитым молоком, мистер Лейн. В конце концов, мы тоже ничего не добились. У вас нет причин так расстраиваться.

— Бруно прав, — кивнул Тамм. — Не принимайте неудачу так близко к сердцу. Можете удовлетворяться тем, что вы в хорошей компании…

Внезапно он умолк и круто повернулся. В глазах Лейна, смотревшего на что-то за спиной Тамма, появился ужас. Все произошло так быстро, что они едва успели выдохнуть. Это походило на молниеносный, парализующий укус змеи.

Хэттеры и их гости окаменели. Юный Джеки, стучавший по столу, требуя дополнительную порцию хлеба, поднял стакан молока — их было три: один стоял перед Джеки, второй перед Билли, а третий перед Луизой — и залпом выпил половину. Стакан выпал у него из пальцев, а в горле послышалось бульканье. Конвульсивно дернувшись, Джеки сполз со стула и со стуком рухнул на пол.

Тамм, Лейн и Бруно устремились к нему. Остальные застыли, подняв вилки и протянув руки за солью. Марта Хэттер с пронзительным криком упала на колени перед неподвижной маленькой фигуркой:

— Его отравили! Господи, Джеки, поговори с мамой!..

Грубо отодвинув ее в сторону, Тамм разжал челюсти мальчика и просунул палец ему в горло. Послышался слабый тарахтящий звук.

— Не двигайтесь! — крикнул Тамм. — Вызовите врача, Мошер! Он…

Приказ замер на его губах. Маленькое тело в его руках снова дернулось и обмякло, как тюк мокрого белья. Даже для обезумевших глаз матери было очевидно, что мальчик мертв.

20.00

Наверху, в детской, доктор Мерриэм мерил шагами пол — он вернулся в город всего за час до трагедии. Марта Хэттер истерически рыдала, прижимая к себе дрожащего Билли, который тоже плакал. Мрачные и молчаливые Хэттеры собрались вокруг лежащего на кровати тела Джеки, не глядя друг на друга. В дверях стояли детективы.

Внизу, в столовой, остались двое — инспектор Тамм и Друри Лейн, в чьих глазах застыла боль. Он выглядел больным, что не могло замаскировать даже его актерское мастерство. Оба молчали. Лейн сидел за столом, уставясь на опрокинутый стакан с молоком, из которого Джеки выпил свою последнюю сократовскую порцию[125]. Почерневший от гнева Тамм ходил взад-вперед, бормоча себе под нос.

Дверь открылась, впустив окружного прокурора.

— Ничего не понимаю, — твердил он.

Тамм метнул свирепый взгляд на Лейна, который даже не обернулся.

— Этого нам никогда не искупить, Тамм, — простонал Бруно.

— К черту! — рявкнул инспектор. — Меня бесит, что он опустил руки. Вы не можете бросить это теперь, Лейн!

— Я должен, инспектор. — Актер поднялся. — Больше я не имею права вмешиваться. Смерть мальчика… — Он облизнул сухие губы. — Мне вообще не следовало в этом участвовать. Пожалуйста, позвольте мне уйти.

— Но, мистер Лейн… — начал Бруно.

— Теперь я ничего не могу сказать в свое оправдание. Я только все испортил. Смерть мальчика — только моя вина…

— Ладно, — буркнул Тамм, чей гнев выдохся. — Вы вправе удалиться, мистер Лейн. Если кого-то и будут обвинять в случившемся, так это меня. А если вы хотите улизнуть, даже не намекнув, в каком направлении вы работали…

— Но я же сказал вам, — устало произнес Лейн. — Я был не прав — вот и все.

— Нет, — возразил Бруно. — Вам не удастся так легко отделаться, мистер Лейн. Все не так просто, Когда вы попросили Тамма убрать отсюда его людей и обеспечить вам свободу действий, вы имели в виду нечто конкретное…

— Да, имел. — Вокруг глаз актера заалели круги. — Я думал, что способен предотвратить следующее покушение, но не смог этого сделать.

— Вздор! — проворчал Тамм. — Вы были уверены, что попытки отравления — всего лишь уловка, что они не были настоящими покушениями! — Он со стоном закрыл лицо руками. — А теперь я вижу, что это просто бойня. Их всех должны уничтожить…

Лейн печально покачал головой, начал что-то говорить, но передумал и направился к двери, даже не взяв шляпу. Снаружи он задержался, словно намереваясь вернуться, потом расправил плечи и вышел из дома. Дромио ждал его у обочины. В полумраке к Лейну устремилась группа репортеров, но он отмахнулся от них и сел в машину, которая сразу тронулась с места.

Прошло два месяца. Уход мистера Друри Лейна из дома Хэттеров завершил его связь с делом. Из «Гамлета» не поступало никаких известий. Ни инспектор Тамм, ни окружной прокурор Бруно не делали дальнейших попыток связаться с Лейном.

Газеты без устали критиковали полицию. Мимолетное упоминание об участии в расследовании Лейна заглохло из-за недостатка фактов. По прошествии двух месяцев следствие не продвинулось ни на шаг. Несмотря на пророчество инспектора Тамма, преступлений больше не происходило. И хотя инспектор выбрался из битвы покрытым ранами, угроза позорного понижения в должности не материализовалась.

В итоге полиция была вынуждена навсегда удалиться из дома Хэттеров, поскольку, как язвительно отмечала пресса, убийца оказался умнее. Вскоре после похорон Джеки семейство Хэттер, долгие годы скрепляемое железной рукой старой леди, начало распадаться… Джилл Хэттер исчезла, оставив Гормли, Бигелоу и прочих поклонников в недоумении относительно ее местопребывания. Марта, собрав остатки самоуважения, бросила Конрада и поселилась с четырехлетним Билли в дешевой квартире, ожидая развода. Эдгар Перри, неделями пребывавший под наблюдением, также исчез, чтобы вскоре появиться в качестве жениха Барбары Хэттер на свадьбе, вызвавшей переполох в журналистской и литературной среде, который быстро иссяк, когда молодожены отбыли в Англию. Дом Хэттеров заколочен и выставлен на продажу. Капитан Триветт, постаревший и сморщенный, ухаживает за своим садом. Доктор Мерриэм продолжает свою сугубо конфиденциальную практику.

Дело кануло в небытие. В полицейских архивах Нью-Йорка прибавилось еще одно нераскрытое преступление.

Лишь один факт вызвал у репортеров последнюю вспышку «хэттеризма». За три дня до свадьбы Барбары Хэттер и Эдгара Перри Луиза Кэмпион умерла во время полуденного отдыха. Медэксперт согласился с доктором Мерриэмом, что смерть наступила от сердечного приступа.

За кулисами

Мистер Друри Лейн лежал на траве, склонившись над каменным парапетом пруда и кормя хлебными крошками черных лебедей, когда на дорожке появился старый Куоси, за которым следовали инспектор Тамм и окружной прокурор Бруно. Оба гостя выглядели смущенными. Куоси коснулся плеча Лейна, и актер, обернувшись, вскочил на ноги.

— Инспектор! Мистер Бруно! — изумленно воскликнул он.

— Рад вас видеть, — пробормотал Тамм, переминаясь с ноги на ногу, как школьник. — Мы с Бруно решили навестить вас.

— Э-э… хм… да, — подтвердил Бруно. Они стояли, как будто не зная, что делать. Лейн внимательно разглядывал их. — Присаживайтесь рядом со мной на траву, — предложил он. На нем были шорты и свитер с высоким воротом; мускулистые загорелые ноги покрывали зеленые пятна от травы. Актер поджал их, сев в позе индийца.

Бруно снял пиджак, расстегнул воротник рубашки и опустился на траву со вздохом облегчения. Поколебавшись, инспектор со стуком плюхнулся рядом. Какое-то время все молчали. Лейн наблюдал за длинными черными шеями лебедей, изящно изгибающимися над водой в поисках крошек.

— Ну… — наконец заговорил Тамм, склонившись вперед и дотронувшись до руки Лейна.

— Продолжайте, — подбодрил актер.

— Вообще-то… мы с Бруно хотели спросить вас кое о чем.

— Умерла ли Луиза Кэмпион естественной смертью?

Они вздрогнули и посмотрели друг на друга.

— Да, — кивнул Бруно. — Вижу, вы читали газеты. Мы подумываем о том, чтобы вновь открыть дело. Что скажете?

Тамм молча наблюдал за Лейном из-под густых бровей.

— Мне казалось, — заметил Лейн, — что доктор Шиллинг согласился с вердиктом доктора Мерриэма насчет сердечного приступа.

— Да, — сказал инспектор. — Мерриэм всегда утверждал, что у глухонемой слабое сердце. В его медкарте это зафиксировано. Но мы не уверены…

— Мы думаем, — подхватил окружной прокурор, — что мог быть использован какой-то яд, не оставляющий следов.

— Но ведь я говорил вам два месяца назад, джентльмены, — отозвался Лейн, бросая в воду очередную горсть крошек, — что покончил с этим делом.

— Да, — быстро сказал Бруно, прежде чем Тамм успел ответить, — но мы не можем избавиться от ощущения, что вы всегда располагали фактами, которые…

Он умолк, и Лейн отвернулся. На его губах играла мягкая улыбка, а серо-зеленые глаза были устремлены на лебедей, словно не видя их. Спустя некоторое время он вздохнул и повернулся к гостям:

— Вы были правы.

Тамм выдернул из земли пучок травы и отшвырнул его.

— Я знал это! — рявкнул он. — Что я вам говорил, Бруно? У него есть информация, которую мы можем использовать для…

— Дело раскрыто, инспектор, — спокойно сказал Лейн.

Гости изумленно уставились на хозяина, а Тамм так сильно стиснул руку Лейна, что тот поморщился.

— Раскрыто? — хрипло произнес он. — Кем? Когда? На прошлой неделе?

— Более чем два месяца назад.

На какой-то момент гости утратили дар речи. Бруно побледнел, а верхняя губа Тамма задрожала, как у ребенка.

— Вы хотите сказать, — с трудом вымолвил он, — что два месяца держали рот на замке, покуда убийца оставался на свободе?

— Убийца не на свободе.

Они вскочили на ноги, как две марионетки, которых кукловод одновременно потянул вверх за веревочки.

— Вы имеете в виду…

— Я имею в виду, — печально промолвил Лейн, — что убийца… мертв.

Один из лебедей захлопал крыльями, поднимая фонтан брызг.

— Пожалуйста, сядьте, — продолжал Лейн.

Оба гостя машинально повиновались.

— В каком-то смысле я рад вашему приходу, а в каком-то нет. Не знаю, имею ли я право рассказать вам…

Тамм застонал.

— Нет, инспектор, я не мучаю вас ради садистского удовольствия видеть ваши страдания. Это настоящая проблема.

— Но почему вы не можете нам рассказать?.. — воскликнул Бруно.

— Потому что вы мне не поверите.

Капля пота упала с носа инспектора на его массивный подбородок.

— Это настолько невероятно, — продолжал актер, — что я не упрекнул бы вас, если бы вы, услышав то, что я собираюсь сказать, швырнули меня в пруд, как лжеца, фантазера и безумца… — его голос дрогнул, — такого же, как Безумные Хэттеры.

— Это была Луиза Кэмпион, — медленно произнес окружной прокурор.

— Нет, — покачал головой Лейн.

Инспектор Тамм взмахнул кулаком:

— Это был Йорк Хэттер! Я все время это знал!

— Нет. — Друри Лейн вздохнул и бросил в пруд новую порцию хлебных крошек. — Нет, — повторил он. — Это был Джеки.

Казалось, весь мир окаменел. Ветер внезапно прекратился, и только лебеди скользили по воде. Потом послышался радостный крик старого Куоси, ловившего золотую рыбку в фонтане со статуей Ариэля, и чары были разрушены.

Лейн повернулся:

— Вы не верите мне.

Тамм откашлялся, пытаясь заговорить, что удалось не сразу.

— Нет. Я не могу в это поверить.

— Это невозможно, мистер Лейн! — воскликнул Бруно. — Чистое безумие!

Лейн вздохнул:

— Никто из вас не был бы разумным, если бы вы реагировали иначе. И все же я намерен убедить вас, что именно тринадцатилетний Джеки Хэттер — практически ребенок — трижды пытался отравить Луизу Кэмпион, убил миссис Хэттер, ударив ее по голове, и…

— Джеки Хэттер, — пробормотал Тамм, как будто, повторяя имя, он мог придать всему делу больший смысл. — Но как, во имя всего святого, тринадцатилетний пацаненок мог придумать и осуществить подобный план? Никто никогда этому не поверит!

Бруно задумчиво покачал головой:

— Не петушитесь, Тамм. Вы слишком возбуждены, иначе знали бы ответ по крайней мере на ваш аргумент. Тринадцатилетний мальчик мог осуществить преступление по заранее приготовленному для него плану.

Лейн молча кивнул.

— По плану Йорка Хэттера! — Инспектор трепыхался, как умирающая рыба. — Теперь понимаю! Чертово отродье! А я-то думал, что Йорк Хэттер не умер, и пытался идти по следу мертвеца… — Он затрясся от смеха, в котором звучали горечь и стыд.

— Это не мог быть Йорк Хэттер, — сказал Лейн, — мертвый или живой, ибо, конечно, всегда оставалась возможность, что он жив, поскольку опознание тела не было безукоризненным… Нет, джентльмены, с самого начала это мог быть только Джеки Хэттер. Объяснить вам почему?

Они молча кивнули. Друри Лейн улегся на траву, заложив руки за голову, и обратился со своим рассказом к безоблачному небу:

— Я начну с расследования второго преступления — убийства Эмили Хэттер. Пожалуйста, помните, что вначале я знал не больше, чем знали вы. Я вступил на девственную территорию без всяких предубеждений. То, что я увидел, и выводы, к которым я пришел, были результатом наблюдений и анализа. Позвольте продемонстрировать вам мои умозаключения, убедившие меня, что мальчик был основной движущей силой этих событий, и, в свою очередь, приведшие к плану Йорка Хэттера…

Преступление с самого начала представляло значительные трудности для расследования. Мы столкнулись с убийством, совершенным при свидетеле, но этот свидетель был бесполезен, являясь глухой, немой и слепой женщиной, которая не могла ни видеть, ни слышать, ни говорить. Все же проблема не являлась непреодолимой, так как она обладала другими чувствами — восприятием вкуса, осязанием и обонянием.

Вкус не фигурировал вовсе — мы не могли этого ожидать. Но осязание и обоняние сыграли свою роль, и в основном благодаря тому, что Луиза коснулась лица убийцы и почуяла исходивший от него запах, я смог узнать правду.

Я уже доказал вам, что отравление груши в вазе с фруктами Луизы Кэмпион и убийство миссис Хэттер на соседней кровати было делом рук одного лица. Я также доказал, что в действительности Луизу никогда не намеревались отравить, что единственной целью плана было убийство миссис Хэттер. Поскольку отравитель и убийца являлись одним и тем же лицом, то нашей добычей был человек, которого Луиза коснулась в темной спальне, упав затем в обморок. Вспомните, что Луиза дотронулась до носа и щеки убийцы, стоя прямо и вытянув руку параллельно полу. Вы, инспектор, практически напали на след.

Тамм покраснел и быстро заморгал.

— Не понимаю… — начал Бруно.

Лейн, лежа на спине и глядя в небо, не видел движения губ окружного прокурора.

— Вы сразу сказали, инспектор, — продолжал он, — что рост убийцы можно определить благодаря тому, что его носа и щеки коснулась свидетельница, чей рост известен. Превосходно! Я подумал, что вы ухватились за важный факт и что правда вскоре выйдет наружу. Но мистер Бруно выдвинул возражение, заявив: «Откуда вы знаете, что убийца в этот момент не нагнулся?» Остроумное возражение, поскольку в таком случае рост убийцы, естественно, уменьшился бы. Поэтому, не вникнув в факты более глубоко, вы и мистер Бруно оставили этот след. Но если бы вы всего лишь взглянули на пол, то сразу поняли бы правду, как понял ее я.

Бруно нахмурился, а Лейн печально улыбнулся и сел.

— Встаньте, инспектор.

— Что-что? — ошеломленно переспросил Тамм.

— Встаньте, пожалуйста.

Тамм повиновался.

— Поднимитесь на цыпочки.

Инспектор неуклюже оторвал пятки от травы.

— А теперь, стоя на цыпочках, наклонитесь и попробуйте ходить.

Тамм попытался следовать указаниям, но смог сделать всего два шага и потерял равновесие. Бруно усмехнулся.

— И что доказывает ваша попытка, инспектор? — улыбаясь, спросил Лейн.

Тамм снова выдернул пучок травы и сердито посмотрел на Бруно.

— Перестаньте ржать! — проворчал он. — Это доказывает, что ходить на цыпочках, при этом нагнувшись, чертовски трудно.

— Вот именно, — кивнул Лейн. — Конечно, физически это возможно, но мы смело можем отказаться от предположения, будто убийца покидал таким образом место преступления. На цыпочках — да, но только не нагнувшись. Это неестественно, неудобно и бессмысленно, так как уменьшает скорость… Иными словами, если убийца в тот момент, когда Луиза Кэмпион прикоснулась к нему, выходил из комнаты на цыпочках, нам следует отвергнуть возможность, что он при этом шел нагнувшись.

Об этом четко свидетельствовал пол. Как вы помните, в рассыпанном тальке были только отпечатки носов туфель от кровати до места, где Луиза коснулась убийцы, — того места, где убийца переменил направление и выбежал из комнаты. Начиная с этого места на полу были следы не только носов, но и пяток, а расстояние между ними увеличилось…

— Следы носов… — пробормотал Бруно. — Очевидно, я слишком туп — не могу запоминать фотографически такие вещи. Они действительно там были?

— Были, — проворчал Тамм. — Заткнитесь, Бруно.

— Кроме того, — продолжал Лейн, — там, где были только следы носов туфель, они находились на расстоянии около четырех дюймов друг от друга. Единственное возможное объяснение — убийца, повернувшись от кровати в том месте, где он ударил по голове миссис Хэттер, шел на цыпочках. В таком случае четыре дюйма — нормальное расстояние между шагами… Следовательно, когда Луиза Кэмпион притронулась к убийце, он стоял прямо — не нагнувшись — и на цыпочках!

На этом основании мы можем вычислить рост убийцы. Позвольте мне ненадолго отвлечься. Нам известен рост Луизы Кэмпион. Во время оглашения завещания, когда вся семья собралась вместе, стало также очевидно, что Луиза и Марта Хэттер были одного роста и, более того, ниже других взрослых обитателей дома. Позднее я точно установил рост Луизы Кэмпион, когда посетил доктора Мерриэма и изучил ее медицинскую карту — в женщине было пять футов четыре дюйма. Но мне было достаточно видеть ее приблизительный рост, когда она рассказывала свою историю. Я сравнил его с моим ростом и произвел быстрый расчет.

Теперь прошу внимания. Каково расстояние от макушки человека до его плеча? А, мистер Бруно?

— Понятия не имею, — отозвался Бруно. — Не вижу, каким образом можно ответить точно.

— Очень даже можно, — улыбнулся Лейн. — Конечно, расстояние варьируется в каждом отдельном случае и различно у мужчин и женщин. Эту информацию я получил от Куоси, который знает о физическом строении человеческой головы больше всех, кого я когда-либо встречал… У женщин расстояние от макушки до плеч колеблется от девяти до одиннадцати дюймов — скажем, десять дюймов у всех женщин среднего роста, как вы легко можете определить на глаз. То, что кончики пальцев Луизы Кэмпион коснулись щеки убийцы на уровне его носа, сразу сообщило мне, что убийца был ниже Луизы. Если бы он был одного с ней роста, она бы коснулась верха его плеча. Но так как она дотронулась до носа и щеки, он должен быть ниже ее.

Мог я еще точнее определить рост убийцы? Да. Рост Луизы составлял пять футов четыре дюйма — то есть шестьдесят четыре дюйма. Расстояние от ее вытянутой руки до пола было на десять дюймов меньше ее полного роста — значит, щека убийцы в том месте, где Луиза притронулась к ней, также была на десять дюймов меньше ее полного роста и находилась на расстоянии пятидесяти четырех дюймов от пола. Если щека убийцы в районе носа была на таком расстоянии от пола, нам остается всего лишь рассчитать пропорциональное расстояние от носа убийцы до его макушки, чтобы определить его полный рост. В случае с человеком ниже ростом, чем Луиза, оно составляет около шести дюймов. Следовательно, полный рост убийцы — около шестидесяти дюймов или пяти футов. Но убийца стоял на цыпочках, поэтому для установления его реального роста нужно вычесть соответствующее расстояние, которое равняется приблизительно трем дюймам.

Иными словами, наш убийца был ростом около четырех футов девяти дюймов!

Бруно и Тамм выглядели ошеломленными.

— Господи! — простонал Тамм. — Неужели мы должны быть еще и математиками?

— Еще один способ рассчитать рост убийцы, — спокойно продолжал Лейн. — Как я уже говорил, если бы он и Луиза были одного роста, она бы коснулась его плеча, так как ее вытянутая рука была на одной высоте от пола с ее плечом. Но Луиза дотронулась до его носа и щеки. Это означает, что убийца был ниже ее ростом на расстояние между его плечом и носом. В нормальных условиях оно составляет около четырех дюймов. Добавьте еще три дюйма за счет стояния на цыпочках, и получите семь дюймов. Значит, убийца был на семь дюймов ниже Луизы, чей рост — пять футов четыре дюйма. Таким образом, рост убийцы равен приблизительно четырем футам девяти дюймам, что подтверждает мои первоначальные расчеты.

Бруно присвистнул.

— Это уже чересчур! Определять точные цифры благодаря приблизительным наблюдениям на глаз…

Лейн пожал плечами:

— Конечно, это кажется затруднительным, хотя в действительности было очень просто… Давайте отвлечемся от моих аргументов. Предположим, рука Луизы была вытянута не вполне параллельно полу, а чуть выше или ниже ее плеча. Разница может быть только очень маленькой, так как, будучи слепой, она привыкла вытягивать руку прямо при ходьбе, но мы можем прибавить или отнять пару дюймов. Это делает рост нашего убийцы от четырех футов семи дюймов до четырех футов одиннадцати дюймов. В любом случае он остается очень низкорослым… Вы можете возразить — я уже вижу воинственный пыл в глазах инспектора, — что мои определения расстояния от носа до макушки и до плеча также слишком точны. Тогда проверьте их на себе. Но в любом случае сам факт, что Луиза коснулась носа убийцы, когда он стоял на цыпочках, доказывает, что он был значительно ниже ее. Это, в свою очередь, привело меня к выводу, что убийца — Джеки Хэттер.

Он остановился, чтобы перевести дыхание, а Тамм вздохнул. В устах актера все действительно звучало вполне логично.

— Почему Джеки? — снова заговорил Лейн. — Объяснение достаточно элементарно. Так как Луиза и Марта были ниже других взрослых членов семьи — что стало очевидным при чтении завещания, — значит, тот, кого коснулась Луиза, не принадлежал к взрослым представителям семейства. Все другие взрослые обитатели дома также исключались: Эдгар Перри, мистер и миссис Арбакл и Вирджиния — высокого роста. Может быть, кто-то из посторонних, посещающих дом? Капитан Триветт, Джон Гормли и доктор Мерриэм — тоже высокие. Честер Бигелоу — среднего роста, но средний рост для мужчины никак не меньше пяти футов! Убийца не мог быть абсолютно посторонним, так как, судя по различным элементам преступлений, отлично знал топографию дома, привычки обитателей и так далее.

— Понятно, — мрачно произнес инспектор. — И все это происходило буквально у нас под носом!

— На сей раз должен с вами согласиться, — усмехнулся Лейн. — Итак, убийцей мог быть только Джеки Хэттер, чей рост соответствовал моим расчетам, которые подтвердились, когда я прочел его медкарту у доктора Мерриэма и убедился, что его рост — четыре фута восемь дюймов, — я ошибся всего на один дюйм… Естественно, это не мог быть маленький Билли — младший брат Джеки. Помимо абсурдности такого предположения, его рост — менее трех футов. Еще один пункт: по словам Луизы, она ощутила мягкую гладкую щеку. В голову сразу приходит мысль о женщине — что и произошло с вами. Но у тринадцатилетнего мальчика щеки тоже мягкие и гладкие.

— Будь я проклят! — пробормотал инспектор.

— Таким образом, стоя в спальне, слушая показания Луизы, видя, как она заново переживает ночные события, и произведя быстрые расчеты, я понял, что отравил грушу, предназначенную для его тети, Джеки Хэттер. И убил свою бабушку, ударив ее по голове.

Лейн сделал паузу, чтобы взглянуть на лебедей.

— Скажу сразу: этот вывод показался мне настолько нелепым, что я тут же отверг его. Чтобы ребенок составил такой изощренный план и совершил убийство? Чушь! Я прореагировал точно так же, как вы несколько минут назад, инспектор. Это выглядело невероятным. Должно быть, я в чем-то ошибся или где-то на заднем плане скрывался взрослый, который руководил действиями мальчика. Я даже подумал о взрослом, которого никогда не видел, — почти карлике ростом в четыре фута и восемь-девять дюймов. Но это было так же нелепо. Разумеется, в то время было бы глупостью сообщать вам результаты моих расчетов. Как я мог ожидать, что вы поверите тому, чему я сам был не в состоянии поверить?

— Я начинаю многое понимать, — пробормотал Бруно.

— В самом деле? Сомневаюсь, что вы понимаете хотя бы четверть всего происшедшего, мистер Бруно, при всем уважении к вашей проницательности… Луиза Кэмпион заявила, что почуяла запах ванили, исходящий от убийцы. Ваниль показалась мне вполне совместимой с ребенком. Я перебирал все, что могло быть связано с ванилью, — конфеты, сладкие пироги, цветы и так далее. Никакого результата. Я в одиночку обыскал дом, чтобы найти какой-то ключ. Бесполезно. Поэтому я отказался от теории «ребенок-преступник» в связи с ванилью и подумал о ванили как о химикалии.

От доктора Инголлса я узнал, что определенный ингредиент мазей, используемых при различных кожных заболеваниях, — «Перуанский бальзам» — обладает ванильным запалом, а от доктора Мерриэма — что у Йорка Хэттера была сыпь на руках, которую он лечил такой мазью. В лаборатории я обнаружил фигурирующую в описи банку с этим бальзамом. Но ведь Йорк Хэттер мертв! Было ли возможно, что это не так?

— Вот где я сбился с пути, — мрачно вставил Тамм.

Лейн не обратил на него внимания.

— Да, это было возможно. Идентификация не являлась абсолютно точной — то, что из воды вытащили тело именно Йорка Хэттера, было всего лишь предположением… Но как насчет роста? В вашем первом отчете о находке тела, инспектор, вы не упоминали его рост. Даже если тело не принадлежало Йорку Хэттеру, который спланировал обман, он должен был подобрать труп примерно такого же телосложения, как у него, так что сведения о росте найденного тела помогли бы мне. Но я выяснил рост Йорка Хэттера в его медкарте у Мерриэма. Он составлял пять футов и пять дюймов. Поэтому Луиза Кэмпион не могла прикоснуться к Йорку Хэттеру — убийца был значительно ниже ее и не достигал пяти футов.

Тогда откуда запах ванили? Логически «Перуанский бальзам» мог быть его источником в ночь убийства — он стоял на полке в лаборатории, где убийца выбирал яды, а никаких следов других источников запаха я не обнаружил… Поэтому, хотя я чувствовал, что Хэттер не мог быть причиной запаха «Перуанского бальзама», я шел по этому следу, надеясь открыть причину, по которой бальзам мог использовать кто-то другой. Единственной причиной казалось то, что убийца намеренно оставил этот след в надежде, что полиция узнает об использовании Йорком Хэттером «Перуанского бальзама» в прошлом. Но это также выглядело глупым — ведь Йорк Хэттер был мертв. Или нет? Тогда все становилось крайне запутанным.

Лейн вздохнул:

— Следующей остановкой была лаборатория. Помните расположение бутылок и банок на полках? Всего там было пять открытых полок, разделенных на пять секций, каждая из которых содержала двенадцать химикалий, пронумерованных по порядку — номер один помещался с левой стороны первой секции верхней полки. Бутылку стрихнина мы обнаружили под номером девять почти в центре первой секции, а бутылку синильной кислоты — под номером пятьдесят семь в третьей, правой секции той же полки. Даже если бы я не присутствовал там, и вы описали мне лабораторию, я бы знал, что нумерация идет слева направо, от первой секции к третьей. В противном случае бутылки под номерами девять и пятьдесят семь находились бы в других местах…

Согласно указателю, «Перуанский бальзам» хранился в банке под номером тридцать — она исчезла после взрыва, но я мог точно указать, где она находилась, благодаря знанию порядка нумерации. Так как в одном отделении содержались двадцать химикалий, и пустых мест между ними не было, номер тридцать должен был стоять в самом центре средней секции верхней полки. Я выяснил, что из всех обитателей дома только Марте Хэттер, помимо самого Йорка, было известно о его кожном заболевании. Я обратился к ней, и она подтвердила, что знала об использовании им мази (она не помнила название), пахнущей ванилью. Когда я спросил ее, где обычно стояла банка — я расставил другие бутылки и банки в центральной секции верхней полки, — Марта подошла к этой секции, сняла банку, находившуюся на месте номера тридцать — «Перуанского бальзама».

Но я заодно открыл нечто важное — не имеющее отношения к природе запаха!

— Что именно? — осведомился Тамм. — Я присутствовал там и не заметил ничего примечательного.

— Но тогда вы не обладали преимуществом моих знаний, инспектор, — улыбнулся Лейн. — Каким образом Марта Хэттер сняла банку? Стоя на цыпочках, она едва до нее дотянулась. Что это означало? То, что Марта Хэттер — одна из двух самых невысоких взрослых обитателей дома — должна была встать на цыпочки, чтобы дотянуться до банки на верхней полке. Но важным было то, что она могла дотянуться до этой полки, стоя на полу!

— Что в этом важного, мистер Лейн? — нахмурился Бруно.

— Сейчас поймете. Помните, во время нашего предварительного обследования лаборатории — до пожара — мы обнаружили два пятна на краю второй полки сверху? Оба были овальными — очевидно, оставленными кончиками пальцев. Первое находилось прямо под бутылкой номер шестьдесят девять, а второе — под бутылкой номер девяносто. Но бутылки под номерами девяносто и шестьдесят девять не имели никакой связи с делом: первая содержала серную кислоту, а вторая — азотную. Однако в расположении пятен имелся еще один важный момент — номер шестьдесят девять находился непосредственно под бутылкой с номером девять, а номер девяносто — под банкой с номером тридцать, стоявшими на верхней полке. Оба этих номера фигурировали в деле — бутылка номер девять содержала стрихнин, добавленный при первой попытке отравления в эгног Луизы, а банка номер тридцать — «Перуанский бальзам», чей запах исходил от убийцы в ночь гибели миссис Хэттер. Это явно не могло быть всего лишь совпадением… Поэтому я сразу же вспомнил о другом обстоятельстве. Трехногий табурет, который, судя по трем пятнам в пыли, обычно стоял между рабочими столами, был обнаружен под средними секциями полок с признаками использования — царапинами и неравномерным покрытием пылью сверху. Простое сидение на нем не могло вызвать ни царапин, ни пятен — оно либо оставило бы ровный след в пыли, либо стерло бы ее вовсе… К тому же табурет перенесли непосредственно к средним секциям — под химикалии с номерами тридцать и девяносто. Что все это могло означать? Почему вообще был использован табурет? Судя по царапинам и неровным пятнам, очевидно, для того, чтобы встать на него. Но зачем? И тогда все становилось ясным.

Следы пальцев на краю второй полки указывали, что кто-то пытался дотянуться до номеров девять и тридцать полкой выше, но не смог. Чтобы достать нужные химикалии, ему пришлось встать на табурет. Очевидно, последняя попытка была успешной, так как мы знаем, что химикалии были использованы. Это привело меня к следующему пункту: если кто-то оставил следы пальцев возле бутылок с номерами шестьдесят девять и девяносто, значит, расстояние от полки, на которой остались пятна, до пола должно соответствовать росту этого человека — конечно, не его реальному росту, а при стоянии на цыпочках и вытянутых вверх руках. Ибо если вы пытаетесь достать что-то, находящееся выше вашей досягаемости, то автоматически становитесь на цыпочки и вытягиваете руки вертикально.

— Понимаю, — медленно произнес окружной прокурор.

— Но Марта Хэттер смогла, стоя не на табурете, а на полу, снять банку с верхней полки! Это означало, что каждый взрослый, фигурирующий в деле, мог снять с полки «Перуанский бальзам», не пользуясь табуретом, так как Марта и Луиза были ниже остальных взрослых. Поэтому тот, кто оставил отпечатки, чтобы снять химикалии, был гораздо ниже Марты и не являлся взрослым… Насколько ниже? Это было просто рассчитать. Я позаимствовал вашу линейку, инспектор, и измерил расстояние между полками, обнаружив, что между верхней полкой и полкой с пятнами оно составляет ровно шесть дюймов. Я также измерил толщину самой полки — она равнялась одному дюйму. В таком случае оставивший отпечатки был ростом приблизительно на шесть дюймов плюс один дюйм плюс еще один дюйм (поскольку Марта подтянулась на дюйм вверх, чтобы достать банку) — то есть дюймов на восемь — ниже Марты. Но так как Марта была одного роста с Луизой, а рост Луизы — пять футов четыре дюйма, то рост оставившего следы составлял около четырех футов восьми дюймов! Замечательное подтверждение моего первоначального вывода — еще одно указание на убийцу ростом в пятьдесят шесть дюймов, то есть на Джеки!

Последовала маленькая пауза.

— Я просто не могу это переварить! — пожаловался инспектор.

— А я не могу порицать вас за это, — серьезно отозвался Лейн. — С каждым подтверждением теории, в которую я не мог заставить себя поверить, я становился все мрачнее. Но закрывать глаза на правду я тоже больше не мог. Джеки Хэттер не только отравил грушу и ударил по голове миссис Хэттер, но и взял стрихнин, чтобы отравить эгног, и встал на табурет, чтобы снять банку с «Перуанским бальзамом», — то есть проделал все, что должен был осуществить убийца.

Актер глубоко вздохнул:

— Теперь я не сомневался, что, каким бы безумным это ни казалось, преступником был тринадцатилетний Джеки. Фантастично, но бесспорно! Все же замысел был плодом незаурядного и зрелого ума. Было абсолютно невероятно, чтобы его самостоятельно придумал тринадцатилетний ребенок, пусть даже развитый не по годам. Существовало только два возможных объяснения. Одно заключалось в том, что Джеки служил всего лишь орудием взрослого интеллекта, составившего план и каким-то образом заставившего ребенка его осуществить. Но это не выдерживало критики. Стал бы взрослый использовать ребенка — самое ненадежное из всех орудий? Маловероятно — взрослый рисковал бы тем, что ребенок откроет секрет либо по недомыслию, либо из озорства, или же расколется на первом же официальном допросе. Конечно, его можно было заставить молчать, угрожая насилием, но это тоже не казалось вероятным — дети ведут себя достаточно откровенно, а поведение Джеки никак не походило на поведение запуганного ребенка.

— С этим я не стану спорить, — буркнул инспектор.

Лейн улыбнулся:

— Но даже если допустить, что взрослый мог сделать своим орудием мальчика, в осуществлении плана проглядывает явная непоследовательность, которую никогда не допустил бы взрослый и которая, как я вскоре продемонстрирую, скорее указывает на детский ум. На основании некоторых несообразностей я отверг теорию, что действиями Джеки руководил взрослый, но не мог отказаться от уверенности, что замысел был плодом взрослого ума. Поэтому я столкнулся со следующей проблемой: каким образом взрослый мог придумать план, а ребенок осуществить его, не являясь соучастником взрослого? На это был лишь один возможный ответ — мое второе объяснение, — что ребенок следовал плану, написанному взрослым, который ничего не знал о действиях ребенка (в противном случае он сразу же сообщил бы о своем плане полиции).

— Так вот как вы набрели на сюжет романа, — задумчиво промолвил окружной прокурор.

— Да. Я чувствовал, что иду по верному следу. Были ли какие-нибудь указатели на личность взрослого создателя плана? Были. Во-первых, свободное и уверенное использование ядов указывало на химика — Йорка Хэттера. Во-вторых, Барбара Хэттер в своих первоначальных показаниях упомянула, что ее отец пробовал силы в беллетристике. В-третьих, «Перуанский бальзам», которым пользовался только Йорк Хэттер… Эти признаки указывали на него, живого или мертвого.

Помните, я говорил, что у меня есть две нити для расследования, что вас так удивило, инспектор? Первой, о которой я рассказал, был запах ванили, а второй — мой визит к Барбаре Хэттер, который я нанес, идя по следу взрослого автора плана. Она подтвердила мое предположение, что ее отец работал над детективным романом. Хэттер сообщил ей только то, что набрасывает план сюжета. Значит, план мог существовать на бумаге! Я был убежден, что Йорк Хэттер, набросав план вымышленного убийства, после своей смерти невольно снабдил юного Джеки письменной инструкцией для реального преступления.

Джеки следовал плану. Уничтожил ли он его? Вероятно, нет — детская психология скорее продиктовала бы ему спрятать план. По крайней мере, его стоило поискать. Где же мальчик мог его спрятать? Разумеется, где-то в доме. Но дом уже обыскали, не обнаружив ничего подобного. Кроме того, я чувствовал уверенность, что тринадцатилетний подросток — в возрасте, когда играют в пиратов, ковбоев, индейцев и Ника Картера, — выбрал бы для тайника романтическое место. Я уже открыл метод проникновения Джеки в лабораторию — через дымоход и камины. Поскольку этот метод мог продиктовать столь же романтическое укрытие для плана, я обыскал камины и дымоход и обнаружил выше перегородки расшатавшийся кирпич в стене дымохода, за которым и оказался план. К тому же Джеки, безусловно, был уверен, что больше никто не знает об этом фантастическом способе связи между двумя комнатами, и, пряча план в дымоходе, не сомневался, что его там не найдут.

Несомненно, озорной, испорченный и непослушный мальчишка шарил по дому, ища способ проникнуть в лабораторию, так как ему запрещала это делать грозная бабушка. Забравшись в камин со стороны спальни, он увидел, что перегородка тянется не до самого верха, взобрался на нее и понял, что может войти в лабораторию, не пользуясь дверью. Джеки так и поступил и в одном из отделений шкафа для документов, которое мы обнаружили пустым, нашел рукопись, которую Хэттер положил туда перед самоубийством. Позднее, решив осуществить план романа на практике, он ослабил кирпич в дымоходе, который, вероятно, уже расшатался, и воспользовался им для устройства тайника… Помните, что между находкой рукописи и первой попыткой отравления у него было достаточно времени, чтобы разобраться в замысловатом плане, — хотя доброй половины Джеки наверняка не понял, он усвоил достаточно, чтобы реализовать замысел. Не забывайте также, что находка плана произошла до первой попытки отравления, но после смерти Йорка Хэттера.

— Всего лишь ребенок… — Инспектор покачал головой. — Не знаю, что и сказать…

— Вернемся к самому плану, — продолжал Лейн. — Найдя тайник, я не мог забрать рукопись — Джеки обнаружил бы исчезновение, а моей целью было внушить ему, что он преуспел в осуществлении замысла. Поэтому я сразу скопировал план и вернул оригинал на место. В тайнике я обнаружил также пробирку с белой жидкостью, которая, как я не сомневался, была ядовитой, и заменил содержимое молоком — из соображений безопасности и по другой причине, которую вы поймете, прочитав рукопись. — На траве лежал старый пиджак, и Лейн потянулся к нему. — Я неделями таскаю ее с собой. Поразительный документ! Предлагаю вам, джентльмены, прочитать его, прежде чем я продолжу.

Актер достал из кармана пиджака копию плана Йорка Хэттера и передал ее Бруно. Оба гостя с жадностью приступили к чтению. Лейн молча ждал. Когда они вернули план, их лица выражали понимание.

— Я уже упоминал, — заговорил Лейн, спрятав копию, — что в осуществлении зрелого замысла были детские несообразности. Во-первых, отравленная груша. Забудьте на минуту, что в намерения Джеки не входило убить Луизу. В любом случае он собирался отравить грушу, независимо от мотива. Но мы обнаружили использованный шприц в самой спальне. А груши, как мы знали, сначала не было в комнате — ее принес туда отравитель. Иными словами, он отравил плод на месте преступления! Нелепо и по-детски. Поступил бы так взрослый? Преступление предполагает спешку, возможность соглядательства или вмешательства. Взрослый, намереваясь отравить грушу, сделал бы это прежде, чем войти в комнату, где он собирался ее оставить, дабы избежать необходимости делать инъекцию, когда дорога каждая секунда.

Правда, если бы убийца оставил шприц в комнате намеренно, я не смог бы прийти к выводу, что его принесли с целью отравить грушу в спальне, так как не знал бы, отравили ли ее там или в другом месте. Но допустим, шприц специально оставили в комнате. Зачем? Возможен только один ответ: привлечь внимание к тому факту, что груша отравлена. Но в этом не было надобности. Убийство миссис Хэттер, оказавшееся преднамеренным, а не случайным и происшедшее после предыдущей попытки отравления, привело бы к открытию, что груша отравлена, так как полиция стала бы искать признаки яда — что фактически начал делать инспектор Тамм. Таким образом, шприц, по-видимому, оставили случайно, а это означало, что его могли принести только с целью отравить грушу в спальне… Это подтвердилось, когда я прочитал набросок Хэттера.

Он снова достал из пиджака копию рукописи и раскрыл ее.

— Что говорится в плане? «На сей раз идея состоит в том, чтобы отравить грушу для Луизы и положить ее в вазу с фруктами на ночном столике… Игрек… приносит в комнату испорченную грушу, куда вводит шприцем сулему…» и так далее. Для детского ума, — продолжал Лейн, бросая листы на траву, — план выглядел двусмысленно — в нем не уточнялось, должна быть груша отравлена до того, как ее принесут в комнату, или после, а также следует ли оставлять в комнате шприц. Хэттер, будучи взрослым, считал само собой разумеющимся, что грушу нужно отравить, прежде чем принести ее на место преступления. Таким образом, осуществлявший план интерпретировал инструкции слишком буквально, отравив грушу в комнате смерти… Я сразу увидел в этом признак незрелого ума. Иными словами, ситуация была задумана взрослым, но воплощена ребенком, демонстрируя то, как действует детский ум в отсутствие конкретных указаний.

Вторая несообразность. Помните, что в пыли на полу лаборатории виднелось много следов ног, ни один из которых не был четким? Пыль не могла иметь ничего общего с оригинальным замыслом Хэттера. Так как в соответствии с планом он сам должен был жить в лаборатории, в ней не предполагалось никакой пыли. Поэтому следы ног и то, что мы извлекли из их изучения, приложимы только к реальным событиям. Мы видели доказательства, что использовавший лабораторию стер четкие очертания всех следов — для мальчика это в каком-то смысле изобретательно. Но при этом около единственной двери комнаты не было ни одного следа — стертого или нестертого! Взрослый бы непременно оставил следы у двери, дабы скрыть, что проник в лабораторию через дымоход, а это предполагалось хранить в секрете. Следы у двери внушили бы полиции мысль, что посетитель прошел через нее, вероятно, с помощью дубликата ключа. Отсутствие же следов подталкивало к обследованию камина. Снова признак незрелого ума — взрослый, стерев отпечатки ног, не допустил бы такой оплошности.

— Господи, как же я был туп! — хрипло произнес Тамм.

— Третья несообразность — возможно, самая интересная из всех. — Глаза Лейна блеснули. — Мы все были озадачены невероятным выбором оружия, которым убили миссис Хэттер, — мандолиной! Почему? Откровенно говоря, покуда я не прочитал план, я не имел ни малейшего понятия, по какой причине Джеки избрал мандолину. Естественно, я предполагал, что она упоминалась в плане с какой-то конкретной целью. Я даже обдумывал возможность, что инструмент использовали, чтобы навести подозрение на его владельца — Йорка. Но это не имело смысла.

Он снова подобрал рукопись.

— Заглянем в план. Ни слова о мандолине, здесь лишь сказано: «Ударяет Эмили по голове тупым инструментом».

Глаза Тамма расширились, и Лейн кивнул.

— Вижу, вы поняли указание на чисто детскую интерпретацию. Спросите любого тринадцатилетнего ребенка, что означает «тупой инструмент». Тысяча шансов против одного, что он этого не знает. Йорк Хэттер написал эту фразу автоматически, понимая то, что понимает любой взрослый, — речь идет о тяжелом тупом орудии. Но для Джеки это ровным счетом ничего не означает. Ему приходится искать какую-то вещь, именуемую «тупым инструментом», чтобы ударить им по голове ненавистную бабушку. Как работает детский ум? Для ребенка «инструмент» означает только одно — музыкальный инструмент. Слова «тупой» он, возможно, никогда не слышал в подобном аспекте, а если слышал, то не понял его смысла. Или Джеки мог найти его в словаре и узнать, что это означает «не острый». Должно быть, он сразу подумал о мандолине — единственном «инструменте» в доме, как сказала Барбара, принадлежащем Йорку Хэттеру — преступнику в плане романа! Для ребенка этого было достаточно, но взрослый мог интерпретировать «тупой инструмент» таким образом, только будучи идиотом.

— Поразительно! — воскликнул Бруно.

— Я знал, что Джеки нашел рукопись в лаборатории и следовал ей шаг за шагом, совершая реальные преступления. Но в плане говорится, что убийцей намечено сделать самого Йорка Хэттера — разумеется, имелся в виду персонаж романа, в котором Йорк изображал себя. Предположим, план нашел бы взрослый и решил бы воплотить его в действительность. Он прочитал, что в романе преступником должен быть Йорк. Но Йорк мертв. Отказался бы взрослый от той части плана, которая указывает на Йорка? Естественно. А что сделал наш убийца? Использовал, согласно плану, «Перуанский бальзам», указывающий на Йорка. В плане бальзам был ловким штрихом — «ключом» в виде запаха, благодаря которому убийца был бы разоблачен в конце романа. Однако в реальности, когда Хэттер был мертв, использование запаха ванили является чистым ребячеством… Снова мы видим незрелый ум, слепо следующий письменным инструкциям.

Четвертая несообразность — или это уже пятая? В плане Хэттера «ключ» с запахом ванили, указывающий на него, подлинный. Но «ключ» в виде туфель Конрада — фальшивый: убийца намеренно оставляет улику против Конрада, наводя полицию на ложный след.

Однако в реальности ситуация меняется — кто-то использует план как модель настоящего преступления. В этом случае запах ванили также становится ложным «ключом»! Потому что Йорк Хэттер мертв и уже не может фигурировать в сюжете. Зачем же использовать два ложных «ключа», указывающих на двух разных людей, как сделал убийца? Любой взрослый на месте Джеки выбрал бы в качестве ложного следа туфли Конрада и отказался бы от запаха ванили, указывающего на мертвеца. Если бы он выбрал туфли, то не чувствовал бы необходимости надевать их, как поступил Джеки. Было достаточно плеснуть яд на один из носков туфель, а потом оставить пару в стенном шкафу Конрада. Но Джеки, неспособный к зрелой трактовке инструкций, надевает туфли, хотя в плане об этом вообще ничего не говорится… Все указывает на то, что убийца терял чувство меры, сталкиваясь с ситуацией, требующей обычного зрелого ума. Снова признак ребенка.

И наконец, история с пожаром. Она меня озадачивала, пока я не прочитал план, как и многие другие факты, потому что я пытался найти для них причины, а они отсутствовали — все совершалось вслепую… В плане указывалась цель пожара — сделать очевидным, что Йорка Хэттера преследует кто-то посторонний и, следовательно, он не виновен. Но после смерти Хэттера инцидент с пожаром в его лаборатории становился бессмысленным, и любой взрослый отказался бы от него полностью или приспособил к своим целям — устроил бы пожар в своей комнате или каким-нибудь иным способом сосредоточил его вокруг себя. Скорее всего, взрослый отказался бы от него, так как даже в плане Йорка это выглядело избитым приемом, типичным для детективных историй.

Что мы получаем в итоге? План вымышленного преступления осуществлялся в действительности с тупым следованием каждой детали — каждым действием, которое требовало оригинального или избирательного мышления, преступник указывал на свою незрелость. Это подтверждало мою уверенность, что убийца — Джеки, и должно убедить вас, как убедило меня, что Джеки не понимал изощренности плана, которому следовал так преданно, и лишь слепо выполнял конкретные предписания, причины которых были ему недоступны. Он прочитал, что Йорк должен быть преступником, знал, что Йорк мертв, и решил сам быть Йорком или преступником. Поэтому там, где план предписывал Йорку, или Игреку, что-то сделать, Джеки ставил себя на место Йорка и делал это сам — вплоть до действий, которые по плану приводили к разоблачению преступника!

— Эта чертова первая попытка отравления… — Тамм прочистил горло. — Не могу понять…

— Терпение, инспектор. Я как раз к этому подхожу. Во время попытки мы не могли знать, должна она была осуществиться по замыслу преступника или нет. Когда же после убийства мы решили, что вторая попытка отравления была ложной, напрашивался вывод, что таковой была и первая. Еще не зная о плане Йорка, но чувствуя, что преступник — Джеки, я сказал себе: Джеки вроде бы случайно не дал осуществиться отравлению в случае с эгногом. Возможно ли, что он глотнул отравленный эгног не случайно, а намеренно? Если так, то почему? Ну, если обе попытки были ложными, каким образом убийца планировал помешать Луизе даже глотнуть эгног и в то же время сделать очевидным факт, что напиток отравлен? Если бы он как бы случайно пролил эгног, факт отравления не стал бы очевидным — смерть щенка могли приписать другим причинам. Поэтому требовались героические меры. То, что Джеки глотнул эгног, являлось доказательством prima facie[128], что он следовал каким-то инструкциям — ребенок не мог сам придумать такое.

Когда я прочел план, все стало ясным. Игрек в своем романе намеревался отравить эгног, потом выпить какую-то его часть и продемонстрировать подлинные симптомы отравления — это преследовало тройную цель: не повредить Луизе, сделать очевидным, что кто-то пытается ее отравить, и, наконец, представить себя невиновным, ибо какой отравитель попадется в собственную ловушку? Для романа план был хорош, но в реальной жизни Хэттера едва ли привлекла бы мысль выпить яд даже в качестве уловки.

Лейн вздохнул:

— Джеки читает в плане, что Игреку предписано отравить эгног и глотнуть его самому. Он знает, что должен повторить все поступки Игрека, и делает это, насколько ему позволяют смелость и обстоятельства. То, что Джеки выпил эгног во время первой попытки отравления и что он был отравителем и убийцей во втором случае, подтверждало предположение, что он следовал фантастическому и невероятному плану, смысла которого толком не понимал.

— А как насчет мотива? — спросил Тамм. — До меня по-прежнему не доходит, почему мальчишка мог захотеть прикончить свою бабушку.

— Имея дело с такой семейкой, Тамм, — сказал Бруно, — это достаточно легко понять. Не так ли, мистер Лейн?

— Да, — печально улыбнулся актер. — Вы уже знаете ответ, инспектор. Вам известно, что стало причиной пороков этой семьи. Хотя Джеки было всего тринадцать, в его жилах текла дурная кровь отца и бабушки. Вероятно, он был потенциальным убийцей от рождения, обладая, подобно всем детям, склонностью к озорству и злым шуткам, но в чудовищной степени… Помните, как он почти фанатично преследовал своего младшего брата Билли, как с наслаждением топтал цветы и пытался утопить кошку. Его ненависть к бабушке вполне совместима с отсутствием внутрисемейных привязанностей и всеми mores[129] дома Хэттеров. Бабушка часто била Джеки — всего тремя неделями раньше преступления она выпорола его за то, что он украл фрукт из вазы Луизы; мальчик слышал, как его мать говорила старой леди, что желает ей смерти. Все это стало искрой, пробудившей пламя, когда он прочитал план, согласно которому бабушка Эмили — самый лютый домашний враг его самого и его матери — должна быть убита…

Лицо актера помрачнело.

— Нетрудно понять, как этот подросток под влиянием дурной наследственности и окружения ухватился за план, имевший целью смерть воображаемого врага. А когда он сделал первый шаг — попытку отравления — и не был пойман, то не видел причин, почему бы не продолжать в том же духе, — успех лишь усилил криминальные импульсы… Дальнейшее усложнение этих и без того запутанных преступлений произошло вследствие случайностей, не запланированных ни Йорком Хэттером, ни маленьким исполнителем его плана. Опрокинутая коробка с порошком на ночном столике. То, что Луиза прикоснулась к Джеки, когда он стоял на цыпочках. Пятна от пальцев, подтверждавшие рост преступника.

Лейн сделал паузу, которой воспользовался Бруно.

— А какую роль играл во всем этом Перри?

— Инспектор уже предложил ответ, — отозвался Лейн. — Перри, пасынок Эмили, затаил против нее ненависть, так как она была лично ответственна за ужасную смерть его отца. Несомненно, он питал какие-то преступные замыслы, иначе не стал бы менять фамилию и устраиваться на работу в дом Хэттеров. Когда старую леди убили, Перри оказался в опасном положении, но не мог покинуть дом. Возможно, он отказался от первоначальных целей задолго до убийства, влюбившись в Барбару. Его действительные намерения, вероятно, никогда не станут известны.

Инспектор Тамм задумчиво посмотрел на Лейна.

— Почему вы так таинственно держались во время всего расследования? — спросил он. — Вы сами говорите, что после пожара в лаборатории знали, что убийца мальчик. Тогда почему вы делали из этого такую тайну? Это не слишком справедливо по отношению к нам, мистер Лейн.

Актер долго не отвечал.

— Позвольте вкратце описать вам мои эмоции в процессе расследования, — заговорил он наконец. — Когда у меня исчезли все сомнения в том, что преступник — Джеки, я столкнулся с ужасной проблемой. С социологической точки зрения мальчик не мог считаться морально ответственным за свое преступление. Он был жертвой грехов его бабушки. Что мне было делать? Разоблачить его? В таком случае какой была бы ваша позиция как служителей закона? Ваши руки были бы связаны. Ребенка следовало арестовать, вероятно, отправить в тюрьму до достижения совершеннолетия, а потом судить за убийство, совершенное в возрасте, когда он не являлся морально ответственным. Предположим, Джеки не осудили бы за убийство — что тогда? Лучшее, на что он мог надеяться, — это быть оправданным на основании безумия и провести оставшуюся жизнь в сумасшедшем доме. — Лейн вздохнул. — Поэтому я, не будучи служителем закона и чувствуя, что мальчик, поскольку он расплачивается за чужие грехи, унаследовав преступные импульсы и воспользовавшись чужим планом, и является жертвой обстоятельств… заслужил свой шанс!

Двое мужчин молчали. Лейн посмотрел на гладкую поверхность пруда, по которой скользили черные лебеди.

— С самого начала — когда я еще не прочитал план и лишь предполагал, что он составлен взрослым, — я предвидел возможность еще одного покушения на жизнь Луизы. Почему? Потому что, так как первые две попытки были ложными, а целью являлась смерть миссис Хэттер, казалось логичным, что преступник совершит еще одно «покушение» на Луизу, дабы усилить иллюзию, что убить хотели ее, а не ее мать… Я не мог быть уверен, что третья попытка не окажется успешной, в случае если преступник действительно захочет убить Луизу. Как бы то ни было, я не сомневался, что она произойдет.

Эту теорию подтвердила находка в тайнике дымохода пробирки с физостигмином — ядом, который еще не был упомянут в плане. Я заменил физостигмин молоком по двум причинам — чтобы избежать оплошности и чтобы дать Джеки шанс.

— Боюсь, я не вполне понимаю, как… — начал Бруно.

— Поэтому я и не мог сообщить вам, где нашел план, — отозвался Лейн. — Вы бы продолжали не понимать, пока бы не стало слишком поздно. Вероятно, вы бы расставили для Джеки ловушку, поймали его в дымоходе и арестовали… В каком смысле я дал ему шанс? Вот в каком. В рукописи неоднократно подчеркивалось отсутствие намерения отравить Луизу. Поместив в пробирку безвредную жидкость, я дал Джеки возможность осуществить без трагических результатов последнюю инструкцию плана — третью ложную попытку отравления Луизы. Я чувствовал уверенность, что он будет следовать плану до самого конца, и спросил себя: что сделает Джеки после того, как отравит простоквашу, как ему предписывали инструкции? В плане на этот счет не было подробных сведений — Игрек всего лишь упоминал, что он либо привлечет внимание к каким-то неполадкам с простоквашей, либо каким-то образом помешает Луизе выпить ее. Поэтому я наблюдал.

— И что же он сделал? — спросил окружной прокурор.

— Проскользнул в спальню с карниза и достал пробирку, где, как он думал, содержится яд. Я знал, что план предписывает добавить в стакан пятнадцать капель. Но Джеки, поколебавшись, вылил в стакан все содержимое пробирки. — Лейн сделал паузу и посмотрел на небо. — Это выглядело скверно — впервые он намеренно нарушил инструкции.

— И?.. — резко произнес Тамм.

Лейн устало посмотрел на него:

— Несмотря на то что план предписывал ему привлечь внимание к отравленной простокваше, прежде чем Луиза ее выпьет, Джеки этого не сделал. Он позволил ей выпить из стакана, наблюдая с карниза снаружи окна, и я видел разочарование на его лице, когда она выпила простоквашу и не обнаружила никаких признаков отравления.

— Боже милостивый! — воскликнул потрясенный Бруно.

— Не такой уж милостивый — во всяком случае, к этому бедному юному созданию… Моя проблема заключалась в том, что сделает Джеки дальше. Он уже не подчинился некоторым инструкциям, но теперь, когда план исчерпал себя, будет ли он действовать самостоятельно? Я твердо решил, что если Джеки на этом остановится и не будет предпринимать дальнейших попыток отравить Луизу или кого-либо еще, то я не стану никому сообщать о его вине, признаю себя побежденным и уйду со сцены. Мальчик должен был получить шанс избавиться от содержащегося в нем зла…

Инспектор Тамм выглядел смущенным, а Бруно сосредоточился на муравье, который тащил кусочек сухого листа.

— Я наблюдал за лабораторией, — продолжал бесстрастный голос, — единственным местом, где Джеки мог обзавестись очередной порцией яда — если бы захотел этого. К сожалению, так и произошло. Я видел, как он пробрался в комнату, снял с полки бутылку с надписью «ЯД» и наполнил пузырек ее содержимым, а потом ушел. — Лейн поднялся, ковыряя землю носом туфли. — Джеки приговорил себя, джентльмены. Жажда крови и убийства ударила ему в голову… Теперь он действовал по собственной инициативе — за пределами письменных предписаний и практически нарушая их. Я понял, что он неисправим и, оставаясь вне подозрений, будет представлять собой постоянную угрозу обществу. В то же время, если бы я разоблачил его, это привело бы к чудовищному зрелищу: мы обрекли бы общество мстить тринадцатилетнему ребенку за преступление, в котором, по сути дела, было повинно оно само…

Лейн умолк, а когда заговорил снова, его голос звучал по-другому:

— Эту трагедию можно назвать «Трагедией Игрек», как называл себя Йорк Хэттер. Он спланировал преступление, предназначая его для детективного романа, но создал чудовище Франкенштейна[130] в лице собственного внука, который осуществил план, пойдя гораздо дальше намерений Игрека. Когда мальчик умер, я решил притвориться потрясенным и не разоблачать его. Что хорошего могло бы из этого выйти? Для всех было лучше, что виновность Джеки осталась неизвестной. А если бы я сообщил о ней вам, когда ваше начальство и пресса требовали раскрытия дела, вы были бы вынуждены предать ее огласке…

Тамм собирался заговорить, но Лейн быстро продолжил:

— К тому же нужно было думать о Марте, матери Джеки, и, что еще важнее, о его младшем брате Билли, который также имел право получить свой шанс… При этом, инспектор, я не собирался позволить причинить вам вред. Если бы, например, вас понизили в должности за то, что вы не смогли поймать преступника, мне пришлось бы сообщить вам разгадку, чтобы вы могли сохранить свое положение…

— Благодарю, — сухо сказал Тамм.

— Но когда прошло два месяца, протесты заглохли и вы не пострадали, у меня больше не было причин утаивать факты от вас — как людей, а не служителей закона. Я только надеюсь, что с человеческой точки зрения вы поймете мои мотивы и сохраните в тайне ужасную историю Джеки Хэттера.

Бруно и Тамм молча кивнули — оба выглядели задумчивыми и подавленными. Внезапно инспектор, сидевший на траве, выпрямился и прижал колени к широкой груди.

— Мне кое-что непонятно в последней фазе дела. — Он сорвал травинку и начал жевать ее. — Каким образом мальчик ошибся и выпил за ужином отравленное молоко, предназначавшееся Луизе Кэмпион?

Лейн не ответил. Отвернувшись, он сунул руку в карман, достал кусок хлеба и стал бросать крошки в пруд. Лебеди грациозно подплыли к нему и начали клевать крошки.

Тамм наклонился вперед и похлопал актера по колену.

— Вы не слышали, что я спросил, мистер Лейн?

Окружной прокурор неожиданно поднялся и так сильно ущипнул инспектора за плечо, что тот вздрогнул и уставился на него. Лицо Бруно побелело, а подбородок окаменел.

Лейн медленно повернулся и устремил страдальческий взгляд на двоих мужчин.

— Пошли, инспектор, — странным тоном произнес Бруно. — Мистер Лейн устал. Нам лучше вернуться в город.