Тяжело дыша от вихря ярости, Тос’ун приостановился около деревянной треноги, на которой орки имели обыкновение разогревать себе еду. Ни одно копье не полетело в него, ни один враг не показался на глаза. Дроу рассмотрел свою собственную работу, линию мертвых орков и двоих, что все еще извивались на земле, корчась и постанывая от боли. Чувствуя, насколько сильно они мучаются перед смертью, Тос’ун не спешил их убивать.
Он вновь прокручивал в уме все свои действия, мысленно возвращался все той же дорогой, прыгая и нападая. Он даже заглянул за валун, чтобы убедиться в том, что на лету сбил два брошенных в него копья.
Там они и лежали, в грязи.
Тос’ун покачал головой, не совсем понимая, что только что случилось. Он не понимал свою ярость и свою жажду крови.
Он вспоминал Мили-Магтир. Он был довольно незаметным студентом, сущим разочарованием для могущественного Утегенталя. Но в этой школе одним из первых уроков было то, как научиться отпускать свое тело, позволять ему, а не разуму, вести себя в битву.
Никогда прежде Тос’ун так не ценил те давние уроки.
Стоя посреди трупов, Тос’ун наконец понял, в чем же заключается разница между обычными воинами дроу, пусть и заслуживающими всех похвал по стандартам любой расы — и настоящими мастерами.
Он понял, что тот бой он вел так, как мог бы вести его сам Утегенталь: прекрасная гармония инстинкта и оружия, с каждым движением, только немного более быстро, чем то, что было типично для оружейника Второго Дома.
Хотя Тос’ун не знал, как он достиг такого уровня мастерства, и задавался вопросом, смог бы он сделать это снова, он мог бы сказать без малейших сомнений, что Хазид’хи был доволен.