Дрянь с историей

Эпилог. Жизнь и разные воспоминания

— Ева, какого чёрта?

Утро воскресенья, наконец-то — по-настоящему выходного, с вечера обещало быть спокойным и почти идеальным. Сын, серьёзный и ответственный парень десяти лет, будущий морской офицер, вчера вернулся в училище и отзвонился, что всё в порядке, дочь отпросилась на выходные к подружке с ночёвкой, и её отпустили со спокойной душой — сложно ожидать неприятностей от домашних посиделок первоклассниц под присмотром подружкиных родителей, людей проверенных и разумных.

И утро началось действительно приятно, с разбудивших Серафима поцелуев жены. А потом он обнаружил одно обстоятельство…

— Ты слишком напряжён и много работаешь, — промурлыкала она, медленно провела сверху вниз ладонью по груди мужчины, по животу до пупка и чуть ниже — и вверх, опять к груди, вдоль кривого светлого шрама, перечеркнувшего рёбра.

— И как это поможет мне расслабиться? — мрачно уточнил он, выразительно двинув руками — насколько позволяла цепь.

— Во всяком случае, не помешает, — рассмеялась Ева.

Серафим напряг руку, потянул, проверяя надёжность крепления, коротко резко дёрнул…

— Не ломай! — Женщина возмущённо шлёпнула его ладонью по груди. — Бугай. — Проворчала недовольно, но склонилась ближе и мягко коснулась губами над солнечным сплетением.

— И всё-таки какого чёрта? — всё так же мрачно, но уже с нотками смирения спросил Дрянин.

Ситуация и положение, конечно, раздражали, но было бы странно ждать чего-то по-настоящему плохого от жены на двенадцатом году совместной жизни.

— А кто виноват, что ты настолько привык командовать, что остановить тебя можно только таким варварским способом? — насмешливо проговорила она, сладко потянулась всем телом. С удовольствием отметив, что внимание мужчины перетекло куда надо, а именно — на грудь жены, поднялась на колени и удобно устроилась верхом на его бёдрах, окинула ласкающим взглядом.

— Ты же понимаешь, что рано или поздно это придётся снять? — Он выразительно звякнул цепями.

— Понимаю, — исполненным кротости голосом заверила Ева, опять не спеша провела руками, на этот раз обеими, по его торсу от плеч к животу. — Но какое-то время до того момента у меня есть. — Опёрлась ладонями о его грудь, коснулась губами впадины между ключицами и спрятала довольную улыбку, когда мужчина непроизвольно запрокинул голову, чтобы ей было удобнее. — И оно того стоит! Тебе ужасно идут цепи, ты знаешь? Такой суровый, сильный, красивый — и я могу делать с тобой всё, что заблагорассудится.

— Сейчас ты уйдёшь в кухню с книжкой и оставишь меня здесь? — предположил он, насмешливо приподняв брови.

— Идея, конечно, интересная и ироничная, но нет, — улыбнулась Ева, опёрлась на подушку по обе стороны от его головы, прогнулась, прижавшись грудью к груди, и выдохнула возле его губ: — Тебя я хочу гораздо сильнее.

Поцелуй за этим последовал долгий, томный, очень многообещающий, и обоим стало не до болтовни, хотя Ева, конечно, могла бы сказать очень многое. Например, о том, как ценит вот это доверие и готовность поддаться, сыграть по её правилам. Или о том, как отчаянно скучает, когда он на несколько дней уезжает по делам службы. Или о том, что прекрасно знает, что он тоже скучает. Не скажет, конечно, но можно подумать, она не успела его за это время изучить!

Годы совместной жизни изменили его не так уж сильно. Как был резким, циничным и неуступчивым, как привык командовать, как не умел проявлять мягкость и дружелюбие — так всё и осталось.

На первый взгляд.

Кто бы мог подумать, что ему так на пользу пойдёт отцовство! Что он вообще всерьёз захочет детей. Что он когда-то давно искренне хотел свою семью, а теперь — решит об этом вспомнить. И хотя даже с детьми он не становился по волшебству чутким и трепетным, но строгого папу оба любили самозабвенно и искренне. Взаимно, конечно. А Ева даже порой завидовала той бездне терпения, которая в нём откуда-то бралась в самые ответственные и важные моменты. В отличие от неё, Сеф ни разу на них не ругался и даже не рявкал, ему было достаточно выразительно посмотреть. Наверное, всему виной богатый командирский опыт, и пара мелких сорванцов тут мало отличалась от всех тех сорванцов взрослых, с которыми ему приходилось иметь дело.

Заочно, экстерном окончив университет и научившись уверенно управляться с даром потусторонника, Серафим решил попробовать себя на новом поприще, в патруле, но долго в простых охотниках не задержался. Он честно старался начать с нуля и не пользоваться какими-то связями, но то ли те связи сработали без его ведома, то ли сыграл свою роль обширный опыт, — взлёт по карьерной лестнице вышел стремительным, и отделаться от ответственной командной должности не вышло.

Ирония его учёбы состояла в том, что происходила она в ГГОУ, где Дрянина уговорили остаться до конца года вместе с Евой. Экзамены Серафим сдавал уже новому декану потустороннего факультета, Стоцкому, и программа у него вышла своеобразная — между телесниками, что было Сефу ближе и интереснее, и контактёрами, что получилось само собой. Потому что химеры его перешли в новую форму существования, окончательно переместившись на Ту Сторону, но связь с ними у Дрянина сохранилась — обычная, какой порой обзаводились потусторонники-контактёры.

ГГОУ и при поверхностном взгляде грозили масштабные изменения, но после ареста Медведкова и во время громкого, скандального судебного процесса университет сильно лихорадило. За другими преподавателями не нашлось столь серьёзных грехов, но нескольких всё же попросили на выход с запретом заниматься педагогической деятельностью. Вскрылось много проблем: и слишком серьёзные жертвенные ритуалы с крупными животными, не входившие в общую программу и требовавшие каждый раз отдельного разрешения, которого, конечно, никто не получал, и моральная травля неугодных студентов, и слишком активная поддержка версии об исключительности потусторонников.

Предсказуемо сменился и ректор, что, по мнению широкой общественности, следовало сделать уже давно. И хотя формально ГГОУ остался гражданским университетом, но Ложкина перевели на должность заместителя ректора по хозяйственной части, а его прежнее место занял весьма опытный и суровый офицер, да и военная кафедра в университете завелась. К разочарованию Томилиной, ректор был далеко не молодым и совсем не красивым, но несколько офицеров помоложе появились.

Любовалась она ими, впрочем, исключительно издалека и без особого энтузиазма, вполне счастливая со своим мужем. Весь год она старательно подтрунивала над Евой насчёт того, как угадала с самого начала и работа Калининой с адмиралом на месте супружеской пары вышла боком обоим. Оставалось только терпеть и соглашаться, потому что и правда ведь угадала. И кадровик угадал: через год ему опять пришлось искать замену вышедшей замуж новой сотруднице, которая предпочла вернуться в патруль.

Зато год совместной работы в ГГОУ позволил Серафиму и Еве окончательно сблизиться и разобраться в планах на будущее, которое как-то естественно, само по себе, стало общим. И хотя никаких трепетных признаний Калинина от своего мужчины не дождалась, но она бы скорее заподозрила неладное, обрети он вдруг не ехидное и прочувствованное красноречие вместе с открытостью.

Еве хватило опыта для сравнения, и в этот раз словам она предпочитала дела — и с его, и со своей стороны. Время показало, что такой подход приносил гораздо более приятные плоды.

А может, подход не играл роли. Просто они нашли друг друга, и это — куда важнее.