Шли Галича сыны в чужбину,
Предлинными рядами шли
И грусть и жгучую кручину
Родных Карпат с собой несли.
Все шли под клекот беснованья,
Под брязг оков и лязг цепей,
И вопль последнего прощанья,
Как вихрь стонал из их грудей.
Все шли и падали в истоме
От пуль, прикладов и штыков,
В песке, завшивленной соломе
Нашли проклятый Талергоф.
Из Пролога к переизданию
«Талергофского альманаха»
(вышел под названием «Галицкая Голгофа» (Trumbuull, Conn., 1964))
Массовый геноцид галицких и буковинских русинов в годы Первой мировой войны до сих пор не получил должного освещения в современной историографии. В советские времена русинская тематика была под запретом. Официальную российскую историографию, похоже, данная тема не интересует. Украинские исследователи сегодня в большинстве своем стоят на позициях диаспоральной историографии, которая в годы холодной войны пыталась навязать тезис о якобы различном этническом происхождении украинцев (малороссов и русинов) и великороссов (современных русских) и существующем между ними многовековом этническом антагонизме. Изучение событий, произошедших в годы Первой мировой войны на землях современной Западной Украины позволит переосмыслить некоторые постулаты, введенные в научный и массовый оборот советскими и украинскими эмигрантскими историками после 1917 г.
Перед Первой мировой войной большая часть земель, населенных русинами,[1] оказалась в составе Австро-Венгрии (Восточная Галичина — с 1772, Буковина — с 1774 г., Угорская (Подкарпатская) Русь — в составе Венгерского королевства с XIII в.). Исследователи определяют численность русинов на территории Австро-Венгрии к началу XX в. от 3,1 до 4,5 млн. человек.
Во второй половине XIX в. в Австро-Венгрии начинается русинское возрождение. Оно воспринималось деятелями галицко-русского возрождения, как возврат к общерусской культуре, осознание своей принадлежности к единому русскому народу «от Карпат до Камчатки». В украинской историографии русинское возрождение получило название «москвофильского». По свидетельству М. Грушевского, «в руках москвофилов находились все национальные организации и в Галиции, и на Буковине, не говоря уже о закарпатской Украине, а народовство конца 1860-х и затем 1870-х годов представлено было лишь небольшими кружками, бедными и материальными средствами и культурными силами».[2] В то время термин «украинец» носил, как обоснованно считает Н. Пашаева, «скорее национально-политический характер».[3] Это было «антирусское меньшинство».[4]
Накануне Первой мировой войны австро-венгерские власти предприняли ряд мер против набиравшего силу русинского движения. Одним из «эффективных» средств стало обвинение в шпионаже в пользу России. С 1909 г. начинается волна арестов в австрийской части Буковины. В 1910 г. австро-венгерские власти закрывают большинство русинских организаций в крае. В 1913 г. в Угорской Руси начинается второй Мармарош-Сигетский процесс, на котором 32 обвиняемых приговорили в общей сложности к 39,5 годам заключения за переход в православие. Во Львове перед самой войной прошел нашумевший процесс против двух православных священников Игнатия Гудимы и Максима Сандовича, С.Ю. Бендасюка и студента-юриста В.А. Колдры, которые два с половиной года просидели в тюрьме без предъявления обвинений и затем были оправданы.[5]
С началом Первой мировой войны начались массовые репрессии против русинского населения. По заранее заготовленным спискам «политически неблагонадежных» была арестована почти вся русинская интеллигенция и тысячи крестьян. Зачастую расправы осуществлялись на месте, без суда и следствия. Так, 15 сентября 1914 г. венгерские гонведы убили сорок четыре гражданских лица в Перемышле.[6]
Репрессии коснулись австро-венгерской армии. Известна история расстрела солдат 80-го австрийского пехотного полка, набранного из крестьян Бродского, Каменецкого и Золочевского уезда Галичины за отказ воевать на русском фронте. В 1915 и 1916–1917 гг. в Вене прошло два политических процесса, на которых дискредитировалась сама идея единства русского народа и русского литературного языка. На скамье подсудимых были депутаты австрийского парламента, интеллигенты, крестьяне. Большинство обвиняемых (среди них Д. Марков, В. Курылович, К. Богатырец, И. Цурканович) было приговорено к смерти. Впоследствии смертную казнь заменили на пожизненное заключение, а весной 1917 г. заключенных амнистировали.
Мест в тюрьмах не хватало (к 28 августа 1914 г. только во Львове оказалось около 2000 узников), и тогда австро-венгерские власти создали первые в Европе концентрационные лагеря Талергоф в Штирии, Терезин в Северной Чехии и другие. Эти концлагеря были предвестниками нацистских концлагерей Дахау, Освенцима, Треблинки. Среди австрийских концлагерей Талергоф, по свидетельству узника Талергофа и Терезина В. Ваврика, «был лютейший застенок из всех австрийских тюрем в Габсбургской империи».
Лагерь представлял собой участок невозделанного поля в виде длинного четырехугольника в пяти километрах от Абтиссендорфа и железной дороги. На первых порах эту площадь солдаты отделили деревянными кольями и колючей проволокой. Со временем лагерь Талергоф расширился. Первую партию русинов пригнали в Талергоф 4 сентября 1914 года. В официальном рапорте фельдмаршала Шлеера от 9 ноября 1914 года сообщалось, что в Талергофе в то время находилось 5700 русофилов.
До зимы 1915 года в Талергофе не было бараков. Люди лежали на земле под открытым небом в дождь и мороз. Заключенных косили болезни и антисанитария.
Охрана морила голодом и избивала заключенных. Очевидцами описаны многочисленные случаи убийств и издевательств.
Депутат австрийского парламента чех Юрий Стршибрны отметил в своей речи 14 июня 1917 года, что имеет сведения от 70-ти заключенных, что в Талергофе умерло 2000 человек. Депутат того же парламента поляк Сигизмунд Лясоцкий лично собрал сведения о Талергофе на месте и в своей речи 12 марта 1918 года сказал, что в Талергофе до 20 февраля 1915 года лежало 1360 тяжело больных, из которых 1100 умерло в страшных условиях. В то время 464 человек заболело тифом. В течение полутора лет умерло 15 % талергофцев, т. е. свыше 3000 галичан и буковинцев.
Через Талергоф прошло не менее 20 000 русских галичан и буковинцев. Талергофский лагерь постоянно пополнялся новыми партиями заключенных. В Прикарпатье не было села или семьи, не пострадавших от австро-венгерских властей. В 1914–1915 гг. нередким явлением были массовые аресты целых селений.
Тысячи людей были заключены в Терезинской крепости. Они должны были весь день выполнять грязную работу в крепости и городе: чистить улицы, каналы, уборные в заразных лазаретах, трудиться в огородах и в поле. Большую поддержку узникам оказывало местное чешское население. Заключенных Терезина через некоторое время отправляли в Талергоф.
В ходе Галицийской битвы русские войска 21 августа (3 сентября) 1914 г. взяли Львов, а к 8 (21) сентября 1914 г. была занята вся Восточная, часть Западной Галиции и почти вся австрийская часть Буковины с Черновцами. В конце мая 1915 г. германо-австрийским войскам удалось прорвать фронт и русская армия вынуждена была временно оставить Восточную Галицию. Множество галичан бежало при приближении германо-австрийских войск в Россию, опасаясь мести со стороны австро-венгерских властей. Только за последнюю неделю перед оставлением Львова канцелярией генерал-губернатора было выдано 10 926 пропусков. Причем пропуска давались на мужчин призывного возраста 18–50 лет, а в пропуске указывалось количество членов его семьи. Тысячи беженцев покидали свои родные места без пропусков. Множество галичан нашли приют в Ростове-на-Дону, где была даже образована специальная гимназия для их детей{Пашаева Н. Очерки истории русского движения в Галичине XIX–XX вв. М., 2007, с. 114–115.}(8). Заняв Восточную Галицию, австро-венгерские власти возобновили репрессии с новой силой. Комендант Львова генерал Римль, назначенный на этот пост после отступления русских войск, в своем секретном рапорте написал, что галицкие русские делятся на две группы: русофилов и украинофилов. Ввиду того, что русофилы являются государственными изменниками, «следует их беспощадно уничтожать»{Талергофский альманах. Пропамятная книга австрийских жестокостей, изуверств и насилий над карпато-русским народом во время всемирной войны 1914–1917 гг. Выпуск первый. Львов, 1924. Издание «Талергофского комитета». Типография Ставропигийского института под управлением А.И. Яськова. С. 30–31. Всего вышло 4 сборника (в 1924, 1925, 1930, 1932 гг.). Электронные версии размещены на сайте[7] Были переизданы в сборнике «Русская Галиция и «мазепенство»» (М., Издательство «Имперская традиция», 2005).}.
Талергофский лагерь просуществовал с сентября 1914 по май 1917 г. После смерти императора Франца-Иосифа новый император Карл I распорядился выпустить всех заключенных. В своем рескрипте от 7 мая 1917 г. он написал: «Все арестованные русские невиновны, но были арестованы, чтобы не стать ними», тем самым признав, что действия австро-венгерских властей были направлены против целой этнической группы.
По некоторым оценкам, австро-венгерские власти уничтожили во время Первой мировой войны не менее 60 тыс. русинов, подданных Австро-Венгрии: стариков, мужчин, женщин, детей.[8]
Талергоф стал для русинов Русской Голгофой, священным местом мученичества за общерусскую идею. С 1924 г. начинает выпускаться «Талергофский альманах», где приведены документальные свидетельства, воспоминания очевидцев и жертв геноцида. В предисловии к первому выпуску видный деятель русинского возрождения Ю. Яворский написал: «Печальная и жуткая эта книга. Потрясающая книга бытия, искуса и мук многострадальной Галицкой Руси в кошмарные дни минувшего грозного лихолетья. Прославный помянник безвинно выстраданной ею искупительной, вечерней жертвы за Единую, Святую Русь!».[9] В 1928 и 1934 гг. во Львове были проведены Талергофские съезды. Последний собрал более 15 тыс. участников. На Лычаковском кладбище во Львове был сооружен памятник жертвам Талергофа. На нем сделали надпись: «Жертвам Талергофа 1914–1918. Галицкая Русь». Подобные памятники возникли во многих населенных пунктах Галичины.
Талергофское кладбище «Под соснами» было ликвидировано в 1936 г. Прах мучеников был перезахоронен в братской могиле на кладбище в деревне Фельдкирхен. Согласно международному соглашению по охране военных могил, на братской могиле построена часовня и внутри ее помещена надпись «Вдали от Родины здесь покоятся 1767 мужчин, женщин и детей из Галичины и Буковины, жертв мировой войны 1914–1917 гг.»
Во втором выпуске «Талергофского альманаха» приведены прекрасные слова: «А как быть с недавним прошлым? Должно ли оно быть забытым? Нет, это было бы преступлением большим того, какое совершили враги. Пусть же кровь галицко-русского народа, его страдания, слезы жен и детей, вдов и сирот, пепелища его усадеб и селений будут, хотя бы в маленькой части, занесены на страницы истории русского народа»».[10]
Сегодня на Украине не любят вспоминать об этих трагических событиях. Ведь они не вписываются в общий контекст культивируемого там исторического мифа. Современный украинский публицист О. Бузина в своей книге «Тайная история Украины-Руси» посвятил вышеизложенным событиям специальную главу «Концлагерь для неправильных галичан». В конце ее он задал вопрос:
«Милая Австрия с вальсами и опереттами, как же ты любила своих украинских (на мой взгляд, уместно было бы взять слово «украинских» в кавычки. — С.С.) подданных! Интересно, родственники и однофамильцы жертв помнят об этой «любви»? А если помнят, почему молчат?»
Действительно, почему?
Сергей СУЛЯК,
кандидат исторических наук,
президент Общественной ассоциации «Русь»
http://www.rusk.ru/st.php?idar=113432
Доклад был прочитан 15 октября 2008 г. на научно-теоретической конференции «Славянские чтения — V» (Славянский университет Республики Молдова, г. Кишинев).
Беспрецедентное расследование одной из самых мрачных страниц британской истории — скитаниях в течение 300 лет головы властителя Англии, лорда-протектора, пославшего на плаху короля Карла I Оливера Кромвеля — проведено известным историком Великобритании Джонатаном Фицгибоном. По его итогам он выпустил новую книгу «Голова Кромвеля», где содержится детальный рассказ о невероятных событиях, связанных с этой одной из самых противоречивых фигур британской истории.
Оливер Кромвель скончался в сентябре 1658 года в королевском дворце Хэмптон-корт от редкого сочетания болезней — малярии и заражения крови. Хотя ранее Кромвель отказался от короны, предложенной ему тогдашним истеблишментом, его похороны были достойны подлинного монарха. Захоронен герой английской гражданской войны был в самом знаменитом некрополе Англии — лондонском Вестминстерском аббатстве.
Однако через три года после реставрации монархии и прихода на престол сына казненного короля — Карла II над уже мертвым Кромвелем был устроен суд. Бывшего лорда-протектора приговорили к повешению и четвертованию. После оглашения приговора тело Кромвеля извлекли из могилы и повесили на знаменитом Тайбернском дереве — огромной виселице, которая располагалась при въезде в Лондон с западной стороны. Сейчас на этом месте стоит знаменитая Марбл-Арч. Через некоторое время тело Кромвеля сняли с виселицы, четвертовали и выбросили в ближайшую яму в Гайд-парке. А отрубленную голову насадили на 3-метровую пику и водрузили на крышу королевского Вестминстерского дворца, где сейчас заседает парламент. Там голова находилась на всеобщем обозрении лондонцев в течение 30 лет. По словам Фицгибона, ветры, дожди и особый английский климат сделали из головы подлинную мумию. Однажды во время сильной бури голова Кромвеля слетела с пики и упала к ногам пьяного солдата охраны дворца. По неизвестным причинам, он принес голову домой, однако на утро, протрезвев, испугался содеянного и спрятал голову в трубе домашнего камина.
Между тем в Лондоне спохватились, что голова пропала, но найти ее по горячим следам не смогли. Спустя несколько лет на смертном одре солдат признался своей дочери в тайне и последняя, чтобы избавиться от страшной находки, продала голову одному из тогдашних коллекционеров диковинок — жившему в британской столице французскому издателю Клаудису дю Пеи. Однако он скончался без наследников, и его коллекция была распродана с аукциона.
Реликвию приобрел дальний родственник Кромвеля актер Самюэль Рассел. Отличавшийся пристрастием к виски, он нашел для головы бывшего владыки Англии неожиданное применение — показывал ее посетителям пабов и таверн за стакан «огненной воды». В одном из таких пабов Рассел встретил ювелира Джеймса Кокса, который сумел так напоить родственника Кромвеля, что тот продал знаменитую голову за 118 фунтов стерлингов. Через 12 лет ювелир продал ее уже за 230 фунтов, что по сегодняшнему курсу равно около 40 тыс. долларам США, братьям Хьюз. Последние хотели сделать в центре Лондона специальный музей головы Кромвеля. Однако братьи не смогли осуществить своих планов, так как одного за другим их постигла быстрая смерть, что заставило окружающих говорить о «проклятье головы». Дочь одного из них продала голову собирателю антиквариата Джошуа Уилкинсону.
В семье Уилкинсонов реликвия находилась в течение нескольких поколений, пока в 1957 году внук коллекционера Гораций Уилкинсон не решился передать голову Кромвеля Кембриджскому университету, где когда-то учился лорд-протектор. При этом была проведена специальная экспертиза, и голова была признана подлинной. Наконец, после трех веков скитаний, в марте 1960 года голова Кромвеля была помещена в стальной контейнер и секретно захоронена в часовне университета. Лишь через три года широкой общественности стало известно об этом факте, хотя до сих пор конкретное место в часовне, где находится голова, остается секретом.
В. МАКАРЧЕВ, ИТАР-ТАСС
Прочитал в «Дуэли» N7, 2009 заметку А. Павловского ««ГЕНОЦИД», КОТОРОГО НЕ БЫЛО», где автор небрежно, на одной страничке «опроверг» всё собранное авторами «Дуэли» на протяжении 10 лет, а заодно и всё лучшее в творчестве Юрия Мухина.
Геноцид приплетён, конечно, в качестве ширмы, чтобы под него пристроить свою ненависть к Сталину, антисоветизм и русофобию. И оттуда, из под ширмы, уже с позиции общечеловеков обвинять газету в «хронической юдофобии».
В заявленной теме Павловский очень ловко передёрнул события, цифр, конечно, никаких не приводит, но на пальцах у него получается, что если кого незаслуженно турки и обидели, то, конечно, самых невинных овечек — евреев. Совсем как в теории «лохокоста».
У меня претензий к подобным подтасовкам нет, как сам Павловский говорит, всё шито белыми нитками. Хочу только напомнить о главном действующем персонаже, проводившем национальные чистки, националистической турецкой организации «Единение и прогресс», или младотурках, как их именуют в Европе.
Идеология движения младотурок формировалась в Париже в начале ХХ века под чутким влиянии сионистов. А когда младотурки, совершив переворот в 1908 году, пришли к власти, сионисты заправляли там пропагандой. Так, с 1909 года в Стамбуле редактором центрального печатного органа младотурок являлся один из главных идеологов сионизма Владимир Жаботинский. За жесткость суждений в решении национальных вопросов Жаботинский получил позднее от своих друзей — соратников прозвище Владимир Гитлер.
Павловским же жёсткая политика младотурок по отношению к национальным, религиозным меньшинствам в Турции не замечена, всё в рамках законности.
А что касается редактора главной газеты младотурок Владимира Жаботинского, то может, это вовсе не главный идеолог сионизма, а российский штангист, например?
Но больше всего у Павловского мне, конечно, понравилась приписка — самое главное, как говорят, «на посошок».
«И еще товарищу Мухину на заметку. Лето 1939 года, в корчму заходит польский офицер и двое солдат. Солдаты обедают, офицер платит за них. Тот же год, но октябрь месяц, советская оккупация нашего города. В ту же корчму заходит советский офицер и двое красноармейцев. Теперь солдаты кормят офицера. Почувствуйте разницу, товарищ Мухин. Вы как быдлом были, так и остались. Вам, холопам, никогда не понять польского благородства.»
Совершенно ясно, что приведённый пример взаимоотношений офицера и солдат не просто глупое враньё, а плод больного воображения господина А. ПАВЛОВСКОГО, у которого с приходом моды на аристократическое происхождение, вдруг шляхетские корешки зачесались в том месте, откуда ноги растут.
Я понимаю если бы офицер накормил обедом дамочку или даже парочку девиц, ведь по буржуазным правилам калории, полученные при свидетелях в публичном месте, необходимо в постели отрабатывать.
Но зачем в подобное мероприятие двух невинных солдатиков втягивать?
А, может, это у шляхты так принято, вместо солдатской столовой воинов по ресторанам водить?
Сам я опыта большого общения с польскими аристократами не имею. Но, например, в Германии про шляхту сразу вспоминают, когда только пропадает автомобиль, ну и по части контрабанды им нет равных, львиная доля нелегальных сигарет в Западную Европу поставляется представителями народа с врождённым благородством.
Но для того чтобы представить поведение панов в местах общественного питания, пришлось вспомнить пример из классической литературу. Вот у Фёдора Михайловича Достоевского в «Братьях Карамазовых» есть подходящая сценка в трактире. Там за столом, кроме местных помещиков, Мити Карамазова и Грушеньки, присутствуют два офицера из польской шляхты. Один — жених Груши, а другой пан Врублевский — его дружок-телохранитель. Представители польской аристократии не только без тени смущения едят и пьют за счёт Мити, но на десерт ещё обыгрывают его на пару сотен рублей краплёными картами, ловко извлечёнными из рукава.
«Хозяин, который давно уже с любопытством заглядывал в дверь, слыша крик и чуя, что гости перессорились, тотчас явился в комнату.
— Ты чего кричишь, глотку рвешь? — обратился он к Врублевскому с какою-то непонятною даже невежливостью.
— Скотина! — заорал было пан Врублевский.
— Скотина? А ты в какие карты сейчас играл? Я подал тебе колоду, а ты мои спрятал! Ты в поддельные карты играл! Я тебя за поддельные карты в Сибирь могу упрятать, знаешь ты это, потому оно всё одно что бумажки поддельные… — И, подойдя к дивану, он засунул пальцы между спинкой и подушкой дивана и вытащил оттуда нераспечатанную колоду карт.
— Вот она моя колода, не распечатана! — Он поднял ее и показал всем кругом, — я ведь видел оттелева, как он мою колоду сунул в щель, а своей подменил,? шильник ты этакой, а не пан!
— А я видел, как тот пан два раза передернул, — крикнул Калганов.»
Польский жених был готов и невесту свою продать, но у Мити не нашлось суммы денег, соответствующей той, которую благородные поляки надеялись вытянуть из Грушеньки
Такой вот была шляхта 150 лет назад, похоже, Павловский достойный продолжатель этих традиций.
Алексей Берлин
В номере N7(606) от 17 февраля в постскриптуме к своей заметке «Геноцид, которого не было» А. Павловский, наступив на собственный гонор, плачется об уничтоженном благородном польском шляхетстве и приводит товарищу Мухину на заметку факт из 39 года, когда польский офицер платил в корчме за своих солдат, а потом, спустя некоторое время, уже советские солдаты кормили своего офицера в той же корчме.
Не знаю как Ю.И. Мухина, а меня сей факт поразил, если, конечно, А. Павловский не сам его выдумал. Подумал вот о чём: я вспомнил свою службу в армии РФ в 95–96 годах. Моё денежное довольствие как солдата составляло 9 тыс., затем 12 тыс. недонаминированных рублей в месяц. Я не представляю себе, как мы, солдаты, могли бы, даже скинувшись впятером, накормить офицера в кабаке. А вот советские солдаты, видимо, в отличие от Эрэфовских и от польских, могли себе это позволить. И ещё, видимо, А. Павловский в силу того, что он шляхтич, не знает, но мы, русские, охотно платим в кабаках за своих. Типичная картина: парни выпили пиво, пришло время платить, и начинается спор — один хочет заплатить за другого, и его товарищ тоже стремится не отстать. Один говорит: «Я заплачу» и другой с ним спорит: «Да нет, давай я заплачу, да не парься ты и т. д.». Даже подраться могут на этой почве. И ещё сегодня невозможно представить, по крайней мере я не могу себе этого вообразить, чтобы подчинённые кормили начальство. Ни один более менее уважающий себя начальник не допустит такого панибратства с подчинёнными. Видимо, тогда, в 39-м, и начальство было другим — своим.
А. Трибунский,
г. Чайковский
Ответ «пану» А. Павловскому
Павловский кичится тем, что шляхтич, своей «шляхетской» гордостью и благородством. У шляхты (к которой вы на деле никакого отношения не имеете) никогда гордости и благородства не было, а были лишь пустой и кичливый гонор да беспробудное хамство. Об этом писали многие историки и писатели Европы. Всю жизнь польская шляхта проводила в распутстве, пьянстве и междусобойных мордобитиях и резне, потому и «имели» Польшу все, кому не лень, начиная от шведов с немцами и заканчивая турками и запорожцами. Польша всегда много орала и пыжилась, а на деле вечно под кем-нибудь лежала (и еще лизала заднее место своим врагам, попутно кусая руку своим спасителям). Историю поучите. И вы, Павловский, своей оскорбительной статейкой лишний раз подтвердили мнение о польской шляхте как о сборище разнаряженных, словно женщины, пьяниц и крикунов, меняющих своих королей и судьбу своей страны в зависимости от количества выпитой водки и «отступных» злотых. Уж постеснялись бы своих единоплеменников! Каково настоящим полякам видеть такое непроходимо невежественное пугало, как вы, Павловский. Истинно «шляхтич» в рваном жупане! И непонятно, кому своей статейкой вы хотели «подмахнуть». Туркам? Русофобам? Сионистам? Тем и другим сразу? Или просто дали отдушину пожирающей вас зависти и ненависти к умному и смелому русскому человеку? Быдло же всегда ненавидит тех, кто выше по социальной и духовно-интеллектуальной лестнице.
Так уж получилось, что в моих жилах, кроме чистейшей русской крови, течет еще немного крови польской, шляхетской. Хотя мне никогда в голову не приходило этим гордиться. Так вот. Живи я в Речи Посполитой времен 17–18 вв., я бы вас, холопчик Павловский, не пустил бы даже чистить отхожие места в казармах моих жолнеров. Из страха, что вы их чем-нибудь заразите. Не стоит вам, Павловский, причислять себя к польской шляхте. По уровню вашего образования и духовно-нравственного развития вы идеально подходите лишь на место самого занюханного холопа в рваном жупане при дворе мелкопоместного шляхтича.
Г. Знаменский