Дух

Предательство

Буквально через месяц произошло событие, которое послужило катализатором «раскрутки» моих взаимоотношений с Абдуллой до такой степени, что потом я не раз помяну Джилани добрым словом. А произошло вот что.

Работал в спецотделе скромный, неприметный мужичок лет тридцати по имени Джумахан. Должность у него была, можно сказать, «никакая». «Нафар», одним словом. В его обязанности входило выполнение простых поручений разогрев чая начальнику отдела, походы на базар за лепешками, и прочей снедью, когда в этом была необходимость, уборка помещений и всё такое. Самая значимая его работа заключалась в сопровождении начальника спецотдела во время его перемещений по городу. Несколько раз бывал Джумахан и в «Компайне» — в ту пору, когда его посещал начальник спецотдела.

Как-то раз, проезжая по Кандагару, я случайно увидел как Джумахан, озираясь по сторонам, разговаривает с каким-то стопроцентным «духом». На следующий день я рассказал об увиденном начальнику спецотдела Аманулле.

— Да мало ли с кем он мог говорить в городе! Там каждый второй ходит с бородой!.. — По всему было видно, что Аманулла не воспринял всерьёз того, о чем сказал ему сэр мошавер.

Позже, через МГБэшных советников я выяснил, что родной брат Джумахана верховодит одной из банд, промышлявших недалеко от Кандагара. Как потом выяснилось, Аманулла знал об этом. Но у него на сей счет было свое мнение и холодный расчет.

Через Джумахана он получал определенную информацию о других бандгруппах, которые располагались по соседству с бандой брата. При этом брат Джумахана, зная, что тот работает в спецотделе, сам проявлял инициативу, сдавая ту или иную банду. Кандагарские моджахеды, воюя с «шурави», основные деньги делали все-таки на поставках наркотиков и оружия, а поэтому конкуренты, даже среди собратьев по оружию, им были совершенно ни к чему. Вот такая коммерческая логика войны.

Сначала я подолгу спорил с Амануллой, обвиняя его в политической недальновидности и мягкотелости к Джумахану. Но потом, поняв, что всё в этой стране поставлено с ног на голову, махнул на происходящее рукой. А после встречи с Абдуллой вообще перестал в чем-либо сомневаться. Но вот тут-то, в одну из августовских ночей в спецотделе произошла страшная трагедия.

Примерно в два часа ночи моджахеды подкрались к глинобитной стене, что огораживала двор спецотдела с тыльной стороны, и двумя выстрелами из гранатомета пробили в ней здоровую брешь. Человек тридцать вооруженных до зубов моджахедов ворвались на территорию спецотдела и устроили там кровавую бойню.

В ту ночь в спецотделе находились пятеро офицеров и столько же солдат. Часть из них несла дежурную службу, остальные заночевали, поскольку поздно закончили работу, а возвращаться домой было опасно. Накануне весь день Джилани находился в гараже провинциального царандоя, где занимался ремонтом своей «тойоты». Закончив уже впотьмах, Джелани направился домой, а по пути зашел в спецотдел, где повстречался с дежурным по отделу, Сардаром. Сардар уговорил Джилани не спешить домой, соблазнив его хорошим пловом, сваренным дежурной сменой.

Моджахеды, сделавшие ставку на внезапность нападения, несомненно добились своего, поскольку в первые же минуты скоротечного боя погибло два офицера и трое рядовых. Спросонья не разобравшись, в чем дело, те выскочили из комнат, где отдыхали, и сразу попали под перекрестный обстрел. Другие сотрудники укрылись в служебных помещениях отдела и организовали круговую оборону.

Среди тех, кто остался в живых, был и Джилани. Табельного оружия он не имел вообще, но, тем не менее, из «Калашникова» стрелял не хуже других. Подобрав автомат, оброненный одним из убитых офицеров, он стал стрелять по нападающим.

Силы были явно неравными. Кроме того, патронов у оборонявшихся хватило всего лишь на несколько минут боя. Но стрельбу в спецотделе услышали сотрудники провинциального царандоя, что располагался в каких-то двухстах метрах, и дежурная группа оперативного батальона поспешила на помощь коллегам. Моджахеды, предвидя такой поворот событий, заблаговременно выставили на прилегающей к спецотделу улице засаду, в которую и попали бойцы опербата…

В общей сложности бой длился около получаса. За это время моджахеды сломили сопротивление сотрудников спецотдела и устроили в нем полнейший погром. Распаленные боем и одурманенные чарсом, моджахеды жаждали большой крови. Они выволакивали тела раненых и убитых сотрудников во двор, и там продолжали над ними измываться. Перерезанные глотки — еще не самое страшное, что на следующий день предстало перед моими глазами.

Отступая, «духи» подожгли все помещения спецотдела и предприняли попытку вскрыть сейф, в котором хранилась секретная документация и личные досье агентов. Однако этого им так и не удалось сделать, и они выстрелили в сейф из РПГ. Все хранящиеся в нем документы практически мгновенно сгорели.

Джилани отстреливался до тех пор, пока не закончились патроны. Он оставался в заблокированном помещении, зарешеченные окна которого смотрели на улицу, и надежд выйти живым из этой мясорубки практически не было. Почти машинально отбросив автомат в сторону убитого рядом офицера, Джилани стал лихорадочно соображать, что делать дальше.

Яркая вспышка, звон разбившихся стекол и навалившаяся на грудь тяжесть — всё это произошло в одно мгновение! Джилани на какое-то время потерял сознание. Очнувшись, понял, что заживо погребен под обрушенной стеной, которую моджахеды завалили гранатометом. Если бы стена была кирпичной, от Джилани не осталось бы и мокрого места. Но стена была сложена из саманных блоков и, обрушаясь, она накрыла ту часть комнаты, где стояли два стола и несколько стульев. Джилани укрылся как раз за одним из столов, который принял на себя основную тяжесть разрушения. Однако придавленный к земляному полу многими обломками он не мог даже пошевелиться. Дышать было трудно, поскольку при каждом очередном вздохе рёбра всё сильнее сдавливало, словно тисками. Джилани перешел на дыхание животом, отчего стало немного легче. Но буквально в следующую минуту резкая боль снова обожгла всё тело, а блоки, придавившие его, зашевелились. Джилани едва не закричал, но осекся на полувыдохе.

В образовавшемся разломе он увидел силуэт человека с автоматом в руке. Неизвестный прошел внутрь комнаты и остановился у трупа офицера. Последовал одиночный выстрел. Убедившись, что офицер мертв, он подобрал лежащий рядом автомат и направился к пролому в стене.

— Здесь еще один! — крикнул он, обращаясь к сотоварищам на улице.

— Их должно быть ровно десять, — эхом отозвался голос со двора.

Джилани этот голос показался очень знакомым. Он лихорадочно вспоминал, где мог слышать его, но боль в груди не давала ему возможности сосредоточиться.

Кто-то из находившихся во дворе начал вслух считать. Досчитав до девяти, он крикнул тому, что стоял на блоках, под которыми притаился Джилани: «Твой — десятый! Мы их всех кончили. Тащи его сюда!..»

Моджахед, топтавшийся на разбитой стене, вновь спустился в комнату и, взяв убитого за ноги, выволок его во двор. Что происходило дальше, Джилани не видел, но из разговора между головорезами понял, что часть из них занялась излюбленным занятием, дав волю кривым кинжалам и одурманенному наркотиками воображению. Остальные приступили к поиску возможных трофеев.

Джилани вновь почувствовал, что по нему кто-то прошелся. Очередной моджахед вошел в комнату, начав шарить по свободным углам. «Там ничего нет! Это комната для допросов» — вновь прозвучал со двора знакомый голос. И тут Джилани словно всего прострелило! Он мгновенно забыл про боль. Джумахан! Как он сразу не смог узнать его голоса! Ну, конечно же, Джумахан!

Джилани хоть и не был атеистом, но и к правоверным себя тоже особо не причислял, поскольку к соблюдению религиозных обрядов относился почти равнодушно. Но в этот момент вспомнил об Аллахе и стал молиться о том, чтобы тот сохранил ему жизнь хотя бы для того, чтобы рассказать коллегам, что произошло в эту ночь в спецотделе.

И кто его знает, что спасло Джилани — мольба к Всевышнему, или солдаты из опербата, сломившие, наконец, сопротивление «духов»…

Минут через пятнадцать бандиты стали поспешно покидать двор спецотдела. Из суетных, обрывочных разговоров Джилани понял, что в их числе тоже есть убитые и раненые, которых они теперь должны уносить с собой. Но исчезли моджахеды так же, быстро, как появились, — через пролом в дувале задней части двора. Джилани лежал под стеной очень тихо, не подавая признаков жизни. По опыту он знал, что «духи» могли оставить засаду, и преждевременное появление на свет могло стоить ему жизни.

…Ему показалось — прошла целая вечность, прежде чем он услышал чьи-то голоса. Прислушавшись, понял, что это бойцы опербата. Пытался самостоятельно выбраться из-под завала, но от резкой боли едва не потерял сознание. Тогда стал звать на помощь, и его услышали. Несколько бойцов, не поняв, откуда раздается крик о помощи, прошлись по завалу, под которым лежал Джилани. Не столько от боли, сколько от обиды, что его топчут свои, Джилани яростно выругался. Лишь после этого опербатовцы стали разбирать завал, и через несколько минут каменный «пленник» оказался на свободе. От старшего офицера подразделения Джилани узнал, что по тревоге уже подняты сотрудники царандоя и армейского корпуса, что на помощь постам первого пояса обороны города пошли дополнительные группы, призванные блокировать все выходы.

Но моджахедов в эту ночь так и не задержали. Словно невидимки, они растворились в лабиринте узких кандагарских улочек.

Джилани слушал все это, находясь в какой-то прострации. Он полностью ещё не осознавал, что волею случая остался жив. Тупо смотрел на дымящуюся среди двора бесформенную груду и не сразу сообразил, что это останки его собратьев по оружию, которые час назад были все живы. Джилани глубоко вдохнул и только теперь удостоверился, что боль в груди так и не прошла. Из ссадины на затылке сочилась кровь, а правая рука в локте вздулась и посинела.

Чуть позже во двор спецотдела набежало множество разных начальников. Появилась дежурная опергруппа со следователем и криминалистом. Последний ходил по двору и фотографировал все подряд. Кто-то из офицеров пытался выяснить у Джилани об обстоятельствах происшедшего, но он, сославшись на то, что находился под завалом и ничего не смог разглядеть, также жалуясь на боль в груди, отказался отвечать на вопросы и попросил о медицинской помощи. По опыту работы в спецотделе Джилани знал, что моджахеды могут иметь своих агентов даже среди высокопоставленных лиц царандоя, не говоря уж о простых сотрудниках. Лишнее слово, сказанное не тому, кому надо, могло стоить очень дорого.

Санитар, осмотрев и ощупав Джилани с головы до ног, подтвердил, что у него имеются переломы нескольких ребер и, судя по всему, еще и контузия. С таким диагнозом Джилани светил «коечный отпуск» на ближайший месяц.

Загрузив уцелевшего очевидца ночной бойни в царандоевский амбуланс «скорую», санитары повезли его в госпиталь.

А на рассвете во дворе спецотдела собралось все руководство провинциального царандоя, ХАДа и провинциального комитета НДПА.

Прибывшему на работу начальнику спецотдела Аманулле командующий царандоя, полковник Мир Акай, поручил срочно выехать в госпиталь и опросить Джилани о всех обстоятельствах случившейся трагедии. Останки служащих спецотдела разобрали, тела уложили в один ряд, после чего судмедэксперт ХАДа приступил к их осмотру. Картина была ужасающей, поэтому Мир Акай отдал распоряжение чем-нибудь накрыть трупы.

Через некоторое время в спецотдел стали подходить остальные сотрудники. Появился и Джумахан. Как ни в чем не бывало, он обошел лежащие на земле изуродованные тела, делая вид, что сильно взволнован случившимся. После этого подошел к группе сотрудников, стоявших у развалин.

— Когда всё это произошло? — спросил он у капитана Ахмади.

— В два часа ночи…

— А ведь я тоже мог погибнуть, если бы остался ночевать на работе. Аллах был благосклонен ко мне. Слава Всевышнему!.. — Джумахан театрально вознес к небу руки и прочел молитву. Видя, что офицеры не горят желанием поддерживать с ним беседу, нехотя отошел в сторону.

— А где Аманулла? — спросил он у Ахмади. — Тут такое дело, а начальника нет на службе. Уж не случилось ли с ним чего?

— Да ничего с ним не случилось. Поехал в госпиталь Джилани навестить…

— А с Джилани что произошло? Заболел, что ли?!

— Ничего не заболел. Пусть молит Аллаха, что выжил этой ужасной ночью… — И Ахмади рассказал о злоключениях Джилани. По мере того как он живописал подробности, что были ему известны о нападении на спецотдел, лицо Джумахана стало сереть. До него дошло, что Джилани — единственный оставшийся в живых свидетель, который мог заметить его среди моджахедов. Джилани стал его смертным приговором! Нужно было срочно уходить!

Видя, что никто не обращает на него внимания, Джумахан выскользнул через пролом на свободу и растворился в тени примыкающих улочек. Минут через тридцать вернулся запыхавшийся Аманулла и стал расспрашивать сотрудников, не видел ли кто из них Джумахана. Узнав от Амануллы о коварстве своего коллеги, все присутствующие во дворе бросились на поиски предателя. Но было поздно! Аманулла взял с собой несколько вооруженных царандоевцев и побежал с ними к дому, в котором жил Джумахан. Там, естественно никого не оказалось. Оставив на всякий случай засаду из троих солдат, проинструктировав их как себя вести в случае появления Джумахана, Аманулла вернулся в спецотдел. С того дня никто Джумахана в городе не видел.

А через неделю от одного из информаторов спецотдела поступило донесение, что Джумахана заметили в банде его брата, которая в ту пору ошивалась в кишлаке Реги. Аманулла и его подчиненные ориентировали всех агентов на розыск Джумахана. Но поскольку банда, в которой он находился, больше суток на одном месте не задерживалась, поиски предателя были делом непростым.

Нежданный гость, но не хуже татарина…

Помощь пришла оттуда, откуда её меньше всего ожидали. Однажды, во второй половине дня, когда наступало время регулярных обстрелов «Компайна», на виллу советников прибежал по мою душу посыльный из взвода охраны:

— Там Вас спрашивает какой-то хромой бабай на велике…

— А чего ему от меня нужно?

Но солдат ничего внятного объяснить не мог. Не привык, мол, влезать в чужие дела.

Такие бабаи появлялись на КПП постоянно. То седые старики подойдут ищут «самого главного начальника», который смог бы разрешить очистку арыков недалеко от городка и дать гарантию, что артиллеристы и танкисты, стоящие здесь же лагерем, не накроют их всей мощью орудий. То подкатят на мопедах некие темные личности, которые, не открывая своих лиц, начинают требовать встречи с офицерами ГРУ. Стало быть, «ГРУшные» агенты приехали. То, какой ни будь торгаш на разукрашенном грузовике-бурбухайке остановится и начнет товар предлагать. Чаще всего продавали анашу, к которой солдаты «срочники» не были равнодушны…

Несмотря на то, что солдатам и офицерам строго запрещалось входить в контакты с афганцами, никто из них эти указания никогда не соблюдал. Ко мне тоже часто приходили посторонние. Никаких пропусков никто ни от кого не требовал. Стоило любому советнику провести чужого на территорию городка, вся ответственность за возможные и непредсказуемые последствия, автоматически перекладывалась на его плечи. Бывали случаи, когда в гости к советникам приходили их «подсоветные», которые, допоздна засидевшись за «рюмкой чая», так и оставались ночевать у гостеприимных «шурави»…

Подойдя к КПП, я увидел сидящего у обочины дороги Аблуллу. Заметив меня, он ощерился в улыбке и полез со своими объятьями.

— Сэр мошавер, нужно немного говорить, — загадочно произнес он. — Я знаю все про Джумахана…

Такой оборот дела заинтриговал, и я, разрешив Абдулле миновать КПП, пошел с ним на виллу. Велосипед Абдуллы остался на пропускном пункте. Таков был порядок: не допускать на территорию транспортных средств посторонних. Исключением был только ишак, на котором в городок приезжал престарелый афганец, вывозивший различный бытовой мусор, который советники вываливали в дырявые железные бочки.

По законам гостеприимства я предложил Абдулле перекусить. Сначала тот отказывался, но, узнав, что на обед у советников плов из баранины, охотно согласился. Пока Абдулла наворачивал сытное второе, я разогрел на примусе чай и разлил по чашкам.

То, о чем начал говорить Абдулла, не могло меня не интересовать, ибо разговор пошел о предателе. Поскольку Абдулла путался в русской терминологии при работе с топографической картой, я был вынужден вызвать закрепленного за мной переводчика Олега.

Абдулла рассказал, что о происшествии в спецотделе он узнал буквально на другой день, когда со своими людьми приехал к авторитетному полевому командиру Хаджи Латифу. Туда же прибыл полевой командир Туран Абдульхай. Он и открылся, что предыдущей ночью его люди провели дерзкую операцию в максузе, вырезав всех находящихся там людей.

Хаджи Латиф был распорядителем денег, которые поступали из Пакистана от партийных боссов и богатых кандагарских землевладельцев, чьи плодородные земли в свое время экспроприировала госвласть. Командиры практически всех боевых групп, действовавших в улусвали Даман, постоянно «кормились» у Хаджи Латифа. А он деньгами «просто так» не сорил, поскольку тоже держал ответ перед вышестоящим руководством.

Так вот, Туран Абдульхай — сам в прошлом офицер афганских вооруженных сил — рассказал Абдулле, что успехом проведения операции, явилось случайное обстоятельство.

Один из рядовых сотрудников спецотдела по имени Джумахан давно уже был повязан с моджахедами. Его брат был командиром небольшой группы, которая с «шурави» практически не воевала, а занималась контрабандой наркотиков. «Нафары» этой группы неоднократно залезали на чужие территории, за что получали «по ушам».

Сотрудник спецотдела вдвоем с родным братцем тоже частенько крысятничали, но им это сходило с рук, поскольку через Джумахана шла самая оперативная информация о замыслах командования царандоя. Однажды, накурившись чарза, Джумахан мотался по кишлаку, в котором жил его брат. Забредя в один из домов, он изнасиловал десятилетнего пацаненка, который в ту пору был дома один. Об этом стало известно родителям подростка, после чего они пожаловались лично Турану Абдульхаю. Тот, в свою очередь, дал команду своим бойцам, и они выловили обидчика. «Педику» грозил исламский суд, исход которого мог быть для него неописуем. Но Туран Абдульхай решил пойти на хитрость.

Он пообещал уладить все дела при условии, что провинившийся поможет организовать нападение на спецотдел. Уговаривать долго не пришлось…

В день, на который моджахеды запланировали дерзкую операцию, Джумахан заблаговременно ушел с работы домой. А ночью по узким улочкам Второго района Кандагара вывел «духов» к тыльной стене своего подразделения. Что произошло дальше, уже известно.

— Ты знаешь, что в этом бою чуть не погиб твой брат? — спросил я у Абдуллы.

Тот кивнул.

— Ну, коли так, что же тебя привело ко мне?

— Сэр мошавер, у меня есть возможность отомстить за моего брата. Я знаю, где сейчас укрывается Джумахан. Но его трудно будет схватить, потому что он под охраной головорезов своего брата. У меня к тебе просьба. Сегодня, ближе к вечеру, моджахеды планируют обстрелять армейский корпус реактивными снарядами. Снаряды будут лететь через ваш городок, и артиллеристы наверняка ответят огнем. Попроси их обстрелять восточную окраину кишлака Лой Карезак. А я со своими людьми в это время выкраду Джумахана, и завтра он будет твой…

— А как же вы это сделаете, если сами попадете под обстрел?

— Это уже мое дело. Я знаю в том районе все ходы по кяризам, и мы сможем сделать все как надо.

— Тогда добро! Я сделаю, как ты просишь, — и, демонстративно пожав Абдулле руку, спросил: — Сколько времени осталось до обстрела?

Абдулла мельком взглянул на свои «Сейко» и растопырил три пальца.

— Три часа? — уточнил я.

Абдулла утвердительно кивнул.

— Ты успеешь вовремя добраться до своих людей?

— Мои люди уже у кишлака. А я на велосипеде доеду туда меньше чем за час. Главное чтобы было побольше шума, и тогда мы сможем незаметно украсть Джумахана…

— А что ты скажешь своим «нафарам» по поводу того, что затеял?

— Я им уже сказал, что Джумахан засланный шпион, и мне с ним необходимо разделаться. Этого достаточно. У нас не принято уточнять и переспрашивать у полевого командира о целях выполняемого задания. Надо — значит надо. Это их повседневная работа…

— Ну, идем, я тебя провожу, — я встал из-за стола, давая понять, что разговор окончен.

Мы вышли на улицу, и направились к КПП.

Абдулла шел, слегка прихрамывая.

— Что, нога еще не зажила?

— Уже почти не болит, — ответил Абдулла и попытался идти не хромая. Но, пройдя несколько шагов, опять начал тянуть ногу. Уже подходя к КПП, я взял Абдуллу за локоть:

— Я сделаю всё, как ты просил. Одно имей в виду — снаряд не разбирается, где свои, а где чужие. Береги себя…

На КПП Абдулла не обнаружил своего велосипеда. Стоял в растерянности, озираясь по сторонам. Я вопросительно посмотрел на часового и тот, не дожидаясь «разбора полетов», показал пальцем куда-то в сторону. Командир батареи, молоденький старлей Серега, в одних трусах взгромоздился на велосипед и, усердно крутя педали, катался на нем по подразделению. Я погрозил Сергею кулаком и буквально через минуту тот вернул машину хозяину.

— Сто лет на велике не катался!.. — слезая с велосипеда, признался Серега. Лицо его светилось блаженством.

А через пару минут Абдуллы уже не было у въезда в городок, и я подозвал Серегу к себе: «Надо поговорить».

В комнате, точнее, в блиндаже, выстроенном из пустых снарядных ящиков, наполненных землей, где размещался пункт боевого управления артиллерийской стрельбой, я объяснил Сергею суть просьбы. Тот молча нанес на рабочий планшет координаты цели.

— Сколько пожелаете отослать «огурцов» бабаям? — с усмешкой спросил он.

— А сколько не жалко! Ты постреляй минут десять-пятнадцать из одного орудия. Я думаю, этого им будет достаточно. Только прошу: стрелять начинай после того, как «духи» первыми начнут. А не то всю обедню испортишь…

— И стоит суетиться из-за какого-то десятка снарядов, — по-мальчишески сморщил нос Сергей.

— Надо Федя, надо, — я покровительственно похлопал его по плечу, и пошел на выход.

— Анатолий! — окликнул меня старший лейтенант. — Может, усугубим за успех безнадежного предприятия по пять капель?.. — Сергей выразительно показал на стаканы.

— Не-е! Вашей «кишмишовкой» только тараканов на ЦБУ травить, или использовать её в качестве химоружия против «духов». Лучше уж ты приходи ко мне после обстрела. Угощу тебя мошаверской «Доной».

— Это хорошо, — довольно потер руки Серега. — Обязательно загляну на огонек…

Уж кто-кто, а он знал, что у царандоевских советников был самый лучший в городке самогон. Настоянный на лечебных травах спирт вылечивал от любой хвори, в том числе, и от афганской экзотической заразы. Пить этот «напиток» богов было одно удовольствие.

…Вечером, перед последним намазом, «духи» действительно обстреляли территорию армейского корпуса, и дальнейшие события развивались по сценарию, придуманному мной и Абдуллой.