Духовенство в Древней Вселенской Церкви

А. П. ЛЕБЕДЕВ (1845—1908): ЕГО ЖИЗНЬ И НАУЧНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

Имя профессора церковной истории Алексея Петровича Лебедева достаточно хорошо известно не только специалистам по византийской истории. На рубеже XIX и XX веков его труды по церковной истории Восточной церкви были широко известны за стенами Московской Духовной Академии и Московского Университета, где он преподавал. Собрание сочинений ученого (10 томов) переиздавалось два раза, а некоторые его работы выдержали даже три издания.[1] Но в то же время не существует творческой биографии А. П. Лебедева, поскольку 12-й том сочинений, где профессор думал поместить свою автобиографию, так и не вышел.[2] Поэтому мы хотели бы в этой статье наметить основные моменты его жизни и деятельности как преподавателя церковной истории, а также его место в современной ему церковно-исторической науке.

А. П. Лебедев родился 2 марта (старый стиль) 1845 г. в селе Очакове Русского уезда Московской губернии в семье священника Петра Мефодьевича Лебедева. Отец умер рано, и поэтому мать Алексея Петровича, Александра Прокофьевна[3] вынуждена была отправить сына учиться в Перервинское духовное училище, расположенное далеко от дома. В нем воспитывались и обучались на казенном содержании сироты духовного звания. В силу слабой предшествующей подготовки способности будущего профессора в этом училище еще никак не проявились. Зато после его окончания и поступления в Московскую Духовную семинарию А. П. Лебедев заявил о себе как о талантливом юноше. Он окончил курс первым учеником. В 1866 г. Алексей Петрович поступил в Московскую Духовную Академию, где особенно ярко проявились его научные способности. Но и здесь он не сразу нашел свое истинное призвание — быть церковным историком. Поначалу он больше тяготел к философии, подобно другим даровитым студентам Академии. Поэтому даже свою курсовую магистерскую работу А. П. Лебедев писал у профессора В. Д. Кудрявцева на философско-богословскую тему, которая носила название «Превосходство откровенного учения о творении мира перед всеми другими объяснениями его происхождения».[4] Сам Алексей Петрович впоследствии объяснял выбор данной темы не столько личными интересами, сколько случайными причинами, из которых решающей было то, что темы распределялись Академической конференцией.[5] Но, по-видимому, в данном обстоятельстве все-таки нельзя сбрасывать со счета и склонность самого молодого студента Академии.

Окончив курс в 1870 году, А. П. Лебедев оказался перед выбором. Сам он следующим образом характеризует создавшуюся ситуацию: «По окончании курса мне, не имевшему никакой ученой степени, предложено было ректором Академии на выбор сразу ни много ни мало — всего пять кафедр, где были вакантные места: Св. Писания Ветхого Завета, Св. Писания Нового Завета, Библейской истории, Введения в курс богословских наук и, наконец, Древней церковной истории. С нетерпением ждала меня и шестая кафедра — по метафизике. Дело объясняется так: В 1869 г. вводился новый устав в Киевской Академии, вследствие чего понадобилось заместить здесь кем-нибудь кафедру метафизики, — метафизики, которая доселе совсем не преподавалась в указанной Академии. Совет этой Академии обратился к покойному нашему профессору Кудрявцеву с просьбой — рекомендовать кого-либо из его учеников для замещения кафедры метафизики в Киевской Академии. Кудрявцев рекомендовал меня: не потому однако, что считал меня великим метафизиком, а потому, что я тогда, будучи на 4-м курсе, писал магистерское сочинение на философско-богословскую тему. Итак, я, еще находясь на школьной скамье, был зачислен кандидатом на кафедру метафизики в Киеве. Но этой кафедры я, к счастью, не занял. Когда я окончил курс в 1870 г., Совет нашей Академии, — учреждение, тогда только что народившееся, пожелал удержать меня при родной мне школе. А для того, чтобы уладить дело наиуспешным образом. Совет предложил мне на выбор любую из пяти вышепоименованных кафедр. Мною выбран теперешний мой предмет. Я со времени детства любил историю, хотя мало понимал сущность этой в действительности очень мудреной науки». «Не скрою, что тогдашний ректор блаженной памяти А. В. Горский был против моего выбора церковной истории, — по различным основаниям. Во-первых, мои успехи в церковной истории были отмечены лишь баллом «4» (какова ирония судьбы!); во-вторых, по каким-то случайным причинам, я не писал ни одного семестрового сочинения ни по одной из церковно-исторических наук, — а главное, мое магистерское сочинение не имело никакого отношения к церковной истории. О. ректор А. В. Горский настойчиво предлагал взять мне кафедру «Введение в круг богословских наук» — но я уперся и стоял на своем».[6] Таким образом, А. П. Лебедев понял свое настоящее место. Кафедру «Истории древней Церкви» он занимал в течение двадцати пяти лет.

Тогда же он начал свою научную деятельность публикациями статей в духовных журналах. В МДА сразу оценили молодого ученого. На это указывает тот факт, что через 4 года после окончания Академии, в 1874 году, А. П. Лебедев стал экстраординарным профессором МДА, победив в конкурсе путем баллотировки доцента МДА В. О. Ключевского, хотя последний окончил курс на 5 лет раньше и был представлен на конкурс ректором Академии А. В. Горским, а Алексея Петровича представлял профессор В. Д. Кудрявцев.[7]

В 1879 г. А. П. Лебедев защитил докторскую диссертацию по теме «Вселенские соборы IV и V веков. Обзор их догматической деятельности в связи с направлением школ Александрийской и Антиохийской».[8] В этом же году он был сделан ординарным профессором МДА. Такое быстрое продвижение было следствием признания Академическим советом неординарных способностей Алексея Петровича.

Николаевские времена в целом не были благоприятными для появления многочисленных трудов по церковной истории. На первом месте в системе богословских наук стояло догматическое богословие.[9] Эта старая школа направлялась и опекалась митрополитом Московским Филаретом, который не приветствовал новых научных поисков в стенах Московской Духовной Академии. Единственным авторитетом в области истории церкви был А. В. Горский. Но даже среди профессоров на первом плане были богословы, которые и определяли научное лицо Академии. Церковно-историческая наука, по словам А. А. Спасского, питалась только в стенах МДА «как нежный цветок, нуждающийся в постоянном уходе, в закрытой от свежего воздуха оранжерее».[10]

При императоре Александре II богословская наука вообще и церковная история в частности получили должный стимул к развитию. Не последнюю роль тут сыграл новый устав, введенный в 1869 г. Прежнее беспорядочное преподавание наук, с опорой на богословско-философские, было заменено прочной системой. Все богословские науки разделены были на 3 группы: собственно богословие, церковно-практические и церковно-исторические дисциплины. Студенты Академии получили возможность систематизировать свои знания и определяться по одному какому-либо направлению, не отвлекаясь на побочные темы. Профессора также могли теперь заняться изучением одной какой-то дисциплины.

Другое важное нововведение — появление магистерских и докторских степеней. Причем приобретение той или иной степени связывалось с предоставлением печатной диссертации и публичной защитой высказанных в ней тезисов. До устава 1869 г. степень магистра существовала, но ее получали студенты за лучшее курсовое сочинение, которое писалось ими на 4-м (выпускном) курсе. Затем эти сочинения сдавались в архив и оставались неизвестными. Докторской же степени от профессоров вообще не требовалось. Она давалась Св. Синодом двум-трем архиереям или протоиереям в течение каждого десятилетия. После 1869 г. докторство стало присуждаться Советом Академии и представлялось на окончательное утверждение Св. Синодом. Естественно, это стало одним из самых сильных стимулов для дальнейшего движения церковно-исторической науки, поскольку приобретение ученых степеней стало нравственным долгом каждого сознающего свои обязанности профессора.

В этом росте церковно-исторической науки одно из первых мест принадлежит А. П. Лебедеву. Начав свою службу в МДА в 70-х годах, он внес в разработку своей науки живую энергию.[11] Но в самой Академии к тому времени уже была школа церковно-исторической науки. Она была насаждена заботами Филарета Гумилевского и особенно А. В. Горского.[12] А. П. Лебедев с почтением относился к нему как к ученому, и хотя Александр Васильевич не был его научным руководителем, Алексей Петрович впоследствии всегда отмечал большое влияние его. А. В. Горский занимал кафедру Церковной истории с 1833 г. Он преподавал церковную историю в течение 30-и лет. С 1862 г. он был ректором Академии. Все, кто имел отношение к церковно-исторической науке, отмечали, что именно он, вместе с Ф. Гумилевским, произвел переворот в МДА. Это выразилось в том, что если ранее любимым предметом в МДА была философия, которая развивалась благодаря деятельной заботе Ф. А. Голубинского, то А. В. Горский и Ф. Гумилевский на самое видное место поставили историю церкви. А. В. Горский — личность весьма цельная. Это глубоко верующий ученый, убежденный, что во все времена все высокое в стремлении духа человеческого истекает из источника св. веры. В его душе кроме страстной любознательности всегда жила пламенная вера. Сам он в служении богословской науке видел своеобразное служение церкви, один из видов духовного знания.[13] И в то же время Александр Васильевич был очень дотошен, когда дело касалось научного творчества. «Он всегда был за делом, — вспоминал его современник проф. П. С. Казанский. — Когда он садился за свой столик в углу, то не видел никого».[14] Главное достоинство его научных трудов по Восточной и Русской Церкви — это то, что автор работал по рукописным источникам и руководствовался при этом строго научным методом критического исследования.[15] Изучая историю Русской церкви, он опирался на свое знание истории древней Восточной церкви, исторических источников по ней. Этот метод был усвоен затем его учеником Е. Е. Голубинским, а также всеми учеными, вышедшими из школы А. В. Горского, в том числе и А. П. Лебедевым. Александр Васильевич смотрел на Академию как на храм богословской науки. Он видел в ней духовное братство, опору церкви, источник богословского влияния для Православной церкви.

Научным руководителем А. П. Лебедева в его студенческие годы был профессор философии МДА Виктор Дмитриевич Кудрявцев-Платонов.[16] У него Алексей Петрович писал свою магистерскую диссертацию. В. Д. Кудрявцев-Платонов был учеником Ф. А. Голубинского и преподавал философию в МДА с 1854 г. до своей смерти в 1891 г. Его ученики выделяют три главных качества, присущих его характеру: скромность, аккуратность и постоянство.[17] Они проявлялись и в профессорской деятельности Виктора Дмитриевича. Хотя в дальнейшем А. П. Лебедев не стал заниматься философией, но все же Виктор Дмитриевич во многом повлиял на него. Скромность, аккуратность и постоянство стали и его качествами.

Следует сказать также о старших товарищах А. П. Лебедева по Московской Духовной Академии. Это представители молодого и свежего направления: проф. церковной истории России Е. Е. Голубинский, профессор церковной археологии и литургии И. Д. Мансветов и доцент, а в дальнейшем профессор русской гражданской истории В. О. Ключевский. По мнению А. А. Спасского, все они внесли в церковно-историческую науку свежую струю и продвинули ее далеко вперед. Опираясь на традиции школы А. В. Горского и Ф. Гумилевского, они отказались от жесткого консерватизма в науке, присущего МДА во время митр. Филарета, когда церковная история должна была служить интересам богословских наук. Она была поставлена в самостоятельное положение и на серьезную научную почву.[18]

Кроме Московской Духовной Академии, церковная история начала развиваться и в Санкт-Петербургской, и в Казанской Академиях. Можно указать на таких ученых, как И. Л. Янышев, И. В. Чельцов, А. Л. Катанский, Т. В. Барсов, И. Е. Троицкий. Они разрабатывали историю Восточной церкви в СПбДА. В Казани во второй половине XIX века появляются работы Ф. А. Курганова о взаимоотношении церковной и светской властей, в Киеве профессор Ф. А. Терновский посвятил свою научную работу проблеме истории древней церкви.

Естественно, в этом развитии церковной истории как науки А. П. Лебедеву принадлежит одно из видных мест. Со своей стороны он был своего рода «научным отцом» семи докторов богословия, церковной истории и канонического права. Это: профессор МДА П. С. Казанский, архиепископ Владимирский Сергий, профессор Московского Университета А. М. Иванцов-Платонов, профессор МДА Н. Ф. Каптерев, профессор Харьковского Университета М. А. Остроумов, профессор МДА П. И. Цветков, профессор МДА Н. А. Заозерский.[19] Непосредственно учениками Алексея Петровича были такие известные впоследствии ученые, как: профессор Новороссийского Университета А. П. Доброклонский, профессор богословия в Санкт-Петербургской Духовной Академии Н. Н. Глубоковский, профессор церковной истории в Московской Духовной Академии А. А. Спасский, историк церкви А. Ф. Карташев, профессор Санкт-Петербургского Университета И. Д. Андреев и другие.[20] Недаром знаменитый церковный историк Берлинского Университета А. Гарнак в отзыве о сочинении Н. Глубоковского в 1890 г. отмечал существование при Московской Духовной Академии целой школы, которая посвящала свои труды изучению церковной древности. Главная заслуга в ее развитии принадлежит А. П. Лебедеву.

После опубликования докторской диссертации Алексея Петровича, вызвавшей разноречивые отклики, его стали обвинять в «либеральном духе» и в «неправославии». Поэтому начались сложности с духовным начальством и с цензурой. Уже в 1885 г. А. П. Лебедев вынужден было покинуть стены любимой Академии, и ему назначили чтение лекций в Казанском Университете. И только ходатайство профессоров Академии о нем спасло его тогда.[21] Но уже в 1895 г. профессор все же вынужден был оставить стены своей alma mater и перейти в Московский Университет на кафедру Церковной истории, где после смерти протоиерея А. М. Иванцова-Платонова освободилось место.[22]

По собственному выражению, Алексей Петрович чувствовал себя в Университете, как «архиерей на покое». Но этот покой был только кажущимся, так как давал профессору простор для дальнейшего творчества. И он работал тут с неувядающим юношеским жаром. Прежде всего, он принялся за издание 10-томного собрания своих трудов. Но кроме того, не проходило и года, чтобы в каком-либо духовном журнале не появилось новое его исследование по церковной истории.

Сам А. П. Лебедев не был сухим кабинетным ученым. Он состоял членом различных церковно-общественных и научно-просветительских обществ. Его научные заслуги настолько высоко ценились, что он был избран почетным членом нескольких Духовных Академий и Университетов.[23] В конце своей жизни А. П. Лебедев стал интересоваться наметившейся в России церковной реформой. И хотя он не был избран в члены Предсоборного Присутствия по делам церковной реформы, всегда интересовался его работой и высказывал свои мысли в различных статьях.[24]

По природе своей Алексей Петрович был чужд оголтелого либерализма. Все, кто его знал, отмечали, что скорее ему был присущ здоровый, незакостенелый консерватизм. Особенно это стало проявляться в конце жизни ученого, когда реформаторские идеи стали носиться в воздухе, и о замыслах перестроить Россию и Православную церковь можно было услышать на каждом шагу. Он не остался в стороне от всех этих споров и дискуссий. А. П. Лебедев отозвался на них печатным словом и с обычной четкостью сформулировал свои тезисы. Во многих его сочинениях последнего времени звучат сближения с современным ему положением дел. Текущая церковная жизнь не осталась вне его наблюдений, она также оказалась объектом критического суждения профессора. Он собирал материалы по новейшему «реформированию» церкви. Тогда же Алексей Петрович выступил в печати с апологетической статьей о митрополите Филарете (Дроздове). В своих научных работах профессор проповедовал исключительную священность православного пастырства. Правда, некоторые его современники считали, что последние статьи А. П. Лебедева написаны скорее в публицистическом духе, а эта сфера деятельности никогда не удавалась ученому.

В конце своей жизни А. П. Лебедев был озабочен проблемой существования своей кафедры в Университете, поскольку при новой распланировке курсов церковная история не вошла ни в одну из обязательных дисциплин и учебных групп, а была выделена в особую группу, с целым циклом церковно - и богословско-исторических дисциплин. Перед самой смертью Алексей Петрович, который никогда не жаловался на свое здоровье, стал страдать от удушья. 14 июля 1908 г. его не стало.

Как отмечает один из учеников А. П. Лебедева, профессор Санкт-Петербургской Духовной Академии И. Д. Андреев, «голова Алексея Петровича была неиссякаемым родником всевозможных планов, самых интересных тем, самых оригинальных и блестящих объяснений. Он работал над церковной историей на всем ее протяжении, работал упорно и страстно почти 40 лет».[25] Так что можно, по-видимому, сказать, что история его жизни — это история его лекций и книг. Алексей Петрович внес в разработку своей науки живую энергию. Церковную историю он понял не только как дисциплину, не преследующую никаких других целей, кроме научных, но и осуществлял этот великий принцип на деле, проводя его в своих лекциях и сочинениях. Богато одаренный от природы, он обладал еще неиссякаемой способностью к литературной деятельности и всю свою профессорскую жизнь провел с пером в руках, посвящая, по собственным словам, по 15 часов в сутки чтению книг и письму.[26] Профессор А. А. Спасский, ученик А. П. Лебедева, вспоминал, что Алексей Петрович не пропускал ни одного дня, чтобы не написать своим мелким, убористым почерком 2—3 «четверки».[27] Прямою специальностью А. П. Лебедева была общая церковная история. Все другие вопросы, которым профессор посвящал иногда даже большие печатные труды, были для него побочны и привходящи. Но даже то, чем А. П. Лебедев непосредственно занимался, являлось необъятной сферой. Как отмечал Н. Глубоковский, «по существу эта сфера тем более трудная для объективного анализа и точного воспроизведения, что в ней затрагивается самый деликатный и таинственный двигатель исторического развития, которое рассматривается здесь лишь с одной христианско-религиозной стороны. Требуется необычайная зоркость, чтобы везде выделить этот фактор в его истинной значимости для данного исторического момента, чтобы соблюсти надлежащее равновесие в изображении совокупного влияния всех действующих сил... Само собой разумеется, что для сего нужна самая широкая эрудиция. Это показывает, насколько важна и трудна задача „общей церковной истории"».[28]

Алексей Петрович понимал все это и стремился в своей научной работе следовать высоким требованиям, которые предъявлялись к церковному историку. В связи с этим возникал естественный вопрос о совместимости церковно-исторического познания и догматическо-конфессиональных воззрений той Церкви, к которой причислял себя историк. Как отмечал А. А. Спасский, А. П. Лебедев следующим образом относился к этому моменту: «основы православия так ясны, что погрешить против них можно только сознательно, а не случайно или вследствие небрежности или неосторожности».[29]

В А. П. Лебедеве всегда жил только историк, который основы своей честно исповедываемой веры соизмерял и просветлял разумом всей совокупности фактов истории. Его труды лишены были различных гипотетичных выводов, и поэтому, как отмечал Н. Глубоковский, в них нельзя было увидеть какую-либо тенденциозность.[30] А. П. Лебедев по существу первый историк по времени и по достоинству Православной Восточной церкви, давший отчетливую картину исторических судеб Православного христианства. Его современники ставили рядом с ним в западной науке разве только берлинского профессора А. Гарнака.[31] Алексей Петрович хорошо понимал, что знания имеют цену не тогда, когда они сосредоточены в голове ученого, а когда становятся публичным явлением и получают общественное значение. Он посвятил свою научную деятельность исследованиям по всем сферам церковно-исторической науки, включая период первых веков христианства, период Вселенских соборов, эпоху Византийской церкви и кончая судьбами Греческой церкви, от ее подпадения под власть турок до современного ему периода (конец XIX в.). Один перечень его трудов мог бы занять 1,5—2 печатных листа.[32] Представляют интерес воспоминания учеников А. П. Лебедева по поводу того, как Алексей Петрович понимал и относился к церковно-исторической науке.

«Поставив себе целью дать в живых очерках всю историю Греко-восточной церкви, он не мог вдаваться в скрупулезную специальность, но и не плавал по верхам церковно-исторической жизни, он следил главным образом за общими течениями церковной истории, лишь изредка вдаваясь в специальные, но всегда краткие экскурсы».[33] «По его (А. П. Лебедева — М. М.) мнению, церковная история является матерью богословских наук, и, обнимая их всех, служит для них почвой и опорой. История — это не мертвая хроника и не отвлеченный шаблон. Она должна сохранять свою жизненную ценность, где даже самое отдаленное прошлое открывает всегда генезис и смысл настоящего, определяя для последующего времени наличную ценность и предрешая ему свойственную будущность».[34] И далее: «Церковная история становилась учительницей не по менторской назойливости, но потому, что открывала закон исторического возникновения и движения аналогичных явлений и институтов. Минувшее у Алексея Петровича не считалось исчезнувшим, но было моментом продолжения бытия и поэтому имело право органически участвовать в нем».[35] В этом достоинстве и отражена церковная история. Вот почему и сам профессор, поучаясь больше в древности, не погрязал в одних воспоминаниях и не обладал кабинетной индифферентностью к окружающей действительности. Под влиянием пера А. П. Лебедева она теряет книжную отвлеченность и своей жизненностью привлекает к себе не только специалистов.

В основе работ ученого лежало серьезное и всестороннее изучение источников и столь же внимательное и широкое исследование всех более или менее заслуживающих опытов их научного воспроизведения. Везде и всюду профессор начинал с изыскания источников для взятой им эпохи и посвящал данному предмету целые книги или специальные отделы своих трудов. Поэтому все его построения отличались документальной солидностью. Алексей Петрович не признавал размашистые гипотезы, если они вырывались из-под власти источника. Правда, все сочинения ученого не были обременены и перегружены «научным аппаратом», но последний всегда имелся у него во всех главных частях. Как отмечал Н. Глубоковский, основа всякого научного исследования — это работа с историческими источниками, где необходим их строгий разбор и оценка для каждого исторического периода. Только после этого уже начинается воссоздание живого исторического явления. Такого же понимания придерживался и А. П. Лебедев.

Умея схватить в каждом явлении главное, А. П. Лебедев сразу вводил его во всю глубину, почему подробности становились не утомительными деталями, а более отчетливыми. Отличительной чертой его исследования было и то, что все элементы изучаемой эпохи выделялись во всей взаимосвязи родственных групп и явлений. В этом многие из коллег ученого видели достоинство его научных трудов и лекций.[36] Другим достоинством была популярность изложения ученым своего исследования. По словам Н. Глубоковского: «Язык его очень прост, и поэтому чтение его сочинений приносило не только научную пользу, но и истинно эстетическое наслаждение. Этим Алексей Петрович хотел усилить, или лучше сказать, зародить и воспитать интерес к церковной истории, привлечь к ней новые силы и поднять ее на должную высоту в научном смысле».[37] Интересна характеристика научной деятельности А. П. Лебедева, данная ему А. А. Спасским: «Полнота и объективность является постоянным спутником его работ. Ни одна важная черта, ни одна характерная мелочь не опущена без внимания и поставлена на своем месте. Изящный литературный стиль, общедоступность изложения, картинность восприятия событий — все это делает сочинения А. П. Лебедева источником умственного наслаждения. Популярность — вот отличительная черта всех его научных работ, к которой он сознательно стремился. Поставив себе целью дать в живых очерках всю историю Греко-восточной церкви, он не плавал по верхам церковно-исторической жизни».[38]

Наряду с тщательным ознакомлением с документальным материалом, А. П. Лебедев всегда с вниманием относился и к современной ему литературе по церковно-исторической тематике. Он не простирал своей критики до границ систематического скептицизма и везде находил достаточно, хотя и относительных, но все же достоверных материалов, вполне вероятных исторически. Поэтому его научные изыскания обеспечивались обильными и солидными данными и имели объективную убедительность. «Хотя нельзя, конечно, сказать, — пишет Н. Глубоковский, — что А. П. Лебедев всегда был самостоятелен в своих исследованиях по замыслу и исполнению. Будучи хорошо знакомым с современной западной наукой, особенно немецкой, он охотно усваивал наиболее ценные ее приобретения и никогда не стремился к преднамеренной самобытности во чтобы то ни стало. Напротив, немало его работ было написано под непосредственным влиянием и вдохновением западных образцов. Но не следует в этом видеть простую компиляцию. Эти работы служили только отправной точкой в дальнейшем собственном творчестве».[39]Профессор А. А. Спасский отмечает: «А. П. Лебедев также занял в нашей науке роль публициста по отношению к западной, и своей целью поставил ознакомление русской публики со всякой ученой новинкой, появившейся на западе и сколько-нибудь заслуживавшей внимания, и здесь, как и везде, он внес систему в свое дело».[40] Все мнения и теории западных историков критически перерабатывались, и из-под пера Алексея Петровича выходил совершенно новый и оригинальный труд.

В этом контексте надо отметить первый том сочинений А. П. Лебедева, посвященный церковно-исторической литературе с IV по XIX век.[41] Это та научная почва, на которой работал ученый. В этом труде прослеживается прогресс церковно-исторического познания, как он отразился в литературе. Автор начинает свое изложение с еще несовершенных опытов церковной историографии вроде «достопамятностей» Гегесиппа, и через Евсевия Кесарийского (первого церковного историка в собственном смысле слова) подходит к Сократу, Созомену и Феодориту Киррскому. Затем он характеризует развитие западно-европейской церковно-исторической науки в ее главных представителях: Магдебургские центурии, «Анналы» Барония, труды Августа Неандера, Фердинанда Баура и кончает свое повествование Адольфом Гарнаком.[42] Исследование А. П. Лебедева завершается «наблюдением касательно развития русской церковно-исторической мысли и науки» с XVIII века до середины XIX века. Научная значимость данного труда очевидна до сих пор. Он дает занимающемуся церковной историей тот необходимый материал, чтобы он не только надлежащим образом воспользовался теми источниками для воспроизведения церковной историографии, какими являются древние памятники церковно-исторической литературы, но и сумел извлечь из них необходимые и отвергнуть ненужные.

Боясь детальных и частных изысканий, А. П. Лебедев был врагом узкой самоуглубленности и любил рассматривать всякую подробность при широком освещении всей исторической перспективы. Такой подход виден уже в докторской диссертации о Вселенских соборах IV—V веков.[43] Алексей Петрович первый посмотрел на историю догматических движений исторически. В этом и заключалась научная новизна его диссертации. В основе истории развития догматов и Вселенских соборов, по его мнению, лежали не случайные причины, а те глубокие волнения, которые переживала Вселенская Церковь и ее интеллектуальная мысль в эпоху первых 4-х соборов.[44] Эти волнения коренились в различии гносеологических предпосылок, отражавшихся на догматическом строе различных воззрений. Различие в них разделили богословскую мысль IV—V веков на два основные направления, или, по терминологии А. П. Лебедева, «школы», — Александрийскую и Антиохийскую. Из их соперничества и выводил Алексей Петрович все события этого периода.

Диссертация была оценена современниками неоднозначно. Приведем несколько примеров. Из положительных рецензий[45] можно назвать отзыв А. Беляева. «Эта книга — сочинение историческое. В ней догмат не рассматривается по существу, автор не анализирует внутреннее содержание догматов, которых он касается. По-видимому, с большим правом она может быть причислена к сочинениям по истории догматов. Но и этого в ней нет, поскольку Алексей Петрович не касается при своем исследовании развития их и условий раскрытия и формирования. Точно так же автор не исследует и не рассматривает сущность, а также не анализирует процесса внутреннего развития ересей, противоположных православному учению, по крайней мере, это не составляет его главной задачи. Но зато он с подробностями и довольно картинно описывает ту историческую обстановку, при которой возникают и развиваются ереси и вырабатывается православное учение в противоположность им».[46] «Нужно отдать справедливость и честь автору книги, что главная его идея, его общее воззрение на значение двух школ сообщает ей характер научности. Книга его есть сочинение научное не потому только, что автор ее всесторонне изучил литературу вопроса и снабдил свою книгу многочисленными и разнообразными цитатами из произведений древних и новых. Но она научна и серьезна еще потому, что все многообразное содержание ее проникнуто, связано и объединено одной идеей, именно упомянутым воззрением автора на историческую роль двух богословских школ. И это воззрение обосновано и доказано многими историческими фактами и утонченными теоретическими соображениями».[47]

Интересна рецензия на диссертацию и известного немецкого историка церкви А. Гарнака: «Названный труд профессора МДА А. П. Лебедева нужно признать трудом дельным. Тщательность, которую повсюду обнаруживает автор, и широта его знакомства с источниками дают ему выдающееся место в среде церковно-исторических работ русских богословов».

Но диссертация имела и отрицательные отзывы.[48] Между А. П. Лебедевым и профессором Московского Университета А. М. Иванцовым-Платоновым разгорелся своего рода научный спор. Основные моменты, с которыми не был согласен А. М. Иванцов, это то, что А. П. Лебедев всю историю богословских споров выводил из противостояния двух школ, хотя, по мнению его оппонента, первым источником этих споров было увлечение религиозными идеями в IV и V веках, а также то, что в те времена интересы религиозные занимали людей не менее, а может и более, чем в другие времена могут увлечь интересы научные, социальные и др. «Мы находим основную идею книги г. Лебедева односторонней, а в том виде, в каком она развита автором, прямо фальшивой. Выводить из противостояния двух школ возникновение религиозных споров в эпоху Вселенских соборов нет никаких оснований».[49]Мы не будем подробно разбирать все мнения по поводу книги А. П. Лебедева, но отметим, что такая неоднозначная реакция на нее уже сама по себе является показателем значимости сочинения для церковно-исторической науки.

А. П. Лебедев занимался и более древним периодом в истории церкви. Но одной из самых любимых его тем был период IX— XV веков византийской церковной истории. Ему он посвятил три книги. Первая (5-й том в «собрании сочинений») охватывает историю разделения церквей в IX, Х и XI веках. К нему близко примыкают два других труда Алексея Петровича, которые в целом содержат историю Византийской церкви от IX до XV веков. В этих работах ученый поставил целью рассмотреть внутреннюю жизнь Византийской церкви за четыре с половиной века, подробнее останавливаясь на следующих проблемах:

1. Церковь, общество и государство в отношении друг к другу;

2. Византийская образованность вообще и богословская наука и литература в частности в различных направлениях;

3. Материальное положение духовенства и мирян в Империи и их нравственное состояние.

Все эти труды по истории Византийской церкви имели под собой солидную научную основу в виде зарубежных работ по данной теме. Кроме того, важно отметить, что вторая половина XIX века — это время роста университетского византиноведения. Когда А. П. Лебедев писал свои работы по истории Византийской церкви, уже появились исследования В. Г. Васильевского, Ф. И. Успенского и других известных светских византинистов. Они изучали социальный строй Византийской империи, государственность, экономическое положение.[50]Поэтому А. П. Лебедев, кроме зарубежных работ, использовал и все достижения отечественной византинистики при изучении своей темы. Сам он не пропускал ни одной новинки в научной сфере, которая была посвящена истории Византии.

Итак, в трудах А. П. Лебедева русская церковно-историческая наука получила такой сильный толчок в своем развитии, которого она до сего времени не имела. По-видимому, мы не ошибемся, если скажем, что Алексей Петрович фактически является основателем церковно-исторической школы, которая в конце XIX века и в начале XX века обеспечила эту науку обилием серьезных исследований и взрастила в наших духовных академиях многих талантливых историков Восточной церкви. Как отмечал А. А. Спасский, «совокупность ученых качеств, прекрасное знание своей науки, умение изложить материал в простой и доступной форме, все это сделало Алексея Петровича одним из популярных и авторитетных профессоров Московской Духовной Академии. На свою профессорскую кафедру он смотрел не как на средство к жизни, не как на чиновничий долг, он видел в ней алтарь, на который он приносил жертвы Богу истины, сам любил и увлекался своей наукой, и эту любовь и увлечение невольно передавались его слушателям».[51] Мы видели, с каким трепетом относился ученый к званию профессора. Он одинаково серьезно смотрел на преподавание церковной истории как в Московской Духовной Академии, так и в Московском Университете. Поэтому студенты знали, что если они начали заниматься этой дисциплиной, то ей они должны отдать всю свою энергию.[52] А. П. Лебедев всегда очень внимательно и с требовательностью относился к каждому своему ученику. Среди учеников Московской Духовной Академии всегда была твердая уверенность, что в это учебное заведение трудно попасть, если не знаешь сочинений по общей церковной истории профессора Лебедева и трудов по русской церковной истории Е. Е. Голубинского.³ Сам Алексей Петрович не удовлетворялся знанием абитуриентом семинарского учебника, а требовал от него знакомства с более широкой литературой.

Профессор Лебедев был одним из самых любимых преподавателей Академии. Аудитория № 2, где он читал свои лекции, никогда не страдала обилием свободных мест. Одной из причин такой популярности было умение Алексея Петровича излагать серьезную науку в живой и интересной форме. Яркий портрет А. П. Лебедева как лектора мы находим у его ученика, будущего известного профессора Н. Глубоковского: «Грузная фигура лектора, ходившего мелкими, неуверенными шажками, нахмуренное подслеповатое лицо, резкий голос, с круглыми, негармоничными переходами от пронзительных верхов к глухим низам, манера читать по тетрадке — все это не было привлекательным. А сам профессор по внутренней застенчивости не умел увлечь аудиторию, да и не стремился к этому. Чтение было чуждо риторских украс и иногда довольно тягуче. Привлекало студентов умение глубоко захватить слушателей своим предметом. Аудитория всегда видела перед собой живую историю, раскрывавшую устами Алексея Петровича тайны своего бытия».[53] Студенты тянулись к профессору и как к научному руководителю, и хотя он был очень требовательным к кандидатским сочинениям, но всегда со вниманием и должным почтением изучал их. Таким образом, между учителем и учеником возникала та самая гармоничная взаимосвязь, которая послужила основой для дальнейшего процветания церковно-исторической науки в стенах Академии. То же самое в дальнейшем произошло и в Университете, после перехода туда А. П. Лебедева.

Итак, имя профессора А. П. Лебедева, бесспорно, значительно в русской церковно-исторической науке и в отечественном византиноведении. Его труды нуждаются в новом издании, дабы тот мощный пласт церковно-исторической мысли, который по известным причинам был забыт, вдохновил новых исследователей заниматься изучением истории церкви, которую так любил Алексей Петрович. В самом конце хотелось бы привести слова А. А. Спасского, ученика профессора, занявшего, после ухода А. П. Лебедева в Университет в 1895 г., кафедру истории древней церкви в МДА, сказанные им на похоронах ученого: «Знамя науки ты всегда держал высоко и не склонялся ни перед какими идолами. В своих лекциях ты не поднимался ни в заоблачные высоты философии, и не спускался в глубины мистицизма: ты предлагал лишь реальные факты, историческую истину в чистом ее виде».[54]