Ни гром побед, ни звуки славы,
Ничто Владимира утешить не могло,
Не разъясняли и забавы
Его угрюмое и мрачное чело...
Братоубийством отягченный,
На светлых пиршествах сидел он одинок
И, тайной мыслию смущенный,
Дичился радостей, как узнанный порок.
Напрасно пение Бояна
10 И рокот струн живых [39] ласкали княжий слух, —
Души не исцелялась рана,
И всё тревожился и тосковал в нем дух!
Однажды он с привычной думой,
На длань склонен главой, уединясь, сидел
И с дикостью души угрюмой
[На вновь] воздвигнутый Перунов лик глядел.
Вокруг зеленого кургана
Толпами шумными на теремном дворе
Народ кипел у истукана,
20 Сиявшего, как луч, и в злате и в сребре!..
«Перун! твой лик я здесь поставил, —
Вещал страдалец князь. — Мироправитель бог!
Тебя я всех признать заставил
И дуб, священный дуб перед тобой возжег![40]
Почто ж не укротишь волненья
Обуреваемой раскаяньем души!
Увы! ужасные мученья
Меня преследуют и в шуме и в тиши.
Молю у твоего кумира:
30 Предел страданиям душевным положи, —
Пересели меня из мира
Или по-прежнему с веселием сдружи!»
Вдруг видит старца пред собою!
Почтенный, важный вид: спокойствие в чертах,
Брада до чресл седой волною,
Кудрями волосы седые на плечах.
На посох странничий склоненный,
В десной распятие златое он держал;
И в князя взор его вперенный
40 На душу грешника смятенье проливал...
«Кто ты?» — Владимир с изумленьем
И гласом трепетным пришельца вопросил.
«Посол творца! — он рек с смиреньем, —
Ты бога вышнего делами прогневил...
Ни в Чернобоге, ни в Перуне,
Ни в славе, ни в пирах Владимиров покой;
Его ты, грешник, жаждешь втуне:
Как за добычей вран, так совесть за тобой!..
Но что, о князь, сии терзанья!
50 Тебя, отверженец, ужаснейшие ждут!
Наступит час — ценить деянья!
Воскреснут мертвые! Настанет Страшный суд!
И суд сей будет непреложен, —
Твое могущество тебя не защитит!
Там раб и царь равно ничтожен —
Всевышний судия на лица не глядит.
Пред ним угаснет блеск короны!
И князю-грешнику один и тот же ад,
Где вечный скрежет, плач и стоны
60 С рабами низкими властителя сравнят!»
Так говорил пришлец священный,
И пылкий, яркий огнь в глазах его блистал,
И князь, трепещущий, смятенный,
Лия потоки слез, словам его внимал!..
«О, чем же я избегну ада?..
Наставь, наставь меня!.. — Владимир старцу рек:
Из твоего читаю взгляда,
Что ты, таинственный, спасти меня притек!..»
«Крести себя, крести народы! —
70 В ответ вещал святой, — и ты себя спасешь!
И славу дел из рода в роды
С благословением потомства перельешь!
Тогда не ад, блаженство рая
И вечность дивная тебя, Владимир, ждут,
Где сонмы ангелов, порхая,
Пред троном вышнего твой подвиг воспоют!»
«Крести ж, крести меня, о дивный!» —
В восторге пламенном воскликнул мудрый князь...
Наутро звук трубы призывный —
80 И рать Владимира к Херсону понеслась...
На новый подвиг, с новым жаром
Летят дружинами с вождем богатыри,
Зарделись небеса пожаром,
Трепещет Греция и гордые цари!..
Так в князе огнь души надменной,
Остаток мрачного язычества горел:
С рукой царевны несравненной
Он веру самую завоевать летел...
1822 или 1823
Корабль летел как на крылах,
Шумя уныло парусами,
И, зарывался в волнах,
Клубил их и вздымал буграми.
Седая пена за кормой
Рекой клубящейся бежала
И шум однообразный свой
С ревущей бурею сливала.
На шканцах шумною толпой
10 Стояли с пленниками шведы, —
Они летели в край родной
С отрадной вестию победы.
Главу склонив, с тоской в очах
И на крест опустивши руки,
На верхней палубе, в мечтах,
Сидел отважный Долгорукий.
Об чем ты думаешь, герой?
Об чем в унынии мечтаешь?
Знать, мыслишь о стране родной
20 И плен постыдный проклинаешь.
Он говорил: «Родной земли
Уже не зреть страдальцу боле;
Умру, как изгнанник вдали,
Умру с бесславием в неволе.
В печальном плене дни влача
В своей темнице безотрадной,
Я буду таять, как свеча,
Как пред иконой огнь лампадный;
В печальном плене дни влача,
30 Вотще пылаю славой дедов;
Увы! не притупить меча
Тебе об кости грозных шведов.
Уж для меня, как битвы знак,
Не загремят в полках литавры,
И не украсят мой шишак
Неувядаемые лавры.
Не буду я, служа Добру,
Творить вельможам укоризны
И правду говорить Петру
40 Для благоденствия Отчизны.
Ах! лучше смерть в седых валах,
Чем жизнь без славы и свободы;
Не русскому стенать в цепях
И изнывать без цели годы».
Так пел герой. Меж тем вдали
Уже сияли храмов шпицы,
Чернелись берега земли
И стаями неслися птицы.
Вот видны башни на скалах:
50 То Готенбург на бреге диком —
И шведы с пламенем в очах
Приветствуют отчизну криком!
Подняв благочестивый взор
И к небу простирая длани,
В слезах благодарит пастор
И бога вод и бога брани.
Вокруг него толпы врагов,
Молясь, упали на колена...
Бушует ветр меж парусов,
60 Корабль летит, клубится пена.
Катятся слезы из очей
И груди шведов орошают;
Они отцов, сестер, детей
Уже в мечтаньях обнимают...
Вдруг Долгорукий загремел:
«За мной! Расторгнем плен постыдный!
Пусть слава будет нам удел
Иль смертию умрем завидной».
Лилася кровь, сверкал булат,
70 Пал неприятель изумленный,
И завоеванный фрегат
Помчался в Ревель покоренный.
1823
Страшно воет лес дремучий,
Ветр в ущелиях свистит,
И украдкой из-за тучи
Месяц в Оредеж глядит.
Там разбросаны жилища
Угнетенной нищеты,
Здесь стоят средь красоты
Деревенского кладбища
Деревянные кресты.
10 Между гор, как под навесом,
Волны светлые бегут
И вослед себе ведут
Берега, поросши лесом.
*
Кто ж сидит на черном пне
И, вокруг глядя со страхом,
В полуночной тишине
Тихо шепчется с монахом:
«Я готов, отец святой,
Но ведь царь — родитель мой...»
20 — «Не лжеумствуй своенравно!
(Слышен голос старика.)
Гибель церкви православной
Вижу я издалека...
Видишь сам, — уж все презренно:
Предков нравы и права,
И обычай их священный,
И родимая Москва!
Ждет спасенья наша вера
От тебя, младый герой;
30 Иль не зришь себе примера:
Мать твоя перед тобой.
Все царица в жертву богу
Равнодушно принесла
И блестящему чертогу
Мрачну келью предпочла.
В рай иль в ад тебе дорога...
Сын мой! слушай чернеца:
Иль отца забудь для бога,
Или бога для отца!»
40 Смолк монах. Царевич юный
С пня поднялся, говоря:
«Так и быть! Сберу перуны
На отца и на царя!..»
Презренного злодея меч
Сверкнул над выей патриота;
Сверкнул — глава упала с плеч
И покатилась с эшафота.
И страх и тайную тоску
Льстецы в душе презренной кроя,
Чтоб угодить временщику,
Торжествовали смерть героя.
Одна царица лишь была
10 Омрачена печальной думой;
Как будто камень, залегла
Тоска в душе ее угрюмой!
С тех пор от ней веселье прочь,
И стала сна она чуждаться:
Ее очам и день и ночь
Какой-то призрак стал являться.
Однажды пир шумел в дворце,
Гремела музыка на хорах;
У всех веселье на лице
20 И упоение во взорах.
В душе своей утомлена,
Бледна, печальна и угрюма,
Царица в тронную одна
Ушла украдкою от шума.
Увы! и радость не могла
Ее порадовать улыбкой
И мрачность бледного чела
Развеселить, хотя ошибкой.
«О, где найду душе покой?» —
30 Она в раздумьи возопила
И, опершись на трон рукой,
Главу печально преклонила.
И в шуме пиршеств и в глуши
Меня раскаянье терзает;
Оно из глубины души
Волынского напоминает!..»
— «Он здесь!» — внезапно зазвучал
По сводам тронной страшный голос.
В царице трепет пробежал
40 И дыбом приподнялся волос!..
Она взглянула — перед ней
Глава Волынского лежала
И на нее из-под бровей
С укором очи устремляла.
Лик смертной бледностью покрыт,
Уста раскрытые трепещут;
Как огнь болотный в ночь горит,
Так очи в ней неясно блещут.
Кругом главы во тьме ночной
50 Какой-то чудный свет сияет,
И каплющая кровь порой
Помост чертога обагряет.
Рисует каждая черта
Страдальца славного отчизны;
Вдруг посинелые уста
Залепетали укоризны:
«Что медлишь ты?.. Давно я жду
Тебя к творцу на суд священный,
Там каждый восприемлет мзду,
60 Равны там царь и раб презренный!»
Окончив грозные слова,
По-прежнему из мрака ночи
Вперила мертвая глава
В царицу трепетную очи...
Гром музыки звучал еще,
Весельем оживлялись лица;
Все ждут царицу, но вотще,
Не возвращается царица.
Исчезла радость, шум затих;
70 Лишь робкий шопот всюду бродит,
И каждый, глядя на других,
Из залы сумрачный выходит.
Над кипящею пучиною,
На утесе сев, Вадим
В даль безбрежную с кручиною
Смотрит нем и недвижим.
Гром гремит! Змеей огнистою
Воздух молния сечет;
Волхов пеной серебристою
В берег хлещет и ревет.
Несмотря на хлад убийств<енный>
10 Сограждан к правам <своим>
Их от бед спасти насильстве<нно>
Хочет пламенный Вадим.
До какого нас бесславия
Довели вражды граждан —
Насылает Скандинавия
Властелинов для славян.
Над кипящею пучиною
Подпершись сидит Вадим
И на Новгород с кручиною
Смотрит нем и недвижим.
Гром гремит! Змеей огнистою
Сумрак молния сечет;
Волхов пеной серебристою
В брег песчаный с ревом бьет.
Вот уж небо в звезды рядится,
10 Как в узорчатый венец,
И луна сквозь тучи крадется,
Будто в саване мертвец.
Как утес средь моря каменный,
Как полночи вечный лед,
Хладен, крепок витязь пламенный
В грозных битвах за народ.
Над кипящею п<учиною>
Ходит сумрачно <Вадим>
И на Новгород <с кручи>ною
Смотрит нем и не<движ>им.
Страсти пылкие рисуются
На челе его младом;
Перси юные волнуются
И глаза блестят огнем.
Гром гремит! Змеей огнистою
10 Воздух молния сечет.
Волхов пеной серебристою
В берег плещет и ревет.
До какого нас бесславия
Довели вражды граждан —
Насылает Скандинавия
Властелинов для славян!
Грозен князь самовластительный!
Но наступит мрак ночной,
И настанет час решительный,
20 Час для граждан роковой.
Вот уж небо в звезды рядится,
Как в серебряный венец,
И луна сквозь тучи крадется,
Будто в саване мертвец.
Ах! если б возвратить я мог
Порабощенному народу
Блаженства общего залог,
Былую праотцев свободу.
[О, что тебя, край милый, ожидает,
Что в будущем грозит]
[Не туча кроет небо ясное.
Такою думою взволнованный,
В цепи тяжкие закованный,
Князья, князья суровые.
О судьба, судьба суровая,
За что меня, за что лишает зренья бог]
На гордой крутизне брегов
Стоит во мраке холм Олегов;
Под Киевом вокруг костров
Пируют шайки печенегов.
Отрадна им гроза набегов,
Им наслаждение война;
На лицах варваров видна
Печать свирепых, диких нравов.
Среди вождей перед костром
10 Их князь сидит на пне седом,
И буйную толпу кругом
Обходит череп Святославов
С заморским пенистым вином.
Была уж полночь. Бранный шум
Затих на стогнах Новограда,
И Марфы беспокойный ум —
Свободы тщетная ограда —
Вкушал покой от мрачных дум.
В полях сверкали огоньки,
Расположась обширным станом
Близ озера и вдоль реки,
Вдали чернели за туманом
10 Царя отважного полки.
Все было в непробудном сне;
Лишь ратники сторожевые
Перекликались на стене,
И Волхов в берега крутые
Плескал волною в тишине.
[И долго длилась тишина,
Заря на небе зажигалась,
И вся окрестная страна,
И вся природа пробуждалась,
20 Покоя сладкого полна.]
Покой и мрак среди домов...
Вдруг с Ярославова Дворища
Звои вечевых колоколов —
И грянул, бросив пепелища,
Народ со всех Пяти Концов[42].
Простите вы, поля, долины, реки![43]
С волнением растерзанной души
Я с вами днесь прощаюся навеки:
Мне суждено окончить дни в глуши.
Твои, о Новгород! разрушены твердыни,
Перед царем легли в<о> прах
Окрестности превращены в пустыни
И Марфа гордая в цепях!
Не ездили из Новгорода в степи
10 Мы на поклон в презренную Орду,
Мы на себя не налагали цепи
И . . . . . . . . . . . . . . . . .
[Все кончено: разрушилося Вече]
[Решилось все в кровавой сече;]
[Как гордый дуб в час грозной непогоды,]
[Покорены свободные народы]
И вече в прах, и древние права,
И гордую защитницу свободы
В цепях увидела Москва.
20 [Решать дела привыкли мы на] Вече,
Нам не пример покорная Москва.
За мной, друзья! умрем в кровавой сече
Иль отстоим священные права.
Нам от беды не откупиться златом.
Мы не рабы: мы мир приобретем,
Как люди вольные, своим булатом
И купим дружество копьем.
Все отнял рок жестокий и суровый:
Отечество, свободу, сыновей.
30 И вместо них мне дал одни оковы
И вечный мрак тюрьмы моей
Свершила я свое предназначенье;
Что мило мне, чем в свете я жила:
Детей, свободу и свое именье —
Все родине я в жертву принесла.
[Душа моя тверда, как дуб нагорный,
Напрасно бедствия сразить ее хотят.
Вотще ревет и вихрь и ветр упорный]
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
40 Кто чести друг, кто друг прямой народа...
Что сталось с ней — народное преданье
В унылой робости молчит.
С Посадницей исчезнула свобода,
И Новгород в развалинах лежит.
Повсюду вопли, стоны, крики,
Везде огонь иль дым густой.
Над белокаменной Москвой
Лишь временем Иван Великий
Сквозь огнь, сквозь дым и мрак ночной
Столпом огромным прорезался
И, в небесах блестя челом,
Во всем величии своем
Великой жертвой любовался.
В краю, где солнце редко блешет
На мрачных небесах,
Где Сосва[44] в берег с ревом плещет,
Где воет ветр в лесах,
Где снег лежит две трети года,
Как саван гробовой,
И полумертвая природа
[Чуть оживляется с весной],
Где царство вьюги и мороза,
10 Где жизни нет ни в чем,
Чернеет сумрачно береза
На берегу крутом.
[В стране угрюмой] и глухой,
Где Сосва с бурей часто воет
И берег дикой и крутой
Шумящею волною роет, —
Между кудрявым тальником,
Близ церкви, осененной бором,
Чернеет обветшалый дом
С полуразрушенным забором.
[Часовня ветхая вдали
10 И, мертвых тихое жилище,
В утробе матери-земли
Уединенное кладбище]
«Будь ласков, дедушка, ко мне:
Скажи, над чьей простой могилой
Стоит под елью в стороне
К земле склонившись, крест унылый?
Сугробы снега занесли
Пустынный холм и все кладбище,
Там церковь новая вдали,
Тут обветшалое жилище.
С могилки две стези бегут:
10 Одна бежит по косогору
В убогий нищеты приют,
Другая змейкой вьется к бору...
Не в сих местах мой край родной:
Я на чужбине здесь, я в ссылке;
Скажи мне, дедушка седой!
Чей прах почиет в той могилке?»
— «Как ты, из дальней стороны
В сей край изгнанные судьбою,
Под той могилою простою
20 Отец и дочь схоронены.
Отец, как здесь болтали тайно,
Был другом [мудрого] Петра».
[Любил уединенье он:
Я часто вред его, мой сын.].
Склоняся на руку главой,
Угрюмый, мрачный и безмолвный,
Он часто, позднею порой,
Сидел на паперти церковной.
[Тут познакомился я с ним.
Он подал мне на дружбу руку]
Сидел лишь Миних одинок
И, тайною тревожим думой,
С презреньем, как на порок,
Глядел на деспота[45] угрюмо.
В святой тиши воспоминаний
Храню я бережно года
Горячих первых упований,
Начальной жажды дел и знаний,
Попыток первого труда.
Мы были отроки. В то время
Шло стройной поступью бойцов —
Могучих деятелей племя,
И сеяло благое семя
На почву юную умов.
Везде шепталися. Тетради
Ходили в списках по рукам;
Мы, дети, с робостью во взгляде,
Звучащий стих свободы ради,
Таясь, твердили по ночам.
Бунт, вспыхнув, замер. Казнь проснулась.
Вот пять повешенных людей...
В нас сердце молча содрогнулось,
Но мысль живая встрепенулась,
И путь означен жизни всей.
Рылеев был мне первым светом...
Отец! по духу мне родной —
Твое названье в мире этом
Мне стало доблестным заветом
И путеводною звездой.
Мы стих твой вырвем из забвенья,
И в первый русский вольный день,
В виду младого поколенья,
Восстановим для поклоненья
Твою страдальческую тень.
Взойдет гроза на небосклоне,
И волны на берег с утра
Нахлынут с бешенством погони,
И слягут бронзовые кони
И Николая и Петра.
Но образ смерти благородный
Не смоет грозная вода,
И будет подвиг твой свободный
Святыней в памяти народной
На все грядущие года.
Мы печатаем «Думы» Рылеева как исторический памятник, которому не должно исчезнуть, памятник геройского времени русской жизни.
С 1812 года по 1825-й Россия сознала себя огромной силой в мире человеческом и вместе с тем внутри себя пришла к чувству гражданской свободы. Оба направления не могли не идти, рука об руку. Петербургская централизация вызвала на борьбу молчавшие силы народа, и они окончательно сплотились в мощь государства. Но раз вызванные — они не могли снова умолкнуть беспечно и равнодушно; им надо было заявить себя не только противу внешнего врага, но заявить свою жизнь и самостоятельность в общественном устройстве. Между тем петербургская централизация была наследие немецкое; вызвав русские силы на свет, она осталась немецкою. Борьба была неизбежна. Немецко-мистический либерализм Александра I перешел в казарменно-бюрократическую форму аракчеевского управления; а юные русские силы, требовавшие простора, с пылким сочувствием обратились к идеям первой французской революции. Борьба романского и германского мира, встретясь на русской почве, переиначилась под влиянием русской жизни, их усвоившей. Немецкая централизация в Петербурге проникнулась духом татарщины и была уродливым соединением кнута с шпицрутенами, грабежа с канцелярией. Противодействующие ей силы выразились в том блестящем меньшинстве, из которого возникло 14 декабря; оно соединяло в себе чутье русского народного социализма с французско-либеральным понятием гражданского права, требовало освобождения крестьян и колебалось между республикой и конституционной монархией, только что пересаженной во Францию с английской почвы.
Россия пережила все эпохи европейской жизни вкратце, добиваясь до решения собственной задачи. Россия пережила военные монархизмы, которых знамя было: «L'etat — c'est moi»[46] начиная с Петра I. Россия изучила философию XVIII столетия при Екатерине. 14 декабря она заявила общечеловеческие требования революции и, наконец, до безумия выразила в Николае всю реакцию Священного союза.
Во время реакции Европа додумалась до социализма и до замены Священного союза племенными союзами. Но на решение первого вопроса у нее — как показал 1848 год — не хватает сил; история слишком истощила ее почву, зерно нейдет в рост, и все живое каменеет в известной форме собственности. Во втором вопросе Европа ничего не может сделать без России, потому что славянское племя занимает полмира.
Во время тридцатилетнего гнета Николая Россия, впуганная в раздумье, додумалась до освобождения крестьян с землею, до узаконения общинной формы земельной собственности и самоуправления общин. Вместе с тем, она ясно увидела, что с Священным союзом у ней нет ничего общего.
14 декабря завершило характер революционной Европы в России и в то же время посеяло в русском сознании семена тех вопросов, которые Россия постановила с царствованием Александра II. Уже около двадцатых годов тайное общество подняло мысль об освобождении крестьян и даже с землею. К сожалению, мы не имеем главнейшего документа: Пестелевой «Русской правды». Около того же времени составилось «Общество соединенных славян». Очевидно, что зачатки всех социальных и политических вопросов России нашего времени лежали в обществе 14 декабря. И вот в чем для нас его великое значение. Мы не знаем — что сталось бы, если бы намерения общества удались; но не имеем права не предполагать, что Россия пришла бы к постановке своих коренных вопросов гораздо быстрее, чем при тяжелом развитии татарско-немецкого бюрократизма и реакции Священного союза в николаевское царствование. Во всяком случае — относительно людей 14 декабря — нам, потомкам, остается только с благоговением
Хранить завет страдальцев сильных,
Людей повешенных и ссыльных...[47]
Рылеев был поэтом общественной жизни своего времени. Хотя он и сказал о себе: «Я не поэт, а гражданин», — но нельзя не признать в нем столько же поэта, как и гражданина. Страстно бросившись на политическое поприще, с незапятнанной чистотой сердца, мысли и деятельности, он стремился высказать в своих поэтических произведениях чувства правды, права, чести, свободы, любви к родине и народу, святой ненависти ко всякому насилию. В этом отличительная черта его направления, и те, которые помнят то время, конечно, скажут вместе с нами, что его влияние на тогдашнюю литературу было огромно. Юношество читало его нарасхват. Его стихи оно знало наизусть. Сам Пушкин говорил о нем с любовью и уважением, и, несмотря на очень верную, но неблагосклонную оценку «Дум», он видел в Рылееве залог огромного дарования, которое росло с каждым днем. Петля задушила это дарование. Но и теперь, перечитывая Рылеева, сравнивая его первые произведения с последующими, мы видим его сильное развитие. В «Думах» он поставил себе невозможную задачу сочетания исторического патриотизма С гражданскими понятиями своего времени; отсюда вышло ложное изображение исторических лиц ради постановки на первый план глубоко сжившейся с поэтом гражданской идеи. В «Думах» видна благородная личность автора, но не видно художника. Одно заметно — как стих постепенно совершенствуется. В «Олеге Вещем» чувствуется неуклюжий стих державинской эпохи; в «Волынском» он уже звучен и силен. Влияние «Дум» на современников было именно то, какого Рылеев хотел, — чисто гражданское. Но в «Войнаровском» Рылеев становится действительным поэтом, несмотря на тот же субъективно-гражданский колорит целого. Стих, картинность, сила чувства и всюду проникающее благородство поэта — увлекательны. В «Наливайке» Рылеев становится мастером. Напомним для примера «Смерть Чигиринского старосты»:
С пищалью меткой и копьем,
С булатом острым и с нагайкой
На аргамаке вороном
По степи мчится Наливайко.
Как вихорь бурный, конь летит,
По ветру хвост и грива вьется,
Густая пыль из-под копыт,
Как облако, вослед несется.
Летит, привстал на стременах,
В туман далекий взоры топит,
Узрел — и с яростью в очах
Коня и нудит и торопит,
Как точка перед ним вдали
Чернеет что-то в дымном поле;
(Вот отделилась от земли),
Вот с каждым мигом боле, боле,
И, наконец, на вышине,
Средь мглы седой, в степи пустынной.
Вдруг показался на коне
Красивый всадник с пикой длинной...
Казак коня быстрей погнал,
В его очах веселье злое...
И вот — почти уж доскакал...
Копье направил роковое,
Настиг, ударил — всадник пал,
За стремя зацепясь ногою,
И конь испуганный помчал
Младого ляха под собою...
Из «Наливайки» сохранились только два-три отрывка[48]. Неужели ни у кого нет остального? Неужели ни у кого нет материалов для биографии Рылеева? Неужели наши библиофилы, выкапывая все на свете, не захотят заняться этой изящной личностью? Когда же кто-нибудь доставит нам сведения о Рылееве?..
Впрочем, к нам должно присылать их только в крайнем случае. Пора правительству, после тридцатилетнего намордника, отдать истории ее достояние и позволить безусловно печатать все о Рылееве и его сподвижниках[49]. Это был бы поступок широко благородный, ко торый внушил бы в России искреннее доверие к правительству.
Мы сочли не лишним поместить в этом издании стихотворение Мицкевича «К русским друзьям», относящееся к Рылееву и людям 14 декабря. Мы помещаем польский подлинник с русским переводом в прозе. Стихотворный перевод, — который у нас есть, слишком неудовлеторителен[50]. Я тоже пробовал перевести, но не сладил[51]. Лучше верный перевод в прозе, чем вялый в стихах.
Повторяем: «Думы» Рылеева мы считаем историческим памятником того времени и юным выражением благородной личности поэта.
Да примут их читатели с тем же глубоким благоговением, с каким мы возобновляем их в печати.
Н. Огарёв.
Wy-czy mnie wspominacie? ja, ilekroc marze
O mych przyjaciol smierciach, wygnaniach, wiezie niach,
I o was mysle: wasze cudzoziemskie twarze
Maja obywatelstwa prawo w mych marzeniach.
Gdziez wy teraz? Szlachetna szyia Rylejewa,
Ktoram jak bratniq sciskaf, carskimi wyroki
Wisi do hanbiacego przywiazana drzewa;
Klatwa ludom, со swoje mordujaa proroki.
Ta reka, ktora do mnie Bestuzew wyciagnal,
Wieszcz i zolnierz, ta rgka od piora i broni
Oderwana, i car ja do taczki zaprzagnal;
Dzis w minach ryje, skuta obok polskiej dtoni.
Innych moze dotkngla srozsza niebios kara;
Moze kto z was, urzedem, orderem zhanbiony,
Dusze wolnsi na wieki przedat w laskg сага,
I dzis na progach jego wybija poklony.
Moze platnym jezykiem tryumf jego slawi
I cieszy si§ ze swoich przyjaciol meczenstwa,
Moze w ojczyznie mojej mojq krwiq sie krwawi
I pized carem, jak z zaslug, chlubi sie z przeklestwa.
Jesli do was, z daleka, od wolnych narodow,
Az na polnoc zaleca te piesni zalosne,
I odezwq sie z gory nad kraina lodow, —
Niech warn zwiastujq wolnosc, jak zurawie wiosng.
Poznacie mie po gtosie; pokim byl w okuciach,
Pelzajac milczkiem jak waz iudzilem despote,
Lecz warn odkrylem tajnie zamkniete w uczuciach,
I dla was mialem zawsze golebia prostote.
Teraz na iwiat wylewam ten kielich trucizny,
Zraca jest i palaca mojej gorycz mowy,
Gorycz wyssana ze krwi i z lez mej ojczyzny,
Niech zrze i pali, nie was, lecz wasze okowy.
Kto z was podniesie skargg, dla mnie jego skarga
Bedzie jak psa szczekanie, ktory tak sie wdrozy
Do cierpliwie i diugo noszonej obrozy,
Ze w koncu gotow kqsao — reke, co ja targa.
Помните ли вы меня? А я — когда думаю о моих друзьях, казненных, сосланных, заточенных по тюрьмам, — так вспоминаю и вас. В моих воспоминаниях даю право гражданства вашим чужеземным лицам.
Где вы теперь?.. Благородная шея Рылеева, которую я обнимал как шею брата, — по царской воле — повисла у позорного столба. Проклятие народам, побивающим своих пророков!
Рука, которую мне протягивал Бестужев — поэт и воин, — оторвана от пера и оружия; царь запряг ее в тележку, и она работает в рудниках, прикованная к чьей-нибудь польской руке.
А иных, может, страшнее постигла кара небесная: может, кто из вас, опозоренный чином или орденом, продал свою вольную душу за царскую милость и кладет земные поклоны у царских порогов.
Может, он наемным языком славит царское торжество и радуется мучению своих друзей; может, он на моей родине купается в нашей крови и хвастает перед царем нашими проклятьями, как заслугою.
Если издалека, из среды вольных народов, долетят к вам на север мои грустные песни, пусть звучат они над вашей страною и, как журавли весну, предскажут вам свободу.
Вы узнаете меня по голосу. Пока я был в оковах, я свертывался, как змей, и обманывал деспота. Но вам открывал я тайны моего сердца и был с вами простодушен, как голубь.
Я теперь изливаю на свет мою чашу яда. Горяча и жгуча горечь слов моих; она вышла из крови и слез моей родины. Пусть же она жжет и грызет — но не вас, а ваши оковы.
А если кто из вас станет упрекать меня, то его упрек покажется мне лаем пса, который так привык к терпеливо и долго носимой цепи, что кусает руку, ее разрывающую.
В первом издании дум была пропущена или, лучше сказать, не пропущена ценсурою дума «Видение Анны Иоавовды», напечатанная в нашей «Полярной звезде» 1859 года. Мы сочли необходимым поместить ее в этом издании Дум.
Прим. Ред.
Автограф ЦГАОР.
I) [За два года пред сим написал я несколько из сих дум. Известный литератор наш Ф. В. Булгарин, увидел их у меня...
Нечто о думах]
II) Автограф ЦГАОР.
С некоторого времени встречаем мы людей, утверждающих, что народное просвещение есть гибель для благосостояния государственного. [Не будем] Здесь не место опровергать сие странное мнение; [тем более, что ист<очник>] [источник оного известен: он есть деспотизм]; к тому ж оно, к счастью, не может [в наше время] в наш век [иметь решительных] иметь многочисленных приверженцев, ибо источник его и подпора — деспотизм — [нигде] даже в самой Турции уже не имеет прежней силы своей.
За полезное, однако ж, сказать почитаю, что [законные правительства, основанные на законной свободе, тверже народов просвещенных] [одно тира<нство>] один деспотизм боится просвещения, ибо знает, что лучшая подпора его — невежество: таким образом, жители Митиленские, покорив возмутившихся союзников, не нашли надежнейшего средства поработить их совершенно, как запретить детей их чему-либо учить. Благосостояние и тишина общественные реже нарушаются в государствах [просвещенных] образованных, нежели непросвещ<енных>, ибо народы [оных] первы<х> [более имеют средств] лучше понимают истинные пользы свои, нежели [вторые] последних; ибо просвещение — надежнейшая узда противу волнений народных, нежели предрассудки и невежество, которыми стараются в правлениях самовластных двигать или воздерживать страсти народа. Невежество народов — мать и дочь деспотизма — есть истинная и главная причина всех неистовств и злодеяний, которые когда-либо совершены в мире. Одни только друзья тиранов и то же невежество приписывают их [просве<щению>] излишнему просвещению. Пусть раздаются [вся<кие>] [жалкие] презренные вопли порицателей света, пусть изрыгают они хулы свои и изливают тлетв<орный> яд на распространителей просвещения... пребудем тверды, питая себя тою сладостною надеждою, что рано ли, поздно ли лучи благодетельного светила проникнут в мрачные и дикие дебри и [согреют] смягчат [даже] окаменелые сердца самих порицателей просвещения.
Обяз<анность> каждого писателя быть [для народа] [настав<ником>] для соотечественников полезным, и я, по возможности желая исполнить долг сей, предпринял, подобно польскому знаменитому) стихотворцу Немцевичу, написать исторические думы, стараясь напомнить в оных славнейшие или, по крайней мере достопримечательнейшие [происшествия русского народа] деяния предков наших.
Вот что говорит Немцевич о цели подобных сочинений: «Воспоминать юношеству о деяниях предков, дать ему познания о славнейших эпохах народа, сдружить любовь к отечеству с первыми впечатлениями памяти — есть лучший способ возбудить в народе сильную привязанность к родине. Ничто уже тогда тех первых впечатлений, тех ранних понятий подавить не в силах; они усиливаются с летами, приготовляя храбрых для войны ратников и мужей добродетельных для совета.
Царское Общество наук в Варшаве, — продолжает тот же писатель, — постигая всю важность сей истины, выдало новый проспект для сочинения истории народной; труд сей, разделенный между многими писателями, требует немалого времени. Все заставляет надеяться, что читатель найдет в оной достаточное о деяниях народных известие; но происшествия, рассказанные важным и суровым слогом истории, нередко ускользают из памяти юношества, равномерно многочисленные томы подобных творений не каждый может достать и читать... Общество, не жалея никаких средств, не желая упустить для столь благородн<ой> цели, поручило мне выставить в исторических песнях славнейшие происшествия и знаменитейшие деяния и победы королей и вождей польских».
Цель моя та же самая — то есть распространить между простым народом нашим, посредством) дум сих [напомнить о славных и великих] хотя некоторые познания о знаменит<ых> доблестях предков [его] заставить его гордиться славным своим происхождением [своим] и еще более заставить [по]любить [свою] [отечество] [ту страну] родину свою. Счастливым почту себя, когда хотя несколько успею в своем [намерении] предмете. [Более] Еще счастливейшим, когда люди благомыслящие одобрят мое намерение — пролить в народ наш хоть каплю света.
Автограф ЦГАДА.
Примечания, припечатанные при думах, кроме некоторых, сделаны известным литератором нашим г. Строевым *.
15 То Святослав и Ольга шли
НЛ
цэ То Святослав и Ольга шли *
81-88 отсутствуют
НЛ, Д
85 а. Но вдвое князь — внимает он
Автограф ЦГАОР.
б. Но вдвое князь — приемл<ет> он *
86 Повсюду вопль с укором *
49-91 Отец будь подданным, о сын,
И вместе князь и воин,
Будь над страстями властелин
Примеч. к ст. 32.
Смотри «Историю Государства Российского», том II, стран. 18[52].
СО
37-40 Вот в мире до чего людей
Доводят гибельные страсти!
Наверно будет тот злодей,
Кто не содержит их во власти[53].
Автограф ЦГАОР. Вариант начала.
а. Сгустилась мгла!.. На тверди голубой
б. Сгустилась мгла!.. В пучине голубой
а. Зажглися яркие светила нощи
б. Зажглися все светила нощи
в. Зажглися яркие светила нощи
И бледный свет излили свой
На долы спящие и дремлющие рощи!..
[И всюду царствует торжественный покой
И шум умолк дневной...]
Повсюду воцарилась тишина!
а. Умолк оружий звук и звук народа
б. Умолк на стогнах шум народа
[И град и пышный терем Гориславы]
На лоне сумраков и сна
Покоился и град и терем Рогволода
Когда-то в пышном тереме цвела,
Как лилия, Рогнеда молодая
Примеч. С.
Нам неизвестно время, в которое жил Боян. Знаем только из «Слова о полку Игоря», что Песнопевец сей имел отличный дар...[54] Н. М. Карамзин, в своем «Пантеоне Российских Авторов», так говорит о нем: «Может быть, жил Боян во времена героя Олега, может быть, пел он славный поход сего Аргонавта к Царьграду, или несчастную смерть храброго Святослава, который с горстию своих погиб среди бесчисленных печенегов, или блестящую красоту Гостомысловой правнучки Ольги, ее невинность в сельском уединении, ее славу на троне». Но мне показалось правдоподобнее[55] представить Бояна певцом подвигов великого Владимира и знаменитых сподвижников его: Добрыни, Яно Усмовича, Рогдая. Можно наверно предполагать, что при блистательном дворе северного Карломана находились и песнопевцы: великолепные пиршества[56], богатырские потехи и приветливость доброго князя могли привлечь их, а славные победы над греками, ляхами, печенегами, ятвягами, болгарами и другими народами долженствовали воспламенить дух пиитизма и в диких чадах Севера, которые, впрочем, как например норманы, задолго до того любили склонять слух свой от звука оружий и рева бурных морей к сладостным песням своих Скальдов.
Сочинитель упомянутого Слова называет Бояна «соловьем старого времяни». Время Владимирово (980-1015) в отношении ко времени неизвестного[57] сочинителя «Слова о полку Игоря» (1187) может почитаться старым. Р.[58]
Автограф ЛБ.
1-4 В высокой гриднице, в кругу бояр, князей
Владимир-Солнце веселился;
Со звоном гуслей звук речей,
Мешаясь, в шум невнятный слился!.. *
6 Напомнил им их прежню младость
34 На пиршествах не будут раздаваться
36 И память их хвалой не станет оживляться
48 Надежды сладкой: «жить хотя в преданьи».
ПЗ 1823 загл. Мстислав Удалой
Примеч. С.
Более неудачное подражание, нежели перевод прекрасной думы Юлиана Немцевича. Глинский, по влиянию своему на дела России и Польши, равно принадлежит истории обоих сих государств. Измена его отечеству и гибельный конец весьма поучительны: это побудило меня сию пьесу Немцевича присовокупить к собранию дум, которое делаю я, избирая предметы из отечественной истории. Р.
82 Ни зрелище стогон родимой земли
Автограф ЦГАОР.
НЛ а. [Но гений враждебный и льстивые други
97
б. Но гений враждебный и ложные други
98-99 Меня подследили, царь в гневе забыл
былые заслуги]
101
С. НЛ Лишил меня зренья владыка суровый
103-104 На дядю царицы надел он оковы
И свел его в бездну сию.
Автограф ЦГАОР.
107 Тоскую угрюмый с душой безотрадной
108 И думой стремлюся к родной стране *
После 108 [Но совесть повсюду, как призрак унылый
Является к старцу с укором в очах
Увы изнуренные силы слабеют]
110 а. Сердце чуть бьется, немеет мой глас
б. Сердце трепещет, немеет мой глас
111 Медленно льется кровь хладная в жилах
112 а. [Смерти ужасной б<лизится>...]
б. И смерти близится час!
113 О дочь моя! Скоро ты нежной [<нрзб>] *
114 а. Ты бросишь с рыданьем горсть чуждой земли
б. Ты бросишь рыдая горсть чуждой земли *
115 Поспешнее, друг мой, беги сего края
117 а. Народ <нрзб> делами
б. Народ наш отвагой велик <и> делами
в. Свободный народ наш <нрзб> чести *
118 Не будет проступки отцов <нрзб> *
124 И сердцу святые их гробницы узришь *
После 124 [Соотчичей милых обнимешь с слезами]
127 а. И ты про<ведешь>...
б. И ты между ними в тиши безмятежной *
142 НЛ Погиб на чужбине в тюремной глуши!
144 Когда б не надменность души!
13 СО Далеко от страны драгой
Автограф ПД.
Далеко родины драгой
25-32 отсутствуют
СО, Д
Автограф ПД.
44 И самое веселье множит
45-47 Увы! злым роком я лишен
СО, Д Семьи, отечества драгого.
Сколь жалок тот, кто осужден
Примеч. ИЛ.
Многие неблагонамеренные иностранные писатели усиливались доказать, что Самозванец был истинный Димитрий — сын царя Иоанна Васильевича Грозного; но знаменитый историограф наш блистательно опровергнул их умышленное сомнение. Г. Карамзин ясно доказывает (в Х-м томе «Ист<ории) Госуд<арства> Российского>», который, к славе отечества, вероятно выйдет в конце нынешнего года) из летописей, современных деловых бумаг и переписок, что Самозванец — был Самозванец и что истинный Димитрий-царевич убиен в Угличе.
Примеч. к заглавию. РИ.
Герой, бессмертный в отечественной истории. Он возвратил матери-России отторгнутые от нее малороссийские провинции и Киев, колыбель христианской веры, где св. апостол Андрей. Первозванный водрузил первый крест, где почивают мощи святые божиих угодников и где образовались Феофан Прокопович, Ломоносов, Стефан Яворский, К. Безбородко и граф П. В. Заводовский. Р.
Примеч. к ст. 92, С, РИ, СО.
В мае 1648 г. одержана Хмельницким при Желтых Водах первая победа над войсками Республики Польской, бывшими под начальством Степана Потоцкого. Р.[59]
Примеч. к ст. 111. СО.
Настоящее имя Хмельницкого — Зиновий, а Богдан, как говорит предание, есть почетный придаток к имени его[60].
РИ Настоящее имя Хмельницкого — Зиновий, а имя Богдана, как говорит предание, придано ему народом. Р.
2 Куда лишь в полдень проникал
С, РИ, СО
ц. э. Куда лишь в полдень проникал
7-8 В нем мрачные рождались думы
РИ И отражались на челе
29-36
С РИ отсутствуют
46 Усугубился с думой сей
50-52 Дверь отворилась, заскрипев,
И входит, потупивши взоры,
Жена младая, оробев
53-60 отсутствуют
61 Беги отселе, — произносит
85-72 отсутствуют
73-74 Вот меч...» «Мой меч, — он восклицает, —
Жив бог! Страшися враг-злодей!
77 Луна долину серебрила
РИ
79 У рощи, опенив удила
81 Герой вспрыгнул, веселья полный
105-112 отсутствуют
С
110 За то, что край отчизны спас
РИ
112 Народа прозвал общий глас
Автограф ПД.
6 а. Семь лет постыдное изгнанье
б. Семь лет сносил позор изгнанья
17-18 Знать, были для граждан моих
Мои усилия не тщетны
После когда с родительских могил
Народ мне в дар привез каменья
И тем всю нежность изъявил
Ко мне любви и уваженья
33-36 отсутствуют
51 О Феодор! Вняв клевете *
60 Деяньям их судьей — потомство
65-72 отсутствуют
Примеч. С, НЛ.
Петр Великий, при взятии Азова, в августе месяце[61] 1696 года, прибыл в Острогожск. Тогда же приехал в сей город и Мазепа, охранявший у Коломака, вместе с Шереметевым, пределы России от татар. Он поднес в дар царю богатую турецкую саблю, оправленную в золото и осыпанную драгоценными каменьями, и на золотой цепи щит с подобными же украшениями. Мазепа в то время был еще невинен. Как бы то ни было, но уклончивый, хитрый гетман умел вкрасться в милость Петра. Монарх почтил его своим посещением, обласкал, изъявил особенное благоволение и с честию отпустил в[62] Украину.
6 Вкруг его сановники
С
29 Еще в сердце жажда славы
Примеч. к ст. 6. НЛ.
Сердюки — гвардия гетмана.
6 а. И не страшась позорной казни
Автограф ЛВ.
б. И на пути позорной казни *
8 Как Долгоруков без боязни*
15 Беда несчастному, беда:
Автограф ПД.
25-28 Но тот, кто с сильными в борьбе
Автограф ЛБ.
За край родной иль за свободу
Забывши вовсе о себе
Готов всем жертвовать народу[63]
31 В час казни как невинный горд
36 Как сын добра без укоризны *
37 Ковать ли станет для граждан *
11 а. И хоть падет, но будет жив
б. Пусть он па<дет>, но будет жив
в. И пусть падет, но будет жив
49 Вражда к тиранству закипитх
52 Власть чужеземную в обломках[64]
53-54 а. Так, сидя в крепости в цепях,
Волынский рассуждал угрюмо
б. Мысль эта в крепости в цепях
Была Волынскому отрада *
55 Прав[65] совестью и прав в делах
Автограф ПД.
Чист совестью и прав в делах *
Автограф Л В.
55-56 [Блестел огонь в его очах
И на лице пылали думы]
56 а. Свой рок
б. Нес *
58 Презрев и казнь, и власть Бирона *
60 Управы требовать от трона *
67 а. И ждал с спокойною душой
б. И ждал с невинною душой *
68 От деяния последствий *
70 а. Влачил в темнице он оковы
б. Волынский грыз свои оковы
Автограф ПД.
Волынский грыз свои оковы
72 а. И входит страж тюрьмы суровый
Автограф ЛБ.
б. И входит страж [к нему] суровый
Автограф ПД,
74-76 Сказал он: за тебя, свобода!
И к месту казни с торжеством
Шел бодро верный друг народа *
77 а. С душой спокойною умру
б. Пускай от клеветы умру
80 И верен чести был до гроба
Автограф ЛБ.
85 Пришел — увидел палача *
86 И шею протянул без страха
98 Да все он твердо переносит
101 Пусть будет справедлив во всем *
104 а. И ужасом неправосудью
б. Презренному неправосудью
в. Коварному неправосудью
г. Позорному неправосудью
Примеч. НЛ.
Обер-егермейстер и кабинетный министр, Артемий Петрович Волынский, служил государям Петру I-му, Екатерине I-й, Петру II-му и Анне. В последние годы царствования императора Петра I-го был он астраханским губернатором и участвовал в 1723 году в усмирении калмыков. При императрице Анне, вскоре по составлении кабинета, был он назначен кабинетным министром и находился в сем высоком звании до 1736-го года, в которое время отправлен был вместе с д<ействительным> т<айным> с<оветником> бароном Шафировым и т<айным> с<оветником> Неплюевым на Немировский конгресс для переговоров с турками. Возвратившись ко двору, он оставался в кабинете до 1740 года. Тут движимый патриотизмом и разделяя всеобщую ненависть к Бирону, воспользовался он однажды удобным случаем, чтобы подать императрице челобитную, в коей представлял О необходимости удалить Бирона. Мстительный любимец узнал о сем и решился погубить мужа-патриота[66]. Фельдмаршал Миних упоминает, что сам видел, как императрица Анна обливалась слезами, подписывая смертный приговор Волынского. Предание говорит, что происшествие сне имело сильное влияние на добрую, но слишком доверчивую государыню и ускорило ее кончину. О характере Волынского кн. Шаховской в записках своих говорит, что он разговорами своими посеял высокое мнение о любви своей к отечеству, о ревности ко славе монаршей и усердии к пользе общественной. Казнь Волынского последовала 8-го июля 1740-го года. Он похоронен на кладбище церкви Самсония, что на Выборгской стороне, вместе с друзьями своими Хрущевым и Еропкиным.
Автограф ПД.
29-36 I) а. [Ему я спутницей была
б. Ему усладой я была
В стране угрюмой и пустынной
И в дар с рукою принесла
Любовь души своей невинной]
II) Вруча навек творцу себя,
Отрекшись жизни сей мятежной,
Не вправе завтра буду я
Воспоминать о страсти нежной[67]
41-66 Свершится завтра жребий мой;
Раздастся колокол церковный;
И я навек с своей тоской
Сокроюсь в келий безмолвной
66 Она его поцеловала
68 В слезах вздохнула и сказала
72 Не вспоминай любви печальной
73-80 отсутствуют
85-86 В посте все дни свои влача
Снедаясь грустью безотрадной
87 а. Она истлела, как свеча
б. Она погасла, как свеча
Автограф ПД.
1 С деревьев падал желтый лист
2 Смолк соловей в лесу угрюмом *
4 а. И Волхов плещет в берег с шумом
б. И плещет Волхов в берег с шумом
13-16 Что вижу я? — он возопил,
Пред мной Державина могила!
Тебя ли рок, о бард! сразил?
Тебя ли смерть не пощадила?
25 Но что, — вещал он наконец
27 Не умер пламенный певец
31 И в пламенных своих стихах *
32 Вождей Екатерины славил
33-48 О как удел певца высок!
Кто в мире с ним судьбою равен?
Не в силах отказать и рок
Тебе в бессмертии, Державин!
Не умер ты, хотя здесь прах...
И в звуках лиры сладкогласной,
И граждан в пламенных сердцах
Ты оживляешься всечасно!..
53 Избранник и посол творца
После 56 [Благодарю тебя, поэт]
Автограф фрагмента ПД.
а. Горжусь к тирану я враждой
б. Горжусь к насилью я враждой
в. Кипит к неправде он враждой
а. Ярмо граждан меня тревожит
б. Ярмо граждан его тревожит
Свободный славянин душой
а. Покойно рабствовать не может
б. Он раболепствовать не может
Греметь грозою против зла
Он чтит святым себе законом
С спокойной важностью чела
На эшафоте и пред троном.
После 56 Автограф ПД.
К неправде он кипит враждой,
Ярмо граждан его тревожит;
Как вольный славянин душой,
Он раболепствовать не может.
Повсюду тверд, где б ни был он —
Наперекор судьбе и року;
Повсюду честь — ему закон,
Везде он явный враг пороку[68]
58 На смерть с презреньем он взирает *
60 а. Стихом свободным воспаляет
б. Стихом свободным зажигает
61-76 отсутствуют
77 Ему ли ожидать стыда
89-100 Над ним и рок не властелин!
Он истину достойно ценит,
И ей нигде, как верный сын,
И в тайных думах не изменит!
Таков наш бард Державин был
Повсюду чести неизменный,
Царям ли правду говорил
Иль поражал порок надменный
103 Вздохнув, он, отходя, сказал
104 Как будто в дивном исступленьи *
106 Разнообразен, дивен, громок,
Автограф Лен. отд. Института истории АН СССР.
4 а. Его угрюмое и важное чело
б. Его угрюмое и гордое чело *
6 На шумных пиршествах сидел он одинок *
7 а. И думой тайной омраченный
б. И тайной думою смущенный *
После 12 [При свете дня и в мраке ночи
И в пышном тереме и в хижине простой
Его сверкающие очи
Тень Ярополкову все зрели пред собой.]
16 На вновь поставленный Перунов лик глядел
22 а. Вещал страдалец князь — ты избранный мной бог
б. Вещал страдалец князь — ты мною чтимый бог *
После 28 [Как знак души изнеможенной,
Как сердца <нрзб>, как преступленья знак.
Везде тоскою омраченный
Чернеет на моем челе зловещий мрак!]
33 Вдруг старца зрит перед собою *
39 В очах горел огонь священный *
40 И в душу грешника смятенье проливал
43-44 Посол творца... притек с смиреньем
Как шепчущий ручей, святой проговорил *
49 а. Но что, о князь, сии терзанья!
б. Но что, о князь, ее терзанья! *
50-52 Тебя, отверженный, ужаснейшие ждут
Настанет час — ценить деянья!
Воскреснут смертные, настанет страшный суд *
62 И тихий, кроткий огнь в очах его сиял*
88 Он веру самую завоевать хотел *
Черн. автограф ЦГАОР.
Планеты прервут течение
Стихии смешаются,
И сие дивное создание
Где мы наслаждаемся под небе<сами>
Все, что мы видим, все, что мы слыш<им>
Исчезнет
Пройдет как тень
И разрушенный мир
Превратится в ничтожество
Создатель тверди
Тот, который создал из ничего
Воздух и огонь, землю[69] и воду
Опровергнет[70] единств<енным> ударом длани
Обиталище человека
И основания, на которые утверждал солнце
И сие великое расстройство мира
Быть может, случится завтра
Владимир внимал
И речью старца пораженный
То слезы лил, то трепетал,
Дивясь Создателю вселенной
Автограф ПД.
21 И так, он пел, родной земли *
27 Истаю жертвой, как свеча *
После 28 [С унылой жизнью догоря
Потухнет к славе жар природный
И ревность к подвигам царя
Замрет в душе моей свободной]
29-32 Напрасно ужас битв люблю,
Вотще пылаю славой дедов.
Увы! меча не притуплю
Об кости я враждебных шведов *
После 40 I) [Прости ж навек, мой край родной,
Тебя я не увижу боле
И кончу дни в земле чужой,
Томясь бездействием в неволе]
II) а. Угасну медленно в цепях
б. В чужбине мой истлеет прах
в. Умру в бездействии в цепях
Потухнет с жизнью к славе пламень
а. Умру на чуждых берегах
б. И на враждебных берегах
Воздвигнут мой надгробный камень!
[Вздохнул герой при мысли сей
Невольно проступили слезы]
[Где мыслят с гордостью]
42 Чем жизнь без чести и свободы *
После 44 [Не русскому влачить ярем,
И тяжкий сердцу и постыдный:
Я завладею кораблем,
Иль смертию умру завидной!]
49 Мелькают башни на скалах *
54 И к небу устремляя длани
После 64 I) а. [«За мной, друзья!» — вдруг загремел
Отважный князь, сверкая шпагой
И с горстью русских полетел
На экипаж, горя отвагой,
б. «За мной, друзья!» — вдруг загремел
Сверкая [взором] Долгорукий
Мечом сверкая Долгорукий
И с горстью русских полетел
И раздались орудий звуки.
а. Мгновенно кончен славный бой
б. Мгновенно кончен бой с вра<гом>
в. Мгновенно кончен дерзкий бой
а. Враги пред русской силой пали
б. Пред русской силой пали шведы
И в Ревель их корабль стрелой
Валы покорные помчали]
II) «За мной, друзья!» — вдруг загремел
Подобно буре Долгорукий
а. Ура! Ура! и бой вскипел
б. Раздались крик<и>, бой вскипел
в. Ура! помчимся — бой вскипел
а. Грозой помчались
б. И раздались орудий звуки
а. Напрасно истекает кровь
б. Недолго лилась кровь ручьем
в. Лилась недолго кровь ручьем
Враги пред горстью русских пали
И в Ревель храбрых с торжеством
Валы покорные помчали.
После 65 III) [За мной, друзья!]
[Пылая]
69 Сверкнул в руке его булат *
После 72 а. Услыша глас, знакомый им
б. Услыша глас, зовущий в бой
а. Грозою русские помчались
б. Помчались русские грозою
в. Помчались русские толпами
а. С предчувствием
б. Единодушно закричали
в. Герои славы закричали
Автограф ЛБ, загл.
Царевич Алексей в Рожествене
6 а. Беззащитной нищеты
б. Притесн<енной> нищеты
в. Утесненной нищеты
7 Здесь стоят средь темноты *
19 Но ведь он — родитель мой
После 43 [Взвыл страшнее лес дремучий,
Месяц спрятался за тучи,
Ветр сильней забушевал,
И за ближнею могилой
И ужасно и уныло
Вран зловещий прокричал...]
Автограф ПД, загл.
Голова Волынского
Автограф ЛБ, загл.
а. Голова Волынского
б. Видение императрицы Анны
Автограф ПД.
Перед 1 Свершилась казнь — и образец
Любви к отечеству священной
Принял страдальческий венец,
Венец прекрасный и нетленной!
Волынской тверд был до конца!
Не устрашенный мукой казни,
Он важность гордого лица
Не изменил чертой боязни[71].
6 Льстецы в душе искусно кроя *
Автограф ЛБ.
8 Торжествовали казнь героя
Автограф ПД.
10 Омрачена тревожной думой —
Автограф ЛБ.
12 Печаль в душе ее угрюмой
32 Уныло голову склонила
Автограф ПД.
а. Уныло голову склонила
Автограф ЛБ.
б. Главу печальную склонила
33 И в шуме пиршеств и в тиши
Автографа ПД и ЛБ.
34-35 Меня глас внутренний терзает
Автограф ЛБ.
Сей глас из глубины души
38 По сводам залы страшный голос! *
48 Так очи дикостию блещут *
60-52 Какой-то чудный свет пылает
Из шеи каплет кровь порой
И пол чертога обагряет *
67-58 «Что медлишь ты?... Тебя я жду
На суд к творцу, — на суд священный *.
60 Равны там раб и царь надменный
63 Взглянула мертвая глава *
Автограф ЦГАДА.
65 Гром музыки еще звучал *
Автограф ЛБ.
67 а. Все ждали Анну... но на бал
б. Все ждут царицы, но вотще *
Автографы ЛБ и ПД.
68 Не возвращалася царица
Автограф ЛБ.
69 1) а. Вспорхнула радость; шум затих
б. Исчезла радость; все молчит
70 а. Засуетились все угрюмо
б. На царедворцах мрак угрюмый
в. У всех в очах недоум<енье>
г. Лет<ит> по зале тайный шорох[72]
Автограф ПД.
На царедворцах мрак угрюмый
72 Спешит домой с тяжелой думой
Автограф ЛБ.
а. Домой умчался с мрачной думой
б. Идет домой с тревожной думой
в. Скорей домой с тревожной думой
г. Спешит домой с тревожной думой
д. Идет домой с тревожной думой[73]
II) Исчезла радость, шум затих,
Лишь тайный шопот всюду бродит,
И каждый, глядя на других,
Из залы сумрачный выходит.
После 72 Еще гром музыки звучал
Весельем оживлялись лица;
[В цветных огнях дворец блистал]
Все ждут царицу... но вотще;
Не возвращается царица.
а. Пришли и видят: бледный огнь
б. Пришли и видят: на помост
[В тревоге гордый временщик
Вбежал в чертог]
[Засуетился целый двор
В чертог в тревоге Бирон входит]
И
[Затихло все; лишь тихий шепот]
а. Засуетился весь дворец,
Погасла радость, шепот бродит
И Бирон, бледен, как мертвец,
Царицу в у<жасе> находит
б. Засуетился весь дворец
[В чертоге тайном ] Бирон бродит
В тревоге Бирон бродит
[И вдруг] бледен, как мертвец,
[Царицу] в беспамятстве находит.
2 а. На утесе сев, Вадим
Автограф ПД.
б. Сев Вадим на брег *
3 а. С тяжкой на сердце кручиною
б. В даль туманную с кручиною*
После 8 [Завывай ты, буря страшная,
Буря <нрзб>]
10 а. К правам воль<ности>
б. Граждан ко правам <своим> *
11-12 От бесславия насильственно
Хочет их спасти Вадим *
13-14 До какого мы бесславия
Ныне дожили *
После Начаты незавершенные стихи:
14 [Довели]
[Насы<лает>]
15-16 Властелинов Скандинавия
Насылает для славян
6 Воздух молния сечет *
8 Брег песчаный обдает *
приписано на полях:
В берег хлещет и ревет
15 Хладен в битвах витязь пламенный *
2 На утесе сев Вадим *
3 а. В даль туманную <с кручин>ою
б. В даль безбрежную <с кручин>ою *
9-12 первоначально предшествовали ст. 5-8,
После 16 [Дух свободы, дух наследственной)
18 Но исчезнет ночи мрак
19 И настанет день решительный *
20 а. Предназначенный судьбой
б. Я вступлю за вольность в бой
в. Закипит кровавый бой *
4 Мрачной думою взволнованный *
Автограф ЦГАОР.
2 Глухая ночь. Из облаков
Автограф ПД.
Луна глядит на холм Олегов *
После 8 [Их Князь сидит на пне седом]
5 И Марфы благородный ум *
Автограф ПД.
11-15 первоначально предшествовали ст. 6-10.
21 Повеял колод с берегов *
Автограф ЦГАОР.
1-4 Простите вы, поля, долины, реки!
Мне суждено окончить дни в глуши
Я с вами днесь прощаюся навеки
С волнением растерзанной души *.
6 а. Перед царем легли дружины в прах
б. Перед царем легли граждане в прах *
8 Твоя Борецкая в цепях *!
9 Мы на поклон к Орде <нрзб> не ходили *
20 [Пусть голоса решат на шумном] Вече
21 а. Кто государь — народ или Москва
б. Нам не закон коварная Москва *
22 За мной, друзья! Все в жертву за свободу[74]
После 23 [Но Марфа чистая, чьим чувствам не изменит]
24 Мы не рабы; не купим мира златом *
27 И дружество скрепим копьем *
30-31 И вместо них мне дал сии оковы
И грозный мрак тюрьмы моей *
32-35 Все кончилось! но я свое свершила
Все в жертву я свободе принесла,
В чем в жизни я отраду находила,
Свободе все я в жертву принесла *.
37 Вотще стр<адания> сразить ее хотят *
43 С Борецкою исчезнула свобода *
Автограф ЦГАОР.
1-3 [Повсюду вопли, стон и крики
Над белокаменной Москвой
Как туча ходит дым густой]
2 Везде над белою Москвой *
Автограф ПД.
4 Из хаоса Иван Великий *
5 [Сквозь огнь, сквозь дым, сквозь мрак ночной]
Автограф ЦГАОР.
8 [Как будто. . . . . . . . . . . .
И в изумлении немом]
Автограф ПД.
2 На тверди небесах *
4 Где воет ветр в густых лесах *
5 а. Где снег лежит две трети года
б. Где снег лежит на тундре зыбкой *
После 8 [Под кровом нищеты убогой]
1 Там в стране. . . . . . . . .
Автограф ПД.
2 Где Сосва брег *
4 а. С однообразным шумом роет
б. Клубясь и пенясь... роет
в. С однообразным шумом роет *
6 С полуразрушенным забором *
2 Скажи, вон там, над чьей могилой *
Черн. автограф ПД.
После 2 [Скажи мне, добрый старичок]
3-4 Стоит от прочих в стороне
Там под березою унылой *
После 4 [Над зеленеющим холмом
Шумит березка молодая]
5-12 I) [Сугробы снега занесли
а. Окрестность всю и все кладбище
б. Забор церковный и кладбище
Часовня ветхая вдали
И мрачный бор...
С холма дорожки[75] две бегут
Одна к часовне чрез кладбище]
II) а. Подошву снегом занесло
б. Сугробы снега занесли
Пустынный холм и все кладбище
а. Часовня ветхая вдали
б. Часовни древняя вдали
в. Часовня старая вдали
И обветшалое жилище
а. На холм тропинки две бегут
б. С могилы две стези бегут
а. Одна бежит направо... к сырому
б. Одна бежит по косогору
а. Под тот соломенный приют
б. Под тот бревенчатый приют
Другая змейкой вьется к бору.
Автограф Л Б.
7 Часовня древняя вдали
Автограф ПД.
Часовня старая вдали *
8 И обветшалое жилище *
Автограф Л В.
11 а. И в тот бревенчатый приют
б. В убогий тот бревенчатый приют
в. Под тот бревенчатый приют
Автограф ПД.
Под ним бревенчатый приют *.
После 12
Черн. автограф ПД.
[От <нрзб> брегов
1) Скажи, кто скрыт под сим холмом
Я родилась не в сих местах
Я поселилась здесь недавно
Не родина Березов мне
Ах родина моя далеко
Скажи]
II) Не край родной Березов мне
Я брошена сюда...[76]
Автограф ПД.
[Мой край родной не в сих местах
Вчера была я на холме
И пролила невольно слезы]
13-16 Березов мне не край родной
Автограф ЛБ.
а. Сюда я брошена судьбиной
б. Сюда я брошена судьбою
Скажи ж страдалице младой,
Над чьей могилою простою
Стоит под елью крест простой?
Автограф ПД.
16 а. Чей прах сокрылся в той могилке?
б. Кто похоронен в той могилке? *
После 16 а. Вокруг могильного креста
б. Вблизи могильного креста
Стоят две молодые ели
18 Сюда изгнанные судьбиной *
21 а. Отец, как
б. Отец
в. Отца я знал. Всегда безмолвный[77]
г. Отец, как <нрзб>
д. Отца я знал. Его любили *