Дунайский лоцман

Глава III ПАССАЖИР ИЛИА БРУША

Он начался, этот спуск по великой реке. Илиа Брушу предстояло путешествие через одно герцогство — Баден, через два королевства — Вюртемберг и Баварию, через две империи — Австро-Венгрию и Турцию, через три княжества — Гогенцоллерн, Сербию и Румынию. Оригинальный рыболов мог не страшиться усталости во время этого долгого плавания протяженностью около семисот лье. Течение Дуная должно было донести его до самого устья со скоростью немного больше лье в час, то есть в среднем пятьдесят километров в день. Через два месяца он будет, таким образом, у цели путешествия при условии, что никакая случайность не задержит его в пути. Но почему он должен подвергнуться задержкам?

Лодка Илиа Бруша, схожая с плоскодонной баржей, была двенадцати футов[12] длины, шириной в четыре фута посредине. Впереди под круглой крышей — рубка, или, если угодно, каюта, где могли укрыться двое. Внутри ящики по бокам содержали скромный гардероб владельца и предназначались для отдыха. Задняя часть сундуков образовала скамейку, и на ней помещались кухонные принадлежности.

Излишне говорить, что на барже имелись все снасти, что полагаются всякому настоящему рыболову. Илиа Бруш не мог без них обойтись, ибо обязался во время путешествия существовать исключительно плодами ловли, если не питаясь рыбой, то меняя ее на звонкую монету, что позволило бы разнообразить меню, не нарушая условий своего плана.

Впрочем, наблюдатель, который не сводил бы глаз с Илиа Бруша, по справедливости удивился бы тому малому усердию, с каким лауреат «Дунайской лиги» относился к ужению, что являлось единственным оправданием эксцентрического предприятия. Когда Бруш чувствовал, что за ним не следят посторонние взгляды, он спешил сменить удочку на весло и греб изо всех сил, стараясь ускорить бег лодки. Напротив, когда несколько любопытных появлялись на берегу или встречался перевозчик, чемпион тотчас схватывал свое профессиональное орудие и с обычной ловкостью почти немедленно вытаскивал из воды прекрасную рыбу, что вызывало аплодисменты зрителей. Однако как только зевак скрывало течение реки, а паромщик исчезал за поворотом, удильщик снова брался за весло и разгонял баржу.

Имел ли Илиа Бруш причину сократить срок путешествия, каковое, впрочем, никто не вынуждал его предпринимать? Что об этом ни думай, а продвигался он довольно быстро. Увлекаемый течением, быстрым у начала реки, а в дальнейшем более медленным, гребя всегда, когда представлялся благоприятный случай, он делал восемь километров в час, если не больше.

Миновав несколько мелких поселений, он оставил позади Тутлинген, более значительный городок, не останавливаясь, хотя несколько почитателей подавали с берега знаки причалить. Илиа Бруш отклонил жестом приглашение.

В четыре часа пополудни он очутился близ маленького Фридингена, в сорока восьми километрах от места отправления. Он охотно проскочил бы мимо, но энтузиазм публики не позволил ему этого. Как только он появился, несколько барок, откуда доносились восклицания «хох!», отделились от берега и окружили знаменитого лауреата.

Илиа Бруш принял их приветливо. Разве не нужны были ему покупатели для рыбы, наловленной в те моменты, когда он действительно занимался ужением? Усачи, подлещики, плотва бились в садке, не считая нескольких голавлей. Явно, он не мог съесть все это один. Но местных жителей, казалось, его добыча не интересовала. Как только баржа остановилась, вокруг нее сгрудилось полсотни баденцев на своих суденышках, приглашая Бруша, воздавая ему почет, приличествующий лауреату «Дунайской лиги»:

— Эй! Сюда, Бруш!

— Кружку доброго пива, Бруш!

Другие спохватились:

— Мы покупаем вашу рыбу, Бруш!

— За эту двадцать крейцеров![13]

— За эту — флорин.

Лауреат не знал, кому и отвечать, и быстро получил за рыбу несколько приятных звонких монет. С премией, заработанной на конкурсе, это, в конце концов, составит хорошую сумму, если не иссякнет энтузиазм на всем протяжении реки.

А почему он, энтузиазм, должен прекратиться? Разве местному жителю не лестно принять хотя бы малую плотвичку из рук знаменитости? Конечно, не придется ходить по домам, предлагая свой товар, если публика спорит из-за его рыбы на месте. Решительно, такая торговля — гениальная идея.

Не было недостатка и в приглашениях. Илиа Бруш намеревался покидать судно как можно реже, отклонил их все и так же энергично отказался распить на берегу вина и пива, ссылаясь на усталость. Его почитатели вынуждены были расстаться со своим кумиром, выговорив у него свидание назавтра, перед отплытием.

Однако утром они не увидели баржи. Илиа Бруш отчалил до рассвета и, одинокий в этот утренний час, усердно греб, держась посреди реки, на равном расстоянии от довольно крутых берегов.

Пользуясь быстрым течением, он миновал в пять утра Зигмаринген, пройдя в нескольких метрах от «Свидания рыболовов». Без сомнения, немного позже кто-нибудь из членов «Дунайской лиги» выйдет постоять на балконе трактира, чтобы подстеречь появление прославленного одноклубника. Но он станет сторожить напрасно. Рыболов будет уже далеко, если не уменьшится скорость его баржи.

В нескольких километрах от Зигмарингена остался позади первый приток Дуная, простой ручеек Лушат, впадающий слева.

Слава Богу, населенные центры сравнительно редко встречались в этой части его пути, Илиа Бруш весь день ускорял бег своего суденышка и уделил ужению самое малое время. Поймав лишь столько, сколько требовалось для собственного пропитания, он заночевал в поле, неподалеку от городка Мундеркингена, обитатели которого, конечно, не предполагали, что знаменитый рыболов так близко.

Илиа Бруш опять отправился в путь до восхода солнца, и еще не пробило пяти пополудни, как он отшвартовался у железного кольца, вделанного в набережную Ульма, самого большого города в королевстве Вюртемберг после его столицы Штутгарта.

Прибытие лауреата осталось незамеченным. Его ждали только к вечеру следующего дня. Очень довольный своим инкогнито, Илиа Бруш решил употребить конец дня на знакомство с городом.

Впрочем, надо сказать, что набережная была не совсем пустынна. Там находился один гуляющий, и все заставляло думать, что он поджидал Илиа Бруша, ибо, когда баржа показалась, он следовал за ней вдоль реки.

Когда баржа пришвартовывалась к набережной, одинокий прохожий не приблизился. Он остановился на некотором расстоянии и, казалось, не обращал внимания на суденышко. Это был человек среднего роста, одетый по венгерской моде, сухой, с живым взглядом, хотя, наверное, прожил более сорока лет. Он держал в руке кожаный чемодан.

Илиа Бруш, не глядя на бездельника, крепко привязал баржу, уверился, что сундуки заперты, прикрыл дверь каюты, спрыгнул на землю и направился по первой улице, ведущей в город.

Человек, быстро положив возле рубки Илиа Бруша свой кожаный чемодан, тотчас пошел за приезжим.

Пересекаемый Дунаем, Ульм — город типично немецкий.

Гость брел по старинным улицам, сплошь застроенным торговыми лавками, в них покупатели не входят, и сделки совершаются через форточки в застекленных витринах. Дул ветер, и тяжелые железные вывески, вырезанные в форме медведей, оленей, крестов и корон, качались, шумели и звенели.

Миновав древнюю ограду, Илиа Бруш очутился в квартале, где держали свои заведения мясники, торговцы требухой и колбасники. Потом предстал перед собором. Угадав в Бруше приезжего, почтенный бюргер похвастался, что высота храма составляет по точному измерению триста тридцать семь футов, а вмещает собор тридцать тысяч человек…

Илиа Брушу не пришло в голову подняться на колокольню, откуда его взгляд мог бы охватить город и прилегающие поля. Если бы он это сделал, за ним наверняка последовал бы неизвестный, который не покидал его, стараясь остаться незамеченным. По крайней мере он ждал Бруша и тогда, когда тот вошел в собор и любовался его прекрасным и богатым убранством.

Вместе, но на расстоянии друг от друга, они прошли мимо городской ратуши, почтенного здания XII века, мимо красивого фонтана, мимо промышленного музея и снова спустились к реке.

Прежде чем вернуться на набережную, Илиа Бруш задержался, чтобы посмотреть на компанию горожан, взгромоздившихся на ходули; этот вид спорта весьма уважаем в Ульме.

Ради короткого отдыха и удобства смотреть на представление,— участниками его были веселые юноши и девушки,— Илиа Бруш занял место в кафе. Незнакомец не замедлил усесться за соседний стол, и оба приказали подать себе по кувшину знаменитого местного пива.

Через десять минут они пустились в путь, но уже в обратном порядке. Незнакомец теперь шел впереди скорым шагом. Когда Илиа Бруш, следуя за ним без всяких подозрений, приблизился к барже, то обнаружил на борту непрошенного посетителя, комфортабельно усевшегося на заднем ящике с желтым чемоданом у ног. Очень удивившись, владелец суденышка не скрыл своего раздражения.

— Простите, сударь,— сказал он, прыгая в лодку,— вы, по-моему, ошиблись?

— Ничуть,— ответил незнакомец.— Именно с вами я желал бы поговорить.

— Со мной?

— С вами, господин Илиа Бруш.

— О чем?

— Хочу сделать вам предложение.

— Предложение?— повторил крайне удивленный и рассерженный рыболов.

— И даже превосходное,— уверил незнакомец, жестом пригласив собеседника сесть.

Конечно, это приглашение было весьма неприличным со стороны незнакомца, который вел себя как хозяин. Но посетитель говорил с такой решительностью и уверенностью, что это, как ни странно, успокаивающе подействовало на Илиа Бруша. Он молча повиновался.

— Я, как и все,— снова заговорил незнакомец,— знаю ваш проект и, следовательно, знаю, что вы рассчитываете спуститься по Дунаю, существуя исключительно за счет рыбной ловли. Я сам страстный любитель этого искусства и кровно заинтересован в успехе вашего предприятия.

— Каким образом?

— Я и собираюсь сказать это вам. Но сначала позвольте предложить один вопрос. В какую сумму оцениваете вы стоимость рыбы, которую предполагаете поймать в продолжение всего путешествия? Я подразумеваю то, что вы продадите, не считая съеденного самим.

— Я не задумывался над этим… Полагаю, может быть, сотню флоринов.

— Я предлагаю пятьсот.

— Пятьсот флоринов! — вскричал ошеломленный Илиа Бруш.

— Да, пятьсот флоринов, и плачу вперед.

Илиа Бруш был поражен этой странной сделкой, и, видимо, взгляд его был так красноречив, что собеседник ответил на мысль, не высказанную рыболовом.

— Успокойтесь, господин Бруш. Я в здравом уме.

— Но тогда какова же ваша цель? — спросил мало убежденный лауреат.

— Я вам это сказал,— объяснил незнакомец.— Я хочу постоянно наблюдать за вашими успехами, присутствуя при них. А потом, есть и азарт игрока. Оценив ваши шансы в пятьсот флоринов, я буду наслаждаться, видя, как эта сумма возвращается ко мне частями по вечерам после окончания продажи улова местным жителям. Ведь пойманная рыба мною заранее оплачена, и ежедневную выручку вы отдадите мне.

— По вечерам? — настойчиво переспросил Илиа Бруш.— Значит, вы намереваетесь отправиться со мной?

— Безусловно,— ответил незнакомец.— Разумеется, мой проезд не входит в наши условия и будет дополнен такой же суммой в пятьсот флоринов, что составит в целом тысячу флоринов, полностью оплаченных авансом.

— Тысяча флоринов! — повторил Илиа Бруш, все более и более изумляясь.

Конечно, предложение было соблазнительным. Но, надо полагать, рыболов предпочитал одиночество, так как коротко ответил:

— Сожалею, сударь! Я отказываюсь!

Перед таким недвусмысленным ответом, высказанным решительным тоном, полагалось только отступить. Но, без сомнения, не таково было мнение страстного любителя рыбной ловли, который совсем не казался обескураженным твердостью отказа.

— Вы позволите теперь мне, господин Бруш, узнать вашу причину? — спокойно спросил он.

— Мне незачем объяснять. Я отказываюсь, и все тут. Я полагаю, это мое право,— отвечал Илиа Бруш, начиная проявлять нетерпение.

— Конечно, это ваше право,— продолжал его собеседник, не трогаясь с места.— Но и я в своем праве, когда прошу вас объяснить мотивы вашего решения. Мое предложение отнюдь не является нелюбезным, и, естественно, со мной надо обращаться вежливо.

Эти слова были сказаны, разумеется, без всякой угрозы, но таким твердым, уверенным тоном, что Илиа Бруш был несколько сконфужен и растерян. Однако он не только дорожил уединением, но еще больше старался избежать нескромных расспросов.

— Извините, сударь,— молвил он.— Прежде всего я скажу, что мне просто совестно вовлекать вас в такую невыгодную операцию.

— Это мое дело.

— Но также и мое, потому что я намерен удить не более часа ежедневно.

— А остальное время?

— Я буду грести, чтобы ускорить ход моего суденышка.

— Значит, вы спешите?

Илиа Бруш кусал себе губы.

— Спешу или нет,— сухо ответил он,— но это так. Вы должны понять, что принимать при таких условиях тысячу флоринов — настоящий грабеж.

— Ничуть, раз я предупрежден,— настаивал покупатель, не теряя непоколебимого спокойствия.

— Все-таки,— возразил Илиа Бруш,— я не хочу быть вынужденным ловить рыбу каждый день, хотя бы и в течение часа. Нет, я не могу принять на себя такое обязательство. Я намерен действовать по своей фантазии. Я хочу быть свободным.

— Вы и будете,— объявил незнакомец.— Вы станете удить, когда вам захочется,— и только тогда. Это даже увеличит прелесть игры. Впрочем, я знаю, вы достаточно искусны, чтобы двумя или тремя счастливыми забросами принести мне выгоду, и я все же рассматриваю эту сделку как превосходную. Я настаиваю на своем предложении: пятьсот флоринов за рыбу и столько же за проезд.

— А я настаиваю на своем отказе.

— Ну, тогда я вновь повторяю свой вопрос: почему?

В таком упорстве было что-то неуместное. Илиа Бруш, по природе очень спокойный, начал терять терпение.

— Почему? — более живо ответил он.— Я, кажется, вам уже сказал. И я добавлю, раз вы требуете, что я не хочу никого на борту. Я думаю, никому не запрещено любить одиночество.

— Конечно,— согласился собеседник, не показывая ни малейших признаков того, что намерен оставить скамейку, к которой точно прирос.— Но со мной вы и будете один. За весь день я не тронусь с места и даже не скажу ни слова, если вы поставите мне такие условия.

— А ночью? — возразил Илиа Бруш, его стал разбирать гнев.— Уж не думаете ли вы, что двоим будет удобно в моей рубке?

— Она достаточна для двоих,— сказал незнакомец.— Впрочем, тысяча флоринов может несколько вознаградить за тесноту.

— Я не интересуюсь, может ли она или нет,— отпарировал Илиа Бруш, все более и более раздражаясь.— А вот вашему предложению — нет, сто раз нет, тысячу раз нет. Это ясно, по-моему.

— Очень ясно,— согласился незнакомец.

— Итак? — спросил Илиа Бруш, указывая рукой на набережную.

Но собеседник, казалось, не понял столь внятного жеста. Он вытащил из кармана трубку и начал старательно раскуривать. Такой апломб взбесил Илиа Бруша.

— Вы хотите, чтобы я вас высадил на землю? — вне себя вскричал он.

Незнакомец кончил возиться с трубкой, пыхнул дымом.

— Вы совершаете ошибку,— молвил он, и в голосе его не было ни малейшей боязни.— И вот вам три довода. Первый: удалить меня с борта вы можете только силой, я стану сопротивляться, драка не замедлит вызвать вмешательство полиции. Нас обоих доставят к полицейскому комиссару, чтобы мы объявили наши имена и фамилии и отвечали на нескончаемые вопросы. Это совсем не забавно, признаюсь, и, кроме того, такое приключение совсем не ускорит ваше путешествие, как вы того хотите.

Рассчитывал ли упрямый любитель рыбной ловли на успех этого аргумента? Если был такой расчет, он оправдался. Внезапно укрощенный, Илиа Бруш, казалось, решил выслушать речь до конца. Впрочем, словоохотливый оратор, очень занятый постоянным разжиганием трубки, не заметил эффекта своих слов. Он собирался продолжить доказательства, но в этот самый момент на баржу спрыгнул второй посетитель, чьего приближения Илиа Бруш, поглощенный спором, не заметил. Вновь пришедший носил форму немецкого жандарма.

— Господин Илиа Бруш? — спросил представитель власти.

— Это я,— ответил спрошенный.

— Ваши документы, пожалуйста.

Вопрос упал словно камень в середину спокойного болота. Илиа Бруш был, видимо, сражен.

— Мои документы? — забормотал он.— Но у меня нет документов, если не считать конвертов от адресованных мне писем и квитанций в уплату за квартиру, где я жил в Сальке. Этого достаточно?

— Это не документы,— строго возразил жандарм.— Свидетельство о рождении, проездной служебный билет, рабочая книжка, паспорт — вот документы! Есть у вас что-нибудь в этом роде?

— Абсолютно ничего,— в отчаянии признался Илиа Бруш.

— Это печально для вас,— пробормотал жандарм, который, казалось, был искренне раздосадован необходимостью прибегнуть к суровым мерам.— И для меня,— прибавил он.

— Только для меня! — протестовал рыболов.— Но прошу поверить, что я честный человек.

— Я в этом убежден,— заявил жандарм.

— Меня, наконец, хорошо знают,— не очень уверенно бормотал Илиа Бруш.— Ведь я лауреат последнего рыболовного конкурса «Дунайской лиги» в Зигмарингене, о котором говорила вся печать, и даже здесь я, конечно, найду поручителей.

— Будьте спокойны, они найдутся,— заверил жандарм.— А пока я вынужден попросить вас последовать к комиссару, он желает удостовериться в вашей личности.

— К комиссару! — вскричал Илиа Бруш.— Но в чем меня обвиняют?

— Совершенно ни в чем,— объяснил жандарм.— Но только я имею приказ. Мне предписано наблюдать за рекой и приводить к комиссару всех, у кого бумаги окажутся не в порядке. Вы на реке? Да. Имеете бумаги? Нет. Ну что ж, я вас увожу. Остальное меня не касается.

— Но это оскорбление! — в отчаянии протестовал Илиа Бруш.

— Пусть так,— флегматично согласился жандарм.— Но приказ есть приказ.

Кандидат в пассажиры, убедительную речь которого внезапно прервали, прислушивался к разговору с таким вниманием, что у него даже погасла трубка. Наконец он решил, что пришел момент вмешаться.

— А если я поручусь за господина Илиа Бруша,— сказал он,— этого будет достаточно?

— Ну, еще посмотрим,— произнес жандарм.— Вы сами — кто такой?

— Вот паспорт,— ответил любитель рыбной ловли, протягивая развернутый лист.

Жандарм пробежал документ глазами, и его поведение сразу изменилось.

— Это совсем другое дело,— сказал он.

Он бережно свернул паспорт и возвратил владельцу. После этого выпрыгнул на берег и сказал, отвесив почтительный поклон незнакомцу:

— До свиданья, господа!

Илиа Бруш, удивленный как внезапностью этого неожиданного инцидента, так и его завершением, следил за отступавшим неприятелем.

А в это время его спаситель, начав нить своего рассуждения с пункта, где оно было прервано, продолжал неумолимо:

— Второй мотив, господин Бруш,— это тот, что по причинам, вам, может быть, неизвестным, за рекой тщательно следят, как вы в этом только что убедились. Надзор станет еще более строгим по мере того, как вы будете спускаться вниз, и даже усилится, если только это возможно, когда вы будете пересекать Сербию и болгарские провинции Оттоманской империи[14], страны, охваченной смутой и даже официально находящейся в состоянии войны с первого июля. Думаю, что немало инцидентов случится на вашем пути и что вы не будете досадовать, если к вам, в случае надобности, придет помощь честного горожанина, который, к счастью, обладает некоторым влиянием в здешних краях.

Искусный оратор мог надеяться, что этот второй аргумент, весомость коего была очевидна, окажется очень убедительным. Но он, без сомнения, не рассчитывал на такой безусловно полный успех. Илиа Бруш, совершенно убежденный, только и искал случая уступить. Затруднение состояло лишь в том, чтобы найти удобный предлог для отступления.

— Третья, и последняя, причина,— продолжал между тем кандидат в пассажиры,— это та, что я обращаюсь к вам от имени вашего президента, господина Миклеско. Так как вы поставили свое предприятие под покровительство «Дунайской лиги», то она по меньшей мере должна иметь контроль за его выполнением, чтобы иметь возможность засвидетельствовать, в случае нужды, полное соблюдение его условий. Когда господин Миклеско узнал о моем намерении составить вам компанию в путешествии, он дал мне почти официальный мандат в этом смысле. Я сожалею о том, что, не предвидя вашего непонятного сопротивления, отказался от рекомендательного письма, каковое он мне предлагал для вас.

Илиа Бруш испустил вздох облегчения. Мог ли найтись лучший предлог, чтобы согласиться на то, от чего он так яростно отказывался?

— Нужно было сказать об этом! — вскричал он.— Это совсем другое дело, и я виноват в том, что так долго отклонял ваши предложения.

— Итак, вы их принимаете?

— Да, и с благодарностью.

— Очень хорошо! — сказал любитель ужения, добившийся исполнения своих желаний, и вытащил из кармана несколько банковских билетов.— Вот тысяча флоринов.

— Нужна расписка? — спросил Илиа Бруш.

— Если это вас не затруднит.

Рыболов вытащил из ящика чернила, перо и записную книжку, вырвал из нее листок и при последних лучах солнца начал составлять расписку, в то же время ее оглашая.

— Получил в уплату за рыбу, которую я поймаю на удочку в течение моего настоящего путешествия, и в уплату за проезд от Ульма до Черного моря, сумму в тысячу флоринов от господина… От господина?…— повторил он вопросительным тоном, подняв перо.

Пассажир Илиа Бруша снова раскуривал трубку.

— Иегера, Вена, Лейпцигерштрассе, номер сорок три,— ответил он в промежутке между двумя затяжками табаку.