Под вечер Райли принес мне кое-какую одежонку и весть о том, что меня выпускают на волю. Но прежде я был вынужден довольно долго общаться со Стивом и Ральфом. Чем меньше я расскажу об этом общении, тем лучше будет всем нам, поверьте мне. Ну да, в конце концов они от меня отстали.
Поначалу разговор с Райли не клеился, ибо я чувствовал себя весьма неловко, а оттого и извинялся, и оправдывался, одновременно нападая на собеседника, а собеседник старался выказать понимание и подавить свой справедливый гнев.
— Фред, — сказал он мне, — я тебя об одном прошу: найди золотую середину. А то сперва ты всем веришь, потом — никому не веришь. Неужели ты не можешь нащупать точку, равноудаленную от двух этих крайностей?
— Я попробую, — пообещал я. — Честное слово.
— Ладно, довольно об этом, — решил Райли. — Что было, то прошло, я здесь не за этим. Думаю, тебе будет любопытно узнать, что еще я раскопал.
— Да, очень хотелось бы, — согласился я.
— Главным источником сведений послужил Добрьяк, — начал Райли. — Он клянется, что рассказал бы тебе все, кабы ты дал ему такую возможность, но я ему не верю. Думаю, для тебя он припас другой репертуар песен и плясок и постарался бы скрыть все факты, не выдавая никаких сведений.
— Как сенатор Данбар и иже с ним, — вставил я.
— Да, стиль у них один. Во всяком случае, Добрьяк говорит, что эти деньги никогда не принадлежали твоему дядьке. Он их не заработал, не украл и не выиграл. Ты был прав: Уолтер Косгроув действительно замешан в деле. Это были его деньги.
— Еще бы не замешан, если доктор Осбертсон знал его, — согласился я.
— А судя по тому, как Уилкс повел себя в обличьи профессора Килроя, когда я упомянул это имя, он тоже знал Косгроува.
— По словам Добрьяка, — продолжал Райли, — Мэтт бедствовал в Бразилии, когда Косгроув разыскал его там. Мэтт знал, что умирает от рака, а Косгроуву надо было ввезти в Штаты полмиллиона долларов и передать их Эрлу Данбару. Данбар пользовался влиянием и мог устроить Косгроуву помилование или амнистию, чтобы тот вернулся домой. Он запросил за это пятьсот тысяч, деньги вперед.
— Слишком сложная махинация, — сказал я.
— На самом деле нет, надо только понять суть. Как бы там ни было, Данбар уже много лет верховодил в этой своей ГПП и сделал из нее благообразный фасад, за которым можно было, не замарав рук, спрятать любые деньги, которые политиканы помельче обычно называют взносами на предвыборную кампанию. Но Данбар поступил умнее: деньги никогда не приходили прямиком к нему, их получала ГПП, а сенатор потом забирал, оставляя ровно столько, сколько было нужно для дальнейшего прозябания организации. Ты видел их штаб-квартиру.
— А что Косгроув?
— Косгроув выдал деньги Мэтту, поскольку тот должен был умереть без малого через год. Дядьке надлежало написать покаянное завещание, оплакать свою неправедную жизнь и оставить все деньги ГПП, дабы она могла продолжать свою самоотверженную деятельность.
— Но дядька их надул, — предположил я.
— До размеров воздушного шара, — ответил Райли. — Сначала прожил пять лет вместо шести месяцев, а потом завещал все деньги тебе.
— Так вот почему Уилкс убил его, — сказал я. — Мэтт отказался от услуг фирмы, и он заподозрил обман.
Райли покачал головой.
— Нет. Во-первых, Уилкс очень хотел, чтобы Мэтт не умер раньше, чем они докопаются до сути этого обмана. Во-вторых, у него нерушимое алиби на время убийства.
— Так это был не Уилкс?
— Определенно нет.
— Но и не братья Коппо, — сказал я. — Если они вообще существуют.
— Существуют, будь спокоен, — ответил Райли. — Только родом они из Канарси, а не из Бразилии. И никогда не имели никакого отношения ни к твоему дядьке, ни к любому другому участнику этой чехарды.
— Однако это живые люди. Наверное, их приплели сюда на тот случай, если я начну рыться в газетных подшивках.
— Да, что-то в этом роде.
— Но зачем было так усложнять дело? Окружать меня всеми этими высокоточными станками?
— Не могли же они явиться к тебе и сказать: извини, мол, ошибочка вышла, денежки-то наши. С одной стороны на Уилкса давил Данбар, а с другой, надо полагать, нажимал Косгроув. А ты на весь свет славишься своим легковерием, вот они и начали плести заговор, импровизируя по ходу дела и стращая тебя всеми доступными способами. По-моему, Уилкс делал это с удовольствием. Ты был прав: он — непризнанный гений лицедейства.
— Кабы я не нашел то письмо в столе дяди Мэтта, то ни о чем не догадался бы, — сказал я. — Подписал бы бумаги, и все.
— До этого едва не дошло, — согласился Райли. — Ты простофиля, Фред. Такой уж уродился. А простофиля — злейший враг самому себе.
— Я исправляюсь, — подчеркнул я. — Полагаю, за последние несколько дней я кое-чему научился.
— Возможно, — не слишком убежденно молвил Райли.
— Остается последний вопрос, — сказал я. — Кто из них убил дядю Мэтта и Гаса Риковича? Если это не Уилкс, то кто?
— Никто, — ответил Райли. — Они все чисты. Какой им смысл выжидать пять лет? Кроме того, они подозревали его в обмане и надеялись, что он не умрет до выяснения дела.
— Но кто же тогда угробил дядюшку Мэтта?
— Понятия не имею.
— Я думал, все это — звенья одной цепи. Убийство и мошенничество. Но ведь они и хотели, чтобы я так думал, верно? Чтобы свалил все в одну кучу.
— Насколько мы можем судить, никакой связи нет, — сказал Райли. Уилкс и Герти Дивайн просто воспользовались этим убийством, чтобы начать строить козни против тебя.
— О, боже! — воскликнул я, внезапно испытав огромное облегчение. — Тогда я знаю, кто это сделал.
Райли с сомнением посмотрел на меня.
— Знаешь?
— Лифтер.
— Кто?
— В дядюшкином доме, — сказал я. — Лифтер вечерней смены.
— Фред, здоров ли ты?
— Совершенно. Послушай. Мэтт дулся в карты с лифтером и, конечно, мухлевал. Совершенно естественно, даже не думая об этом. Но он стал неловок.
Герти и Гас то и дело ловили его, но прощали.
— Ты уверен? — спросил Райли. Сомнения уступили место любопытству.
— Вполне, — ответил я. — А поскольку лифтер куда глупее Герти, он не знал, что дядька плутует, и обнаружил это только в последний вечер. Когда дядьку схватили за руку, он, должно быть, разозлился, а может, и пригрозил настучать управляющему, а тот уволил бы лифтера за внеслужебные отношения с жильцами. Лифтер сам мне так сказал. Когда дядька пошел к телефону, он взбесился и убил его. Вероятно, ударил бутылкой, которую потом унес с собой.
— Ты уверен, что они играли в карты?
— Совершенно. Мне сказали об этом и Герти, и сам лифтер.
— Едва ли наши люди это знали, — задумчиво проговорил Райли.
— Лифтера все покрывали, не хотели, чтобы у него были неприятности.
— А Рикович? — спросил Райли.
— Он-то и ответит на вопрос, — сказал я. — Единственная причина, по которой он мог очутиться там в то время, — желание потолковать с убийцей, сказать, что тому придется выложить три с лишним тысячи, иначе Рикович продаст сведения мне. Полагаю, у покойного Гаса было весьма своеобразное отношение к жизни: он не допускал и мысли, что кто-то может покуситься на него.
— Как и старый Мэтт, — ответил Райли. — И вот обоих — тупым предметом по голове.
— Лифтер, — повторил я. — Я бы уже давно догадался, кабы не убедил себя в том, что убийство — часть мошенничества.
— Я сейчас вернусь, — сказал Райли. — Мне надо позвонить.
Пока он ходил, я переоделся, более чем охотно сбросив с себя лабораторный халат. Вернувшись, Райли сообщил:
— Наши пошли проверять.
— А что будет с Уилксом, Данбаром и остальными? — спросил я.
— Увы, ничего, — ответил Райли. — Веских улик нет, и мы не сможем привлечь их к суду. Эрл Данбар не станет лезть из кожи вон, чтобы помочь Уолтеру Косгроуву вернуться в Штаты, но это — наш самый большой успех в деле.
— А Герти? Подстроенное похищение?
— Ты — единственный, кто сообщил об этом. Она скажет: нет, я была в отъезде, и все. Сама-то Герти никогда не заявляла о похищении.
— Итак, все остаются на воле, — подытожил я.
— Включая тебя, Фред, — подчеркнул Райли. — Почему бы тебе не попытаться взглянуть на дело с такой точки зрения?
Я попытался.