Стоя в инженерном отсеке звездолёта " Зар", докотр Крашер разглядывала причудливо переплетающиеся конструкции, являющиеся, по уверениям Джорди, ничем иным, как двигателем корабля. Абсолютно гладкий металл, никакого движения, ничего, что можно было бы назвать механизмом. Доктор обернулась к Джорди и милгианскому инженеру.
– Вы говорите, что это… двигатель, и он живой? – ей удалось не выразить недоверия на лице, но голос выдал её.
Джорди улыбнулся почти виновато.
– Я знаю, это звучит странно, но если мой визор показывает правильно, то строение этого двигателя больше напоминает биологическую ткань, чем металл.
– Я верю Вам, но я… – Покачав головой, доктор Крашер взглянула на Велека. – Мы с Джорди можем поговорить несколько минут наедине?
Инженер глянул на Джорди, затем молча повернулся и отошёл, не сказав ни слова.
Когда он удалился на достаточное расстояние, доктор Крашер снова обернулась к Джорди.
– У меня достаточно проблем с пониманием клеточной структуры самих милгиан без того, чтобы попробовать себя в амплуа инженера.
– Вы знаете, как их лечить?
– Да, теперь, когда я разобралась, как нужно изменить кое-что из нашего оборудования, но я могу проводить лишь поверхностное лечение. Хирургическое вмешательство… я боюсь их оперировать. Похоже, их организм блокирует все повреждённые органы. В случае большой потери крови такой орган блокируется наглухо, им жертвуют ради спасения организма в целом. Я совершенно не представляю, как прореагирует их защитный механизм в случае хирургической операции.
– Вы думаете, с двигателем будут те же проблемы?
– Я просто не знаю.
– Что ж, если я прав, возможно, объединёнными усилиями мы сумеем отремонтировать двигатель.
– Почему Вы думаете, что мы сумеем сделать то, чего не могут они?
– Во всяком случае, попробовать стоит.
– Согласна, – кивнула Крашер. – Сколько у нас времени?
Обернувшись, Джорди обнаружил, что Велек неподвижно стоит у противоположной стены. Он совершенно ничего не делал. На его месте Джорди работал бы, пока не взорвался бы двигатель. Казалось, каждый из милгианской команды отказался от борьбы. Фатализм фатализмом, но это уж слишком.
– Велек, – позвал он.
Милгианин повернул голову, не поворачивая туловища. Странно было видеть, как голова вращается независимо от тела, точно у совы. И снова появилась горячая полоса под головой, будто при повороте головы выделилась энергия.
– Велек, сколько времени, прежде чем ситуация с двигателями станет критической?
– Примерно шесть часов.
– Шесть часов, – повторил Джорди. Он снова обернулся к доктору. – Если ничего не удастся сделать, Вы в любой момент сможете транспортироваться на "Интерпрайз. Ремонт двигателей не входит в круг Ваших обязанностей.
– Я пыталась убедить команду "Зара" эвакуироваться. Они не желают покидать корабль. Они собираются погибнуть вместе со своим кораблём. – Она покачала головой. – Дейта всё ещё пытается доказать капитану Дирику, что это неразумно. Я так разозлилась, что не могла больше с ним разговаривать.
– У меня те же проблемы с Велеком, – улыбнулся Джорди. – Похоже, они все здесь уверены, что дальнейшая борьба бесполезна.
– Фатализм фатализмом, Джорди, но это значит просто сдаться.
– Что ж, покажем им, что есть одна вещь, которой Федерация никогда не делает: она не сдаётся.
– Ладно, за дело, – кивнула Крашер. Она достала свой сканер и провела им вдоль металлической конструкции.
– Что вы делаете? – спросил подошедший сзади Велек. Густой, точно патока, голос, едва уловимо убыстрился. Это была самая быстрая речь, которую Джорди успел от него услышать.
– Доктор сканирует двигатель.
– Но почему? Зачем поручать доктору работу инженера?
– Ваш двигатель живой. Наши двигатели на «Энтерпрайзе» – это всего лишь металл и энергия. Я не знаю, как лечить живую ткань, а доктор знает.
– Если ваши двигатели не являются частью вас, отчего они хотят работать на вас? – спросил Велек.
– Они не хотят работать. Мы заставляем их работать.
– Вы поработили ваш корабль?
Какой-то миг Джорди смотрел на него, не зная, что ответить.
– Наш корабль – всего лишь корабль, Велек. У него нет ни чувств, ни эмоций. Это машина.
– Но ведь ваш лейтенант коммандер Дейта – тоже машина. Вы и его поработили?
Вопрос был хороший, и Джорди не сразу нашёлся, что ответить.
– Лейтенант коммандер Дейта – живой. Он мыслит и действует самостоятельно. Наш корабль – это лишь металл и энергия. Это не живое существо.
Лицо Велека сморщилось и осветилось красным. Джорди пожалел, что не может видеть, что происходит с лицом, но ему показалось, что инженер нахмурился.
Крашер приблизилась к ним, и Джорди был благодарен ей, что она прервала этот разговор.
– Вы правы, Джорди. Этот двигатель живой. Весь корабль живой. Его клеточная структура очень похожа на клеточную структуру самих милгиан. – Она обернулась к Велеку. – Ваши строительные материалы содержат биологические клетки?
– Я не понимаю вопроса, – снова нахмурился инженер.
– Ваши двигатели сделаны не только из металла. Они содержат живые ткани, верно?
– Верно. – Голос прозвучал неуверенно, будто он сам отнюдь не был уверен в правильности этого утверждения.
– Я не могу понять, как они делают это, и что это значит, но весь этот корабль живой.
– Вы можете определить… травму? – спросил Джорди.
– Пока нет. Всё, что показывает сканер – это что металл содержит живую ткань. Я ещё даже не знаю, как он работает, не говоря уже о том, в чём проблема.
– Но это травма?
– Полагаю, понадобятся как медицинские, так и технические знания, чтобы исправить его.
– Велек, – сказал Джорди, – обладаете ли Вы, наряду с технической, медицинской квалификацией?
– Я говорю с двигателями, и они отвечают мне. – Казалось, он считал, что в его словах содержится исчерпывающий ответ.
– Но какова травма? Что случилось с двигателями?
– Они взорвутся через несколько часов, – сказал Велек.
– Это я понял, но почему они должны взорваться?
– Я не понимаю вопроса.
Велек выбрал не самый подходящий момент для того, чтобы стать непонятливым.
– Почему Вы уверены, что двигатели невозможно исправить?
– Их травма слишком серьёзна.
Джорди тряхнул головой. Это было всё равно, что говорить к стенке.
– Вы можете показать нам травмированный участок?
Несколько секунд Велек размышлял об этом.
– Могу.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Наконец, Джорди сказал:
– Не могли бы Вы показать нам это сейчас?
Велек повернулся и заковылял по коридору, казавшемуся слишком узким для его громоздкой фигуры. Сияющие серебристые выступы на стенах, казалось, уменьшались, когда Велек проходил между ними.
Перед гладкой серебристой стеной он остановился, провёл по ней ладонью на уровне груди. От его руки к стене словно прошла вспышка. Джорди смотрел, как стена раскаляется всё сильнее и сильнее, пока она словно не начала таять.
– Беверли, – шепнул он, – как стена выглядит сейчас?
– Она стала прозрачной, как стекло. За ней приборы и индикаторы.
– Это выглядело, будто тело Велека на миг стало частью стены, – кивнул Джорди. Температурные полосы были одинаковыми.
– Я не видела ничего подобного. Он просто провёл ладонью по стене, и она стала прозрачной.
– Это, – сказал Велек, – наша контрольная панель.
Джорди смотрел на остывающую на глазах стену, как на экран. Мигание индикаторов, вспышки, температурные полосы – всё было совершенно непонятным.
– Что Вы думаете, Беверли?
– Не знаю, что и думать. Это больше похоже на показания медицинских приборов, чем на контрольную панель. – Она указала на пульсирующий свет. – Это ритм работы сердца?
– Я не понимаю вопроса.
– Не могли бы Вы объяснить, что означают эти показания?
– Они означают, что двигатель взорвётся меньше, чем через три часа.
Джорди вздохнул, закрыл глаза и мысленно сосчитал до десяти.
– Каким образом показания говорят Вам об этом, Велек? – Ему невольно захотелось произнести вместе с Велеком:
– Я не понимаю вопроса.
– Что ж, по крайней мере, не только я говорила сама с собой битый час, – заметила Беверли.
– Никогда не сталкивался с такими трудностями в общении. – сказал Джорди.
– Их капитан совершенно точно понимает, что я хочу сказать и чего я от него хочу. Он просто отказывается сделать это. Велек же… – Она не договорила. – Велек, есть ли другие инженера, с которыми мы могли бы поговорить?
– Большинство из них ранены. Когда мы все согласились, что это безнадёжно, я отправил их помогать пострадавшим. Я остался здесь, чтобы увидеть, насколько я смогу отсрочить неизбежное.
– Я не верю, что это неизбежно. Должен быть какой-то выход, – сказал Джорди.
– Я не могу понять вашей странной настойчивости в борьбе против действительности. Меньше, чем через три часа двигатель умрёт. Почему вы отказываетесь принять это?
Панель запульсировала ярко-красным. Стоявший спиной к ней Велек не заметил этого. Джорди напряжённо вглядывался в контрольную панель. Должна быть какая-то система в этих огоньках и вспышках. Не может не быть. Надо только её определить.
– Я не верю в безнадёжные сценарии, Велек. Это наша черта.
– Непонятная черта.
– Мы можем взглянуть на другие панели?
– Это главная панель. Я покажу вам то, что вы захотите увидеть.
– Нам надо увидеть больше, прежде чем мы сможем понять ваши двигатели, – сказал Джорди.
– Хорошо. – Он двинулся вдоль стены, на которой находилась первая панель, и под его рукой одна за другой стали возникать новые панели. Каждое такое появление сопровождалось тепловой вспышкой, а возможно, и обменом клетками. Джорди казалось, что… на какой-то миг рука сливалась со стеной. Доктор Крашер сказала, что для неё это выглядит иначе. Но вспышки были такими яркими, что ослепляли визор Джорди, и иллюзия слияния руки со стеной была весьма явственной.
Джорди приблизился ко второй панели. Она находилась примерно на уровне его глаз. Велек возвышался рядом, глядя на него сверху вниз. Джорди не мог ничего прочитать по выражению его лица, но милгианин буквально нависал над ним. Джорди хотелось сказать ему, чтобы он немного подвинулся, но это был его корабль и его двигатели. Джорди на его месте, скорее всего, тоже не позволил бы чужому расхаживать по инженерному отсеку без присмотра.
Джорди коснулся прозрачной панели. Наощупь она больше всего напоминала металл, но в неё чувствовалось тепло, будто за ней пульсировала кровь. Что служило горючим для милгианского корабля, что было его кровью, его жизнью? В самом ли деле корабль двигался потому, что он так хотел? Велек объяснял именно так, но Джорди не был уверен, что правильно задал вопросы. Но сколько он ни думал, лучших вопросов придумать не мог.
Никакой температурной полосы при его прикосновении к панели не было. Подражая милгианину, он коснулся пальцами мигающих огоньков, но поверхность оставалась гладкой и прохладной. Ни тепла, ни искр, ни малейшего изменения в непонятной последовательности цветов. Контрольные панели игнорировали его.
– Как сделать так, чтобы панели работали? – спросил Ла Форж.
– Надо провести по ним ладонью, и они узнают вас.
– Вы имеете в виду, узнают отпечатки пальцев или клетки?
– Клетки, – сказал Велек.
– Значит, я ничего не могу сделать с двигателями, потому что они меня не знают?
– Ваша рука для них чужая. В двигателе нет Ваших клеток. Но я буду делать всё, что Вам нужно. Вы только скажите.
Джорди со вздохом посмотрел на доктора. Доктор Крашер пожала плечами. У неё не было никаких подходящих идей.
– Хорошо, Велек, покажите мне систему регулирования подачи горючего.
– Горючего?
– Как вы определяете, сколько энергии получают двигатели?
– А, это здесь. – Он подвёл их к четвёртой панели. Она была смешанного красного и ярко-оранжевого цвета. Это была очень горячая ранель.
– Красный цвет обозначает полный резерв энергии?
– Да.
– А какой цвет при малом резерве?
– Синий.
Три вопроса, три ясных ответа. Похоже, дело сдвинулось с мёртвой точки.
– Какая панель показывает самочувствие двигателя?
– Здесь. – Последняя панель была мрачного тёмно-фиолетового цвета.
– Какого цвета должна быть эта пенель? Какой её нормальный цвет?
– Зелёный.
Либо ему удалось, наконец, найти подход к Велеку, либо Велек решился на сотрудничество. Джорди не задумывался, что именно. Перед ним был двигатель совершенно неизвестной системы. Он должен был разобраться в нём, найти неисправность и устранить её. И на всё про всё чуть больше двух часов. Джорди чуть заметно улыбнулся. Это было всё равно, что просить о чуде и надеяться, что просьба будет исполнена. Но главному инженеру Ла Форжу уже приходилась совершать такие чудеса. Удастся ли на этот раз?