Дурман

ГЛАВА 32

Следующие несколько месяцев оставили очень непростой след в памяти Тани. Такие тяжелые и суматошные, такие неопределенные, когда просыпаясь, не знаешь, куда все к ночи повернет. Полные страха и нервов, волнения за любимого. И самым непростым было — не спрашивать ничего. Заставить себя довольствоваться тем, что Виталя сам рассказывал, понимая, что больше он ничего сказать не может, все равно. А ее вопросы еще и его мучают, добавляя мороки и расстройства, которых и так хватало. И в клинике сложнее стало, видимо, и у хозяев обстановка в стране в связи с напряженностью и попыткой смены власти — трудности вызывала. И никто не говорил ничего вроде бы. И в коллективе запретили обсуждать политику. А оно висело в воздухе, в напряженных и усталых взглядах читалось, в каких-то дерганых попытках спрятать телефоны, чтобы никто не заметил, как ты новостную ленту листаешь. А Таня только и могла, что телефон проверять, ожидая любое сообщение от мужа. Сложно очень. Нигде легче не становилось. Виталий только на ночь домой и приезжал, помогая Диме, да и то, часто за полночь возвращался. Набрасывались лихорадочно друг на друга, будто боясь чего-то не успеть, упустить. Или просто лежали, крепко обнявшись, когда и говорить ни о чем нельзя, и молчать невыносимо. Потому что она за него боится до дрожи в руках, до подавленной истерики, когда и оперировать иногда уже не в состоянии, и он ее ничем успокоить не может, нечего пообещать, сам не знает, куда вывернет.

И на здоровье ее это сказывалось. Снова хуже с анализами стало. И Таня нервничала еще больше, виня и коря себя за то, что никак успокоиться не может. И что, возможно, лишила их с Виталием единственного шанса иметь ребенка из-за собственной невнимательности и неумением контролировать эмоции. Не признавалась в этом мужу, расстраиваясь еще больше, но он словно чувствовал и на подкорке ее мысли считывал, убеждая и уговаривая Таню «не париться и не страдать бредом».

Она Мише звонила чаще, все время волнуясь за родных, в столице же острее это противостояние чувствовалось. Даже с мамой как-то проще говорить стало. Призналась все же отчиму, что за Казака замуж вышла. Повинилась.

— Да знаю я, дочка. Не думаешь же ты, что не присматриваю за тобой? И с ним давно потолковал, чтоб и не думал тебя обижать. У нас тоже возможностей и связей хватает где угодно, — в свою очередь признался Миша.

И Таня не рассердилась на своих мужчин, даже весело в чем-то стало, что они сговорились за ее спиной. И хорошо, что нашли общий язык. На душе легче. Матери, правда, не до конца все открыла, просто призналась, что расписалась с любимым человеком, не до пышных церемоний им оказалось, непросто все складывалось. Так удобней было. О том, кто Виталий такой и чем занимается — ни слова не сказала и Мишу попросила не открывать.

Отчим не спорил с этим решением и толькоее в ответ попросил быть осторожной, учитывая все, что происходит. Она пообещала, попросив их о том же. Не совсем понимала, чем она может на события повлиять, но и спорить же не о чем. Да и Виталя просил ее о том же постоянно.

Муж, вообще, кажется, с удовольствием запер бы ее дома. Почему-то Витале казалось, что именно сидение дома спасет ее от волнений и переживаний.

— Да я с ума сойду тут, Виталь! — пыталась втолковать ему Таня. — Так хоть немного отвлекаюсь, пока работаю.

— Дима отправил Лизу в безопасное место, — огорошил ее Виталий в ответ. Сумрачно глянул исподлобья, вертя при этом сигарету пальцах. — Может, и тебе стоит…

— Я не уеду от тебя, Виталь, — севшим голосом прохрипела Таня.

Ей по-настоящему страшно стало в этот момент. За него, за них.

— Не прогоняй, не отправляй, пожалуйста, — вцепилась в его руку своими дрожащими пальцами. — Ты же знаешь, как нас обоих ломает, как плохо… Лиза — ладно, она беременна, ей опасней. А мы… Я… Не могу, Виталь. Давай вместе, чтобы там ни было, пожалуйста! — голос таким ужасным стал, плаксивым и хриплым, словно она умоляла.

Хотя, так и было же. Не представляла сейчас, как сможет его оставить? Как раньше могла? Не выдержит же без Витали и дня, умом двинется. А он хмурится так, что ей еще страшнее внутри. Не его боится, а что не послушает ее доводов.

Казак прикурил. Глубоко затянулся, заставляя ярко тлеть кончик сигареты.

— Это же для твоей безопасности, свет мой ясный, — Виталя дернул ее на себя, заставил сесть к нему на колени. Отвел в сторону левую руку с сигаретой. Прижался лицом к шее Тани, притиснулся губами почти до боли, едва не прикусывая.

Хотя Таня и сама стремилась к нему. Как можно ближе и теснее, плотнее прижаться, обнять, чтобы и дыму от сигареты не просочиться. Кожа к коже. И обоих колотит.

— Нет, Виталь, пожалуйста… Не смогу, — пальцами ему в волосы зарылась. — Умру без тебя…

Он хрипло рассмеялся. Но вообще без веселья. Мрачно, скорее.

— Это я без тебя подохну, Танечка, — дышит ее кожей, ее волосами, кажется. — У меня же в груди — твое сердце бьется. Дышу твоими легкими…

Она заплакала. И рассмеялась одновременно.

— Тебе просто пора бросать курить, любимый, — хрипит и сипит, и носом шмыгает. — Тогда и твои легкие заработают…

И за его шею так держится, что как только не придушила еще?

А он ухмыльнулся, хоть и видно, что и Витале тошно. Еще крепче за плечи обнял. Затушил сигарету в пепельнице, стоящей на подоконнике в комнате, где они сидели, словно бы кресел и диванов мало вокруг. И напряжены оба так, что воздух вокруг них трясется, кажется. Даже Бакс не рискует приближаться. Напряженно замер в противоположном углу комнаты и следит настороженным взглядом. Хвостом мотыляет из стороны в сторону.

— Брошу, Таня. Слово даю тебе. Как с этим всем разгребемся — брошу, — так крепко в губы поцеловал, что даже больно немного, но она его от себя не отпускает.

— Договорились, любимый, — шепчет ему в ухо. — Только сейчас, не отсылай меня никуда, очень тебя прошу. — И нет сил в глаза глянуть.

Боится, что все равно настаивать станет. Понимает, в самом деле, что не просто так Виталий этот разговор завел.

Казак резко выдохнул, матерясь сквозь зубы. Уперся лбом ей в макушку, поцеловал волосы. А она остановить слезы не может. Катятся и катятся, глупые. Сами собой.

— Хорошо, Танечка. Уломала. Блин, да я сам себя пытался уговорить тебя отправить, на горло себе наступал и меня корежило из-за этого. — Хмыкнул, начав раскачиваться тихонько, будто ее укачивал, как ребенка. — Только это же твоя безопасность, Таня.

Оторвал ее голову от своего плеча, заставив глянуть в глаза. А ей уже все по боку. Голова поплыла, как от шампанского, когда он «хорошо» сказал. Расслабилась, каждая мышца от облегчения дрожит, а Таня за мужа продолжает цепляться. Что угодно, как угодно, лишь бы с ним. Все с ног на голову в жизни перевернулось, от всех принципов своих отошла, и не плачет за прошлым. Главное, что вместе с ним.

— Хочешь, я уволюсь, Виталь? Дома сидеть буду с Баксом, под охраной? Никуда не выйду? Только, чтобы рядом, пожалуйста? — на все согласна, вот уж правда, и не нужно кроме него ничего больше.

Казак ошарашено уставился на нее. Удивила, похоже. Да и что странного? Сколько он ее на это уламывал, а тут Таня сама…

— Мне без тебя ничего не важно, Виталь. Уже проверили и перепроверили даже, — хмыкнула не особо весело.

Но и не грустно. Просто признала то, что есть.

А он зажмурился. Кажется, сам и дыхание, и слова все растерял. Прижал ее голову к своему плечу, лицо к шее. Горячая ладонь на затылок давит, и ей хорошо от этого так, что никому не рассказать и не передать словами! И его жадные губы по ее коже: по щекам, бровям, векам. Целует, давит, ласкает. Словно передать, выразить ей то хочет, для чего слов не знает. Да и Таня таких слов не знала, чтобы все, что к нему ощущает — описать и назвать. Потому, сама так же в ответ целует, ерошит волосы пальцами, цепляется за напряженные, твердые плечи мужа. И отодвигаться даже не думает, хоть его руки слишком сильно на ребра давят. Правду оба говорили: живут только когда вместе друг с другом.

Таня все-таки осталась дома. Во всех смыслах. Виталий никуда не отправил ее, чтобы там не подразумевалось под безопасным местом. Но и с работой ей пришлось рассчитаться.

Еще недавно испытывала сомнения и неуверенность, неловко было подвести людей, с которыми столько работала, которым себя считала в чем-то обязанной. А теперь пришла и положила заявление об уходе владельцам за один день. Даже две недели не отрабатывала, и не просила выплатить заработанное за месяц. Сама готова была неустойку им заплатить. Сама же предложила и кандидатуру себе на замену. Настолько изменились приоритеты в ее жизни, что все переоценила. И как бы ее не уговаривали, не согласилась остаться. И от прибавки к зарплате отказалась, попытавшись до владельцев клиники донести, что не в деньгах дело. В жизни появилось то, что стало важнее карьеры и прошлых достижений. А денег им с мужем и так хватает. Хотя этого Таня не говорила, но сама для себя знала, что будь Виталий и «без копейки в кармане», не имело бы это для нее значения. Правда, не тот характер у ее мужа, чтобы покорно плыть по течению жизни, конечно. Вряд ли такое допустил бы.

Зато время на книги появилось. Ими теперь спасалась от нервных и напряженных мыслей о том, где сейчас Виталий и что с ним? Ну и Баксиком, конечно. Подросший питомец, словно чувствуя, когда Таню совсем «с катушек» сносить начинало, тут же запрыгивал хозяйке на руки и своим урчанием, своим теплом — помогал расслабиться, отвлекая. Да и Виталя старался, когда дома бывал, сделать все, чтобы Таня ни о чем плохом не думала. Они теперь так часто костер разводили и огнем любовались, не обращая внимания ни на погоду, ни на температуру за окном; и свечей муж накупил по ее просьбе, а Таня их теперь зажигала без всякого повода, наслаждаясь мягким мерцанием, пока его дожидалась. Нравился ей огонь. Казалось, что защищает их тепло пламени чем-то, оберегает от всего плохого, что случиться может.

А что именно могло бы произойти, Таня все так же не представляла, Виталя ей все меньше рассказывал, только и говоря «справимся», и ей не оставалось ничего другого, как ему верить целиком и полностью. Не привыкла на других полагаться, а сейчас ни выбора не имела, ни возможности жить иначе. Училась и с таким мириться.

Однажды Виталий приехал очень рано. Непривычно уже, позабыла, когда такое и было. На дворе апрель. Теплеть начало, и хорошо так, несмотря на продолжающиеся туманы. Она теперь то и дело на террасу выходила или просто во дворе гуляла. Разумеется, имелась охрана, но Таня настолько привыкла к этому за последние месяцы, что научилась «не замечать», наслаждаясь погодой и воздухом, пока еще «неуверенным» солнечным теплом, то и дело пробивающимся сквозь облака.

А тут муж. Его чуть ли не затылком почувствовала. Обернулась, увидев Виталия, выходящего во двор из спальни, через террасу. И замерла почему-то. Испугалась даже. Что-то непривычное в нем ощущалось. То, чего не было в последние месяцы. Попыталась вдохнуть, всмотреться.

И вдруг Виталя улыбнулся. Широко так, открыто, бесшабашно. Как в поезде, когда они познакомились только. Или потом, когда встречались, еще не обвиняя и не упрекая друг друга ни в чем. У Тани даже слезы на глаза навернулись: от этих воспоминаний, от того, что от мужа не могла взгляд отвести. Красивый такой, и ее весь! И любимый самый! В груди сдавило.

А оторопь прошла. Бросилась через двор к нему, пока не понимая, почему он такой счастливый домой приехал. Просто дико рада была его увидеть. И обнять захотелось больше, чем новый глоток воздуха сделать.

Он поймал ее на половине пути. Подхватил на руки. Закружил, рассмеявшись. И она засмеялась, понятия не имея, почему оба веселятся. Просто хорошо стало. И хотелось насладиться этим мгновением, даже если потом все снова напряженно и плохо будет.

Но Виталий не мрачнел, как обычно. Остановился, прижал ее к себе, принялся целовать. И все так же улыбался.

— Что? — не утерпела она, не понимая происходящего.

— Все, — открыто рассмеялся Виталя ей в губы. — Бросаю курить, свет мой ясный. Добилась своего. Уломала. Новую жизнь начинаем, Танюша, здоровую и правильную. — И снова крепко поцеловал.

А у нее в ушах зазвенело. И ноги задрожали так, что подломились, пришлось на его шее повиснуть, уцепиться за плечи.

— Все? — не осознавая до конца, не веря и не понимая еще, о чем именно он говорит, шепотом переспросила Таня.

— Все. Все! — Рассмеялся и опять принялся ее кружить. — Все, Танюша! Со всем рассчитались, практически. Договорились и расплатились. Димка уже рванул к Лизе. Думаю, соскучился дико, ничего не взял, по сути, кроме их псины и пары вещей. Нам с тобой тут еще хвосты подчистить придется, конечно. Все ж автосалоны на мне. С ними надо разобраться, передать из рук в руки, так сказать, и все это должным образом оформить. Да и другое. Но это уже не важно…

Казак не переставал улыбаться, рассказывая ей это все, а Таня все равно до конца поверить не могла. Не понимала умом полностью. Словно оглохла. И оторопела разом. И не могла осознать всего того, что он ей рассказывал. Только любовалась тем, как он выглядит в этот момент: довольный и спокойный, и весь словно «нараспашку», избавившийся от того напряжения, которое давило на Виталия последние месяцы. Да и большую часть времени, что она его знала, если подумать.

— Но это не страшно. Работы недели на две. А мы там, на берегу моря присмотрели с Батей санаторий один, хотим развернуться, устроить все с шиком и блеском, чтобы на уровне. Как смотришь на то, чтобы перебраться в климат потеплее, а? — подмигнул ей, так и не выпуская из своих объятий.

Таня все еще молча пялилась на него. И, кажется, моргала. Но в последнем она не очень была уверена. Может, это слезы глаза туманили, мешая толком видеть мужа?

— Все? Совсем все, Виталя? — переспросила она, словно глупая и смысл слов не понимала.

— Совсем-совсем, Танечка. Я выполнил все свои обещания тебе, — очень серьезно вдруг посмотрел он ей в глаза. Веско. — Все. Ну, с сигаретами, по крайней мере, начинаю выполнять, — хмыкнул он с иронией.

И тут на нее «упало» это понимание, полное осознание смысла слов мужа. Она сама вдруг рассмеялась в голос. И задрожала всем телом еще больше. Вцепилась в него, словно умалишенная. Повисла на Витале, даже ногами обхватила, так он ее на себя потянул, поднимая на руки, поддерживая.

— Люблю тебя, — дрожащим голосом прошептала Таня, не в силах подчинить себе собственные чувства. Ее трясло, будто в лихорадке. — Люблю очень-очень…

Виталя не дал договорить. Набросился на ее губы алчным поцелуем, глубоким и голодным, таким «говорящим», что ей не было нужды ни в каких иных словах и признаниях. Всего в его руках хватало.

Они уехали из города через двадцать один день. Немного задержались, конечно.

— Бюрократия, — устало ворчал Виталий, на плечи которого и легло это все.

Таня мало чем могла помочь, стараясь просто хоть как-то поддержать любимого, особенно в вопросе с отказом от курения. В остальном она вряд ли смогла бы быть чем-то полезной. А тут — отвлекала, пыталась расслабить, когда он нервничал, начиная заводиться. Тыкала ему под нос то семечки, то леденцы, пытаясь найти метод, чтобы отвлечь мужа от старой привычки. Он психовал, конечно. Правда, не на нее, в основном, а на всех остальных.

Нет, бывало, Виталий и ей резко отвечал, срываясь. Но тут же «выдыхал», и буквально, и в переносном смысле, начинал извиняться. Да Таня и не обижалась. Она так ухватилась за возможность избавить его от этой привычки, прекрасно помня, что и ей непросто оказалось бросить, что на многое готова была закрыть глаза. Однажды, пользуясь тем, что с «режимом» посвободнее стало, выбралась в магазин и накупила всяких разных сыров, чтобы Виталия «побаловать». И пичкала его деликатесами каждый раз, когда чувствовала, что муж на пределе. Неизменно веселя его этими попытками.

— Я так разжирею, Танюша, — пытался отказаться Виталий от ее кулинарных изысканий.

— Ага, как же, при такой нервотрепке — вряд ли, — отмахивалась она от его опасений.

И Виталя все равно ел то, что она ему предлагала. А Тане оставалось надеяться, что ему хоть немного легче от ее попыток.

Еще Таня сильно нервничала о том, как он расстанется с домом, который столько для него значил. Сама неожиданно сильно расстроилась, когда Виталя сказал ей, что выставляет и дом Димы, и их — на продажу. Привязалась к этому месту. Столько с ним для нее оказалось связано, что и за родной квартирой, в которой выросла, так не убивалась, кажется. А тут — тяжело так. В основном потому, что знала, сколько любимый делал и чем жертвовал, на что шел, чтобы этот дом получить когда-то. Но Виталий, наоборот, отнесся к этому куда спокойней, чем сама Таня.

— Мы жизнь перевернули задом наперед, Танюш, все по новой начинаем, значит и дом пора новый искать. Наш с тобой, общий.

Пытался уже ее успокоить Виталий, видя, как Таня волнуется. И вещи ей собирать помогал, в основном одежду и какие-то мелочи, дорогие сердцу.

— Все остальное — там купим, Тань. Новое. В конце концов, не с пустыми карманами уезжаем, — немного ворчливо замечал муж на ее грустные вздохи.

И Таня старалась не спорить, «отпустить» ситуацию. Если он так хотел, ей в принципе сожалеть не о чем. Она забирала из этого дома самое главное — Виталия и их семью, их любовь. Ну и Бакса, конечно. Куда ж без него? Несмотря на так и не исчезнувшую привычку спать то на ней, то на Виталии, особенно часто на груди или голове последнего, оба обожали своего питомца. И даже мысли не допускали, чтобы уехать без него.

Таня немного нервничала по поводу того, как все сложится на новом месте, и чем она будет заниматься там, когда Виталий погрузится с головой в их новый проект с Калиненко. Но не портила этими мыслями настроение мужу. Он от всего, чего добился и имел отказался из-за ее просьбы, по сути. Так что и ей жаловаться — грех.

А вот когда они добрались до нового места жительства — пришла в дикий восторг. Никогда ранее не бывала в этом городе, и сейчас каждой минутой наслаждалась. Ее буквально каждый камешек в старой брусчатке радовал и каждый кирпич в домах. Неоднозначный город. Сплошные контрасты. В чем-то суматошный и крикливый, местами неопрятный, местами слишком уж показательно прилизанный. Но при этом обладающий такой бешеной энергией и аурой, что проникли в сердце Тани раз и навсегда. И она буквально умоляла Виталия не выбирать дом в поселке, где пока обосновались Калиненко, в пригороде, а хоть на время снять квартиру в старых районах. Не требовала даже купить. Именно насладиться этой атмосферой и самим воздухом хотелось: пряным, терпким, морским и просоленным. Муж сдался, пошел ей навстречу. Тане настолько давно не дышалось так легко и просто, как здесь, что она успокоиться не могла — вытягивала Виталю на прогулки все время, когда муж не был занят. И в его отсутствие гуляла. Не везде, конечно, Казак все еще немного перестраховывался и запрещал ей многие, опрометчивые на его взгляд, действия. Спасибо, хоть постоянного охранника не приставил, как Калиненко к Лизе. Но там же своя ситуация, как все время напоминала Таня мужу, пытаясь отстоять собственную независимость. Однако ничего не могла поделать с тем, что у нее то и дело появлялся «водитель», «просто, чтоб не так уставала, бродя пешком», — аргументировал Виталя.

И пропускал мимо ушей все ее аргументы о том, что только пешком и можно изучить новый город, прочувствовать его, проникнуться им. Но так как Казак и ранее страдал подобным поведением, Таня чаще сдавалась.

Она заново познакомилась с Лизой, наконец-то получив на это «добро» от мужа. И они нашли общий язык, даже подружились, пожалуй. В конце концов, у Тани и Лизы имелось достаточно общего, чтобы найти множество точек соприкосновения. Да и отсутствие иных знакомых способствовало тесному общению. А когда и Лиза помогала мужчинам в грандиозной перестройке старого санатория, Таня все-таки бродила по улочкам своего нового города. А машина с водителем зачастую медленно ехала следом за ней. Так она однажды и наткнулась на небольшую ветеринарную клинику. Совсем иного масштаба и класса, чем та, в которой Таня работала ранее. И, тем не менее, что-то дернуло ее туда зайти. Возможно, Таня просто по работе соскучилась. А зайдя, она уже не сумела уйти.

Совсем небольшое заведение работало едва ли не на волонтерских началах, во многом на энтузиазме двух ветеринаров, которые и тянули все на себе. И которые невероятно обрадовались воодушевлению, вспыхнувшему в глазах их новой знакомой.

Таня проторчала там весь день, уговорив водителя съездить к ним домой и привезти ее документы. Позвонила мужу, как-то так категорично сообщив, что нашла работу. Виталя, к его чести, сразу ничего не запрещал. Сказал, что сам вечером ее заберет и «посмотрит на это все». Таня с радостью сообщила адрес, забросила «камушек», что ночью данная клиника не работает и, соответственно, ночных дежурств нет. Кажется, порадовав этим мужа безмерно. И начала знакомиться с тем, что и как на ее новом рабочем месте устроено.