Дурная кровь (СИ)

Глава пятая

Среднестатистический обыватель уверен, что кузнец — это мужчина зрелый, могучий, широкоплечий, мускулистый, пропахший потом и окалиной и непременно с бородой, чаще всего окладистой. Дени Аквино был молод, тощ, тщедушен, носил жиденькую козлиную бородку, подбритую по последней моде, и благоухал лавандовой водой, но при этом в свои двадцать пять лет пользовался в городе репутацией неплохого оружейника и знатока всего того, чем можно было калечить и убивать людей, не применяя при этом магию. А главное, Дени Аквино был человеком, которому Бере мог довериться.

Беседовали они в маленьком, скромно обставленном доме на окраине города, который Дени арендовал вместе с расположенной при доме небольшой кузницей у какого-то заезжего кланга. Обитавшие в доме три кошки встретили гостя очень неприветливо — видимо, учуяли запах Феса. Зная, как дорого Дени ценит свое время, Бере сразу заговорил о деле и очень удивил своего бывшего ученика.

— Помнится, дорогой мэтр, вы никогда не интересовались рукотворными орудиями убийства, — заметил Дени, когда Бере изложил ему цель своего визита. — Что-то изменилось в вашей жизни?

— Пока нет, но может измениться. Что скажешь?

— Глядя на вас и принимая во внимание вашу физическую форму, я предположил бы, что вам больше всего подходит пятифунтовый риттершверт имперского образца с клинком в тридцать шесть дюймов длиной и с рукоятью в четырнадцать дюймов. Хороший аргумент в любом разговоре, особенно если перед этим его хорошенько наточить и смазать каким-нибудь ядом.

— Нет, не подходит, — маг мотнул головой, — я не рыцарь, Дени. Я не могу ходить по городу с оружием. Нужно что-нибудь компактное.

— Кинжал? — Дени долил вина себе и гостю. — Или что-нибудь метательное?

— Ни то, ни другое.

— Понимаю, — Дени почесал переносицу. — Знаете, я, кажется, знаю, что может вас заинтересовать. С вашего позволения.

Он вышел в соседнюю комнату и через пару минут вернулся с толстой массивной тростью, вроде тех, с которыми прогуливались по вечерам сановные старики — отличной работы тростью из отполированного черного дерева, окованной серебром. Взяв ее в руки, Бере сразу отметил необычную тяжесть вещички — фунтов пять, не меньше, — а еще обратил внимание на ее рукоять, искусно выкованную из темной стали в форме сложившего крылья дракона. Хвост этого дракона имел дюймов семь в длину и был выполнен в виде массивного четырехгранного шипа.

— Дьявол, да это же самый настоящий чекан! — воскликнул Бере.

— Именно, — подтвердил Дени. — Отличный чекан, которым вы с легкостью сможете пробить даже череп тролля. Внутри трости по всей длине пропущен стальной стержень, потому она такая тяжелая. А клюв выполнен из метеоритной стали с добавками цизанского сплава. Так что прикончить этой штукой какую-нибудь защищенную сильной магией тварь, например, оборотня — пара пустяков.

— Цизанский сплав?

— Он самый, дорогой мэтр, — Дени налил еще вина себе и магу. — Если в метеоритную сталь добавить цизанский сплав, откованный из нее клинок будет иметь на ярком солнце розоватый отлив и слабо светиться в темноте. Можете зайти в соседнюю комнату, там достаточно темно, чтобы увидеть это красивое свечение.

— Где ты взял эту вещь?

— Случайно откопал в куче рухляди, которой старый жмот Паунис набил свой сарай. Кланги, знаете ли, народ очень бережливый, дорожат любой дрянью, попавшей к ним в руки, и мой квартирный хозяин не исключение. Но на этот раз он раздобыл действительно стоящую вещь. Я так думаю, это аттмарская работа, кто-то из оружейников школы Брисел. Видите, как искусно выполнена муфта подтока? Так только аттмарцы умеют делать. И гравировка на клюве тоже в их стиле. Вот только клейма Брисел я не нашел, но это ничего не значит. Клейма, как правило, ставились на готовые изделия, а чекан был заготовкой.

— Паунис может хватиться этой железки.

— Не думаю. У меня с ним договоренность, что я могу свободно использовать все, что лежит в его сараюшке.

— И ты ее сам доделал? — спросил Бере.

— Только деревянную часть. Там же, в сарае, в куче растопки, оказался древний деревянный канделябр из Косты-Боры, его я и использовал. Черное дерево заслуживает большего, чем просто сгореть в горне или в камине. А для серебряных накладок пожертвовал пару гиней, зато результат меня очень порадовал.

— Превосходно, — Бере еще раз глянул на трость. — А это что за знаки?

— О, понятия не имею! Когда я счистил грязь и ржавчину с внутреннего стержня, я увидел на металле эти иероглифы. Они мне показались достаточно необычными, а их начертание — изысканным, и я скопировал их на деревянную часть трости. Вы знаете этот язык?

— Нет, — Бере подкинул трость на ладони. — Сколько ты хочешь за нее?

— Нисколько. Вы мой учитель, и я у вас в долгу. Примите ее в подарок.

— Э, нет, так дело не пойдет! Слишком дорогой подарок, дружище. Я не…

— А я настаиваю, — спокойно сказал Дени, поднимая бокал с вином. — Я так понимаю, мэтр, вы опять занялись чем-то очень серьезным. Мне будет отрадно от мысли, что мой подарок поможет вам защитить себя.

— Дени, это очень мило с твоей стороны, и я тебе очень благодарен, но пятьдесят гиней ты возьмешь… Погоди, не перебивай меня: у меня есть один предрассудок, я считаю, что орудия убийства нельзя дарить, их можно только покупать. Поэтому ты возьмешь деньги, иначе эта трость останется у тебя.

— Как вам будет угодно, — ответствовал Дени с улыбкой.

«— Странно, — подумал Бере уже на улице, глядя на необычную трость, изготовленную его учеником, — а ведь де Кейзер тоже был с тростью, очень похожей на эту. Не такой, но похожей. Я просто уверен, что сходство есть. Не исключено, что он с ней разгуливает не ради пустого форса… Хотя, нет: де Кейзер полноправный дворянин, и может носить оружие где хочет и когда захочет. Или есть что-то, чего я пока не знаю? Слишком много совпадений и тайн, и слишком мало информации. А это значит, что самое время наведаться в „Королевский пассаж“ и посмотреть книжные новинки».

Первый этаж «Королевского пассажа» был наводнен народом, и так бывало всегда — здесь располагались ряды торговцев мясом, рыбой и зеленью. На втором этаже, где торговали одеждой и мебелью, народу было заметно меньше, а вот на третьем, особенно в западном крыле, в котором располагались лавки букинистов и книготорговцев, Бере увидел всего несколько человек, большей частью пожилых, которые прохаживались у стеллажей с книгами. Появление Бере их нисколько не заинтересовало.

Лежавший в кошельке на поясе Кристалл негромко сыграл начальные ноты «Серебряного сердца» — пробило пять часов. Бере огляделся по сторонам. Ничего подозрительного. Седовласый книготорговец за прилавком тихо беседовал с таким же седовласым покупателем, державшим в руках томик, украшенный золотым тиснением. В клетке слева от торговца задумчиво чирикала какая-то птица. Мальчик-слуга вышел из-за стеллажей, чтобы поярче разжечь расставленные по магазину канделябры. На Бере он даже не посмотрел.

— Господин! — позвал Бере хозяин магазина. — Добро пожаловать. Ищете что-нибудь?

— Просто смотрю новинки, — улыбнулся Бере.

— О, прошу вас! Можете листать книги, но умоляю вас — будьте аккуратны. Если вы испортите книгу, вам придется ее купить.

— Я знаю, — сказал Бере и взял со стеллажа томик в черном с серебром переплете.

Выбранная наугад книга оказалась «Полным и весьма полезным руководством по вызову существ, порожденных стихией Огня, с описанием всех необходимых при оном вызывании процедур, обрядов и предосторожностей. Сочинение профессора люменомагии и фламенофакторики Дариуса вон дес Нильса.» Бере никогда не слышал о профессоре вон дес Нильсе и понятия не имел, что это за магические дисциплины — люменомагия и фламенофакторика. Одно было понятно с самого начала: к серьезной науке все это никакого отношения не имеет…

— Мэтр Бере?

Маг вздрогнул. Мальчик-слуга, доливавший масло в светильники, стоял рядом с ним и делал вид, что поправляет фитили в лампе, горевшей у стеллажа.

— Идите по правой стороне магазина к двери в комнату переписчика, — прошептал мальчик, не глядя на Бере. — Вас ждут.

Бере проглотил вставший в горле ком, положил книжку на полку и пошел вглубь магазина. Дверь, о которой сказал мальчик, была полуоткрыта. Бере толкнул ее и вошел в небольшую, девять на девять футов, комнатку, освещенную расставленными по углам лампами на высоких поставцах. Еще одна лампа стояла на конторке переписчика, а за конторкой сидел человек в темном плаще и с капюшоном на голове и что-то писал.

— Это вы меня ищете? — спросил Бере.

Человек не ответил. Лишь выпростал из-под своего одеяния левую руку и жестом показал, что надо плотно закрыть дверь. Бере понял, закрыл дверь и шагнул вперед, к переписчику.

— Кто вы? — спросил он.

Переписчик встал со стула, сбросил капюшон, и Бере увидел молодую женщину, лет двадцати двух — двадцати пяти, очень миловидную, темноволосую, с большими зеленовато-желтыми глазами и очаровательным вздернутым носиком, красиво очерченным ртом и милыми ямочками на щеках.

— Я Анжелис Линн Григген, — сказала девушка, — внучка профессора Бенедиктуса Григгена.

— Почему я не удивлен? — сказал Бере с улыбкой. — Рад знакомству с вами.

— Я тоже очень рада. Простите мне эту идиотскую выходку с ребусом. Мне надо было убедиться в том, что вы именно тот человек, который мог бы мне помочь.

— Я вас слушаю.

— Мне известно, что вы согласились занять место лаборанта на кафедре, где работал мой дедушка. Это правда?

— Истинная правда. Это имеет какое-то значение?

— Очень большое. Наверное, все, что я расскажу вам, покажется невероятным, но я прошу вас верить мне. Все очень серьезно, вы даже не представляете себе, насколько серьезно.

— Хорошо, я понимаю. Давайте о деле.

— Простите, я очень волнуюсь… Мой дедушка — он несколько раз упоминал ваше имя. Отзывался о вас с большим уважением.

— Очень приятно, что старый ворчун меня помнит. Как он поживает?

— Он очень плох. В последние несколько дней он не встает с постели и почти ничего не ест. Я чувствую, что очень скоро он… вы понимаете, что я хочу сказать.

— Не стоит так расстраиваться, дамзель Аннжелис. Ваш дедушка очень пожилой человек, ему ведь уже лет восемьдесят, если не ошибаюсь. Все люди смертны, и нужно смириться с этим. Пусть вас утешит то, что мэтр Бенедиктус прожил прекрасную и долгую жизнь, в которой он сделал очень много добра. Я был бы горд иметь такого родственника.

— Да, конечно, я все это понимаю, но все равно, это очень больно… Но я о другом хочу с вами поговорить. Есть одна вещь…

— Ну же, я слушаю вас.

— Мне кажется, что девушка скрывает от меня что-то очень важное.

— С чего вы это взяли?

— Два месяца назад — дедушка еще работал в университете, — я вдруг заметила, что с ним стало происходить что-то непонятное. Он всегда был веселым, бодрым, разговорчивым, а тут будто одряхлел в один момент. Глаза у него потухли, он совсем перестал спать и почти ничего не ел. Так прошло несколько недель. А потом он сказал мне, что написал прошение об отставке. Я, конечно, сказала, что он правильно сделал, что ему давно пора отдохнуть и заняться своим здоровьем, но тут дедушка вдруг сказал мне: «Завтра, Анжелис, ты должна написать такое же прошение. Ты не будешь больше там работать. И не спрашивай, почему». Я не поняла ничего, но дедушка взял с меня клятву, что я сделаю так, как он велит. На следующий день я пришла к Ван Затцу и подала ему прошение. Декан был удивлен, но отговаривать меня не стал, только заметил, что я ухожу с факультета именно в тот момент, когда передо мной могли открыться блестящие перспективы. Он подписал мое прошение, я вернулась к себе, поплакала и пошла домой. Дедушка сразу спросил меня, ушла ли я с работы. Я показала ему подписанную Ван Затцем бумагу, и он сразу просветлел лицом. Я пыталась спросить его, почему я должна была так поступить, но дедушка отказался говорить со мной на эту тему. Ночью я проснулась от шума внизу, на первом этаже — мне показалось, что там кто-то ходит. Я накинула халат, вышла из спальни и выглянула в гостиную. Дедушка стоял у камина. В руках у него была какая-то книжка, он выдирал из нее страницы, комкал их и кидал в огонь. При этом он разговаривал сам с собой: я не могла слышать, что он говорит, но мне стало жутко. Я решила подойти поближе, он почувствовал мое присутствие и повернулся ко мне. У него было ужасное лицо — его будто кто-то сильно напугал.

— Иди спать! — крикнул он и бросил разорванную книгу в огонь. — Слышишь, иди спать!

Я закивала, сказала, что сделаю так, как он хочет, но тут дедушка вдруг схватился рукой за грудь, закачался и упал на ковер. Я закричала. Прибежал наш слуга Алир, вдвоем мы перенесли дедушку на диван, уложили его, но он начал задыхаться и хрипеть, и нам пришлось посадить его. Потом Алир вызвал врача. Врач велел мне уйти и долго пробыл в гостиной наедине с дедушкой. После этого он вызвал меня и сказал, что жить дедушке осталось недолго, самое большее месяц. Врач сказал, что сердце у дедушки, и без того изношенное за долгие годы, не выдержало какого-то сильного потрясения и теперь может остановиться в любой момент. Он даже денег с меня не взял, — Анжелис всхлипнула. — С тех пор я каждый день жду, что дедушка… Простите, я не могу спокойно об этом говорить.

— Успокойтесь, — Бере обнял девушку, погладил ее волосы. И тут Анжелис внезапно и громко разревелась.

— Мне так плохо! — восклицала она, уткнувшись лицом в грудь Бере и прижавшись к магу всем телом. — Я… я так устала! Мне страшно, очень страшно…

— У вас с дедушкой никого нет?

— Ни… никого.

— А ваши родители?

— Отец… бросил нас с мамой. А пять лет назад мама… — Тут Анжелис глубоко вздохнула и покачала головой. — Извините меня, я в какое-то мгновение потеряла над собой контроль.

— Вы сильная девушка. И мне не за что вас прощать.

— Все, я в порядке, — сказала Анжелис то ли Бере, то ли самой себе. — Я вам главного еще не сказала.

— Я весь внимание.

— В первую неделю после того приступа дедушка был на грани смерти, но доктор Леверс и Алир совершили чудо. Понемногу дедушка начал оживать. Он даже интересовался какая за окном погода и несколько раз просил меня, чтобы я почитала ему его любимые книги. И вот однажды, когда мы сидели вдвоем, он вдруг вспомнил вас.

— И вас это удивило, не так ли?

— Да. Он сказал: «Анжи, у меня было много студентов, но толковых было от силы полтора десятка. Тебе бы кого-нибудь из них в помощь. Беренсона, например». Я не поняла и спросила, о какой помощи он говорит. А дедушка помрачнел так и добавил: «Не надо было переводить эти тексты. Но теперь уже поздно.»

— Какие тексты?

— Понятия не имею. Наверное те, которые дедушка сжег в камине.

— Интересная история, — Бере потер пальцами мочку уха. — Это все?

— Нет, еще буквально несколько слов. Четыре дня назад, когда я пришла от мастера Меццера домой, Алир сказал мне, что дедушка спрашивал обо мне. Я сразу пошла к нему. Он лежал на спине и выглядел так… вобщем, я даже испугалась, что он уже умер. Но тут дедушка открыл глаза, увидел меня и прошептал: «Они не должны узнать. Никто не должен знать». Когда я спросила, о чем это он говорит, в глазах дедушки опять появился страх, он начал озираться, тяжело дышать — будто видел кого-то, кого не могла видеть я. Мне стало страшно, я позвала Алира и убежала к себе в комнату. Какое-то время я сидела в комнате и прислушивалась к звукам внизу, а потом пришел Алир, сказал, что дедушка уснул, и дал мне свежий номер «Городской газеты». Я стала читать раздел вакансий и случайно натолкнулась на эту заметку, — Анжелис взяла с конторки вырезку из газеты и подала Бере. Это было объявление администрации факультета сверхъествознания о приеме на работу нового второго лектора, доктора Роланда Вестерика, и нового магика-лаборанта, магистра Бере Беренсона. — Я сразу вспомнила, что говорил про вас дедушка. И тут же решила связаться с вами.

— И прислали ко мне Френса Лабера?

— Лабера? — Анжелис насторожилась. — Кто это?

— Какой-то человек интересовался у меня новостями из университета. Предлагал деньги за помощь с переводами.

— Ой! — Губы Анжелис задергались. — Бере, я боюсь!

— Не бойтесь, я отказал этому человеку, и я не собираюсь менять своего решения. Вы правильно сделали, что нашли меня. Мэтр Бенедиктус был моим учителем, одним из самых любимых, и я многим ему обязан. Только пока не пойму, что и как я могу сделать для вас и для вашего дедушки.

— Я хочу, чтобы вы встретились с ним и поговорили. Уверяю вас, он будет очень рад вас видеть и может быть… может быть, он расскажет вам то, чего так упорно не желает рассказывать мне.

— Отличная идея. Я готов.

— Правда? Тогда мы прямо сейчас и пойдем к нам, — заявила Анжелис с той решимостью, которая появляется у отчаявшегося человека при первой поданной ему надежде. — Я только переоденусь и скажу мастеру Меццеру, что закончила копию, которую он просил. Вы… спасибо вам, Бере.

— За что? Я пока еще ничего не сделал.

Анжелис ничего не ответила, только улыбнулась, скинула свой бесформенный балахон и выпорхнула из комнаты. Бере посмотрел ей вслед, потом обратил внимание на лежавшие на конторке книги. Их было две. Верхняя называлась «Неминуемый восход» — похоже, просто женский роман. Вторая была сборником цитат и изречений придворных магов, служивших первым правителям Руфии. Именно из этой книги Анжелис делала свои выписки для Меццера.

«— Умелый ищет возможность, неумелый оправдание», — прочел Бере и захлопнул книжку. Взгляд его упал на балахон Анжелис. Движимый непонятным порывом, Бере взял его с табурета и повесил на крючок у двери и тут заметил, что из складок балахона выпал клочок серой бумаги. Бере поднял его. На клочке неровными прыгающими буквами (будто паралитик писал!) были выведены три строчки:

И хоть со времени учебы в университете прошло уже больше двадцати лет, Бере Беренсон даже не сомневался, что узнал этот почерк — слова на бумажке были написаны рукой профессора Бенедиктуса Григгена.