Дурнушка

10

Шесть месяцев спустя Дорин сидела на кровати, одетая в теплое пальто поверх безразмерного платья для беременных, в котором прибыла сюда. Совсем скоро за ней приедут Мартин и Маргарет. Как ей хотелось поскорее забрать ребенка из больничной обстановки, привезти в маленький уютный коттедж, показать крошке его дом!

Нежно улыбаясь, Дорин отогнула краешек шерстяного пледа, в который младенец был завернут поверх пеленок, и с любовью посмотрела на маленькое сморщенное личико. — А ты рождественское дитя! — тихо сказала она. — Тебе понравится имя Крисмас? — Ребенок приоткрыл голубые глазки, а затем снова погрузился в дрему. — Думаешь, слишком банально? Тем более что Рождество только завтра… Ладно, договорились. А как насчет Энтони? Правда, прелестное имя? Знаешь, когда я была маленькой, всегда жалела детей, у которых Рождество и день рождения оказывались совсем рядом. Но мы будем отмечать два праздника раздельно — обещаю.

Дорин склонилась и тихо поцеловала спящего сына в лоб. Надо же, ему всего сорок восемь часов от роду, а так похож на отца! Просто невероятно!

Роналд… За долгие месяцы, прошедшие с того ужасного летнего вечера, она научилась не думать о нем. Просто изгоняла мысли, стоило им появиться.

Едва поселившись в новом доме, Дорин рассказала отцу, что же все-таки произошло: она беременна, муж не хочет детей, он все еще любит Гленду. Вот и весь сказ! Молодая женщина заставила отца пообещать, что тот не скажет Роналду, где она живет, — все переговоры, как и предполагалось, должны были вестись через адвокатов. Имя его не упоминалось в разговорах с родителями — так мысленно называла отца и Маргарет Дорин.

Но, как ни странно, стоило ей взять на руки новорожденного сына, и мысли о муже моментально вернулись, и ничего с ними нельзя было поделать. Большая их часть начиналась со слова «жаль». Жаль, что ему не узнать, как чудесно держать малыша на руках. Жаль, что ему неизвестна чистая и святая любовь родителя к своим детям…

Дорин слегка нахмурилась: что же за ней не едут? Но, посмотрев на круглые часы на стене, успокоилась. В нетерпении попасть домой, она оделась слишком рано.

— Ровно в десять, — клятвенно заверила ее Маргарет вчера вечером. — Детская проветрена, а новый обогреватель работает во всю, так что не беспокойся. Мартин отправился за рождественскими украшениями и индейкой. У нас будет чудесный праздник!

Они были очень добры ко мне все это время, с благодарностью подумала Дорин. Последний месяц беременности Маргарет с мужем провели вместе с ней, следя, чтобы она ела как следует, не перетруждала себя. А когда начались схватки отвезли ее в лучшую больницу в округе.

Я, конечно, справилась бы сама, но так приятно, когда с тобой носятся! А Рождество — время объединения семей. Ее семья — малыш Энтони, отец и Маргарет. Чего же желать больше?

Роналд…

Имя всплыло само собой, неожиданно. Впрочем, ничего в этом не было странного —

ведь это и его ребенок тоже. Неудивительно, если сорок восемь часов спустя после родов мать вспоминает человека, который вместе с ней участвовал в чуде — зачатии новой жизни.

Скоро все встанет на свои места. Когда она вернется в свой небольшой домик, жизнь пойдет по-прежнему. Надо просто быть разумной и не давать воли фантазиям…

И именно в этот момент в палату вошел Роналд вместе с молодой симпатичной медсестрой.

На мгновение Дорин усомнилась в собственных глазах, затем подумала, что лишилась рассудка. Сердце ее, казалось, остановилось, а потом забилось с удесятеренной силой.

Роналд мало изменился, только былые суровость и отрешенность вернулись в его черты. Те самые, которые почти изгладились, когда они жили вместе.

Глаза его были непроницаемы. Он окинул одинаково холодным взглядом и ее, и ребенка. Неужели один вид их вызывает у него такое неприятие?

— Ваш муж приехал забрать вас с сыном, миссис Осборн. Правда, здорово?

Неправда, подумала Дорин. Слово «здорово» совсем не подходит. «Поразительно», «удивительно», «пугающе» — было ближе по сути.

Но при посторонних она не могла ни возразить, ни устроить сцену. А так хотелось сказать, чтобы он убирался куда подальше и оставил ее с ребенком в покое!

— Надо поторопиться. Снег все усиливается, — заметил Роналд.

Медсестра тем временем принялась жизнерадостно болтать о том, как это чудесно — белое Рождество. Ноги Дорин отказывались двигаться, приходилось подгонять их. Силы придавал драгоценный сверток, который она нежно прижимала к себе.

Передав Роналду вещи жены, медсестра перестала восхищаться погодой и спросила про то, о чем «любящий» муж и отец не думал и вовсе:

— Вы уже решили, как назовете вашего сына?

— Энтони, — решительно сказала Дорин. Неважно, что думает отец ребенка, если ему наплевать на свое чадо. И пусть Роналд не лезет в чужую жизнь — так она ему и скажет, как только они останутся вдвоем.

— Отдыхайте побольше в ближайшее время, не перенапрягайтесь. А если вам покажется, что с малышом что-то не так, — сразу звоните нам…

И вот наконец они остались наедине.

— Не знаю, что ты тут делаешь.

— В самом деле?

— Хотя нет, догадываюсь — теряешь время. За нами приедут папа и Маргарет.

— Они уже на пути в Лондон. Это я заберу тебя домой.

Слезы выступили на глазах Дорин. Родители покинули ее! Как они могли! И зачем он хочет отвезти ее домой? Вряд ли Гленда будет рада сопернице, да еще с новорожденным ребенком на руках!

— Я не поеду в Лондон, — только и выдавила Дорин.

Малыш Энтони проснулся и недовольно заворочался. Скоро потребуется менять ему подгузник, кормить, а у его матери того и гляди случится истерика. Уж не вернуться ли в только что оставленную больничную палату?

— Я и не собираюсь тащить тебя в Лондон. Всего-навсего в твой коттедж, где тебе, очевидно, хорошо и уютно. И чем скорее ты прекратишь спорить, тем быстрее мы там окажемся.

Роналд подтолкнул жену к дверям.

Я ведь не просила его приходить, более того, не хотела этого! Он сам так решил. Хоть и выбрал Гленду из нас двоих, но все же… Нет, думать об этом нельзя! — спохватилась Дорин.

После больницы снаружи показалось очень холодно. Энтони снова начал вертеться и даже слабо пискнул. Материнский инстинкт моментально взял верх над прочими соображениями. Дитя мерзнет, а Роналду все равно! Он даже не взглянул на сына с тех пор, как зашел в палату.

— Где твоя машина? — яростно спросила Дорин. — Моему сыну холодно! Ему надо немедленно в тепло!

— Успокойся. Вот она!

Он сказал правду: автомобиль и в самом деле был припаркован так близко, как только это оказалось возможно. Снег прекратился, хотя небо продолжало грозить метелью, а землю словно покрыл белый пух. Роналд помог Дорин забраться в машину.

Убрав чемодан в багажник и захлопнув за собой дверцу, он неожиданно достал теплое одеяльце и протянул его молодой матери. Надо же! Наверняка он сроду не держал в машине таких вещей, подумала Дорин и спросила:

— Полагаю, меня выдал отец, да? Ведь от него ты узнал, где я и когда родился ребенок?

Понятно, что из самых лучших побуждений, но, кажется, папа все же предал ее.

— Нет, Мартин сдержал слово. Я получал сведения от Маргарет с его молчаливого согласия. Она-то тебе ничего не обещала. Так что я знал, где ты живешь, с самого начала.

— Вот как! И ни разу не навестил. Все ясно. Но зачем же тогда ты приехал?

В самом деле — зачем? Он никогда не хотел иметь детей, более того, они, очевидно, противны ему.

— Я не навещал тебя, поскольку ты не ответила ни на одно из моих писем, в которых я просил встретиться на нейтральной территории и обсудить происходящее. Но ты дала понять, что не желаешь меня видеть ни под каким предлогом. Мартин ведь передавал тебе мои письма, так? Видишь ли, я опасался писать прямо тебе — боялся, что ты снова исчезнешь. А Маргарет рассказывала, как ты полюбила твой новый дом. К тому же приближались роды.

Дорин прикусила язык, решив, что сейчас, пожалуй, не самый подходящий момент рассказать Роналду, что же случилось с его письмами. А она их попросту сожгла. Отец передал их еще летом, когда будущая мать всеми силами пыталась забыть о возмутительном и безнравственном поведении своего мужа. В тот момент любые вещи, напоминающие о былом счастье, отправлялись с глаз долой.

Вряд ли автор писем порадуется, услышав, что его вдохновенные творения нашли печальный и непредсказуемый конец в пламени камина. А ребенку вредно получать отрицательный эмоциональный заряд — довольно с него на сегодня.

Они выехали из города, и по сторонам замелькали заснеженные поля. Широкое шоссе сменилось узкими сельскими дорогами. Твердо решив расслабиться и не переживать, чтобы нервное напряжение не сказалось как-нибудь на ее состоянии, Дорин подумала, что Роналд выступает скорее в качестве водителя такси, в котором она едет с маленьким сыном. И Дорин углубилась в сокровенные мечты, тщательно вытесняя из них мужа.

Скоро они с Энтони будут дома. Совсем одни. Двери и ставни надежно укроют от непогоды, а пылающий камин не даст замерзнуть. Злая стужа не проникнет в их уютный семейный круг — ничего, что их всего двое.

Может, так оно и лучше. Недаром говорят — третий лишний. Забота о малыше отнимет немало времени — зато сколько принесет радости! Дорин покажет Энтони детскую, которую сама оклеила бледно-голубыми обоями, с белого цвета мебелью. Расскажет о садике, где его мама будет возиться, едва придет весна, а малыш сидеть на высоком стульчике и смотреть, как все в природе расцветает — впервые за его коротенькую жизнь…

— Вот мы и приехали!

Дорин вздрогнула от неожиданности. Да, совсем замечталась. Вот уже и до весны дошла в мыслях. А на дворе зима, и метет. Словно они не в Англии, а на Северном полюсе.

Она облизнула пересохшие губы. Вот и подходит к концу короткая встреча с Роналдом.

— Ты не подашь мне сумку? Спасибо. — Дорин была безупречно вежлива. Надо притвориться — перед собой, Дорин, перед собой! — что мы просто хорошие знакомые. — А еще чемодан в багажнике… Я открою дверь, минуточку. Спасибо большое, что подбросил меня. — Здесь она не выдержала, и голос ее прозвучал куда более ядовито: — Не стану предлагать зайти. Думаю, тебе не терпится вернуться к Гленде.

Роналд посмотрел на нее странным взглядом — то ли с жалостью, то ли с презрением.

— У меня есть ключ, который дал мне твой отец. Я ночевал здесь вчера. Более того, признаюсь, что спал на твоей кровати. Но сегодня, поскольку Мартин и Маргарет уехали, я проведу ночь в другой комнате, так что не волнуйся. Не оставлять же тебя одну с новорожденным! Кроме того, нам с тобой есть о чем поговорить. И будь я проклят, если на сей раз позволю тебе так легко увильнуть от разговора!