Дуйбол-привет!

Верхний Дуйберг готовится к бою

Дядя Густав пообещал. Он заверил, что прибудет с тремя сыновьями, женой и дочкой. А под видом председателя общества «Погонщики пен, Окленд, Новая Зеландия» он проголосовал за проведение чемпионата мира 15 марта в Верхнем Дуйберге. Верхний Дуйберг проголосовал за то же.

Альпийское Колено вынуждено было, волей-неволей и скрипя зубами, дать согласие. (Дядя Густав свалился на них как снег на голову!)

Верхний Дуйберг готовился к бою, а Ханси придумал одну штуку. Он высверлил, а затем вырезал в своей пене конусообразное отверстие. Дыра составляла 5 сантиметров (в диаметре) на 8 сантиметров (в глубину). Когда Ханси наводил воздушную струю точно в эту дырку, то шар делался намного послушнее и проще в управлении и скорость развивал гораздо более высокую. Чтобы никто этот фокус не рассекретил, Ханси придумал еще одну уловку. Он выкрасил выемку шара в ярко-красный цвет, а саму пену разукрасил ярко-красными пятнами с дырку величиной. Определить, где пятна, а где дырка, было почти невозможно. Ханси и сам с первого взгляда путался.

А пока суд да дело, Тита Низбергер получила от Марианны такое письмо:

Жители Верхнего Дуйберга, по выражению господина Харчмайера, «все как один» работали на чемпионат мира. Телефоны трезвонили с раннего утра до позднего вечера: каждую минуту просили то забронировать номер на сутки, то заказать обед для автобусной группы. Журналисты интересовались талонами для прессы на круглосуточное питание и заранее договаривались о сроках возможного интервью с Ханси.

Прибавьте сюда уйму поставщиков, обрывавших телефонные провода. Им не терпелось всучить свой товар потребителю. Они обрабатывали Тюльмайера, внушая, что ему без 100 000 штук красных подвесочных лент либо 20 000 кофейных чашечек с надписью «Съездил в горы — выиграл годы» не обойтись.

Рогмайер, Быкмайер, Волмайер, Козмайер, Свинмайер, а также Курицмайер на одну ночь перед чемпионатом решили перебраться в стойла для скота, а также в курятник. В их комнатах на их хороших кроватях должны были ночевать за хорошие деньги хорошие гости чемпионата мира.

Тюльмайер весь верхний этаж отвел под покои для дяди Густава и его Погонщиков Пен, которые ожидались к вечеру. Входную дверь он украсил гирляндой из еловых лап и красных лент Под ними висело приветствие:

Двое репортеров загодя добрались до Верхнего Дуйберга и теперь, сгорая от нетерпения, ждали новозеландскую команду, чтобы первыми запечатлеть ее на пленке и разослать фото по газетам. Так они прождали, сгорая от нетерпения, до полуночи, с ними вместе ждал и сгорал господин Тюльмайер и весь совет общины. Но Погонщики Пен не объявились.

Тут уж господин Тюльмайер (а с ним вместе поголовно весь Верхний Дуйберг) не на шутку взволновался. Глубокой ночью господин Тюльмайер дозвонился до столичного аэропорта и спросил, не садилась ли в последние несколько часов машина из Австралии, а если нет, не прилетало ли днем рейсовым самолетом из Австралии семейство Тюльмайер из Новой Зеландии. Девушка из аэропорта ответила, что господину Тюльмайеру надо дождаться утра, она вообще о таких вещах знать не знает.

Господин Тюльмайер лишился сна. Он ворочался в постели со спины на живот, с живота на спину. В шесть утра он снова позвонил в аэропорт, но там снова ответила девушка, которая «вообще о таких вещах знать не знает». К восьми служащих в аэропорту значительно прибавилось; господина Тюльмайера отфутболивали из отдела в отдел. Десять раз его пересоединяли. Наконец, он попал в искомое место. Искомое место изрекло:

— Сожалею, господин Тюльмайер, но никакой семьи Тюльмайеров в списке пассажиров, прибывших вчерашним рейсом, не значится.

— И Погонщиков Пен не было? — переспросил господин Тюльмайер.

Некоторое время на том конце молчали. По всей видимости, девушка изучала список, потом она сказала:

— Да, впрочем… да. Шесть мест забронировано Погонщиками Пен. Это известная дуйбольная команда!

У господина Тюльмайера отлегло от сердца.

— Хотя, — прожурчала девушка, — места их пустовали: Погонщики Пен снялись с рейса.

Господину Тюльмайеру опять прилегло к сердцу.

— Вы уверены? — спросил он.

— Более чем! — посуровел девичий голос, и трубку положили. Во время разговора Харчмайер и Лисмайер нервно переминались с ноги на ногу, стоя подле Тюльмайера. Ему не надо было рассказывать, что он узнал. По лицу можно было догадаться, что ничего хорошего.

— Мы прогорели! — сказал Харчмайер.

— Сгорели дотла! — сказал Лисмайер. — Капитально! Тюльмайер убито кивнул.

Поникшая троица вышла на Главную площадь, горестно обвела взором празднично убранную площадь, красно-зеленые коровьи флажки, еловые гирлянды над дверью тюльмайеровского дома, перевитый цветами скульптурный ансамбль и широкий, натянутый через всю площадь от церкви до гостиницы транспарант:

Лисмайер подумал о многочисленных наново обтянутых кроватях, которым суждено остаться пустыми, если чемпионат мира будет отменен А ведь жена его даже по свежему бутону на каждый ночной столик поставила.

Тюльмайер подумал о девятнадцати ящиках с видовыми открытками, которым суждено остаться неотправленными. О двух тысячах кофейных чашечек, расписанных пасторской кухаркой. И еще о семи ларях, набитых подвесками для дул — дополнительный заказ под мировой чемпионат.

Харчмайер подумал в свою очередь о сосисках, лицо его при этом сделалось серым. В подвале ресторана уже не первый день ждали своего часа 1340 пар сосисок. Особо выгодная спецпартия фабрики колбасных изделий. Харчмайер рассчитывал сбыть во время чемпионата мира всю эту прорвищу сосисок. И еще он рассчитывал, что, страстно болея и одновременно поглощая сосиски, никто из гостей чемпионата не обратит внимания на странноватый привкус специй. Чем и объяснялась заниженная цена спецпоставки. Харчмайер вздохнул. Другим-то лучше, думал он. Кофейные чашки и кровати могут по крайней мере подождать. От них не убудет. А сосиски начнут дурно пахнуть Притом вот-вот!

— До небес тухлятиной разить будет! — простонал Харчмайер, В этот момент мимо потрясенной троицы прошествовал господин Низбергер. С женой и детьми приехал он на мировое первенство, чтобы пережить триумф выпускаемых им дул. Ведь кто бы ни вышел победителем, в руках он будет сжимать настоящее низбергеровское Дуло.

Господин Низбергер услышал стенания Харчмайера. Господин Низбергер зла на верхнедуйбержцев не держал. Это они на него держали зло. Он-то как раз охотно ладил бы с ними. Что бы там ни было, клиентами они оставались безупречными, а с безупречными клиентами обходиться следует радушно.

Посему господин Низбергер остановился и спросил:

— Любезный Харчмайер, стряслось что-нибудь, может, я могу как-нибудь помочь?

Харчмайер был до такой степени угнетен убийственной перспективой в виде полного подвала протухших спецсосисок, что начисто забыл, какому врагу изливает душу:

— Новозеландцы не приедут!

— Не может быть! — всплеснул руками Низбергер и слегка по бледнел. Пусть у него и не было подвала, забитого спецсосисками. Но чемпионат мира, транслируемый по телевидению, когда все участники орудуют дулами с его, низбергеровское, маркой, в глазах господина Низбергера представлял грандиозную ценность. Ведь на экране часто и подолгу⁷ маячило бы его имя и его продукция. Совершенно задаром! (Если учесть, сколько телевидение сдирает за полминуты рекламных врезок, нетрудно догадаться, почему господин Низбергер побледнел, да еще несколько дней назад ему сообщили, будто какой-то электрофабрикант подумывает наладить у себя выпуск дул. Дешевых дул, которые будто бы при том же числе оборотов расходуют значительно меньше энергии.)

Господин Низбергер снова вскричал:

— Не может быть! Потом взял себя в руки.

— Без них никак нельзя! — сказал он, — Немедленно звоним в Окленд!

— Дорого встанет, однако! — пробормотал Харчмайер. Когда у кого-то подвал начинен спецсосисками, которые вот-вот протухнут, того на экономию тянет.

— Плачу я! — сказал Низбергер. (Десять минут связи с Оклендом, Новая Зеландия, обойдутся явно дешевле, нежели самая дешевая телереклама.)

Но до международного разговора дело не дошло. Появилась моторизованная почта — рассыльный Ксавер Калачек на своем мопеде вихрем пронесся между церковью и рестораном и вынесся на Главную площадь. Отдыхающие, поклонники зимнего дуйбола автобусные экскурсанты, местные жители испуганно шарахались в разные стороны.

Ксавер Калачек на полной скорости подлетел к Тюльмайеру и так резко затормозил, что мопед развернуло. Ксавер Калачек вместе с мопедом рухнул на землю, но, падая, все же успел протянуть Тюльмайеру телеграмму.

— Телеграмма Тюльмайеру из-за океана! — выпалил он, задыхаясь, после чего был погребен мопедом.

Тюльмайер распечатал сложенную и склеенную телеграмму. Низбергер, Харчмайер и Лисмайер с любопытством глядели ему через плечо. Они тоже читали текст. Их до того разбирало любопытство, усиленное общим нервозным состоянием, что они не только не дали Калачеку на чай, но даже не вытащили его из-под мопеда, чего Калачек по сей день забыть не может. («Потому у них к людям ни грамма уважения, на своей шкуре испытал», — не раз повторял он впоследствии за рюмочкой.)

Телеграмма из-за океана извещала;

Телеграмма дрожала в дрожащих руках Тюльмайера. Теперь всем все стало ясно. Теперь ясно стало, что все кончено. Верхнему Дуйбергу теперь хана! (Так по крайней мере казалось Тюльмайеру.)

Но господин Низбергер вытащил телеграмму из пляшущих пальцев Тюльмайера. Он порвал ее на множество мелких клочков и бросил все эти мелкие клочки в урну, стоявшую рядом со скульптурным ансамблем.

— Хм, мужики, — молвил господин Низбергер, — мужики, никакой телеграммы не было!

— То есть как? — обалдело спросил Харчмайер.

— Мужики, — молвил далее господин Низбергер, — телеграммы вообще не было в природе, ни-ко-гда!

— Но она как-никак еще там! — Лисмайер указал на урну.

— А хоть бы и так, — сказал Низбергер тихо, но веско, — мы это забудем, мы этого не видели!

— Но я и сейчас ее вижу, — сказал Тюльмайер.

— Тогда вовсе не гляди в ту сторону! — потребовал Низбергер. — Все вы, трое, должны о телеграмме забыть!

Господин Низбергер откашлялся и сказал:

— Поскольку у меня созрел план!

— Не собрать ли совет общины? — спросил Харчмайер. Низбергер энергично замотал головой и замахал на него руками.

Ему думается, сказал он, это только повредило бы делу. Хоть план его по сути очень славный и очень добрый, но господину пастору и господину учителю он может не показаться.

— У этих, поди, сосиски не пропадают! — выкрикнул Харчмайер.

— То-то и оно! — подхватил господин Низбергер, затем четверо господ проследовали к ресторану и поднялись по лестнице в жилые комнаты семейства Харчмайеров.