Словно пропитавшись дымом, взгляд Макара наполнился едва уловимой горечью. Он курил, отвернувшись в сторону реки и задумчиво стряхивал пепел прямо на кроссовки. Ничего не подозревающая Ксюша подсела ближе.
— Похолодало, правда? — подула теплым паром на ладошки. Как только солнце спряталось в череде пышных облаков, стало зябко.
— Ага, — согласился. — Отсядь… здесь дым, — произнес не слишком дружелюбно.
— Хочешь, прогуляемся вниз, к реке, там сейчас на закате очень красиво, — предложила совершенно искренне, без задней мысли. Всеми клеточками души хотела стать еще ближе, прижаться к его груди, узнать то, о чем молчат глаза.
— Давай я дожарю эту партию, — затушил сигарету ногой и посмотрел на мангал.
Молчание. "Даже не повернул головы" — щелкнуло в голове Ксюши. Хмурый профиль постепенно прорисовывался перед глазами и на сердце пришло тревожное сообщение.
— Вы что поругались с мамой? — шепнула, едва заметно наклонившись. Помотал головой также равнодушно, и сбрызнул мясо небольшим количеством воды. Анна Андреевна встревоженно посмотрела на сына.
— Нют, а расскажи, каким Макар был ребенком? У меня две дочки, говорят с ребятами тяжелее, — неожиданно спросила Нина и подсела ближе к огню. На черных углях мигали умирающие язычки пламени.
Допив энный по счету стаканчик шампанского, Макар задумчиво потер пальцами нижнюю губу.
— Ой, он был прекрасным мальчиком, я с самого начала поняла, что у меня с ним проблем не будет, в роддоме ел и спал, а в два годика уже сам одевался, — всплеснула руками женщина.
— Да обычным я был ребенком, — прозвучало тихо и бесцветно, словно он говорил не о себе. Мыслями находился настолько далеко, что Ксюша не могла и предположить.
— Не придуривайся, Макар! — опротестовала мать. — Уже с детства было видно, что врачом станешь. Помнишь, пришел, после школы, с ребятами по стройке бегал и напоролся на что- то. Кровища хлещет, а он хоть бы хны. Говорит мне, ма, а что такого, это просто жидкость. Терпеливый был. А ребят, помнишь, как ловко перебинтовывал, если коленки сбивали. Помнишь Петю Зубова, он к тебе раз в неделю приходил и вечно твой клиент..- засмеялась.
— Он и сейчас постоянно в травме, то с роликов упадет, то с велосипеда, — усмехнулся Макар и потеплел глазами.
— Помнишь, на Катькин день рождения, ты был от горшка два вершка, а уж где — то доставал тюльпаны. Не знаю, денег карманных лет до шестнадцати не давали, — погрузившись в воспоминания, Анна Андреевна посветлела, исчезла тревожная морщинка между бровей.
— Где- где, тырили у тети Маши через два дома, под окнами, — нарушив лирическое настроение, доложил Макар и встал с бревна. Сидеть не хотелось, стоять- не мог, все внутри кипело и бурлило, как вода в котле.
Бросил искрометный взгляд на Ксюшу, словно воруя у самого себя эту возможность. Она сидела на бревне, как сирота, уткнувшись носом в воротник. "Замерзла". Из сердца непроизвольно брызнули капли жалости. Но в голове уже роились нехорошие мысли: словно кто- то взял и разрезал ножницами весь этот эфемерный образ, обрывки валялись теперь неприглядными, рваными кусками и вызывали отторжение. Нет, не было злости или обжигающей ревности- просто глубокое и очень острое разочарование.
— Прекрати, тырили, слово — то какое… — сконфуженно ответила мать, от недовольства сложив губы трубочкой.
- Могу сказать по — другому. — зеленые глаза провокационно заблестели, он медленно отошёл в сторону машины.
Макара всегда раздражало в матери желание скрыть подноготную, выставляя все исключительно в выгодном свете. Так и с Катькой: от всех подруг она скрывала истинное положение дел, преписывая несуществующему зятю просто героические подвиги.
Хлопнул багажником, вытащив тонкий дорожный плед. Подошёл и молча укрыл колени замерзающей Ксюше. Она подняла благодарственный взгляд, полный теплоты, но наткнулась на прозрачную стену отчуждения. Не могла ошибаться! Что — то произошло за этот короткий период. "Те же глаза, но какие- потухшие, те же руки, но ни капли былой нежности". Укуталась по плечи в плед, но он не согрел ни капли, показалось, что все тело пропиталось октябрьской сыростью.
— Макар! Мака- ар! — прозвучало в густых сумерках. Ксюша бросила встревоженный взгляд в сторону и замерла. Слева, по соседней тропинке, ведущей к остановке, вышагивала Юля. Нет, это не галлюцинация, а реальная мымра с распущенными черными волосами, свисающими с плеч зазывными волнами. " Долго укладывалась, наверное" — первое, о чем подумала Ксюша. Потом заметила в руках брюнетки два больших пакета.
По — прежнему сидя на корточках возле мангала, Макар махнул девушке рукой, словно старому приятелю.
— Здравствуй, Юлечка! — обрадовалась именинница.
— Здравствуйте, Анна Андреевна, — прозвучало поодаль.
— Иди хоть встреть, помоги, — тихо обронила Анна Андреевна и привстала с места. Бросив на мать тяжёлый взгляд, Макар все же с трудом выпрямился. Икры затекли и покалывали иголками. В голову, словно обухом, ударил хмель. Теперь все вопросы и волнения остались где-то далеко, словно из тоннеля доносящиеся эхом.
— Ой, думала не найду вас, что же ты, Макар, на звонки не отвечаешь, — с тонким укором произнесла, демонстративно потянув пакеты парню.
— Трубка, наверное, села, извини, — нагло соврал, еще час назад собственноручно выключив телефон.
— А я всех расспросила на берегу, где здесь шашлыки жарят, мне три поляны показали, я пока от одной до другой добралась, умаялась, еще мимо шла, мужики навстречу, так испугалась, — подошла к костру быстрым шагом.
- Да это они, наверное, испугались, вся в черном, — успел подколоть Макар, отметив взглядом экстравагантный наряд Юли: приталенная кожаная куртка, короткая юбка, плотные колготы и высокие сапоги — казаки. Ксюша мысленно " дала пять" Макару. " Точно вырядилась, как на Хэллоуин, на пикник приехала на каблучищах".
— Здравствуйте, я — Юля, — кивнула головой в сторону Нины.
— Хорошо, как Вы подоспели, вторая партия готова уже, и шампанского бутылка осталась, — весело произнесла женщина, переглянувшись с Анной Андреевной. Макар поставил пакеты на траву и поймал на себе убийственно — огненный взгляд серых глаз. Перехватил. Прочувствовал.
— Чего, штрафную? — отвернулся и лукаво посмотрел на Юльку. Она тут же растаяла, словно сало на кусочке свинины.
— Да, согреться бы, замерзла, пока шла, — кокетливо посмотрела на бывшего и, через его спину, наконец, заметила Ксюшу. Макар с интересом наблюдал, как темные, широкие брови ползут на лоб.
— Не заметила тебя, привет, Ксюша, — процедила с таким видом, словно вместо бабочки поймала отвратительного головастика.
— Привет, — спрятав руки в плед, — ответила девушка с той же отчаянной любезностью.
Весь вечер ждала, что стерва приедет, а как только забыла и переключила внимание- она тут как тут. Закон подлости.
Наконец окончательно стемнело. Все сели вокруг костра, который Макар оперативно разжег из сосновых веток. Теперь стало намного светлее и теплее. В жарком пламени свистели и потрескивали сосновые ветки и казалось, что вокруг сидят не абсолютно чужие люди, а как минимум, хорошая добрая компания. Женщины, конечно, обменялись любезностями. Юля полчаса трясла подарками и изображала в красках все трудности дальней поездки. Анна Андреевна три раза подчеркнула, что такая форма одежды в столь обманчивую погоду нежелательна, " ведь можно по — женски застудиться". Нина азартно поддакивала, а Макар снисходительно дедал вид, что ему интересен этот разговор. Лишь одна Ксюша сидела молча, нахохлившись, как мокрый воробышек. С каждой минутой она все больше ждала знака внимания от Макара. Не важно, предложит попить или что — то ещё, но хоть бы посмотрел, заметил. Полный игнор. Ухаживала за ней только Анна Андреевна, которая, напротив, стала любезна, как и в первую встречу.
— Макар, правда красивые? — заметив напряжение между Ксюшей и Макаром, девушка расцвела, развернула плечи и пошла в наступление.
— Я в ваших цацках не понимаю, ты же знаешь, — поправляя длинной палкой костер, ответил Макар, не глядя на подарок.
— Юлечка, шикарные сережки, мне даже неудобно, — засмущалась женщина, хлопнув крышкой бархатного футляра.
— Ой, не стоит, я знала, что Вам подойдет к глазам, — маслянистым взглядом Юля обвела профиль любимого мужчины. Он в этот момент перекрестным взглядом наблюдал за Ксюшей. Девушка быстрым движением пальцев сбросила телефонный звонок.
— Ой, да вы поговорите, поговорите, волнуется наверное, — заметив мужское имя на дисплее, вмешалась Анна Андреевна.
Ксюша смутилась и откинула плед. Действительно, проще перезвонить, чем сто раз сбрасывать звонок. " Если уж он решил поговорить, то будет звонить сто раз"..
— Извините, я отойду, — тихо произнесла девушка, адресовывая эти слова одному единственному человеку.
Конечно, Макар заметил, как девушка постепенно удалялась по тропинке в сторону остановки, но сделал вид, что сидит в бронерованном танке. Оказывается, это очень трудно, притворяться равнодушным, когда все твое тело вибрирует, словно под бешенным напряжением. Сжал кулак и подпер подбородок.
" При нас говорить не стала, значит действительно выкручивается и этот дебил опять вошел в ее жизнь. Может он вообще, в городе? Поэтому она меня в квартиру не пустила… " — подумал и левой рукой разворошил догорающие ветки. Кровь прилила к лицу и стало невыносимо жарко. Расстегнул ветровку. Не помогло. Даже кончики пальцев горели огнем.
" Сколько я вообще выпил?" Обернулся. "Не идет". Мысленно три раза пожалел, что оттянул откровенный разговор в тот момент, когда Ксюша предложила прогуляться к речке. Обычно привык оперативно решать все вопросы, не оттягивая на потом. Но сейчас… После монолога матери впал в эмоциональный ступор. Да… Жизнь хлопнула сзади. Неожиданно, как самая отпетая хулиганка, подсекла и подставила подножку. Сколько раз винил себя за самоуверенность, и на этот раз весьма оправданно.
В этот самый момент Ксюша отчаянно отстаивала право на личную жизнь, она высказала Тимуру все, что думает о его непоследовательном поведении и ночных звонках. Накипело. Выплеснулось через край. Попросила больше не звонить и оставить в покое, на что получила решительный отказ. Бросив трубку, поспешила вернуться к компании и, наконец, отправиться домой. "На сегодня хватит поражений!" Хотелось просто раздеться, снять с себя чувствительную кожу, вынуть сердце, словно батарейки и лечь на кровать. Ничего не чувствовать. Ни о чем не думать.