Два рассказа

Вредитель

Юсупов осторожно и очень медленно, миллиметр за миллиметром, просунул голову в приоткрытую дверь, посмотрел направо, потом налево. В раздевалке как всегда никого не было, и тогда Юсупов просочился внутрь, потихоньку, чтобы не поскользнуться на мокром кафеле, прокрался к душевой и прислушался. Из спортзала доносились дебильные свистки физкультурника и визг прыгающих через коня девочек, все было в порядке. Юсупов ухмыльнулся натренированной (две недели перед зеркалом) улыбкой злодея и принялся за дело.

Он подошел к крайнему шкафчику, засунул палец в дырку двери и рывком ее открыл. В шкафчике висела гипермодная клетчатая куртка а ла ИРА, немецкий, с катафотами, ранец, голубые джинсы «Lee» и другая хорошая одежда.

«Ага», — злорадно подумал Юсупов, достал из-за пазухи продолговатую банку из под болгарских помидоров и поставил ее на пол.

«Сука Петраков, засранец долбанный», — нежно пробормотал Юсупов и, пошевелив в воздухе пальцами, совсем как Фредди Крюгер, со щелком натянул резиновые перчатки.

«Получи!», — Юсупов осторожно открутил железную крышку, двумя пальцами извлек на свет грязную бордовую тряпку, и протер ею всю одежду и белье (особенно нижнее трико!) Петрищева.

«Вот так», — подумал Юсупов уже удовлетворенно, закрыл шкафчик и перешел к другому.

В следующем шкафчике хранились боткинские шмотки, а Боткин в прошлом месяце, заставляя Юсупова мыть вместо себя пол в кабинете, треснул Юсупова в ухо и назвал его «урод». Боткин был обречен.

Обречен был и лучший друг Боткина, Лацитис, этот недобитый блондинистый лесной брат, медлительный уроженец курносого янтарного побережья в футболке с портретом Оззи Осборна. За свое гадкое отношение к Юсупову (Лацитис как-то назвал Юсупова жопным графом) чертов литовец тоже был наказан.

В течение следующих десяти минут к этой компании присоединились еще четверо, так или иначе задевшие личное достоинство Юсупова. После этого Юсупов на минуту задумался, а затем покарал еще пятерых на выбор.

Наконец, Юсупов был удовлетворен и чувство испытывал весьма похожее на ощущения касатки, только что задушившей глупого крикливого тюленя. Юсупов закрыл банку и собрался было уже уйти, но потом не утерпел, искушение и страсть к разрушению взяли верх и Юсупов покарал уже всех. В конце концов, как говорил Глеб Жеглов, наказания без вины не бывает.

На улице Юсупов подошел к мусорному баку и выкинул в него перчатки и банку.

Через неделю сначала в его классе, а потом и во всей школе вспыхнула весьма серьезная эпидемия чесотки, в результате чего школу закрыли на месяц карантина, а все юсуповские недруги ходили с пятнами зеленки на морде.

А все потому, что Юсупов был вредителем. Не мелким пакостником, каких в ассортименте можно найти в любой компании юных дегенератов, а именно вредителем, вернее даже Вредителем. Ведь вредитель отличается от Вредителя не размахом (хотя и он, безусловно, имеет значение), а идейной платформой, осмысленностью и мотивацией. Вредительство. В этом заключалось и его призвание, и его предназначение, и смысл его юсуповской жизни.

Пакостить Юсупов начал уже давно, класса, приблизительно, с пятого, но то, что именно в этом заключается его смысл, он осознал несколько позже, уже прочитав работу А. Вышинского «Буржуазные шпионы, вредители и методы борьбы с ними». «Шпионов» Юсупов нашел на школьном чердаке, после инвентаризации в библиотеке. Так вот, недоброй памяти Генеральный прокурор более чем на ста страницах красочно описывал деятельность вредителей всех мастей и разновидностей (преимущественно английских и японских шпионов) и то, как с ними боролись доблестные сотрудники НКВД и других не менее интересных органов.

Особенно потряс Юсупова рассказ об одном сотруднике одного секретного судостроительного завода, изготовлявшего подводные лодки, этот вредитель с говорящей фамилией Зибелиус выводил из строя гидравлику подводных лодок и они, вместо того чтобы всплывать на поверхность, шли на дно. Зибелиуса долго не могли изобличить — слишком хорошо он маскировался под честного бурспеца, а когда все-таки изобличили, то устроили народный суд. На суде Зибелиус во всем признался и попросил прощения, но разгневанные пролетарские массы, несмотря на все старания энкэвэдэшников и немецких овчарок, разорвали его на части не дожидаясь приговора.

Имелось в книжице и фото — хищное троцковидное лицо смотрит в объектив с прищуром и как бы говоря: «я — шпион мирового империализма», Юсупов тогда еще подумал, куда смотрел отдел кадров, когда принимал Зибелиуса на работу — ведь у него на лице было все написано.

Но больше всего Юсупова поразил вовсе не сам факт зибелиусского предательства, предателей, в конце концов, на Руси хватало всегда и было их даже в некотором избытке, его поразило другое — один человек, не особо себя утруждая, отправил на дно несколько современных подводных лодок, уничтожив по сути дела половину Северного подводного флота. Получалось, что в определенных обстоятельствах человек, не занимающий высокой должности, может управлять жизнями других людей и даже распоряжаться ими. Естественно, Юсупов, находясь в столь юном возрасте, не мог осознать всего этого полностью, просто его покорила идея обладания тайной властью, способностью держать руку на пульсе жизни, или, вернее, на ее сонной артерии. В общем-то ему еще повезло, что он не наткнулся на «Маятник Фуко», два экземпляра которого тогда тоже списали за ненадобностью.

Прочитав книжку, Юсупов спрятал ее в стол, но перед этим вырезал из нее фотографию Зибелиуса и прикрепил над письменным столом, подписав внизу для маскировки «Р. Янг». После этого он стал Вредителем.

Однако, как ребенок добрый и миролюбивый топить в океане Юсупов никого не хотел, хотел просто вредить, то есть наносить в меру своих возможностей людишкам материальный и моральный ущерб, в конце концов, это было даже интересней.

Первым делом Юсупова стала операция «Дорожная война». Навеяна она была опять же бессмертным произведением «В лесах под Ковалем», что, впрочем, неважно.

Для проведения акции требовалось терпение и определенные технические навыки — почти неделю Юсупов овладевал приемами обращения со сварочным аппаратом отца, а потом еще неделю изготовлял из гвоздей ежи. Идея ежей была позаимствована из одного фильма про косоглазых японских ниндзей, они щедро рассыпали колючие стальные конструкции под ноги неискушенных в боевых искусствах врагов, калеча их грязные пятки, к тому же Юсупов помнил, что какие-то ежи использовались в битве под Москвой и даже останавливали фашистские танки.

Когда ежей накопилось около сотни, Юсупов приступил к действиям.

Городок, в котором жил Юсупов, был невелик, а в ту пору, когда Юсупов встал на стезю врага народа, в нем насчитывалось всего около пятидесяти частных автомобилей, сотня колхозных, плюс проходящая мимо трасса государственного значения с проносящимися иногда по ней к морю машинами отпускников. Трассу Юсупов отбросил сразу — слишком незаметны будут результаты, ну заменит отпускник колесо, выразится неприлично и покатит дальше, туда, где плещутся волны моря, в котором Зибелиус топил свои подлодки. Государственный и колхозный транспорт Юсупов пока тоже оставил в покое, решив заняться им потом, когда накопит опыт. Оставались частники — жидкое стадо «Запорожцев» и «Москвичей», разбавленное семью «Жигулями» и одной «Нивой». С них Юсупов и начал.

Все автолюбители, вне зависимости от марки железного коня, предпочитали ездить по одной дороге, соединявшей берег, на котором располагалась жилая часть города, с промышленной зоной на другом берегу. Предпочитали они по ней ездить потому, что во-первых, это была единственная (кроме трассы) асфальтированная дорога в городе, а во-вторых, никакого другого пути на тот берег не было. Сама дорога проходила по лесу и удобнее места для диверсии придумать было нельзя. И одним осенним утром Юсупов, взяв мешочек с ежами, натянув большие резиновые сапоги, найденные на помойке, пошел на преступление.

Около семи все обладатели автомототранспорта гордо поедут на работу и тут встретятся с предварительно разбросанными в пяти местах ежами. Скорее всего на работу они не попадут. Могут, конечно, произойти всевозможные крушения и аварии, но это навряд ли — дорога хоть и асфальтовая, но кривая и раздолбанная, выше сорока километров все равно никто не разгоняется, так что ничего страшного нет.

Получилось все так, как планировал Юсупов — в это утро на дороге осталось пятнадцать машин и двадцать мотоциклов.

На следующее утро Юсупов расположился на возвышенности за мостом и оценивал результаты своей работы: почти никто из обладателей автомобилей и мотоциклов не рискнул поехать во второй раз — еще бы — камеры дороги, да их и не купишь — все ехали на велосипедах. Сия картина доставила Юсупову большое удовольствие, несколько мрачного оттенка.

Закономерным продолжением «Дорожной войны» стало уничтожение автопарка предприятия «Сельхозтехника». Вечером, как бы невзначай, Юсупов выронил недалеко от проходной этого гиганта индустрии большую бутыль самогона, а в три часа ночи пошел и засыпал в баки сахар. История получила огласку. Было заведено уголовное дело, но местные борцы с преступностью так ничего и не нашли, кроме следов сапог сорок третьего размера. Искать ребенка никто не стал.

Юсупов радовался.

Поскольку у «Сельхозтехники» средств для ремонта сельхозтехники не было, весенний сев был сорван, а директор предприятия Вяземцев, отец одного скверного мальчика, вылетел с работы. Таким образом, хороший почин был сделан, а справедливость восторжествовала.

Юсупов продолжил. Вредить было безумно интересно, просто замечательно. И за пять лет своей вредительской карьеры Юсупов преуспел. И в свой «Журнал вредителя», хранившийся в выдолбленной потолковой балке, помимо вышеуказанных, он занес следующие значительные злодеяния:

— ночное падение крана на стройке (отвинчены гайки крепления);

— отравление водоснабжения (Юсупов забрался на водонапорную башню и высыпал в воду сильное ветеринарное слабительное, город мучился три дня расстройством желудка);

— затопление любимой школы (кислота очень удачно растворила трубу на пятом этаже, над чертовой библиотекой, и пока прибывали сантехники, а прибыли они только утром, библиотеке был нанесен непоправимый урон);

— поджог сенокосных угодий.

И многое другое.

Многое другое включало в себя мелкие пакости, вроде заражения чесоткой собственного класса или отправления вниз по течению реки огромного ветвистого дерева, отчего все местные браконьеры в одну ночь напрочь лишились орудий незаконного лова.

Юсупов был доволен.

А по городу распространился слух, что на град сей наложено страшное проклятье невезучести, что его наложила одна святая старушка, которую местные жители обидели еще в молодости и что для того, чтобы это проклятье снять, надобно всем покаяться и желательно публично. Идея покаяния оказалась крайне популярной и в одно из воскресений большая толпа граждан, в основном бабушки, женщины и дети во главе с приходским священником, отправилась на берег реки, чтобы восславить Господа и испросить его снять проклятие.

Несмотря на все усилия, бедствия не прекратились, и тогда возник другой слух — о существующей в городе тайной диверсионной группе, стремящейся подорвать экономическую и политическую систему городского хозяйства. Из центра приехали следователь и журналист, следователь ничего не нашел, журналист написал статью «Вредители?», опубликованную как в центральной прессе, так и в местной газете. В статье ставилась под сомнение правомерность существования версии проклятия и версии вредительства и в свою очередь выдвигалась другая версия, еще более оригинальная. Будто бы именно в городе Юсупова находится центральный узел сетки Хартмана, а следовательно, именно отсюда должен начаться конец света, и все неприятности, случившиеся за последнее время, — это лишь начало конца. К статье в виде доказательств были приложены непонятные геологические карты с крестиками, и еще более непонятные математические формулы.

Юсупов посмеялся и приступил к реализации своего следующего плана, который должен был стать венцом его творческой карьеры.

Уже давно Юсупов заметил, что его вредительство как-то не то чтобы безыдейно, а как-то, бездуховно, что ли. Ему, вредительству, не хватало некоей изюминки, шарма и игривости. К тому же из курса истории Юсупов знал, что настоящий вредитель, Вредитель, стремящийся к всемирной славе, должен безжалостно уничтожить какой-нибудь великий памятник культуры. Небезызвестный Герострат сжег храм Артемиды. В юсуповском городке храма Артемиды почему то не было, были памятник Великому Поэту, Великому Вождю и Героям войны. Дом культуры в расчет не брался, потому что даже по предварительной оценке Юсупова культурной ценности не представлял. Оставались памятники.

Героев войны Юсупов сразу отбраковал — все-таки святыня. Памятник Вождю не подходил — располагался рядом с вокзалом, а там все время паслась милиция, гоняя бедных провинциальных путан. Именно так был выбран памятник Великому Поэту.

Трудно сказать, каким образом он здесь оказался, хотя, каким образом, ясно — его привезли из области на грузовике и свалили на две зимы в парке, а вот почему он здесь оказался — на этот вопрос ответа не было. По легенде, в городе жила тетка Великого Поэта и будто бы один раз он написал ей письмо, чем прославил город в веках.

Объект был подходящий. Поэт торчал на задворках городского парка, недалеко от клетки для танцев. Танцы происходили по пятницам, субботам, воскресениям, а в остальные дни в парке никого не было, кроме бесхозных парочек, предававшихся в кустах пороку. То есть доступ к Поэту был практически круглосуточный и ничем и никем не ограниченный.

Главная проблема для Юсупова заключалась в следующем — что, собственно, с памятником делать? Пойти по проторенному пути заливания памятника краской или замазывания его навозом Юсупов не хотел — это было пошло и обыденно, так делали все. Можно, конечно, было отбить Поэту гипсовый нос или даже голову, но это было бы эстетически не выдержано, вульгарно, и Юсупов от этой идеи отказался. И предпочел памятник взорвать.

Для этого пришлось ехать в область и покупать в магазине «Культтовары» две жестянки пороха и мастерить самодельную бомбу.

Теракт был осуществлен блестяще — Поэт как-то несерьезно для Великого Поэта хрустнул и разлетелся на белоснежные куски. Рука с пером упала на огород крестьянину Кузькину, и он, слегка отмыв ее от грязи, поставил на телевизор в виде украшения; верхняя часть торса отлетела в кусты и была приспособлена находчивой молодежью под столик; голова же Поэта, как это водится, взлетела ввысь и затем злорадно обрушилась на автомобиль дорожной инспекции. После этого случая интерес к творчеству Поэта в городе возрос.

Оставалось сделать последний шаг к славе — и на следующий день Юсупов пошел сдаваться, ибо хотел до конца пройти нелегким путем своего идейного учителя. Еще ему хотелось славы и очерка в областной газете — в конце концов, он был самым юным вредителем такого масштаба в истории страны.

В отделении милиции Юсупова выслушали и посадили в мрачную тесную камеру. Юсупов торжествовал.

Через час пришел отец, поговорил с лейтенантиком и молча отвел Юсупова домой. Там он сильно выпорол Юсупова, невзирая на крики о человеческом достоинстве и причитания матери.

Кожа на заднице заживала долго, неделю, и Юсупов все это время угрюмо сидел в своей комнате и думал. Думал, думал, думал.

Этим же летом он отправился в область, где поступил в ПТУ и стал овладевать профессией слесаря-станочника. Времени и сил на вредительство у него совсем не оставалось — жизнь в пэтэушной общаге была тяжелая, приходилось пить много водки и спать с некрасивыми девушками. И постепенно Юсупов успокоился, купил кожаную куртку из дерматина и стал как все. Но когда по телевизору передавали сообщения о террористических актах, Юсупов загадочно улыбался, и качал головой, и хмыкал; это пугало его товарищей и они предлагали Юсупову выпить.

Юсупов не отказывался, он пил теплую водку, смотрел в окно.

Ему представлялись едкие ветры, белые айсберги и белые медведи под незаходящим солнцем, загадочные подводные огни и серебряные рыбьи косяки.

И длинные поросшие ракушкой и водорослями субмарины, лежащие на дне холодного океана. Далеко-далеко отсюда.

© Журнал «УРАЛ» http://uraljournal.ru/work-2004-9-479