Дважды два — четыре

Глава 4

Звонит Изабелл. Я сначала решила не отвечать, пусть соединяется с голосовой почтой. Не могу ей рассказывать, что происходит в моей жизни. Никогда ничего от нее не утаивала, но понимаю: сейчас это необходимо. Однако и не отвечать тоже нехорошо. Честно сказать, в последнее время мне кажется, будто я ее чуть-чуть обманываю, слишком часто общаясь с врагом и предателем. Не оказываю поддержки, какую могла бы оказать. Это Иза, а не Алекс, должна была проводить у нас каждый вечер, и мне страшно представить ее в одиночестве в большом пустом доме, бедную и несчастную, которой поговорить не с кем. Поэтому я взяла трубку.

— Привет. Как дела?

— Ох, сама знаешь, — вздохнула она.

— Если хочешь, могу прийти, — вызвалась я, хоть надеялась на отрицательный ответ, потому что готовила ужин, а потом обещала пройти с Уильямом роль, которую он должен выучить к своей сцене в школьном спектакле, но все это можно препоручить Дэну, если ответ окажется утвердительным.

— Нет, что за глупости. Все в порядке, — заверила Изабелл. — Впрочем, может быть, свидимся в выходные? В субботу я отдам девочек Алексу.

— Договорились, — согласилась я. Предупрежу Дэна, что любой план Алекса трудно будет осуществить, поскольку мы встречаемся с Изой. — Можно вместе весь день провести.

— Замечательно! — воскликнула она с такой радостью и благодарностью, что мне стало еще хуже, и в ответ на вопрос: «А как ты поживаешь?» — я сказала:

— Постой. Во-первых, должна извиниться, что оказалась негодной подругой. Не поддержала тебя так, как следовало, и не потребовала, чтобы Дэн выгнал Алекса.

Возник довольно неловкий момент: до сих пор мы с Изабелл не рассуждали с такой душевной откровенностью о нашей дружбе. Нужды не было.

— Ну что ты, — возразила она, и, кажется, серьезно. — Дэн и Алекс лучшие друзья, поэтому я предвидела временные трудности.

— А ты моя лучшая подруга. Я должна была вмешаться, сказать свое слово.

— Бекс, все в полном порядке. Спасибо тем не менее.

Мы обе помолчали немного, потом она спросила:

— Как Алекс?

— По правде сказать, не имею понятия, — ответила я. — Нечасто появляется в последнее время. Ты с ним наверняка видишься чаще, чем я.

— Ну да, — подтвердила Иза. — Только всегда при детях.

Они с Алексом разработали сложную систему взаимной опеки близняшек, которую Изабелл считает логичной, ответственной, а Алекс, насколько я знаю, несовершенной и злонамеренной. Хочет видеться с девочками, когда сам пожелает.

— Его уход вовсе не означает, что я больше о нем не забочусь, — объявила она. — Хочу знать, как ему живется. В конце концов, он отец моих детей.

Я решила не сообщать, что он в полном упадке. Знаете, откуда мне это известно? Из его признания в любви ко мне.

— По-моему, у него все нормально. Ты же знаешь Алекса. Я уже сказала, что давно его не вижу.

И правда. Алекс не появлялся почти две недели. Пару раз они с Дэном куда-то ходили, я ссылалась на выдуманное нездоровье или на необходимость пораньше лечь спать. Мне просто не хочется его видеть. Дэн принял за добрый знак фактический отказ Алекса от нашего дивана в качестве гостиничного. Решил, что он вновь встает на ноги, но я-то знаю правду. К счастью, Дэн завален работой и вообще не склонен к слишком частым гулянкам, иначе обратил бы внимание на мои отговорки и на увертки Алекса от приглашений зайти. Знаю, все само собой устроится. И все-таки проклинаю Алекса за то, что поставил нас в подобное положение. Господи помилуй, ловлю себя на мысли, что, возможно, действительно его жизнь с Изабелл была так плоха, что он просто не выдержал, но тут же напоминаю себе, что это не мое дело.

Забавно: когда Алекс и Изабелл были вместе, я при всей любви к ним обоим частенько гадала, что они могли друг в друге найти. То есть кроме поверхностных качеств. Совсем разные люди — Алекс с едким остроумием, существующий в собственном эгоцентрическом мире; Иза мягкая, нежная, но непреклонная в своих взглядах и убеждениях. Они никогда ни в чем не соглашались, однако противоположность мнений неизбежно стала привычной рутиной, и, видно, поэтому их разногласия я никогда серьезно не воспринимала. Такие уж они есть, вот и все. Алекс — писатель, и, как таковой, неимущий. Насколько мне известно, Изабелл постоянно бесило, что он не может просто устроиться на работу и пописывать в свободное время. Кажется, я это поняла, когда у них родились близнецы и он принялся выполнять домашние отцовские обязанности, а Иза вернулась к работе. Фактически я всегда ей завидовала: утром прощается с девочками, уверенная, что за ними присмотрит отец, любящий дочек не меньше ее, и больше их не видит до самого вечера. Не то чтобы мне не нравилось сидеть с двоими своими дома, нет. Просто это… выматывает. Вдобавок Изабелл любит свое дело (графический дизайн), поэтому возвращение к работе ее не тяготило. Но по-моему, она все-таки внушала Алексу чувство вины. Комплекс мужской неполноценности. Наверно, ей удалось вселить в него сознание собственной неадекватности, потому что он зарабатывал гораздо меньше ее (честно сказать, почти ничего). Разумеется, она делала это не специально. Сознательно никогда бы не стала его унижать. Тем не менее так оно и было. Я всегда считала несправедливым, что Иза занимается любимым делом и заставляет Алекса терзаться из-за того же самого стремления.

Надо отдать ему должное — раньше он работал. Когда-то в туманном и далеком прошлом у него было многообещающее будущее в Сити[4]. Только Алекс не выносил суеты, напряжения, постоянных дискуссий и споров, ненавидел жесткое расписание и холодные бездушные офисы. За очень короткое время заработал жуткую кучу денег, едва не погибнув при этом. Наконец, объявил Изабелл, что хочет сделать перерыв, предаться своей страсти, и она охотно согласилась. Видно, не подозревала, что он за двенадцать лет ни на шаг не продвинется.

Собственно говоря, я побаиваюсь, что Алекс никакой не писатель. Однажды он дал мне почитать свою пьесу, должно быть, в надежде, что я со своими связями помогу ему ее поставить или, хуже того, покажу Джошуа, который оценит потенциал автора и сделает своим клиентом. Боже мой, это было ужасно. Полный набор экзистенциальных страхов перед вынужденной необходимостью остепениться, осесть и завести детей. Естественно, к облегчению персонажей, коллизия разрешается тем, что один из упомянутых детей едва не погибает, попав под автобус. Ничего такого, что уже не было бы миллион раз пережевано целой армией писателей мужского пола, переживающих кризис среднего возраста. Напыщенно, избито, сентиментально. Алекс предупреждал, что я, возможно, пущу слезу, и я действительно чуть не плакала — от огорчения, понимая, что обязана дочитать до конца, и от ужаса, что придется высказывать свое мнение. Отзыв даже невозможно придумать (дрянь, банальность, мелодрама — явно не то, что он хочет услышать). В конце концов остановилась на оценке «очень, хотя вызывающе», с примечанием, что я имею дело только с людьми, которые занимаются мюзиклами и фарсами, а не настоящим театром. Посоветовала обратиться в «Ройял корт», объяснив, что, по-моему, это их сфера, только там, к сожалению, у меня никаких знакомств нет. Алекс послал туда пьесу, откуда ее, видимо, сразу вернули после беглого просмотра: фактически на десятой странице понятно, что это дохлый номер. В любом случае больше он со мной об этом не заговаривал, а я решительно не собиралась затрагивать тему. Поэтому, может быть, Изабелл всегда была права, хотя все-таки было жестоко лишать его мечты, и вдобавок она зарабатывала достаточно, чтоб простить ему эту слабость.

Если уж признаваться от чистого сердца, то я в глубине души думала, что, возможно, с кем-нибудь другим Алекс был бы счастливее, несмотря на тот факт, что Изабелл моя ближайшая подруга. Кстати, ей тоже было бы лучше. Не скажу, будто мне когда-нибудь в самом деле этого хотелось. Люблю нашу маленькую компанию. Самый что ни на есть идеальный случай — лучший друг Дэна в конце концов женился на моей лучшей подруге. И теперь, когда они разбежались, просто хочется, чтобы снова сошлись. Чтобы все вновь вернулось в нормальное русло.

Представление под названием «прелестная крошка» сегодня особенно сводит меня с ума. Лорна ест зерна граната. Красным соком забрызганы все бумаги на ее столе, рот измазан, как у двухлетнего ребенка, пожирающего клубничное варенье. Я задерживаю дыхание, ожидая, когда за очередным хлюпаньем последует очередной хруст. Отчасти диетические закидоны Лорны так меня утомляют и раздражают из-за ее поразительной миниатюрности. На костяке в восемь с половиной стоунов[5] ни одной унции жира. Поэтому могу вас простить, если вы тут почуяли зависть, ибо я склонна как раз к полноте. Не толстая, но полноватая. Плотная. Фигура своеобразная. Большие сиськи, костлявые ноги, крупное туловище без талии, с жирным животом и полным отсутствием достойной упоминания задницы. Вроде почтового ящика с головой и двумя болтающимися веревками, как однажды мне кто-то сказал. Подобно всем женщинам, благословленным таким телом, я обречена одеваться в презираемом мною стиле: низкий вырез, чтобы привлечь взгляды к ложбинке между грудями, короткие юбки, чтобы заявить: «Смотрите, разве я толстая с такими тощими ногами?» В двадцать лет такой вариант еще как-то срабатывает, но я знаю, что в сорок один потенциально превращаюсь в Бет Линч. Если надену что-нибудь мешковатое, смахиваю на палатку. Поэтому остановилась на блузах с богатым рисунком — классическим или ретро, — тщетно надеясь, что они придают мне интересный вид. С другой стороны, Лорну можно сравнить с гладильной доской: на мой взгляд, тоже плохо. Наверняка можно играть на ребрах, как на ксилофоне (только не спрашивайте, зачем это кому-нибудь нужно). Она вся какая-то жесткая, угловатая, неженственная. Могу сознаться в случайных приступах зависти при виде редких женщин с округлой и одновременно стройной фигурой, но завидовать Лорне? Нет уж, спасибо. В любом случае предпочту жир скелету. Дело в том, что ни в каких диетах она не нуждается. И ей, безусловно, нечего толковать о том, будто она толстеет: «посмотрите на мой живот», «кажется, отрастает второй подбородок» и прочее.

Кроме телефонной войны, у нее в арсенале имеются и другие орудия. Для начала она мастерски отлынивает от работы. Когда я впервые начала работать по неполному графику и являлась по вторникам, Лорна взяла за правило поручать мне дела, которые не успела сделать в понедельник. Я усердно выполняла задания Джошуа и Мелани, а потом по возможности помогала и ей. В некоторых случаях дел было слишком много, и я в конце дня с извинениями возвращала кое-что обратно. А вскоре начала обнаруживать, что во второй присутственный день, в четверг, несделанное так и осталось несделанным, снова сваленное на мой письменный стол. До поры до времени я с этим мирилась — ну ладно, ничего страшного, — пока однажды Мелани не спросила у Лорны, почему не сделано то-то и то-то, и она пропищала: «Ох, я Ребекку просила. Разве не готово? Я же предупреждала, вопрос очень важный!» Так и не призналась, как было на самом деле, даже между нами. А я была чересчур неуверенным новичком, чтобы вступить с ней в борьбу, и поэтому надрывалась, выполняя свои и ее обязанности. Наконец, в один прекрасный день месяца через три, когда я честно не успела выполнить все ее поручения, заданные в предыдущий вторник (Джошуа или Мелани в любую минуту могли поинтересоваться), пришлось сказать со сладкой улыбкой: «Ох, Лорна, помнишь, я передала тебе то, что в прошлый раз не смогла сделать? Если сама заняться не собиралась, просто предупредила бы…» После чего она стала вести себя чуть приличней.

Теперь, работая полную неделю, я знаю все ее уловки, хотя это не означает, что она не пытается фокусничать. Возвращаясь после ленча, каждый раз нахожу на своем столе записку с сообщением: кто-то звонил и о чем-нибудь меня просил. Например: «Мелисса просит, чтоб ты раздобыла ей текст для прослушивания в пятницу». Почти каждый актер рад, если ему просто вручают роль по прибытии на студию, но Мелисса неграмотная, поэтому мы всегда просим помощников режиссера подготовить ей текст на день раньше. Обычное дело. Я охотно звоню, договариваюсь. Суть в том, что мне Мелисса не звонила и ни о чем меня не просила. Звонила и просила, чтобы кто-нибудь похлопотал, а поскольку разговаривала с ней Лорна, то, казалось бы, сама и должна постараться. Нет, ничего подобного.

Однажды она оставила такую записку: «Звонил Саймон Харт, просил тебя перенести примерку костюмов в „Шафтсбери“ на три часа вместо двух», причем я абсолютно точно знала, что это вранье: Саймон Харт — новый клиент и не подозревает о моем существовании. Написание записки заняло у Лорны больше времени, чем потребовалось бы на звонок насчет переноса времени. Впрочем, конечно, дело не в этом. Дело в том, чтобы чувствовать себя главной. Начальницей.

Ей сорок два года, она одинокая. Время от времени пару дней болтает даже больше обычного, уделяет чрезвычайное внимание собственной внешности — значит, как я понимаю, встречается с кем-то. Еще через пару дней глаза неизбежно заплаканны, и становится ясно — все рухнуло. Тогда Лорна подолгу сидит за компьютером, предположительно просматривая сайты знакомств. Я никогда не расспрашиваю о ее любовной жизни, и, как ни странно, это единственная сфера, в которую она не осмеливается меня посвящать, хотя я чувствую: ей страшно хочется устроиться и завести детей. Подозреваю, что она отпугивает каждого очередного мужчину, с самого начала принимаясь расспрашивать о намерениях, потом интересуясь количеством и качеством спермы, а на закуску выясняя, нет ли в семье наследственных заболеваний. В приступах великодушия я жалею ее, что бывает нечасто. Фактически она неплохая. При этом я сама понимаю, как мне посчастливилось встретиться с Дэном по милости Божьей, и прочее. Хотя в других случаях хочется дать ей по морде и указать, что сама виновата в своем одиночестве, поскольку не способна утянуть язык в задницу. (Кстати, я стараюсь воздерживаться от крепких выражений с тех пор, как услышала, как мой младшенький, Уильям, благодарит свою бабушку за «офигенный» подарок ко дню рождения. Пыталась свалить вину на компьютерные игры, но он их презирает.) Лорна за пять минут сведет с ума любого мужчину, только я, к счастью, ни разу об этом ей не сказала. Злобные мысли у меня возникают, но я ее никогда бы сознательно не оскорбила, да и никого другого, если на то пошло. Поэтому стараюсь держать язык за зубами. Язвительные и убийственно остроумные замечания остаются при мне.

Нетерпимость к себе — одно из самых неприятных моих качеств. Мне трудно выдержать с кем-то соперничество, поэтому я ненавижу себя. Физическими недостатками (вес, устрашающие груди, ноги — особенно пальцы на ногах, короткие, толстые, — шишка на носу), как и поведенческими (боязнь перемен, неспособность бороться с весом, несмотря на испытываемые страдания, привычка судить о людях до знакомства, нежелание даже прикинуться, будто я могу вынести общество дураков) проблема не исчерпывается. Я нахожу еще тысячи поводов себя проклясть. В хороший день, когда можно быть полностью откровенной с собой, признаю (про себя, разумеется), что в целом я не так уж плоха. Хорошая жена, заботливая мать, как правило, преданная подруга, готовая прийти на помощь (не считая Изабелл в последнее время). Иногда даю деньги бездомным, никогда не отказываю грабителям, собирающим на улицах благотворительную дань с подписными листами. Просто не люблю незнакомых людей. А еще идиотов. А еще свои ноги. А еще Лорну, раз уж о том зашла речь.

Вижу, сегодня она шикарно выглядит, несмотря на следы от граната, значит, у нее свидание. Сорокалетний Джим слушает с интересом, кивает, до смерти скучает. Мечтает научиться играть на ксилофоне. Ну, желаю ей удачи. Возможно, когда-нибудь, заговорив какого-то несчастного олуха до полного подчинения, немножечко успокоится, умолкнет, начнет работать как полагается.

По правде сказать, Лорна уже пару недель силится вести себя разумно. К тому же отвечает по телефону, а это всегда служит признаком, что у нее появился мужчина и дела продвигаются. Началось это после того, как однажды я взяла трубку и сообщила ее тогдашнему приятелю, что она на минуточку выскочила к врачу за результатом анализа на хламидиоз. Не помню, зачем я это сделала. Чем-то она меня разозлила. Пока Лорна сообразила, с кем я говорю, он уже разъединился. Ничего страшного. Она перезвонила, объяснилась, все кончилось хорошо. В любом случае припоминаю, что через две недели он ее бросил. Можно было догадаться, когда она явилась с красными глазами и без макияжа, возобновив телефонную войну.

Лорна, конечно, болтает без умолку, и я вдруг сообразила, что уже около часа не слушаю, поэтому, как обычно, кивнула с улыбкой, притворно соглашаясь с пропущенным. Потом вижу: она встает, надевает пальто, значит, я, сама того не зная, согласилась отпустить ее на ленч, хотя первой была моя очередь. Замечательно. В любом случае час тишины и покоя.

Воспользовавшись передышкой, позвонила Зое на мобильник. Видно, она с подружками, потому что ни словом не выдала, что говорит с родной матерью.

— Привет…

— Привет, милая. Все в порядке?

— М-м-м… м-м-м.

Не совсем ясно, поэтому я перешла к сути дела:

— Ты сегодня Уильяма видела?

Осуществился ее самый жуткий кошмар. Неуправляемый младший братец очутился в той же самой школе, и я рассчитывала, что она будет за ним присматривать на переменах.

— Не-е-а, — протянула Зоя, возвращаясь к своим тринадцати годам и добавляя к слову две лишних гласных.

— Тогда, может, в столовой посмотришь?

В обществе Уильям даже близко не чувствует себя столь уверенно, как сестра. Он… как бы это точнее сказать… странноватый, по мнению тех, кто не любит его так, как я. Увлечен наукой, историей, одевается на манер щеголя девятнадцатого века. Не выносит своего сокращенного имени и обязательно поправляет тех, кто назвал его Уиллом. Полностью выключен из современной жизни, за что я его обожаю. Разумеется, далеко не готов к социальному фашизму в школе на Барнсбери-роуд, и поэтому я за него беспокоюсь.

— Просто одним глазком загляни, — попросила я, — посмотри, как он там.

Зоя промолчала.

— Ну и сама чего-нибудь съешь, — добавила я, прежде чем она поспешно пробормотала «потом» и разъединилась.

Постоянно сидит на диете, как Лорна. Такая же тощая жердь. Я не сплю по ночам, воображая, как она тает до полного исчезновения, затем следуют годы принудительного питания, затем ранняя смерть от ослабления сердечной деятельности. Прощаю себе составление наихудших сценариев для любимых людей. По-моему, это защитный механизм. Истязая себя фантазиями, справляюсь с самыми жуткими воображаемыми ужасами, после чего думаю, что смогу справиться с любым реальным дерьмом. Заставляю себя не размышлять о Уильяме, обедающем в одиночестве или, хуже того, обижаемом бандами старших. Позвонить не могу. Мы купили ему телефон две недели назад при переходе в новую школу, и он потерял его в тот же день. Вообще все теряет.

Придя домой вечером, я увидела обоих детей: никто не дрался, руки-ноги целы. Зоя даже взялась помогать мне приготовить ужин, из чего я сразу заключила, что ей от меня что-то нужно, однако удержалась, не уточнила, что именно. Пожалуй, вопрос «Ты беременна?» — чрезмерная реакция на предложение тринадцатилетней дочки почистить картошку. Невредимый Уильям рассказывает про своего нового друга и одноклассника Сэма, у которого в спальне, как я понимаю, имеется микроскоп для исследования пыли на предмет постельных клещей. Замечательно. Это сильно поможет Уильяму войти в высшее общество. Хотя все-таки, говорю я себе, у него хотя бы появился приятель. Дэн рано выехал домой, последняя деловая встреча отпала. Все хорошо в этом мире. И тут зазвонил мой мобильник. Уильям схватил трубку.

— Дядя Алекс, — объявил он и, прежде чем я успела вымолвить слово, нажал кнопку ответа.

На секунду на меня нахлынула паника. После того самого ленча я с Алексом не разговаривала. Пожалуй, самый долгий период во всей нашей жизни, так как даже в отпусках они с Дэном постоянно перезванивались, и я обычно подскакивала к трубке, чтобы просто его поприветствовать.

— Постельные клещи, — продолжал Уильям, — питаются отмершими чешуйками кожи, которые остаются в постельном белье. Их там миллионы.

Я было решила выйти из комнаты, как бы в туалет, но он наверняка потащится следом, и невозможно будет объяснить, почему я не хочу разговаривать с его любимым дядюшкой. Все равно слишком поздно — Уильям уже протягивает мне телефон.

— Мам, — нетерпеливо говорит он, — очнись.

«Очнись» — одно из его любимых словечек. Он считает его забавным.

— Привет, Алекс, — говорю я, постаравшись взять дружелюбный, но деловитый тон. — Как поживаешь?

— Потрясающе, — отвечает он. — По правде сказать, фантастически.

Действительно? На самом деле голос нерадостный, в последнюю пару месяцев из него что-то исчезло.

— Очень хорошо, — осторожно одобрила я. Надеюсь, это правда. Надеюсь, он вышел с другой стороны из того, через что проходил, и снова стал прежним. Может быть, образумился, хочет вернуться домой, и можно будет объяснить его недавние выходки временным помешательством.

— Правда, — подтвердил он. — Собственно, Ребекка, поэтому я тебе и звоню. — Сделал паузу для драматического эффекта. — Кое с кем познакомился. С женщиной.

— Боже мой, вот это да! — охнула я, словно четырнадцатилетняя школьница тридцатых годов, не зная, что еще сказать, и не совсем понимая собственную реакцию. Надо радоваться за Алекса, но отчасти хочется воскликнуть: «Постой, зачем тогда трепался, будто меня любишь? Зачем обрушил такое признание на мою голову?» Я на мгновение задумалась, не ревную ли, не обрадовалась ли хоть немножко тому, что его ко мне тянет, и решительно ответила «нет».

— Ну, что скажешь? — спросил он.

— Прекрасно, Алекс. Я за тебя действительно рада. Честно.

— Да? — переспросил он, и, по-моему, в голосе прозвучала крошечная нотка разочарования.

— Абсолютно.

— Хорошо, — сказал он. — Я беспокоился… сама знаешь из-за чего. Кстати, хочу извиниться, что поставил тебя в щекотливое положение. Теперь понял, что заблуждался, как бы из боязни остаться в конце концов в одиночестве.

— Правильно, — согласилась я. — Ну и кто же она?

— Обалденная женщина, — сообщил он с кипучим энтузиазмом, отчего я позабыла все, что меж нами было, искренне за него радуясь. До чего же приятно слышать прежнего Алекса.

— Очень милая, умная. Понимает меня. Действительно готова помочь с моими писаниями.

В подтексте подразумевается, что я не помогала. Надо сменить тему.

— Где же ты ее встретил? А главное, когда мы с ней познакомимся?

— Ты с ней уже знакома, — объявил он с оттенком триумфа.

— Правда? Кто она? Выкладывай! — Будем надеяться, это чудесная Надя из классов для девочек. Ассистентка-преподавательница. Одинокая. По крайней мере, была одинокая, когда Уильям летом окончил начальную школу. Я думала, что он в последний день попросит ее выйти за него замуж.

— Лорна.

Сердце екнуло и оборвалось.

— Какая Лорна?..

— Та, с которой ты работаешь. — Алекс дал мне минутку на усвоение жуткой мысли.

Я онемела. Рот открывается и закрывается, не произнося ни звука.

— Так и знал, что ты удивишься, — сказал мастер недооценки. — Мы познакомились на том самом банкете после премьеры. Помнишь?

Разумеется, помню. Как можно забыть о знакомстве, которое, по моему мнению, должно было его позабавить?

— Так или иначе, — продолжал он, — она мне понравилась, я решил позвонить, пригласил ее выпить.

Понятно. Одурел до того, что решил довести меня до крайности и заставить признаться в любви к нему. Что же, отлично, сыграем вдвоем.

— Я за тебя действительно рада, — объявила я. — Знаю, ты думаешь, будто мы с ней не ладим, но если это доставляет тебе удовольствие…

— А она говорит, что старается подружиться с тобой.

Я прикусила язык. Да как она смеет? Сроду не сделала ни единой попытки наладить нормальные отношения, без конца злится, старается отравить мою жизнь. Только я не дам понять Алексу, что он меня достал.

— Радуйся. Ты заслуживаешь счастья. Скоро увидимся.

Пусть это послужит ему уроком. Интересно, долго ли он продержится, скоро ли я увижу Лорну на рабочем месте за письменным столом с красными, заплаканными глазами вместо ее блистательного альтер-эго? И тут Алекс бросил козырную карту:

— Скоро. Фактически через час. Дэн пригласил нас к ужину.

Он почти сразу же разъединился, не дав мне ответить, хотя, если честно, не знаю, что бы я сказала, если бы было время подумать.

Сразу же позвонила Дэну на мобильник.

— Какого черта, мать твою… — Эмбарго на ругательства вылетело в окошко. Дело слишком серьезное.

— Знаю, знаю, — перебил он, — но что я мог поделать? Алекс попросил разрешения привести к нам новую подругу, и я сказал «конечно», прежде чем он сообщил, кто она такая. По крайней мере, объясняется, где он пропадал последние недели. Я уже начал думать, будто чем-нибудь его обидел.

Весьма типично. Дэн вечно считает себя виноватым во всем, хоть ни разу не сделал неверного шага.

— Ох, боже, — простонала я. — Кто угодно, только не Лорна.

За прошедшие годы Дэн пару раз ее видел и поэтому знает, о чем идет речь.

— Понимаю, — рассмеялся он. — Но взгляни вот с какой стороны. Алекс только что вновь ступил в воду. Ему надо только немножко развеяться, чтобы снова войти в игру.

— Развеяться? С Лорной? — не удержалась я.

— Может быть, я неправильно выразился. Считай ее ступенькой. Переходной ступенькой к какой-нибудь фантастической женщине, с которой он в будущем встретится.

— У него уже была фантастическая женщина, — проворчала я. — Другой он не заслуживает.

— Можно быстро управиться, — продолжал Дэн, проигнорировав замечание. — Приготовь что-нибудь одно, чтобы мы мигом съели и к девяти от них отделались.

Я невольно рассмеялась:

— Суп. Тогда даже жевать не придется.

— Идеально, — хмыкнул Дэн.

Ребекка и Дэниел, Алекс и Лорна. Даже звучит плохо.