Две жертвы

I

Берега Дона в Воронежской губернии и до сих пор местами очень живописны. Кой-где и до сих пор встречаются старые густые леса, поросшие на значительных крутизнах и как бы висящие над водою. Однако таких диких и красивых мест с каждым годом становится все меньше и меньше. Леса беспощадно вырубаются, дикая и живописная красота исчезает…

Но в прежнее время, около ста лет тому назад, вековые леса стояли нетронутыми и среди них кой-где возвышались палаты тогдашних русских бар, живших в своих поместьях широкой и полной жизнью, о которой до нас доходят только легенды и смутные воспоминания.

В те далекие годы чуть ли не самым красивым поместьем в Воронежской губернии было село Высокое, принадлежавшее графу Михаилу Петровичу Девиеру. Граф Михаил был вторым сыном генерал-аншефа и действительного камергера графа Петра Антоновича и внуком Антона Девиера, одного из иностранцев, приютившихся в России в эпоху преобразований, женившегося на сестре всесильного Меншикова, Анне Даниловне, бывшего полицеймейстером Петербурга, сосланного после кончины Екатерины I и возвращенного в Петербург перед самой смертью своей, в 1743 году.

Внуки Антона Девиера успели уже позабыть свое происхождение и историю деда и бабки. Русские графы, владетели огромных богатств, — они считали себя исконными русскими барами и были во второй половине XVIII века крупными представителями всех темных сторон тогдашнего барства. Сын Антона Девиера еще чувствовал крепкую связь с той средою, которая выдвинула отца его. Он был еще созданием Петровского Петербурга и там совершал свою карьеру, достигая высших почестей. Но сыновья его оторвались от Петербурга и молодыми офицерами переселились в воронежские и харьковские поместья.

Тут они могли жить, как им хотелось, ничем не стесняясь; так они и жили.

Старший, граф Николай, скоро навел ужас на всех близких и дальних соседей. Он организовал целую шайку разбойников и грабил чуть ли не среди бела дня. Всей губернии была известна следующая его проделка:

Была у него соседка-старушка, барыня богатая да одинокая. Стал он покупать у нее вотчину, и сторговались они. Приезжает он к ней.

— Ты, говорит, матушка, пожалуй ко мне откушать в такой-то день, мы тогда и бумаги все напишем, и деньги я тебе, за вотчину тут же выплачу.

Приехала старушка; он ее встречает, ласковый такой, куда усадить — не знает. Напоил, накормил он ее, мелким бесом перед нею рассыпается, да и говорит:

— Так и так, мол сударыня, вотчину-то я у тебя купил, а денег заплатить у меня теперь нету.

Старушка рассердилась:

— Как так нету? зачем покупал, зачем звал к себе и заплатить обещался?

— Что делать! — отвечает он. — Пришлось нежданно деньги выплатить — вот их и нету. Да ты не тужи, не останешься в накладе: знаешь, чай, мою посуду серебряную?

А посуда эта всем соседям была известна: блюда такие, что едва поднять можно.:

— Так вот, — говорит граф, — я всю эту посуду, как есть, отдам тебе за вотчину.

Соседка подумала, рассудила и даже обрадовалась.

— Ладно! — говорит.

Ударили они по рукам. Осмотрели потом посуду. Приказал граф уложить ее всю к старушке в кибитку. Дело было зимою, и она в кибитке на полозьях приехала. Уложили посуду, и соседка, несмотря на все уговоры хозяина остаться переночевать, стала собираться в дорогу.

Отпустил он ее, — поехала. Ночь темная да морозная. Только барыня не боялась: кучер у нее был верный человек, детина ражий и ловкий, дорогу знал хорошо.

Пришлось им через реку Оскол переезжать; и только что спустилась кибитка с берега, как накинулись на нее графские люди. Им было приказано посуду серебряную выбрать, а барыню с кучером и лошадьми — в прорубь.

Так оно бы все и случилось, да, по счастью, в ту самую пору проезжал сосед со своими людьми. Отбили они старушку и добро ее.

Вздумала она жаловаться на Николая Петровича — и только время потеряла: всех он в руках держал, на всех страх нагнал — некому было жаловаться. Он продолжал свои беззакония, да еще и грозить стал соседке так, что она со страху разболелась и умерла скоро.

Второй брат, Михаил Петрович, тоже пользовался очень незавидной репутацией. Но пока о нем и о его жизни говорилось как-то глухо; его просто инстинктивно боялись соседи и в то же время с радостью собирались к нему в Высокое, где шли пиры за пирами, где было разливанное море всякого барского веселья.

Высокое, как уже сказано, расположилось по нагорному берегу Дона. Село было большое, многолюдное и стояло значительно в стороне от барской усадьбы. Усадьбу же себе граф Михаил выстроил среди густого, почти непроходимого леса, на красивом обрыве, круто нависшем над широкой, многоводной рекою.

И что это была за усадьба! Не пожалел граф на нее денег, смастерил себе истинно царские палаты. Все строения были каменные, массивные, и если может быть и оставляли кой-чего желать в архитектурном отношении, то, по крайней мере, широко удовлетворяли барским потребностям. Комнат в доме было бесчисленное множество, коридоры, галереи, лестницы, ходы да переходы. Дом стоял на каменных сводах; стены такой толщины, что и пушками не прошибешь их. Службы, конюшни, псарня и прочие по тому времени необходимые постройки помещались на огромном мощеном дворе, обнесенном высокой каменной стеною, за которой сразу начиналась гущина леса.

Незнакомому с местностью человеку даже трудно было добраться до графской усадьбы, а доберется — словно в сказанное царство какое вступает, в заколдованный замок.