Две мои жизни

Глава 5

Перед вами выступает Джек Свенсон, простой трудяга из сереброносного штата Невада. Устраивайтесь поудобнее в своих потёртых креслах, налейте побольше апельсинового сока, мы начинаем.Я познакомился с Миланой на вечеринке у Тома. Она вела себя непринуждённо, широко улыбалась ухоженными зубами, всё время смеялась, словно всё вокруг было до уморы смехотворным. Я уже узнал у неё, что она окончила Гарвард, много ездила по Средней Азии, вроде бы там занимаясь археологией. Я был оторва, любил рок-музыку, обожал Стивена Кинга и соседи постоянно заявляли полицию и обвиняли меня в хулиганстве.Я рассказал новой подруге о себе, она мной заинтересовалась. Мы пили шампанское, обменивались шуточками. Я балагур по жизни, а она пай-девочка, и это нас сближало."Жизнь есть подлинная полоса с препятствиями. Бога нет, а есть наша совесть, которую ещё называют душой, и эта совесть следит неусыпно за нами, когда мы исполняем веления судьбы - проходим препятствия, потому что оставаться в стороне невозможно. В Гарвардском университете нас учили быть самими собой: смеяться, когда все насуплены и похожи на ежей, разговаривать и предаваться удовольствию общения тогда, когда окружающие хотят заткнуть тебе рот. Мы обязаны оставаться всегда в авангарде общества, потому что мы лучшие", - говорила мне Милана и щёлкала пальцами."Значит, всё время нужно быть в маске клоуна? Я не вижу в этом естественности. Если я окончил курсы водителей, должен ли я быть как Роберт Лэнгдон?" - парировал я ей."Мы то, что из себя представляем. Нам даётся две жизни - жизнь на людях и жизнь наших грёз. Мы сами носим в себе собственный Голливуд. Если ты шофёр, почему ты не можешь мечтать стать звездой телеэкрана? Я пыла полы в нашей приходской церкви пятидесятников, я зарабатывала пропуск в лучшую жизнь, и в итоге - я слушала проповедь преподобного Алроя Джеймса с первых рядов. Мне с детства нравилось строить свою жизнь собственными руками, пытаться сломать лёд неуверенности и стеснительности. Жизнь одна. Пусть я не распознала присутствия Господа Бога, но я распознала саму себя в человечестве, своё место в нём", - голос Миланы был звонок и чист.Я проводил девушку до дома, а на утро стоял перед ней на одной колене и просил разделить её судьбу со своей. Она сказала, что ей семнадцать и она ещё не может быть моей женой. Я ждал, когда время придёт. Я верил в свою удачу.Однажды, я ехал с приятелем на скутере, когда увидел, как бежит Милана и плачет. Я сказал другу, чтобы он остановился, но он меня не расслышал. На Милане была разорвана одежда, туфли спадали с ног. Спустя мгновения я увидел, как она села в автобус и тот тронулся. Я был как чумной, работы валилась из рук.Вечером я пришёл к дому девушки, но мне никто не открыл. Белый пёс рвался с цепи, на лужайке лежали утренние газеты, облюбованные падшими листьями. Стоял красный октябрь, птицы уже затянули свои унылые песни об уходящем тепле. Я ушёл восвояси, с каменным сердцем.Потом от радио я узнал, что в городке Литл-Кёртч совершенно изнасилование. Вроде бы поймали двоих стариков, но были некоторые сомнения: оба - весьма удачливы в жизни, имели жён и детей, занимались бизнесом. Я матерился и клял судейских и прокурорских, обвиняя их в халатности и службе спустя рукава.Милану я встретил, когда шёл из парикмахерской. Она несла стопку книг и смотрела под ноги."Как дела, милая?" - я старался говорить как можно спокойнее."Всё хорошо. Я рада тебя видеть", - с ледяным равнодушием ответила мне девушка и убрала светлую прядь от глаз."Мне нужно с тобой поговорить. Ты мне очень дорога".Девушка оторвала взгляд от асфальта и посмотрела в мои серые глаза. Я думал, она сейчас разревётся у меня на груди. Я сам едва не плакал.Я проводил её до дому. Отец обозвал меня почём зря, я не стал связываться с этим старым дураком.А через три дня у нас с ней случилась близость. Мы оказались на вечеринке, когда музыка стала ещё громче и в стены застучали разгневанные соседи, мы уединились в маленькой комнате. Милана подстриглась под каре, и это ей очень шло. На ней было сиреневое платье, которое великолепно сочеталось с её голубыми глазами. Я был как пьяный, хотя перед этим пропустил пару глотков пива."Я без ума от тебя, моя девочка", - прошептал я ей на ушко. Она мило улыбнулась.Я раздел её и наслаждался её наготой. Её прекрасные груди третьего размера сводили меня с ума. Я целовал их с бешеным напором, поигрывая языком с их кончиками. Мир кружился надо мной. Умопомрачительное кружение вселенной, которая начала вбирать тебя в своё чрево, чтобы дать тебе свободу.Милана легла на кровать, застеленную пледом в цвета американского флага. Я раздвинул её ноги, встал на колени и углубился к её лону. О, оно было так влекущее, что я окончательно свихнулся. Бог мой, как я благодарил небеса за эти счастливые мгновения.Язык мой ласкал и ласкал её лоно, девушка постанывала. Пальцем я пробовал её глубину и отзывчивость на мои ласки. Небо рухнуло мне на голову, я улыбался как сошедший с катушек.Войдя в неё, я ощутил, как она вздрогнула. Меня удивил её цвет лица: оно было мертвецки бледно."Тебе плохо?" - со всей серьёзностью и заботой спросил я."Чуть-чуть. Но ты продолжай, прошу тебя", - она слабо улыбнулась.Как прекрасны бывают эти женщины! Наши подруги, наши идолы, наши бесподобные кумиры.Я любил её так, словно сдавал экзамен. Движения были столь чувствительны для неё, что она трепыхалась подо мной. Её влагалище было немножко увлажнёно, и трение моего члена возбуждало девушку до безумия. И тут в дверь постучали. Мы замерли. Постучали ещё и ещё. Мы молчали, задыхаясь от страсти.Потом всё продолжилось с ещё большим усердием с моей стороны. Я перевернул Милану на живот и стал входить в неё сзади. Меня пронзало словно током. Уже две вселенные рухнули на меня. Милая, нежная возлюбленная, как же очаровательна! Я плакал от счастья.Две или три встречи подарил мне Бог. И все они доводили мои чувства до ощущения всеблаженства. Часы безумия и красивой сказки.Вы ещё не устали, дорогие мои заседатели? Вам моя исповедь пьяницы и прелюбодея не подточила нервы? Я закругляюсь, мне надо мыть машину и чистить двигатель. В отличие от вас я выполняю общественно-полезное дело. Храни Бог Америку!