– Это, наверное, мамочка, – говорит Лу. – Хочешь впустить ее?
Она вместе с Молли идет к домофону. Маленькие пальчики тянутся к кнопке.
– Давай посмотрим, как она идет, – предлагает Лу. Они вместе выходят на площадку. Она поднимает Молли, чтобы та выглянула поверх перил.
Они с Софией живут в квартирке-студии на верхнем этаже трехэтажного здания, и они с Молли слышат шаги Карен еще до того, как ее увидят. Наконец она появляется: каштановые волосы и мокрая от дождя куртка.
– Мамочка!
Карен поднимает голову на лестнице, ее щеки раскраснелись после улицы.
– Привет, Молстер! – улыбается она, когда поднимается к ним, и наклоняется, чтобы поцеловать дочку.
– Ой, ты мокрая, – говорит Молли. – И не называй меня так!
– Прости! – Карен бросает взгляд на Лу. – Все в порядке?
Лу кивает.
– Мы отлично провели время, да?
– А еще нарисовали забавную картинку! – говорит Молли.
– Понятно. А что в ней забавного? – интересуется Карен.
– Это план огорода, – объясняет Лу. – Молли хотела посадить семена, увидела те, что я заказала по каталогу, но я сказала, что время не подходящее, и вместо этого мы разработали план.
– Пойдем посмотришь! – говорит Молли.
Они втроем направляются на кухню.
– Очень здорово, что ты смогла с ней посидеть, – произносит Карен, разглядывая рисунок.
– Без проблем, – отмахивается Лу. Она смотрит на сочетание ее взрослого почерка рядом с восторженными каракулями Молли и улыбается. – Мне понравилось.
– Ну ты знаешь, что Молли твой главный фанат.
Лу приятно это слышать. Чувство взаимно.
– Есть время на чашку чая?
Карен откидывает мокрые завитки волос с лица.
– Думаю, да, но только быстро.
– Давай я помогу. – Лу забирает куртку Карен и вешает на батарею, чтобы просушить.
Карен стоит и смотрит в окно. Улица, состоящая из домов в викторианском стиле, жмущихся стенка к стенке, кажется уставшей и обшарпанной, окрестности напоминают сборную солянку из грязных пастельных фасадов, плохо сочетающихся друг с другом. А дальше темнеет тоскливое море. Даже пирсу, кажется, с трудом удается остаться ярким и веселым пятном с лампочками, горящими в пелене измороси рядом с пустой ярмарочной площадью.
– Как ты? – спрашивает Лу, обратив внимание на задумчивое выражение лица Карен.
Та вздыхает:
– Наверное, нормально.
Молли вьется вокруг ног матери, словно котенок. Карен смотрит на дочку и треплет ее по волосам, а потом поднимает взгляд и слабо улыбается Лу.
– Бывало и похуже.
Лу кивает, понимая печали Карен. Она колеблется, не зная, стоит ли озвучивать свои соображения, но потом решает, что лучше все-таки сделать это:
– Наверное, это тяжело, накануне… ну ты знаешь сама.
Карен сглатывает комок в горле. Лу видит, что она пытается сдержать слезы, которые наверняка уже готовы пролиться. О господи, думает Лу, наверное, не стоило заводить этот разговор в присутствии Молли. Но большинство людей и так избегают упоминать о том, через что пришлось пройти Карен, и Лу не хочет оказаться в их числе.
Карен старается изо всех сил, чтобы голос не дрогнул.
– Это наше первое Рождество без него.
– Прости, – говорит Лу. – Мне стоило подумать, прежде чем говорить.
– Ничего.
Но Лу чувствует себя ужасно. Она слишком зациклилась на себе. Сначала наслаждалась Озерами вместе с Софией, потом озаботилась этой жалкой опухолью. А ведь она как никто другой должна бы помнить, что чувствовала подруга. Лу была рядом с Карен, когда в прошлом феврале внезапно умер ее муж.
Чайник закипел. Через пару секунд Лу уже протягивала Карен дымящуюся чашку. Как ни странно, Карен принимает ее с благодарностью.
– Молли, милая, – мягко говорит Лу. Молли перестала крутиться у ног Карен и теперь смотрит на мать. – Хочешь немножко посмотреть «Принцессу Аврору», пока мы с мамой поболтаем?
Карен принесла диск, когда попросила посидеть с девочкой. Это любимый мультик Молли.
– Я уже смотрела, – возражает Молли.
– Все нормально, – произносит Карен. – Не волнуйся. Я справлюсь.
Она подходит к дивану и поправляет подушки так, чтобы можно было сесть. Молли забирается матери на колени, эдакий розово-пастельный комочек на фоне оливково-коричневых тонов матери.
Карен продолжает гладить волосы дочери, причесывая их пальцами в направлении от лба. Молли морщит носик и надувает губы. Карен, погрузившаяся в свои мысли, не замечает этого. Такое чувство, что движение успокаивает скорее ее саму, чем Молли. Лу все равно включает телевизор и находит детскую передачу. Вскоре Молли начинает увлеченно наблюдать за проделками пучеглазого анимированного кролика, поэтому, когда Карен прижимает девочку к себе и целует несколько раз подряд в затылок, та даже не обращает внимания.
– Печенье? – Лу тянется к жестяной коробке.
– Почему бы и нет. – Карен берет диетическое печенье и отламывает кусочек Молли. – На самом деле мы хотим собраться семьей в канун Рождества, вспомнить Саймона, ну ты понимаешь. Мне кажется, это пойдет на пользу детям. Да и мне, и взрослым. – К ней снова вернулось самообладание, и Лу становится легче. – Я бы хотела, чтобы ты тоже пришла, если ты хочешь.
Хотя за последние десять месяцев они с Карен и подружились, Лу колеблется.
– Если будет только семья, я не уверена… не хочется вторгаться.
– Нет, будут не только родственники. Можешь взять с собой Софию. Анна тоже придет. Никаких церемоний и формальностей. Просто вечеринка. Предполагается шампанское и торт…
– Хорошо, – широко улыбается Лу. – Спасибо. Было бы здорово.
После ухода Карен Лу смотрит на часы. Скоро уже пора будет идти к врачу, к которому ее наконец обещали записать на прием.
Лу надеялась поделиться с Карен и рассказать об опухоли, но в сложившихся обстоятельствах это было неуместно. Приятно было возиться с Молли, отложив заботы на потом. Лу наклоняется, чтобы поднять подушки, из которых они с Молли строили поезд на полу.
Бедная Карен, неудивительно, что она постоянно готова расплакаться, думает Лу, поправляя диванные подушки. Могу себе только представить, каково это – внезапно потерять любимого человека. Саймон однажды утром умер от сердечного приступа в поезде. Карен была рядом, а Лу оказалась свидетелем произошедшего. Ее преследовали воспоминания о случившемся в том поезде на семь сорок четыре, следовавшем до Виктории[4]. Лу в полудреме краем глаза наблюдает за соседями. Вот через проход Саймон гладит Карен по руке, а потом – бац! – его уже нет, и никто не может вернуть его в жизни. Если чему-то Лу и научилась, так тому, что никогда не знаешь, что случится в следующий момент…
Толчок, размах, толчок, размах, толчок, размах. Кэт все увереннее стоит на лыжах и катится быстрее. Впереди инструктор, Кэт едет по его лыжне, первый раз по «синей»[5] трассе. Ей немного страшно, ее пугает крутой уклон. С канатной дороги Кэт видела, как профессиональные лыжники сталкивались на этой трассе друг с другом. Они приехали в самом начале сезона и, хотя выбрали высокогорный курорт, снега было мало, и местами вместо снега лежал лед. Но у Кэт не было времени нервничать, поскольку она сосредоточена и ее взгляд прикован к Клоду, за которым она повторяет по мере сил те же витиеватые изгибы.
Вперед, повернуться, согнуть колени, размах… вперед… Кэт с видом победительницы останавливается рядом с инструктором, подняв фонтан снежной крупы.
Он поднимает горнолыжные очки и широко улыбается.
– Молодец, Кэйти!
Ее зовут не Кэйти, а Кэт, но она пропускает это мимо ушей, поскольку инструктор молод и хорош собой, а с французским акцентом такой вариант звучит очаровательно. Она улыбается в ответ.
– Меньше тормозить плугом и стараться держать лыжи параллельно! У вас получаться все лучше!
Ее улыбка становится шире.
– А теперь поднимаемся и будем все повторять!
Черт. Она думает, что ей уже на сегодня достаточно, и хочет закончить на личном рекорде. В следующий раз она обязательно свалится. Но все же Кэт покорно тащится за ним, лыжи скользят по диагонали, делая ее похожей на неуклюжую утку, и Кэт оказывается в конце очереди желающих вернуться на гору. Продвигаясь вперед, Кэт понимает, что Рич был прав, когда говорил, что она отвлечется. Пока она училась кататься на лыжах, то была так сосредоточена, настолько полна решимости освоить хотя бы азы, что не было времени беспокоиться или анализировать что бы то ни было еще, и это стало такой замечательной сменой деятельности, принесло столько радости. Впервые за долгое время нервозность была восторгом, а не страхом, мускулы болели в результате физических нагрузок, а не после химии. До поездки она не была уверена в этой затее, порой ей казалось, что это лишь уловка Рича, который с детства катался, чтобы предаться собственной страсти. Но ее муж не был настолько эгоистичен, кроме того, он знает, как сейчас она слаба. Позже, когда они с Ричем сидят на деревянной скамье и с трудом стаскивают горнолыжные ботинки, Кэт поддается порыву и произносит:
– Спасибо, что уговорил меня приехать!
– Да не за что! – говорит Рич, продолжая сосредоточенно возиться с застежками и липучками, и Кэт кажется, что он слушает вполуха, а ей хочется, чтобы муж знал: он понимает, что для нее хорошо, даже лучше, чем она сама.
Она накрывает рукой во влажной перчатке его руку.
– Нет, я серьезно. Я благодарна, что ты меня уговорил. Я прекрасно провожу время и чувствую себя намного лучше, правда.
– Замечательно! – восклицает Рич, накрыв своей ладонью ее ладонь и слегка сжав ее руку.