Две половинки райского яблока

Глава 7 Дела давно минувших дней

– Батюшка Лев Иваныч, беда! Бежите скорей, Марина Эрастовна снова побегли на пруд топиться!

Здоровенная дворовая девка Степка, шлепая босыми ногами, растрепанная и расхристанная, не постучавшись, распахнула двери барского кабинета, влетела внутрь и встала как вкопанная посередине, хватаясь рукой за сердце. Лицо ее горело восторгом и ужасом, мощная грудь ходила ходуном.

– Ох ты, господи, беда-то какая! На пруд!

– Выдь из кабинета! – недовольно приказал барин Лев Иванович, отрываясь от книги в кожаном переплете, которую читал при свече, так как ставни на окнах были закрыты. Через щели косо пробивался яркий дневной свет, пронизывая полумрак кабинета, и видно было, как в комнате столбами ходит пыль.

– Дак потонет же, не приведи Господь! – возопила Степка. – Надо бечь! Счас!

– Пошли Митяя и конюха, – распорядился Лев Иванович.

– Ужо поехали! Вся дворня, почитай, уже там. Марина Эрастовна приказали, чтоб все! И вас чтоб тоже! Без вас, сказала, не выйдет из воды!

– Ладно, ступай, – недовольно произнес Лев Иванович. – Не жизнь, а театр. Что ни день, то новая пьеса. О, женщины! – Видя, что Степка и не думает трогаться с места, стоит, разинув рот, уставившись на него, ожидая действий, шумнул: – Пошла! Беги на пруд, скажи, сейчас буду!

– Спасибо, батюшка! – обрадовалась девка. Развернулась, сметая подолом зеленую вазу с букетом темно-красных, с черной сердцевиной, маков с круглого низкого столика. Ваза грохнулась на пол и разлетелась вдребезги, на полу растеклась лужа. Маки печально лежали в ней.

– Ох! – Степка в ужасе закрыла рот рукой.

– Ну, корова! – в сердцах произнес Лев Иванович. – Фамильная ваза, венецианского стекла, бесценная… Пороть вас некому! Распустились! Пошла отсюда. И пришли Варвару, пусть приберет! Сама не лезь, а то все тут разнесешь.

Деваху как ветром сдуло.

– Ну, что? – спросила спешащая навстречу ключница Авдотья, задыхаясь от быстрой ходьбы. Она выслала Степку вперед, а сама, как могла, поковыляла следом. Крики в кабинете были слышны даже во дворе, но Авдотья была глуховата и не все разобрала.

– Сказал, будет! – прошипела в ужасе Степка, сияя глазами. – Счас будет!

– То-то, – с облегчением вздохнула Авдотья. – Страсти какие, не приведи Господь! Опять, поди, читал?

– Опять! Опять ее, проклятущую!

Степка нетерпеливо помела подолом и испарилась – помчалась на пруд смотреть, как будет топиться молодая барыня.

– Ох ты, горе-то какое, – плакалась старая Авдотья, переваливаясь на старых больных ногах. – Был бы батюшка жив – мигом бы выбил дурь из головы! И детишек нарожал бы за милую душу, а то где ж это видано, два года, как женился, а детишек нету. А все книжка проклятая, прости господи, от лукавого. Все хоронится да при свечах читает. Где это видано, чтоб при свечах? Вон, день-деньской на дворе, солнышко, ведро. Свечей не напасешься. Я уж предлагала под яблоней перину постлать, уж такая благодать, пчелки гудут, кажен листик радуется… Нет, отстань, говорит, не мешай! И нос в книжку. И курган за садом раскапывает, прости, Господи! Черепков натаскал, костей, всякой нечисти… видимо-невидимо. А Марина Эрастовна, бедняжка, только с мамзелью компанию водит. И спит в кабинете с книжкой, и куска без книжки не проглотит… И с лица спал, и умом тронулся… не иначе. Рано Господь прибрал старого барина, ох, рано, уж он-то мозги бы вправил… ниверситеты, столицы, вот и набрался вольнодумства, прости, Господи! Одна морока от грамоты… В старину жили – грамоте не знали, зато детей рожали по пятнадцати душ, да гости не переводились, да урожаи… – Авдотья остановилась передохнуть, поправила платок на голове. – А зимы-то каки были! До крыши снегом занесет, бывало, мороз трещит, дым по земле стелется, метель свищет! А теперь… и пруд усох, и лета дождливые стали, и зимы никудышния. Как жить, ума не приложу. Разве там можно утопиться? Курице по колено, а все от скуки мается бедная Марина Эрастовна, оно и понятно, ей бы дитенка, а то чисто пустоцвет, прости, Господи. Старый барин, бывало, и жену любил, и девок не пропускал, всех голубил, и щедрый был, охоту уважал да рыбалку, да ушицу под водочку! А какие налимы были в речке, а караси в пруду… Э-эх! А молодой-то… не в батюшку, нет!

Авдотья, которой на Пасху стукнуло семьдесят, заправляла домом и, на правах доверенного лица покойного барина, наставляла молодого и берегла, как могла, дом и уклад. А только что ж тут поделаешь? Молодой барин – порченый, набрался по заграницам грамоты, а зачем нашему человеку заграница и грамота? Баловство одно. Если ты есть барин, то и сиди дома, обустраивайся, детей рожай, крепостными руководи. И не суйся за границу, заграница до добра не доводит!

Охая и ахая, держась за бока, бормоча себе под нос и жалуясь, вспоминая старые добрые времена и ругая новые, а пуще всего – молодого барина, Авдотья ковыляла по дому. Заметила пыль на буфете, кликнула было Варвару, да никто не отозвался. Все повалили на пруд смотреть, как будет топиться молодая барыня Марина Эрастовна…

Мы с Анчуткой смотрели на белый листок в руке Володи, и выражение лиц у нас было одинаковым.

– Кто? – спросила я, наконец.

– Похоже, иностранец. Сейчас, – он поднес к глазам листок. – Какой-то Грэдди Флеминг! Читайте! Но танцы за вами, имейте в виду.

Я нарочито медленно взяла у него листок. Кажется, у меня дрожали руки. К Танечкиному перечню необычных событий, приключившихся со мной, добавлялось еще одно. Я не ожидала, что мне ответят так быстро. Вернее, я вообще не ожидала, что ответят.

Письмо было на английском. «Дорогая мадам Наталья Устинова, – начиналось письмо. Я невольно расправила плечи и выпрямилась. Обращение «мадам» удивительно поднимает самооценку. – Я прочитал ваше объявление в Интернете и думаю, что нам необходимо встретиться. Мне кажется, вы обладаете образованием, достаточным для выполнения работы, которую мы собираемся вам предложить. Если ваше объявление еще актуально, чему я лично был бы очень рад, то завтра, 17 октября, в четырнадцать ровно вы приглашаетесь на интервью, которое будет иметь место в комнате 416 отеля «Хилтон-Ист». Адрес отеля прилагается ниже.

До скорого свидания, Наталья Устинова.

Искренне Ваш, Грэдди Флеминг,

адвокат и офис-секретарь,

от имени и по поручению Его Превосходительства господина Джузеппе Романо».

Офис-секретарь Грэдди Флеминг, Его Превосходительство господин Джузеппе Романо, «Хилтон»! У меня даже голова закружилась от подобной красоты. Что значит «Его Превосходительство»? Принц? Князь? Откуда в нашем городе такие люди? А вдруг это… розыгрыш? Или похуже? Приду в комнату четыреста шестнадцать, а там меня ждут не дождутся какие-нибудь… ловцы душ и тел!

Сомнения, видимо, так явно отразились на моем лице, что Володя поспешил меня успокоить.

– Наташа, по-моему, все нормально, – сказал он. – В «Хилтоне» такие цены, что только держись, кого попало не впустят. Хотите, я пойду с вами? Вы когда-нибудь проходили интервью?

– Проходила. В Банковском союзе. Они спросили, где я работала раньше.

– И все?

– И все. У меня был диплом экономиста. На ту зарплату, которую они мне предложили, мог польститься только такой экономист, как я. Так что особенно не придирались.

– У меня тоже было интервью в одной английской фирме, – сказал Володя. – Знаете, Наташа, их интересовало не только то, что я знаю, дипломы, опыт работы. Они спрашивали, например, как я мог бы улучшить их сервис, какие мог бы сделать дельные предложения прямо сейчас, с лету, работал ли когда-нибудь в стрессовой ситуации, и просили привести пример. Их интересовало все, даже чувство юмора. Один из них – их было трое – спросил уже в самом конце: почему, пытаясь включить телевизор, мы давим на пульт сильнее и сильнее, прекрасно зная, что батарейки сели?

– Странный вопрос! – удивилась я. – И что же вы ответили?

– Что надежда всегда побеждает опыт.

Я засмеялась:

– Ни за что не сообразила бы!

– Как-то так само получилось. Они меня уже так достали своими вопросами… Причем подготовиться практически невозможно, вопросы нестандартные. Главное знаете что?

– Что?

– Не выглядеть просителем. Главное, помнить – вы не просите, вы спрашиваете. Мой коллега Джон называет это умением себя продать. Не все могут, у нас в школе этому, к сожалению, не учат. Мой друг Саша Степанов скорее скажет «не знаю», чем «знаю», и стесняется высказать свою точку зрения, так как она может не понравиться. Главное, не бойтесь. Меня вы не боитесь?

Я взглянула на него и ответила:

– Нет! Вас – нет! Но этого Грэдди Флеминга… я уже боюсь! Интересно, Его Превосходительство тоже будет присутствовать?

– Вряд ли, – с сомнением сказал Володя. – Типа не по рангу, достаточно секретаря. Грэдди можно не бояться… – он бегло взглянул на меня, – поверьте мне! Пойти с вами? – спросил снова.

– Нет, – ответила я. – Я не уверена, что вообще пойду.

– Почему? – удивился Володя. – Вы что, боитесь?

– Не знаю… Как-то все сразу…

– Пошла карта! Что у вас в гороскопе на сегодня? Вы кто?

– Водолей.

– Я так и знал. Удача идет к вам в руки. Не упустите!

– Надо подумать. Откуда вы знали, что я Водолей?

– В вас чувствуется авантюристическая жилка. Вы – порывисты, переменчивы, обидчивы и предприимчивы.

– Вы уверены, что это про меня?

– Уверен. И вам противопоказана работа в Банковском союзе. Вы можете представить себе хоть на минуту, что вам придется до конца жизни работать старшим экономистом?

Я содрогнулась.

– Вот видите, – сказал он. – Кстати, у Водолеев очень выразительная мимика.

– Еще кофе? – спросила я.

– Кофе? – переспросил он задумчиво. – А можно чай?

– Можно. Ромашковый. Хотите?

– Тогда лучше кофе. И, если можно, еще печенья. Я не ужинал.

– Хотите яичницу?

– Хочу. А вы умеете?

– Не умею. А вы?

– Я даже борщ умею, – похвастался он. – Бабушка научила.

В итоге Володя съел яичницу из четырех яиц и выпил две чашки кофе. Последнее исключительно, чтобы сделать мне приятное – мой кофе ему не нравился. Он привык к лучшему. Я пришла в себя после письма Грэдди… что за имя, Флеминга настолько, что даже стала прикидывать, что надеть на интервью. Черный брючный костюм? И белую шелковую блузку? И мои новые замшевые туфли? И каракулевую шубку, присланную мамой? Еще тепло, правда. И вообще, скромнее надо быть. Сиреневый шарф… можно набросить… небрежно так. Нет, одернула я себя, нужно быть строгой и официальной, господин… как его… Романо – это вам не кафешантан.

Володя, кажется, не собирался уходить – расположился надолго гонять кофеи и общаться. В конце концов я спросила, когда ему завтра на работу. Он понял, порозовел и стал прощаться. Анчутка побежал за нами в прихожую. Тут зазвонил телефон. Володя вопросительно посмотрел на меня. Я помотала головой – никого нет дома. Я знала, что звонит Татьяна, больше некому, и не собиралась бросаться к телефону, пока не уйдет мой гость. Володе явно не хотелось уходить. Он все топтался в прихожей, пока я не зевнула, пробормотав, что страшно устала на работе. После этого он наконец ушел, пообещав забежать завтра вечером, узнать, как прошло интервью.

Телефон трезвонил не переставая.

– Рассказывай! – закричала Танечка, услышав в трубке мое «але».

– Меня приглашают на интервью! – похвасталась я.

– Не может быть! – ахнула Танечка. – Куда?

– В «Хилтон», четыреста шестнадцатая комната.

– В «Хилтон»? – опешила Танечка. – Это же отель! Почему тебя приглашают в отель?

– Откуда я знаю?

– А что за организация?

– Не знаю. Меня пригласил секретарь… сейчас, подожди, возьму письмо… Вот! Его Превосходительства Джузеппе Романо… итальянец, наверное. Секретаря зовут Грэдди Флеминг.

– Ни фига себе, – пробормотала Танечка. – Но почему все-таки в «Хилтон»? А это… это… не…

– …подпольный бордель? – подхватила я. – Куда нужны барышни с тремя языками? В моем возрасте? А Его Превосходительство – сутенер? А офис-секретарь – поставщик живого товара? Татьяна, не лишай меня иллюзий!

– Да нет… – смутилась она. – Но все-таки, согласись, это довольно странно.

– Соглашаюсь, странно, – ответила я. – Но «Хилтон» – это тебе не занюханный мотель. Люди только приехали, не успели снять помещение. Хочешь, пошли вместе?

– А что нужно делать?

– Кому?

– Да тебе же! Какая работа?

– Он ничего не сказал про работу. Переводить, наверное. Я больше ничего не умею.

– А что ты наденешь?

– Черный брючный костюм и белую шелковую блузку.

– Ни за что! – воскликнула она. – Какой ужас!

– Почему это ужас? – обиделась я. – Самый приличный мой костюм!

– Как по-твоему, почему они нанимают женщину? – спросила Танечка.

– Что значит – почему? Какая разница?

– Они нанимают женщину, потому что им нужна женщина! – торжественно заявила Танечка.

Более дурацкое замечание трудно себе вообразить, Татьяна превзошла самое себя.

– Ну и…? – спросила я сдержанно.

– Им нужна женщина, – повторила Танечка значительно, – а не мужик в черном брючном костюме. Женщина, понимаешь? С коленками, грудью и шеей. В короткой юбке и черных прозрачных чулках! Иначе они наняли бы мужика. Неужели непонятно?

Резонно, ничего не скажешь. Хотя в черном брючном костюме я чувствовала бы себя увереннее – как в броне.

– Даже не знаю… – Я мысленно перебирала свой гардероб. Что касается тряпок – Татьяна непревзойденный спец.

– Сейчас приеду, – решила Танечка. – Только смою авокадо!