К. Маркс, Ф. Энгельс, Избранные произведения в двух томах, М. 1952, т. II, стр. 216.
В комментариях мы лишь в особо важных случаях отмечаем эти заимствования. Регистрировать их все было бы бесцельно.
Подобными назидательными рассуждениями начинаются многие романы эпохи. В данном случае мы имеем, шуточное подражание Кретьену де Труа, роман которого «Эрек и Энида» начинается так: «Крестьянская пословица гласит, что иной раз люди пренебрегают вещью, стоящей больше, чем это думают Поэтому надо чтобы каждый направлял свои усилия на вещи разумные, каков бы ни был его разум; ибо тот, кто пренебрегает этим, порой может умолчать о такой вещи, которая могла бы потом доставить немалое удовольствие».
Приезд ко двору неизвестной «девушки на муле» — обычный мотив артуровских романов. Вообще же говоря, это черта бытовая: в средние века мул, вследствие его мягкой поступи и спокойного нрава, часто заменял знатным дамам коня. Но данный мул, как мы увидим, обладает чудесными свойствами.,
Кардойль, ныне Карлайл, главный город графства Камберленд на. севере Англии, — резиденция короля Артура во многих романах. Сбор вассалов при его дворе в троицын день — черта традиционная в романах, перенесенная из бытовой действительности эпохи: в троицын день (так же, как на рождество и на пасху) происходил сбор всех вассалов у французского короля.
Снова бытовая черта:, после обеда в феодальном обществе мужчины на время удалялись, оставляя дам одних.
Обычно в артуровских романах приключения совершаются в троицын день до обеда. Кретьен уверяет даже, что Артур не соглашался сесть за стол, не испытав какой-нибудь авантюры. Здесь приключение происходит после обеда.
В средние века всякая женщина, знатного происхождения, замужняя или незамужняя, называлась дамой.
В чем заключается таинственная сила этой узды, утрата которой вызывает такое горе, так и остается в повести до самого конца необъясненным.
Хвастливая самонадеянность Кея — традиционная черта в артуровских романах. В романе Кретьена «Ивен, или Рыцарь Льва» Кей сходным образом вызывается раньше главного героя совершить опасный подвиг и точно так же терпит позорную неудачу, после чего Ивен доводит приключение до благополучного конца.
Опасная переправа через реку — Обязательная черта в сказаниях о странствии героя на «тот свет» или в какую- нибудь чудесную страну; она встречается в сказках всех народов. Обычен также мотив «страшного моста», перекинутого через реку. Такой мост либо находится целиком или частью под водой, либо он выгнут так, что на него невозможно взобраться, либо он все время трясется, либо, наконец, он узок и остер, как меч. Подобные мосты мы тоже встречаем не раз в романах Кретьена.
Павия — город в северной Италии, славившийся в средние века своим богатством.
Пайен не выдумывает ни одного имени и называет исключительно лишь персонажи, известные из артуровских романов Кретьена или других авторов.
Частокол вокруг замка, украшенный головами рыцарей, потерпевших неудачу в опасной авантюре, встречается в «Эреке и Эниде» Кретьена и еще в некоторых артуровских романах.
Мул не успел проскочить достаточно быстро, и стена срезала половину его хвоста.
Чем объяснить кажущуюся пустынность замка и всего поселка? Объяснение этому будет дано в примечании к ст. 1004—1011.
Слово виллан в старофранцузском языке означало «крестьянин» или вообще «простолюдин», «человек низшего сословия». Фигура виллана нередко встречается в придворно-рыцарских романах, но там это почти всегда существо грубое, уродливое и злое, враждебное герою романа. Здесь, в связи с иной классовой ориентацией автора, виллан, несмотря на его диковатый вид, изображен как существо смелое и благородное, желающее помочь Говену. В сравнении его, с сожженными солнцем крестьянами Шампани звучит сочувствие этим последним. С глубокой симпатией обрисован пастух-виллан и в следующей повести (гл. 24). Сравнение виллана со святым Марселем (ст. 510), о высоте которого в легендах о нем ничего не говорится, по-видимому имеет шуточный характер.
В средние века, когда люди мылись редко, умыванье рук перед едою и после нее в хороших домах считалось важной церемонией, и без упоминания о ней не обходилось ни одно описание парадного обеда.
В подлиннике употреблено выражение, не поддающееся точному переводу и означающее собственно следующее! «Я тебе предлагаю сейчас игру, причем ты можешь выбрать одну из, двух возможностей». Как показывает сличение с некоторыми артуровскими романами, где встречается подобная же ситуация, предлагаемая Говену альтернатива заключается в следующем: либо сначала он отрубит виллану голову, а тот. уже потом сделает с ним то же, либо сначала виллан отрубит голову Говену, который впоследствии сможет реваншироваться. Говен, конечно, выбирает первое. Оказывается, что виллан — волшебник, которому снятие с плеч головы не опасно. Как видно, он хотел только «попугать» Говена (см, ниже ст. 629—633) и до начала подлинных испытаний убедиться в его смелости.
Бой рыцаря со львом (или львами) — общее место в романах того времени. В «Ланселоте» Кретьена герой романа бьется одновременно с двумя львами, очевидно заколдованными, потому что меч не берет их; тогда Ланселот показывает им талисман, подаренный ему «дамой Озера», и львы исчезают.
Святого с таким именем ни в каких святцах не существует, и, повидимому, оно притянуто рифмой.
То есть римским, папой (обычная формула клятвы).
Что это за раненый рыцарь, почему приход Говена сразу исцеляет его и почему он после этого все же должен с ним биться нарочно оставлено автором без объяснения. В артуровских романах («Ивен», «Парсеваль»), где встречается подобный же эпизод, все это мотивировано.
Ссылки на «обычай» переполняют артуровские романы. Многие из таких «обычаев» никак не объясняются,. и несомненно, что они, нравились читателям именно своей непонятностью.
Одно из традиционных описаний рыцарских поединков, какие мы встречаем во многих произведениях эпохи. Все подробности боя соответствуют действительным обычаям того времени.
Вассал (то есть сам Говен) — в довольно обычном, значении «доблестный боец».
Огнедышащие змеи — «драконы», встречающиеся во многих сказках и фантастических романах.
Как показывают рифмы, в единственном списке, в котором до нас дошла эта поэма, выпал по меньшей мере один стих.
Ссылки на «книгу» нередко служили для средневековых поэтов средствам прикрыть собственную выдумку. В данном случае такая ссылка для подтверждения столь ничтожной детали носит юмористический характер.
Только Здесь мы узнаем, что обе дамы — сестры. От долгого умолчания об этом интерес слушателей, конечно, только возрастал. Мотив «обиженной сестры» часто встречается в романах той эпохи.
Был ли виллан, по мысли автора, волшебником или просто искусным «механиком» на службе владелицы замка, остаемся не выясненным.
О причине этой радости населения читателю предоставляется строить любые догадки. Объяснение виллана, приводимое ниже (ст. 1020—1035), явно неудовлетворительно: ведь раньше было определенно сказано, что виллан держал зверей на запоре и, очевидно, выпускал их только для борьбы с приезжими рыцарями, посягавшими на узду. От какой же напасти избавил Говен население, которое раньше не смело выходить наружу, а теперь ликует? Мотив народного ликования после победы героя мы встречаем в романах Кретьена «Эрек и Энида» и «Персеваль». Но там эта радость мотивирована тем, что триумф героя сулил населению какие-то блага.
Последний загадочный штрих: героиня должна выполнить какую-то неведомую нам миссию.
Обращает на себя внимание внешняя форма повести. Такое чередование стихов и прозы, при котором в стиховую форму облечены не только лирические места или речи действующих лиц, но отчасти (также и повествовательные отрывки, а в то же время часть речей передана не стихами, а прозой, — является единственным случаем во всей средневековой французской литературе. Для объяснения того, как могла возникнуть подобная форма, было предложено немало гипотез. Наиболее из них вероятной является та, которая исходит из некоторых особенностей исполнения певцами-сказителями у многих народов эпических произведений. А именно, нередко два исполнителя выступают совместно. Один из них начинает петь или декламировать произведение, в то время как второй молча слушает. Затем первый умолкает, и начинает петь или говорить второй, либо продолжая от того места, где остановился первый, либо «подхватывая» и повторяя кисочек уже исполненного первым, прежде чем перейти к дальнейшему. Затем таким же образом его сменяет первый, и так продолжается до самого конца. Еще недавно таким способом исполнялись финскими и карельскими певцами руны «Калевалы». Известно большое число примеров подобного рода и у других народов. Чередование при этом стихов и прозы — вещь нередкая, так же как и распределение их между двумя исполнителями. Мы знаем, что средневековые французские жонглеры нередко бродили парами или даже группами, исполняя иногда сценки в лицах. Таким «парным» было, видимо, и исполнение данной повести в той форме, в какой она первоначально сложилась. Весьма вероятно, что впоследствии, — как это часто бывало с произведениями средневековой поэзии, — она была переработана и приспособлена к исполнению одним жонглером, более обычному. Таков, надо думать, дошедший до нас текст. Но «швы» от первоначального парного исполнения в нем. сохранились (таковы переводы от глав 2 к 3 и 4, от 4 к 5, от 5 к 6, от 19 к 20 и так далее). И швы эти последний редактор сохранил тем охотнее, что в новом использовании эти небольшие повторы производили новое художественное впечатление, усиливая выразительность, повышая эмоциональность, создавая особенное «настроение». Такая «распевность» с повторами, свойственная крестьянской поэзии и чуждая изысканной придворно-рыцарской литературе, удовлетворяла требованиям и художественным запросам широкой аудитории.
Стихотворные части представляют собою в подлиннике сплошные отрывки из семисложных строк на один ассонанс. (неполная рифма, с совпадением только последних ударных гласных) за исключением коротких заключительных строк (кода) в пять слогов, которые в свою очередь связаны между собой одним сквозным ассонансом на протяжении всего произведения. В русском переводе допущены, в целях большей выразительности, некоторые отклонения от этой формы: ассонансы заменены точными рифмами, попарно связывающими строки, а заключительные строки, сокращенные до четырех слогов, ни с чем не связаны ни рифмами, ни ассонансами.
Стихи пелись на одинаковую мелодию, которая, приведена в рукописи. Она состояла, двух колен и охватывала каждую пару строк, повторяясь затем нужное количество раз до коды, имевшей свой особый напев. Приводим эту мелодию в транскрипции, предложенной английским музыковедом У. С. Рокстро.
Для нечетных стихов (первое колено):
Для четных стихов (второе колено):
Для коды:
во втором колене число нот соответствовало числу слогов. В первом триоль из малых (черных) нот покрывала, поводимому, шестой слог стиха, а на последний слог приходились две последние целые ноты (в переводе: «Кто у-слы-щать хо-че-е-ет сти-йх»), В коде на пять слогов приходится девять нот. Как они размещались, сказать с уверенностью трудно.
Бокер находится в Провайсе, почти рядом с Тарасконом, в 15 километрах к северу от Арля и на расстоянии 25 километров от моря. В XII веке граница моря проходила гораздо севернее, чем сейчас, и Бокер находился совсем недалеко от берега (см. главу 34, где жители Бокера идут на берег для сбора прибитой волнами «добычи»).. Никакого графства в Бокере в ту пору не было. Но местность эта славилась, своими ярмарками, и потому какой-нибудь бродячий жонглер мог занести название ее и на север Франции.
На юге Франции было несколько городов, называвшихся Валёнс (или Баланс). Какой из них здесь имеется в виду, установить невозможно.
Волосы у него были светлые... — Белокурые волосы в средние века считались обязательным атрибутом красоты.
Характеристика рая и ада, которую дает Окассен, обнаруживает у автора необычайно смелое для той эпохи свободомыслие. Такие иронические рассуждения мы встречаем лишь в более позднее время; например во французских новеллах XV века, в комической поэме итальянского поэта XVI века Фрленго «Бальдус»: там всюду рай изображается как обиталище всякой скуки и немощи.
Рыцарь, который так глубоко задумался о своей возлюбленной, что не замечает грозящей ему опасности, — мотив не редкий в придворно-рыцарских романах. Но здесь этот момент и последующая столь внезапная победа Окассена изображены в явно шуточных тонах. Такой же шуточный характер, но на этот раз уже связанный с дерзким протестом против феодальных понятий, имеет разговор Окассена с плененным им врагом.
В чаше спелых гроздий сок. — Имеется в виду вино, сваренное с пряностями, которое служило первым утренним напитком.
Блио — вид средневековой одежды, нечто вроде камзола, стянутого в поясе и доходившего до колен. Блио носили как мужчины, так и женщины, и надевался он обычно поверх рубашки, но под верхнее платье.
Весь этот эпизод с пастухами, завершающийся в главах 30—22, резко контрастирует с трактовкой подобных мотивов в придворно-рыцарской поэзии. Там вилланы (см. примечание к строкам 505—517 «Мула без узды») почти всегда изображаются в отрицательных тонах, как существа, одним своим видом вызывающие отвращение и страх. Здесь, напротив, пастухи обрисованы с большой симпатией и притом без всякой «стилизации», а вполне реалистически, со всеми особенностями их речи и образа мыслей. Они держат себя в присутствии знатного рыцаря Окассена свободно и независимо, и Окассен и Николет разговаривают с ними как равные с равными.
Здесь трактовка образа виллана еще углубляет то, что мы могли видеть в главе 18. Автор повести не только изображает с горячим сочувствием горе полураба-крестьянина, но и влагает в его уста суровое поучение барам, которые «с жиру бесятся».
В конце главы выражения подлинника неясны, и можно предположить порчу текста.
Торлор — шутливое (по характеру самого звукосочетания) название сказочной страны.
...что. король лежат в родах. — В основе этого мотива лежит воспоминание о древнем обрядовом обычае, называемом «кувадой» и состоящем в том, что муж роженицы ложится в постель и делает вид, что испытывает муки деторождения. Обычай этот, связанный с матриархатом, встречается у различных племен Южной Америки, на Тихоокеанских островах, на западе Африки, но в древности он существовал, по-видимому, и в Европе — в бассейне Средиземного моря и у кельтов. В настоящее время следы его сохранились в Европе лишь у басков, то есть в районе довольно близком к месту действия нашей повести.
Бой «печеными яблоками, яйцами и свежими сырами» имеет некоторую бытовую основу. Во Франции был старинный обычай, державшийся до XVII века, забрасывать плохих актеров не гнилыми (как это делалось позже), а печеными яблоками, которые продавались как лакомство у входа в театр. В Нормандии существовала поговорка: «Во времена короля Гильёмо люди сражались печеными яблоками». Пародирование автором феодальных войн очевидно.
Окассен жил в замке Торлор, полный веселья и радости... — Нужно предположить, что здесь текст испорчен или в нём что-то выпало, ибо непонятно как «веселье» Окассена, так и то, что в дальнейшем король Торлора больше не упоминается.,
Жители страны прибежали на берег за добычей.., — Право жителей морского побережья собирать прибитые к берегу предметы с кораблей, разбитых бурей, было подтверждено королевским декретом 1191 года.
...а он приходился ей родным отцом... — Здесь опять текст испорчен. В правильной редакции, несомненно, король и его сыновья не находились на корабле, и встреча их с Николет произошла лишь после прибытия ее в Карфаген.
Карфаген был хорошо известен в литературе того времени благодаря весьма популярному роману об Энее (около 1160 г., по «Энеиде» Вергилия), содержащему рассказ о любви Энея и карфагенской царицы Дидоны. Здесь, однако, или по крайней мере в источнике нашей повести, как доказывает одно место из главы 40 (Николет хотят выдать замуж за одного из королей Испании), имеется в виду не древний Карфаген а город Картахена в южной части восточного побережья Испании, принадлежавший в ту эпоху маврам {язычникам).
Чистотел употребляется в народной медицине для залечивания ран, порезов я удаления бородавок.