Красавчик. Две столицы

Событие четырнадцатое

– Вашество! – В дверь тарабанили.

Брехт только заснул. Сначала супружеский долг исполнял. Потом воды попил, потом супружеский долг исполнял. Потом пятка зачесалась. Потом супружеский долг исполнял. Потом…

Потом заснул, и вот только сон приснился, как он не супружеский долг выполняет с…

– Вашество!

– Что там? – толкнула его локтем Антуанетта.

Пришлось вставать. Неугомонный Кирилл заговорщицки поманил его за собой, свечкой толстой-претолстой лестницу освещая. Так-то положено ноне в спальных рубашках и мужчинам и женщинам спать, но Брехт эту моду отринул, спал в пижаме, что специально себе заказал у швей, еще в Студенцах, в ссылке прозябая. Пижама была из материала, на фланель похожего, а может, ею и являлась. Купил в Москве в магазине красного цвета, красно-коричневого. Теперь чуть полиняла от стирок и просто коричневой была. Считай – форма ахтырских гусар.

– Вашество, там опять басурмане.

– Что значит опять? – Петр Христианович отобрал у ветерана свечу.

– Едрить. Точно ведь.

Брехт спустился с крыльца. Ветрено на улице, свечу сразу задуло. Н-да, пора керосиновую лампу изобрести.

– Кто там?

За воротами было полно всадников. Ржали кони, стучали копытами, звенели уздечки.

– Говорю же – басурмане. Горцы, я их язык слышал, – подсказал сзади сторож кутузовообразный.

– Открывай граф. Это Марат Карамурзин. – Ну, точно, его голос. Блин, а ведь он пригласил, по существу, правителя Кабарды на коронацию. Не совсем правителя, скорее, военного вождя – высший совет князей и дворян выбирает верховного князя Кабарды – пщышхуэ.

Брехт кивнул Кириллу, и тот, гремя засовами, распахнул ворота, и на просторном дворе бывшего немецкого магазина сразу стало тесно. Целый полуэскадрон верхами вломился, оттеснив Петра Христиановича на крыльцо. С одного из коней спрыгнул горец, в черкеске и папахе с серебряными газырями, и легко взбежал по ступеням.

– Здравствуй, аскерчи, еле нашел тебя! – обниматься полез.

– И тебе, Марат, ас-саляму алейкум. – А чего, Брехт, что есть силы, сжал князя в объятиях своих медвежьих.

– Эй, да ты ослаб, граф. Хотя ты же хан сейчас… Ты совсем ослаб, хан. Когда боролись, был сильнее. – Но кости-то трещали.

– Слушай, Марат, а как ты меня нашел? В Москве ни одна собака не знает, где меня найти. – Правда, интересно. Никому же адреса не называл. Император спросил, есть ли где ему остановиться, граф кивнул, но ведь адреса не называл.

– Чего проще… Велел полицейскому вести нас к главному полицейскому, тот дал провожатого. Принимай гостей. Аскерчи нужно коней обиходить, напоить, накормить. Самим поесть. Принимай гостей, хан.

Твою же налево. Как он такую банду разместит в своем маленьком домишке? Их человек тридцать, да лошадей шестьдесят. Он жену-то еле накормил вечером, а сейчас, среди ночи, чем кормить тридцать человек? Ну, хорошо хоть на заднем дворе колодец есть.

– Кирилл, где можно купить сейчас куриц или баранов? – Подумал о колбасе, но отбросил сразу эту мысль. Там, сто процентов, свинина.

– Нигде. И завтра нигде.

Точно и завтра нигде, все ломанутся через пару часов на коронацию. Весь город.

Стоять, бояться! А еще ведь где-то сегодня-завтра грузинская делегация пожалует. Чего доброго еще и с царицей Мариам. Стоп.

– И что обер-полицмейстер Каверин вас сюда направил?

– Кавери не кавери, дал солдата в синей форме, тот довел, – Марат погладил по шее жеребца. – Воды надо.

Брехт проводил несколько черкесов на задний двор, показал, как пользоваться колодцем с журавлем. А сам соображал сначала, откуда Каверин знает, где он живет. Однозначно послал кого из полицейских, проследить за князем Дербентским. Плохо. Ну, хотя вот пригодилось. Но тайной квартиры теперь нет. Потом бросил эту думу думать. Кормить людей надо.

– Кирилл, а тут поблизости трактира нет? Хотя не надо. Есть булочная?

– Есть, через два дома на другой стороне улицы, там и пирожки вкусные жарят.

– Беги туда, пусть пекут срочно хлеб и пироги, только не из свинины. Лучше курица. Да хоть с чем, только быстрее. Да и нашу печь раскоче… Нет. Беги к пекарю, любые деньги обещай. А тут Тихон займется. Или Прохор.

Дальше была беготня и суета. И только она закончилась, как в ворота опять затарабанили, на этот раз прикладами. Петр Христианович протолкался через спящих стоя лошадей и приоткрыл створку, на улице уже начинало светать, день пасмурный, солнца не видно, да и не взошло еще, сумерки. За воротами стояли трое преображенцев в темно-зеленых новых фрачных мундирах.

– Ваша светлость, их императорское высочество Константин Павлович приказал передать вам, что вы конно будете сопровождать их императорское величество до Успенского собора от Слободского дворца. Нужно выехать немедленно. Мы сопроводим. Да, чуть не забыл, их императорское высочество приказал вам быть в горском наряде.

– Вона чё! Понравилось. Сейчас, поручик, пять минут, – Брехт закрыл створку и гаркнул: – Прохор! Седлай Слона! Быстро.

А что? Экзотики Александру хочется? Так потрафим ребенку. Брехт решил поехать на коронацию на жеребце шайре. Этот мохноногий монстр два метра в холке, не слон, конечно, но при суммарном росте Слона и князя Витгенштейна-Дербентского он будет на метр над остальными всадниками возвышаться. Чем не экзотика, да весь в золотой парче и орденах экзотических. А еще с голубой лентой Андрея Первозванного. Ордена самого еще нет. За него нужно выплатить в казну пятьсот рублей и заказать у ювелиров придворных. Но ленту ему Мария Федоровна вчера вручила.

– Марат! – увидел выходящего из дома князя Карамурзина Брехт. – Буди аскеров. Через пять минут выезжаем к императору. Только не одвуконь. На парад поедем.

Событие пятнадцатое

Антуанетта фон Витгенштейн проснулась вместе с мужем, в то время как застучали в ворота второй раз. Она уже позвала Стешу из соседней комнаты, когда Петер приоткрыл дверь и почему-то шепотом, хотя уже никто не спал, сказал:

– Любимая, меня император вызвал в кортеж. Придется вам одним справляться. Вон на комоде лежат четыре билета на трибуны, что сколочены в Кремле, там, напротив Ивана Великого, построен большой амфитеатр. У вас билеты на эту, самую престижную, трибуну. Выезжайте как можно быстрее, а то там все места займут. Да, вы же там ничего не знаете. И у вас один лишний билет, прихватите по дороге барыню какую, что пешком идет. Есть одна проблема. В Кремль на каретах пускают только через Боровицкие ворота. Там вас Тихон выгрузит, а назад ему выезжать через Никольские. Договоритесь, где он вас до вечера потом ждать будет. Ни в какие другие ворота вас не впустят. Для пеших предназначены Тайницкие ворота, а для входа в Кремль войскам – Спасские. Не перепутайте. Всё, убежал. И не забудь, ты теперь княгиня фон Витгенштейн-Дербентская, а Стеша теперь графиня Стефания Августа София Сайн-Витгенштейн-Берлебург. И разговаривайте по-немецки. В крайнем случае по-французски. Только не на русском. Она не может знать русский. Ванька вообще пусть молчит. И это, любимая, осторожно там. Давка будет. Не лезьте, ничего там такого, за что стоит умереть, нет. Потом все расскажу. И не пейте ничего утром. Это мероприятие не быстрое, только к вечеру закончится. А кустиков в Кремле нет. И Ваньке со Стешей пить не давай. Всё, вечером увидимся.

Собрались быстро. На улице довольно прохладно было, и пришлось Антуанетте и Стеше заворачиваться в мантии. Тем более что поехали не в огромном дормезе, а в обычной двуколке. Уж больно этот английский экипаж велик, его и развернуть-то на улочках Москвы непросто. Да и коней поубавилось, тоже громоздких. Запрягли только одного шайра. На самом большом уехал Петер, а у одного потерялась, по дороге из Студенцов, подкова. Тихон сначала пару хотел запрячь, но передумал, опять будет не развернуться.

Тронулись в путь, когда горизонт окрасился розовым, редеть начали облака.

Расстояние от дома до Кремля не более версты, но они ехали более двух часов, потому что тянувшаяся цепь карет едва двигалась и больше стояла на улице, обтекаемая пешеходами. Антуанетта, памятуя слова Петера о провожатой, окликнула одну прилично одетую девушку и спросила, не хочет ли она попасть внутрь Кремля. Есть у них лишний билет на трибуны. Девушка назвалась Елизаветой Каменскою, дочерью титулярного советника. Болтушкой оказалась.

А дальше, и все из-за этой непоседы и болтушки Елизаветы, начались приключения. А ведь Петер предупреждал. Перед самыми Боровицкими воротами карета встала очень надолго. Чуть не полчаса стояли уже, и непоседа эта предложила дойти до ворот пешком, вон же, всего в пятидесяти саженях, ворота. Вылезли и, под неодобрительные причитания Тихона и бурчание Вани, пошли. А гренадер их не пустил. И такие торопыги еще были, кто-то предложил пройти немного до Никольских ворот. Но и там не пустил офицер. Мол, эти ворота только для выезжающих карет. Пешеходные – Тайницкие. Но это нужно вдоль берега по грязи идти и довольно далеко. Пришлось вернуться, а их кареты уже нет. Ванька как давай орать на эту Елизавету, та в слезы. Стеша смеется, Антуанетта представила, что вечером Петер скажет, и тоже в слезы ударилась. Спас всех Ванечка. Подошел к солдату и что-то тому сказал. Тот хмыкнул, оглядел дам и пропустил.

– Ванечка, что ты этому гренадеру сказал?

– Что Елизавета пассия Константина Павловича.

– Ванечка, как же можно?! – всплеснула руками графиня, а Стеша опять давай смеяться.

Но, видимо, не все еще слезы они выплакали. Дальше снова с трудностями столкнулись.

Амфитеатр, что был построен около Ивана Великого. Когда, пробившись сквозь толпу и чуть не потеряв злосчастную Елизавету, добрались до входа в амфитеатр, то увидели, что он полон и только на самом верху народ сидит пореже. Но пока обсуждали, стоит ли туда пропихиваться сквозь толпу – места и вокруг всей башни, до самых колоколов, оказались набиты людьми. И ведь опять послушались эту Каменскую: пошли к другому амфитеатру. Следующий был построен между Благовещенским и Архангельским соборами. Но солдаты их туда не пустили, так как билеты были именно на первую, самую привилегированную, трибуну. Пришлось, в слезах, опять возвращаться под неодобрительные выкрики спешащих навстречу людей. Солдаты принялись уплотнять людей на трибуне, и только после этого им нашлось место, да и то пришлось разделиться. Ванечка оказался вместе со Стешею, а графиня с этой болтушкой. Та и принялась сразу комментировать увиденное, словно Антуанетта ослепла. Охо-хо, уж и выбрали они себе помощницу, лучше бы вообще не отдавали никому билета.

Между тем все внутреннее пространство Кремля наполнилось людьми, привели войска, и в 10 часов утра началась процессия.

Событие шестнадцатое

Брехт понял, что он конченый кретин, уже через час. А окончательно в этом уверился через два. В театре Большом должна быть только одна прима. И эта прима сегодня точно не он. А вот он выперся на шайре в золотой парче и папахе на всеобщее обозрение и перетянул на себя все внимание народа. Что заставило такую ерунду придумать? Тщеславие, наверное? Нет, себе-то оправдание нашел. Причем такое – серьезное оправдание. Читал где-то, что у русской армии в войнах с Наполеоном была проблема: пушки некому было таскать. Русские лошадки мелкие и маломощные, а у офицеров и просто богатых дворян хоть и повыше лошади, но тоже не тяжеловозы. На красоту ставка и скорость. А у Наполеона были для артиллерии вывезены из Бельгии ардены, самые маленькие и неприхотливые тяжеловозы. Да и першероны были, и даже фризы.

Вот у Брехта и появилась шальная мысль, как одной пулей по имени Слон убить целую кучу зайцев. Увидят его сильные мира российского сегодня на шайре и захотят у себя иметь таких же. Наши мильёнщики: князья и графья, если им шлея под хвост попадет, то своего добьются. Пойдут массовые закупки шайров в Англии, но сто процентов, что у наглов таких лошадей не сильно много. Кончатся быстро. И тогда народ еще больше распалится, тем более что некоторые друзья-соперники уже будут выезжать на гигантских лошадях. Обратят богатеи внимание на Бельгию. А там есть два типа тяжеловозов: эта самая арденская порода и бельгийские першероны. Потом пройдутся по фризам, заглянут во Францию за французскими першеронами и булонскими лошадьми. В результате в России будет на несколько сотен тяжеловозов больше, а у Наполеона меньше. Так ведь еще десять лет впереди. А если большинство производителей и кобыл наши толстосумы вывезут из Европы, то они же здесь будут размножаться, а там не будут. Не просто тяжелую пушку по современным дорогам из Парижу дотянуть до Москвы мелкими теплолюбивыми лошадками. Пусть нашим будет легче, а французам тяжелее.

Такая вот была задумка. Обратить хотел внимание собравшегося со всей страны небедного дворянства на гигантов. Обратил. Увидели все. Как не увидишь, когда на самом деле князь фон Витгенштейн-Дербентский на полсажени возвышается над толпой. Рядом, на мелких плюгавых лошадках, рысят император и Константин и доходят Брехту только до пояса. И губы от зависти кусают, а ведь оба очень злопамятные люди.

К счастью, продлилось это недолго. По Кремлю уже ходили пешком и там давно все роли были расписаны, и мелкий графинчик нищий в них, этих планах, вообще был не прописан-упомянут. Так и тут выпендрился: притащился с новыми абреками. Отвели Петра Христиановича к тем кавказцам, коих он раньше привел, и сказали, что зараз подойдет граф Николай Петрович Шереметев и скажет, где черкесам быть надлежит при коронации.

Брехт, кляня себя, между тем головой крутил. Не каждый день бываешь на коронации российского императора. От Красного крыльца до Успенского собора, а потом от него до Архангельского, и дальше до Благовещенского собора – сделаны были деревянные мостки, застланные алым сукном. Нет еще ковровых дорожек, а если и есть, то не в таком грандиозном количестве. Километр целый нужно застелить. У Красного крыльца стояли лейб-гусары с обнаженными саблями, ну хоть опущенными. А по обеим сторонам красных дорожек – кавалергарды и рейтары конной гвардии, но спешенные. Брехта с его черкесами и вайнахами срочно отрядили подальше к Благовещенскому собору. Если честно, то Петр Христианович Шереметева понял. Не смотрелись горцы на фоне кавалергардов. Шика нет. Да и ростом не вышли. Все же в гренадеры и в гвардию набирали рослых мужиков, а кавказцы пока ростом не блещут. Не тот генотип. Так что дальнейшее действие Брехт смотрел с приличного удаления. Люди в шитых золотом мундирах – камергеры, должно быть, всякие – несли императорский великолепный балдахин. Под этим балдахином прошли в Успенский собор вдовствующая императрица Мария Федоровна и государь с супругой. В самом Успенском соборе, у всех стен, тоже были сделаны места в виде амфитеатра для иностранных посланников и высокопоставленных чиновников. Вот тут Брехт и увидел тот самый божественный знак, о котором будут потом говорить десятилетия. Весь день был пасмурным, солнца вообще не было, даже морось небольшая утром была. И словно и правда волею каких высших сил: пока императрица вдовствующая и Александр с Елизаветой шли от Красного крыльца до ступеней Успенского собора – тот кусок неба, где было солнце, разъяснило и солнечный луч сначала упал на бриллиантовую корону Марии Федоровны, а потом на корону Александра, пуская зайчики во все стороны. Брехта в собор не пригласили. Ну, сам виноват, нет, не Слон подгадил. Просто раз сказали быть с горцами, так и пришлось с ними стоять. Потом рассказали, что митрополит Платон совершил внутри известный обряд миропомазания и коронации государя и его супруги. Все же находящиеся снаружи узнали об этом, как только грянули все колокола Кремля, а потом и всей Москвы, а следом сотни пушечных залпов. И вот под эту часовую, наверное, канонаду царственная троица по красным дорожкам прошла из Успенского собора сначала в Архангельский, а потом и мимо князя Витгенштейна-Дербентского в Благовещенский. Видно было, что женщины устали, да и Александра покачивало. Петр Христианович кивнул Марии Федоровне, и она увидела, ответила слабой улыбкой. На Александре был мундир гвардии Преображенского полка нового образца с двумя болтающимися хвостами и похожий спереди на жилетку. Опять у наглов переняли неудобную хрень. Как в этом можно воевать? Зачем эти хвосты фрачные? Поверх мундира была порфира, на голове корона, а в руках скипетр и держава, рядом с Александром шла императрица, также в короне и порфире. А вот следующая фигура Брехту понравилась: с синей бархатной подушечкой, на которую кладется корона, шел мощный старик почти с Петра Христиановича ростом. Граф Алексей Орлов. Про этого высокого старика можно много чего говорить. Но два разнонаправленных его деяния останутся на века. Первое явно положительное. Он создаст Хреновский конезавод, где будет выведен орловский рысак. А вот второе деяние… Именно он завез в Россию из Валахии первых цыган. Орловских рысаков в двадцать первом веке почти не осталось, а вот цыгане остались.