Две Войны

Пролог

Его тюрьмой на долгие, очень долгие годы было крохотное капище в несколько квадратных футов площадью. Единственными соседями — трупы Сиднея Лосстарота и Джона Хардина, даже предатель де Каэро остался за пределами действия заклятья да Косты. Бывший рисколом, а ныне один из сильнейших магов этого мира, заочный ученик Кайсигорра, постигший его мудрость по гримуарам, что тот оставил незадолго до своей кончины, желая таким образом обмануть клириков, объявивших настоящую охоту на магов, обвинив их практически во всех смертных грехах, медленно, но верно сходил с ума. Бывали дни, когда он не просто разговаривал с трупами, он ощущал себя одним из них — железноруким юношей, читающим прошлое людей, как открытую книгу, или бородатым страндарцем, столь же легко проницавшим будущее и умевшем, казалось, находится в нескольких местах одновременно. Он забывал собственное имя и спасало лишь то, что после первого такого приступа он обломком камня вырезал на стене три слова «Эшли де Соуза». А ведь придет день и это не поможет — эти слова превратятся в пустое сочетание букв и не более. Единственной отдушиной были долгие беседы с Кайсигорром, чья память пропитала, казалось, каждый камень Брессионе.

— Я отрезан от любого источника магии, — говорил не раз Эшли своему заочному учителю, — и когда магия, наполнявшая меня некогда благодаря твоим гримуарам, иссякнет, что останется от меня? Будь я простым человеком, уже давным давно гнил здесь, как и эти двое. — Бывший рисколом, списанный как пропавший без вести, кивнул на тела Лосстарота и Хардина, от которых время не оставило практически ничего.

— Время вещь весьма неоднозначная, — ответил ему учитель, давно перешагнувший порог плотского существования, — и неоднородная. Путешествия по его потоку вещь отнюдь не легендарная, а следовательно не невозможная. Дело в том, что они слишком опасны как для самого путешественника, так и для всего мира. Ведь никогда не знаешь к чему может привести самое безобидное действие в прошлом, каким образом оно скажется на будущем? Именно поэтому Конклав и принял решение не просто запретить такие путешествия, но и предать их забвению.

— Тогда почему ты говоришь мне о них? — резонно спросил Эшли. — Выходит, ты нарушаешь не один, а сразу несколько приказов Конклава магов, которому был предан, как я понял, до самого конца.

— Я вижу, как медленно, но неизбежно безумие берет над тобой верх, но я не желаю такой участи для своего последнего ученика, сумевшего собрать все гримуары. Активация капища Килтии некоторым образом разорвала ткань мира, что позволит тебе открыть портал во времени. Для сведущего человека, каким являешься ты, риск фатально нарушить ход событий истории весьма мал, поэтому я готов предоставить тебе эту неоднозначную возможность спастись от безумия. В этом деле тебя ожидают два главных опасности. Во-первых, так как твои силы, как ты резонно заметил, почти на исходе, выбрать точную эпоху ты не сможешь, во-вторых — по той же причине ты не сможешь выбрать место, где окажешься. Опасность оказаться где-нибудь посреди модинагарских пустынь да еще и во времена, когда о людях в этом мире и не слыхали, есть и вполне реальная.

— Но почему ты говоришь мне об этом по прошествии стольких лет? — удивился Эшли.

— Признаюсь, я недооценил силу Килтии, — вздохнул Кайсигорр. — Думал со временем заклятье, наложенное на капище само собой сойдет на нет, но этого так и не прошло.

Эшли вздохнул еще тяжелее нежели маг, умерший много сотен лет назад, и открыл глаза. Методика путешествий во времени была известна ему из гримуаров, теперь осталось лишь создать портал на месте капища и шагнуть в него. Что он и сделал.

Глава 1

— Не осадить коней, строя не уберечь, — тихо напевал кто-то из рыцарей графа[2] Эмри д'Абиссела, ехавших с нами, — вижу леса знамен, слышу чужую речь[3].

Я сморщился как от зубной боли. Он бы еще «Заговор»[4] спел. Именно из-за этих двух песен я был вынужден практически бежать из Аахена, где находился при дворе Каролуса Властителя[5]. Официально дело о моей измене замяли, благодаря усилиям все того же Эмри, в этом я полностью отдавал себе отчет. Эмри, как и многие при дворе был крайне недоволен черной меланхолией, овладевшей нашим великим императором, практически восстановившим Энеанскую империю и обратившую в Веру многие и многие варварские племена востока. Война на юго-западе, с Кордовским эмиратом, почти затихла, не смотря на негодование клириков и Отца Церкви Леонида III, к тому же во многих округах и королевствах стали ходить слухи о появлении демонов и даже нежити. Стали поговаривать о том, что близок конец света и Бааловы легионы вместе с ордами Килтии захлестнут мир и тогда спустятся с небес ангелы Господни и… В общем, все будет плохо, как написано в Книге Всех Книг, где-то ближе к концу. Признаться, я не слишком силен в богословии, мне как-то ближе меч и лютня. Именно разбираться с этими слухами и отправился Эмри д'Абиссел, прихватив с собой и вашего покорного слугу, подальше от греха и Северного императорского двора, где меня в скором времени ждали бы или меч палача или кинжал (а может быть яд) наемного убийцы.

Инспекция Эмри должна была начаться с королевства Нейстрия, лежащего на границе сразу с двумя нашими врагами Астурией и Кордовским эмиратом. Несмотря на то, что Каролус впал в меланхолию он не потерял в некоторых вопросах былой хватки и терять империю вместе с наследником не собирался. Мы уже несколько недель ехали на запад и уже назавтра ожидали увидеть первые форты Нейстрии, за первым из которых, Бастионом арбалетчиков, мы повернем к Эпиналю.

— По поводу чего грустишь? — поинтересовался у меня Эмри, поигрывая поводьями своего вороного жеребца. — Я считал, что меланхолия правит лишь при дворе нашего императора.

Небезопасная, кстати, шуточка, вот только на таком расстоянии от императорского двора можно позволить себе и не такое, тем более, когда кругом все свои. Все здесь не раз проверенные кровью и сталью люди, с любым из той сотни рыцарей, что ехала с нами Эмри не раз ходил в бой плечом к плечу, если и от них ждать предательства и доноса, то кому же тогда верить?

— Я не грущу, — покачал головой я. — Думаю.

— Сочиняешь очередную песню, — усмехнулся Эмри, не правильно поняв, по всей видимости, мои слова.

— Нет, граф, — вновь покачал я головой. — Просто размышляю о нашей жизни.

— Не стоит, — изменил своему шутливому тону граф. — Такие размышления способны загнать человека в куда большую меланхолию, чем та, что терзает нашего владыку.

— И все же, граф, — начал настаивать я, молчать не было больше никаких сил, — а что если слухи, которые мы едем проверять, — правда. И тогда нам придется схватиться не с маврами или мейсами или теми же халинскими фанатиками, что умирают с именем своего пророка, Мегберра, на губах, а с демонами Долины мук или нежитью Килтии. Как нам быть в этом случае, а?

— Оставь, — отмахнулся граф д'Абиссел, — это все бабьи сказки, ты просвещенный и, главное, умный человек. Демоны были низвергнуты в Долину мук еще Катбертом Молотом, а с нежитью эльфы расправились еще раньше.

— Но ведь не уничтожили же, — хлопнул я себя кулаком левой руки по раскрытой ладони правой, — а значит они еще могут вернуться.

— Могут, — звякнули оплечья великолепного доспеха Эмри, — не могут. Какая нам, в сущности, разница с кем сражаться? Чем демоны или ожившие трупы хуже мегберранских фанатиков. Помнишь, Зигфрид, войну с маврами? Они налетали на нас как ветер их родной пустыми — и днем, и ночью, не давая нам и нескольких часов отдыха. Они дрались до последнего вздоха и не помышляя о такой вещи, как отступление. А уж когда из халифата прибыли гашишиины, которых не брала честная сталь и лишь баалоборцы могли сражаться с ними на равных, вот тогда наша жизнь превратилась в настоящую Долину мук. Мы не могли расслабиться ни на одном привале, ожидая кинжала в спину каждую минуту. После этого меня уже ничего не может смутить, а уж напугать. — Он рассмеялся, по привычке запрокинув голову.

— А как вы думаете, каково это — воевать с врагом, не ведающим боли? Сражаться, когда павшие друзья встают и присоединяются к вражескому войску?

— Довольно! — резко оборвал меня Эмри. — Ты занимаешься тем, что наводишь тень на плетень, хватит пугать самого себя старушечьим бредом. Когда встретим врага, тогда и поглядим, какова на цвет его кровь.

На этом разговор наш сошел на нет. Однако черные мысли продолжали терзать меня всю дорогу до Бастиона арбалетчиков.

Еще на подъезде мы поняли, что что-то не так. На самом деле, «не так» было все, но в тот момент нас смутил только легкий запах серы и еще чего-то, появившийся в воздухе, когда на горизонте уже маячили стены Бастиона. Вскоре один из следопытов из отряда сэра Леонарда де Леве (каждого рыцаря сопровождало полное «копье») остановил коня и свесился с седла, приглядываясь к чему-то на дороге.

— Что там, Магнус? — спросил у него сэр Леонард.

— Следы, сэр, — ответил следопыт. — Очень странные. Будто птичьи или львиные, а может еще чьи. Я таких никогда не видел, право.

Теперь уже весь отряд остановился и следопыты и рейнджеры остальные рыцари стали собираться вокруг этих следов, многие покидали седла и едва не на коленях ползали чтобы получше разглядеть их. Среди них разгорелся живейший спор на тему кому же следы таки принадлежат, начали накаляться страсти, кое-кто схватился в пылу спора за кинжал. Оборвал дискуссию Эмри, в свойственной ему манере он гаркнул на рейнджеров и следопытов:

— СТРОЙСЯ! ПО ОТРЯДАМ! — И уже тише: — Кто не встанет в строй — повешу!

Этого вполне хватило самым горячим из аквинцев — кинжалы попрятались в ножны и рейнджеры спустя несколько минут заняли места в строю. Когда отряд двинулся дальше, Эмри повернулся ко мне и коротко бросил:

— Приведи мне Эриха.

Я кивнул и направил коня к неказистой кобылке, трусившей в хвосте «копья» графа д'Абиссела. В седле ее восседал приземистый широкоплечий человек, издали напоминающий копну волос — столь густыми и длинными были его шевелюра и борода, сходство усиливала его одежда, обильно украшенная мехом. Это был Эрих — пожалуй, лучший из следопытов нашего мира. Я не стал приближаться к нему, лишь коротко махнул головой, указывая на Эмри, как ни в чем не бывало ехавшему во главе отряда.

— И что ты думаешь по поводу этих следов? — спросил у следопыта граф, когда мы подъехали к нему.

— Ни один из зверей, с которыми я сталкивался, — ответил Эрих, голос которого как всегда звучал невнятно, казалось, звукам стоило больших трудов пробиться через его густые усы и бороду, — не оставляет таких следов.

— Похоже, он льет воду на твою мельницу, Зигфрид, — кивнул мне Эмри без усмешки. — Только, прошу, не заводи снова тот разговор. Все и так слишком непонятно.

Понятно все стало, когда мы подъехали к Бастиону — вернее тому во что он превратился. Внешне город почти не изменился, поражал лишь абсолютная тишина, нарушаемая неприятным гудом.

— Так гудят мухи над трупом, — заметил Эрих, всю дорогу ехавший вместе с нами, — только их должно быть очень много.

Эмри никак не отреагировал на его слова. Он как и прежде ехал к распахнутым воротам Бастиона, не обращая внимание на то, что многие солдаты да и кое-кто из рыцарей ежатся в седле, нервно перебирая поводья или стискивая пальцы на рукоятках мечей. Когда копыта коней застучали по доскам подъемного моста, стали заметны многие вещи. К примеру, цепи моста были оборваны и свешивались в ров, тихонько звеня на легком ветру, на досках его были заметны следы будто волочили что-то большое и ребристое, оставляющее длинные царапины и подозрительные темно-багровые разводы. Но главное, это запах. Нет, теперь уже воняло не серой, еще на подходах этот «аромат» сменился хорошо знакомым нам всем запахом разложения — такой одор[6] обычно висит над полем боя спустя несколько дней после сражения.

— Кто-то затащил все трупы внутрь, — произнес Эрик, снимая с плеча лук и натягивая на его плечи тетиву. — Господин, не стоит нам ехать дальше.

— Я послан сюда, чтобы разобраться в обстановке, — отрезал Эмри, — и я в ней разберусь. — Он обернулся к отряду и скомандовал: — Оружие к бою. Перестроиться в оборонительный порядок.

Ширины моста вполне хватило на то, чтобы comitiva[7] перестроилась таким образом, что стрелки оказались в центре, защищенные тяжелыми пехотинцами. Рыцари же выдвинулись вперед, приготовившись мгновенно контратаковать.

Но это оказалось излишним, кроме мух, жужжавших над бурыми лужами, в которых плавало нечто, о природе чего мне совершенно не хотелось думать, внутри Бастиона арбалетчиков не было ничего и никого.

— Обыскать форт, — распорядился Эмри, спрыгивая с седла всего паре футов от одной из самых больших луж. — Всем быть наготове.

Рыцари принялись отряжать своих людей для обыска Бастиона. Никто не хотел бродить по пустому форту, воняющему смертью, поэтому внутрь люди едва не ползли, зато обратно почти бежали. С их слов получилась общая картина. Форт был абсолютно пуст — ни единой живой души, даже крыс в подвалах и тех не видели ни одной, зато в бывшей оружейной комнате нашли столько всего. Вернувшиеся оттуда рейнджеры все как один поседели и сбивчиво рассказывали о залитых кровью с пола до потолка стенах, чудовищных узорах, начертанных ею, раскиданных всюду внутренностях и мозгах, использованных пыточных инструментах отвратительного вида, брошенных, видимо, из-за того, что они пришли в негодность во время употребления. Меня передернуло только от их слов, как-то совсем не хотелось думать, как нас самом деле выглядело то, что увидели рейнджеры.

— Прочь отсюда! — бросил Эмри. — Нам здесь нечего делать. И сожгите этот баалов форт.

Запасы каменного масла и смолы, хранившиеся в Бастионе арбалетчиков, были достаточно велики, их хватило для того, чтобы сжечь форт дотла. Мы ехали прочь, а за нашими спинами полыхало пламя высотой до небес.

Глава 2

Следующим фортом на нашем пути был Бриоль. Это был уже и не форт, а настоящий город, развившийся из-за близости к эпинальскому тракту. Там, в отличие от Бастиона, жили не одни только солдаты и рыцари, но и купцы, ремесленники и прочий городской люд, а также вокруг стен выросло большое поселение крестьян, снабжавших Бриоль едой.

— Как будто прошибленные все, — вынес вердикт кто-то из солдат «копья» Эмри, глядевший на жавшихся к стенам домов и заборам огородов крестьян.

Мы ехали через их поселение к воротам Бриоля. Не смотря на середину дня они были закрыты и всех пускали внутрь через большую дверь в них, да и то после тщательного осмотра.

— Они всего боятся, — продолжал тот же солдат, — и солдаты тоже. Смотреть на них противно. У них руки трясутся так сильно, что вот-вот копья пороняют.

Никто не поддержал его в изобличении здешних вояк, после Бастиона арбалетчиков говорить, вообще, почти не хотелось, а уж осуждать кого-то. Нет уж, увольте.

— Кто такие? — усталым голосом спросил стражник у ворот.

Подъехав ближе, я увидел, что руки солдат дрожали от чрезмерной усталости, что подтверждали и темные круги под глазами, красовавшиеся у всех их.

— Граф Эмри д'Абиссел! — рявкнул герольд и по совместительству оруженосец графа юноша по имени Теодор де Штейн. — «Императорский посланец»!!!

Сержант стражи ворот молча кивнул и не оборачиваясь постучал подкованным сапогом в ворота. Заскрипела дверь, вырезанная в них, и мы въехали в Бриоль. Мы ехали по его улицам медленно, оглядывая стражей по ту сторону ворот и простых людей. Нас встречали все те же взгляды полные недоумения и страха. «И это вся помощь? — то и дело слышалось со всех сторон. — Неужели не могли прислать побольше?»

— Что это значит? — прошептал я. — О какой помощи они говорят?

— Не знаю, — покачал головой Эмри. — Думаю, граф Гюнтер де Локк объяснит нам все.

— Вот только понравятся ли его объяснения нам, — невесело усмехнулся я.

Эмри покосился на меня и тяжело вздохнул.

Гюнтер де Локк был высоким темноволосым человеком крупного телосложения (одного роста с Эмри, а ведь в графе шесть с половиной футов), к тому же он не снимал кольчуги даже в собственных покоях, отчего казался несколько крупнее нежели был.

— Не понимаете? — переспросил он у Эмри. — Не понимаете, значит? Идемте на балкон, я все вам объясню.

В комнате, принадлежавшей ему, были только мы с Эмри. За время похода на юг я, вообще, стал кем-то вроде доверенного лица графа, хотя это совсем не значит, что он не доверял кому-то из отряда. Де Локк вывел нас на балкон, выходящий на южную сторону донжона — основы форта Бриоля. Отсюда открывался отличный вид на многие и многие мили окружавшего город пространства. Вот только очень сильно его портили два близлежащих города, находившихся к юго-востоку и юго-западу от Бриоля, казалось, сама земля вокруг них была проклята, но проклята по-разному. Если на западе она потрескалась и почернела, ее словно покрыла паутина алых трещин, то с востока прямо-таки веяло замогильным холодом — земля посерела и засохли все деревья, что я мог увидеть. И центре каждого из этих двух кошмаров стояли города, точнее их жуткие подобия. На западе он напоминал вулкан, пробитые несколькими сотнями громадных бычьих рогов, то и дело он извергал в небо клубы, наверное, весьма зловонного (хорошо, что до нас не долетала и тени его запаха) дыма. Восточный же город и вовсе ни на что не походил — какая-то жуткая пародия на замок, в центре которого клубилось серо-желтое облако, то и дело пронзаемое сизыми молниями.

— Что это за бааловы козни? — буркнул д'Абиссел.

— Его только запад, — невесело усмехнулся де Локк, — на востоке — распоряжается Килтия. Слыхали о такой богине?

— Слыхали-то слыхали, — буркнул Эмри и глянул на меня. — Ну что доволен, Зигфрид, как в воду глядел. Он по дороге все трепался об этой Килтии да о Баале. А что говорят клирики?

— В основном молчат и молятся, — ответил граф де Локк. — Только баалоборцы брата Себастьяна хоть что-то делают. Они вышли на стены и так до сих пор и не сошли — едят, спят, все на стенах. Постоянно разговаривают с солдатами, не давая пасть их боевому духу, да еще загоняют в госпиталя каберниканцев, страшащихся того, что творится там.

— Так кто же живет в этих городах? — задал я вопрос, не дававший мне покоя с тех пор как мы вышли на балкон.

— Ты выбрал неверное слово, сэр Зигфрид, — покачал головой де Локк. — Живут, нет, ни одни, ни другие, никоим образом не живут, это уж точно. На западе угнездились бааловы демоны. Да-да, — покивал он, — самые настоящие демоны Долины мук. На востоке же — немертвые слуги Килтии. И спасает нас лишь то, что они не ладят между собой. Сколько раз они начинали атаки одновременно и сцеплялись друг с другом на полпути к нашим стенам. Но стоит им ударить совместно — и от нас ничего не останется.

— Почему вы не писали об этом императору? — холодно спросил д'Абиссел.

— Не писал! — взорвался де Локк. — Я не писал!!! Смотрите!!! — заорал он, подбегая к столу и выхватывая из одного из ящиков кипу пергаментов — на взгляд штук десять-пятнадцать. — Почитайте! Это ответы на мои письма из Аахена и Феррары! — Он швырнул всю кипу в нас. Глаза его горели каким-то запредельным бешенством.

Я поднял один из разлетевшихся листов и прочел: «Не создавайте панической обстановки, распространяя слухи, не соответствующие действительности. Если забыли, напоминаю, что сие есть преступление как против светской власти, которое может быть расценено как предательство, так и против Веры и Господа. Но это уже относится к компетенции Церковного трибунала». И подпись: Юбер де Лейли. Я отчего-то не сомневался.

Эмри тем временем проглядел еще несколько и в швырнул их обратно на пол, припечатав кованным сапогом.

— Его бы сюда, мать его. — Эмри ударил кулаком по стене. — Пусть глянет на все это. Я вернусь в столицу, там стены запляшут!

— Но главная опасность исходит не оттуда, — произнес успокоившийся де Локк. Он не стал собирать бумаги, просто подошел к нам, протопав по пергаментам. — Юг Нейстрии и почти вся Аквиния охвачены как чумой новой сектой, которой руководит ведьма по имени Гретхен Черная. Они отвергают Господа и обряды их очень похожи на поклонение Баалу. У себя я не допускаю подобного, но есть сведения, что некоторые из комендантов фортов и глав городов опускают руки. Это губит сильней и быстрей любых врагов, их города гниют изнутри и готовы сами открыть ворота врагу.

— И клирики допустили это?! — не мог не возмутиться я. — Они всегда расправлялись с любыми культами в два счета.

— Да, — кивнул де Локк, — священники обычно работали на славу. Однако с Гретхен у них что-то не сложилось, вполголоса и подальше от самой распоследней церкви поговаривают о предательстве в рядах.

— Не стоит верить всем досужим домыслам и сплетням, — с такими словами в комнату де Локка вошел изящного телосложения клирик в алом одеянии, под которым отчетливо угадывалась бригантина, из-за наборного пояса торчал шестопер, берет инквизитора, украшенный двумя белоснежными перьями (соответствующими количеству крестов священника), незнакомец держал в левой руке. Мы обернулись к нему и склонили головы для благословение.

— Итак, господа, — обратился к нам клирик, — вы, значит, и есть та помощь, что прибыла к нам из Аахена?

Лицо и голос у него были донельзя благообразными и приятными, казалось, перед нами не живой человек, а святой с храмового витража.

— Я граф Эмри д'Абиссел «императорский посланец», — покачал головой Эмри, — а люди, прибывшие со мной, моя охрана, не более. С кем имею честь?

— Отец Вольфганг, — ответил клирик, — возглавляю здешних баалоборцев. Приятно познакомиться, хоть и в столь скорбное время. А как зовут молодого человека?

— Зигфрид де Монтрой, — учтиво поклонился я, — взаимно рад нашему знакомству.

— Опять же стоит сослаться на время и обстоятельства, — вновь обаятельно улыбнулся клирик, — но Господь не оставляет в беде верных детей его. Мы одолеем козни Hostis generis humani[8] и темной богини Смерти.

— Если только Господь не оставил нас, — произнес мрачным голосом де Локк, заставив нас с Эмри изумленно замолчать. Говорить такое в присутствии клирика — чистое самоубийство.

Однако еще сильней нас удивил сам клирик. Он лишь практически ласково улыбнулся де Локку и произнес:

— Господь оставляет лишь тех, кто отказался в душе своей от Него, впустив туда на Его место глухое отчаяние. Побори сначала себя, граф де Локк, и враг сам падет к твоим ногам.

— Даже тот, которого не берет честная сталь, — столь же мрачно бросил комендант Бриоля.

— Любой враг, — подтвердил клирик. — Вспомни Катберта Молота, сокрушавшего таких тварей, что многие удивлялись как их земля носить может.

— Только не надо вновь вспоминать твои излюбленные похождения святого, — отмахнулся от него де Локк. — Я тысячу раз слышал и о его драке с Королем кракенов и о том, как он в одиночку сразил Огненного дракона Шэади.

— О них, заметь, также все говорили, что их невозможно побороть в честной схватке, — победным тоном добавил клирик.

— Граф Роланд, — встрял в их спор я, — прикончил великана, разорявшего целые провинции, еще будучи оруженосцем. Но это не спасло его от гибели в Ронсевальском ущелье от рук мавров и сарков.

— Что вы хотите этим сказать, молодой человек? — поглядел мне в глаза отец Вольфганг. Я заметил, что он очень редко употребляет столь любимое клириками обращение «сын мой».

— Лишь то, отец Вольфганг, что очень легко сражаться в врагом, когда он стоит с тобой лицом к лицу, — ответил я, — и куда сложнее увернуться от кинжала, нацеленного в спину. Завистник и одновременно лучший друг моего бывшего сэра предал его и навел мавров и сарков на наш отряд.

— Так вы были тогда с графом Роландом в Ронсевале? — удивился де Локк. На отца Вольфганга мои слова не произвели особенно впечатления, словно он и так знал кто я. А может и вправду знал?

— Перед смертью он посвятил меня в рыцари, — кивнул я, снова вспоминая тот день, — ударив Дюранадалем по плечу.

Сарки откатились в очередной раз, оставив на залитых кровью камнях Ронсевальского ущелья множество трупов, но были среди них и солдаты из «копья» моего господина. Нас осталось всего ничего, а мавры, гарцевавшие за спинами дикарей еще не вступали в бой.

— Негоже тебе умирать оруженосцем, Зигфрид, — обратился ко мне мой сэр. — Опустись на колено, — скомандовал он следом.

Потрясенный я припал на колено и следом плеча моего коснулся окровавленный клинок Дюрандаля — меча моего сэра, с одинаковой легкостью рассекавшего и камни, и доспехи врагов, и тончайшие дамские платки. Вот она акколада, которой я ждал столько лет. Теперь я — рыцарь, однако ничего для меня не изменилось. Не спустились с небес ангелы Господни и не вострубили в трубы, не поразили они копьями наших врагов, да и в душе моей отнюдь не гимны пели. Ну что же, наверное, всегда так противно бывает, когда сбывается твоя мечта, что лелеял много лет.

— Встань же, сэр Зигфрид де Монтрой, рыцарь императора Каролуса Властителя, — в меру торжественно закончил формулу посвящения в рыцари (от которой я, занятый своими мыслями, услышал лишь окончание) граф Роланд.

— Атакуют! — следом за этими словами воскликнул рейнджер, наблюдавший за нашими врагами. — Мавры пошли в атаку!

Мы с графом вскочили на двух последних коней нашего отряда — остальные солдаты «копья» больше привыкли сражаться пешком, а не в седле. На нас уже летели мавры в развевающихся одеяниях поверх легких кольчуг, опуская длинные копья, украшенные волосяными бунчуками. Я вытащил из ножен свой меч, проверил укрепленный за спиной боевой топор, который куда удобнее клинка в тесноте заполошной рубки да еще и в столь узком ущелье, как Ронсеваль.

Как назло в голове стали рождаться строчки — «Вижу десницы скал, грохот щитов эмаль, чую беду и смерть в имени Ронсеваль». Вовремя, ничего не скажешь. Грохот щитов, да? Этого предостаточно! Мавры врезались в наш строй, легко разметав усталых до последнего предела пехотинцев и окружив нас с графом. Я отражал их атаки покуда меч и щит могли противиться вражьим саблям. Дерево щита искрошилось в щепу, полопались кожаные лямки, а следом со стеклянным звоном переломился пополам иззубренный меч. Я сорвал с пояса топор, однако прежде мавры успели пару раз достать меня, не смотря на все усилия графа, прикрывавшего меня своих щитом пока я был безоружен. Если б не он, я умер бы еще тогда. В благодарность я первым от всей души рубанул мавра, ткнувшего моего бывшего сэра саблей в бок. Тяжелый обух боевого топора опустился на правое плечо мегберранца. Я быстро освободил оружие, чтобы принять на окованную сталью рукоять топора, клинок следующего врага. Сведя его в сторону, я использовал инерцию своего и вражеского движений и следом обух топора врезался в грудь мавра. Мегберранец откинулся в седле, широко взмахнув руками, напомнив мне умирающую хищную птицу.

Несколько удачливых мавров подобрались к графу и теперь двое вонзили ему в спину свои кривые сабли. Я рванулся к ним, на скаку опуская на легкий шлем первого топор, выдернул, чтобы тут же рубануть следующего не успевшего опомниться мавра. Обух вошел в тело врага плохо, повредив лишь плечевой сустав и ребра противника, к тому же надежно засел в нем. Перехватив рукоять, я изо всех сил рванул ее вверх — обух вышел с отвратительным чмокающим звуком. Я вновь перехватил его и тут на плечи мне обрушилось что-то большое и массивное. Я рефлекторно поймал это и только тогда понял — на руках у меня лежал граф Роланд, в руке он все еще сжимал обломок Дюрандаля. Меч умер вместе с хозяином.

Я был беззащитен и лишь чудо спасло меня. Чудо и прочный шлем — подарок графа. Стрела, пущенная особенно метким сарком, не пробила его, оставив серьезную вмятину и оглушив меня. Я рухнул на землю, так и не выпустив из рук тела моего бывшего сэра — графа Роланда.

— Первым кого я увидел, открыв глаза, — закончил я свой рассказ, — был граф Ганелон со своим «копьем», «спешивший» на помощь графу Роланду. Вскоре его предательство было разоблачено и Ганелона казнили. Вот только графа Роланда это вернуть не может.

— Довольно, — произнес отец Вольфганг. — Мы все устали и всем нам следует отдохнуть. Граф де Локк, надеюсь, вы разместили «императорского посланца» согласно его статусу.

— Сомневаетесь во мне, отец Вольфганг, — усмехнулся де Локк.

Проснулся я от дикого отвратительного вопля, буквально, ввинчивавшихся в уши, и в ответ раздался знакомый мне рев, какой имеет обыкновение издавать Эмри д'Абиссел во время боя. Я спрыгнул с постели, схватил топор, всегда висевший на спинке моей постели, и выбежал в коридор. По нему носились жуткие фигуры, напоминающие всадников на вороных конях, из рукавов они извергали потоки зеленоватого дыма. От них отбивался граф Эмри, широко размахивая своим любимым двуручным мечом. Фигуры, впрочем, легко уходили от широкого клинка, что наводило на мысль об их материальности, компенсируемой невероятной ловкостью.

Я рванулся на помощь командиру, вскидывая топор. Нас окутали плотные облака зеленого дыма, извергаемого фигурами, он ел глаза, жег кожу, мелкими крючками рвал горло при каждом вдохе. Наши враги осмелели, стали подбираться ближе, копыта их коней застучали по полу замка. Они непрестанно дергались, издавая дикие вопли, один из которых разбудил меня, и то и дело буквально взрывались хохотом.

Переглянувшись с Эмри, мы одновременно рванулись в атаку. Эмри отвесно рубанул первого, я нанес горизонтальный удар. Клинок графа д'Абиссела снес голову и часть плеча одного врага, мой же топор подсек ноги коня второго. Жуткий скакун рухнул вперед, наездник взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие. Я воспользовался этим и всадил обух топора ему в грудь. Если враг Эмри просто медленно скатился на пол, истекая зеленоватой жидкостью, то мой буквально взорвался, будто был наполнен этой жидкостью под завязку. Волна жидкости практически смела меня с ног, я рухнул на пол и принялся кататься. Мне казалось, что всего меня охватило пламя, и вскоре сознание милостиво покинуло меня.

…Первым, что я увидел открыв глаза было лицо какого-то клирика в белой рясе ордена святого Каберника с усталым лицом и черными кругами под глазами. Похоже, он «работал» не переставая множество часов. Интересно, пострадали только мы с графом Эмри или еще кто. Клирик поднялся на ноги и двинулся дальше — к следующему раненному. Я огляделся и понял, что лежу на жесткой койке в лазарете замка. Ко мне подошел Эмри в сопровождении де Локка. Лицо и ладони д'Абиссела покрывали свежие белоснежные повязки. Судя по тому, что я не мог открыть рта или пошевелить пальцев, я выглядел не лучше.

— Хорошо, что ты в порядке, сэр Зигфрид, — с трудом произнес граф Эмри. — Я хотел поглядеть на тебя своими глазами.

— Теперь возвращайтесь обратно в свою комнату, граф, — положил ему руку на плечо де Локк. — Вам говорили каберниканцы, что нужен покой, а вы мечетесь по всему замку вместо того, чтобы отдыхать.

Я хотел было сказать ему то же, уверить в том, что хоть и ранен, но жив и присмотр со стороны графа мне не нужен, а ему самому надо отдыхать. Не смог. Слишком плотно было перевязано мое лицо. Эмри все же и без моих слов дал себя увести, мне осталось лежать на жесткой койке, глядя в потолок и слушая разговоры остальных раненых. Каберниканец, у которого Эмри спросил нельзя ли перенести меня в выделенную комнату, лишь покачал головой и сказал:

— Нетранспортабелен. Нельзя его никуда носить. У него обожжена почти вся кожа и любое прикосновение к ней вызовет у него такую боль, что она попросту убьет его.

Эмри настаивать перестал, а у меня отпало всякое желание шевелиться вообще. Кажется я так и пролежал неподвижно все время до визита очередного каберниканца. Он стал для меня подлинной пыткой. Молчаливый клирик с такими же запавшими глазами как и у остальных принялся снимать с моего тела повязки, заскорузлые от моей крови и той мази, которой покрывали повязки, дабы, как объяснил по ходу «операции» оказавшийся удивительно словоохотливым каберниканец, нейтрализовать действие яда Кошмара[9], так звались твари, с которыми мы схватились в коридоре замка.

— Они каждую ночь носятся по замку, — говорил клирик, отмачивая повязки и аккуратно снимая их с моего тела, стараясь причинить мне как можно меньше боли, — ловят зазевавшихся людей и травят своими ядами. Поэтому с заходом солнца все прячутся по своим комнатам и отец Вольфганг проходит по всему замку и запечатывает все двери святой водой и святым словом.

— Почему же нам никто не сказал об этом? — спросил я, пользуясь возможностью произнести хоть слово пока мне снова не перевязали лицо.

— Все уже настолько привыкли к этому, что считают Кошмаров чем-то вроде детали обстановки, исключительно ночной, — улыбнулся каберниканец. — Мы даже криков их диких не слышим — и привыкли, и если все удается поспать, то спим как убитые. Знаешь, я вот больше всего в жизни мечтаю о пяти часах сна.

— Знакомо, — усмехнулся я, — но мы хотя бы дома и есть крыша над головой. — В это время как раз клирик бинтовал мне голову. — В марке или том же эмирате у нас этого не было, а мечтал я, помнится, хотя бы о паре часов сна. Но все мы слишком боялись гашишиинов, которых еще и сталь не брала.

Когда клирик закончил бинтовать мою голову, я вдруг понял, что лишился абсолютно всех волос. Пока он взялся за остальное лицо я поспешил спросил:

— А мои волосы? Их уже не будет?

— Будут-будут, — отмахнулся каберниканец, промокая бинты в плошке со снадобьем. — Ты бы сейчас на себя поглядел — помер бы от страха. Были случаи. Поэтому мы и прячем от пациентов все, что может отразить их в нынешнем виде. Но главное, что после яда Кошмара кожа на пораженных участках сходит полностью и следов не остается. Никаких. Со временем и волосы отрастут. Думаю, в эмирате ты брил голову, чтобы спастись от жары.

Я кивнул и был вынужден замолчать. До следующей перевязки. Однако на несколько дней спустя ко мне явился сам глава каберниканцев Бриоля. Это был благообразного вида старичок, лицо которого было серым как его ряса. Интересно, он вообще ложился спать с начала осады или так и живет на снадобьях, которые готовят умельцы из его ордена. Пробовал я такие во время прошлой войны в Иберийской марке, во время осады Кастилии. Тогда все мы были на грани истощения и каберниканцы согласились дать их нам. После маленькой склянки три дня воюешь без роздыха, а после спишь как убитый два дня и жрешь в три горла еще неделю.

— Сын мой, — произнес клирик, — пришла пора тебе стерпеть последние мучения. Дело в том, что та корка, что образовалась на пораженных участках твоей кожи не отделяется сама по себе. Ее придется удалять. Я всегда делаю эту процедуру сам. Она чрезвычайно болезненна и нужна великое искусство дабы провести ее таким образом, чтобы больной не покинул наш мир, не стерпев мучений. Приготовь тело свое и дух к этому испытанию.

Он склонился надо мной, возложив ладонь мне на лоб и прошептал короткую молитву. Я не удержался и вторил ему. И кто бы смог сдержать себя, ожидая что через несколько минут кто-то начнет медленно отдирать твою кожу кусок за куском. Убрав ладонь, святой отец приступил к процедуре. Я скрипел зубами, стараясь не взвыть стаей голодных волков, пока клирик делал свое дело. Такой боли я не испытывал еще ни разу в жизни. Даже в сражении в Ронсевальском ущелье, когда мне казалось, что меня рвут на части кривые сабли и зазубренные острия копий мавританских копий, было куда как легче. Там я хотя бы сражался и отвечал пускай и не на все удары, теперь же мне приходилось просто терпеть боль, да притом еще и лежа в постели.

— Даже самые сильные из воинов кричали и плакали как дети или лишались сознания, — произнес клирик по окончании моих мучений, — но ты, сын мой, лишь скрипел зубами.

— Несколько лет назад, отче, — прохрипел я, желание поболтать после нескольких недель вынужденного молчания пересилила боль, — я поклялся что никогда больше не буду плакать. Все мои слезы пролились над могилой моего бывшего сэра.

— Он был достойным человеком, — тепло улыбнулся мне священнослужитель, поднимаясь. — А тебе сейчас лучше поспать, так ты скорее поднимешься на ноги.

На ноги я поднялся спустя еще пару дней, да и то пришлось до хрипоты спорить с разговорчивым клириком, перевязывавшим меня в последний раз. Однако переспорить меня, соскучившегося по болтовне, невозможно в принципе.

Первым делом я, конечно же, направился в покои Эмри. Я едва сдержал улыбку, увидев графа расставшимся со всей растительностью на голове, которую он так холил и лелеял. Стоило нашим взглядам пересечься, как я тут же понял — улыбка обойдется очень дорого. Не думаю, что отсутствие бороды и шевелюры хоть сколь-нибудь уменьшило умения графа в обращении с оружием.

— Садись, Зигфрид, — бросил он мне, доставая из-под стола, за которым он сидел склонясь над картами, бутылку вина. — Вижу ты оправился от ран. Говорят, ты проявил чудеса мужества, когда с тебя сдирали шкуру. — Он налил мне вина в серебряный стакан. Его собственный и так был полон.

Присев на стул напротив него, я пригубил вино и принялся изучать карты, разложенные на столе. Как я и думал это были карты окрестностей Бриоля, окрашенные в зеленый, серый и красный цвета. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять кому они принадлежали. Зеленого цвета, увы, было катастрофически мало.

— Дорога на юг отрезана, — сказал Эмри, отпивая своего вина, — к Эпиналю не прорваться и, следовательно, помощи нам оттуда ждать не стоит.

— Можно обратиться к нейстрийским графам с северо-запада, — предложил я. — Они всегда держат сильные гарнизоны и в их округах много войск.

— Потому что они боятся Астурии, — отрезал Эмри. — Без императорского указа и солдата нам не дадут. Нет, Зигфрид, мы можем рассчитывать только на свои силы.

— Кстати, я ведь так и не знаю сколько именно у нас сил, — заметил я.

— Наш отряд, сотня рыцарей с «копьями», — начал перечислять граф. — Далее, двести тридцать человек бриольского гарнизона, из них всего пятеро рыцари, с ними четверо оруженосцев, остальные — местные крестьяне, обученные обращаться с копьем и арбалетом. Кроме них, около полусотни баалоборцев. Эти самые боеспособные из местных вояки, но они уже многие ночи живут на стенах, помнишь, об этом говорил де Локк, к тому же они постоянно употребляют каберниканские снадобья, так что находятся на грани физического истощения. Такое обращение с собой прикончит кого угодно, пускай он даже трижды Господен воитель или баалоборец. Итого выходит — четыреста восемьдесят с лишним человек, почти половина которых обычные крестьяне. Можно еще создать ополчение, раздать горожанам и окрестным крестьянам оружие, но нашего положение в корне это не изменит. О численности войск врага можно только догадываться. Сколько демонов Долины мук засело на юго-западе знает, наверное, только Баал, а вот Килтия на востоке, видимо, держит что-то около пяти тысяч воинов. Дело в том, что они не берутся ниоткуда. Все это мертвые люди, превращенные в жутких тварей с помощью силы черной богини. Известно о том, что полностью вырезаны два города и пять фортов в округе Бриоля. Отсюда и взята эта цифра, хоть ее и никто не проверял.

— Да уж, — буркнул я, допивая вино и по жесту д'Абиссела вновь наполняя свой стакан, — положение наше куда хуже чем я даже мог подумать, лежа в госпитале. Оно просто смертельно для всех нас и смерть нас ждет жестокая и не окончательная. Помнишь, Бастион арбалетчиков, его защитники, думаю, сражались ожесточенно, однако после влились в ряды врага. Для этого их волокли в центр форта.

— В этом-то и заключается главная беда защитников Бриоля, — вздохнул граф Эмри. — Они сражаются и гибнут, а их былые товарищи на следующий день лезут на стену. Сам понимаешь, каким образом это сказывается на боевом духе, если бы баалоборцы, живущие на стенах, я и думать не хочу о последствиях.

— Я бы посоветовал бросить все и бежать отсюда, предоставив демонам и нежити разбираться друг с другом. А после вернуться с силами из Аахена и разогнать оставшихся.

— Так мы потеряем всю империю, Зигфрид, — покачал лысой головой Эмри. — Юг Нейстрии и север Аквинии почти захватил культ Гретхен Черной. Я сам разговаривал с выходцами оттуда и знаю более-менее реальную обстановку. Да и слухи о демонах и нежити ходят не только здесь. Это похоже на партизанскую войну, но в масштабах всей империи.

— Жуткая картина вырисовывается, граф, — произнес я, одним глотков выпивая второй стакан вина, не чувствуя вкуса. — А я-то думал, что в империи все спокойно.

— А я думал, что демоны и нежить — старушечьи сказки, — буркнул Эмри. — Многие теперь расстаются со своими иллюзиями.

— Ну ладно, и что нам теперь делать? — спросил я. — Бежать мы отсюда не станем, воевать — верная смерть, что теперь остается, граф?

— Совершить нечто безумное, — пожал плечами тот, — и спасти всех, желательно, при этом еще и самим остаться в живых. Возражений нет?

— Против последнего, нет, с первым пунктом мог бы поспорить, но не стану. Что именно будем делать?

— В Бриоле осталось два пегаса. Оба в расцвете сил и легко смогут донести нас до любого из городов врага.

— Тем более, что нести назад нас им не придется, — вставил я обычную шпильку.

— Не особенно упарятся лошадки и в противном случае, на который я рассчитываю куда больше чем ты, — продолжал Эмри. — Я планирую сделать вылазку в город демонов, потому что иначе как по воздуху до него не добраться. Земля вокруг него раскалена и ходить по ней могут только демоны и нежить, не чувствительная к боли.

— Значит, в гости к ожившим трупам мы пойдем пешком. — На меня напало шутливое настроение, как всегда перед серьезным делом, в этот раз оно будет абсолютно безумным, но на моем настроении это никак не сказалось.

— Именно пешком, — кивнул Эмри.

— Когда выступаем? — поинтересовался я.

— Как только почувствуешь себя готовым, — ответил граф, — и каберниканцы признают нас тобой полностью здоровыми.

— Ну тогда я могу быть полностью спокойным, — нарочито широко отмахнулся я. — Вы же знаете их любимую присказку: «Не бывает здоровых людей, бывают недообследованные пациенты».

Глава 3

Не смотря на мои шуточки, мы отправились в конюшни уже на следующее утро с полной решимостью совершить вылазку в оплот демонов Долины мук максимум через два дня. Что бы там не говорили каберниканцы. Пегасы, действительно, оказались великолепными животными с белоснежной шкурой и большими крыльями, сложенными вдоль боков. Они настороженно отнеслись к парочке безволосых людей, однако парочки яблок хватило для того, чтобы завоевать их расположение. В общем, расстались мы друзьями, только мне не хотелось думать об участи благородных животных в случае нашего провала. Демоны, питающиеся человечиной, думаю, не побрезгуют и их мясом. Простите, заочно, лошадки.

Мы долго и упорно препирались с уставшим главой каберниканцев, а после — с де Локком, не желавшим отпускать «императорского посланца» на верную — как ему казалось — смерть.

— Граф, — сказал ему Эмри, — потеря двух воинов не скажется фатально на обороне Бриоля. Вы примете командование и моим отрядом в случае моей смерти. Я должен своими глазами поглядеть на оплот Баала в этих землях.

— Это глупость, граф, — возражал де Локк. — С меня же голову снимут, если узнают что я отпустил вас, даже не дав хоть какого-нибудь сопровождения.

— Какое сопровождение? — отмахнулся Эмри, седлая пегаса, возиться с его упряжью было не в пример сложнее, нежели с обычной конской и я, к примеру, поручил эту задачу конюху. Эмри же никогда не доверял подобные вещи кому-либо. — Пегасов у вас больше нет, а по земле никому не пройти. И не думаю, что весть о моей гибели сильно опечалит императора. Я не столь уж выдающаяся фигура, особенно на фоне графа Роланда и принца Маркварта.

— Не стоит шутить подобным образом. — Отец Вольфганг как обычно подошел незаметно, будто был не клириком, а шпионом. — Невинно убиенный принц Маркварт и императрица Адель причислены к лику святых, а граф Роланд сражался за Веру и по делам его так же должен быть причислен, по моему скромному мнению.

— Я нисколько не умоляю чести графа, — возразил граф д'Абиссел, — и уж тем более не насмехаюсь над памятью императрицы и принца. Просто при Северном, да и Южном дворах их имена слишком уж истрепали всякие низкопробные менестрели. После их смерти император впал в настолько полную меланхолию, что не желает слышать ни о ком, кроме них. Это начинает раздражать, отче, и раздражать очень сильно.

— Но это не повод чтобы шутить ими, — напомнил отец Вольфганг. — Но я здесь не для этого. Вы отправитесь в логово Hostis generis humani и одной лишь честной стали против них мало. — Он сделал знак инквизитору, стоявшему за его спиной, и тот вышел вперед, протягивая нам с Эмри пару шестоперов, какими обычно вооружались сами баалоборцы. — Это оружие, изготавливается со времен Катберта Молота по одной технологии, известной только братьям из ордена святого Йокуса. Даже мы, баалоборцы, не ведаем секрета изготовления нашего оружия, знаем лишь, что оно сделано точно так же как и знаменитые молоты первых паладинов, сокрушавших зло и тьму. В вашем походе, они, думаю, сослужат вам славную службу.

— Отче, — возвел очи горе граф де Локк, — я-то думал, что хоть вы отговорите этих безумцев от их затеи!

— Упорство, — клирик положил ему руку на плечо графу, — в угодном Господу деле, не то от чего стоит отговаривать достойных людей.

— Даже если они идут на верную гибель?

— Если Господу будет угодно, они вернутся к нам живыми и здоровыми.

Да уж, переспорить клирика, как гласит известная поговорка, невозможно в принципе, поэтому граф сдался, даже поднял руки над головой и отступил на пару шагов.

Тем временем и Эмри, и конюх закончили седлать пегасов и нам осталось лишь вскочить в седла и отправиться в короткую вылазку, из которой нам вполне возможно не суждено будет вернуться. Отец Вольфганг по очереди благословил нас и мы без промедления, почти синхронно толкнули своих «лошадок» — и те, распахнув крылья рванулись вперед и вверх. Я не оглядывался, но почему-то почти точно знал — и граф де Локк, и отец Вольфганг провожают нас взглядами. Как в последний путь.

О том, что мы летим над бааловой землей, подсказали мощные потоки обжигающего воздуха, ударившие снизу. Вскоре до моего слуха донеслись бульканье лавы и треск земли, лопающейся от невыносимого жара. Проклятье, кто же может здесь? Ответом на этот вопрос нам послужило появление нескольких тварей со шкурой багрового с черным цвета, у каждой была пара мощных кожистых крыльев, вроде нетопыриных. Две сжимали в руках тонкие мечи, третий же буквально жонглировал огненными потоками.

Уклоняться от боя было поздно и мы с Эмри выхватили оружие. Граф — длинный меч, я — шестопер, подарок отца Вольфганга, мне такое больше по нраву, хотя многие рыцари и не считают его достаточно благородным.

— На тебе огненный! — крикнул мне Эмри, пикируя наперерез демонам с тонкими мечами.

Огненный жонглер метнул в графа поток пламени, но пегас среагировал на него раньше седока. Из-за этого Эмри едва не вылетел из седла, он сильно свесился влево, заслонившись щитом от ближайшего демона, в то время как меч второго просвистел буквально над его головой. Я направил своего гиппогрифа на потерявшего равновесие мечника, огненный жонглер швырнул пламя теперь уже в меня, однако верный конь не подвел. Я только читал о таких трюках в книгах по стратегии воздушного боя, а вот моему пегасу они были известны, похоже, не понаслышке. Копыта его врезались в череп демона, гиппогриф в прямом смысле промчался по спине баалова отродья и прыгнул с него вперед, оттолкнувшись копытами. Пламя прошло мимо нас и лишь обожгло шкуру демона, которого я использовал как площадку для прыжка. Пегас получил достаточное ускорение для молниеносного рывка к жонглеру. Я слегка не рассчитал и пролетел над огненным демоном, пришлось свеситься с седла, как только что делал Эмри, и удар шестопером получился не слишком удачным. Меня сильно удивила яркая вспышка, последовавшая за соприкосновением стали с черепом твари. Перед глазами поплыли алые круги, я тряхнул головой избавляясь от них, несколько раз моргнул, лишь после этого я смог видеть хоть что-то. Оказалось, что огненный демон летит вниз, от головы его осталось лишь жутковатое месиво плоти и костей, за ним последовал и один из мечников, почти надвое разваленный ударом графа. Второй же демон азартно рубился с д'Абисселом и тонкий с виду меч твари ничуть не уступал широкому клинку «императорского посланца». Скорее наоборот, после каждого удара от клинка Эмри раз за разом отлетали огненные искры — маленькие кусочки металла. Навряд ли, этот меч переживет нашу вылазку.

Я развернул своего гиппогрифа, направил его к сражающимся, занося над головой шестопер и одновременно вытащив из-за спины верный топор. Демон успел среагировать на мою атаку, парировав шестопер тонким мечом. Последовала новая вспышка, но я, наученный горьким опытом успел вовремя прикрыть глаза, и не видел того, что творилось следующие несколько секунд. Об этом мне поведал Эмри.

Скрестившись с шестопером тонкий меч демона переломился в месте столкновения, а его владельца отшвырнуло на несколько футов. Он замахал крыльями, прижал лапы к морде, чем дал Эмри отличный шанс для смертоносной атаки. Меч графа отсек голову бааловой твари, отправив в последний полет, вслед за двумя товарищами.

Открыв глаза, я увидел, что в небе остались лишь я и граф, стряхивающий с клинка капли крови демона.

— Отличная работа, — сказал он мне. — Никогда бы не подумал, что оружие клириков обладает такой силой, считал, оно просто получше обычного.

Отвечать я ничего не стал. Нечего было говорить. Мы направили своих пегасов к стенам проклятого города. Вскоре стали видны детали, которые не мы не могли видеть из Бриоля. К примеру, на стенах сидели жутковатые гаргульи, сработанные из разных материалов — оникса, обсидиана и гранита. Над ними кружили демоны, не уступающие в мерзости гаргульям, некоторые казалось, и не могли бы подняться в воздух — они были настолько тучными и мощными, а крылья их — слишком маленькими, чтобы поднять такие туши в воздух.

— И с этим нам придется сражаться? — прошептал я, осеняя себя знаком Господним.

— И не только с этим, — буркнул Эмри, вытаскивая из креплений шестопер. — Следи за гаргульями. Пока они не движутся — они неуязвимы, их нужно ловить в момент атаки. Фиолетовые твари, что стоят на земле, нам почти не опасны. Они управляют какими-то корнями, бьющими не выше чем на полметра вверх, зато никакая броня от них не спасает. А вот те твари, что отдаленно похожи на людей, обращают все живое в камень, правда на время.

— Откуда вы все это знаете? — удивился я. — Не так давно вы считали демонов Долины мук бабьими сказками.

— Было дело, — согласно кивнул Эмри. — Но пока ты валялся в госпитале, я слушал рассказы солдат, воевавших на стенах, и рыцарей, командовавших ими.

Проницательности графа я мог только позавидовать.

— Повелитель, — склонился перед Ганелоном двуглавый Владыка — демон высшего круга Долины мук, которому явно было очень неприятно кланяться простому Темному Паладину, но воля возрожденного Баала была сильней гордости, — к нашим стенам летят два человека на пегасах. Они схватились к нашими рейдерами и сразили всех троих. В их руках мерзкое оружие, привезенное из-за Океана Слез погаными людишками.

— Не стоит вдаваться в подробности, — отмахнулся Ганелон. — Не понятно из действий, чего они ходят?

— Нет, — покачал головами Владыка, нервно клацая громадными когтями по полу. — Они готовятся к бою, однако на безумцев не похожи. — Обе рожи оскалились, демонстрируя здоровенные и острые как бритва клыки.

— Встреть их, — приказал Ганелон, — и проводи ко мне. Хочу поглядеть на этих сумасшедших, не похожих на сумасшедших.

Демоны оказались около нас почти мгновенно. Это были те самые твари, что по словам Эмри обращали людей в камень. Одного их взгляда хватило нам с графом, чтобы попадать с седел прямо в лапы к другим демонам — побольше и с алой шкурой. Я мог видеть все, но ничего не чувствовал и не мог пошевелить и пальцем. Очень страшно, поверьте, чувствовать полную беспомощность перед подобными тварями. Нас перенесли в донжон замка, на месте которого выросло это чудовищное логово, доставив пред светлы — или в данном случае темны — очи предводителя.

Я не сразу узнал его в сидящем на импровизированном троне рыцаре в черном доспехе, наплечники которого были украшены здоровенными шипами, торчавшими над головой их обладателя. Это был граф Ганелон, точнее уже бывший граф, казненный несколько лет назад за предательство графа Роланда. Ну конечно, таким самое место в воинстве Врага рода людского. К трону был прислонен боевой топор с таким черным, как доспех Ганелона, широким обухом, предатель то и дело рассеянно поглаживал его длинными пальцами.

— Насмотрелся на меня, Зигфрид, — сказал, словно выплюнув слова, Ганелон. — Таким я тебе нравлюсь больше?

— Больше ты мне нравился, — ответил я — способность говорить и вообще шевелиться я обрел несколько минут назад, примерно когда нас вносили в главный зал донжона, — когда меч палача опустился на твою шею.

— А теперь и шрама не осталось, — усмехнулся Ганелон, оттягивая бугивер, демонстрируя мне бледную шею. — Все твои усилия пошли прахом, Зигфрид. Я вернулся в мир и стану мстить всем. Я разрушу империю Каролуса и спляшу на руинах Аахена и Феррары.

— У многих были подобные правила, — отмахнулся я, — и где они все?

— Я не все! — воскликнул Ганелон. — Запомни, Зигфрид, я не все!

— Запомни и ты, — отрезал я. — Я не просто Зигфрид. Я — сэр Зигфрид, рыцарь императора Каролуса Властителя. Граф Роланд посвятил меня в рыцари перед последней атакой мавров и сарков.

— Не упоминай при мне этого имени!!! — Ганелон вскочил с трона, перевернув его. В руках его словно сам собой появился топор.

Он успокоился и сделал знак одному из своих слуг-демонов вернуть на место трон. От меня не ускользнула гримаса бааловой твари, исполнившей приказ, ей было весьма неприятно холуйствовать перед человеком, пускай и не обделенным милостью их повелителя.

— В темницу обоих, — бросил Ганелон, садясь на трон. — Я пока придумаю для них пытки, на это мне нужно время. — И он рассмеялся нам вслед.

Демоны подхватили нас с графом и буквально потащили из зала в темницу. Нас швырнули в маленькую камеру, пропахшую кровью, болью и смертью, даже не подумав разоружить. Исполнительность и не склонность к рассуждениям, присущая, похоже, демонам сослужили нам неплохую службу.

— Да, — вздохнул Эмри, когда за нами захлопнулась дверь. — Не стоило разговаривать с Ганелоном в подобном тоне.

— Я не мог удержаться, — пожал я плечами. — Зато у нас появилось немного времени и, конечно, почти нереальный, но хоть какой-то шанс на спасение.

— Хочешь попытаться напасть на тех демонов, что поведут нас на пытки, — понял мой нехитрый замысел граф. — Спастись — не спасемся, зато продадим жизни подороже.

Роланд посмотрел на согнувшегося в почтительном поклоне вора. Эти существа единственные из всех тварей Килтии хоть немного походили на живых, хотя и были вынуждены скрывать истлевшее лицо под стальной маской.

— Значит ты точно можешь сказать, — произнес бывший граф, — что Ганелон в этом замке?

— Да, — прошипел — или просвистел, точно охарактеризовать звуки, издаваемые вором Роланд не мог, — шпион. — Я проник за стены замка и лично убедился в этом.

— Отлично, — усмехнулся бескровными губами Роланд. — Ступай! Ты славно послужил делу нашей богини.

Вор скрылся и в комнату, занимаемую Роландом вошел Рыцарь Смерти Инген, командовавший такими же Рыцарями Смерти, только более низкого ранга.

— Атакуем? — спросил он.

— Да, — кивнул Роланд, поднимая со стола шлем с устрашающей маской-забралом.

— Кого?

— Крепость демонов. — Роланд проверил легко ли выходит из ножен черный клинок.

Если Инген и удивился решению командира, но возражать не стал. Нежить — не рассуждающие убийцы, равнодушные к боли и потерям, они беспрекословно пойдут в атаку по приказу. Однако в этом кроется и основная слабость «детей» Килтии, поднятых из могил ее черной силой. Некроманты могут быть сколь угодно великими колдунами, но планировать сражения и весть в бой орды нежити и не могут, для этого нужны опытные военноначальники. Из этого положения хитроумная богиня нашла очень простой и эффектный выход, примером мог послужить тот же Роланд, еще несколько лет назад командовавший армиями Каролуса властителя.

— Господи твоя власть, — прошептал один из солдат, стоявших на стене Бриоля и сотворил знак, дабы отвести зло. — Они сцепились друг с другом.

И действительно, немертвые орды Килтии двинулись к стенам замка, где укрепились демоны Долины мук. Это было на редкость впечатляющее и ужасающее зрелище. Его по достоинству оценили граф де Локк и отец Вольфганг, вышедшие на стены сразу, как только получили известие о необычной активности врага. По серой земле, постепенно все сильней углубляясь в багровую шагали, ползли и иными способами передвигались самые разнообразные твари. Обычные оживленные некромантами мертвецы самой разнообразной степени разложения и вооруженные тоже не ахти как, лишь в первых рядах четко вышагивали те, кого солдаты про себя прозвали немертвой гвардией — скелеты без единой крохи плоти на посеревших костях в добротных пехотных бронях и со странного вида мечами в руках, клинки их чем-то напоминали стилизованные молнии. При соприкосновении с телом они заносили в раны какую-то заразу, на несколько дней парализующую людей. Рядом с ними гарцевали на черных — не вороных, а именно черных — конях с огненными копытами Рыцари Смерти в громоздких доспехах, забрала шлемов их изображали жуткие рожи и оскаленные звериные морды. Туманом клубились бестелесные сущности вроде призраков или полумраков — алых существ, взглядами внушавшие ужас толпам людей, от них спасали только клирики, мужественно противостоявшие их злым чарам. Были среди них и такие, кого не брало никакое материальное оружие, в то время как их собственные серповидные конечности разили без пощады и были им преградой никакие доспехи. За Рыцарями Смерти шагали более менее похожие на живых существа. Одни в серых доспехах и серых же плащах, вооруженные длинными пиками. Другие — в черных кирасах и шлемах, украшенных оленьими рогами — за что и получили меткое прозвище рогоносцы, — и с корсеками[10] в руках. А рядом с ними ползли вовсе уж отвратные твари — коричневые, с торчащими костями, напоминающие сильно траченных разложением бескрылых драконов. Были и еще несколько уродов, похожих на огромные куски мяса, из которых тоже торчали осколки белых костей, из постоянно разинутых пастей капал смертоносный яд, от одного запаха которого люди послабее теряли сознание. Противостояла им не менее пестрая рать демонов.

— Жуткая драка, — прошептал де Локк, глядя на сцепившихся насмерть врагов. Теперь уже почти ничего нельзя было различить в той чудовищной свалке, творившейся под стенами бааловой крепости. — Не завидую я д'Абисселу с де Монтроем, если они еще живы.

— Когда зло сражается со злом, а тьма с пламенем бааловым, — наставительным тоном, всегда раздражавшим де Локка, произнес отец Вольфганг, — они сами того не поминая играют на руку Господу и нам, детям его.

— Я понимаю это, отче, — вздохнул граф, — но вот как представлю, что когда-нибудь объединенная орда таких вот тварей хлынет в земли империи…

— Мы сокрушим его, — отрезал клирик, — ибо с нами Господь.

— Да будет так, — не в силах спорить с чрезвычайно упрямым в некоторых вопросах священником произнес де Локк, приглядываясь к битве нежити и демонов.

— Тиаматы и Владыки сдерживают червей и драколичей[11], - отрапортовал Темный Паладин Ганелону, — но на долго их не хватит. Нежить рвется к нам с небывалой яростью.

— Собирай всех во внутреннем дворе, — приказал Ганелон, поднимаясь с трона и поудобнее перехватывая топор. — Дадим нежити бой. Все летучие пусть атакуют их сверху.

— Есть, — кивнул исполнительный Паладин и вышел. Черный плащ с алым подбоем лихо взметнулся за его спиной.

Ганелон усмехнулся его выпендрежности и вышел вслед за ним. За стенами донжона царил подлинный хаос, который был столь любим черному сердцу бывшего графа. Согласно его приказу все демоны, что имели крылья и могли летать, обрушивались с небес на врага, атакуя, в основном, червей и драколичей, они отрывали от них куски гниющей плоти или пронзая их своими тонкими мечами, целя в глаза и пасти. На все нападки их увенчивались успехом — нередко кто-то из воинов Долины мук или не особенно шустрых советников или герцогов попадали на зуб к драколичу или в необъятный зев червя.

Еще раз усмехнувшись Ганелон ринулся в самую гущу схватки, ловко орудуя громадным боевым топором. На земле берсерки и Темные Паладины противостояли зомби, скелетам, призрачным воинам, а также элите войск Килтии — черных храмовников и проклятых комтуров, чьи шлемы по прихоти богини смерти украшали длинные ветвистые оленьи рога.

Не понимаю каким образом, но нам с Эмри удалось-таки заснуть, не смотря на сырость и холод, царившие в застенках замка демонов. Разбудили меня — да и графа тоже — звуки чудовищной битвы, что шла буквально над нашими головами. С потолка камеры постоянно сыпался раскаленный песок, так и норовивший попасть под одежду и броню. Мы подскочили на ноги, выхватили оружие, отступив к стене, где песок сыпался не так обильно. Это спасло нам жизнь…

Потолок коридора затрещал и провалился внутрь, будь мы с Эмри хоть на шаг ближе к центру камеры — нас раздавила бы громадная алая туша с торчащими костями, напоминающая недоразделанный кусок мяса с бойни, рухнувшая на пол в обломках камня, подняв тучу пыли и крошки. На его шкуре его стояли несколько демонов, рубящих его на куски своими мечами. Однако червю — или что там это было — удалось каким-то чудом извернуться, извергнув из пасти поток буро-зеленой жидкости, от которой плоть демонов стала в буквальном смысле слезать с костей, что не остановило их в стремлении уничтожить врага.

Мы с Эмри, ошеломленные столь чудовищным зрелищем, еще плотнее вжались в стену, уже не обращая внимания на песок, главное, не попасть под стекающий со шкуры червя поток яда, плавивший камни под ним.

Закончилась схватка гибелью всех ее участников. Червь поник, распластавшись по полу, демонов же прикончил его яд. Теперь и нам с Эмри можно было подумать об освобождении.

Аккуратно обойдя лужи яда, мы вскарабкались на тело червя, хватаясь за торчащие казалось без всякой системы ребра из его необъятной туши. Оказавшись наверху, мы смогли оценить весь масштаб драмы, разыгрывавшейся во дворе замка. Две чудовищных армии сошлись на этом маленьком пятачке, азартно и со вкусом уничтожая друг друга. На нас налетели несколько скелетов явно не человеческого происхождения с длинными мечами в руках. Мы с графом встали плечом к плечу, используя тушу червя, большая часть которой торчала из пролома в полу, чтобы прикрыть свои спины, и приготовились к атаке. Скелеты не стали нас разочаровывать — они налетели, размахивая мечами.

Я присел, пропуская длинный клинок над головой. Скелет не рассчитал силы и меч его глубоко вонзился в тело мертвого червя. Я ткнул его в грудную клетку, которая у него представляла собой практически единое целое, шестопером. От удара он рассыпался на отдельные кости, продолжавшие шевелиться. Эмри же отвел неловкий выпад противника стальной рукояткой своего оружия и толкнул его ногой. Скелет отлетел на пару шагов, повалив при этом оставшихся двух его товарищей. Я обрушился на них, тремя ударами шестопера раздробив им черепа.

Этот поступок едва не стоил мне жизни. Лезвия корсеки свистнуло у меня за спиной, отрезая от туши червя и графа д'Абиссела, отчаянно рубившегося сразу с двумя скелетами в доспехах, вооруженными странной формы мечами. Мне же в противники достался воин в рогатом шлеме, ловко орудующий корсекой. Он держал меня на расстоянии, не давая воспользоваться шестопером, ручка которого значительно уступала в длине дверку корсеки. Я отводил его быстрые удары, пытаясь прорваться на помощь Эмри, но противник мой был слишком умел, чтобы допустить подобное. Он не давал мне и сократить расстояние между нами, постоянно делая длинные выпады. И вот он припер меня к туше червя, мне лишь чудом удалось заблокировать острия его корсеки рукояткой шестопера. Я сморщился от отвращения, когда меня вжало в податливую плоть мертвой твари. Какая-то кость впилась мне в спину.

Я уже попрощался с жизнью, но едва ли не последний момент в спину рогатому рыцарю врезался топор воина в таких же доспехах, как носил Ганелон. Он вырвал топор и ударом раскроил врагу череп, всадив широкое лезвие точно между ветвистых рогов. Я же проявил чернейшую неблагодарность, врезав ему по голове шестопером.

Обернувшись к Эмри, я увидел, что ему приходилось туго. Бой на три стороны — самое странное и сложное дело. Никому нельзя довериться и от любого можно получить меч или топор в спину. Особенно сложно когда ты один против нескольких врагов. Эмри прижался спиной к туше червя, отмахиваясь от всех шестопером. Я поднял с земли корсеку рогатого рыцаря, сунув за пояс шестопер, и ринулся на помощь графу. Быстрым выпадом я повалил нескольких врагов, стоявших слишком близко друг к другу, парочку даже удалось прикончить. Правда остальные на мгновение замерли, обернувшись в сторону нового противника. Я отшвырнул корсеку и выхватил шестопер, бросившись на врагов, не раздумывая ни мгновения — промедление стоило бы мне и графу слишком дорого. Обрушив свое оружие сначала на голову воина с двумя топорами в руках, а следом на череп скелета в броне. Тут со своей стороны ударил граф Эмри. Он лихо размахивал шестопером, кроша грудные клетки и доспехи врагов.

Последние и не подумали сплотиться против общего врага, вцепившись друг другу в глотки, казалось, с еще большей ожесточенностью. Мы с Эмри снова встали плечом к плечу, нанося удары всем до кого могли дотянуться своими шестоперами. Теперь я в полной мере осознал положение графа де Локка, оказавшегося третьей стороной в конфликте непримиримых врагов. Скелеты брали верх над воинами Баала, окружив их и методично вырезая. Я ждал момента, когда последний из них упадет замертво и нежить вплотную займется нами. Эмри также понимал это и сделал мне знак убираться покуда скелеты не добрались до нас. Правда, сделать этого мы уже не успели.

Скелеты буквально разлетелись в разные стороны под ударами громадного топора, сжимаемого Ганелоном, ворвавшегося в ряды нежити. За его спиной оставались лишь обломки костей. Разделавшись с последним Ганелон обернулся к оставшимся солдатам.

— Будьте вы благословенны! — рявкнул он на них. — Ангелы вас подери, кучка жалких скелетов едва не перебила вас ко всем святым!

— Все эти скелеты были нашими братьями, — рискнул возразить ему один из них. — Они отлично владеют оружием.

— Мне плевать кто они! — Казалось, Ганелон готов раскроить голову непокорному воину своим топором. — Отходим к ангелам. Все в Купель!

Воины Баала кивнули, как мне показалось с явным облегчением и быстрым шагом двинулись к остаткам донжона крепости. Добраться до него им не удалось. Я успел заметить несколько коротких взмахов — потоки крови хлынули на землю, в стороны полетели ошметки тел и доспехов воинов Баала, не способных противостоять оружию их врага. Спустя несколько секунд появился и сам враг. Это был рыцарь в черных доспехах, покрытых затейливой серебряной гравировкой, и шлеме с забралом в виде жутко искаженного человеческого лица, восседающий на громадном вороном жеребце. Он спрыгнул с седла, отряхнул черный клинок своего меча, по самую рукоять залитый кровью воинов Баала.

Обернувшийся было к нам Ганелон, тут же шагнул навстречу ему, поднимая топор. В сравнении с таким врагом мы были незначительной мелкой рыбешкой, не стоящей потери драгоценного в предстоящей схватке времени. Рыцарь в броне с гравировкой не спешил атаковать. Нарочито медленным движением он снял шлем, демонстрируя Ганелону лицо. Лично у меня перехватило дыхание, когда я увидел чье лицо скрывается под жуткой маской. Да, оно сильно исхудало и побледнело с нашей последней встречи, длинные волосы, рассыпавшиеся сейчас по оплечьям доспеха, были белоснежными, а не каштановыми, как раньше, но я не мог не узнать моего бывшего сэра — графа Роланда.

— Не ожидали встретить меня здесь, господа? — бескровные губы растянулись в ухмылке, никак не отразившейся в ледяных глазах. — Я пришел сюда за тобой, Ганелон. Эмри, Зигфрид, можете убираться отсюда, мои солдаты не тронут вас. Тут мое личное дело. Ступайте быстрее, я могу и передумать.

Мы с Эмри последовали его совету и поспешили унести ноги подальше, хоть и были предельно вымотаны пленом и долгой схваткой. За спинами нашими звенели клинки. Не пробежали мы и двух десятков футов, как дорогу нам заступили пятеро мертвых воинов, еще недавно бывших воинами Баала, каждый сжимал в руках по паре топоров. За их спинами стоял человек, кутающийся в черный плащ с зеленым подбоем.

— Роланд может проявлять идиотское благородство сколько ему вздумается, — усмехнулся он, делая короткие пасы обеими руками, — но отпускать вас отсюда живыми никто не собирается. — Он принялся шептать некие слова на неизвестном мне языке, звучащем крайне жутко. Я порадовался, что не знаю этого языка, понимай я о чем говорит этот колдун, наверное, меня бы удар хватил.

Мертвые воины двинулись на нас, размахивая топорами, но не это было самое страшное — трупы вокруг нас зашевелились и начали неуклюже подниматься, нашаривая пальцами оружие. Мы с Эмри ринулись на врага, круша головы воинов с топорами и пытаясь увернуться от свистящих топоров. Владели ими наши враги довольно хорошо, даром что мертвые. К тому же все еще лежащие на земле тела хватали нас за ноги, не давая нам сделать и шагу, мы топтали их руки, пытались наступить на головы, которые под нашими подкованными сапогами лопались, словно гнилые орехи. И все равно, нежить медленно, но верно брала над нами верх. Даже вспышки, возникающие при столкновении наших шестоперов с телами и доспехами наших врагов тускнели с каждым ударом. Колдун, надежно укрывшийся за спинах своих солдат, ухмылялся все шире и шире.

Гравированные доспехи Роланда выдерживали удары, наносимые Ганелоном, в то время как меч Рыцаря Смерти снес несколько шипов с наплечников Темного Паладина. Теперь голова Ганелона была опасно открыта, хотя Роланд расстался со шлемом еще до начала схватки. Добраться до головы Рыцаря Смерти Ганелону не удавалось никоим образом, даже после смерти Роланд превосходил его в мастерстве фехтования. Ганелон понимал, что жить ему осталось недолго. Самое обидное, что Роланду от новой смерти хуже не станет, он и так мертв, а вот примет ли Баал его душу снова — вопрос.

Ганелон ринулся в атаку снова, широко взмахнув топором. Роланд отбил удар основанием клинка, сдвинув его вверх, чтобы не дать противнику захватить его изгибом обуха топора. Освободив меч, Роланд перехватил его обеими руками и нанес сильный удар по диагонали снизу-вверх. Закаленный в пламени Долины мук, где корчатся души грешников, выдержал удар, однако ребра Ганелона рванула боль. Сила удара отбросила его на полфута назад, не давая тому как следует замахнуться для новой атаки. Топор лишь скользнул по черному доспеху, Роланд занес над головой Темного Паладина свой меч. Ганелон в последний момент успел перехватить топор, подставив его железную рукоять под клинок. Они замерли на мгновение, пытаясь передавить врага, но через минуту разлетелись в стороны. С небес на них обрушилась гранитная гаргулья. Мощные каменные крылья отбросили Ганелона, опрокинув его на спину. Тут же на броне Темного Паладина сомкнулись ониксовые когти второй гаргульи. Она поднялась в воздух, унося Ганелона прочь от павшего замка. Он увидел как разваливается надвое гранитная гаргулья, спасшая его от меча Роланда, а после все скрылось за клубами дыма, поднимающегося над донжоном замка.

— Купель Баала, — проскрипела гаргулья, — перехватили некроманты и все, кто отправились в Долину мук через нее, погибли.

Ганелону оставалось лишь скрипеть зубами от бессильного гнева. Выходит, он сам отправил на смерть многих и многих славных воинов.

Эмри упал на колено — его сильно дернул за щиколотку скелет, лишившийся всей нижней части и черепа в придачу. Я встал ближе к нему, отмахиваясь шестопером, практически превратившемся в самое обычное оружие. Вспышки за ударами следовали все реже. Эмри освободился от назойливых костей, я подал ему руку, помогая подняться. Тут же мне в руку вцепились пальцы какого-то воина — длинные ногти порвали кожу, по предплечью заструилась кровь. Эмри ткнул обладателя этой руки шестопером под дых, заставляя согнуться. Я прикончил его ударом по черепу и теперь его тело потянуло меня вниз своим весом. Раздробить кости под мертвыми мышцами не представлялось возможным, да еще и со всех сторон напирала нежить, пришлось и мне опуститься на колено, позволив трупу осесть рядом со мной. Он конечно все еще мешал мне, но уже не так сильно. Колдун ликовал.

С неба ударила ветвистая молния, угодившая точно в колдуна. Мне показалось, что прямо в раскрытый в хохоте рот. Следом на землю перед нами планировал на крыльях самый настоящий ангел с копьем в руках. Я подумал, что попросту схожу с ума от безысходности и у меня начинаются видения, однако ангел взмахнул копьем и вся нежить попадала наземь, исходя гнусным одором.

— Покойтесь с миром, — тихо произнес ангел, — агнцы заблудшие. — Прекрасное лицо его выражало бесконечную печаль.

От колдуна не осталось и горстки пепла. И для него не нашлось у ангела ни единого доброго слова.

Тем временем посланник Господень обернулся к нам.

— Идемте со мной. Здесь нам не место.

Сияние, окружавшее его, постепенно погасло и я смог разглядеть его как следует. В общем и целом это был человек, правда хоть и без клочка одежды, но не казавшийся голым. Все тело его покрывало что-то вроде шипов, лишь крылья топорщились перьями, но и они выглядели довольно устрашающе из-за блестящей сталью ниточки, окаймлявшей каждое перо. На копье его было несколько лезвий, отчего оно напоминало корсеку или коузу[12], хотя ничего подобного я раньше не видел.

Вскоре нам стало припекать ноги. Потрескавшаяся от жара земля и потоки лавы, протекавшие совсем рядом, не самым лучшим образом влияли на наши сапоги, к тому же подкованные стальными набойками, практически раскалившимися через несколько минут. Толи ангел почувствовал нашу боль, толи еще что, потому что мы не жаловались, но он произнес:

— Довольно. — И через секунду мы оказались во внутреннем дворе замка Бриоль. Ангела рядом с нами не было.

— Что это значит?! — вскричал Готар — визгливый некромант, отличавшийся дурным нравом, даже среди своих собратьев по колдовскому ремеслу. — Почему мы не идем на приступ Бриоля?! Это воля Килтии!!!

— Не ты проводник ее, — отрезал Роланд, вновь надевший шлем. — Пророк Мораг Тень сказал нам что. «Уничтожьте врага во имя Килтии», так? Городишка с гарнизоном в пару тысяч человек на врага не тянет. Мне до него дела нет. Наша цель не завоевание здешних земель, если ты не забыл, Готар. Надо покончить с предательницей Гретхен и возвращаться.

— Мы должны покончить с живыми! — кричал некромант. — Они должны присоединиться к нашей армии. Надо восполнить сегодняшние потери!

— Здесь более чем достаточно свежих трупов куда лучшего качества нежели мы сможем получить в городе. — К ним подошел еще один некромант, одетый в черный с фиолетовым подбоем плащ с высоким воротником, так плотно обтягивающий плечи, что было непонятно каким образом он умудряется двигать плечами, и скрывающий его фигуру почти полностью, лишь при движении можно было заметить под ним он носит обычный стеганный гамбезон, черные штаны и кавалерийские сапоги до колен. Необычный выбор для одного из самых могущественных некромантов этого мира.

При его появлении Готар мгновенно заткнулся, склонившись в глубоком поклоне.

— Тела берсерков, Темных Паладинов и рыцарей Долины мук, — продолжал ровным голосом излагать Ашган — так звали некроманта, — я уже не говорю о демонах более высокого ранга, с которыми тебе не справиться, Готар, дадут нам воинов куда лучше, нежели те, что выйдут из людей. Готовь остальных магов к ритуалу для поднятия демонов, по его окончании мы покинем это место.

Роланд кивнул. Ему всегда казалось, что он не всегда командует своим войском, слишком уж властным был тон Ашгана. Некромант привык только отдавать приказы, подчиняться же, скорее всего, не умел вовсе.

Глава 4

— Эмри, это безумие, — в который раз повторял граф де Локк, от возмущения позабыв обо всех условностях. — Со своим отрядом по нашим землям… Да мы даже не знаем куда подевались нежить и демоны! Они же могут атаковать вас по дороге к Эпиналю.

— Нас могли вырезать по дороге сюда, — отрезал Эмри, проверяя подпругу, — к тому же мою инспекцию никто не отменял. Я должен разобраться во всем лично и со своими выводами возвращаться в Аахен, чтобы изложить их императору.

— Я понимаю, — вздохнул де Локк, — но почему ты отказываешься взять с собой моих солдат?

— Я уже говорил, что не хочу ослаблять твой и без того достаточно потрепанный гарнизон. — Эмри также плюнул на условности. — Ты сам мне не раз повторял — нежить и демоны вполне могут вернуться. И довольно. — Эмри вскочил в седло. — Я уезжаю. Да прибудет с тобой удача, де Локк.

— И с тобой, д'Абиссел.

— Господь да охранит вас, — добавил молчавший до того отец Вольфганг.

Сразу по возвращении мы поведали свою историю графу и клирику. Послушав ее, святой отец стал необычно молчалив и не произнес за прошедшие три дня и десятка слов. Он, по всей видимости, ушел в себя и предавался думам о Господе, людях и тому безобразию, что творится вокруг. Я бы тоже не прочь предаться думам, но моя стихия — действие, тем более что обстановка навязывала нам сумасшедший ритм. Вот только мы лежали в госпитале, так знакомом мне по недавнему визиту, затянувшемуся на несколько недель, а теперь уже мчимся с утра пораньше на юг, к столице королевства Нейстрия Эпиналю.

На колене он простоял не очень долго, значит, Повелитель не слишком сердит на него за провал под Бриолем. Он позволил Ганелону подняться всего через полчаса после приглашения в зал и сразу обратился к нему:

— Не считай, что я простил тебе и забыл неудачу, — произнес он. — Большинство Темных Паладинов расстались бы со своими жалкими жизнями за куда меньшие провинности. Ты — умней их, поэтому еще жив. В сложившейся ситуации я не могу разбрасываться подчиненными такого ранга как ты.

— Что же случилось? — осмелился задать вопрос Ганелон.

— Я намерен разыграть одну карту, — ответил Повелитель, — но для этого мне понадобится помощь одного давнего друга и союзника. Это Астарот, прозванный Палачом Легионов, давным-давно он был заточен в соляную темницу, находящуюся где-то в нынешних Феррианских горах. С тех пор его сторожит целый клан гномов, называющих себя Хранители. Они ни с кем не торгуют и живут за счет остальных кланов, занимаясь лишь постоянными тренировками и славятся в гномьем сообществе как лучшие воины, не смотря на то, что никогда не покидают крепостей в окрестностях соляной темницы.

— Почему соляной? — удивился Ганелон. — В Феррианах найдется материал и попрочнее.

— Это верно, но соль сковывает Астарота лучше всяких оков — они лишает его всех сил, делая не меньше чем обычными человеком, у которого не хватит силы, чтобы разбить ее. К тому же, она слишком тесна для него, почти не давая шевелиться. Я переправлю тебя в окрестности темницы вместе с сильным отрядом через новую Купель. К слову, я защитил ее от влияния извне, так что повторения того, что произошло под Бриолем можешь не опасаться. Отряд твой будет силен, но не очень велик, так что основная твоя сила в скорости. Сам понимаешь, против всех горных кланов Феррианских гор тебе не продержаться и нескольких часов.

— Когда мне собирать войска?

— Прямо сейчас. Купель готова.

Ганелон кивнул и вышел, не скрывая своего облегчения.

До Эпиналя мы, как не странно, добрались без каких-либо приключений, правда то, что мы увидели по прибытии в столицу Нейстрии весьма неприятно поразило нас. За все несколько моих визитов в этот город я запомнил его веселым и полным вина, теперь же он был мрачен и на лицах всех его обитателей были написаны самые недобрые чувства в адрес тех, кому не посчастливилось попасться им на пути. Нам уступали дорогу, бросая тяжелые взгляды исподлобья, не было обычного любопытства, испытываемого при появлении рыцарей да еще и под императорским штандартом.

Тоже самое творилось и в королевском дворце. Нас изволил принять сенешаль замка герцог де Курвуазье, сославшись на болезнь короля Шарля. Это был высокий красивый человек с истинно дворянскими чертами лица, одевающийся по последней моде. Его казалось несколько не затронуло общее настроение, царящее в городе, да и во всей стране. На приеме присутствовали только граф Эмри и я, остальных разместили в гостевых покоях дворца и его казарме, в соответствии с положением в обществе.

— Давно мы были лишены столь изысканных яств, — произнес граф, поднимая бокал с вином в тосте за хозяина, который можно было и не произносить.

Тут я не мог поспорить с командиром. С самого Аахена я не ел подобных блюд, так что в первое время полностью отдался греху чревоугодия, лишь следя за беседой и никак не принимая в ней участия. Да и послушать было что.

— Обстановка в городе, действительно, мрачна, — не стал отрицать герцог, — а все эта ведьма. Гретхен Черная. Ее фанатики наводнили страну, но ни стража, ни баалоборцы ничего не могут поделать с ними. Вернее, отдельных фанатиков и их общины мы вылавливаем и уничтожаем без сожаления, однако ни разу не удалось добраться до самой ведьмы. Она ускользает от нас, как песок сквозь пальцы. Это невыносимо.

— Не значит ли это, что у нее есть покровитель среди знати? Иначе как бы ей удавалось избегать инквизиторских ловушек, которые они ей, как я думаю, расставляют.

— Конечно, вы правы, граф, — кивнул де Курвуазье, — но я не могу допустить дрязг и грызни, которые последуют в высшем обществе, стоит только объявить об этом или же начать расследование. Одно я знаю точно, среди клириков нет предателей и вся надежда на них.

— Вы же, герцог, будете сидеть сложа руки, — жестко произнес Эмри. — Считаете, это допустимо для сенешаля королевского дворца?

— У меня связаны руки, граф, — отрезал герцог. — Я — не король и знать не станет особенно прислушиваться ко мне. Должность сенешаля для них пустой звук.

— Значит, вы должны заставить их подчиняться себе!

Я почувствовал, что Эмри стоило больших усилий не стукнуть кулаком по столу.

— Насилие неприменимо, как вы понимаете, граф, — ничуть не смутился де Курвуазье. — Да и каким образом я могу давить на здешнее дворянство, когда оно может попросту сместить меня, выбрав на мое место более удобного для них человека.

— Вы также удобны для них, как я мог убедиться. — Эмри поднялся. — Я бы сказал вам все, что думаю о вас, герцог, однако слишком деликатен по натуре, чтобы делать это. Я сделал все необходимые выводы и покину ваш город и королевство так быстро, как только смогу.

— Как пожелаете, граф.

Де Курвуазье похоже ничем пронять было невозможно.

— Мрачноватый город, — произнес Ашган, оглядывая улицы Эпиналя. — В такие обычно Гретхен превращает все свои обиталища.

— Противно смотреть на это, — буркнул Роланд. — Я всегда любил Эпиналь, но это совсем не тот город.

Они шагали по улицам нейстрийской столицы без особенной цели, просто приглядываясь к новому полю боя. Они должны покончить с Гретхен Черной — предательницей из числа оккультистов[13], толи переметнувшейся на сторону Баала, толи, вообще, организовавшую собственную сторону.

— Избавим город от ведьмы и он постепенно вернется в обычное состояние, — пожал плечами под плащом некромант. — Если тебе от этого станет легче.

— Сейчас мне уже все равно, — ответил Рыцарь Смерти, — но раньше я любил Эпиналь.

— Ты еще способен испытывать чувства, сэр Роланд, я давно забыл что это такое. А вот та же Гретхен может испытывать их как и раньше. Оккультисты в куда большей степени люди, нежели кто-либо из нас.

— Цель, — произнес Роланд, — вот чего лишены и вы, и оккультисты. Пока у нас есть цель, мы жи… — он оборвал себя, — существуем и все наше существование подчинено ей. Именно поэтому мы — идеальные солдаты.

— И в этом ваша основная слабость, — усмехнулся Ашган. — Что ты станешь делать, когда покончишь с Ганелоном? Что становится с теми у кого твоя пресловутая цель пропадает?

— Не знаю, — звякнул наплечниками Роланд, — и не узнаю покуда не покончу с ним. Отложим этот спор до тех времен, Ашган.

— Отложим. Если, конечно, будем существовать тогда.

— Он здесь, госпожа, — произнес герцог де Курвуазье, склоняясь в почтительном поклоне перед женщиной в золотом шлеме, вроде тех, что носили энеанские легионеры, налобная часть которого вместе с полумаской-забралом были словно покрыты эмалью и украшенном затейливой гравировкой, четыре шипа были расположены на его куполе и налобной части, деля его как бы на две половины. Также на женщине были полные наручи, закрывающие руки от плеча и плавно переходящие в латные перчатки, все того же золотого цвета, на оплечьях красовались по паре длинных шипов. Ноги ее закрывали столь же полные поножи и сабатоны не отличавшиеся разнообразием цветовой гаммы. Общую картину дополнял ошейник с четырьмя шипами, выглядевший скорее воинственно, нежели как символ рабского статуса. В остальном одежда женщины не была особенно эпатажной — простой черный камзол, правда расстегнутый на объемистой груди, заметно выпиравшей в разрезе нижней туники, и облегающие штаны для верховой езды. Она, конечно, более подходила мужчине и могла повергнуть в глубокий шок какую-нибудь добропорядочную матрону, однако на этой женщине смотрелась как должное.

Что не мог не оценить герцог де Курвуазье, очарованный загадочностью и силой женщины, звавшей себя Гретхен Черная.

— Наконец, — протянула ведьма. — Я так долго ждала тебя, мой милый. — Она с улыбкой поднесла к губам бокал с вином и сделала аккуратный глоток. Тонкая струйка красного вина стекла по ее лицу, сделав ее похожей на вампиршу. — А кто были те двое, что приходили к тебе?

— Неотесанный мужлан — императорский посланец и его прихвостень, — ответил герцог, — кажется, менестрель из Аахена.

— Де Монтрой, — продолжала также вампирски улыбаться Гретхен, — славный мальчик, только немного бунтарь. Его таки выгнали из столицы, милашке Юберу недоели его провокационные стишки.

— Я слышал его песни и баллады, — протянул де Курвуазье. — Кажется, там даже есть что-то…

— «Гретхен, о Боже, куда мы идем»[14], - процитировала ведьма, улыбнувшись чуть шире. — Не самая лучшая интерпретация детской сказки. Она не имеет ко мне отношения.

— А я слышал будто, — не удержался от колкости азартный и ехидный по натуре герцог, — де Монтрой написал ее после того, как вы отвергли его.

— Не вспоминай старые слухи, — раздраженно бросила Гретхен и сердце у де Курвуазье сжалось от страха — он слишком хорошо знал во что ему может стать раздражение ведьмы. — Думай о сегодняшнем дне. Для начала покончи с этим посланцем его людьми — не желаю, чтобы обо знали в Аахене и Ферраре.

— Я немедленно распоряжусь послать к ним десяток латников, — подобострастно поклонился герцог, мечтая лишь о том как бы поскорее скрыться с глаз госпожи.

— Нет, — покачала та головой. — Найми сотню, две, — сколько захочешь, головорезов, мои люди понадобятся мне.

— Но ведь с д'Абисселом сотня рыцарей с оруженосцами и полными «копьями», — не удержался снова де Курвуазье, за что был вознагражден скучающим взглядом из-под полумаски шлема.

— Так найми тысячу или две, мне все равно, — устало вздохнула она. — И ступай, ты утомляешь меня.

Герцог поспешил покинуть комнаты Гретхен, вздохнув с облегчением, как только массивные двери закрылись за ним. «Докатился, — подумал он, — в собственном доме не могу чувствовать себя уверенно».

— Меня тошнит от этого герцога, — буркнул я, располагаясь в комнате, что выделили нам во дворце.

— Меня тоже, — кивнул граф. — Надо поскорее убраться отсюда. До Талуза неделя пути, а оттуда сразу в Аахен, надо будет как можно скорее покончить с этим делом.

Эмри сам настоял на том, чтобы нам выделили одни покои на двоих. После схватки в проклятом замке

— Это если здесь все будет нормально, — мрачно усмехнулся я. — Мне отчего-то кажется, сегодняшняя ночь будет веселой.

— Твои предчувствия можешь засунуть себе… — Эмри всегда был несдержан на язык, а теперь еще и раздосадован и основательно зол на расфуфыренного герцога, так что я со своими недобрыми предчувствиями послужил своеобразным громоотводом (есть такое нехитрое устройство — молнии ловит), граф решил что называется отыграться на мне, сорвать накопившееся зло. Я уже привык к подобным вспышкам, происходившим достаточно часто со времен нашего отбытия из Бриоля. На сей раз вспыхнуть ему не дали.

На мгновение комнату залил яркий белый свет, ослепивший нас. Когда же мы с графом обрели способность видеть, прямо посреди покоев узрели ангела. Может быть, того же самого, что спас нас в проклятом замке, а может другого, никогда раньше ангелов не видел.

— Не стоит не доверять предчувствиям юного Зигфрида, — произнес ангел мягким голосом с легким укором. — Эта ночь будет воистину ужасной. Ведьма, зовущая себя Гретхен Черная, отдала приказ своему фактотуму, герцогу де Курвуазье, нанять головорезов для того, чтобы покончить с вами всеми. Одновременно она наслала свои орды на проклятых самой жизнью колдунов, повелевающих смертью. Пламень и прах в эту ночь станут царствовать в Эпинале и вам вновь выпала жестокая участь оказаться между молотом и наковальней.

— Будет ли нам оказана помощь? — произнес граф Эмри.

— Будет, — кивнул ангел, — но не верьте всему, что увидят ваши глаза. Ошибка будет стоить вам очень дорого. Слишком дорого.

И он исчез.

Мы с Эмри переглянулись.

— Задали задачку, — буркнул я. — И что нам теперь делать?

— Отправляйся к нашим рыцарям, — ответил граф, — пускай пошлют оруженосцев в казармы. Все мои воины должны быть готовы к бою.

— А вы не думали, граф, что может быть уже поздно?

— Ну и вонь. — Готар прижал к лицу надушенный платок. — Почему они не сжигают трупы? Тут же лежат останки, которым несколько месяцев.

— Их меньше чем свежих, — заметил Ашган, наслаждавшийся аурой смерти, царившей в помещении эпинальского городского морга. — К тому же, этой ночью нам пригодятся все.

— Тела положено хранить месяц, — прогудел из-под шлема Роланд, единственный из всех, находившихся в морге, на кого ни вонь ни атмосфера не оказывали никакого влияния, — чтобы за ними могли явиться родственники и похоронить в соответствии с традициями. По истечении этого срока трупы хоронят в общей могиле.

— Славная система, — усмехнулся Ашган, наблюдая за тем, как подмастерья шустро, но и без лишней суеты и торопливости заканчивают начертание магических рисунков, потребных для ритуала поднятия такого количества трупов. — Можно подумать, что ее намерено придумывали для нужд некромантов.

Как обычно, никто не рассмеялся его шутке. Не смотря на чувство юмора, Ашган умел произносить свои остроты таким образом, что ни у кого не возникало желания даже улыбнуться. Всем казалось, что за ними присутствует некий потайной смысл и некромант попросту издевается над ними.

— Все готово, — произнес Готар, не отнимая от лица платка. — Можно приступать к ритуалу.

Ашган кивнул и шагнул к переплетению магических рисунков, начавших наливаться темной силой при его приближении.

Из темного угла наших покоев выступила высокая женщина, частично закованная в позолоченный доспехи, поверх которых был небрежно наброшен белый плащ, ниспадающий до пят. Я лично не совсем понимал как она может настолько легко двигаться, не путаясь в нем.

— С кем имеем честь? — поинтересовался граф, словно ни в чем не бывало. Ну да, после явления ангела эта дама не казалась нам уже чем чем-то сверхъестественным.

— Гретхен, — легко кивнула она нам. — Многие зовут меня Гретхен Черная, но я не понимаю за что. Я лично предпочитаю белый и золотой цвета. Можете не утруждать себя представлением, герцог де Курвуазье поведал мне о вас.

— Этот слизняк — твой покровитель, — казалось Эмри сейчас на пол сплюнет, — я так и подумал.

— Вы льстите ему, милый граф, — улыбнулась ведьма. — Он, действительно, слишком мало из себя представляет, я сама в каком-то смысле являюсь его протеже. Именно благодаря мне он взобрался на самый верх в обществе здешней знати и до сих пор успешно лавирует среди течений жизни высшего света.

— Так что же привело вас, милейшая Гретхен, к нам? — вежливо спросил Эмри.

— Хотела был лично посмотреть на вас прежде чем вы навсегда покинете этот мир.

Ведьма легко взмахнула рукой и под нашими ногами вспыхнул странный узор, сковавший нас, не дававший и пальцем шевельнуть. Гретхен извлекла из-под плаща длинный кинжал с причудливой гардой.

— Не могу отказать себе в удовольствии прикончить вас лично, — улыбнулась ведьма, подступая к нам.

Двери городского морга Эпиналя отворились подобно вратам Долины мук, но извергали они не демонов, а оживших мертвецов. Тела людей, лежавших в морге, рядом с ними шагали бывшие демоны из проклятого замка и ехали Рыцари Смерти во главе с Роландом. Высших — или же низших — тварей, вроде червей или драколичей, не было — они не могли бы развернуться в тесноте городских улиц и использовать свою силу в полной мере. На создание же скелетов-воителей или воинов-призраков у некромантов попросту не хватило времени.

— Наша цель королевский дворец, — произнес Роланд, выхватывая из ножен меч с черным клинком. — Двигайте своих протеже как можно быстрее, покуда слуги ведьмы не пришли в себя!

Некроманты, ехавшие в задних рядах на таких же вороных конях, что и творения их зловещих сновидений — кошмары, кивнули как один, продолжив шептать свои заклинания в унисон, вот только тонкие губы их зашевелились намного быстрее. Один лишь Ашган не читал заклинаний, да и ехал он в первых рядах, а из-под плаща его виднелись ножны меча.

Мрачная процессия двигалась по улицам Эпиналя, распугивая немногих прохожих, рискнувших показаться поблизости от городского морга. Никто не рискнул встать у них на пути, городская стража, солдаты эпинальского гарнизона и королевские гвардейцы, попадавшиеся на пути орды нежити, не спешили вставать на их пути. И лишь на главной площади их ждали воины, закованные в полные доспехи странного вида с алебардами и большими щитами, вроде тех, что носили энеанские легионеры, но также удивительных очертаний. Таких доспехов и щитов Роланду видеть еще не приходилось. Но это не смутило ни его, ни его крайне невозмутимых подчиненных. Без страха и колебаний направляемые некромантами воины нежити двинулись на врага. Роланд же поднял меч, приказывая гвардии Килтии — Рыцарям Смерти, черным храмовникам и проклятым комтурам; отступить, предоставляя инициативу мелким тварям. Пусть они завяжут драку, смешают ряды непонятных воинов, прощупают их, дадут понять их тактику, а уж тогда-то придет их черед.

Ведьма занесла над грудью Эмри свой кинжал. Ее движения были отточенными давней практикой, не раз и не десять раз в своей жизни она точно также вскрывала грудные клетки своим беспомощным жертвам. Не знаю что спасло нас — ангел ли вновь спас нас или же еще кто, вот только за несколько секунд до того, как кинжал с причудливой гардой вонзился в тело графа д'Абиссела, мы обрели возможность двигаться. Рисунок под нашими ногами исчез.

Эмри перехватил руку Гретхен и отшвырнул ее от себя могучим ударом. Ведьма покатилась по полу, звеня доспехами. Остановившись, она приподнялась на локте и насмешливо бросила нам:

— Как невежливо, граф. Кто научил вас так обращаться с дамами? Я возмущена и покидаю вас. Вместо себя оставляю пару моих друзей.

Ведьма растаяла в тенях, как и появилась, а на ее месте выросли двое воинов в странного вида полных доспехах, каких я никогда не видел, вооруженные алебардами и здоровенными башенными щитами, вроде тех, что носили энеанские легионеры, только опять же причудливой формы.

Мы встали плечом к плечу с графом, выхватив мечи. Эмри первым прыгнул на врага, замахиваясь мечом. Тот никак не отреагировал на эту атаку, однако стоило Эмри пересечь некую невидимую границу как графа словно порывом ветра отбросило. Он вылетел из комнаты, спиной разбив окно. Наши «гости» двинулись на меня, доспехи их звенели тихо и очень зловеще. Я отступил на шаг, принимая защитную стойку.

Из плана Роланда ничего не вышло. Железная шеренга воинов в доспехах выдержала напор нежить, алебарды с широкими лезвиями рубили оживших мертвецов на куски — на мостовую падали ошметки гниющей плоти и осколки костей. Мощные щиты принимали на себя удары нежити, отражая их без каких-либо последствий. Наоборот, раз за разом мертвые воины отлетали от стальной шеренги, словно отброшенные могучими порывами ветра, становясь легкими мишенями для алебард.

— Вперед! — скомандовал Рыцарь Смерти, поднимая меч. — Храмовники и комтуры — на фланги! Рыцари — стройсь! Клином! С места в галоп!

Воины с корсеками в рогатых шлемах — проклятые комтуры — и одетые в серое — непонятно почему называемые черными храмовниками — разделились на две отряда, бегом кинувшиеся к краям площади, охватывая шеренгу стальных солдат с двух сторон. В то же время Рыцари Смерти выстроились согласно приказу клином и, дав шпоры своим вороным, галопом устремились на врага, занося над головами длинные мечи. Копыта коней топтали простых мертвяков, до них ни кому не было дела.

В ответ на это закованные в сталь солдаты сомкнули башенные щиты и порыв ветра ударил в забрала шлемов и морды вороных жеребцов Рыцарей Смерти. Немногих мертвяков, еще остававшихся на ногах, повалило обратно под копыта коней. Рыцарей Смерти это ничуть не смутило и если и задержало удар, то лишь на несколько мгновений. Длинные клинки опустились на шлемы закованных в сталь воителей, те в ответ одним движением, будто все они были единым целым, подняли алебарды, защищая себя, но и готовясь к контратаке.

Именно этого и добивался Роланд. Чутьем опытного полководца, которое не в силах избыть даже смерть, он понял — эти воины мало чем отличались от его нежити, действуя как заведенные игрушки, что привозили ко двору Каролуса богатые негоцианты из Кордовы и Халинского халифата. Удар храмовников и комтуров с обоих флангов оказался для них смертельным. Сомкнутые щиты оставили открытыми железные бока воителей, куда и ударили пики и корсеки. Фланговые солдаты попадали на мостовую, как те же самые заводные игрушки, когда у них кончался завод, вот только эти «игрушки» поливали кровью камни под ногами своих товарищей.

Контрудар стальных солдат сбился. Алебарды ударили вразнобой, по большей части просто отскочив от доспехов Рыцарей Смерти, но ни один не оказался выбит из седла. Их длинные мечи добрались-таки до шлемов и плоти врагов — головы их лопались как гнилые орехи. Рыцари Смерти врезались в стальные ряды врага, раздавая удары направо и налево. С флангов же напирали храмовники и комтуры. Даже немногие из обычных мертвецов, не попавших под алебарды врагов и копыта друзей, двинулись вперед, цепляясь крючковатыми пальцами за многочисленные углы и выступы доспехов стальных воинов, стараясь дотянуться до живой плоти, глотнуть теплой крови.

Вот только опомнившиеся враги очень быстро сумели оказать более чем достойное сопротивление.

Я принял на основание клинка удар закованного в сталь врага. Можно было подумать, что они станут достаточно неуклюже обращаться со своими здоровенными алебардами в ограниченном пространстве комнаты, но это не так. Они держали их ближе к лезвию, нанося короткие быстрые рубящие удары. Я отражал их, слыша дребезжащую вибрацию клинка, говорившую о том, что долго он не выдержит. Я крутился между двумя воинами в броне, пытаясь не принимать их удары на свой меч и одновременно стараясь достать их. Но раз за разом клинок отскакивал от прочных доспехов и башенных щитов. Мне оставалось полагаться лишь на ловкость, благо ее мне Господь отмерил большими горстями.

Уворачиваясь от очередного удара, я запрыгнул на подоконник, тут же на него обрушилось широкое лезвие алебарды, раздробив резную панель в щепу. Я прыгнул вперед, целя мечом в щель забрала стального воина, тот поднял щит — и я отлетел на несколько футов, как недавно Эмри. Правда, в отличие от него, я не вылетел в оконный проем, я врезался спиной в разбитый подоконник и рухнул ничком. Я увидел сабатон своего врага, услышал скрип доспехов — надо мной заносили алебарду. Широкое лезвие опустилось на пол всего в нескольких дюймах от меня, я в последний миг успел откатиться в сторону. Рядом врезалось второе — меня загоняли, тыча с разных сторон алебардами. Именно так крестьяне загоняют крота, выгнанного из норы, только тычут они, конечно, не алебардами, а вилами.

Они не давали мне подняться на ноги, сбивая ударами закованных в сталь ног. Они явно потешались надо мной, получая удовольствие. Но я не дал им долго издеваться над собой. Перекатившись в очередной раз, я поймал предплечье опущенной руки врага и ткнул его в подмышку мечом. Кровь обильно пролилась на доспех, я вырвал из раны клинок, подставив ноги под падающее на меня тело. Мне удалось изменить траекторию падения воина, причем так удачно, что он ударил своего товарища. Тот покачнулся и сумел сохранить равновесие, лишь опершись на башенный щит. В последний раз перекатившись я вскочил на ноги, левой рукой подхватил вывалившуюся из руки пораженного мною врага алебарду и подставил ее под поспешный удар второго. Широкие лезвия со звоном встретились, рассыпав во все стороны пучки искр. Я крутанул меч, придавая дополнительную силу своему удару, и опустил его на шлем врага. Только тогда я понял для чего служит вырез в верхней части башенного щита. Противник поймал им клинок, отведя его в сторону, выворачивая мою руку, одновременно он вновь ударил меня алебардой. Отпустив рукоять меча, я перехватил древко алебарды двумя руками и ударил ее «пяткой»[15] по голени врага. Хоть и были защищены его ноги мощными поножами, но он все равно припал на колено — от боли от прямого удара в голень никакой доспех не спасает. Тут же я изо всех сил ударил его ногой в грудь, на сей раз, и башенный щит не помог — воин покачнулся, окончательно потерял равновесие и с грохотом рухнул навзничь. Перевернув алебарду, я вонзил ее лезвие в щель забрала, для верности подвигав им туда сюда. Когда выдернул, все лезвие было в крови, хотя ни единого стона из-под шлема не раздалось.

Я понял, что совершил ошибку, когда в щиколотку мне врезался край башенного щита. Кувыркнувшись я рухнул ничком, едва успев выставить руки, чтобы не удариться лицом об пол, и был вынужден отпустить древко алебарды, иначе раздробил бы себе пальцы. Закованный в сталь воин поднимался, правая рука его висела плетью, но и левой он орудовал не хуже. Отбросив щит, он поднял алебарду погибшего товарища и замахнулся ею на меня. Подхватив вторую, я поставил ее древко под удар. Противник коротко дернул рукой, так что мое оружие во второй раз оказалось захвачено — на сей раз древко попало между лезвием и древком оружия врага. Будь у моего противника целы обе руки, я б уже был мертв или же, по крайней мере, обезоружен.

Но тут закованный в сталь воин вытянулся в струнку, позвоночник его словно изогнулся в обратную сторону, голова в шлеме запрокинулась. Он рухнул на бок, а я увидел своего спасителя. За спиной закованного в сталь солдата стоял граф Эмри д'Абиссел с окровавленным мечом в руках.

В казармах шел настоящий бой. Когда мы ворвались туда, то не сразу поняли, что к чему. Кругом сражались люди, кто в коттах с императорским гербом[16], кто в цветах королевской гвардии королевства Нейстрия, кто же и вовсе самого разбойничьего вида. Как удалось нам с Эмри разобрать через несколько секунд, именно на них наседали все остальные. Наша помощь в этой битве не требовалась, поэтому мы остановились у входа, наблюдая за этим, с позволения сказать, сражением. По сути дела это было избиение и не более.

Развязка настала через несколько минут — последний из разбойников упал на дощатый пол казармы, а к нам подошел сэр Леонард де Леве, одетый в порванную в нескольких местах кольчугу с чужого плеча, на ходу чистивший меч о кусок материи, оторванный от рубахи одного из разбойников.

— Что тут произошло? — поинтересовался граф.

— Они напали на нас, — ответил рыцарь, — и здесь, и в наших комнатах. Многие достойные сэры сложили головы в эту ночь. В том числе и ваш юный оруженосец Теодор де Штейн. Он сражался отважно, судя по количеству трупов в его комнате, и умер от полученных ран.

— Проклятье! — хлопнул кулаком по ладони Эмри. — Надо было поселить юношу поближе к себе. В конце концов, он был моим оруженосцем, я нес а него ответственность. Ландо, после, все после. Что произошло здесь?

— Здесь наших людей атаковали такие разбойники, как и нас, но против них встала гвардия. Они услышали звон оружия и поспешили нам на помощь. Вместе мы в два счета разделались с этими бандитами.

— Собирай людей, сэр Теодор, — отдал приказ Эмри. — И пришли ко мне кого-нибудь из гвардейских командиров.

— Ясно, — кивнул де Леве и двинулся прочь, пряча в ножны меч.

Через несколько минут к нам подошел рыцарь, на котте которого нейстрийский петух соседствовал с драконом и мечом — родовым гербом. Он представился как сэр Август де Корнар.

— С кем имею честь? — поинтересовался я.

— Граф Эмри д'Абиссел и сэр Зигфрид де Монтрой, — ответил ему граф. — Вы поможете мне решить одну небольшую проблему?

— Какого рода?

Хотя оба знали ответ, но некие формальности все же должны быть соблюдены.

— Я раскрыл заговор, чьим руководителем является ведьма Гретхен Черная, — бросил Эмри. — В ее сети попал сенешаль герцог де Курвуазье, полномочиями, данными мне императором Каролусом, я объявляю его преступником империи и человеком вне закона. Поднимайте гвардию, сэр Август, надо разворошить это осиное гнездо предателей.

— С удовольствием, граф! — улыбнулся рыцарь, взмахивая рукой в приветственном жесте, и умчался куда-то.

Нам же оставалось лишь ждать, однако граф Эмри на пустое ожидание был категорически не согласен. В его голове уже созрел очередной план и он подозвал к нам нескольких воинов, велев им идти за нами.

Отступив на несколько ярдов буквально по телам своих товарищей, закованные в сталь воины вновь сомкнули ряды, на сей раз образовав классическую энеанскую «черепаху». Теперь это воинство стало практически неуязвимо для атак нежити — мечи, пики и корсеки попросту отскакивали от стальных щитов, в то время как алебарды на длинных древках раз за разом собирали дань с нежити.

— Отходим! — приказал Роланд, разворачивая своего коня. — Все назад!

Неживое войско откатилось от стального, разбиваясь на прежние, хоть и основательно поредевшие отряды. Роланд оглядел своих подчиненных, прикидывая на взгляд потери. Плохо, очень плохо, — не осталось и половины, простых мертвяков практически нет, большие потери среди храмовников и комтуров, а вот Рыцари Смерти уцелели все, лишь двое оказались спешены, но и на земле дрались не хуже, чем в седле.

— Ее воины стали еще сильнее с нашей последней встречи, — усмехнулся Ашган.

Некромант хоть и держался в первых рядах, но меча ни разу не обнажил, предпочитая использовать вместо оружия чистую магию. Роланд не раз замечал как тот хлещет врагов серыми плетьми, будто сотканными из праха.

— Она сделала своих гвардейцев, джагассаров, практически неуязвимыми из-за этой брони, — продолжал некромант. — К тому же, не чувствуют боли и не думают, поэтому и страх испытывать не могут в принципе. Идеальные солдаты.

— О ком ты сейчас? — поинтересовался Роланд.

— Эти солдаты, — указал на стальную «черепаху» длинным пальцем Ашган. — Они зовутся джагассары — так их назвала Гретхен, не знаю уж почему. Ведьма долго работала над ними, выводя идеальных солдат. Мы только что столкнулись с результатом.

— И что с ними делать?

— Мои люди поднимут мертвых джагассаров, — ответил некромант. — Это станет неплохим подспорьем, но большим помочь не сумею.

— Бегать они сумеют? — поинтересовался Роланд.

— Заставим, — кивнул Ашган, направляя коня к своим «коллегам».

Джагассары стояли «черепахой», казалось, за то время, что некроманты поднимали их павших товарищей, они не пошевелились ни разу. Даже наконечники алебард не дрогнули. Роланд за это время объехал своих солдат, оценивая ситуацию более внимательно. При ближайшем рассмотрении все оказалось куда хуже, нежели на первый взгляд. Многие храмовники и комтуры были ранены, а ведь они в отличие от остальных были вполне живыми и чувствовали боль. Без помощи поднятых джагассаров с их живыми товарищами нежити не справиться.

И вот мертвые джагассары встали плечом к плечу с храмовниками и комтурами, закрыв их своими стальными щитами. Роланд в последний раз глянул на свое поредевшее войско и отдал приказ о новой атаке.

— Граф, на площади около дворца идет настоящий бой, — отрапортовал гвардеец, который был, кажется, герцогом, однако воспринял Эмри как своего командира и подчинялся беспрекословно. — Джагассары — личная гвардия герцога де Курвуазье рубятся с мертвецами, вытащенными черными колдунами из городского морга.

— Клирики оповещены? — поинтересовался граф.

— У них полно своих проблем хватает, — покачал головой де Корнар. — Даже отсюда видно, что собор горит, а вокруг пляшут зловещие тени. Там идет свой бой.

— Ясно, — кивнул Эмри. — Есть ли гвардейцы, вставшие на сторону де Курвуазье?

— Ему были преданы одни только джагассары, — ответил де Корнар, — остальную гвардию он и близко не подпускал к своим покоям.

— Это играет нам на руку, — усмехнулся граф. — Остальные отряды уже должны были подойти к покоям де Курвуазье, обложив его как зверя в норе. Пора начинать травлю!

Этот бой не был похож ни на что и уж тем более на сражение. Стальная стена мертвых джагассаров попросту уперлась в «черепаху», лезвия алебард скрежетали о щиты, а длины пик и корсек не хватало для того, чтобы поразить врага из-за спин поднятых джагассаров. Для кавалерийской атаки же не было места. Роланд маялся в тылу собственного войска, гарцуя на коне и в нетерпении размахивая длинным мечом.

— Стрелки, — шептал он. — Нам нужны стрелки. Без них нам не справиться с этими ублюдками.

И тут «черепаха»[17] джагассаров двинулась вперед, шаг за шагом тесня войско нежити, заставляя отступать.

— Отлично, — усмехнулся под шлемом Роланд. — Ашган! — крикнул он некроманту. — Я увожу своих, продержитесь пока я не ударю!

Ашган в ответ лишь коротко кивнул. Ему было не до слов, он присоединился наконец к остальным, поддерживая начавших уставать колдунов.

Роланд сделал знак остальным Рыцарям Смерти, направляясь в лабиринт эпинальских улиц.

В своих шикарных покоях герцог де Курвуазье был один, абсолютно один. Ни джагассаров, ни даже слуг, — никого кроме самого герцога не было в почти десятке шикарно обставленных комнат. Он сидел в здоровенном кресле, на столике перед ним стояли несколько графинов с вином и без, в руке он держал бокал. Де Курвуазье был основательно пьян и непонимающе уставился на нас.

— Кто пустил вас сюда? — поинтересовался он, с трудом выговаривая слова. — Никого не желаю видеть! Убирайтесь прочь!

— Именем императора вы низложены, герцог де Курвуазье, — жестко произнес граф Эмри, указывая на пьяного герцога мечом, — и более не являетесь сенешалем королевского дворца Нейстрии. Увести его в темницу, его судьбой займется Высокий суд[18], у нас довольно дел и без этого.

Ничего не соображающего де Курвуазье подхватила пара гвардейцев и утащили прочь. Он пытался сопротивляться, но сладить с ними у пьяного герцога не было сил, правда крики его мы слышали довольно долго.

— Что с его величеством? — спросил Эмри. — Где король?

Де Корнар кивнул и не тратя времени на слова двинулся вперед, за ним последовали все мы, включая гвардейцев, разочарованных тем, что не довелось поквитаться с ненавистными джагассарами, служившими герцогу.

Джагассары все сильнее теснили нежить, хоть и обходилось без потерь с любой из сторон, однако всем было ясно, стоит им прижать нежить к краю площади и им конец. Это мало смущало некромантов, они понимали — уйти они всегда успеют, а поднятых не жалко. Можно и еще поднять. И все же прежде чем это произошло, в тыл джагассарам ударили Рыцари Смерти. Получив пространство для разгона коней и оперативный простор, они врезались в незащищенный длинными алебардами тыл джагассаров, хотя щитами они огородились со всех сторон.

Слитный удар Рыцарей Смерти, конечно, уступал по мощи атаке рыцарей, вооруженных копьями, однако хватило и того, что было. Постоянно движущаяся «черепаха» была почти идеальной мишенью. Многие джагассары лишились равновесия, попадав на землю, потеряли строй, чем не могла не воспользоваться остальная нежить. Строй поднятых джагассаров двинулся вперед, смяв джагассаров живых окончательно. Теперь бой перешел в уничтожение. Рыцари Смерти гарцевали над поверженными врагами, срубая их длинными мечами, по телам шагали воины нежити, добивая упавших и тесня еще державшихся на ногах.

Когда же со всеми джагассарами было покончено, войско продолжило свой путь к королевскому дворцу.

Я впервые видел нейстрийского короля, однако, исходя из поведения герцога де Курвуазье, я представлял его безвольным стариком с трясущимися руками. Да, король был стар, однако вполне бодр и полон сил. Высокий широкоплечий старик в простом костюме для верховой езды, на поясе его висел меч. Не разукрашенная игрушка, но великолепное боевое оружие, сработанное явно не людьми.

— Пришли за мной, наконец, — сказал, словно выплюнул, он, быстрым движением обнажая клинок. — Де Курвуазье надоело править за моей спиной и он решил устроить переворот, так?

— Нет, ваше величество, — покачал головой Эмри. — Я — императорский посланец граф Эмри д'Абиссел и я здесь для того, чтобы сообщить вам, ваше величество, что с герцогом де Курвуазье покончено. Его судьбу решит Высокий суд. Вас же, ваше величество, я прошу возглавить гвардию и повести ее за собой, как положено монарху. На площади перед дворцом идет бой. Джагассары де Курвуазье дерутся с богомерзкой нежитью, чем пока играют на руку нам, однако долго им не продержаться. Лишь на вас уповаем, ваше величество!

И он упал перед королем на колено, протягивая свой меч.

— Благодарю вас, достойные господа, — ответил король, поднимая меч в приветственном салюте. — Поднимитесь, граф д'Абиссел. Вы пойдете рядом со мной на врага. Вперед, господа! Не будем заставлять нашего врага ждать, это невежливо.

Я невольно улыбнулся. Воистину, этот король был плотью от плоти своей веселой страны. Даже сейчас, когда веселиться особенно нечему, он нашел повод для шутки. Мы с радостью пошли за ним.

Она была вынуждена бежать, ее в прямом смысле загнали в угол. С одной стороны нежить Роланда и Ашгана, с другой же — королевская гвардия.

— Будь ты проклят, — прошипела Гретхен, сжав и разжав кулаки.

Ей очень хотелось присовокупить к этому устному проклятью хоть толику своей магии, но ведьма отлично понимала — ей понадобится вся ее сила в грядущем противостоянии с некромантами и, главное, с Ашганом. Даже ослабленный долгой схваткой с ее джагассарами и участием во множестве поднятий, он представлял серьезную опасность для жизни Гретхен. Хотя она не особенно обольщалась на сей счет жить ей осталось лишь до подхода врагом, и не важно кто это будет — гвардия или некроманты.

— Желаешь пожить ее, ведьма? — спросил кто-то.

Гретхен обернулась, звякнув доспехами, и увидела смутную тень на другой стороне портала. Та сделала ей недвусмысленный приглашающий жест.

— Иди ко мне, Гретхен, — произнесла она, — и служи верно. Только в этом случае ты будешь жить дальше. Решай, ведьма Гретхен Черная! Твои враги уже близко.

Она действительно уже слышала топот подкованных сапог. Он-то и помог ей принять решение.

— Стойте! — почти у самых ворот королевского дворца осадил всех Ашган. — Ведьма удрала! Нам больше нечего здесь делать!

— Как ты это узнал? — удивился Роланд, натягивая поводья своего вороного.

— Заклятье портала достаточно мощно, — ответил тот, — и держали его долго. Тут и неофит все понял бы. Кто-то помог Гретхен сбежать.

Никто из некромантов не стал ему возражать. Действительно, с чего бы еще возникать порталу в королевском дворце? Неживое воинство, пополнившееся закованными в сталь джагассарами, мало чем уступавшими даже проклятым комтурам, развернулось и медленно двинулось к воротам Эпиналя. По выходе они прошли еще несколько десятков миль и неожиданно пропали — все разом, будто и не было их вовсе. На самом деле, они вошли в зону действия могучего артефакта, скрывающего оставленных вдали от городских стен червей и драколичей, вне боя использовавшихся как транспортные средства некромантов, не привыкших стирать ноги о дорогу.

Когда войско вновь пришло в движение, отправившись к цитадели Килтии, оказалось, что Ашган и Роланд едут рядом. Но никто не обратил внимания ни на этот факт, ни на то, о чем они переговаривались. А стоило бы.

— Наш маленький договорчик не привел ни к чему, — мрачно усмехнулся некромант. — И Ганелон, и Гретхен бежали, мы же лишь растратили зазря.

— Не совсем уж зря, — пожал плечами Рыцарь Смерти. — Мертвые джагассары — не так и плохо, а реальных потерь мы не понесли. Кони, мертвяки и храмовники с комтурами не в счет, их ряды легко пополнить.

— К тому же, это послужит нам хорошим уроком. Надо следовать пути, начертанному нашей богиней, и тогда мы получим то, что хотели.

— Согласен, — кивнул Роланд. — Теперь наши враги на одной стороне и мы сможем расправиться с ними, не сходя с этого пути.

— О чем я и говорил.

Глава 5

Могучий Хрональд Громомолот вполне заслуженно носил звание тана и несколько десятков воинов его дружины были совершенно уверены в своем командире, получившим этот пост после победы в честном поединке над прежним таном. Он вел свою дружину по снегам Феррианских гор в обычном патруле у соляной темницы. Кто и за что томится там не слишком волновало гнома, хотя бы и весь клан охранял ее. Гномы легко двигались по глубокому снегу, первым шел, конечно же, тан, широченной грудью раздвигавший снежную целину. Хоть внизу и царило лето, но здесь, высоко в горах, никогда не таял, к тому же, то и дело принимался сыпать с небес. Дело тут было не только в низком давлении большой высоты, но и в заклятье, сковывавшем узника соляной темницы. Об этом ни Хрональд, ни кто бы то ни было из его дружины представления не имел.

Но один странный факт заставил гномов остановиться. Дружина неожиданно покину снежный покров. На достаточно большой площади весь снег растаял — из-под земли бил небольшой ручей раскаленной магмы. Будь в тот день в патруле хоть один маг, он бы заметил следы волшбы слуг Баала, но такового не оказалось, и гномы замерли посреди выжженного пространства, растеряно оглядываясь по сторонам.

В воздухе промелькнуло нечто, напоминающее вытянутый сгусток пламени и один из гномов свалился на землю с крупным ожогом на груди. Не спасли великолепный доспех из мифрила и природная устойчивость гномов к любой магии. Остальные дружинники мгновенно встали тесным кругом, закрывшись щитами и ощетинившись секирами и молотами. Однако нападения не последовало — не летели стрелы, не бросались с разных сторон враги, гномы, не смотря на это, и не думали расслабляться, казалось, они могут вот так простоять вечность, не шевельнув и пальцем.

— Тысяча ангелов, — сплюнул на снег Ганелон, наблюдавший за сгрудившимися гномами из своего укрытия за наметенным на скобление камней сугробом, где легко спрятался весь его невеликий отряд. Он насчитывал пятерых демонологов[19], две сотни Темных Паладинов, а так же одного Тиамата, одного Владыку и одного же советника — последних, к слову, спрятать было труднее всего, так как вокруг них постоянно тает снег. — Они что из камня сложены, Господь побери?

— Нет, — покачал головой демонолог, одетый в черное и красное, как и положено верному слуге Баала, — но гномы — плоть от плоти гор. У нас когда-то были такие воители — дергары, иначе черные гномы, принявшие руку Баала. Остальные гномы возненавидели их и уничтожили всех, до последнего.

— Мне плевать, — отрезал Ганелон. — Их нет и они мне помочь не могут. Нам надо думать о том, что делать сейчас. Эй, Богран, выстрели вон в того гнома, что выше остальных — судя по всему это их командир. Тиамат, пускай свои щупальца. Остальным, приготовиться к бою.

Он и сам извлек из-за спины топор, по привычке проведя пальцем по лезвию, хоть и знал — такое оружие затупиться не может. В руках советника по имени Богран возникло подобие огненного лука и с него сорвалась вторая стрела, но в отличие от первой она разлетелась сотней искорок, не причинив ему никакого вреда. В тот же миг из-под скал вырвались несколько длинных белесых щупалец, растущих на погруженных сейчас по самые локти в землю руках Тиамата, они расшвыряли гномов, нарушив их единое построение, делавшее их практически несокрушимыми. Следом на дружинников обрушилась волна огня, вызванная демонологами. А уж после атаковали Темные Паладины во главе с Ганелоном. Владыка остался в резерве, у этого демона будет свой враг.

Не смотря на потери и многократное численное преимущество врага, гномы оказали более чем достойное сопротивление. Закаленная в пламени Долины мук сталь противостояла мифрилу, легендарному горному серебру, чей секрет гномы хранили пуще зеницы ока. Ганелон первым ворвался в начавший формироваться вновь строй дружинников и схватился с тем, кого считал их командиром. Он не ошибся — это был именно Хрональд Громомолот. Гном взмахнул своим боевым молотом на длинной рукоятке, целя в открытую голову паладина. Тот и не подумал закрываться, лишь немного изменил направление удара. Молот и топор встретились, рассыпав во все стороны тучи искр. Ганелон замахнулся вновь и со всего размаха опустил топор на шлем гнома. Хрональд парировал удар, подставив било молота, следом он лихо крутанул свое оружие, целя в колено противника. Чтобы уйти от этой атаки, Ганелон был вынужден отступить, переступив с ноги на ногу. Он развернулся, используя инерцию предыдущего движения, крутанув свою топор, чтобы придать удару дополнительную силу, и вновь рубанул им по шлему. Хрональд использовал те секунды, что ушли у Ганелона для дополнительного взмаха, с пользой. Он припал на колено, закрылся щитом, для надежности подперев его коленом и головой. Этот удар щит выдержал, но раскололся надвое, хоть и был обит чистым мифрилом.

Хрональд откатился на несколько футов, так силен был удар Ганелона. Темный Паладин прыгнул следом, замахиваясь топором снова. Гному нечем было защищать себя, поэтому он атаковал, положась на крепость доспеха. А вот Ганелон уповать на откованную в Долине мук не решился. Он ловко ушел с траектории движения вражеского молота, пнув при этом Хрональда ногой. Не ожидавший никаких трюков гном покатился по черному камню, прямо под топор нескольких из воинов Ганелона. В одно мгновение могучий тан оказался изрубленным на куски.

Ганелон опустил свой так и не отведавший вражьей крови топор и огляделся. Потери оказались не столь велики как он ожидал, хоть почти половина Темных Паладинов лежала рядом с гномами. Гордые горные воители собрали с врага достойную дань.

— Добить тех, кто не может сражаться, — отдал приказ Ганелон, — и вперед.

Подчиненные кивнули. Никто не собирался оспаривать очевидный приказ, к тому же жестокость была в крови у верных солдат Баала.

Задайся кто целью проследить за небольшим отрядом, это не составило ни малейшего труда. За ним оставался широкий след растаявшего снега и почерневшего камня. Но не скрытность была целью Ганелона, они должны были как можно быстрее прорваться к соляной темнице Астарота Палача Легионов. Темный Паладин знал, что она надежно охраняется и не только дружинами гномов, вроде той, что они недавно разбили, а кое-кем помогущественней. Ни при жизни, ни теперь, служа Баалу, Ганелон почти ничего не знал о гигантах, живущих высоко в горах и никогда не спускавшихся оттуда. Однако он был точно уверен, именно они охраняют соляную темницу. На этот случай с ними были владыка и Тиамат, вот только справятся ли демоны Долины мук даже столь высокого ранга и великой силы с легендарными гигантами Феррианских гор.

— Темница, командир, — противным голосом проквакал советник Богран, летавший на разведку. — Я видел ее.

— Что она из себя представляет, Богран? — спросил Ганелон, делая отряду знак остановиться.

— Это небольшая пещера в скале, — отрапортовал демон. — Вход отличается от породы довольно отчетливо — он весь словно залит солью. По обеим сторонам стоят два изваяния размером с Владыку, с сине-серебристой кожей, в остальном они похожи на гномов. Вооружены здоровенными зазубренными саблями, вроде абордажных.

— Дети Ямира, — поясни один из демонологов, более осведомленный в этом вопросе, нежели Ганелон. — Это высший ранг, какого может добиться горный гигант, они лучшие воины в их сообществе. Особенно опасны их мечи, они могут сильно повредить Владыке и Тиамату, их клинки буквально пропитаны ледяной магией.

— Значит и огненная магия вредит им сильней чем обычным гигантам? — поинтересовался Ганелон.

— Не знаю, — пожал плечами демонолог. — Вот если б это были ледяные гиганты…

— На них практически не работает магия, — перебил его второй демонолог. — Они под защитой своего бога, Ямира.

— Вот только в последнее время все боги кроме Господа и Баала весьма ослабли, — возразил ему первый. — Думаю, наша магия сможет преодолеть защиту Ямира.

— Довольно этих диспутов, — оборвал их Ганелон. — У нас времени в обрез. Скоро гномьи маги почуют нас и здесь будет весь клан Хранителей.

Он обернулся к своему небольшому войску.

— Тиамат, Владыка, это ваши противники, — сказал он. — Мы можем очень немногим помочь вам.

Могучие демоны кивнули всеми головами — у Владыки их было две, а Тиамат согнулся в полупоклоне, потому что шеи у него не было в принципе. Небольшое войско двинулось вперед. Через полчаса оно достаточно приблизилось к входу в соляную темницу и Ганелон своими глазами увидел детей Ямира. Они, действительно, мало чем кроме роста отличались от гномов. Воины в доспехах словно отлитых изо льда, белые бороды воинственно топорщатся, в руках кривые сабли, вроде абордажных, только с зазубренными клинками.

Ганелон кивнул Тиамату и Владыке. Те испустили воинственные вопли и ринулись на замерших изваяниями детей Ямира. В ответ раздался жуткий треск, как будто лопался лед, и гиганты почти синхронно взмахнули своими саблями. Владыка перехватил запястья своего противника, не давая тому опустить саблю себе на головы. Тиамат же выбросил вперед лапу, из которой буквально выстрелили белесые щупальца, спеленавшие сына Ямира. Следом демонологи обрушили на соляную темницу целое море пламени — оно никак не могло повредить высшим демонам, зато соль, закрывавшая вход в темницу Астарота, начала трескаться и лопаться под напором баалова огня.

Соль притупляла все ощущения и со временем Астарот погрузился в дремотное состояние. Однако некоторое время назад он почуял знакомую огненную магию. Где-то неподалеку ненадолго открылась Купель, откуда вышли несколько демонов. Астарот не мог понять, кто именно, но то, что это были высшие твари, мало чем уступавшие ему, он понимал. Более мелких почуять не давала темница.

И вот стены ее сотряслись от удара пламени. Астарот был готов взвыть от невозможности помочь своим спасителям. Проснувшиеся дети Ямира дрались с высшими демонами и ледяная магия, буквально пропитывавшая их, резала Астарота изнутри. А легендарный палач легионов сидел в соляной темнице и не мог пошевелить и пальцем.

Ганелон стискивал рукоять своего топора все сильнее. Все его душа — душа воина, хоть и проклятого — рвалась в бой, он не мог спокойно глядеть на то, как сражаются другие, находясь при этом в стороне. Однако здравый смысл настойчиво говорил — лезть в эту драку гигантов не следует; сцепившиеся в боевом азарте демоны и дети Ямира растопчут их, даже не заметив. А демонологи раз за разом обрушивали на соляную стену волны пламени — та лопнула в нескольких местах, однако держалась, хоть и летели во все стороны куски соли и треск стоял невыносимый. Не особенно помогал и советник Богран, с тупой старательностью, присущей многим демонам, пускавший в стену одну огненную стрелу за другой.

— Прекрати! — раздраженно бросил ему Ганелон. — Не трать силы на эту глупость. Лучше выбери момент и всади стрелу в сына Ямира.

И словно в ответ на слова Темного Паладина, гигант могучим ударом сабли отсек Тиамату лапу, из которой тот выпускал щупальца, здоровенный демон покачнулся и начал оседать Сын Ямира занес саблю для нового удара, теперь уже по голове Тиамата, но вместо этого отшатнулся. Борода его вспыхнула, лицо почернело. А Богран не замедлил пустить еще несколько стрел. От жара у сына Ямира лопнули глазные яблоки, он рефлекторно схватился за лицо, опустив саблю. Этим воспользовался раненный Тиамат, он вскинул вторую лапу, вонзив длинные когти в живот гиганта, и сжал кулак, разворачивая тому все внутренности. Когда он вырвал руку из чудовищного ранения, та была темно-багровой от крови, стекавшей ниже, к локтю и на предплечье. Сын Ямира рухнул ничком, а поверх него упал и Тиамат — со смертью врага исчерпалась и его воля к жизни.

Владыка припал на колено. Одна нога его была сломана, рука висела плетью, но его противнику досталось. Он также держал свою саблю одной рукой, борода сильно укоротилась, сине-серебристое лицо буквально расцвело синяками и ссадинами, когда он открывал рот, чтобы вздохнуть становилось заметно, что многих зубов не хватает, усы покраснели от крови. Но ни тот, ни другой сдаваться не собирались.

Сын Ямира лихо взмахнул саблей, стараясь достать его сбоку. Он не рассчитал инерции тяжелой сабли и не учел того, что теперь он не сможет поймать равновесие второй рукой. Владыка пригнулся, пропуская мимо широкий кривой клинок, и ударил гиганта под ребра. Следом кулак демона врезался в заросшее бородой лицо врага. Тот клацнул оставшимися зубами, взмахнул руками, выронив саблю, а Владыка набросился на него. Длинные когти впились в тело гиганта. Оба рухнули на снег, при этом сын Ямира врезался головой в скалу. Владыка первым поднялся, прижав врага ногой к земле, и склонился над ним, сомкнув когти на лице. Из-под них ручьями потекла кровь.

Ганелон сделал демонологам знак прекратить поливать пламенем соляную стену. Теперь пришло время когтей Владыки и топоров Темных Паладинов. Соль поддалась не очень охотно, однако постоянно уступала и наконец разлетелась на куски. Темным Паладинам пришлось тут же разбегаться в стороны, потому что изнутри буквально вылетел Астарот Палач Легионов. Он был выше любого человека, но ниже Владыки, не смотря на то, что был заточен в высокогорной темнице, где никогда не тает снег, практически не одет — набедренная повязка, кожаная перевязь с шипастым наплечником, на которой, судя по нескольким лямкам, должен был крепиться топор, и сапоги с подкованными подошвами. Телосложения он был могучего, нижнюю часть лица закрывала маска, предплечья охватывали кожаные со стальными полосами наручи, а мощный бицепс охватывал увесистый браслет. К тому же, Астарот был абсолютно лыс, даже бровей не было, а глаза были белыми — без зрачков и радужной оболочки, поэтому было непонятно, куда именно он смотрит.

— Кого мне благодарить за свое спасение? — спросил демон звучным голосом.

— Нашего владыку, Баала, — ответил Ганелон. — Нам некогда разговаривать. Очень скоро здесь будут гномы.

Астарот кивнул и отряд двинулся обратно к Купели. Стоило поторопиться и не только потому, что гномы уже выдвинулись к темнице, главное, Купель продержится еще очень недолго.

— Проклятье! — хлопнул кулаком по столу, заваленному картами, король Нейстрии Людовик II. — Нас попросту обложили, господа! Билефелия в руках Юбера де Лейли, будь он трижды проклят. Демоны оттуда так и прут на нас, как из дырявого ведра.

Выражения его королевского величества были весьма далеки от королевских, за это он мне особенно нравился, как, видимо, и многим придворным. Король нейстрийский разбирался не только в охоте и лошадях, он к тому же был отменным полководцем и не чурался такой науки, как стратегия, многими забытой в наш век. Забытой, я считаю, совершенно несправедливо.

— Что с Астурией? — спросил он у посланника в этом королевстве, графа де Витта.

— Они обещали не нападать на наши границы, — ответил тот, — но ни о какой поддержке речи не идет. Король Эстебан отговорился от меня угрозой со стороны Кордовского эмирата и морского народа.

— Нам часто сообщали об активности морского народа, — заметил де Корнар. — И я просил бывшего сенешаля де Курвуазье принять меры. Он отвечал мне, чтобы я не молол чуши.

— Довольно об этом негодяе, — отрезал король. — У нас здесь военный совет, а не урок истории. Доложите о положении на фронтах, граф д'Абиссел.

Да-да, мы с Эмри так и застряли в Эпинале. С той памятной ночи прошло несколько месяцев, а мы не могли ни вернуться в Аахен, ни двинуться дальше по маршруту — в Талуз, столицу Аквинии. Дело в том, что почти всю империю заполонили демоны. Не один, но множество городов и поселений были в их руках, не было сообщения не то что между королевствами, но и между провинциями отдельных стран империи. Это была подлинная война, которой еще не знала моя родина. После того, как Каролус объединил страны и племена в одну могучую державу, мы лишь воевали с внешними врагами — Кордовой, халинцами, неистовыми берсерками из Тулле; мало кто из нынешних рыцарей и полководцев знал, каково это воевать, когда перерезаны дороги, а враг разоряет города и веси.

— Не скажу, что оно плохо, ваше величество, — честно ответил граф, — оно — отвратительно. Города падают к ногам тварей один за другим, как налитые плоды, гарнизоны бегут, дезертирство не удается остановить. Такими темпами мы очень скоро будем выкинуты из Эпиналя. Я предлагаю выдвинуть, наконец, гвардию из столицы и дать демонам бой. Мы можем погибнуть, ваше величество, но хотя бы падем с честью, а не подохнем здесь как загнанные в нору крысы.

— Кого вы желали оскорбить таким сравнением? — усмехнулся Эдмон де Витт, чьим гербом была оскаленная крыса, а девизом — «Не загоняй в угол».

— Честь, — совершенно серьезно ответил ему Эмри, — вот что мы спасем, даже если сложим головы, но потеряем, сдав столицу бааловым тварям.

— Не стоит поминать Hostis generis humani, — как обычно мягко произнес отец Вольфганг, недавно прибывший сюда из разрушенного Бриоля и назначенный главой столичной инквизиции, получив сан епископа, — хоть он, безусловно, стоит за всем этим. Я готов поддержать графа д'Абиссела — все воины ордена Изгоняющих Искушение выступят в тот же день, что и гвардия вашего величества.

— Как и рыцари Святого Креста, — поддержал его второй воинствующий клирик Рауль де Мон-Нуар.

— Разумно ли это? — позволил себе усомниться граф де Локк, приобретший несколько излишнюю настороженность после долго осады Бриоля. — Нам ведь придется столкнуться не с простыми смертными, а с демонами Долины мук. Ты помнишь осаду Бриоля, Вольфганг, самые стойкие из ветеранов теряли отвагу, у них тряслись колени и руки.

— Но только пока они не вступали в схватку, — возразил ему свежеиспеченный епископ.

— Стены Эпиналя прочны и велики, мы сможем выдержать долгую осаду.

— А вот теперь я позволю себе напомнить тебе осаду Бриоля. Стоя на стене и глядя на ползущее к ней вражье войско воины теряют мужество и решимость. Не то что когда несутся этому врагу навстречу.

Король рассмеялся, чем привлек всеобщее внимание.

— Клянусь честью, это самые лучшие слова, что мне довелось услышать за последнее время. Готовьте войска и гвардию, мы выступаем. Как сказал граф д'Абиссел: не спасем жизни, так хотя бы честь.

— Зачем вы таскаете меня на все эти военные советы, граф? — поинтересовался я, снимая расшитый придворный камзол, в котором торчал на показавшемся меня бесконечным военном совете. — Я мало что понимаю во всех этих стратегиях и тактиках.

— В прошлый раз, когда ты мне жаловался на это, — усмехнулся Эмри, также избавляясь от шикарных тряпок, — говорил, что не понимаешь ничего. Значит, я прав и начинаешь чему-то учиться.

— Не играйте словами, граф, — отмахнулся я, принимаясь за плотный ужин, ожидавший нас в наших общих покоях. — Как ничего не понимал, так и не понимаю. Я — поэт, немного философ и трубадур, но никак не полководец.

— Ты забыл кое-что, — с серьезным видом заметил д'Абиссел. — Ты, Зигфрид, еще и рыцарь императора Каролуса и у тебя есть основательное преимущество перед теми, с кем ты вскоре вместе выступишь из города. Ты будешь знать куда мы выступим.

— А заодно и знать, что шансов вернуться у нас практически никаких нет, — буркнул я.

— Оставь, Зигфрид, уныние тоже грех, — усмехнулся граф, — не веришь, спроси у епископа Вольфганга.

Я вытянулся на кровати, закинув руки за голову.

— Не нравиться мне в последнее время отец Вольфганг, — протянул я, — его глаза светятся каким-то нездоровым фанатизмом.

— Он и раньше был таким, — заметил Эмри, также укладываясь на кровать, — появление демонов и падение Бриоля стали для него сильнейшим ударом. Его религиозный фанатизм постепенно берет над ним верх и скоро сожрет целиком. Тогда я не хотел бы с ним встречаться.

— Похоже, по-людски он общается лишь с графом де Локком, а тот все же достойный человек. Может быть, он повлияет на него хоть сколь-нибудь.

— Твои слова… — Эмри не договорив зевнул во весь рот.

Яркое, но уже не столь жаркое солнце позднего лета сверкало на доспехах и шлемах гвардейцев и простых солдат и рыцарей, покидающих Эпиналь. Первым, конечно же, гарцевал его величество король Нейстрии, верный вассал императора Каролуса Людовик II. В сверкающих доспехах, со щитом и обнаженным мечом в руках, но без шлема, он был просто великолепен. Другого слова я подобрать не могу.

Но ни это зрелище, ничто другое не могло поднять моего настроения. Я ехал рядом с графом Эмри во главе нашего изрядно поредевшего отряда. На меня едва не насильно нацепили полный доспех — тяжеленный и чудовищно неудобный, выдали цельностальной щит и здоровенный широкий меч, которым я совершенно не владею. Мы проехали по улицам Эпиналя и уже после нескольких минут у меня заныли плечи, к тому моменту, когда мы покинули столицу Нейстрии, мне хотелось выть. Как удалось вытерпеть это время, показавшееся мне бесконечным, не представляю. Наконец, это мучение окончилось и войско, проехав несколько миль, остановилось, чтобы расстаться с парадными блеском и мишурой. Видели бы сейчас нас все те восторженные толпы, провожавшие нас, — разочарованию не было бы предела.

Я отдал свой доспех походному кастеляну и с удовольствием вскочил на коня. Тому также понравилась резкая перемена в весе седока и он пошел куда резвее, нежели раньше. Теперь армия двигалась немного быстрее, однако и об осторожности никто не забывал. Вперед были высланы разведчики, патрулировавшие округу и сменявшиеся каждые два часа. Всю дорогу я гадал, что же за сила могла бы сокрушить такую армию, ведь порой, оглядываясь не видел ни начала колонны войск, ни ее окончания, я даже примерно не брался прикидывать его численность.

Прикидывать численность нашего войска я так и не смог, а думать о количестве врагов, занявших долину перед нами, и не хотелось. Сотни и сотни тысяч демонов копошились на дне природной чаши, образованной несколькими холмами. Такого я не видел даже в проклятом замке. Жуткой чумой двигалось это баалово воинство, медленно ползло вперед, вот уже первые демоны подобрались к подножью холма, на котором расположился наш маленький отряд, возглавляемый графом Эмри. Он не тащил меня в этот разведывательный рейд, можно сказать, я сам напросился. На свою голову.

— И с этим, — сказал, словно сплюнул, де Корнар, ехавший с нами третьим, — нам придется драться.

— Нам придется их победить, де Корнар, — усмехнулся в отросшие, наконец, до прежней длины усы д'Абиссел. — Я бы лично не хотел отправиться в Долину мук.

— Не бойтесь, господа, — не слишком удачно пошутил я, — отец Вольфганг и его клирики организуют нам места на небесах.

Все мрачно покосились на меня. Изменения в личности епископа зашли настолько далеко, что даже не настораживало, оно пугало. Разговаривал он исключительно цитатами из Книги Всех Книг и принимался отчитывать всех, кто осмеливался в его присутствии богохульствовать или просто нецензурно выражаться, будь то простой солдат или же сам король. А в глазах его день ото дня все сильнее разгорался фанатичный огонь.

Мы развернули коней и направились к лагерю нейстрийской армии. Та уже полностью снялась и двигалась навстречу демоническим полчищам. О приближении врага и его примерном количественном составе командованию было, конечно, уже известно, рейнджеры давно следили за ними, сообщая обо всех его продвижениях. Граф решил лишь поглядеть на демонов своими глазами. Примерно так же, как при осаде Бриоля. Только на сей раз столь плачевных последствий не было. Без приключений мы добрались до нашего войска и заняли свои места в строю. Конечно, предварительно облачившись в доспехи. Теперь они не казались мне такими уж нелепыми и неудобными.

Астарот, как обычно, пренебрег доспехами, добавив к своей обычной одежде кожаный горжет, укрепленный стальными пластинами, он защищал плечи и шею сзади и с боков. Ну и конечно, в лямки на ремне за спиной был вставлен здоровенный боевой топор, лезвие которого разделялось надвое, чтобы захватывать во время поединка клинки противников.

Поднявшись на холм, господствовавший над долиной, по которой двигались полчища демонов, Палач Легионов оглядел свое войско. Когда-то ему доводилось водить в бой многомиллионные армии, при марше растягивавшиеся на тысячи и тысячи лиг, лагеря же занимали сотни квадратных миль. Правда и противостояли им такие враги и такие воинства, что даже вспомнить приятно. Астарот, вообще, оценивал сражения не с точно зрения — победил он или же проиграл, но по тому, сколько погибших с обоих сторон оставалось на поле брани. Чем их бывало больше, тем в понимании демона битва была удачнее. Собственно говоря, именно за это его и прозвали палачом легионов.

На землю перед ним спланировал советник.

— За холмами — войско людей, — проквакал он. — Они идут нам навстречу.

— Сколько? — коротко спросил Астарот.

— Много тысяч, — ответил советник. — Сосчитать не успел — там полно инквизиторов, они заметили нас. Из всего отряда вернулся только я.

— У тебя самые быстрые крылья из всех, — невозможно было угадать усмехается Астарот под своей маской или нет. Сколько до них.

— Если и мы и они будут двигаться с прежней скоростью, то где-то через полчаса. Они едут в боевом порядке, — добавил советник.

— Передай войскам, чтобы также готовились к бою, — кивнул Астарот, одним махом выдергивая из заспинных лямок топор. Близилась битва и проклятая кровь Астарота начала вскипать.

— Разделив рыцарей на два больший отряда и поместив их на холмах, — продолжал объяснять стратегию король, попутно указывая на карте места расположения частей нашего войска, — мы выиграем очень много. Как только демоны займут долину, у них не останется оперативного простора для толкового управления полчищами. Их войско будет стиснуто между холмов, а рыцари врежутся в него, войдут как нож в масло. С холмов их прикроют арбалетчики, которые, думаю, без труда найдут себе цели среди демонов, промахнуться в них достаточно сложно.

Все в палатке несколько натужно рассмеялись.

— Какова роль пехоты в вашем плане, ваше величество? — поинтересовался граф де Локк, после падения Бриоля он командовал пехотой нейстрийской армии.

— Раздели своих людей на пять примерно равных по силе отрядов и поставь их в ложбинах между холмами, — ответил король. — Ваша задача сдерживать атаки демонов и не давать им зайти в тыл нашей армии. Я понимаю, это сложная задача, но твои люди будут защищены с флангов, это даст тебе шансы на успех.

— Скорее надежду выжить, — тихо произнес де Локк, — однако услышали его все.

— Радом с тобой встанут все Изгоняющие Искушение, — встрял отец Вольфганг и все поежились, как бывало всегда, стоило только епископу открыть рот. — Наши шестоперы сокрушат любого врага.

Казалось, фанатичный свет в его глазах стал еще сильнее. Все поспешно отводили глаза, стоило клирику взглянуть на них. Даже король Людовик не решился возразить ему.

— Отлично, — кивнул он, хотя на счет инквизиторов у него были другие планы, — но люди сэра Рауля мне понадобятся. Рыцари Креста возглавят атаку на демонов.

Де Мон-Нуар отлично понимал, что этот приказ практически равен смертному приговору для всех его рыцарей, но шестое чувство, отличающее полководца от простого воина подсказывало ему — приказ абсолютно верный. Защитники Веры, Мастера клинка и паладины легко сомнут первые ряды демонического войска, сея панику и расшвыривая любых врагов. Вряд ли это окажется по зубам простым рыцарям, пусть даже из королевской гвардии. Они должны будут закрепить успех атаки церковных воителей, которые своей кровью проложат им путь к призрачной победе.

— Де Пенмуа, — обернулся де Мон-Нуар ко второму человеку после себя в братстве Рыцарей Святого Креста, — бери своих людей и веди туда, куда укажет его величество.

— Может быть, мне лучше остаться с тобой, де Мон-Нуар? — спросил де Пенмуа — давний и близкий друг главы ордена.

— Ты лучший командир среди моих людей, — ответил тот. — И мне будет куда спокойнее, если я буду знать, что со второго холма в бой поведешь их именно ты.

— Ясно, — кивнул рыцарь.

— Отлично, — усмехнулся не перебивавший их король. — Раз вы, господа, решили все свои вопросы, можно выступать. По коням!

… Я проводил глазами рыцарей, резвой рысью отправившихся на соседний холм — занимать позиции перед боем. Следом за ними наша пехота разделилась на несколько отрядов, в сопровождении баалоборцев отправившиеся в ложбины между холмами. Арбалетчики и лучники потянулись за рыцарями, прислуга потащила за ними мантелеты[20] и ящики со стрелами и болтами.

— Без пехоты стрелкам придется тяжко, — пробурчал Эмри, — если демоны ворвутся на холмы.

— Нам будет куда хуже, — усмехнулся я. — Не забывайте, граф, мы будем драться с демонами прямо в их толпе.

— Идут! — разорвал повисшую над лагерем тишину крик одного из рейнджеров. — Демоны идут!

Все обернулись на его крик. Не надо было обладать таким уж острым зрением, чтобы разглядеть приближающиеся полчища. Это были именно полчища, они ползли по земле, покрывая ее черно-багровым постоянно шевелящимся ковром. Отсюда было не разглядеть отдельных тварей, но и их количество производило весьма угнетающее впечатление. Откуда-то резко потянуло серой.

Я принял у парнишки из снабженцев длинное копье с тяжелым наконечником, приладил его «пятку» к стремени, стиснув покрепче поводья в ожидании сигнала к атаке. Эмри, казалось, совершенно не нервничал, он даже шлема не одел — я свой нацепил тут вместе со всем доспехом, боялся не успеть — и теперь борода его воинственно топорщилась, остальная буйная шевелюра скрывалась под подшлемником и кольчужным капюшоном. Граф обернулся ко мне и спросил:

— Ты бывал хоть в одной настоящей битве? Кроме той, в проклятом городе.

— Нет, граф, — покачал головой я, при этом шея неприятно хрустнула — не привык я еще к дополнительной тяжести шлема на плечах. — Я же говорил вам, я — менестрель, немного бард и всю жизнь сознательную жизнь провел либо в Аахене, либо в Ферраре. На дуэлях дрался, хотя и немного.

— Мечом ты владеешь, в общем, неплохо, — заверил меня граф. — Старайся держаться поближе ко мне и давай выбить себя из седла. На земле, среди этих тварей тебе верная смерть. И еще, топор у тебя при себе?

— Всегда, — кивнул я, ткнувшись подбородком о кольчатой ожерелье, лежавшее на моих плечах, и продемонстрировал графу небольшую секирку — подарок де Корнара.

Демоны заполонили долину у подножья нашего холма и над нашими головами зареяло знамя с королевским гербом. Тут же заиграли рога. Сигнал к атаке. Эмри молниеносным движением одел шлем, подхватил у мальчишки копье и дал коню шпоры. Я последовал его примеру, поправив поудобнее свой небольшой треугольный щит, закрепленный на предплечье. Медленно, но верно армия набирала разбег, две стальных лавины обрушились на демонов с холмов. В авангарде мчались Защитники Веры, Мастера клинка и паладины, опустившие оружие перед решающим ударом. Только глупцы размахивают мечами над головой, от этого только рука устает.

Я не видел удара Рыцарей Креста в полчища демонов, но и услышанного треска, грохота и воя мне хватило. Сердце словно стиснула рука в кольчужной перчатке, отчаянно захотелось оказаться где-нибудь в другом месте. Аахен отсюда казался не столь уж и опасным. Что такое кинжал в спину, по сравнению с этими полчищами демонов, что сейчас облизываются в ожидании моего появления.

Эмри опустил копье, готовясь к атаке. Я рефлекторно поступил также и мне очень хотелось верить, что наконечник трясется от того, что я постоянно подпрыгиваю в седле. Едущего передо мной Защитника Веры буквально смел с коня удар странного оружия, напоминающего алебарду с лезвием в виде капли с крюком. Передо мной вырос громадный оранжевый демон, словно обросший роговыми наростами. Он перехватил свое оружие обеими лапами и занес его для удара мне по шлему. Ровно за секунду — как мне показалось — до этого в широкую грудь демона врезался наконечник моего копья. С треском лопнули роговые наросты и копье глубоко погрузилось в тело твари. Древко не выдержало, сломалось. Я отшвырнул его обломок и выхватил секиру, сам даже не заметив этого. Перехватив его рукоять обеими руками, я опустил его на голову демона. Та лопнула как гнилой орех.

Астарот глядел на битву, положив свой топор на плечо. Она нравилась ему и нравилась все больше — потому что потери росли с обеих сторон. Разноцветная рать рыцарей, возглавляемая коричнево-зелено-красным потоком Рыцарей Креста, врубилась в ало-черное море демонов. То приняло их в свои объятья, пытаясь охватить со всех сторон, но из этого ничего не вышло. Рыцари разноцветными кинжалами резали демоническое воинство, рассекая его на несколько частей, не давая действовать совместно. Сверху били лучники и арбалетчики, стрелы и болты врезались в тылы бааловой армии. Весьма мудро, и врага уничтожают и в своих не попадают. Благодаря стараниям вражеских стрелков, Астарот лишился всех советников, пускавших стрелы паря в воздухе, да и герцоги не решались больше «встать на крыло».

— Мы терпим поражение, командир, — обратился к Астароту один из герцогов.

— Прочь, жалкий паникер! — рявкнул на него Палач Легионов. — Ступай в бой, нечего болтаться в резерве!

Герцог прорычал что-то и умчался в самую гущу боя, размахивая черным мечом.

— Можешь отослать и меня, — произнес второй герцог, более умный, — но факта это не изменит. Если вы не пустите в бой Владык и Тиаматов, нас уничтожат.

— Как тебя зовут? — повернулся к нему Астарот.

— Улгарт, командир, — ответил тот.

— Ты прав, Улгарт, — кивнул Палач Легионов, — но ты слышал что-нибудь о такой штуке, как стратегия. Любого из наших воинов, особенно таких сильных, как Владыка или Тиамат, надо вводить в игру в свое время. Иначе их сила будет использована не полностью, а это станет залогом нашего падения.

— И когда же настанет это время, командир?

— Очень скоро, — прошелся ладонью по лысой голове Астарот. — Прямо сейчас!

Он вскинул топор, указывая им на группу Тиаматов. Те как один опустили руки, погрузив их в землю. Проклятый герцог Улгарт отдал бы на отсечение правую руку за то, что в этот момент Астарот усмехнулся.

Рауль де Мон-Нуар расшвыривал демонов своими мечами. Он не знал кто именно ему противостоит, не слишком уж разбирался в классификации инфернальных существ, да и плевать ему было на это. Главное, его длинные мечи с широкими клинками с легкостью рубят их, а коричневые доспехи, выданные по традиции из запасов Кафедрального собора Святого Креста в Ферраре, выдерживают атаки врагов. Надо только защищать голову — шлемы Защитники Веры не носят. Однако беда пришла не сверху, а снизу.

Что-то белесое и неприятное даже на взгляд пробило землю и снесло голову его коню. Несчастное животное буквально подбросило в воздух. Де Мон-Нуар не успел вырвать ног из стремян, поэтому когда конь рухнул на землю, он оказался придавлен его трупом. Рыцарь попытался подняться, но было поздно. Над ним вырос громадный демон с фиолетовой шкурой и двумя уродливыми головами. Лапы с длинными когтями сомкнулись на лице Рауля и мир закрыла алая пелена.

Мне повезло. Щупальца, вырвавшиеся из-под земли, сшибли нескольких Рыцарей Креста передо мной. Мой конь заплясал, заржал от страха, но я недрогнувшей рукой — и откуда только смелость взялась? — направил его на извивающееся щупальце. Когда же оказался на достаточном расстоянии, обрушил на него свой топор. Верхняя часть его шлепнулась вниз, остальная же ушла обратно под землю, а с ней и еще несколько. Тогда я вновь дал коню шпоры, направив к следующему мерзкому отростку, и быстрым ударом снес его. Вновь под землю ушли сразу несколько. Поняв систему, я рванулся дальше. Но теперь дорогу мне преградили прорвавшиеся демоны. К тому же, и щупальца попрятались окончательно, видимо, поняв, что больше и не собрать жатву.

Я уж было повернул коня, направив его туда, где в последний раз видел Эмри. Но дорогу мне преградил громадный демон со свиным рылом и в прямом смысле вываленным на плечо языком. Он замахнулся на меня трехпалой лапой, я с размаху рубанул по ней топором, буквально располовинив этим ударом — три два пальца полетели в разные стороны, а лезвие топора застряло в толстенной кости. Демон взвыл от боли — в мою сторону выстрелил длинный язык. Пришлось отпустить рукоять топора, но и выхватывать меч было некогда. Я закрылся щитом, хоть и понимая, что это мало поможет. На коне удержаться мне помогло лишь седло с высокой лукой. Спина затрещала, но выдержала. Мерзкий язык обвил мою левую руку, потянул к пасти. Я выхватил меч и перерубил язык. Демон заверещал так противно, что у меня уши заложило. Добивать его не входило в мои планы, поэтому я дал коню шпоры, вновь направляя его к Эмри, мелькавшему в самой гуще сражения. Правда, походя все же ударил тварь серединой клинка по голове. Не знаю уж, сдохла она или нет.

Астарот опустил подбородок на упертый в землю топор. Улгарт снова готов был пожертвовать своей правой рукой в споре на то, что скрытое наполовину маской лицо с бельмастыми глазами выражает именно печаль. Сердце Палача Легионов явно рвалось в бой, но разум приказывал оставаться здесь.

— Почему вы остаетесь здесь? — решился поинтересоваться Улгарт.

— Ты сумел бы командовать, находясь там? — Астарот кивнул на сражение, идущее в долине. — Боевой раж захватывает тебя, стоит только клинку впервые попробовать вражьей крови, а сейчас во время сражений командир должен в первую очередь думать. То ли дело было раньше. Помнишь те времена, Улгарт? Вышли в чисто поле два войска и — пошла потеха. Кто сильнее тот и прав.

Палач Легионов тяжко вздохнул.

— Энеанцы сумели нас одолеть благодаря тому, что первыми поняли — стратегия и правильное планирование боя решают его исход в куда большей мере, чем сила и количество воинов в армии. Их инквизиторы не давали демонологам применять свою магию, а стальные легионы в лориках[21] и кольчугах нанизывали нас на свои копья. Мы перли напролом, а они обходили нас, заходили во фланг и тыл, топили в крови. Нам наносили поражение за поражением, силы Повелителя стремительно таяли, а уж когда энеанцы преодолели свою врожденную ксенофобию и объединили-таки усилия с эльфами и гномами, нам и вовсе пришел конец. Мое войско прижали в Феррианах к скалам и перебили до последнего. Покончить со мной у коротышек кишка была тонка, даже всем их магам и жрецам было не под силу отправить меня на тот свет. Поэтому-то меня и заточили в соляную темницу.

— Теперь, когда вы это поняли, командир, мы сумеем покончить с людьми, — убежденно произнес Улгарт.

— Мне бы твою уверенность, Улгарт, — вновь тяжко вздохнул. — У них колоссальное преимущество в оружии. Видел, что сталось с советниками. Именно поэтому я не поднимаю инкубов, нечего зря губить демонов такой силы. А эти инквизиторы, будь они благословенны, даже сражаясь, не дают демонологам колдовать. Люди поступили именно так, как я и рассчитывал, но это нам ничего не дает.

— Вы задумали заманить их в ловушку, да? — в голове герцога поубавилось уверенности.

— Конечно, нет, — покачал головой Астарот. — У нас нет на это ни сил, ни возможностей. Остается только использовать Тиаматов, надеясь раскидать их рыцарей и прорваться на холмы, к арбалетчикам и лучникам.

— Но как же тогда все ваши слова о стратегии? — удивился Улгарт.

— Я знаю, что это такое, — кивнул Астарот, — но вот постичь ее, так и не постиг. Моя беда.

Тяжелая пехота, стоявшая за павезами[22], отбивалась от демонов длинными копьями, алебардами и секирами на длинных рукоятках. Те бились об укрепления, как прибой о скалы, солдаты отшвыривали их, пронзая некоторых насквозь. Выше на склонах безо всяких павез оборонялись от проклятых волн нечисти Изгоняющие Искушение. В легких доспехах, с шестоперами в руках, они замерли тонкой алой линией, отделявшей безумствующее море демонов от стрелков.

«Где-то там рубится епископ Вольфганг», — подумал граф де Локк, своей секирой снося уродливую голову очередному демону.

Самым неприятным в их положении было то, что из тех ложбин, где стояла пехота, совершенно не было видно хода боя. Граф не знал побеждают ли рыцари или же демоны. Быть может, сейчас твари добивают последних гвардейцев и скоро обрушатся на его пехоту всей своей мощью. Но в душе его не было места унынию или — Господи, упаси! — панике, командир, в первую очередь, должен быть живым — в исключительных случаях, мертвым — примером для своих солдат, особенно в таких вот ситуациях. Вновь перехватив секиру поудобнее, граф Гюнтер де Локк шагнул к павезе.

Теснота на поле боя царила такая, что не раз пожалел о потерянном топоре. Я не слишком хорошо обращался с мечом, а уж орудовать им в такой толчее было практически невозможно. И как только граф Эмри умудряется так лихо размахивать своим двуручником? Правда для этакой махины препятствий практически нет. Тяжелый клинок легко крушил роговые наросты, плоть и кости всех и всяческих демонов. Мне же приходилось выбирать врагов помельче. Вот вроде этого человека со зверским лицом, вооруженного двумя топорами с какими-то крючковатыми лезвиями. Я ткнул его сверху в горло, очень удачно попав над нагрудником, — воин рухнул. Но тут внимание мой привлек весьма неприятный скрежет, раздавшийся над головой. На нас планировала громадная гаргулья, вроде тех, что украшают кафедральные соборы в Эпинале и Ферраре. Вот только конкретно этой не сиделось на месте — тварь явно жаждала крови.

Врезавшись — в прямом смысле этого слова — в землю гаргулья расшвыряла нескольких рыцарей, двоим оторвав головы вместе со шлемами. Эмри сумел справиться с конем и рванулся навстречу монстру, с размаху опустив свой двуручник ему на плечо. В ответ раздался звучный дзанг, словно металл ударился о камень, — гаргулья и крылом не шевельнула. Тварь в ответ взмахнула лапой, длинные когти устремились к горлу Эмри, хоть и защищенному стальным горжетом, но мало верилось, что он его спасет. Я ни о чем не думая, дал коню шпоры и помчался наперерез, намереваясь ударом меча отвести в сторону зловещую лапу. Результат превзошел мои самые смелые ожидания. Клинок отсек половину лапы, перерубив ее в локте. Обрубок рухнул на землю, казалось, это был обычный кусок черного мрамора. Гаргулья словно и не почувствовала боли. Она вся вскинулась, казалось, по всему ее телу пошли странные трещины, вспыхнувшие огнем Долины мук. Не давая ей вновь атаковать, Эмри вновь рубанул ее поперек груди. Тварь вспыхнула еще сильнее, каменное тело ее пробили багровые лучи, я ткнул ее мечом — гаргулья отшатнулась и через мгновение от нее осталась лишь кучка горелого камня.

— Благодарю, — кивнул мне Эмри, не поднимая забрала. В некоторых случаях можно и пренебречь приличиями.

Я отсалютовал ему мечом и только тогда заметил, что он оплавлен и больше похож на паршивый гвоздь, нежели на достойное оружие. Я остался полностью безоружен.

— Мы прорвали фронт! — воскликнул Улгарт. — Наши демоны прорываются к холмам и скоро прикончат лучников.

— Тиаматы! — обернулся Астарот к демонам. — Вперед! Все — вперед!

Демоны взревели и рванулись в атаку. Астарот перехватил топор и последовал за ними.

Казалось земля содрогнулась, когда все резервы бааловой армии рванулись в бой, разрывая землю когтями, рассекая воздух злобными криками и воплями, а кто и зверским свистом. Астарот, конечно же, мчался первым, вскинув на плечо свой гигантский топор. Войско демонов буквально растеклось перед мчащимся подкреплением, чтобы не попасть по их когти, мечи и топоры, и оно без каких-либо препятствий врезалось в пытающихся вновь построиться рыцарей

Астарот с размаху снес голову первому рыцарю, лихо врубившись в неровный строй ошеломленных рыцарей. Палач Легионов размахивал топором направо и налево, теплая кровь то и дело заливала его потоками, доставляя демону огромное, хоть уже и основательно подзабытое удовольствие. Правда, оно резко оборвалось, когда на него сверху обрушился двуручный меч.

Демон заблокировал его длинной рукоятью топора и поднял глаза на врага. Это был здоровенный рыцарь в полном доспехе. Рядом с ним ужом вертелся в седле другой рыцарь, каким-то чудом сдерживавший натиск нескольких Темных Паладинов, причем вооружен он был сильно оплавленным мечом, явно побывавшем в теле гаргульи.

Астарот пригнулся, попытавшись подрубить коню здоровяка ноги. Тот вздернул его на дыбы, уводя ноги боевого жеребца из-под удара, и Астарот был вынужден отпрыгнуть в сторону, чтобы не попасть под копыта. Здоровяк, используя инерцию и вес жеребца, рубанул его снова, целя в голову. Астароту показалось что его сейчас вгонит в землю по самые плечи, настолько силен оказался удар. Длинная рукоять топора затрещала, но выдержала, плечи Астарота рванула боль. Преодолевая ее, демон отвел в сторону меч противника и ткнул его в бок верхней частью лезвия. Рыцарь покачнулся в седле, стальная кираса на боку вмялась, но тот словно и не заметил этого, наотмашь ударив Астарота по лысой голове. Демону удалось в последний момент убрать голову из-под удара и угол щита опустился на наплечник, причинив ему страшную боль, правда кости вроде бы остались целы.

Несколько рыцарей в доспехах, какие носил Ганелон, атаковали меня с разных сторон. Я вертелся среди них, отмахиваясь оплавком меча, гадая каждый раз, когда он встречался с лезвиями вражьи топоров, — переломится он или нет. Пора избавляться от этой пародии на оружие, а не то меня отправят на тот свет в ближайшие минуты. Удачный случай подвернулся достаточно скоро. Враг слишком высоко замахнулся своим топором, пытаясь достать меня. Я дернул поводья, заставляя коня грудью наехать на него одновременно закрываясь щитом от второго противника. Воин потерял равновесие и рефлекторно взмахнул руками. Я швырнул в него оплавок меча, заставляя выставить вперед руки, и выхватил из его не слишком крепко сжатых кулаков топор. Враг не успел опомниться, а я опустил ему на не прикрытую шлемом голову лезвие его же топора. Вооружившись своим любимым оружием я почувствовал себя гораздо увереннее.

Щит вновь зазвенел под ударом второго воина. Я перегнулся через седло и рубанул его практически наудачу. Мне повезло, удар пришелся на край горжета, прорубив доспех и глубоко войдя в тело Я выдернул оружие и обернулся, ища глазами Эмри. Тот рубился с каким-то странным коренастым человеком с абсолютно лысой головой, практически голым, если не считать набедренной повязки, сапог, наплечника и горжета, вооруженного громадным топором. Лицо противника Эмри было закрыто кожаной полумаской. Его ничуть не смущал тот факт, что граф был на коне и в доспехе. Двуручный меч и топор раз за разом встречались, рассыпая во все стороны пучки искр. Эмри стоило больших усилий не попадаться в ловушку, которую представляло собой лезвие топора, расщепленное посередине.

Я решил повторить свое трюк с конем и вновь подогнал шпорами несчастное животное, одновременно замахиваясь на демона — в том, что передо мной не человек, я был уверен на все сто — топором. Но этот враг оказался мне не по зубам. Не смотря на внушительное телосложение демон легко увернулся и вовремя подставил свое оружие под мое, да к тому же умудрившись захватить лезвие моего топора. Он буквально выдернул меня из седла, я и представить себе не мог насколько сильна эта тварь, — я пролетел не меньше ярда — клянусь! — и врезался спиной во что-то большое и твердое. Каким-то чудом мне удалось быстро вскочить на ноги и обернуться. Как раз в этот момент оборачивалась и гаргулья, в бок которой я впечатался, чрезвычайно удивленная подобной наглостью. Она вновь покрылась сетью багровых трещин, став уязвимой на несколько минут, пока вновь не замрет на месте, обратившись в каменную статую. К счастью, я успел атаковать раньше неповоротливой твари, вонзив топор ей в бок. Тут же пришлось отпрыгивать в сторону, из раны хлынула раскаленная лава. Я ощутил жар даже на расстоянии.

— Принц, прибыли все, — обратился гном к мальчишке, замершему изваянием на вершине холма. — Я говорю, все прибыли, принц Маркварт, — повторил гном.

— Я слышал, — как всегда несколько отстраненно произнес мальчишка. — Не стоит повторять мне дважды. Я не слабоумный.

Тан Трестолт Камнекрушитель — именно так звали гнома — заскрипел зубами, но снес оскорбление, не сказав ничего резкого в ответ. Гордый подгорный воитель не мог нарушить прямого приказа тана танов — короля гномьи кланов, — гласившего, что он должен всеми силами оберегать этого юнца, у которого даже борода расти не начала. Оборванный и перемазанный в саже мальчишка заявился в прямо в домен тана танов и назвавшись принцем Марквартом попросил об аудиенции. Гномы хоть и жили практически в полной изоляции, однако знали, что принц Маркварт — сын людского тана танов, императора, Каролуса; погиб несколько лет назад как раз на одном из перевалов Феррианских гор. Тан танов принял его. О чем они говорили никто не знал, но после аудиенции, тан танов выделил ему целое войско из отборных дружинников всех кланов. Клан Хранителей так и вовсе подался на войну в полном составе, оставив женщин и детей на попечение остальных кланов, они должны были искупить их неведомую вину. Командовать гномами был поставлен Трестолт, но с условием полного подчинения принцу Маркварту. За что тан танов облек мальчишку таким доверием оставалось только гадать.

— Пусть строятся в боевые порядки, — нарушил повисшую тишину Маркварт. — Мы атакуем тремя хирдами[23]. Я пойду отдельно, вместе с отрядом берсерков клана Безумного топора.

Трестолт кивнул, поглядев на принца с явным неодобрением. Ему совершенно не понравилась идея юноши отправиться в бой вместе с берсерками, с которыми непонятно почему подружился. Сумасшедшие воины, впадающие в дикий раж во время сражения, были не самой лучшей компанией для мальчишки, которого было приказано оберегать всеми силами. Трестолт был весьма низкого мнения о способности отряда берсерков защитить Маркварта, они и себя-то защитить не могут.

Тан обернулся к войску и принялся отдавать приказы.

Я ничем не мог помочь Эмри, сцепившемуся с лысым не на жизнь, а на смерть. Он был всего в нескольких ярдах от меня, но на меня наседали сразу трое рыцарей в вычурных доспехах, у подобного им я отобрал топор. Драться пешим было сложно, особенно из-за того, что в отличие от моих врагов я к этому не привык. Они постоянно меняли стратегию, то один атаковал в лоб, а двое обходили с флангов, то на меня наседали двое, а третий пытался обойти меня и ударить в спину. Я вертелся угрем, отражая постоянные атаки щитом и топором, но о том, чтобы перейти в контратаку и прорваться к Эмри не мог и подумать.

Полностью блокировать все вражьи нападки не удавалось. Я получил пару раз по корпусу — тут спасла надежная кираса — и однажды топор прошелся мне по шлему, повредив, к счастью, забрало, а не мою голову. К тому же, щит превратился в лист покореженного металла и не столько защищал, столько мешал двигаться левой руке. А я все кружился, стараясь проскочить между тремя врагами, хоть и понимал — наверняка ничего не выйдет. И тут один из рыцарей рухнул на землю, за его спиной стоял низкорослый воитель, поначалу показавшийся мне ребенком, приглядевшись, я понял, что передо мной гном. Бородатый воин выдернул из спины баалова рыцаря секиру и обернулся к следующему. Оставшиеся двое накинулись на нас с удвоенной силой, им даже удалось повалить гнома наземь, но они слишком увлеклись добиванием его и забыли обо мне. Я прыгнул к ним, рубанув ближайшего по незащищенной голове. Второй допустил новую ошибку — обернулся ко мне и получил от гнома секирой в бок. Доспех не спас его. Гном выдернул оружие и обратился ко мне на ломанном энеанском:

— Благодарить за спасти я!

— Я заплатил тебе той же монетой, — усмехнулся я. — Ты первым спас меня, бравый гном!

Низкорослый воитель рассмеялся и с неописуемым ревом ринулся в атаку, размахивая своей секирой — за лезвием ее оставался веер алых брызг. Я не успел попросить его помочь Эмри, пришлось действовать самому.

Граф рубил лысого с высоты седла, уставший жеребец под ним начал спотыкаться, так что ему пришлось забыть о конных трюках и Эмри, уподобившись простому дровосеку, наносил могучие удары сверху вниз, положившись лишь на силу. Его противник закрывался длинной рукоятью топора, все еще не оставляя надежды поймать клинок д'Абиссела трещиной в лезвии своего топора. Плюнув на правила рыцарской чести, я бросился на лысого со спины, целя топором в голову демона. Каким образом он заметил мне, не представляю. Он крутанулся на месте, парируя выпад Эмри и одновременно нанося мне обратной стороной рукояти сокрушительный удар в грудь. Кираса ощутимо вмялась. Я покачнулся и едва не упал, грудь пронзила острая боль. Я все-таки припал на колено, ощутив на губах соленый привкус крови. На теле моем сомкнулись здоровенные лапы, когти прочертили несколько полос по моей и так поврежденной кирасе. Над головой кто-то рассмеялся в два голоса. Я даже не стал оборачиваться, не хотелось смотреть на того, кто схватил меня.

Я уже прощался с жизнью, но тут лапы моего пленителя разошлись в стороны, а на голову мне буквально пролился поток крови. Я отпрыгнул в сторону, стирая с поврежденного забрала кровь, это усилие стоило мне дикой боли. Я вновь покачнулся и припал на колено, поглядев на своего спасителя. На сей раз это был все-таки ребенок с удивительно знакомым лицом. Я несколько минут попросту не верил своим глазам — мимо меня шагал принц Маркварт собственной персоной. Я проводил его взглядом, он шел к сражающимся Эмри и лысому демону. Лысый обернулся к нему и на мгновение замер, уставившись на мальчишку в гномьем доспехе и с непропорционально длинным для его роста мечом на плече. Этого мгновения вполне хватило принцу — или не принцу, Господь ведает! — для того, чтобы располовинить его одним быстрым ударом.

Мимо меня буквально пролетел бешено вращающийся гном с двумя топорами в руках, вокруг него во все стороны разлетались кровавые ошметки демонской плоти и осколки доспехов. За ним последовали еще около десятка таких же, рубивших все живое направо и налево. Я мог только наблюдать за этим крайне впечатляющим зрелищем и гадать, является ли этот мальчишка с длинным мечом на самом деле принцем Марквартом или нет.

Глава 6

На этом совете в королевском шатре присутствовали все представители нейстрийской — и не только — знати, умудрившиеся пережить эту чудовищную битву. Людовик II собрал его почти сразу по окончании сражения. Эмри, конечно же, без какого-либо сожаления притащил в заполненный людьми под завязку шатер и меня. Не могу не признать, что это собрание не уступило бы приему при любом дворе, дворяне оделись настолько шикарно, насколько смогли и успели — все же собирались на войну, а не парад, но и получившееся в итоге зрелище было впечатляющим. Родовые цвета, гербы, вытащенное откуда-то изукрашенное оружие, на их фоне гномы, одетые подчеркнуто просто, выглядели несколько странно.

— Ваше высочество, — обратился король к принцу Маркварту — теперь ни у кого не было сомнений в его происхождении, — все весьма рады вашему возвращению, но хотелось услышать вашу историю.

— Я мало что помню, — пожал плечами юноша, — о нападении сарков и гибели матери. Я очнулся в снегу и отправился куда глаза глядят. Первыми я увидел гномьих воителей тана танов. Переговорив с ним, я узнал о трагическом положении империи моего отца. Тогда я попросил у тана танов войско и он дал мне его. Я первым делом отправился сюда, вам на помощь, сэр Людовик.

— Благодарю вас, ваше высочество, — кивнул ему король, — за спасение, ваша помощь пришлась нам очень кстати. Какие у вас планы на будущее?

— Я собираюсь вернуть трон моему отцу, — произнес Маркварт. — Пришло время покончить с беззаконным правлением Юбера де Лейли. Так что нам рано прятать мечи в ножны. Как ваш принц и сын сюзерена, я приказываю двинуть войска на Аахен.

— Люди и лошади устали, ваше высочество, — покачал головой король. — Нам нужно несколько дней передышки, чтобы пополнить запасы, поставить на ноги раненных и отправить тех, кто не может сражаться по домам.

— Все это не имеет значения, — отмахнулся принц. — Я собираю армию всех королевств. Поэтому соблаговолите отправить гонцов в Талуз и Тильон, которые сообщат король Генриху Аквинскому и герцогу Раулю Фиарийскому о том, что я вернулся и собираю войско.

Король кивнул и отдал несколько распоряжений дворянам. Те тут же покинули шатер, стало несколько свободнее, но дышали все равно с трудом.

— А гномьи воители? — поинтересовался граф де Витт, по привычке взявший на себя роль дипломата. — Они вернутся в Феррианы или же станут помогать нам и дальше?

— Тан танов, — прогудел низкорослый воин, — приказал нам оберегать принца Маркварта и мы последуем за ним, покуда тан танов не отменит приказ.

— С таким войском мы сомнем Юбера и выставим его голову на Площади плахи! — воскликнул граф де Локк, взмахнув замотанной в бинты рукой — ему вообще изрядно досталось во время сражения.

— Это неверно, — встрял отец Вольфганг, без которого такое собрание обойтись конечно же не могло. — Мы не можем полагаться на помощь тварей, не ведающих Господа и поклоняющихся языческим богам! Эти карлы сидят под горами и не видят дневного света. Как?! Как, я вас спрашиваю, мы можем прибегать к их помощи? Эти твари сродни демонам и недостойны жить под одним солнцем, дарованным нам Господом, с нами.

— Заставьте этого обуреваемого духами жреца замолчать! — резко произнес гном, недвусмысленно положив руку на секиру, остальные последовали его примеру.

— Видите! — воскликнул епископ, обличающе тыча пальцем в гномов. — Они готовы напасть на меня, ибо я глаголю истину! Вам не заткнуть меня никакими угрозами!

— Замолчите, отче, — оборвал его король, в гневе хлопнув кулаком по столу, заваленному картами. — Немедленно замолчите, отец Вольфганг, и извольте покинуть шатер. Здесь военный совет, а не кафедральный собор!

— Ты — еретик, Людовик, и поплатишься за свои слова! — На губах епископа выступила пена. — Ты будешь гореть в огне еще до того как отправишься в Долину мук! Я уезжаю в Феррару и попробуйте меня остановить. Кара Господня падет на ваши головы! Гюнтер, ты будешь сопровождать меня!

— Нет, отче, — покачал головой граф. — Гномы сражались бок о бок с нами против демонов, а теперь ты ровняешь их с бааловыми тварями. Нет, отец Вольфганг, я не могу согласиться с тобой.

— И ты, — прошипел епископ, — и ты, Гюнтер, предал меня. Нет, не меня. Всю Церковь и Веру ты предал!

Гордо развернувшись он вышел из палатки.

— Он очень сильно изменился после падения Бриоля, — задумчиво произнес граф де Локк, похоже сейчас он не слишком осознавал, что находится на королевском военном совете.

— С его уездом мы можем потерять весьма боеспособную часть армии, — произнес граф Эмри. — Не знаю как Рыцари Креста, а баалоборцы, скорее всего, последуют за этим бесноватым.

— Я прошу вас, уважаемые гномы, — сказал король, — простить нас за это выступление нашего клирика. Его разум помутился, но мы не могли знать насколько до того, как он продемонстрировал свое безумие всем нам.

Гном кивнул за всех и столь же демонстративно убрал руку.

Желания продолжать военный совет не было ни у кого, поэтому король тут же распустил нас, оставшись в своем шатре вместе с принцем Марквартом.

Выйдя из шатра, мы с Эмри направили к изрядно поредевшим с утра палаткам нашего отряда, казалось, так давно выехавшего из Аахена. Как же мало осталось нас. Погиб прикрывавший конную атаку рейнджер Эрих, прорвавшиеся демоны вырезали всех стрелков, находившихся на том участке фронта, оруженосец Эмри сложил голову еще в Эпинале, да и вообще, от отряда не осталось и половины. И главное, погибли, в основном, именно рыцари, пехота и стрелки пострадали куда меньше.

— Интересно, почему принц не захотел послать гонцов в Феррару? — спросил я, усаживаясь на походную койку. — У старой империи лучшие и самые дисциплинированные войска. Несколько легионов не помешали бы нам.

— Во-первых: это слишком далеко, — ответил граф, — покуда гонцы доберутся до Феррары, покуда поднимут легионы. Пройдет не меньше полугода, прежде чем они придут нам на помощь. С другой стороны, тамошние правители могут и не решиться. Они слишком боятся угрозы со стороны эмирата и халинцев слишком разобщены. Барлетские дожи могут вполне отказаться давать деньги на переброску армии. Сейчас, когда власть Каролуса слаба, каждый пытается урвать себе кусок власти и не подчинится приказам. Я вообще не уверен, что затея Маркварта с объединенным войском удастся. Многие дворяне держат руку Юбера и не собираются больше служить императору. Тот же Рауль Фиарийский, он же кузен де Лейли и будет предан ему.

— Но ведь не все рыцари и графы встанут под руку сенешаля, — возразил я. — У нас будут союзники в тылу врага.

— Вот именно, — согласно кивнул Эмри. — А знаешь как это называется? Гражданская война. Все на что Каролус положил всю свою жизнь, пойдет прахом. Королевства и княжества заявят о своей независимости, брат пойдет на брата, вассал на сюзерена. Все упадет в кровавый котел, имя которому гражданская война.

— Безрадостная получается картина, — вздохнул я, — но забыли и еще кое о чем, граф. По стране гуляют полчища демонов и нежить, о которой мы хоть и не слышали после той ночи в Эпинале, но ведь существовать она не перестала. Я чувствую, мы еще встретимся с ними.

— А еще, — продолжил Эмри, понизив голос, — мне совсем не нравится наш принц. Он не такой, каким я его помню при дворе, но это вполне объяснимо, выпавшие на его долю испытания изменят любого. Вот только королева Адель и он сам попали в засаду сарков три с половиной года назад, а у тана танов он объявился всего несколько месяцев тому. Где он был все это время?

— Три года в горах, — задумчиво протянул я, — немыслимо даже для здорового человека, а уж для ребенка, чудом спасшегося из засады. Остается уповать на чудо Господне.

— Тебе не идет разговаривать как клирик, — отмахнулся граф. — Ты становишься похожим на епископа Вольфганга.

— Вы не верили в чудеса, нежить и демонов, пока не столкнулись с ними нос к носу под Бриолем. А нас оттуда вывел самый настоящий ангел. От такого впору сойти с ума и удариться в фанатизм, подобно епископу.

— Верно, — кивнул Эмри, — но вывел-то нас ангел сразу, а не через три года. Спасись принц сразу и явись хоть к гномам, хоть в Аахен, через месяц, два или даже полгода, было бы куда меньше подозрений на его счет. Но три года. И, к слову, ангел спас нас обоих, а королева Адель с принцем не пришла. Заметь, Зигфрид, он избегает даже упоминать имя матери, а уж говорить о произошедшем с нею в Феррианах и вовсе не хочет.

— И все же, принц Маркварт помог нам в сражении с демонами и привел гномов, союз с которыми уже давно ни для кого ничего не значит. Странное поведение для врага.

— Понятный враг, куда лучше непонятного друга, — изрек Эмри.

Тут я был склонен с ним согласиться.

— ЧТО?! — взревел тан Трестолт Камнекрушитель. — ТЫ ЛЖЁШЬ, ЖРЕЦ!!!

Невысокому и довольно тщедушному для гнома жрецу Видомину казалось, что сейчас могучий тан сотрет его в порошок. Внутренне он трясся от страха, но когда он начал отвечать тану его голос не дрожал, а зубы не клацали, хоть это и далось ему ценой громадных усилий.

— Это то, что сказало мне эхо сегодня утром, — ответил он. — Тан танов приказывает нам напасть на людей и убить сына их тана танов Маркварта.

— Но это же бред! — стукнул кулаком по столу Трестолт. — Сначала он посылает нас на помощь людям, а теперь приказывает напасть на них и убить Маркварта. Наш тан танов сошел с ума.

— Быть может это и так, — пожал жрец плечам с деланным равнодушием пожал плечами, — но это не повод для неподчинения его приказам.

— Я соберу младших танов и поговорю с ними. Если тан танов безумен и ведет нас к гибели, значит, подчиняться его приказам нельзя.

— Люди нам не друзья, тан, — произнес с жаром Видомин. — Мы тысячи лет жили без них, проживем и еще столько же. Мало мы натерпелись от энеанцев, считавших нас отродьем и не пускавших в города, а после кланы сражались вместе с племенами билефов, фиаров, северных берсерков, но те тут же накинулись на нас во время дележа добычи. Мы ушли в горы и свели на нет все контакты с поверхностью, разве что охраняли соляную темницу Астарота. И это время стало для нас лучшим! Стоило хоть немного помочь им и нас тут же обвинили в тьма знает в чем. Вспомни того бесноватого жреца людей, поставившего нас в один ряд с демонами, которым мы убивали плечом к плечу с людьми. Как и во времена Энеанской империи, нам заявили, что мы недостойны жить с ними под одним солнцем.

— Ты сейчас говоришь очень похоже на него, Видомин, — вздохнул Трестолт, уже понявший, что большинство его воинов будет говорить очень похожие слова. — Тан танов говорит, что люди предали нас, а выходит, мы предадим их, нападем исподтишка.

— Мы можем послать им официальный вызов и сразиться в честном бою, — хлопнул кулаком по раскрытой ладони жрец.

— И все равно, слишком похоже на предательство, Видомин. Так или иначе, мы ударим в спину людям, с которыми дрались плечом к плечу.

Жрец его явно не понял.

Топоры скрестились со звоном, от которого заныли зубы, и тут же разлетелись в разные стороны. Инерция удара отбросила коренастого гнома на несколько шагов, вокруг него поднялось целое облако снежной пыли, однако на ногах удержался. Теперь он напоминал тумбочку — небольшую, бородатую и донельзя злую тумбочку со здоровенной секирой в руках. Он вновь ринулся на меня — о такой штуке как оборона гному не имели представления, разве что в стальном строю хирда, — вновь занося секиру для удара. Я подставил под ее лезвие окованную сталью рукоять очередного топора. На меня уже стали ругаться каптенармусы и оружейники, которым я что ни день приносил им сломанные топоры.

Узнав о том, что я всему оружию предпочитаю именно топор, гномы повадились тренироваться со мной. А так как их оружие куда лучше моего и, к тому же, клирики забрали у меня сразу после боя топор баалова рыцаря, то раз за разом ломалось оружие и приходилось менять. Каптенармусы и оружейники шипели и ругались, однако отказать мне не решались.

И вновь рукоять разлетелась на две части с треском. Я вздохнул, опуская остатки оружия. Гном замер в нескольких шагах от меня, лезвие его секиры — в считанных дюймах от моего лица.

— И как вы только воюете с таким-то оружием? — осуждающе вздохнул он, указывая пальцем на топор. — Знаешь что, мне надоело, что твой топор ломается посреди тренировки. Идем к нам. Наши орлы выправят тебя хорошее оружие.

— Надо будет забросить этот топор нашим оружейникам, — сказал я.

Кузнецы, работавшие на походных кузнях, весьма удивились, что я не стал брать у них новое оружие. Хотя во взглядах их сквозила явные неприязнь, смешанная с облегчением. Наверное, подумали, что я наконец перебесился и закончу портить топоры по несколько раз на день.

Отдав топор, я отправился вслед за гномов туда, где стояли невысокие, как и сами подгорные воители, палатки гномов. Услышать и почуять лагерь гномов можно было за несколько десятков ярдов от него. Оттуда несло пивом и оружейной смазкой, а уж шум многочисленных походных кузен и вопли гномов — дерущихся, пьющих и ремонтирующих после первых двух дел оружие и доспехи — разносились еще дальше. Многие горняки приняли меня как своего, со всеми ими я дрался на топорах, но были и такие, кто косился на меня с явным неодобрением. Я слышал шепотки, что, мол, нечего здесь делать человеку, гномы тут, люди — там и все нормально. И все-таки к делу перейти никто не решался, хватало вида моих сопровождающих.

Гном-кузнец был хмур и черноволос. Он работал, как и всегда, когда мы заставали его, на сей раз чинил разрубленную кирасу. Я всегда удивлялся каким образом гномы при их силе и любви к выпивке и поединкам — кулачным и не только — еще не перебили друг друга. Вот и сейчас, погляди я на эту кирасу и не знай, что в ней дрался с дружками какой-нибудь гном, то отдал бы правую руку за то, что ее обладатель отправился в мир иной. А ведь гном сейчас, скорее всего, хлещет пиво.

— Под его руку подогнать, — задумчиво повторил кузнец фразу того гнома, что сломал мой последний топор. — Можно, отчего ж нельзя. Давай сюда руки.

Он взял мои руки в свои и принялся самым тщательным образом ощупывать. Покивав самому себе, гном порылся груде сваленных тут же заготовок под рукоятки, выбрал самую длинную и бросил нам:

— Ступайте, выпейте пива. Закончу — принесу вам.

Мы убрались в палатку, где гномы пили пиво и расположились на здоровенном ковре. Не смотря на зиму, этот ковер не давал холоду снега добраться до нас. А уж принятое внутрь пиво согревало лучше всяких костров каминов. Конечно, я как и всякий дворянин предпочитаю вино и аквинский напиток арманьяк, однако редко кому удается выпить настоящего гномьего осеннего эля. Он того стоит.

— И что же, этот кузнец денег с меня не возьмет? — поинтересовался я после второй кружки.

— Ты только ему этого не говори, — усмехнулся один из моих спутников. — А то он живо тебе этим же топором голову снесет. Он — гном горячий.

Словно в ответ на упоминание о нем в палатку вошел тот самый кузнец, держащий в руке секиру.

— Ты ему лучше пива поставь, — подтолкнул меня тот же гном. — Он его любит, страсть.

Пиво тут продавали всем — и людям, и гномам; по куда как более низким ценам, нежели его можно было купить где-либо еще.

— Некогда мне тут с вами пиво пить, — бросил кузнец.

Отдавая мне секиру, он сделал недвусмысленный жест, приглашая выйти из палатки для разговора. Видимо, таки решил содрать с меня деньги, его бескорыстие распространялось только на гномов. Однако слова кузнеца очень сильно удивили меня.

— Уходи, человек, — сказал он. — Завтра мы перестанем быть друзьями.

— Что это значит? — удивился я.

— Что сказал, то и значит, — отмахнулся гном. — Завтра гномы и люди перестанут быть друзьями.

Кузнец отвернулся и ушел, оставив меня в полном недоумении. Почесав лоб, я решил не возвращаться в палатку — пить, даже гномий осенний эль, совершенно расхотелось. Надо поговорить с Эмри по поводу слов гнома, граф не отмахнется от моих слов, как многие другие, а отмахнуться от его слов будет сложновато кому бы то ни было.

Выслушав меня, д'Абиссел надолго замолчал, ритмично поглаживая холку своего коня. Я застал его на импровизированном ипподроме, где рыцари не давали застояться своим боевым коням, да и себе тоже, выделывая разные трюки, которым мне — по моему глубокому мнению — не обучиться и за всю жизнь.

— Горняки ничего просто так не говорят, — пробурчал граф, делая знак конюху. — Спасибо, что предупредил, хотя я и не верю, что они ударят нам в спину, не в их правилах. Надо будет переговорить с командирами и королем.

— Принца Маркварта вы в расчет, как обычно, не принимаете? — невесело усмехнулся я.

— В этом деле он как раз может пролить свет истины на события. Ведь именно он привел гномов.

— Надо нанести упреждающий удар по ним! — воскликнул де Пенмуа. — Прав был отец Вольфганг, эти карлы только и ждут как бы ударить нам в спину.

— Может и так, — кивнул король Людовик, — но мы поставлены в такое положение, что атаковав гномов окажемся предателями.

— В чьих глазах? — продолжал возмущаться Защитник Веры. — Мы что же должны ждать, пока предадут нас.

— В глазах нашей чести, — твердо ответил король на его вопрос.

— Но и ждать удара в спину, по крайней мере, глупо, — заметил де Корнар. — Мы должны с самого утра быть готовыми к любым неожиданностям. Как говориться, кто предупрежден — вооружен.

И тут в шатер, где был собран военный совет, вошел коренастый гном в доспехе и с топором, который он нес на вытянутых руках.

— Наш тан, Трестолт Камнекрушитель, — произнес он, — шлет вам, люди, вызов на бой и этот боевой топор, как знак того, что мы более не друзья. Не смотря на то, что вместе сражались и проливали кровь.

Ловким движением вогнав оружие в землю, гном развернулся и вышел, чеканя шаг. В шатре надолго повисла гнетущая тишина.

— Готовьтесь к бою, благородные рыцари, — нарушил ее король. — И кто-нибудь позовите принца Маркварта.

Принц не явился на этот совет, однако прибыл по первому зову своего вассала. От мальчишки с закопченным лицом, приблудившегося в земли гномов не осталось ничего. Теперь это был самый настоящий представитель императорской фамилии, сын Каролуса Властителя до мозга костей. Даже король Людовик чувствовал себя в его присутствии не сюзереном, а вассалом.

— Что вы можете сказать по этому поводу? — спросил он у принца, указав на гномий топор, лежащий на столе. Король знал, что его посланец пересказал принцу все, случившееся в шатре получасом ранее.

— Видимо, тан танов обезумел, — пожал плечами Маркварт. — Иного объяснение я найти не могу. Я приказываю вам, сэр Людовик, поднять войска и этой ночью напасть на гномов.

— Это немыслимо, ваше высочество! — воскликнул король. — Вы предлагаете нам предать гномов. Подгорные воители спасли нас, а вы предлагаете нам предать их.

— Мы не можем терять время и людей во время сражения, — отрезал принц. — Я понимаю, это бесчестно, но иного выхода у нас нет.

— Однажды поступиться честью, — вздохнул король. — Я не пойду на такое. Извольте объясняться с рыцарями и графами самостоятельно. Я могу собрать их снова.

— Не стоит, — покачал головой принц, — они, как и вы, не пойдут ни на что подобное. Очень жаль. До завтра, сэр Людовик.

— До завтра, ваше высочество.

Утро было морозным и ветреным. Два войска замерли друг перед другом. Храпели кони, роя копытами землю, пехота стояла, сжав древки копий и алебард, рейнджеры и простые стрелки в последний — кто-то в своей жизни — раз проверяли тетивы луков и арбалетов. Сжавшиеся в три стальных квадрата гномьи хирды напоминали озлобленных ежей, ощетинившихся цельнометаллическими пиками. Отдельно от них стояли берсерки — почти без доспехов и без щитов, у многих в руках по паре топоров или здоровенных секир, а где-то в середине хирдов готовят к бою заклинания жрецы гномов.

Я погладил своего жеребца по шее и опустил забрало шлема. На нас, рыцарей, в предстоящем бою будет возложена основная роль, мы должны атаковать низкорослых горняков, использую просто-таки глобальное преимущество в высоте. Сверху рубить куда удобнее. Вот только я не очень-то верил в то, что преимущество нам так уж поможет.

Взвыли горны — и гномьи хирды двинулись на нас, опуская пики. Пехота в ответ ощетинилась своими. Из обоих строев ударили стрелы и арбалетные болты. Тут удачливее оказались гномы. Вооруженные только арбалетами — лучников среди горняков не бывало от веку — гномы собрали кровавую дань с нашего войска, в то время как большинство метательных снарядов с нашей стороны или не долетело или отскочило от прочных гномьих доспехов. Лишь малая часть, пущенная лучшими из рейнджеров, врезалась в сочленения, ранив, но не убив врагов. «Ежи» хирдов продолжали движение. С неприятным жужжанием воздух прорезали размытые круги метательных топориков, адрандок, врезавшихся в черепа солдат — шлемы от них не спасали. Пространство между войсками буквально гудело от летящих в обе стороны стрел, болтов и адрандок.

Горны пропели снова — и гномы перешли на бег. Пришла пора и нам атаковать. Словно в ответ на мои мысли, протрубили рога. Тяжелая конница — рыцари и знать — сорвалась с места. Я мчался в первых рядах, как обычно, рядом с Эмри, и топор — гномий подарок — казалось жег мне спину через доспех. Мы должны были ударить в угол хирда, не так сильно защищенный длинными пиками, однако коробка, огороженная щитами, легко повернулась к нам фронтом, при этом поток болтов и адрандок ничуть не сократился. Делать было нечего, пришлось мчаться на ощетинившийся пиками, закрытый щитами строй, уповая на милость Господню, да еще на крепость брони.

Удар был страшен. Я лишь частично сумел отвести удар вражьей пики щитом, еще два врезались мне в грудь и правое плечо. Удержаться в седле помогла высокая задняя лука, однако в самого жеребца угодили сразу три пики и несчастное животное с диким криком боли и ужаса рухнуло. Я едва успел вырвать ноги из стремян и отшвырнуть сломанное копье. Мертвый конь не придавил меня, в отличие от многих рыцарей, либо не столь расторопных, либо менее удачливых. На нашем фланге конная атака провалилась, и теперь мы оказались лицом к лицу со строем гномов.

Отпрыгнув на несколько шагов назад, я выхватил топор и принялся лихорадочно отражать им выпады длинных гномьих пик. Это было чрезвычайно тяжело из-за того, что в груди нарастала боль, а правая рука медленно, но верно начинала отказывать. Цельнометаллические пики не удавалось сломать или перерубить топором, я мог только отводить удары, конечно же, не все. Доспех также не спасал меня, к тому же, казалось враги намеренно целили в сочленения и пробоины в нем.

Рога сыграли отступление. По моему, слишком поздно. От рыцарей не осталось ничего, мы и так отступали под натиском гномов, пятясь к рядам пехоты под перекрестным огнем. Не проходило и минуты, чтобы кто-нибудь не погиб.

Как и многие легкораненые я не отдался в руки полевых хирургов, предпочтя остаться в доспехе, хоть он и был изрядно поврежден. Когда ситуация сложится совсем уж плохо, каждый воин будет на счету.

Хирды приближались к нашей пехоте. Теперь, когда расстояние сократилось почти до предела, наши стрелки существенно выигрывали у вражеских. Прочности даже гномьих доспехов уже не хватало, чтобы принимать стрелы и особенно болты, пущенные практически в упор, а стрелков у нас было куда больше, да и стреляли они чаще — лучники и рейнджеры успевали ответить тремя, а кто и пятью стрелами на один гномий болт.

— Можете драться? — поинтересовался у меня рыцарь с гербом королевской гвардии Нейстрии. Король Людовик оставил ее в резерве, не пустив в самоубийственную атаку. — Сэр, вы можете драться?

— Да, — кивнул я, — конечно, могу. Пара царапин не в счет.

— Вы ранены серьезнее, чем вам кажется, — заметил рыцарь. — Сэр, вы уверены, что не должны обратиться к врачу.

— Стоит только лечь к ним на стол, — усмехнулся я, — и встанешь через год не меньше. Зачем вы спрашиваете, сэр?

— Мы готовим вторую атаку кавалерии, — ответил он. — Когда хирды завязнут в ближнем бою с нашей пехотой, мы попробуем ударить снова.

Так бы в первый раз, может быть, что-нибудь вышло. А теперь, когда у нас меньше половины конницы — чистое безумие. Но ничего не делать — это и вовсе самоубийство. Я зашагал вслед за рыцарем королевской гвардии, стараясь не слушать звона оружия и криков боли, раздающихся из-за спины. Пехота столкнулась-таки с хирдами.

Гвардеец привел меня к здоровенному загону с лошадьми, которых готовили на замену погибшим. Спешенные рыцари и знать, что еще могли сражаться, как и я, выбирали себе коней. Тут же стоял и Эмри, держа пару жеребцов под уздцы, он махнул мне рукой. Попрощавшись с гвардейцем я подошел к графу.

— Для чего вам сразу два коня? — поинтересовался я с кривой усмешкой.

— Я не сомневался, что ты придешь, Зигфрид, — усмехнулся в бороду Эмри, — хоть и потерял тебя сразу после столкновения с хирдом.

Я кивнул ему и усмехнулся в ответ. Мы оба, не сговариваясь обернулись, поглядеть, что же там происходит на поле боя.

Медленно и равномерно хирды двигались сквозь строй нашей пехоты, оставляя за собой кровавую просеку. Кто бы рассказал мне, что видел нечто подобное — плюнул бы ему в лицо и обозвал лжецом. Но теперь я видел это своими глазами — и не верил им. Три стальных квадрата, ощетинившихся копьями черепахи, двигались сквозь людское море, толкая его перед собой. Казалось, гномы вовсе не несли потерь, лишь изредка от хирдов отделялись маленькие фигурки низкорослых воителей, остающиеся на залитом кровью снегу поверх многочисленных тел в цветах Нейстрийского королевства.

— Они прорываются к шатрам, — произнес Эмри, машинально поглаживая своего жеребца свободной рукой. — Иначе давно взяли бы пехоту в «вилку» и раздавили с фронта и флангов. Думаю, им нужен принц Маркварт. Вот только зачем?

— Явно не для того, чтобы в последний раз засвидетельствовать ему свой почтение, — буркнул я. — Похоже, причина разногласий кроется как раз в императорском отпрыске.

— Скорее всего, — согласно кивнул граф. — Вот только своим маневром они лишили нас возможности контратаковать. Нам придется либо стоять и смотреть как режут нашу пехоту, либо прорываться через нее.

— Невеликий выбор и невеселый.

А хирды гномов продолжали двигаться сквозь строй пехоты. Даже не смотря на то, что воздух над головами сражающихся буквально гудел от стрел и болтов наших рейнджеров и арбалетчиков, на которые горняки практически не отвечали.

— Надо зайти к ним в тыл, — сказал граф. — Только так можно использовать конницу по полной, не передавив при этом нашу пехоту. Эх, были б у нас сотни две аквинских аршеров, каких дел можно было наворотить.

— По коням, — раздалась команда.

Мы вскочили в седла и направили лошадей к месту общего сбора. Там уже стояли Рыцари Креста и знать, которых распределяли по отрядам. Нас поставили на левом фланге, как обычно, почти в первом ряду. По знаку командира — нашего старого знакомца де Корнара; отряд бодрой рысью двинулся тыл хирдам. Похоже, наши стратеги мыслили также как и граф Эмри. Сразу бы так.

Пехоту теснили и граф де Локк, стоявший в первом ряду, понимал — очень скоро его солдаты не выдержат и побегут. Хвала Господу, они сумели выдержать первый сумасшедший натиск берсерков, расшвыряв неистовых воителей копьями и алебардами, но когда подошли «черепахи» хирдов, расправившиеся с конницей, начался форменный кошмар. Гномы просто толкали перед собой пехоту, а влившиеся в хирды отряды берсерков вырывались из-за щитов, совершая короткие, но смертоносные рейды, оставлявшие после себя кровавые просеки в рядах нейстрийских солдат.

— Да будь оно все проклято! — заорал один из солдат первого ряда, отворачиваясь от врага и намереваясь бросить копье.

К счастью — как ни противно было так думать де Локку, — его сразила пика гномьего воителя. Граф шагнул вперед, на его место, взмахнул алебардой, опуская ее на голову врага. По правила построения классической энеанской «черепахи» гнома тут же закрыли щитом, поэтому де Локк слегка изменил полет своего оружия, перехватив пику горняка и прижав ее к земле. Следом один из соседей графа по строю ткнул в открывшуюся щель копьем. Гном рухнул на землю. В образовавшуюся дыру в построении хирда какой-то шустрый арбалетчик всадил болт — еще один горняк был убит. Однако сверху почти мгновенно опустили щит, закрывая дыру, — строй вновь стал непробиваемым.

Гномы попросту шли вперед, перешагивая через трупы, — и нейстрийцев, и своих товарищей. Три стальных жернова перемалывали пехоту, неумолимо двигаясь к шатрам.

Завязшие в нашей пехоте хирды не успевали развернуться к нам фронтом и выставить копья. Гномы понимали это не хуже нас и продолжали шагать вперед, надеясь на свое оружие и своих богов. Мы врезались в тыл «черепахам», теперь уже на полную используя разницу в росте. Хакнув, я опустил топор на щиты, которыми горняки закрыли головы. Тот лопнул, однако на его месте за то время, что я замахивался для следующего удара, словно по волшебству возник другой. Я разнес в щепки и его, а Эмри, подъехавший к нам, рубанул по ним двуручником. Мы вместе врубились в уже не столь монолитный строй гномов, круша все живое направо и налево. А рядом старались остальные конники, мстившие за первую, столь неудачную, атаку. Продвижение хирдов замедлилось и со временем остановилось. Теперь горняки дрались в окружении. Вернее не дрались — погибали.

Трестолт Камнекрушитель без устали рубил топором, а рядом падали один за другим его товарищи-гномы. Люди ударили им в спину и он очень сильно сомневался в том, что им удастся не то что выжить, даже выполнить приказ тана танов. Принц Маркварт останется жив, а значит ни один из них не попадет на Гору Воителей. Будь проклят тан танов! Трестолт в очередной раз взмахнул топором, перерубая древко алебарды. Стоявший слева гном рухнул, пронзенный длинным наконечником копья. Всего на несколько секунд он остался без прикрытия его щита, пожалев о том, что действие снадобий Видомина, делающего его кожу такой же прочной, как камень, закончилось. Арбалетный болт ударил в грудь тана — доспех его был поврежден и уже не мог спасти его от болта, пущенного почти в упор. Трестолт упал навзничь и последним, что он видел в жизни — сапоги воина, перешагнувшего через него, чтобы закрыть дыру в строю.

Гномы дрались до последнего, ни один не бросил оружия, сдаваясь на милость победителей, да мы и не предлагали пощады. Все знали — битва идет до последнего воина. Я буквально свалился с седла и если бы не помощь Эмри — граф, казалось, не ведал усталости, — наверное, так и остался бы сидеть до Второго Исхода.

— Идем, — сказал мне д'Абиссел. — Надо заглянуть в шатер его величества и принца Маркварта, туда будет стекаться вся информация.

— Для чего мне это? — устало спросил я. — Да, я рыцарь его величества и в бой пойду, на сей раз без нытья и глупых препирательств, однако полководцем становиться мне поздновато.

— Теперь все мы должны учиться этому делу, — вздохнул граф. — У тебя есть все задатки хорошего стратега, что бы ты ни говорил, и я намерен сделать его из тебя.

Осталось лишь, подражая графу, тяжело вздохнуть и последовать за ним. В шатре короля присутствовали почти все командиры, многие были ранены, правда ни один не снял доспехов, лишь для того, чтобы перевязать раны, да и то лишь детали.

— Мы потеряли больше половины наших воинов, — докладывал как раз в тот момент, когда мы вошли, граф де Витт. — Почти все Рыцари Креста погибли в первой атаке на хирды, уцелел лишь небольшой процент Мастером клинка и Защитников Веры. Шевалье де Пенмуа тяжело ранен и хирурги еще не могут точно сказать будет он жив или нет, а если и выживет, то не останется ли калекой на всю жизнь. Он сильно ранен в левую руку и обе ноги.

— Да пребудет с ним Господь, — вздохнул новый глава Изгоняющих Искушение, отец Дитер, — как со всеми теми, кто борется сейчас со смертью.

Он и сам стоял, опираясь на плечо клирика рангом пониже, из-под алого берета выглядывала перевязка со следами крови, а кожаный доспех был изрядно изрублен.

— Есть ли вести от аквинцев? — спросил принц, словно и не слышавший о потерях.

— Они в двух днях пути отсюда, — отрапортовал молодой рыцарь. — Герцог Арно де Клодийак ведет с собой две тысячи рыцарей с оруженосцами и «копьями», а также около пяти тысяч пехоты и стрелков. Отдельно упомянули о полутора тысячах аршеров королевской гвардии.

— Великолепные вести, — воскликнул король Людовик, видимо, услышавший эти вести впервые, как и все мы. — Мы останемся здесь, зализывать раны и ждать подкреплений аквинцев.

— Но есть и дурные вести, ваше величество, — вздохнул все тот же рыцарь, который, похоже, был кем-то вроде посредника между гонцами и королем Людовиком. — Герцог Рауль Фиарийский не признал принца Маркварта, назвав его самозванцем, — я заметил, что лицо наследника едва заметно дернулось при этих словах, — и полностью признал власть Юбера де Лейли. Фиары уже выдвинулись к билефелецким рубежам, где собирает войска сенешаль.

— Прискорбно, — вздохнул король Людовик, — но иного от своенравного герцога Рауля я, признаться, и не ожидал. Род герцогов фиарийских и де Лейли дружны с давних пор и родители Рауля и Юбера плечом к плечу сражались с Каролусом, когда тот огнем и мечом утверждал свою власть, строя империю. К тому же, фиары ненавидят нас, нейстрийцев, еще с весьма давних пор, наши народы всегда были смертельными врагами. Пожалуй, встань я под знамена сенешаля де Лейли — герцог не задумываясь наплевал бы на дружбу их родов ради давней ненависти народов.

— Итак, — подвел итог граф Эмри. — Два королевства против королевства и герцогства, мало чем королевству уступающего.

— Не стоит забывать и том, насколько сильно потрепала нас война с демонами и предательство гномов, — заметил граф де Витт. — Армия обескровлена, потери огромны, а против нас выступят два свежих войска, включая императорскую гвардию. Победить нам будет очень тяжело.

— Но у нас есть одно преимущество перед врагом, — заявил принц, — мы можем быть уверены в каждом из своих рыцарей, в отличие от Юбера де Лейли. Не всякий рыцарь, особенно гвардеец, не станет сражаться против меня — плоть от плоти императора.

— Быть может и так, — вздохнул король Людовик, — но мы можем лишь предполагать это. Пока же мы можем рассчитывать только на имеющиеся у нас силы.

На этом совещание закончилось, все разошлись по своим палаткам или обратились, наконец, к лекарям за квалифицированной помощью, а не простой перевязкой.

Глава 7.

Гретхен сидела в мягком кресле, вытянув длинные ноги, как обычно, закованные в позолоченные поножи и затянутые в штаны для верховой езды. Ей до смерти надоел скучный Аахен и Северный двор, где то и дело приходилось сталкиваться с напыщенными придворными, а также вести бесконечные разговоры с нудным Юбером де Лейли. Противный толстяк, мерзкая тварь, продавшая душу с потрохами. Он был глубоко отвратителен ведьме-оккультистке, особенно из-за того, что почитал себя неотразимым красавцем-мужчиной и добивался внимания и ответа на свои притязания со стороны Гретхен. Ведьма сделала аккуратный глоток вина, не идущего ни в какое сравнение с тем, что она мила в Эпинале, чтобы успокоиться и отвлечься от мыслей о сенешале. Ей куда больше нравился Темный Паладин Ганелон, одним своим появлением в столице империи бросивший вызов всем. Некогда предавший верного соратника Каролуса, графа Роланда, и угодивший за это в Долину Мук Ганелон теперь расхаживал по императорскому дворцу и Аахену вполне открыто, сколько бы Юбер не увещевал его спрятать лицо. Ганелон только смеялся и отпускал довольно оскорбительные комментарии. Сенешаль злился, но ничего поделать не мог — слишком боялся Темного Паладина.

Жаль, что нельзя познакомиться поближе с Ганелоном, он был мертв, а следовательно неспособен доставить женщине удовольствия. Надо будет подумать над заклинанием, способным решить эту проблему. Что-нибудь из высших арканов некромантии, к примеру. Это ведь наука не только о том как поднимать мертвых и управлять ими, она проникает в самую глубину человеческого тела, дарует возможность изменять его, ничего подобного и не сниться врачам или магам-лекарям. Но все это после, сейчас надо думать о грядущей войне с принцем Марквартом и их с Ганелоном роли в ней.

Прихода аквинцев ждали и готовились к нему. Когда лагерь вступали сотни и сотни рыцарей в парадных доспехах, а за ними тысячи пехотинцев, вооруженных длинными вужами, отдельно скакали на резвых вороных, как на подбор, коньках аршеры[24] в легких доспехах и со смертоносными луками за спиной. Слуги ставили палатки и шатры, где разместится вся эта немалая рать, а его предводитель — герцог Арно де Клодийак, ловко спрыгнул с седла перед встречавшими их королем Людовиком и принцем Марквартом и преклонил колено.

— Господа, — обратился он, — я привел вам в помощь войска и заверения моего сюзерена, короля Генриха, в полной поддержке ваших устремлений.

Следом за ним спешился Рыцарь Креста в белоснежной рясе с алым крестом поверх доспехов. Этот коленей не преклонил, лишь коротко кивнув в знак приветствия. К ним подошел также высокий клирик в алом. Вне сомнений это были предводители воинствующих клириков.

— Мое имя Арсен де Лонгийак, — представился Рыцарь Креста. — Имею честь возглавлять орден рыцарей Святого Креста королевства Аквиния.

— Я отец Феликс, — кивнул в знак приветствия баалоборец. — Со мною прибыл отряд Изгоняющих Искушение.

Значит, кроме мирских воителей к нам в помощь прибыли два отряда воинственных клириков. Значительное подспорье в предстоящем сражении.

… А вот прибытия следующей армии никто не ждал. Когда в лагерь примчался на взмыленной лошади один из разведчиков и сообщил, что приближается армия под флагом королевства Астурия, весь лагерь всполошился, все похватались за оружие, принялись готовиться к неизбежному — по мнению многих — сражению. Так что подходящих к лагерю астуров встретил ощетинившийся копьями, алебардами и вужами частокол, треск тетив луков и арбалетов и тихий перезвон доспехов.

Однако атаковать нас никто не собирался. Войско шагало под развернутыми знаменами, рыцари и латники были в парадных доспехах, не дававших ни малейшей защиты, зато очень красивых, следом за ним тянулись многочисленные обозы.

— Так то вы встречаете союзников, прибывших вам в помощь?! — насмешливо крикнул рыцарь в отливающих серебром доспехах, на которых был отчеканен герб — арфа и морские волны, знак древнеГештехго и славного рода да Соареш.

— Вы прибыли нам на помощь? — в голосе короля Людовика звучало недоверие.

— А что незаметно? — рассмеялся в ответ отпрыск рода да Соареш. — Мы в вас из арбалетов не целимся и пиками не тычем.

— Открыть ворота! — скомандовал принц Маркварт. — Негоже держать гостей и соратников за частоколом.

Небольшое королевство Астурия было не то чтобы врагом, скорее соперником империи. Каролус не раз предлагал королю Эстебану принести вассальную присягу и войти в империю, тот неизменно отказывался. Каким-то образом это маленькое государство умудрялось, лавируя между такими гигантами, как Новая Энеанская империя и Кордовский эмират, держаться на мировой арене.

Устанавливали новые палатки и шатры, а к королю и принцу подошли два рыцаря и клирик. Первым был, конечно же, дон да Соареш, не приклонивший колен перед помазанниками Господними, однако вполне почтительно поклонившийся им.

— Я — Нобре да Соареш, — представился он, — сын герцога Диего да Соареша, главнокомандующего армией Астурийского королевства. Его величество Эстебан сообщает, что в войне с бааловым отродьем должно позабыть о былых разногласиях и объединиться в борьбе с этой напастью, грозящей в равной степени всем людям.

— Что же изменило точку зрения вашего сюзерена? — поинтересовался король Людовик. — Граф де Витт сообщил нам том, что он не собирался помогать нам, опасаясь кордовцев и морского народа.

— Ну, у кордовцев своих проблем довольно, — пожал плечами дон да Соареш. — Ваши протеже, иберийцы, ведут войну в окрестностях марки, заливая все окрестности ее кровью мегберранцев, да и своей тоже. А морской народ[25] — проблема скорее дона да Кошты, нашего адмирала.

— На самом деле, — вступил в разговор клирик в алой рясе, — короля Эстебана убелил дать войска для войны с демонами кардинал Алессандро. Я — его посланник, отец Амосий, глава ордена Изгоняющих Искушение. Со мной также прибыл дон Рафаэль да Мело, — Рыцарь Креста поклонился, — он не слишком разговорчив из-за поврежденного в сражении горла. Однако в бою у него резко прорезается голос, особенно в сквернословии.

Все трое улыбнулись, словно были давними и добрыми друзьями. Похоже, именно так оно и было.

— У них очень большое войско, — продолжал канючить сенешаль, заискивающе глядя на Темного Паладина. — К ним присоединились астуры, на их короля надавила тамошняя церковь. Теперь у принца войско больше чем в десять тысяч воинов.

— Гномы предали их, устроив драку, — пожал плечами Ганелон, — и тем сыграли нам на руку. С нами фиары и билефельцы, а главное, в твоих руках, Юбер, вся императорская гвардия. Мы сразимся с Марквартом на равных.

— Он же может разбить наше войско, — взвизгнул трусливый герцог, привыкший больше к мягким подушкам и тонкому шелку, нежели рыцарскому седлу и тяжести доспехов.

У Гретхен он вызывал все большее отвращение с каждым днем. Покинув Аахен, Юбер постоянно ныл о возможном поражении и требовал у Ганелона еще и еще войск. Темный Паладин неизменно отказывал — из Купели, расположенной в окрестностях Аахена более не вышло ни единого демона, кроме тех, что привел с собой Ганелон.

— Конечно может, — рассмеялся Темный Паладин, — но в этом же и кроется все удовольствие, которое получаешь от сражения. Кровь должна кипеть от ощущения опасности, иначе любой бой не в радость.

Гретхен не разделяла его точки зрения по этому поводу. Она предпочитала чистую победу без каких-либо условий и возможных вариантов развития событий. Но и высказываться в поддержку мерзкого сенешаля не собиралась. Жаль, ей не дали собрать небольшую рать джагассаров, вот тогда бы можно было говорить о такой победе, но, увы, их господину нужно было нечто иное. Ганелон был этим донельзя доволен — ему только дай повоевать, Юбер де Лейли, естественно, не просвещенный в эти планы, но догадывающийся о них, злился от полного бессилия что бы то ни было изменить. Колесо судьбы уже не остановить, после всего сотворенного Юберу нечего и мечтать остаться в живых, его ждут пытки инквизиторов в этом мире и вечные муки после смерти, надеяться попасть куда-то кроме Долины мук завзятому грешнику-сенешалю попросту глупо.

— Вы понимаете, что означает для меня поражение?! — вскричал де Лейли. — Я не желаю…

— А я не желаю слушать твои визги, Юбер, — перебил его Ганелон. — Пошел прочь из моего шатра! И не возвращайся больше. Ты сам назначил меня своим главнокомандующим, так и не лезь в мои, военные, дела.

Сенешаль обиженно засопел, однако возражать Темному Паладину не решился и молча убрался из палатки. Ганелон сплюнул ему в спину и обернулся к Гретхен.

— Он мне надоел, — вздохнул Темный Паладин. — С удовольствием задавил бы его своими руками.

— Его оставил для себя кое-кто другой, — усмехнулась Гретхен. — Но отчего ты не желаешь, чтобы я собрала несколько сотен джагассаров из солдат-людей. Мы бы втоптали в землю любую армию, которую способен выставить против нас принц.

— Ты еще не поняла, Гретхен, — криво улыбнулся в ответ Ганелон. — Мы не должны победить, как не должен был победить и Астарот. Наш удел убедительно проиграть Маркварту и унести ноги, желательно, при этом сохранив на плечах головы.

— Противно как-то воевать таким образом, — передернула плечами Гретхен. — Я, конечно, ведьма, а не полководец, однако намеренный проигрыш мне претит. Даже если он в итоге приведет к победе.

— Наш господин хочет быть не завоевателем, а законным наследником престола. Не знаю, это, наверное, нехарактерно для него. Я, конечно, не был клириком при жизни, но всегда слышал, что он всегда водил армии, сшибавшиеся с Небесным Воинством в честном бою.

— Это россказни глупых клириков. Коварства и подлости нашему нынешнему господину всегда было не занимать, он бил в спину, совершал обходные маневры, склонял к предательству, так было с вашим Господом и с моей бывшей повелительницей, да и другими врагами.

— Кем это? — не понял Ганелон, всегда числивший среди непримиримых врагов лишь Господа и Баала. Слышать про Килтию — богиню смерти — ему было в диковинку.

— Гномьим Ямиром или эльфийским Галеаном, — ведьма на секунду прервалась, — хотя с последним несколько иная история. — Она замолчала, вновь отпив вина из бокала (специально для нее Ганелон — именно Темный Паладин, а не сенешаль — добыл столь любимое ей аквинское). — Господь и Баал, вообще-то, не слишком стеснялись в средствах, завоевывая жизненное пространство для своей паствы. Ямир, Галеан и Килтия — древние боги этого мира, им поклонялись еще до того, как люди приплыли сюда из-за Океана Слез. Инквизиция поначалу весьма активно боролась как раз таки против эльфийских и гномьих магов, равно как и демонологи. Это уже позже, когда мы отвоевали себе жизненное пространство, разогнав по норами и лесам остальные расы, вы взялись друг за друга.

— Тут ты ошибаешься, — вступил в их разговор матерелизовавшийся из темного угла демонолог в багровом одеянии и узкополой шляпе с тульей в виде усеченного конуса. — Изначально с нелюдью воевали люди с именем Господа на устах, наш повелитель пришел в мир еще позже и объявил войну Господу.

— А как же там, — Ганелон принялся вспоминать Книг Всех Книг, — ну про волну баалову, затопившую материк Предтеч?

— Энеанцы все зло приписывали нашему господину, — покачал головой демонолог. — Но я точно говорю, он появился здесь куда позже, нежели воцарился Господь. Варвары, разрушившие Феррару поклонялись ему, хотя и думали, что славят своих богов, поверженных повелителем.

— Спасибо за лекцию, — кивнула колдуну Гретхен, — но зачем ты пришел?

— Приближается войско принца Маркварта, — сообщил тот. — Они строятся в боевые порядки и, похоже, готовятся вступить в бой прямо с марша.

— Иного я от принца и не ожидал, — усмехнулся Ганелон. — Собери мне полдюжины джагассаров, Гретхен, они могут нам понадобиться на случай если придется прорываться из окружения.

— Раньше ты сказать не мог, — буркнула ведьма, поднимаясь из кресла. — Теперь придется работать в суете, под свист стрел и болтов.

— Не бойся, Гретхен, — улыбнулся ей Ганелон, — ни одна стрела и ни один болт не упадет рядом с тобой.

В ответ Гретхен лишь коротко фыркнула.

Я покачивался на конской спине, стараясь примоститься в высоком седле поудобнее. После долгих изнурительных тренировок с Эмри болело все тело. Граф решил сделать из меня не только полководца, но и мастера копейной схватки, гештеха[26], как звали его в Билефелии.

— Предстоящем бою, — напутствовал меня он, — предстоит сражаться не с демонами или нежитью, а с рыцарями, привыкшими к конному бою. В гештехе главное не с разгону врезать по врагу копьем, как думают многие, а выжить после сшибки. Если бы это было не так, от рыцарства не осталось бы никого, разве что калеки или идиоты, чудом выдержавшие прямой удар копья. У нас нет столба с кольцом и мешком, так что тренировать тебя буду сам.

И ведь тренировал. Каждый раз после марша мы выбирали свежих коней, цепляли доспехи и началась моя пытка. Мы разгонялись — и врезались друг в друга. Спасало лишь то, что на концы копий были надеты даже на коронели[27], а мягкие, набитые песком мешки, вышибавшие из седла не хуже боевых граненых стальных наконечников, однако причинить реального вреда не могущие никоим образом. Я раз за разом летал в снег, прикладываясь о мерзлую землю то спиной, то боками, а то и шлемом, когда не успевал вовремя подобраться при падении. И как только шею не свернул — не представляю. Однако результаты были, мучался я не зря.

Гештеху меня натаскивал еще граф Роланд и тогда, будучи молодым и податливым в силу возраста обучению, я делал кое-какие успехи. Потом правда мне редко — да практически никогда — приходилось сражаться на коне и с копьем в руках. Теперь приходилось в лихорадочном темпе вспоминать былые навыки и получать новые.

— Готовься, сэр Зигфрид, — сказал Эмри, кидая мне копье. — Завтра мы вступим в бой с марша, так решили наши командующие, так что сегодня у нас последний день для тренировки. Я покажу тебе один прием гештеха, который не стоит применять на турнире — сразу выпрут, а могут и шпоры сорвать. Но в предстоящей битве он тебе пригодится.

Мы разъехались и синхронно толкнули коней коленями, целя копьями друг другу в щиты. Я готовился изменить полет, как учил Эмри, лишь в самый последний момент, чтобы сбить противника с толку и вышибить из седла. Однако до того как я мешок на конце копья ударился в грудь графа, тот вздернул коня на дыбы, одновременно разворачивая его, уходя от моего удара. А затем он подался вперед, опуская копье и прибавляя к силе собственного удара, свой вес и вес коня. Ба-бах! — и я едва не свел близкое знакомство со своими сабатонами и спорами. Удар пришелся в бок, развернув меня и выбив из высокого седла. Я буквально ввинтился в утоптанный снег.

— Надо бить именно туда, — сообщил мне Эмри, и не подумавший спуститься с седла и помочь мне встать. — Многие намерено целят в грудь, но так можно только выбить противника из седла, убить наверняка, так чтобы потом не встал, достаточно сложно.

Я поднялся на ноги, подобрал копье и забрался в седло. Тренировка только начиналась.

— Теперь потренируйся на мне.

Мы вновь разъехались и рванулись навстречу друг другу. Я честно попытался выполнить трюк Эмри, однако конь заупрямился, не желая подниматься на дыбы и едва не выкинул меня из седла. Граф промчался мимо, отсалютовав мне копьем.

— Неплохо, Зигфрид, — усмехнулся он, останавливая скакуна. — Многие впервые попробовав выполнить этот прием оказываются на земле. Самое сложное в нем то, что выполнить его можно лишь на полном скаку. Как только окажешься на расстоянии удара, вернее чуть раньше, дергай поводья, как когда поднимаешь коня на дыбы, и одновременно — в сторону, чтобы развернуть. Ну а после подаешься вперед, опуская наконечник.

Я кивнул ему, снова дав коню шенкеля. Во второй раз я сумел поднять жеребца на дыбы, однако ударить не смог. Разворачиваться конь не пожелал, попросту врезавшись передними копытами в мерзлую землю, а я подпрыгнул в седле, пребольно ударившись об него задом. Потом был третий раз, четвертый, пятый… Наконец, я смог выполнить прием полностью и Эмри вылетел-таки из седла. Я едва удержался от того, чтобы не зааплодировать самому себе.

Граф поднялся с земли, поправил сбившийся на сторону шлем, усмехнулся, запрыгивая в седло.

— Отлично натренировал тебя граф Роланд. Давай еще раз, для усвоения навыка.

Усвоения, как же. Когда я во второй раз вздернул коня на дыбы и развернул для атаки, Эмри остановил своего, упер «пятку» копья в заднюю луку седла, нацелив навершие мне в грудь. Закрыться щитом я успел, вот только мало это мне помогло. Я остался в седле, но от этого не легче. Казалось, в грудь мне врезался кузнечный молот, сокрушая ребра, немилосердно плюща внутренности — и это было всего лишь мешок с песком! Даже подумать страшно, что бывает когда на его месте полноценный стальной наконечник.

Уставший жеребец с радостью перешел на шаг, а после, не понукаемый и вовсе встал, тяжело дыша. Я же был способен лишь, скрючившись в седле и прижав руку к груди, надсадно кашлять. Ко мне буквально подлетел Эмри, схватил за плечи.

— Зигфрид, Зигфрид! — кричал он. — Ты жив?! Зигфрид! Я тебя не зашиб, Зигфрид!

— Н… кх… — Я сплюнул под копыта коней. — Не…ет! Я… кх-кх… жи…вой… вро…де.

— Прости, Зигфрид, — пробормотал Эмри, — прости. Не подумал. Проклятье! Проклятье мне за мою глупость! Три тысячи демонов!

Он тряс меня за плечи, а я все никак не мог прокашляться и отплеваться. Но жив был и жить буду хотя бы до завтра.

…Мы ехали боевым порядком, готовясь к сражению, в которое нам предстоит вступить прямо с марша. Тело болело, однако тренировкам Эмри я был благодарен и чувство это усилилось после того, как я увидел войско Юбера де Лейли. Парадоксально, но обе армии шли в бой под императорскими штандартами, только рядом с их полотнищами вились разные знамена, раньше не раз реявшие по одну линию фронта. Над нами — трепетали нейстрийский, аквинский и астурийский флаги, вкупе с вымпелами наиболее благородных происхождением сеньоров, вроде герцогов де Клодийак и да Соареш. Напротив, билефелецкое и фиарийское знамена, но выше их — флаг сенешаля герцога Юбера де Лейли, и не с родовым, а личным гербом — дело, большому счету, невиданное. Многие рыцари да и простые солдаты укоризненно качали головами, интересно как на это отреагировали во вражеском войске?

— Юбер старается изо всех сил для того, чтобы потерпеть поражение, — усмехнулась Гретхен, кивая на знамена. — Он еще более глуп и горд, чем я думала.

— Да уж, — покачал головой Ганелон. — Я опасаюсь, что нам придется бежать гораздо быстрее. По нам вполне могут ударить свои же рыцари. Твои джагассары могут нам пригодиться.

Темный Паладин оглядел приготовившуюся к сражению армию. Юбер предоставил командование ею своим опытным воинам. Ганелон не стал претендовать на руководство, понимая, что слушаться его будут скрипя зубами и готовя кинжал для удара в спину. Что перед таковым благородные сэры не остановятся, не смотря на свое благородство, воин Баала не сомневался. Ну да и ангел с ними всеми, ему теперь на передовую ехать не надо, а удирать с поля боя куда легче, находясь в тылу, да еще и под прикрытием демонов и джагассаров Гретхен Черной.

— Началось, — прошептала ведьма.

И вправду, из-за горизонта показалось войско принца Маркварта, идущее также под императорским штандартом, но у врагов он реял куда всех остальных флагов и знамен.

— До начала еще далеко, Гретхен, — покачал головой Ганелон, — но от этого не легче.

— Рысью! — разнеслось по войску. — Копья к бою!

Конница медленно начала набирать разбег для могучего удара в строй врага. Противник в ответ также двинулся нам навстречу, опуская копья. Это будет страшный удар, тут приходится надеяться лишь на крепость доспехов. Трюк, показанный Эмри, годится для индивидуальной схватки, в строю его не провернешь. Оставалось лишь пригнуться пониже, да закрыться таким в сущности небольшим и не очень-то прочным щитом. Будь моя воля, без хорошей павезы в драку бы не полез. Но, увы, правила устанавливаю не я.

Мне повезло. Мое копье угодило в шлем какого-то фиарийского, судя по цветам, рыцаря и даже не сломалось. Он откинулся назад, потешно взмахнув руками и рухнул под копыта коней, над дальнейшей его судьбой я решил не задумываться. Древко копья уцелело и я без сожаления всадил его наконечник в грудь следующего противника — тоже в цветах Фиарийского герцогства. Рыцарь покачнулся, выронив копье и схватившись за грудь, напомнив мне недавний инцидент на тренировке. Воспользовавшись его замешательством кто-то из наших рыцарей опустил ему на голову зловещего вида булаву, впечатав шлем фиара в плечи. Следующий враг ловко отвел мое копье щитом и нацелился мечом в смотровую щель моего шлема. Я дернул головой — сталь проскрежетала по стали, звук неприятно отдался в ушах. Мы были слишком близко, чтобы атаковать копьем, да и топор выхватывать поздно, поэтому я толкнул его всем телом, выводя из равновесия. Противник, на сей раз это оказался билефелец, покачнулся в седле, едва не упав, и я врезал ему защитным щитком, закрывавшим ладонь, ему в лицо, не защищенное ни забралом, ни маской-личиной, ни даже нащечниками с наносником. На новинку доспешного дела — горжет, брызнула кровь из разбитых носа и губ. Мы разъехались, битва развела, к счастью.

Круговерть боя носила меня, крутила и лупила, но не сломала и даже копья не вырвала. Благодаря этому, я и остался жив, ну и конечно, благодаря последней тренировке графа Эмри. Один из рыцарей взметнул коня на дыбы, развернул его и попытался обрушиться сверху, точно так же как и д'Абиссел прошлым вечером, я же подставил копье, уперев «пятку» заднюю луку седла. Этот прием был куда проще, но куда действенней. Растерявшийся враг не успел закрыться щитом — хотя это навряд ли бы помогло — и его, буквально, нанизало на мое копье. Не спасла ни добротна кольчуга, ни зерцало на груди — оно раскололось, граненый наконечник прошил рыцаря насквозь, выйдя из спины. Да уж, отличное у меня было копье, раз не сломалось даже в этом случае. Теперь я, конечно же, выпустил его древко и взялся за топор. Чисто рефлекторно, потому что сознание мое погрузилось в практически полный ступор.

Не знаю точно, сколько я так отмахивался, практически ничего не осознавая, не заметил даже нескольких ран. Когда же пришел в себя, оказалось, что я замер в самой гуще сражения, да еще и опустил топор. А в меня уже целил мечом громадных размеров рыцарь-фиар. Щит я умудрился где-то потерять — опять же не припомню где, — поэтому я попытался уклониться. Отличный оказался клинок, его конец распорол лицевую часть моего закрытого шлема, словно та была бумажной. Однако и доспех моего врага не сумел противостоять широкому лезвию топора гномьей работы. Я ударил его в живот — кольчуга разлетелась отдельными звеньями, а лезвие глубоко вошло в его внутренности. Фиар дернулся, постаравшись зажать распоротое брюхо и одновременно продолжить атаковать меня. Его не слишком ловкий удар я отвел без труда, раскроив череп противнику. Пришлось срочно избавляться от поврежденного шлема, мешавшего мне, иначе я рисковал прозевать атаку врага.

Беззащитная голова моя словно послужила неким маяком для всех врагов, они, казалось, старались врезать только по ней и никак иначе. Я крутился, отбиваясь изо всех сил, раздавая удары направо и налево, а также получая их буквально отовсюду. Раз за разом приходилось встряхивать головой, потому что в глаза текла кровь из рассеченного лба, и я постоянно смаргивал ее.

Ганелон внимательно оглядывал поле боя с высоты холма, где расположились союзники Юбера де Лейли, пока что не собиравшиеся вступать в сражение. Сошлись в лихой рукопашной схватке два конных строя — глупое и совершенно ненужное, в общем-то, занятие. Рыцари сейчас активно гробят друг друга, а пехота мнется в тылу, посылая надо головами благородных воинов редкие стрелы и болты. В основном старались аквинцы — прирожденные лучники, без труда выцеливавшие щели в доспехах непрестанно движущегося противника, крутящегося где-то среди своих и врагов.

— Проклятье! — вдруг хлопнул кулаком по ладони Темный Паладин, углядев какое-то изменение в разворачивающейся картине боя, совершенно непонятное ведьме, стоявшей тут же. — А принц умнее чем я думал!

— Что стряслось? — спросила Гретхен.

— Видишь вон тех конников, — объяснил ей Ганелон, — что заходят во фланг Юберу. Правую руку отдам — это аршеры, конные стрелки. Сейчас там начнется Долина мук.

Длинная стрела с петушиными перьями врезалась в горло ближайшего фиара. Горжет не спас, граненый наконечник вышел где-то в районе основания черепа, пробив заднюю стенку шлема. Еще двое рухнули с такими же стрелами — у одного в груди, у другого в смотровой щели. Я неожиданно оказался в полном одиночестве, тут и там падали смертоносные стрелы, пускаемые аквинскими аршерами, зашедшими во фланг вражьего войска.

— Чего замер, Зигфрид?! — крикнул мне подъехавший Эмри. — Подбери себе новый шлем — и вперед!

Перспектива снимать с покойника шлем не представлялась мне особенно радужной, однако я воспользовался подвернувшей возможностью. Хлопнув по плечу какого-то пехотинца, из следовавших за нами полков, я приказал ему снять с рыцаря в самых богатых доспехах шлем и отдать мне. Тот кинул на меня не слишком добрый взгляд, однако подчинился и протянул мне тяжелый шлем, называемый большим или топхельмом. К подобным «ведрам» я не привык, он довольно сильно давил на плечи, однако защищал куда лучше тех, что я носил раньше. Вот только обзор мизерный — смотровая щель узенькая. Да мне очень много и не надо. Дождавшийся меня граф призывно махнул рукой, увлекая за собой в гущу боя.

Мы врубились в смешанный строй вражеской пехоты, осыпаемой аквинскими стрелами, расшвыряли растерявшихся копейщиков и щитников, не успевших закрыть своих товарищей здоровенными павезами, а рядом гарцевали на гнедых и вороных конях аршеры, пускавшие стрелы практически в упор.

И враг дрогнул. Враг побежал.

— Вы же союзники! — вопил сенешаль Юбер де Лейли, размахивая короткими толстыми ручонками. — Вы должны мне помочь! Должны!!!

— Ничего мы тебе не должны, — покачал головой Ганелон, провожая взглядом джагассаров Гретхен и своих демонов, под предводительством магов в алых рясах. — Ступай, Юбер, тебя ждут там. — Он указал на поле боя, где рухнуло знамя с личным гербом сенешаля, а второй императорский штандарт уже развевался над строем нейстрийцев, аквинцев и астуров.

— Вы должны помочь!!! — кричал он. — Мне обещали!!!

— Мне плевать, что тебе обещали, — пожал плечами Ганелон. — Я ухожу. — Он демонстративно развернулся, однако Юбер и не подумал уходить.

Сенешаль схватил висящую на поясе булаву и кинулся на Темного Паладина. Задержавшийся демонолог, тот самый что объяснял Ганелону и Гретхен их ошибку в знании истории, поднял посох, однако Темный Паладин покачал головой. Он рывком выдернул из-за спины топор, отбив мастерский выпад сенешаля, тот оказался отличным бойцом, ловко использующим свой небольшой рост и внушительный вес. Шипастая булава отлетела в сторону — Ганелон все же куда лучше орудовал топором. А в следующий миг широкое лезвие раскроило череп Юбера, глубоко войдя в грудь всесильного еще недавно властителя Новой Энеанской империи.

Вокруг знамени с гербом Юбера де Лейли собрались самые верные сенешалю рыцари и их самые верные слуги. Их не стали расстреливать из луков и арбалетов, пусть и враги, но с ними надо честно скрестить клинки. Конечно же, мы с Эмри были в первых рядах. Мне достался в противники фиар с бычьей мордой на щите и гербовой котте. Он не стал дожидаться атаки, сделав быстрый выпад мечом. Я парировал его древком топора — крепком дереве, окованном сталью, не осталось ни малейшей зарубки. Мой удар обрушился на щит врага, тот прогнулся, глубоко вмявшись в руку, мне даже показалось, что я услышал треск кости. Левая рука моего врага повисла плетью, однако он, преодолевая боль, коротко рубанул меня по шлему. Отличного качества топхельм выдержал, хотя мне показалось, что голова попала в колокол, и я пропустил следующий выпад. Я согнулся — клинок вражьего меча врезался мне в живот, пропоров кольчугу, и пронзив правый бок. Покачнувшись в седле, я все же удержался и даже сумел отбить следующий выпад, а вот на контратаку меня уже не хватило. Фиар сделал быстрый финт, целя мне в правое плечо, я подставил под клинок лезвие топора, но финт оказался ложным — широкий клинок врезался мне туда же, куда и в первый раз — в бок. На сей раз и кольчуга не смогла защитить, от боли перед глазами встала багровая пленка. И все же я ударил в ответ. Рыцарь не был готов к ответу от дважды раненного противника. Топор врезался в шлем — не топхельм, обычный, сферообразный, с полумаской — расколов и его, и череп фиара. Я закачался словно пьяный маятник и рухнул на руки пехотинцев, крутившихся тут же, приканчивавших упавших врагов. Вот теперь поймали меня.

Глава 8

— Юбера нашли в полумиле от поля боя, — рассказывал мне Эмри, сидевший у моей постели, как и должно верному другу. — Кто-то разрубил его едва не напополам. Поговаривают, что у него в союзниках были люди, очень похожие на наших старых знакомых. Ведьму Гретхен и Ганелона. Последний открыто разгуливал по дворцу, будто бросая вызов всем и вся. Гретхен все больше сидела в комнатах, но и ее видели слуги и служанки, приносившие ей еду и убиравшие в ее комнатах, а уж не узнать женщину в золотых доспехах и белом плаще даже по смутным описаниям… — Граф пожал плечами. — Для этого надо быть особенно редкостным глупцом.

— Демоны вступили в бой? — спросил я. — После того, как я потерял сознание.

Упав на руки пехотинцам, я мгновенно отключился и провалялся без чувств до конца сражения и еще несколько часов после.

— Нет, — ответил граф. — Рейнджеры видели их на холме, примерно там же, где нашли де Лейли, но после того, как упало знамя сенешаля, они попросту развернулись и ушли.

— Отец лжи предал своего союзничка, — усмехнулся я.

— Скорее использовал и вышвырнул за ненадобностью, — покачал головой Эмри, — а значит, у Баала есть какие-то еще планы. Знать бы еще какие?

— Жаль не извели баалово племя, — вздохнул я, — ну ничего, доберемся до них. Сейчас, когда страна вновь объединена под рукой императора Каролуса, мы сумеем управиться с любым врагом.

— Твои слова, — усмехнулся Эмри, поднимаясь. — Ты выздоравливай, здоровье тебе скоро очень понадобится.

Да уж, тут он прав. Скоро, после того, как закончится траур по погибшим рыцарям, будет устроено громадное празднество по случаю возвращения принца Маркварта, там же будут раздавать титулы особо отличившимся в сражениях и войне, вообще, рыцарям. Мне вот суждено стать графом. Мог ли мечтать о таком придворный менестрель, бездельник и острослов сэр Зигфрид де Монтрой — автор весьма и весьма провокационных песен.

«Монета встанет на ребро,

Фортуна выбросит зеро» [28]

Я усмехнулся строкам, пришедшим на ум, и откинулся на подушки.

Графским достоинством наделяли в Кафедральном соборе. Я был не первым рыцарем, что посвящался в тот день, поэтому за время, что провел под сводами храма Господня, у меня затекло все дело и упиравшееся в мраморный пол колено начало нещадно болеть. Как и все соискатели титула, я стоял на колене в центре зала, закованный в парадный, к счастью, доспехи, держа шлем у бедра и склонив голову. Где-то далеко впереди усталым голосом читал на энеанском формулу его величество, после вступал кардинал Томас. Рыцарь, ставший графом, вставал, и его место занимал следующий. Так вот, долго и чрезвычайно неспешно, дело дошло и до меня. Я прошел несколько шагов и вновь опустился на колено. И снова две формулы на энеанском. Акколада, вторая в моей жизни, и я встаю на ноги и иду к небольшой группе людей в таких же легких, парадных, доспехах, что и я. Графы — и прежние, и получившие титул только что — приветствовали меня сдержанными хлопками по плечу и обещаниями скорой попойки. Нас оборвал Арсен де Лонгийак, о котором уже давно говорили, что он святее всех святых, не смотря на то, что в вопросах, не касающихся Веры, он был вполне свойским парнем, на которого всегда можно положиться.

Когда окончилась церемония, мы шумной толпой вышли из собора и двинулись к королевскому дворцу, где вскоре должен был начаться грандиозный прием по случаю окончания войны. Пили в тот день очень много, ели меньше, остального не помню. На утро я чувствовал себя гораздо хуже, чем даже после сражения в городе проклятых, что под Бриолем.

Проснулся я в компании какой-то смазливой служанки, которая, кажется, прислуживала нам за столом. Она освободилась от объятий сна несколькими секундами раньше меня, потому что когда я открыл глаза, она завозилась и начала освобождаться из моих объятий. Я потянулся, сладко зевнув, а служанка встала и, собрав кое-как вещи и даже не потрудившись прикрыться, выскользнула из алькова, где мы уединились. Только я повернулся на бок, натягивая одеяло — спать я собирался еще долго, — как дверь отворилась в альков кто-то зашел. Я обернулся со стойким желанием послать всякого, посмевшего потревожить меня во время заслуженного отдыха, к Баалу и дальше. На пороге стоял Эмри, уже полностью одетый и выглядевший так, словно и не пил вчера наравне со всеми.

— Вижу, — усмехнулся он, — настоящего воина я сумел-таки из тебя сделать.

Проследив за его взглядом, я увидел, что из-под моего одеяла торчат ножны. Оказывается, раздеваясь в порыве страсти, я не снял перевязь с ножнами. Действительно, смешно. Ничуть не стесняясь боевого товарища, с которым прошли от Эпиналя до Аахена, я выбрался из постели и начав одеваться, спросил:

— И что же привело вас ко мне, граф? Не думаю, что вы решили всего лишь пожелать мне доброго утра.

— Во-первых, — поправил меня Эмри, — теперь мы с тобой равны и не стоит обращаться ко мне на «вы» и по титулу, ты такой же граф, как и я, если не забыл. А доброго утра решили нам всем пожелать высокие эльфийские посланники. Трое прибыли несколько часов назад в Аахен и попросили аудиенции у императора. Она начнется где-то через полчаса, так что у тебя есть время привести себя в порядок.

— Мы-то тут при чем? — недовольно поинтересовался я, застегивая камзол.

— Мы должны быть там, — ответил граф, — надо узнать, что нужно эльфам. Думаю, ничего хорошего они нам сказать не могут. Одень лучший камзол, мы предстанем перед императором, не забывай.

Я буркнул нечто неразборчивое и вышел вслед за Эмри. Мы направлялись в комнаты, где временно нас поселили после прибытия в северную столицу. До отъезда с инспекционным отрядом Эмри там жил я и в здоровенном шкафу висели несколько десятков костюмов самых разных цветов и фасонов, раньше я был изрядным модником. А вот оружия было маловато, я в те времена предпочитал лютню и перо. Переодевшись, я стал самому себе напоминать расфуфыренного петуха — изменились же мои вкусы за последние несколько месяцев, — но я себе отдавал отчет, ничего более приличного у меня нет. Костюм графа был куда скромнее и он глядел на меня со снисходительной улыбкой, я же отвечал мрачным взглядом. Меч в простых изрядно потертых ножнах и с рукоятью без украшений совершенно не вязался с остальным костюмом, но и оставаться без оружия я не желал. И вообще, я очень жалел об оставленном здесь топоре, но появиться с ним перед императором было бы верхом неприличия. Топор, даже великолепной гномьей работы, не являлся рыцарским оружием и при дворе ношение его никак не сочеталось с правилами придворного поведения.

А двор шумел, обсуждая появление посланцев Старшего народа. Гудение его я услышал за несколько футов до дверей тронного зала, мне показалось, что я приближаюсь к здоровенному улью, потревоженному неумелым пасечником или ворами. Когда мы вошли в зал, то я и вовсе был оглушен и ослеплен — забытое уже шумное великолепие ударило по глазам и ушам, я даже не сразу среагировал на слова церемониймейстера, сопровождавшиеся ударом деревянного жезла об пол:

— Граф Эмри д'Абиссел и граф Зигфрид де Монтрой!

Мне — честно скажу — понадобилось несколько секунд, чтобы понять — слово «граф» перед моим именем не было ошибкой.

И мы с Эмри нырнули в шум и суету Северного императорского двора. Несколько раз меня просили спеть, но я неизменно отказывался — не до того было, все мысли мои были подчинены лишь одному — прибытию посланцев Старшего народа. Наконец, появились и они.

Церемониймейстер оглушительно грохнул об пол жезлом и провозгласил:

— Высокие лорды Кальмир и Вельсор и охотник на демонов Эшли!

Дамы и господа загудели от удивления, услышав среди эльфийских имен явно человеческое, да к тому же явно принадлежащее уроженцу Ланда. Оба эльфа возвышались над людьми, где-то на полголовы, они были закованы в великолепной работы белоснежные доспехи, покрытые искусной резьбой. Красивые лица посланцев Старшего народа, как обычно, выражали равнодушие, щедро сдобренное презрением, жемчужные волосы неуловимо перетекали — иначе не скажешь — в длинные плащи с черно-фиолетовым, словно ночное небо подбоем. Оружия ни один не носил, но все знали — они отлично обходятся и без него, каждый высокий эльф обладал талантом к магии, им подчинялись все стихии, а равно и свет, и тьма, и кто знает, что еще. Однако самым удивительным было то, что они шагали за спиной человека с мертвенно-бледной кожей и седыми волосами. На нем не было никаких доспехов, а костюм был подчеркнуто прост, и он был вооружен. За спиной его висело нечто вроде глефы[29] с двумя длинными тяжелыми лезвиями, соединенными коротким — не больше двух ладоней — древком, оплетенным зеленой лозой.

Никогда бы не подумал, что такое может происходить на самом деле. Эльфы, идущие за спиной человека. Высокие лорды[30] за спиной охотника на демонов. Немыслимо! По крайней мере, я так думал до этого мига.

Все трое подошли к трону и синхронно опустились на колено. Каролус, несколько оживившийся после возвращения принца Маркварта, окинул послов скучающим взглядом из-под кустистых бровей.

— Ваше величество, — обратился к императору человек. — Я — чрезвычайный посол королевы Кроны[31] величественной Зиниаду. Мы просим нашего союзника и друга, императора Каролуса Властителя о помощи. На севере наших лесов орудует нежить, они движутся куда-то в глубь лесов и мы не можем остановить их. Королева Кроны Зиниаду просит прислать войска, ибо нам не справиться с этим врагом, наших сил недостаточно.

— Я понял вас, — кивнул ему Каролус. — Поднимись, воин, и вы, его спустники-эльфы, тоже. Прошу понять меня, высокие лорды, и ты, охотник, моя страна также пострадала от демонов Долины мук, а равно и действий предателей, сидевших, к моему прискорбию, у самого моего трона. Много рыцарей и простых ратников погибли в недавней войне. Так что многим помочь я вам не смогу.

— Мы с благодарностью примем любую помощь, — ответил охотник на демонов Эшли. — Ни один меч ныне не будет лишним в наших лесах.

— Лишь две сотни добрых рыцарей с «копьями», — вздохнул император, — больше дать вам не могу. Иначе мое собственное государство будет слишком ослаблено и может пасть жертвой Кордовского эмирата и его союзников халинцев. Да и демоны всего лишь покинули наш край, они могут вернуться и мы должны отразить их атаку.

— Нам будет довольно и этого. Прошу лишь, мы должны выступить как можно скорее, дорога каждая минута.

— Конечно, — кивнул Каролус. — Есть ли у вас предпочтения среди наших рыцарей, кого бы вы хотели видеть командиром этого экспедиционного корпуса.

— Не то чтобы предпочтения, — протянул Эшли. — Наша предсказательница сказала перед отбытием нашего отряда, что во главе людей, идущих нам на помощь должен встать граф с душой поэта, тогда походу будет сопутствовать удача. Я не очень понимаю о чем речь, однако предсказательница настоятельно просила меня передать вам, ваше величество, ее слова.

— Граф с душой поэта? — задумчиво протянул Каролус. — В этом вопросе вам лучше обратиться к клирикам. Души — это по их части. — Он растянул бледные губы в подобии улыбки, двор услужливо засмеялся.

— Не нужны тут клирики, — воскликнул вдруг Эмри, привлекая к нам всеобщее внимание. — Эти слова относятся к Зигфриду де Монтрою, помните его? — Граф подошел ближе к трону, потянув за собой и меня. — Он был менестрелем при вашем дворе, но за заслуги в войне с демонами и предателем де Лейли был удостоен титула графа.

— Сочинитель провокационных стихов и баллад, — теперь Каролус улыбался вполне искренне, однако двор его смехом не поддержал — многим я запал в душу этими самыми стихами и балладами. — Верно ты сказал: «… до поры все спокойно в кривых зеркалах моего королевства»[32]. Видно пришла твоя пора. — Улыбка его стала совсем грустной. — Эмри, как ты оцениваешь этого юношу? Он ведь воевал под твоим началом, не так ли?

— Именно, — кивнул д'Абиссел. — Он показал себя отменным рыцарем, сражался отважно, присутствовал вместе со мной на всех советах перед сражениями, внимая полководцам. Я считаю, граф де Монтрой не подведет вас и не обманет ожиданий. И более того, я могу сказать с уверенностью, лучшего командира для экспедиционного корпуса вам, ваше величество, не найти.

Эмри с силой надавил мне на плечо, заставляя опуститься на колено. Голову я уже склонил сам, догадливый.

— Я ценю твое мнение, — произнес Каролус. — Ты никогда не обманывал меня, поверю тебе и на сей раз. Поднимись, граф Зигфрид де Монтрой, я возлагаю на тебя надежды, не подведи меня.

— Прошу разрешения покинуть вас, — сказал Эмри. — Графу де Монтрою надо подготовиться к походу, я, с вашего разрешения, помогу ему в этом.

— Я не задерживаю вас, господа, — кивнул нам император, делая повелительный жест.

Мы покинули тронный зал.

Как только мы вернулись в мои покои, я накинулся на Эмри, вспомнив о том, что мы теперь равны.

— Вот уж удружил, так удружил! — воскликнул я, захлопывая дверь с такой силой, что она жалобно затрещала, словно жалуясь на свою тяжелую судьбу и вспыльчивого хозяина. — Нечего сказать! Не успел я стереть копоть демонов Долины мук и кровь рыцарей, как по твоей милости я должен отправляться к эльфам и драться с нежитью. Да еще и рискуя получить стрелу в спину, когда с общим врагом будет покончено.

— Времена двух битв при Индаставизо[33] прошли, — отмахнулся Эмри. — Старший народ понимает, что иметь нас в союзниках куда выгоднее.

— Да даже если и так, — успокаиваться я и не думал. — С чего это именно я должен драться с нежитью где-то у Баала на рогах?

— С того, Зигфрид, — вздохнул Эмри, словно разговаривал с маленьким ребенком, — что с демонами далеко не покончено. Подумай сам, скольких мы положили на тех холмах? Не больше пяти-шести тысяч, пусть даже десять, не важно. В Долине мук ведь их гораздо больше. Не думаю, что Враг рода человеческого не стал бы, как говорится, размениваться на мелочи, вроде терроризирования отдельных королевств империи. Бааловы легионы еще вернутся, можешь мне поверить, и тогда помощь союзников-эльфов, будет нам весьма кстати.

— Это при условии, что они придут, — пробурчал я, правда скорее из здорового желания поспорить, по большому счету, я был согласен с д'Абисселом. — Вероломство длинноухих общеизвестно. Они ведь и не подумали прийти нам на помощь, когда мы сражались с демонами. Они рассчитывают попросту отсидеться в своих лесах, покуда мы проливаем кровь.

— Старший народ понимает, — невесело усмехнулся граф, — их леса больше не безопасны. Мы сегодня поможем им, завтра — они помогут нам. И вообще, pacta sunt servada[34], тут энеанцы были правы. Мы союзники и должны прихоть друг другу на помощь, что бы там ни было. Надо будет позаботиться, чтобы среди рыцарей, отправляющихся с тобой, не было тех, кто на самом деле думает так, как ты сейчас говорил.

— А кто, вообще, будет подбирать этих рыцарей? — только сейчас я подумал об этом.

— Кто же, если не их будущий командир, — усмехнулся Эмри. — Конечно же, с помощью верного друга. — Он хлопнул меня по плечу.

Роланд и Ашган стояли на стене замка, превращенного темным искусство магов Килтии, в чудовищный оплот нежити в Эльфийских лесах. Легкий ветерок трепал длинный угольно-черный плащ Рыцаря Смерти, черный же с фиолетовым подбоем плащ некроманта оставался висеть ровно, как парус корабля в мертвый штиль.

— Противостояние жизни и смерти, — усмехнулся под глухим топхельмом Роланд, оглядывая пораженную чумой смерти землю, распространяющейся от замка — бывшей заставы на границе эльфийских и людских владений, — постоянно борясь с рыжеватой травой, что росла только в Эльфийских лесах. — Никто из наших разведчиков не вернулся и очень скоро наши силы иссякнут. Пока мы можем портить длинноухим кровь, но демоны перестали творить безобразия в империи Каролуса, а значит к эльфам скоро подойдет подмога. Тогда мы обречены. Совместные силы людей и эльфов сомнут нас.

— Не надо быть таким пессимистом, — покачал головой Ашган. — Резервов окрестных кладбищ вполне достаточно чтобы подпитывать нашу армию еще несколько месяцев. Конечно, близость Эльфийских лесов тянет из нас силу, однако нам повезло, что у длинноухих сейчас Время Заката, в иное время мы бы и помыслить не смогли о применении некромантии.

— Время Заката? — не понял Рыцарь Смерти, и при жизни-то не особенно интересовавшийся эльфами. — Это как-то связано с тем, что лес вокруг нас как будто во власти вечной осени.

— В точку, Роланд, — кивнул некромант. — Календарь эльфов многоуровневый. Их жизнь измеряется периодами не только в течение года, но и многих лет и даже веков. Это связано с чрезвычайным долголетием Старшего народа. Их жизнь делится на большие Времена — Рассвета, Полудня и Заката, каждый из которых может охватывать годы и даже столетия. Это связано с циклом жизни длинноухих, а именно жизнью их правителя — короля или королевы Кроны. Сила всего народа напрямую зависит от возраста и физического здоровья короля. Когда он только восходит на трон, править у Старшего народа начинают только в очень молодом, по их меркам, возрасте, начинается Время Рассвета — жизнь кипит и бурлит, бьет ключом. Далее оно сменяется Временем Полудня, когда сила достигает апогея и держится на этом уровне, пока не приходит Время Заката. На наше счастье королева Кроны Зиниаду не так давно вступила в пору старости и Время Заката и вечной осени продлится еще долго.

— Я так понял, что Рассвет — это весна, Полдень — лето, а Закат, как ты сказал, осень, а где же тогда зима — и, соответственно, ночь?

— Эльфы считают себя детьми дня и солнца, — объяснил Ашган. — Ночь и зима в их лесах наступают очень ненадолго. Лишь когда умирает правитель и трон на три положенных недели траура остается пустым, все листья опадают с деревьев, а с неба непрестанно сыплет снег, наметая сугробы в рост человека или эльфа, а то и выше. Но стоит новому король или королеве воссесть на трон, как тут же весь снег тает и за одну ночь на деревьях вырастают новые листья.

— Ты иногда разговариваешь как настоящий поэт, — сложив ладони замком, Роланд уперся в них лицевой часть своего топхельма, — напоминаешь мне моего бывшего оруженосца. Я посвятил его в рыцари перед самой смертью. Жаль парня, он был в сущности очень хорошим человеком.

— Твой бывший оруженосец, Зигфрид де Монтрой, не погиб, — покачал головой Ашган. — Он отличился в недавней войне с демонами и, более того, сейчас ведет сюда экспедиционный корпус на помощь эльфам.

— Будет не очень приятно сражаться с ним, — вздохнул Роланд, ничуть не удивленный осведомленности некроманта. — Лучше бы здесь объявился Ганелон.

— И Гретхен, в придачу, — растянул тонкие губы в улыбке Ашган.

Оба отлично помнили о своем небольшом «дельце», в которого оба потерпели фиаско.

С помощью Эмри я отобрал два сотни обещанных Каролусом рыцарей. Это были достойные, но не слишком религиозные люди и ни один не принадлежал к роду, участвовавшему в битвах при Индаставизо — весьма верное решение, вендетты многие дворяне могут вести до бесконечности. В итоге у нас сформировалось знамя[35] в две с половиной тысячи отборных воителей, «копья» которой выделялись из солдат императорской гвардии. По счастью, большая часть простых воинов уцелела в сражении, предпочтя сдаться, как только участь рыцарей — союзников сенешаля де Лейли, была решена. А проводить какие-либо карательные акции в духе энеанских легионов не стали.

Утром третьего дня с прибытия эльфийских посланцев мы отправились в путь. Отряд отправился точно на запад, к границе княжества Мейсен, лишь недавно силой присоединенного к империи. Будучи оруженосцем графа Роланда я участвовал в войне с мейсами князя Дезидерия, как гордо именовал себя этот варвар. Никогда не забыть мне прорыва рыцарского отряда через горящий, подожженный самими мейсами, понявшими, что сопротивляться бесполезно, деревянный замок или отчаянной рубки с непревзойденными всадниками вождя Монте Самбийского. Теперь же нам придется шагать через эти земли, что когда-то придавали огню и мечу, ожидая стрелы в спину или еще чего-нибудь в этом духе. Надеюсь, их остановит знамя императорского посланца или присутствие ближайших грозных соседей — эльфов. Хотя, помня о неистовости и лихости мейсов, не стоит уповать на это.

По дороге к Эльфийским лесам я успел неплохо познакомиться с охотником на демонов — странным воином по имени Эшли, он был единственным с кем можно было разговаривать — высокие лорды и пары слов не сказали с начала похода, а уж носами едва не упирались в низкие тучи, спешившие разразиться снегом, понимая, зиме осталось недолго.

— Я — маг, — спокойно сказал мне как-то Эшли. — Здесь, среди людей, мне делать нечего. Инквизиция работает слишком хорошо, а гореть на костре мне не особенно хочется.

— Но ведь маги успели натворить очень много зла, — возразил молодой рыцарь Антуан фон Грюниген — коренной уроженец Билефелии, о чем говорила дворянская приставка «фон». — Если бы не усилия борцов с Искушением, Энеанская империя пала и рассыпалась в прах.

— Она и так пала и рассыпалась, — усмехнулся Эшли, — и маги тут не при чем. Нашествие варваров — наших предков не смогли остановить ни инквизиторы, ни легионы, славившиеся дисциплиной и боевой мощью, ни кто бы то ни было еще.

— Довольно еретические слова, — усмехнулся я. — За них можно и на костер загреметь.

— Здесь фанатиков, надеюсь, нет, — пожал плечами Эшли. — Они бы не пошли в поход на защиту Старшего народа. Правда, церковные наушники — вполне добровольные — конечно же есть. Я ничего против них не имею, главное, — эту фразу он произнес нарочито громко, — чтобы они сражались наравне со всеми. Церковь давно мечтает проникнуть в секреты эльфов, но их не ведаю ни я, ни даже мои высокие спутники. — Он кивнул на эльфов, державшихся особняком, как обычно. — Вас же и подавно ни к одному не подпустят.

— Меня все-таки интересуешь ты сам, Эшли, — продолжал настаивать я, не давая охотнику на демонов в очередной раз уклониться от этой темы. — Странное у тебя какое-то имя. Я никогда не слышал подобных.

— Мой отец был родом с Ланда, — наконец-то, прямо ответил Эшли, — а мать иберийка, ну, в смысле, уроженка марки. Имя у меня как раз шерландерское, отец настоял. Поэтому неудивительно, что ты, Зигфрид, не слышал подобных. — Эшли не признавал сословий и титулов, обращаясь ко всем на «ты» и требуя того же от остальных, будь то рыцари или простые солдаты. — О своей жизни и том, как попал к эльфам, — предупреждая мои дальнейшие вопросы, сказал охотник, — распространяться я не хочу. Это прошлое и оно прошло.

— Я и не собирался, — хмыкнул я равнодушно, хоть и сильно кривил при этом душой. Мне была очень интересна судьба мага. — А куда мы едем, Эшли? Мы что-то сильно уклонились от дорог.

Это, действительно, было так. Мы свернули с мощеных трактов, помнивших еще энеанские времена, и углубились в путаницу проселочных дорог. Под ногами людей и лошадей чавкала грязь и кое-кто уже начал проявлять недовольство, высказывать его открыто пока не решались, но и это время не за горами. Пора прояснить этот вопрос.

— Уклонились, — не стал отрицать очевидное Эшли, — для того чтобы сократить дорогу до Эльфийских лесов и обойти кладбище, откуда берут покойников некроманты.

— Уж не собираешься ли ты творить какие-то обряды или применять на нас свою магию, — вскинул руку в знаке Господнем фон Грюниген.

— Обрядов не будет, а вот магию я и так применяю, сокращая наш путь. Просто магия эта эльфийская, она работает гораздо лучше в лесах. Особенно сейчас, во Время Осени[36].

При упоминании Времени Осени оба высоких лорда поморщились, будто лимона откусили. Я уже знал, что означает деление цикла жизни Старшего народа на периоды, называемые Временами, и понимал чувства эльфов. Наш император тоже вступил во время осени, как собственно и вся империя.

— Это немыслимо! — воскликнул фон Грюниген. — Граф, — обратился он ко мне, — этот колдун губит наши души!

— Нет, — отрезал я. — Эшли не баалопоклонник и магия, подобная той, что применяет он сейчас, официально разрешена Церковью. Ты бывал когда-нибудь в Брессионе, Антуан? Его основал маг Кайсигорр, который и сейчас живет там с гласного одобрения Отца Церкви.

Фон Грюниген замолчал, ответить та это рыцарю было нечего, однако подобное недовольство весьма скоро распространиться по всему войску. Даже при условии отсутствии фанатиков, оно слишком опасно, нам еще сражаться плечом к плечу с эльфами и сталкиваться с их магией так или иначе придется очень часто. Не объяснять же каждому солдату, что она не губит наши души, ибо так сказано в булле Отца Церкви Максимуса IV, положившего конец жестокому истреблению всех, обладающих хоть каплей магического дара. Надо будет поговорить с фон Грюнигеном и ему подобными, нечего подрывать боеспособность корпуса религиозными бреднями.

— Я всегда был против привлечения людей к решению наших проблем, королева, — настойчиво произнес Торалак, один из вернейших советников Зиниаду, к несчастью, жуткий ксенофоб. — Мы способны управиться с кучкой мертвяков и некромантов своими силами.

— Нет, — покачала головой Зиниаду. — Время Осени помогает тварям Килтии и ее темным колдунам. Будь на дворе Рассвет или Полдень, они бы и близко не подошли к нашим лесам.

— Но это не повод, чтобы пускать к себе домой еще и людей, — никак не желал успокаиваться Торалак. — Будто мало нам мертвяков и некромантов.

— Люди — наши союзники, — вздохнула королева, — а не дикие звери или заклятые враги, как считают многие из нас. Весь север наших лесов охвачен чумой Килтии, людские форты уничтожены и стали оплотом нежити, откуда нас постоянно тревожат набегами. Но мы не знаем для чего они нужны, а без этого бороться — практически невозможно.

— Для чего нам цели приверженцев Килтии?! — вспылил Торалак. — Уничтожим их — и вся недолга. Для того чтобы выжечь форты, захваченные нежитью, нам не потребуется особых усилий.

— Время Осени наш враг, Торалак, — прервала советника королева. — Представь, во что обойдутся нам потери? Мы не можем позволить себе потерять и тысячу эльфов.

Возразить Торалаку было нечего. Об обычае принесения себя в жертву королевы в тяжкие времена, дабы прервать Время Осени, он не смел и заикнуться.

В повисшей тишине голос Виглифа Длинного лука — личного разведчика королевы, следившего за нежитью вместе со своим отрядом, состоящим из его соплеменников, диковатых эльфов, прозвучал едва не громом небесным:

— Большой отряд нежити прорывается к Старому храму. Я не вступил с ними в бой и отвел эльфов к Кроне, оставив нескольких следить за мертвяками.

— Зачем им Старый храм? — недоуменно пожал плечами Торалак.

— Там поклонялись Килтии, — просто ответила Зиниаду, — пока не погиб Галеан, а сама она не обратился в злобную богиню смерти.

— Нельзя допустить туда нежить и жрецов богини смерти! — воскликнул, не сдержавшись, Торалак. — Они же станут творить там свои мерзкие обряды и навсегда осквернят Старый храм.

— В общем-то, это не наша забота, — в ответ достаточно равнодушно пожал плечами Виглиф, машинально поправив съехавший лук. — Пусть разбираются тамошние жрецы-стражи, Пустынники.

От Зиниаду не укрылось, что, не смотря на каменное лицо, Виглиф испытывает сильнейшую боль. Теперь королева Кроны поняла странность облика разведчика — он стоял неровно, одно плечо на десятые части дюйма возвышалось над вторым. Эльф был ранен, хоть и ничего не выдавал этого.

— Что случилось с тобой, Виглиф? — спросила у него Зиниаду. — Кто ранил тебя?

— Призрачный воин, — ответил эльф. — Несколько из них обнаружили наш отряд, мы отбились, но без потерь не обошлось.

Торалак инстинктивно отпрянул от разведчика, будто тот поведал, что болен смертоносной для эльфов корью.

— Целители уже осмотрели и обработали мои раны, — усмехнулся, не глядя на него, Виглиф. — Еще мои эльфы доложили, — продолжил разведчик, мгновенно переходя на другую тему, — что наперерез нежити ведет наших союзников-людей Эшли. Их пути пересекутся через день или два.

— Люди решать нашу проблему, — улыбнулся Торалак. — Просто предоставим их своей судьбе.

— Ты настолько ненавидишь людей, Торалак, — посмотрел прямо в глаза советнику разведчик, — что готов расплатиться за их смерть жизнями эльфов?

— Королева, — обернулся он к Зиниаду, — дай мне сотню лучников и полторы сотни кентавров. Этого хватит для того, чтобы покончить с нежитью.

— Королева, — тут же возразил Торалак, — это бессмысленная трата столь ценных жизней наших воинов. Вы сама только несколько раз упомянули Время Осени, а разведчик Виглиф сказал — этот отряд скорее проблема Пустынников.

— Они такие же эльфы, как и все мы, — осадила его Зиниаду, — хоть и оборвали практически все контакты с нами несколько сотен лет назад. Мы должны им помочь, Торалак. Выбери воинов для своего отряда, Виглиф, и отправляйся на соединение с нашими союзниками, а оттуда — к Старому храму. Нежить не должна подобраться к нему и на сотню полетов стрелы.

Виглиф кивнул и вышел. Торалак тоже не стал задерживаться, оставив королеву Зиниаду наедине с тяжкими мыслями.

Они словно возникли из ниоткуда. Выступили из-за деревьев и поднялись с оранжево-багряного ковра листьев, устилавшего землю. Одновременно показались кентавры, одетые в не то кожаные куртки, не то легкие доспехи, в руках они держали длинные копья и гизармы[37]. Рыцари и ратники из моего отряда похватались за оружие, однако Эшли взмахнул рукой, предупреждая, что это не враги.

— Спокойно! — тут же крикнул я. — Уберите оружие, это наши союзники.

Подчинились все, но многие с явной неохотой. Не все воспринимали эльфов, кентавров и других обитателей этих лесов, как друзей и союзников, правда и враждебности никто не проявлял. Пока.

К нам подошел эльф в одеянии, практически незаметном на фоне леса, из-за правого плеча его торчал длинный лук с натянутой тетивой.

— Здравствуй, Эшли, — кивнул он нашему проводнику. — Представь меня нашим гостям.

— Церемонии, — усмехнулся охотник на демонов. — Рад приветствовать тебя, Виглиф, и представить тебя нашим добрым союзникам из рода людского. Это Виглиф Длинный лук — личный разведчик королевы Кроны Зиниаду.

Я выехал вперед, спешился и кивнул эльфу.

— Граф Зигфрид де Монтрой, — представился я эльфу, — имею честь командовать экспедиционным корпусом, присланным на помощь королеве Зиниаду императором Каролусом.

Эльф кивнул в ответ.

— Я пришел для того, чтобы усилить ваш корпус и передать приказ королевы, — сказал он. — Мы отправимся на перехват большого отряда нежити, направляющегося к Старому храму.

— Веди нас, Виглиф. Мои люди соскучились по хорошей драке. Вот только хотелось побольше знать о нашем враге.

Готар в очередной раз нервно огляделся, выискивая затаившихся эльфов. Некромант был точно уверен в том, что мерзкие твари окружают его, следят за его отрядом. Надо быть на чеку каждую минуту, каждую секунду, долю мгновения, иначе — смерть, стрела в горло — и можно отравляться на суровый суд Килтии. Этого Готар совсем не хотел.

— Сколько осталось до храма? — в который уже раз спросил он у Ингена — Рыцаря Смерти, главу отряда, сопровождавшего некромантов.

— Я не могу судить точно, — раздраженно прогудел из-под глухого топхельма Инген, — но не думаю, что долго. Не больше нескольких дней.

Готар замолчал, не желая разговаривать с мрачным, даже для Рыцаря Смерти, мертвым воином. Некроманта раздражало в последнее время все. Тупость подчиненных колдунов, неразговорчивость солдат и, особенно, постоянное напряжение от слежки проклятых эльфов. Казалось, вот-вот в затылок воткнется стрела. Некромант поморщился, тряхнул головой и неосознанным движением потер шею. И следом в основание черепа его с глухим стуком вонзилась длинная стрела.

— Будьте осторожней со всеми воинами, — наставлял нас перед боем Виглиф, — а особенно со скелетами и призрачными воинами. Любой удар их меча не просто смертелен, самое маленькое ранение грозит заражением, которое превратит любого, будь он человек, эльф или кентавр, в живого мертвеца, который вскоре набросится на своих товарищей по оружию.

— Довольно запугивать нас, — усмехнулся Антуан фон Грюниген. — Мы пришли драться, а не выслушивать наставления…

— Замолчи и слушай! — оборвал я его. — Ни одно слово знающего человека перед схваткой не бывает лишним.

— Говорить, собственно, больше нечего, — сказал Виглиф. — Действительно, пора в бой. Карон, — обратился он к капитану кентавров, — мы отправимся в бой на ваших спинах, тут очень хорошая площадка для конной и кентавровой, — он усмехнулся, — атаки.

Гордец-кентавр фыркнул, однако коротко махнул рукой своим соплеменникам. Те покорно подставили спины и эльфы взобрались на них, достав из-за спин луки и передвинув колчаны таким образом, чтобы можно было мгновенно выхватить стрелу. Теперь они стали представлять серьезную силу, нечто среднее между рыцарем и аршером, только одинаково ловко управляющиеся и с луком, и с копьем.

Я построил своих рыцарей, оставив пехоту и стрелков в лесу. В этом бою все будет решать скорость, с нежитью надо покончить одним молниеносным наскоком, пехота тут будет лишь мешать, а стрелки вместе с оставшимися эльфами поддержат нас. Теперь осталось только ждать. Ждать когда отряд нежити выйдет из леса на большую поляну, размером с хорошее турнирное поле, там будет где развернуться и кентаврам, и моим рыцарям.

Сигналом к атаке послужил звон тетивы и стук длинного наконечника о череп какого-то некроманта. Мы с Виглифом одновременно отдали приказ об атаке, сорвавшись в дикий галоп. Мы врезались в отряд нежити с двух сторон поляны, двумя жерновами стараясь растереть врага, не оставив и кровавой муки.

Противник — надо отдать ему должное — среагировал мгновенно. Нам навстречу помчались закованные в сталь воины, Рыцари Смерти, так назвал их Виглиф. Их было немного — по трое с каждой стороны, а вот простых мертвяков и скелетов предостаточно — и хотя многие уже щеголяли «украшением» из стрел и болтов, еще ни один не упал.

Мчавшийся мне навстречу Рыцарь Смерти ловким ударом длинного меча перерубил мое копье и тут же попытался достать меня клинком на обратном замахе. К счастью, атака была не слишком уверенной и клинок отскочил от кирасы моего доспеха. У меня появилось несколько драгоценных секунд на то, чтобы выхватить топор. Приподнявшись на стременах, я с силой рубанул врага по голове. Каким-то чудом Рыцарь Смерти успел парировать мой удар, подставив под лезвие топора клинок меча. Перехватив меч левой рукой в черной латной перчатке, Рыцарь Смерти и сам приподнялся на стременах, отодвинув меня назад, и с полного размаха ударил меня. Я подставил под меч рукоятку топора, руки прошила волна боли от жуткого напряжения мышц, но я выдержал и контратаковал. Правда это было излишним — в смотровую щель вражьего топхельма вонзились сразу несколько стрел. Красные огоньки, горевшие там погасли и Рыцарь Смерти скатился с коня, звеня доспехом.

Я дал коню шпоры, врезавшись в толпу мертвяков, рубя их топором направо и налево. Те пытались своими корявыми руками стянуть меня с седла, скелеты рубили снизу вверх, а над головами мелькали странные багровые тени, которым стоило только глянуть в глаза кому-нибудь, как тот замирал на месте, становясь жертвой многочисленных врагов. Стараясь не думать о них, я остервенело рубил мертвяков топором, не поднимая глаз. Быть может это и спасло мне жизнь.

— Проклятье, — шипел некромант, занявший место погибшего от эльфийской стрелы Готара. — Готовьте же ритуал, готовьте скорее! Энергии кругом полно — хоть ложкой ешь.

Его кипучая активность и постоянные крики только сбивали работающих над ритуалом колдунов. Но он безусловно был прав на все сто — черной энергии было разлито в воздухе столько, что в ушах некромантов звенело, если подготовить ритуал и сотворить самое простенькое заклятье, вроде чумы или лап смерти — и от врагов не останется и лужицы крови. Даже эльфийским магам помешать не удаться.

— Они готовятся к ритуалу поглощения энергии, — сказал Кальмир, указывая на группу магов в черно-зеленых одеждах, сгрудившихся за спинами скелетов-воинов. — Надо им помешать.

Вельсор коротко кивнул.

Откуда взялись листья я тогда не понял. Это уже много позже Эшли объяснил мне принцип действия заклятья, являющегося основой магической школы высоких эльфов. В тот же раз я был ошарашен и поражен до глубины души. Где-то в центре отряда нежити закрутился небольшой вихрь желтых, оранжевых и красных осенних листьев, разрывавших всех, кому не посчастливилось там оказаться, на куски. Через секунду на снегу осталось лишь здоровенное кровавое пятно, да медленно оседал прах, оставшийся от нежити.

Отвлекаться было некогда. Не смотря на сокрушительный удар, твари еще не были уничтожены и ко мне снова тянулись корявые лапы и длинные клинки. Приподнимаясь на стременах я раз за разом опускал топор на головы, плечи и руки уродов, лезвие с неприятным чавканьем входило в их тела, крошились кости, трещали черепа. Особого сопротивления они мне не оказывали, однако численность производила гнетущее впечатление. Им удалось стянуть меня с седла, вернее сначала какой-то мертвяк разорвал подпругу и стременной ремень, еще двое вцепились в поножи и потянули меня вниз. Седло перекосило и я рухнул прямо в распростертые объятья нежити, отмахиваясь топором, правда понимал — отмахаться не удастся. Я был обречен и отлично осознавал это.

Он пролетел мимо меня и я не заметил кто — или что — это был. Однако за его спиной оставались лишь ошметки гниющей плоти. Я грохнулся на землю, начал подниматься, опираясь на топор. Вихрь, изрубивший нежить, замер и я смог рассмотреть его — это был Эшли. Он даже не подбежал, а подлетел ко мне и подал руку, помогая встать. Когда я принял вертикальное положение, Эшли умчался дальше рубить врага, а я замер, подняв топор в оборонительной стойке. Враг не замедлил появиться. Несколько скелетов-воинов в странных доспехах и с мечами, больше похожими на здоровенные ножи-навахи, что носит с собой едва ли не любой ребенок в Иберийской марке. Их было трое и надвигались они на меня классическим треугольником. Я отходил, закрываясь топором, и отчаянно надеясь, что с тыла не подбирается ко мне еще какая-нибудь гадость.

Наконец, скелетам-воинам надоело подбираться ко мне коротенькими шажками, они ринулись в атаку. Я прыгнул им навстречу, нанося удар в область живота. Гномий топор легко разрубил доспех, треснул позвоночник, переломившись надвое. Верхняя половина рухнула под свои же ноги. Продолжая движение, я проскочил мимо остальных врагов и, оказавшись за их спинами, изо всех сил рубанул по черепу второго противника. Он осел, на глазах рассыпаясь на отдельные кости. Третий же успел вовремя развернуться, замахиваясь на меня своим мечом-навахой, видимо, незавидная судьба товарищей заставила его шевелиться. Увернуться от его атаки было непросто — тварь была быстра и сильна, я не успевал ударить ее топором, поэтому попросту врезал ногой — на удачу, куда попаду. Зря. Нога соскользнула по округлому боку доспеха, я потерял равновесие и едва сумел удержаться на ногах. Скелет воспользовался этой заминкой, сделав новый молниеносный выпад мне в горло. Я с трудом отвел клинок в сторону и рубанул по черепу, но скорее для острастки, чтобы не дать атаковать в полную силу. Мы разошлись, готовясь к новой схватке.

Предоставлять мне инициативу снова скелет не собирался. Он сделал новый выпад, целя куда-то в сочленение моего доспеха. Я не стал уворачиваться или парировать выпад, я атаковал. Скелет изменил полет своего меча — тот скрестился с лезвием топора, высекая друг из друга искры. Теперь началось противостояние сила на силу. Уперлись ногами в утоптанный снег, стараясь передавить противника, заставить ослабить хватку на рукоятке оружия, поддаться — и погибнуть. Не знаю уж, чем бы оно закончилось, но завершиться ему не дали. В глазницы черепа моего врага вонзились стрелы, наконечники вышли из затылочной части шлема.

Стряхнув с головы топхельм и оставшись в цервейере[38] и кольчужном капюшоне, защиты меньше, зато обзор куда лучше, что в пешем бою гораздо важнее, я огляделся. Однако опасности не было. Последних монстров добивали совместными усилиями мои люди и эльфы с кентаврами. Лишь один Рыцарь Смерти отчаянно сопротивлялся напору не меньше чем десятка эльфов верхом на кентаврах. Он был весь буквально утыкан стрелами, но ни одна не попала в смотровую щель топхельма, а лихие выпады человекоконей он отражал своим длинным мечом, плетя вокруг себя стальную паутину.

— ПРОЧЬ С ДОРОГИ!!! — прогремел оглушительный голос, сменившийся громовым перестуком копыт.

Из леса буквально вылетел громадный кентавр могучего телосложения со здоровенным боевым молотом в руках. Казалось, оружие его неумело вырезано из цельного куска гранита. Позже я узнал, что именно так оно и есть. Гигант-кентавр промчался мимо благоразумно уступивших ему дорогу воинов, размахиваясь своим молотом. Опешивший Рыцарь Смерти закрылся мечом в последнюю минуту перед ударом. А удар был страшен. Он смял доспех, мгновенно превратив Рыцаря Смерти в стальной блин, и вышвырнул его из седла. Топхельм отделился от наплечников и покатился по снегу.

Кентавр взмыл на дыбы, потрясая своим чудовищным молотом, и издал жутковатый крик победы над врагом, отдающий какой-то первобытной дикостью и радостью. Я поежился, от этого крика мороз продрал до костей.

— Ты пришел наконец, Орон! — рассмеялся Виглиф, подходя к кентавру и хлопая его по могучему торсу. — А где остальные?

— Их копыта не столь быстры, — прорычал Орон. — Они отстали полчаса назад. — Он рассмеялся.

Я вспомнил о том, что я все же командир экспедиционного корпуса, а не простой рыцарь, каким был до недавнего времени. Подняв с земли топхельм, я рефлекторно принялся стирать с него кровавую кашицу снега, жестом подозвал проходившего мимо фон Грюнигена.

— Узнай и доложи о потерях, — приказал я ему. — Соберите лошадей и готовьтесь к продолжению похода.

Рыцарь кивнул и отправился исполнять. Я же остался стоять, наблюдая за эльфами и моими стрелками, вырезавшими из тел тварей стрелы и болты, врачи занимались раненными, священник — наушник баалоборцев, к гадалке не ходи — подозрительно поглядывая на эльфов с кентаврами, отпевал покойников. Мне было совершенно нечем заняться…

Глава 9

— Они не добрались до Старого храма, — сказал Ашган. — Всех перебили. И твой оруженосец, Роланд, принял в этом самое деятельное участие.

— Он и при моей жизни был шустрым парнишкой, — буркнул Рыцарь Смерти. — Значит, нам не удалось прорваться к храму. Надо будет выслать отряд в несколько раз больше и сильней. Может быть, нам отправиться туда.

— Ни в коем случае, — покачал головой некромант. — Готара застигли слишком близко от храма, а значит, теперь Пустынники будут настороже и застать их врасплох не получится. Весь наш план построен на этом, да и королева Зиниаду, наверняка, приставит к храму дополнительные войска, даже если это существенно ослабит защиту ее собственного дворца.

— Почему эльфы так боятся? — спросил Роланд. — Что такого в этом Старом храме?

— Это святилище нашей богини, Килтии, — объяснил Ашган, — и лишь там можно воскресить ее мужа — Галеана, сраженного богом гномов Ямиром во времена Битв Богов[39]. Ведь именно это наша цель.

— И каким же образом нам ее добиваться? — вздохнул под глухим шлемом Рыцарь Смерти. — Нам не удалось прорваться к Старому храму раньше, а теперь, когда, как сказал, Пустынники насторожены, а королева выставит дополнительную стражу…

— Надо просто создать иллюзию удара по другому направлению, — усмехнулся некромант, смысливший в военном деле не меньше бывалого вояки Роланда.

— То есть? — заинтересовался Рыцарь Смерти.

— На северо-востоке отсюда стоит большая крепость, даже скорее город, Эранидарк, — начал объяснять Ашган. — По древней традиции он принадлежит прямому наследнику, вернее сейчас наследнице, трона Кроны. Сейчас ею является принцесса Аилинда, весьма воинственная особа, к тому же обладающая талантом управлять драконами — твари слушаются ее и готовы ради нее буквально на все. Во многом именно поэтому Эранидарк и считается неприступным, хотя и без драконов там достаточно эльфийских войск, правда в основном диковатых.

— И что же нам предпринять? — не смотря на объяснения Ашгана, не понявший ровным счетом ничего. — Атаковать Эранидарк? Но ведь эльфы берегут его как зеницу ока. Ты же сам говорил — время их правительницы подходит к концу, значит, с наследницы едва не пушинки сдувают. Об охране я уже молчу.

— Верно, — невозмутимо, как впрочем и всегда произнес некромант. — Именно этим мы и воспользуемся. Мы открыто выступим к Эранидарку, собрав всех, кого нам выделила богиня — соберем побольше драколичей и червей, поднимем гвардию храмовников и комтуров, подчистую выметем все окрестные кладбища, и с этой силой двинемся к Эранидарку. Прознав об этом, эльфы рванут наперерез, а в это время небольшой отряд под командованием какого-нибудь некроманта потолковее — я выберу; отправится к Старому храму как можно скорее. Пустынников они сумеют перебить и проведут ритуал — после этого все станет неважно. Галеан возродится и начнется совсем иная игра.

— Для нас это означает практически верное самоубийство, — пробурчал Роланд. — Сколько бы не подняли и не собрали стража Эранидарка и драконы этой твоей принцессы Аилинды уничтожат нас.

— Ты недооцениваешь меня, Рыцарь Смерти, — усмехнулся Ашган, — хотя по большому счету ты прав — нас перебьют, если только основной отряд не проведет ритуал в Старом храме. Как я уже говорил, после него все изменится кардинально.

— Никак не пойму, — вздохнул Роланд, — что именно изменится, после того, как Галеан будет воскрешен?

— Что именно? — улыбка Ашгана стала еще шире. — В мир вернется бог, а значит, изменится все — вся его судьба. Когда Галеан вернется ты это поймешь, даже если твои кости будут медленно перевариваться в желудке дракона.

— Не думаю, что они заинтересуют даже самого глупого и слепого дракона.

— И куда мы теперь? — спросил я у Эшли. — Атаку на Старый храм отбили и что нам делать сейчас?

— Как и собирались раньше, — пожал плечами охотник на демонов, — в Крону. Надо же представить вас королеве Зиниаду. Ей и решать нашу дальнейшую судьбу.

— А что с храмом? — не сдержался и спросил-таки фон Грюниген, которому после сражения стало гораздо тяжелее так и распиравшие его дружеские чувства к Старшему народу, точнее к диковатым эльфам и бесшабашным кентаврам. — Мы уйдем, а нежить ведь вернется, тут и к гадалке не ходи.

— Пустынники, охраняющие его, — ответил Эшли, — достаточно хороши воины и превосходные маги. Теперь, когда они предупреждены о нападении, нежити ни за что не прорваться к Старому храму. К тому же, Пустынники попросту не пустят нас в храм, а могут и стрелами угостить. Пустынники весьма странные эльфы, мало понятные даже своим соплеменникам, что уж говорить обо мне. Я в их землях недавно.

Дорога до Кроны заняла не слишком много времени. Не знаю — да и честно сказать, не желаю знать — какими тропами вели нас эльфы (кентавры скрылись в лесах сразу после сражения), однако уже спустя три дня мы вошли под сень громадных деревьев, обхватить которые не смог и весь мой экспедиционный корпус, взявшись за руки. Нас встречала небольшая процессия высоких эльфов в белоснежных доспехах, возглавляемая немолодой эльфийской — или как там называются женщины Старшего народа — с удивительно мудрым взглядом, видевшая казалось все на свете и помнившая еще вдвое больше. Не понять кто перед нами мог бы лишь полный идиот.

Я подошел к королеве и преклонил колено, как должно опускаться перед монархом, хоть и помазанницей Господней назвать ее я бы не решился никогда. Она улыбнулась бесконечно мудрой и печальной улыбкой, воистину улыбкой осени, и протянула ладонь для поцелуя. Я коснулся губами суховатой кожи и по жесту королевы поднялся на ноги.

— Приветствую тебя, граф Зигфрид де Монтрой, — торжественно и опять же печально произнесла она, — благодарю в твоем лице императора Каролуса за помощь. Я знаю, что твое войско уже успело принять участие в сражении и понести потери. Сообщи мне имена погибших, но после торжества по поводу вашего прихода.

— Простите, ваше величество, — покачал головой я, — но сейчас не время для торжеств. Я благодарен вам за все и прошу лишь об одном — дайте нам приказ и мы отправимся исполнять его.

— Вам так не терпится пренебречь нашим гостеприимством, — произнес эльф, не уступавший возрастом королеве, в богатых одеждах в черно-зеленую полоску, — или же рветесь в бой, жаждая утолить присущую вашему роду кровожадность?

— Мы не привыкли праздновать и веселиться, — ответил я ему и тон мой оказался несколько резче, чем хотелось бы, — когда не успели остыть тела наших товарищей, погибших в недавнем сражении, а сердца полны не кровожадности, о которой вы говорили, но жажды праведной мести. — Как хотелось добавить: «ясно вам, господин высокий эльф».

— Вы бы поосторожнее со словами, граф де Монтрой, — буравил меня вызывающим взглядом эльф. — Дуэльное право никто не отменял и принадлежность к иному народу, нежели люди ничего не меняет. Честь и благородство знакомы и нам.

— Извольте подать мне перчатку, высокий эльф, — я не отвел взгляда, — я ее приму.

— Прекратите. — Королева не повысила голоса, однако слова ее прозвучали для нас громом небесным среди ясного неба. — Торалак, Зигфрид, прекратите эту перепалку немедленно. Вы хотели приказ, граф де Монтрой, — меня покоробила изменившаяся интонация слов королевы, уж очень сильно и резко он похолодел, — слушайте его. Вы отправитесь на север и перехватите армию нежити, идущую к Эранидарку. Я понимаю, она сильна и многочисленна, поэтому вместе с вами отправится войско под командованием охотника на демонов Эшли. Подойди сюда, Эшли, — обратилась королева к воину, стоявшему за моим правым плечом, будто ангел.

Эшли подошел к ней и опустился на колено. Зиниаду не протянула ему руки для поцелуя, лишь коротким жестом приказала встать. Видимо, наша короткая перебранка с высоким лордом Торалаком весьма сильно рассердила ее величество, знать бы еще на кого именно она разозлилась? Очень надеюсь, что не на меня!

— Возьми столько эльфов и кентавров, сколько посчитаешь нужным, — сказала она ему. — Однако, граф, — тон слов королевы заметно потеплел, — вы не откажетесь от моего гостеприимства безо всяких приемов. Вам и вашим людям нужен отдых и помощь нашим лекарей и магов. Прошу лишь об одном, не затевайте ссор с моими подданными, нынче жизнь каждого эльфа на счету, равно как и каждого человека.

Видимо, злилась королева все же на высокого лорда. От этого на душе стало много легче.

…Если у кого был отдых во время нашего пребывания в столице Эльфийских лесов, так уж точно не у меня. Помощь лекарей пришлась весьма кстати — раны они обрабатывали куда лучше наших коновалов, умеющих только шить, да варить гадостное зелье, помогающее от головы, живота и все чего угодно, но сугубо по их словам; и выздоравливали мои рыцари — а ранены были, в основном, они — достаточно быстро. С магами было куда сложнее. Многие ранения были нанесены проклятым оружием скелетов-воинов и тут мазями и припарками было не обойтись. А вот услуги эльфийских магов не всем пришлись по душе. Скорее даже никому не приходились, все считали, что магия эту самую душу погубит. Зараза же распространялась по телам многих рыцарей, я разговаривал с несколькими магами и они сказали, что если не остановить ее в ближайшие дни — с ранеными придется прощаться. Свежеиспеченную нежить в своей столице эльфы терпеть не собирались. И я их понимал. Оставался только один вариант благополучного развития событий, но он мне совершенно не нравился.

Эмри перед самым нашим отбытием рассказал мне об одном человеке, не просто шпионившим на баалоборцев, но являвшемся своеобразным главой их тонкой, но весьма прочной сети, опутавшей мой корпус. Этаким пауком, сидящим в центре этой паутины, и дергавшим за ее ниточки, что вели прямым ходом в Феррару. Звали этого паука отец Фиорентино и был он капелланом нашего корпуса, но что самое неприятное некоторые рыцари прислушивались к его словам куда больше нежели к моим. Придется переговорить с ним и убедить, что эльфийская лекарская магия никоим образом не повредит бессметным душам благородных рыцарей.

Я пригласил клирика в свои апартаменты, выделенные королевой Зиниаду. Обставлены они были практически аскетично, что должно было несколько потрафить отцу Фиорентино, человеку истинной Веры, совершенно не приветствовавший какую-либо роскошь. На столе стояли лишь блюдо с хлебом, кувшин с водой и две глиняных чашки. Отец Фиорентино явился точно в назначенное время, одет он был в просторную черную рясу капеллана, под которой легко помещались доспехи, оказывающиеся весьма кстати во время битвы. Как и должно капеллану отец Фиорентино шел в бой в первых рядах, высоко неся неприкрытую шлемом голову и сокрушая врагов здоровенной епископской булавой. Это орудие стоило особого упоминания. Его и двумя руками не всякий человек поднимет — я лично пробовал — куда более внушительного телосложения, а отец Фиорентино был тощ как жердь и глядя на него никак нельзя было сказать, что этом столь немощном на первый взгляд теле скрывается такая сила. Силища, как сказал бы какой-нибудь темный крестьянин, именно это несколько грубоватое словцо подходило клирику как нельзя лучше.

Я склонил перед ним голову для благословения, а после пригласил садиться. Отец Фиорентино одобрительно улыбнулся, но ничего не сказал, предоставляя начать беседу мне. Ну да, он из тех людей, что предпочитают оставлять за собой последнее слово.

— Я пригласил вас, ваше преосвященство, — обратился я к нему (отец Фиорентино был епископом), — для весьма важной беседы. На, так сказать, богословские темы.

— И что это за тема? — поинтересовался отец Фиорентино, хотя я бы правую руку отдал за то, что он отлично знал о чем я собирался говорить с ним.

— Отношение Господа к эльфам, — решил я несколько удивить непрошибаемого епископа, — и магии, не приносящей вред человеку.

— Любая магия приносит вред, — отрезал клирик. — Может не телу, но душе. Ибо любая магия — от Искусителя.

— Но Совет кардиналов в Ферраре признал это мнение ошибочным, — возразил я, — и Отец Церкви поддержал их.

— Я излагаю лишь то, что думаю сам, — пожал плечами отец Фиорентино.

— А это не является нарушением закона? Указы императора — закон для всех мирян страны, я считал, что это же относится и клирикам. Решения Совета кардиналов, поддержанные и одобренные Отцом Церкви, разве не являются законом для священнослужителей?

— Не то чтобы законом, — протянул епископ, — скорее правилом. Мы не обязаны подчиняться им безоговорочно.

— Но и прямо перечить не можете, — я сменил тон с благожелательного на более жесткий. — Вы же, ваше преосвященство, настраиваете моих рыцарей и простых солдат против эльфов и их магии. Вы что же, не понимаете, нам сражаться с эльфами плечом к плечу и недоверие губит всякую армию скорее всяких врагов. И в магии мы нуждаемся не меньше, чем в луках и стрелах эльфийских стрелков. Мы теряем время из-за того, что мои воины отказываются от магического лечения, в один миг способного поставить их на ноги.

— И сгубить душу, — улыбнулся отец Фиорентино. — Заплатить бессметной душой за телесную мощь — неравноценный получается обмен, не находишь, сын мой?

— Вы снова перечите Совету кардиналов и Отцу Церкви.

— Их решения не определяют положение вещей.

— Считаете, что его определяете вы, ваше преосвященство?

— Не дерзи мне, сын мой!

О, да мне удалось вывести его из себя! Небывалая удача. Или наоборот.

— Вы не ответили на мой вопрос, ваше преосвященство, — рискнул напомнить я. — Гордыня настолько поразила вас, что вы считаете, что можете определять текущее положение вещей, никоим образом от человека не зависящее? Господь даровал нам душу и лишь он распоряжается ею, судя человека по поступкам его.

— Это верно, сын мой. — Быстро же епископ пришел в себя, вон даже улыбается. — И прибегнув магии, какой бы она ни была, человек совершает поступок, губящий его бессмертную душу.

— Даже если он прибегает к ней во имя Господа и во славу его. Мы сражаемся не с мятежными баронами или королями и даже не с кордовскими или халинскими мегберранцами, наши враги — твари проклятой богини Смерти. Да, эльфы лишь признают Господа, но не поклоняются ему, да, они не преследуют своих магов и не ставят магию вне закона, но они — наши союзники и приходили на помощь императору. Теперь мы помогаем им и не должны отворачиваться от них. Эльфийские маги протягивают нам руку, мы же отвергаем ее. Это вбивает клин между нами, расширяет проспать и без того достаточно большую и глубокую.

— По моему глубокому убеждению нам вовсе не следовало приходить эльфам на помощь. Они не ведают никаких богов со времен Битв, что не делает чести никакому народу. О магии же я уже отзывался сегодня и не раз. Думаю, на этом нашу беседу лучше закончить, сын мой.

Он начал подниматься, но я опередил его, встав и громко хлопнув ладонями по столу.

— Что же, ваше преосвященство, — сказал я, — не желаете по хорошему, значит будет по-моему. Мы на войне и законы действуют опять же военные, распространяющиеся как на мирян, так и на клириков. Если вы не желаете быть повешенным по обвинению в измене империи, прекратите проповедовать среди моих рыцарей и солдат отказ от магии.

Я блефовал, отчаянно блефовал. Я никогда не стал бы казнить капеллана, ибо рисковал после этого получить с десяток вызовов на дуэль. Это даже если забыть о суде, что ждал бы меня по возвращении в Аахен. Хотя навряд ли удастся снова увидеть столицу. У меня было стойкое предчувствие, что Эльфийские леса станут моей могилой, а после смерти возвращаться домой я никоим образом не хотел.

Однако похоже епископ поверил моему блефу. Он все же поднялся и медленно вышел — и что-то в выражении его лицо подсказывало мне, проповеди прекратятся. Хотя бы на время. А значит, я одержал хоть и небольшую, но победу над почти всемогущим властителем дум отцом Фиорентино.

Дорога до Эранидарка заняла не более двух дней. Из них половину первого заняли сборы армии. К нам снова вышла с напутственным словом королева Зиниаду, на сей раз без свиты из высоких лордов. Честно сказать, я не помню что именно она говорила, однако тон мне понравился. В тот раз я был больше занят разглядыванием и подсчитыванием эльфийских войск, возглавляемых Эшли. Королеве внимали стрелки в серой одежде из звериных шкур, похожие на них эльфы, носившие диковинного вида шапки из оленьих голов с ветвистыми рогами, а также носившие алое. Луки последних двух были насколько странного вида, что никак не мог представить себе, каким образом можно натянуть такое оружие. Отдельной группой держались воины в одеждах, у одних похожих на пламя костра, у других — на корку льда, сковавшую реку. Их называли пламенными и ледяными стрелками, соответственно, и стрелы их поражали врагов не только сталью. Как и лорды они относились к высоким эльфам — одному из двух народов, на которые делился Старший народ. Высокие эльфы были магами и творцами — они создавали могучие заклинания и прекраснейшие произведения искусства, симфонии и дворцы, поэмы и статуи. Их диковатые собратья были ближе к природе и многие высокие эльфы считали их примитивными существами, хотя я лично был не согласен с этим мнением. Кто бы назвал примитивом Виглифа? Также здесь, рядом с моими рыцарями стояли, переминаясь с ноги на ногу — а их у них было четыре штуки — кентавры-воители. Закованные в стальные доспехи, нечто среднее между тяжелым рыцарским и конским, и вооруженные длинными цельнометаллическими копьями. Я сам видел как на тренировке, больше похожей на турнир, такой вот кентавр насквозь пробил копьем полный доспех, нацепленный на деревянную чушку, толщиной с человеческое тело. Именно тогда я и отказался от идеи турнира между людьми и кентаврами, хотя на его проведении настаивали многие в моем войске.

За эти два дня никаких приключений и столкновений нежитью у нас не было, хотя непревзойденные разведчики, диковатые эльфы, сообщали нам о передвижении большой армии тварей Килтии, направляющейся по их прикидкам к Эранидарку.

— Как-то уж очень явно они идут, — поделился с нами с Эшли своими подозрениями один из разведчиков в сером. — К Старому храму шли, таились как могли, укрываясь от любой магии, а тут… Как вы, люди, говорите, под развернутыми знаменами.

— Это легко объяснить, — отмахнулся охотник на демонов. — К храму двигался маленький отряд с тайной миссией, а тут — открытый удар. Разве можно спрятать такие силы?

— Нельзя, — не тал спорить эльф, — однако все же как-то слишком открыто. Они показываются нам, демонстрируют себя. Мы ведь не только наблюдаем за врагом, мы еще и чувствуем его эмоции. Особенно сильно разит… как опять же вы говорите… показушностью от человека в черном плаще с фиолетовым подбоем. Правда еще сильнее от него разит смертью и колдовством. Он самый ненавистный из колдунов, некромант.

— Ничего необычного для войска Килтии, — пожал я плечами. — Оно все держится на их черной магии.

— Вы не верите мне! — воскликнул возмущенный эльф. — Да вы просто смеетесь надо мной.

— Успокойся, — осадил его Эшли. — Тебе верят и никто над тобой и не думает смеяться. Более того, в Крону уже отправлена весть о подобного рода подозрениях. Не ты первый кто высказывает мне их.

Смущенный эльф-разведчик опустил очи долу и поспешил покинуть палатку Эшли.

…Эранидарк поражал ничуть не меньше Кроны. Наверное, дело в том, что городов у эльфов немного и они каждый стараются сделать таким красивым и укрепленным, как только можно. Встретили нас по-военному сухо и делово. Возглавляла встречающих лично принцесса Аилинда, за спиной которой маячила громадная фигура синего дракона. Эшли сообщил мне, что эти здоровенные ящеры постоянно находятся при принцессе, умеющей каким-то загадочным образом управлять ими, и готовы отдать жизнь за нее и разорвать любого, кто рискнет не так посмотреть на высокопоставленную эльфийку.

— Итак, — вместо приветствия произнесла Аилинда, как и многие эльфы она отлично владела энеанским, общеупотребительным в империи, только говорила с красивым певучим акцентом, свойственным представителям Старшего народа, — я рада подкреплению. Уже готовы и комнаты для благородных и казармы для солдат. А вас, Эшли и Зигфрид, прошу отобрать проверенных командиров и пройти со мной для обсуждения планов обороны Эранидарка.

— Серьезная женщина, — заметил я, провожая взглядом удаляющуюся эльфийку. — Я знавал многих мужчин, которым она дала бы сто очков форы.

— Советую поторопиться, — усмехнулся Эшли. — Аилинда не любит ждать, зато обожает устраивать разносы не хуже полкового сержанта.

— Кого? — не понял я. — Сержанта, — повторил я незнакомое слово. — О ком это ты? Никогда не слышал, чтобы такие звери водились в наших полках.

— Нууу, — протянул Эшли. — Это я задумался и брякнул, в общем… Орать принцесса любит на провинившихся, даже если они считают себя ни в чем не виновными.

Мне осталось только пожать плечами и двинуться к своим людям. Эшли направился к своим эльфам и кентаврам.

— Отец Фиорентино, — первым делом обратился я к капеллану, — вы идете со мной на прием к принцессе Аилинде. — Я не собирался оставлять его с войсками да еще и в эльфийском городе. — Также идут фон Грюниген и д'Эвон. Остальные устраивайтесь на предоставленных нам квартирах и готовьтесь завтра с утра заступать на дежурство.

Рыцари и солдаты начали разбредаться по городу, следуя за услужливыми эльфами. Разбрестись они моим людям не дали, мягко, но решительно направив к зданиям казарм, как и все здания Эранидарка словно выросшим из земли и являющимся неотделимой частью растущих повсюду деревьев. Мы же трое зашагали вслед за Эшли и его спутниками — кентавром в доспехах по имени Декан и высокому лорду Вельсору, одному из сопровождавших его в Аахен — второй высокий лорд, Кальмир, погиб в сражении по дороге к Старому храму и теперь Вельсор просто горел жаждой мести.

— Зачем ты взял меня с собой, сын мой? — по дороге вполголоса поинтересовался отец Фиорентино. — Мне нечего делать на приеме у эльфийской принцессы.

— Простите, отче, я не так выразился, — криво усмехнулся я. — Это не прием, а военный совет. Думаю, капеллану моего корпуса найдется что сказать в ходе его.

Епископ, как мне показалось, злобно глянул на меня, но больше ничего не говорил. Уверен, он отлично понимал истинную подоплеку моих действий, однако возражать было бесполезно, о моем упрямстве капеллан был наслышан и имел сомнительное счастье удостовериться в достоверности всех слухов.

Принцесса Аилинда приняла нас в доме, всю обстановку которого составлял громадных размеров стол, представляющий собой подробнейшую реконструкцию Эранидарка и его окрестностей в миниатюре. Преинтереснейшая штука — изобретение энеанцев, позабытое в период упадка империи, зато перенятое эльфами. Старший народ часто прибегал к нему при составлении планов осады городов во время многочисленных войн, которые они вели несколько сотен лет назад. Нас не пригласили присаживаться, правда и сама принцесса и трое ее советников — высокий и диковатый эльф и кентавр. Как только мы вошли в дом, там сразу стало тесно — двое кентавров занимали почти половину места, остальные втиснулись между ними и столом. Хотя я бывал на советах, где мы ютились вдесятером в крохотной палатке, даже еще и не снимая доспехов.

— Итак, — похоже, это было любимое словечко принцессы, — сколько вы привели с собой войск?

— Две тысячи двести воинов, — отрапортовал я. — Точнее, двести два рыцаря и примерно две тысячи солдат императорской гвардии.

— Из Кроны я привел ровно три тысячи воинов, — вслед за мной доложил Эшли. — Две тысячи кентавров-воителей, по полторы тысячи стрелков из диковатых и высоких эльфов. Также с нами прибыли пятеро высоких лордов, их представляет лорд Вельсор.

— Позвольте теперь поинтересоваться количеством воинов гарнизона Эранидарка, — сказал я.

— Оставьте эту куртуазность, — отмахнулся принцесса, — приберегите ее для Кроны и тамошнего общества. Мой город на осадном положении и к нему подступает армия нежити.

Да уж, Эшли был прав. Аилинда очень любила устраивать разносы по поводу и без повода.

— Простите, — вновь криво усмехнулся я. — И все же, какими силами вы располагаете?

— Пять тысяч кентавров-воителей, — соизволила на сей раз ответить принцесса, — а также несколько племен дикарей, кочующих вокруг города. Их точная численность мне неведома, но их никак не меньше семи-восьми тысяч. Пять тысяч огненных и пять же ледяных стрелков и еще десять тысяч охотников из числа диковатых эльфов, они обеспечивают город дичью и сейчас по большей части находятся в окрестностях, заготавливая дичь на время осады. Еще есть мои птенчики, — Аилинда ласково улыбнулась, — я имею в виду драконов. Они не числятся в гарнизоне, однако я созвала всех в город.

— Верный ход, — согласно кивнул я. — Разведчики говорили мне, что в войске нежити есть кошмарные твари, которых называют червями и драколичами. Я имел дело с ними когда-то. Правда тогда с ними дрались демоны Долины мук, а мы с графом Эмри всего лишь пытались остаться в живых.

Зря я стал распространяться об этом инциденте, когда рядом отец Фиорентино. Мне очень не понравился его взгляд, которым он одарил меня. Ох, припомнит он мне эти слова, ох, припомнит.

— Мои птенцы расправятся с ними, — улыбнулась принцесса, — но на нас ложится обязанность оборонять город от остальной нежити. Раз уж у вас есть собственные разведчики, то вы знаете, что численность войск нашего врага очень и очень велика, поэтому спасти нас может только слаженность и четкая координация усилий. Только дополняя друг другу наши армии одержат победу над общим врагом.

— У меня есть одна идея, — задумчиво произнес я. — Она спорная и неоднозначная, зато в случае удачи сулит едва ли не златые горы.

— Изложите ее, — кивнула мне Аилинда.

— Декан, — обратился я к кентавру, — насколько выносливы твои соплеменники?

— В достаточной степени, — пожал плечами воитель, так и не расставшийся с доспехами. — Я сражался трое суток подряд, но есть воины и более выносливые.

— Я видел в сражении на дороге к Старому храму, как эльфы Виглифа Длинного лука сражались на спинах кентавров. Позже я хотел устроить турнир между моими рыцарями и кентаврами-воителями, однако увидев, что они творят на тренировках своими копьями, отказался от этой идеи. Тогда же у меня родилась другая. Что если усадить моих рыцарей на спины вашим кентаврам-воителям.

— Интересный тактический ход, — задумчиво произнесла Аилинда.

— Но навряд ли удастся, — покачал головой в шлеме кентавр — советник принцессы. — Никто из моих соплеменников не согласиться ездить под седлом, а ваши рыцари без седел ездить не умеют.

— Очень жаль, — вздохнула принцесса. — Идея и вправду очень хорошая — двойной удар копий от одного, в сущности, воина. Однако с этими гордецами-кентаврами ничего не поделать. Какие-нибудь еще интересные идеи будут?

— Надо скоординировать действия наших стрелков, — произнес высокий эльф, судя по пламенно-рыжей шевелюре огненный стрелок. — Мы должны бить одновременно и накрывать как можно большие площади одним залпом. Кто из вас главный стрелок?

— Честь имею, — коротко кивнул Бертрам д'Эвон — черноволосый аквинец, командир стрелков моего корпуса. Этот человек выбился в дворяне из простых рейнджеров, благодаря уму, трудолюбию и лидерскому таланту, а также вопреки своей исключительной порядочности. — Бертрам д'Эвон.

— С какой скоростью стреляют ваши солдаты?

— Лучники выпускают две стрелы за три секунды, — ответил Бертрам, — арбалетчикам требуется гораздо больше времени. Порядка двух-трех минут на выстрел, зато убойная сила куда больше.

— Тогда я предлагаю такую схему организации стрельбы. На три залпа наших лучников, два залпа — ваших и последними бьют арбалетчики.

— Вполне согласен, — кивнул д'Эвон. — Таким образом мы сможем вести практически непрерывный огонь. Направлять действия стрелков, думаю, стоит вашим подчиненным. Они знакомы с окружающей местностью, в отличие от моих людей.

— Вы позволите командовать нами эльфам, — не сказал, прошипел отец Фиорентино.

— Святой отец, — неожиданно улыбнулась ему принцесса, — не стоит проявлять фанатизм, свойственный полубезумным проповедникам времен Энеанской империи. Если желаете знать, отче, — она потянула серебряную цепочку и вынула из-под одежды скромный Знак Господень. — Я была посвящена Господу при рождении, как и многие дети вашего народа. Не забывайте, мы давным давно потеряли бога и ищем нового. В этих поисках многие обратились к Господу и в городах нашего государства действуют церкви и есть священники из нашего народа. Они получили сан из рук предыдущего Отца Церкви.

И вновь отцу Фиорентино было нечего сказать. Открытой ксенофобии Церковь себе не позволяла уже давно, оправдывая неприятие других рас тем, что они поклоняются другим божествам, не признаваемым ею. Бросать же какие-либо обвинения в лицо собрату по Вере было бы для клирика, по крайней мере, опрометчивым поступком.

— Если желаете, — добавила Аилинда, — я лично провожу вас в кафедральный собор Эранидарка. У ваших казарм также есть своя домовая церковь.

Отец Фиорентино ограничился коротким кивком и больше не встревал в беседу. В общем-то, совет достаточно быстро подошел к концу.

Почему? Почему? Почему Ашган покинул его войско? — раз за разом задавался одним и тем же вопросом Рыцарь Смерти Роланд. В самый последний миг некромант решил сам возглавить отряд, отправляющийся к Старому храму.

— Пустынники, — сказал тогда Ашган, — слишком сильны. Никому из оставшихся в войске магов не справиться с ними. Я должен идти сам, иначе весь наш план полетит псу под хвост. Под стенами Эранидарка все будет решить сила и сталь, в Старом же храме бал правит магия. Там я буду куда нужнее.

— В Эранидарке тоже полно магов, — возразил ему Роланд.

— Не забывай, Роланд, — вздохнул некромант, — штурм Эранидарка — акция прикрытия, основной удар будет нанесен по Старому храму. К тому же, у меня нехорошее предчувствие относительно храма. Какая-то сила направляется туда же. Она не дружественна ни нам, ни эльфам, ни людям и, скорее всего, это демоны. Их мало, иначе эльфы подняли бы панику, однако и небольшой отряд может сильно помешать в Старом храме. Демонам будет достаточно дождаться развязки и перебить выживших. А уж какие планы они строят относительно храма, мне отчего-то не хочется и думать.

И теперь придется идти на приступ Эранидарка без поддержки могучего некроманта. Впервые за много лет Рыцарь Смерти — и при жизни бывший достаточно невозмутимым — ощутил неуверенность в своих действиях. Он и не знал, что способен сомневаться.

Ганелон передернул плечами. Он чувствовал себя до крайности неудобно в Эльфийских лесах. Даже не смотря на то, что Старший народ никогда не враждовал открыто с демонами, аура их обиталища угнетающе действовала на Темного Паладина. Рядом звенели доспехами джагассары Гретхен Черной, окружавшие их с ведьмой со всех сторон этаким живым щитом.

Прознав о возможном объединении людей и эльфов Повелитель отправил в леса их с Гретхен, чтобы окончательно и на века разрушить завядший, однако, похоже, вновь восстанавливающийся союз двух рас и государств. Их целью был Финир Провидец, живое воплощение погибшего бога эльфов Галеана, наделенный великой силой. Он на долгие годы скрылся от мира в Старом храме, в той его части где поклонялись Галеану, предаваясь молитвам. Демоны должны были прикончить его, не оставив при этом живых свидетелей, чтобы мнительные от природы эльфы разорвали все отношения с людьми. В том, что Старший народ поспешит обвинить людей в убийстве Финира, ни у Ганелона, ни у Повелителя не было сомнений.

— Сколько еще до храма? — поинтересовался Ганелон. — Мы бродим по нему уже несколько суток.

— Не скули, Ганелон, — отрезала Гретхен. — Когда мы столкнемся с Пустынниками Финира Провидца, ты еще пожалеешь об этом небольшом, как вы, вояки говорите, марш-броске.

— Брось, Гретхен, кто может противостоять твоим джагассарам? — протянул Ганелон. — Я видел их в деле и скажу тебе на чистоту — с этими ребятами никто не сравнится. При желании, с несколькими сотнями джагассаров мы бы уже завладели всеми королевствами империи, да и Кордовой с Халином, а также Карайским царством, пожелай мы захватить эту варварскую землю.

— Ты никогда не видел в действии эльфийского охотника на демонов или высокого лорда, который может щелчком пальцев вызвать целую бурю из листьев, которые будут резать тебя на куски подобно тысячам острейших лезвий. Среди Пустынников также немало магов стихий, способных уничтожать моих джагассаров сотнями. И еще в Старом храме из-за надежной магической защиты держат нескольких мантикор и гнездо грифонов для их охраны. Только древнейшие и мудрейшие из грифонов, зовущиеся Хозяевами небес, способны совладать в схватке один на один с мантикорой.

— Ну и полотно ты мне сейчас нарисовала, — усмехнулся Ганелон. — Каким образом мы должны прикончить Финира, если в Старом храме такая охрана?

— Ты забываешь обо мне и моих способностях, — улыбнулась в ответ ведьма. — Я — ведьма, оккультистка, и могу не только собирать джагассаров, но и призывать самых разнообразных монстров, заставляя их подчиняться моей воле.

— Это будет действительно горячее дельце, Гретхен, — вздохнул Ганелон. — Такого не было у меня ни до казни, ни после нее.

С каждым днем серая полоса, отмечавшая продвижение войска нежити приближалась к Эранидарку. Еще за несколько дней до нашего прихода она возникла на горизонте, а теперь ее можно было разглядеть со стен города невооруженным взглядом. Зоркие эльфийские дозорные уже докладывали о построении вражеской армии. Я как во всякий день поднялся на стену и собирался до самого вечера наблюдать за продвижением нежити. Как обычно, рядом со мной стоял Эшли и д'Эвон, постоянно прикидывавший сектора обстрела вместе с Эроком, тем самым огненным стрелком, советником принцессы. Иногда рядом с ними стоял ледяной лучник Чартли и несколько диковатых эльфов, но их имен я не запомнил.

— Они что заражают саму землю чумой? — спросил я как-то раз. — За их спинами не растет трава, засыхают деревья, превращаясь в жуткие пародии, а все живое либо бежит, либо умирает, рискнув приблизиться к нежити. Я уже видел нечто подобное, под Бриолем, что в Нейстрии.

— Если бы не Время Осени, — вздохнул Эрок. — В любое другое ни один некромант не смог бы подойти к лесам и на сотню полетов стрелы. Сейчас наша защита ослабла.

— И все же у меня из головы не выходят сообщения разведчиков, — буркнул Эшли. — Я склонен согласиться с ними, слишком уж явно они демонстрируют себя нам.

— В этом деле остается только надеяться на эльфов из Кроны, — пожал плечами Эрок. — Даже если это, — он указал на войско нежити, — и отвлекающий удар, его все равно надо отбить. И думать нам следует только об этом, Эшли, не забивая себе голову пустыми тревогами.

— Нас ждет славная драка, — усмехнулся азартный, что довольно большая редкость для ледяных стрелков, Чартли. — Жаль только грифонов не будет.

— Почему? — спросил я, стараясь отвлечься от мрачных мыслей и перевести разговор на другую тему. — Я слышал, что вы, эльфы, и грифоны — лучшие друзья.

— Это так, — кивнул Чартли, — но вся беда в том, что грифоны — существа склочные и вспыльчивые, а главное, совершенно не переносят любимчиков принцессы — драконов. И чувства их взаимны. Стоит грифону с драконом оказаться в пределах видимости друг друга — а видят и те и другие отлично — как тут же разгорается нешуточная драка. И те, и другие «зверюшки» немаленькие, так что в итоге разрушения бывают достаточно велики. В Эранидарке было второе по величине гнездо грифонов, но после того, как здесь обосновалась принцесса со своими «птенчиками», начались неизбежные конфликты. Когда же сцепившиеся грифоны и драконы разнесли несколько кварталов — чудом обошлось без жертв, все успели вовремя сбежать — решено было выдворить грифонов из города. Мириться с таким положением гордые птицы не пожелали и теперь птенцы здешнего гнезда обосновались в Старом храме.

— Сейчас нам бы очень пригодились грифоны, — вздохнул Эшли. — Драконы, конечно, очень сильные бойцы, однако в предстоящей схватке на счету будет каждый.

— Нечего жалеть о том, чего нет, — отмахнулся я. — Мы будем драться теми силами, что у нас есть, и должны победить любых врагов, сколько бы их не было.

— Уверенность в себе может завести в могилу, — усмехнулся Чартли.

— По-твоему, лучше будет, если в бою у нас будут дрожать руки от неуверенности и страха перед врагом?

— Эй-эй, — замахал руками эльф, — не перегибай палку. Я говорил о чрезмерной уверенности.

— Это называется самоуверенность, — заметил Эшли. — Такого слова нет в энеанском, его придумали билефельцы через несколько десятков лет, адаптируя язык старой империи для своих нужд.

— Да ты просто лингвист, — усмехнулся Чартли. — Весьма интересно для человека, который еще полгода назад не знал где он находится.

— Твой длинный язык, Чартли, — грозно глянул на эльфа охотник на демонов, — вот что заведет в могилу тебя.

— Вы о чем, вообще, толкуете? — удивился я, глядя то на ничуть не смущенного лучника, то на Эшли.

— Не важно, — отмахнулся последний. — Мне просто не повезло однажды заблудиться в Эльфийских лесах.

Я предпочел не продолжать расспросы. Мне, по большому счету, не было дела до прошлого охотника на демонов, главное, он проверен в бою и не подведет, тут я доверял своему чутью воина.

Ашган провел ладонями по лицу. Он устал, возможно слишком устал, измотав себя постоянной поддержкой мощного заклинания, скрывающего отряд не только от Пустынников, но и от остальных излишне любопытных взглядов. Несколько раз некромант ощущал сканирующее заклинание и, более того, уловил знакомый почерк. Он сам учил одну очень талантливую ведьмочку с развитым даром оккультиста. Пустынники и Гретхен — это может стать неразрешимой задачкой. Особенно если учесть ограниченность времени и сил, а также отсутствие какой-либо информации и даже предположений о намерениях демонов. Значит, надо будет бить одновременно с ними, а это, в свою очередь, повлечет безумную схватку всех против всех. Надо было брать вдвое больше призрачных воинов, правда Ашган не был уверен, что сумел бы прикрыть их всех, у него и не этот отряд сил едва хватало.

— Врежемся сходу, — сказал Ганелон, вынимая из-за спины боевой топор. — Так у нас есть хоть какой-то шанс прорваться через их защиту. Мы с джагассарами прорываемся к келье Финира, а ты прикрываешь нас призванными тварями.

— В этом случае у нас достаточно мало шансов остаться в живых, — заметила ведьма.

— Их и так практически нет, — отмахнулся Темный Паладин. — Помирать, как говорят темные крестьяне, так с музыкой. Вперед! — воскликнул он, взмахивая топором.

Войско нежити атаковало как обычно молча. К счастью для нас, ветер дул от стен Эранидарка и смрад, издаваемый им, не в полной мере бил в наши носы. Истребление тварей началось задолго до того, как они подошли к городу. Стены Эранидарка представляли собой громадную живую изгородь, которая не желала терпеть рядом с собой подобным монстров. Они плевались какими-то спорами, мгновенно прораставшими в телах уродов, разрывая их на части или вырывая куски из их тел. Когда же армия нежити подошла на достаточно близкое расстояние, из стен вырвались длинные шипы, нанизывавшие на себя сотни оживших трупов. А со стен уже летели стрелы, сжигавшие, замораживавшие и просто пронзавшие врагов. Эрок и д'Эвон отлично скоординировали стрельбу — и теперь стрелы и болты нарывали целые площади, отставляя там лишь тучи постепенно рассеивающегося праха. Высокие лорды вызывали внизу бури из листвы, а взвившиеся над городом драконы оставляли в рядах врага громадные проплешины.

Раньше я считал, что драконы только дышат пламенем, но это относилось только к красным драконам. Были еще синие, белые, зеленые и черные. Синие заливали пространства водой, превращая землю под ногами нежити в непроходимое болото. Белые плевались разрушительными ветвистыми молниями, что по разрушительной силе могли поспорить с пламенем красных. Из пастей зеленых тек яд, одной капли которого хватало для того, чтобы прожечь внушительную дыру в камне. Могучие черные драконы не обладали ничем подобным, однако были умнее всех предыдущих и единственные из всех могли колдовать. Их разрушительные заклятья сметали нежить, не оставляя даже кучки праха от тысяч и тысяч воинов самого разного размера и силы.

И все равно, численность армии нашего врага позволяла переносить эти потери и все равно идти на штурм неостановимым потоком.

То поры мне было нечего делать. Я мог лишь стоять на стене и наблюдать ползущим на штурм войском нежити. Это, надо сказать, раздражало донельзя. Хотелось, честно сказать, помахать топором как следует, раскроить несколько десятков вражьих черепов.

Его солдаты гибли не сотнями, тысячами. Такими темпами он не продержит осаду больше нескольких суток. Конечно, все со временем выдыхаются — и эльфы, и высокие лорды, и даже драконы; в отличие от его воинов, не ведающих усталости и страха смерти. Они будут ползти на приступ, пока Роланд не прикажет отступать. Скоро они доберутся до стен, забросят лестницы и когда дело дойдет до рукопашной многое перемениться, хотя и не настолько кардинально. Взять Эранидарк, конечно, не удастся, но этого и не требуется. В Старом храме, скорее всего, же завязалась драка, а значит время пошло уже на часы.

Ганелон и Ашган ударили одновременно, атаковав с севера юга одновременно. В полуразрушенных коридорах и залах Старого храма завертелась кровавая мясорубка. Пустынники, к их чести, среагировали мгновенно. Выставив заслоны из простых воинов-смертников, они отступили к сердцу храма и открыли клетки с мантикорами, одновременно из своих гнезд выпорхнули грифоны.

…Некромант был рад, наконец, освободиться от необходимости скрывать отряд. Теперь он швырялся во все стороны боевыми заклинаниями, растрачивая силы направо и налево. Его призрачные воины легко прошли через заслоны из простых солдат, а вот мантикоры остановили продвижение отряда. Их когти, клыки и жала на хвостах наносили смертоносные раны призрачным воинам, раздирая доспехи, ломая кости. Солдаты нежити отмахивались своими мечами, больше похожими на навахи, однако их клинки мало что могли противопоставить вражеским клыкам и когтям. Если бы не заклинания Ашгана, от призрачных воинов уже давно ничего не осталось.

…Врагами Ганелона и джагассаров были гордые грифоны. Могучим птицельвам было бы тяжело орудовать даже в просторных помещениях Старого храма, однако здание его было практически развалено за исключением внутренних покоев, еще сопротивлявшихся действию неумолимого времени, и места для драки грифонам хватало. Джагассары сжались тесной «черепахой», ощетинившись копьями, и двигались вперед, словно скала среди бушующего моря перьев, когтей и клювов. И вдруг «черепаха» замерла, Гретхен, стоявшая в центре ее, опустилась на колени, прижала руки к полу — под ними вспыхнули сложные узоры, а следом по обеим сторонам от «черепахи» прямо из воздуха матерелизовались драколич и червь, ринувшиеся на грифонов, изрыгая кислоту и потоки фиолетовой энергии. Это дало джагассарам время на короткий яростный прорыв дальше — к сердцу Старого храма, к келье Финира Провидца.

Нежить поползла по приставным лестницам, кое-кто из особенно ловких забирался по шипам, усеивавшим стены, однако те так и норовили втянуться обратно, сбросив рисковую тварь вниз. Скидывать лестницы у стен также удавалось до поры, однако они лезли и лезли, приставляли и приставляли, стены справиться просто не могли. Вот теперь пришло время и для моего топора, откованного гномами. Я встал прямо напротив лестницы, быстрыми ударами, раскраивая черепа лезущей вверх нежити. После первого же удара я понял, что топорик мой не прост. На лезвии его вспыхнула затейливая вязь из рун — череп мертвяка раскололся надвое и он рухнул вниз, на лету развеиваясь прахом по ветру. Это придало мне сил и я рубил направо и налево, совершенно позабыв об усталости.

Вскоре нежить перестала лезть по лестнице, стоявшей около меня. Похоже, меня начинали бояться. Рассмеявшись, я отшвырнул лестницу ударом ноги и ринулся в самую гущу сражения. За спиной будто выросли крылья. Взмахами топора я расшвыривал нежить, его лезвие легко прорубало любой доспех, ломало вражье оружие, гномьи руны полыхали огнем. Воодушевленные моим порывом остальные воины — и люди, и эльфы — казалось начинали вдвое лучше рубиться с нежитью, сокрушая ее.

— Отойти, — наконец, поднял руку Роланд, — и перегруппироваться. Заканчиваем штурм, — произнес он уже для себя, — будем выманивать врага из города. Провоцировать контратаку.

— Ага! — воскликнул азартный эльф Чартли, взмахивая луком. — Уходят! Мы разгромили их!

— Только отбили атаку, — покачал головой более рассудительный Эрок. — Они перегруппируются и снова пойдут на приступ.

— Знакомая тактика, — заметил я, опуская топор, на лезвии которого все еще пылали гномьи руны. — Я был с графом Роландом при осаде Гренады. Он провоцирует нас на контратаку, это его любимая тактика штурма городов.

— Вот только он недооценил нас, — сказал Чартли, принимая у подавальщика новый пучок ледяных стрел. — Мы никуда не пойдем и станем ждать нового штурма.

— Отнюдь, — возразил я. — Мои рыцари и ваши кентавры застоялись и просто рвутся в драку. Да и птичка от Орона уже прилетела.

— Дикари тоже тут? — удивился Чартли.

— Да, — кивнул я. — Принцесса сказала, что несколько племен кочуют около города, а я договорился о связи с Ороном, вместе с которым дрался на дороге к Старому храму. Тут мне помог Виглиф, собственно он и подсказал нам способ связи. Между нами постоянно курсирует небольшой голубок местной породы, нежить не в состоянии даже заметить его, не то что перехватить.

— О чем же вы договорились с Ороном? — поинтересовался Эрок.

— Мы атакуем из ворот Эранидарка, а когда нежить примет удар, с тыла в войско Роланда врежутся кентавры Орона. Нежить мало что может нам противопоставить — червей и драколичей перебили драконы принцессы Аилинды; а с остальными мы как-нибудь управимся.

Призрачный воин стирал с меча-навахи кровь мантикоры, даже после смерти он остался превосходным солдатом и оставлять грязь на оружии не собирался. Ашган оглядел свой весьма поредевший отряд. Почти половина воинов остались лежать грудами костей на полу, а над ними витали духи — высшие жрецы Килтии, которым, собственно, и было поручено темной богиней смерти провести ритуал по воскрешению ее любимого супруга Галеана.

Ашган прислушался к своим ощущениям и понял, что настораживало его в течении последних нескольких минут. Гретхен начала применять свои способности оккультиста. Что же, значит и она тратит силу, это к лучшему.

Джагассары потратили некоторое время на то, чтобы войти в полуопустевшее гнездо грифонов, где остались только несколько самок и птенцы с яйцами. Матери отчаянно дрались за свое потомство, однако из-за того, что не покидали кладки своих яиц, они были разобщены и джагассары перебили их поодиночке без труда. Еще какое-то время ушло на окончательное разорение гнезда. Теперь настало время Финира Провидца.

— К бою, — тихо произнес Финир Провидец, поднимаясь с коврика, на котором до того сидел, полностью погруженный в молитвы. — Они идут сюда.

— Откуда, о аватар? — спросил его один из Пустынников.

— С обеих сторон, — ответил живое воплощение погибшего бога. — Мы попались здесь, как мышеловке, осталось только подороже продать наши жизни.

— Но почему?! — воскликнул другой Пустынник. — Разве Галеан не спасет нас?!

— Галеан мертв, — отмахнулся Финир, — его время в нашем мире подошло к концу и влиять на него он уже не в силах. Наша судьба — в наших руках.

Подавленные его словами Пустынники, последние стражи Старого храма, начала готовиться к обороне последнего чертога.

Ворот, как таковых, у Эранидарка не было. Стены перед нами попросту разошлись в разные стороны, образуя своеобразную арку, в которую и устремились двумя клиньями мои рыцари кентавры-воители. Копья подняты, щиты сверкают, плюмажи трепещут на ветру. Я ничуть не кривил душой говоря, что рыцари так и рвутся в бой, они соскучились по хорошей драке и наблюдать за тем, как сражаются на стенах простые солдаты им уже до смерти надоело.

Мертвяки встали плотным заслоном на нашем пути, протягивая к нам свои корявые руки, намереваясь схватить, стащить с седла, растерзать. За их спинами маячили зловещие призраки, то и дело издающие зловещие вопли. Мы опустили головы пониже, чтобы ненароком не встретиться взглядом с одним из них, однако и завываний хватало вполне. После каждого сердце сжималось от ужаса. Но никто не дернул поводий, поддавшись страху и панике, ни один рыцарь не развернул коня, не попытался бежать. Хотя я ни в одном не сомневался. Одним из первых, конечно же, мчался епископ Фиорентино в алой рясе поверх отличного доспеха.

Копья врезались в груду мяса, которую представлял собой строй мертвяков, не они — мы рвали их на куски, нанизывая на граненые наконечники не по одному — по два-три монстра сразу. И тут же приходилось бросать копья и браться за мечи, топоры или булавы. И вновь вспыхнули руны на лезвии моего топора, я крушил нежить с прежним напором и энтузиазмом, что и на стенах, причем усталости не было ни капли, как будто я только встал с постели после нескольких часов хорошего сна. Столь же неутомимым был отец Фиорентино, размахивавший своей булавой с безумной скоростью — от него во все стороны летели куски гниющей плоти.

На левом фланге кентавры-воители ловко орудовали в толпе своими длинными цельнометаллическими копьями, словно на булавки нанизывая на них мертвяков прямо-таки гроздьями и периодически стряхивая под копыта остатки. Прав был Декан, когда отказался от совместной атаки рыцарей и кентавров, слишком разными у нас были тактики ведения боя.

Кордон из простых мертвяков мы прорвали достаточно быстро, вырвавшись за него, а нас уже встречали элитные подразделения полумертвых и совсем мертвых солдат. Они ринулись на нас, размахивая копьями, корсеками и длинными мечами-навахами, стараясь разметать до того, как мы перестроимся в боевой порядок для отражения их атаки.

Умный ход, я помню его еще по осаде Гренады. Вот только тогда в тылу у нас не было нескольких тысяч кентавров-дикарей.

Это было чудовищная драка всех против всех. Плотной «черепахой» продвигались вперед джагассары Гретхен. Призрачные воители выстроились клином, прикрывая Ашгана от клинков Пустынников и жрецов от разрушительной магии аватара Галеана. С последним совместными усилиями боролись, временно объединив силы, сам некромант и его бывшая ученица. Они не швырялись банальными огненными шарами или молниями, нет, три мага плели паутину самых разрушительных заклинаний и контрзаклинаний, стараясь предугадать действия противника и нанести ему удар чуть раньше чем он успеет закрыться. Магическая дуэль напоминала фехтование и шахматную партию одновременно — нужно мгновенно реагировать на каждый выпад противника и продумывать ситуацию на несколько ходов вперед.

Ашган отдавал себе отчет, что если бы не Гретхен — и еще тот факт, что они были учителем и ученицей очень долго и взаимопонимание у них было развито очень высоко — ему мы не одолеть Финира, даже будучи в полной силе. Равно как и Гретхен в одиночку никогда не справиться с ним. Временный союз служит интересам обоих магов, вот только принесет ли он плоды? Финир постоянно подпитывался от Пустынников-магов, поэтому они не использовали свое искусство, зато бороться с самим аватаром сражаться некроманту и ведьме было очень тяжело. И если Ашган еще мог понемногу тянуть энергию с поля боя, где один за другим гибли эльфы, то Гретхен могла рассчитывать только на себя и накопленный запас сил.

Я дрался в окружении нескольких мертвяков с мечами-навахами, нанося быстрые рубящие удары сверху вниз. Враги парировали их, правда после каждого удара на клинках их оставались внушительного вида зарубки, правда и меня спасала лишь неутомимость, которая, похоже, все-таки имела предел. Я рубил уже совсем не с той скоростью и силой, что на стенах или в начале боя, да полученные раны — а куда без них! — стали напоминать о себе. Особенно досаждала рваная рана на боку, к счастью, неглубокая, — особенно настойчивый попался мертвяк, дотянулся-таки, когда я отшвыривал копье и вытаскивал топор. Она саднила при каждом движении и я боялся — не попали ли туда какая зараза или трупный яд с лап монстра.

Защищенный ладрами[40] конь был не по зубам пешей нежити — мечи-навахи попросту отскакивали от его окованных сталью боков. Также надежно были защищены и мои ноги. Поэтому я мог самозабвенно рубиться с врагами, не думая, что вот-вот рухну им под ноги. Правда опасность появилась вместе с рогоносцами из гвардии богини смерти, вооруженными, как всегда, «усатыми» корсеками. Я помнил их еще по проклятому городу. Их было двое и оба пытались зацепить меня одним из «усов» за сочленение поножа, причем наседали с обеих сторон, прикрываемые несколькими оставшимися мертвяками. Ошалевший конь вертелся подо мной, хрипя и всхрапывая, роняя на землю клочья пены, только его могучие копыта не давали рогоносцам подойти достаточно близко, что поймать меня. Правда и сам я не мог дотянуться до них топором. Надо рисковать и прорываться к своим, покуда усталость не взяла свое.

Приподнявшись на стременах, я дал несчастному коню шпоры и как только он рванулся вперед, всем весом обрушился на ближайших врагов. Первого отбросил в сторону мой жеребец, дав мне добраться до рогоносца. Тот попытался закрыться корсекой, но мой топор легко перерубил древко и врезался в шлем урода точно между ветвистых рогов. Вот только недооценил я второго рогоносца. Он молниеносно ткнул меня корсекой в бок, пробив кирасу и кольчугу, распоров гамбезон, правда на этом и остановившись, к счастью. Я дернулся в сторону, откидываясь на высокую заднюю луку седла, мой противник освободил корсеку и перехватил ее для новой атаки. А со всех сторон наседали остальные мертвяки и отмахиваться от них я попросту не успевал. Да и конь уже начал выбиваться из сил, все чаще спотыкаясь и припадая то на одну, то другую ногу.

Роланд давно заметил неутомимого рыцаря в котте со знакомым гербом рода де Монтрой. Он хотел прорваться к нему, но был вынужден драться с другими рыцарями и воинами, первым среди которых был капеллан в багровой рясе, вооруженный устрашающих размеров епископской булавой. Вскоре Рыцарь Смерти остался с клириком один на один, никто не рисковал вмешаться в их схватку, опасаясь попасть по шальной удар длинного меча, оставляющего в воздухе зеленоватый след или громадной булавы, усеянной шипами. Оба тем или иным способом старались попасть врагу по голове — у капеллана она не было ничем защищена, зато против его булавы даже шлем Рыцаря Смерти раскололся бы после пары хороших ударов.

Роланд парировал могучий удар епископа, у которого никак нельзя было заподозрить наличия такой силы — даже в доспехе он не производил особо внушительного впечатления; и тут же контратаковал, дополнительно крутанув меч над головой, чтобы усилить удар. Епископ не стал отбивать его, вместо этого быстро, хоть и не очень сильно, ткнув врага в нагрудную часть гравированной кирасы. Роланд и не подозревал, что этот удар едва не выбьет его из седла, на кирасе образовалась внушительная вмятина, гравировку изуродовало черное пятно. Рыцарь Смерти рефлекторно дернул поводья, уходя от второго удара епископской булавы. Капеллан не стал доводить его до конца, понимая, что попасть не удастся и дал своему коню шпоры. Боевой жеребец рванулся вперед, стальным налобником врезавшись в бок вороного Рыцаря Смерти. Конь того резко подался в сторону, вильнув задом и ответный выпад оказался несколько смазанным, длинный клинок лишь краем зацепил наплечник клирика, разорвав рясу, но не причинив серьезного вреда.

Конь пал, однако не мог рухнуть на землю, потому что вокруг было слишком тесно. Именно поэтому я успел вырвать ноги из стремян и приготовиться к пешей драке. Пришлось крутиться вдвое быстрее, парируя выпады мечей-навах и уворачиваясь от корсеки рогоносца, весьма ловко орудовавшего ею в такой толпе. Удары сыпались со всех сторон, прочный доспех просто не мог выдержать их все — он трещал и жалобно звенел после каждого, а любое попадание отдавалось дикой болью во всем теле. Спрыгивая с коня, я избавился от топхельма, оставшись в цервейере и кольчужном капюшоне, однако именно это и сыграло со мной дурную шутку. Скользнув по округлому куполу цервейера, лезвие корсеки рассекло мне бровь — кровь текла в глаза, я постоянно смаргивал ее, но багровый туман, стоявший перед глазами все не проходил. Я отступал, отмахиваясь топором, подсекая врагам ноги, отрубая руки, но никак не мог достать древко корсеки рогоносца, который всякий раз умудрялся держаться на безопасной дистанции, равно как и отлично управлялся со своим оружием. Наконец, я уперся спиной во что-то, оборачиваться и смотреть, что это не было времени, главное, спина моя сейчас на какое-то время защищена.

Поначалу я даже не понял, что стряслось. Всех моих врагов словно ветром смело — из-за моей спины выросли длинные шипы, разорвавшие нежить, расшвыряв кости и части доспехов на несколько футов. Оказалось, меня медленно, но верно оттеснили до самой городской стены, которая не собиралась мириться с их присутствием. Я благодарно похлопал по своей спасительнице и двинулся обратно в бой.

Епископская булава и длинный клинок скрестились, разбросав во все стороны пучки искр. Кони противников встали на дыбы, вцепившись зубами в шеи друг другу в неистовой ярости боя. Рыцарь Смерти привстал на стременах и безо всяких финтов опустил меч на голову капеллана, тот закрылся булавой — последовала еще одна ослепительная вспышка, а вслед за ней дикая боль пронзила плечо епископа. Когда глаза его обрели способность видеть, первым на что наткнулся взгляд был длинный клинок меча Рыцаря Смерти, наискось разрубивший его наплечник, плечо и грудь. Кровь пошла горлом, епископ закашлялся и рухнул с седла, бесполезный обломок булавы вывалился из разжавшейся ладони.

Я своими глазами видел как отец Фиорентино упал под копыта своего коня. Никогда не любил капеллана моего корпуса, но все же он был хорошим священником и великолепным — что не говори — воином. Вот только покойный граф Роланд оказался лучше него. Не смотря на то, что он сменил шлем с зловещей маской-забралом на обычный топхельм, я узнал его и продвигался ему навстречу через войско нежити. Граф, ставший теперь Рыцарем Смерти, не собирался убегать, он также хотел встретиться со мной. Более того, он держал повод епископского жеребца, собираясь уровнять наши шансы в предстоящем поединке.

Мы наконец встретились и Роланд без лишних слов бросил мне повод. Я вскочил в седло, коротко кивнув противнику в знак того, что благодарен за коня и принимаю вызов. Дав мне устроиться в седле, Рыцарь Смерти тут же взмахнул мечом атакуя. Я рефлекторно закрылся топором, подставив его лезвие под середину вражьего клинка. От звона у меня заложило уши, а от удивления глаза полезли на лоб. В последний раз вспыхнули руны и вражий меча оказался перерублен пополам. В руках у Роланда остался лишь жалкий обрубок, но сдаваться он не собирался. Он ткнул меня остатками меча, я отвел выпад в сторону и изо всех сил рубанул Роланда, целя в черное пятно на кирасе моего бывшего сэра. Топор расколол доспех, глубоко войдя в тело — или что там у Рыцаря Смерти под броней — Роланда. Я надавил посильнее и следом вырвал свое оружие. Роланд сильно сгорбился, расколотая кираса свалилась с него, под ней трепыхались остатки некогда богатой одежды. И все же Рыцарь Смерти не был побежден. Он вновь ткнул меня в плечо, попав в сочленение доспеха. Скрипнув зубами, я перехватил топор одной рукой и снова рубанул врага, на сей раз по плечу. Роланд не успел освободить обломок своего меча, плотно засевший между оплечьем и кирасой моего доспеха, поэтому не сумел парировать мою атаку. Топор легко прошел через тело Рыцаря Смерти, практически разрубив его на две части. Не смотря на это, он был все еще — насколько это можно сказать о нежити даже столь высокого ранга — жив. Он освободил-таки свое оружие, но управлять разрубленным телом ему было очень тяжело и атаковать снова он уже не мог. Я же выдернул топор и ударил его снова. Лезвие топора опустилось на второе плечо Роланда и теперь он был рассечен крест-накрест, развалившись на несколько частей, которые, к счастью, уже не дергались.

Я обессилено опустил топор и сгорбился. Дважды наблюдать смерть бывшего сэра и близкого друга — этого не пожелаешь и злейшему врагу. А уж своими руками убить его… Мне было наплевать на все, убьют меня мертвяки, разорвут на части кривыми руками или же поразит клинок меча-навахи, а, может быть, лезвие пики или корсеки. Мне было плевать.

Финир припал на колено. Рядом с ним лежали тела мертвых эльфов-магов, питавших его энергией. Он выпил их до дна, забрав сами жизни, исчерпав полностью. Чуть дальше пол устилали тела воинов Пустынников и напавших на Старый храм врагов. Закованные в сталь и полупризрачные — все нашли свою смерть в пустой молельне. Пустой в том смысле, что бог, которого здесь чтили и которому поклонялись, погиб много лет назад. Остались лишь трое — некромант и ведьма, полностью опустошенные, как и сам аватар, а также Темный Паладин, лично не участвовавший в бою. Именно он медленно подошел к Финиру и последним, что видел аватар мертвого бога было лезвие топора, закаленного в пламени Долины мук.

— Вы добились своего, — усмехнулся еще более бледный чем обычно Ашган, вынимая из ножен меч, — а вот мне не удалось.

Напоследок Финир мощным заклятьем, исчерпавшим и его, и всех эльфов, питавших его энергией, он развеял духов-жрецов Килтии. Так что Ашгану оставалось лишь одно — мстить. Магии в нем не осталось ни капли, равно как и в Гретхен, значит все вопросы, возникшие когда-то между ними, разрешит честная сталь. Ашган не сомневался в победе — даже с помощью Темного Паладина ведьме не одолеть его. Некромант сам учил ее фехтованию и знал пределы сил и мастерства Гретхен Черной.

— Я всегда была удачливее тебя, Ашган, — ответила ему улыбкой ведьма, также обнажая меч и снимая, впервые на памяти Ганелона, шлем.

Длинные волосы рассыпались по плечам, полные губы растянулись в улыбке, высокий лоб не портила ни одна морщина. Ганелон мог по достоинству оценить красоту этой женщины и в полной мере пожалел об утраченных возможностях организма.

— Я и забыл как ты красива, — заметил Ашган. — Желаешь ослепить меня своей красотой.

— Ты всегда говорил, что она просто убийственна. — Гретхен отбросила подальше шлем и приготовилась к схватке.

Они с Ганелоном одновременно кинулись в атаку на Ашгана. Тот не обратил ни малейшего внимания на Темного Паладина, скрестив клинки с Гретхен. Сталь зазвенела о сталь, лица бывших любовников оказались также близко, как и когда-то, когда они нередко сходились в любовных схватках. Пожелай они того, могли бы сомкнуть уста в поцелуе, быть может оба хотели именно этого, но время любви прошло, пришло время ненависти.

Ганелон чувствовал себя отчаянно лишним в этом бою, однако рефлексы бывалого воина взяли свое. Оказавшись на удобной дистанции, он коротко рубанул некроманта в бок. Он так и не понял откуда пришла смерть. Просто на лице его сомкнулись пальцы левой руки Ашгана, последние фаланги их светились фиолетовыми огоньками. Темный Паладин не мог даже вскрикнуть, хотя хотелось выть, ощущая, как из тела уходит эти самые пальцы его жизнь. Умирать во второй было очень тяжело.

— Зачем ты так с ним? — поинтересовалась Гретхен, боковым зрением отмечая смерть Ганелона. — Он нравился мне.

— Не люблю предателей, — ответил Ашган.

Он разорвал захват клинков и сделал молниеносный выпад. Гретхен отбила его, шагнула вперед и чуть согнула ногу в колене. Раздался короткий щелчок — и поножа выскочил длинный шип, вонзившийся в ногу некроманта. Тот отступил на шаг, поморщившись от боли.

— Твой любимый трюк, — как всегда спокойно произнес Ашган, даже не глядя на рану. — Чем ты намазала шип на сей раз?

— Противоядие есть у меня, — улыбнулась Гретхен. — Я могу дать его тебе и мы вновь станем жить вместе, как прежде. Давай забудем о Килтии, Баале и всех их демонах и оккультистах. Только мы, ты и я, любимый. Ты же обещал, что наше счастье будет длиться вечно.

— Не вечно ничто, — покачал головой Ашган. — Ты предала всех — и нашу любовь в том числе. Я — не фанатик и даже не ревностный служака, но и не предатель. От твоих ядов противоядия нет, с помощью средств, временно снимающих симптомы, ты хочешь удержать меня при себе. Но я не собака и не ночной раб, чтобы сидеть на цепи около твоей кровати. Пускай я умру сегодня, однако не раньше чем ты.

Нового выпада Гретхен даже не заметила, клинок некроманта вонзился в бок ведьмы. Она покачнулась и упала навзничь, да так и осталась лежать. Жизнь медленно вытекала из ее тела вместе с кровью. Сил — и душевных, и физических — на то, чтобы бороться со смертью, у нее не осталось. Ашган стоял над ней и смотрел, как покидает жизнь столь милые некогда его сердцу черты. Он чувствовал — яд распространяется по его телу, поражая один орган за другим. В голове даже мелькнула глупая мысль — кто из них умрет первым, Гретхен от раны или он от яда. Ответа некромант так и не узнал.

Глава 10

На следующее утро после сражения начался пир по случаю победы. Войска нежити больше не существовало, всех до последнего мертвяка перебили — под стенами или в лесу, где за ними всю ночь охотились неутомимые диковатые эльфы и кентавры из окрестных племен. Лишенные командования воины нежити продолжали драться, стоя на прежних позициях, те же, кто обладал разумом — рогоносцы и серые пикинеры — поспешили покинуть поле боя, не дожидаясь окончательного разгрома. Но и им не было суждено дожить до утра — эльфы и кентавры не знали жалости. Как не знали они удержу и в разгуле после того, как последний враг был убит.

Вино и мед лились реками, из снеди, заготовленной на случай затяжной осады приготовили самые изысканные блюда, поглощением которых мы и занимались несколько часов кряду. Потом было состязание в песенном искусстве — кто-то из моих рыцарей вспомнил, что я еще и бард, так что пришлось брать в руки лютню. Состязание я, конечно, вчистую проиграл придворному певцу принцессы, однако она одарила меня улыбкой и сказала что-то вроде того, что воину, коим я являюсь, более пристал меч, нежели лютня. Я улыбнулся в ответ и с удовольствием вернулся на свое место за столом, желая всех громов и молний на голову того, кто припомнил о моем прошлом. Пир кончился долгой тризной по погибшим в этом бою, мы вспоминали все их, перечисляя вполголоса былые заслуги и припоминая как именно погиб тот или иной воин, будь он рыцарем, кентавром, высоким или диковатым эльфом или же простым солдатом.

Тризна затянулась до утра и была прервана появлением запыхавшегося эльфа в покрытой пылью и грязью одежде королевского гонца.

— Что случилось? — спросила у него принцесса Аилинда, соблюдавшая умеренность в винопитии и сохранившая, как и должно царственной особе, более-менее трезвую голову.

— Ваше высочество, — обратился к ней гонец, — всем людям приказано покинуть пределы нашего леса в течение одного дня. Со следующего утра все люди в его пределах объявляются вне закона.

Несколько минут понадобилось всем, чтобы осознать эти слова. А потом все разом вскочили и заговорили одновременно и в голосах моих людей я явственно слышал недовольство, очень сильно подогретое изрядным количеством выпитого вина и меда. Назревала драка, грозящая перерасти в новую битву при Индаставизо, а этого допустить я не мог. Прервал общий гвалт громоподобный крик одного из любимцев принцессы — громадного черного, как ночь дракона, сунувшего вытянутую морду в окно зала. Все замолчали и этим воспользовался я.

— Прекратить! — крикнул я, хотя мой голос прозвучал бледно на фоне драконьего рыка. — Успокойтесь, господа рыцари, и приказываю всем сесть. Кто схватится за оружие, будет отвечать по всей строгости законов военного времени. Ясно?! Всем сесть, я сказал!

Рыцари послушались меня, как ни странно, все сели обратно. Их примеру последовали и эльфы. Заразителен бывает ведь не только дурной пример. Принцесса кивнула мне, благодаря за то, что успокоил страсти, закипавшие в зале, и обратилась к гонцу, так и оставшемуся стоять в дверях, опершись на косяк:

— Из-за чего королева приказала выгнать людей из наших лесов?

— Прошлым вечером был убит аватар Галеана Финир Провидец, — ответил гонец, — и в святилище были найдены трупы людей.

— Это еще ничего не значит! — возмутился фон Грюниген, получивший в прошлом бою не одну рану — правая рука его сейчас покоилась на перевязи. — Мы же дрались с вами плечом к плечу!

— Приказ королевы Зиниаду, — безапелляционно заявил эльф.

— Нам лучше начать собираться, господа, — сказал я. — Эшли, выведешь нас из лесов?

— Конечно, — кивнул помрачневший охотник на демонов.

— Вот так, значит, и выставили из Эранидарка? — спросил у меня д'Абиссел.

— Эшли вывел мой корпус к границам лесов и вернулся обратно, — ответил я. — Он обещал разобраться во всем и, по возможности, установить непричастность людей к убийству этого Финира Провидца. Он сам в нее не верит, как и многие из эльфов в Эранидарке, да и в Кроне тоже.

— На это уйдет время, — вздохнул граф, — да и отношения между нами и эльфами испорчены, а может быть, уже навсегда. В столице уже кричат о неблагодарности Старшего народа и необходимости удара по «этим ублюдочным тварям, что еще смели просить нас о помощи». Если империя не была так ослаблена недавней войной, точно развязали бы войну с эльфами. Кстати, Церковь орет о расследовании гибели епископа Фиорентино.

— Тут я могу сказать лишь одно. Я, конечно, не любил его, но погиб наш капеллан, как герой. Он один на один сражался с Рыцарем Смерти, командовавшим войском нежити, и был сражен им. Я же победил самого Рыцаря Смерти. К слову, это было граф Роланд. Я потом специально посмотрел под шлемом — это был он.

— О тебе тоже ходят разные слухи, что-то о пылающем топоре и твоей неустрашимости. Говорят, ты бросался в самую гущу боя, забыв об усталости. Кое у кого поворачивается язык сболтнуть, что в тебя вселился демон или что-то в этом роде.

— Ну, знаешь, я всегда могу отговориться тем, что ощутил силу Господа, вошедшую в меня, когда я сражался с противными Ему тварями, оживленными богиней смерти. Тем более, что топор мой больше не светится и рун на нем никаких нет.

— А что это, вообще, было? Неужто, и вправду, Господь дал тебе силы? После драки в проклятом городе я уже готов поверить во что угодно.

— Эльфы объяснили мне. После боя. Гномы постоянно воюют с какой-то дикой нежитью, мертвяки лезут из подземелий и гномы сдерживают их на нижних рубежах своего государства. Поэтому все оружие подгорных мастеров покрывают специальные руны, наполненные магией, уничтожающей нежить. Они действуют определенное время, после чего должны ну как бы снова напитаться энергией, прийти в себя, что ли. Этот момент я толком не понял, я же не маг или волшебник. В общем, сейчас в моем топоре магии не больше, чем в обычном оружии, вроде твоего меча.

Мы встретились с Эмри в окрестностях Мейсена, где граф азартно гонял по всему одноименному княжеству разбойников и прочий сброд, все еще не желавший принять руку империи. После недавней войны с демонами, названной кем-то в Аахене Войной огня и праха (последнее, видимо, из-за инцидента в Эльфийских лесах), многие вздумали поднять восстания и бунты, опрометчиво полагая, что верховная власть ослабла настолько, что можно не подчиняться ей. Я же как раз возвращался со своим корпусом в столицу самой короткой дорогой, а она вела через Мейсен. Большинство моих людей были погружены эльфийскими лекарями в глубокий сон — на нормальное лечение не было времени, а ускоренные методы, как объяснили мне слишком опасны и неоднозначны, так как сокращают срок жизни, отпущенный пациенту. Да и применить их эльфы не могли по причине крайнего истощения после сражения.

Встретившись со мной Эмри передал все полномочия какому ретивому рыцарю, желавшему делами заслужить себе графский титул и земельный надел, а сам, вместе с хорошо вооруженным отрядом верных рыцарей, отправился вместе со мной в Аахен. По чести сказать, в этих неспокойных землях сопровождение было очень даже кстати, остатки моего экспедиционного корпуса были слишком сладкой приманкой для разного рода негодяев, наводнивших округу. Мы были практически беззащитны из-за большого числа раненных, спящих в любезно предоставленных нам эльфами повозках, да и остальные рыцари и простые солдаты были далеко еще не в лучшей форме.

Где-то по дороге нам повстречался императорский гонец. Он гордо ехал посередине дороги, задрав нос, казалось, гораздо выше облаков, низко нависших над нашими головами, напомнив мне этим приснопамятных высоких лордов. Дорогу нам он все же уступил, понимая, что таким образом нам с ним не разминуться. У нас появилось время переброситься парой фраз.

— Что за весть ты несешь, гонец? — спросил у него Эмри, приветствуя его взмахом руки. — Судя по твоему лицу, она добрая.

— Именно, господа, — с прежним гордым видом кивнул гонец. — Его величество Каролус ввиду преклонных лет и плохого состояния здоровья решил отречься от престола в пользу своего сына и наследника, Маркварта. Коронация состоится ровно через неделю и один лень с сего дня.

Мы разъехались — гонец отправился дальше нести свою весть, мы же с Эмри последовали за нашим небольшим войском.

— Мальчишка добился того, чего хотел, — прокомментировал то, что мы узнали граф. — Он давно хотел стать императором.

— Быть может, это и к лучшему, — пожал я плечами. — Император стар и практически удалился от власти. За него давно уже правили другие — и ты помнишь к чему это привело.

— Нынешний сенешаль, герцог Корбут фон Руйтер, — сказал Эмри, — вполне приличный человек. Он вполне способен вывести страну из нынешнего положения. Вот только, что станет делать принц, то бишь будущий король.

— Мы этого не знаем, — философски развел руками я. — А пока стоит просто поспешить, не хотелось бы опаздывать на коронацию.

Насчет поторопиться, я несколько погорячился. Двигаться быстрее, чем сейчас мы просто не могли, мешали повозки с мирно спящими раненными, бросить которые мы, естественно, не могли. Поэтому на коронацию мы опоздали — и не стали свидетелями и участниками той жуткой кровавой, что разыгралась в Аахене.

Еще утром того дня, когда въехали в столицу, мы увидели его стены и поняли — что-то не так. Над ними торчали крыши зданий, подъехав поближе мы разглядели, что многие из них носили на себе следы огня, части покрытия отсутствовали, зияя черными провалами, кое-откуда еще тянулись серые струйки дыма. Городские ворота, обращенные на восток — через них мы собирались въехать в столицу — были выбиты и лишь кое-как висели на мощных петлях, некогда выдержавшие удары фиарийских таранов сейчас они выглядели как-то совсем уж жалко. Стража стояла перед ними, сжимая в руках алебарды, рядом с ними прохаживались из стороны в сторону двое инквизиторов в алых рясах поверх доспехов. При движении открывались детали их защитного вооружения и было заметно, что совсем недавно они побывали в бою.

— Интересная, похоже, была коронация, — пробурчал Эмри, проверяя легко ли выходит из ножен меч.

Я кивнул, рефлекторно касаясь закрепленного за спиной, как обычно, топора.

Опасности в городе, как оказалось, уже не было. Стражи узнали меня и Эмри, пропустили без вопросов, лишь заглянув — больше для проформы — в повозки. Инквизиторы оказались куда более придирчивы, расспросив нас обо всем. Чтобы не создавать давки в воротах, нас отвели в специальный закуток, где обычно досматривают повозки людей, заподозренных в контрабанде. Там же мы узнали о произошедшем в Аахене во время коронации наследника.

— Сын мой, — обратился к Маркварту император Каролус. — Ныне я отрекаюсь от престола и передаю корону тебе.

Как и должно монарху, прославленному военными победами, Каролус был облачен в парадный доспех, седую голову украшал массивный обруч короны, возложенный когда-то Отцом Церкви Леонидом III, как знак возрожденной императорской власти и возвращения порядка в многострадальные земли бывшей Энеанской империи. На поясе покоился в ножнах длинный и широкий меч — символ силы страны, а в левой руке император держал золотой шар державы — символ ее богатства.

— Также я вручаю тебе меч и державу, — продолжал Каролус, — неси их с честью. Не подведи меня, сын.

Тяжелая корона опустилась на голову юноши, император лично опоясал его мечом и вручил державу. Площадь перед императорским дворцом, где происходило это действо взорвала приветственными криками, в воздух полетели шапки и чепцы, люди хлопали в ладоши и смеялись от счастья, слишком понимая в чем причина их безудержной радости. Тем временем, к наследнику двинулся кардинал Томас с миррой, чтобы помазать ею лоб будущего императора, благословляя на правление от имени Отца Церкви, которого представлял здесь. Неожиданно для всех принц — уже почти император! — подался назад от клирика и вдруг рассмеялся.

— Да что мне ваша корона! — воскликнул он резко изменившимся голосом. — Плевать я хотел на всю империю и всех вас! Слышите, плевать! — Он сорвал с головы корону и швырнул под ноги опешившему отцу. — Не нужна мне власть над жалким клочком земли. Я хочу ее всю! Весь мир! И он станет моим! — Маркварт выхватил из ножен меч, залучившийся темно-алым светом. — С этим мечом я сверну горы!

Маркварт рассмеялся снова, каким-то нечеловеческим, демоническим, смехом и быстрым движением опустил клинок на плечо императора. Великолепный доспех, откованный лучшими мастерами Иберийской марки не спас его — лучащаяся тьмой и кровью сталь разрубила наплечник, глубоко войдя в тело Каролуса. Император замертво упал на землю, а бывший наследник престола начал меняться. И меняться весьма зловеще.

Он увеличивался в размерах, все мускулы на его теле набухали и раздувались, грозя порвать кожу, меняющую цвет. Она темнела, приобретая жуткую багрово-синеватую окраску, делая Маркварта все более похожим на выходца из Долины мук. Сходства добавляли и поплывшие черты лица, застывшие гротескной пародией, вроде смеси человеческого лица с рылом насекомого. На голове выросла пара здоровенных рогов, вроде бычьих, только много больше. Пальцы удлинились, на них выросли мощные звериные когти, не меньше двух дюймов в длину. Принц рос и рос, достигнув в высоту девяти с лишним футов, он увеличивался в размерах, слегка сгорбившись, руки повисли почти до колен. Менялся и меч, который он продолжал сжимать в правой руке. Он больше не был благородным оружием, обратившись в нечто непотребное, непередаваемого вида. Чем-то подобным были вооружены демоны Долины мук, с которыми сражались в недавней войне.

Ни у кого не осталось сомнений в том, что перед ними порождение Баала. Он ринулся на площадь, раздавая удары направо и налево — кровь пролилась реками. Бывший принц не пробежал и десятка ярдов, когда дорогу ему заступили баалоборцы, полные жажды отомстить за первым павшего от руки Маркварта — кем бы он ни был — кардинала Томаса. Инквизиторы знали, что долго не продержатся против демона такой силы, однако их задачей было задержать его до тех пор, когда соберется основная ударная сила. Как раз в этот момент формировался ударный отряд из охотников на ведьм, инквизиторов и Рыцарей Креста, но для то, чтобы собрать его требовалось время, а его сейчас щедро оплачивали своей кровью баалоборцы, вставшие на пути демона.

Маркварт лихо размахивал своей дикой пародией на меч — инквизиторы принимали его удары шестоперами. Каждый раз столкнувшись они вспыхивали белым и темно-алым одновременно, по стенам мелькали разноцветные блики, как во время фейерверка, вот только на сей раз он был вызван не праздником. Хотя люди ждали именно праздника. Демону не понадобилось много времени, чтобы перебить баалоборцев, однако сил это потребовало очень много сил. Вера этой кучки фанатиков была настолько мощной, что каждый взмах меча и, вообще, любое движения еще долго отдавалось болью во всех суставах и конечностях Маркварта. Но это было только начало боя, практически стершего с лица мира Аахен.

— Я участвовал в схватке наших братьев и Рыцарей Креста, — рассказывал инквизитор, бывший предводителем баалоборцев, дежуривших в воротах. — Мы встали на площади Всадников, здесь неподалеку от ворот, и сражались добрых полтора часа. Я мало, что могу припомнить из этого боя — вспышки, пламя, рев демона, крики братьев, гибнущих от его меча. Мой шестопер сломался, я подхватил чей-то оброненный, отмахивался им, потом еще дрался мечом, хоть это и запрещено нам, клирикам, но тогда об этом как-то не думалось. А рядом падали мои друзья и братья один за другим, обожженные, изрубленные, сраженные какими-то чудовищными заклинаниями, что выкрикивал демон. И все же мы начали брать верх, прижав его к стене города, вот тогда он взревел совсем уж нечеловечески и проломившись сквозь нас выбил ворота и скрылся. В поле, за пределами города мы не смогли его догнать. Уж очень резво он убегал, да и сил у нас на преследование не было.

Клирик тяжко вздохнул, поправил шестопер, торчащий из-за пояса, и махнув нам на прощание, зашагал к воротам. Следом за ним двинулись остальные инквизиторы. Мы же, предоставленные сами себе, отправились к королевскому дворцу, нам предстояло сообщить сенешалю о результатах экспедиции в Эльфийские леса, разместить раненых, да и самим нам, тем кто мог держаться на ногах, не помешал бы отдых после долгой дороги. Но о нем нам было только мечтать.

— Чума нежити продолжает распространяться по северу наших лесов, — докладывал Торалак. — Похоже, твари своей смертью нанесли нам огромный ущерб. Гибнут деревья, распадаясь в труху, трава превращается в гнилостное месиво, животные, не успевшие сбежать, умирают в страшных муках, после них остаются разлагающиеся трупы. Высокие лорды и обычные маги думают над тем, как остановить эту чуму, но им удается лишь ненадолго задерживать ее продвижение да и то ценой невероятных усилий.

— Неутешительные результаты, — вздохнула королева Зиниаду. — Мы просто вынуждены принять предложение.

— Это немыслимо! — воскликнул Торалак. — Мы уже послали за помощью к людям, и чем это обернулось?! Нас предали и ударили в спину, убив аватара Галеана Финира Провидца. Теперь же вы хотите согласиться принять в Кроне не кого-нибудь, а вампиров. Я боюсь и предположить, что случиться на этот раз.

— И что случилось? — раздался тихий голос — в тронный зал королевы Зиниаду вошел человек, с виду почти не отличающийся от любого другого представителя этой расы. Вот только любой эльф сразу поймет разницу — просто почувствует ее. Он был чуть выше среднего роста, отличался какой-то аристократической бледностью, так ценимой нейстрийскими и аквинскими дамами, и от него просто за весту несло смертью, как и от любого вампира. Старший народ лучше других рас чувствовал это. — Я здесь и ни громов, ни молний, да и земля не спешит расколоться под моими ногами. Позвольте представиться, Конрад Вентру. — Он вежливо поклонился королеве и советнику.

Торалак сморщился и отступил на несколько шагов, пытаясь как можно сильнее разорвать дистанцию между собой и вампиром. Вампир из клана аристократов Вентру улыбнулся ему и обернулся к Зиниаду.

— Итак, ваше величество, я прибыл, чтобы обсудить детали нашего договора, относительно ваших северных земель. Также мы хотим сообщить вам, что люди не причастны к убийству вашего пророка. Обнаруженные в Старом храме человеческие тела принадлежат так называемым джагассарам — это марионетки ведьмы-оккультистки Гретхен Черной, какое-то время терроризировавшей королевства людской империи. Это так, пришлось к слову, учитывая ваш разговор.

— Посланцы вашего народа сообщили мне, — совершенно невозмутимо сказала Зиниаду, — что вы в состоянии остановить чуму нежити, распространяющуюся по северу моих лесов. Если это, действительно, так, то вся земля, уже пораженная ею будет принадлежать вам.

— Это же больше половины, — потрясенно прошептал Торалак.

— И чума продолжает распространяться, — в тон ему заметил Конрад Вентру. — Пока мы разговариваем, она дюйм за дюймом поражает ваши леса…

— Прекрати, — оборвала вампира Зиниаду. — Не стоит давить на меня, Конрад из клана Вентру. Вы получили мой ответ. Я — Зиниаду, королева Кроны, говорю тебе, согласие получено. Остановите чуму нежити — и вся земля, пораженная ею станет вашим полноправным государством, где, вампиры, станете устанавливать свои законы и правила. Все остальные государства и расы признают вас, так как я возьму вас под свою защиту.

— Немыслимо, — во второй раз позабыв о приличиях, прошептал Торалак. — Даровать свою защиту кровопийцам.

— Говорят ваша, эльфийская, кровь куда лучше на вкус человеческой, — прошипел в ответ Конрад. — Я давно хотел проверить так ли это.

— Что вы себе позволяете? — тихим голосом, выдававшим крайнюю степень раздражения и даже гнева, произнесла Зиниаду. — Вы не забыли, где находитесь? Ты услышал мой ответ, Конрад и клана Вентру, так передай его своим владыкам как можно скорее.

Понявший недвусмысленный намек вампир поспешил испариться — причем в прямом смысле — из тронного зала, поспешив в убежище, где его с ответом королевы ждали главы всех кланов.

Я был сильно удивлен вызовом в опустевший императорский дворец. Не успел я разместить раненых в переполненном госпитале, как ко мне явился фельдъегерь с пакетом, запечатанным личным знаком сенешаля фон Руйтера.

— Лично в руки, — зачем-то сообщил он мне и удалился.

Пожав плечами, я присел на стул и распечатал пакет. Он содержал стандартную формулу приглашения во дворец, по сути являющуюся приказом явиться к означенному времени. Прикинув, я понял, что у меня сборы и приведение себя в относительный порядок, чтобы не стыдно было показаться нынешнему правителю империи, остается меньше часа.

— Антуан, — окликнул я фон Грюнигена, — меня вызывают во дворец. Остаешься за меня. Проследи за всем, будь любезен.

— Конечно, — кивнул молодой рыцарь, отделавшийся в войне с нежитью несколькими несерьезными ранениями.

Во дворец я пришел куда раньше назначенного времени. Все мои вещи хранились в комнате, некогда выделенной предыдущим сенешалем, в бытность мою менестрелем при дворе покойного императора. Она пустовала довольно долго и теперь выглядела совсем заброшенной. Парадная одежда пришла почти впору, оказалось, я мои мышцы, не слишком большие раньше, теперь значительно увеличились в размерах из-за постоянных физических нагрузок. Главное, я не выглядел глупо или напыщенно — остальное ерунда, по большому счету.

Времени, отпущенного мне сенешалем хватило в обрез, пришлось едва бежать его в покой. Кроме меня и самого сенешаля там присутствовали два клирика-баалоборца, граф Эмри и высокий старик с окладистой бородой в длинной мантии с меховым воротником.

— Приветствую вас, — кивнул мне фон Руйтер, — граф де Монтрой и хочу познакомить с отцом Гуго и отцом Марком, они епископы ордена Изгоняющих Искушение, а также магистром Гарактом.

Только когда сенешаль произнес непривычное, режущее уши имя я окончательно понял все. Магистр Гаракт был магом, возможно, последним во всей империи. Что же он делает здесь, в одной комнате с двумя баалоборцами?

— Все ждали только вас, — продолжал сенешаль. — Мы собрались, чтобы обсудить нашу самую важную проблему. А именно обращенного в демона бывшего наследника трона принца Маркварта.

— Откуда такая уверенность, что это был именно принц? — поинтересовался я. — Быть может все это время некий демон водил всех нас за нос.

— Твои сомнения в нашей компетенции, сын мой, вполне обоснованы, — кивнул мне клирик, представленный как отец Гуго, — однако я могу заверить тебя в том, что называвший себя Марквартом юноша был человеком и проклятая сила его проявила себя лишь поле того, как он взял в руки меч.

— А что такого в этом мече? — опередив меня, спросил граф Эмри. — Один из ваших братьев, что дежурит у восточных ворот, рассказал нам о трагедии, разыгравшейся во время коронации, Маркварт, став демоном кричал что-то о мече и о том, что с ним он может свернуть горы.

— В этой области более сведущ я, — произнес магистр Гаракт, — именно поэтому мен и позвали. Меч император в свое время отнял у мейсенского князя Дезидерия, который в свою очередь…

— Можно покороче, магистр, — довольно невежливо прервал его Эмри. — У нас не так много времени, чтобы выслушивать ваши весьма занятные, но слишком уж длинные лекции.

— Это заразно, Эмри, — усмехнулся я. — Ты начинаешь говорить длинно.

Эмри раздраженно фыркнул, но ничего не сказал в ответ на мою остроту, кивнув магистру в знак извинения.

— Да-да, конечно, ваш упрек вполне обоснован. Так вот, в этом мече заключена великая сила, скованная древними заклинаниями. Обычного человека она делает великим воином, наделяя силой и мастерством, а также героизмом, входящим в легенды. К сожалению, имя его утеряно в веках, зато известно, что таких меча было отковано два и вторым владел граф Роланд.

— Что?! — воскликнул я. — Дюрандаль?!

— Совершенно верно, молодой человек. Во многом, именно благодаря ему, граф Роланд стал столь великим воином, равно как и Дезидерий, которого навряд ли удалось победить без Дюрандаля.

Я хотел сказать ему что-то гневное, однако Эмри вновь опередил меня, не давая мне нагрубить магу.

— А какое отношение это имеет к Маркварту? Он-то не стал великим воином.

— Каким-то образом принцу удалось заполучить огромную силу, до поры заключенную в его юношеском теле, однако получив меч, он объединил силы, свои и меча. С этого момента он уже не смог поддерживать прежний облик, хотя при такой силе, он в этом не особенно и нуждается.

— Где же тогда он получил первоначальную силу? — спросил у мага отец Марк. — Его обследовали не раз и никаких магических способностей не обнаружили, ни до, ни после возвращения.

— Сила и способности — разные вещи, — покачал головой магистр. — Но вы правы, до таинственного исчезновения принц Маркварт не был наделен подобного рода силой, ибо она явно, так сказать, инфернального происхождения.

— То есть, от Отца лжи, — уточнил отец Марк. — Значит, бывший наследник престола не кто иной, как Искуситель[41], и нас всех надо отправить на костер за то, что прошляпили подобное.

— Не стоит так горячиться, — покачал головой отец Гуго. — От ошибок не застрахован никто. Надо просто исправлять их и не допускать подобных в будущем.

— Вот я и хочу узнать, — заметил сенешаль, — как же нам исправить эту ошибку. Для этого я собрал всех вас у себя, господа.

— Чтобы победить принца, — пожал плечами магистр Гаракт, — нужен меч графа Роланда, Дюрандаль. Его сила может противостоять заключенной в мече, которым сейчас владеет Маркварт. Это не гарантирует победу над ним, но все же несколько уровняет шансы.

— Вы так просто говорите об этом, магистр! — возмутился я. — Вы же предлагаете попросту осквернить могилу графа Роланда, а ведь он был моим сэром.

— Его могила уже осквернена, — жестко произнес отец Гуго, — вы ведь сами говорили, что встретили его в войске нежити, штурмовавшем эльфийский город, и покончили с ним.

И когда только клирики узнали об этом? Хотя чему удивляться, не один отец Фиорентино наушничал в моем корпусе — обо всем доложили как только мы начали располагаться в столице. Если не раньше.

— Тогда Дюрандаль недоступен нам вовсе, — отрезал я. — Эльфы с помощью своей магии и драконьего пламени полностью уничтожили тела, доспехи и оружие всех воинов нежити. В том числе и графа Роланда, — я осекся, — вернее Рыцаря Смерти которым он стал.

— Это не так, — покачал головой магистр Гаракт. — Я думаю, будь у Роланда в руках Дюрандаль, ни отцу Фиорентино, не удалось бы продержаться так долго против него, ни вам, молодой человек, его после этого победить.

— И где же, по-вашему, находится Дюрандаль сейчас? — поинтересовался Эмри.

— Скорее всего, в разоренной могиле графа Роланда, — ответил маг. — Если только нежить, осквернявшая его, не утащила меч.

— На то, чтобы добраться до могилы графа уйдет время, — произнес отец Марк, — а сейчас на счету каждая минута. Маркварт засел в небольшом городе в нескольких милях от столицы и собирает армию демонов для атаки на Аахен.

— Мы стягиваем к столице свои войска, — сообщил, словно оправдываясь сенешаль фон Руйтер, — но империя обескровлена войной с демонами. Полностью укомплектованные полки подойдут только из Феррары, остальные слишком многих потеряли, особенно в последнем сражении. В нем ведь участвовали рыцари практически всех королевств империи, даже астуры подключились. Так что атаковать крепость Маркварта надо прямо сейчас, пока он не собрал достаточно сил.

— Теперь становится ясно, зачем демонам нужно было убивать эльфийского пророка, — произнес Эмри. — Маркварт готовился к «коронации» и знал, что после победы над нежитью, а в том, что эльфам с нашей помощью удастся отразить атаку немертвых тварей принц не сомневался, мы вполне можем потребовать от Старшего народа помощи, как только он проявит свою истинную сущность. Мы бы так и сделали, а с еще одной совместной имперско-эльфийской армией ему не совладать. Теперь же мы предоставлены сами себе, эльфы никак не могли простить нам смерти их пророка.

— Расчетливая тварь, — процедил сенешаль.

— Как бы то ни было, — прервал его отец Гуго, — что-то делать надо. Отец Марк прав, на счету каждая минута. В будущем она может обернуться сотнями человеческих жизней. Я считаю, что к могиле графа Роланда надо отправить людей. Небольшого отряда, думаю, вполне хватит.

— И кто же станет во главе? — спросил фон Руйтер.

У меня неприятно засосало под ложечкой.

— Граф Эмри д'Абиссел славный рыцарь, не раз доказавший свою верность империи и Вере, — сказал отец Гуго. — Лучшего человека нам не найти.

Сердце так и ухнуло в пятки. Кто отправиться в эту экспедицию вместе с Эмри, я уже знал. И то, что я только вернулся из Эльфийских лесов и раны мои зажили еще не до конца, волновать графа не будет ни в малейшей степени. Оставалось лишь ругаться про себя. Никакого желания отправляться в Иберийскую марку и лезть в разоренную могилу бывшего сэра у меня не было. Однако моего мнения никто спрашивать не собирался.

Весна в Билефелии поздняя, но когда она наступает, все вместе с небом начинают плакать горючими слезами. Сюда энеанцы своих дорог проложить не успели — или не захотели — поэтому с наступлением тепла, от них оставались направления, больше похожие на реки грязи. Немного радовало лишь то, что едем мы на юг, где есть мощеные дороги, да и вообще климат значительно мягче. Там уже вовсю светит солнце и не мощеные дороги к нашему приезду должны просохнуть. Если, конечно, не зарядят дожди, а они в Аквинии, увы, далеко не редкое явление.

Я в очередной раз попытался принять более удобную позу в седле. Так чтобы и зад не вопиял, ни полузажившие раны не болели. Последние недели мы почти безостановочно двигались на юг, постепенно слегка забирая к западу, выдерживая направление на Иберийскую марку, меняя лошадей на постоялых дворах — вновь сыграл роль знак императорского посланца, выданный Эмри сенешалем — и останавливались лишь для ночлега, да и то бывало через несколько часов после захода солнца. Такими темпами, к концу первой же недели я проклял все на свете и был готов даже вызвать на дуэль Эмри, чтобы или погибнуть, или вернуться в Аахен для трибунала, а там хоть в соляные рудники, хоть на плаху. Лишь бы только не тащиться по раскисшей дороге где лошади ходят по самые бабки в грязи.

— Как-то тихо все, — сказал Эмри, перебирая поводья. — Похоже на ту инспекцию.

Мы оба отлично понимали о какой именно инспекции говорит граф.

— Пустых городов мы не находим и на том спасибо, — отмахнулся я, стараясь думать только о дне насущном и не проводить неприятных параллелей.

— Интересно, — продолжал разговор ни о чем д'Абиссел, — все же, почему отец Гуго именно меня? У тебя куда больше опыта в обращении с разного рода нечистью и нежитью.

— После экспедиции в Эльфийские леса клирики считают меня не слишком надежным. Кляузы отца Фиорентино, думаю, они восприняли весьма серьезно, а в том, что он их строчил горами, я не сомневаюсь ни на миг. Я ведь обошелся с ним довольно жестоко и даже пригрозил петлей. Да и сама смерть его для клириков, как я понял, весьма подозрительное дело, сам знаешь, меня не один и не два раза допрашивали, правда без особого пристрастия.

— Поэтому я поспешил вытащить тебя из столицы, — заметил Эмри, — как, собственно, и в прошлый раз.

— Да прекрати ты напоминать мне о прошлой поездке по стране! — вспылил я. — Неприятности на наши головы накличешь.

— В тот раз этим занимался ты, — похоже, Эмри от скуки решил поцеплять меня почве прошлогодней инспекции, — вспоминал бабушкины сказки про нечисть и нежить, а они возьми да оживи.

— Да-да, — я припомнил эпизод, который Эмри не любил вспоминать, — и почти сразу после этого ты лишился своей роскошной шевелюры и бороды.

Граф глухо зарычал в основательно отросшую с тех пор бороду и прекратил подначивать меня. И потянулись своим чередом мили и мили зеленой, как болото, тоски.

— И вправду, — кивнул священник, — разорили. Мы даже не знаем кто. Явились среди ночи, вроде творили колдовские обряды какие-то… Я в них не разбираюсь, сами понимаете. А потом ушли.

— Изгоняющие Искушение были? — коротко поинтересовался Эмри.

— Как не быть, были, — закивал клирик, побледнев, как обычно, воспоминания о визите баалоборцев не вызывали положительных эмоций. — Осмотрели всю гробницу, излазили сверху донизу, говорили о чем-то, но я не слышал о чем. Меня они в свою комнату, что на нашем постоялом дворе заняли, только вызывали.

— А меч они из гробницы не выносили? — не вытерпел словоизлияния священника я.

— Это вы про Дюрандаль, господин? Нет. Его с Изгоняющими Искушение не было, не забирали они его. Наши-то люди, когда те уехали и улеглось все, там порядок наводили, следы обрядов поганых убирали и вообще. Так вот, Дюрандаль они обратно в гроб положили, хотя тела графа там не было.

— Ясно, — кивнул Эмри. — Спасибо вам, отче. Вы очень помогли нам.

Мы покинули дом священника и отправились к нашим лошадям, привязанным во дворе. Этот городок, расположенный неподалеку от могилы графа Роланда, мы посетили исключительно ради сбора информации. Ночевать мы собирались уже в Кастилии — столице Иберийской марки, приехать куда должны были уже с Дюрандалем.

— В могилу графа я пойду один, — безапелляционно заявил я, когда мы подъезжали к гробнице Роланда. — Я был с ним в минуту смерти и смерти окончательной.

— Никто не спорит с тобой, — положил мне руку на плечо граф Эмри.

Мы подъехали к громадному кургану, окруженному могильными камнями. Ворота, некогда окованные медью и украшенные золотом, лежали на земле, местные своими силами не смогли поставить их на место. Я спрыгнул с седла рядом с ними и зашагал внутрь. Никто не последовал за мной, как я того и хотел. Я шагал на свет свечей, окружавших открытый гроб, где когда-то покоилось тело моего бывшего сэра. Из-за высоких краев я не мог видеть пуст гроб или нет, поэтому мне казалось, не смотря ни на что, граф все так же лежит там, на груди его покоится украшенный серебром рог, Олифант, а руки сложены на Дюрандале в ножнах. И все же, это были лишь иллюзии, хотя рог и меч были на месте, но самого графа там не было. Конечно же, его не могло быть, я сам разрубил его на несколько частей в тысячах миль отсюда, в Эльфийских лесах.

Я положил руку на длинный клинок Дюрандаля, заключенный в кожаные, украшенные серебром, ножны. Всегда удивлялся, как граф умудрялся размахивать такой громадиной — шесть с половиной футов стали клинка и десять дюймов рукоятки — одной рукой. Роланд орудовал им и как копьем, и как мечом, с одинаковой легкостью. Сколько же он должен весить?

Молчаливо попросив прощения у графа, я взял меч двумя руками, однако он оказался удивительно легким, хотя я своими глазами видел, как он с легкостью рубит доспехи и тела врагов. Правой рукой я вынул Дюрандаль из ножен и сделал пару пробных выпадов — баланс идеален, иного я и не ожидал.

— Славный меч, — раздался у меня из-за спины голос. — Можно даже сказать великолепный.

Я коротко обернулся, рефлекторно перехватив Дюрандаль двумя руками и встав в боевую стойку. Передо мной стоял классический демон Долины мук — красная шкура, жуткая морда, украшенная рогами и клыками, мускулистое тело, частично прикрытое доспехами, здоровенный меч с черным клинком на плече и длинный хвост, щелкающий за спиной. Демон усмехнулся, подняв руки словно сдаваясь.

— Я не воевать сюда пришел, — произнес он, опуская руки, — а поговорить.

— О чем же? — поинтересовался я, мне даже интересно стало — впервые демон захотел поговорить, а не кинулся сходу в драку.

— О том, кто обманул и вас, и нас, — ответил тот. — Бывшем наследнике вашего престола, принце Маркварте.

— Очень интересно, — сказал я, опустив Дюрандаль на плечо примерно так же, как лежал на плече демона его меч. Клинок, конечно, не очень тяжелый, но не держать же его постоянно на весу.

— Я не знаю, да и никто не знает, каким именно образом мальчишка оказался вблизи от Последней Купели, — начал рассказ демон, — где после Битв Богов был заключен наш Повелитель. Маркварт не Баал и не Искуситель — сын Его; как наверное посчитали вы. Мальчишка несколько пролежал в Купели, пропитываясь силой нашего Повелителя — и, наконец, решил, что обрел достаточное могущество. Он покинул Купель и явился нам. Некроманты и твари Килтии попытались остановить его, но с нашей помощью Маркварт вырвался в мир. До определенного момента он использовал нас, но после смерти Юбера де Лейли и убийства Финира Провидца в нас у него отпала необходимость. Ваш император сам вложил в руки Маркварта силу. Меч-близнец того, что держишь сейчас на плече ты, позволил принцу самому создавать демонов, открыв Купель в Долину мук и используя силу нескольких предателей из числа демонологов и оккультистов.

— Все это безумно интересно, — сказал я, дослушав его речь до конца, — но к чему ты все это мне говоришь? Ты отлично понимаешь, что мы как были врагами, так врагами и остались и мне, по большому счету, нет никакого дела с кем сражаться. Подлинными слугами Баала или же созданьями обезумившего принца.

— Я знал, что ты скажешь нечто в этом роде, — кивнул демон. — Может быть, тебя мои слова поставят в тупик, но и нам, демонам, свойственна и гордость, и совесть. Именно она и не позволяет мне молча взирать на происходящее. Я должен был это сказать и я сказал. Свои дела мы, демоны, никогда не отрицали, но чужой славы нам не надо. Прощай, человек. Думаю, мы еще встретимся, как враги.

— Как достойные друг друга враги, — добавил я.

Демон усмехнулся снова — улыбочка его, надо сказать, выглядела довольно зловеще — и, сделав несколько шагов, попросту растворился в воздухе. Исчез без следа, будто и не было его никогда в оскверненной могиле моего бывшего сэра, графа Роланда.

Глава 11

Людское море кипело под стенами проклятой крепости, где засел принц Маркварт. Рыцари, клирики и простые солдаты носились, ходили или вальяжно выступали, пересекая лагерь во всех возможных направлениях. Нейстрийцы, аквинцы, даже остатки фиарийского рыцарства притащили. Последних было особенно мало — после открытой поддержки, выраженной герцогом Раулем сенешалю де Лейли, и поражения последнего всех подданных герцога трясли и светские власти, и клирики, очень многие отправились на плаху, кое-кто даже на костер. Зато в оставшихся были уверены полностью, они проверены и перепроверены не по одному разу. К стенам тащили громадные осадные башни, возле них устанавливали баллисты, катапульты и требушеты, рядом стояли деревянные срубы таранов.

Я посмотрел на всю эту возню и отвернулся. Я жаждал боя и наблюдать за подготовкой к штурму, длившуюся уже несколько дней у меня просто не было сил. План атаки был полностью продуман и, казалось, включал все неожиданности, что могли постичь нас. Хотя все отлично понимали — всего не учесть, неожиданности, а следовательно и неприятности, конечно же, будут. Никуда от них не деться. Согласно этому плану я с группой Рыцарей Креста, а именно Защитников Веры и Мастеров клинка, должен прорваться в донжон проклятой крепости и сразиться с Марквартом один не один. Идиотизм, конечно, но именно такие планы обычно срабатывают.

Поначалу, у меня хотели забрать Дюрандаль, однако я отказался наотрез. Мое слово, конечно, обладало не слишком большим весом, вот только и сам клинок оказался с характером. Кто бы ни брал в руки Дюрандаль, он неизменно выскальзывал из ладоней, не желал вылезать из ножен, да еще так и норовил упасть кому-нибудь на ногу. Стоило же мне взять его, как он тут же терял в весе, так что я легко фехтовал им одной рукой, буквально, плавал в ножнах и на поясе висел, как влитой. Сочетание всех этих факторов и послужили причиной того, что в крепость, на поединок с Марквартом отправили именно меня. Свою роль сыграла и моя репутация рыцаря, участвовавшего в войне практически с самого ее начала, а также достаточно хорошее отношение к моей персоне — не смотря ни на что — отца Гуго, главы имперских бааборцев. Именно он прислал ко мне лицензированного Церковью алхимика, бренчащего громадной сумкой с разнообразными зельями, который прочем мне длиннющую лекцию:

— Все мои зелья, кроме специально оговоренных, действуют ровно один час. Вот эти три, — он продемонстрировал мне бутылочки с синей, зеленой и красной жидкостью, — увеличивают силу и ловкость и снимают усталость, более того, приняв его, вы перестанете чувствовать усталость в течение часа. Пить их надо именно в такой очередности. Далее, — за ними последовали еще две, коричневая и серебристая, — зелья, которые сделают неуязвимым на несколько минут, их также надо принять одно за другим, причем как можно скорее — по отдельности это сильнейший яд, убивающий за два минуты. Запомните это, граф де Монтрой, очень многие из тех, кто прибегал к этим зельям погибал из-за нерасторопности, не успев принять второе. И вот последние зелья. — Алхимик перевел дух после этой тирады и извлек три одинаковых бутылки с содержимым телесного цвета. — Они исцелят вас от ран, граф, помогут срастись поломанным костям и остановят внутреннее кровотечение, однако восстановить потерянную руку или ногу они не могут.

— А что есть и такие зелья? — поинтересовался я.

— Есть, — невозмутимо кивнул алхимик, — но у них есть один существенный недостаток, делающий их совершенно бесполезными для вас. Действуют они в течение нескольких недель, за это время конечность отрастает неуклонно, но слишком медленно.

Я так и представил себе идиотскую картину. Я стою перед демоническим Марквартом и с нетерпением вместе с ним ожидаю, когда отрастет отрубленная рука или голова.

На плечо мне легла тяжелая рука в латной перчатке, отгоняя воспоминания. Я обернулся и увидел суровое лицо Защитника Веры сэра Ормонда фон Страуда — командира «копья», что будет прикрывать меня во время прорва в донжон и оборонять вход в него от демонов, желающих прийти на помощь своему новому повелителю.

— Штурм начинается, — сказал он. — Нам пора.

Словно в подтверждение его слов раздался грохот тарана в ворота проклятой крепости.

Я кивнул, рефлекторно тронув пояс, в котором были припрятаны зелья. Алхимик уверил меня, что бутылки не бьются и даже с размаху грохнул одну при мне об пол — ничего не случилось. Быть может, это и не совсем соответствует благородному делу борьбы с нечистью, однако, в действительности, в этом деле все средства хороши. Я знал, что враг не остановиться ни перед выпадом в спину, ни перед ударом между ног, а значит и мне стоит на время позабыть о рыцарской чести. Благородство хорошо для легенд и к реальной жизни подходит весьма мало. Смог бы, и все «копье» с собой на поединок с Марквартом взял, однако кто-то должен прикрывать мне спину во время этой схватки, не давая ударить туда ордам демонов, рвущихся на помощь своему Повелителю.

Таран раз за разом бил в ворота. Подползшие к стенам осадные башни отверзли свои чрева, выпуская пеших солдат и рыцарей победнее, не сумевших наскрести на приличную боевую лошадь, из-за спин их беспрерывно били рейнджеры, простые лучники и арбалетчики, сеявшие смерть перед атакующими, давая им закрепиться на боевых галереях. Методично работали баллисты с катапультами, пытаясь проломить стены крепости, мощные требушеты забрасывали ее вязанками с просмоленным хворостом и горшками, над содержимым которых поработали алхимики — за стенами то и дело слышались взрывы и вспыхивали языки пламени. Большая же часть войска стояла под стенами и ждала когда проломят ворота или часть стены. По плану мы должны были пойти во второй волне атаки, когда демоны уже будут достаточно измотаны битвой и шансов на прорыв будет гораздо больше. Так что ждать нам всем придется еще довольно долго и смотреть при этом, как гибнут наши товарищи по оружию.

И мы ждали. И смотрели. Не знаю как остальные, но я дал себе молчаливую клятву отомстить за каждого из погибших. Маркварт заплатит мне за смерть каждого, от самого титулованного дворянина, до самого последнего солдата, сражавшегося на полях этой войны. Войны огня и праха.

— По коням! — бальзамом пролилась на мои душевные раны команда.

Я даже не заметил как оказался в седле. Вокруг меня с той четкой поспешностью сомкнулось «копье» Защитников Веры и Мастеров клинка и мы двинулись в бой резвой рысью, звеня сталью доспехов. Я положил руку на крестовину Дюрандаля, машинально сжав пальцы, мое ожидание, в отличие от ожидания Рыцарей Креста еще не закончилось. Вступать в бой я не мог, приказ гласил четко и однозначно: обнажать меч лишь после того, как сойдусь в схватке с Марквартом — и ни минутой раньше. Жестоко, но необходимо, не смотря на чудодейственные зелья господина алхимика, вступать в схватку с принцем надо максимально свежим, насколько это вообще возможно для человека, проскакавшего несколько сот ярдов через кипящую вокруг битву, хоть и в окружении великолепных воинов.

«Копье» с хрустом и треском врезалось в демонов, закрывавших собой довольно большой пролом в стене, образовавшийся после нескольких выстрелов баллист и катапульт, направленных в одну область. Лезть через разбитые ворота, по наспех наведенному мосту через ров, наполненный кипящей лавой, не решились, его охраняют слишком хорошо. Здесь же с помощью наших магов и алхимиков сумели соорудить отличную насыпь, по которой мы преотлично ворвались в крепость, разметав ее защитников первого края. «Копье» набрало хороший разгон прежде чем налететь на первых врагов. Демоны не ожидали прорыва на этом второстепенном участке фронта, поэтому среагировали слишком медленно, дав нам достаточно времени. Так что пока все шло по плану.

Опомнились демоны очень быстро, не только закрыв брешь в обороне, но выставив против нас свои лучшие силы. На пути копья встали не Темные Паладины или проклятое дворянство, а громады Тиаматов и Владык. Рыцари Креста бесстрашно кинулись в атаку на них. Я же ждал, до боли в костяшках сжимая рукоять Дюрандаля и глядя как мои телохранители сражаются рядом со мной. Вокруг свистели клинки, рассекавшие плоть демонов, отрубая белесые щупальца, которые Тиаматы постоянно пытаясь сунуть в землю, чтобы расшвырять нас, когда они вырвутся оттуда прямо под ногами наших коней.

Вот они, стены донжона. Рыцари встали полукругом, тренированные кони, приученные когда надо стоять не шелохнувшись, замерли словно статуи и лишь по тому, как раздувались их ноздри, можно было заметить, насколько сильно ни нервничают. Теперь дело за мной. Я спрыгнул с седла, не удержался и погладил своего жеребца холке, глянул в огромные, влажные, все понимающие глаза, и выхватив Дюрандаль, развернувшись ударил его клинком по воротам донжона. Клинок прорубил дерево ворот и с той стороны раздался характерный стук — на пол упал засов, запиравший их. Я толкнул их створки и вошел внутрь, набросив на левую руку треугольный цельнометаллический щит, такой конечно больше предназначен для конной схватки, но при должном умении им вполне можно орудовать и пешим. Несколько переделанные лямки позволяли вытаскивать бутылки с зельями, что также давало мне дополнительное преимущество.

Я шагал по длинному коридору, единственному во всем донжоне. Центральная башня, вообще, была мало похожа на такие же, стоявшие в других крепостях. Надеюсь, здесь нет каких-нибудь ловушек или иных подвохов, которые, по словам клириков, демоны великие мастера. Однако этого не произошло, я без каких-либо препятствий прошел к центральному залу крепости.

Он был довольно велик, не меньше десятка квадратных ярдов, а точно посередине его стоял высокий трон с резными подлокотниками и спинкой, на котором устроился Маркварт в своем демоническом обличье. Около трона стоял, прислоненный к подлокотнику, та чудовищная пародия на благородное оружие, в которое превратился императорский меч в его руках.

— Это ты, Зигфрид, — прогудел Маркварт. — Вижу, раздобыл Дюрандаль, считаешь, что сумеешь победить этой железкой бога?

Вот теперь я понял, зачем демон в гробнице графа Роланда рассказал мне о том, кем на самом деле является Маркварт. Не думаю, что моя душа не дрогнула, услышь я, что противостоять придется не демону, а самому богу зла, врагу Господа и всего рода людского.

— Не думай, — нагло ответил принцу я, — что я не знаю, кто ты такой а самом деле. Демон много рассказал мне. Ты всего лишь мальчишка, набравшийся сил от действительного бога зла и владыки демонов. Лишь ненадолго тебе удалось обмануть и демонов, и нас, людей, но обман был раскрыт ими, а с нами ты проявил свою подлинную сущность сам. Я пришел, чтобы отправить тебя в Долину мук, на свидание с Баалом, думаю, у него накопилось много вопросов к тебе.

Демон, бывший не так давно принцем и наследником трона империи, расхохотался и поднялся с трона. Я же в это время незаметно для него вытащил из пояса те самые две бутылки, дающее временную неуязвимость, и приложился к обеим в указанной алхимиком последовательности. На остальные времени не хватило, заметивший мои манипуляции Маркварт отбросил показную вальяжность и кинулся на меня, со всей расторопностью которую давало ему новое тело.

Я едва успел подставить под искривленный клинок его оружия свой щит — и если бы не чары, которые наложил на него магистр Гаракт лично, он бы точно не выдержал. Я сжал зубы от боли, обрушившейся на мою левую руку, и даже сумел ответить демону быстрым выпадом. Маркварт был невероятно быстр, он крутнулся и парировал выпад, тут же нанеся мне молниеносный рубящий удар. И снова боль в левой руке, от которой темнеет в глазах. Надо принимать остальные зелья, иначе как только закончиться действие первого, мне и придет конец. В конце концов, я же неуязвим, хотя проверять на себе это очень не хочется.

Новый выпад демона я не стал принимать на щит, вместо этого потянувшись за бутылкой с зельями, дарующими силу и ловкость, отчаянно надеясь, что отпущенные мне первыми двумя минуты неуязвимости не истекли. Могучий удар отшвырнул меня в стене, впечатав в нее спиной, цервейер неприятно звякнул о камни, в голове вспыхнула боль. Маркварт этим даром обеспечил мне достаточно времени, чтобы принять оба. Мышцы тут же налились силой, одновременно тело обрело небывалую легкость, я буквально взлетел на ноги, обрушив на демона Дюрандаль. Клинки скрестились, разбросав вокруг снопы искр. Маркварт, похоже, был нимало удивлен моей неожиданной прытью, да и самим фактом того, что я остался жив после его удара. Я не дал ему расслабиться и новый мой выпад достиг цели. Дюрандаль прошелся по ребрам Маркварта, сняв внушительный слой мышц и обнажив желтые кости. Демон взвыл и меч его закрутился вдвое быстрей. У меня осталось время лишь на отражение его непрерывных атак. Отчего совсем не ко времени припомнились слова алхимика, что он сказал в заключение длинной речи.

— По истечении часа, граф, вы станете абсолютно беспомощны, помните об этом. Привести вас в норму сможет лишь зелье, снимающее усталость, но со всеми ими, включая лечащие надо быть очень осторожными. Алхимия — не магия, мои зелья мобилизуют ваш организм, используя для этого его резервы. Фактически, принимая их, вы сокращаете себе срок жизни, именно поэтому я не даю вам больше. В этом случае вы рискуете попросту лишиться жизни, убить себя, истощив организм за несколько часов.

Сэр Ормонд фон Страуд, Защитник Веры, предводитель «копья», оборонявшего вход в донжон, рубился из последних сил. Демоны наседали со всех сторон и Рыцари Креста падали один за другим, а оставшиеся на ногах были не одному разу ранены и помогала им только решимость стоять до конца и Вера. Они знали, если демоны прорвутся в донжон граф Зигфрид де Монтрой погибнет и проклятый принц Маркварт, убийца императора и кардинала билефелецкого, одержит победу. Этого допустить нельзя!

Сэр Ормонд поднимал и опускал мечи, рассекая демонов, которых, казалось, не становилось меньше. Все кони давно погибли и Рыцари Креста сражались пешими. Клинки освященных мечей наливались свинцом, рубиться становилось все тяжелее, сердце билось в груди раненной птахой, колотясь в ребра с такой неистовостью, будто хотело вырваться на волю, казалось, каждая мышца в его многострадальном теле болит и воздух едва прорывается через сведенное спазмом горло. Фон Страуд всегда считал себя выносливым человеком, но сейчас отдавал себе отчет — спасти их всех может только чудо Господне.

И оно свершилось!

Сэр Ормонд поначалу даже не услышал хлопанье крыльев, среагировав на появление ангелов, лишь когда те спланировали на землю буквально перед его носом. Их было всего несколько, однако сила, исходившая от посланников Господних, сражала врагов на расстоянии. Громы и молнии обрушились на демонов, не оставляя от них и горстки пепла, тех же кто сумел как-либо уберечься от них пронзали длинные копья с несколькими лезвиями, отдаленно похожие на коузы.

Вокруг донжона мгновенно образовалось пустое пространство и Рыцари Креста, до того рубившиеся из последних сил, теперь могли опустить мечи, оперевшись на их клинки.

— Господи, — прошептал сэр Ормонд фон Страуд, Рыцарь Креста, Защитник Веры, опускаясь на колени и складывая молитвенно руки. — Спасибо тебе. Верую… — И умер от истощения.

Я отступал под ударами Маркварта, скрипя зубами от боли и физического напряжения. Не знаю, сколько прошло времени с начала схватки, но думаю оно было на исходе, а значит надо действовать, а не отступать. Вот только как? Что делать?!

Принц наседал, атакуя с каждой секундой только быстрее, на самом же деле, это действие зелий заканчивалось и я двигался все медленнее. Наконец, атака Маркварта почти достигла цели, я подставил щит и мощь удара бросила меня на колени. Принц усмехнулся и быстрым финтом подцепил край моего щита, следом всадив мне в левое плечо клинок. Мне показалось, что в тело мое вошел кусок раскаленного металла. Я взвыл от боли. Следующий выпад я сумел парировать в самый последний момент, а за ним последовал еще один и еще один и еще. Сил же оставалось так мало, Дюрандаль тяжелел с каждой минутой, я держался на чистом природном упрямстве.

Особенно неприятно было осознавать, что в поясе у меня лежат зелья, исцеляющие раны, но из-за повисшей плетью левой руки я не могу до них добраться.

Очередной выпад оказался слишком сильным и быстрым для меня. Пальцы не удержались на рукоятке Дюрандаля и меч моего бывшего сэра отлетел в сторону, зазвенев по каменному полу зала. Маркварт торжествующе расхохотался, поднимая свою пародию на меч, я же каким-то чудом успел откатиться в сторону, подскочил на ноги и бросился со всех ног к Дюрандалю, правой рукой выдергивая из пояса лечебное зелье. Меч графа Роланда, казалось, сам прыгнул мне в руку, но сил им размахивать уже не было. Я стряхнул с левой руки щит, перехватив Дюрандаль двумя руками, но тут же понял, что совершил ошибку. Как теперь быть с зельями?

Но было поздно! Маркварт уже вновь подскочил ко мне, взмахнул мечом с явным желанием раскроить мне череп надвое. Я успел подставить под него Дюрандаль, но на сей раз крепко сцепив клинки и начав давить, используя всю оставшуюся мне от алхимических зелий силу. Принц вновь не ожидал от меня такой прыти, а уж последовавшего финта и подавно. Мы сблизились достаточно, чтобы я смог пнуть сильно сгорбившегося демона по ребрам, как раз там, где на них не было мышц. Маркварт взвыл и отступил на полшага, я же от души — и насколько позволяли длина клинка Дюрандаля, сейчас игравшая мне не на руку, и остатки сверхчеловеческих сил, дарованных зельем, — рубанул его по правому плечу. Как же приятно было слышать хруст ломающихся костей демона и его дикий вопль, казалось, ввинтившийся мне в уши.

Я отпрыгнул и выдернул из пояса выздоровевшей левой рукой зелье, не дающее уставать целый час. Едва я выпил его, как ко мне подлетел вполне оправившийся от раны принц. Теперь он стал гораздо осторожней и наш поединок стал походить на классическую дуэль двух фехтовальщиков. Звенели клинки мечей, обманные финты, атаки и контратаки, снопы искр во все стороны, — в общем, все по правилам. А значит, из этих правил надо выходить, покуда этого не сделал мой оппонент.

И ведь как накаркал! Я не заметил за спиной Маркварта маленьких, для его размера, конечно, крыльев, больше похожих на рудименты, а когда увидел как он их расправил не придал этому значения. Демон воспользовался ими как своеобразным балансиром, помогавшим ему крутиться вдвое быстрее, используя инерцию взмаха. Клинки звякнули, а вот от следующего выпада я уйти не сумел. Наверное, именно на это и рассчитывал Маркварт. Жуткий клинок прорубил мой доспех, сломал несколько ребер и глубоко погрузился в тело, буквально выжигая его изнутри. Я взвыл. В который уже за сегодня раз.

На мое счастье, я быстро пришел в себя, мозг работал на удивление холодно и расчетливо. Я лично от себя такого не ожидал. Маркварт сам поймал себя в ловушку, его пародия на меч слишком глубоко засела в мое теле и развороченном доспехе. Он не успевал вытащить оружие из меня. Но и сил моих хватило бы ненамного. Я уронил Дюрандаль на плечо Маркварта, стоявшего в нескольких футах от меня. Наши глаза встретились и проклятый принц прочел в моем взоре свою смерть. Он ничего не сказал — я не дал, коротко рванув меч в сторону. Длинный и широкий, всегда острый как бритва клинок Дюрандаля легко отсек мерзкую голову демона, в которого обратился наследный принц империи. Она покатилась на пол. В лицо мне хлынула огненная кровь.

Эмри ногой выбил дверь в донжон, вокруг которой валялись тела Защитников Веры и замерли ангелы, оборонявшие ее вместе с людьми. Посланники Господа спустились на землю в самый разгар сражения, мгновенно переломив его ход. Длинные копья метали в демонов и их прислужников ветвистые молнии, не оставлявшие от них и горсток пепла, да и как оружие намного превосходили всякое творение людей или гномов. Лезвия их рассекали тела врагов — будь то Темные Паладины или громадные Владыки, — заливая все пространство вокруг смердящей кровью. Очень многие в тот страшный день обрели истинную Веру. После битвы они опускались на колени, истово творя знаки Господни, шептали молитвы окровавленными губами.

Граф д'Абиссел был не из таких. Первым делом он думал о своих друзьях, а именно, о Зигфриде де Монтрое, что сражался с проклятым принцем Марквартом один на один. За Эмри следовали несколько рыцарей, среди которых он заметил Антуана фон Грюнигена, друга Зигфрида с экспедиции в Эльфийские леса. Где-то на середине длинного коридора он обогнал Эмри, первым вбежав в зал, находившийся в центре донжона, да так и замер на его пороге.

— Господи, Господи, Господи… — шептал он, держась за арку входа.

Граф раздосадовано хмыкнул на бегу и, отпихнув его плечом, ворвался в зал. Он понял, что заставило молодого рыцаря замереть на месте. На полу зала лежали обезглавленный Маркварт и Зигфрид, которого Эмри даже не узнал. Он понял, что это де Монтрой лишь по тому, что больше некому быть здесь, в этом зале, кроме него. Эмри рухнул перед дергающимся в конвульсиях телом своего друга. Зигфрид представлял собой жуткое месиво из переломанных доспехов и обожженной плоти. Отдирать все еще горячие пластины доспеха от тела Зигфрида равнялось смертному приговору для него, но ведь надо же было что-то делать.

— Врача! — рявкнул Эмри куда-то за спину, пытаясь припомнить что-то очень важное. Зигфрид что-то сказал ему, что-то что может спасти ему жизнь, Эмри был в этом уверен, но что именно, этого граф припомнить не мог. — Да скорей же! — снова рявкнул он. — Пошлите кого-нибудь за врачом!

— Уже, — спокойно произнес подошедший фон Грюниген, уже вполне оправившийся судя по всему от первого шока. — За врачом уже побежал кто-то из оруженосцев.

И тут на глаза Эмри попалась какая-то бутылка с жидкостью телесного цвета. «Точно! — вспомнил наконец граф. — Те самые бутылки, будь они неладны. Вернее ладны и даже очень ладны. Но что делает именно эта? Спасет ли она Зигфрида или убьет? Хотя какая ему разница. Быстрая смерть от алхимического яда, чем такие мучения!» Эмри быстро снял бутылку с чудом уцелевшего пояса Зигфрида, открыл, зачем-то понюхал содержимое — оно ничем не пахло — и поднес горлышко ко рту своего друга. Опустившийся на колени радом с ним фон Грюниген помог разжать сведенные судорогой челюсти де Монтроя.

Эпилог

Я отвернулся от здоровенного начищенного до блеска щита, служившего мне зеркалом в те годы, что я жил во дворце. Лицо, увиденное в нем, не принадлежало мне, я не хотел его больше видеть. Взгляд наткнулся на белый платок со своеобразной вуалью, закрывающей нижнюю часть лица. Как сказал мне Мигель де Нариа, рыцарь из Иберийской марки, гостящий в Билефелии и сражавшийся в Войне огня и праха, такие носят в Кордовском эмирате и Халинском халифате караванщики, водящие караваны через пустыни и плоскогорья, чтобы во время страшных бурь прятать лицо от песка, секущего кожу, словно стараясь сорвать с него всю кожу. Я надел ее и вновь обернулся к щиту. Вот так гораздо лучше. На виду одни глаза в обрамлении узкой полоски почерневшей от пламени Долины мук кожи.

Когда меня обдало огненной кровью Маркварта, я почти сразу потерял сознание. Я не чувствовал как мне раздвигали челюсти и вливали в горло содержимое последней бутылки с лечащим зельем. Лишь ощутил, что пожар, полыхающий во всем моем теле, начинает понемногу гаснуть. Тогда я подумал, что это, наконец, приходит смерть. Но не тут-то было.

В себя я пришел уже в столичном госпитале на соседней койке со своими же рыцарями, что сражались вместе со мной в Эльфийских лесах. Оказывается за моей судьбой, затаив дыхание следил едва не весь Аахен. Вокруг постоянно суетились врачи и даже несколько магов-лекарей. Именно последние спасли мне жизнь. Алхимической зелье, лишь начало лечить меня, однако его не хватило бы для того, чтобы справиться с жидким пламенем Долины мук, заменявшим Маркварту кровь. К тому же, отделение от моего тела частей доспехов, точно прикончило бы меня. Маги облегчили боль и частично восстановили мое тело настолько, насколько это было, в принципе, возможно. На самом деле, от меня мало, что осталось. Да, я был полностью здоров и вскоре кожный покров более-менее восстановился — правда, что он представлял собой теперь лучше и не думать. Интересно, насколько восстановятся волосы. Сейчас они неприятными клочками торчали из-под намотанного на голову белого платка.

Накинув на плечи теплую куртку, зима все сильнее уступала позиции весне, однако не без боя, я взял со спинки стула плащ и вышел из комнаты. Я отправлялся обратно в разоренную и теперь восстановленную могилу графа Роланда, чтобы вернуть Дюрандаль на законное место. Это был не мой меч, надо вернуть его хозяину, пускай тот и развеян пеплом по ветру в Эльфийских лесах.