Двенадцать ворот Бухары

Глава 12

Хаджи Малех, отец Насим-джана, лежал на смертном одре. Он даже пищу принимал уже с трудом. Но о себе не думал, только о единственном сыне. Сколько, бедняга, пережил трудностей в свои молодые годы! Стал революционером… Пришлось бежать из родного города… Скитался на чужбине… Какие лишения пришлось испытать! А теперь, когда революция победила, все равно ни покоя, ни отдыха нет у него. То в ЧК, то в исполком, то еще куда-нибудь мчится. Днем по учреждениям бегает, а ночью с солдатами на конях скачет. О себе никогда не думает! Покойница его мать так и не дождалась, чтобы сын познал счастье семейной жизни; теперь вот и отец умирает, а он все не женат… Спутался с какой-то турчанкой. Хоть бы не была она женой правоверного! Обманом завлекла молодого человека, не будет добра от этого… Что люди скажут? Отца не послушался, вот и попал в руки хитрой женщины! Как удержать его?

— Пришел Насим-джан домой? — слабым голосом спросил старик у свояченицы, ухаживавшей за больным.

— Явился, — ворчливо ответила она.

У себя в комнате.

— И та женщина с ним? — голос старика дрожал от волнения.

— Да, та, с глазами как у совы!

— Скажите ему, что я хочу его видеть, пусть придет сюда! Старуха вышла, и через несколько минут пришел Насим-джан, нарядно одетый.

— Вы меня звали?

— Да, — сказал старик, с трудом приоткрыв глаза.

— Как себя чувствуете? Принимали прописанные доктором лекарства?

— Ты мой врач и ты мое лекарство! Можешь ты наконец понять это?

— Я все понимаю… Но чего вы от меня хотите?

— Брось эту коварную, прогони ее! Женщина, изменившая мужу, будет изменять и другому. Эта чужестранка принесет тебе только зло! Отчего она бросила родину и приехала с этим… как его Саидом Ахрори? Брось ее! Сотни девушек были бы счастливы стать твоей женой! Брось эту…

— Хорошо!

— Вот умница! В сундучке, что в нише, лежит мешочек с золотом. Возьми, дай ей, сколько она потребует, и пусть уезжает, пусть оставит тебя в покое! Сам отправь ее…

— Хорошо, хорошо, отправлю…

— А потом… если, даст бог, поправлюсь, найду жену для тебя. Силы старика иссякли, он умолк и задремал. Насим-джан, подождав

немного, достал из ниши над головой отца сундучок, вынул из него довольно тяжелый мешочек и, положив в карман халата, тихо удалился.

В это время в его комнате кокетничала сама с собой перед зеркалом знакомая нам Хусниддинова. На ней было шелковое платье, отделанное плиссированным рюшиком, черные волосы свободно падали на плечи, в голубых глазах искрилось лукавство… Белила, румяна, сурьма густо покрывали ее лицо, так что трудно было узнать, какое оно на самом деле.

Вошедшего в комнату Насим-джана она встретила искусственной улыбкой, в кокетливом взгляде таилось коварство.

— Ну, что хотел от тебя старик? — спросила она по-турецки.

— Ничего особенного, — ответил он на том же языке. — Хотел знать, как идут мои дела.

— А разрешение ты у него спросил?

— Конечно!..

— Ну, а он что, дал?

— Дал! — сказал Насим-джан улыбаясь.

Женщина крепко обняла его и поцеловала в губы.

— Милый мой, уедем поскорей из этого пыльного, неуютного города!.. Бежим от моего противного, глупого мужа! Зачем нам эта разоренная страна?! В Турции мы будем счастливы. Нас ждет веселая, легкая жизнь… Ты скинешь свою мешковатую одежду, наденешь изящный костюм из английского сукна, на голову — турецкую феску… Впрочем, и твоя каракулевая шапка тебе идет, она сшита по турецкому образцу. Из твоего жилетного кармана будет свисать золотая цепочка от часов, на носу — золотое пенсне… И я наряжусь под стать тебе… Мы будем есть в самых лучших ресторанах, кофейнях, кататься по Босфору… Наша жизнь превратится в сплошной праздник… — Передохнув минутку, она продолжала: — Но, дорогой, на все это нужны деньги, и немалые. Терпеть там лишения? Ни за что! Если можешь, возьми с собой золота побольше, драгоценных камней!

— О деньгах можешь не беспокоиться. Вот этого нам надолго хватит, — сказал Насим-джан, вынимая из кармана наполненный золотом мешочек и тут же положив его обратно.

— Вот хорошо! Тогда пойдем сейчас же к Низамиддину-эфенди… Он обещал послать нас в Баку, чтоб мы продали его каракулевые шкурки и купили фарфор и мануфактуру… Я, конечно, согласилась.

— Напрасно!

— Не волнуйся, каракулевые шкурки нам пригодятся… Есть у меня в Баку свой человек, он выправит нам все нужные документы. Ну, давай скорее пойдем!

Он стал переодеваться, а в ушах неотступно звучали слова отца: «Ты мой врач и ты мое лекарство… Изменившая одному мужу изменит и другому… Брось ее…» Прав отец, ее бросить надо, оборвать эту связь! Сегодня скажу председателю…»

— Я охотно всегда выполняю твои просьбы и требования. Ты моя радость и услада… Но отец мой очень болен… Как же я брошу его и уеду?! Пусть хоть немного поправится…

— Не беспокойся, старик довольно бодр еще, умрет не скоро. Если мы замешкаемся, мои люди уедут из Баку. Кто же выправит нам документы? Без них перейти через границу не удастся… А если тем временем мой муж выйдет из больницы, вырваться будет еще труднее.

— Я согласен, но подождем до завтра, — сказал, подумав, Насим-джан. — Завтра после полудня идет почтовый поезд… Я позвоню в Каган, чтобы оставили два билета первого класса… Мы спокойно выедем. Надеюсь, отцу завтра лучше будет. Успею и на работу сообщить, что еду в Баку на несколько дней по делам. Чтобы меня не хватились…

Женщина печально поникла головой, но что поделать, доводы убедительны.

— Хоть бы ты до главной улицы меня сейчас проводил, — сказала она просительно.

— К сожалению… — начал Насим-джан, но она прервала его:

— Все ясно, ты не хочешь появляться вместе со мной…

Что ж, буду ждать завтра твоего звонка.

— Да, до завтра!

Насим-джан проводил ее до ворот и вздохнул с облегчением. Потом прибрал немного в комнате и вышел. Путь его лежал в ЧК.

Его приняли не сразу, у председателя был по какому-то важному делу Карим-джан. Полчаса Насим сгорал от нетерпения. Наконец Карим ушел, и настала его очередь.

— Входи, Насим-джан, входи! — приветствовал его Аминов. — Давно не видал тебя.

— Много хлопот, быть влюбленным — нелегкое дело! Ну и поручение…

— Вы еще жалуетесь? Приглянулись красивой женщине и еще недовольны! О, если бы это дело поручили мне!.. Ну, что слышно?

— Мы решили бежать!

— Куда и как?

— Низамиддин отправит нас в Баку, там ее «свои» люди… Они оформят нам документы.

— Прекрасно! Я так и думал. Те люди нам очень нужны. Ехать необходимо. Я позвоню в Баку, предупрежу, тебе помогут. Работай с оглядкой, не спеша…

— Конечно!.. Лишь бы она верила в мою любовь.

— Насколько мне известно, она верит. Хочет одним выстрелом двух зайцев убить: и твоим сердцем завладеть, и порученное ей дело выполнить… А ты продолжай в том же духе!

— Но отец мой болен… Как мне оставить его?

— Очень сочувствую, но иного выхода нет Я примату врача, сам буду навещать, не беспокойся.

— Что поделаешь, поеду.

— Загляни к Федорову, у него еще ее и» поручения.

— Хорошо.

На улице Насим-джан на него посыпался град вопросов:

— Скажи, Насим-джан, правда ли?

— О чем ты?

— Что ты в связи с женой Сайда Лхрори? Говорят даже, что ты хочешь развести ее с мужем

— Ну, если и так?

— Что ты, с ума сошел? Совсем рехнулся Во всей Бухаре не нашлось для тебя девушки? Берешь женщину, прошедшую сквозь огонь и воду, избежавшую семи виселиц!

— Любовь! — улыбнулся Насим-джан. Человек не властен над своим сердцем… Я влюблен.

— В такую женщину трудно влюбиться, не понимаю тебя.

— Почему? — спросил Насим-джан. Красивая, свободная, без паранджи, ученая, заткнет за пояс любого мужчину.

— Жена мусульманина к тому же, — подхватил собеседник Насим-джана, — и безнравственная, гулящая.

— Ты еще молод судить об этом. Ничего не понимаешь.

— И не хочу понимать!

Молодой человек досадливо махнул рукой и ушел…

Насим-джан направился домой; тревожные мысли одолевали его. Какое сложное поручение дано ему! Выполняя его, он потерял уважение отца, друзей… его считают легкомысленным глупцом… Кто эта грязная женщина? А Сайд Ахрори? Почему о нем нет разговора? Значит, женщина больше нужна? Ведь через нее, может быть, удастся задержать в Баку каких-то людей! Наверно, они главные… Они враги наши! Тогда нужно примириться, спокойно сносить порицания и упреки. Конечно, от него все отшатнутся… Спутался с турчанкой, бежал из родного города, оставил больного отца! Вряд ли после этого кто-нибудь выдаст за него свою дочь. Ну что ж!.. Был бы жив-здоров, а счастье он найдет!

С этими мыслями Насим-джан дошел до дому и сразу зашел к отцу. Хотелось поделиться своей тревогой, рассказать близкому человеку, что происходит, сообщить, что уезжает в Баку. Но он застал отца спящим Тихонько удалился, прошел к себе и вдруг понял, что мог совершить непоправимую ошибку.

«Как хорошо, что отец спал! — подумал он. — А я, глупец, хотел ему все рассказать!.. Да, я действительно легкомысленный человек. Отец болен, память ослабела, он мог, не подумав, рассказать тете, и тетя приятельнице, а та еще кому-нибудь… Так очень скоро узнала бы вся Бухара, и труды стольких людей оказались бы напрасны…»

Насим-джан вернулся к отцу и всю ночь просидел у его постели, давал ему лекарства, воду, оберегал его ночной покой. Утром отец выглядел бодрее, лицо прояснилось. Насим-джан побыл с ним еще довольно долго, наконец, испросив разрешение, ушел по своим делам.

Он отправился в Каган, где уже ждала его Хусниддинова. Там он встретил соседа по дому, работавшего в Центральном Исполнительном Комитете. Подавляя чувство неловкости, он сказал, указывая на свою спутницу:

— Я отвезу эту женщину в Баку, а вы, очень прошу, наведывайтесь, пожалуйста, к моему отцу. Если ему станет плохо, дайте знать телеграммой в Бухарское посольство на мое имя!

Сосед пообещал, несмотря на чувство омерзения, охватившее его при мысли о безрассудстве молодого человека. А Насим-джан с беспечным видом посадил свою спутницу в вагон и последовал за ней. Поезд тронулся…

Отец скончался через пять дней после его отъезда. Много друзей было у старика и его сына, все они собрались на похороны. А Насим-джан вернулся лишь вечером на другой день. Он очень убивался, много плакал, три дня подряд утром и вечером ходильна кладбище, орошая могилу отца слезами. Семь дней оставались в доме близкие родственники, друзья и товарищи, а когда они ушли, он места себе не находил от чувства одиночества и тоски. С ним была только старая тетка. Дом казался ему мрачной тюрьмой…

На десятый день он явился в свое учреждение. Председатель ЧК похвалил за хорошо проведенное дело и оставил на прежней работе.

…В тот день тучи покрывали небо, еще до захода солнца стало совсем темно.

Тетя принесла ему в комнату суп.

— Поешь, сынок, суп очень вкусный…

— Спасибо, поставьте, пожалуйста, — сказал он, поднимаясь с кровати. — Хоть я и не голоден, но грешно не есть суп, приготовленный вами.

— Спасибо, сынок! Когда уходишь на работу? А может, сегодня совсем не пойдешь?

— Сегодня никуда не пойду.

— Вот и хорошо, отдохни малость… — Немного замявшись, она спросила: — Скажи на милость, от той, пропади она пропадом, ты навсегда избавился?

— Навсегда! И хоть это утешает… Исполнил последнюю волю моего дорогого отца!

— Благослови тебя бог!

Старуха вышла во двор. Подле суфы стояла женщина в парандже, лицо закрыто чашмбандом.

— Дома Насим-джан? — спросила она.

Интересно, почему незнакомка не открывает перед ней лица, ведь они не на улице…

— Дома, пожалуйста, войдите. Насим-джан у себя.

— А нельзя ли вызвать его сюда?

Все еще недоумевая, старуха пошла за ним Вскоре появился Насим-джан.

— У вас ко мне дело, тетушка? — спросил он, крайне удивленный.

— Да, я уже не раз приходила, все не заставала… Знаю, вы уезжали, потом отец ваш скончался — да смилуется над ним бог, наконец, суждено было сегодня встретиться с вами.

Женщина помолчала, как бы собираясь с мыслями, потом продолжала:

— Когда-то ваша покойная мать попросила меня найти девушку из хорошей семьи и посватать ее вам…

— Войдите в дом, поговорим, — сказал Насим-джан, явно заинтересованный разговором.

— Неловко… в парандже и чашмбанде… А нельзя ли здесь поговорить?..

— А что, если снимете паранджу?

— Еще не время… Вот если выйдет все как надо, узнаете, кто я, тогда и увидите…

— Ну что ж, как вам угодно!

— Покойная мать ваша даже клятву с меня взяла, что я найду для вас подходящую жену. В каких только семьях я не побывала… У военных и мулл, ремесленников и лавочников, со всеми девушками познакомилась — ни одна не понравилась. И вот недавно попала в один дом и увидела необыкновенную красавицу… В ней все: и красота, и изящество, и ум… А уж как приветлива, весела, ловка… Одно только… была замужем, не девушка…

— Это не важно, — сказал Насим-джан.

— Да, да, совсем не важно. Жену взять — не барана или теленка на базаре купить… Жена — подруга мужа, помощница, жена поддерживает его авторитет и честь. К сожалению, не все мужчины это понимают, относятся к жене как к вещи, как к товару, готовы чуть ли не каждый день жен менять… Я знаю, вы не из таких, и, увидав эту красавицу, сразу помчалась к вам. Если вы впрямь задумали жениться, то лучшей жены не найдете…

Женитесь на ней, не пожалеете.

— Кто она, как зовут?

— Оим Шо — ее имя, может, слышали? Сам эмир Алихан преклонял перед ней колени. Она хороша, как пери, я не преувеличиваю… Образованная, любит стихи, хорошо декламирует, а голос! Музыка!..

Насим-джан загорелся, женщина воодушевила его своими речами. Образованная? Прямо не верится — при такой красоте? Ведь красивые женщины чаще неумны…

— Вы меня околдовали вашими речами, тетушка… Что теперь делать?

— Как говорят, услышать не значит увидеть. Вы можете мне не верить. Лучше пошлите кого-нибудь посмотреть, а потом и решайте.

— Верно! Я попрошу свою тетю…

— Хорошо бы ей сейчас со мной пойти… я покажу. В квартале Ара-бон…

Насим-джану пришлось долго уговаривать свою тетку, она упиралась.

— Хоть убей, без подарка и угощенья не пойду, — заявила она.

— Пожалуйста, откройте сундук и возьмите все, что понравится… Успеете и угощение приготовить.

Старуха принялась за дело, а Насим-джан вынес во двор стул и предложил женщине сесть. Она продолжала восхвалять Оим Шо; между прочим, сказала, что та видела его и сразу влюбилась… О, если бы любовь оказалась взаимной, как прекрасно было бы их будущее! Жить без любви — уподобиться животным. В этом преходящем мире нужно жить достойно, по-человечески, быть счастливыми, получать удовольствие от жизни.

Подарки были готовы, Насим-джан проводил обеих женщин, попросил свою тетю запомнить все, что увидит и услышит.

В ожидании тети Насим-джан не находил себе места, не знал, что с собой делать, чем занять время… Прилег, чтобы почитать, но тут же вскочил. Сгорал от любопытства — какая она? Неужели правда, что она так хороша! И влюбилась в него?.. Может, она и подослала эту сваху?.. Ну уж если бывшая жена эмира влюбилась, значит, он чего-нибудь да стоит, не так ли? Правда, жениться на жене эмира Алимхана — значит дать лишний повод для сплетен… Ну и пусть сплетничают! Тут и завистники, и болтуны, и прямые враги. Он не из тех, что боятся пустословия, наслышался! Сначала вся контрреволюционная шайка кричала, что он отрекся от веры, изменил исламу… Когда революция победила, они же издевались над ним: вот, говорили, он боролся за революцию и что за это получил — ни чина, ни материального благополучия!.. Старший над тюремной охраной — разве это чин? Потом пошли слушки, что он близкий друг одного большого человека, потому и в ЧК и в ревком может входить беспрепятственно. Вдруг возникли разговоры, утверждавшие обратное: Насим-джану, мол, не на что жить, и, чтобы как-нибудь прокормиться, он играет на таре и на танбуре.

Наконец, история с этой турчанкой… Последняя сплетня у всех на языке. Его это отнюдь не волновало. Ну а если он женится на этой женщине, снова начнут судачить: вот Насим-джан взял в жены разведенную, потому что девушку из порядочного дома за него не отдадут! Ну и что с того? Посудачат, посудачат и перестанут. Известна ведь поговорка, что городские ворота можно запереть, а людям рот — нельзя. Главное, полюбить всем сердцем, не разочароваться. Он об одном лишь мечтает — чтобы эта женщина оказалась такой, как ее описали…

И он с нетерпением ждал возвращения тети. Наконец через два часа, длившихся как год, он услышал знакомые шаги. Выскочив из комнаты, пошел навстречу тете, уже на ходу спрашивая:

— Ну, видели, какова?

Тетя, женщина спокойного нрава, улыбнулась и не спеша сказала:

— Хороша!

Насим-джан подскочил к тете, взял ее под руки, ввел в комнату.

— Правда? Это правда? Красива, умна? Чем хороша?

— Дай отдышаться, — сказала она, садясь на стул. — Постарела я, два шага пройду и устану…

— Знаю я… Но расскажите поскорее, какова Оим Шо. Тетя стала рассказывать все по порядку.

— Ну хорошо, пришли мы… Дом у нее роскошный… и на внешней половине двор, и на внутренней… Всюду цветники, виноградные дуги.

Насим-джан мысленно проклинал и дворы, и цветники, и виноградные дуги, но терпеливо молчал, боясь, что старуха потеряет нить речи. Она тем временем продолжала:

— Нас встретили мать и дочь. Молодая женщина, видать, хорошо воспитанная, с мягким характером, расторопная хозяйка, а уж красива!.. Такую редко сыщешь. Сразу сердце привлекает. Я женщина, и то, покоренная ее красотой и приятным обращением, никак уйти не хотела… Мать ее мне тоже понравилась: умная, умеет себя держать. Они из хорошей семьи, в их роду — все военные, в больших чинах… Сам аллах, видно, позаботился — и ты будешь счастлив, и я за тебя спокойна.

— Да будьте совершенно спокойны!

Насим-джан быстро подсел к столу, начал писать письмо своей избраннице.

Узнав у тети, где живет Оим Шо, Насим-джан послал со знакомым письмо к ней, поручив дождаться ответа. Затем зашел в комнату тети посоветоваться о приготовлениях к свадьбе.

— Наверное, начнешь с помолвки? — спросила тетя.

— Нет, никаких помолвок! Если получу благоприятный ответ, через день-другой будет свадьба.

— Что?!

Да ты с ума сошел. Где ты видел такую свадьбу? Подумай, пригласи друзей, посоветуйся с ними, с уважаемыми пожилыми людьми нашей махалли, а потом устраивай свадьбу. Неужели ты хочешь скомкать такое торжество?

— У нас будет новая, красная свадьба; для нее никаких совещаний не нужно. Извещу друзей, приглашу повара, он сделает плов, шашлык… Позовем музыкантов, певцов, и довольно…

— А как же быть с людьми из махалли, с друзьями и знакомыми твоего отца, с нашими родственниками? Нет, с тобой что-то происходит странное!

— Ничего, их пригласим потом… Свадьба ведь несколько дней будет продолжаться.

— Ты с ума сошел! Наконец, что это за жена, за которую не дали калыма?! А вещи, одежда! Сваты должны пойти к ним со списком, потом вернуться, и по списку все будет сшито и сделано… Тогда отправятся снова, понесут подносы с подарками, приданое…

— Ничего, обойдется!

Пока они так препирались, пришло ответное письмо. Оно было написано на старинной, шелковой, тонко пахнущей бумаге. Еще не прочитав его, Насим-джан опьянел от одного аромата. Вот что писала Оим Шо:

— Что она пишет? — полюбопытствовала тетка.

— Кокетничает, скромничает…

Насим-джан был в восторге и, не медля ни минуты, написал ответ.

Запечатав письмо, он послал его, наказав посланцу, как и первый раз, дождаться ответа. Пообещал, если ответ будет благоприятный, подарить халат из алачи.

Ответ был доставлен молниеносно. Вот что писала Хамрохон:

«Милая, душенька!» — восклицал Насим-джан, читая письмо. Не веря глазам своим, он перечитывал его снова и снова.

— Что она пишет? — сгорая от любопытства, спросила тетя.

— «Ваша я, а вы мой!» — вот что она пишет! — ликуя, сказал Насим-джан. — Вечером сегодня наша свадьба… Скорее пригласите соседку, пусть поможет убрать комнаты! Придет ваша невестка.

Старуха смотрела на своего племянника изумленно, как на сумасшедшего.

— Поторопитесь, позовите своих помощниц, мало времени осталось… Что вы так на меня смотрите? Я в своем уме.

С этими словами Насим-джан подошел к телефону. Старуха не двинулась с места, она все еще считала, что он шутит. Насим-джан тем временем соединился с ЧК. Узнав, что Аминов там, он быстро переоделся и ушел, снова напомнив тетке, что надо поторапливаться она все не могла прийти в себя от изумления…

Через несколько минут ее со двора окликнула соседка:

— Эй, тетушка, где вы?

— Я дома, входите!

Соседка не заставила долго себя ждать.

— Поздравляю! — сказала она, входя. — Насим джан сказал, что надо готовиться к свадьбе… Правда ли это? Л мы и не знали…

— Я и сама ничего не понимаю… — растерянно сказала старуха. — Сразу, в один день, и сватовство и свадьба… Когда такое было?

— Времена другие настали, что поделаешь? Свадьба так свадьба! Давайте приберем в доме.

Старуха принялась за дело.

Насим-джан явился к председателю ЦК Аминову и сразу выложил свое дело: сегодня вечером он женится, свадьба будет необычная, никто еще таких не устраивал, тем труднее, но надо кому-нибудь начать. Сегодня договорился со своей любимой, и сегодня же она придет в его дом.

Аминов сначала немного удивился, но быстро сообразил, какой верный шаг делает Насим-джан, и всецело одобрил его. Он ценил самоотверженную работу молодого человека, с его помощью были раскрыты и пойманы опасные враги Советской власти: Он полагал, что Насим-джану нелегко было теперь, после истории с турчанкой, найти невесту. И как удачно, что такая все же нашлась!

— Во-первых, поздравляю, желаю счастья и всех благ! А во-вторых, ни о чем сами не хлопочите. Я скажу товарищам, опытным в этом деле, они все устроят за какой-нибудь час.

— Спасибо, спасибо! — повторял растроганный вниманием Насим-джан, крепко пожимая на прощание руку Аминову. Он не сомневался, что председатель пойдет ему навстречу. Верил он также в счастливый брак свой, хоть и свершался он в столь необычных условиях.

Прямо из ЧК он направился в женский клуб. Там он застал Фирузу. В эти дни у нее было много работы, и она засиживалась допоздна, приносила с собой ребенка. В ее светлом и просторном кабинете поставили детскую кроватку, нашлась и помощница, смотревшая за девочкой, чтобы не отрывать Фирузу от работы.

Это вполне устраивало и Асо и Оймулло: каждый был занят своим делом.

Насим-джан жил напротив клуба, часто заходил туда и чувствовал там себя как дома.

— Фируза-джан, — сказал он взволнованно, входя к ней в кабинет, — все для вас готов сделать, но, если вы мне сейчас не поможете, умру на месте!

— Ну-ну! — изумилась Фируза. — Что стряслось?

— Я влюблен, женюсь… Свадьба сегодня вечером.

— Сегодня вечером?! Странно! Как это мы ничего не знали?

— Никто не знал… Даже моя тетя узнала об этом лишь час назад.

Рассказав все как было, Насим-джан попросил Фирузу быть главной распорядительницей, привести учительниц и вместе с ними помочь его бестолковой, неопытной тете.

Фируза, конечно, согласилась.

— Но раньше, — сказала она, — я отнесу домой ребенка, предупрежу Асо… И непременно приду помочь!

— Ой, нет, домой не ходите, некогда!

Я сам скажу Асо. Он скоро будет здесь. А Гульбахор пусть тоже порезвится на моей свадьбе, несите ее к нам!

Насим-джан еще не закончил свою речь, как появился Асо и поздравил его, смеясь.

— Отведаем ваше свадебное угощение, — сказал он. — Интересно посмотреть, какова же эта новая свадьба!

И действительно, то была необычная свадьба. Прежде всего потому, все свершилось в один день. Прямо чудо, как быстро украсили цветами и коврами комнаты, приготовили обильное угощение, позвали музыкантов и певцов… К тому же не жениха привезли к невесте, а невесту — к жениху.

В два часа ночи гости разошлись. Насим-джан, проводив их, наконец остался наедине с молодой женой.

Оим Шо низко поклонилась ему, когда он вошел в комнату, где она ждала его. Насим-джан откинул с ее лица газовую вуаль и, пораженный ее красотой, чуть не потерял сознание. Припав к ее губам, он пил, пил мед первого поцелуя…

И тут раздался знакомый женский голос:

— Этот сладкий поцелуй — приправа к горькому вину, не правда ли? Он быстро обернулся. Перед ним стояла пожилая женщина с худощавым смуглым лицом. Она, улыбаясь, протягивала пиалу вина. Насим-джан принял из ее рук пиалу, но лицо его выражало крайнее удивление, в глазах читался вопрос: кто вы такая? Женщина поняла это без слов.

— Я обещала, что, когда цель будет, я скажу, кто я… Я ваша преданная служанка…

И тут раздался голос Оим Шо.

— Тетушка Анбар! — произнесла она с нежностью и мягко улыбнулась.

— Спасибо вам, — сказал растроганный джан, — за то, что соединили два любящих сердца, два сердца, полных вином любви! Да ниспошлет вам аллах долгую жизнь!

— Поздравляю вас с исполнением желаний! Дай бог дожить вам вместе до старости, народить детей, создать хорошую большую семью…

С этими словами тетушка Анбар удалилась, оставив молодых наедине.

Забегая вперед, скажем, что ее пожелание дожить вместе до старости, увы, не сбылось… Но об этом потом.