1

Планета не имела названия. Надобности в нем, впрочем, и не возникало. Обитатели безымянного космического тела, обращающегося вокруг неприметной звезды на окраине Галактики, считали свой мир единственным, неизменным, данным раз и навсегда. Они не умели преодолевать тяготения огромного шара, на котором им выпало жить. Не менее прочно держало их в плену тяготение обыденных воззрений, рутины и невежества. Разве что самые отъявленные фантазеры, если таковые обретались в их среде, могли подумывать, что где-то на звездах, наверно, существуют иные обитаемые миры.

Стало быть, названия у нее не было, да и не требовалось. Впрочем, со временем ее зафиксировали в справочниках, атласах и лоциях под шифром К-52, о чем ее жители даже не подозревали. Индекс «К» перед порядковым номером означал, что данная планета принадлежит к числу карантинных, то есть посещать ее без специального разрешения Галактической Лиги запрещено. Тем более возбранялось вступать с ее населением в открытый контакт.

К-52 получила и неофициальное наименование по самому большому своему городу — Золотая Канава. Мегаполис раскинулся на месте крупнейшего золотого прииска. Благородный металл, намытый из песка, превратился в улицы, бульвары, площади, парки, особняки, ограды, памятники, магазины, бары, игорные дома, бордели, конторы, банки, трущобы, притоны, ночлежки и населил каменные ячейки этого лабиринта бессчетным человеческим роем, однако ничуть не облагородил нравы и не надолго задержался в карманах тех, кто вбивал колышки и орудовал лотком. «Аурум», этот семьдесят девятый элемент по атомному весу и первый по количеству совершенных из-за него безумств, заразил созданный его властью город неисцелимой лихорадкой. Магнетизм чрезмерного людского скопища притягивал блистательные умы, соблазнительные тела, неутоленные честолюбия, рвущиеся из пут обыденности души, — отовсюду стремились они в мегаполис, чтобы окунуться в его круглосуточное бешеное кипение, чтобы подвергнуться возгонке до вершин славы и, миновав пик своих устремлений, низринуться на дно жизни, в дурманное клокотание отработанной, отжатой грязи, копошащейся на задворках и в подвалах, и весь этот город мог показаться необычайно большим и сложным перегонным кубом для человеческих потоков, стекающихся в него из городов, городишек, деревушек и таких глухоманей, куда не добрался еще ни один топограф. Также могло показаться, что колоссальная машина эта работает сама по себе, не преследуя никаких целей и никакой продукции в конечном счете не создавая, однако при внимательном рассмотрении становилось заметным, что некая незримая и вездесущая рука снимает с бурлящего нечистого варева золотую пенку. И тут стороннему наблюдателю следовало бы представить мегаполис в образе не химического агрегата, а скорее — необыкновенно сложной, разветвленной системы, наподобие кровеносной, где во всех своих мыслимых видах и ипостасях циркулирует золото. С шелестом ассигнаций, звоном монет, сухим треском чека, отрываемого от корешка, с набившим оскомину скрипом перьев по разлинованной глади гроссбуха — кочует из рук в руки всемогущий металл, вернее, его всемогущая тень, отбрасываемая сиянием полновесных слитков, упрятанных в бронированные подвалы. Из рук в руки, из рук в руки, через прилавки, сквозь окошечки касс, в конвертах, банковских бандеролях, брезентовых мешочках, портфелях и чемоданах течет призрачное золото, оборачиваясь то пачкой дурманящей травы, то грудой жетонов на игровом столе, то набором паскудных открыток, то ножом в руке наемного убийцы. Из рук в руки, из рук в руки, из рук в руки, претерпевая множество метаморфоз, порхают золотые крупицы, из чулка девки переходя в обтерханное портмоне ее кота, уплывая в бестелесные пальцы щипача сквозь надрезанный карман зеваки, низвергаясь из перевернутого кассового ящика в подставленный саквояж налетчика, перемешиваясь то с кровью, то с отравой, то с позором, похотью, алчностью, жестокостью, темными вихрями страстей. И так изо дня в день, круглые сутки, ни на миг не прекращая прихотливого движения и головокружительных превращений, извлеченное из песка золото циркулировало, кочевало, текло, порхало, меняя обличья и хозяев, до тех пор, пока множество тайных его русл не сходилось в единый, никому не ведомый поток, оборачивавшийся в своем устье набухшей до умопомрачительных размеров золотой каплей, которая необъяснимым путем ускользала от взоров налогового ведомства и потихонечку оседала жирной вереницей нулей на банковском счете.

Человек, которому принадлежал упомянутый счет, фактически властвовал над мегаполисом. Однако его могущество оставалось тайным, а его богатство — незримым. В тех слоях общества, которыми по долгу службы интересуется полиция, его знали под кличкой «Папаша». А в кругах, которые для блюстителей закона недосягаемей, чем солнце, он именовался «господин Рольт». Его настоящей фамилии не знал никто.