Дворец мечты

8

Было уже поздно, когда Тони спустилась к завтраку, но Франческа еще сидела за столом, задумчиво глядя в пространство. Подняв глаза, она сказала:

— Вы сегодня поздно, я уж думала — вы совсем не придете.

Тони села за стол.

— Извини, дорогая. Я… я ходила на берег. Я купалась перед завтраком, и потом мне нужно было принять душ и переодеться.

— Понятно. — Франческа вздохнула. — А вы знаете, что отец сегодня утром уезжает?

Тони была потрясена.

— Нет… Я хочу сказать: разве он уже уехал?

— Да, я его не видела, но он уехал. Мария сказала, что он даже не завтракал.

— Понимаю, а… куда он поехал?

— Наверное, обратно в Лиссабон. — Франческа провела пальцем по скатерти. — Как жаль, что он не сказал мне, что уезжает.

Тони почувствовала огорчение девочки и подошла к ней.

— Не беспокойся. Наверное, случилось что-нибудь срочное.

— Вы так думаете? А мне кажется, что это связано со вчерашним визитом Лауры.

Тони почувствовала, что у нее упало сердце:

— Почему?

— Не знаю. Может быть, она что-нибудь сказала? Во всяком случае, ей не понравилось, что вы здесь. Может быть, она просто ревнует?

— Но это было нелепо! — возразила Тони.

— Почему же? Мне тоже уже некоторое время кажется, что отцу нравится ваше общество. Разве вы сами не убедились в этом за последнюю неделю?

— Эта последняя неделя, конечно, отличалась от всех остальных, — вздохнула Тони. — Но ты совсем себе не представляешь, что твой отец думает обо мне.

Франческа нетерпеливо возразила:

— Вы все придумываете. Если бы вы знал отца, как я, вы бы поняли, что он относился к вам последнюю неделю как… как человек, который восхищается вами! Я думаю, что вы его заинтересовали. Вы ведь не похожи на Лауру и других женщин, которые стремятся привлечь его внимание. Мне, наоборот, кажется, что вы делаете все возможное, чтобы рассердить его, и, может быть, в этом и есть секрет того интереса, который вы вызываете.

— Господи, Франческа! — рассердилась Тони. — Хватит говорить на эту тему! Ты просто не понимаешь, что говоришь. Это звучит как перепев из женских журналов, — и она улыбнулась, надеясь переменить разговор.

Франческа пожала печами и встала.

— Пусть так. Но отец оставил распоряжение, чтобы мы начали заниматься, поэтому нужно начинать.

Тони удивилась:

— Ты на самом деле хочешь начать занятия?

Франческа сделала недовольное лицо.

— По крайней мере, у вас тогда не останется времени размышлять об отце, — сказала она.

Тони подумала, что в этом есть доля правды. Таким образом она сможет забыть о своих проблемах.

— Хорошо, — сказала она. — Давай начнем.

Несмотря на то, что Франческе было только тринадцать лет, она обладала довольно обширными познаниями. Тони сомневалась, что она сможет многому ее научить: Особенно хорошо Франческа знала английский язык. Она рассказала Тони о желании отца, чтобы его дочь поступила в университет в Англии. Она была способной ученицей. У них было много дискуссий на разные темы, связанные с общественной жизнью. Франческа много читала, цитировала Шекспира, Диккенса; любила поэзию, и они проводили часы за чтением старых изданий Уильяма Водсворда. Тони казалось, что многие поэты Озерной школы необыкновенно хорошо сумели выразить суть любви к природе, и здесь, среди дикой и прекрасной природы, было так понятно, где они черпали свое вдохновение. Если мысль о том, что граф в один прекрасный день приедет, и беспокоила ее, она быстро забывала об этом днем в обществе Франчески. Она была так похожа на своего отца, унаследовала его чувство юмора, и Тони сейчас была почти довольна своей жизнью.

Только ночью, когда луна освещала стены замка, а небо было похоже на темный бархат, усыпанный драгоценностями-звездами.

Тони начинала чувствовать в душе пробуждение любви и желания, ощущать потребности своего тела. Она вспоминала все, связанное с графом делла Мария Эстрада: его густые темные волосы, роскошные длинные ресницы, загорелые сильные руки, которые способны вызывать в ней страстное желание подчиняться ему, и даже его шрам, который имел на нее какое-то странное влияние.

Много раз она садилась к окну, прислушивалась к шуму моря и думала: где он, чем занят, когда приедет и предъявит на нее свои права. Старая графиня принимала ее присутствие, не задавая никаких вопросов, и Тони стало казаться, что та особенно не входила в детали жизни в замке, если только все было спокойно. Франческа проводила с бабушкой времени больше, чем кто-либо другой. Иногда врач предписывал графине постельный режим, и тогда Франческа ходила к ней пить чай и рассказывала ей об их занятиях.

Однажды днем, когда было очень жарко, примерно недели через две после отъезда графа в Лиссабон, графиня позвала Франческу поехать покататься в машине. Они приглашали так же и Тони, но та отказалась, сказав, что хочет вымыть голову и заняться приведением в порядок своих вещей. Они уехали во второй половине дня.

Когда они уехали, Тони вымыла голову, собрала то, что нуждалось в починке, и вышла в беседку, расположенную в тени ароматной магнолии. Обстановка здесь была такой спокойной, лучи солнца едва пробивались сквозь толщу листвы. Некоторое время она штопала, а потом сидела, расчесывая волосы, высыхающие на горячем ветерке. Она не слышала, как к замку подъехала машина, и удивилась, когда до нее донеслись голоса и шум шагов на дорожке, ведущей к беседке. Она оглянулась и увидела, что это была Лаура Пассаментес, которая приближалась к ней в сопровождении Луизы, домоправительницы замка. Хотя они говорили по-португальски, Тони поняла, что Луиза показала Лауре, где была Тони.

Когда Лаура ее увидела, она отпустила домоправительницу и вошла в беседку.

— Итак, сеньорита, — сказала она холодным тоном, — вы все еще здесь? И одни? Луиза сказала мне, что графиня и Франческа уехали покататься.

— Совершенно верно, сеньора, — вежливо ответила Тони. — Как вы себя чувствуете?

— Превосходно, сеньорита, — коротко ответила Лаура.

— Может быть, вы присядете? — и Тони указала на скамейку.

— Нет. Я не испытываю желания, сеньорита сидеть с вами, — грубо ответила Лаура.

Тони облизнула губы.

— Зачем же вы пришли сюда и попросили Луизу показать вам, где я нахожусь, сеньора?

— Совсем не в силу тех причин, о которых вы, может быть, думаете.

Тони вздохнула:

— Каких причин?

Лаура пожала плечами. Она была в темно-синем платье, и Тони подумала, что она никогда еще не казалась такой красивой и аристократичной.

— Когда я приехала, я думала, что мне удастся поговорить с вами наедине. А когда я узнала, что дома нет ни графини, ни Франчески, вы не можете себе представить, как я была рада. Не потому, что я не хочу видеть графиню, которую считаю своим близким другом, или Франческу, хотя последнее время она стала проявлять в моем присутствии определенную грубость, но просто потому, что у меня будет возможность поговорить с вами, и нас никто не услышит.

Тони закаменела.

— Сеньора, — сказала она, стараясь говорить спокойно, — уже в третий раз мы с вами ведем неприятный разговор. Я уверена, вы хотите со мной поговорить о графе, а мне, честно говоря, безумно надоело. Я не хочу говорить вам грубости, сеньора, но если мое присутствие здесь вам неприятно, поговорите с графом, а не со мной!

— Вы дерзки, сеньорита, — воскликнула опешившая Лаура. — Но вы правы, я действительно хочу поговорить о том, что касается Рауля, и не имею намерения обсуждать этот неприятный вопрос с ним.

— Сеньора, — начала устало Тони. — Нам больше не о чем говорить с вами…

— Напротив. Нам нужно поговорить о многом. Например, почему вы здесь остались?

— Разве я вам не говорила, что я не хочу здесь оставаться?

— Сегодня нет. Но в тот раз — да.

Тони закусила губу.

— Я не думаю, сеньорита, что мне нужно обсуждать с вами причины моего поведения.

— Вы думаете, нет? Тогда я сама скажу вам, почему вы здесь остались: вы влюблены в графа!

— Сеньора! — в ужасе произнесла Тони.

— Вы посмеете это отрицать? — сердито произнесла Лаура. — Вы, может быть, подумали, будто ваше присутствие здесь объясняется тем, что Рауль находит вас привлекательной! — И Лаура резко рассмеялась. — Глупо думать, сеньорита, что граф Рауль Фелипе Винсенте делла Мария Эстрада может заинтересоваться вами! Я не могу сказать, что вы лишены привлекательности, но чисто в крестьянском смысле.

— Да как вы смеете! — Тони почти лишилась дара речи.

— И очень может быть, что Рауль мог немного развлечься с вами, но никогда, ни на мгновение, не думайте, что это было чем-то большим.

Тони искала, что сказать.

— Что позволяет вам приезжать сюда и разговаривать со мной таким образом? Вы даже не помолвлены с графом.

Лаура откинула голову.

— Это простая формальность, уверяю вас. Мы не кидаемся беззаботно в гущу событий, как вы у себя в стране, делая ошибки, за которые потом приходится расплачиваться всю жизнь. — Она замолчала. — Эстель… сеньора де Каль, предостерегала меня насчет вас! Она рассказала, какой змеей вы можете обернуться.

Тони с трудом поднялась на ноги.

— Надеюсь, вы сейчас уйдете. Я не хочу выслушивать вас.

— Сеньорита! — Лаура, увидев, что Тони не слушает ее, почти закричала: — Я говорю сядьте, сеньорита!

На лице у Тони отразилось удивление. Лаура, уперев руки в бока, внимательным взглядом изучала ее.

— А теперь, сеньорита, я расскажу вам нечто, что может вас заинтересовать.

— Я не желаю вас слушать, — Тони закрыла уши руками, но не могла не слышать резкого голоса Лауры.

— Неужели вас никогда не интересовало, почему к Полю не очень благожелательно здесь относятся? Конечно, интересовало! Не отрицайте, что у вас вызывает любопытство также и этот ужасный шрам Рауля.

— Он не ужасный, — вырвалось у Тони.

— Он отвратителен, — сказала Лаура гневно. — Но это неважно. Когда мы поженимся, я заставлю его воспользоваться услугами пластической хирургии.

Тони отвернулась.

— И поэтому, — безжалостно продолжала Лаура, — я вам все расскажу. У Поля, вашего так называемого друга и бывшего жениха — у Поля с Элизой, женой Рауля была связь!

— Что? — Тони в изумлении взглянула на нее. — Но… но десять лет назад… У Элизы была трехлетняя дочь!

— Да, это так. Десять лет назад ей было двадцать пять, а Полю — только двадцать, но это их не остановило. Брак Элизы никогда не был счастливым. Поль приехал сюда, когда умер отец Рауля, и они сразу же почувствовали влечение друг к другу. Элизе было скучно, Рауль часто уезжал, а здесь так одиноко! Поль был молод и, я думаю, красив, а Элиза была не такой женщиной, чтобы думать о тех, кому может причинить боль своими поступками.

Тони не верила своим ушам. Так вот почему Рауль ненавидел Поля — на то у него были все основания. Но это не объясняло, откуда у него появился шрам.

— Судить об этом — не мое дело, сеньора, — сказала она бесцветным голосом. — Вы поверяете семейные дела постороннему человеку.

— Да, и у меня на то есть причины! Надо же объяснить вам, как глупо вы себя ведете! — В нетерпении она топнула ногой. — Подождите, я еще не все сказала. Я должна рассказать вам о том дне, когда погибла Элиза.

Тони склонила голову, презирая себя за то, что хочет узнать правду, какой бы она ни была.

— Не продолжайте, прошу вас, — взмолилась она. — Я не хочу ничего слышать!

— Да нет, хотите, сеньора, конечно, хотите. Вы просто робеете, а может, боитесь того, что можете услышать.

— Может быть, но я, по крайней мере, говорю правду.

Лаура захлебнулась от возмущения.

— Да как вы смеете говорить это мне когда вся ваша жизнь сплошной обман! А графиня уже знает, что вы не невеста Поля?

Тони пожала плечами.

— Я действительно сделала вид, что я невеста Поля. Но это был с моей стороны совершенно невинный обман. Я не знала, зачем он хочет, чтобы я приехала сюда с ним.

— Вы надеетесь, что я вам проверю? А вы сами разве не надеялись на кусок пирога, который ему удастся выманить у своей бабки?

— Вы просто дрянь! — воскликнула Тони.

— Не смейте оскорблять меня! Я тоже могла бы назвать вас как-нибудь весьма живописно!

— Это слово вам очень подходит. Я уверена, Рауль и не догадывается, какая вы есть на самом деле.

— Не называйте его Раулем! Вы не имеете на это права. Он граф делла Мария Эстрада, и не забывайте об этом!

— Как же мне забыть об этом? — воскликнула Тони, чувствуя, что слезы выступают у нее на глазах.

— Вот это верно. Как же можно забыть мужчину, который в своем роде уникален! — начала успокаиваться Лаура. — Тем не менее, я должна рассказать вам еще кое-что, о чем вам следует знать. В ту ночь, когда Элиза погибла, она собиралась бросить Рауля и уехать к Полю в Лондон. Хотел ли Поль, чтобы она так поступила, я не могу сказать… Я этого не знаю, ведь у него никогда не было своих денег. Но он, видимо, не знал женщин с таким темпераментом, как Элиза. После скандала с Раулем она в жутком гневе умчалась на машине. Нетрудно представить себе, что она разбилась — она весьма посредственно водила машину. Но когда она погибла, Рауль тоже много пережил. — Лаура всплеснула руками. — Нет, конечно, я не хочу сказать, что он так уж страдал. В конце концов, он ведь не любил ее.

— Она была матерью его ребенка, — тихо напомнила ей Тони и увидела, как щеки Лауры снова сердито зарделись.

— Это был брак по расчету, не более, — возразила она. — Как бы то ни было, какое-то время Рауль места себе не находил, не мог ни на чем сосредоточиться, и вот тогда он увлекся автогонками. Вы, наверное, заметили, что ему нравятся хорошие машины. Он всегда ездил очень быстро, но умело. Поэтому никто не удивился, что он выбрал именно этот способ развеять свое горе.

— Я понимаю. И, надо полагать, он тоже разбился?

— Он не раз попадал в аварии, — нетерпеливо сказала Лаура. — Автогонщики часто бьются. И только когда он чуть не погиб, он словно прозрел, осознав, что у него есть дочь и жизнь еще не кончена.

— Я по-прежнему не понимаю, какое это имеет ко мне отношение, — со вздохом сказала Тони.

— Да неужели? Ну, так я вам объясню. Вы немного похожи на Элизу. Она тоже была блондинкой с голубыми глазами.

— У меня глаза не голубые, а зеленые.

— Да, но это не так уж важно. Главное, что вы несколько похожи на Элизу. Вы приехали сюда с Полем как его невеста и поэтому напоминаете Раулю о всем происшедшем. Я думаю, ему показалось забавным использовать вас, чтобы немного смягчить боль, принесенную ему Полем и Элизой!

Тони почувствовала что во рту у нее пересохло и язык отказывается повиноваться. С каждым словом Лауры постепенно исчезали жизнь и надежда. Она не могла представить, что кто-нибудь может быть таким злобным и жестоким, как эта женщина, хотя, возможно, она и не понимала всей глубины своей жестокости.

Неужели это и было причиной, почему граф удерживал ее в замке? Неужели он использовал ее, чтобы смягчить боль, причиненную ему Элизой? И неужели он также хочет уничтожить и Поля, используя в качестве орудия деньги? Ведь в это время Поль, возможно, сидит в тюрьме за преступление, которое он не совершал. Она здесь ничего об этом не будет знать, ведь сюда не приходят английские газеты. В конце концов, граф отсутствует уже давно. Что он делает? Может ли быть, что он действительно занят работой? Или его отъезд имел более скрытые причины? Может быть, он просто смеялся над ней? Как было глупо думать, что им двигали какие-либо более добрые чувства!

Лаура, видимо, сказала все, что хотела. Неспешной походкой она направилась к увитой зеленью арке, ведущей из беседки в сад.

— Я вижу, наконец-то мне удалось заставить вас прислушаться к здравому смыслу, — с удовлетворением изрекла она. — Я пойду, а то вернется графиня и будет настаивать, чтобы я осталась к обеду. Мне совсем не хочется сидеть с вами за одним столом, сеньорита.

Тони, точно онемев, ничего не могла ответить, и Лаура ушла, не сказав более ни слова. Оставшись одна, Тони посмотрела на свое шитье невидящим взглядом. Она испытывала потрясение и боль и от всего сердца раскаивалась, что не поехала с графиней и Франческой. Если бы она была с ними, ей не пришлось бы все это выслушать, но разве это принесло бы ей счастье? Ведь рано или поздно Лаура нашла бы способ сказать ей правду и о Поле, и об Элизе, и о Рауле, и чем дольше она была бы в неведении, тем более сильным был бы этот удар, хотя ей трудно было представить себе что-нибудь больнее сегодняшних слов Лауры. Вся непрочная оборона Тони была разрушена с неумолимой решительностью, и надежд у нее более не оставалось. Но какой же бессердечной нужно быть, чтобы прийти сюда и говорить такие вещи! Такая женщина никогда не смогла бы полюбить человека, подобного Раулю, она не в состоянии была бы дать ему ту теплоту ответного чувства, которой, как полагала Тони, ему так не хватало. Ведь несмотря на все свои недостатки, он был истинным мужчиной из плоти и крови, а Лаура просто помешалась на деньгах и власти, которые ей дало бы положение графини делла Мария Эстрада.

Она понимала, что хотела сказать Лаура. Все было очень просто: граф из-за Поля потерял жену, и результатом этого были шрамы не только телесные. Он, очевидно, страдал так сильно, что готов был использовать все, что угодно, чтобы уменьшить горечь утраты. То, что Тони не имела к этому никакого отношения, было ее собственным несчастьем. Если бы она не согласилась на безумный план Поля, она никогда не встретила бы графа, никогда не оказалась бы вовлеченной в эту драму. Ей некого было винить, кроме самой себя.

Когда графиня и Франческа вернулись, Тони уже решила, как ей поступить. Она уедет сегодня же и никому ничего не скажет. Она оставит только записку Франческе, которую та прочтет, когда Тони уже будет далеко от замка Эстрада. Нельзя было рисковать и рассказывать о своих планах. Хотя девочка ничего не рассказала тогда графу, но сейчас она, может быть, это сделает.

За обедом Тони в присутствии графини и Франчески делала вид, что ест, а затем попросила ее извинить, сославшись на головную боль. Она поблагодарила их за участие, чувствуя стыд, что собирается уехать так скоро, но потом взяла себя в руки и вспомнила, почему ее попросили стать гувернанткой Франчески. У себя в комнате она быстро уложила все вещи, чувствуя себя такой несчастной, что хуже не могло и быть. Надев брюки и свитер, она оставила жакет сверху на груде вещей. Затем села и в ожидании, пока все в доме успокоится, взяла ручку и бумагу и стала думать, что написать Франческе. В конце концов, она написала, что уезжает и не хочет, чтобы ее удерживали, и что она напишет подробно, когда приедет в Лондон. На конверте Тони подписала имя Франчески.

Казалось, целая вечность прошла, пока замок наконец не затих. Никогда прежде Тони не слышала так отчетливо все звуки и шорохи ночи. Несколько раз она замирала, когда ей чудились шаги, но потом все стихало. Замок заснул.

Она взглянула на часы. Только что пробило полночь, до прихода слуг оставалось семь часов и не более восьми до того, как Франческа встанет и обнаружит записку.

Открыв дверь комнаты, она постояла немного, прислушиваясь, не раздастся ли где-нибудь посторонний звук, а затем взяла свои чемоданы и жакет и положила конверт, адресованный Франческе, в карман. Крадучись, она прошла по коридору, миновав спальню графини, и спустилась по лестнице. Без света все казалось незнакомым и призрачным, и только по памяти она смогла найти дорогу. В холле на столике тускло горела лампа, и она положила конверт на медный поднос подле нее. Затем она открыла дверь в коридор, а потом и наружную дверь дома.

Двор был пуст, и только откуда-то издалека доносился лай собаки, которая, наверное, услышала ее шаги. Стараясь держаться на всякий случай в тени, Тони направилась к гаражу. Она знала, что шофер не запирает гараж, и взять одну из машин не составляет труда.

Дверь гаража представляла значительные трудности. Она скрипела на петлях, и Тони застыла в страхе, услышав этот звук. Но кроме лая собаки, других посторонних звуков не было слышно. В гараже стоял огромный лимузин, в котором изредка ездила графиня, так стоял также запыленный лендровер, которым пользовалась прислуга для поездок за покупками в Перейру. Хотя брать машину без спроса Тони было неприятно, она решила воспользоваться лендровером, менее шикарным из двух машин. Ключ зажигания был на месте, но двигатель оказался капризным, и ей не сразу удалось завести машину. От нервного напряжения руки ее дрожали, когда она выезжала из гаража, направляясь по перекидному мосту прочь от замка.

Сориентировавшись, Тони повернула на восток, к Перейре. Эстрада была всего лишь рыбацким поселком, а в Перейре она сможет легко затеряться.

Лунный свет заливал дорогу, но ей все равно было немного страшно. Она никогда раньше не ездила ночью, да и вообще не водила машины с тех пор, как разбились в катастрофе ее родители. И что она будет делать, если лендровер сломается или кто-нибудь попытается остановить ее? Она попыталась отвлечься от неприятных мыслей, подумав о чем-нибудь другом, например, о Лондоне. Совсем неплохо было бы вновь оказаться в своей комнате, которую владелица обещала оставить ей за чисто символическую плату. Она сможет вновь повидаться со своими подругами. Даже в агентстве, может быть, будут рады ее видеть.

И только щемящая боль в сердце предупреждала ее, что не все будет просто. Нелегко будет забыть Эстраду, замок, графиня, Франческу — и Рауля.

Тони испытывала острое чувство потери, когда думала о Рауле, о том, как он отреагирует, узнав, что она уехала. Он недооценил ее, если решил, что она смирится и будет покорно ждать, пока он придет и овладеет ею. Она с горечью улыбнулась. Овладеет! Какое странное слово — несовременное, совсем не подходящее для графа.

Дорогу перед самой машиной перебежал кролик, и Тони так испугалась, что резко повернула руль, чуть не свалив лендровер в кювет. Это встряхнуло ее, вернув к реальности. Нельзя отвлекаться, когда ведешь машину. На то, чтобы раскаиваться и сожалеть, у нее скоро будет много времени.

Приближалась Перейра, и Тони снова бросила взгляд на часы. Было только половина третьего, и первый поезд мог пойти не раньше, чем через четыре часа. Она подъехала к вокзалу и поставила машину в стороне в надежде на то, что полицейские поленятся идти к ней и спрашивать, что она тут делает в такую рань. Пальцы ее, так долго сжимавшие руль, онемели и плохо слушались, когда она закуривала сигарету.

Ничто так не мучительно, как долгие бессонные часы перед восходом солнца, проведенные в раздумьях. Весь мир как будто спит, только она бодрствует. Тони наблюдала, как солнце медленно окрашивало небо розовым светом, и почувствовала, как у нее на глаза навертываются слезы. Наверное, она в последний раз видит восход солнца в Португалии. Вот отчего было сейчас так тяжело на сердце.

Оставив лендровер, она взяла чемоданы и вошла в здание вокзала. В дверях стоял сонный португалец.

— Простите, вы говорите по-английски?

— Немного, — сказал он, равнодушно глядя на нее.

— Вы не могли бы мне сказать, когда отходит поезд в Лиссабон?

Человек посмотрел на станционные часы.

— Через час, а билет у вас есть?

Тони покачала головой.

— Пойдите и выпейте пока чашечку кофе, — проговорил он нехотя. Она кивнула в знак благодарности и пошла в буфет.

Поезд опаздывал, и хотя она понимала, что не может его пропустить, она безумно волновалась и все время смотрела, не преследуют ли ее, не наблюдают ли за ней.

В Лиссабон она приехала уже в середине дня, усталая, разгоряченная, в подавленном состоянии. По пути поезд делал остановки на каждой маленькой станции, и солнце безжалостно било в окна. Зайдя в станционный буфет, она съела сэндвич и выпила чашку кофе. Не то, чтобы она была голодна, но та слабость, которую она испытывала, во многом объяснялась тем, что она давно не ела.

Найдя в кошельке несколько мелких монет, Тони позвонила в аэропорт. Ей предложили билет на вечерний рейс, и она с благодарностью согласилась. По крайней мере, ей не придется тратить свои скудные средства на номер в отеле.

Она провела несколько часов в тени Национальной библиотеки, а потом, наскоро перекусив, взяла такси и поехала в аэропорт. Глаза ее слипались, а чемоданы, казалось, становились тяжелее с каждым шагом. Огни аэропорта, яркие и бездушные, притягивали ее к себе, и словно во сне, она вошла в здание и присела, ожидая, когда объявят ее рейс. Но как только она устроилась в кресле самолета, то позволила себе расслабиться и забыть хоть на время все свои заботы.

Стюардесса не будила ее, пока самолет не приземлился в аэропорту Лондона, и к этому времени Тони уже ничего не чувствовала.