Дворянин

Глава 1

— Ыэх… ДЗОН! ДЗОН! Д-ДЗОН!- Даниил последний раз ловко саданул молотком на длинной ручке по головке болта и кивнул Николаю.

— Всё, Ваше Высочество, можно отпускать.

Взмокший Николай расслабил руки, разжимая клещевидный захват, которым удерживал «золотое звено», а стоявший наготове Демидов передал ему не менее золотую гайку. То есть гайка-то, естественно, была сделана из пудлингового железа на Верхнесалдинском заводе, но вот сверху покрыта настоящим сусальным золотом. Ну не было ещё здесь иной технологии «покраски» предметов и поверхностей в золотой цвет…

Великий князь и Хозяин Урала, как частенько именовали Николая Никитича льстецы, ищущие его милостей, довольно сноровисто накрутили гайки каждый на свой болт, время от времени бросая исподтишка опасливые взгляды на стрелы «паровых лопат», соединённые над их головами в этакую футуристическую арку, а Данька несколькими движениями накидного ключа с не менее длинной ручкой, нежели чем у молотка накрепко затянул их. И сразу после этого в небо взлетел фейерверк!

— Ш-ш-ш-ш-тыхс! Ш-шш-ш… ш-ш-шш… шш-штыхс!- ну как фейерверк… что-то типа… наверное… То есть сам бывший майор считать это за фейерверк не стал бы. Так — пороховые петарды с цветными дымами. Но, увы, никого, кто смог бы сделать настоящий фейерверк — Даниил здесь не нашёл. Хотя китайцев ему отыскали. Человек семь. Но никого умеющего делать фейерверки среди них не оказалось. Так что на все его вопросы китайцы либо недоумённо хлопали глазами, либо восторженно цокали языками, заявляя, что это «великое искусство» и что владеют им только, так сказать, «особы, приближённые к императору».

А сразу после фейерверка оркестр грянул кантату «Железная дорога» которую написал Алябьев… Ну да, Николай, помимо прокурора, долженствующего расследовать «убийство на дуэли начальника над Его Императорского величества Лейб-Гвардии Железнодорожным батальоном полковника Несвижского» привёз с собой едва ли не большую толпу, нежели была та, которая приезжала с Демидовым два года назад — военный оркестр, репортёров и литераторов, опять же художников и музыкантов, собственный конвой, чиновников Русско-Американской компании, купцов, торгующих с Китаем и Монголией, а так же тучу неясно какого народа непонятного вида и назначения. И все они сегодня были здесь, у моста… ну, то есть, вернее пока ещё собранной из брёвен эстакады через речушку Ломовка, в трёх с половиной верстах от Архангело-Пашийского завода.

Когда музыка, наконец, закончилась, и выстроенный рядом с оркестром караул из состава конвоя Великого князя Николая троекратно проревел «Ура!!!», Данька сделал шаг назад и махнул рукой. Пару мгновений ничего не происходило, а затем обе «кракозябли» взревели своими паровозными гудками и принялись медленно опускать и разводить в стороны свои визуально сцепленные ковши. Со стороны выстроившихся в линию художников нервно зашелестела бумаги. Стремившиеся непременно запечатлеть все столь впечатляющие детали этого воистину исторического момента мастера и подмастерья карандаша и кисти торопливо сбрасывали прямо на траву свои предыдущие эскизы и наброски и с напряжённо искажёнными лицами принимались за новые… Данька же только досадливо сморщился — эх, чёрт, как же не хватает нормальной фотографии. Но с какого бока к ней подступиться он со всем своим опытом фотографа-любителя даже не представлял. Вроде как там использовались какие-то соединения серебра, но какие? Да и людей катастрофически не хватало…

Уральская горнозаводская железная дорога открылась для сквозного движения двенадцатого сентября одна тысяча восемьсот двадцать четвёртого года. Более чем на пятьдесят лет ранее, чем в прошлой жизни бывшего майора. Правда никто, даже он сам, об этом не догадывались… Да он вообще не слышал, что такая дорога когда-то существовала. Потому как в самом конце XIX века она прекратила своё существование став частью общей сети железных дорог Российской империи. И даже такой фанат железных дорог, каким был Николай Азарович Усман, о ней своим студентам ничего не рассказывал. В истории российских железных дорог были куда более интересные проекты — начиная от самой первой полноценной железной дороги, связавшей две столицы — Николаевской и заканчивая всякими Транссибами с Турксибами. Нет, интересные и значимые проекты случались и позже — то же БАМ вспомнить… вот только БАМ начал основательно строиться только через десять лет после того, как бывший майор закончил железнодорожный техникум. Так что Усман ему про БАМ ничего рассказать не мог.

Впрочем, только запуском дороги запланированное действо не ограничилось. Когда Николай с Даниилом и Демидовым поднялись в штабной вагон, который был изготовлен по чертежам бывшего майора на Тагильском заводе для Демидова ещё в прошлом году, первым, кого они там увидели, оказался, вытянувшийся перед ними худенький паренёк с белым от волнения лицом, рядом с которым стоял не менее взволнованный Шиллинг.

— Вот, знакомьтесь, Ваше Высочество,- начал Даниил,- это — Федька Шашмурник, наш самый умелый телеграфист.

— Шашмурник?- удивился Николай.

— Ну да,- усмехнулся бывший майор.- Он из Усть-Гарёвского. У них село старообрядческое, так что все бабы в шашмурах ходят. Поэтому их так и зовут.

— Хм-м… занятно,- хмыкнул Великий князь.- Ну тогда давай Федька, показывай своё хозяйство.

— Дык это…- начал тот и осекся, отчаянным взглядом уставившись на стоящего рядом Шиллинга. Тот ободряюще улыбнулся, хотя было видно, что и сам нервничает, но, затем сделал шаг вперёд:

— Давайте, всё-таки, лучше я, Ваше Высочество. Вот смотрите, пред вами телеграфный аппарат системы Шиллинга-Николаева-Уэлсли, способный…

Через полчаса сообщение о том, что Уральская горнозаводская железная дорога введена в эксплуатацию ушло в Петербург. И сделано это было по первой в мире магистральной линии электрического телеграфа… Ну как в Петербург — линия была пока проложена только между Екатеринбургом и Пермью. Так что на самом деле оно ушло в Пермь, откуда сообщение должно было уже пойти обычной фельдъегерской почтой. Но лиха беда — начало.

После окончания церемонии установки «золотого звена» весь «бомонд» загрузился в вагоны, и поезд тронулся в Екатеринбург. Маршрут от Перми до будущей столицы Урала должен был занимать двое суток, потому как средняя скорость движения поезда с регулярными остановками каждые пятьдесят-шестьдесят вёрст на заправку тендера водой и загрузку дровами, составляла не более пятнадцати вёрст в час. Хотя на отдельных участках получалось разгоняться до тридцати… Однако, по местным меркам это было сродни телепортации. Два дня от Перми до Екатеринбурга — уму непостижимо!

Впрочем, на этот раз дорога до будущей столицы центрального Урала заняла куда больше времени. И не потому, что поезд шёл как-то медленнее. Просто сначала они на два дня заехали в Нижний Тагил, где на следующий день после прибытия Демидов в честь столь занимательного события устроил торжественный обед и бал. На обеде Даньке от лица акционеров компании, отлично осознававших от каких проблем он их избавил своим противостоянием с гвардейским полковником, был вручён «премий», представляющий из себя пухлый конверт с ассигнациями. Хотя официальнобыло объявлено, что это премия за успешное окончание строительства. А так же выплачен последний оклад и добавлено несколько процентов к его личному паю… Так что бывший майор после обеда подозвал к себе с старшин артелей, которые участвовали в строительстве, а также ещё несколько человек, среди которых были и оба Черепановых, после чего щедрой рукой отделил половину того, что было в конверте и вручил им.

— Вот! Как разделить — решайте сами. Все хорошо поработали… но дел ещё много — мосты, эстакады, кое-где ещё водокачки закончить надо, а то эвон даже поезд с великим князем в некоторых местах вёдрами заправляли. Опять же отправные и путевые станции по большей части ещё до конца не закончены. Так что работы вам здесь ещё года на два.

— Барин, а дальше-то дорогу строить будут али как?- подал голос один из старшин.

— Не знаю,- пожал плечами Данька. Хотя сам на это очень надеялся. Потому и обе «крокозябли» здесь оставлял, надеясь, что наличие под рукой подобной техники не позволит хозяйственным пайщикам дороги оставить её гнить на заднем дворе. Тем более, что куда строить дальше было понятно — Челяба, Тюмень, ветку до Кизеловского угольного месторождения тоже проложить надо бы — уголь чем дальше, тем больше будет востребован… Оно бы даже и от Перми на Казань тоже бы неплохо было, но — увы, пока всё тормозили мосты. Здесь, на Урале, пока не было технологий, которые позволяли бы построить капитальный мост необходимой грузоподъёмности через достаточно широкую реку типа той же Камы. Да, даже и заметно поуже — далеко не всегда… Потому и дорогу, частенько, требовалось вести очень «кружаво», выводя к узостям. Но бывший майор был уверен, что всё это довольно скоро изменится. Лет через десять-пятнадцать… Но это было нормально. В той-то истории, которую он когда-то учил, в России через те самые «десять-пятнадцать лет» только-только появилась первая в России Царскосельская железная дорога — убогая ниточка, длиной два с половиной десятка вёрст между Петербургом и Царским селом. И потребовалось ещё пара лет, чтобы продлить её до Павловска. А следующая железная дорога страны, Варшавско-Венская была построена ещё через десять лет после Царскосельской. Но и она уступала по протяжённости той, что они вот только что запустили[4].

— Думаю — будут. Но когда и как быстро — сказать не могу,- не смотря на то, что дорога была закончена в срок, Даниил знал, что её акционеры изрядно поиздержались. Да и её экономическая эффективность пока была под вопросом. Так что хватит ли её доходов на строительство новых веток либо только на доведение до ума уже построенного — никто сказать не мог. Да и даже если и хватит — никто не мог знать на что акционеры будут тратить эти самые доходы. А ну как решат пока не торопиться и восстановить потраченный жирок… к тому же он слышал, что кое-кому из акционеров пришлось взять крупные займы. Такие уж точно пока долги не отдадут — не будут в новое вкладываться.

— Эт хорошо!- загомонили артельные.- Это славно.

Ну да — Данька требовал от работников аккуратности и тщательности, но платил по местным меркам не то что достойно, а и вполне щедро. Так что хватало не только на еду на зиму как плотогонам. Поэтому терять столь денежную работу никому не хотелось.

В Екатеринбург они прибыли на следующий день, с двухчасовой остановкой на заправку тендера и обед в Невьянске. Увы, вагонов-ресторанов тут пока не было. Да даже проводников со стандартным «железнодорожным» чаем в вагонах ещё не имелось. Так что вся еда, включая даже скромные перекусы — исключительно на станциях. Или с собой… А восемнадцатого, в субботу, в доме Екатеринбургского горного начальника в честь столь знаменательного события был дан бал, на котором Данька познакомился с одним очень интересным человеком. Это был только-только вступивший в должность управляющего Златоустовской оружейной фабрики Павел Петрович Аносов.

Данька поначалу, даже удивился каким это ветром его занесло в Екатеринбург. От Златоуста до будущей столицы Урала почитай триста вёрст — то есть в лучшем случае неделя пути. Даже налегке верхами. По местным-то дорожкам… Но из разговора выяснилось, что ничего необычного в его приезде нет. Когда информация о прибытии на Урал Великого князя разошлась — очень и очень многие заводчики, купцы и помещики, рванули в Екатеринбург, дабы засвидетельствовать члену императорской фамилии своё почтение и уверить его в совершеннейшем к нему и его семье уважении. Так уж повелось на Руси от века… Ну а чиновникам, в том числе и управляющим казёнными предприятиями — сделать это сам бог велел. Впрочем, как выяснилось, Аносов, похоже, несмотря на то, что он и был управляющим казённым оружейным заводом, прибыл в Екатеринбург не только для этого.

— Даниил Николаевич,- уважительно, но взволнованно начал он, едва только их представили друг другу,- я слышал, что вы в последние два года проводите массу экспериментов с целью создать дешёвую технологию производства стали?

Это — да. Они с Черепановым-младшим за прошедшие два года немало поломали голову в этом направлении. Старший-то был больше механиком, а младший в настоящий момент как губка впитывал всё, до чего мог дотянуться и пока не определился с тем, что ему наиболее интересно. И когда Данька, во время одной из встреч, заикнулся, что по уму бы рельсы стоит делать не из кричного, и, даже, не из пудлингового железа, а из стали (или, хотя бы, их головки), для чего надо бы придумать технологию её массового и дешёвого производства — тут же загорелся этой идеей. И буквально изнасиловал бывшего майора на предмет того, в какую сторону следует двигаться!

Идей у выпускника железнодорожного техникума в этом направлении было не особенно много. Ну не изучал он никогда металлургию… так, кое-чего по верхам нахватался, потому как вырос, всё-таки, на Донбассе — крае шахт и металлургических заводов, а не где-то ещё. Так что знал, что сталь лучше всего производить в мартеновских печах. Сам в детстве песню с ребятами орал:

но вот как они устроены выпускник железнодорожного техникума практически не представлял. А про их изобретателя знал только то, что это был французский инженер Мартен. И всё. Ни год, когда они были изобретены, ни где именно во Франции впервые были построены эти печи — ему не были известны. Так что с мартеновскими печами оказался полный пролёт… Ещё по этому направлению он знал о том, что даже ещё до Мартена сталь производилась в конверторах, путём продувки воздуха сквозь расплавленный чугун. Причём технологий, то есть процессов, вроде как, было два — Бессемеровский и Томасовский. Чем они различаются — бывший майор представлял весьма смутно. Вроде как один из них позволял перерабатывать руду, более загрязнённую фосфором и серой… но какой из них — он не помнил от слова совсем. Да и вообще ничего об этом не помнил, кроме того, что в процессе как-то участвует футеровка ковша конвертера… Вот это он Черепанову-младшему и рассказал. Ну как некие слухи о том, что так плавят сталь то ли в Англии, то ли в Испании, о чём он случайно узнал. И Мирон загорелся идеей повторить этот процесс. Мол, раз это было сделано, значит это можно повторить… но пока никаких положительных результатов добиться не удалось. Пробный конвертер на полдесятка пудов чугуна регулярно прогорал. А если нет — то получившаяся плавка просто-напросто шла на выкид… Вот об этом он Аносову и поведал… под итальянское винишко, выставленное от щедрот Николаем Никитичем Демидовым. Тем более, что его, по итогам удачного окончания сего весьма сложного проекта, император наградил Владимиром I степени, каковую награду ему Николай вручил два дня назад, на обеде, который Демидов устроил у себя в Нижнем Тагиле. И, похоже, этим во многом и объяснялось то, что Николай Никитич до сих пор не прекратил эти неудачные эксперименты Черепанова-младшего. Но сколько ещё продлится подобное отношение — никто сказать не мог.

— Это очень интересно!- восторженно воскликнул Павел. Он попросил называть его именно так. Потому что выяснилось, что они с Данькой ровесники.- Я и сам с детства мечтаю раскрыть тайну индийского булата. Так что всё, что связано с металлом — меня очень интересует. Вы позволите мне ознакомится с результатами ваших экспериментов?

— Ну, моего там почти ничего и нет,- пожал плечами Даниил.

— Вот именно поэтому у вашего сотрудника ничего и не получается,- Аносов окинул его обожающим взглядом:- Вы — человек множества талантов, Даниил Николаевич. Я вижу в вас второго Ломоносова… или русского Леонардо да Винчи! Мои дети растут на ваших Николкиных и Мишуткиных сказках, ваши гимны кавалергардов, пехоты и артиллерии — просто великолепны! А ваши успехи на ниве сельского хозяйства⁈ Я аккуратно выписываю «Вестник Московского сельскохозяйственного общества» — так там о нововведениях, которые вы устроили на своих землях, неизменно пишут в самой превосходной степени… А железные дороги, которые вы строите — настоящее чудо! Ничего подобного ни у кого даже и близко нет! Даже в самых цивилизованны странах!- бывший майор почувствовал, что у него засосало под ложечкой. Блин, он-то знал, что он сам не изобрёл и не придумал НИ-ЧЕ-ГО! Всё то, что ему приписывают на самом деле сделали другие люди. А он лишь повторил… Даже паровоз, вагоны, паровой копр, кран, землечерпалка или экскаватор — всего лишь перепевы чужих конструкций. Причём, надо признаться — крайне неуклюжие. Да ту же «кракозяблю» взять — не зря же он её так назвал. Чудовищная конструкция! И гораздо более низким технологическим уровнем тут не оправдаться. Потому что можно было сделать лучше, можно… сам не захотел — тяп-ляп, работает — и ладно! Да, время поджимало — чем быстрее он вывел бы паровой экскаватор на стройку, тем быстрее она бы пошла, но и в этом случае всё равно можно было сделать лучше. Он даже тогда знал как. А уж теперь-то, после трёх лет активной эксплуатации…

— М-м-м, Павел Петрович, ну что вы право…

— Ну я же просил — просто Павел!- укоризненно перебил его Аносов. И с жаром продолжил:- Люди ваших талантов рождаются чрезвычайно редко…

Короче, засмущал он его по полной. Так что Даниил был даже рад избавиться от столь внезапно появившегося у него обожателя, написав тому рекомендательные письма к управляющему заводами Данилову и обоим Черепановым. К тому же это выглядело разумно — в конце концов они с Черепановыми ни разу не учёные-металлурги, а вот Аносов именно он и есть. Причём, склонный к системной работе. Целый научный труд «Систематическое описание горного и заводского производства Златоустовского завода» написал. Причём, ещё будучи практикантом. Усовершенствованную конструкцию цилиндрических воздуходувных мехов предложил, за что получил благодарность от Департамента горных и соляных дел… Может именно такого человека им с Мироном и не хватает, чтобы дело с места сдвинулось.

Следующие несколько дней Данька утрясал свои дела и собирался. Дорога была построена и запущена, а оставшиеся недоделки устранят без него. Для этого на Урале теперь было всё — и обученные люди, и освоенные технологии, и деньги, который дорога, наконец-то, начала генерировать. Ему же настало время возвращаться домой. Тем более, что, вроде как, в обеих столицах пошли разговоры о необходимости построения между ними железной дороги.

Несмотря на то, что в той истории, которую нынче помнил только он один, второй построенной дорогой в Российской империи была Варшавско-Венская, в настоящий момент никаких предпосылок для её строительства не имелось. В тот-то раз эта дорога строилась в сороковые годы, когда в Пруссии и Австрии уже появились свои железнодорожные сети, так что она была нужна для соединения с ними и облегчения международной торговли с этими государствами. А сейчас этих сетей нет. И канцлер Меттерних вкупе с речными перевозчиками Рейна, Мозеля, Эльбы и Одера пока остервенело сопротивляются тому, чтобы они появились… Впрочем, совсем не исключено, что успехи России в железнодорожном строительстве смогут как-то повлиять на то, что в Пруссии и Австрии строительство железных дорог начнётся раньше, нежели в изначальном варианте истории. Но в любом случае пока этого не произошло. И у бывшего майора появилась надежда, что до того, как этого произойдёт — дорога между двумя российскими столицами будет уже построена. А Москва всегда была главным центром железнодорожной сети страны. Так что после того, как в старой столице появится железнодорожная инфраструктура — за будущее железных дорог страны можно будет совершенно не опасаться. То есть рынок сбыта для завода Даниила начнёт расширяться чуть ли не со скоростью разбегания Галактик! Да и сама страна рванёт вперед с ускорением курьерского поезда. Потому как железные дороги весь XIX и, как минимум, первую половину XX века были одними из основных локомотивов промышленного и экономического развития.

Так что, когда перед самым отъездом его пригласил к себе Демидов и, после недолгого прощупывания, заявил, что хочет построить у себя в Тагиле или Невьянске собственный паровозо- и вагоностроительный завод, бывший майор ответил согласием.

— Николай Никитич, я так понимаю — вы хотите видеть меня в качестве акционера? И мой пай будет обеспечиваться патентом на паровоз и вагоны?

— Ну-у-у… не только ваш. Вы же не один владеете вашими заводами,- завуалировано сообщил о желании видеть в составе пайщиков особу куда более высокопоставленную, чем Данька, хозяин Урала.- Но да — я собираюсь производить именно ваши паровозы и вагоны. А также и многое другое из того, что вы производите на ваших заводах… Так что надеюсь на долгое и плодотворное сотрудничество.

— А иначе и начинать не стоит,- согласно кивнул бывший майор.- Насчёт участия других акционеров наших заводов — я готов переговорить с ними. И даже поддержать эту идею. Но-о… Николай Никитич, вы же понимаете, что в этом случае вам нужно кратно увеличивать производство металла и разворачивать прокатные мощности.

— Да уж понимаю,- усмехнулся Демидов.- Потому и не прекратил все эти ваши неудачные опыты с Черепановым-младшим.

— Эм… там у нас ещё один человек выразил желание присоединиться — учёный-металлург.

— Кто таков?

— Управляющий Златоустовским оружейным заводов Павел Петрович Аносов.

— Из чиновников?- голос Николая Никитича похолоднел.

— Из учёных-металлургов,- настойчиво повторил Данька.

Демидов ненадолго задумался.

— Хорошо, я не против. Он будет вкладываться?

— Скорее всего да — у него же завод в руках и ему совершенно точно не помешает дешёвая сталь. К тому же он мне признался, что с детства мечтает разгадать тайны булата… но вряд ли слишком сильно. Всё-таки у его завода другие задачи — не столько производство металла, сколько изделий из него. Но, как мне кажется, это сотрудничество будет полезным для обеих сторон…

Выйдя от Демидова Данька оглянулся по сторонам и кликнул одного из дворовых.

— Эй, любезный, Аграфёна знаешь?

— Здрасти, Ваша милость. Это который управляющий зачинным столом в Невьянске?- уточнил тот.

— Нет, это который старший команды рудничной стражи.

— А-а-а… Аграфён Фомич! Как же, как же…- тут же залебезил дворовый. Как не знать?

— Где он сейчас?

— Да кто ж его знает?- простодушно ответил тот.- Можа отдыхает, а можа хозяин с поручением каким услал. Два дни уже не видывал.

— Как появится — передай ему, что я его искал.

— Всенепременно!- угодливо закивал тот. После чего Данька вышел на улицу и остановился, думая, а чем ему теперь заниматься. Ощущение было необычным. С самого прибытия на Урал четыре года назад он всё время был загружен по полной — что-то делал, куда-то мчался, с кем срался и цапался — эвон, с Несвижским аж до дуэли дошло… кого-то подгонял, толкал, орал… даже зимой, когда стройка, вроде как, останавливалась — дел всё равно было до хрена: зимой катался запас рельс, зимой активно пилили лес на шпалы, вовсю работали пропиточные участки, зимой же продолжали возводится опоры и «быки» для мостов и собирались балки для них же, шёл ремонт паровозов и вагонов, делали первую, а затем вторую «кракозяблю»… да мало ли было забот? И тут раз — и на тебе. Середина белого дня — а он не знает чем заняться… Непривычно.

— Ваша милость, дозвольте обратиться?

Данька резко развернулся. К нему с заискивающим лицом подходил… подходило… эм-м-м… нет, на него надвигалась глыба. Или, даже, скала. Короче нечто большое. И злобно скалящееся.

Бывший майор рефлекторно отпрыгнул назад на ходу вырвав пистолет из кобуры. Скала замерла. Затем с лица убрался угрожающий оскал. Потом скала сглотнула и, тоже похоже рефлекторно, вытерла выступивший пот с огромного лба смятой шапкой.

— Дык… ваша милость… я это… прошу покорно…- голос у скалы был под стать размерам. Этакий гулкий, как это из ущелья или, там, глубокой пещеры. Данька нервно огляделся, после чего воткнул в скалу напряжённый взгляд. Он и сам в обоих жизнях был немалых размеров, но на фоне этого откровенно терялся. Валуева видели? Так вот перед Даниилом стояло как бы не два. Полтора так уж точно…

— Кто таков?

— Жабин я. Купец с Ижевска.

— Откуда?- удивился Данька. Это что же — даже из Ижевска в Екатеринбург народ приехал на Великого князя посмотреть⁈ Вот неугомонные-то! Это ж сколько они добирались? Две недели? Или больше? Ну, конечно, если не воспользовались железной дорогой… Нет, пока никаких пассажирских перевозок по ней пока не осуществлялось, ну кроме, так сказать «литерных», то есть поездов вне расписания типа, того, на котором они приехали сюда, в Екатеринбург от Архангело-Пашийского завода, но это ж Россия! Дал «барашка в бумажке» или ещё как сговорился — и опа! То чего нет, конкретно для тебя здесь и сейчас уже есть. Тем более, что подобное путешествие даже в паровозной будке может оказаться куда комфортнее, чем в самой комфортабельной карете. Во-первых — быстрее, во-вторых, трясёт куда меньше, в-третьих, не душно — ветерок задувает, ну и интересно… И, хотя существует строгая инструкция, которую Данька писал лично, запрещающая пускать в будку паровоза посторонних — он прекрасно понимал, что добиться абсолютного её исполнения невозможно. Эвон она на российских железных дорогах и в конце XIX-начале XX века вполне себе имелась — и что? Те же революционеры вовсю с паровозными бригадами катались и в ус не дули. Он прекрасно помнил картинку в учебнике истории — Ленин на паровозе. И, даже, не одну. На одной он внутри будки кочегару с машинистом мешается, а на другой сам, как машинист выглядывает из окна паровозной будки. Да и паровоз, на котором он ехал и, вроде как, даже, по пути зашвырнул несколько лопат в его топку, притворяясь кочегаром, до сих пор на Финляндском вокзале стоит в стеклянном павильончике…

Однако, из последующего разговора выяснилось, что это человек-скала, приехал не на Великого князя полюбоваться либо, даже, испросить у него аудиенцию по какой-нибудь своей надобности, а вовсе даже напрямую к Даниилу. Он делал свою денежку, закупая у окрестных охотников шкурки и копчёное да вяленное мясо и, попутно, снабжая их всяким охотничьим припасом. А интерес к Даньке у него возник потому, что он был свояком того самого старшины рудничной стражи Аграфёна, которого Данька и искал, и каковой в самых восторженных словах описал ему Данькино «винтовальное ружьё». Сам-то Даниил во всех своих «выездах» обходился пистолетами, потому как ему свободные руки нужны были, но ружьё своё всё равно неизменно брал с собой… Да-да, ту самую винтовку Бейкера под расширительный патрон, с которой он дрался при Ватерлоо. То есть одну из, потому как при Ватерлоо у него их было аж под два десятка… Ну, купцу и пришла в голову идея — а ну как начать продавать нечто подобное. Он же с охотниками контачил — знал их нужды, вот и додумался. А когда свояк, после осторожных расспросов Даниила, сообщил ему, что дело сие довольно сложное — винтовки «аглицкие», пулелейки у них индивидуальные… загорелся идеей взять, да и начать их выпускать. А чёб не выпускать-то? Оружейный завод у него в Ижевске под боком, к тому же после окончания наполеоновских войн с заказами у оного — худо. Больше стоит нежели работает… Так что стволы можно заказать там, другие комплектующие — частью там же, а частью у кого другого. А то и свою мастерскую поставить. Тем более, что замок у «винтовки» так даже и попроще, чем кремнёвый выходит — ни тёрку, ни державку для кремня, ни полку делать не надо… Так чего бы не собирать этакие «игрушки» под заказ для обеспеченных охотников? Так-то массовым охотникам огнестрел не особенно нужен был — большую часть добычи те через ловушки да капканы добывают, но человек-глыба давно уже хотел влезть в более, так сказать, высокие сферы. Выйти на уровень наиболее обеспеченных клиентов. Только нужно было найти товар, который бы их заинтересовал. Так отчего бы таким товаром не стать «винтовальным ружьям»? Одна засада — капсюли. Никто их в стране кроме Даниила не делал. А то, что делала его мастерская практически полностью расходилось в обеих столицах… Вот он и приехал на переговоры с Даниилом.

Выслушав купца Данька задумался. Аграфёна он искал как раз для того, чтобы подарить ему «винтовку»… ну одну из. Как раз для этого он о нём и спрашивал на дворе у Демидова. Но купец назвался его свояком. Значит сам бог велел тому «вступить в дело». Плюс Аграфён среди рудничной стражи был одним из самых доверенных людей Демидова. Недаром тот отправил его сопровождать самого Даниила — ключевую фигуру всего проекта Уральской горнозаводской железной дороги, в которую Николай Никитич влез даже не пол локоть, а по плечи… То есть Аграфён вполне мог поспособствовать, чтобы рудничная стража закупила для себя эту винтовку. Конечно не в дорогом её варианте, как планировал этот человек-скала, но тут уж они со свояком договорятся. То есть рыночные перспективы у подобного дела просматривались неплохие… Осталось решить, нужно ли это ему самому.

— Ладно, помогу вам с этим делом,- сообщил он купцу после короткого раздумья.- Аграфён от меня в подарок получит такую винтовку. Ещё одну передам вам. Для образца. Можете её мастерам отдать, чтобы разобрали и сняли размеры. И капсюли поставлять согласен. Как там дела с их производством и есть ли излишки — пока не знаю, но даже если и нет — на начало торговли что-нибудь да найдём, а так и производство увеличить недолго… Но в вашем деле положите мне долю,- Данька строго взглянул на купца. Тот обрадованно закивал. По нынешним временам доля в деле — гарантия добросовестности партнёра. А Данька с капсюлями для купца лет на пять минимум партнёр ключевой.

— Как украшать ружья будете для богатых клиентов?

— То не беспокойтесь. У меня резчики есть по дереву и моржовому зубу — закачаешься. И запасец оного имеется. Всё в лучшем виде будет!

— А по металлу есть гравёры или инкрустаторы?

— Этого нет…- пригорюнился купец.

— С этим тоже помогу. У меня в знакомцах управляющий Златоустовского оружейного завода Павел Петрович Аносов — так он до своего назначения управляющим в этом году несколько лет работал начальником украшенного отдела этого завода. Напишу ему письмецо.

— Вот за это премного благодарен,- воодушевился человек-глыба. А бывший майор строго продолжил:

— Но нужно чтобы ружья ни в чём не уступали самым наилучшим немецким и английским образцам. Я свою долю поначалу буду забирать ружьями и дарить их очень высокопоставленным персонам. Так что смотрите не опозорьте меня…

Короче за три оставшихся до отъезда дня всё утрясли. Так что когда ранним утром четвёртого Даниил взошёл по ступеням на площадку пассажирского вагона, поданного для Великого князя Николая, с платформы ему вослед махал худенький двенадцатилетний мальчик — Толенька Демидов. Они оба даже не подозревали, что в этом варианте истории этот мальчик не станет князем Сан-Донато, не женится на Матильде Бонапарт, которая вообще здесь не родится, поскольку совсем ещё юный Великий князь Николай убил её отца у фермы Угумон задолго до её рождения… зато он всю жизнь будет не покладая рук трудиться над воплощением своей детской мечты — провести железную дорогу до самого Тихого океана…

Глава 2

— Да как вы смеете⁈

— А что?- небрежно усмехнулся Даниил.- Какие проблемы-то? Вы облили мне рубашку вином, я — ответил вам тем же? Чего ещё вам надо? Идите проспитесь и впредь так не напивайтесь…- бывший майор картинно пожал плечами и равнодушно отвернулся.

— Дуэль! Немедленно! Сейчас же!

Данька резко развернулся и уставился на побагровевшего корнета.

— Вы что, совсем болван? С какой стати я буду с вами дуэлировать? Кто вы, в конце концов, такой, милостивый государь, чтобы мне, вдруг, стало не лениво напрягаться и вас убивать? Потасканный офицер с заплетающимися ногами и трясущимися руками?

— Но моя честь…

— О какой такой чести вы вообще говорите? Ваша честь состоит в том, чтобы шляться по балам и обливать вином незнакомых вам дворян?- Даниил возвысил голос так, чтобы его было слышно по всей бальной зале, в которой сейчас утихали все посторонние звуки.- Честь дворянина ведёт его в бой, заставляет взойти на качающуюся палубу корабля, покоряющего дальние океаны, она в мозолях рук, прокладывающих каналы и дороги, в белозубой улыбке на загорелом лице, с которой он осматривает дальний форпост на седом Байкале… Что изо всего этого есть у вас? Как давно вы прибыли с Кавказа? Закончили кругосветку? Построили форпост империи в дальних землях? Что вообще вы сделали, чтобы поддержать честь своих предков? Научились волочиться за дамами и обливать вином достойных людей?

— Да как вы смеете⁈

— Смею!- взревел Даниил.- Именно я и смею. Я умножаю славу Империи и раздвигаю её границы и возможности. Поэтому я и есть дворянин. А вот кто вы — я знать не знаю. И далее так же не хочу знать, господин ужравшаяся пьянь…- после чего демонстративно отвернулся, продемонстрировав своему неожиданному vis-a-vis, собственную широкую спину.

— Нет уж позвольте!- взревел в ответ тот…

В Санкт-Петербург Данька вернулся к Рождеству. Счастливо избежав катастрофического ноябрьского наводнения в столице. У бывшего майора-то никакой собственности в Питере не было, только в Сусарах, так что наводнение ему ничем особенным не грозило, а вот многие сильно пострадали — большинство лишилось имущества, тысячи людей — жилья. Да и погибших оказалось немало — несколько сотен! Так что их возвращение на фоне этой катастрофы прошло не очень заметно.

А так путешествие оказалось весьма познавательным. «Поезд» Великого князя следовал до столицы весьма неспешно. Нет, не тот, который на паровой тяге — до Перми они, как и ожидалось, долетели всего за два дня, и это несмотря на то, что на двух станциях ещё не были закончены водокачки и заправлять тендеры пришлось вручную, вёдрами… а вся толпа людей, следовавшая с Великим князем. До Казани так же добрались быстро. По Волге и Каме ходило уже шестнадцать пароходов, а кроме «Волжско-Камской» было зарегистрировано ещё две пароходные компании. Правда с заказом пароходов у них пока было не очень хорошо. Несмотря на то, что Бёрд за это время сумел нехило развернуться — выпускать более двенадцати пароходов в год он пока был не способен. Данька знал это из его писем. И большая часть его выпуска расходилась по окрестностям Петербурга и отходила речному трафику между двумя столицами, так что Волге доставались остатки… Но вскоре это должно было измениться. Данька в очередном письме посоветовал шотландцу построить новую верфь на Волге, убедив его, что спрос на столь большой реке будет точно не меньше, чем в окрестностях Питера, так что он уже начал её строительство неподалёку от Нижнего Новгорода, в селе Сормово. Причём, место строительства шотландец выбрал сам, без его советов. Похоже, было в этом месте что-то, что и в его истории заставило поставить там судостроительный завод — да-да, то самое знаменитое «Красное Сормово», строившее от пароходов до подводных лодок и паровозов с танками. Правда в истории бывшего майора оно было построено куда позже… А ещё Бёрд вот уже год бомбардировал Даньку просьбами на предмет того, чтобы тот где-нибудь поблизости от его новой верфи построил и завод паровых машин. Уж очень ему понравилось работать с ним, хотя производство собственных паровых машин полностью он тоже не прекратил. Но те, что строил он, шли, в основном, на паровые катера и баркасы… Так что «Волжско-Камская пароходная компания» в настоящий момент снимала все сливки на Волге и Каме, взвинтив тарифы на перевозки и буксировку барж до совсем неприличных величин. Отчего волжское купечество дружно стонало, однако, отказаться не могло. С пароходной тягой получалось «обернуться» с товаром лишних два, а то и три раза за навигацию, и дополнительная прибыль покрывала любые увеличившиеся расходы. Так что высокие тарифы лишь добавляли желающих вложиться в столь прибыльное дело. Чем и было вызвано появление новых пароходных компаний.

В Казани провели неделю. Ну а как же — обеды, приёмы, балы… как жеж Великого князя отпустить без подобного? Чай таковые персоны в нашу-то глушь далеко не каждый год заезжают. И даже не каждое десятилетие! Так что гуляем по полной! Затем, были Чебоксары, Козьмодемьянск, Нижний, Кострома, Ярославль… Везде жаждали лицезреть Великого князя и выказать самое глубочайшее уважение к императорской фамилии. Да-да всё теми же обедами, приёмами и балами, на которые Николай неизменно таскал за собой Даниила. Что ему откровенно не нравилось. Но Николай только посмеивался и приговаривал, что Даньке нужно привыкать к дворянским манерам. А то как-то однобоко получается — на дуэлях уже драться научился, а светскую болтовню на приёмах и танцы на балах ещё не освоил.

В Москве они так же задержались на неделю, но, в отличие от Казани с Чебоксарами и Нижнего с Костромой, считать это время потерянным Даниил не мог. Поскольку время в Москве он провёл с пользой — на второй день по прибытии бывшего майора снова взяли в оборот Гагарин с фон Вальдгеймом. Заявившись в Кремль, в котором до сих пор ещё шли работы по восстановлению после пребывания в этом сакральном для каждого русского месте «цивилизованных европейцев»[5], они с порога начали уговаривать его сделать доклад о построенной железной дороге, и Данька, помятуя, что в Московском обществе сельского хозяйства представлена если даже не вся наиболее обеспеченная часть семей Москвы и ближайших окрестностей, то, как минимум, самая активно развивающаяся — расстарался по полной. Потому как они точно являлись потенциальными инвесторами проекта железной дороги, соединяющей обе столицы… Так что он тут же мобилизовал художников, вытребовав у них наиболее интересные и законченные эскизы, из которых организовал целую выставку, а также закупил в книжной лавке несколько карт разного масштабу, на которых «поднял» маршрут новопостроенной дороги, проложив рядом прежде используемые маршруты с указанием за какое время осуществлялась перевозка груза по старым маршрутам, а за какое — по новой дороге. Ну и, с очень жирным намёком, вычертил маршрут предполагаемой железной дороги между Москвой и Санкт-Петербургом, с такими же данными. Причём провёл его не так, как была проложена Николаевская железная дорога — то есть почти напрямую, а между городами. То есть через Великий Новгород, Вышний Волочок, Торжок и, далее, через привычные Тверь и Клин. Очень наглядно вышло. И очень возбудило слушателей. А уж когда выпрошенный у Николая военный оркестр исполнил кантату «Железная дорога» под руководством самого композитора…

В отличие от прошлого раза доклад прошёл блестяще. Ну так в этой теме Данька не только полностью разбирался, но был лучшим специалистом в мире. А после окончания доклада и ответов на вопросы, фон Вальдгейм сделал ему очень неожиданный подарок.

По окончании доклада планировался «товарищеский ужин» персон на семьдесят, но сразу после доклада Даньку буквально окружили, забрасывая вопросами, так что начало ужина подзадержалось. И князю Гагарину пришлось прямо-таки спасать бывшего майора, буквально выдернув его из тесного круга любопытствующих, укорив их тем, что они буквально замучили докладчика и сообщив им, что пора бы оного и покормить. А то он запомнит столь «несостоятельное гостеприимство» и более в Москву не приедет… Но по пути их с Сергеем Ивановичем перехватил Александр Григорьевич с каким-то смущённо улыбающимся мужчиной весьма грузинистого вида.

— Вот, Даниил Николаевич, знакомьтесь — Егор Герасимович Челиев, гвардейский поручик в отставке, директор чертёжной при Комиссии строений в нашем городе.

— Очень приятно…- несколько недоумённо пробормотал Даниил, вежливо представившись — он действительно очень устал и проголодался. Так что вместо новых знакомств он бы с удовольствием сожрал хороший кусок мяса. Но фон Вальдгейм оказался настойчив:

— Вы вот сетовали, что при строительстве железных дорог одной из самых больших проблем являются мосты нужной грузоподъёмности, так вот я хочу вам предложить возможное решение. Дело в том, что Егор Герасимович изобрёл искусственный камень по типу римского caemtntum, но, в отличие от него — изобретённый им состав не теряет своих свойств от воды.

— Вот как?- Данька аж забыл про голод и усталость. Это что же — этот грузин изобрёл портландцемент? Раньше англичан⁈ Или тот уже появился, просто бывший майор за время своего «сидения» на Урале отстал от новостей… Цемент и, соответственно, бетон — были его самой большой мечтой с того момента как он деятельно начал заниматься железнодорожным строительством. Ну, или, вернее, возможно не самой, но точно где-то сразу после динамита… Но до момента его отъезда на Урал ни о каком портландцементе никто не слыхивал.

— Отлично! Это ваша собственная разработка?

— Кхем… я, конечно, основывался на работах других,- несколько стеснительно начал Челиев,- но и сам провёл множество экспериментов. А сейчас пишу полное наставление, как приготовить дешёвый и лучший мертель или цемент, весьма прочный для подводных строений, как то: каналов, мостов, бассейнов, плотин, подвалов, погребов и штукатурки каменных и деревянных строений. У меня с ним военнорабочие бригады уже несколько лет работают.

— Хм-м-м…- Данька обернулся к князю.- Сергей Иванович, а можно мы с Егором Герасимовичем на ужине сядем вместе. Уж больно у меня свербит его поподробнее расспросить…

Короче Москву Данька покидал просто в великолепном настроении. Перед ним открывались такие перспективы, что у него просто зудело поскорее добраться до Сусар. Но по приезду в Питер началось…

— Нет!- зло рыкнул в ответ корнету бывший майор.- Не позволю! Подите прочь, сударь, и сначала достигните хоть чего-то, за что вас можно будет уважать помимо факта рождения в семье, чей предок когда-то совершил подвиг или иное благое деяние за что и дал своим потомкам право именоваться дворянами. То есть для начала докажите, что вы достойны своего предка и сами чего-то стоите. Вот тогда и поговорим…- и он развернулся спиной к побагровевшему корнету. Достали!

С самого возвращения в Петербург местные бретёры словно с цепи сорвались. За две прошедших недели он получил четыре вызова на дуэль. Причём, совсем не из-за того, что действительно что-то сделал, а-а-а… да хрен его знает из-за чего. Данька грешил на Великого князя Константина. Всё-таки он грохнул его протеже — Несвижского. Вот тот и мог как-то, в близком кругу, высказать желание наказать зарвавшегося бывшего крепостного. Ну или просто намекнуть. Потому что среди тех, кто увивается рядом с такими людьми, всегда хватает всяких прихлебателей, которым достаточно лишь намёка чтобы броситься истово воплощать желание намекнувшего. И то, что Константин почти безвылазно торчит в Польше — ничего не меняло. Во-первых, он бывает наездами в Питере, и, во-вторых, здесь в Петербурге хренова туча поляков — как офицеров, так и гражданских. Тот же Чарторыйский не только министром иностранных дел успел побывать, но и, вроде как, императрицу огулял… но об этом — тс-с-с, говорить низзя! Так что поляков в столице, как говорится, хоть жопой жуй. И все они, естественно, имеют связи со своими родственниками, оставшимися на родине. Так что узнать, что столь благоволящий полякам Константин желает, чтобы кто-нибудь приструнил вызвавшего его раздражение «бывшего холопа» — никакого труда не составит. А если уж он ещё и что-то за это пообещал… Подтверждением сей идее служило то, что трое из четверых, вызвавших его, были «природными шляхтичами», то есть поляками и литовцами.

Три дуэли уже состоялись. Двоих, из числа тех самых «природных шляхтичей» он со спокойной душой упокоил. По его ещё в прошлой жизни сложившемуся мнению польское и литовское дворянство всегда было и будет врагом России, в какой бы она ипостаси не выступала — царской, имперской или СССР с Российской федерацией. Так что туда им и дорога. А вот русского — поручика Гончарова, кавалергарда — пожалел. Ранил. В мякоть ноги… Ну а какие проблемы-то? Ведь вызывали его, так что именно он выбирал оружие. Ну он и выбирал, как и в Перми — «на своих пистолетах». А своими-то пистолетами он владел если не на уровне киношных ганфайтеров, то где-то близко. Впрочем, двое из дуэлянтов — кавалергард и один из «природных шляхтичей» в качестве оружия так же избрали пистолеты его конструкции.

После третьей дуэли, о нём заговорили. Как раз из-за его манеры начинать дуэль с пистолетом в кобуре и сразу после сигнала выхватывать его и стрелять от бедра. Причём, убийственно метко. Ну почти… Потому что ранение кавалергарда посчитали промахом.

А затем его вызвал к себе Николай и публично наорал, категорически запретив участвовать в каких бы то ни было дуэлях. Причём, из этого ора попутно выяснилось, что дуэли в России были запрещены ещё во времена Петра I, аж в тысяча семьсот четвёртом году. А в указе тысяча семьсот пятнадцатого года за участие в дуэли полагалась смертная казнь! И только «Манифест о дуэлях», выпущенный уже Екатериной II, слегка смягчил ситуацию, ограничив наказание за участие в дуэли всего лишь ссылкой в Сибирь… Для бывшего майора это оказалось абсолютной новостью — до получения дворянства он этим вопросом не особенно интересовался, да и потом у него тоже было чем забивать голову помимо дуэлей. К тому же после получения дворянства и до самого отъезда на Урал он, по большей части, сидел у себя в Сусарах почти не отсвечивая и занимаясь только заводом и железной дорогой. Так что вызывать его на дуэль было негде, некогда и некому… Но с другой стороны, он точно помнил, что дуэли в эти времена в России имели место быть. Например, нынешний адъютант Мишки… то есть Великого князя Михаила — Сашка Пушкин в той истории точно на дуэли погиб. Как и его собрат по перу — Лермонтов. Причём, заметно позже нынешнего времени. И как это понимать? Неужто позже наказывать за дуэли перестали? Да не может такого быть!

Николай, подостыв, разъяснил. Мол, императорский запрет-то есть, да только дворяне чихать на него хотели с высокой колокольни. Ну не то чтобы совсем — так-то стараются осторожничать, дуэлируют не прям посреди Петербурга, а куда на окраины отъезжают, берегутся от полиции, потому как если той о дуэли становится известно — так она даже участников заарестовать может… но, по большому счёту, всё бесполезно. Дрались, дерутся и будут драться… А вот ему самому он, Великий князь Николай, лично запрещает в дуэлях участвовать. Категорически!

— На тебя, Даниил, столько всего важного и, прямо скажем, ключевого нынче завязано, что если ты по своей дурости в какой-нибудь дуэли голову сложишь — большинство моих проектов просто в стенку упрётся, понимаешь?

— И что делать если вызовут?

— А вот сам придумай,- снова взвился Николай.- Я и так тебя из очень неприятной ситуации в связи с дуэлью с Несвижским вытащил. Причём, с трудом. Но то в Перми было. А ты, дурак такой, уже здесь, в Санкт-Петербурге умудрился двоих насмерть завалить и одного ранить! Тебе что, слава Американца глаза застит? Тоже на цыганке жениться решишь? Так у него дети один за другим либо вообще мёртвыми рождаются, либо помирают во младенчестве. И он сам считает, что это кара Господня за его грехи смертоубийства. То есть за то, что он одиннадцать человек на дуэлях убил…

Бывший майор удивлённо воззрился на Николая.

— Чья слава?

— А-ай!- раздражённо махнул рукой Великий князь.- Я всё сказал! Чтоб больше никаких дуэлей — иначе моментом в Сибирь поедешь. Дорогу до Тобольска строить. Причём исключительно за свой счёт…

Так что с тех пор Даньке приходилось вертеться как ужу на сковородке, дабы не вляпаться в очередную дуэль. Потому как по выражению лица Николая понял, что по поводу дуэлей тот настроен серьёзно. Достаточно сказать, что после того, как Даньку через пару дней едва снова не вызвали на дуэль, тот прислал ему в охрану трёх здоровенных лбов из числа унтеров Лейб-гвардии Сапёрного батальона. Для того, чтобы они вставали стеной и просто не допускали «к телу» никаких желающих подуэлиться. Но толку с них было немного. Вызовы-то по большей части происходили на чисто дворянских тусовках — приёмах, балах, обедах, куда простолюдины, пусть даже и в мундирах, не допускались. А Николай, вот ведь гад такой, повелел ему непременно не менее чем на паре таковых в неделю присутствовать. Мол хватит тебе сидеть сычом в своих Сусарах — пора в общество. Мне ведь тебя ещё женить надобно. От подобной мысли Данька аж взвыл… Но Николай посуровел и коротко повелел:

— Два раза в неделю — непременно. Лично буду контролировать!

Сегодня как раз был второй такой «зачётный» на неделе. Данька специально выбирал самые скромные обеды и приёмы у наименее знатных и бедных дворян, надеясь, что здесь желающих вызвать его не окажется — как-то не тот контингент в подобных местах собирался. И вот на тебе…

Развернувшись спиной к раскипятившемуся корнету, Даниил напрягся. Ну вот точно же на этом не закончится. Он, конечно, придумал неплохой ход с отказом от дуэли под маркой невместности ему, такому умному, красивому и успешному драться «с кем попало», но в эффективности оного пока сильно сомневался. Потому как по стандартным меркам — древности и знатности рода, родственным связям в среде дворянства и всему такому прочему для подавляющего большинства столичного дворянства «кем попало» был именно он. Потому бывший майор и напирал в первую очередь на личные на заслуги… Впрочем, поначалу это сработало. Причём настолько, что его словесные «наезды» попервости даже не оскорбляли, а, скорее, вводили в оторопь. Слава богу, кроме подобных «словесных кружев» на его стороне были ещё и достаточно убедительные результаты четырёх уже состоявшихся дуэлей, считая и ту, первую, с Несвижским, три из которых закончились мгновенной смертью противников. Так что трусом, побоявшимся стреляться, обозвать его было никак нельзя, а вот здравое опасение в отношении него, наоборот, у многих появилось. И, похоже, только это его и спасало. Ну и ещё иногда три здоровенных сапёра… которые в данный момент торчали где-то в людской или на кухне. И потому помочь ему ничем не могли. Да и никто не мог. Тем более, что, судя по тому, каким образом этот туповатый корнет попытался поначалу вытянуть его на то, чтобы он сам вызвал его на дуэль, право выбора оружия ему более предоставлять не хотели. Похоже, начали опасаться его уровня обращения с пистолетами. Ну ясно же, что после перфоманса с «душем» из бокала красного вина, которым его окатил корнет, тот ожидал немедленного вызова, после которого право на выбор оружия получал уже он… А вместо этого получил такой же бокал в морду. Вот и растерялся, привычно возопив: «Дуэль, дуэль!». Ну тупенький… Вот только Даньке от этого было ничуть не легче. И как ему теперь от этого корнета отвязаться?

— Данька! Вот ты где, чёрт! Чего до сих пор ко мне не заехал?- Даниил резко развернулся и расплылся в улыбке. К нему раскинув руки приближался самый младший из Великих князей — Михаил. Оп-па! А это шанс.

— Ваше высочество,- покаянно склонил голову бывший майор.- Прошу простить покорно. Даже не знал, что вы вернулись. По приезду мне сообщили, что вы отбыли в Финляндское княжество, вот я и…

— Ой, ладно — брось!- рассмеялся Великий князь, крепко обнимая Даньку и сим жестом сразу же выводя его в число личных ближников. Нет, о том, что он близок к Великим князем Николаем в обществе знали. Но, как именно и насколько — были разночтения. Многие считали, что никакой близости и нет, а есть только некая полезность. Мол, строит и управляет — это да, но и только… Подобный же жест не только подтверждал достаточно серьёзную близость, но и показывал, что она имеется не только с Николаем, но и с Михаилом. Так что даже настырный корнет после подобного сумел сделать правильные выводы и, бочком-бочком, потихоньку сдристнул. А Данька незаметно облегчённо выдохнул.

— Доложили мне, что ты заезжал. Так что эт я так — чтоб не зазнавался.

— Да как можно!- делано возмутился Данька, замечая, как плотно обступила их прибывшая с Михаилом свита будто предупреждая другие попытки к нему прицепиться. И каким ветром его сюда занесло? Ну совершенно не его уровня приём-то — по местным меркам его сущая беднота и шелупонь устраивала… Михаил чуть скосил глаза, провожая взглядом стушевавшегося корнета, быстро затерявшегося среди других участников приёма, после чего усмехнулся.

— Что, совсем достали?- понизив голос на два тона заговорщицки поинтересовался он у Даниила.

— Да,- вздохнул Даниил.- Ещё и запрет этот… Я ж сам никого не цепляю. Думал грохну человек десять — отстанут. А тут…- и он махнул рукой.

— Человек десять?- усмехнулся Михаил.- В этом случае тебя от Сибири ни я, ни Николай, ни, даже сам брат наш государь-император не отмазали бы. Потому как нет и не может быть в нашей богоспасаемой державе никого неприкасаемого помимо одного государя,- тут он вздохнул и слегка пригорюнился:- Да и с ним тоже, как все могли убедиться на примере нашего бедного отца — не всё так однозначно… Так что Николай — прав. Ты нам с ним здесь нужен, а не в Сибири.

— Ну-у-у… может быть и так,- вздохнул в ответ Данька.- Только вот что с этими петухами настырными делать — я не знаю.

— Да ты просто как-то сильно резко реагируешь,- усмехнулся Михаил.- Вызвали, хлоп — и сразу насмерть,- он кивнул в сторону зала, благоговейно уставившегося на него. Ну а как иначе-то? Приём у не шибко богатого провинциального барона, а тут — на тебе, откуда ни возьмись — лицо императорской фамилии!

— Вон, Сашку, приятеля твоего,- он кивнул в сторону стоящего рядом Пушкина.- Уже раз десять вызывали. Да и он сам, считай, столько же. Только он пока ни разу не дрался — то он не может, то тот, с кем ему драться надобно. Дела, служба, болезнь, пост… а там, глядишь — и помирят. Друзья, родственники, вышестоящие начальники… Из всех дуэлей до реальной стрельбы или саблемахания дай бог в одной из десяти доходит. А не как у тебя — раз и труп!

Данька недоверчиво хмыкнул. Михаил в ответ лишь покачал головой.

— Ладно — об этом мы ещё поговорим. Я ж к тебе по делу. Специально разузнал где тебя нынче в Питере найти можно и приехал. А то дело, считай, срочное. Дело в том, что Николай рассказал мне, что вы там, на Урале, новый электрический телеграф изобрели? Который чуть ли не в десять раз дешевле, чем то, что сейчас существует. А мне братец поручил построить линию оптического телеграфа между Зимним дворцом и Кронштадтом. Вот я и подумал — почему бы этот ваш электрический не попробовать?

— С Кронштадтом…- Данька задумался. Так-то — хорошо. Кронштадт — близко, аппаратура уже отработана… Одна закавыка — Кронштадт расположен на острове. В воду проволоку просто так не бросишь. Наверно… Значит нужно делать кабель. А чем изолировать? Резины, вроде как, ещё нет. А чистый каучук вода, в конце концов, растворит или размоет. Или нет? Чёрт — ни хрена ж не помню! Да что там не помню — не знаю и никогда не знал. И как быть? Какие ещё есть варианты — гуттаперча? Смола с тканью? Лак?

— Тут думать надо, эксперименты проводить…

— Какие?

Бывший майор пояснил. Михаил задумался.

— А если получится, насколько дороже выйдет?

— Ну-у… раза в два от сухопутногоь варианта, наверное. Но тут вопрос даже не в цене. На эксперименты ведь время надо, а ты сказал — дело срочное.

— А на эксперименты тебе сколько времени потребуется?

— Вот этого не знаю. Там вообще не я изобретатель, я только деньгами поучаствовал, да пару советов дал. Главный там — Шиллинг. К нему надо ехать…

— Куда знаешь?

— Конечно!

— Тогда… ты здесь сколько ещё оставаться думаешь?

— Да уже думал уходить.

— Тогда — поехали!

Но сразу уехать не удалось, потому как хозяевам дома наконец-то доложили, что к ним прибыло столь высокопоставленное лицо, и они поспешили под его светлые очи. Хозяев было шестеро. Престарелый отец семейства с если только чуть более молодой супругой, оба в мундире и платье, времён, как это пока ещё не написал молодой Грибоедов «Очакова и покоренья Крыма» (ну бедные они были, бедные), его сын, с женой, ещё один сын помладше, покамест, похоже, холостой и дочь, в честь «вхождения в возраст» которой, кстати, приём и устраивался… Так что Михаилу пришлось задержаться и выслушать славословия в свой адрес от «благородного отца семейства» после чего облобызать ручки супруге и сделать комплимент дочери хозяина, а так же (что многих шокировало), подарить виновнице торжества один танец. Что Даньке понравилось. Потому как он считал подобное отношение к людям, даже столь, по меркам императорской фамилии, бедным и незначительным, своей заслугой. Поскольку из года в год пытался планомерно вбивать в голову младшим Великим князьям мысль, что все люди если и не равны — всё-таки подобная мысль для императорского семейства в абсолютистском государстве была слишком уж новаторской и необычной, то, как минимум, ценны, и потому относиться к ним следует безо всяких аристократических и сословных предубеждений. Совсем уж избавиться от сословных предрассудков не удалось, но отношение к людям у старших братьев (в первую очередь у Константина), и у младших — Николая и Михаила, отличалось разительно…

Когда они уже сели в карету, Саша Пушкин не выдержал и, наклонившись к Даньке, спросил:

— Даниил, позвольте один вопрос?

— Да, конечно, Александр.

— А почему вы бросили писать стихи?

Бывший майор замер. И что отвечать? Потому что уже выдал всё, что помнил? Ну из того, что можно было напечатать в этом времени и не попасть в скандал, а то и вообще под надзор полиции. Не смотря на всю его связь с Николаем…

— М-м-м… знаете, Александр, я нашёл поэзию в том, чем сейчас занимаюсь.

Пушкин замер, потом медленно кивнул.

— Я вас понял… Знаете, а это удивительная мысль! Я видел выставку в Академии художеств — это действительно невероятно! Величественные леса, реки, скалы и посреди них идёт проложенная волей людей железная дорога, по которой стремительно несётся созданный разумом людей паровоз… а эти могучие «паровые лопаты»,- Пушкин зачаровано замер, уставя взгляд куда-то ввысь.- Всё-таки вы и Великий князь Николай — очень мужественные люди. Я бы никогда не согласился войти под столь массивные ковши, нависающие прямо над головой — они же способны, при падении, размозжить человека в мокрую лепёшку…- и он зябко повёл плечами. После чего снова замер и зашевелил губами — похоже впал в поэтический транс. А бывший майор повернулся к сидящему рядом Михаилу.

— А что, выставка уже открылась?

— Да, третьего дня,- усмехнулся тот.- А ты что ещё не был?

— Третьего дня? Нет. Я убегал огородами от очередной дуэли,- мрачно отозвался Даниил. Михаил изумлённо распахнул глаза, а потом захохотал, прервав транс Александра.

— Весёлая у тебя жизнь…- констатировал он, отсмеявшись.

— А куда деваться?- вздохнул бывший майор.

— Ладно — я поговорю с Николаем и постараюсь избавить тебя от этой обязанности. Лучше мы с ним будем брать тебя с собой на те приёмы, на которые ходим сами… А ты чего про мою новую пушку не спрашиваешь?

— Да мне, Его высочество Николай всё уже рассказал, вроде бы…

— Да что он тебе мог рассказать-то?- усмехнулся Михаил.

— Ну, что пушку на вооружение так и не приняли.

— А почему?

Даниил молча пожал плечами.

— Просто она у нас очень дорогая вышла,- вздохнув, произнёс Михаил.- А денег в стране нет. Не то что на ваши железные дороги, недаром же вы с Николаем в частный капитал вцепились… а даже на армию. Брат с Аракчеевым недаром так за военные поселения ратует — очень надеются с их помощью военные расходы снизить… а тут пушка получилась по цене как три обычных, а снаряды для неё стоят как пять бомб или девять ядер каждый!

— А-а-а…- понимающе протянул Даниил, потом минуту подумал и осторожно спросил:- А можно мне на неё глянуть. А то ты мне про неё так много рассказывал, а я её пока что ни разу не видел.

— Ты серьёзно?- удивился Михаил.- Я же тебе давно уже это предлагал — а ты всё отказывался.

— Ну, раньше это был ещё полуфабрикат,- солидно пояснил Данька,- а сейчас уже — готовый продукт. Так чего бы и не посмотреть?

— Тогда…- Великий князь привстал с дивана, похоже, собираясь отдать кучеру приказ, но тут спереди послышалось:

— Тпруу! Стой залётныя!- после чего дверца кареты распахнулась, и один из свитских громко проорал:

— Приехали, Ваше Высочество!

Михаил замер, а затем махнул рукой:

— Ладно, пошли к Шиллингу. После него уже поедем…

Глава 3

— Всё, хватит — доставай!- махнул рукой Даниил и отошёл подальше. Кузьма молча кивнул и, быстрым движением обмотав лицо влажной тряпкой, подскочил к раскалённым воротцам, после чего поддел железным штырём могучий засов и откинул его в сторону.

— Оберегись!- взревел подсобный и, ухватив крюком на длинной рукоятке петлю рамы, потянул ту из печи наружу. Кузьма отскочил на пару шагов и впился напряжённым взглядом в три массивных конструкции, закреплённых на мощном подвесе, которые, покачиваясь, поползли из обжигной печи.

— Нормально! Нигде не вспучилось,- довольно доложил он, когда подвес оттащили от печи и развернули.

— Погоди пока хвастать,- сердито пробурчал Данька.- Чуть остынут — внутри посмотрим.

— Ништо,- мотнул головой Кузьма.- Прошлые раз трещины и вспучивания токмо по верхнему кольцу шли, потому как в том месте жар больно ломкий. А всё остальное нормально было. И сейчас нормально будет, барин. Вот увидишь. Мы ведь с тех разов печь переделали.

— Ну, может быть…- с сомнением произнёс бывший майор. В конце концов, к настоящему моменту Кузьма точно набрал гораздо больше опыта в этом техпроцессе.

Зиму он промучился. А всё все эти дурацкие балы и приёмы. Эх, как хорошо было, покамест он был простым слугой — никто его ни на какие балы не тянул, но при этом дворянки его вполне себе обхаживали. А он их в ответ охаживал. Причём, со всем жаром молодого тела. И все были довольны! Ну на хрена ему сдалась эта женитьба⁈ Тем более, у него представления о правильной семье очень сильно отличались от тех порядков, которые царили при дворе и в высшем свете в целом. Для него всю его прошлую жизнь муж и жена были — одна сатана. Друг за дружку до последнего вздоха. Здесь же… короче все спали со всеми. Мужья с чужими жёнами, с актрисками, с цыганками, жёны с чужими мужьями, с холостыми кавалергардами и другими гвардейцами, а кто и с дворовыми мужиками, и с крепостными кузнецами. Правда последнее, как бы, считалось зазорным, поэтому если такое случалось, то, так сказать, «вслух», об этом не говорили. Да и когда говорили, речи о какой-то там любви и страсти при этом не шло. Скорее все эти «мужики и кузнецы» выполняли функцию некоего «живого дилдо»… ну если сулить по тем нескольким репликам, которые он случайно услышал. То есть обсуждались чисто технические характеристики — длина, толщина, время «работы», каков на вкус, на ощупь, форма и доступные «режимы»… Нет, были и примеры верности, но отношение к таким парам в свете было, в лучшем случае, снисходительным. Именно в лучшем. В худшем подобные пары становились объектом насмешек, а их прекрасные половины объектом атак самых записных ловеласов. Пари заключались на «сколько она продержится» и «кто первым добьётся успеха». Ну, если, конечно, «объект атаки» выглядел хотя бы немного привлекательно. Страшненьких мымр не преследовали. И куда тут, на хрен жениться⁈ Особенно учитывая, что дуэли ему запретили… Да и вообще — обязанность регулярно присутствовать всех этих балах и приёмах сильно отвлекала. У него ж дел — по макушку. Тем более, что проект железной дороги между двумя столицами сдвинулся-таки с места. К Пасхе ожидалось одобрение императором устава новой компании, носившей название «Александровской железной дороги». Название, кстати, предложил именно бывший майор. Ну чтобы потрафить действующему императору. А, кроме того, было ещё и строительство завода паровых машин в Нижнем Новгороде, поставка оборудования для вагоно- и паровозостроительного завода в Нижнем Тагиле (да-да — Уралвагонзавод здесь появится на сто с лишним лет раньше:)), а тут ещё Мишка напомнил ему о старом долге — о ватерклозете и душе. Ну и какие тут, на хрен, балы и приёмы⁈ Голова и так кругом от всего навалившегося… А любой приём — это потеря минимум, одного, а то и нескольких дней. И это ещё слава богу железная дорога есть. Почти от любой окраины на левом берегу Невы до отправной станции железной дороги на пролётке можно было добраться всего за двадцать минут, а там полчаса на поднятие паров у дежурящего по такому случаю паровоза (ну да — пришлось беззастенчиво пользоваться служебным положением), и ещё через двадцать минут он дома… А если б её не было? Но деваться было некуда. Это ещё слава богу Мишка договорился-таки с Николаем, и тот согласился отменить непременную норму в два приёма в неделю. А то бы совсем труба была. Но и так к марту Данька уже был на грани того, чтобы рухнуть в ноги Александру I с просьбой освободить его на хрен от этого клятого дворянства! Совсем сил и нервов не осталось. Тем более, что по столице в какой-то момент прошёл слух, что Великий князь личным распоряжением запретил ему участвовать в дуэлях, вследствие чего некая часть местной светской тусовки отчего-то решила, что теперь его можно безнаказанно «нагибать». Впрочем, ненадолго. После трёх сломанных челюстей двух вывернутых рук и одного напрочь выбитого колена, сотворённых под рефрен:

— Дуэлировать-то мне запретили, а просто морду бить — нет,- от него, вроде как, отстали окончательно. И — да, Данька, наконец, разобрался что это за Американец, с которым его давеча сравнивал Николай. Забавный оказался тип. И безбашенный. А прозвище получил, потому как действительно побывал в Америке. Правда в Русской, то есть на Аляске. Это случилось во время первой русской кругосветной экспедиции под руководством Крузенштерна, в которую Толстой, опять же, попал неизвестно как. Потому что в момент отправления этой экспедиции в августе тысяча восемьсот третьего года ни к экипажам отправлявшихся кораблей, ни, даже, к флоту в целом никакого отношения не имел. Вроде как он в неё попал потому, что достал в Питере уж больно большое число людей, среди которых были и весьма высокопоставленные особы, вследствие чего ему пришлось банально бежать куда-нибудь как можно дальше от столицы. Впрочем, в экспедиции он продолжал чудить, да так, что за буйный нрав и склонность к подлым шуткам его высадили на Камчатке. Причём, вместе с обезьяной, которую он купил на одном из островов Тихого океана, на который корабли экспедиции зашли для пополнения запасов воды и припасов. А и уж потом он как-то добрался до Аляски, где несколько месяцев жил среди местных индейцев — тлинкитов. И ходили упорные слухи, что на Камчатке Американец свою обезьяну то ли трахал, то ли вообще съел. Ну, или, сначала одно, а потом другое… Сейчас он жил в Москве и слыл знатным картёжником. И — да, он был женат на цыганке, которая регулярно рожала ему детей и они так же регулярно умирали.

— Тогда, значит, для дворца Великого князя Михаила мы теперь имеем полный комплект. И даже один унитаз запасной?

— Точно так,- солидно кивнул Кузьма, большую часть жизни прослуживший канониром на семидесяти восьми пушечном линейном корабле «Иезекииль». После списания на берег он прикупил небольшую кузню за Нарвской заставой (уж на что денег хватило), из которой бывший майор его и сманил. Потому что бывший канонир так и не сумел прилично раскрутиться — так и перебивался с хлеба на воду. Так что военно-морские замашки у него уже в кровь въелись. Данька поначалу поставил его рядовым работником, но бывший канонир оказался весьма сметливым и способным быстро осваивать новое. Так что довольно быстро набрал в коллективе немалый авторитет. И выпускники железнодорожного училища, и молодые работники, набранные в соседних деревнях и на питерских окраинах завороженно слушали его морские байки и послушно следовали его советам. Так он и стал старшим.

— Ну тогда, как остынут — вызывай ломовика и грузите всё на платформу. Сегодня же отправим в город.

Первым в очереди на обустройство в своём дворце канализации и водоснабжения стал Михаил. По двум причинам — во-первых, он этого страстно желал ещё с тех времён, когда впервые попробовал всё это в доме Даньки, построенном им в Сусарах, и, во-вторых, потому что его дворец всё ещё строился. То есть сейчас там вовсю шла отделка, но он пока ещё не был заселён. Так что монтаж систем водоснабжения и канализации там никому особенных неприятностей не доставил бы — самое то что надо для освоения нового ремесла. Ну да — совершенно нового. А вы что думали? Нигде в мире таких больших зданий, оборудованных канализацией и водоснабжением не было. И никто пока не знал — как это сделать. Ну чтобы всё хорошо работало, и роскошный дворец однажды не был затоплен всплывшими из унитазов фекалиями. Или не захлебнулся в несмытых… Нет, кое-что бывший майор в этой области знал и умел — и в своём дому канализацию с водоснабжением обустраивал и ремонтировал, и в доме сына так же руки приложил… да и вся система, которая была устроена в его доме, в Сусарах так же была спроектирована и смонтирована им самим. Но даже самый большой дом из этих трёх — нынешний, который в Сусарах, имел площадь где-то в пятьсот квадратных метров. Мишкин дворец же был минимум в двадцать раз больше. Или, даже в двадцать пять… Так что над проектом системы водоснабжения и канализации пришлось немало поломать голову. И не одному, а с архитекторами. В их «головоломках» даже сам Карл Иванович Росси поучаствовал, не говоря уж о толпе народа чином поменьше. Мишка же желал, чтобы в его новом дворце всё было по высшему разряду!

Ситуацию немного облегчало то, что в Мишкином дворце Данька бывал. И не раз. Причем не сейчас, а в будущем. Потому что именно в этом дворце в будущем разместился Русский музей… но бывал именно что очень немного. Так что всё пришлось делать, практически едва ли не наощупь. И на живую нитку. Причём, совсем всё! Потому что в наличии не было ничего — ни сифонов, ни кранов, ни унитазов, ни сливных бачков, ни, даже, водопроводных труб. То есть всё это требовалось изготавливать. Ну как он делал это когда оснащал ватерклозетами и душевыми свой собственный особняк в Сусарах. Но при этом — лучше. Потому что систему в особняке уже дважды приходилось ремонтировать. Так что просто масштабировать её было нельзя. Ибо ладно частный особняк в пятьсот квадратов, а вот если потечёт в дворце площадью в двадцать тысяч, да ещё во время какого-нибудь приёма или бала… нет такой хоккей, то есть реклама — нам не нужны. Поэтому на сей раз бывший майор подошёл к делу куда основательнее. Потому как ему было понятно, что сразу после того, как широкие массы аристократии ознакомятся со столь удобной вещью как тёплые ватерклозеты и умывальные комнаты с приточной водой — они тут же «восхощат» такое же и себе. Так что первое с чего он начал — это построил у себя на заводе новый цех. Состав оборудования пока ещё просматривалось смутно — но это дело наживное. Один-то дворец они вполне могли бы оснастить и тем, что будет изготовлено в других цехах, а вот когда пойдёт поток заказов — придётся оборачиваться быстро. И вот тогда специализированный цех точно очень пригодиться. Ну чтобы снять все «сливки» до того момента пока не раскрутятся другие. А там, глядишь, вместо цеха удастся и целый завод поставить. Со спичками и металлическими перьями ведь получилось и снять сливки, и до сих пор сохранять значимую долю рынка — почему с сантехникой должно быть по-другому?

С царствовавшей в этой отрасли в будущем керамикой ничего не срослось. Совсем. Так что после десятка провальных попыток сделать приличный санфаянс, Данька плюнул на это дело и вернулся к тому, что делать у него на заводе худо-бедно научились — литью и ковке. А ещё он нацелил Карла на разработку долговечной эмали, способной противостоять воде и всяким агрессивным средам. Умеренно агрессивным — типа растворов мочи и кала… Поскольку спрос ожидался большим — сразу же приступили к разработке кокилей, для чего конструкцию унитаза пришлось основательно переработать. Потому как то, что получалось сделать по выплавляемым восковым моделям — в кокиле не получалось никак.

Так что всё шло своим чередом… пока жизнь очередной раз не показала, что пословица: «Человек предполагает, а Бог располагает» — является самой что ни на есть жизненной правдой.

Всё началось с того, что пришло письмо из Нижнего, в котором отправленный туда наблюдать за строительством завода паровых машин выпускник железнодорожного училища, отучившийся четыре года в Эдинбургском университете, которого Данька планировал на должность управляющего этого завода, сообщил о том, что со строительством начались какие-то непонятки. То есть уже заключенные договоры на поставку стройматериалов не соблюдаются, ударившие по рукам строительные артели — отказываются от работы и, до кучи, какие-то гады начали отжимать у него приехавших вместе с ним работников.

Нет, в принципе ничего необычного не происходило. В Российской империи как раз начинался период первоначального накопления капитала, а что твориться в такие времена бывший майор имел возможности прекрасно наблюдать в прошлой жизни в «святые девяностые»… Ситуация в Нижнем Новгороде усугублялась ещё и тем, что несмотря на то, что сегодняшний Нижний Новгород был известен, в первую очередь, благодаря своей ярмарке — наследнице легендарной Макарьевской, как город торговый, заводское производство там тоже начало развиваться достаточно бурно. Но подготовленных кадров для новых производств, в отличие от столиц, взять было неоткуда. А тут — на тебе, в город приезжает несколько десятков подготовленных квалифицированных мастеров и рабочих… Так что кто-то из местных, похоже, решил утолить свой кадровый голод за счёт людей Даниила. И ладно бы людей пытались перекупать — так нет, в ход шли самые гнусные формы принуждения. Судя по письму, работников Даньки просто избивали, похищали, навешивали на них мнимые долги, а попытки назначенного бывшим майором управляющего отыскать правду у губернатора привели к тому, что управляющий оказался в больнице со сломанной рукой и сотрясением мозга.

Взбеленившись, Даниил буквально ворвался к Николаю и вытребовал у него прокурора, команду полицейских и роту солдат, потому как… ну не могли же местные не знать, кто именно строит в Нижнем новый завод, и в каких отношениях он состоит с императорской фамилией. И чем тогда можно объяснить подобный беспредел⁈ Как бы не прямой изменой? После чего кинулся в Нижний. Слава Богу в этот момент вовсю шёл Великий пост, так что требование Николая по поводу присутствия на балах и приёмах оказалось снято. Впрочем, если бы даже это было и не так — он бы просто наплевал на его указания. Его люди — его ответственность. Иначе ничего толкового не построить.

До Нижнего он добрался всего за десять дней. Появление господина Николаева-Уэлсли в Нижнем Новгороде в столь «тяжких силах» произвело эффект разорвавшейся бомбы. Так что никакого расследования проводить не пришлось — тут же набежали доброхоты и всё рассказали.

Оказывается, основным инициатором всего случившегося стали старообрядцы. Как выяснилось, две наиболее влиятельных общины староверов воспылали желанием построить на паях завод паровых машин. Чему бывший майор сильно удивился. В его представлении старообрядцы, наоборот, были ярыми ревнителями старины, то есть, чем-то типа амишей, фильм про которых он как-то посмотрел ещё в покинутом им будущем, после чего и на какое-то время заинтересовался этими странными людьми, напрочь отвергающими технический прогресс… Так что они, по его мнению, скорее, должны были заклеймить паровые машины как «дьявольские исчадия» и навеки проклясть, а не строить завод по их производству. Но вот подишь ты… Может насмотрелись на доходы «Волжско-Камской пароходной компании» и решили застолбить за собой бурно растущий рынок? А что — такое тоже было. Насколько он помнил популярные статьи в интернете, в конце XIX — начале XX века старообрядцы подгребли под себя всю волжскую торговлю. Да и среди заводчиков их тоже было немало. Взять того же знаменитого Савву Морозова, текстильного магната, владельца множества заводов, который финансировал революционера Баумана. Или создателя крупнейшего стекольного производства России в Гусь-Хрустальном Мальцова. Либо владельца крупнейшего фарфорового завода России Кузнецова. «Кузнецовский фарфор» слышали? Это его. Ну а здесь — начали пораньше, потому как вследствие именно его активности, промышленное развитие России оказалось немножко пришпорено… Как бы там ни было — появление в окрестностях города конкурентов старши́не этих общин категорически не понравилось. Плюс они жестоко страдали от недостатка кадров. Вот кому-то из этих «мудрых старцев» и пришла в голову мысль решить обе эти проблемы одним махом. А от информации, что хозяин завода близок к императорской семье просто отмахнулись. Мол, до Бога высоко, а до царя далеко… и вообще — всем умным людям давно известно, что Бог-то за нас, а не за этих Никонианских нехристей. Ну а когда откуда-то стало известно, что Данька — бывший крепостной всех «предостерегальщиков» и вовсе подняли на смех.

Со оборзевшими «старцами» разобрались довольно быстро и показательно жестоко. Нет, никаких костров или чего-то подобного — просто вся верхушка замешанных в беспределе общин пошла на каторгу. Плюс прошерстили и местную власть — от губернатора и до рядовых полицейских. Вследствие чего попутно выявили крупные хищения в губернской казне, совершённые неким Поповым. Что, вкупе со всем остальным, стоило должности местному губернатору — действительному статскому советнику Крюкову. Который до сего момента был вполне себе на хорошем счету.

Итог нижегородского вояжа вышел неоднозначным. С одной стороны, по всем полям и весям страны среди чиновного люда разнеслась весь, что с неким Николаевым-Уэлсли следует дружить и препоны ему чинить опасно, а с другой… Николай снова поругался с братом-императором. Тот был сторонником веротерпимости, а тут две немаленьких общины старообрядцев были показательно растерзаны государством. И что с того, что они сами преступили закон? Это ж политика — тут надо терпимее…

Впрочем, Даньке этот скандал пошёл только на пользу. Потому что по возвращении в Сусары Николай велел ему сидеть на своём заводе и Питере не появляться. Дабы «не дразнить гусей». Так что требование регулярно появляться на разных дворянских «тусовках» тихо умерло…

Поскольку поездки в Питер теперь оказались под запретом, Даниил по возвращении погрузился в создание, фактически, новой отрасли промышленности — сантехнической, для чего устроил внеочередной выпуск железнодорожного училища, загнав выпускников скопом в новый цех. А где ещё было брать людей-то? В смысле таких, которые способны были освоить что-то помимо принеси-подай… Нет, кое-кого пришлось привлекать со стороны. Например, если трубы для канализации вполне себе можно было отливать из чугуна, то для водоснабжения пришлось делать медные паянные. Что было весьма дорого… Так-то он ещё со времён своей прошлой жизни помнил, что технологию производства бесшовных труб изобрели в Германии — некто Маннесман, но когда это произошло и как выглядит сама технология бывший майор представлял очень смутно. Вроде как там использовались некие ролики, которые раскатывали слиток металла в трубу, но что за ролики, и какой для этого нужен металл — он не знал. По пластиковым трубам, из которых была сделана водопроводная арматура в доме сына — у него вообще никаких знаний не было. Тем более, что, если на свой дом ему пришлось трубы доставать, в процессе чего пришлось довольно плотно общаться с профессионалами, отбирать, контролировать, помогать — пластиковые просто купили… Так что, изрядно помучившись и проведя несколько экспериментов, окончившихся неудачей, решили остановиться на меди. Только так удалось обеспечить приемлемую длину и не слишком частные соединения. А то что металл куда более мягок — так тут не оружейный ствол, требования к выдерживаемому давлению намного меньше. Но трубы получились реально дорогими. Однако, пока заказчиками будет самая обеспеченная группа населения — императорская семья, самые богатые сановники и наиболее обеспеченная часть остальной элиты — это не смертельно. Ну а потом даст Бог кто-нибудь что-нибудь придумает. Не всё ж Даньке голову ломать.

Так что остаток зимы и половина весны прошли достаточно спокойно. Нет, пахать пришлось как «папам Карлам», но зато никто не отвлекал, не наскакивал с дуэлями, не грозил карами… И вот сегодня, наконец, можно было сказать, что они вышли на серийное производство. Не совсем-совсем, конечно, для серийного производства требовалось ещё построить полноценную обжиговую печь, а не эту «маломерку», в которой хватало места только на три унитаза, вытяжка и пайка труб тоже пока велись по, так сказать, «обходным технологиям», а также предстояло сделать ещё много другого всякого, но все ключевые технологии были уже практически отработаны.

Данька вышел из цеха и присел на лавочке, вытирая потное лицо. Начало мая в этом году выдалось жарким, а в цеху вообще была душегубка. И это у него ещё более-менее, а на уральских заводах вообще мрак творится — люди сознание теряют при печах. Ну вот такие нынче технологии…

Спустя минут десять в воротах показалась ломовая телега, запряжённая двумя здоровенными битюгами. Вот интересно, бывший майор всегда считал, что «битюг» — это такое жаргонное слово, ну типа как рукастых мужиков называют «Кулибинами» или дохляков «Шварценеггерами шушеными» — ан нет. Оказывается, в это время вполне себе существует порода лошадей, которая разводиться в Воронежской губернии, в сёлах, что стоят как раз по берегам речки Битюг.

Даниил поднялся и зашёл в цех, решив проследить за погрузкой. Надо, пожалуй, выбрать время и потихоньку, не светясь, съездить в Питер, посмотреть, как там дела у Мишки во дворце. Как сформированная бригада справляется с монтажом. Ну, чтобы не опозориться во время его новоселья… Нет, таковое здесь особо не праздновали, но понятно же, что первый приём во дворце Михаила после заселения будет чем-то вроде такового. Но додумать мысль до конца он не успел. Потому что в цех влетел Прошка.

— Барин! Барин!

— Что случилось?

— Так это — гости к вам!

— Кто?

— Этот, анютант Великого князя,- слегка коверкая непонятное слово, торопливо заговорил слуга,- стихотворец который… ну которого вы всегда особо привечаете. И с ним ещё двое.

— Пушкин что ли? А сам князь?

— Ну да, он самый… то есть князя нету. Токмо Пушкин со товарищи!

— Хм, интересно…

До своего особняка Данька добрался через полчаса. Тут было недалеко, так что посылать человека за коляской или с повелением прислать ему лошадь было бессмысленно: пока посыльной добежит, пока коляска приедет — так на так выйдет. Поэтому он решил пройтись. Ну и, заодно, окинуть, так сказать, хозяйским взглядом свои владения. А то как-то он закопался в задачах…

Заводской посёлок по нынешним временам выглядел шикарно. Приблизительно как усадьба богатого колхоза где-нибудь в пятидесятые годы ХХ века. Ну почти. Всё портило отсутствие асфальта. А так — центральная площадь, замощённая булыжником (ну да — разорился на это), почти треть которой занимал танцевальный помост, густо окружённый лавками. Вечерами сюда стекались молодые — попеть, поплясать, просто себя показать… Кадриль пока считалась дворянским и, более того, бальным танцем, но и мастеровые уже потихоньку её осваивали, да и другими плясками могли зажечь. А ещё здесь, чутка в сторонке, были устроены несколько качелей — от простой скамеечки на пеньковых канатцах, до монументального сооружения в виде подвешенного на чугунной цепи массивного деревянного бруса, на который могла взобраться и раскачиваться чуть ли не дюжина человек… Одну сторону площади занимали церковь, заводская контора и Дворец Культуры, который назывался именно так — все слова с большой буквы. Напротив них шёл заводской забор, посредине которого была выстроена настоящая заводская проходная, представлявшая из себя очень красивый павильон в русском стиле. Вещь в этом времени пока невиданная… но уж больно много желающих было влезть и посмотреть на то, что происходит внутри заводских цехов. Он, кстати, ради ограждения от подобных настырных интересантов и заводскую контору выстроил снаружи заводской ограды, а не внутри.

Сбоку площадь переходила в уютный сквер с извилистыми дорожками, засыпанными шлаком, и несколькими скамейками, на которые сбегали напевшиеся и наплясавшиеся парочки, которым приспичило уединиться. Там и пара небольших беседок была, для совсем уж стеснительных… Ну а последнюю сторону площади занимал комплекс зданий железнодорожного училища — само училище, общежитие при нём, начальная школа для поселковых детей… и могила Кулибина с памятником. Бывший майор напрочь не помнил где и в каком году Иван Петрович ушёл из жизни в истории, которая ныне осталась только в его памяти, а здесь он умер зимой тысяча восемьсот двадцать четвертого. Одиннадцатого февраля. Во сне. Данька проводить его в последний путь не смог — заканчивал дорогу на Урале… Но память о великом механике и не менее великом учителе повелел сохранить, заказав красивый памятник. Исполнил оный пансионер Академии Художеств Самуил Гальберг, прибывший из Италии в Петербург, где он находился с тысяча восемьсот восемнадцатого года, на открытие академической картины «Первый поезд на Урале», которую, наконец-то, закончили художники, прибывшие в Тагил ещё с Демидовым. Остзеец оказался достаточно талантливым, хотя и несколько академичным, и сделанный им памятник всем понравился.

От площади на юг, север и восток отходили четыре улицы, две из которых были совсем короткими, обрамляя квартал… ну, в будущем, это называли таунхаусами, в которых селился технический персонал и всякие управленцы. То есть те, кто не особо жаждал заниматься крестьянским хозяйством. Хотя огороды были и у них… А вдоль двух других сплошняком шли крестьянские подворья обычных работников, которые от обычных крестьян отличались разве только тем, что не выращивали зерновых. А всё остальное — обширные посадки капусты, репы, лука, новомодного картофеля, хлев с коровенкой, а то и парой, свинарник, птичник, а кое у кого и овчарня — были как у всех. Ну, то есть, не всех конечно, а самых зажиточных… И это приносило свои плоды. Как минимум, как только на заводе начинался набор новых рабочих — у проходной разворачивались настоящие бои кандидатов в оные.

— Привет, Саша!

— Здравствуй, Даниил!- они обнялись с Пушкиным, после чего тот развернулся к своим сопровождающим и произнёс:

— Позволь тебе представить — это мои друзья: мой однокашник по Лицею Вильгельм Кюхельбергер и поэт и человек искренне радеющий за счастие Отчизны Кондратий Рылеев…

А бывший майор замер. Или, даже, окаменел. За всеми своими делами и проблемами он напрочь забыл какой сейчас год, но тут его будто прострелило — тысяча восемьсот двадцать пятый. Декабристы!!!

Глава 4

— Мы должны преобразовать наше государство в соответствии с примером цивилизованных наций, в частности — англичан. Всем понятно, что Великобритания сейчас самая развитая страна мира — великая империя, над которой никогда не заходит солнце. И лучшее, что мы можем сделать с нашей страной — это взять всё самое лучшее и передовое от этих учителей всего мира и бережно воплотить на нашей многострадальной земле…- высокий, худой молодой человек подкрепил своё утверждение патетично воздетым пальцем. Даниил скривился и сделал большой глоток. Как же ему всё это надоело! И на кой хрен он согласился сюда прийти?

Нет, на первую встречу он шёл с огромным интересом. Всё ж таки ещё со школьных времён у него сохранялся пиетет перед теми самыми декабристами, которые, как писал Ленин, «разбудили Герцена», а уж он «развернул революционную агитацию». А как красиво поступили их жёны⁈ Все как одна поехали за мужьями на каторгу в Сибирь — ведь так было показано в фильме «Звезда пленительного счастья» из которого он и стянул «Гимн кавалергардов»… Нет, бывший майор, конечно, не был «юношей бледным со взором горящим» — жизнь повидал и понимал, что кино — это одно, а реальная жизнь — совершенно другое, но Данька даже представить себе не мог, насколько действительность отличается от сохранившейся у него в мозгу картинки.

Уже на третьих «посиделках» с теми, кто считал себя «лучшими людьми России» у него появилось стойкое чувство deja vu. Во-первых — речи. Нет, цели они перед собой ставили весьма благородные — всеобщее счастие, достаток, просвещение народа… что там ещё? Каждой бабе по мужику, каждому мужику по бутылке водки? Ну, где-то так… Хотя, как раз о мужике никто особенно не беспокоился. Нет, о нём и его судьбинушке много говорили — все сходились в том, что надобно срочно что-то делать с крепостным правом, с малоземельем, с низкой урожайностью в крестьянских хозяйствах, но решать все эти вопросы планировалось… просвещением. Причём, когда-то потом, позже, когда будут решены некие неотложные вопросы. В первую очередь с властью. Потому как при нынешней власти никакие подобные вопросы решены быть не могут по определению. Ну вот никак! Потому что нет конституции, нет «просвещённого парламентаризма», то есть отсутствует возможность у «лучших людей страны» принимать нужные решения. Кому нужные — оставалось за кадром. Когда Данька, не выдержав, заикнулся о том, что как же нет-то: вот пожалуйста, он сам — лучший пример того, как даже сейчас можно влиять. Считайте сами — крепостных в своём поместье освободил, школу и железнодорожное училище открыл, две железных дороги уже построил, второй завод паровых машин строит… то есть, вернее, третий, ежели за второй — тот который Демидов у себя на Урале строит считать. И если все здесь присутствующие займутся чем-то таким в своих собственных поместьях — так не надо будет никакой смены власти. Россия сама так рванёт вверх, что любой крестьянин будет на серебре есть и на перине спать! Но, на него тут же ополчились. Мол всё это частный случай, и результат близких личных отношений с Великим князем, а у кого таких отношений нет, тем на роду написано прозябать в невозможности что-то сделать… Хотя как на освобождение личных крестьян могла повлиять близость с Великим князем — было непонятно. Но этот вопрос Даниил уже задавать не стал, побоявшись того, что его совсем заклюют… Во-вторых — отношения друг к другу и к остальным. Все собравшиеся считали именно себя лучшими людьми страны. Главными, а то и единственными радетелями за её светлое будущее! То есть этакими «людьми со светлыми лицами». Все же остальные для них были либо заблудшими душами, которых надо просвещать, и которыми надо руководить и направлять ласковой, но твёрдой рукой, либо упёртыми ретроградами, по которым плачет гильотина. Всё, других вариантов не просматривалось. И это так напомнило ему, оставленную в будущем «либеральную оппозицию», несколько роликов выступлений известных деятелей которой ему как-то подсунул «Яндекс», что аж оторопь взяла! Вот, значит, с каких времён это всё тянется… Кроме того, он припомнил пресловутые Съезды Народных Депутатов восемьдесят девятого года, и как у них на складах вся работа останавливалась, когда из динамиков радиотрансляции рекой лились бурные речи депутатов Гдляна, Попова, Сахарова или Собчака. Как они говорили! Как яростно и безжалостно громили «партноменклатуру» и её немыслимые привилегии, заключавшиеся в персональных автомобилях, государственных дачах и особом номенклатурном снабжении. Как клеймили «навсегда отставшее» советское образование, убогую культуру и крайне неэффективную экономику… И как им можно было не верить? Ведь умнейшие же люди были — академики, доктора наук, следователи по особо важным делам Генеральной прокуратуры СССР! Да и жизнь вокруг подтверждала то, что в стране всё плохо и с каждым днём становится всё хуже и хуже — рост цен, стремительно пустеющие полки магазинов, расцветающий бандитизм. А эти умнейшие люди категорично утверждали, что всё это — следствие построенного в стране социализма. И стоит только от него отказаться, как сразу же наступит всеобщее изобилие и достойная жизни. Потому что «рыночек всё порешает». Так что призывы к немедленным изменениям ложились на благодатную почву. А потом пришли девяностые…

Так что после третьей встречи они он немного заскучал. И задумался. Пиетет перед декабристами потихоньку развеивался, уступая место недовольству, а то и раздражению. Нет бы о чём полезном поговорить — то же просвещение обсудить, скажем. У многих, ведь родовые поместья с тысячами крестьян! Хочешь изменений: создай основу для них — освободи крестьян, найми для них агрономов, закупи в Англии или Голландии эффективные семена, найми учителей, открой школу, учреди стипендию для обучения в университете паре-тройке наиболее талантливых выпускников… так нет — скучно. «Нам бы шашку да коня, да на линию огня!», как писал Филатов. То есть непременно вылезти куда-нибудь на Сенатскую, Манежную или Майдан и радостно орать: «Мы здесь власть!» или «Панду геть!»

К тому же после третьей встречи, когда, так сказать, «ухо притерпелось», и он уже начал узнавать различных «товарищей» по их речам, потому что большинство будущих декабристов были очарованы своими собственными концепциями и вели себя как тетерева на току, слушая и слыша только себя и сходясь вместе только в одном — необходимости вооружённого восстания, ему начали «резать глаз» некоторые товарищи, часть из которых была очень активна, а часть… ну так, не очень. Но зато они постоянно поддерживали своих активных соратников. Причём, частью открыто, а частью так — исподтишка. То дюжину шампанского закажут в нужный момент, то громко завопят какой-нибудь тост, сбивая выступление оппонента, то вообще оного подпоят. Именно эта группа наиболее активно продвигала идею вооруженного восстания в его крайней форме, то есть с убийством членов императорской семьи, немедленным введением самых жёстких революционных законов и не менее жёстких революционных трибуналов. Ну, чтобы обеспечить их соблюдение. Причём, не стеснялась приводить пример Францию. Мол, посмотрите: Франция после своей вон как выстрелила — всю Европу захватила, гегемоном стала… а теперь представьте, чего сможет добиться Россия? Мы ж даже с косным и отсталым абсолютизмом такую могучую Францию забороли, а если устроим революцию — то ух! И у него, слегка так, засосало под ложечкой. Уж больно эта группа ему кое-кого напоминала…

Как бы там ни было он, чем дальше — тем больше начал приходить к выводу, что с декабристами ему не по пути. Одно то, что в случае успеха восстания — Николая, в лучшем случае, не допустят до власти, а в худшем и вообще убьют, что сразу же резко уменьшало его собственные возможности дальнейшего развития, уже было веским поводом не желать этому восстанию успеха. Не говоря уж о том, что в охваченной революцией стране возможности воплощения крупных инфраструктурных проектов вообще стремятся к нулю… Но и полностью рвать отношения он посчитал опасным.

В настоящий момент Даниил в среде будущих декабристов являлся этаким ходячим символом того, чего может достигнуть бывший крепостной с помощью просвещения. Мол, видите — просветили представителя подлого сословия, и он уже владелец заводов, газет, пароходов… и никто даже не догадывался, что дело совсем не в просвещении. Впрочем, в эти времена просвещение всем казалось неким универсальным способом решения всех проблем. Ну как «демократия» и «рыночная экономика» в девяностые. Мол, достаточно всё это разрешить — и все проблемы решатся сами собой. Однако, бывший майор прекрасно помнил подобные упования на «невидимую руку рынка», а также к чему они в конце концов привели — резкое обнищание людей, развал промышленности, образования, медицины, засилье иностранных товаров, продуктов и концернов, беззастенчиво подгребающих под себя все самые лакомые куски российских недр и самые перспективные сектора внутреннего рынка… Так вот, пока он был, так сказать, «живым примером» — ему можно было чувствовать себя относительно спокойно, но стоит ему начать говорить что-то совсем уж сильно против — как все тут же забудут и освобождение его поместных крестьян, и создание им железнодорожного училища, и построенные железные дороги, зато немедленно припомнят близость к Николаю с Михаилом и, вполне возможно, объявят предателем и агентом абсолютизма… А с другой стороны — бежать к Николаю и «стучать» тоже было нельзя. Потому как это не-честно! То есть не соответствует понятиям чести. И потому подобный поступок практически неизбежно уничтожит его репутацию. Да и не факт, что Николай ему поверит. Ну о чём бывший майор может ему рассказать? О том, что в Санкт-Петербурге есть круг людей, обсуждающих будущее России? Так это ни разу, не преступление. О том, что здесь веют республиканские идеи? Так они веют не только по России, но и по всей Европе. И особенно сильно после французской революции тысяча семьсот восемьдесят девятого года. Настолько уж сильно она взбаламутился континент… О том, что обсуждается идея вооружённого восстания? Ну так она только обсуждается, а никаких реальных телодвижений в эту сторону пока не идёт. Ну вот совсем. То есть пока это идея как идея. Даже сами декабристы ещё не представляют, когда они будут выходить на Сенатскую площадь. Потому как лето ещё — и Александр I пока вполне себе жив и здоров… Так что максимум что за подобное может грозить — это высылка из столицы в своё поместье… Нет, вероятно, за это можно как-то уцепиться — но тогда придётся засветиться по полной. То есть дать показания и выступить в суде. Ну, или, поучаствовать в каком-нибудь публичном расследовании, если его решат открыть. И чем это для него кончится? Да тем, что ему после этого никто руки не подаст. Вследствие чего на любых его проектах можно будет поставить крест. Потому что из любого проекта, в котором он будет присутствовать даже хотя бы номинально, остальные инвесторы будут разбегаться как тараканы из-под тапка. Просто потому, что категорически не захотят, чтобы их фамилии упоминались вместе.

Так что резко рвать с будущими декабристами он не решился. И потому пришёл на четвёртые «посиделки». На которых сейчас и скучал.

— Ну как тебе?- подскочил к нему Сашка Пушкин. Его глаза сверкали от восторга. Ему очень нравилось всё, что происходило на этих вечерах. А у Даньки засосало под ложечкой. Вот и ещё один момент который он испортил… В прошлой истории «солнце русской поэзии» не вляпался в восстание декабристов потому что во время оного торчал где-то за пределами столицы — то ли в Болдино, то ли в Михайловском… где точно бывший майор не помнил. И потому восстание пролетело мимо него. Зато сейчас он точно вляпается! И виноват в этом именно Данька. Потому что именно из-за него судьба Пушкина изменилась настолько, что он сейчас находился здесь, среди тех, кто в декабре этого года выйдет на Сенатскую площадь…

— Скучно,- хмыкнул он, попытавшись показаться равнодушным.

— Скучно?- Саша аж взвился, полоснув по нему горячим взглядом и перейдя на холодное «вы».- Вот от кого-кого, а от вас, Даниил, я ничего подобного не ожидал. Вы же — лучший пример, как может расцвести страна, ежели мы сможем изменить эти косные и устаревшие…

— Ну мне же ведь эти косные и устаревшие не помешали стать этим примером,- саркастически усмехнулся Данька,- так что может и не надо их менять. Работает же! А один из главных принципов, которые я исповедую как инженер звучит так: «Работает — не трогай, ибо попытка улучшения может всё обрушить!» И новые — правильные и прогрессивные законы могут привести к тому, что запылают города и сёла, а страна захлебнётся в крови. Стишок хочешь?

— Ч-что?- брови Пушкина изумлённо взлетели вверх. После столь злой речи пообещать «стишок»?

— Мы в мир принесём красоту и гармонию…- негромко начал бывший майор. На этот стишок он наткнулся в интернете, причём, произошло это в начале две тысячи четырнадцатого, когда в Киеве вовсю бушевал Евромайдан, а его лидеры со всех экранов обещали своим согражданам немыслимые блага — европейские зарплаты и пенсии, свободные поездки в Венскую оперу и фантастический венский кофе, немыслимый взлёт уровня жизни, новые дороги, пятьдесят современных аэропортов и даже «гиперлуп» — да он и вспомнить уже не мог что там украинцам обещали… И очень ему тогда тот стишок врезался в память. Потому что оказался как-то очень в тему.

— Так — ЭТО НЕ ТРОГАЙТЕ! Это — заряжено!- Сашка нервно отшатнулся, но тут же взял себя в руки и, укоризненно покачав головой, развернулся и ушёл.

— Эк вы резко!- Данька развернулся и уставился на возникшего у его плеча офицера в морском мундире.

— Подслушивали?- досадливо скривился Даниил.

— Ну так вы не очень-то и скрывались,- изящно обошёл наезд моряк.- Позвольте представиться — Николай Бестужев, капитан-лейтенант восьмого флотского экипажа, член Вольного общества любителей русской словесности, писатель, критик, с двадцать второго года пишу историю русского флота.

— Весьма рад знакомству,- с некоторым удивлением отозвался бывший майор, пожимая руку. Бестужев… Бестужев — вроде как среди декабристов был какой-то Бестужев… Нет, тот, вроде как, был Бестужев-Рюмин. Эх, чёрт, как плохо, что он так слабо знает этот период. Более-менее что-то существенное он помнил только из периода Наполеоновских войн. Ещё подавление восстания венгров в сорок восьмом, после которого Николая и обозвали «жандармом Европы»… в первую очередь именно из-за этого прозвища. Не будь его — точно бы забыл! Ну и Крымскую. Но и ту больше по художественным произведениям — тем же «Севастопольским рассказам» Толстого, «Малахову кургану» и «Матросу Кошке» Григорьева. А всё остальное — о-очень смутно. Ну, кроме железных дорог. Но это благодаря энтузиазму Усмана и Питерскому музею железных дорог, который так любил внук… А вот подробности восстания декабристов у него из головы за столько лет в основной своей части выветрились. Он даже дату вспомнить не мог. Да и месяц помнил только по названию — декабристы же.

— Чем могу быть полезен?

— Непременно можете,- обезоруживающе улыбнулся моряк. И пояснил.

Дело в том, что бурный рост пароходного движения в столичном и Волго-Камском регионах не мог пройти мимо внимания военных моряков. Тем более, что и из-за границы приходило много новостей по этому вопросу. И не только новостей. Санкт-Петербург, даже, посетил американский пароход «Саванна» первым в мире из паровых судов пересекший океан… Так что ещё в двадцать третьем году адмиралтейство обратилось к заводу Бёрда с просьбой разработать проект «вооружённого парохода», в процессе разработки которого выяснилось, что паровые машины производства заводов бывшего майора не слишком подходят для морских судов. В первую очередь потому, что Данька, в угоду унификации и удешевлению конструкции, предложил шотландцу свою обычную паровую машину открытого типа, которая использовалась на паровозах, с минимумом переделок. Для речных судов, ходящих по пресной воде решение было вполне обоснованным, а вот для морских не подходило никак. Ну если, вы, конечно, собирались эксплуатировать паровую машину дольше одной навигации… Но их с Бёрдом на тот момент это совершенно устраивало. Потому что тогда практически все заказываемые пароходы предназначались для именно для внутренних водных путей. А несколько единиц, предназначенных для ближнего каботажа, в первую очередь между Петербургом и Кронштадтом, Бёрд просто дополнительно оснастил примитивным циркуляционным холодильником испарительного типа, оказавшимся весьма капризным и недостаточно мощным. Так что котельную воду всё равно приходилось постоянно подливать. Но для короткого маршрута длиной менее сорока вёрст это вообще не было проблемой, а вот когда на подобном судне рискнули дойти до Выборга — вылезли проблемы… Так что военным морякам нужна была новая паровая машина. У самого же Бёрда на заводе производство паровых машин фактически заглохло — необходимости не было. Практически все его потребности, кроме самых маломощных, покрывал завод Даньки в Сусарах.

Но Данька в тот момент был на Урале. Причём, не только сам лично, но и с наиболее подготовленной частью своих людей, которых он забрал с собой строить Уральскую горнозаводскую железную дорогу. Те, кто остался на заводе, были, скорее, технологами, а не конструкторами. Так что помочь Бёрду с проектированием оказалось просто некому. И ему пришлось, так сказать, тряхнуть стариной, и взяться за дело самому… что привело к не очень хорошему результату. Спроектированная Бёрдом паровая машина имело только одно преимущество — у неё был намного меньший расход котельной воды, то есть она требовала куда менее регулярного долива. Всё остальное: надёжность работы, а также вес, габариты, расход топлива на лошадиную силу в единицу времени — оказались куда хуже, нежели у «пресноводных» пароходов. Так что после возвращения бывшего майора в Петербург часть морских офицеров вышла на адмиралтейство с предложением обратится к «господину Николаеву-Уэлсли» с просьбой спроектировать новую паровую машину с лучшими характеристиками. Но понимая не встретила. Из адмиралтейства пришёл ответ, что спроектированная Бёрдом машина «вполне удовлетворяет запросу» и что «даже в Англии» на корабли ставятся машины с куда более скромными характеристиками…

— То есть вы хотите, чтобы я спроектировал вам корабельную паровую машину?

— Идеально бы да,- согласно закивал Бестужев.- Однако, здесь без адмиралтейства не обойтись. Но там такие ретрограды сидят…- и моряк расстроенно покачал головой.- А без адмиралтейства единственное, что можно сделать — это внести какие-нибудь возможные усовершенствования.

— Ну, для этого, мне нужно хотя бы ознакомится с машиной. А так же с конструкцией самого корабля и-и-и… с мыслями по поводу того, как вы планируете его использовать,- тут бывший майор слегка запнулся, размышляя как сформулировать дабы это не выглядело совсем уж чуждо:- Наиболее предпочтительный облик механизма очень часто является результатом осознания его предназначения.

— Как интересно вы это сформулировали,- с уважением посмотрел на него Николай.- Что же касается мыслей — нет ничего легче. Мы по вторникам собираемся в кают-компании Гвардейского флотского экипажа. Будем рады видеть вас у себя в гостях…

Так, Даньке удалось плавно переместиться с главных посиделок на флотские, где, конечно, так же регулярно спорили о «несносном настоящем» и «светлом будущем», но, после некоторых усилий, бывшему майору удалось плавно перевести фокус с социального на технического. Во многом потому, что в техническом он, не смотря на то что сам когда-то вёл политпоготовку среди подчинённых срочников, сверхсрочников и прапорщиков, понимал куда больше. Те занятия, по существу, были просто формальностью — из политотдела присылали ссылку на статью в журнале «Коммунист Вооружённых сил» которую он старательно переписывал в конспект (ну, или, когда выбился в начальники — ставил задачу переписать бойцу), после чего казённым голосом задиктовывал позёвывающему личном составу, который тоже что-то там записывал уже в свои конспекты. Всё.

В кают-компании Гвардейского флотского экипажа было достаточно уютно. И Данька с удовольствием отметил, что освещённость в ней обеспечивают керосиновые лампы его завода. Их на данный момент выпускалось четыре варианта — от самой дешевой «бабушкиной трёхлинейки» и до двенадцатилинейной «летучей мыши», в точности повторяющей те, которые обеспечивали аварийное освещение на складах бывшего майора. Но самыми продаваемыми были два, так сказать, средних варианта — универсальный, который можно было использовать и как настольный, и как подвесной, и, так сказать, рамный. То есть чисто горелка с резервуаром, которую можно было облечь в любую внешнюю «одежку» — фарфор, малахит, резное дерево, серебряный или, даже, золотой корпус. Их закупали и артели, и ювелиры, и архитекторы.

Переход на обсуждение технических вопросов произошёл после того как Даниил, во многом неожиданно для себя, выдвинул оригинальную концепцию, которая буквально взорвала мозги наиболее интеллектуальной части собравшихся. А таковых среди моряков было куда больше, чем между армейцев.

— То есть вы утверждаете,- задумчиво произнёс Торсон,- что возможности развития и достижения достатка обществом зависят исключительно от уровня достигнутых технологий, а не от социальной организации общества?

— Ну, не так категорично, конечно,- покачал голову слегка разгорячённый Даниил,- но я считаю, что уровень развития технологий непременно важен. Сами по судите, что во времена, скажем, Василия III, что во времена Алексея Михайловича, социальное устройство общества было практически одинаковым — и там, и там вполне себе обычное средневековое Московское царство, но во время Алексея Михайловича крестьянство переселилось из полуземлянок в избы, в стране появились мануфактуры, была открыта Славяно-греко-латинская академия, страна перестала закупать железо, а начала им вовсю торговать, причём, не только им — а изделиями из него — пушками, ядрами, даже англичане у нас их с удовольствием покупали, появились первые солдатские полки нового строя… Разве это не развитие?

— Ну, если быть точным — Славяно-греко-латинская была открыта чуть позже,- вступил в разговор Бестужев.- Но я понял вашу мысль. Почему бы не двигать технологии, не трогая социальное.

— Ну не то чтобы совсем не трогая — это просто не получится! Но я считаю, что будет куда лучше если технологическое будет тянуть за собой социальное, а не наоборот… как нас убеждают многие наши соратники. При таком подходе гораздо меньше рисков, что socium пойдёт вразнос и рухнет в пучину бунтов и войны всех со всеми, похоронив, при этом, многолетние результаты технологического развития. Так что получившееся по итогам социального эксперимента общество, возможно и будет лучше того, что сломали, но, после огромных потерь, случившихся во времена потрясений, оно сначала будет десятки лет восстанавливаться, а потом, опять с кровью и потерями, догонять ушедший далеко вперёд цивилизованный мир. А что-то, возможно, будет утрачено вообще навсегда,- тут Данька сделал паузу, после чего осторожно продолжил:- Я тут недавно переписывался с мсье Тенаром — мы с ним знакомы с того времени, когда мы с Великими князьями были в Париже: он тогда прочитал им пару лекций по химии… так вот, профессор вскользь упомянул, что общался с каким-то учёным-антропологом, и тот сообщил, что за время наполеоновских война французская нация понесла невосполнимые утраты. Средний рост новобранцев сильно упал, многие деревни брошены, заметное количество эксплуатировавшихся многие десятилетия и, даже, столетия небольших шахт и рудников, дававших возможность для выживания сёлам и небольшим городкам — до сих пор так и стоит заброшенными, что же касается детей — довольно большое их количество, особенно в восточных и северных регионах, несут на себе антропологические признаки совершенно нехарактерные для французской нации. И он сильно опасается того, что если страна в ближайшие пару десятков лет снова ввяжется в нечто подобное революции — французы, как народ, вполне могут исчезнуть… Разве это можно считать достойным итогом социального эксперимента, поставленного во Франции в конце восемнадцатого века?- бывший майор замолчал. Его слушатели так же молчали, похоже ошарашенные его словами… На самом деле ничего подобного ему Тенар не писал, хотя в переписке с ним Данька состоял. Не слишком активной, тот же Карл общался с французом куда более часто и развёрнуто… но Карл изначально вступил в переписку с Тенаром именно через Даньку. Так что и письмами они время от времени обмениваться продолжали. Что же касается того, что он сейчас озвучил — то его выступление базировалось на информации, которую он в будущем выудил из интернета. Не специально, нет — антропология французов после наполеоновских войн была ему не слишком интересна, но интернет же регулярно подкидывает ссылки, а контекстная реклама — такая контекстная… Вот ему регулярно интернет и подсовывал то статьи о законах царя Хаммурапи, то про раскопки Трои Шлиманом, то про обнаружение могилы Тутанхамона лордом Карнарвоном. Вот и статейка по антропологии французов после наполеоновских войн была из этой же оперы. А здесь уже припомнилась.

— Но если общество без изменений просто не способно двигаться дальше?- горячо заговорил ещё один участник их благородного собрания.- Вы посмотрите что твориться во флоте! Ранее, при Петре Великом, был принят адмиралтейский регламент, при котором вся принадлежность и снаряжение к кораблю должны начинаться изготовлением с момента начала его строительства. А что твориться при Траверсе? Корабли строятся, отводятся в Кронштадт и гниют там у причалов почти неоснащённые, ни сделав ни единого плаванья. Из всего Балтийского флота нельзя вывести в море более четырёх-пяти кораблей, ибо у большинства кораблей нет даже нормальных мачт! Так что при необходимости их просто переставляют с одного корабля на другой! А когда государь собрался в Кронштадт — начальник Главного Морского штаба прислал строгое повеление немедленно выкрасить корабли, но не полностью, а только лишь те бока, которые обращены наружу и могут оказаться перед взором государя. И всё!

— И чем поможет здесь внедрение Конституции?- с кривой усмешкой уточнил бывший майор. Ой сколько подобных он повидал на своём веку в куда более развитых в социальном отношении обществах нежели Российская империя времён одна тысяча восемьсот двадцать пятого года. Причём, не только в России, о которой ещё Гоголь писал… то есть напишет, когда его попросили охарактеризовать положение дел в стране одним словом — «воруют», но и во многих других странах. В тех же США, в Германии, многими в России почитавшейся как образец порядка, во Франции, в Китае, в котором коррупционеров вообще принято расстреливать — нигде не справились. Ни Конституция не помогла, ни диктатура пролетариата, ни рыночная экономика, ни демократия. Последняя даже, как бы не наоборот — опыт показал, что при ней ворьё вообще берега теряет. Недаром после разгула девяностых в России стал популярен новый термин — дерьмократ…

— Ну как же,- вскинулся Торнстон,- это же Основной закон, обязанный к соблюдению всеми без исключения гражданами…

— А ныне обязана к соблюдению всеми без исключения воля Государя. И как — она исполняется в точности? Ну, хотя бы упомянутый вам регламент Петра I? Почему же вы считаете, что эта ваша Конституция будет исполняться лучше, а не хуже? В конце концов Государь у нас может и кулаком по столу ударить, и в Сибирь сослать, а у Конституции как с этим делом — хотя бы кулаки имеются?- морячок стушевался…

После этого вечера в общении Даньки с моряками стали больше преобладать именно технические вопросы. Но не только. Как-то потихоньку речь зашла и о тактике, и о конструкции новых корабль. Вот, скажем, одним из ключевых вопросов в тактике парусных флотов является «занятие ветра». Если твоя эскадра или, даже, отдельный корабль, сумели отжать противника от ветра — ты захватил инициативу. А это уже едва ли не половина победы… Но для парового корабля или эскадры, состоящей из оных, этот момент уже куда менее важен. А что важно для таких кораблей? И каковы должны быть характеристики машины? Какой ход она должна обеспечивать? И что случится ежели в разгар битвы паровая машина будет повреждена? Да и вообще — как можно избавиться от такого ключевого недостатка паровых кораблей, как гребное колесо, которое не только весьма уязвимо, но ещё и отбирает огромное пространство у бортовой батареи? Настолько большое, что численность орудий у паровых кораблей в два-три раза меньше, чем у чисто парусных схожего водоизмещения. Причём, решение последней проблемы — винт, предложил не Даниил, а кто-то из присутствующих. Поскольку винт уже был вполне известен. Но его распространению мешали несколько факторов. Во-первых, наиболее распространённые современные технологии — литьё и ковка, не могли обеспечить достаточного точного соответствия размеров и веса лопастей, вследствие чего при работе винтов почти всегда начиналось биение приводного вала, передававшееся кораблю. Иногда небольшое, но чаще всего очень заметное. Настолько, что оно, даже, оказывало влияние на меткость артиллерийского огня. Во-вторых — ремонтопригодность. Если гребные колёса можно было в большинстве случаев отремонтировать относительно легко, просто поменяв плицы, то отремонтировать винт было невозможно. Совсем. Напрочь. Даже на заводе. Только замена! Причём, насколько бывший майор мог смутно припомнить — эту проблему не решили даже в будущем. Там тоже при любом повреждении винта необходима была именно замена… Нет, только этими двумя проблемами дело не ограничилось — имелись и другие, но они, по первым прикидкам Даньки, были вполне решаемыми. Ну если ими заняться… чего он, если честно, делать как-то не хотел. Своим проблем хватало. Но с моряками общался с удовольствием.

Через какое-то время на их «посиделках» начали появляться не только моряки. Пару раз Данька встречал Сашу Пушкина, один раз того его однокашника, с которым он приезжал к Даниилу в Сусары — Вилю Кюхельбекера. А некоторые из числа моряков, наоборот, внезапно пропали. Не то чтобы насовсем — но на тех встречах, на которые выбирался бывший майор, они чаще отсутствовали нежели присутствовали. А потом лафа кончилась, и Даньку вызвал к себе Николай.

— Ты, Данька что-то совсем от рук отбился,- попенял он ему.- Я следить перестал — так снова про балы забыл? Великий пост когда кончился? Вот то-то!

— Да тут это…- Даниил лихорадочно начал придумывать себе оправдания.- Дел много. Дорогу размечать, вагоны с паровозами новые Демидов заказал.

— Он же, вроде как, свой завод собирался строить?- удивился Николай.

— Писал — пока не тянет,- пояснил бывший майор.- Все финансы на дрогу уходят. Они же уже до Челябы путь протянули и на восток до Пышмы в этом году дойдут… Плюс морячки попросили машину, что для них Берд сконструировал, посмотреть и до ума довести.

— Так ты поэтому так в Гвардейский флотский экипаж зачастил?

— Ну да…

— Ладно, морякам — помоги, конечно, но всё равно давай — опять начинай по приёмам ездить. Присматривай себе уже себе невесту. А то я сам этим займусь. Ну раз уж ты у нас не только сирота, но ещё и Николаевич,- ухмыльнулся он.- В следующую субботу Мишка первый бал в своём дворце даёт. Тебе, естественно, быть обязательно. Понял меня?

Глава 5

Данька махнул рукой, и сверху протяжно заорали:

— Навались!- после чего массивный маховик сдвинулся и провернулся на четверть оборота. Данька вновь взмахнул рукой, в ответ на что сверху тут же заорали:

— Одерживай!

Бывший майор двумя ударами молота с короткой ручкой забил фиксатор-костыль, после чего по пояс нырнул во вскрытый цилиндр. Несколько движений гаечного ключа, шпилька… и он с облегчённым вздохом вынырнул обратно.

— Всё, закрывайте крышку,

— Будет сделано, ваша милость,- прогудел стоявший рядом «дед», то есть главный механик первого русского боевого парохода Балтийского флота… впрочем, насколько Данька мог знать, этой терминологии на флоте пока ещё не было. Наоборот, к главному механику матросы, да и офицеры, пока ещё относились с этаким пиететом. Наверное, так же как их далёкие языческие пращуры относились к кузнецам.

— Когда можно будет устроить испытательный пробег?- уточнил подошедший капитан парохода, лейтенант Корязьев 2-й.

Данька задумался.

— Ну-у-у… сначала надо поднять пары, осмотреть нет ли где прорывов, пройтись по Неве…

— Да это мы сегодня сделаем!

— Ну тогда давайте завтра. Я сам с вами схожу. На всякий случай. В принципе, изменения в машине небольшие, да и, в значительной части, направлены как раз на повышение её надёжности, так что, скорее всего, всё должно пройти нормально — но ну его от лукавого. Лучше побережёмся. Куда сходить думаете?

— До Выборга, если вы не против.

— Отчего ж против-то?

— Ну дак это же два, а то и три дни займёт.

— Ничего, ради такого — остальные дела отодвину. Почитай стандартную флотскую паровую машину испытывать будем. Флот же такие потом лет двадцать мне заказывать будет, не так ли?

— Это уж как под шпицем решат,- вздохнул капитан.- Но мы надеемся.

Осень прошла хорошо. Шиллинг закончил монтаж телеграфной линии из Зимнего дворца до Кронштадта и получил солидный заказ на монтаж ещё одной — уже до Гельсингфорса. Причём, впереди явственно маячил ещё один, гораздо более жирный — до Москвы. Потому как Данька не собирался строить дорогу без телеграфной линии — с Урала пришли известия, что только лишь наличие телеграфной связи помогло предотвратить новую крупную аварию на железной дороге. Похоже, у них так и не навели полный порядок с эксплуатацией железной дороги… Так что Павел Львович окончательно уволился из своего Азиатского департамента Министерства иностранных дел и посвятил себя своему заводу по производству телеграфных аппаратов. А также кабельному. Данька вместе с Великими князьями и там, и там имели долю в двадцать пять процентов, хотя конкретно к кабельному даже бывший майор никакого отношения не имел. Ну, кроме того, что как-то вспомнил про битумную изоляцию и рассказал о ней Шиллингу. Плюс, битум в окрестностях Питера был только у него. Как отход керосинового заводика, который, кстати, уже давно был не только керосиновым. Там, потихоньку начали производить куда более широкую номенклатуру продукции, например те же смазочные масла. Полный примитив, конечно — что-то вроде солидола или тавота, причём явно хуже их, но на фоне того, что здесь в качестве смазки использовалось обычное сало подобные масла точно можно было считать высокотехнологичным продуктом. А также немного асфальта. Он пока почти никак не использовался, но мысли по его поводу у Даньки уже были.

Приём у Мишки во дворце так же прошёл замечательно. Причём, как и ожидалось, основной шок произвели ватерклозеты… Нет, за портьерами, как во времена оны во французском Версале во дворцах уже давно никто не гадил, но Данька расстарался и обустроил общественные туалеты по лекалам будущего. То есть с разделением на мужские и женские, отдельными кабинками, рукомойниками, а в мужском даже обустроил писсуар на всю ширину стены. Последний, кстати, и вызвал наибольшие разночтения. Кто-то пришёл в восторг, а кому-то подобное «публичное испражнение» совсем не понравилось… Вместо кафельной плитки были использованы изразцы, а лежащие рядом с рукомойниками туго свёрнутыми в небольших изящных корзинках «одноразовые» холщовые полотенца, которые сразу после использования надобно было бросать в большую корзину, установленную под раковинами — вообще произвели фурор. Мишка сиял, потому как почти две недели по всему Петербургу только разговоров было как о его бале. Ну не совсем о бале, конечно, но…

Кстати, на том балу Даниил познакомился с одной юной леди, которая его зацепила. Хотя по всем показателям — это было совсем не то, что ему требовалось.

Дело в том, что когда стало ясно, что Николай с женитьбой с него не слезет, бывший майор выработал для себя некий набор требований к будущей супруге, которым кандидатки должны были соответствовать. Во-первых, она должна быть некрасивой. Нет, красотки, конечно, глаз радуют, но при здешних порядках, при которых адюльтер был не просто возможен, а почти обязателен — ну его на хрен иметь в жёнах красотку. Точно ведь начнёт прыгать из постели в постель. Хотя бы чтобы утереть нос подругам. Бабы — они вечно друг перед другом выпендриваются… А у него к блядству совсем другое отношение. Он этого терпеть в семье не намерен. Его отношение к семейной жизни сформировалось так давно, что пытаться менять его уже бесполезно! Во-вторых, в жены себе он хотел только и исключительно русскую. И как можно менее знатную. Ну его на хрен получить в родственники родовитую семейку — даже если они и согласятся с зятем-бывшим крепостным, то всё равно всю жизнь шипеть будут. Ну, или, если не они, так про них… Лучше всего бы было жениться на какой-нибудь купеческой дочке — это и в бизнесе точно на пользу пошло бы, вот только Николай недвусмысленно дал понять, что видит в качестве его жены только дворянку. Были ещё и, в-третьих, а также и, в-четвёртых, и в-пятых — он к этой задаче пошёл основательно и добросовестно… так вот Ева Аврора Шарлотта Шернваль фон Валлен не соответствовала ни одному из этих требований. Вообще. Во-первых, к своим семнадцати годам она была признанной красоткой. Ей, даже, посвятил одно из стихотворений Баратынский. Ага-ага — то самый, который «Не искушай меня без нужды»… Так что на любом балу за ней непременно волочился огромный хвост воздыхателей. Во-вторых, она была шведкой. Не по месту проживания — её семья проживала в Выборге, поскольку её отец — барон Шернваль, исполнял должность Выборгского губернатора, а её отчим — Карл Йохан фон Валлен был выборгским сенатором, а по крови. Потому как у шведа-отца и шведки-мамы никто кроме шведки-дочки родиться не может (кроме, естественно, шведа-сына, но братик у Евы Авроры тоже был)… Ну и, до кучи — она была родовитейшей аристократкой. Её мать и отец происходили из семей, считающихся достаточно влиятельными не только в Российской империи, но и в королевстве Швеция… Так что, когда их представили друг другу, Даниил, сначала отнёсся к ней без особенно интереса. Ну чем его могла заинтересовать семнадцатилетняя дурочка хотя бы и «упакованная» в роскошную внешность и волочащийся за ней хвост знатнейших предков, но при этом не отвечавшая ни единому из выработанных им самим для себя критериев? Так что он вежливо улыбнулся юной красавице и равнодушно отвернулся, считая, что представлением всё и закончится. Но это оказалось не так. Юная красавица крепко ухватила его за рукав и, взмахнув ресницами, спросила нежным голоском:

— Скажите, это же ведь вы написали «Николкины сказки»?

— Эм… что?- Данька слегка удивился. Подобного вопроса ему не задавали уже очень давно, потому что всем в свете про эти сказки давным-давно всё было известно. Официально, автора ни у «Николкиных сказок», ни у «Мишуткиных» не было, но неофициально считалось, что автором «Николкиных сказок» был Великий князь Николай. Откуда он их взял и от кого услышал — спрашивать было не принято. От нянь, например. Они ему в детстве их рассказывали, а он запомнил и, как повзрослел — записал… Нет, о том, что, кроме самого Николая, в записи сказок принимала участие юный Великий князь Михаил и Великая княжна Анна тоже было известно. Но у Михаила, как бы, были свои сказки — «Мишуткины», Анна же после шестнадцатого года постоянно пребывала в Нидерландах. Ну почти… потому что в прошлом году она с мужем приехала в Петербург и прожила здесь почти год, убыв обратно в Амстердам только этим летом, но про её участие в записи «Николкиных сказок» к этому моменту успели почти забыть. А вот о том, что кроме двух Великих князей и одной княжны в этом процессе принимал участие ещё один человек — знало очень ограниченное число людей. Очень-очень ограниченное. Только те, кто, по какой-то причине был очень близок к этой части императорской семьи. Откуда это могла узнать юная девочка из Выборга — было непонятно.

— Мм-м-м… почему вы так думаете?

Ева Аврора обворожительно улыбнулась.

— Я не думаю, я знаю. Мне об этом рассказал Его Высочество Николай. Эти сказки — мои любимые. Мне с братом их читала мама, а потом я начала читать их своим младшим сестричкам. Я их почти наизусть помню. Они — настоящее чудо!

— Кхм…- смутившись, кашлянул Даниил. И «Николкины», и «Мишуткины» сказки по-прежнему пользовались популярностью, каждый год продаваясь по нескольку тысяч экземпляров в разных изданиях. Самое роскошное издание строило двести рублей за том, то есть две тысячи четыреста за полное собрание, а самоё дешёвое шло всего по пять рублей за часть. Но наиболее тиражным было то, которое продавалось по двадцать пять рублей за том. Потому что оно было не таким уж дорогим, но у него уже были картинки…

— Я рассказала о них своей кузине — она живёт в Стокгольме, и её дядя по матери занимается книгоизданием, так вот он купил право на издание этих сказок на шведском… она так меня благодарила,- восторженно щебетала девушка.- Ну когда сама их прочитала… Я уверена — вам обязательно нужно издать их на других языках. Они очень, очень хорошие… когда их читаешь — прям такая гордость возникает за нашу страну и нашу историю!

Данька с интересом уставился на девушку. Хм-м… а похоже не смотря на кукольную внешность она не такая и пустышка. Уловила основной посыл, который он хотел воплотить в жизнь через эти сказки.

— Что ж я рад, что вам так понравилось…

Из дальнейшего разговора выяснилось, что девочка действительно оказалась не только красивой, но и умненькой. Она знала шесть языков — кроме русского ещё и в совершенстве владела привычными для русских дворян французским и немецким, а также родными для неё шведским и финским. И ещё вполне бегло говорила и читала на английском. А когда он спросил её почему она занялась английским, ожидая в качестве ответа что-то привычное для этого времени типа — «просто у меня была гувернантка-англичанка» (ну вот такие в сегодняшней России были гастарбайтеры), то вместо этого получил нечто неожиданное:

— Ну, Англию же называют «мастерской мира» и «всемирным извозчиком». Вот я ещё в детстве и решила, что мне непременно нужно знать английский. Дабы всегда быть в курсе того, что ещё нового появилось в этой мастерской…- тут она снова обворожительно улыбнулась (похоже по другому улыбаться Ева Аврора просто не умела), и припечатала:- Я же тогда представить себе не могла, что в нашей империи появиться такой человек как вы. Мой отчим однажды назвал вас современным русским Леонардо да Винчи.

— Хумпф… кхах…- Данька, в этот момент как раз отхлебнувший глоток «Вдовы Клико» из высокого бокала, аж подавился и закашлялся. Ева Аврора мелодично рассмеялась и озорно стукнула его по спине. Ручка её, к удивлению бывшего майора, оказалась весьма крепенькой.

Они с ней провели прекраснейший вечер. Нет, её, время от времени, утягивали потанцевать, но после танцев она неизменно возвращалась к Даниилу. Более того, она прямо заявила ему о том, что в её бальной книжице осталось ещё три незаполненных строчки, одной из которых был котильон, каковым балы, как правило, заканчивались, и что она была бы рада вписать в эти строчки его имя.

— С вами так интересно, уважаемый Даниил…

Данька, с удовольствием протанцевал с ней мазурку и одну из кадрилей, а по поводу котильона с сожалением сообщил, что с ним у него трудности.

— Но как? Это же обязательный танец на любом балу?- удивилась девушка.- А, насколько я знаю вы отнюдь не затворник.

— Ну-у-у… я почти никогда не оставался до конца,- снова впал в смущение бывший майор, но, поймав себя на этом внезапно разозлился. Чего это он тут тушуется перед этой соплячкой⁈

— Мне вообще эти балы на хрен не сдались! Только время тут тратить… если бы не Никол… кхм… Великий князь Николай Павлович — я бы на них вообще никогда не появлялся.

— Вот как!- недоумённо произнесла Ева Аврора, явно озадаченная столь резким изменением настроения своего кавалера.- А он здесь при чём?

— Приказал,- пожал плечами Данька, после свой вспышки почувствовавший себя несколько не в своей тарелке. И чего он на пустом месте завёлся? Хорошая ж девчушка… не его уровня, конечно, но он и не претендует ни на что. Так что он в бутылку полез? Гормоны взыграли? Тело-то молодое — даже тридцати ещё не исполнилось. Да и с женским полом у него как-то давно не складывалось. Бывшей судомойки у него под рукой уже больше не было — та окончательно остепенилась и переехала с мужем и детьми в свой собственный дом в одной из деревень его поместья. Большой дом, с тёплой печью, с окнами со стеклом — вся деревня завидовала… Так что последнее время он перебивался, так сказать, случайными связями, каковые, увы, случались не слишком часто. Потому что, памятуя об уровне местной гигиены и медицины, Данька было очень разборчивым. Да и времени со всеми заботами не хватало. Так что можно было сказать, что Данька «женат на работе»…

— Эм… Даниил,- на этот раз мелодичный голосок был предельно серьёзен.- Мне кажется, вы за что-то на меня разозлились? Скажите мне — в чём я перед вами провинилась? Что я сделала не так?

— Уфмпх…- Данька снова чуть не подавился. Да что ж такое-то⁈ Никогда он не чувствовал себя с женщинами так… нетвердо? Непонятно? Да хрен его знает как — слова правильного даже не подобрать! И ведь не сказать, что как-то тушуется, а всё равно она его регулярно выбивает из колеи…

— Знаете, Ева Аврора…

— Просто Аврора.

— Что? А… Хорошо. Вы — очаровательны, умны, родовиты, а я… я что-то расслабился. Забыл кто я есть. Прошу меня извинить, и мне пора. Трубы чистить…- сказав это Данька коротко кивнул и, резко развернувшись, двинулся в сторону выхода. Даже не заметив каким взглядом провожает его оставленная им дама. А когда двери бальной залы закрылись за его спиной, Аврора коротко выдохнула и прошептала:

— Ну уж нет, русский Леонардо, так просто ты от меня не отделаешься…

В «пробег» до Выборга вышли только через три дня. Из-за Даньки. Вот вроде всё сделал, подготовился, распихал дела, так на тебе — прискакал управляющий нефтеперегонного заводика… хм, то есть, по местным меркам уже вполне себе даже и завода, потому что переработка нефти на керосин вышла на уровень почти десяти тысяч пудов в месяц. Впрочем, учитывая, что за это время было продано более восьми тысяч керосиновых ламп, и большая часть из этого объёма разошлась по Петербургу и его ближайшим окрестностям, а мощности цеха по выработке ламп не смотря на ежегодное удвоение выпуска, всё равно не справлялись со спросом — объёмы переработки следовало срочно повышать… В связи с этим, кстати, и прискакал управляющий. Потому что заявки на керосин уже который месяц превышали объёмы производства. И Даньке пришлось задержаться дабы запустить процесс решения проблемы. Потому что цену на керосин они за последние полгода повышали уже дважды, и следующее повышение вполне могло обвалить спрос.

Главным итогом «мозгового штурма» стало решение о том, что необходимо разработать проект специализированных судов-танкеров. Как выяснилось, до сего момента нефть им поставлялась в обычных деревянных бочках, причём открытых сверху, то есть за время пути огромная часть лёгких углеводородов банально испарялась, отчего выход керосина при перегонке явно был куда меньшим чем если бы перегонялась свежедобытая нефть… когда Данька узнал об этом — он за голову схватился! Да и соотношение груза/тары при использовании танкеров должно было измениться в лучшую сторону. Как минимум за счёт исключения веса/объёма бочек. Плюс тарифы на перевозку… после того как танкерный флот будет построен — деньги, которые ранее уходили сторонним перевозчикам, начнут оставаться внутри, так сказать «холдинга». Хотя такого термина ещё не существовало… А ещё у Даньки зародилась мысль насчёт того, чтобы для этих новых самоходных барж-танкеров разработать систему двойного питания. Сразу после загрузки на Апшеронском полуострове они будут идти на нефти, для чего нужно будет сделать специальные горелки для котлов, ну а после разгрузки, обратно, вниз, порожняком — на дровах. Использование нефти в качестве топлива выходило как бы не дешевле дров… ну, учитывая необходимые остановки для погрузки оных и оплату как самих дров, так и работы грузчиков, а если ещё учесть сокращение времени на доставку как раз вследствие отсутствия необходимости регулярных остановок на погрузку дров — получалась солидная экономия. Эх, недаром он последние полтора месяца так плотно занимался судовой машиной — вон какие умные мысли в голову приходят… Кроме того, явственно вырисовывалась необходимость закладки новых нефтеперерабатывающих заводиков где-нибудь в центральной России. Однозначно в Нижнем Новгороде и, скорее всего, где-нибудь поблизости от Москвы — в Коломне или Калуге.

Так что через три дня, поставив задачи вновь созданной группе и Карлу, которого он поставил во главе оной, Даниил, наконец-то, поднялся на борт вооружённого парохода Балтийского флота «Ижора»[6] и крепко сжал руку его капитана.

— Ну что, Даниил Николаевич,- с улыбкой произнёс тот.- Вы на борту, пары подняты — трогаемся?

— Несомненно, Акакий Григорьевич,- улыбнулся бывший майор. Корязьев 2-й был из обедневших дворян. Несмотря на то, что отношение ко всем этим воняющим дымом и паром механизмам в России сейчас явно отличалось от того, что было в это время в другой истории в лучшую сторону… в первую очередь, естественно, благодаря совершено другому отношению к ним представителей императорской фамилии, профессиональные моряки, выросшие во времена господства паруса, всё равно смотрели на паровые корабли с изрядным неудовольствием. И представители почтенных флотских династий сосем не горели желанием без острой необходимости приближаться к этой воняюще-пыхтящей конструкции… Именно поэтому лейтенанту Корязьеву 2-му и удалось занять пост капитана «Ижоры». Просто никто более родовитый не соизволил заинтересоваться… Но Даньке подобное назначение было только на руку. Потому что с капитаном парохода у него сразу же сложились не только прекрасные рабочие, но и вполне себе дружеские отношения.

Обновленная машина показала себя выше всяческих похвал. Первые пять часов, до траверза острова Большой Берёзовый, бывший майор проверял машину, гоняя её на различных режимах, а потом разрешил главмеху раскочегарить механизм на полную. И пароход легко разогнался до тринадцати узлов по лагу — скорости, для подавляющего числа парусных судов просто недоступной либо доступной при о-о-о-очень хорошем ветре. Лейтенант Корязьев давил лыбу как объевшийся сметаны кот, потому как на старой машине «Ижора» могла выжать максимум одиннадцать узлов, что было весьма неплохим, но отнюдь не выдающимся результатом. Сейчас же он моментом стал капитаном самого резвого «иноходца» всего Балтийского флота. И хотя подобный ход его пароход мог держать всего чуть больше двух суток по топливу, да и то теоретически, потому как просто кочегары не выдержат — это означало, что он мог практически одним днём добежать до Гельсингфорса и вернутся обратно. Либо приблизительно за сутки дойти до Або или, даже, Аландов. И это открывало перед ним небывалые перспективы. Вплоть до того, что его пароход вполне мог бы претендовать если не на официальный — тут отделка подкачала, то на неофициальный статус императорской яхты. Члены императорской фамилии довольно часто посещают Финляндию, и выбор между тем сколько болтаться в море и страдать от качки — часы, максимум сутки или же несколько дней — вполне себе очевиден…

Полным ходом удалось идти только два часа, потом пошли острова, а после Тронгзунда, который бывший майор знал под именем Высоцка — и вообще шхеры. Так что ход пришлось снизить. Но всё равно к Выборгу подошли ещё в серых сумерках. Так что донжон Выборгского замка — белая башня с зелёной крышей возвышающаяся над верхушками деревьев, которыми зарос мыс Смоляной, был ещё достаточно хорошо виден.

«Ижора» ещё швартовалась, когда к причалу подкатила лёгкая коляска, из которой эдак торжественно вышло трое мужчин и одна женщина. Ни лиц, ни фигур в темноте уже было практически не различить, так что Даниил, только выбравшийся из подпалубного пространства, поскольку едва ли не половину перехода и всё время швартовки провёл около машины, чутко прислушиваясь к тому, как она работает и нет ли каких-нибудь посторонних звуков, свидетельствующих о неприятностях, решил не подниматься на капитанский мостик. Кто бы не приехал — пусть Корязьев сам отдувается. Тем более, что что за время перехода Данька успел изрядно изгваздаться — увы машинное отделение не то место где можно надеется сохранить чистоту лица, рук и одежды… Так что он просто проводил взглядом эту «делегацию» и, утерев лицо уже изрядно повлажневшей тряпкой, облокотился на планширь и задумался.

Всё лето его мучила моральная дилемма. С одной стороны, он был воспитан на крайне позитивном восприятии декабристов, которые, типа, пошли на каторгу «за нашу и вашу свободу». Нет, после того, как он познакомился с ними лично и пообщался с отдельными представителями этих «радетелей» это восприятие несколько поутихло, но полностью не ушло. Всё ж-таки не все там были кровожадными придурками, прекраснодушных мечтателей было гораздо больше. Да и вообще, если бы не опыт девяностых — вполне возможно бывший майор воспринимал бы этих людей с гораздо большим восторгом. Но этот опыт был. Поэтому о восторге речи уже не шло, но какой-то пиетет всё ещё оставался.

С другой стороны — Николай был его покровителем и, как бы, другом. Со множеством ограничений, но всё-таки… И молчать о том, что должно случится в декабре в этом случае было как бы подло. А ну как он на самом деле каким-то образом всё изменил настолько, что декабристы смогут победить? И при этом ещё и убьют Николая. Был же там среди них какой-то хрен, который должен был грохнуть новоиспечённого царя. Ни фамилии, ни полковой принадлежности оного бывший майор напрочь не помнил, так же как и того, почему у него в прошлый раз не получилось — только сам факт. Так вот — а ну как на этот раз тому всё удастся? И как ему, Даниилу, в этом случае быть? Сдавать будущих «светочей» Николаю или промолчать и понадеяться на авось? И как в таком случае отреагирует сам Николай, когда в процессе расследования выяснится, что Даниил посещал их сходки? Чем это обернётся для самого Даньки?

А, кроме того, вертелось у него некоторое ощущение неправильности, вынесенное из разговоров с представителями той самой группы людей, которая его изначально заинтересовала. Ну ещё до того, как откололся от основной компании и прибился к морякам. Уж очень настойчиво они продвигали мысль о непременной необходимости вооружённого восстания. Прямо-таки закусив удила и яростно бросаясь даже на намёки предположений о том, что какие-то вопросы можно решить и без оного… И это навевало на некие нехорошие мысли, типа той, что вот как раз этой группе «радетелей за нашу и вашу свободу» для чего-то нужно вооружённое восстание само по себе. Причём покровавей… Типа чего мы там добьёмся и под какими лозунгами — плевать, главное «качнуть режим». И подобный подход ему категорически не нравился.

Сентябрь принёс ему некоторое облечение. Похоже, его действия что-то поменяли в этом мире и, вполне возможно, никакого восстания декабристов здесь не случится. Потому что Александр I в сентябре, практически сразу после бала в Мишкином дворце, убыл на юг. А, насколько помнил бывший майор, по официальным данным он умер от простуды. И это был один из редких фактов о восстании декабристов, которые он помнил… И облегчение он испытал потому, что понятно же — подхватить оную в Питере было куда легче, чем на берегу Чёрного моря. Так что бывший майор понадеялся, что на этот раз с императором всё будет в порядке. Как минимум в нынешнем, тысяча восемьсот двадцать пятом году… Ну не помнил он деталей его смерти и перипетий периода «медждуцарствования», поэтому даже не подозревал, что всё идёт как предначертано.

— Я даже не сомневалась, что вы непременно будете здесь, господин Николаев-Уэлсли.

Данька едва не подпрыгнул, но сумел сдержаться и разогнулся, с достоинством разворачиваясь.

— Добрый… вечер, то есть уже почти ночь. В отличие от вас, Аврора, я вас здесь увидеть никак не ожидал. Насколько я знаю — вы должны находиться в Петербурге.

— Да, вы правы, но у меня заболела mammy, и я третьего дня выехала в Выборг…- тут запнулась и вгляделась в его лицо.- Боже мой в чём это вы?- и, сделав шаг вперёд, она выхватила откуда-то платок и начала осторожными движениями оттирать его щеку и лоб. Данька замер, потом усмехнулся и произнёс:

— Как обычно — в пепле и саже. В моей жизни очень много пепла и сажи, а так же стальной окалины, вонючего креозота и грохота механических молотов. Так что она бесконечно далека от всего того, что вам привычно и что вызывает у вас восторг или умиление.

— Позвольте мне самой решать что именно вызывает у меня восторг и умиление,- голос Авроры Шернваль похолодел сразу на десяток градусов.- Вы мне не отец, не брат и пока ещё не жених, чтобы иметь право что-то мне советовать,- с этими словами девушка опустила руку с платком, сделала шаг назад после чего резко развернулась и пошла в сторону перекинутого на берег трапа.

Данька же ошеломлённо замер. И лишь когда тонкая женская фигурка грациозно сбежала по трапу на причал после чего быстрым шагом двинулась в сторону коляски, обалдело выдохнул:

— В каком смысле «пока ещё»?- но ответить уже было некому.

В Санкт-Петербург «Ижора» вернулась к вечеру следующего дня. Ночь в Выборге Даниил провёл на борту. Несмотря на то, что Корязьев предложил ему заночевать в доме губернатора. Тот настойчиво приглашал их обоих, но капитан отказался, заявив, что не может покинуть своей корабль… Данька, в свою очередь тоже отказался, заявив:

— Я у вас тут за кочегара, так что мне совсем негоже лезть поперёд вас. А поскольку вы отказались…- он развёл руками.

— Ну, вы уж совсем, Даниил Николаевич,- хохотнул Корязьев 2-й, похоже весьма довольный изменением своего статуса. До сих пор губернаторы его вниманием явно не баловали. Скорее наоборот…- Ну какой же вы кочегар? Скорее судостроитель… но воля ваша. Тогда прошу разделить каюту с моим старшим помощником. Я бы вам предоставил свою, но, увы, корабельным уставом это дозволяется только в исключительных случаях или в отношении старшего начальника.

— Да я и не претендовал,- усмехнулся Данька.

После возвращения Данька засел на своём заводе в Сусарах с головой погрузившись в работу. Судовую установку для первого в мире танкера решили делать на базе машины для «Ижоры». С небольшими усовершенствованиями, конечно, поскольку «ижорская» машина совершенствовалась уже по месту, а новую можно было изготовиться сразу в нужном виде… Потому что, несмотря на то, что большую часть того маршрута, под который он разрабатывался, танкер должен будет проходить по рекам — как минимум шестьсот вёрст ему при каждой ходке предстояло преодолевать по Каспийскому морю.

Кроме того, навалилось и много других дел, среди которых было и совершенствование других паровых машин. Например, кое-где в качестве топлива для паровозов и паровых машин начали потихоньку использовать и другие виды топлива — солому, торф и, даже, уголь. И если с соломой и торфом особенных проблем не было, то вот с углем ситуация была непредсказуемой. Какие-то образцы выдерживали его жар вполне себе нормально, а другие прогорали напрочь… Вследствие чего Данька, даже, позволил себе пару раз проигнорировать присланные с нарочным от Николая приглашения на балы и приёмы. Так что, когда на пороге его дома появился уже не просто нарочный, а целый офицер и принялся колотить колотушкой в дверь, Данька лишь грустно вздохнул. Дождался… Нет, на самом деле он мог выкроить несколько часов и появиться на обоих примах, но-о-о… короче была причина, по которой он не хотел этого делать. Причина, в наличии которой он не признавался даже самому себе.

Тем более, что пару раз в Питер он всё же выбирался. На посиделки в Гвардейском флотском экипаже… Как бы там ни было — не смотря на свою уверенность, что в этом году никакого восстания вследствие отбытия Александра I на юг не будет, совсем уж он не расслаблялся, предпочитая держать руку на пульсе хотя бы там, где удалось завоевать кое-какой авторитет. А с этим получилось всё достаточно забавно — совместные рассуждения о влиянии пароходов на флот мало-помалу перешли в обсуждение перспектив флота. И на очередных посиделках бывший майор предложил, как он это сформулировал, «провести ревизию» последних достижений в судостроении и орудийном деле дабы «сформировать концепцию передового военного корабля». И сам первый начал:

— Вот, например, когда мы с Великим князем Николаем были в Англии, то один из английских мастеров рассказал нам о композитном кораблестроении, характеризуя его в самой превосходной степени и утверждая, что подобные корабли получаются и легче, и прочнее обычных. Причём, сетовал, что испанцы уже давно строят такие корабли, а их лорды адмиралтейства… то есть он обозначил их как «старые пердуны из адмиралтейства», никак не могут договориться хотя бы попробовать. У нас такое есть?

Собравшиеся озадаченно переглянулись.

— Хм… возможно, это не настолько эффективно, как я думал,- осторожно продолжил Даниил,- и получающиеся выгоды не отбивают расходы на освоение данной технологии, но я бы, как минимум, внёс композитный набор в список для исследования этого вопроса. Хотя бы чтобы разобраться…

— Да-да, несомненно,- закивал головой Бестужев.

— Тогда далее… паровая машина — тут сомнений ни у кого нет. Но не с колёсным, а с винтовым движителем.

— Да, но винт…- попытался поспорить кто-то, однако Данька вскинул руку, прерывая его.

— Обсудим. Мы же пока просто составляем список. А вообще мне представляется, что недостатки винта при определённых доработках вполне устранимы. Паровая машина Ньюкомена тоже была не то что очень неудобна, но и почти бесполезна в качестве судового двигателя — а посмотрите сейчас?- и он обвёл взглядом присутствующих. Ответом ему был согласный гул.

— Теперь — вооружение. Есть ли какой прогресс в корабельной артиллерии?

— Гаубицы Пексана!- восторженно воскликнул один из мичманов.- Я убеждён, они — будущее корабельной артиллерии! Как и, кстати, береговой.

А бывший майор удивился. В его представлении гаубицы были сугубо сухопутным типом орудий и во флоте могли использоваться максимум для поддержки десанта. Или это были какие-то другие гаубицы[7]?

— Они слишком громоздки и даже на крупных кораблях их не может быть достаточно много,- не согласился с мичманом командир второй роты Мусин-Пушкин.

— Да почему же. Как минимум ими можно заменить все орудия нижней деки…

— Да! Отлично!- вскричало несколько голосов, но в противовес им другие горячо возразили:

— Нет, это неразумно…- после чего началась дискуссия, из которой Даниил с трудом понял, что его представление о том, что боевые корабли парусного флота вооружены десятками вполне себе единообразных пушек не имеют никакого отношения к действительности. Оказывается, сделать таким образом просто невозможно — корабль перевернётся. Или, наоборот, окажется серьёзно недовооружён. Поэтому раньше, например, на нижнюю боевую палубу, которая именовалась деком — ставили самые крупнокалиберные, то есть тяжёлые пушки, а чем дек был выше — тем пушки становились всё легче и меньше калибром. Но этот подход приводил к тому, что в горячке боя иногда на тот или иной дэк подавали из крюйт-камеры бомбы и ядра не того калибра. Более современный подход, который первыми начали практиковать вроде как англичане, заключался в том, что пушки на всех двух или трёх деках имели один и тот же калибр, но зато разную длину ствола. Те, что размещались на нижнем деке — были самыми длинноствольными, то есть самыми мощными и дальнобойными, а чем выше, тем длина ствола становилась короче… А «гаубицы Пексана» — это какой-то новый тип орудий, который стрелял очень большими бомбами, наносящим деревянным кораблям намного большие повреждения нежели даже самые мощные пушки, стреляющие сплошными ядрами. И сейчас спор завязался вокруг того, на какие корабли в принципе можно будет поставить эти самые «гаубиц» и сколько их на корабль можно впихнуть…

Поняв после получаса жаркого спора, что утихать он так и не собирается, бывший майор решил вмешаться.

— Простите дилетанта, господа… но вот у меня возник вопрос — а зачем вообще нужны пушки более мелкого калибра?

— Ну как же…- загомонили моряки.- Выше плотность огня… обеспечивают большую скорострельность… наносят больший ущерб бегучему такелажу… картечь позволяет противодействовать абордажу…

— Нет, вы не поняли,- усмехнулся Данька.- Я — глупый сухопутный шпак, которому всё нужно разжёвывать. Поэтому поясните мне чем в морском сражении лучше пять орудий малого калибра нежели одно максимально большого. Насколько я успел понять у тех же «гаубиц Пексана» и дальность, и скорострельность, и разрушительное действие снаряда в разы лучше, чем у подавляющего большинства тех орудий, которые состоят на вооружении флота сейчас. Так почему бы не вооружить корабли только ими?

— Понимаете,- со снисходительной улыбкой начал лейтенант Вишневский,- во флоте существуют очень разные корабли. Одни — их называют шлюпы, несут всего десяток-другой пушек. И если все их поменять на «гаубицы Пексана» они просто перевернуться и пойдут ко дну. Другие — их называют фрегаты, несут уже сорок, а то и пятьдесят пушек. Но с ними — аналогично. Линейные корабли же могут нести до семидесяти, восьмидесяти и, даже, ста пушек…

— Скажите, а шлюпы могут нанести хоть какие-то повреждения линейному кораблю?

— Ну-у-у… какие-то, вероятно, могут. Но крайне незначительные.

— А если их вооружить не десятком-другим обычных пушек, а, скажем, четырьмя-шестью этими вашими «гаубицами Пексана» — ситуация изменится? Вес вооружения, насколько я понял, в таком случае почти не возрастёт, а что с боевыми возможностями? Как я понял — они как раз возрастут. И многократно,- Данька сделал паузу, но в кают-компании повисла ошеломлённая тишина. Люди, собравшиеся здесь, были воспитаны на концепции «больше пушек хороших и разных». Именно количество пушек определяло силу и боевую мощь корабля. Нет, калибр тоже имел значение, но корабли одного класса имели на вооружении сходные калибры орудий, так что именно число пушек было ключевым. Поэтому во флотах уже давно шла гонка числа орудий — если ещё не так давно линкоры, составляющие главную мощь флота, несли по шестьдесят, семьдесят, восемьдесят орудий, то сейчас уже начали серийно закладываться стопушечные корабли и вовсю ходили слухи о разработке серийных проектов ста двадцати, а то и ста тридцати пушечных! А тут этот непонятный гражданский, вдруг предлагает не увеличить, а наоборот, уменьшить число пушек? Как это? А Даниил, между тем, продолжал:

— Точно так же фрегаты можно вооружить не сорока обычными пушками, а, например, восемнадцатью гаубицами Пексана. Это же увеличит их боевую мощь? Или я чего-то не понял? По-моему, концепция «only big guns» тут прямо напрашивается. Особенно учитывая, что, в отличие от английского, основная задача нашего флота не гонять аборигенов в колониях, где применение более малокалиберных пушек ещё как-то может быть оправдано экономически, потому что заряды для них тупо дешевле, а на аборигенов хватит и их, но прямое противодействие вражеским флотам. И чем больше будет в его составе кораблей, чьё вооружение способно нанести ущерб даже линкорам — тем будет лучше. А при таком подходе к вооружению даже легких кораблей мы как раз этого и достигнем. Или я чего-то не так понимаю?

С той встречи Данька уходил под гробовое молчание собравшихся… А вот на балах и приёмах он появиться не соизволил. И вот теперь предстояло за это расплачиваться.

— Прошка — открой,- обречённо пробурчал он.

— Сей секунд!- проорал тот, бросаясь к двери. А спустя десяток секунд Даниил услышал испуганное:- Ох ты батюшки-святы!

Бывший майор напрягся.

— Что такое?

— Дык это, Ваша милость — горе-то какой…- всхлипывая, кинулся к нему Прошка.- Государь-анпиратор преставились…

— Как⁈ Где?!!

— Дык это — в Таганроге!

Глава 6

— Ваше Величество!

— Нет, я сказал!- Николай возвысил голос, так что горячий аргамак под ним тут же заплясал, вследствие чего ему пришлось натянуть поводья и убавить громкости.- Вы, господа, уже всё, что могли — сделали. Это ж надо — полки целые бунтовать вздумали. Да ещё гвардейские! Опора трона, твою мать… И не какой-то иной претендент их за собой повёл, как моя блистательная бабушка, а, стыдно сказать — за Конституцию бунтуют! Чего дальше ждать — гильотин на площадях всех городов страны⁈

— Ваше величество, но…

— Нет, я сказал! Теперь я сам буду со всем этим разбираться. Точка!

После чего Николай резко развернул коня и, полоснув взглядом по пёстрой толпе чиновников и генералов, послал его вперёд. В ту сторону, где бурлило и колыхалось людское море. Даниил молча дал шенкеля своему коню и, подняв его в галоп, пристраиваясь сзади-сбоку. Николай, заслышав цокот копыт, нервно обернулся через плечо.

— А ты куда?

— А ты на меня не ори,- огрызнулся бывший майор.- Я ж тебе сказал — до последнего вздоха. Вот и поедем подышим. И вообще — я твой жене обещал…

Николай нервно хмыкнул и покачал головой. Но ничего не сказал. А что тут можно сказать-то?

Информация о смерти императора Александра I поначалу повергал Даниила в шок. Почему? Он же… Это ж… Да как так-то⁈ Но затем он взял себя в руки и, отправив Прошку в депо, дабы тот передал чтобы срочно готовили паровоз, быстро оделся, снарядил все три своих двуствольных пистолета и выдвинулся в Петербург.

В Аничковом дворце его встретила суматоха. Николая на месте не было — он ускакал в Зимний, где должен был собраться Государственный совет на оглашение завещания почившего императора. Михаил, по всем признакам был там же. Как и Мария Фёдоровна. Ну если она уже прибыла из Гатчины, куда обычно переезжала на позднюю осень и зиму. До начала Святок, на которые она перебиралась под крыло к сыну-императору в Зимний. Он же решил туда пока не торопиться. Николаю явно сейчас не до него — фельдъегерь, принёсший весть о кончине Александра I сообщил, что ему лично никто задачу не ставил, вследствие чего он просто принёс извещение «по списку рассылки», так что вполне возможно Николай вообще не в курсе, что Данька уже прибыл. Так что есть время собрать информацию.

Чуть послонявшись по дворцу и собрав оную Данька двинулся к Александре Фёдоровне, отношения с которой у него были… ну такие. Потому что Николай и Михаил предпочитали приезжать к нему в гости на шашлыки в чисто мужской компании, так что эти поездки точно не добавляли жене Николая благоволения к его персоне. Но, как бы там ни было — урождённая Фредерика Луиза Шарлотта Вильгельмина Прусская была умной женщиной, к тому же железная дорога сразу произвела на неё впечатление, да и пользовалась она ею с момента появления в России довольно часто, при этом прекрасно зная кто именно спроектировал и построил её на самом деле, а не как это регулярно писали в европейской прессе: «Англичанин построил русским железную дорогу». Так что Данькину полезность она вполне признавала.

Едва Даниил вошёл в гостиную, где находилась будущая императрица со своими фрейлинами, как та, только заметив его, тут же вскочила на ноги и бросилась к Даньке.

— Mein gutter freund, Даниил,- пробормотала она, вцепившись в него руками и заливаясь слезами.- Прошу вас, спасите моего мужа! Не бросайте его. Не дайте ему погибнуть!

— Клянусь вам, Ваше Величество, я всегда буду рядом с ним,- твёрдо произнёс бывший майор, слегка удивлённый подобной реакцией. Впрочем, она была вполне объяснима — отношения с мужем у прусской принцессы были вполне себе хорошими, так что она очень переживала за него. Увы, несчастная судьба отца Александра I и Николая — императора Павла I исковеркала психику всей семье. И отказ от принятия престола Константином, формально оформленный вследствие морганатического брака последнего, в своей основе имел жуткий страх второго из братьев перед возможным дворцовым переворотом и собственной смертью в результате оного. Николай как-то, слегка расслабившись, рассказал Даниилу, что тот категорически отказывался принимать трон ещё до своего морганатического брака: «Не хочу быть задушенным, как задушили отца…» Вполне объяснимо, учитывая, что последние сто лет будущие императоры и императрицы чаще получали российский престол в результате переворота нежели путём законной передачи власти. Императрицы Елизавета, Екатерина II и сам ныне почивший император — тому лучшие примеры. Причём, Николай сейчас находился в позиции как раз законного наследника, какового во время любого из этих переворотов пришлось убить дабы заполучить трон.

Когда Данька прибыл в Зимний дворец и сумел-таки прорваться сквозь кордоны, потому как его напрочь отказывались пропускать, так что пришлось около часа околачиваться у оцепления из гвардейцев, пока он не увидел проходящего по двору Зимнего Милорадовича и не заорал, привлекая внимание… едва не получив за это прикладом в морду — Николая уже загрузили по полной. Он постоянно с кем-то встречался, общался, ругался… ну или выслушивал очередного собеседника с чуть ли не показным смирением. И бывший майор решил просто по старой памяти встроиться в этот круговорот. Потому что ждать от него какой-то ощутимой помощи в том, чем занимался новоиспечённый император было бесполезно — ну не его уровень от слова совсем. Так что Данька варил любимый капучино Николая, регулярно меняя чашки, приносил воду, молча накрывал на стол и убирал посуду, следил чтобы у него под рукой постоянно была свежая салфетка, дважды принёс ему свежую рубашку и помог переодеться, а один раз вытолкал взашей какого-то слишком ретивого господина… Кто именно это был — Данька не знал, но явно кто-то не из ближнего круга. Потому что ближних он знал всех. Но почему-то этот господин позволил себе вести себя так нагло.

Поздно вечером, когда Николай, шатаясь от усталости, добрёл до своих покоев в Зимнем — нет, не императорских, а тех, которые он занимал, когда по каким-то причинам квартировал у брата, и рухнул на кровать, Даниил молча стянул с него сапоги, помог раздеться и укрыл одеялом. Говорить о чём-то с новоиспечённым императором в таком состоянии было совершенно бесполезно…

Последующие дни облегчения не принесли. Николай по-прежнему даже не жил, а существовал в каком-то круговороте встреч и дел, к вечеру выматываясь настолько, что попытайся Даниил рассказать ему хоть что-то — тот просто уснул бы, решив, что слушает сказку. Поэтому бывший майор просто делал своё дело… и думал над тем, рассказывать ему свой самый большой секрет или нет? Уж больно всё здесь как-то закрутилось… Как там оно было в прошлой истории, Данька не помнил, но здесь Александр чего-то совсем намудрил, не став публично объявлять о том, что его наследником стал именно Николай. Поэтому огромное количество народа в империи по-прежнему считало таковым Константина. Даже среди членов Государственного совета тех, кто был в курсе изменения завещания, оказалось меньшинство. Так что уже к вечеру в Санкт-Петербург начали приходить вести от разных губернаторов, о принесении присяги «императору Константину». Слава богу в самом Питере этого не случилось[8], но Николай, всё же, решил подождать с присягой и, не смотря на публично озвученное на Государственном совете завещание, отправил к Константину в Варшаву фельдъегеря с письмом, в котором выражал готовность, буде Константин того захочет, отказаться от престола и присягнуть «старшему брату». Так что на какое-то время всё затихло… Ну как всё, судя по слухам, которые доходили до Даниила через знакомых, декабристы как раз вовсю готовились. Пару раз он мельком видел и Сашку Пушкина, который появлялся во дворце вместе с Михаилом, каковой всё это время мотался по Петербургу и окрестностям, появляясь в Зимнем лишь время от времени. Но как-то переговорить с ним Данька не успел… Пока однажды вечером к нему в каморку, в которой бывший майор «квартировал» ещё когда был «казачком» при юном Великом князе, и в каковой по старой памяти обустроился и сейчас, Пушкин не постучался лично.

— Ты?- удивился Данька открыв дверь.

— Да, Даниил,- ответил тот, испытующе глядя ему в глаза.- Можно войти?

— Заходи,- усмехнулся бывший майор. Сашка сделал шаг вперёд и удивлённо огляделся.

— Не думал, что ты живёшь в подобном месте.

— Я и раньше тут жил,- пожал плечами Даниил.

— Ну, тогда ты же ещё не был дворянином,- возмущённо произнёс Пушкин.- Неужели Николай не мог для своего верного слуги и соратника подобрать…

— Саш,- мягко прервал Данька,- ты зачем пришёл-то?

Пушкин осёкся и вздохнул, опустив взгляд.

— Вчера принято решение выступать.

— И когда планируете?

Сашка боднул его испытующим взглядом.

— Побежишь докладывать Николаю?

— Пока не знаю,- спокойно ответил Даниил.- Ты скажешь — тогда и решу. Может и побегу.

Пушкин вздохнул.

— Может уже и не потребуется,- уныло произнёс он.- Я думаю — уже многие побежали.

— Почему это?

Пушкин вздохнул.

— Ты же знаешь, что Николай, не смотря на оглашённое завещание Александра I, отправил фельдъегеря с письмом к Константину, в котором предлагал, если тот пожелает отодвинуть в сторону завещание, отказаться от короны и принести присягу Константину как императору.

— Ну да — об этом все знают…

— Так вот — ответ пришёл. Константин не только снова отказался от короны, но ещё и едет в Петербург, дабы принести присягу Николаю как императору. И будет здесь через три-четыре дня.

— Оба-на!- не удержался от возгласа Даниил.- А как это так быстро всё получилось?

— Так фельдъегеря отправили на пароходе, на котором ты в Выборг ходил…- Даниил понимающе кивнул. Ну да — на пароходе, учитывая, что тот может развить до тринадцати узлов, а узлов двенадцать держать почти сколь угодно долго — получается весьма быстро. Ну, если в шторм не попасть… К тому же «Ижора» пароход небольшой — он и по Висле до Варшавы подняться сможет. Ну, или, если там на пути встретится какой низкий мост — просто подойти куда поближе… С лоцманом, конечно, но это вот ни разу не проблема. Лоцманов на Висле хватает.

— Туда-то он пробился, а обратно сумел дойти только до Ревеля — лёд,- продолжил между тем Пушкин.- После чего фельдъегерь рванул «под колокольцем» в Петербург, а Константин поехал дальше в карете со своими конвойцами[9],- Сашка вздохнул.- Вот у наших и раздрай. Одно дело сыграть на противостоянии братьев, убедив кого-то из них пойти на принятие Конституции, а другое — прямой переворот с убийством как императора, так и, возможно, его брата.

— Ой, как будто заговорщиков, умысливших против Павла, это остановило?- хмыкнул Данька. И тут Пушкин буквально дословно процитировал «либероидов» из оставленного бывшим майором будущего:

— Ты не понимаешь — это другое!- оскорблённо вскинувшись заявил он.

— Ой ли?- прищурился Данька.- Знаешь, я вот тут сидел как-то и вспоминал некоторых наших с тобой знакомцев из этого твоего общества… и как-то вот сложилось у меня впечатление, что кое-кому из них на будущее России по большому счёту наплевать. Им просто бунт нужен. Кровь. Никогда не думал кому именно бунт в стране нужен? То есть чьи уши за подобным желанием могут торчать? Какого зверька? Какой страны? Не надоело ещё вам быть мальчиками на побегушках у явных врагов России?

Сашка гордо вскинулся.

— Не знаю о чём ты говоришь, но я твёрдо уверен, что большинство наших соратников искренне радеют за судьбу страны и…

— Но не все,- прервал его бывший майор.- Или ты готов поручиться за каждого?

Пушкин осёкся и насупился.

— Вот то-то и оно,- вздохнул Даниил.- Слова-то может звучат и хорошие, да и мысли не сказать чтобы все плохие, но как-то так получается, что при любом бунте основную выгоду получит кто угодно, только не наша страна. Смуту помнишь? Сколько лет из неё страна выходила? А Пугачёвский бунт? Сколько после него производство на Урале восстанавливалось? Так что, мне кажется, что лучше бы нам, дворянам, вспомнить о такой дворянской добродетели как верность. Наши предки кого на земском соборе выбрали, кому присягали? Романовым? А что последние сто лет творится — переворот за переворотом! Где дворяне верность-то оставили — выбросили за ненадобностью под благовидными предлогами? И что следующее выбросим? Честь? Совесть? Разум…

Когда Пушкин ушёл, Даниил собрался и вышел из дворца. Сегодня был вторник, то есть день «посиделок» в кают-компании Гвардейского флотского экипажа. И Данька вознамерился сделать всё, чтобы моряки завтра не вышли на Сенатскую площадь… ну, или, куда там собираются выходить. Основную часть тех, кто, всё-таки, решился выходить, переубедить точно не удастся, а вот кого-то из моряков можно попытаться…

Когда он около трёх часов утра вернулся его перехватила парочка солдат в форме Железнодорожного батальона (что его, кстати, весьма удивило) и отконвоировала к Николаю. Тот ждал его в одиночестве.

— Ты где был?- мрачно спросил его уже, считай, действующим император.

— В Гвардейском флотском экипаже,- спокойно ответил Данька.

— И как? Завтра тоже с ними собрался на Сенатскую выходить?

— Я — нет,- криво усмехнулся бывший майор.- И если ты пошлёшь кого-то в Экипаж — они тоже не выйдут. У них сейчас полный раздрай в мыслях…

— Вот как…- Николай задумался, но затем вновь упёр взгляд в Даниила.- Почему ты мне ничего не сказал?

— О чём?- тоскливо вздохнул бывший майор. Вот чёрт — похоже он вляпался. И теперь о нормальном общении с Николаем можно забыть. Ну если не придумать чего-то совсем уж запредельного…- О том, что люди собрались подумать о будущем страны и путях её развития — так это ни разу не преступление.

— О подготовке бунта!

— Так они начали его готовить совсем недавно. Когда умер твой брат. И я именно поэтому я рванул в Экипаж. Чтобы вправить им мозги!- тут бывший майор сделал паузу и чуть прикрыл глаза, собираясь с духом, после чего тихо продолжил:- Потому что я про них в учебнике читал. Истории СССР. За седьмой класс…

Взгляд Николая стал озадаченным.

— Истории чего?

— Союза Советских Социалистических Республик. Было такое государство. После падения Российской империи образовалось. В тысяча девятьсот двадцать втором году. По территории — та же Российская империя, только без Польши, Финляндии и Аляски. Но зато со Средней Азией…

Николай завис, обалдело уставившись на Даниила. Тот устало усмехнулся.

— Знаешь, я тебе потом всё более подробно расскажу. Если переживём завтрашний день. Договорились?

— Э-э-э… хорошо,- выдавил из себя Николай. Потом его взгляд слегка прояснился и он потряс головой.- Уф… ладно. Иди-ка ты спать. И я лягу. Хоть пару часов подремать надо.

Данька молча кивнул и, поднявшись, двинулся к двери.

— Дань…- короткий возглас Николая остановил его у самой двери.

— Ты со мной?- тихо спросил тот спустя пару мгновений. Бывший майор повернулся к новоиспечённому императору и улыбнулся.

— До последнего вздоха. Даже если он для нас случится сегодня. А ты разве сомневался?

Николай тяжко вздохнул и потёр лицо ладонью. После чего махнул рукой.

— Ладно — иди…

Утро началось ночью. Даниил проснулся через полтора часа от грохота сапог и приглушенных ругательств. Быстро растерев глаза кулаками и молча посетовав на то, что в Зимнем пока не было водопровода и канализации, так что его обитателям приходилось обходиться ночными горшками и тазами с кувшинами, но в его каморке не было ни первого, ни второго, Данька ловко накрутил портянки и, сунув ноги в сапоги, выскочил из своей комнатушки. Николай уже не спал. Он стоял в плотной толпе придворных и о чём-то напряжённо разговаривал с Милорадовичем и Аракчеевым. Может он и вообще не ложился… Бывший майор оглядел всех присутствующих настороженным взглядом и снова нырнул в каморку.

Пистолеты были на месте. Все три. Он быстро зарядил их и, надев «сбрую» сунул два из них в кобуры. А ещё один, поколебавшись, за ремень. Предохранителя у пистолета не было, но курки были спущены, прижимая капсюли, так что опасность самопроизвольного выстрела была не слишком большой, а вот два лишних выстрела в нынешней ситуации могли многое решить.

Людей в Зимнем прибавилось, причём и военных тоже, так что уже примелькавшиеся мундиры Лейб-гвардии Железнодорожного и Сапёрного батальонов оказались изрядно разбавлены мундирами других частей. Но среди них не было ни одного гвардейского. Данька вздохнул… что ж, теперь понятно, почему, даже зная о выступлении, Николай не задавил восстание ещё вчера. Похоже, даже на гвардию полностью положиться нельзя — ну да он встречал на посиделках будущих декабристов довольно много народа в гвардейских мундирах. Так что, скорее всего, Николай ещё со вчерашнего дня, когда «многие побежали», начал лихорадочно собирать под свою руку все части, на которые он может положиться, но какой-то перевес у него образовался только к утру.

Даниил подошёл поближе, Николай, заметив его, коротко кивнул, после чего бывший майор проскользнул сквозь кордон и занял ставшее за эти несколько дней уже привычным место за правым плечом новоиспечённого императора… поймав сразу пяток раздражённых взглядов. Вот не зря он всегда не любил торчать совсем рядом с Николаем — клубок змей здесь, а не светское общество.

— Государь!- в зал, в котором они находились, влетел седой гусарский полковник, в котором Данька с огромным изумлением узнал Дениса Давыдова. Пересекались они с ним пару раз и один из этих раз даже зацепились языками и очень приятно пообщались… о поэзии, естественно, а о чём ещё?- Измайловцы остались в казармах,- возбуждённо доложил он.

Николай кивнул и задумался.

— Это хорошо… сколько сейчас человек на Сенатской?

— Около двух тысяч,- тут же доложил Милорадович.

— А у нас?

— Пока где-то порядка шести. Но подошли ещё не все вызванные части,- Николай молча кивнул, а затем, внезапно резко развернулся к Даниилу.

— Ну что скажешь, старый друг? Что посоветуешь делать? Смести бунтовщиков артиллерией или ударить в штыки?

Даниил замер. Десятки взглядов скрестились на нём. По большей части злые, а кое-какие и ненавистные. Потому как такой вопрос императора, да ещё с подобным обращением — дорогого стоит!

— Может… поговорить?- но его предложение тут же потонуло в возмущённом гуле голосов. Однако, Николай раздражённо вскинул руку, и гул мгновенно утих. Хм, а мальчик-то вырос… эвон как людей строит.

— С кем? И о чём? Они сделали свой выбор предав меня и своих предков.

— Офицеры — да, а солдаты?- не согласился Данька.- Они ж не по своей воле вышли… ну большая часть, а повинуясь командам. Большинство вообще не поняло куда и зачем они идут, и считает, что они вышли просто принести присягу новому императору. Какому-то из…

— Да как вы смеете…- тут же взвился кто-то из придворных, но Николай резко развернулся и ожёг его взглядом. Отчего тот мгновенно осёкся.

— И зачем?- негромко спросил Николай, вновь разворачиваясь к Даниилу.

— А нечего попусту кровь русскую лить. Нам вон сколько земель заселять надо — Сибирь, Причерноморье, Алясяку с Калифорнией. Так что раз уж провинились — пускай едут и заселяют. А от мёртвых никакого толка.

— Ваше Высоч…- возмущённо начал Милорадович, но Николай резко дёрнул подбородком, и генерал запнулся и сразу исправился:- Кхм… Ваше Императорское Величество, я считаю, что вам ни в кое случае нельзя подвергать свою жизнь…

Однако, Николай не стал его дослушивать, а резко развернулся и двинулся в сторону лестницы. И вся толпа ломанулась за ним.

Выйдя из дверей, он коротко бросил:

— Коня…- и один из сапёров бегом подвёл ему под уздцы белого жеребца. Придворные заволновались, рассыпались по сторонам начав цепляться ко всем конным, кого только успели заметить, а перед Николаем выскочил какой-то полковник, которого Данька не знал.

— Ваше Величество, позвольте мне…

— Нет, Стюрмер, не позволю,- коротко бросил новоиспечённый император, но тут ему навстречу выскочил уже на коне генерал-адъютант Фредерикс, командир Лейб-гвардии Московского полка, как стало понятно к текущему часу составившего основу бунта. Его Данька как-то видел издалека… Впрочем, ему сейчас было не до этого — он был занят тем, что искал коня себе. Слава Богу недолго. Один из унтеров Сапёрного батальона, заметив, как бывший майор нетерпеливо оглядывается, понял всё правильно и, спрыгнув со своего коня, подвёл его к Даньке. Сапёры были в курсе их взаимоотношений с Николаем — успели насмотреться и здесь, и на Урале.

— Ваше Императорское Величество,- начал Фредерикс,- я считаю своей обязанностью…

— Я сказал — нет!- молодой император аж рявкнул в раздражении:- Хватит! Я решил! Я сам поеду и буду говорить со своими солдатами. Точка…

Они с Николаем легким галопом вылетели на Адмиралтейскую набережную и двинулись по ней в сторону Сенатской площади. Когда всадники приблизились к шумящей толпе, Даниил дал шенкеля своему жеребцу, выскакивая вперёд, после чего громко проорал:

— Дорогу императору!

Толпящиеся зеваки обернулись и тут же порскнули в сторону, потому что Данька и не подумал снижать ход коня. Так что ещё через несколько секунд они вылетели на Сенатскую прямо за спинами солдат, окруживших не совсем ровный строй бунтовщиков.

— Расступись! Дорогу императору!- снова проорал Данька направляя своего коня в промежуток между двух рот. Солдаты слегка замешкались, но на них рявкнул какой-то быстро сориентировавшийся унтер, и они так же прянули в стороны, освобождая в проход. И сразу после того как они с Николаем выскочили перед Медным всадником, Данька натянул узду и пропустил Николая вперёд, одновременно останавливая коня. Скакать дальше было некуда — прямо перед ними выстроились сбитые в неровное каре ротные коробки солдат Лейб-гвардии Московского, Гренадёрского полков и остальных частей, присоединившихся к восстанию.

Николай придержал коня и привстал на стременах.

— Солдаты! К вам обращаюсь я… да-да, именно к вам! Потому что ваши офицеры погрязли в измене. Они обманули вас…

— ДА-ДАХ!

Николай резко обернулся. Данька согнул руку и лихо сдул с верхнего ствола дымок, а долговязый тип в гражданской одежде, до его выстрела тщательно целившийся в Николая, вместо этого в настоящий момент валялся и стонал на покрытой позёмкой брусчатке площади, зажимая правое плечо.

— Унтера! Обеспечить порядок!- взревел Данька.- Император говорить будет. А то изменникам, которые вас на эту площадь вывели — правда глаза колет. Вот они и хотят Его Величеству рот заткнуть! Исполнять!

Николай несколько мгновений напряжённо смотрел на Даньку, после чего едва заметно кивнул и снова развернулся к стоящим в ротных коробках солдатам.

— Солдаты земли русской, ещё не так давно все мы, вместе, все мы стояли грудью перед нашествием двунадесяти языков…

Николай говорил хорошо. Смело. Громко. Убедительно. Бывший майор реально годился учеником… а как его ещё можно назвать-то? Сам ведь растил — и сказки рассказывал, и со школьными предметами разбираться помогал, и планеры вместе клеил, и славу от расширительной пули отдал, и вместе с ним с Ламздорфом «воевал» до самой общей победы, и пистолет в том нападении вестфальцев вовремя в руки сунул, и всю поездку по Англии на мозги капал, и под Угумоном брата Наполеона уступил, хотя вполне мог сам его снять. Ой, да сколько всего было сделано, чтобы этот высокий, красивый парень в нормального человека вырос, а не стал каким-нибудь мажором, и немалый авторитет в обществе получил… Он, даже, заслушался, поэтому едва не упустил какого-то из офицеров, который, вырвав у стоящего рядом заслушавшегося солдата ружьё, с остервенелым лицом сделал выпад в сторону говорившего императора.

— Ах ты ж… ДА-ДАХ!- выкрик, прыжок с коня и выстрел почти слились воедино.

— Государь ранен!- завопил кто-то. И в следующее мгновение стоящие ровными рядами ротные колонны всколыхнулись и-и-и…

— Скрутить изменников… Они в Государя стреляли… Хватай их ребятушки… Государь волю обещал, а они его убить хотели…- взбунтовавшиеся солдаты, мгновенно превратившись в толпу, набросились на тех, под командой которых всего несколько часов назад, они выходили на эту площадь. Николай же, привстав на стременах, повелительно прокричал:

— Не убивать! Не берите грех на душу! Изменников надобно судить и поступить с ними по закону!- после чего выпростал из стремени одну ногу и, перекинув её через луку седла, соскользнул на бурсчатку и присел рядом с Данькой.

— Сильно задели?

— Ерунда…- зло пробурчал бывший майор, торопливо перетягивая ногу куском ткани, который оторвал от нательной рубахи. Ну что за идиот — не озаботился перевязочным материалом.- Царапина.

— Да уж вижу,- хмыкнул Николай, после чего покосился через плечо, пожевал губами и произнёс:- Ну-с, с бунтом, как я вижу — покончено. Последнего вздоха ни у тебя, ни у меня, во многом благодаря тебе — не случилось, так что… ты там обещал мне кое-что рассказать.

— Про что это?- попытался сделать вид что ничего такого не было Даниил, кляня себя за то, что не выдержал и проговорился-таки. Был же, наверное, какой-то способ всё разрулить не болтая, был… но в вчера он его найти не смог. Устал, был эмоционально опустошён после тяжёлого и долгого спора в Экипаже — и на тебе! Проговорился.

— Про этот твой Союз соци… уж не помню каких там республик. Который после империи, в тысяча девятьсот двадцать второго году образовался,- Николай сделал паузу и серьёзно посмотрел на Даньку.- Ты вот что — отправляйся к себе. А я… сегодня и ещё пару дней, я, судя по всему, буду сильно занят — так что у тебя будет немножко времени подлечиться. А вот потом готовься — вызову в Зимний и с живого не слезу.