Приликла очнулся, и первым его ощущением было то, что он находится в самой гуще серьезного конфликта. Множество звуков незнакомой речи и волны гневного эмоционального излучения ударяли по его органам слуха и сознанию. Испуганный, неокончательно проснувшийся, он сначала подумал, уж не отказало ли противометеоритное поле и не захватили ли пауки медпункт. Но мало-помалу проясняющееся сознание и включившийся эмпатический орган подсказали ему, что самые громкие звуки и самые яркие чувства исходят в основном от двух источников, один из которых ему очень хорошо знаком. Оба источника находились совсем рядом, в палате для выздоравливающих.
Не решившись воспользоваться дрожащими крылышками, эмпат отправился в соседнее помещение пешком, дабы выяснить, что там происходит.
За исключением недавно прооперированного и пока не пришедшего в сознание паука-планериста и капитана Флетчера, который наблюдал за происходящим с экрана коммуникатора, все остальные пытались говорить одновременно. При этом часть разговоров заглушалась отчаянным писком перегруженного палатного транслятора. В дальнем конце палаты о чем-то горячо спорили с Кит офицеры с «Террагара» – горячо, но достаточно сдержанно для того, чтобы был слышен и негромкий голос Джасама, который после перенесенной операции пока не ходил, но быстро поправлялся. Но большая часть вокального и эмоционального шума проистекала из спора Мэрчисон с паучихой, пассажиркой планера, которая получила наименьшее число травм.
Паучиха… спорила?!
Удивляясь происходящему, но пока не понимая, стоит ли всему этому радоваться, Приликла включил громкость собственного транслятора и, позаимствовав лексику у землянина, который в свое время стал донором его мнемограммы и которому в сложившихся обстоятельствах показался приемлемым именно такой набор слов, проговорил:
– Не будут ли все, мать вашу так, добры заткнуться?
Как только все затихли, Приликла добавил:
– К вам это не относится, друг Мэрчисон. Речь паучихи-пациентки подвергается переводу. Теперь мы можем разговаривать с ней, понимать друг друга и договориться о мире, пока больше никто не пострадал. Лучше новости не придумаешь, а у вас тут такая неразбериха, словно началась война. Объясните толком, в чем дело.
Патофизиолог глубоко вдохнула и выдохнула, дабы обрести утраченное эмоциональное равновесие, и сказала:
– Как вам известно, я успела усвоить несколько слов паучьего языка в то время, как побывала у них в плену. Теперь, с помощью предоставленных капитаном материалов, предназначенных для проведения процедуры первого контакта, и уймы жестов, мы сумели достичь такой стадии взаимопонимания, что полученных данных компьютеру хватило для составления и запуска программы перевода. Теперь мы действительно можем разговаривать друг с другом, с другими пациентами и сотрудниками, но это вовсе не означает, что происходит общение. Она не верит ни единому моему слову. И не только моему. – Мэрчисон развела руки в стороны. – В ее доверии к нам вот такая пропасть.
– Понимаю, – отозвался Приликла и направился к недоверчивой паучихе – на всякий случай медленно, чтобы не напугать ее, и остановился возле носилок. Пациентка могла слегка шевелить конечностями, но слезть с носилок не могла, поскольку была пристегнута к ним ремнями, что обеспечивало и ее собственную безопасность, и безопасность других пациентов. Затем Приликла расправил крылья, взлетел и завис под потолком. Он знал, что, заняв такое положение, сумеет завладеть всеобщим вниманием.
– Кто ты, чтоб тебе пусто было, такой? – поинтересовалась паучиха, издавая стрекот, звучавший на фоне точно переводимой речи. – Какая-то зверушка, которую держат для увеселения?
Не обращая внимания на разволновавшуюся шерсть Найдрад и сдавленные звуки, издаваемые Мэрчисон, Приликла ответил:
– Нет, я здесь самый старший. – Поскольку его сотрудники отлично понимали, что от них требовалось, дальнейшие свои слова Приликла обратил к пациентам – троланнцам и землянам. – Прошу всех сохранять тишину, и насколько это возможно, в течение ближайших нескольких минут сдерживать чувства. Я должен избавиться от сторонних эмоциональных помех для того, чтобы внимательно прочесть чувства, владеющие этим пациентом, и выяснить причины той враждебности, которую проявляют по отношению к нам пауки…
– Я тебе не паук, – гневно перебил его пациент. – Я – Ирисик, крекстик, свободный член клана мореплавателей Ситикисов, к которому скоро присоединятся другие кланы и сотрут вас всех с лица нашей земли. А если тебе непонятны причины нашей враждебности, то, значит, ты совсем тупой, хоть вы и умеете творить великие и дивные чудеса.
– Не тупой, – вежливо возразил Приликла. – Просто я пребываю в неведении. – Он с трудом сохранял равновесие в волнах эмоций, хлынувших в его сторону. – Но неведение – состояние временное, от которого можно избавиться за счет получения знаний. Вы испытываете по отношению к нам страх, гнев, ненависть и отвращение. Если вы скажете мне, почему вы так к нам относитесь, я объясню вам, почему Ситикисам стоит избавиться от этих чувств. Решению этой сложности помог бы простой обмен знаниями между нами.
– Сложности у вас, а не у нас, – сказала Ирисик, глянув на неподвижно лежавшего на носилках планериста. – Вы удовлетворите свое любопытство, как и свой голод. А потом ваша шайка всех нас сожрет.
– Я ей уже сколько раз повторяла, что мы никого не едим, – сердито вмешалась Мэрчисон, но умолкла, как только Приликла произвел лапкой цинрусскийский жест, означавший, что он просит тишины.
– Пожалуйста, – сказал он, – я хочу, чтобы эта пациентка говорила со мной, и больше ни с кем. Ирисик, почему вы решили, что мы питаемся другими существами?
Ирисик мотнула головой – единственной частью тела, которая не была схвачена ремнями, в сторону Мэрчисон.
– Вот эта тупица, такая же тупая, как ты, мне много чего наболтала, да еще и врет все время, будто бы вы все хотите, чтобы мы остались в живых. Ни один взрослый крекстик в здравом уме в такую наглую ложь не поверит. Так что и ты не трать времени понапрасну и не ври мне. Ты сам знаешь ответ на свой вопрос, так что не делай вид, что мы с тобой оба дураки.
Приликла помолчал. Учитывая эмоциональное состояние; пациентки, и в особенности то, как та владела собой и своей речью в ситуации, которая была для нее уникальна и, как она сама думала, грозила ей неминуемой гибелью, ее поведением можно было только восхититься. Однако никакого восторга у Приликлы не вызывали чувства непробиваемой самоуверенности и недоверия, которыми сознание Ирисик было окружено на манер несокрушимой стены.
Приликла понимал, что Мэрчисон уже наверняка в упрощенной форме рассказала пациентке о принципах деятельности Федерации, Корпуса Мониторов, госпиталя и корабля-неотложки, совершившего посадку неподалеку от медпункта, о тех функциях, которые выполняли медики. Но судя по всему, все ее пояснения восприняты и поняты не были. Приликла подумал было, что стоит сказать паучихе о том, что он сочувствует ее страхам, которые в самое ближайшее время непременно развеются и окажутся беспочвенными. Но эмпат чувствовал – а чувства его редко обманывали, – что ничто из того, что бы он сейчас ни говорил Ирисик, не пробьется за несокрушимую броню недоверия.
Вероятно, стоило попытаться пробить эту броню изнутри.
– Наоборот, – уклончиво проговорил цинрусскиец, – давайте предположим, что и я, и все остальные здесь – непроходимые тупицы. А вы – логичное, умное существо, у которого есть веские причины испытывать те чувства, которые вы испытываете, и думать то, что вы думаете. Так поделитесь же с нами этими соображениями и чувствами. Невзирая на то, поверите ли вы тому, что я вам сейчас скажу, или нет, но мы не собираемся делать ничего дурного никому из тех, кто сейчас здесь находится, кроме как кормить всех, и вас в том числе, до конца дня. Поэтому, если вы не против рассказать нам о себе, о вашем мире и вашем народе, и о том, почему вы верите в то, во что верите, день пройдет для нас интересно и познавательно. А быть может, и не только этот день, а еще несколько. А если все, что вы будете нам рассказывать, окажется необыкновенно интересно и захватывающе, может пройти столько времени, что…
– Сказки Шехерезады, – негромко проговорила Мэрчисон.
Наверняка это был какой-то образ из исторического прошлого Земли, родной планеты Мэрчисон, но сейчас углубляться в историю не следовало. Приликла продолжал:
– …что ваши друзья смогут придумать, как спасти вас.
У нашего народа есть такая поговорка, Ирисик: «Пока есть жизнь – есть надежда».
– У нас тоже такая поговорка имеется, – буркнула Ирисик.
– Так поговорите с нами, Ирисик, – сказал Приликла. – Расскажите нам о том, что, как нам кажется, нам уже известно, и о том, что нам неизвестно вовсе. Можем ли мы что-то сделать для вас, чтобы вы чувствовали себя удобнее, прежде чем вы начнете говорить – кроме того, чтобы мы вас отпустили?
– Не надо, – ответила Ирисик. – Но как ты узнаешь, говорю я правду или лгу, а может – приукрашиваю истину?
– Никак, – отозвался Приликла и опустился на пол рядом с носилками Ирисик. – Но пусть мы не почувствуем разницы – но и ложь, и приукрашенная истина нас интересуют в равной мере. Пожалуйста, говорите, и начните с того, почему вы думаете, что мы хотим вас съесть.
Ирисик излучала страх, гнев и нетерпение, но все же потратила несколько мгновений на то, чтобы овладеть этими чувствами, и заговорила:
– Вы съедите нас, – начала она, – потому что с самого начала было яснее ясного, что вы явились сюда за этим. Нам, увы, знакомо пиратство и кражи еды, но этим занимаются другие кланы мореплавателей, в которые входят малокультурные или слишком ленивые крекстики, которые не желают трудиться и добывать пропитание рыболовством или выращиванием растений и домашних животных. Им, как и вам, легче совершить кражу, чем поработать для своего пропитания. Мы не знаем, откуда вы взялись – знаем только, что откуда-то с неба, но с самого первого раза, как только вас заметили те крекстики, что странствуют среди туч, ваши намерения стали нам ясны.
Из предосторожности они держались на слишком большой высоте и потому не могли хорошо рассмотреть, чем вы занимаетесь, и не видели, забираете ли вы выращиваемые нами растения и животных внутрь своего большого белого корабля.
На самом деле многие из нас не могли поверить, что вы настолько глупы, непрозорливы и преступны, что решите забрать себе молодняк и тем самым лишить нас многих поколений живности. Но как оказалось, мы ошиблись…
Далее Ирисик рассказала о том, что планеристы, которых она именовала «странствующими между тучами», не могли с большой высоты удостовериться в том, поедают ли пришельцы мелких животных и плоды, но зато они хорошо разглядели других странных животных, которых пришельцы, на взгляд крекстиков, употребляли в пищу. Они видели, как этих существ уложили на носилки, как им удалили ноги, чтобы они не могли убежать, как их затем выносили на солнце и время от времени мыли в море, чтобы удалять грязь и вредных паразитов, – словом, всячески обрабатывали для того, чтобы сделать более съедобными.
Все время, пока Ирисик говорила, Приликла чувствовал, что Мэрчисон из последних сил сдерживает оскорбленность и гнев, а также желание вставить слово в оправдание медиков.
Он не стал останавливать ее, потому что она хотела задать вопросы, на которые он и сам жаждал бы получить ответ.
– Некоторые из тех, о ком вы говорите, – сказала Мэрчисон, указав на офицеров с «Террагара», – наши сородичи.
И вы думаете, что мы стали бы их есть? А разве Критик… то есть Крититкукик съел бы меня?
– Да. Да, – коротко отозвалась Ирисик без малейших сомнений. – Глупо пренебрегать запасами съестного только из-за того, что кто-то питает к кому-то какие-то чувства. Конечно, поедать своих умерших родственников не очень приятно, и многие предпочитают съесть лишь небольшую часть их плоти, а остальное раздают голодным или бедным, кого не связывали с умершим никакие воспоминания и чувства. Но это непременно должно быть проделано, дабы сущность любимого родителя или отпрыска обрела будущее. Наверняка у вашего народа все точно так же.
Эмоциональное излучение Мэрчисон стало таким смятенным, что она не нашла слов. Ирисик продолжала:
– Поняв ваши намерения и причину, ради которой вы явились сюда, мы распространили вести о вас и стали собирать все кланы мореплавателей. Некоторые из них такие же пираты и похитители еды, как вы, и чаще мы предпочитаем стрелять в них из луков, а не вести с ними небесные переговоры, прося их помощи. Но все решили, что пока нам стоит забыть о наших разногласиях ради того, чтобы изничтожить чужаков.
Вы можете подумать, что я хвастаюсь, – продолжала она, – но вы уж мне поверьте: те корабли крекстиков, что уже собрались возле этого острова, – всего лишь малая часть от тех, что прибудут сюда в ближайшие дни. И несмотря на ваши огнеметалки, на ваше невидимое орудие, с помощью которого вы посыпаете нас песком и поливаете водой, мы все равно сокрушим вас и ваш колдовской щит. Победа дастся нам дорогой ценой, но мы должны добиться того, чтобы таким тварям, как вы, было неповадно впредь к нам соваться.
Кроме того, ты ошиблась, – добавила она на фоне гнетущей тишины. – Крититкукик – это не имя, это титул предводителя нашего клана мореплавателей. И он бы съел самые лакомые твои кусочки, что полагаются ему по праву, а остальное отдал бы матросам. Но он чувствителен, разумен и был полон любознательности. Он знал, что ты – странный, но разумный источник пропитания, поэтому он старался бы подольше скрывать от тебя то, что тебя съедят. Порой я думаю о том, что крититкукику недостает безжалостности, которая так нужна вождю.
Приликла уловил короткую вспышку сложных чувств, но эти эмоции он прочел безошибочно, хотя они представляли собой необычное сочетание влечения, нежности и тоски по кому-то любимому. Это были чувства супруги к супругу.
– Поверьте мне, – участливо проговорил эмпат, – скоро вы снова будете вместе.
– Я тебе не верю, – стрекотнула Ирисик. – И не верю ничему из того, что говоришь мне ты и другие собиратели плоти.
– Понимаю, – отозвался Приликла. – Поэтому я дам распоряжение моим собирателям плоти, как вы их называете, не разговаривать с вами вовсе. Вы и другие источники плоти можете переговариваться друг с другом, когда пожелаете. Старшая сестра будет продолжать снабжать всех, и вас в том числе, питанием, лекарствами и время от времени будет оценивать ваше самочувствие, но тоже не будет с вами разговаривать…
– Отлично. Просто отлично, – сердито проговорила Найдрад и наморщила шерсть. – Терпеть не могу врать, тем более что мне и моим сородичам вообще неизвестно, что такое ложь.
– …до тех пор, – уточнил Приликла, – пока вы не пожелаете поговорить с нами. А теперь все медицинские сотрудники, включая и меня, вас покинут.
Ирисик излучила удивление, смущение и неуверенность.
– Я понимаю, что ты говоришь не правду, но твоя ложь очень интересна, и мне бы хотелось еще послушать твоего вранья до того, как вы меня убьете. Пожалуйста, останься.
– Нет, – решительно ответил Приликла. – До тех пор, пока вы не поверите, что вам говорят правду, включая и правду о том, что мы не желаем зла вам лично, вашему народу, вашим животным, мы не станем с вами разговаривать. И помните: я точно знаю обо всем, что вы чувствуете в любое мгновение, а солгать чувствами невозможно. Как только я почувствую, что вы готовы поверить мне, я стану говорить с вами вновь.
Они с Мэрчисон и Данальтой перешли в коммуникационную комнату, где с экрана на них воззрился Флетчер, вид которого яснее всяких слов говорил о том, что у него налицо все симптомы резкого повышения артериального давления. Двое помощников Приликлы жаждали поговорить с Флетчером, но он их опередил:
– Доктор, – сказал он, – все это – напрасная трата времени. Я понимаю те чувства, которые вы испытываете как врач, понимаю и то, как вы можете реагировать, когда вас называют лжецом. Вы бы не были человеком… то есть, прошу прощения, цинрусскийцем, если бы не разозлились на этих шестиралых зверюг, каждый из которых подобен Фоме неверующему. Но я не сомневаюсь, что если вы еще немного потерпите и запасетесь спокойствием, вы все же сумеете убедить эту паучиху в том, что…
– Я знаю, какие чувства ею владеют в данный момент, друг Флетчер, – прервал капитана Приликла, – Знаю настолько хорошо, что понимаю, что ничего не могу в них изменить.
Перед нами – самоуверенное, упрямое существо, которое считает себя одной из многих жертв, которые вскоре будут убиты и съедены. Нам Ирисик не верит, но может быть, наши остальные так называемые жертвы сумеют разубедить ее и других наших пациентов-пауков.
– Надеюсь, это произойдет в самом скором времени, – сказал Флетчер, и цвет его лица стал чуть ближе к нормальному. – Если начнется длительная атака, наше противометеоритное поле продержится не более тридцати шести часов. До этого времени нам придется взлететь, включив главные двигатели, в результате чего мы поджарим несколько сотен пауков.
Это мало похоже на то, как в Федерации себе представляют установление дружеских отношений с разумным, пусть и на данный момент обезумевшим видом. Вы должны понимать, что на карту поставлена наша общая карьера, не говоря уже о той психологической травме, которую все мы получим, если дела пойдут плохо.
– Да, друг Флетчер, – ответил Приликла, ощущая смерч чувств измученного капитана даже на том расстоянии, что отделяло «Ргабвар» от медпункта. С этим нужно было что-то делать. – Однако у нынешней ситуации имеется прецедент, – продолжал он. – Речь идет о менее кровопролитном инциденте, но вспомните, что произошло, когда госпиталю пришлось столкнуться с последствиями войны между Этлой и Федерацией. Тогда из-за обилия раненых с обеих сторон госпиталь оказался настолько переполнен, что представители двух воевавших видов лечились в одних и тех же палатах. Это очень напоминает нынешнюю ситуацию.
– Неужто? – буркнул капитан. Он явно думал сейчас только о невеселом будущем и раздраженно добавил:
– Не знаю, доктор, меня там не было, и кроме того, то была не война. То была крупномасштабная полицейская операция.
Приликла хорошо помнил о той жестокой битве, которая шла вокруг Главного Госпиталя Сектора, когда шесть отрядов флота Федерации, включая три самых крупных боевых корабля, противостояли намного превосходящим силам Этланской Империи, правитель которой предоставил своему народу совершенно ложные сведения о противоположной стороне. Цинрусскиец не хотел спорить с капитаном, который, как и другие офицеры Корпуса Мониторов, крайне чувствительно относился к тому факту, что представляемая им организация являлась самым крупным военным представительством, какое когда-либо знала галактика.
Но Приликла, в отличие от Флетчера, тогда работал в госпитале, все видел, и на его взгляд, та полицейская операция выглядела в точности как война.