Двухэтажная Япония: Две тысячи дней на Японских островах

Свидание с богиней горы Фудзияма

Наступление «стальных воротничков»

«Ад» у подножия Фудзиямы

«Лес смерти»

«Глубинка» в трех часах езды от столицы

Фудзияма в осаде

Несчастье «Счастливого дракона»

…Величественная гора Фудзияма, цветущая вишня сакура, пленительные гейши, яростные самураи, изящные кимоно, утонченные гравюры «укиёэ», экзотические представления театра «кабуки». Эти образы остаются после чтения книг о посещении той Японии, что под угрозой расстрела орудиями иностранных боевых кораблей была вынуждена примерно полтора века назад покончить с почти 200-летней изоляцией и вступить в контакт с внешним миром.

…Колонны японских солдат, марширующих по улицам Владивостока, Пекина, Шанхая, Нанкина, Сингапура, Ханоя, десятков других азиатских городов. Самурайский меч, падающий на голову пленного. Прощальная чарка сакэ в руках юного смертника «камикадзэ». Стаи американских бомбардировщиков на фоне сверкающего конуса Фудзиямы. Кроваво-черное рукотворное облако над Хиросимой. Эти кадры надолго запоминаются после просмотра кинохроники первых пяти десятилетий нынешнего века.

Для второй половины нынешнего столетия типичны совсем иные символы. Скользящий по стапелям танкер небывалого водоизмещения. Стремительно несущийся мимо горы Фудзияма поезд-суперэкспресс. Задыхающиеся от смога пешеходы на улицах больших городов. Впихивающие пассажиров в переполненные вагоны электрички станционные служители…

После шести лет жизни в Японии 80-х годов чаще всего вспоминаются оснащенные роботами цехи завода, поездки в надежных и удобных автомобилях по скоростным шоссе и томительные часы стояния в «пробках», сохранившие обаяние и традиции старинные городки японской «глубинки», заросшие сорняками поля умирающей горной деревни, многотысячные первомайские демонстрации, парады фашиствующих экстремистов перед токийским храмом Ясукуни, переполненный посетителями советский павильон всемирной выставки «ЭКСПО». И еще конечно же Фудзи-сан[1], гора Фудзи. Оказавшаяся совсем рядом с пробившим облака самолетом. Нависшая темным силуэтом над вечерним заливом. Упавшая белоснежным отражением на гладь озера. Проступившая красным конусом из затянувшего недалекий токийский горизонт дымного тумана…

Как бы стремительно ни менялся облик городов и сел, рек и озер, гор и долин, Фудзияма все равно останется непревзойденной царицей японской природы, символом мощи, совершенства форм и пропорций. Какие бы социальные или технологические перемены ни влияли на образ жизни японцев, они все так же будут любоваться своей единственной и неповторимой Фудзи-сан, будь то на старинных гравюрах или в передаваемой через спутник на всю страну специальной новогодней телепрограмме. Да и для иностранцев, как показывают, например, письма слушателей «Радио Японии», Фудзияма прочно удерживает первое место среди символов Страны восходящего солнца, опережая сакуру, роботов, компьютеры и автомобили.

Человеческое воображение поражает не только громадность Фудзиямы, особенно очевидная на фоне окружающей ее равнины и довольно невысоких гор. Восхищение вызывало и вызывает постоянство, вечность колоссальной горы, изменения которой незаметны живущему так недолго человеку. Фудзи-сан можно уподобить необычайно крупному и прекрасному драгоценному камню, который передается в наследство из поколения в поколение неизменным, окруженным легендами и преданиями. Камень этот люди вставляют в оправы, меняющиеся со сменой эпох. Когда-то в девственных лесах и на берегах озер вокруг огромной горы стояли только поселения искусных охотников и рыбаков из племен айну, коренных жителей Японских островов. Вытеснившие их пришельцы с юга не только унаследовали культ поклонения Фудзи-сан и само ее название «Фунчи», то есть «огненная гора». Они создали новую «оправу» горы из рисовых полей, деревень под тростниковыми крышами, белостенных самурайских замков. С рассказа о нынешней «оправе» Фудзи-сан хочется начать очерки о городах, деревнях, дорогах Японии 80-х годов, о заботах и радостях, достижениях и проблемах наших современников и соседей — японцев конца XX в.

Свидание с богиней горы Фудзияма

Под звуки явно уставшего духового оркестра по токийской улице Гиндза шествовала «богиня» горы Фудзияма — Конохана Сакуя-химэ. Перед облаченной в старинные одежды «богиней» несли трехметровый макет Фудзи-сан, шли музыканты, знаменосцы. А позади вышагивали в непомерно высоких деревянных сандалиях, ряженные под злых духов, в масках с длинными красными носами и одетые в традиционные простонародные костюмы юноши и девушки, на плечах которых покоились резные паланкины с переносными часовнями — «микоси». Июньский парад должен не просто напомнить столичным жителям о приближении длящегося всего два месяца — июль и август — сезона восхождений на священную гору, но в очередной раз попытаться убедить их не оставлять там после себя горы всевозможного мусора. «Движение за сохранение Фудзи-сан в чистоте» существует уже более четверти века. Его участники не только устраивают парады в Токио и городках у подножия Фудзиямы. По окончании сезона восхождений они проводят уборку Фудзи-сан, собирая на вершине и туристских тропах брошенные консервные банки, бутылки — больше ста тонн за один лишь день!

Поклонившись хорошенькой «богине» и даже получив чуть заметный, как и полагается простому смертному, ответный кивок, я дал зарок больше не откладывать в долгий ящик восхождение, на Фудзи. Но зарок зароком, а цепная реакция суетной токийской жизни — сама по себе. Вот уже в вечернем выпуске новостей промелькнул праздник открытия сезона восхождений, вот газеты стали печатать репортажи о немыслимой толчее на вершине, где в ожидании восхода солнца еженощно собираются тысячи людей. А моя встреча с богиней Фудзи все откладывалась. И только ко времени «Химацури», завершающего сезон восхождений «Огненного праздника», план долгожданного приключения стал приобретать конкретные формы. «Одним выстрелом убить двух зайцев» — побывать на празднике, а затем совершить классическое ночное восхождение. С таким расчетом я присоединился к участникам «Химацури», причисленного к «трем самым удивительным огненным праздникам».

Что говорить, «Химацури» и вправду удивляет, он ничем не похож на другие «огненные праздники» — ритуальные выжигания сухой травы на склонах гор, разжигания огромных костров в форме иероглифов и красочные фейерверки. Накануне праздника у подножия Фудзи-сан видны группы людей, деловито сооружающих похожие на побеги бамбука факелы в два-три человеческих роста. Шеренга из 50–60 факелов растягивается почти на три километра вдоль старинной дороги. У дверей выходящих на нее домов тоже видны приготовления — аккуратно сложенные поленницы дров. Чем ближе вечер, тем оживленнее становится площадь перед вокзалом небольшого городка Фудзи-Йосида. Поезда и автобусы выгружают все более плотные толпы любопытных.

Около 6 часов вечера на площадь вступает процессия молодых горожан, несущих на плечах «микоси», в которые на время праздника «переселяется» богиня Фудзиямы. Как только переносные часовни опускаются на заранее установленные козлы, многоголосый возглас восхищения проносится над толпами — зажглись верхушки факелов. Не успевают разгореться факелы, как к ним добавляется огненное многоточие поленниц, высветившее контуры домов, снующих вдоль дороги любопытных. Словно повинуясь бесшумно отданной команде, все вдруг поднимают головы и смотрят в сторону все еще освещенного солнцем конуса Фудзи — там тоже зажглись костры, сложенные владельцами горных приютов. Почти физически ощущаемая близость огромной горы, залившее все кругом море огня, мелькание раскрасневшихся от жары и слабой рисовой водки сакэ лиц — все это задевает какие-то заржавевшие в наш век струны души, создает атмосферу языческого празднества. Может быть, это и оттого, что «огненный праздник» действительно очень древний, его корни уходят еще к айну. Считается, что огромные факелы символизируют извержения Фудзи-сан. Другая, более японская легенда объясняет праздник таким образом: внук богини солнца Аматэрасу по имени Нинигино с первого взгляда влюбился в богиню Фудзиямы Конохана Сакуя-химэ. Этого первого взгляда было достаточно, чтобы Сакуя-химэ понесла. Не поверив в чудодейственную силу собственного взгляда, Нинигино обвинил свою возлюбленную в неверности. Возмущенная подозрением богиня заперлась в деревянном доме, а когда подошло время разрешиться от бремени, подожгла его. Ни Сакуя-химэ, ни родившиеся один за другим трое сыновей ничуть не пострадали от огня. Доказавшая свою невиновность богиня с тех пор почитается как символ чистоты, супружеской верности.

Древние корни праздника прослеживаются и в странном обычае, связанном с ним. Рядом с разожженным «священным огнем» не имеет права находиться ни один человек, в семье которого за последние 12 месяцев кто-нибудь умер.

У богини Сакуя-химэ наряду с несомненными достоинствами хватает и недостатков. Если судить по непредсказуемой, меняющейся несколько раз на день погоде на опекаемой богиней горе, среди этих недостатков на первом месте стоит непостоянство. Еще утром светило солнце и Фудзи-сан была видна даже из Токио. Днем только несколько облаков плавали вокруг вершины. Но вот уже густой туман скрыл костры у приютов и прочертившие склоны зигзагообразные цепочки огоньков фонариков, которые несут бредущие к вершине туристы. Заметались языки пламени разгоревшихся по-настоящему факелов, и люди стали жаться к ним поближе: пошел дождь. Стало ясно, что мой хитроумный замысел «убить сразу двух зайцев» сорвался. Именно в такую погоду в 1980 г. 12 человек стали жертвами камнепада, обрушившегося на них во время спуска с вершины. Увы, свидание с богиней Фудзиямы не состоится в этот сезон…

Но разве обязательно связывать себя рамками сезона? Можно ведь рискнуть и обойтись без услуг горноспасательной службы, без гостеприимных приютов, прекращающих работать в последний день августа. Вряд ли за неделю-другую обстановка на горе существенно изменится, разве что восхождение придется совершать в гордом одиночестве. Такой ход мысли подтолкнул нас с коллегой — корреспондентом ТАСС на решение предпринять штурм Фудзи-сан, несмотря ни на что.

И вот промелькнули редкие огни ночных токийских улиц, и машина понеслась по скоростному шоссе. Если через 70 км свернуть налево, то попадешь на ответвление, которое ведет до озера Кавагути. А уже оттуда по другой дороге добираешься прямо до середины одного из шести традиционных маршрутов восхождения на Фудзи-сан. Конечно, это быстро и удобно. Вопрос в том, насколько такое «полумеханизированное восхождение» обесценивается, лишается очарования и особого духовного настроя традиционного пешего путешествия.

В старину, которая для Японии кончилась в 1868 г. с началом реформ «периода Мэйдзи», жители Эдо, нынешнего Токио, считали необходимым хотя бы раз в жизни подняться на Фудзи-сан. Пешком, верхом или в паланкинах направлялись они к подножию священной горы, по пути останавливаясь помолиться в посвященных богам Фудзиямы многочисленных храмах, полюбоваться видами на гору из знаменитых мест. На карте Токио и его окрестностей до сих пор часто мелькает одно и то же название — «Фудзими», что значит вид на Фудзи.

Путешествие до горы, восхождение, спуск и возвращение домой занимали в общей сложности около недели. Предприятие требовало не только много времени, но и средств. Те, кому дорогостоящее паломничество было не по карману, объединялись в своеобразные кружки-кооперативы, члены которых делали ежегодные взносы и по очереди, раз в пять лет, совершали групповые восхождения. Членов примерно двухсот существующих и поныне кружков паломничества на Фудзи-сан можно сразу распознать по белым ритуальным одеждам, по белой с красным кругом посредине повязке на лбу. Ко времени, когда их неспешный путь от подножия достигает пятой из десяти станций дороги на вершину, белые матерчатые тапки становятся коричневыми, а повязки намокают от струящегося со лба пота. Но надо видеть, с каким почтением и завистью смотрят на вереницу чинно выступающих паломников те, кто за полчаса взлетел до пятой станции на своих мощных «маздах», «ниссанах» или «тоётах»!

Впрочем, можно облегчить путь к вершине и после пятой станции. Окрестные крестьяне готовы за несколько тысяч иен[2] предоставить в ваше распоряжение крепких коней, способных проделать еще несколько сот метров нелегкого маршрута. А вот мимо пронеслись на красных мотоциклах двое парней в гоночных комбинезонах и шлемах. Ну, что же, поначалу от пятой станции идет асфальтированная дорога, по которой легко можно проехать и на машине.

Несмотря на ранний час — семь утра — и вопреки вывешенным на щитах полицейским предупреждениям о повышенной опасности восхождения после окончания сезона, на гору и с горы движется довольно много народу. С интересом смотрим на покорителей Фудзи, встретивших на ее вершине восход солнца: головы повязаны набухшими влагой полотенцами, под глазами круги. По хорошему обычаю путники в горах обязательно приветствуют друг друга. На правах младших, начинающих альпинистов мы первыми выкрикиваем «Доброе утро!» появляющимся из тумана встречным, они отвечают: «Будьте осторожны!»

Туман позволяет видеть метров на 20–30 вперед, только иногда сильный ветер приподнимает пелену, точно развешанные на веревках огромные простыни. У развилки, как водится, указатель: «Направо пойдешь…» По выжженному на деревянном щите конусу Фудзи вьется белая линия тропы с отмеченными флажками станциями и расстояниями между ними. До следующей, шестой станции — полтора километра, до седьмой — столько же, еще полтора километра до восьмой станции, а потом просто сообщается, что до вершины — час и десять минут ходьбы.

Асфальтированная дорога сменяется цементированной дорожкой. По сторонам растут сосны, березы. Вот под ногами уже не укатанная цементная дорожка, а размолотая тысячами туристских ног вулканическая порода, сильно напоминающая угольный шлак. Огромными черно-коричневыми, красно-бурыми кусками лежат смахивающие на пемзу глыбы, кое-где виднеются островки кустов и пожухлой травы, быстро вытеснившие деревья. С наслаждением вдыхается чистый, вкусный воздух, какого в Токио не бывает никогда. Но и этого замечательного воздуха начинает не хватать. Склон становится все круче и круче, обгонять спокойно шествующих японцев уже не удается. Ноги сами по себе начинают двигаться в такт перезвону колокольчиков, привязанных к посохам, на которых в туристский сезон путникам на каждой станции выжигают клеймо.

Добираемся до шестой станции. Стоит напоминающее просторный амбар сооружение, к стенам и на железную крышу которого навалены все те же красно-бурые валуны. Налетающие время от времени сильные порывы ветра объясняют эту предосторожность. До шестой станции мы дошли за 25 минут. Если дело и дальше пойдет также, то через пару часов будем на вершине! Десятки спускающихся и поднимающихся путников расселись на скамейках, прямо на земле, кое-кто растянул палатки и устроился на привал. Помимо приюта под названием «Хутор облачного моря» на шестой станции еще и центр безопасности, где полагается перед дальнейшим восхождением регистрировать свое имя «на всякий случай». Но поскольку сезон уже закончился, ни в приюте, ни в центре безопасности никого нет и мы отправляемся в путь безымянными.

Однообразные виды шлаковой крошки и валунов лишь изредка перемежаются иными картинами. Вдруг увидишь сложенные из камешков небольшие пирамидки, то похожие на подчеркнуто примитивные каменные фонари сада для чайной церемонии, то навевающие воспоминания о привольной монгольской степи и молитвенных курганах из камней «обо». А то вдруг ветер разгонит туман и неподалеку разглядишь выпирающие из-под шлаковых потоков замшелые скалы. И все время вверх и вверх, за звенящим где-то впереди колокольчиком.

Новый приют, новая доска с выжженными иероглифами — «7-я станция». Прошел всего час и десять минут со времени старта на пятой станции. Хорошо идем! А вот и мотоциклисты, обогнавшие нас в начале пути. Проехав метров пять по сравнительно ровному участку тропы, они затем перетаскивают тяжелые машины через шершавые глыбы валунов. Спускающиеся с горы подбадривают «мотоальпинистов», у поднимающихся вверх для этого просто не хватает дыхания.

Еще 20 минут лавирования между глыбами вулканической породы — и мы неожиданно оказываемся на восьмой станции, деревянный щит которой сообщает, что вы находитесь на высоте «десяти тысяч вершков». Неужели через час вершина? Ощутив прилив сил, начинаем штурм. Появились железные цепи, выполняющие роль поручней. Склон становится все круче, тропы, по существу, уже нет, приходится прыгать с валуна на валун.

Жалеем, что не задержались на восьмой станции: там, вопреки всем путеводителям, продолжает работать приют под названием «Восточный океан», можно поесть, выпить горячего кофе, чаю, погреться у постоянно кипящего пузатого медного чайника. Но ничего, отдохнем и погреемся на следующей остановке. А вот и она. На деревянной доске почему-то опять надпись: «Восьмая станция». Спускающаяся с вершины Фудзи-сан веселая компания студентов из американского штата Орегон сообщает, что «существуют как минимум три восьмые станции» и что до вершины еще часа четыре пути.

Энтузиазм и оптимизм улетучиваются с той же скоростью, что и надвигается снизу молочно-белая стена тумана. Становится холоднее и темнее. Еще одна станция, и снова восьмая! Ну, уж следующая-то должна быть девятая, предпоследняя! А вон, кстати, впереди показалась деревянная «тории», традиционная японская арка, какие непременно ставят перед синтоистскими храмами. Но как бы не так. Очередная доска снова украшена иероглифической восьмеркой, похожей на расставленные ноги. Та же цифра показалась сквозь все более непроницаемый и холодный туман и на следующей, пятой по счету восьмой станции! Наверное, мы никогда не доберемся ни до девятой станции, ни до вершины. Но колокольчик наших невидимых спутников звенит где-то впереди, надо не отставать!

Неожиданно оказываемся перед очередной, на этот раз железобетонной аркой — «тории». У каждой из двух опор по мраморному льву. «Вершина — за поворотом», — сообщает возглавляющий группу бойскаутов приветливый старичок. Голоногие мальчишки лет по 12–14 близки к окоченению, синими от холода руками вцепились в лямки рюкзаков. По нейлоновым капюшонам курток стучит то ли дождь, то ли град. Впрочем, это обычная картина, многие токийские школьники даже зимой ходят в шортах с голыми ногами. Нам же холодно и в «непромокаемых», но промокших насквозь комбинезонах. Последние шаги до вершины делаем по широкой каменной лестнице. Вот она, цель. Вершина самой высокой горы Японии — 3776 м над уровнем моря. Чтобы добраться до этой отметки даже с полпути, от пятой станции (высота 2300 м) потребовалось пять с половиной часов.

Теперь, восстановив дыхание и съев припасенный бутерброд, можно и осмотреться вокруг. Сделать это не так-то просто: видны лишь заколоченные на зиму приюты и автоматы с прохладительными напитками, небольшие группки бредущих по довольно широкому краю кратера измученных людей да еще палатки, которые вот-вот сорвет перемешанный с дождем сильный ветер. Где-то должны быть действующая круглый год метеостанция и храм богини горы. Но охота засвидетельствовать богине свое почтение как-то пропала: разве желанных гостей встречают такой погодой? Да и жутковато идти, поглядывая то на круто уходящий вниз склон, то на глубокий откос кратера.

Полная тишина, пихающий из стороны в сторону ветер, накатывающееся волнами туманно-дождливое месиво только усиливают желание пуститься в обратный путь. Почему-то не хочется продекламировать и заученное еще в Токио стихотворение великого поэта Мацуо Басе, совершившего восхождение примерно в такую же погоду лет триста назад: «Дождь застилает все вокруг. Но Фудзи-сан все равно источает очарование, даже оставаясь невидимой».

Увы, Фудзи-сан остается невидимой очень, очень часто. По данным 30-летних наблюдений, в префектуре Яманаси, включающей северную половину горы, дождливая и пасмурная погода выпадает на 19 дней в июле и 17 — в августе. Но и в совершенно ясные дни могут невесть откуда появиться облака и закружиться хороводом вокруг вершины, к которой так долго добирались поклонники богини Конохана Сакуя-химэ. Трудно, очень трудно ощутить очарование, источаемое невидимой Фудзи. То же самое настроение, похоже, охватило и некоторых из наших спутников. Торопливо сфотографировавшись у гранитных фонарей с выбитыми иероглифами «Фудзи-сан», они стягивают у подбородка завязки капюшонов и, все так же позванивая колокольчиками, делают первые шаги вниз.

Наверное, только немногие, особо утонченные личности способны прочувствовать, что, если взирать с ее вершины, Фудзи-сан имеет мужественный облик, а если смотреть от подножия — женственный. Полегче понять, почему у каждого из типов облаков, летних и зимних, сулящих холод, дождь или сильный ветер, есть свое особое название. «Широкополая шляпа» и вправду накрывает вершину Фудзи, точно голову склонившегося над рисовым полем крестьянина. «Сломанная шляпа» приподнимается, чтобы приветствовать весну. Закрученный спирально «волчок» сулит солнечное, но прохладное утро, а о наступлении сезона дождей предупредят кружащиеся вокруг вершины облака-«пончики».

Ну, а чтобы боготворить Фудзи-сан, слагать о ней стихи и легенды, изображать ее на бесчисленных гравюрах — «уикёэ» и современных картинах, посвящать ей песни, книги, фотоальбомы и многочасовые кинофильмы? Для этого нужно совсем немного. Любить свою землю, каждую ее гору, реку, озеро, вулкан. Уметь восхищаться

той красотой, которая рядом с тобой, доступна повседневному, но постоянно свежему восприятию. Чувствовать вечность и неповторимость природы, осознавать себя ее частицей.

Это «немногое» явно присуще японцам. Ведь храмы, арки и каменные изваяния ставят не только в честь прославленной Фудзи-сан, но и бесчисленного множества гор и горок, рек и речушек, больших и маленьких озер, лесов, утесов, ущелий. Ведь с Фудзи-сан сравнивают десятки похожих, мало похожих и вовсе не похожих на нее гор в разных концах Японии. Ведь чередование времен года, череда сезонов цветения разных деревьев, цветов и трав пронизывают весь уклад жизни и нынешних, отделенных от природы облаками смога и железобетонными стенами японцев, заставляют их менять убранство комнат, набор блюд повседневной и торжественной пищи, даже рисунки и цвет посуды, темы стихотворений…

На любовь японцев к природе, вернее тоску по ней, опирается развитие новой отрасли экономики — число современных гостиниц, традиционных постоялых дворов, курортов на горячих источниках, туристических бюро растет как на дрожжах. Немалые деньги зарабатывают и владельцы всевозможных заведений в окрестностях Фудзи-сан, обслуживающих тот миллион и 100 тыс. туристов, что ежегодно совершают «полумеханизированное» восхождение на нее, и те 160 тыс., что совершают «классическое» восхождение от подножия до вершины. Заодно с ночлегом, завтраком и ужином они «продают» то «самый величественный вид на Фудзи», то «восход солнца над Фудзи», то «зеркальное отражение Фудзи на глади озера».

О многом успеваешь вспомнить, подумать, поговорить за три часа, которые уходят на спуск с вершины Фудзиямы до пятой станции, где проходит граница между все еще девственной природой Национального парка Фудзи и современностью с ее платными дорогами, бетонными шоссе и ревущими двигателями автомобилей. Вспоминаешь не менее красивые и могучие, но гораздо реже воспеваемые художниками и поэтами вулканы своей родной Камчатки — Ключевской, Авачинский, Корякский… Думаешь о том, как много нужно еще сделать у нас дома, чтобы укрепить, так сказать, материальную базу любви к родному краю — проложить удобные дороги и тропы, построить гостиницы и курорты, напечатать новые карты, путеводители по прославленным и еще не хоженным туристским маршрутам. Заводишь разговор о ценности японского опыта создания системы национальных, префектуральных парков, о немалых усилиях и средствах, которые тратятся ради сохранения природы.

Спускаясь с вершины, чаще смотришь по сторонам, видишь лучше и больше. Замечаешь множество защитных стен, ловушек для камней и иных сооружений, призванных ослаблять последствия обвалов, которые уродуют склоны Фудзи-сан. Ежегодно обвалы и камнепады «выгрызают» свыше 200 тыс. кубометров породы из тела Фудзиямы. На юго-западном склоне уже образовалась огромная «вмятина» шириной в шесть футбольных полей и глубиной в сотню метров. Она наглядно показывает, что нависшая над Фудзи-сан угроза «разорваться» очень реальна.

Если не принять решительных мер, то «вмятина», образовавшаяся вдоль течения небольшой речки Осава, расползется вверх и вниз и классический конус священной горы японцев через сотню-другую лет станет историей, преданием. Решительные меры стали предпринимать с 1984 г., когда после десяти лет исследований и экспериментов на текущей с вершины речке стали строить бетонную стену высотой 5 м и длиной 17 м. Ученые надеются, что наложенная «перевязка» по крайней мере замедлит гибель символа Японии. Но проблемы Фудзи-сан не исчерпываются одними лишь камнепадами и обвалами. Чуть ниже пятой станции начинаются мертвые и полумертвые леса — жертвы кислотных дождей. Дорогую цену платит растительный и животный мир горы-заповедника за соседство с Токийским промышленным районом. Ядовитые испарения не признают заповедных границ, их не остановит никакая, пусть даже многометровой высоты стена.

Чем ниже спускаешься из заоблачных высей на грешную землю, тем больше деталей различаешь в облике Страны восходящего солнца, таком безупречно-правильном и загадочно-экзотичном издали.

Без Фудзи-сан не поймешь Японию, не узнав Японию, не оценишь Фудзи-сан, то приветливо сверкающую своей седой вершиной, то сурово укутанную в серую мантию тумана.

Наступление «стальных воротничков»

Жителю японской столицы, центр которой императорский дворец, лежит всего в ста километрах по прямой от вершины Фудзи-сан, увидать легендарную гору не так-то просто. Дело не только в том, что примерно половина этого расстояния поглощена огромным Токийским промышленным районом, жилые кварталы и заводы которого полностью изменили ландшафт, закрыли воспетые средневековыми художниками виды на гору Фудзи. Главным виновником не назовешь даже смог, «выдыхаемый» миллионами столичных автомашин, тысячами фабрик, сотнями тысяч отапливаемых керосиновыми печками жилищ примерно 12 млн обитателей «большого Токио». Статистика показывает, что Фудзияму можно видеть хотя и не каждый третий день в году, как это было в начале века, но и не раз в 16–17 дней, как случалось в 60-е годы, в период катастрофического загрязнения воздуха. В середине 80-х годов примерно раз в семь дней то по-летнему коричневатый, то белоснежный конус Фудзи можно было «поймать» с крыш высоких зданий. Но мало кто из жителей выделяет время на такие «восхождения». Ритм их жизни подчиняется вовсе не тому камертону, по которому живет вечная Фудзи-сан. Эта частая, чеканно-четкая чечетка токийской круговерти поначалу просто оглушает, а затем подчиняет своей логике чередования важных, очень важных, еще и еще более важных дел, событий, встреч…

Только через полгода суетной токийской жизни состоялась моя первая настоящая встреча с вечным символом Японии. После трех часов езды в комфортабельном, но еле движущемся из-за заторов автобусе группа журналистов с радостью устремилась в распахнувшиеся двери. Чуть не задыхаешься от непривычно чистого воздуха, от подавляюще величественного вида неожиданно выросшей совсем рядом Фудзиямы. Встречающие гостей сотрудники завода «Фудзицу Фанак» удовлетворенно улыбаются: психологическая встряска от вида главного из «чудес японского света» настраивает на соответствующее восприятие чуда поменьше. Построенный у подножия Фудзи завод, где роботы заняты размножением себе подобных механических работяг, стал практически обязательным местом посещения для сотен групп бизнесменов и журналистов, правительственных делегаций, приезжающих в Японию глав государств и иных знаменитостей.

Обычный заводской цех. Пахнет горелым маслом и металлом. Монотонно гудят станки. Только осмотревшись по сторонам, понимаешь всю необычность, а вернее, непривычность происходящего. В протянувшемся на сотню метров цехе почти не видно людей. У токарных, фрезерных, сверлильных станков стоят роботы. Не те чудища, которые на экранах телевизоров восхищают японских детей дуэлями на лазерных мечах, а весьма прозаически выглядящие установки в одинаковой желтой «форме». Вот двупалая «ладонь» судорожным движением захватывает заготовку и подносит ее к резцу. Через несколько секунд деталь, отточенная в соответствии с заложенной в памяти программой, оказывается на столике для готовой продукции. Время от времени между станками проезжает транспортный робот — тележка, доставляющая с полностью автоматизированного склада заготовки и увозящая готовую продукцию. Попискивая и мигая красными лампами, робот-тележка движется вдоль проложенных в полу бороздок, по которым ее «мозг» получает приказы.

«Наше предприятие пока роботизировало не весь производственный процесс, — объяснял директор завода Хиромити Ситида. — Хотя мы заняты выпуском именно сборочных роботов, на нашем собственном сборочном конвейере до сих пор сосуществуют рабочие и роботы, так сказать, «синие воротнички» и «стальные воротнички». Наша фабрика считается одной из самых роботизированных: на 150 роботов приходится 100 людей. Только два десятка из них заняты сборкой, а остальные проверяют качество, пакуют готовую продукцию, занимаются снабжением, управлением. Фабрика работает в две смены, причем в ночную смену, когда производится лишь изготовление деталей и частичная сборка, на всем предприятии остается один дежурный «на всякий случай».

Идем дальше вдоль ярко-желтой линии, показывающей границу зоны безопасности. Директор обращает внимание на то, что у каждого робота есть свое имя. С удивлением обнаруживаю, что остановился прямо напротив своего тезки: на коробкообразном корпусе четко выведены латинские буквы «Юри». Каждому роботу присвоено название цветка, а «Юри» по-японски значит «лилия».

«Все эти «лилии», «камелии», «хризантемы» и «ромашки» способны обрабатывать детали весом от одного до тысячи килограммов с точностью плюс-минус 5 микрон, — продолжал директор Ситида. — Ежемесячно мы выпускаем 100 штук промышленных роботов двух типов — сборочные и способные изготовлять детали. Конечно, сам по себе робот мало что может сделать. Он лишь часть системы, в которую помимо него входит станок, снабженный мини-ЭВМ, или же обычный станок плюс контрольный компьютер».

Задаю вопрос о финансовой стороне работы. По словам директора, открывшееся в декабре 1980 г. предприятие покрыло все вложенные в его строительство средства за 12 месяцев. Поначалу роботы в зависимости от сложности продавались по цене от 3,5 до 6 млн иен. Однако цены стремительно падают из-за перенасыщенности рынка, конкуренции и недостаточно высокого спроса на «стальные воротнички».

«Мы способны производить 3 тыс. контрольных компьютеров (командоаппаратов) для автоматических станков, а выпускаем только 2 тыс.,- жаловался директор фабрики. — Сервомоторов, служащих «мускулами» роботов, изготовляем 7 тыс. вместо возможных 9 тыс. Далеко не полностью используются и мощности по производству самих роботов. Дело в том, что некоторые владельцы предприятий, особенно средних и мелких, все еще не понимают, что эра «стальных воротничков» уже наступила. Они ссылаются на то, что покупка роботов пока обходится слишком дорого, что они быстро устаревают морально, что выгоднее нанимать обычных рабочих, «синих воротничков». Действительно, из-за низкого уровня зарплаты на средних и мелких заводах, а особенно из-за ширящегося найма временных рабочих, покупка и установка «среднего» робота обходится пока вдвое дороже годовой зарплаты среднего рабочего. Но дело еще и в психологическом барьере, преодолению которого лишь частично помогает финансируемая правительством программа сдачи роботов в аренду на несколько месяцев, лет. Без ликвидации этого барьера немыслим быстрый прогресс роботостроения. Ведь крупные фирмы зачастую удовлетворяют потребность в роботах за счет собственной продукции. Поэтому мы надеемся главным образом на средние и мелкие предприятия, а также на внешние рынки».

Гостеприимный хозяин, водивший журналистов по цехам завода «Фанак» весной 1982 г., чутко ощущал угрозу делу своей жизни. Мы же тогда скептически отнеслись к его жалобам. Просматривая быстро пополнявшееся с каждым месяцем досье по японскому роботостроению, я отмечал быстро увеличивавшиеся показатели «поголовья» механических работяг, объем продаж на внутреннем и внешних рынках. Действительно, производство промышленных роботов в Японии с 1975 по 1985 г. выросло в 28 раз, а в стоимостном выражении — с 10,7 до 300 млрд иен. Парк роботов рос в среднем на 1 5 тыс. единиц в год и достиг в 1986 г. 224 тыс. Япония стала мировым лидером как по внедрению, так и по производству «стальных воротничков». На японских заводах работают два из каждых трех роботов капиталистических стран, число роботов в Японии в пять раз больше американского. Вошли в строй два совершенно «безлюдных» завода, где роботы делают роботов. К роботам первого поколения (сравнительно простые манипуляторы с фиксированной и переменной последовательностью заданных операций) добавились «родственники» второго поколения (они оборудованы сенсорными датчиками, процессорами для обработки их сигналов и иными устройствами распознания производственной среды). Широко ведутся исследования в области промышленных роботов третьего поколения, «интеллектных», наделенных функциями самообучения (они должны обладать техническим зрением с помощью видеодатчиков, видеокамер и приборов с зарядовой связью, а также самостоятельными аналитическими функциями для адаптации к окружающим условиям). На Всемирной выставке «ЭКСПО» в городе Цукуба я слушал, как робот играл на пианино, а коллега — корреспондент «Литературной газеты» получил собственный портрет, нарисованный другим роботом. Словом, наступление «стальных воротничков» разворачивалось тогда быстро, безудержно, без помех.

На то были причины, весьма веские причины. Специалисты делят их на общие для всех капиталистических стран и «чисто японские». Среди общих — стремление добиться роста производительности труда, сократить число работающих в целом и на вредных производствах в частности, добиться увеличения загрузки оборудования. Среди специфически японских — относительная нехватка квалифицированных рабочих (500 тыс. человек в середине 80-х годов), необходимость непрерывно повышать конкурентоспособность товаров (цены, качество, ассортимент) для ориентированной на экспортные рынки экономики Японии.

Немалую роль отводят и «человеческому фактору». Дело в том, что японские рабочие, особенно на крупных предприятиях, не так сильно беспокоятся из-за внедрения «стальных воротничков», как их товарищи в других капиталистических странах. Крупные фирмы все еще сохраняют систему «пожизненного найма», при которой высвобождающийся по той или иной причине рабочий или служащий не увольняется, а переводится на другое место в той же фирме или на предприятии-субподрядчике. Мало того, в 1983 г. профсоюз рабочих автомобилестроительного концерна «Ниссан» после четырех лет напряженных переговоров с администрацией добился заключения первого в истории «Договора о роботах». Его основные положения гарантировали вытесненным роботами рабочим перевод на одинаково оплачиваемую работу. Такие же договоры стали заключать и на других крупных предприятиях. Правда, профсоюзы Японии с большим или меньшим успехом защищают интересы только своих членов, составляющих менее трети японских пролетариев. На средних же и мелких предприятиях профсоюзы практически отсутствуют, и установка робота зачастую означает увольнение без всяких объяснений и компенсаций. Но эта часть рабочей силы не организована, а потому и не оказывает ощутимого сопротивления.

Все же директор завода «Фанак» оказался прав, наступление «стальных воротничков» дало сбой. Это стало ясно уже в середине 1986 г., когда были опубликованы первые данные о падении производства и сбыта роботов. А итоги года были совсем неутешительными: производство по сравнению с предыдущим годом сократилось на 6424 единицы до 42 066 единиц, уменьшение в стоимостном выражении составило более 7 %, до 287 млрд иен. Сказалось повышение курса иены по отношению к доллару, которое заметно удорожило цены идущих на экспорт роботов в долларовом исчислении. Стало ощущаться снижение спроса на роботы и другую машиностроительную продукцию из-за общего ухудшения состояния капиталистической экономики. Возросла конкуренция в этой области корпораций США и Западной Европы. Напомнили о себе и те противоречия, которые исподволь накапливались в годы расцвета японского роботостроения. Высокая норма прибыли привлекла свыше 200 фирм — машиностроительных, электротехнических, электронных. Они стали душить друг друга, ожесточенно конкурируя за внутренний и внешние рынки, сбавлять цены по нескольку раз в год. Резко возросли расходы на фундаментальные исследования и прикладные разработки для новых моделей «интеллектных» роботов. Участились случаи банкротства вчерашних лидеров. У остающихся на плаву ведущих производителей роботов — «Мацусита дэнки», «Ясукава дэнки» и «Фанак» — продажи снизились.

В 1987 г. положение несколько улучшилось. Производство роботов выросло на 7 %, а стоимость превысила 300 млрд иен. Но время космических скоростей в развитии робототехники закончилось — так считают руководители японской ассоциации фирм — производителей промышленных роботов. Теперь начинается другой период. Что он сулит? Согласно прогнозам, дальнейший, хотя и менее эффектный, рост парка роботов: с 224 тыс. в 1986 г. до 360 тыс. в 1990 г. и 630 тыс. в 1995 г. Уменьшение доли роботов первого поколения с 52 % в 1986 г. до 27 % десятью годами спустя. Расширение применения «интеллектных» роботов как на заводах, так и в непроизводственной сфере. Каждый пятый робот, установленный в будущем десятилетии, сможет самостоятельно составлять и выполнять программы.

Среди наиболее перспективных новых сфер применения роботов японские специалисты называют атомную энергетику, освоение космического пространства, транспорт, торговлю, складское хозяйство, медицинское обслуживание (роботы — помощники престарелых и инвалидов, роботы — микроманипуляторы для хирургических операций), переработку промышленных и бытовых отходов, уборку улиц и помещений, освоение богатств океанского дна, дорожные работы, добывающую промышленность, рыболовство и лесоводство. Сфера применения «стальных воротничков» уже широка и будет продолжать раздвигать свои границы. Возникающие технические проблемы, как показывает опыт, будут рано или поздно решаться. Но вот проблемы на стыке «стальных» и «синих воротничков»… Мало кто способен предсказать, какую роль сыграют роботы не только в динамике занятости, но и в процессе дегуманизации труда, роботизации японцев технотронной эры. В том, насколько эффективно производится «программирование» и «роботизация» живых людей, довелось понаблюдать во время еще одной поездки к самой главной горе Японии.

«Ад» у подножия Фудзиямы

Через час-полтора быстрой езды из столицы по скоростному шоссе «Томэй» начинается самый опасный участок этой напряженной автомобильной трассы между Токио и Нагоей. Нет, дорога вовсе не сужается, на ней не появляется больше крутых поворотов. Просто глаза водителя постоянно скашиваются направо, в сторону вышедшей из-за ширмы гор Фудзи-сан. Сколько бы раз ни проезжал человек мимо главного чуда Японских островов, появление то заснеженной, то по-летнему красно-бурой громады завораживает. Хочется то объять глазом всю вздыбившуюся к небу махину, то разглядеть тянущиеся к ее вершине зигзагообразные тропы, понаблюдать за неспешным скольжением облаков.

Чем дальше бежит машина, тем больше меняются виды. Вот уже пропали гигантские витки «американских гор» увеселительного парка, не видны больше разрывы снарядов на военном полигоне, зато глаз ласкают мандариновые рощи и чайные плантации. Впрочем, эта идиллическая картина сменяется частоколом отчаянно дымящих заводских труб, в окно врываются отвратительные запахи, шум гудков, лязг железа. Дорожные указатели предупреждают: впереди город Фудзи. Поворот руля, и машина съезжает на землю по ответвлению с уходящей дальше на запад бетонной эстакады. Здесь все названия содержат иероглифы «фу» и «дзи», которые можно перевести как «богатый» или «процветающий» и «муж» или «мужчина». Рядом с городом Фудзи в море впадает речка Фудзи. Шоссе «Западная Фудзи» ведет к городу Фудзиномии, теснящему темно-зеленые ряды чайных кустов все выше по южным склонам горы Фудзияма. Там, где эти склоны только-только начинают отрываться от рисовых полей окружающих ее равнин, стоит в окружении молодых посадок кедров группа ничем не примечательных двухэтажных зданий. На деревянном столбе у въезда с проселочной дороги надпись: «Школа подготовки управленческих кадров».

Первое впечатление от школы — самое сильное. На аккуратно выложенной дерном площадке стояли группы людей в форменных белых куртках и матерчатых кепках военного образца. Недавние выпускники школ и седеющие отцы семейств с одинаковым усердием выполняли указания «сэнсэев» — наставников: одна группа отрабатывала «правильную» манеру ходьбы — прямая спина, высоко поднятая голова, взгляд прямо вперед. Соседи, встав в две шеренги, усердно кланялись друг другу, стараясь добиться «правильного» угла наклона — 45 градусов. Рядом шло разучивание «Песни торговца». Надсаженные голоса скорее выкрикивали, чем пели: «Созданное в поте лица буду продавать в поте лица; созданное со слезами на глазах буду продавать со слезами. Не отчаиваясь и не теряя отваги, буду сражаться как воин». Еще одна группа, нанося резкие удары кулаками по невидимому противнику, демонстрировала решимость избавиться от конкурентов. Почти одновременно с разных концов лужайки раздались команды: «Закончить тренировку», — и вереницы людей в форме бегом направились в свои комнаты готовиться к обеду.

Нескольких минут было достаточно, чтобы получить в дирекции школы форменные куртку и фуражку, табличку с надписью «Пресса», а вместе с ними разрешение бывать повсюду и фотографировать все, что захочется. И вот я уже в столовой. Каждый входящий в дверь кланяется, громко выкрикивая: «Разрешите войти», — и получает столь же четкий ответ: «Войдите». Каждой группе курсантов, состоящей из 13 человек, выделен отдельный стол. Разделив пищу поровну, старший группы командует: «Смирно!» — и все сидящие за столом прижимают ладони к бедрам, а затем кричат хором: «Благодарю!» Обед, состоящий из жидкого супа с макаронами, тарелки грубого риса с соленой капустой и чашки зеленого чая, отнял совсем немного времени. Закончился он все теми же поклонами и «смирно», «благодарю». Перед выходом никто не забыл крикнуть: «Извините!»

Те же церемонии совершали и наставники, с которыми меня усадили за один стол. Как и руководство практически любой японской организации или предприятия, они едят ту же пищу, одеты в ту же форму, что и подчиненные. От курсантов их отличают только висящие на шее секундомеры да еще отсутствие на куртках так называемых «ленточек позора». В первый из 13 дней тренировки каждый курсант получает 17 ленточек, от которых он должен избавиться к выпускному вечеру. Я приехал как раз в день выпуска 161-го потока основанной в 1979 г. «Школы подготовки управленческих кадров». Но на куртках большинства из 80 курсантов потока все еще было видно по три — пять ленточек, каждая из которых соответствовала несданному экзамену.

Сразу после обеда началась «экзаменационная сессия». В одной комнате проверяли навыки «правильного» разговора по телефону. Инструктор строго следил за тем, насколько четко, вежливо и коротко отвечал на его вопросы курсант. Вот сияющий от радости молоденький паренек, пятясь и «правильно» кланяясь, вышел из комнаты и тут же попал в объятия нервно переминавшихся у двери товарищей. Старший по группе отколол у него «телефонную ленточку позора», а в двери тем временем пошел следующий курсант.

Перед дверью соседней комнаты вовсю шла предэкзаменационная зубрежка «Обязанностей руководителя», одного из нескольких подлежащих заучиванию наизусть наставлений. «Когда ты, руководитель, ощутишь среди подчиненных настроения недовольства, не вздумай присоединиться к критикующим руководителей фирмы. Учти, что симпатия подчиненных ничего не стоит. А объединяться с ними и нападать на вышестоящих — это значит утратить совесть…»

Рядом с экзаменационными комнатами обоих этажей и даже на ступеньках железной лестницы нервно шагали вверх-вниз увешанные «ленточками позора». Покрытый испариной, то и дело протиравший запотевшие очки молодой курсант твердил: «Какие бы трудности не выпали на мою долю, я не откажусь от моей цели, буду работать до поздней ночи, напрягая все свои силы и способности».

Внизу, в столовой, шел экзамен по самокритике. Перед сидевшими в напряженных позах товарищами по группе во всех грехах каялся средних лет мужчина с повязкой старшего на рукаве. Он потрясал кулаками, раскачивался в такт все более громким и отрывистым словам, топал ногами, низко кланялся и плакал навзрыд. Экзаменатору же было мало и этого. Он стукнул длинной бамбуковой палкой по полу и крикнул: «Мало искренности! Ты не похож на живого человека!» Размахивание руками, поклоны стали еще чаще, самокритика подкреплялась ударами по коленям, по груди. Состав преступления? Ухудшение сбыта продукции, виновником чего признает себя сдающий экзамен. Только через четверть часа вконец обессиленный и почти неслышно хрипящий, он получил достаточно высокий балл и уселся слушать следующую исповедь…

Даже само присутствие при ритуале самобичевания производит гнетущее впечатление. Рявкнув «Извините!», я выскользнул из превращенной в исповедальню столовой и направился к соседнему корпусу школы, где шла подготовка «новобранцев» из следующего потока. Еще на середине идущей через бамбуковую рощу заснеженной тропинки стали слышны выкрики «Доброе утро!». Катящееся к подножию Фудзи-сан солнце убедительно свидетельствовало о скором наступлении ночи. Но выкрики «Доброе утро!» повторялись и повторялись, становились все громче и громче. Вот уже стали видны вытянувшиеся по стойке «смирно» курсанты в новеньких, без единой складки куртках со всеми семнадцатью «ленточками позора». Вот уже все 200 человек, отряд за отрядом, начали маршировать мимо инструкторов. Потом последовал урок «правильных» поклонов, урок дикции: курсанты повторяли буддийскую молитву.

Но «новобранцам» предстоит пройти и гораздо более серьезные испытания «адской тренировки». Разбившись на пары, они совершат 20-километровое путешествие по предгорьям Фудзиямы — это «укрепляет дух взаимопомощи». А через несколько дней, благополучно вернувшись из ночного сорокакилометрового марш-броска в составе всего потока, докажут свое «право быть лидером» и смогут отколоть соответствующую «ленточку позора». Еще одна ленточка будет снята после «концерта» на площади перед вокзалом города Фудзиномия: одетый в свой лучший костюм курсант должен исполнить «Песню продавца» так четко и громко, чтобы каждое ее слово услышал стоящий в 50 м инструктор. Считается, что после этого испытания преодолевший чувство стеснительности выпускник школы сможет выступать перед любой аудиторией с речью на любую тему. А еще надо научиться «правильно» вести служебную переписку, успевать за 20 минут составить красивый, четкий и короткий отчет о переговорах с клиентом, быстро заучивать наизусть 5-10

страниц любого текста, не обязательно понимая его. Все это еще впереди. А сейчас «новобранцам» пора бежать в главное здание на выпускную церемонию.

…На соломенных матах — «татами» уже сидело несколько переодевшихся в «штатские» костюмы выпускников. Один за другим в просторный зал входили все новые счастливцы, успевшие вовремя избавиться от «ленточек позора». Положив перед собой аккуратно сложенную белую форму, они усаживались на полу и принимали традиционную буддийскую позу «углубленного в себя размышления»: скрещенные перед собой ноги, закрытые глаза, прямая спина. В дальнем конце зала рассадили тех, кто не сдал экзамены, кому предстояло провести в школе «штрафное время» — еще три дня. А в коридоре почтительно застыли по стойке «смирно» курсанты-«новобранцы».

Точно в назначенное время началась выпускная церемония. Директор школы выкликнул сначала имена шести отличников. Громко крикнув «есть!», вызванный выбегал на середину зала, кланялся «правильным» поклоном, делал три четких строевых шага вперед, еще раз кланялся, двумя вытянутыми вперед руками получал грамоту в рамке, кланялся, пятясь делал три шага назад, еще раз кланялся, поворачивался кругом и бегом направлялся на свое место…

После церемонии вручения грамот все спустились на лужайку-плац и там началась еще одна, последняя церемония. Встав в круг, выпускники взяли в руки мелкие, почти плоские ритуальные чарки для сакэ. Держа чарки в руках, выпускники выслушали обязательную при любой японской церемонии речь. Затем все хором спели разученные за время «адской тренировки» песни и, наконец, трижды пригубив «священное вино», все закричали: «Бандзай!», «Бандзай!»

А дальше началась «неофициальная часть». Кого-то качали на руках, кто-то обнимался с инструктором, не успевшие сдать экзамены рыдали на груди у утешавших их счастливчиков. Но вот появились «новобранцы» с сумками и чемоданами выпускников, идущие к вокзалу автобусы быстро заполнились и, погудев на прощание, тронулись в путь.

Выпускная церемония оказалась вовсе не последней церемонией долгого дня. Точка не была поставлена и с окончанием плотного ужина со всеми его «разрешите войти», «смирно», «благодарю», «извините». Отправившись с одним из наставников в баню, я стал свидетелем совсем уже неожиданной церемонии. Несколько десятков курсантов стояли в чем мать родила перед вывешенными на стене «Семью правилами правильного пользования баней» и громко скандировали: «Вымой голову и пять раз окати себя холодной водой, прежде чем войти в общий бассейн, мытье не должно занимать больше 25 минут»…

Полчаса спустя, усевшись на полу превращенной в спальню аудитории, наставник прочел мне целую лекцию о философии «адской тренировки». Попыхивая сигаретой и точными, «правильными» движениями сбивая пепел в пепельницу, он начал с объяснения слова «адская». «На первый взгляд в нашей школе нет ничего, что походило бы на преисподнюю с ее котлами, кипятком и смолой для грешников. Чистый, напоенный хвоей воздух, великолепный вид на милую сердцу каждого японца Фудзи-сан, дух настоящей мужской дружбы внутри курсантских отрядов — все это скорее должно напоминать рай для приезжающих из душных городов менеджеров, которым надоели их сослуживцы и домочадцы, которые устали от многих лет работы. Вовсе не похожи на дьяволов с крючьями и наши наставники, среди них нет ни одного бывшего военного или полицейского, телесные наказания и иное рукоприкладство строго запрещены.

Почему же тогда тренировка считается «адской»? Потому что только адскими усилиями можно полностью пробудить скрытые таланты каждого человека. Еще труднее слить воедино высвобожденный духовный потенциал с реальным действием. Вот почему мы не читаем длинных лекций, не чертим графиков. Мы применяем метод встряски. Сто раз прокричать «Доброе утро!» — встряска. Успеть записать десять фраз за 20 секунд под тиканье секундомера — встряска. Ночной марш-бросок по горам — тоже встряска.

Надо научить каждого руководителя правильно делать элементарные вещи: говорить, писать, слушать, звонить по телефону, кланяться, ходить. Как может руководитель требовать от подчиненных правильного выполнения приказа, если он сам не умеет повиноваться? Молодые японцы постепенно забывают традиционные церемонии, трудовую этику, мораль, работают хуже своих отцов. Это может отразиться на положении нанимающих их компаний и в конце концов всей Японии.

За две недели пробудить у человека скрытые способности, вдохновить его на упорный труд во имя компании, напомнить о том, что значит быть японцем, — вот это и есть «адская тренировка». Она действительно требует необыкновенного напряжения духовных и физических сил. И далеко не все выдерживают две недели в нашей школе. Кое-кто отправляется в больницу с нервным расстройством, кое-кто убегает. Какова судьба беглецов? Ну, прежде всего, они должны вернуть своей компании 300 тыс. иен, уплаченных школе. А затем, как правило, их увольняют. Компаниям не нужны слабаки, им нужны настоящие воины, готовые пролить пот, слезы или даже кровь во имя процветания фирмы. Напротив, успешно окончившие нашу школу быстро продвигаются по служебной лестнице. У нас ведь обучаются менеджеры из мелких и средних фирм, которые в первую очередь чувствуют малейшее ухудшение конъюнктуры, которым приходится вести настоящую войну за существование…»

Недолгий сон после затянувшейся за полночь беседы был прерван сигналом подъема. На часах было всего лишь четыре тридцать утра. А курсанты уже скатали свои постели и тщательно навели порядок в спальнях, на холодном февральском ветру растерлись сухими полотенцами по самурайскому обычаю, промаршировали перед поднятыми на флагштоке бело-красным стягом «Восходящего солнца» и флагом школы, группами разбежались по своим аудиториям, чтобы еще до завтрака начать «адскую тренировку».

В разных концах Японии тысячи людей в это же время начинали такую же или похожую «адскую тренировку». Свыше 70 тыс. начинающих рабочих и служащих ежегодно направляются в казармы «сил самообороны», где четырехдневные занятия строевой подготовкой и марши-броски должны научить беспрекословно выполнять команды начальства. На всю Японию известна «Школа тренировки молодежи» в окрестностях самого главного синтоистского храма Исэ Дзингу в префектуре Миэ. Основанная в 1941 г. в период наивысшего расцвета милитаризма и шовинизма, школа и по сей день продолжает работать в традициях «старых добрых времен». Позаимствованные из них культ императора и палочная дисциплина пронизывают все занятия, среди которых «умерщвление плоти» в ледяной воде ночью, заучивание наизусть сложенных императором стихов, ночные бдения в синтоистских храмах, церемонии почитания родителей и приравниваемых к ним руководителей фирм.

Марши-броски с пудом песка в рюкзаке за спиной и преодоление полосы препятствий, буддийские «углубленное в себя размышление» или купания в горных водопадах, ежедневные построения, переклички, поклоны начальству в начале рабочего дня, исполнение гимна фирмы, подъем флага фирмы, обязательное ношение формы и значка фирмы. Эти и многие другие приемы прочно вошли в арсенал японских предпринимателей, считающих необходимым превращать обычных людей, «гомо са-пиенс», в готовых пойти на любые жертвы ради интересов фирмы «гомо мицуи», «гомо сони», «гомо хитати», «гомо мицубиси»…

И недаром в Западной Европе, на Тайване и в Южной Корее тщательно изучают и усердно внедряют методы японских «адских тренировок», а в американском штате Калифорния в 1988 г. открылся филиал «Школы подготовки управленческих кадров». Недаром в школе у подножия Фудзи-сан и других заведениях схожего типа все чаще появляются курсанты с неяпонскими фамилиями.

Ну, а что, если человек не выдержит «адского» напряжения? Познакомимся с еще одной стороной японского «экономического чуда». Благо прозванный «лесом смерти» знаменитый лес «Аокигахара дзюкай» лежит совсем недалеко от «Школы подготовки управленческих кадров».

«Лес смерти»

Япония пытается опередить весь остальной мир. Гигантские промышленные концерны и торговые дома соревнуются друг с другом. Фирмы поменьше ведут непримиримое соперничество за расположение и заказы гигантов. Рабочие и служащие стараются опередить друг друга и прослыть незаменимыми, обеспечить даже не столько продвижение по служебной лестнице, сколько место на самой лестнице.

В этой ожесточенной борьбе не избежать жертв. Чуть ли не каждый год вся страна с замиранием сердца следит за тем, как с «беговой дорожки» сходит то знаменитая торговая фирма с интересами в половине стран света, то один из самых уважаемых банков, то пароходная компания, чьи флаги развевались над самыми большими в мире супертанкерами. Разорение средних и мелких фирм происходит почти незаметно: в конце года на страницах газет промелькнет заметка о новом рекорде банкротств. Не выдержавшие темпа гонки люди уходят и вовсе незаметно. Кто пополняет армию бродяг и нищих, отказавшись от родни, дома, собственного имени. Кто вместе со всей семьей травит себя газом на кухне, направляет машину в пропасть, кто прыгает под поезд. А кто добирается до «леса смерти» Аокигахара, что начинается от северных склонов священной горы Фудзи.

«Аокигахара дзюкай» — «лесное море зеленых деревьев» действительно напоминает море. Знаменитый лес, поросший вековыми елями, березами, соснами и самшитами, больно хлещущий по лицу колючими кустарниками и хватающий за ноги лианами, кажется безбрежным, сулящим тишину, покой и забвение. Окунуться в это «море» можно всего после двух-трех часов поездки на машине или рейсовом автобусе из вечно бурлящего Токио. Войти в лес Аокигахара так же легко, как в море, но вот выйти — гораздо сложнее. В любое время года, любой час дня сумрачная масса деревьев скрывает солнце, сбивает с верного пути. Раскинувшаяся на многие километры лесистая равнина не позволяет сориентироваться даже с вершины самого высокого дерева. Да и небо вокруг Фудзи зачастую затянуто облаками. Напрасны надежды и на компас: лес вырос на лавовых потоках Фудзиямы, которые заставляют стрелку делать все что угодно, кроме указания сторон света. И тишина — поначалу приятная, а потом наваливающаяся на непривычного к безмолвию городского жителя, вселяющая беспокойство и ощущение беспомощности. Только два сорта людей добровольно заходят в глубь «леса смерти» — члены специальных бригад полицейских и пожарных, каждую осень прочесывающие Аокигахара в поисках останков самоубийц, да еще сами самоубийцы.

«Жизнь — это очень ценное достояние, доверенное вам родителями! Поразмыслите еще разок о своем долге перед ними, перед старшими и младшими братьями, сестрами, перед детьми! Не взваливайте на себя тяжкую ношу ответственности!» Плакаты с такими надписями установлены кое-где у начала тропинок, ответвляющихся от аккуратного шоссе, которое соединяет Сайко и Сёдзико, два из славящихся своей красотой пяти озер в окрестностях Фудзи. Углубившись метров на десять — двадцать, видишь еще и укрытые под навесом стопки брошюр, адресованные самоубийцам. В них объясняется моральная неприемлемость задуманного, в неприятных деталях расписываются стадии разложения трупа, растаскивания его птицами и дикими зверями. Но все эти увещевания и предупреждения не останавливают десятки и сотни людей, отправляющихся в последнее путешествие к северным склонам горы Фудзи. Ежегодное прочесывание возвращает останки 30–40 человек, но никто не берется хотя бы приблизительно оценить общее число отвергших жизнь в «лесу смерти».

Мрачные легенды издавна окружали Аокигахара. Широко распространено, например, предание о живущем в глубине мрачного леса драконе. Но общенациональную известность «леса смерти» Аокигахара приобрел совсем недавно, в начале 70-х годов. Знаменитый мастер приключенческих и детективных историй Сэйтё Мацумото написал роман, героиня которого кончает с собой в «лесном море зеленых деревьев». А вскоре после премьеры телепостановки по мотивам романа в Аокигахара стали находить все больше и больше останков самоубийц. Роман и телепостановка, конечно, сыграли свою роль в привлечении внимания отчаявшихся к «лесу смерти», расположенному в удобной близости от гигантского города и по соседству с легендарной Фудзи-сан. Но основная причина вовсе не в этом.

Именно на начало 70-х годов пришелся рост кривой самоубийств, гораздо более крутой, чем склоны священной горы. Поначалу рост этот объясняли последствиями захлестнувшей страну волны банкротств, вызванных резким увеличением цен на нефть, так называемым «нефтяным шоком». Но вскоре экономическая жизнь снова вошла в норму, но число самоубийств продолжало стремительно расти, достигнув рекордного за послевоенное время уровня в 25 524 человека в 1986 г.

Среди причин, выделенных в ежегодно публикуемых анализах полицейского ведомства, можно найти типичные для многих стран: страх неизлечимой болезни и старческой дряхлости, несчастная любовь, психические расстройства, алкоголизм, банкротства. Однако самое большое беспокойство полицейских и психиатров вызывает характерное для сегодняшней Японии катастрофическое увеличение числа самоубийств среди мужчин среднего возраста, глав семей, опоры социальной и экономической структуры страны. По словам Кадзуя Йосимацу, исследователя из Токийского городского института психиатрии, в Японии по традиции наибольшее число самоубийств приходилось на людей преклонного возраста, затем следовали юноши и девушки, а люди среднего возраста (30–60 лет) жили в «мирной долине», весьма не часто решались оборвать нить жизни своими руками. Примерно 10 лет назад в этой «долине» стали происходить страшные изменения. Сначала резко выросло число самоубийств среди тех, кому под сорок, затем вперед вырвались сорокалетние, пятидесятилетние… Сейчас печальное первенство прочно удерживают мужчины возраста «50 плюс-минус пять», получившие прозвище «поколение самоубийц». Это именно то поколение, которое внесло наибольший вклад в послевоенное «экономическое чудо». И именно оно надорвалось, надломилось под тяжестью взваленной на его плечи ответственности, непомерных физических и психических нагрузок.

«Типичный глава семьи», смоделированный авторами правительственной «Белой книги о жизни нации» за 1984 г.,- это мужчина 48–55 лет. У него жена и двое детей, у него доходы меньше, чем расходы, основные статьи которых связаны с оплатой образования детей и выплатой долгов за купленное в рассрочку жилье. У него практически нет отпуска или времени для отдыха после работы, у него масса обязанностей и забот на рабочем месте, где молодые подчиненные посмеиваются над его самоотверженной преданностью фирме. У него начинает сдавать здоровье, он страдает от «техностресса», вызванного неспособностью совладать с роботами, микроэлектроникой и иными достижениями научно-технической революции.

Тревогу бьют авторы бесчисленных правительственных и частных, японских и международных обследований. Японская нация, достигшая небывалого в своей истории благополучия, бьет все рекорды не только по числу самоубийств и психических расстройств. Японцы пессимистичнее народов других промышленно развитых капиталистических стран смотрят на будущее: 64 % опрошенных американской службой Гэллапа заявили, что со страхом ждут наступления XXI в. На просьбу одним словом выразить свои мысли о будущем японцы чаще всего отвечали: «компьютеризация», «беспокойство», «старость», «нестабильность», «дегуманизация», «война».

Нет, не только талантливое перо Сэйтё Мацумото повинно в популярности «леса смерти» у подножия Фудзи-сан.

«Глубинка» в трех часах езды от столицы

Невидимая граница пролегает по вершине Фудзиямы. Она делит самую высокую и знаменитую гору Японии на две неравные части, принадлежащие к префектурам Яманаси и Сидзуока. Если для спуска выбрать тропы северного склона, то перед глазами будут маячить пять озер у подножия Фудзи, «лесное море Аокигахара», отроги Южных Альп и других гор, которыми так богата Яманаси. Чем еще богата Яманаси? Чистым воздухом и вкусной водой, персиками и виноградом, преданиями о грозных и благородных воинах, полузабытыми в соседних процветающих районах «большого Токио» народными промыслами, традиционными праздниками. Увы, в современной Японии все эти богатства ценятся не так уж высоко. И Яманаси надежно закрепилась в перечне префектур с самыми низкими доходами на душу населения, с наименее развитой промышленностью и переживающим наибольшие трудности сельским хозяйством.

Давно уже подмечено, что, чем безрадостнее сегодняшняя жизнь и чем неопределеннее день завтрашний, тем чаще и громче люди вспоминают о минувших временах процветания и славы. В Яманаси трудно провести час-другой, чтобы местные жители не упомянули имя Сингэна Такэды, как звали правившего здешними землями военачальника, который прославился победоносными набегами на соседей в XVI в., период смут и гражданских войн. «Там стоял замок Такэда», «здесь Такэда залечивал раны», «по этой дороге шли полки Такэда»… Сам же Сингэн Такэда, вернее его бронзовая статуя, довольно подозрительно взирает из-под рогатого шлема на выходящих из вокзала города Кофу приезжих, неодобрительно поглядывает на земляков, уронивших честь горного края.

Но разве они виноваты, что волны индустриализации разбиваются о труднодоступные и малонаселенные горы, что «большой бизнес» предпочитает обжитые, удобно расположенные на побережье «муравейники» — Токио, Осака, Нагоя? Сегодняшние жители Яманаси, древнего удела Коею, вовсе не утратили смелости, изобретательности и расторопности, качеств, отличавших войска полководца Такэда на полях сражений. Просто им приходится применять их в повседневных и малоэффектных «битвах» на своих неплодородных полях и в полутемных кустарных мастерских. В «битвах» против непобедимых врагов — неравномерности развития разных районов Японии, низких цен на свою несовременную продукцию, оттока молодежи в большие города.

Вспоминаю, например, встречу с крестьянином по имени Кою Тэдзука. Он избрал оружием для борьбы за существование самую обычную хурму, оранжевые плоды которой осенью украшают сады и улицы Японии. В старину сладкие плоды собирали и сушили впрок практически чуть ли не в каждой семье. Сушеная хурма стала непременным лакомством новогоднего стола. В нынешней же Японии оранжевые «ожерелья» нанизанной на веревки сушащейся хурмы можно увидеть только в деревнях, в глубинке. Мыслимо ли вырастить сад хурмы в городе, где каждый клочок земли стоит миллионы иен? Да и найдется ли у горожан время аккуратно очистить плоды от шкурки, развесить оранжевые гирлянды на соломенных веревках, следить за равномерностью сушки на солнце?

У Кою Тэдзука есть и земля, и время. Целый гектар непригодной для выращивания риса земли засажен хурмой. Чтобы ускорить процесс сушки, обычно продолжающийся до самого Нового года, хитроумный крестьянин применяет метод, который изобрел еще его дед. Плоды укладываются в деревянные короба и сушатся на сильном тепле от керосиновых горелок. Мало того, что благодаря экономии времени Тэдзука-сан успевает еще до Нового года красиво упаковать свой товар в подарочные коробки и отправить его постоянным покупателям в большие города. В отличие от иных своих соседей, он не балансирует на грани разорения и переселения в город, содержит в порядке доставшийся по наследству крытый старинной черепицей двухэтажный дом, вместе со своей румяной и веселой женой растит сыновей.

Нелегкую борьбу за выживание ведут мастера традиционных для Яманаси промыслов — изготовления каменных тушечниц и специальной бумаги для каллиграфии. На плоский камень с небольшим углублением наливают несколько капель воды и начинают растирать палочку твердой туши. Еще воды, еще усердия — и кисть мастера готова вобрать черную жидкость, чтобы превратить ее в прекрасные иероглифы на особой, быстро впитывающей влагу бумаге…

«Нет, несмотря ни на какие компьютеры, японцы пока не отдаляются от традиции каллиграфического письма иероглифов, для которого необходимы пришедшие более тысячи лет назад из Китая «четыре сокровища кабинета ученого»: тушечница, тушь, кисть и бумага. Но они все реже находят время для ритуала подготовки к письму, настраивающего на торжественный, возвышенный лад, — сетовал Хидэхико Мотидзуки, управляющий мастерской по изготовлению тушечниц в городке Кадзикадзава. — Куда как просто купить в «супермаркете» пластмассовую флягу готовой к употреблению туши, налить ее в первую попавшуюся плошку и начать выводить иероглифы. Но при этом теряется концентрация всех духовных сил на это священнодействие, доставшееся нам от далеких предков». Думается, что Мотидзуки-сан тревожится не столько из-за отхода от довольно длительного ритуала растирания туши, сколько из-за падения спроса на необходимые для этого тушечницы. Усевшись на дощатом полу превращенной в мастерскую большой комнаты двухэтажного крестьянского дома, их режут из особого камня четыре резчика. С первого взгляда на этих угрюмо-молчаливых людей чувствуешь что-то странное, необычное. «У наших резчиков проблемы со здоровьем: у кого расстроена психика, у кого отсутствует дар речи или слух, — подтверждает управляющий. — Работа здесь грязная и вредная, нет никакой техники безопасности, приходится дышать каменной пылью из-под резца. Да и заработки не те, что могут привлечь «нормальных» людей, особенно молодежь. Боюсь, что через 15–20 лет искусство изготовления каменных тушечниц в нашей префектуре будет утрачено».

Беру в руки отполированные кусочки камня из предгорьев Фудзи-сан, узнаю названия каждого типа тушечниц: «луна в облаках», «морда обезьяны», «круглый пруд туши», «болото диких гусей», и становится грустно при мысли о возможности исчезновения всей этой красоты, воплотившей многовековое почтение к грамотности, учености, ценившемуся наравне, а то и выше живописи, искусству каллиграфии.

Если красивые иероглифы можно худо-бедно вывести и покупной тушью, то без специальной бумаги «васи» не может обойтись ни один каллиграф. В этом абсолютно уверены в деревне Насидзима, что лежит еще десятью километрами вниз по течению речки Фудзи, тезки и соседки знаменитой горы. Камыш и кустарники, растущие по берегам неширокой речки, вот уже более четырех веков служат сырьем для производства особой бумаги, необходимой для письма кисточкой. Способ изготовления бумаги «васи» мало чем изменился со времен принесшего его в здешние края в 1559 г. ремесленника по имени Сэйбэй Мотидзуки, который объявлен «богом бумаги» и в чью честь построен небольшой горный храм.

Измельченные камыш и кору вываривают добела в чанах, добавляют клей. Затем в это варево погружают раму с натянутыми, тончайше расщепленными полосками бамбука. Мастера точно рассчитанными, экономными движениями откидывают один слой бумажной массы за другим. Потом кипу листов отжимают и сушат неделю на солнце, снова замачивают в воде и окончательно высушивают лист за листом на нагретых стальных плитах, нарезают по нужному размеру. Правда, и в эту простую, хотя только на словах, технологию вторгается XX в.: вместо натурального клея стали добавлять синтетический, да и вместо ставшего дефицитным камыша все чаще добавляют макулатуру из бумаги «васи». «Все эти новшества объясняются не только оскудением запасов традиционного сырья по берегам речки Фудзи, но и стремлением удешевить бумагу, получить преимущества в конкуренции с производителями «васи» в других местах Ямана-си, других префектурах, — пояснял Коки Мотидзуки, глава двенадцатого поколения мастеров бумагоделания. — Главное — устоять, продолжить фамильную традицию…»

Уроком искусства выживания в сложнейших условиях стала и встреча с главой администрации района Симобэ, одного из 64 районов Яманаси. Мэр Йосимаса Кобаяси для начала развернул график изменений в числе жителей нескольких деревень и городков своего района площадью 130 км². Линия походила на траекторию идущего на вынужденную посадку самолета: за три десятилетия с 1955 г. численность населения сократилась с 13,5 до 7,5 тыс. человек.

«В последнее время, — рассказывал он, — мы ежегодно теряли примерно 10 % жителей, и только в нынешнем году этот процесс замедлился до 4 %. Главная причина? Сбором грибов, выжиганием древесного угля, разведением шелковичных червей и другими традиционными промыслами теперь не прокормишься. Современных же предприятий у нас нет, вот молодежь и уезжает учиться и работать в Кофу, Нагоя, Токио. Остаются только старики: уже сейчас средний возраст в наших краях достиг 50 лет и продолжает быстро расти. Но погодите зачислять Симобэ-тё в разряд вымирающих районов! Мы еще поборемся!» Тут 60-летний, но все еще очень бодрый мэр вывалил на стол груду отлично отпечатанных рекламных проспектов и брошюр: «Мы вовсе не завидуем преуспевающим жителям больших городов. Пусть у них есть то, чего нет у нас. Но у нас зато в избытке то, что им снится только во сне. Вдохните наш горный воздух: столичные жители готовы ради него 3–4 часа ехать в машине или электричке. А вода горных рек и озер? Разлитая в бутылки и канистры, она бойко продается в токийских и нагойских «супермаркетах», многие знаменитости вообще пьют только нашу воду, которая занимает самые высокие места в ежегодно издаваемом списке источников чистой и вкусной воды Японии.

Благодаря воде мы получаем и иные доходы. Любители рыбалки из Токио приезжают ловить очень вкусную рыбу «ямамэ», которую мы специально разводим в горных речках. К услугам туристов и целебные источники, вылечивающие от ревматизма и прочих хворей. Рядом с курортным поселком Симобэ есть небольшой горный храм, куда относят костыли, ставшие ненужными после лечения целебными водами. Чудодейственность наших горячих источников открыл сам полководец Такэда, лечившийся в них от ран. Ради привлечения туристов мэрия потратила немало средств на строительство летних домиков-бунгало, теннисных кортов и площадок для игры в крикет, популярной среди пожилых гостей.

А на верующих буддистов и просто любителей искусства рассчитан строящийся музей бродячего монаха-скульптора Мокудзики, уроженца наших мест. Живший около двух веков назад Мокудзики прославился своими деревянными статуями Будды. Путешествуя по всей Японии, он останавливался в храмах, монастырях и домах верующих и за одну ночь вырезал по статуе. Почти всегда на лицах созданных Мокудзики статуй видна улыбка, их так и прозвали: «улыбающиеся Будды Мокудзики». До наших дней сохранилось довольно много «улыбающихся Будд», сохранился и дом Мокудзики в его родной деревне. Вот мы и решили создать «парк истории», в который будут входить также музей кимоно, остатки золотых шахт, старинные дома. Ну, а если вернуться из старины в наши дни, то еще одной достопримечательностью здешних мест стала построенная мэрией смотровая площадка на берегу озера Мотосуко, одного из пяти озер Фудзиямы. Причина? Именно с нее открывается знаменитый вид на Фудзи-сан и ее зеркальное отражение на водной глади, который напечатан на новых банкнотах в 5 тыс. иен. Некоторые надеются, что фотографирование на фоне Фудзи-сан с такой банкнотой в руках принесет богатство».

Энергичные усилия для привлечения туристов, развития курортов и традиционных промыслов начинают давать отдачу. Растут налоговые поступления в казну района. Но все равно Симобэ, как и подавляющее большинство (60 из 64) других районов префектуры Яманаси, за счет собранных налогов только на 20–30 % покрывает свои расходы. Остальные средства поступают из правительственных программ помощи малонаселенным, «вымирающим» районам. Средств этих явно недостаточно. Об этом говорил мэр района Симобэ, это было видно из состояния дорог, общественных зданий и школ.

…Пустынный двор залит особенно приятным в декабре солнечным светом и теплом, но внутри двухэтажного деревянного здания начальной школы «Михо» очень прохладно, несмотря на установленные в каждом классе керосиновые печки. Если пройти по скрипучим половицам коридора и заглянуть в просторные классные комнаты, то перед глазами предстанет непривычная жителю Токио картина: вместо переполненных классов по 40–50 человек перед учителем сидят то один, то два ученика. Правда, в одной комнате «многолюдно»: на урок каллиграфии собрались сразу четверо румяных и щекастых третьеклассников и четвероклассников. Звонок на перемену, и в школьную столовую собираются все 12 обитателей «Михо», 7 учеников и 5 учителей.

«Когда-то, лет пятьдесят назад, в «Михо» насчитывалось больше ста учеников, а в будущем году школа впервые останется без первоклассников и во всех остальных пяти классах будет всего 6 человек. Придется выдернуть еще один гвоздик, — директор школы Акихико Тандзава показал вбитые в стенку около двери 7 гвоздей, на которых висели 7 форменных шапочек, 7 мешков с уличной обувью. — Конечно, у наших учеников есть кое-какие преимущества перед ребятами обычных школ: учителя уделяют каждому из них очень много внимания, учитывают способности и наклонности. Недаром при переходе в школу следующей ступени выпускники «Михо» всегда отличаются отличной успеваемостью. Важно и то, что в нашей школе все друзья, нет ничего даже отдаленно похожего на ту волну драк и хулиганства, которая захлестывает сейчас городские школы. Мы с удивлением смотрим по телевизору сообщения то об избиениях старшеклассниками малышей, то об издевательствах над ребятишками с «нетипичной» внешностью, с особенностями речи или поведения. Вот на днях показали целую банду из девочек лет 12–14, выбравших мишенью одноклассницу, родители которой просто переехали из другого города. Необычного выговора уроженки севера острова Хонсю хватило, чтобы подвергать ее ежедневным щипкам, толчкам и прочим унижениям. Достается и учителям городских школ…

Но есть и минусы. Иногда дети становятся очень зависимыми от учителей, теряют чувство независимости. В классе с одним-двумя учениками трудно приобрести столь важные для «взрослой» жизни навыки поведения в группе. Мы, учителя, пытаемся возместить нехватку общения с одноклассниками, вместе с родителями организуем общешкольные мероприятия, концерты, походы в горы за лекарственными травами, спортивные соревнования, поездки в окрестные города. Все это смягчает остроту проблемы, но не решает ее. Думаю, что школа «Михо» доживает свои последние годы. И дело не в том, что здание очень ветхое и может рухнуть от землетрясений, которые нередки в здешних местах. Само собой разумеется, что будущее школы связано с состоянием дел местных жителей. А оно-то оставляет желать лучшего. Средний доход крестьянской семьи таков, что на него практически невозможно прожить. Молодые семьи одна за другой перебираются в города, а старикам школа ни к чему».

Судьба школы «Михо» типична не только для Яманаси, но и многих других сельских районов страны, с каждым годом теряющих жителей, теряющих надежду…

Фудзияма в осаде

У японских военных священная гора Фудзи в большом почете. Отлично понимая ее значение как символа Страны восходящего солнца, они очень часто изображают себя защитниками Фудзи-сан, а следовательно, и всей Японии. Звено истребителей над кратером Фудзи. Кильватерный строй эсминцев на фоне как бы поднимающегося из-под воды снежного конуса. Высунувшийся из танковой башни солдат отдает честь восходящему над Фудзи солнцу… Такие рекламные плакаты можно видеть в витринах вербовочных пунктов, на досках объявлений, у ворот баз «сил самообороны», так называются вооруженные силы Японии. К сожалению, «силы самообороны» используют Фудзи-сан не только в рекламных целях.

…Боевые вертолеты вынырнули из-за холма совсем неожиданно. Дав залп ракетами, они продолжили атаку невидимой с построенной для зрителей трибуны цели снарядами скорострельных пушек. Грохот разрывов, поначалу оглушительный, вскоре утонул в гуле двигателей мощных транспортных вертолетов, которые доставили подвешенные на тросах джипы с безоткатными орудиями, а затем, приземлившись, выгрузили из чрева разведывательные бронеавтомобили и группы десантников. Чуть ли не плывя по жидкой осенней грязи, на поле боя появились колонны танков, бронетранспортеров, тягачей с тяжелыми орудиями. Вся эта грохочущая, изрыгающая огонь боевая техника усердно утюжила полигон, раскинувшийся на восточных предгорьях Фудзиямы.

На ежегодные показательные маневры курсантов расположенного неподалеку пехотного училища «Фудзи» пригласили не только иностранных корреспондентов и военных атташе, но и активистов «Ассоциаций поддержки сил самообороны», созданных в каждой префектуре Японии в помощь вербовщикам, которые испытывают растущие трудности с набором молодежи в добровольческие вооруженные силы. Любопытно глядеть, как перед началом маневров представители ассоциаций маршируют строем к выделенным для них трибунам, как реагируют на команды командира, несущего впереди знамя с названием префектуры. В ногу шагают разряженные в пух и прах пожилые матроны, не потерявшие еще выправки ветераны императорской армии, молодые парни в куртках и кепи защитного цвета. У каждого в руке по пластиковому белому флажку с красным кругом посредине. Размахивая ими, члены ассоциаций выражают свой восторг по поводу то одного, то другого номера программы. А когда на фоне горы Фудзи вспыхивают ослепительные разрывы финального «заградительного огня», флажки взлетают высоко над головами, задранными в единоголосом крике «Бандзай!», «Бандзай!», «Бандзай!».

Совершенно иную реакцию вызывают показательные и повседневные маневры, учения, стрельбы у жителей префектуры Сидзуока, на территории которой расположен полигон «Хигаси-Фудзи». У начала ведущей к полигону дороги стоял агитационный автобус местного отделения Всеяпонского совета мира. Из его репродукторов раздавались антивоенные лозунги, из которых запомнился один, повторявшийся чаще всего: «За мирную Фудзи-сан без баз и ядерного оружия!» На установленных рядом с автобусом плакатах висели фотографии лесных пожаров, которые периодически вызывают перелетевшие пределы полигона снаряды. Последний инцидент произошел незадолго до показательных маневров училища «Фудзи». Но причина протестов лежит глубже одного лишь беспокойства за сохранность столь драгоценных в окрестностях Токио лесов или недовольства неудобствами, которые причиняют маневры. Японцы становятся очевидцами наращивания мощи «сил самообороны», расширения сотрудничества с вооруженными силами США.

Численность вооруженных сил Японии составила 270 тыс. человек в 1988 г. По числу самолетов, кораблей и подводных лодок Япония вошла в пятерку ведущих держав мира. А уровень военных расходов (в долларовом исчислении 32,4 млрд долларов в 1987 г.) превышает военные статьи бюджетов Англии, Франции, ФРГ и выводит Японию на третье место среди капиталистических стран по этому показателю. Принципиально важно и то, что в 1987 г. правительство отменило введенный десятью годами раньше принцип ограничения военных расходов одним процентом от валового национального продукта. Таким образом, не только «спрямили» путь к

ускоренному наращиванию военных расходов, но и ликвидировали одно из немногих оставшихся с послевоенной поры табу на пути к превращению Японии в военную сверхдержаву со всеми «полагающимися» для этого атрибутами.

Говоря о военных программах, осуществляемых ныне в Японии, обязательно надо подчеркнуть, что японские вооруженные силы с каждым годом все больше связываются с американской военной машиной. Это достигается через совместные военные маневры, использование японцами американских вооружений и совместную разработку новых видов оружия, в том числе космического в рамках СОИ, применение тактических приемов и даже военных терминов из уставов «джи-ай». На одной из пресс-конференций командующий американскими войсками в Японии удовлетворенно говорил, что все офицеры японских ВВС и ВМС при взаимодействии со своими американскими коллегами способны обходиться без переводчика, не за горами достижение этой цели и сухопутными «силами самообороны».

Американские военные не хуже своих японских коллег разбираются в связанной с Фудзи-сан символике. Недаром в конце минувшей войны в Пентагоне обсуждалось предложение сбросить на нее атомную бомбу. Командующий американскими оккупационными войсками генерал Макартур выбрал для пышной церемонии своего прибытия в поверженную Японию аэродром Ацуги, лежащий у подножия Фудзиямы. Да и сейчас соседние с ней полигоны и базы избираются для демонстрации то новых видов оружия, то все более приближенных к реальным условиям учебных действий.

…Слегка задыхаясь от горного воздуха, машина взбиралась по одной из дорог, проложенных для автотуристов по склонам Фудзи-сан. Узкий и извилистый путь требовал концентрации внимания, мешал любоваться открывающимися видами. Тем неожиданнее и пугающе оказался вид группы обвешанных оружием солдат в касках, с вымазанными грязно-зеленой краской лицами, неожиданно появившихся на дороге. По высокому росту и форменным нашивкам «U.S. Army» над карманами зеленых курток стало ясно, что это американцы. «Проклятая гора! Нам еще полдня карабкаться на нее», — отметил чернокожий великан с базукой на плече. Опершись на капот, он закурил и явно намеревался продолжить беседу, но вышедший из леса командир с сержантскими нашивками на рукаве и планшетом в руках приказал всей группе двигаться дальше. Солдаты исчезли в зарослях по другую сторону дороги.

Вернувшись в Токио, я узнал из вечерних телепередач, что неожиданно стал свидетелем «исторического события» — первых учений в Японии «сил быстрого развертывания», переброшенных с Гавайских островов. Регулярно используемый американскими войсками полигон «Кита-Фудзи» — вовсе не единственный и далеко не самый опасный военный объект США вблизи известной всему миру горы Фудзияма. К востоку от нее, в радиусе 60–80 км, создана целая сеть крупнейших баз, служащих опорными пунктами ядерной стратегии США на Дальнем Востоке.

Йокосука — главная база 7-го флота США. У причалов маячат силуэты то несущих ядерные заряды подводных лодок, то приписанных сюда кораблей ударной авианосной группы и ее флагмана — авианосца «Мидуэй», часть самолетов палубной авиации которого предназначена для ядерных атак.

Кэмп Дзама. На этой базе находится штаб сухопутных войск США в Японии и центр военной спутниковой связи, предназначенный для использования в ходе ядерной войны.

Ацуги. Эта самая первая американская база в Японии тоже занимает свое место в ядерной стратегии. Ее летное поле, окруженное ныне домами густонаселенного токийского предместья, принимает не только транспортные самолеты и самолеты-заправщики стратегической авиации, но и боевые машины палубной авиации заходящих в Йокосука авианосцев, в том числе и ядерные штурмовики.

Йокота. За несколькими рядами колючей проволоки привольно раскинулся огромный комплекс военных сооружений. Здесь размещены штабы американских вооруженных сил в Японии, а также и 5-й воздушной армии, дислоцированной на аэродромах Японии и Южной Кореи. 23 тыс. солдат и офицеров заняты обслуживанием боевых, транспортных, разведывательных самолетов всевозможных типов и конструкций — от тактических истребителей до стратегических бомбардировщиков «В-52». Йокоту часто называют «воздушными воротами США на Тихом океане». Именно на ее аэродроме членам японских антивоенных организаций время от времени удается фотографировать выгружаемые из чрева транспортных самолетов характерные контейнеры с бомбами, торпедами, крылатыми ракетами, которые, по описаниям военных справочников, предназначены для нанесения ядерных ударов. В Йокоте расположен и один из разбросанных по всему свету центров стратегической связи, призванный обеспечить управление ядерной войной в глобальном масштабе. Из спрятанного глубоко под землю бетонного бункера поддерживается постоянный контакт с ведущими боевое патрулирование кораблями и самолетами с ядерным оружием на борту, со всеми базами США на территории Японии, Филиппин, Южной Кореи, стран тихоокеанского и индоокеанского бассейнов.

Полигоны, аэродромы, ядерные и «обычные» базы, на флагштоках которых развеваются то звездно-полосатые флаги, то белоснежные стяги с красным кругом посредине. Они взяли Фудзи-сан в осаду.

Несчастье «Счастливого дракона»

Белоснежный конус Фудзиямы отлично виден из рыбацкого города Яидзу, что лежит как раз на половине пути от Токио до Нагоя. С Фудзи-сан прощаются рыбаки уходящих на дальний промысел больших и малых кораблей. Фудзи-сан, символ любимой родины, еще издали приветствует возвращающихся с добычей пахарей моря. Только что закончившие разгрузку трюмов матросы рассказали мне, что с горой Фудзи связана такая примета: если в день выхода на промысел ее не застилают облака, значит, быть удаче, счастливому плаванию. Счастье, к которому стремятся все люди, особенно необходимо морякам, ежедневно рискующим жизнью в борьбе со стихией. Наверное, поэтому в названиях стоящих в порту Яидзу судов так часто повторяется иероглиф «фуку» — «счастье». Увы, этот красиво выписанный на борту иероглиф не принес счастья 23 рыбакам тунцелова «Фукурю-мару № 5», то есть «Счастливый дракон № 5». Начавшийся 22 января 1954 г. рейс закончился трагедией, которая известна всей Японии, всему миру. В память о ней 1 марта борцы за мир и ядерное разоружение отмечают «день Бикини».

«Рейс не задался с самого начала, за месяц плавания в трюме оказалось лишь полторы сотни тунцов. Поэтому капитан решил попытать счастья в районе Маршалловых островов, традиционного района промысла траулеров из Яидзу. В ночь на 1 марта мы оказались неподалеку от атолла Бикини. Никогда не забуду ту ночь… — Бывший мастер рыбного промысла с «Фукурю-мару» Йосио Мисаки заметно волнуется, его крупные, тяжелые руки то и дело стискивают друг друга, поддерживая низко склоненную голову. Короткие фразы следуют одна за другой столь же редко, как тунцы в сети «Счастливого дракона». — Ночь была темная, тихая, ясная. Все небо усеяли звезды. В 3 часа 50 минут по японскому времени, как раз перед восходом солнца в тех краях, я вышел на палубу с секстантом проверить положение судна по звездам. Вдруг небо на западе осветилось, и море засверкало ярче, чем днем. На горизонте поднимался многоцветный огненный шар. Сначала он был светло-желтый, потом желто-красный, а затем заполыхал красно-оранжевым огнем, постепенно принимая форму похожего на гриб облака. Вся команда выскочила на палубу и стала глядеть на ослепительный свет. Свечение продолжалось минут десять, а потом все вокруг снова погрузилось в темноту кромешную. Тут докатился оглушительный грохот, точно от снежной лавины. Поднялись волны, пошел дождь, начался сильный ветер.

А в семь утра на нас обрушился «пепел смерти». Так уже потом прозвали коралловый песок, в который американская водородная бомба превратила часть атолла Бикини. Но тогда мы просто чувствовали, как по лицу, по рукам нас бьют острые песчинки, покрывшие все судно толстым белым слоем. Песчаная буря в море — чем не чудо! Мы с удивлением разглядывали белый песок, а радист Айкити Кубояма сгреб немного песка в виниловый мешочек и положил себе под подушку. Зачем? Из любопытства, на память…

Уже вечером все почувствовали себя плохо: начались головные боли, слабость, тошнота, желудочные расстройства, воспалились глаза. Капитан повернул «Фукурю-мару» домой. 16 дней мы возвращались до Яидзу и все это время страдали от непривычных болезней, от беспокойства и страха. Мы ничего не знали о водородной бомбе и не понимали, что мучаемся от последствий радиоактивного заражения. Не понимали этого и доктора в госпитале, куда нас положили лечиться.

Правда всплыла на поверхность случайно: в Яидзу заехал корреспондент газеты «Иомиури», разбиравшийся в проблемах атомной энергии. Ему показали пришвартованный в порту и все еще осыпанный «пеплом смерти» тунцелов, привели в наш госпиталь… Ну, а что было дальше — и так известно. Вы лучше прочитайте вот эту брошюру, а то мне очень тяжело говорить…»

В скромной брошюре, изданной Обществом борьбы за мир имени «Фукурю-мару № 5», лаконично изложена история «Счастливого дракона» и его экипажа. 23 сентября 1954 г. от последствий испытания американской водородной бомбы скончался радист Айкити Кубояма. 10 мая 1955 г. после продолжавшегося больше года лечения из госпиталя были выписаны остальные члены экипажа. Но тень ядерной смерти все время витает рядом. В 1975 г. она выхватила другого рыбака со «Счастливого дракона», четырьмя годами спустя — еще одного. Моряки с «Фукурю-мару» живут в постоянном страхе за свою жизнь. Для всех них трагедия «Счастливого дракона» вовсе не закончилась.

Не закончилась она и для рыбаков сотен других японских кораблей, промышлявших в районе Маршалловых островов весной 1954 г., когда США проводили серию из шести испытаний водородных бомб. Как и экипаж «Фукурю-мару», они избегали запретную зону в районе атолла Бикини, в которой с 1945 г. испытывались атомные бомбы. Как и их получившие всемирную известность товарищи по несчастью, они попали в образованный взрывом водородной бомбы «круг смерти», в три раза превысивший объявленные границы запретной зоны. Отличие лишь в том, что эти рыбаки болели и умирали без огласки. Старшеклассники и учителя девяти школ с помощью местных врачей провели обследование трех из 270 экипажей рыболовецких судов префектуры Коти, которые попали в зону радиоактивного заражения вблизи Маршалловых островов. Рак, лейкемия, сердечные болезни стали причиной смерти 14 рыбаков, несколько человек тяжело болели. Всеяпонский совет за запрещение атомного и водородного оружия объявил о намерении провести начатое школьниками обследование в масштабах всей страны. В канун очередной годовщины ядерной бомбардировки Хиросимы в августе 1987 г. были объявлены итоги: свыше тысячи японских рыболовецких судов попало под радиоактивные осадки после испытания на Бикини. Из 187 человек, чью судьбу удалось проследить до наших дней, 40 погибли от лейкемии и других раковых заболеваний. Трагедия продолжается…

История со «Счастливым драконом» не закончилась и для ее виновников. Поначалу представители Пентагона возложили всю ответственность на самих рыбаков, обвинив их во вторжении в запретную зону. Потом, когда всю Японию захлестнула волна антиядерных выступлений, американское правительство принесло извинения и выплатило 2 млн долларов отступного. Компенсации были выданы также жителям Маршалловых островов и американским военнослужащим, пострадавшим от последствий взрывов. Но только недавно Пентагон рассекретил документы, рассказывающие правду о происшедшем. Оказалось, что был допущен целый ряд «ошибок». Помимо того что взрыв оказался вдвое мощнее запланированного- 17 мегатонн, — он был произведен в момент, когда ветры дули совсем не в ту сторону, где была определена запретная зона. Но ждать изменения ветра не стали: торопились дополнить уже тогда ломившиеся от атомных бомб арсеналы водородными бомбами, добиться преимущества над Советским Союзом и по этому показателю. Сколько же трагедий уже вызвала и может еще вызвать эта торопливость…

«Предотвратить повторение трагедии «Счастливого дракона», запретить ядерные испытания, ликвидировать ядерное оружие!» Эти слова скандировались на митинге в музее «Фукурю-мару № 5», построенном в 1976 г. на острове Юмэносима в Токийском заливе. Перед тем как выступить в традиционный марш мира из Токио в Яидзу, у поставленного на вечную стоянку «Счастливого дракона» собрались его участники. Монахи буддийского храма Мёходзи в желтых балахонах и белых шапках, с молитвенными гонгами, на которых написан призыв к миру. Не по сезону легко одетые студенты из организации «Совет за мир и разоружение», с прикрепленными на груди и спине плакатами: «Запретить СОИ!», «За успех советско-американских переговоров о разоружении!» Представители профсоюзов, разных организаций сторонников мира. Они по очереди подходили к дощатому белому корпусу с черными иероглифами «Фукурю-мару № 5» и очень кратко говорили о главном. О бесчеловечности ядерного оружия. О любви к жизни и страхе перед мировой термоядерной войной. О недопустимости милитаризации космоса. О реальности предложенного Москвой пути к избавлению человечества от ядерной угрозы к концу века, о необходимости немедленно начать двигаться по этому пути.

Митинг закончился, и под мерные удары гонгов процессия вышла в дальний путь. Через несколько дней паломники мира пришли в Яидзу и встретились на митинге с рыбаками со «Счастливого дракона». И тогда вновь прозвучали слова, сказанные мне на прощание Йосио Мисаки: «Только переживший последствия ядерного взрыва может понять боль, которая колет сердце при известии о каждом новом ядерном испытании. Ведь каждое из них приближает день войны. Самые добрые слова хочется сказать про план избавления человечества от угрозы ядерного самоуничтожения, предложенный Генеральным секретарем М. С. Горбачевым 15 января 1986 г. Все политические деятели обязаны ухватиться за этот шанс и спасти свои народы от повторения ужасов Хиросимы и Нагасаки, от повторения несчастья «Счастливого дракона».