Дыхание тьмы

МЕДБЛОК. НАСТЯ

Выхожу на улицу и некоторое время просто смотрю в небо. Сегодня его цвет кажется необыкновенно насыщенным, точно я гляжу в бескрайнее пространство океана, по которому медленно плывут барашки облаков. Солнце с презрительной медлительностью играет в прятки с голубой тенью луны, какого-то чёрта задержавшейся на небе в не полагающееся время.

Иногда на меня находит эдакое. Когда последний раз мы поехали рыбачить на речку, я принялся рассказывать Варенику про лес из облаков и зверушек, строящих избушку. Варвара долго и терпеливо слушала, хоть на её гладкой мордашке хорошо читалась откровенная скука. Потом любимая обняла меня и посоветовала излагать подобные мысли в словах. Может когда и пригодятся эти сказочки. Хотелось помянуть будущих детей, но не стал: Ватрушка избегает этой темы. Возможно — позже, когда всё устаканится.

— Здравия желаем, — целая толпа желтоклювых летёх шмыгает мимо с таким перепугом, словно я — щука, а они — заезжие караси.

Молодёжь, это — хорошо. Мы с Фёдором ходили на их занятия по основам кроссбоя и Молчанов с уважением констатировал: дескать в наше время всё было хуже. Много хуже. А этот блондин, вокруг которого Егоров нарезает круги, точно акула вокруг жертвы. Девяносто девять из ста, надо же!

Медблок находится немного в стороне, чтобы обычная суета не мешала машинам скорой. Кроме того, здесь же располагается и сектор экспериментальной медицины и какая-то супер сверх мегасекретная лаборатория спецсектора. Что там происходит, не знает никто.

У самой входной двери из полупрозрачного пластика ощущаю непривычную слабость в коленях. Можно сослаться на последствия от сурка, от которых пульсирую виски, но я то знаю: дело в другом. Если придётся встретиться с Настей, как вести этот чёртов разговор? Понятия не имею. Будем надеяться, что она окажется слишком занята для какого-то помятого капитана.

Вахтёр вносит мои данные в банк и интересуется причиной посещения блока. Здесь особых проблем нет: осмотр после операции — крайне важная штука, которую все игнорируют. Кроме того, нам полагается ещё и еженедельное посещение нашего врача и тут уж не отвертишься. Сутулого мужчину за терминалом, естественно, удивляет моя добросовестность. Впрочем, дело ограничивается шевелением вислыми усами и вертушка пускает меня внутрь.

Коридоры медблока пусты, светлы и стерильны, точно совсем недавно здесь проследовала бригада биологической очистки. Ну, из тех, что пускают следом за нами во время операций. Их дело выжечь всякую заразу, уцелевшую после истреблённого гнезда. Как-то Папа, в приступе патетической задумчивости, возвестил, что в каждой тряпке гнезда содержится полтора миллиона неизученных штаммов вирусов. Предполагаю, что количество он придумал сам, чтобы вынудить нас принимать те стопятьсот уколов и не посылать медиков в пешее сексуальное путешествие.

Наш терапевт находится на пятом этаже и сначала я хочу идти по лестнице, но пустота окружающего пространства и режущее глаза освещение давят на психику, поэтому вызываю лифт. Подъёмник не торопится, развлекая одинокого путешественника нейтральной холодной мелодией, вызывающей воспоминания о последнем отпуске и крохотном отеле на берегу океана. Ещё три недели и ждите нас белые пески и огромные волны.

Двери разъезжаются и я делаю было шаг направо, но тут же останавливаюсь, поворачивая голову. Ну, как тут не поверить, что мысли материальны? Настя, в ослепительно белом халате до колена, стоит у стены и рассматривает меня так, словно перед ней нечто невиданное. Лицо её почти не изменилось, разве немного прибавилось веснушек на щеках, а вот цвет волос сменился с русого на иссиня-чёрный. Теперь Настя носит короткое каре и оно ей удивительно идёт. На левой лодыжке замечаю рваный шрам давно зажившей раны, которого прежде не было. Впрочем, он нисколько не портит идеальной формы ног.

— Здравствуй, Леонид, — она отходит от стены и делает шаг в мою сторону, — Давно не виделись.

— Очень, — кривая ухмылка как-то сама по себе сводит губы, — Но в этом нет моей вины.

— Нет. Согласна, — Анастасия осматривает меня с ног до головы, — Моей — тоже. Есть такая вещь, как обстоятельства, которые сильнее любого из нас. Впрочем, думаю, если бы тебя так сильно интересовала причина нашего расставания, ты бы заявился много раньше. Каким ветром?

Мою версию прихода капитан Михальчук — начальник медблока выслушивает со здоровым скепсисом. Потом интересуется настоящей причиной. В этот момент ступор в голове проходит и я начинаю воспринимать собеседника той, кем она является, а не своей старой любовью, бросившей сопляка на пороге взрослой жизни. Передо мной — красивая женщина, офицер, медик, а ведь собственно за медицинскими услугами я сюда и пришёл.

— Ушиб на руке? — она ухмыляется, — Пошли, обслужу по старой памяти. А то я, со своими отчётами да администрированием скоро забуду, как выглядят живые пациенты.

Помещение, куда Настя меня приводит, больше напоминает лабораторию, чем обычный медицинский кабинет. Несколько лежаков под футуристического вида арками накрыты сверху прозрачными колпаками. Стол, с фиксаторами для конечностей и ещё какая-то, недоступная моему пониманию, хренотень. Над этим исследовательским раем нависает стеклянная кабинка, где сейчас скучают пустые кресла.

— Это — тебе, — Настя указывает на глубокое кресло, — Только сначала обнажи свою верхнюю часть.

— У меня, вообще-то, только рука пострадала, — уточняю я, но послушно расстёгиваю пуговицы кителя, — Или ты всерьёз восприняла слова про прохождение осмотра?

— Соскучилась по твоему телу, — в этот момент капитан Михальчук стоит спиной, перебирая какие-то ампулы в стенном шкафу, поэтому я не вижу выражения её лица, — Давай, давай, раздевайся.

Моё тело, как выясняется, её интересует не очень, а вот повреждённое предплечье Настя изучает весьма внимательно. Потом зачем-то принимается поднимать мои веки и рассматривать глаза. Заглядывает в уши и светит в открытый рот. Чувствую себя, словно пришёл на приём к стоматологу.

— Ты чего? — спрашиваю, когда мне разрешают свести зубья, — Рука, вот она.

— Рука — чепуха, — она отмахивается, — нужно будет пропустить всех ваших. Лёня, ты умудрился подхватить грипп А-19. Эту дрянь мы находим во всех новых гнездовьях. Может оказаться скверной штуковиной, если запустить. Диарея и воспаление лёгких в одном флаконе.

— Ни кашлянуть, ни пукнуть, — констатирую я, — На кой тогда чёрт твои коновалы пичкают нас всякой дрянью, от которой откат хуже, чем после похмелья?

— Штамм мутирует. — Анастасия принимается пить кровь из меня, причём натурально: при помощи иголочек, трубочек и прочей алхимии, — Предполагается, что гнёзда пытаются так себя обезопасить. В перспективе, кто-то из ваших может подхватить и смертельный вирус. Я давно предлагала использовать защитные шлемы с замкнутой циркуляцией.

— В аквалангах нас пускайте, — поддакиваю я, — Мало того, что прёшь на себе целый склад, так ещё и стрелять приходится. А эти говнюки тоже меняются и совсем не в лучшую сторону.

— Меняются. Да, — Настя прекращает звенеть своими пробирками и поворачивается ко мне. Только сейчас я замечаю сетку морщин у уголков её глаз и начинающую проявляться складку у переносицы. Это её не портит, ничуть, но видно, что Михальчук, Михалыч, как я её называл, прошла через многое, — Все меняются.

Она вновь принимается за работу. Я сижу и думаю: вот мы, некогда очень близкие люди, встретились после многолетней разлуки и ни словом не помянули прошлое. Неужели всё настолько поросло быльём, что и следа не осталось? Только не у меня.

Я помню ту нашу последнюю весну, ещё не ставшую последней. Мы просто гуляли по старому городу и Настя рассказывала про свою поездку в Крым. В Судаке проходил слёт юных натуралистов, как девушка величала коллег биологов и ей вручили почётный знак за экспериментальное исследование мутаций высших позвоночных. Чёрт, я даже это запомнил!

Ветер нёс ароматы весеннего цвета, солнце палило так, словно спутало сезоны, а я пытался соорудить венок из жёлтых одуванчиков. Проклятые стебли рвались в неумелых пальцах и корявый убор получился лишь с третьей попытки. Но даже эта косая штуковина удивительно хорошо смотрелась в русых волосах, которые под лучами светила горели, подобно золоту.

Мы остановились на крошечном мосту, переброшенному через местный ручей, гордо именующийся рекой. Настя оперлась о ржавые перилла и я даже испугался: как бы дряхлая ограда не устроила какой подлости. Впрочем, я был готов нырнуть даже на дно Марианской впадины, если потребуется.

— Иди сюда, — сказала Настя и когда я приблизился, крепко прижала к себе. Потом очень умело поцеловала, заставив вздыбиться волосы на затылке. Пальцы девушки так вцепились в плечо, что стало больно.

— Ай, — говорю я, — Предупреждать надо!

— Откуда мне знать, что тебе вздумалось подремать? — она выдёргивает шприц, — Ну что, капитан Громов, можете одеваться и отправляться к супруге. Думаю, она уже заждалась муженька и готова встретить…Ну, уж не знаю, чем тебя там твоя Варвара встречает.

Смотрим друг другу в глаза. Её так и остались двумя бездонными голубыми озёрами, полными неоткрытых тайн. Однако, то ли я стал наблюдательнее, то ли чувство вины всё же сумело прорваться из глубин души, но я его замечаю. Ну что же, это несколько успокаивает моё самолюбие.

— Знаешь, значит? — я поднимаюсь и начинаю надевать одежду.

— Положено, по должности, — Настя прекращает игру в гляделки и принимается складывать пробирки в небольшой чёрный кейс, — Читаю личные дела. Самые интересные изучаю подробно. Надо же знать, какова обстановка в семье, нет ли разногласий, способных повлиять на боеготовность оперативника.

— Понятно, — фуражка занимает своё место на голове, — Выходит, исключительно профессиональный интерес. А можно вопрос, из области личного интереса? — уже взявшись за крышку кейса Настя внезапно замирает, — Капитан Михальчук замужем?

— Тебе то зачем? — она захлопывает чемоданчик, как мне кажется, с излишней нервозностью, — Насколько мне известно, капитан Громов полностью счастлив в семейной жизни, морально устойчив и вообще — истинный ариец.

— Просто интересно, — угу, а почему сердце так колотит? — Не хочешь — не отвечай.

Кейс пищит, закрываясь, а Настя поворачивается ко мне. Морщинки вокруг глаз сейчас выделяются гораздо отчётливее, как и складка над носом. В этот момент Анастасия выглядит лет на десять старше, а оба её озера точно подёрнуты ледком.

— Нет, — чеканит она, — Капитан Михальчук не замужем и никогда не была. Доволен? Не желаешь спросить ещё о чём-нибудь? Сразу говорю: ничего интересного в моей жизни не происходило. Ну, разве тебя вдруг начали интересовать проблемы биологии и медицины.

— Нет, — меня точно ледяной водой окатили, — Не начали. Прости, пожалуйста, я не хотел.

— Ладно, — она машет рукой, — Пустое…

Настя похлопывает ладонью по боку кейса и кажется, над чем-то напряжённо размышляет. Даже собирается что-то сказать, но в последний миг по её лицу проходит непонятная гримаса и полные губы произносят нечто иное. По крайней мере, мне так кажется.

— Тебе придётся походить сюда пару недель, — Анастасия трёт лоб указательным пальцем, — Понаблюдаю за развитием твоего гриппа. Комнату запомнил? Молодец. Каждый день, ровно в пятнадцать ноль ноль. Варе своей не говори, к кому ходишь.

— Это ещё почему? — я удивляюсь, — Она про тебя знает всё. Да и вообще, девка весьма разумная, не то, что другие.

— Дурак ты, Лёня. — с лёгкой печалью усмехается собеседница, — Какая ы умная-разумная не была, а всё одно, черти что может подумать. Побереги нервы и себе и ей.

Мы выходим в коридор и Настя запирает дверь ключ-картой. Только сейчас я замечаю, что со стены недавно сняли какую-то прямоугольную табличку, оставив светлое место. Оглядываюсь. Да, комнат на этаже немного, но рядом с каждой висит что-то, типа: «Лаборатория ускорения рефлексов». Так, кстати, я был, на испытаниях третьей версии сурка.

— И что это за безымянная берлога? — интересуюсь я и Настя задумчиво разглядывает пятно на стене, — Тайное убежище капитана Михальчук?

— Угу, — она криво усмехается, — тут сейчас идёт передел собственности и некоторые таблички успели смениться раза четыре. Спецсектор считает, что двух этажей недостаточно для углублённых исследований и просит ещё один.

— Жабы, они — жадные, — по лицу Насти идёт гримаса, точно кличка безопасников её как-то задела, — прости, если что не так.

— Ничего, — она провожает меня до лифта, — Удачи тебе, Леонид.

Мне кажется, что перед тем, как я шагаю в открывшиеся двери, Анастасия слегка покачивается. Так, как если бы собиралась поцеловать меня в щёку, но в последний момент передумала. Не знаю, хотел бы я этого поцелуя, спустя столько то лет. Скорее всего — нет.

А может и да.